Соловушка в ужасе смотрел на то, как ягги в очередной раз разогревают свой страшный котел. Что они за зелье такое использовали, что все видишь и понимаешь, а пошевелить можешь только головой? Шевелить-то шевелишь, а вот голос тоже пропал…

Соловушка еще в детстве овладел умением шевелить ушами, но тут это помогало мало – ушами не освободишься. Одна из ягг бросила в котел какой-то гриб и довольно заурчала. Щелка, через которую можно было видеть печной угол избы, располагалась как раз напротив его лица. Можно было, конечно, не смотреть на приготовления, только страх от этого никуда не уходил, наоборот, становилось еще страшнее от неизвестности. Да и куда еще смотреть: в пыльном чулане было еще страшней. Рядом висели еще двое бедолаг – видно, настолько же невезучих, как и сам Соловей. А в углу… нет, в угол лучше совсем не смотреть. Эх, Скворец, друг ты верный, ну почему угораздило тебя родиться таким здоровым? Соловей усиленно гнал от себя воспоминания, как ягги тогда – точно так же, как сейчас, – нагревали котел да плотоядно смотрели на Скворца…

«Не думай об этом, не думай», – твердил он сам себе, но в голове вопреки любому желанию мелькали образы: вот Скворцу отрезают ногу грубым мясницким ножом, вот режут ее на кусочки и кидают в свой проклятый суп. И уже позднее: вот по щекам старого друга катятся огромные слезы, уже не осталось ни рук, ни ног, уже от бока отрезают пласты мяса – и ни утешить друга, ни проклятия крикнуть мучителям… только глазами вращаешь дико да ушами можно пошевелить, язык же как мертвый…

Вчера доели очередного пленника, – значит, сегодня нового начнут. Их тут трое осталось, все худые да мелкие, поди угадай, кого выберут эти ягги. Как они вообще сюда забрались? Ягги жили далеко отсюда, на севере, и в русские земли совались крайне редко: богатыри их распознавали сразу и изничтожали без всякой пощады. А эти, видно, особенно осторожные да хитрые. Соловей молился всем богам, которых знал, чтобы в этих краях появился какой-нибудь богатырь – любой сгодится, даже самый слабый. Однако богатырь не появлялся. Да и зачем богатырю соваться в такую глухомань, чего он тут забыл? Нет, надежда на богатыря – она напрасная. Съедят его тут, как и Скворца, друга старого…

Ягга все так же колдовала над котлом, сыпала в него какие-то травки, пробовала на вкус. «Если травки уже в ход пошли, – значит, скоро и за мясцом пойдет, – обреченно отметил Соловей. – Без мяса у них не обходится…»

Стук в дверь раздался совершенно неожиданно. Ягга вздрогнула, а Соловей весь напрягся. Сколько он уже тут в чулане висит, а в дверь удаленной от людных мест лесной избушки еще ни разу никто не стучал… Стук повторился снова, уже настойчивей, раздался мужской окрик:

– Эй, хозяева, есть кто живой?

– Иду-иду, милок, – прошамкала старушечьим голосом ягга и, обернувшись старенькой бабкой, засеменила открывать дверь. На пороге стоял рослый воин в кольчуге и стальном шлеме, на боку красовался меч. «Неужели богатырь?» – мелькнула у Соловушки надежда, но тут же погасла.

– Здравствуй, бабушка, – поздоровался воин, внимательно оглядывая избушку.

– И тебе не болеть, милай, – забормотала ягга, – мне уж недолго осталось, старенькой.

– А что это ты тут одна, в уединении таком живешь, – поинтересовался воин, с подозрением глядя на бабку, – от людей далеко?

– Да уж доживаю остаток дней, – сокрушалась бабка-ягга. – А ты сам-то, соколик, кем будешь?

– Стражником я буду, – воин внимательным взглядом шарил по избушке, – подозрительные места проверяю по указу княгини нашей Василисы.

– Да разве же я подозрительная? – всплеснула руками бабка. – Мирная старушка, мухи не обижу.

– На прошлой неделе трактир проверяли придорожный: мирная такая семья, бабушка и дочка с мужем, – поделился стражник, – а в подвале оказались пять человек зарыты – грабили хозяева одиноких путников и убивали. Так что с доверием у меня плохо, я уж сам все посмотрю лучше.

– Ужасы какие ты рассказываешь, милай! – Ягга даже отступила назад.

– Ну ты-то – старушка мирная, чего тебе бояться? – примирительно ответил стражник. – Ты тут одна живешь?

– Одна, – быстро ответила старушка, – с котиком.

– С котиком – это хорошо, – благодушно кивнул стражник, – а домик кто построил?

– Домик-то… – замялась ягга, но быстро нашлась: – А домик сынок мой построил, еще пока жив был.

– Ай, беда, – смутился стражник и тут же участливо спросил: – И давно беда случилась, давно одна живешь, бабуль?

– Да что же это я тебя и не угостила ничем? – воскликнула бабка и, засуетившись, направилась к печке.

«Только не ешь ничего!» – взмолился Соловей. Уж на что он сам, при его роде занятий, стражу не любил, а этот стражник ему нравился так, что словами описать было нельзя.

– Да я не голоден, бабуль, – ласково улыбнулся стражник. – Я спрашиваю, давно ли ты одна живешь?

– Ой, давно уже, – тяжко закрехала бабка, – давно, милай. Нет мне подмоги на всем белом свете, одна я осталась.

– Избушку построил твой сын; сын умер уже давно, – начал перечислять стражник, – а я тут осенью проходил – не было избушки никакой.

Глаза у бабки забегали. Стражник смотрел на нее ласково, но за этой ласковостью виделась угроза. Да и ладонь как бы невзначай легла на рукоять меча…

– Так запамятовала я, милок: старость, сам понимаешь, уж и не помню, что вчера было, а что давно…

– Понимаю, как не понимать, – участливо протянул стражник. – Ты в уголок пока сядь.

– Сейчас милок, сейчас. – Бабка суетилась, и ее рука будто бы случайно взялась за кочергу.

– В угол, я сказал! – рявкнул резко стражник, увидев этот якобы случайный жест. Все его показное благодушие резко слетело, не подчиниться этой команде было трудно.

– Ты что же, милок, на старую бабушку кричишь? – обиженно засопела ягга, но в угол все же села, оставив кочергу. – Ну забыла бабушка, старая ведь!

Стражник обстоятельно начал осматривать избушку. Вначале он заглянул в котел, поворошив тот половником, потом заглянул за печку. Двигался он медленно, но ни на секунду не ослаблял бдительности и ни разу не повернулся к бабке спиной.

«Давай же! – умолял его про себя Соловушка. – Тут дверь потайная, щель должен заметить». Он вращал ушами и дергал носом изо всех сил, стараясь создать хоть какой-то шум, который смог бы услышать воин. Соловушка видел в глазах ягги нарастающий испуг и упивался этим ее страхом. «Давай же, родной, услышь звуки, спаси нас, я сам в стражники пойду после этого, вот ей-богу, брошу все и буду людей беречь!» – взмолился мысленно Соловей. Воин начал простукивать пол сапогом, видно, искал подвал, но вдруг насторожился:

– А это что за шум?

– Шум? – всполошилась бабка. – Что за шум?

Воин двинулся к тайной двери чулана, Соловушка заныл в предвкушении.

Вдруг из-за печки вылез черный кот. Он отряхнулся и, потянувшись, уставился на стражника.

«Нет! – взмолился Соловей. – Нет, только не сейчас! Ну почему?!».

– Ах вот кто шумел! – ласково произнес стражник, с умилением глядя на кота. – Иди сюда, кот-котофей.

Он опустился на колено и начал гладить кота. С бабки он не спускал глаз, но на кота практически не смотрел.

– Люблю я кошек, – признался стражник, поглаживая кошачью спинку, – кошка – животное полезное.

– Более, чем ты думаешь! – оскалилась бабка хищно.

Реакция у стражника была отменная: он не стал задавать глупых вопросов, а попытался отпрыгнуть, но не успел буквально на мгновение. Ягг, обернувшись в свой облик, уже схватил его ногу, и стражник упал на пол. Свободной ногой он ударил нападавшего ягга прямо в морду, рука его пыталась вытащить меч, однако подскочившая ягга ударила его со всей силы кочергой по голове. Оглушенный стражник попытался закрыться и откатиться, но удары сыпались один за другим, и после десятка попавших по голове он затих.

Соловушка горько заплакал в своем чулане.

– Уходить надо отсюда, – прохрипел ягг, морда его была разбита ударом сапога, половина зубов выбита, глаз начал заплывать, – этого искать будут.

– На охоту больше не ходим, – согласилась ягга, – доедим этих и уйдем.

– Этого первым! – Чудовище злобно пнуло стражника ногой.