Хроники утопленника

...

Летним вечером группа молодых людей сидела на берегу реки вокруг костра.

Алкогольные пары приятно туманили головы и вскоре компания начала делиться на пары. Симпатичная блондинка и долговязый паренек, жадно целуясь и сбрасывая на ходу одежду, направились к реке. Войдя в теплую воду, парочка, пьяно хихикая, занялась любовью, вспугнув безмятежно мурлыкавших в прибрежной тине лягушек.

* * *

Леденящий душу женский крик взорвал тишину летней ночи.

* * *

В предрассветном тумане на берегу реки стояло несколько небольших групп людей. Их взгляды были устремлены на тело утопленника, вернее, на то, что от него осталось. Двое мужчин, следователей, курили, тихо переговариваясь:

– «Глухарь»! Повесят на нас!

– Не каркай!

– Сыро, блин. Когда подъедет хренов эксперт?

– А кто его знает! Надо будет поднимать архив пропавших, чтобы опознать тело.

– Да? А как «это» можно опознать?

Они одновременно швырнули окурки в мокрый песок и направились к свидетелям.

* * *

...

По телевизору передавали новогоднее поздравление Президента.

На довольно просторной кухне когда-то роскошной квартиры сидела женщина лет пятидесяти пяти. Она нервно затягивалась вставленной в мундштук сигаретой. Во всей ее фигуре, в посадке головы, даже в манере стряхивать пепел чувствовалась, «порода».

Это была вдова некогда влиятельного государственного чиновника «советской эпохи». Большая квартира в номенклатурном доме – все, что осталось от времен процветания и благополучия.

Скрипнула дверь, в кухню вошла младшая дочь хозяйки квартиры – девушка лет семнадцати по имени Саша.

Женщина резко обернулась, но, увидев дочь, несколько успокоилась и спросила:

– Как Мишечка?

– Хнычет, – грустно вздохнула Саша. – А как может быть иначе, если Наташка сама ночами не спит и плачет?

– Ничего! Теперь успокоится!

– Новогодняя ночь, а она снова куда-то звонила и плакала.

– Что решено – то должно быть сделано! Если я, мать, не только допускаю, но и радуюсь тому, что моя дочь бросает мужа, значит оно того стоит! Надо ликовать, что Наташа наконец освободится от такого «золота».

– Мама, зачем ты так говоришь? Он не плохой! Он удивительный человек!

– Как же! Удивительный! Как только деньги в руках, так сразу и удивляет!

– Это его деньги! Он чужих не брал…

– Нашла чем гордиться! Сейчас берут все и несут в дом. А когда он в последний раз что-то приносил? На месте Наташи я бы уж год назад его бросила!

– Тебе легко говорить!

– Нет, не легко! Мне, матери, видеть дочь несчастной и разведенной нелегко! Поверь, очень нелегко! Отца давно нет – я одна. Но я благодарна Богу, что она решилась. Наконец все будет кончено!

– И что же здесь хорошего?

– А то, что найдутся люди в тысячу раз лучше вашего Глебушки и будут счастливы жениться на Наташе.

– Ты о Сергее?!

– А почему бы и нет? Он любит ее уже десять лет, а она, я уверена, – любит его.

– Не так, как Глеба! Это дружба!

– Знаем мы эту дружбу. Если не будет препятствий…

– Ты судишь по себе!

– Не хами!

Раздался звонок в дверь.

Женщины вздрогнули и притихли.

Первой опомнилась Саша:

– Я открою.

В дверях стоял запыхавшийся Сергей. Обычно невозмутимый, как все дипломатические работники, сейчас он был сам не свой.

Хозяйка квартиры, увидев гостя, вся подобралась.

– Сергей, вы? С Новым годом!

– С Новым годом, Мария Николаевна! Наташа мне звонила… Такой странный звонок… Она здорова?

– Здорова. Ребенок немного приболел. Сашенька, позови Наташу.

Саша ушла.

Тягостно вздохнув, Мария Николаевна обратилась к Сергею:

– Да, тяжелое время… Вы ведь знаете?

– Знаю, я говорил с Наташей после его ухода… Неужели она решилась – так бесповоротно?

– Да, слава богу!

– Но резать по живому больно и тяжело!

– Разумеется тяжело, но их брак уже давно был надрезан. После всех его гадостей, после всех клятв, что это не повторится, он набрался наглости и произнес здесь обличительную речь – «его, – мол, – слушают и не слышат»! Он, видите ли, устал!

Мария Николаевна свирепо вдавила окурок в пепельницу.

– Сережа, вы нам близкий человек, от вас секретов нет: он столько раз порывался уйти – так пусть уходит! Мы на этом настоим!

– Да, но они так любили друг друга…

– Ее любовь подверглась испытаниям и вряд ли от нее что-либо осталось. Согласитесь: пьянство, обманы, неверность – разве можно любить такого мужа?

– Для любви все возможно…

В этот момент в кухню вошла Наташа. Ее глаза были красными и припухшими от слез.

– Вот, Наташенька, Сергей явился на твой зов, – лукаво улыбнулась Мария Николаевна.

– Меня немного задержали, – извиняющимся тоном пояснил Сергей. – С Новым годом!

Наташа набрала в легкие воздух и выпалила:

– Сергей! У меня к тебе большая просьба… Мне не к кому больше обратиться…

– Все, что смогу.

– Ты ведь уже обо всем знаешь? – Наташа красноречиво посмотрела на мать.

– Почти… – смущенно ответил Сергей и машинально поправил пепельницу так, чтобы она встала под правильным углом. Мария Николаевна поспешно вскочила:

– Я пойду к ребенку, – с этими словами она выскользнула за дверь.

Наташа проводила мать неприязненным взглядом и продолжила:

– Сережа, передай ему это письмо! – она вложила в руку Сергея маленький конверт. – Пожалуйста! Отдай письмо и скажи… Нет! Просто привези его домой, если сможешь!

– Хорошо. Но как же…

– Скажи, что я прошу его все забыть. Все забыть и вернуться! Я хочу, чтобы именно ты, его друг… Он ведь трус!

– Наташа, зачем ты…

– Я тебе сейчас все объясню: я ездила в офис узнать, где он. Мне сказали, по секрету конечно, что он поехал к своей балерине… Есть там одна девушка… Вот этого я и боюсь! Он ведь с детства мечтал… Знаю, что если его не удержать вовремя… Найди его!

– Разумеется!

– Найди нужные слова, Сереженька!

Как только за Сергеем захлопнулась входная дверь, на кухню ворвались мама и младшая сестра Натальи.

– Что случились? Где Сергей? – требовательно спросила Мария Николаевна.

– Уехал.

– Как уехал?

– Я попросила его исполнить мою просьбу.

– Какую?

– Я попросила его передать Глебу письмо.

– Опять все с начала!

– Я хотела… Я старалась… Но я не нахожу в себе сил… – казалось, Наташа сейчас разрыдается.

– Так ты хочешь его вернуть?! – ужаснулась Мария Николаевна.

– Да.

– Опять пустить к нам в дом эту гадину?

– Мама, я прошу тебя не говорить так о моем муже…

– Он был твоим мужем!

– Он и теперь мой муж!

– Мот! Пьяница! Развратник! Человек без роду и племени! Мы впустили его в нашу фамилию – фамилию Рязановых! Отец, имея двух дочерей, хотел продолжения рода, и нам нужен был надежный, перспективный и, главное, благодарный человек. Он приобрел положение! Связи! Наши связи! Знаешь, чего это стоит? Ваш Глебушка, который очаровал всех черт знает чем, должен был целовать нам ноги! А он… – Мария Николаевна зашлась в кашле.

– Мама, за что ты меня так мучаешь? – истерично выкрикнула Наташа.

– Я мучаю? Ты приняла решение, потом вдруг зовешь человека, который в тебя влюблен…

– Ничего подобного!

– Сергей делал тебе предложение… а ты… посылаешь его за мужем-прохвостом?

– Мама! Оставь меня в покое!

– Так выгони мать из дома, а развратного мужа впусти!

Все трое разрыдались.

* * *

Сергей сел в машину, но мотора не заводил. Он не знал, как себя вести. Огоньки проезжающих автомобилей отражались в его глазах, на которых готовы были появиться слезы. Наконец он завел свой «БМВ» и поехал.

Этой же ночью Глеб сидел в одном из ресторанов города, где весело праздновали встречу Нового года. Он ничего не видел и никого не слышал, кроме Светланы – хрупкой голубоглазой девушки. Она веселилась от души, а он смотрел на нее, не отрывая глаз, пил и смотрел. Невидимая ниточка связывала этих двоих.

Вокруг вовсю веселилась Глебова компания. Самый зрелый из мужчин, к которому все присутствующие обращались не иначе, как Давыдыч, прищурившись, сказал:

– Это замечательно, Глебушка! Я тебя таким давно не видел! Что с тобой происходит?

– Не знаю…

– Ну что не знаю? Что не знаю? – встрял в разговор человек по имени Валерий. – Почему мы всегда боимся перемен? Почему боимся совершать маленькие подвиги? – он говорил громко и живо жестикулировал. – Глеб, брось все, женись на этой девочке, роди детей, влей молодое вино в бурдюки своей души!

– Я об этом думал, – тихо пробормотал Глеб. – А еще я думал о том, что будет лет через десять? Я ведь старше ее на четверть века!

– Зачем, зачем ты об этом думаешь? – искренне удивился Давыдыч. – Кто может знать, что будет через десять лет! Жить надо маленькими радостями и каждый день!

Всем жутко понравилось сказанное. За это и выпили.

Женщины шумно, как стайка птиц, снялись с места и устремились в «дамскую комнату».

Глеб, нежно глядя вслед Светлане, задумчиво произнес:

– Я так долго искал ее, что теперь, когда я уверен – это Она, вдруг не нахожу ответа на вопрос «Что с этим делать?»

– Она – чудо! Тебе повезло! Упустишь – пожалеешь! – философски изрек Валерий.

Глеб подпер голову рукой:

– Знаете, когда я был маленьким, у моей мамы была шкатулка для украшений. Под крышкой этой шкатулки находилась маленькая куколка – балеринка. Как только крышку открывали – балеринка начинала танцевать. Я мог смотреть на нее часами… Взрослые специально спрашивали меня: – Кто эта балеринка?

Они знали, что я отвечу: – Моя невеста. – Полжизни я ждал, когда из-за поворота появится она, балеринка!

– Так Светлана – балерина?

– Начинающая.

Валерий усмехнулся, как Дед Мороз, точно знающий, какой подарок сделает его друга счастливым:

– Глеб, нельзя проходить мимо мечты! Решайся!

– Друзья мои, я – человек с прошлым, сотканным из компромиссов. Каждый компромисс, как сквозное ранение, оставил сквозное отверстие. Моя душа – решето! Как я могу принять в себя нечто настолько цельное и совершенное?! А?!

Музыка заиграла еще громче и хоровод «новогодних масок» увлек Глеба и его друзей за собой.

* * *

Сергей вошел в ресторан и моментально оглох. На него обрушилась волна новогоднего балагана. Он долго вглядывался в празднующих, пока не узнал в одном из них уже довольно пьяного Глеба.

* * *

Глеб никак не ожидал увидеть Сергея здесь, да еще в новогоднюю ночь. Как-то не вязался он со здешней атмосферой. Однако это был именно Сергей. Он решительно подошел к столику, за которым сидел Глеб:

– С Новым годом!

– С Новым! Ты – и здесь?!

– Я с миссией.

– Какая миссия может быть в новогоднюю ночь?

– Прости… Мне неловко… Я от Наташи!

– Даже так?

– Да! Вот! – Сергей протянул письмо.

Глеб раскрыл конверт, достал листок, развернул его к лампе, пробежал глазами:

– Ты знаешь, о чем здесь написано?

– Не буду врать – знаю!

– И что ты скажешь, ты ведь лицо заинтересованное?

– Она страдает! И твой долг…

– Ты прав – долг! Интересно, когда же я выплачу все долги?

– Не мучай ее, Глеб! Прошу тебя как друг.

– Слушай, друг, ты тоже хочешь, чтобы я к ней вернулся?

– Да!

– А я, как Станиславский, тебе не верю! Вы – дипломаты, должны быть более убедительны в своем вранье.

– Глеб!

– Ну что Глеб? Сорок с лишним лет уж Глеб! Ты свободен! Твоя миссия невыполнима! С Новым годом!!! – он одним махом допил шампанское, с громким стуком поставил бокал на стол и влился в шумную компанию празднующих.

* * *

Сергей нажал кнопку звонка и дверь моментально распахнулась. Саша стояла на пороге и, вытянув шею, пыталась заглянуть за спину Сергея – нет ли там Глеба. Она даже обрадовалась, что его там нет – значит, устоял.

Сергей прошел в комнату. Наташа сидела в кресле, поджав ноги, и смотрела в пол. Она показалась Сергею такой маленькой и беззащитной, что в эту минуту он почти ненавидел Глеба.

Наташа, не поднимая глаз, спросила:

– Что он сказал? Нет… Не надо!.. Я знаю!.. Я его очень хорошо знаю!

Воцарилась неловкая пауза, показавшаяся обоим вечностью. Молчание нарушила Наташа:

– Спасибо, Сережа! Я сделала тебе больно. Но поверь, я не хотела…

– Ничего страшного.

– Мама легла, Мишенька тоже уснул… Да и тебе, наверное, пора?

– Вообще-то я…

– Пора, пора!

И уже у дверей она внимательно посмотрела ему в глаза и, вкладывая в свои слова какой-то новый смысл, сказала:

– С Новым годом, Сереженька!

* * *

Наплывом из темноты проступило тело утопленника и исчезло.

* * *

...

Глеб стоял у служебного входа Оперного театра. Было холодно и посиневший кончик его носа красноречиво свидетельствовал – ждет он давно. Люди входили и выходили, но той, которую он ждал без малого полтора часа, все не было. Глеб взглянул на часы, обиженно втянул ледяной воздух и уже собрался было уходить, как вдруг его окликнули. Не оборачиваясь, он блаженно улыбнулся, достал из-за пазухи маленький букетик и лишь затем повернулся на 180 градусов. Светлана бросилась к нему на шею.

* * *

Она сидела на диване. Голова Глеба покоилась у нее на коленях.

– Знаешь, – слегка волнуясь, говорила Светлана, – вот я все жила и жила: училась, танцевала, ходила в кино, встречалась с мальчиками и ждала…

– Чего?

– Глупый. Не чего, а кого!

– Кого?

Девушка ласково взъерошила Глебу волосы:

– Одного немолодого, усталого, но очень симпатичного мужчину.

– И где же он?

– А я его зашифровала, чтобы никто и никогда не смог выкрасть у меня это сокровище!

– Сокровище?! Ты ж его совсем не знаешь!

– Я чувствую!

– Милая моя балеринка! – Глеб ласково потерся щекой о руку Светланы. – Поверь – твое сокровище никакой ценности не представляет. Ценность человека, как и ценность клада, определяется его достоинством. А он, твое сокровище, человек недостойный. За свою никудышную жизнь он натворил столько глупостей, что этого хватило бы на три «кудышние жизни».

– Зачем ты так говоришь? – нахмурилась девушка.

– Затем, что я знаю этого человека как себя самого… Ха-ха! Смешно получилось.

– Молчи! – она закрыла ему рот горячей ладонью. – Ты меня от него не отговоришь! Со-кро-ви-ще!

И она целовала его долго и нежно.

* * *

...

Промозглым, серым утром Глеб вышел из магазинчика, над которым красовалась надпись «ПРОДУКТЫ» с отвалившейся буквой «К», и практически сразу угодил в чьи-то медвежьи объятия. Подняв голову, он встретил крайне серьезный взгляд своего компаньона по бизнесу – Вячеслава Борисовича Чередниченко.

Глеб, не делая попытки вырваться, негромко сказал:

– Привет!

Чередниченко неотрывно, с укоризной смотрел на Глеба и молчал.

Глеб забавно округлил глаза и театральным шепотом спросил:

– А что случилось?

– Будто ты не знаешь!

Лицо Глеба стало серьезным:

– Я же сказал – я вне игры!

– Но уже все запущено, – умоляюще заныл Чередниченко, – все шестереночки завертелись! А кредит они дают только под фамилию – фамилию Рязанов! А ты вне игры?!

– Да! Я так решил!

– А о фирме ты подумал? – сменил тактику Вячеслав Борисович. – О людях, которые тебе поверили? Мы так ждали, так за это боролись! Остался один шаг!

– Я сошел с дистанции! Рекордсмен сломался! Дыхалки не хватило!

– Глеб, Христом Богом прошу! Сделай это – возьми кредит! Все остальное сделаю я! Ты должен помочь!

– Должен?! – возмутился Глеб. – Я, как в сказке про Аладдина, раб лампы – слушаюсь и повинуюсь!

– Глебушка!

– Глебушка, дай хлебушка…

– Мы выплывем!

– А как же! Выплывем! Особенно я, который не умеет плавать!

Чередниченко понял, что Глеб сдается. Он положил руку на его плечо и увлек за собой в сторону автомобиля.

Глеб не сопротивлялся.

* * *

...

Сергей, сидя в кабинете, корректировал свои планы в электронной записной книжке. Закончив, он, не торопясь, навел порядок на столе, надел пальто, шарф, взял в руки «дипломат», погасил свет, запер дверь и аккуратно спрятал ключи в карман брюк. Он еще немного постоял, мысленно координируя дальнейшие действия, и только после этого направился к выходу по ворсистой ковровой дорожке длинного коридора Министерства иностранных дел.

Подойдя к своему «БМВ», он открыл дверь, положил на сиденье «дипломат», снял пальто, повесил его на плечики и сел за руль. Дорога к дому Рязановых заняла больше часа: аптека, супермаркет, рынок, цветочный магазин.

Припарковав автомобиль, Сергей достал из багажника два больших кулька, букет цветов, тщательно упакованный от мороза в целлофан, и вошел в подъезд столь дорогого для него дома.

Дверь открыла Мария Николаевна. Она не скрывала радости:

– Здравствуйте, Сереженька!

– Добрый вечер, Мария Николаевна! Я тут кое-что привез…

– Ну что вы! Так неудобно вас обременять!

– Пустяки. Наташа просила лекарство для Мишеньки и творог. Творог я брал на рынке – можете спокойно ему давать.

– У меня нет слов! Ваша мама должна вами гордиться!

– Спасибо. А где Наташа?

– В комнате. Консультируется с врачом, которого вы порекомендовали.

– Я пройду?

– Конечно, конечно!

Сергей, стараясь не шуметь, прошел в коридор и дальше в комнату Наташи. Мария Николаевна принялась деловито разбирать покупки.

За этим занятием ее и застала Саша:

– Я так и знала! – на хорошеньком личике девушки отразилось презрение. – Он уже начал вас покупать!

– Прикуси язык! – рявкнула Мария Николаевна. – От кого же нам еще ждать помощи?

– Разве Глеб не передает деньги?!

– Эти крохи?! Их едва хватает, чтобы не умереть с голоду.

– Это неправда! Ты просто всегда его ненавидела!

– Не смей мне грубить! Ты еще никто!

Послышались голоса и в кухню вошли Наташа и доктор.

– Ну, что? – обеспокоенно спросила Мария Николаевна.

– Доктор говорит, что кризис миновал, слава богу! – успокоила ее Наташа.

– Главное, чтобы мальчик не простудился повторно, – вставил доктор.

– Мы проследим! – заверила Мария Николаевна.

– Просто четко следуйте моим инструкциям, – врач протянул Наташе небольшой листок бумаги. – Приколите на видном месте и ничего не упустите. Все будет хорошо.

Наташа подошла к матери и шепнула:

– Надо бы дать денег. Я не могу. Мне неудобно.

Мария Николаевна, нимало не смущаясь, обратилась к врачу:

– Что мы вам должны, доктор?

– Ради бога! Ничего! Мы с Сергеем Дмитриевичем все решили. Там на рецепте мой телефон. До свидания!

Из комнаты донесся детский смех. Наташа улыбнулась и про себя отметила:

– Сережка нравится моему сыну!

Заметив улыбку на лице сестры, Саша подчеркнуто жестко сказала:

– Между прочим, у Миши есть отец!

Мария Николаевна молниеносно парировала:

– У него никогда не было отца! Одно звание!

– Я просила тебя так не говорить! – сухо сказала Наташа и направилась в свою комнату.

Мария Николаевна, плохо скрывая раздражение, буркнула Саше:

– Лучше поставь цветы в воду!

* * *

Мишутка не мог скрыть своей радости по поводу ухода врача. Он решил отметить это событие «опытами» над Сергеем: снял с него очки и стал пробовать на прочность его нос и уши. Наташа остановилась в дверях, молча наблюдая за происходящим. Она почувствовала, как ее охватывает волна спокойствия и благодарности.

Сергей заметил Наташу и смущенно улыбнулся.

* * *

Наплывом из темноты снова проступило тело утопленника и исчезло…

* * *

...

Глеб лежал ничком, уткнувшись лицом в подушку. Уже давно звонили в дверь, но он не реагировал. Когда начали стучать, Глеб пошевелился, медленно поднялся с кровати и босиком прошлепал в прихожую.

На пороге стоял друг детства Штейн:

– Ты опускаешься в пучину все глубже и глубже, и скоро она поглотит тебя целиком!

– Принес?

– А кто еще придет к тебе по первому зову, как ни я?!

Штейн достал из кармана пальто бутылку коньяка, банку шпрот и, поморщившись, спросил:

– Как ты можешь закусывать коньяк шпротами?

– Коньяк как нельзя лучше разжижает мозг, – сказал Глеб, – и тогда шпротам в этой акватории сподручнее плавать. Согласись, это красиво! Рыба ведь – чистый фосфор! Скоро я ничего не буду соображать, зато буду светиться!

Увидев озадаченное выражение на лице друга, Глеб счел нужным добавить:

– Я думаю, что моя страсть к рыбной закуске – это компенсация панической боязни воды. Я – единственный из всех знакомых мне людей, не умеющий плавать! Мне стыдно!

Он налил коньяк в стакан, выпил и закусил шпротой. Это было похоже на иллюстрацию к вышесказанному.

Штейн скептически наблюдал за Глебом, скрестив руки на груди.

– Друг, я снова сделал глупость, – тяжело вздохнув, признался Глеб, наливая новую порцию коньяка. – Подписал на работе какие-то бумаги…

Штейн упорно молчал, и Глебу ничего не оставалось, как продолжить:

– Знаешь, какой мой главный недостаток? Я не могу сказать «нет!»

Штейн неодобрительно покачал головой:

– Кореш, ты гибнешь! Гибнешь, а мне тебя не жаль! Нет – не жаль!

– Это почему же?

– Потому! – отрубил Штейн. – Вспомни, разве кто-то заставлял тебя делать что-то противное твоему Я? Заставлял?! А какая у тебя фамилия? А?! Рязанов? Нет?! Так какая же?

Глеб опустил голову на грудь.

– Ты забыл свою настоящую фамилию! – кипятился Штейн. – Ты мечтал быть военным, а стал «нужным кадром»! Ты бредил балериной, а женился на барышне, не способной оторвать задницу от паркетного пола «рязановской» квартиры! Теперь я читаю в твоих глазах нечто новое!

– Ты о чем?

– О том, что теперь ты подумываешь об эффектном «конце»! Разве не так?!

Глеб молчал. Штейн налил себе коньяка, залпом выпил и негромко сказал:

– Я все думал: кого ты мне напоминаешь?

– И кого же?

– Толстовского Федю!

– Кого?

– Федю Протасова из «Живого трупа».

– Я плохо помню.

– Пить надо меньше!

– Наливай!

Они выпили.

– Так что этот Федя?

– Он тоже мучился и не понимал почему. Нет, вру! Он понимал: царская эпоха, ханжеские устои общества, ложь – все это его утомляло. Он запил, загулял, спустил все состояние, увлекся цыганкой…

– И что?

– И плохо кончил!

– М-да! Похоже! За небольшим исключением…

Они помолчали.

– Штейн, – тихо спросил Глеб, – что же ты посоветуешь старому другу?

Штейн прикурил новую сигарету и смачно затянулся.

– Ты считаешь себя человеком долга и не можешь все бросить – ведь так?!

Глеб беспомощно развел руками, давая понять, что друг абсолютно прав. Штейн взял бутылку, повертел ее в руках, плеснул янтарной жидкости в оба стакана:

– Знаешь, в шахматах есть такой термин – цугцванг! Это позиция, в которую попадает игрок, и какой бы ход он ни сделал, все будет ему во вред! Ты в цугцванге! И ты погибнешь, если…

– Что если?

– Если не исчезнешь, не испаришься, не улетучишься…

– В каком смысле?

– Знаешь, что сделал в такой же ситуации Федя? Он утонул!!!

* * *

...

Света еще и еще раз набирала номер мобильного телефона Глеба и уже с раздражением слушала однообразное:

– Ваш абонент временно недоступен. Пожалуйста, перезвоните позже.

* * *

...

Воскресное утро в загородном доме Чалых началось не так, как обычно. По традиции все обитатели дома вели себя чинно, предупредительно, размеренно, словом, все согласно «протоколу». Но только не сегодня.

Сергей сосредоточенно смотрел в зеркало, стараясь завязать галстук идеально ровным узлом, когда в комнату вошла его мама – Раиса Никитична:

– Сережа, я надеюсь, что, несмотря на торжественность момента, ты не забыл позавтракать?

– Ну что ты, мамочка, конечно не забыл.

– Извини, но в последнее время, ты, как мне кажется, стал изменять своим привычкам. А для человека твоей профессии – это недопустимо!

– Во-первых, на службе это никак не отражается, а во-вторых, я уже давно вырос, мама! – Сергей раздраженно затянул галстук. – Я вправе строить свою жизнь так, как считаю нужным! Вправе сам выбирать друзей и вправе жениться на ком хочу!

– Мне смешон твой «бунт на корабле»!

– Двадцать лет я люблю одну и ту же женщину! Так почему, когда она ответила мне тем же, я не могу на ней жениться?! – возмутился Сергей.

– Милый мой, – недовольно покачала головой Раиса Никитична, – ты прямой потомок знатного рода Чалых и должен чтить традиции пяти поколений дипломатов. Долг и честь – девиз твоих предков! Осмелюсь напомнить, что твой долг – служить отечеству, а честь, дорогой мой, нужно беречь! Я не имею ничего против этой женщины, но о какой чести может идти речь, если она – жена твоего друга?

– Они давно не живут вместе. Развод – это формальность!

– Сережа, как вы будете жить? Ведь у них общий ребенок! Глеб захочет с ним видеться. Он будет вмешиваться в процесс воспитания. Начнутся дрязги! В такой ситуации ты будешь иметь бледный вид!

– Мы все – интеллигентные и воспитанные люди! Мы найдем компромисс!

– Вот ты и произнес это сакраментальное слово – «компромисс»! До сих пор ты жил честно и открыто, как все мужчины в нашем роду, а теперь ты вступаешь на неведомую и ненадежную тропу компромиссов. В конце концов, тебе придется пойти на сделку с собственной совестью!

– Мамочка! Ну что ты делаешь? – Сергей умоляюще смотрел на мать. – Зачем ты омрачаешь действительно праздничный для меня день?

Сердце «железной леди» дрогнуло, и глаза ее увлажнились:

– Я не враг тебе! Просто хочу, чтобы все было правильно. – Она взяла голову сына в ладони, окинула любящим взглядом и поцеловала в лоб.

«Как Мадонна, – подумала Раиса Никитична, – поцеловав сына в чело, отдала человечеству».

– Я еду за Наташей, – улыбнулся Сергей. – К обеду мы будем!

Когда машина Сергея выехала за ворота, Раиса Никитична неторопливо подошла к телефону и набрала номер:

– Доброе утро, Николай Николаевич! Ради бога простите, что беспокою в воскресенье, но мне необходима ваша помощь!

* * *

Светлана позвонила Глебу скорее по привычке – не ожидая ответа, но в трубке послышалось:

– Говорите!

– Любимый! – воскликнула девушка. – Куда ты пропал? Я же волнуюсь! Где ты?

– Я в ж… в норе, милая, прелестная балеринка!

– В какой норе? О чем ты?

– В той норе, в которой мне самое место… Можно было бы выразиться и покрепче!

– Глеб!

– Успокойся, родная. Я дома!

– Почему ты прячешься от меня? Я сделала что-то не так?

– Все так! Ты ни в чем не виновата, все дело во мне!

– Давай встретимся, поговорим… Я помогу тебе!

– Мы обязательно встретимся! Я перезвоню попозже. Пока.

Глеб нажал на кнопку отбоя и отложил телефон. Его взгляд рассеянно скользнул по страницам раскрытой книги, лежащей перед ним. Как в замедленной съемке его рука закрыла фолиант и потянулась к бутылке с коньяком. На обложке книги роскошным тиснением было выведено:

...

* * *

Вновь возник утопленник и исчез.

* * *

...

Николай Николаевич входил в ворота дома Чалых уже через 15 минут после звонка. Раиса Никитична встретила его на крыльце, с выражением «смиренной печали». Николай Николаевич с достоинством поднялся по ступенькам. В его облике все еще сквозило то положение, которое он занимал в прошлом, – 5 лет он проработал министром иностранных дел.

«Железная леди» изящным жестом протянула гостю руку:

– Николай Николаевич, вы по-прежнему образец для подражания – так быстро приехали!

– Ваш призыв для меня закон! – ответил гость, галантно коснувшись губами протянутой руки. И, как искусствовед, окинув взглядом стройную фигуру Раисы Никитичны, добавил:

– Время не властно над вами!

Женщина одарила гостя царственной улыбкой:

– Благодарю. Вы очень любезны.

Николай Николаевич выдержал приличествующую в таких случаях паузу и вежливо осведомился:

– Чем могу быть вам полезен, дорогая?

– Ах, Николай! – от волнения Раиса Никитична забыла про отчество. – Я потревожила вас, так как после кончины Дмитрия никого ближе у нас нет! Для Сережи – вы практически отец!

– Что случилось?

– Я в отчаянии…

* * *

Сергей с огромным букетом темно-красных роз вошел в квартиру Рязановых. Все семейство, кроме Наташи, высыпало ему навстречу. Сергей, скромно улыбаясь, поздоровался с присутствующими:

– Добрый день, Мария Николаевна, Сашенька, Миша!

Мишаня восторженно бросился к Сергею, но на полпути, вспомнив что-то, остановился, сложил руки по швам и поклоном головы поприветствовал гостя. Сергей ответил тем же.

– Молодец, Миша! Запомнил все, чему я тебя учил! – похвалил он мальчика. – Именно так приветствуют друг друга дипломаты. Кстати, у настоящих дипломатов случаются дни, когда их награждают за хорошую службу! Сегодня тебе, Михаил, полагается награда – высший орден детской дипломатической службы: медаль из чистого шоколада! Ура!

Михаил достойно принял «награду» и только потом дал волю чувствам, крепко обняв Сергея за колени – выше достать не мог.

За этой сценой с умилением наблюдала Мария Николаевна и, с плохо скрываемой неприязнью, Саша.

Сергей поцеловал Мишу в стриженую макушку там, где топорщился забавный вихор, и, обернувшись к Марии Николаевне, спросил:

– А Наташа еще не готова?

– Конечно, готова! Сейчас она выйдет! На-та-ша!

В комнату вошла Наташа. Она была невероятно хороша: с новой прической, легким макияжем, в подчеркивающем фигуру изумрудном платье. Сергей в немом восторге уставился на любимую женщину.

– Здравствуй, Сережа! – улыбнулась Наташа, довольная произведенным эффектом.

– Здравствуй! – промямлил Сергей, чувствуя себя неопытным школьником. – Ты потрясающе выглядишь!

– Спасибо… Ну что, мы идем?

– Конечно! – спохватился Сергей, – нас уже ждут!

Наташа нерешительно взглянула на мать, как бы спрашивая разрешения. Мария Николаевна, с трудом сдерживая слезы, кивнула:

– Помогай вам Бог!

* * *

Раиса Никитична с грустью смотрела на Николая Николаевича:

– Я думаю – это неотвратимо! Он весь в отца: молчит и делает!

– Я могу с ним поговорить, найти аргументы.

– Нет, это не поможет! Я прошу вас о другом: спасите Сереженькину репутацию! Муж этой женщины – Глеб, друг Сергея. С младых ногтей они знают друг друга – учились в одной школе. Мне не интересно, что там между ней и Глебом произошло, но они до сих пор в браке! Нужен быстрый и мирный развод с неукоснительным выполнением определенных условий. Например: ребенок! Я всегда мечтала о внуках… о своих, конечно, но меня можно не принимать в расчет. Отец у ребенка должен быть один! Отец, который будет для мальчика примером и сможет указать ему дорогу в жизни! Вы меня понимаете? Я боюсь, что дитя невольно может стать предметом шантажа!

– Шантажа? Со стороны кого?

– Глеба, конечно! Правда, он всегда производил впечатление интеллигентного и разумного человека, но обстоятельства… кажется, он выпивает!

Раиса Никитична нервно обхватила себя руками:

– Ах, Николай Николаевич, дорогой, я так боюсь скандалов, которые повредят Сереже. Он достиг хорошего положения, но оно так шатко в наше время. Вы согласны?

– Да, карьера – женщина легкоранимая! – согласился бывший министр. – Но не тревожьтесь, дорогая, за время службы в нашем департаменте я привык разруливать самые критические ситуации! Для начала я возьму на себя наиболее ответственный сегмент проблемы – Глеба! Я найду аргументы, дабы склонить его к миру! Поверьте, все будет хорошо!

– Я перед вами в неоплатном долгу!

* * *

Сергей вел автомобиль на небольшой скорости намеренно: оттягивая момент очень важной для него встречи. В его голове роились мысли одна тревожнее другой: как мама примет Наташу? Хватит ли Наташе такта и деликатности, чтобы благосклонно снести мамины «странности»? Что должен сделать он, если две самые дорогие в его жизни женщины примут друг дружку в штыки?

Наташа тоже нервничала: ради того, чтобы начать жизнь с белого листа, она готова была на многое, но если мать Сергея позволит себе унизить ее, то…

Они подъехали к воротам. Наташа инстинктивно взяла Сергея за руку, ища поддержки. Сергей нежно пожал ее руку и спокойным, уверенным тоном сказал:

– Все будет хорошо! Мы же вместе!

Они вошли в дом. Раиса Никитична вышла им навстречу, ни на секунду не забывая о величественной осанке, при этом на ее губах застыла радушная улыбка – все по правилам дипломатического этикета. «Железная леди» пристально и, как показалось Наташе, излишне долго рассматривала пассию своего сына и, кажется, осталась довольна.

– Добро пожаловать! – проворковала Раиса Никитична.

– Знакомьтесь, – поспешно затараторил Сергей. – Мама, это – Наташа. Наташенька, это моя мама, Раиса Никитична.

Наташе захотелось сделать книксен, но она вовремя спохватилась:

– Очень приятно.

– Мне тоже очень приятно наконец познакомиться с женщиной, к которой неравнодушен мой сын.

– Даже очень неравнодушен! – встрял Сергей.

Раиса Никитична едва заметно вздохнула:

– Что ж, соловья баснями не кормят. Прошу к столу!

* * *

Глеб, одетый в мятый, не первой свежести плащ, из-за угла дома наблюдал, как Мишаня, удерживаемый за одну руку Марией Николаевной, пытается запустить в плавание по глубокой луже бумажный кораблик. На заросшем трехдневной щетиной, одутловатом лице Глеба появилась счастливая улыбка: а сынок-то – подрос!

Прошло немало времени, прежде чем Глеб решился выйти из «укрытия». Он медленно приблизился к членам своего семейства:

– Здравствуйте, Мария Николаевна. Привет, сынок. Как ты?

Миша поднял глаза, и его детское личико засветилось искренней радостью. Мальчик хотел было ринуться к отцу, но бабушка стальной хваткой вцепилась в ручонку внука и Мишаня даже не смог сдвинуться с места.

– Зачем вы пришли? – со злостью спросила Мария Николаевна.

– Я к сыну пришел! – с вызовом ответил Глеб.

– К сыну нужно не приходить! С сыном нужно жить! Вернее, нужно было!

– Вы правы! Я, может быть, плохой отец, но… отец! И не вам решать, когда нам видеться! Простите!

– Вы только посмотрите на себя! – брезгливо поморщилась Мария Николаевна. – На кого вы похожи?! Разве такой отец нужен Мишеньке?

Глеб моментально сник.

Мария Николаевна воспользовалась его замешательством и, круто развернувшись, направилась к дому, волоча за собой упирающегося и плачущего внука. Только возле подъезда она вдруг обернулась и злобно крикнула:

– Нужно держать обещания! Оставьте нас в покое!

Глеб остался стоять возле лужи, до хруста сжимая в руках игрушечную машинку, купленную для сына.

* * *

...

Сергей понимал, что светские, ни о чем, разговоры за столом – это пролог. Главное впереди! Сославшись на неотложный звонок, он оставил женщин прибирать со стола. В наступившей тишине был слышен лишь звон собираемой посуды. Наташа очень старалась и все делала безупречно. Наконец Раиса Никитична нарушила молчание:

– Наташа, мы с вами мамы! Вы поймете мое беспокойство.

Наташа почувствовала, как сердце ее подпрыгнуло и ухнуло вниз.

– Вы мне нравитесь, – продолжила Раиса Никитична, – и если бы вы с Сережей просто встречались – все было бы нормально. Но он собирается на вас жениться… А насколько мне известно – вы несвободны.

– Я жду развода!

– Я понимаю. Но дело не только в этом. Я – жена и мать дипломатов, мне сложно высказываться прямо, тем не менее скажу: Сергей – человек ответственный, и, учитывая его профессию, не имеет права на ошибку. Понимаете ли вы это, Наташа?

– Да, конечно, я все понимаю, Раиса Никитична…

– Мне кажется – не все! Как быть с Глебом? Ведь они с Сережей друзья! На кон поставлены вечные категории: долг, честь, мужская дружба!.. А как вы намерены поступить с ребенком?

– В каком смысле?

– В смысле отцовства! Кто будет считаться отцом?

– Я… не знаю, – растерялась Наташа. – Я об этом не думала…

В комнату вошел Сергей и мгновенно оценил ситуацию:

– Я вижу стороны обменялись верительными грамотами! Для первого раза, пожалуй, достаточно! Наташенька, нам пора!

* * *

В машине Сергей сперва протер очки, затем вставил ключ зажигания и только после этого повернулся к взволнованной и бледной Наташе:

– Любимая, все хорошо! Ты понравилась моей маме – поверь! – он нежно погладил Наташу по щеке. – Она внутренне согласна, но ей трудно: мешает полувековое воспитание в режиме душевных воздержаний. Моя мама – продукт своей эпохи, и в этом весь секрет! Успокойся! Все отлично. Я люблю тебя.

* * *

...

Николай Николаевич был профессионалом высшего пилотажа: за несколько дней, пользуясь старыми связями, он собрал весьма внушительное досье на Глеба Рязанова. Память у бывшего министра была отменная: один раз прочитав сведения, он запомнил все, включая даты! Немного поразмыслив, Николай Николаевич решил, что готов к первому раунду переговоров. Хотя профессиональное чутье подсказывало ему, что таких раундов может быть много.

* * *

...

Глеба разбудил звонок в дверь. Он не сразу понял, чего хотят от него две дородные тетки с кучей бумажек в руках.

– Мы – агитаторы! – громко стрекотали женщины. – Приглашаем вас на выборы!

– А что надо выбирать?

– Это вы так шутите, в честь праздника?

– Праздника?!

– Мужчина, что с вами? Сегодня же 8 Марта!

– А-а-а!

– Поздравлений от вас мы, конечно, не дождемся, так хоть не забудьте двадцать третьего прийти на избирательный участок и исполнить свой долг! – обиженно крикнула одна из теток.

Глеб просто захлопнул дверь:

– Господи! И тут долг!

Он пошел на кухню, поставил чайник на плиту, взял телефон и набрал номер Светланы:

– Любимая, прости меня! Я совсем забыл – голова садовая! С праздником!

– Спасибо, любимый!

– Я всегда в этот день чувствую себя по-дурацки: не знаю, что говорить, что дарить.

– Ничего не надо, глупенький! – звонко рассмеялась балеринка. – Ты позвонил – и это главное! Я очень хочу тебя видеть!

– Я тоже хочу увидеться. Сейчас немного оклемаюсь, соберу мысли в кучку, и мы что-нибудь придумаем. Я перезвоню через час. До встречи.

Глеб положил трубку и задумался. Как ни странно, но при всей безграничной любви к Светлане он не чувствовал себя счастливым. От этой мысли сердце Глеба сжалось и болезненно заныло. Он огляделся по сторонам в поисках предмета, от которого можно было бы оттолкнуться и начать новый день – еще один день без смысла и желаний.

В дверь опять позвонили.

– Да что же это такое? – простонал Глеб.

* * *

За дверью стоял седовласый дяденька лет семидесяти. Одет он был в элегантный, отлично сшитый костюм-тройку синего цвета и начищенные до зеркального блеска туфли. В жилетном кармане поблескивала цепочка старинных часов.

– Позвольте представиться, – сказал дяденька, – Николай Николаевич.

– Вы ко мне? – вежливо спросил Глеб, хотя был абсолютно уверен, что дяденька ошибся дверью, а может быть, эпохой.

– К вам, молодой человек. Позволите войти?

– Да, пожалуйста! – Глеб посторонился, пропуская необычного гостя.

Они прошли в комнату.

– Присаживайтесь! – великодушно предложил хозяин.

Николай Николаевич осмотрелся и понял, что присаживаться, собственно говоря, некуда: в комнате вообще не было мебели, кроме колченогого стола, старой, на ладан дышащей кровати и туалетной тумбочки.

– Я, собственно, не надолго, – дипломатично вышел из ситуации Николай Николаевич.

– А я, собственно, даже не знаю, кто вы…

– Тем не менее мы с вами встречались.

– Да? – удивленно приподнял бровь Глеб. – Это что называется знакомы на пятьдесят процентов. Вы меня знаете, а я вас – нет. Чем обязан?

– Видите ли, – мягко начал ас дипломатии, – я представляю интересы близких мне людей – семьи Чалых. Вопрос настолько деликатен, что, даже находясь с вами в давнишних дружеских отношениях, ни Раиса Никитична, ни Сергей Дмитриевич не смогли бы обсуждать с вами его условия.

– Прошу вас, оставьте свою дипломатическую вязь, выражайтесь яснее – условия чего?!

– Вашего развода с женой.

– Вот это здорово! А какое отношение к моему разводу имеет Раиса Никитична? Ах, да! Сергей и Наташа… Но я не вижу проблемы. Я давно пообещал, что дам жене полную свободу! Я просто беспокоился по поводу ее и Мишенькиного благополучия.

– Весьма похвально, – улыбнулся Николай Николаевич, – но теперь вам не стоит тревожиться. Сергей и Наталья решили пожениться.

Глеб невесело усмехнулся:

– У меня всегда было ощущение, что я помешал их счастью еще тогда, много лет назад. Но… в чем же деликатность вопроса?

– Дело в некоторых условиях, которые вы должны выполнить.

– Должен?! Вот как! И что за условия?

– Первое – даже не условие, а само собой разумеющееся: никаких имущественных претензий!

– Кого к кому?

– Вы не должны претендовать на часть квартиры семьи Рязановых! Это не по-мужски!

– А вмешиваться в чужую жизнь – по-мужски? – вспылил Глеб. Николай Николаевич примирительно поднял руку:

– Не кипятитесь, молодой человек. Я еще не все сказал. Во-вторых, ребенок останется с матерью, и вы не должны контактировать с семьей после развода! Так будет лучше для всех.

– И для моего сына?!

– Но вы ведь не враг себе и ему! Представляете, что будет с мальчиком, если каждый день ему придется сравнивать вас с Сергеем Дмитриевичем. Перевес будет не в вашу пользу!

– Что?! – Глеб задохнулся от обиды. Слова «толпились» во рту, наскакивая друг на друга, не давая сказать что-либо внятное.

Наконец он глубоко вздохнул и выпалил:

– То есть, выражаясь привычным для вас языком, вы ставите мне ультиматум?

– Пожалуй, – спокойно ответил бывший министр.

– И каков же срок исполнения?

Николай Николаевич, ожидавший шумных объяснений и даже истерик, был приятно удивлен мирным исходом:

– Срок? В разумных пределах: неделя, две.

– Хорошо! Прощайте!

– Мое почтение, – Николай Николаевич вежливо кивнул и удалился с таким видом, как будто за его уходом наблюдали особы королевской крови.

Как только захлопнулась входная дверь, Глеб бросился к тумбочке, извлек из ящика книгу с красивым тиснением и открыл ее там, где была закладка. Он внимательно прочитал несколько строк и тихо пробормотал:

– Это невозможно!!!

* * *

...

Света и Глеб стояли у стойки бара. Глеб уже был прилично пьян и глаза его лихорадочно блестели:

– Понимаешь, Штейн принес мне эту книгу! Я начал читать – сперва просто так. Потом медленно и осторожно, как сапер. Ты не поверишь: каждая страница, каждая сцена, каждое слово поражали меня в самое сердце. Все, что там написано, – это о моей жизни! Откуда человек, который жил за сто лет до меня, знал все обо мне сегодняшнем?

Глеб одним глотком осушил стакан, поморщился и снова заговорил:

– Я заставил себя остановиться на том событии, которое произошло со мной несколько дней назад и было описано в книге. Я боялся читать дальше – вдруг загляну в собственное будущее!.. Но сегодня меня буквально добил визит этого Николая Николаевича. Когда он ушел, я бросился к книге и что же? Там все это есть! Чуть по-другому, по-тогдашнему, но по сути – точь-в-точь! Я человек здравомыслящий! В мистику не верю! Но я растерян!

– Любимый, – Светлана обеспокоенно взяла Глеба за руку, – прошу тебя, не примеряй на себя чужую жизнь! Не читай больше эту дурацкую книгу!

– Дело не в этом, – покачал головой Глеб. – Я думаю, если то, что написал Толстой, актуально через сто лет, значит, это типично, а типичное – неизбежно! Оно предначертано кем-то, когда-то! Вот и все! Может, эта книга – своеобразная «мужская библия» и ей нужно безропотно следовать?!

Светлана отпустила руку Глеба и обиженно насупилась:

– Безропотно? А обо мне ты подумал?

– Подумал! Разве тебе хорошо будет со мной мучиться?

– Мучиться?! Да я жить без тебя не могу, не спрашивай почему – не знаю! Вроде все против, а я не могу!

– Какая со мной жизнь?

– Ты – эгоист!

– Нет. Я хочу сделать так, чтобы всем было лучше.

– Нет, нет! – от волнения щеки Светланы порозовели. – Ты хочешь сделать лучше для себя, а что будет с остальными тебя не волнует!

– Да как ты не понимаешь, что моя жизнь – пустота! Я пропал! Я ни на что не гожусь!

– Я от тебя не отступлюсь! – в глазах девушки сверкнуло упрямство. – Я тебя спасу! Тебе нужно бросить пить!

– Милая, милая балеринка! – грустно улыбнулся Глеб. – Я ведь что ни делаю – всегда чувствую, что это неправильно! И мне стыдно! Я сейчас говорю с тобой и мне стыдно. Стыдно руководить фирмой, к которой не лежит душа, стыдно было врать жене, теще и другим близким и не очень, людям… Я только, когда выпиваю, не чувствую стыда!

Несмотря на протесты Светланы, Глеб наполнил стакан и выпил.

– Ха! А знаешь, девочка, ведь и этот наш с тобой разговор там есть!

– Где?

– В этой чертовой книге!

* * *

...

Глеб почти кричал в телефонную трубку:

– Инесса, это Рязанов! Где Вячеслав Борисович? До сих пор нет? Когда появится, пусть мне перезвонит – это срочно!

Глеб швырнул трубку:

– Черт, когда надо мне – его нигде нет. А вот когда ему…

В углу комнаты молча сидел Штейн с книгой в руках. Глеб как подкошенный рухнул на кровать и сердито сказал:

– Я обещал этому борову – Николаю Николаевичу не тянуть. Уже прошла неделя. Вот-вот вернется хозяин квартиры. А я не готов!

– А я вот подготовился основательно! – ухмыльнулся Штейн, перелистывая книгу. – Вот послушай. «Мы не убиваем себя, но можем себя убить. Это чудодейственное средство. Не будь под рукой этого кислородного баллона, мы бы задыхались, не могли бы жить. Когда смерть рядом, то становится возможной жизнь, ибо именно смерть дает нам воздух, простор, радостную легкость, движение – она и есть возможность!» Что скажешь?

– Красиво! Но знаешь, я всю жизнь без зазрения совести «вешал лапшу на уши», а сейчас, когда нужно сделать это во благо всех, я не могу! Мне тяжко!

Зазвонил телефон.

Глеб схватил трубку.

– Слава, ты?!

– Глеб Валериевич, это Марина! – послышался из трубки смутно знакомый голос.

– Какая Марина?

– Марина Яровая, бухгалтер.

– Да, я слушаю!

– Глеб Валериевич, кредитные деньги поступили. Я их перечислила по вашим платежкам…

– Подождите, Марина! – завопил Глеб. – Какие платежки? Где Чередниченко?!

– Я не знаю, его второй день никто не видел! Что делать с контрактами? Если мы не поменяем спецификации, то они нам ничего не поставят!.. Глеб Валериевич, вы меня слышите?

– Слышу…

– Так что вы скажете?

– Найдите Чередниченко, и пусть он мне позвонит! Все!

Штейн внимательно наблюдал за другом:

– Что-то серьезное?

– Пока не знаю!

* * *

Наплыв. Утопленник.

* * *

...

Наташа и Сергей лежали в постели, глядя друг на друга.

– Когда в новогоднюю ночь я тебя позвала, я уже знала, что у нас все получится, – сказала Наташа, вычерчивая пальчиком на обнаженной груди Сергея замысловатые фигуры.

– А я ничего не понял! – признался Сергей. – Когда ты дала мне письмо для Глеба, у меня сердце оборвалось.

Наташа нежно поцеловала его в шею:

– А я тогда очень хотела, чтобы ты вернулся один…

– Господи. А я думал, что не справился, и ты теперь будешь меня ненавидеть.

– А я все эти годы мучилась тем, что любила двоих. Я не понимала, как такое возможно, и это страшно меня пугало…

– А я убедил себя, что любовь к жене друга – это недостойно и нужно заставить себя…

– А я знала, что это еще не все, – прервала его Наташа, – знала, что будет продолжение!

Они прильнули друг к другу.

* * *

...

Глеб хлебнул коньяка прямо из бутылки, поспешно натянул куртку и взялся за ручку входной двери. Дверь открылась сама, и от неожиданности Глеб отшатнулся. На пороге стояла Саша.

Рязанов мученически закатил глаза:

– Только не это!

– Здравствуй, Глеб! – в голосе Саши чувствовалась уверенность. – Можно войти?

– Сашенька прости, но я спешу!

– Я ненадолго, – девушка решительно шагнула в квартиру, и Глебу пришлось смириться.

Саша прошла в комнату, села на краешек кровати:

– Глеб, я пришла просить тебя вернуться домой.

Рязанов нахмурился:

– Это невозможно! И ты на моем месте поступила бы точно так же.

– Как?

– Ты не стала бы мешать чужому счастью.

– Мешать? Да Наташа жить без тебя не может!

– Может! И будет счастлива. Гораздо счастливей, чем со мной.

– Глупости!

– Это тебе так кажется!

– Если бы я была на ее месте…

– Сашенька, Сашуля, – сказал Глеб, – давай прекратим этот разговор!

– Неужели все так и закончится?!

– Да. Так будет правильно.

– А как же Миша?

– Бабушка что-нибудь для него придумает. Рязановы всегда знают, что сказать!

– Но это нечестно… – Саша неожиданно расплакалась.

– Сашенька, – растерялся Глеб, – не нужно плакать. Все утрясется! Да, я Наташин муж, отец ее ребенка, но я – лишний! Постой, не говори ничего! Ты думаешь, я ревную? Ничегошеньки! Не имею права, не имею повода. Сергей – мой друг, но он любит ее, а она любит его!

– Нет, не любит! – сквозь слезы пробурчала девушка.

– Любит, и полюбит еще сильнее, когда препятствие будет устранено.

– Странно! Так и мама говорит!

– Вот видишь, она мудрая женщина. Все будет хорошо! Поверь! А сейчас, извини, но я, правда, очень спешу! Прощай!

* * *

...

Глеб и Штейн стояли у парапета набережной. Пили из пластиковых стаканчиков, курили. Вдруг Глеб достал из-за пояса брюк книгу:

– Я возвращаю тебе Толстого, друг. Я не дочитал до конца. Хочу остановиться.

Штейн удивленно вскинул брови, и Глеб продолжил:

– Ты все знаешь. Я не сбегаю. Просто мне кажется, что принимать эти условия развода, даже такой, как я, – не должен! Собственноручно отказаться от сына – это уж слишком! Я не буду ставить точку! Я поставлю многоточие! Правильно?!

Штейн одобрительно улыбнулся и процитировал:

«Стойкие люди учат, что не должно сетовать на жизнь: дверь тюрьмы всегда открыта! Ты принял решение! С этого момента – ты неуязвим!» Неглупый человек сказал – верно! Да здравствуют самоубийцы!!!

* * *

...

У самой кромки льда, где вода пузырилась и трепетала на мартовском ветру, лежала куртка Глеба, из кармана которой выглядывали документы.

* * *

...

В гостиной Рязановых было тихо. Тихо настолько, что тиканье часов казалось боем курантов. Наташа выглядела, как провинившаяся школьница. Мария Николаевна, поджав губы, смотрела в окно. Саша в ужасе кусала ногти и таращилась на мужчину, стоявшего в центре комнаты.

– Куртка и документы – это все! – деловито сообщил мужчина. – Когда в последний раз вы его видели?

– Давно, – ответила за всех Мария Николаевна.

Саша не сдержалась и громко всхлипнула.

– Может, он позвонит или сообщит о себе, – предположил мужчина. – Если хотите, будем подавать в розыск.

– Делайте, как положено! – глухо сказала Наташа.

* * *

...

Наплыв. Утопленник на берегу.

* * *

...

Наташа, Сергей и следователь шли по длинному коридору морга. Сергей говорил шепотом, чтобы не слышала Наташа:

– Я прошу вас… Вы должны быть деликатным… Она не совсем здорова…

Все трое вошли в «мертвецкую». Подошли к столу. Следователь привычным жестом откинул простыню.

Наташа покачнулась. Сергей подхватил ее, и она обмякла в его объятиях.

– Вы его узнаете? Это он? – спокойно спросил следователь.

Наташа сделала попытку взглянуть на останки, но ее замутило, и она стала оседать.

– Он! Он! – почти выкрикнул Сергей, страстно желая, чтобы эта пытка, наконец, закончилась. – Я же вас просил!

Следователь прикрыл труп простыней и что-то записал в своей папке…

Усадив Наташу в машину, Сергей тихо и очень заботливо прошептал:

– В твоем положении, любимая, не надо было сюда ходить. Хотя, конечно, это был наш последний долг перед ним!

Машина тронулась в «светлое будущее».

* * *

...

Шлепая по лужам, под колючим, моросящим дождем, участковый Мельниченко нехотя обходил свой участок. Дежурство, да еще в непогоду, всегда портило ему настроение, и участковый был зол, как черт. Необходимо было срочно восстановить расположение духа. Для этого как нельзя лучше подходила «Катакомба» – длинная, темная забегаловка, расположенная на вверенной Мельниченко территории. Тут он чувствовал себя, как барин в родовом имении. Все, начиная от охранников и заканчивая директором, готовы были услужить «отцу родному» Мельниченко.

С суровым выражением лица участковый проследовал через длинную кишку коридора «Катакомбы» в самый дальний угол, где его ждал столик, облюбованный давно и, видимо, навсегда.

Официант проворно смахнул со стола крошки и шепотом спросил:

– Как всегда?

– Да нет, родимый! – осклабился Мельниченко. – Сегодня, как-никак, праздник, уже не официальный, правда, но праздник.

– Понял! – услужливо улыбнулся официант. – Постараюсь!

– Да, уж постарайся!

Пока официант суетился, участковый лениво рассматривал посетителей: иногда попадались интересные экземпляры. За соседним столиком сидело двое мужчин: они о чем-то громко спорили – видать, крепко выпили.

Мельниченко невольно прислушался: мужчина, что сидел к нему лицом, в чем-то упрекал собеседника, но тот все твердил:

– Нет, нет, нет! Все было не так!

Потом они перешли на шепот, и участковый уже не смог ничего разобрать.

Появился официант и стал ловко расставлять тарелки с закусками.

Мельниченко, кивнув на мужчин, спросил:

– Это кто там зависает? Постой! Того, что ко мне лицом, я, кажется, знаю – это придурковатый «астроном»? Правильно?

– Совершенно верно! – подтвердил официант. – Но ведет он себя всегда тихо.

– Угу. А второй кто? Что-то я его не припомню…

– Этот бывает редко. Всегда сидит один. Пьет исключительно коньяк и закусывает шпротами. У нас их сроду не было, сто лет никто не заказывал, пришлось бежать в магазин.

– А чего он в шинели? Военный, что ль?

– Да, вроде, нет! Просто носит шинель. Сейчас не поймешь – кто есть кто! Тем более в нашем заведении, – официант заискивающе хихикнул. – Вы же знаете наш «контингент».

– Ладно! С праздничком! – Мельниченко глотнул обжигающе холодной водки и смачно хрустнул соленым огурчиком.

А за соседним столиком разговор снова перешел на повышенные тона.

– Еще раз объясняю, – горячился мужик в шинели, – все было не так! Никто меня не вынуждал! Я сам все решил и сам все сделал! Это принципиально!

В говорившем человеке с трудом можно было узнать Глеба Рязанова. Он сильно похудел. Давно не мытые, длинные волосы падали на плечи, но, как ни странно, новый облик его не портил. Скорее, наоборот – казалось, Глеб сбросил десяток лет, а его темные глаза лучились не присущим им ранее светом.

– Вы должны понять, – убеждал Глеб собеседника, – когда я это сделал – все изменилось! Наконец-то умер всем ненавистный и никому не нужный Глеб Рязанов и появился некто новый… пока без имени и фамилии, но – новый! Он не знает, что будет дальше, он прячется ото всех, он боится выходить на свет, но… он свободен! Он принадлежит самому себе и он, наконец, никому ничего не должен!

– Я понимаю, но…

– Никаких «но»! Вы думаете, мне сразу стало легко? Не тут-то было! После «самоубийства» мучила совесть: имел ли я право так поступать с близкими? Я даже хотел «воскреснуть»! Но… стоило мне представить все унижения и стыд, через которые придется пройти, как я все глубже и глубже погружался в холодную воду забвения, где и надлежит быть утопленнику! Это сродни тому, что чувствуют идущие в ледяную купель во время крещения, надеясь выйти из нее новыми людьми!

Глеб налил в захватанный бокал коньяка и выпил.

Мельниченко уже давно, затаив дыхание, слушал этот разговор и сейчас поймал себя на том, что налил и выпил одновременно с говорящим.

Астроном качал головой и восторженно смотрел на Глеба:

– Знаете, я сделаю вам гороскоп! – предложил он. – Мы заглянем в ваше будущее!

– Не надо! Прошу вас, не надо! – замахал руками Глеб. – Я не хочу ничего знать!

– Ну, хорошо! – слегка обиделся Астроном и, чтобы сменить тему, спросил: – А, что ваши близкие, они вас искали?

– Все было, как в бразильском сериале: они нашли «мое» тело!

– Как это?!

– Не знаю. Подробностей я не знаю. Думаю – всех просто устроила смерть Глеба Рязанова. Моя жена стала супругой преуспевающего дипломата. Мой сын – продолжателем славных дипломатических традиций и даже моя теща снова обрела солидный статус!

– Вы говорите – это устроило всех? И ту девушку? Ну… балерину!

– О! Эта рана кровоточит до сих пор! Сколько раз я хотел прийти к ней, все объяснить! Но я был бы последним подлецом, если бы испортил ее молодую жизнь!

Они еще выпили. Взгляд Глеба затуманился и стал мечтательным:

– Если бы вы видели, как она танцует! – с восхищением и горечью произнес он. – Иногда, по вечерам, я прохожу мимо театра. Там, с тыльной стороны, есть окна репетиционного зала. Пару раз мне удалось ее увидеть.

Глеб замолчал, погрузившись в сладкие воспоминания.

Мельниченко как милиционер почувствовал непреодолимое желание задать вопрос, но Астроном его опередил:

– А на что же вы живете?

– Ха! – Глеб хитро прищурился. – Все-таки есть один человек, который знает все! Но это военная тайна!

Участковый Мельниченко был человеком смекалистым.

«Этот парень, – промелькнуло в его голове, – курица, способная нести золотые яйца!»

Участковый встал и очень спокойно, чтобы не вспугнуть жертву, подошел к соседнему столику. Глеб и Астроном смолкли.

– Вы меня не бойтесь, – улыбнулся Мельниченко, демонстрируя пожелтевшие от курева зубы. – Я по-хорошему!

Он придвинул стул и по-приятельски подсел к чужому столу. Глеб и его собеседник настороженно наблюдали за незваным гостем.

– Я случайно слышал ваш разговор, – не стал ходить вокруг да около Мельниченко, – тут может получиться интересная комбинация. Вы вроде бы утопшим прикидываетесь? Я правильно понял?

– А что, собственно, вам нужно? – спросил Астроном.

– Я не с тобой говорю, алкаш! – рявкнул Мельниченко и, повернувшись к Глебу, менее грозным тоном добавил:

– Так я прав?

– Ну и что из этого? – нахмурился лжеутопленник.

– А жена ваша с вами в разводе? – не унимался Мельниченко.

– Да какое это имеет значение?! – разозлился Глеб.

– Ну, если вы с ней не развелись, а она выскочила за другого, то можно ее и к суду привлечь. Смекаете, о чем я толкую?

– Нет!

– Поясню. Нынешний муж супружницы вашей – дипломат, если не ошибаюсь? Наверняка человек не бедный! Как думаете, много он заплатит за то, чтобы вы, извиняюсь за каламбур, не всплывали?

Глеб хлебнул из бокала и свирепо посмотрел на сидящего напротив милиционера.

Участковый запустил руку в коробку шпрот, подцепил рыбешку и отправил ее в рот.

– Если выяснится, что вы не утопли, у жены вашей и ее дипломата будут большие неприятности, – сказал он, слизывая масло с пальцев. – Я, между прочим, юрист и законы хорошо знаю!

В этот момент в дальнем углу «Катакомбы» раздался истеричный женский вопль и звон бьющегося стекла. Руководствуясь чувством долга, Мельниченко метнулся в сторону «инцидента». Как он и предполагал, происшествие оказалось пустяшным: банальная драка по пьяни. Когда участковый вернулся к столику, ни Астронома, ни «утопленника» уже не было. Мельниченко почесал бритый подбородок и, загадочно усмехнувшись, пошел к выходу.

* * *

...

Был вечер. Шел легкий снежок. Глеб стоял на улице и ловил ртом снежинки, думая о том, что ему позарез необходимо напиться. Он только что видел в окно репетиционного зала Светлану – такую хрупкую, красивую и до боли любимую. Глеб тяжело вздохнул и пошел вниз по улице. Поворачивая за угол, он практически налетел на участкового Мельниченко. Бульдожьим, тренированным движением милиционер схватил Рязанова за шиворот и энергично встряхнул:

– Чудо в перьях! – зашипел он Глебу в ухо. – Слушай меня внимательно! Мельниченко никогда ничего просто так не говорит. Если я с тобой, гнида, объяснялся как с человеком, то это нужно ценить. Завтра утром встретимся в «Катакомбе» и все обсудим. Вопросы?

Рязанов отрицательно покачал головой. Мельниченко разжал пальцы, и Глеб немедля попытался отойти на безопасное расстояние, но участковый придержал его за плечо. Он по-хозяйски одернул скособочившуюся на Рязанове шинель и даже сделал вид, что сдул с нее пылинку. Затем многозначительно заглянул Глебу в глаза и, наконец, оставил его в покое. Рязанов еще немного постоял, глядя вслед удаляющемуся милиционеру, и желание напиться окрепло в нем до предела.

* * *

...

Глеб даже не собирался идти в «Катакомбу». Он только сожалел о том, что остался в городе – нужно было «исчезнуть» основательно. Побросав в сумку жалкие пожитки, он последний раз окинул взглядом свою берлогу и вышел. Арестовали, вернее, задержали его в этот же день. Он шел по улице в своей неказистой шинели, когда его нагнал милицейский «бобик». Выскочивший из машины молодой сержант очень вежливо попросил предъявить документы. У Глеба их не было…

* * *

...

Наташа и Сергей стояли на верхней галерее Эйфелевой башни и любовались панорамой города. Они уже третий день находились в Париже. Вообще-то Наташа не хотела ехать – все же восьмой месяц беременности, но Сергей и Раиса Никитична настояли: будущего ребенка нужно воспитывать в утробе матери.

В кармане у Сергея зазвонил мобильный:

– Да! Я слушаю!.. Простите, но я за границей… Нет, говорите!..

Наташа с любопытством смотрела на Сергея, пытаясь понять о чем идет речь.

Сергей отвернулся и отошел шагов на десять.

Говорил недолго. Потом подошел к Наташе и тихо сказал:

– Мы возвращаемся!

– Что стряслось? Что-то на роботе?

На мгновение Сергей замялся, но все же ответил:

– Не хотел тебя волновать, но ты все равно скоро узнаешь… Он жив!!!

* * *

Штейн нашел каких-то влиятельных знакомых, те подсуетились и ему разрешили короткое свидание с Глебом.

Они сидели напротив друг друга и улыбались.

– Конспираторы хреновы! – хмыкнул Глеб.

– Да уж! – согласился Штейн. – Но я уверен, что тебя скоро отпустят. Ну, без документов. Ну, бомжевал. Так что? Этим сейчас никого не удивишь. Другое дело, что это уже не будет нашей военной тайной!

– Я думаю о них…

– О ком?

– О Наташе и Сергее! Все вернулось на исходную – это скверно!

– Не убивайся! Мы что-нибудь придумаем, дружище!

* * *

...

Сергей сидел за рулем своего автомобиля в глубокой задумчивости.

Он остановился на перекрестке. Светофор уже давно переключился на зеленый, сзади сигналили, а он не двигался. Наконец, опомнившись, он выжал сцепление. В тот же момент на светофоре зажегся красный. Раздался отчаянный визг тормозов!

Вытирая платком кровь, сочащуюся из ссадины на лбу, Сергей вошел в кабинет следователя. За грубо сбитым, деревянным столом, видимо стоявшим здесь с восьмидесятых, сидел широкоплечий мужчина и что-то быстро писал. Он поднял голову, окинул Сергея «рентгеновским» взглядом и спокойно спросил:

– Кто вы?

– Чалый, Сергей Дмитриевич! – представился посетитель.

– Почему голова разбита?

– Попал в аварию. Но это не имеет значения. Вам ведь звонили из МИДа?

– Да. Звонили… А где… – следователь заглянул в бумаги, лежащие на столе, – Наталья Васильевна?

Сергей достал из внутреннего кармана пальто сложенный вдвое листок:

– Вот справка, – сказал он, – Наталья Васильевна на последнем месяце беременности. Если необходимо присутствие адвоката…

– Пока не нужно. Присаживайтесь!

Сергей опустился на стул и только теперь почувствовал, как сильно болит голова. Следователь внимательно изучал посетителя, постукивая шариковой ручкой по столу.

– Сергей Дмитриевич, учитывая вашу должность, предполагаю, что вы уже получили квалифицированную юридическую консультацию?

– Конечно! И сразу хочу заметить, что мои адвокаты легко докажут мою непричастность к делу!

– Ну конечно.

– Что касается моей жены, то…

– Я бы не торопился с выводами!

– Что вы имеете в виду? Это простое стечение обстоятельств! Когда обнаружили труп, нас вызвали для опознания, и Наталья Васильевна, будучи в положении, по вполне объективным причинам приняла тело утопленника за тело Глеба Рязанова!

– Это нам известно!

– Так в чем же дело?

– А в том, – ехидно улыбнулся следователь, – что фирмой «Дженерал» в марте месяце этого года была открыта кредитная линия в «Пром-Бизнес-Банке» на сумму два миллиона долларов США. Деньги были переведены по платежным поручениям, подписанным рукой директора.

– Я не понимаю, какое это имеет отношение к нам?

– Директором фирмы является Глеб Валериевич Рязанов – бывший муж вашей жены. Впрочем, почему бывший?

– И что? – насторожился Сергей.

– А то, что деньги ушли, а товар не пришел. Кредит не возвратный! Понимаете?!

– Не понимаю!

– Напрашивается версия: Глеб Рязанов присвоил, а можно сказать конкретнее – украл деньги и в сговоре со своей женой Рязановой Натальей Васильевной инсценировал самоубийство. Жена опознала в трупе мужа, а он, оказывается, жив. Теперь понимаете?!

В кабинете воцарилась тишина. Сергей нервно барабанил пальцами по краешку стула. Он ожидал настоящей юридической схватки с примитивным следователем и даже был готов, если потребуется, прибегнуть к авторитету своего ведомства, но убийственная нелепость изложенной версии сразила его наповал!

Следователь шумно закрыл папку, давая понять, что разговор окончен:

– Пусть мне позвонит ваш адвокат, – сухо сказал страж закона, – или адвокаты, для надежности.

* * *

...

Штейн орал в трубку телефона-автомата:

– А кто же за него заступится?! Ты же был ему другом! Другом! Он ведь сделал это ради вас! Да, ради ваших с Наташей чувств!.. Ты издеваешься?!. Какие деньги?!. Глеб и деньги!.. Он мог сделать любую глупость, только не украсть! Это же Глеб! Г-л-е-б! Глебушка! Ребята, помогите!!!

* * *

...

На фоне двух МИДовских юристов, одетых в строгие, темные костюмы, следователь и представитель прокуратуры выглядели серо и невыразительно.

Один из адвокатов вынул из кожаной папки лист бумаги и передал его прокурору:

– Это письмо подписано заместителем министра! Мы надеемся на понимание со стороны следствия – речь идет о репутации нашего ответственного работника!

– Хорошо, мы это учтем, – сказал прокурор, близоруко прищурившись на текст письма.

– Наше ведомство также просит принять во внимание положение, в котором находится Наталья Васильевна Рязанова, – продолжил адвокат.

– Я обещаю вам соблюдение всех норм гуманного обращения с подследственными.

– Почему подследственными?

– Извините, оговорился… – прокурор смущенно кашлянул и повернулся к следователю:

– Начнем?

Следователь нажал кнопку вызова:

– Пригласите Рязанову и Чалого!

В кабинет вошли Наташа и Сергей. Наташу усадили в кресло. Сергей присел на стул рядом.

– Наталья Васильевна, – начал следователь, – мы пригласили вас на предварительную беседу с целью получить некоторые разъяснения по делу Глеба Валериевича Рязанова. Вы готовы дать показания по поводу случившегося?

– Да, – тихо произнесла Наташа.

– Хорошо. Было ли вам известно, что ваш муж взял крупный кредит в банке?

– Нет. Мы давно не виделись и даже не общались по телефону.

– От кого вы узнали, что он покончил жизнь самоубийством?

Вмешался адвокат:

– Это не корректно! Наталья Васильевна знала, что Рязанов пропал. Потом в реке была найдена его одежда и, учитывая то обстоятельство, что Глеб Валерьевич не умел плавать, логично было предположить, что он утонул.

– Хорошо, – следователь метнул в адвоката неприязненный взгляд. – Тогда объясните, как двое взрослых людей могли опознать в совершенно обезличенном трупе близкого человека?

Сергей не сдержался:

– Да что же это такое! Вам же человеческим языком объяснили…

Один из адвокатов положил ему руку на плечо и спокойно произнес:

– Мы беседовали с медэкспертами. Они подтвердили, что тело было обезображено до неузнаваемости.

– Вот именно! – согласился следователь, – до не-у-зна-ва-е-мос-ти! А ваши клиенты узнали в нем Глеба Рязанова! Почему?

Прокурор что-то черкнул в блокноте и констатировал:

– Факт опознания не в вашу пользу, господа!

Сергей и адвокаты обеспокоенно переглянулись. Следователь вопросительно посмотрел на прокурора, как бы спрашивая согласия, и наклонился к кнопке вызова:

– Введите Рязанова!

Увидев Глеба, Наташа ойкнула и инстинктивно прижалась к Сергею.

Этот Глеб был мало похож на того мужчину, которого она так любила когда-то. Он тяжело сел на стул и, не глядя на окружающих, сказал:

– Простите, ребята.

Наташа уже не могла сдержать слез и заплакала, громко всхлипывая.

Прокурор взглядом показал следователю, что можно продолжать.

– Рязанов, – обратился к Глебу следователь, – что побудило вас симулировать самоубийство?

– Я ничего не симулировал, – покачал головой Глеб. – Я действительно убил Глеба Рязанова. Просто избавился от бесполезного и никому не нужного человека. Вот и все.

– Очень интересно, но хочу предупредить, что от того, что вы сейчас скажете, зависит не только ваша судьба, но и судьба ваших близких. Повторяю вопрос: почему вы решили исчезнуть?

– Я хотел… Я многого хотел, но у меня, как и все в моей жизни, получилось по-дурацки!

– Так, так, – нахмурился следователь. – Задам вопрос по-другому: ваше исчезновение связано с кредитом?

– При чем тут кредит? – удивился Глеб.

– Вы признаете получение вашей фирмой кредита в «Пром-Бизнес-Банке»?

– Признаю. Но в последнее время я практически отошел от дел – всем занимался мой заместитель.

– Вы имеете в виду Чередниченко Вячеслава Борисовича?

– Совершенно верно… Можно попросить воды?

– Потерпите. Давайте закончим. Документы на кредит подписывали вы или Чередниченко?

– Кажется, я!

– Отвечайте конкретно: да или нет!

– Ну, да! Вы можете узнать подробности у Вячеслава Борисовича.

– В том-то и дело, что не можем – Чередниченко исчез! Не так эффектно, как вы, но уже давно и, думаю, надолго.

– А фирма? Что с фирмой?

– Рязанов! – следователь повысил голос. – Кто придумал аферу с кредитом? Чередниченко? Вы? Или может кто-то третий? Какую роль сыграла в деле ваша жена?!

Один из адвокатов резко поднялся:

– Господин прокурор, вы обещали!

– Да, Вадим Николаевич, – прокурор предостерегающе коснулся руки следователя, – воздержимся от обвинений… Покамест.

Услышав последнюю реплику, Глеб разозлился:

– Погодите! Меня задержали за то, что у меня не было документов, правильно? Тогда какое отношение имеют эти два человека, – он указал на Наташу и Сергея, – к моей работе?

– Разбираясь в вашем деле, Рязанов, – жестко сказал прокурор, – следствие установило, что вы симулировали собственную смерть. Затем Наталья Васильевна, умышленно или нет, нам пока не известно, опознала останки. Пытаясь выяснить причины вашего более чем странного поведения, мы натолкнулось на историю о невозвратном кредите. Теперь факт вашей подложной смерти предстал в совершенно ином свете. Я доходчиво объясняю?

– Дайте попить!

* * *

...

Наташа сидела в машине, стараясь уловить суть разговора между Сергеем и адвокатами. Они стояли рядом с автомобилем, но говорили так тихо, что слышно было только обрывки фраз:

– … А в худшем случае?

– … До четырех!..

– … Вы, конечно, вне игры!..

– … Мы все подготовим!..

– … Тяжелую артиллерию пока подключать не имеет смысла…

Сергей опустился на сиденье рядом с Наташей и устало потер виски.

Она взволнованно коснулась его руки. В ее больших, зеленых глазах читался немой вопрос: – ну, что?

Сергей взял голову Наташи в ладони и крепко поцеловал ее в сухой, горячий рот:

– Родная моя. Я так долго ждал тебя, что уже никогда не отпущу. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива.

* * *

...

Глеб лежал с закрытыми глазами на скрипучей койке в КПЗ, но он не спал.

Не спал уже вторую ночь! Он думал: как он, человек, в общем-то, не глупый, мог увлечься чужой жизнью – жизнью Феди Протасова? Проклятая книга! Он ведь соврал тогда Штейну – он дочитал ее до конца! Все казалось таким простым и ясным. Нужно поступить, как Федя – раз и нет тебя!

– Страус-дебил! – чертыхнулся Рязанов. – Решил спрятать голову в песок, а там бетон!

Он не только подвел жирную черту под собственной жизнью, но и поставил под удар Наташу, сына, а дальше – целую цепочку жертв!

– Ты хотел свободы? – сказал себе Глеб. – Теперь лети!

Вдруг его кто-то тихо позвал:

– Глеб! Глеб, ты меня слышишь?

Рязанов приоткрыл глаза. В полумраке маячило чье-то лицо.

– Кто это?

– Это я – Юра Лисичкин! Помнишь меня?!

Глеб приподнялся на локте и внимательно посмотрел на говорившего.

– Какой Юра?

– Лисичкин! 42-я школа, 9 «А». Вспомнил?!

Фамилия была знакомой, но внешность человека не совпадала со школьными воспоминаниями.

– Кажется, вспомнил, – неуверенно сказал Глеб. – А… ты здесь за что?

– Как и все – по недоразумению!

– Я тебя здесь раньше не видел!

– Тут текучка! Меня сегодня привезли. Смешная история: нас забрали прямо с футбола – пиво, семечки, драка! А ты тут почему?

– А я сам – недоразумение!

– Как всегда остришь! Я тебя еле узнал! Весь вечер смотрю – ты или не ты! Меня завтра, наверное, выпустят, дай, думаю, поговорю!

– Правильно сделал, а то мне так хреново!

– Что с тобой? Я тебя не узнаю! Ты и скулеж! Не верю своим ушам!

– Все меняются…

– Нет, дорогой! – воскликнул Лисичкин. – Ты не должен меняться! Не имеешь права! Ты ведь для всех нас, кто учился с тобой в классе, да что там в классе, в школе – был примером для подражания! «Глеб сказал!», «Глеб сделал!», «Глебу понравилось!» Такое не забывается! А стихи? Твои любимые!

Помнишь?! Это же был наш гимн!

Это забывать нельзя!!! Нель-зя!!! Вот и все тут!!!

Они закурили, и терпкий табачный дым скрыл их лица в сумраке.

* * *

...

Следователь холодно взглянул на вошедшего Глеба и молча указал на стул. Глеб сел, спинным мозгом чувствуя надвигающуюся угрозу. Следователь еще довольно долго что-то дописывал и только когда закончил, произнес:

– Послушай меня, Рязанов, – без протокола.

Он помолчал, видимо подбирая нужные слова:

– Таких, как ты, – я не люблю с детства. Почему так говорю? Потому что не поленился и покопался в твоей биографии. Вы – вшивые интеллектуалы всегда презирали нас – детей из «спальных» районов! Вам кажется, что только потому, что вы прочитали на две книжки больше, вы достойны лучшего – и работа почище и бабы потолще! Ведь так?!

Глеб молчал.

– Мы фамилий не меняли! – гнул свое следователь. – На знатных тестях не женились! И когда «лафа» кончилась, чужих денег – нагло не крали. Мы сами учились жизни! Сами пробивались! Сами горбатились! Поэтому ты для меня не загадка! Ни тебя, ни твою мадам, ни этого ее «запасного» мужа ваши адвокатишки не отмажут! Клянусь! Это вопрос принципа! И ты, Рязанов, убогого из себя не корчи! Прокурор – он тоже из «спального»! Уразумел?! Так что получите по полной программе!

Глеб пристально посмотрел на следователя:

– Я тоже тебе скажу – без протокола. Беда в том, что ты и тот участковый, что на меня донес, однажды решили, что можете судить! Поторопились вы, друзья. Суд будет, но судить будете не вы! И вот тогда мы славой, в смысле кто из какого района, сочтемся! Так что вы для нас – не судьи!!! И не тужься сильно, а то сам знаешь, что может приключиться!

Следователь криво ухмыльнулся и нажал на кнопку:

– Уведите!

Уже с порога Глеб обернулся:

– И если суд, – он показал пальцем в потолок, – случится, то участковый уж точно будет раскаленную сковороду лизать! Так ему и передай!

* * *

...

Штейн мчался по улице, не замечая снежно-грязной каши, чавкающей под ногами и забивающейся в туфли. Не замечая, что шарф вылез из пальто и развевается за его спиной, как флаг. Он не видел ничего, кроме конечной точки своего «марафона» – дома Чалых! Он влетел на крыльцо и даже не стал искать звонок – заколотил в дверь кулаками!

Дверь открыла Раиса Никитична, и Штейн, как полоумный, завопил ей в лицо:

– Я нашел его! Слышите, я нашел!

* * *

Сергей напряженно слушал сбивчивый рассказ Штейна. В комнате кроме них находились Наташа и Раиса Никитична.

Женщины молчали. Сергей задавал вопросы:

– И как он туда попал?

– Он говорит, что как только деньги были переведены, вышел указ о новом налоге, который делал сделку пролетной, в смысле убыточной! Нужен был контроль оттуда! Глеб к тому времени «утонул»! Вот Чередниченко и сел в самолет и отъехал до лучших времен!

– А как он объявился?

– Он позвонил нашему общему знакомому и попросил помощи на таможне, а тот, зная ситуацию с Глебом, когда услышал его голос, чуть сознание не потерял!

– А откуда он звонил?

– Оттуда! Но товар, который должен был поступить по контракту, уже на границе – вот зачем нужна была помощь с таможней!

– А он сам-то приедет?!

– Да! Он уже звонил в банк, чтобы они взяли под контроль получение и реализацию товара, а сам приедет с последней партией!

Присутствующие переглянулись, неимоверное облегчение отразилось на их лицах. Сергей весело хлопнул себя по колену:

– Все хорошо, что хорошо кончается!

Штейн заволновался:

– А как же Глеб? Надо звонить в милицию!

– Я сейчас же перезвоню адвокатам. Они все сделают!

Наташа бросилась в объятия Сергея. Он крепко обнял любимую и, глядя через ее плечо, совсем по-мальчишески улыбнулся матери.

* * *

В камере было тихо. Только ленивое жужжание мухи, наматывающей круги вокруг голой лампочки под потолком, нарушало тишину. Глеб и Сергей молча сидели рядом, но друг на друга не смотрели. Адвокаты сосредоточенно перекладывали документы из одной папки в другую. Наконец один из них нашел нужный экземпляр и протянул Глебу:

– Подпишите вот здесь – внизу… И тут тоже!.. Благодарю! Я думаю, это все.

Сергей, заранее зная, что ответит адвокат, спросил:

– Так, значит, можно рассчитывать, что Глеба Валериевича освободят из-под стражи прямо в зале суда?

– Абсолютно!

– Спасибо! А теперь, если можно, оставьте нас одних!

Адвокаты поспешно сгребли бумаги в портфели и удалились. Глеб, все это время смотревший в пол, поднял глаза:

– Спасибо тебе, Серега!

– О чем речь? Мы же друзья!

– Да, конечно! Как Наташа?

– Хорошо! Мы очень волновались за ребенка! Но теперь все нормально! Она хотела прийти, но… неважно себя чувствует!

– А как Мишаня?

– Отлично! Ждет братика… Ну, ты понимаешь – ему ведь ни о чем не рассказывали…

– Да ты не тушуйся! Все правильно! Для мальчика так будет лучше! Верно?

Сергей кивнул и неожиданно виновато посмотрел на друга:

– Послушай, у нас с Наташей к тебе просьба…

– Говори!

– Наташе скоро рожать… Мы хотели побыстрее уладить все формальности… Отсюда дадут справку для загса… Нужно все переоформить, понимаешь?

– Я сделаю все, что надо. Пусть не волнуется.

– Спасибо! Может, тебе до суда что-нибудь нужно? Мы все привезем.

– Пусть Штейн найдет балеринку! Он знает!

– Это все?

– Все.

* * *

...

Штейн мерил шагами коридор суда. Он не хотел заходить в зал, пока не увидит Глеба – его должны были привезти с минуты на минуту. Сегодня Штейн разыскал Светлану, она была счастлива. У нее репетиция в театре, но она все бросит и прибежит.

Остальные участники событий уже давно сидели в зале. Адвокаты были готовы дать разгромный бой стороне обвинения, все остальные – были готовы поздравить их с победой. Не хватало главного действующего лица.

Штейн тихо проскользнул в зал и сел в последнем ряду.

Появилась секретарь суда – она поискала кого-то глазами, не нашла и снова скрылась за дверью. Сердце Штейна бешено заколотилось, когда вновь появившаяся секретарь суда подозвала адвокатов и увела их в комнату судей. Наконец дверь судейской распахнулась. Первыми вышли адвокаты и молча прошли на свои места, затем в центр зала вышла секретарь и негромко объявила:

– Судебное заседание отменяется ввиду кончины ответчика.

Сначала никто не понял, о каком ответчике идет речь, потом кто-то тихо ойкнул.

Сергей метнулся к адвокатам:

– Что с ним?!

– Просто сердце…

Штейн опустил голову и прошептал:

– Он ее дочитал!!!

* * *

Такси, в котором ехала Светлана, попало в «пробку». Девушка открыла дверцу, выпорхнула на улицу и побежала. Она так опаздывала…

* * *

...

В доме у Чалых праздновали Новый год в семейном кругу. За овальным дубовым столом собрались все: Наташа и Сергей, Саша и Мишаня, Раиса Никитична и Мария Николаевна. Миша был очень доволен, что ему позволили бодрствовать вместе со взрослыми. Маленькими ручками он сжимал стаканчик, в котором весело пузырился лимонад – персональное детское шампанское. Пробило двенадцать – и наполненные до краев бокалы взметнулись вверх:

– С Новым годом, с новым счастьем!

Сергей ласково взял Наташу за руку и увлек за собой в детскую.

Они подошли к кроватке и с нежностью взглянули на мирно посапывающего младенца. Мальчик спал и чему-то счастливо улыбался во сне.

– С Новым годом, сынок!

– С новым счастьем, Глебушка!

Уже светало, когда чья-то рука в кожаной перчатке поставила на свежую могилу шкатулку, нажала на кнопку – крышка поднялась и позволила маленькой балеринке весело завертеться…

Киев, 2006

Пролог

Зал для небольших официальных церемоний.

Пятеро журналистов сидят в ожидании главного действующего лица, для которого в центре зала приготовлено отдельное кресло и маленький столик. На столике фарфоровый чайник и одна чашка с блюдцем.

Наконец тот, кого ждали, появляется в сопровождении пресс-секретаря.

Пресс-секретарь. Господа, можем начинать!.. (Обращаясь к тому, кого ждали.) Виктор Викторович, вы готовы?… Виктор Викторович. Доброе утро!.. Мне всегда приятно в неформальной обстановке встречаться с журналистами, представляющими ведущие издания нашей страны!.. Пресс-секретарь. Сегодня здесь присутствуют представители: еженедельника «Будни», аналитического издания «Зеркало жизни» и самой «покупаемой» газеты «Столичная».

Виктор Викторович сидит вполоборота по отношению к журналистам так, что никто из присутствующих не может видеть помещенную в правую ушную раковину крошечную радиоподслушку, какими пользуются телеведущие. В «подслушке» мужской голос: «Мы готовы!!!»

Виктор Викторович. Пожалуйста, друзья мои!.. Я – весь внимание!.. Первый журналист. Виктор Викторович, как вы прокомментируете скандал вокруг деятельности нашего военного атташе в Сирии?…

Виктор Викторович берет со столика чашку чая, медленно отхлебывает из нее… Пока он это делает, в «подслушке» тот же мужской голос: «Леонид Иванов… Брал у вас интервью два года назад… Настырный и дотошный… Нужен вариант, не предусматривающий обсуждения… Можно попробовать „военную тайну“…»

Виктор Викторович. Два года назад, во время нашей с вами беседы, Леонид, я был приятно удивлен вашей настырностью в получении исчерпывающих ответов на поставленные вами вопросы… Постараюсь ответить емко и предельно точно!..

Видно, что журналист, задавший вопрос, поражен памятью Виктора Викторовича.

Виктор Викторович (почти под диктовку голоса из «подслушки»). Вам, конечно, знакомо выражение «военная тайна»?… Еще в начале двадцатого века, в годы русско-японской войны, представители средств массовой информации, презрев понятие – «военная тайна», нанесли русской армии более существенный урон, чем вся агентурная сеть японцев… Я не провожу прямой аналогии, но… Я призываю вас и ваших коллег быть сдержанными и повременить с оценками происшедшего… Пресс-секретарь. Прошу следующий вопрос!.. Второй журналист. Как вы можете прокомментировать отказ наших парламентариев принять поправки к закону о повышении социальных стандартов?… Виктор Викторович. Прошу меня простить – я еще не совсем оправился от простуды… Буду злоупотреблять вашим терпением и пить чай… Голос в «подслушке». Михаил Осоков!.. Месяц назад получил специальную премию ЮНЕСКО… Падок на лесть… В вопросе о «законе» желательно отмежеваться…

Ответ Виктора Викторовича мы уже наблюдаем из специальной комнаты, расположенной за гофрированной стеной зала приемов. Большой стол, на котором расположены мониторы, транслирующие картинки каждой из четырех телекамер, наблюдающих за происходящим.У стола в большом вертящемся кресле сидит тот, кому принадлежит голос в «подслушке».Антон Макарский – так зовут этого мужчину тридцати трех лет.На нем традиционная «гарнитура» – наушники и микрофон.Позади, за его спиной происходит «броуновское движение» – несколько молодых людей, вооруженные компьютерами, стремительно барабанят по клавишам, добывая нужную информацию и тут же сбрасывая самое необходимое на большой монитор Антона Макарского.Если отрешиться от смысла происходящего, то все это станет похожим на бобслей из шепчущих губ, растопыренных ушей и бегающих глаз…А тем временем мы видим на одном из мониторов Виктора Викторовича, отвечающего на заданный вопрос.

Виктор Викторович. Господин Осоков, прежде всего разрешите мне воспользоваться случаем и поздравить вас с высокой международной наградой!.. Было желание сделать это в более торжественной обстановке… Но я думаю – у нас все впереди?!. Вы не против?… Второй журналист. Большое спасибо!.. Я тронут вашим вниманием, Виктор Викторович!.. Виктор Викторович. А теперь по существу: к великому сожалению, народные избранники часто забывают, что они призваны отстаивать интересы избирателей и начинают рьяно отстаивать свои интересы или интересы олигархических кланов, стоящих за ними. Я представляю власть исполнительную и могу лишь сокрушаться по поводу происходящего. Но я обещаю нашим людям сделать еще одну попытку достучаться до умов и сердец законодателей!..

Пресс-конференция продолжается – мы слышим фрагменты вопросов и ответов, но наше внимание целиком и полностью приковано к лицу того человека, который держит все нити происходящего в своих руках – лицу Антона Макарского… «Куклы-марионетки, раскрашенные и нарядные, кружатся в веселом танце.Их маленькие тельца, вслед за тоненькими ниточками, послушно выполняют все команды кукловода.Его самого не видно – видны лишь его умелые руки.Звучит забавная кукольная мелодия».

* * *

...

Двое мужчин стоят в большой комнате.

Человек в плаще. Если пистолет не ваш, то где ваша жена могла его взять? Антон. Понятия не имею!.. И вообще… Что с ней?… Она жива?… Человек в плаще. Вполне! Антон. Я могу ее увидеть? Человек в плаще. Это не в моей компетенции… Завтра, наверно, вас пригласят в прокуратуру… Антон. Она в прокуратуре?… Человек в плаще. Учитывая фамилию… и статус, посчитали, что так будет лучше… Антон. Ничего не понимаю!.. Человек в плаще. Я сожалею, но я не вправе ничего говорить… Потерпите до утра! До свидания!..

Антон провожает гостя до двери. Закрывает дверь и сразу же подходит в телефону.Набирает номер.

Антон. Это я! Разбудил?… Прости!.. Я попал в идиотскую ситуацию… Нет, я дома… Приехал двадцать минут назад, а меня ждет человек из прокуратуры… Я не знаю, кто он… У них Марго!!! Я был уверен, что она дома… Утром я ее не видел… Я вернулся к шести – она спала… В девять я встал – ее уже не было… Нет, он толком ничего не сказал… Почему-то спрашивал о каком-то пистолете… Завтра меня «пригласят к прокурору»… Погоди!.. Пока не поднялся шум, «Парусу» звонить не надо!!! Попробуй что-нибудь узнать!.. Я жду…

Антон обходит комнаты, планомерно включая все источники света – дом озаряется иллюминацией. Он подходит к столику с бутылками, наливает наугад из первой подвернувшейся под руку полстакана, выпивает залпом, наливает еще, вливает в себя содержимое стакана, наливает еще и со стаканом в руке, не раздеваясь, ложится в застеленную кровать.Он обводит взглядом озаренную огнями комнату…Огни расплываются, превращаясь в медленно колышущуюся золотую массу…

...

От звонка Антон вздрагивает.

Это не телефон – это звонят в дверь.

Он смотрит на часы – они показывают – 1.05.

Антон спешит к двери.

Открывает и пропускает в прихожую высокого молодого мужчину.

Шувалов. Прости, что долго ехал!.. Жуткий туман… Антон. Ну?! Шувалов. Они ничего не хотят говорить! Антон. Не хотят говорить вообще или по телефону? Шувалов. По телефону! Антон. Понятно!.. А к утру будет знать вся страна! Шувалов. Они готовы встретиться прямо сейчас! Антон. Где? Шувалов. Там у них!.. Третий этаж… Восьмая комната… Антон. А кто будет разговаривать? Шувалов. Мамчич Петр Петрович… Антон. Первый раз слышу!.. Ты со мной? Шувалов. Конечно! Антон. А адвокат нужен? Шувалов. Нет!.. Пока с глазу на глаз… Антон. Спасибо тебе!..

* * *

...

Антон и Шувалов, минуя охранника, входят в холл здания прокуратуры.

Дежурный. Добрый вечер! Вы к кому? Шувалов. Нас ждут! Мы к Мамчичу! Дежурный. Ваши документы! Шувалов. Мы ничего не брали… Макарский и Шувалов… Дежурный. Одну минуту!

Дежурный звонит – разговор состоит из двух коротких фраз, которые произносятся настолько тихо, что ничего разобрать нельзя. Дежурный кладет трубку.

Дежурный. Вы знаете, куда идти? Шувалов. Третий этаж, восьмая комната… Дежурный. Вас проводить? Шувалов. Спасибо! Мы сами!

Антон и Шувалов идут длинным коридором прокуратуры, по обе стороны которого одинаковые двери, а на них, кроме порядковых номеров, еще и таблички с фамилиями и званиями чиновников.

Антон. Сколько раз проезжал мимо, а внутри впервые… Шувалов. Слава богу!

На большой коричневой двери, кроме цифры «8», ничего не написано. Шувалов стучит и, не дожидаясь ответа, заглядывает внутрь.

Шувалов. Можно?

* * *

Они в довольно большой комнате, в которой почти нет мебели: стол и несколько стульев.

Мамчич. Доброй ночи! Присаживайтесь! Шувалов. Мне остаться или подождать? Мамчич. Как захочет господин Макарский… Антон. Останься! Курить можно? Мамчич. На здоровье! Я лично не курю – при нашей работе с вредными привычками приходится быть на вы…

Антон и Шувалов закуривают. Мамчич подвигает к ним массивную хрустальную пепельницу.

Мамчич. Я задам вам несколько вопросов – от ваших ответов будет зависеть, как дело пойдет дальше! Я ничего не буду записывать, чтобы наш разговор получился откровенным и доверительным! Вы согласны? Антон. Я готов! Мамчич. У вас действительно в доме нет оружия? Антон. Я вообще не любитель огнестрельного оружия. К тому же я – не охотник! А как только сыну исполнилось пять лет, я даже старый подарочный мушкет убрал из дома… Мамчич. Это хорошо! Антон. Хорошо для чего? Я пока ничего не понимаю… Что, собственно, случилось?… И где моя жена?… Мамчич. Потерпите немного!.. Мне это тоже не доставляет удовольствия – я давно мог бы отдыхать, но… Меня попросили разобраться… Утром может быть поздно!.. Антон. Ладно, извините! Мамчич. Вы давно женаты? Антон. Семь лет! Это официально… А до этого мы жили два года… Просто так… Мамчич. Вы все еще любите свою жену? Антон. Конечно!.. А… Мамчич. А на сколько вы вникаете в ее жизнь?… Антон. Вы, наверно, знаете, что я человек занятой?! Очень!!! Мамчич. Догадываюсь… Антон. Жена всегда у меня на виду… Ну, может, за исключением ее работы… Она возглавляет благотворительный фонд! Мамчич. А с ее сестрой вы давно познакомились? Антон. С Мариной? На пару лет позже, чем с Марго… Это я жену так называю… Марина приехала поступать в институт на два года позже, чем Марго… Простите!.. Я так не могу!.. Что случилось с моей женой?… Мамчич. С вашей женой – ничего!.. Антон. А с кем же?… Мамчич. С ее сестрой!!! Антон. Но… Мамчич. Ваша жена ее застрелила!!! Сегодня… Вернее, уже вчера… В пять часов вечера… Антон. Этого не может быть!.. Кто это сказал?… Мамчич. Она сама призналась в этом!.. И еще это подтвердила няня, которая ухаживает за детьми сестры… Шувалов. А где находится Маргарита Николаевна? Мамчич. В отделении идентификации… Это в нашем здании… Антон. А почему она это сделала? Мамчич. Я надеюсь установить это с вашей помощью! Шувалов. А откуда же об этом знать Антону Дмитриевичу?! Антон. Погоди! А как Марго сама объяснила все, что произошло? Мамчич. Как только прозвучали выстрелы, няня позвонила в милицию… Когда туда приехали, ваша жена сидела в кресле рядом с трупом и спокойно курила… На полу валялся пистолет – маленький «браунинг»… А когда ее спросили, что произошло, она сказала: «Наконец-то я это сделала!..» Шувалов. И все?! Мамчич. И все!!! Она вообще больше ничего не сказала… И даже здесь, у нас… Антон. А муж Марины знает? Мамчич. Да!.. Но с ним будут говорить утром… Посчитали правильным сперва поговорить с вами… Шувалов. Спасибо!.. Мамчич. Ну, мне-то за что?… Сами знаете, кого благодарить!..

Антон вдруг явно видит перед собой Марго, сидящую в кресле с сигаретой в руках – она не мигая смотрит прямо ему в глаза… Он встряхивает головой, пытаясь отделаться от видения.

Мамчич. Кофе хотите? Шувалов. А можно? Мамчич. Конечно! Что-что, а кофе можно «завсегда»! Я бы предложил и кое-что покрепче, но тут мы не держим…

С этими словами Мамчич встает и направляется к окну, занавешенному тяжелой гардиной. За гардиной обнаруживается широкий подоконник, на котором свободно умещается чайник и все прочее, что необходимо для приготовления кофе.Шувалов помогает Мамчичу перенести чашечки с кофе на стол.Антон сидит молча с сигаретой в той же позе, что и Марго.

Мамчич (Антону). Как вы?… Мы можем продолжить?

Антон кивает.

Мамчич. В каких отношениях вы были с сестрой жены?… Антон. В прекрасных!.. А как это может объяснить случившееся?…

Мамчич. Первое, что приходит в голову, – не политика ли это?! Ваша робота… Через вас прямой выход на «лидера»… Но по всем показателям – это нечто другое!.. Какие же возникают предположения?… Я рассуждаю так: если принять во внимание ваш уровень и должность, которую занимает муж убитой, то смело можно отбросить и версию убийства на материальной почве… Я бы отбросил также вероятность затаенной ненависти с детства… Хотя иногда бывает…

Шувалов. Вы к чему-то клоните?…

Мамчич. Если дойдет до суда присяжных, то следует учесть, что они чаще всего бывают снисходительны к убийствам на почве ревности… (Антону.) Простите за прямой вопрос: сестра жены была вашей любовницей?!

Антон. Нет!!! Уже нет!!!

Мамчич и Шувалов переглядываются.

Антон. Я хочу сказать, что это не могло быть причиной… У нас все закончилось еще год назад… Мамчич. Когда именно? Антон. Еще перед прошлым Новым годом… Мамчич. Инициатором разрыва были вы?… Антон. Скорее она… А вообще никакого разрыва, собственно, и не было… Это был не роман… Для нас двоих это был, скорее, «спорт»… Черт!.. Мне впервые в жизни трудно говорить… Мамчич. Сколько длилась ваша связь? Антон. Лет пять… Мамчич. Об этом кто-то знал?… Ваша жена догадывалась?… Антон. Конечно, нет!!! Я же говорю – это даже нельзя было назвать связью… Мы встречались только тогда… Тогда, когда кому-то из нас очень хотелось…

Антон поворачивает голову в сторону Шувалова.

Антон. Я не знаю, как еще обьяснить…

...

...

Антон слышит прямо у себя в ухе голос Шувалова и возвращается мыслями к происходящему.

Шувалов. Может хватит? Дождемся допроса с адвокатом? Антон. Да нет!.. Это все равно всплывет… Мамчич. Антон Дмитриевич, может, ваш свояк что-то подозревал?… Антон. Не думаю!.. Он настолько занят своим банком… Ему некогда предположить, что у его жены может найтись время на другого мужчину… Мамчич. Нам придется задать ему этот вопрос… Антон. Это уже не важно… Мамчич. А что важно?… Антон. Мне важно – увидеть жену!.. Когда это можно будет сделать?… Мамчич. С ней еще не работали… Я имею в виду, что еще не было официального допроса… Антон. Ей нужен адвокат!!! Мамчич. Я спросил ее – кого она предпочитает?… Антон. А она?… Мамчич. Сказала, что полагается на вас!.. Антон. И все?! Мамчич. И все! Антон. Все полагаются на меня…

Антон закуривает еще одну сигарету.

Мамчич. Давайте подытожим! Нам нужна версия для прессы… Итак: вы ничего не знаете о мотивах происшедшего, думаю, ваш свояк заявит то же… Поговорим с адвокатами и что-нибудь вам предложим… Ваш адвокат пусть утром свяжется со мной.

Мамчич протягивает Антону визитку, но берет ее Шувалов.

Антон. А что ей можно передать? Белье?… Продукты?… Мамчич. Продукты, думаю, не понадобятся – у нас тут все есть… А вот личные вещи – пожалуй!..

* * *

Антон и Шувалов сидят в машине.

Антон. Мне нужно выпить!.. Шувалов. Потерпи до дома! Антон. Мне нужно сейчас! Шувалов. В такое время – это будет либо что-то пафосное, либо «гадюшник»… Выбирай!.. Антон. «Пафос» будет завтра… Поехали!..

* * *

На улицы города легла плотная пелена тумана.

Машина мчится на большой скорости по ночному городу.

Антон замечает огоньки придорожного бара и резко тормозит.

Водитель машины, что едет сзади, совершает крутой вираж, уходя от столкновения, и крутит пальцем у виска…

Антон не обращает внимания.

Они входят в крошечный, тонущий в темноте зал и садятся за столик, что затерялся в самом углу.

Антон (находу). Виски!!!

Сонная девушка приносит им виски. Антон залпом выпивает.

Антон. Добрая женщина, принеси еще…

Девушка вяло улыбается и уходит.

Шувалов. Может, не надо?… У тебя впереди тяжелый день… Антон. У меня легких не бывает… Вообще, мы с Марго в последнее время много пьем… И все наши друзья тоже много пьют… Но мне легче всех – у меня отсутствует похмельный синдром… Сколько бы ни выпил – утром «огурец»… Так было всегда… До этого дня… Посмотрим, как будет утром… Шувалов. Что ты намерен делать?… Антон (смеется). А я не знаю!.. Понимаешь?… Я – и не знаю!.. Со мной это впервые!.. Этот Петр Петрович своими вопросами просто сбил меня с толку…

Девушка приносит виски.

Антон. Спасибо, котенок!.. (Пьет.) Я представил себе картину: они влетают с оружием в руках в комнату, а она спокойно сидит и курит… Я за ней это знаю… Уставится в одну точку и молчит… В этот момент спросишь ее о чем-то, а она не слышит… А потом вдруг очнется и говорит: «Ты что-то сказал?»… Представляешь?! Шувалов. Тебе нужно собраться… Антон. Я всегда как делал: я поднимался над ситуацией, оценивал ее сверху, и только тогда выбирал единственно правильный ход… А сейчас я сижу и думаю только об одном – «Куда она целилась, в голову или в грудь?» Шувалов. Нужно будить адвокатов!.. Антон. Нужно передать вещи Марго!.. Поехали!!!

* * *

Антон открывает большой стенной шкаф, принадлежащий Марго, и удивляется количеству вещей.

Он на миг замирает, не зная, что уместно передавать в тюрьму…

Потом быстро бросает в сумку несколько маек.

Под руку попадается довольно большой пакет женских трусиков – он берет его целиком.

Идет в ванную, берет зубную щетку и пасту, расческу и несессер из крокодиловой кожи с маникюрными принадлежностями.

* * *

Они снова, рассекая клубы тумана, едут назад в прокуратуру.

Антон. Сейчас, дружище, вещи отвезем и начнем всем звонить!.. Хорошо?! Шувалов. Хорошо!..

* * *

...

Антон стоит перед охранником.

Антон. Передайте пожалуйста Макарской!.. Мне разрешили!.. Охранник. А что там? Антон. Предметы первой необходимости… Охранник. Я так понимаю, что не все можно передавать! Я позвоню – пусть проверят!.. Лишнее вы потом заберете!.. Антон. Спасибо вам, добрый человек!.. А «лишнее» можете оставить себе!

* * *

Шувалов за рулем, Антон рядом. Они направляются в сторону городской квартиры Макарских.

Шувалов. Адвокат приедет!.. Я разбудил его, он чертыхался и спрашивал, нельзя ли подождать до утра… Я не хотел объяснять по телефону, но по моему тону он, кажется, понял… Будет через час!..

У Антона в кармане звонит мобильный телефон.

Антон. Мне звонят в карман… Алло!.. Это я!!! Интересно – ты звонишь мне на мобильный и спрашиваешь, я ли это?… Я еще не ложился!.. Ну!.. Где стоишь?… И давно?… Через десять минут буду!.. Быстрее не могу!.. Туман видишь?…

Антон выключает телефон.

Антон. Маринин муж ждет меня под дверью… Не терпится!.. Шувалов. Его можно понять… Антон. А кто поймет меня?… Шувалов. Я тебя понимаю… Антон. Слабо верю, но спасибо!..

...

Машина подъезжает к дому.

На ступеньках у входной двери стоит крупный мужчина с раскрытым зонтом над головой.

Антон. Тимонин собственной персоной… Вау-у!!! Шувалов. Говори с ним спокойно… Я вернусь через час, к приезду адвоката…

Антон молча выходит из машины, молча подходит к двери, молча открывает ее и молча же предлагает гостю войти. Они проходят в ярко освещенную гостиную.

Антон (свояку). Пить будешь? Тимонин. Я воздержусь… Антон. Ну да! Ты же пьешь только в урочное время… Тимонин. Зато ты… Антон. Да! Я уже выпил и выпью еще!..

Антон наливает себе почти полный стакан виски и тяжело плюхается на диван.

Антон. Я приношу извинения за случившееся от всего нашего семейства! Тимонин. Как ты можешь юродствовать в такой момент? Антон. Я юродствую?! Я потрясен не меньше твоего!!! Даже не потрясен, а раздавлен!!! Понимаешь? Тимонин. Нам нужно договориться! Антон. О чем? Тимонин. Утром нам придется давать показания… Антон. Я уже давал! Тимонин (глядя на часы). Когда? Антон. Час назад… Тимонин. И что ты им сказал? Антон. Что ничего не понимаю… И это правда! Тимонин. Правда! Что есть правда?… Я считал, что Марина целыми днями занята домом и детьми… А сегодня, когда все это случилось, я прижал нянечку и она, заливаясь слезами, рассказала мне, что Марина в последнее время не гуляла с детьми… Она привозила их с няней в парк, а сама уезжала черт знает куда и возвращалась только через несколько часов… Антон. Мало ли у наших женщин дел в городе – магазины, салоны, портнихи… Тимонин. Я теперь ни за что не готов поручиться… А ты? Антон. И я, похоже, тоже…

Тимонин обмякает и опускается в кресло.

Антон. Может, все-таки налить? Тимонин. Немного…

Антон наливает свояку, не забывая себя.

Тимонин. Маргарита уже выбрала себе адвоката? Антон. Она полагается на меня… Тимонин. Ты, конечно, пригласишь своих «волкодавов»?… Антон. Ты можешь предложить что-нибудь лучшее? Тимонин. А какую версию они выдвинут? Антон. А какую предложил бы ты? Тимонин. Не забывай, что я муж жертвы! Антон. А я муж женщины, которая проведет за решеткой долгие годы… Тимонин. Ты-то уж что-нибудь «смоделируешь»!.. Раз вы столько лет морочите голову всему народу, то тут… Я за тебя спокоен!..

Оба мужчины выпили одновременно.

Тимонин. Я хочу знать правду!.. Антон. Какую?… Тимонин. Все равно теперь наша жизнь будет выставлена напоказ… Скажи мне правду!.. Ты знаешь, о чем я!.. Антон. Ты уверен, что хочешь все знать?… Тимонин. Да! Мне это нужно, чтобы понимать, как себя вести дальше!.. Антон. Разговор будет мужским! Ты согласен?… Тимонин. Да!..

Антон выпивает.

Антон. Я не знаю доподлинно, что люди называют любовью, но думаю, что у нас с Марго было, наверно, это самое чувство… У нас бывали разные времена – иногда мы голодали, иногда пировали, но иногда я скучал по ней, а она, как мне казалось, тосковала без меня… И потом мне без нее было пусто!.. Я привык чувствовать ее присутствие по правую руку от себя… Тимонин. Меня интересует другое – были ли вы с Мариной… Антон. Да погоди же ты!.. Из-за того, что я всецело принадлежал Марго, мне казалось, что право на меня может иметь еще только одна женщина – ее родная сестра… Успокойся! Тогда она еще не была знакома с тобой… Ты появился позже… А потом она забеременела… Тимонин. От кого?… Антон. Не волнуйся – от тебя!.. Тимонин. Она с тобой делилась?… Антон. Конечно! Тимонин. Какая же ты скотина!!! Антон. Я же предупреждал, что разговор будет мужской… Тимонин. И все пять лет, что мы женаты… Антон. Угомонись! Между нами все давно закончилось!.. Тимонин. Когда?… Антон. Еще год назад!.. Тимонин. Кто же из вас двоих решил расстаться?… Антон. Она!..

...

...

Антон и Тимонин все еще сидят на диване.

Тимонин. И с этого дня… Антон. С этого дня между нами ничего не было… Мы и виделись-то совсем редко… Тимонин. Значит получается, что Маргарита стреляла не из-за тебя?! Так, что ли? Антон. Не знаю! Тимонин. Конечно, тебе бы льстило, если бы сестра убила сестру из-за тебя… А тут кто-то другой!.. Ха!!! Антон. Сейчас это не главное… Тимонин. Боже, какой шум завтра поднимется!.. Мне, наверно, придется уйти в отпуск, чтобы отвести удар от банка… Только бы не началась паника среди вкладчиков!.. Антон. Бедняжка!.. А что же говорить мне?… Тимонин. Ничего! Вся ваша свора во главе с вашим лидером ринется спасать себя, а заодно спасет и тебя!.. Я ухожу, скоро проснутся дети – им нужно что-то объяснить!.. Кстати, машина Маргариты стоит перед нашим домом!.. Это вопиюще!.. Потрудись забрать!!! Наверно, нас с тобой вызовут на очную ставку, так что скоро увидимся… И прекращай пить!..

В дверях Тимонин сталкивается с Шуваловым и адвокатом, сухо здоровается и выходит. Шувалов и адвокат входят в гостиную в тот момент, когда Антон наливает виски в стакан.

Антон (комментируя уход свояка). Я уверен: он, когда ходит в туалет, достает свой «инструмент» десертной вилочкой… (Выпивает.) Адвокат. Доброе утро, Антон Дмитриевич! Антон. Насчет «доброго утра» – это тонко!.. Я оценил!.. Ладно!.. Давайте думать!.. Шувалов. Я вкратце ввел Владимира в курс случившегося… Антон. Спасибо!.. Прежде всего нужно помочь Марго!.. Адвокат. Ее допрашивали?… Антон. Официально – нет!!! Адвокат. Что она успела им сказать? Антон. Насколько я понял – кроме признания в убийстве, ничего!.. Адвокат. Это хорошо!.. Нам нужно побыстрее подсказать ей линию защиты!.. А что муж убитой?… Антон. Он в нокауте! И, кажется, больше думает о том, как чувствуют себя вкладчики банка… Адвокат. Мамчич, с которым вы разговаривали, не следователь. Дело кому-то передадут. И мы пока не знаем кому. Вы меня понимаете?! Поэтому, Антон Дмитриевич, я хочу услышать именно от вас версию о мотивах убийства. Антон. А откуда я знаю?… Адвокат. Простите, но если выдвинут версию о ревности – ваша фигура предстанет не в лучшем свете… Антон. Я тут ни при чем!.. Адвокат. Не сердитесь!.. Просто я должен наверняка знать о ваших отношениях с убитой… Антон. Никаких отношений!.. Вернее – уже никаких!.. И давно!!! Это чистая правда!..

Антон выпивает.

Адвокат. Наверху уже знают? Шувалов. Звонков еще не было, но думаю, что шестеренки завертелись и «карлики» засуетились… Отважились ли они ночью тревожить «Паруса» – не знаю… Но ждать осталось недолго!.. Адвокат. Мое дело вычистить юридическую сторону вопроса… Я еду в прокуратуру… Если будут новости – я буду звонить… Шувалов. Звони мне!.. Адвокат. Договорились!.. А если появятся вводные у вас – немедленно сообщайте!.. Шувалов. О’кей!..

Адвокат уходит. Антон идет в ванную: медленно раздевается, начинает набирать ванну, потом неожиданно выключает воду, становится под холодный душ, стоит минуту, выходит, чистит зубы, долго вытирается большим махровым полотенцем, оборачивается им и возвращается в комнату, где его терпеливо ждет Шувалов.

...

Шувалов. А где ваши собачки?… Я только сейчас обратил внимание на то, что их не видно!..

Антон. Марго увезла их на дачу… Пусь пасутся!..

Шувалов. Может, тебе немного поспать?

Антон. Будь добр, свари кофе!

Шувалов идет на кухню. Антон берет трубку телефона, набирает номер.

Антон. Мама?! Здравствуй! Голос мамы. Антоша!!! Боже! Какое горе!!! Антон. Откуда ты знаешь? Мама. Соседка позвонила… Она прочитала в Интернете… Антон. Уже?! Отец тоже в курсе? Мама. Да! Но он ничего не сказал… Ты же его знаешь?! Антон. А как малыш? Мама. Еще спит… Антон. Постарайся, чтобы он ничего не узнал… Хотя бы пока… Мама. Конечно, конечно! Антон. Я попозже к вам заскочу… Целую! Мама. Береги себя, сынок… Антон. Ладно!

Шувалов приносит из кухни кофе.

Антон. Бедная моя мамочка!.. Оказывается, уже все есть в Интернете… Шувалов. Я читал!.. Паскудная штука!.. Правда, пока все в одну строчку и без комментариев… Антон. Ах, Марго, Марго!!! Что же ты наделала?…

Звонит телефон Шувалова.

Шувалов. Начинается!.. Алло!.. Это уже твердо?… Ну, и?… Хорошо!.. Ждем!.. (Кладет телефон.) Уже известен следователь!

Антон вопросительно смотрит на Шувалова.

Шувалов. Колесников!!! Молодой, борзый, но управляемый! В десять вызывает Марго на допрос! Антон. А меня когда? Шувалов. Перезвонят… Антон. Мне нужно с ней увидеться!.. Очень!!! Шувалов. Может, сразу после допроса… Антон. Это главное!.. Шувалов. Нужно чего-то съесть, позже может не быть времени!.. Антон. Времени говоришь?… На сегодня все было расписано… До минуты… А тут… Времени теперь навалом!.. Шувалов. Ты шутишь?… Антон. Да нет, дорогой, не шучу! Она не просто убила сестру, она сломала что-то очень важное… Зачем?! Я не понимаю!.. Шувалов. Антон, ты знаешь: твое мнение – для меня закон! Ты не просто мой друг – ты мой учитель!.. Антон. Оставь!.. Говори по делу!.. Шувалов. Ты не имеешь права раскисать!.. За тобой люди!.. Антон. Люди за «Парусом»!..

* * *

...

Антон и Шувалов на кухне завтракают.

Антон. Странно, уже восемь утра, а никто из верхушки не звонит… Шувалов. Ты же знаешь «правило» – сперва принятие решения, потом слова! Антон. Какие правила?!. Какие в такой ситуации могут быть правила?… Это форс-мажор – пожар, цунами, самолеты врезаются в небоскребы!!! А они молчат!.. Я не могу – я должен выпить!.. Шувалов. Что ты делаешь?!

Где-то в комнате звонит телефон. Шувалов реагирует быстрее, чем Антон, – через несколько секунд он уже возвращается с телефоном в руке.

Шувалов (протягивает телефон Антону). Парус!!!

Антон, насколько это возможно, медленно прикладывает трубку к уху.

Антон. Да! Голос. Здравствуй, сынок! Антон. Доброе утро, Виктор Викторович! Голос. Как ты?! Антон. Пока ничего не понимаю… Голос. А ты не спеши!.. Хорошо разберись!.. Тебе помогут!.. А если возникнут трудности, звони мне!.. Антон. Спасибо, Виктор Викторович! Голос. Держись, сынок!

Телефон отключается.

Антон. Ну вот, велено «не спешить!»… А знаешь, что это значит? Шувалов. Что? Антон. А это значит, что времени у меня почти нет!!! Шувалов. Что он еще сказал? Антон. Больше ничего…

Антон, наконец, налил себе в стакан виски и залпом выпил.

Антон. Знаешь что, дружище, поезжай в офис, раздай людям работу: сегодня должны выйти две статьи, а в девять должны привезти сигнальный экземпляр книги, и не забудь позвонить на канал и проговорить содержание вечернего эфира на «Свободе мысли». Я часок посплю, а ты мне потом все расскажешь! Хорошо?! Шувалов. Не волнуйся – я все сделаю!.. Антон. Спасибо тебе!

* * *

...

Сквозь закрытые веки глаз он смутно видит приближающийся к кровати женский силуэт – кто это? Марго или Марина?

Аня. Извините, Антон Дмитриевич… Я вас разбудила?… Извините… Я могу подождать!.. Антон (пытаясь навести резкость). Кто ты? Аня. Я у вас должна убираться! Мне Маргарита Николаевна велела прийти к девяти… Антон. Маргарита Николаевна велела прийти? Аня. Она сказала, что ее может не быть… Дала мне ключи… Вот!.. И сказала, что надо делать… Антон. Как тебя зовут? Аня. Анна! Ну, можно просто Аня. Антон. Где же она тебя нашла? Аня. Я помогала им на мероприятии… Потом поступала… Провалилась… И теперь хожу на подготовительные… А Маргарита Николаевна предложила подрабатывать… Антон. Ну, что ж!.. Если она предложила… То подрабатывай!.. Я сейчас встану и не буду тебе мешать… Аня. А вы мне не мешаете!.. Главное, что вы не против! Антон. А почему я должен быть против? Аня (улыбнувшись). Она так и сказала: «Он, если тебя увидит, – против не будет!» Антон. Да?… Ну, приступай! Аня. А где у вас пылесос?

* * *

...

Антон стоит на кухне.

Он держит в одной руке большую чашку с кофе, а в другой телефонную трубку.

Где-то в квартире гудит пылесос.

Антон. Ты ничего не забыл? Голос Шувалова. Не беспокойся – все в норме! Антон. Я нужен? Шувалов. Занимайся своими делами! А тут я все проконтролирую! Антон. Я жду звонка от адвоката! Шувалов. Ты же помнишь – в десять допрос. Как только они закончат, он отзвонится! Антон. А как там народ? Все уже знают? Шувалов. А как же! Но вежливо молчат!!! Антон. Ладно, я на связи!

* * *

На улице по-прежнему туман.

Антон останавливает машину в переулке, не доехав до дома Марины ста метров.

Его глаз сразу находит красную крышу автомобиля Марго.

...

Антон выходит из своей машины и медленно направляется к машине Марго.

Пока идет, он ловит себя на мысли, что передвигается, как шпион – втянув голову в плечи, постоянно озираясь, бросая стремительные взгляды на окна Марининой квартиры.

Машина Марго заперта, и Антон понимает, что открыть, а значит перегнать ее, он не сможет.

Он возвращается к своей машине и в это время звонит телефон.

Антон. Да, я ждал вашего звонка! Ну, что там? Хорошо, я еду!

* * *

...

Антон входит в зал маленького японского ресторанчика и видит за столиком в углу своего адвоката.

Адвокат. Я заказал себе «темпуру» и сливового вина!.. А вам?… Антон. Мне то же самое!..

Адвокат делает знак официанту.

Антон. Как она? Адвокат. Она ведет себя очень странно! Если так будет вести себя на суде – ей влепят по полной программе! Она проявляет полное пренебрежение к следствию… Вы же знаете – они этого не любят! Антон. А как она выглядит? Адвокат. Поразительно хорошо! Как будто и не провела ночь в камере… Прическа – волосок к волоску, отдохнувшее лицо, костюм…

Официант приносит еду. Они молча выпивают.Адвокат начинает есть, Антон смотрит на него, ожидая продолжения рассказа.

Адвокат. Самое прискорбное то, как она вела себя после убийства… Антон. Как? Адвокат. Согласно экспертизе, Марина умерла не сразу… Она еще минут пять жила… А Маргарита Николаевна сидела, курила и спокойно смотрела… Это могут подтвердить домашние, которые стояли у порога и боялись войти… Следователь ее спрашивает: «Почему вы убили сестру?», она отвечает: «Чего не бывает между сестрами!»… И молчит. И, кстати, до сих пор не известно, откуда у нее пистолет!

Антон еще выпивает.

Антон. Что нужно делать? Адвокат. В два часа вы сможете повидать ее на очной ставке… Попытайтесь ее вразумить! Антон. Я попытаюсь!

Антон совсем явно представил себе все перипетии убийства – это вызвало дрожь во всем его теле.

Адвокат. Вам звонят с вопросами? Антон. Кто? Адвокат. Ну, родственники, знакомые… Антон. Пока нет! Наверно, стесняются! Адвокат. А вы уже беседовали с «лидером»? Антон. Он утром звонил… Адвокат. И что? Антон. Посоветовал «хорошо разобраться»! Адвокат. Я почему интересуюсь, Антон Дмитриевич, вы поймите меня правильно, с меня ведь спросят! Антон. Я вас понимаю! Адвокат. Вот вы с ней повидаетесь, а потом мы подведем итоги!

Антон молча кивает головой.

* * *

...

Антон входит в свой офис.

Из-за стола навстречу ему поднимается Шувалов.

Шувалов. Зачем ты приехал? Тут все в порядке! Не переживай! Антон. У меня к тебе просьба… Шувалов. Да, конечно! Что нужно сделать? Антон. Нужно забрать машину Марго с Преображенской!.. Ее красная машина – она стоит у дома Тимонина… Шувалов. Ключей, конечно, нет?! Антон. Как водится! Шувалов. Не проблема! И это все? Ты же мог позвонить – я бы все сделал! Антон. Я сейчас еду на очную ставку… Меня трясет! Понимаешь? У тебя есть что выпить? Шувалов. Ты же знаешь – я не держу! Может, поехать с тобой?! Антон. Не в этом дело! Я не знаю, как смотреть ей в глаза… У меня ощущение, будто я совершил что-то жутко неприличное по отношению к ней… Еще вчера все было как всегда, стоило мне протянуть руку вправо… А сегодня вроде пропасть пролегла между нами… Шувалов. Я повторюсь – тебе нельзя давать слабину! Антон. Ну, спасибо! Шувалов. Я на месте!.. Буду ждать твоего звонка! Антон. Ну да!.. Что же мне еще делать, как не звонить и отчитываться?! Пока!!!

«Куклы-марионетки, послушные кукловоду, продолжают свой беспечный танец».

* * *

...

Антон сидит напротив следователя, чуть сзади сидит адвокат.

Все трое курят и молчат.

В дверь стучат.

Появляется молодой человек в штатском, он смотрит на следователя, тот молча кивает, и молодой человек пропускает в комнату Марго.

Трое мужчин, не сговариваясь, встают.

Какое-то время Марго и Антон смотрят друг другу в глаза.

Следователь. Садитесь, пожалуйста!

Все садятся.

Марго (глядя на Антона). Прости меня за то, что причинила тебе столько неприятностей! (Следователю.) Мне можно покурить?

Первым реагирует адвокат – он протягивает Марго сигарету и зажигалку, придвигает пепельницу. Марго закуривает и воцаряется тишина.

Следователь. Маргарита Николаевна, ваши слова, обращенные к Антону Дмитриевичу, я могу считать доказательством его непричастности к случившемуся вчера?

Антон, затаив дыхание, смотрит на Марго.

Марго (глубоко затягивается сигаретой). Вполне! Следователь. Вы любите своего мужа? Марго. Наверно! Следователь. А сестру свою вы любили? Марго. Возможно! Следователь. Судя по тому, что вы принесли пистолет в ее дом с собой, можно предположить – вы уже знали, что убьете сестру? Это не было случайностью? Марго. Все решил наш с Мариной разговор! Следователь. Так, может, вы нас посвятите в его содержание?! Марго. Вряд ли! Следователь. Так, может, вы хоть скажете, откуда у вас пистолет? Марго. Это не имеет значения! Следователь. Маргарита Николаевна, вы не собираетесь менять тактику своего поведения? Марго. Нет! Следователь. Антон Дмитриевич, вы можете задать Маргарите Николаевне свои вопросы!

Антон пытается поймать взгляд Марго, но из этого ничего не выходит.

Антон (Марго). Зачем?

Марго только пожимает плечами.

Марго. Еще раз прости!

Минуту все молчат.

Следователь (адвокату) . Я думаю, вам нужно поговорить с подзащитной! Ближе к вечеру у вас будет время!

Марго поднимается со своего места и все встают вслед за ней.

Марго. Я могу вернуться в камеру? Следователь. Да! Вас отведут!

Открывается дверь и Марго выходит.

Следователь. Ну вот! Сами видите! Ничего хорошего в этом нет!

Все мужчины закуривают.

Адвокат (следователю) . При положении Антона Дмитриевича цена последствий очень высока, я надеюсь, вы это понимаете? Следователь. Даже если б не понимал, мне бы «разъяснили»… Адвокат. Мы просим, насколько это возможно, приподнять завесу тайны следствия – у вас уже есть версия? Следователь. Учитывая неординарность всех фигурантов случившегося, мы пригласили на первый допрос психолога… Поверьте, это серьезный специалист… Адвокат. И что?! Следователь. Определить глубинную причину так сразу, нелегко! Но повод очевиден – ревность!.. И поскольку, после сегодняшнего разговора, Антона Дмитриевича мы можем снять со счетов, то нужно искать истинный объект страсти! И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше будет для всех! Вы никого не подозреваете, Антон Дмитриевич?

Антон молчит.

Адвокат. Мы обсудим этот вопрос с Антоном Дмитриевичем… Следователь. Конечно, приложив определенные усилия, можно представить и другую версию… Адвокат. Какую? Следователь. «Несчастный случай»… Адвокат. А как же показания очевидцев… Следователь. Милиция пока помолчит… Адвокат. Я о нянечке… Следователь. С нянечкой можно поработать! А вот что делать с самой… ну, с Маргаритой Николаевной? Адвокат. Мы и это обсудим с Антоном Дмитриевичем! Антон. Постойте! А когда я смогу поговорить с ней наедине? Следователь. Я же сказал: ближе к вечеру… Сперва мы должны сформулировать обвинение… А потом – пожалуйста! И еще одно черезвычайно важное обстоятельство – попробуйте у нее выяснить, где она взяла пистолет…

* * *

Антон и адвокат стоят у барной стойки маленького кафе.

У Антона в руке стакан с виски.

Антон. Я должен выпить!

Антон залпом выпивает и только потом обращается к адвокату.

Антон. Простите, я не спросил… Вы будете?

Адвокат лишь отрицательно замотал головой.

Адвокат. По крайней мере два обстоятельства меня радуют: «это не политика!» и «вы тут ни при чем!»… Антон. Вас это радует? А меня нет! Понятно?! Мне нужно с ней поговорить… Наедине!!! Наедине!!! Я жду звонка!

* * *

...

Антон стоит на шумной улице и говорит по телефону.

Антон. Тимонин, нам нужно поговорить! Да, срочно! Ты где?! Хорошо! Я заеду к родителям и к шести буду!

Антон тут же набирает еще один номер.

Антон. Что происходит? Голос Шувалова. Все подозрительно тихо! Может, потому, что суббота? Антон. Когда «горит» – день недели значения не имеет! Они все еще «консультируются»! Шувалов. Как прошла встреча? Антон. Пока мы сидели друг против друга, я ловил себя на мысли: «Это не Марго!!!»… Вернее – «Не моя Марго»! Шувалов. И что же дальше? Антон. Не знаю! Шувалов. Потерпи! Тебя на эфире не будет? Антон. Я лучше не приду! Ты знаешь, что делать!!! Если станут задавать какие-нибудь вопросы – в мое отсутствие легче будет перевести разговор на другую тему… Держись крепко!!! Шувалов. Не беспокойся! Твоя школа!!! Антон. Спасибо тебе!

* * *

Антон стоит перед матерью, как школьник, совершивший неприглядный поступок.

Мать. Как ты ездишь выпившим? Да еще в туман! Антон. Я на «автопилоте»… Не беспокойся за меня… Мать. (после долгой паузы) Ты хоть ел сегодня? Антон. Кажется, нет… Но это не имеет значения…

Мать. С сегодняшнего дня все будет иметь значение!

Мать берет Антона за руку и ведет на кухню.

Мать. Садись! Я приготовила твою любимую лапшу с творогом! Сладкий чай будешь? Антон. Поклюю немного… А ты одна? Мать. Я выпроводила папу погулять с малышом… Ты же знаешь – наш папа всегда был сторонником того, чтобы ты получил «настоящую профессию», а не «черт знает что!»… Чтобы ты женился сам знаешь на ком, а не на… Антон. Да, я знаю! Мать. То, чем ты сейчас занимаешься, он и работой-то не считает… А ваш с Марго образ жизни всегда вызывал у него открытую неприязнь… Поэтому я его и отослала… Ты ведь не хочешь лишних вопросов? Антон. Спасибо тебе!

Антон неохотно ест.

Мать. Твой дед Илья после войны возил из колхоза мясо сдавать на колбасную фабрику… Привозили целыми тушами… Их рубили на две части и уже полутуши подвешивали на металлические крюки в больших деревянных ларях… Однажды ларь слишком перегрузили и он рухнул, придавив деда… Все, кто там был, кинулись на помощь… Вытащили полуживого деда и хотели вызвать «скорую», но дед сам встал на ноги… Откашлялся… Снял с пояса оловянную кружку, которую привез с войны и всегда носил с собой, налил в нее еще теплой коровьей крови, что предназначалась для приготовления кровяной колбасы, туда же влил полкружки самогона… Потом добавил соли и все это залпом выпил… И прожил еще долгих тридцать лет! Антон. И зачем ты мне все это рассказываешь? Мать. Сынок! На тебя «свалился ларь»!!! Антон. И что?! Я должен выпить водки с кровью? Мать. Ты не должен вызывать «скорую помощь»!!! Ты должен сам во всем разобраться! И сам принять решение!!! Слышишь!!! Сам!!!

* * *

Антон выходит из подъезда родительского дома и попадает в объятия адвоката.

Адвокат. Шувалов сказал мне, где вы… Антон. Что случилось? Адвокат. Она не хочет вас видеть… Антон. Кто? Адвокат. Маргарита Николаевна! Антон. Что значит «не хочет»? Адвокат. Она категорически отказалась от свидания! Еще раз просила простить ее, а встречаться отказалась! Сказала: «На суде увидимся!»…

...

* * *

Туман не рассеивается, несмотря на то что сыплет мелкий осенний дождь.

Антон и Тимонин стоят на смотровой площадке Центрального парка.

У подножия холма раскинулся самый живописный район города.

Их машины стоят в стороне, образуя некий заслон от любопытных взглядов немногочисленных прохожих.

Тимонин. Что за срочность?! Тебе удалось что-то выяснить? Антон. Она не хочет меня видеть!!! Тимонин. Ну и что? Антон. Два часа назад я ее видел на очной ставке… Мы говорили… Тимонин. И что она сказала? Антон. Она молчала… И поэтому все понятно – они не поделили какого-то мужика… Тимонин. Тебе все понятно, и ты не можешь успокоиться, что тебя они делили по-сестрински честно, а из-за кого-то… Антон. Кретин! Тимонин. Да! Может, ты прав, и я – кретин! Но только потому, что связал свою судьбу с этой идиотской семейкой!!! Антон. Кого ты имеешь в виду? Тимонин. Да всех: мамочку наших распрекрасных жен – конченую психопатку; отца, который на самом деле и не отец, а почему-то двоюродный брат мамы… Продолжать?!

...

Антон. Я все это знаю!

Тимонин. Да, ты все знаешь? Это ведь ты научил ее всем этим фразочкам, типа: «Ах, как ты это делаешь, дорогой!»… Разве не так?! И вообще, разве у тебя когда-нибудь возникало желание интересоваться жизнью близких? Ты же у нас «величина государственного масштаба»! А знаешь ли ты, что Марина и Маргарита стали смертельными соперницами не сейчас?

Антон. А когда?

Тимонин. Еще в розовом детстве, когда взрослые пытались уложить Маринку спать на час раньше Маргариты из-за того, что Маринка, еще маленькая, безобидная девочка, мило улыбаясь, заявила: «Если меня отправят спать раньше, я ночью встану, возьму папину гантелю и разобью Ритке голову!»…

Как тебе «детская шуточка»? А-а?! Понятно, потом начались настоящие сражения из-за одежды… В тринадцать лет закурила Маргарита, и тут же ее примеру последовала десятилетняя Марина… А уж когда в столицу уехала старшая, соответственно, за ней, раньше срока, умчалась и младшая… Ты обратил внимание на то, что даже собаки у них одинаковые?!

Антон. Нет!

Тимонин. Вот видишь?!

Антон. А откуда ты все это знаешь?

Тимонин. Интересовался! Беседовал! Я думаю, ты смог заметить, что я человек ответственный и, в силу своей профессии, скрупулезный… Любой человек, ставший частью моей жизни, соответственно, становится предметом всестороннего анализа… Я должен быть уверен!..

Губы Антона непроизвольно растягиваются в иронической улыбке.

Тимонин. И нечего лыбиться! Меня этому приучили с детства! И это помогает мне жить! А разве ты поступаешь не так?! Разве ты не кичишься тем, что знаешь про всех все?! Антон. Ты не обижайся, это я – по-родственному… Тимонин. Надеюсь, с этого дня наши родственные узы начнут ослабевать! Антон. Как знать, как знать! Тимонин. Никаких – «как знать»!!! У меня другая жизнь! Я хочу вырастить своих детей нормальными людьми!!! И никто не сможет мне в этом помешать!!! Антон. Да успокойся ты! Мы просто должны помочь друг другу! В прокуратуре готовы рассмотреть версию – «несчастный случай»! Тимонин. А как же ее признание? Как свидетельство очевидцев? Ах да! Я забыл – вы же все можете! Антон. По крайней мере, срочно нужно найти «предмет страсти»!!! Может, это его пистолет?! Учитывая вкусы наших жен, искать нужно среди «бомонда»… Я тоже «поищу»… Тимонин. Поищи, поищи! Я, например, не удивлюсь, если выяснится, что это твой патрон… А что?! Это в духе ваших политических принципов! Антон. Сейчас я заеду тебе в морду! Тимонин. И этому я тоже не удивлюсь… И если честно, то меня личность вашего «героя» уже не интересует… Достаточно тебя! Антон. Иди с богом! Тимонин. Может, я что-то и вспомню…

* * *

...

Антон входит в зал «Клуба деловых встреч».

По случаю субботы – тут почти никого.

Антон опускается на стул у барной стойки.

Бармен. Добрый вечер, Антон Дмитриевич! Вам как всегда? Антон. Да! И переключи телевизор на «5-й канал»…

Бармен оперативно переключает телевизор и наливает полстакана виски со льдом. Антон, не отрываясь от виски, наблюдает за происходящим на экране.

Ведущий. Я напоминаю: вы смотрите программу «Свобода мысли»! Один из наших гостей – руководитель пресс-службы Министерства внутренних дел. К нему и главный вопрос: средства массовой информации пестрят эффектными заголовками и самыми невероятными трактовками случившегося! Что же все-таки произошло на самом деле? Гость. Пока рано говорить! Идет дознание… Работают эксперты… К понедельнику, надеемся, будут готовы заключения специалистов и тогда… Ведущий. Но ведь версия уже есть? Гость. Рабочая версия – несчастный случай! Ведущий. Но по итогам расследования могут возникнуть и другие версии?… Гость. Конечно! Ведущий. А как вы думаете: учитывая принадлежность действующих лиц драмы к вполне определенному слою нашего общества, разве не логично было усмотреть в этом некий политический след? Шувалов. Позвольте мне! Ведущий. Да, пожалуйста! Шувалов. Друзья мои, мы с вами стали свидетелями человеческой драмы – погибла молодая женщина, мать двоих маленьких детей… Давайте пощадим чувства близких и не будем строить догадок! Наберемся терпения, дамы и господа! Да и тема нашей сегодняшней программы совершенно другая… Ведущий. Дорогие телезрители, после рекламы мы вернемся к главной теме нашей сегодняшней встречи, но я хочу напомнить всем, что мы, в нашем эфире, вправе затрагивать любые интересующие нас вопросы! Для этого и существует ваша любимая программа – «Свобода мысли»!!!

Антон залпом выпивает содержимое стакана.

Антон (бармену). Ты это видел? Бармен. Что именно, Антон Дмитриевич? Антон (указывая на экран). Ну, это! Бармен. Я телевизор не смотрю! Некогда! Мне деньги зарабатывать нужно! Антон. А как же ты без телевизора знаешь, что происходит вокруг? Бармен. А я только своим собственным глазам доверяю! Антон. И тебе этого хватает? Тебе не интересно, что происходит за пределами этой богадельни? Бармен. Не-а!!! Если интересоваться тем, что далеко – можно просмотреть то, что рядом! Может я не прав, но мне так кажется… Антон. Да нет! Ты прав! Налей!!!

В кармане у Антона звонит телефон.

Антон. Да! Шувалов (шепотом). Я на эфире… Антон. Вижу! Шувалов. Ну, и как? Антон. Молодец! Я буду ждать тебя в машине у телеканала! Шувалов. Ок!

* * *

Все еще идет дождь.

В машину к Антону подсаживается Шувалов.

Антон. Отбился? Шувалов. Ты же смотрел? Антон. Немного… Шувалов. Что у тебя? Ты ее видел? Антон. Видел! Но видел совсем другого человека… Шувалов. Она что-то обьяснила? Антон. Она попросила у меня прощения… Шувалов. И все? Антон. Нет! Не все! Ровно через час сказала адвокату, что не хочет видеться со мной… Буквально сказала: «Увидимся с ним на суде!»… Объясни мне – что это?! Шувалов. К сожалению, это не все «непонятки»… Антон. Что еще?! Шувалов. Через час после разговора с тобой «Парус» улетел в Австрию с «дружественным визитом»… Антон. Несмотря на погоду! Я ожидал чего-то такого… Но не так быстро?! Шувалов. Тем не менее! Я думаю, нужно дождаться утра… Завтра все прояснится! Тебе нужно лечь спать… И больше не пить! Это важно! Антон. А что завтра? Ты знаешь больше, чем я? А?! Шувалов. Не заводись! Ничего такого я не знаю… Просто завтра уйдет весь мусор и легче будет разобраться в ситуации… Давай я отвезу тебя домой! Антон. Я взрослый и в провожатых не нуждаюсь! Сам доеду! Шувалов. Будь осторожен! Я перезвоню! Антон. Звони мне прямо в постель, мой верный друг!

* * *

...

Аня стоит на пороге и виновато смотрит на Антона.

Аня. Я все поубирала… А потом подумала, что вы вернетесь голодный… Там в холодильнике были кабачки… Я сделала блинчики… Будете?

Антон смотрит на девушку и молчит.

Аня. Ладно, я пойду! Антон. Погоди! Ты что обычно пьешь в это время суток? Аня. Колу… Антон. А виски с колой пробовала? Аня. Еще нет! Антон. Хочешь попробовать? Аня. Хочу! Антон. Молодец! Пошли!

* * *

Антон. Ну как?

Аня. Вкусно!

Антон. Вкусно? Это чисто по-женски! Пей! Если захочешь – я еще налью…

Аня. Спасибочки! А вам, может, хватит? Вы уже плохо говорите… Ой! Не мое, конечно, дело…

Антон. Ничего, ничего! Ты мне не жена… Можешь себе позволить…

Аня. А Маргариту Николаевну выпустят?

Антон. Откуда?

Аня. Ну она же в тюрьме?

Антон. Ты смотрела телевизор?

Аня. А нельзя было?

Антон. Да нет! Просто не верь всему, что там говорят…

Аня. А я и не верю…

Антон. Да?! А во что ж ты веришь?

Аня. Ну, там… в любовь…

Антон. «Ну, там»?!

Аня. Да нет! Верю-верю!

Антон. A мне и не надо твое признание – я о тебе и так все могу узнать!

Аня. Откуда?

Антон. Хочешь фокус покажу?

Аня. Хочу!

Антон. Возьми на столе листочек бумаги и напиши свое имя, фамилию, дату рождения и место…

Аня проделывает все, о чем попросил Антон, при этом непрерывно хихикая. Антон подходит к компьютеру, набирает на клавиатуре Анины данные.

Антон. Айн, цвай, драй!!! Получите!!!

На дисплее появляется странное изображение контура человеческого тела, заключенного в цветной треугольник, а по бокам множество квадратиков и прямоугольников с надписями.

Аня. Это что? Антон. Можно сказать – я заглянул тебе в душу! Аня. А что это значит? Антон. Это значит – теперь мне известно, на что ты способна, а на что – нет… Я знаю, чего от тебя ожидать! Аня. Как это? Антон. Это программа такая… Секретная… Тут у меня все! У меня, как у Кащея Бессмертного: в сундуке – заяц, в зайце – утка, в утке – яйцо, а в яйце… Тсс!!! Кроме тебя о ней никто не знает… А тебе она ни к чему… Да и мне уже, судя по всему…

...

Антон (глядя прямо в глаза Ане). Я до сегодняшнего дня был уверен, что запросто могу уговорить любого человека сделать все, что нужно мне…

Аня (делает шаг к Антону и шепчет очень тихо). А что вам нужно?

Антон. Ты где живешь?

Аня. Снимаю квартиру…

Антон. Если не побоишься – я тебя отвезу…

Аня. Не побоюсь…

* * *

«Танец марионеток становится веселей и горячей».

* * *

...

«Что же это так свистит?» – думает Антон.

Антон с трудом открывает глаза и долго обводит взглядом все вокруг, тщетно пытаясь поймать фокус хоть на каком-нибудь предмете.

Наконец такой предмет находится – это окно.

Антон босыми ногами становится на холодный пол и, шаркая, приближается к окну.

Пелена тумана по-прежнему застилает городской пейзаж.

Единственное, что видит Антон, это фюзеляж самолета, устремленного ввысь.

Антон (озираясь). Это что?… Аэропорт?…

В эту секунду в комнату входит Аня со свистящим чайником в руках.

Аня. Ты уже проснулся? Доброе утро! Чай будешь? Антон. Буду! А мы где? Аня. У меня! Антон. А самолет откуда? Аня. Это памятник! Кому и за что я не знаю! Антон. Ха! А я думаю, как меня занесло в аэропорт! Аня. Только у меня к чаю ничего нет! Антон. А магазин далеко? Аня. Из парадного выходишь и направо… Сто метров… Я сейчас сбегаю… Антон. Ты чего? Я сам!

Антон, в наспех наброшенном на рубаху плаще и тапочках на босу ногу, выбегает из парадного и «врезается» в стену холодной влаги. Пробежав не более десяти метров, он налетает на ограждение – кто-то что-то копает.Приходится довольно путано обходить.Наконец он вновь на тротуаре.Сделав еще несколько шагов, он сталкивается с двумя нагруженными бабушками, по-видимому, возвращающимися уже из магазина.Антон прижимается к стене дома, пропуская старушек.Еще несколько метров Антон пробегает почти вслепую, и перед ним вырастает металлическая дверь магазина.Через минуту железная дверь выталкивает Антона снова на улицу.Он шарит по карманам.

Антон. Вот черт!.. Все осталось в пиджаке!..

Антон пристально вглядывается в слабые очертания домов и начинает вращаться вокруг своей оси.

Антон. Блин!.. А откуда я прибежал?…

Его замешательство длится несколько секунд.

Антон. Нужно отмотать все назад!..

С этими словами он поворачивается спиной к тому месту, откуда пришел…

Антон. Тут я столкнулся с бабушками… Еще шагов двадцать и будет лужа… За ней сразу телефонная будка…

Так он движется задом наперед, пока не натыкается на «самолет».

Антон. Вроде тут?…

Антон делает последний рывок к парадному и… попадает в объятия Шувалова.

Антон (сипло). А ты откуда? Шувалов. Сейчас это не важно! Нужно ехать! Они его вычислили! Антон. Кого? Шувалов. «Предмет страсти»… Антон (вдруг очень трезво). Как?! Шувалов. Не знаю! К тебе домой едет Мамчич – тот, с кем мы разговаривали ночью… Теперь он не хочет говорить у них в здании… Мне это не нравится! Антон. Погоди! Мне нужно переодеться… Шувалов. Стой здесь! Я мигом!

Шувалов скрывается в парадном. Антон переминается с ноги на ногу, ища ответы на вопросы, что роятся у него в голове.Появляется запыхавшийся Шувалов с пиджаком и туфлями Антона в руках.

Шувалов. Оденешься в машине! Поехали! Антон. А мои носки?

Шувалов лезет во внутренний карман и достает два скомканных черных носка.

* * *

Мамчич стоит на пороге, одетый точь-в-точь, как и сутки назад, и выражение его лица совсем не изменилось, будто он вышел из кабинета и тут же вернулся.

Только глаза стали красными и воспаленными.

Шувалов. Проходите!.. Что вам предложить: чай, кофе?… Мамчич. А коньяк у вас есть?… Шувалов. Без проблем!

Шувалов наливает.

Шувалов. Была трудная ночь? Мамчич. Две ночи!.. Шувалов. Ну да… Антон выходит из ванной, вытирая голову полотенцем.Антон. Простите!.. Присаживайтесь!..

Все садятся.

Мамчич. Как вы себя чувствуете? Антон. Так себе… Мамчич. Я не о последствиях ночи… Я о нервах… Антон. Вы меня извините, но можно не тянуть?…

Мамчич выпивает, Антон следует его примеру.

Мамчич. Это вопрос не праздный!.. Ко мне за всю жизнь не обращались с таким количеством просьб, как в эти сутки… Меня попросили сообщить вам то, что стало известно нам!.. И сделать это не в стенах нашего ведомства… Антон. К чему такая предосторожность?… По большому счету, это должно волновать только меня… Мамчич. Верное слово вы употребили – «волновать»!.. На «самом верху» хотят знать, как вы поступите, когда станет известно имя любовника вашей жены… Антон. Жены и свояченицы? Мамчич. Да, конечно!..

Антон залпом выпивает все, что осталось в стакане.

Антон. Маразм какой-то!.. Мою интимную жизнь обсуждают на «самом верху»!.. Мрак!.. Мамчич. Антон Дмитриевич, ситуация не простая, но, при определенном раскладе и доброй воле, поправимая… Ни в коем случае нельзя допустить эмоционального срыва… Иначе… Антон. Успокойтесь!.. Я его не убью!.. Мамчич. Я вам верю!.. Но беда в том, что вы человек гордый и амбициозный… Антон. Да ладно вам!.. Мамчич. Вы ведь тоже обитаете на «самом верху»… Антон. Вы меня так тщательно готовите… Это кто-то из «небожителей»?… А, собственно, что это меняет?… Ладно, говорите!.. Я готов!!!

Мамчич ставит свой бокал на столик и достает из бокового кармана маленький листок бумаги.

Мамчич. Вам о чем-то говорит фамилия Храмов?… Храмов Юрий Всеволодович?… Антон. В первый раз слышу!.. Кто он?… Мамчич. Ветеринар!.. Тот самый, которому ваша жена и ее сестра доверяли драгоценное здоровье своих любимых собак… И, как оказалось, не только…

Антон встает и начинает быстро ходить по комнате. Делает он это чисто механически – его мысли в это время мечутся где-то в кладовых памяти.

Шувалов. Ты о нем слышал? Антон. Я его видел!!! Маленькое, лысое чмо с волосатыми руками… Ах ты, черт!!! Помню, я еще подумал, что с такими руками, должно быть, очень удобно работать ветеринаром – зверушки принимают за своего… Шувалов (Мамчичу) . А как вы на него вышли?… Мамчич. У нас ведь большие возможности – проверили эсэмэски, звонки с мобильного, поговорили с людьми… Антон. И как долго это у них продолжалось?… Мамчич. У вашей жены – чуть больше шести месяцев, а у ее сестры – почти год… Антон. На этот раз малышка все-таки обскакала сестричку!.. И где же это все происходило?… Мамчич. Они ездили к нему – у него частный кабинет на территории зоопарка… Антон. Они ездили в зоопарк?! Мамчич. Да! У каждой был свой день… Простите за подробности!.. Антон. Не тушуйтесь – я сам напросился!.. А мой свояк уже в курсе?… Мамчич. Нет!.. Он занят организацией похорон… Антон. Чьих?! Ах, да!.. Шувалов (внимательно наблюдая за Антоном, обращается к Мамчичу). И что же дальше?… Мамчич. Мы допросим этого ветеринара завтра утром… Пока мы его не трогаем… Хотим подготовиться, не поднимая лишнего шума… Антон Дмитриевич, любезность за любезность – вас убедительно просят воздержаться от встречи с этим человеком… Хотя бы до завтрашнего вечера… Репортеры вас «пасут»… Если они что-нибудь пронюхают… Вы меня понимаете?…

Антон молчит, опустив голову.

Шувалов. Он вас понимает!..

* * *

Шувалов. Я не знаю, что сказать…

Антон. И не надо!.. Не надо ничего говорить!.. По крайней мере, не сейчас!..

Шувалов. Ты хочешь побыть один?…

Антон. Да!..

Шувалов. Я ухожу!.. Но…

Антон. Что «но»?…

Шувалов. «Парус» возвращается завтра к обеду… Все ответы должны быть готовы!.. И постарайся не наделать глупостей!..

Антон. Спасибо тебе!.. Я постараюсь!..

...

Родительская квартира Антона.

Тишина.

В свете лампочки, забившейся под купол абажура, серьезные лица отца и матери Антона.

Мать. Ты должен оставить свои «подработки» и вернуться к учебе!.. Завалил экзамен – ничего страшного!.. Ты подготовишься и пересдашь!.. Голос Антона. Я этого делать не стану!.. Мать. Что ты говоришь, сынок?! Голос Антона. Я не буду «простым советским инженером»!.. Отец. А кем же ты будешь, позволь узнать?!. Голос Антона. Это не имеет значения!.. Отец. Тогда, что для тебя имеет значение?… Голос Антона. Кем бы я ни стал – управлять мной не будет никто!.. Я – да!.. Мной – никто!.. Мать. Так не бывает, сынок… Голос Антона. А по-другому мне не надо!.. И будь, что будет!!! Отец. Я скажу тебе, что будет – настанет день и ты будешь горько плакать!..

* * *

...

...

Антон стоит под большим, с развесистой кроной, деревом, что растет прямо у вольера с обезьянами, и, как зачарованный, смотрит на маленький флигель, белеющий в пятидесяти метрах от него. Вернее, он не может оторвать взгляда от таблички – «Доктор Айболит. Ветеринарная клиника».

Вокруг шумно и весело – сегодня воскресенье и, несмотря на густой туман, в зоопарке много детей и взрослых. В радостной суматохе и толчее мальчик, пытаясь совместить сразу два удовольствия – увидеть обезьяну и съесть пирожное, влезает всей пятерней в крем. Осмотревшись и не найдя ничего лучшего, он, не долго думая, вытирает руку о первый попавшийся подходящий предмет – брюки Антона.Раздается пронзительный женский крик: «Что ты натворил, балбес?! Простите, ради бога, молодой человек!.. Я его накажу!..»

Антон (думая о своем). Не надо… Он не виноват… А главное – мне нечего ему сказать…

Антон разворачивается и направляется к выходу из зоопарка. Сделав несколько шагов, он замечает в открытом темном окне припаркованного в стороне автомобиля нацеленную на него видеокамеру.

Человек, держащий камеру, не ожидает такого развития событий и не успевает отстраниться – удар Антона приходится в торчащий из окна объектив. Камера рикошетит и острым углом впивается в подбородок оператора.Кровь начинает заливать его светлую замшевую куртку, он машинально выпускает из рук видеокамеру и лишь потом быстро закрывает окно автомобиля.Антон, не оглядываясь, идет к выходу.

* * *

Телефон звонит как раз в тот момент, когда Антон садится в автомобиль.

Голос Тимонина. Это я! Антон. Я слышу… Голос Тимонина. Завтра похороны… Антон. Почему так быстро? Голос Тимонина. В прокуратуре разрешили… А тянуть я не могу… И так некуда деваться от журналюг… Висят гроздьями вокруг дома… Антон. Сочувствую!.. Так чего ты хочешь?… Голос Тимонина. Я надеюсь, ты не собираешься присутствовать?… Это будет верхом неприличия… Антон. Если ты настаиваешь… Голос Тимонина. Я настаиваю!.. Антон. Успокойся!.. Меня не будет!.. Мы с ней встретимся в астрале!.. У тебя ко мне все? Голос Тимонина. По поводу твоей вчерашней просьбы – я ничего такого не вспомнил… Антон. Уже и не надо…

И Антон нажал кнопку отбоя.

* * *

...

Антон тормозит у маленького кафе с самодельной вывеской, на которой яркими буквами начертано многообещающее слово «Рюмочная».

Антон. У вас виски есть?. Бармен. Любой каприз за ваши деньги!.. Но… Антон. Что? Бармен. Подаем только в рюмках!.. Антон. Насмотрелись американских фильмов? Наливайте сразу три, если не лень!.. Бармен. Рекомендую заказать «локоть»… Антон. Это что за фигня?… Бармен. Это такой деревянный поднос, длиной от ладони до локтя… На нем помещается штук восемь рюмочек… Справитесь?… Антон. Попробую!..

* * *

Антон протягивает руку уже к четвертой рюмке и вдруг слышит у себя за спиной мужской голос: «Макарский, это вы?»

Он оборачивается и видит перед собой высокого седого человека в большом мешковатом плаще и в зеленой велюровой шляпе на голове.

Б. С. Вы меня не узнаете?… Помнится мне, вы обладали незаурядной памятью… Антон. Борис Соломонович!.. Вы?… Б. С. Не забыли все-таки старого учителя?… Антон. Ну что вы?… Просто не ожидал вас встретить в таком «гадюшничке»… Б. С. Вполне приличное место для человека моего сословия… Это скорее вы тут «инородное тело»… Вы ведь теперь «там»?!

Б. С. указал пальцем в потолок.

Антон. Можно сказать и так… Б. С. Я слежу за вашими успехами… Это, наверно, стариковское – искать утешение в результатах своей прошлой деятельности… Да, я интересуюсь продвижением по «житейской лестнице» своих учеников… Это очень любопытно и поучительно… Антон. Что же вы думаете обо мне? Б. С. Просто так я говорить не вправе… Антон. Тогда составьте мне компанию. Б. С. Вообще-то, мои принципы не позволяют пить с учениками, пусть даже бывшими… Но, я так понимаю – есть повод? Вернее, я знаю, что повод у вас есть!.. Я смотрю телевизор… Антон. Ах, как хорошо, что я вас встретил!..

Антон двигает «локоть» в центр стола.

Б. С. Когда я видел, что ученик ленится, хотя он и не дурак по математике, то во время урока подходил к нему и громко спрашивал: «У вас дома есть клубничное варенье?» Антон. Я это прекрасно помню!.. Б. С. Ученик понимал, что я собираюсь нанести визит его родителям, и брался за ум!.. Или не брался!.. В таком случае, в особой тетрадке, я ставил против его фамилии «минус»… Это значило, что, как говорят: «толк из него выйдет, а бестолочь останется»… Тетрадка эта хранится у меня до сих пор… Так вот, чтобы вы знали, против вашей фамилии стоит «плюс»!.. Скажите мне – неужели я ошибся?… Антон. Дорогой Борис Соломонович, еще сутки назад я бы твердо сказал – не ошиблись!.. А сейчас… Б. С. Это в моем возрасте сутки могут изменить все – был человек, а через сутки его уже нет!.. А в вашем?… Антон. Примерно так же!.. Б. С. Это печально!.. Давайте выпьем!.. Антон. Давайте!

* * *

На столе, у которого стоят Антон и Б. С., рюмок значительно прибавилось.

Антон. Скажите мне, дорогой Борис Соломонович, и что теперь мне делать? Б. С. Милый мой Макарский!.. Все, что с вами происходит, имеет свое название… В советские времена на дверях ювелирных магазинов часто можно было прочитать: «Закрыто. Идет переоценка ценностей». Вы меня поняли?… И так в вашей жизни будет не раз, и не два… Антон. Я понимаю!.. Но у меня не осталось времени – завтра я должен «открыть магазин»… Б. С. До завтра еще далеко!.. Постарайтесь успеть сделать что-нибудь «нужное»!.. Антон. Нужное кому? Б. С. Это не имеет значения! Антон. А давайте я сделаю что-нибудь для вас!.. У меня огромные возможности… Б. С. Дорогой мой ученик, сделайте так, чтобы тот «плюс» в моей тетрадке не превратился в «минус»!.. Вы сможете!..

У Антона в кармане звонит телефон.

Антон. Простите меня, я должен ответить!.. Да!.. Я тебя слушаю!..

В кафе шумно и Антон, прижимая трубку к уху, отходит в дальний угол.

Голос Шувалова. Что ж ты делаешь?! Антон. Выпиваю! А ты, собственно, о чем? Голос Шувалова. Зачем ты ходил в зоопарк? Тебя же просили! И зачем ты ударил журналиста? Он рванул на канал, а они тут же его окровавленного выпустили в прямой эфир… Антон. Суки! Голос Шувалова. Вернись домой и больше никуда не ходи! Антон. Ну да! Еще ты мне будешь указывать! Голос Шувалова. Я умоляю тебя!!! Антон. Я подумаю! Антон отключает телефон и возвращается к столику, но учителя уже нет.

* * *

...

Не успевает Антон нажать кнопку звонка, расположенного прямо под табличкой «Доктор Айболит», как в замке что-то щелкает, и дверь автоматически открывается.

За дверью никого нет и только из глубины помещения слышится: – Проходите!.. Я сейчас!.. И не забудьте закрыть дверь!..

Антон захлопывает дверь и внимательно оглядывает довольно большую приемную – она оказывается совсем не такой, как в его видении. Вдоль стен стоят клетки с птичками разных пород и расцветок, притихших при появлении незнакомца.

Слышатся приближающиеся шаги, и в комнату входит Юрий Всеволодович Храмов – ветеринарный врач. Он такой, каким его описывал Антон, – небольшого роста, лысый. Волосатых рук не видно – их прикрывают длинные рукава белого медицинского халата.

Ветеринар. Добрый день! Я вас слушаю! Ой! Это вы?!

Антон просто стоит и просто смотрит на ветеринара.

Ветеринар. Что-то случилось? Антон. Вы еще ничего не знаете? Ветеринар. Я почти сутки провел в слоновнике… Роды принимал… А что произошло?

Антон засовывает руку в карман плаща. Ветеринар инстинктивно пятится назад.Антон достает из кармана бутылку виски.

Антон. Помянем… Ветеринар. Я не пью!

Антон вопросительно смотрит на доктора.

Антон. Вообще? Ветеринар. Вообще! Антон. Тогда и я не буду! (Ставит бутылку на стол.) Это передадите счастливому отцу-слону… Ветеринар. Спасибо! Антон. Держу пари – вы и не курите! Ветеринар. И не курю! Антон. Почти идеал! А вы тут и ночуете? Ветеринар. Бывает! Антон. У вас и кровать, наверно, имеется? Я бы хотел взглянуть… Можно? Или это слишком интимно? Ветеринар. Говорите прямо, что случилось и кого нужно поминать! Антон. А вы любите, чтобы по-честному – прямо в глаза? Ветеринар. Я – врач, мне не врут! Антон. Почему? Ветеринар. Иначе не смогу помочь! Вы ведь за помощью пришли? Что-то случилось и вам нужна помощь! Антон. Мудро! А Маргарита, или как вы ее там называли, тоже за помощью приходила? А Марина? А?! Ветеринар. Вы не застали меня врасплох… Я предполагал, что рано или поздно кто-то задаст мне эти вопросы… Могу ответить! Да, и они приходили за помощью!.. Антон. Значит, завалить бабу в постель – теперь называется «оказать помощь»? Браво, доктор! Ветеринар. Вы ошибаетесь – не это им было нужно! Антон. Так что же?!

Ветеринар. Вам лучше спросить у них!

Антон. Поздно!.. Маргарита убила Марину!.. Застрелила…

На минуту воцаряется тишина. Слышно, как птички в клетках перескакивают с жердочки на жердочку.Ветеринар берет со стола бутылку и начинает откручивать пробку.

Антон. Вы же не пьете?… И слон может обидеться!..

Ветеринар отхлебывает прямо из горлышка.

Ветеринар. А я, дурак, думал, что дело идет на поправку… Антон. Вы о чем?… Ветеринар. Животные не умеют скрывать своих чувств – или лижут, или кусают… У человека же все наоборот, хотя и те и другие очень похожи!.. Половина болезней животных – это результат образа жизни их хозяев… Я – врач, каждый день сталкиваюсь с разными видами страданий… Cтрадания Риты и Марины были из тех, с которыми справиться не легко!.. Антон. Вы намекаете на то, что Марго страдала из-за моего образа жизни?… Ветеринар. Я ни на что не намекаю… Я пытался помочь… Как видите – мне это не удалось… Антон. Дайте и мне хлебнуть!..

Ветеринар передает Антону бутылку, и тот делает большой глоток.

Ветеринар. Она воспользовалась пистолетом? Антон. Да!.. Это ваш?… Ветеринар. Такой небольшой?… Браунинг?… Антон. Я его не видел, но, кажется, да… Ветеринар. Этот пистолет принадлежал Марине… Она купила его пару месяцев назад… Антон. Где купила?… Ветеринар. Какие-то ее знакомые уезжали за границу, а везти с собой не хотели… Она хранила его у меня, а неделю назад забрала… Я еще спросил: «Зачем он тебе понадобился?»… А она, смеясь, сказала, что хочет потренироваться!.. И что же теперь будет?… Антон. Марину завтра похоронят… Ветеринар. А Рита? Антон. Если вы подтвердите, что пистолет действительно принадлежал Марине, можно будет выдвинуть версию о «несчастном случае»… Ветеринар. А как это можно доказать? Антон. Не беспокойтесь – умельцы найдутся!

Антон делает еще один большой глоток из бутылки.

Антон. Завтра утром вас вызовут в прокуратуру… Не с моей подачи… Это они вас вычислили!.. И еще – за мной по пятам ходят журналисты… Ветеринар. Если честно, то мне все равно!..

Антон направляется к двери, но, сделав несколько шагов, останавливается.

Антон. Когда я шел к вам, меня распирало от вопросов… Но вот вы предположили, что я пришел за помощью, и все мои вопросы испарились… Получилось, что это я отвечал на ваши… Наверно, я действительно приходил за помощью!.. Знаете, я никогда не был святым… Мне стыдно, но я даже не помню имен многих женщин, с которыми был близок… И я бы понял и Марго, и Марину в их поисках маленьких удовольствий и разнообразия… Рано или поздно всем хочется чего-то нового… Но здесь все не так… Все не по правилам… Скажите мне: чего им не хватало?… Ветеринар. Между ними шла борьба… Борьба давняя и жестокая… Как оказалось – не на жизнь, а на смерть… Антон. За что же они боролись?… Ветеринар. За тепло!.. За простое человеческое тепло!.. В детстве – за родительское!.. Сейчас – за мужское!.. Антон. За тепло!.. Как просто!..

Антон выходит. На улице уже стемнело.Он идет по тускло освещенной дорожке через закутанный в туман зоопарк, сопровождаемый странными криками отходящих ко сну животных.

* * *

...

Как только Антон дотрагивается до дверцы автомобиля, сзади слышатся стремительно приближающиеся шаги.

Антон резко оборачивается и оказывается лицом к лицу с Шуваловым.

Антон. Мне следовало предположить, что ты будешь тут!.. Шувалов. Зачем ты выключил телефон?… А если бы что-то случилось?… Антон. Все, что должно было случиться, – уже случилось!.. Шувалов. Это тебе так кажется!.. Меня срочно вызвали… Антон. А меня уже и не вызывают… Вот видишь? Шувалов. Они считают, что ты ведешь себя неправильно! Антон. А они знают, как правильно? Шувалов. Ты забываешь, кто ты!.. И что за тобой люди!.. Антон. Ты опять что-то путаешь!.. Я уже говорил – люди за «Парусом»! Шувалов. Пусть так!.. Зато у тебя в руках все ключи!.. Антон. Вот это сущие слова!.. Да!.. В моих руках была связка ключей… Шувалов. Почему была?… Антон. Потому что эти железки, подходящие к любому индивидууму, я, как хороший взломщик, подбирал всю свою жизнь: экземпляр к экземпляру, тип к типу, размер к размеру… На все случаи жизни… Шувалов. А что изменилось? Антон. А то, что все это – пшик!!! Шувалов. Ты о чем?… Антон. Как у тебя глаза-то загорелись!.. Моя тайная программка оказалась несовершенной!.. Не хватает главного ключика!.. Я абсолютно ничего не знал о двух самых близких мне женщинах!.. Одна лишила другую жизни, тем самым погубив свою… И, наверно, мою… А я ни о чем даже не догадывался!.. Вот и получается, что суперпрограмма не работает, а я – не властелин ключей!.. Я – простой, занюханный ключник!.. И мне пора на покой!.. А все мои секреты могу передать… ну, хотя бы тебе!.. А что?! Шувалов. Ты явно перебрал!.. Поехали домой!.. Антон. Ты ведь этого хочешь? Шувалов. Дурак! Антон. Да ты не стесняйся!.. Мы же друзья?! Чувствуем друг друга на расстоянии! Ты вон меня сегодня утром у Ани нашел, не зная адреса… Сердцем почувствовал?…

Шувалов вдруг осекся и, не мигая, уставился на Антона.

Антон. Что молчишь, друг мой?… Я ведь про Аню все понял еще вчера вечером! Только не знал – чья она!.. Оказывается – твоя!.. Ты ею доволен?… Мне кажется – способная девушка!.. Шувалов. Очень! Антон. Кнопочки на компьютере успела запомнить? Шувалов. А как же! Антон. Ну, вот видишь! В надежные руки передаю я свое сокровище! Вернее, меняю! Меняю на одну просьбу!.. Идет? Шувалов. Говори! Антон. Пистолет принадлежал Марине!.. Так все складывается, что «несчастный случай» доказать будет нетрудно… Думаю, все будут за!.. Ты там передай, что я очень просил, чтобы так и было!.. А я гарантирую свой «тихий уход»!.. Никто и не вспомнит!.. Вот так и передай!.. Шувалов. Хорошо! Антон. Спасибо тебе!

Антон садится в машину.

Шувалов. А куда же ты? Антон. Я подумаю!!!

* * *

...

...

...

В свете телевизионных прожекторов все лица кажутся кукольными.

* * *

Уже светает.

Антон за рулем своей машины.

Антон (говорит по телефону). Я ведь знаю, что ты не спишь!.. Все будет хорошо, мама! Деньги вам передадут… Позаботьтесь о малыше… Думаю, скоро появится и Марго… А меня может долго не быть… Так надо!!! Целую!!!

На рассвете туман кажется еще гуще. Автомобиль все глубже и глубже погружается в это белое безмолвие, пока полностью не исчезает из виду…Через несколько секунд слышится звук сильного удара и бьющихся стекол…Эпилог

...

Киев, 2009

Пролог

...

В своем рабочем кабинете королева Англии – Елизавета Вторая пишет письмо:

...

Королева откладывает ручку. Вкладывает письмо в конверт, украшенный символами королевской власти, запечатывает его и оставляет на подносе с надписью «Почта Ее Величества». Королева выходит из кабинета.

Письмо «взмахивает» невесть откуда появившимися крылышками и взмывает над столом.

Сделав два круга по комнате, конверт вылетает в окно…

* * *

Ночной патруль

Под покровом ночи и проливного дождя – странная фигура, сидя в лодке, почти бесшумно перемещается вдоль берега моря. Фигура настолько странна, что даже собака ( верный спутник – по кличке Файв О’Клок ) стыдливо отворачивает взгляд. Большой камень, к которому привязана собачонка, может натолкнуть на мысль о готовящемся коварном убийстве, однако сделано это в целях предосторожности – лодку сильно раскачивает и животное может вывалиться за борт.

Неуклюже орудуя веслами, фигура приближается к цели – сетям, наполненным свежевыловленной рыбой.

Улов трепещет и плещется, вздымая фонтанчики брызг. Доставая из сетей по одной рыбке, человек сперва показывает ее собачке и только потом либо отправляет рыбу назад в сеть, либо выпускает в море.

Задача не из легких, однако уже через несколько минут бóльшая часть рыбы на свободе.

Арчибальд. Клянусь быть истинным и верным слугой Ее Величества в качестве одного из Ее Величества Тайного совета. Да поможет мне Бог!!!

Лодка причаливает к берегу и фигура с собачкой растворяется в ночном тумане. За этой картиной молча наблюдает стоящий на скале мужчина с гордым, орлиным профилем.

* * *

...

Странный для этих мест звук нарушает утреннюю тишину приморского городка.

Первыми реагируют собаки, их поддерживают птицы, цикады и наконец люди:

– Да что ж это такое? Сколько это будет продолжаться? Надо жаловаться! Придурок! Идиот! и т. д.

Уравновешенный человек без труда узнает благородный тембр шотландской волынки.

Звук доносится из того самого окна, куда влетает письмо Английской Королевы, и где оно приземляется на маленький стол, покрытый выцветшей клеенкой.

Обыкновенная, скромно обставленная однокомнатная квартирка. Из двери кладовой, расположенной в углу маленького коридора, выходит наш герой, тщательно притворяя за собой небольшую дверцу.

Войдя в комнату, он прежде всего очень бережно берет со стола знакомое нам письмо, распечатывает его и углубляется в чтение.

Арчибальд (вкладывая письмо в старую жестяную коробку). Спасибо за любезность, Ваше Величество! Вы очень добры к своему верному слуге!

Арчибальд отправляется на кухню, где, виляя хвостом, его уже поджидает знакомый нам пес.

Арчибальд. Овсянка, два тоста черного хлеба, подсушенные на подоконнике, кофе из термоса – вот и все. Я знаю, мой друг, что вы предпочитаете «континентальный завтрак» – все вышеперечисленное плюс отварное яйцо.Но, увы! Уже два месяца, как на службе в «Зеленстрое» нам не выдают зарплату, и яйцо пришлось временно урезать. Вам не стоит беспокоиться – овсянка по-братски будет разделена на двоих…

Арчибальд ест медленно, с достоинством, чего нельзя сказать о собачке – она проглатывает свою порцию в мгновение ока. После завтрака Арчибальд надевает на себя черный, изрядно потертый пиджак, неопределенного цвета шотландский килт, зеленые гольфы, черные туфли и на голову – белую матерчатую панаму.Ансамбль достойно завершает самодельная трость с игольным острием на конце.Именно в таком виде он и появляется на улицах родного городка.Выйдя из дома, Арчибальд смотрит чуть поверх кустов… и его глазам представляется чудная картина: Вестминстерское аббатство, Биг-Бен, аккуратно подстриженная растительность и просто, но достойно одетые люди, направляющиеся на службу в Сити.Улыбнувшись милой сердцу картине, Арчибальд Васильевич вынимает из бокового кармана очки, протирает стекла краем килта, надевает их и… видит: здание горисполкома постройки 1967 года, обшарпанную башню Главпочтамта, вкривь и вкось растущие кустики, и горожан в серо-буро-малиновых одеждах с отвратительным настроением на сосредоточенных лицах.Он горько вздыхает и движется дальше.Жители Малаклавы, попадающиеся на пути, реагируют на его внешний вид по-разному: одни хихикают, другие сочувственно качают головой, третьи крутят пальцем у виска, а у приезжих глаза расширяются и уже не сужаются на протяжении всего дня.

* * *

«Заговор»

Арчибальд делает несколько шагов в сторону родной «орденоносной» организации, как вдруг, хлопнув себя по лбу, разворачивается на 180 градусов и стремительно идет к зданию автостанции, где прямо на асфальте расположился импровизированный рынок.

Старушки, приторговывающие кто чем, являются объектом, влекущим к себе Арчибальда Васильевича.

Он приближается к торгующим осторожно, всем своим видом выражая немой вопрос:

«А не изменились ли рыночные цены в нашем городе?»

Увидев Арчибальда, старушки замолкают, как потревоженные птички.

Арчибальд медленно проплывает мимо торгующей шеренги, на ходу поправляя старушкам прически и тихо произнося довольно странные фразы:

«Вам пора подстричься… А вам подкрасить корни… Не забудьте – ровно в 9.00… Инструкции получит каждая!.. Смерть или слава!»

Старушки понимающе кивают, причмокивая беззубыми ртами.

Купив у крайней бабули пожелтевшую газетку, датированную 12-м апреля 1961 года с портретом Гагарина на первой полосе, Арчибальд демонстративно разворачивает ее и во всеуслышание произносит:

– Вот это новость! – затем, уткнувшись в написанное, стремительно удаляется.

* * *

Английский газон

Вдыхая полной грудью горячий южный воздух, Арчибальд Коннорчук приближается к любимой работе.

Близится полдень и солнце, по-южному безжалостное, начинает припекать.

Держа в руках большие садовые ножницы, Арчибальд громко и чуть нараспев поясняет:

Арчибальд. Аккуратно подстриженная лужайка с веселой, изумрудно-зеленой травкой – один из символов старой, доброй Англии. Такой же, как и знаменитое чаепитие в пять вечера… Классический английский газон выполняет только декоративную функцию, так как он совершенно не выносит вытаптывания… Им просто любуются, например, за традиционным английским завтраком: овсянка, яйца пашот, жареный бекон, апельсиновый сок и кофе…На английский газон могут ступать только избранные – те, кто за ним ухаживает, – это вы, друзья мои!..

Речам Арчибальда Васильевича внемлет небольшая группка мужчин, своим видом сильно напоминающая пациентов «лечебно-трудового предприятия строгого режима». За их спинами маячит фигура милиционера.

Арчибальд. Исторически газон – это просто овечье пастбище. Не правда ли – забавно?… В средние века его не стригли люди, а выедали овечки, оттого он такой ровный!.. Здоровяк. Слышали, козлы, теперь вы вместо овечек!.. Милиционер. Разговорчики!.. Арчибальд. В Британии говорят: «Вырастить английский газон очень просто – нужно всего лишь подстригать траву в течение трехсот лет!» Здоровяк. А таких сроков не бывает! Милиционер. Если не заткнешься – такой срок будет! Арчибальд. Друзья мои, забудьте о плохом…

За его спиной раздается командный голос: – Вот этого не надо! Арчибальд оборачивается и видит подходящего капитана Загоруйко.

Загоруйко. Мы так не договаривались!

Он берет Арчибальда под руку и отводит в сторону.

Загоруйко. Уговор был какой: я тебе рабочую силу, а ты учишь моего спиногрыза английскому языку и приличным манерам – чтоб меня в школу не дергали! А ты тут агитацию разводишь! Так не пойдет, Арчибальд! Арчибальд. Ну что вы! Какая агитация? Просто человек, выполняющий какую-нибудь работу, должен знать, что и зачем он делает – иначе он превращается в животное! Здоровяк (смеется) . Я ж сказал, что вы – козлы!.. Бе-е-е!!! Загоруйко. Обузопуло, ты у меня дошутишься! На сегодня хватит! Стройся!!! В корпус – шагом марш!

И вся группа цепочкой плетется к серому строению, напоминая собой маленькое стадо, возвращающееся с пастбища. В воздухе даже слышится звон колокольчика. Впереди идет «пастырь» – капитан Загоруйко.Арчибальд остается один с большими садовыми ножницами в руках, тоскливо глядя вслед уходящим.

* * *

Заказ

На дверях мастерской красуется вывеска – «Скорбь Черноморья».

Арчибальд входит в усыпанную опилками комнату.

Ему навстречу выходит маленький, сухощавый человечек в кожаном фартуке с сизым носом. Понятно – нос этот перенюхал все, что горело и пьянило.

Арчибальд. Ну что, готово? Здоровяк ( Ты это… Ты не шуми!.. Заказ сложный!.. Тут мозговать надо!.. А у меня еще во рту ни росинки… Даже говорить трудно… Арчибальд. Да что же тут сложного?… Все как обычно: четыре стеночки, под ноги ступенечка, ну еще, может, полочка для тезисов… А? Как вы считаете?

Гробовщик долго «прицеливается», чтобы навести фокус на лицо Арчибальда.

Здоровяк ( Чтобы в последний путь и с тезисами – это круто!.. Арчибальд. И обязательно оббить тканью, чтобы все засматривались и заслушивались! Гробовщик (восхищенно разводит руками). Ничего не скажешь – оригинально!.. Сколько лет снаряжаю отходящих, но чтобы с таким размахом… Я тебя, Арчибальд, зауважал!.. Не волнуйся – в срок уложусь!.. Как говорится – «Спи спокойно, дорогой товарищ!»

* * *

Официальный визит

В это время дня в Малаклавской мэрии многолюдно и шумно. Приемная городского головы кишит «просителями» и «требователями». Безумолку трещат телефоны. Секретарша на взводе, но держится.

И тут появляется Арчибальд Васильевич Коннорчук.

Секретарша. Только этого тут не хватало! Что на этот раз у нас в городе «не так»?! Арчибальд (тихо, но твердо). Я насчет кладбища!.. Секретарша. Вы решили нас безвременно покинуть?… Арчибальд. Вот в Лондоне выражения, употребляемые в любом из государственных учреждений, должны подчиняться особым правилам – нельзя произносить слова, которые могут оскорбить собеседника… Я уже не говорю о палате лордов… Секретарша. У нас лордов нет, у нас – люди!

Все присутствующие шумно поддерживают сказанное секретаршей.

Секретарша. А если вам это не нравится – езжайте себе в Лондон! Скатертью дорожка – полотенцем путь! Гудбай-ауффидерзейн!

Смех и одобрение присутствующих.

Арчибальд. Мое прошение рассмотрено? Я подавал его еще пять месяцев тому назад… Если быть точным – 15 января сего года… Секретарша (апеллируя к сидящим в очереди). Посмотрите на него!.. Тут люди годами ждут!..

«Ждущие» яростно кивают головами.

Арчибальд. В таком случае, чем же занимаются работники мэрии? Секретарша. Забыли перед вами отчитаться! Арчибальд. А вот в Лондоне мэрия не имеет права дольше месяца оставлять без ответа обращение граждан!

Теперь «ждущие» бурно поддерживают Арчибальда.

Арчибальд. Я думаю, тут дело в другом… Вероятно, на территории этого кладбища покоятся чьи-то интересы, ведь так?!

Ждущие одобрительно кивают.

Секретарша (захлебываясь в праведном гневе). Из-за таких, как вы, люди и ждут больше месяца! Уберите его отсюда! Иначе приема больше не будет!

Народ подхватывает Арчибальда под белы рученьки и… прием продолжается. Арчибальд поднимается с пыльной мостовой, отряхивает пиджак, килт, надевает на голову упавшую панаму.

Арчибальд (себе под нос).

Вы, верные трону, безропотный скот,

Пируйте, орите всю ночь напролет.

Позор ваш – надежный от зависти щит.

Но что от презрения вас защитит?…

Отойдя на несколько шагов, Арчибальд вскидывает свою трость как шпагу и… начинает накалывать острым наконечником скомканные бумажки, обертки от конфет, упаковки от сока и прочий хлам, валяюшийся на улицах любимого города. А из окна мэрии вслед Арчибальду смотрит сам мэр.

* * *

Личное

Солнце уже стоит в зените, когда Арчибальд подходит к салону красоты «Голубая лагуна».

Потоптавшись у входа, он набирает в грудь воздуха, изображает на лице одну из достойных лорда улыбок и входит.

Салон живет своей напряженной жизнью.

Пятница, и горожанки готовятся встретить уик-энд во всей красе.

Все кресла заняты.

Не стоит говорить о том, что когда на пороге появляется Арчибальд, взгляды всех присутствующих немедленно скрещиваются на нем. Не смотрит в его сторону только один человек – его бывшая жена Клавдия: она продолжает сосредоточенно намазывать кончики волос клиентки каким-то едким раствором оранжевого цвета.

Арчибальд снимает головной убор и дефилирует вдоль кресел в направлении рабочего места бывшей супруги.

Арчибальд. Здравствуйте! Клавдия, можно тебя на минутку? Клавдия. Нельзя! Арчибальд. Ну, на полминутки! Клавдия. Отстань! Арчибальд. На пару секунд! Клавдия. Говори тут!

Арчибальд немного смутившись и снизив голос до шепота, мямлит.

Арчибальд. У нас в департаменте опять задержали зарплату…

Клава прекращает намазывать волосы клиентки.

Клавдия. Ты меня достал! Мне от тебя ничего не надо! Ты сам заявил, что ты, как лорд, не можешь не заботиться о своих близких! Так или нет? Может, я чего путаю? Арчибальд. Да нет! Все правильно, но… Клавдия. Что «но»? Что «но»?!

И она мазнула волосы Арчибальда кисточкой с раствором.

Клавдия. Ты заморочил голову сыну своими сказками и теперь уже второй год от него ни весточки. Где он, ты знаешь? Ты же должен о нем «заботиться»!

Клавдия не замечает, что рассказывает это уже всем присутствующим.

Клавдия. После твоих рассказов «о славном прошлом» мальчик заявляет, что хочет сам во всем разобраться и едет «на помидоры». Куда, спрашивается? Что, у нас нет помидоров? Арчибальд. Это он образно… Клавдия. Образно? А исчез он тоже образно? Что из него выйдет при таком отце? Арчибальд. Я уверен, что гены рано или поздно дадут о себе знать! Клавдия (взвизгнув) . Коннорчук, скотина!

Клавдия хватает Арчибальда за волосы, притягивает к себе и опрокидывает ему на голову емкость с раствором для покраски волос.

Клавдия. Пока ты не вбил себе в голову, что ты – английский лорд, все было как у людей: любимая работа, уютный дом, культурный досуг. А сейчас?! Посмотри, на кого ты похож!

Все присутствующие смотрят – на кого он похож, и ахают – с головы Арчибальда стекают струйки ярко-оранжевой краски.

Клавдия. И ты хочешь, чтобы мальчик стал таким, как ты? Арчибальд. Ну почему же обязательно, как я? Пусть он станет таким, как его славный предок – сэр Арчибальд Коннори!

Тем временем Клавдия, зажав голову мужа под мышкой, пытается смыть краску.

Клавдия. Горе мое, ну скажи, какого «сэра» тебе еще надо?

Арчибальд периодически отплевывается от оранжевых потоков.

Арчибальд (скороговоркой) . Того самого, который пал смертью храбрых 13 октября 1854 года под Малаклавой, как верный солдат Соединенного Королевства в составе 17 уланского полка. И не имеет значения, на чьей стороне он воевал! Долг свой он исполнил честно и до конца!

Арчибальд даже сам пугается смелости, с которой он все это выпалил. Слушающие притихли в ожидании Клавиного ответа.Сперва она вытирает голову мужа полотенцем, затем оценивает увиденное глазами мастера.

Клавдия. Коннорчук, по тебе «дурка» плачет!

Именно такого ответа и ожидало «салонное» общество.

Клавдия. Уйди с глаз моих! Прошу!

Арчибальд бросает стремительный взгляд на себя в зеркало – оттуда на него смотрит немолодой человек со всклокоченными волосами рыжего цвета. Ему становится стыдно за то, что он не сдержался и вступил в бесполезный спор. Он начинает пятиться, отступая по проходу салона.Уже у выхода он почему-то останавливается и, персонально кассирше, говорит:

Арчибальд. Извините!

Когда дверь за ним закрывается, полные сочувствия взоры посетителей вновь возвращаются к Клавдии.

Клавдия. А какой был мастер!

Работники салона согласно кивают.

Клавдия. Это все его!

Она, как экскурсовод в музее, указывает на стену. На стене красуются взятые в рамочки дипломы, полученные Арчибальдом на различных престижных конкурсах парикмахеров районного и областного масштаба.

Клавдия. Вот на этом кресле он и работал!

Молодой парикмахер экстравагантной наружности, говорящей о его специфической ориентации, глубоко вздыхает и явно невпопад говорит.

Парикмахер. Теперь на его месте работаю я – мастер педикюра!

Народ понимающе молчит. Мастер педикюра наклоняется к уху Клавдии.

Мастер. А юбочка на нем прикольная!

Арчибальд идет по улице, держа в руках белую панаму – волосам нужно дать просохнуть. Два мужика сидят на корточках у остановки автобуса. Оценив цвет волос Арчибальда, один из них со знанием дела замечает:– Снова у Клавки был!

* * *

Настоящий эль

Путь к дому Арчибальда лежит мимо главных ворот городского парка.

Наличие пивного павильона – «Усталая подлодка» придает этому месту особое обаяние и вызывает трепетную привязанность горожан.

Есть у этого «оазиса» настоящие и преданные поклонники – эдакий «фан-клуб».

Самым верным почитателем разливного пива являлся Никита Бенюк.

Он с двумя товарищами дегустирует пиво, хвалит отечественного производителя и… именно в этот момент на горизонте появляется Арчибальд в шотландском килте и с все еще влажной рыжей шевелюрой.

Никита. Пацаны, а вот и «оно»!

Его спутники покатываются со смеху. Арчибальд не реагирует на «шутку» – слишком сильно повлиял на него визит к Клавдии.Молчание Арчибальда воспринимается как неуважение к мнению рядового горожанина.

Никита. Слышь, ты, лорд деланый, слабó с нами постоять, пивка для рывка попить? А? И закусь мировая – сами мастерим.

Бенюк предъявляет вяленую рыбу, лоснящуюся от жира. Арчибальд понимает, что просто пройти мимо не получится и лучше объясниться. К тому же сердце бешено бьется от догадки – чью рыбу он выпускает по ночам на волю.

Арчибальд. Спасибо за приглашение, но я сегодня не расположен! Никита. Прикинь – он не «расположен»! А мы тебя «располагать» и не будем – мы пацаны нормальные!

Дружный смех.

Арчибальд. Во-первых, я тороплюсь! А во-вторых, сейчас пять часов, а значит пришло время пить чай. И только чай!

Бенюк и компания одаривают Арчибальда взглядом, полным сочувствия, – так на смертельно больного смотрят добрые доктора.

Никита. Чай в пять часов, да еще в такую теплынь – это ж какое здоровье нужно иметь? Арчибальд. Ладно, чай для вас это слишком сложно, так хоть пиво нужно пить нормальное! Никита. А ну, а ну, а ну! Какое такое нормальное? Ты что имеешь в виду? Арчибальд. Я имею в виду славный английский эль! Никита. Еще раз! Арчибальд. Славный, добрый, проверенный временем эль! Никита. И чем он лучше нашего разливного?

И тут Арчибальд вновь не сдерживается и начинает просвещать.

Арчибальд. Знаете ли вы, молодые люди, как на протяжении столетий проверяется качество настоящего пива? Никита. Как? Арчибальд. Очень просто: вы берете немного пива и поливаете им деревянный табурет или, скажем, скамейку… Арчибальд указывает на парковую скамью.

Никита. И что? Арчибальд. Садитесь на эту скамейку и ждете! Никита. Ждем чего? Арчибальд. Пока пиво не подсохнет! Потом пытаетесь встать! Если пиво настоящее, то вы не сможете оторваться от поверхности скамейки. Никита (друзьям) . Он нас разводит! Арчибальд. Это истинная правда. Можете поинтересоваться – этот факт описан в литературе, стоит лишь зайти в библиотеку… Никита. Не надо! Мы и так проверим! Но если ты нас надурил…

Последние слова Бенюк подкрепляет увесистым кулаком, который в мгновение ока оказывается перед носом Арчибальда.

Арчибальд. Правда, для того, чтобы способ сработал, брюки проверяющего должны быть кожаными!

Но его уже никто не слушает. Компания направляется к скамейке для проведения «следственного эксперимента».Арчибальд, пользуясь этим, продолжает свой путь.В это время Бенюк лично разливает пиво по поверхности парковой скамейки. Затем он выбирает из своих друзей «жертву» и усаживает несчастного на орошенную пивом скамью. Все посетители «Усталой подлодки», затаив дыхание, следят за происходящим.Арчибальд уже подходит к своему дому, когда события в парке приобретают неожиданный поворот.«Жертва эксперимента» не приклеилась к скамейке, зато здорово промочила почти настоящие спортивки «Адидас» в области мягкого места.Толпа, вместо того, чтобы погнаться за Арчибальдом, с подозрением смотрит на продавщицу пива.

Никита. Она, зараза, разбавляет!

Продавщица оказывается не готова к такому повороту событий, и поскольку она действительно разбавляет, то, испугавшись разоблачения, аргументирует случившееся следующим образом.

Продавщица. Это пиво из остатка! Завтра будет свежее! Добро пожаловать завтра! До новых встреч, дорогие друзья!

И окошко, через которое выдают пиво, с грохотом захлопывается.

* * *

Сидя у себя дома, сэр Арчибальд пишет письмо Ее Величеству королеве Англии:

...

Письмо вздрагивает и выпархивает в раскрытое окно.

* * *

Отбой

– Сволочь! Скотина!

– Да когда же это кончится?

– Управы на него нет!

Этими традиционными возгласами заканчивается день.

Звуки волынки стихают за дверью секретной комнаты. В окнах Арчибальдовой квартиры гаснет свет. Одно за другим темнеют окна в соседних домах, и городок погружается в безмятежную тишину.

И только человек на скале всматривается вдаль, пытаясь разглядеть что-то очень важное.

* * *

Сражение

Как это часто бывает – только закроешь глаза, а уже надо вставать.

И снова звук волынки и крики просыпающегося городка.

Субботнее утро.

Арчибальд, сопровождаемый верным другом Файв О’Клоком, направляется в мэрию. Решительность и непреклонность читается во всем его облике:

– Сегодня или никогда!

У входа стоит автомобиль мэра. Водитель протирает стекло и капот, из чего можно сделать вывод: скоро будут отъезжать.

Арчибальд практически залегает в кустах, готовый выскочить в тот момент, когда мэр появится у входа и, что называется, застать его врасплох.

Но получается совсем наоборот. Мэр появляется в тот момент, когда проходивший мимо кустов мальчишка останавливается как вкопанный и, во все глаза уставившись на человека в засаде, спрашивает:

– Дядя, вы шпион?

Пока Арчибальд думает, как педагогично отослать любознательного мальчика к родителям, автомобиль мэра трогается с места и скрывается за поворотом.

* * *

«Отцы города» во главе с мэром что-то горячо обсуждают на пустыре, увенчанном рекламным щитом «Элитное жилье в поселке „Золотые ворота“», когда появляется живописная группа – Арчибальд и Файв О’Клок! По тому, как тяжело они дышат, ясно, что они долго гнались за автомобилем.

Городское начальство умолкает.

Молчание нарушил мэр.

Мэр. Чем обязаны? Арчибальд (задыхаясь) . На этом месте нельзя строить! Мэр (сдерживаясь) . Это почему же? Арчибальд (горячась) . Потому что 13 октября 1854 года на этом самом месте произошло сражение. Здесь полегли сотни солдат. В частности, 17-й уланский и 13-й легкий драгунский полки Соединенного Королевства в полном составе! И это только англичане! А ведь были и французы и турки! Я уже не говорю о русских! Мэр (спокойно) . И что из этого следует? Арчибальд (почти крича) . А то, что тут нужно открыть мемориальное кладбище и музей, о чем я и подавал прошение! Останки героев вопиют о справедливости!

Эта тирада завершается авторитетным лаем Файв О’Клока. Присутствующие переглядываются в ожидании ответа городского головы.

Мэр (почти ласково) . Ну что ж, святая обязанность городских властей прислушиваться к голосу общественности! Огромное спасибо вам, товарищ… Извините, не знаю вашего имени. Арчибальд (тихо) . Коннорчук Арчибальд Васильевич! Мэр (по - деловому) . Товарищ Коннорчук! Могу я называть вас товарищем? Ведь мы с вами заодно! Это дело общее! Оно задевает нас за живое! Правильно я говорю?

Мэр обводит присутствующих взглядом, не вызывающим сомнения в том, что происходящее «задевает всех именно за живое». Раздаются аплодисменты одобрения.И уже совсем по-отечески, положив руку на плечо Арчибальду, мэр добавляет:

Мэр. Можете быть спокойны – мы отреагируем незамедлительно. Закончу каламбуром: «Мэры будут приняты!»

Все облегченно смеются.

Арчибальд (торжественно) . Я не говорю о родственниках, но и монархи будут вам признательны!

Глядя вслед удаляющимся Арчибальду и Файв О’Клоку, мэр подводит итог происшедшему:

Мэр. Пора принимать меры!

* * *

Гайд-парк!

За несколько часов до начала работы пивного павильона «Усталая подлодка» никем не замеченная продавщица Нина аккуратно проходится кисточкой, смоченной в клее, по сиденьям парковых скамеек, расположенных вокруг заведения.

Ровно в 12. 00 Арчибальд в приподнятом настроении спешит к главным воротам парка, где с минуты на минуту должен начать свою работу «пивной источник». И где, по случаю субботы, ожидается аншлаг почитателей «настоящего эля».

К моменту прибытия Арчибальда три завсегдатая уже сидят на ближней скамейке с кружками пива в руках.

Рядом стоит Никита Бенюк с секундомером – продолжается «следственный эксперимент».

Арчибальд не обращает внимания на происходящее – он тоже поглядывает на часы, чего-то или кого-то ожидая.

Наконец, набрав полные легкие воздуха, он громко кричит.

Арчибальд. Дорогие горожане! Земляки! Минуточку внимания! Еще в 1872 году в Лондоне был принят закон, разрешающий всем желающим в одном из городских парков, а конкретнее в Гайд-парке, собирать слушателей и выступать на любую тему, даже если речь идет о королевских особах!

Этот громкий призыв Арчибальда отвлекает всех от эксперимента и заставляет прислушаться.

Арчибальд (с воодушевлением). Существует три правила для ораторов: речь не должна быть вульгарной, речь не должна быть богохульственной и не должна подстрекать к агрессивным действиям, приводящим к нарушению мира!

Открытые рты слушающих говорят о предельно напряженной мозговой деятельности. Вдохновленный всеобщим вниманием, Арчибальд говорит громче.

Арчибальд. С 12. 00 можно услышать представителей неформальных групп, начинающих политиков и всевозможных чудаков! Посудите сами: в Гайд-парке выступали Фридрих Энгельс, Карл Маркс и Владимир Ленин. Дорогие горожане! Пришла пора и у нас в парке открыть место для свободы слова!!!

Тут к павильону подкатывает катафалк с надписью «Скорбь Черноморья», из которого двое грузчиков извлекают сильно смахивающую на гроб трибуну. Трибуну устанавливают прямо напротив окошка для выдачи пива.Арчибальд победно оглядывает собравшихся.

Арчибальд. Малаклавский Гайд-парк объявляется открытым!

Он оказывается единственным человеком, который громко и откровенно радуется этому событию. Но верному слуге Ее Величества хочется полной победы.Он восходит на трибуну и, по-приятельски взглянув на Бенюка, произносит.

Арчибальд. Хочу показать пример откровенности – это ведь я выпускаю на волю часть выловленной вами рыбы! Дело в том, что в цивилизованных странах только хищная рыба подлежит…

Арчибальд не успевает договорить. С криком: «Я его убью!» – Бенюк срывается с места и кидается к трибуне.На него бросается «верный оруженосец» Файв О’Клок.Этим субботним днем жители Малаклавы с увлечением могут наблюдать интереснейшую картину – по главной улице несется живописная группа: Арчибальд, за ним Бенюк с впившимся ему в брюки, чуть пониже пояса, Файв О’Клоком, и замыкают процессию участники «пивного эксперимента» с намертво приклеившейся к задницам скамейкой.

* * *

Похищение

Арчибальд смотрит на себя в зеркало.

Внешний вид далеко не «лордовский»: синяк под глазом, всклокоченные волосы, надорванный воротник рубашки.

В углу виновато повизгивает Файв О’Клок.

Арчибальд. Ваше Королевское Величество, сегодня ваш верный слуга вступил в сражение с превосходящими его численностью силами противника и, в результате неравной схватки, вынужден был отступить. Смею вас заверить – это временно!Свой долг я исполню до конца!

Файв О’Клок подтверждает готовность следовать долгу чести – гавкнув три раза.

* * *

Вечер опускается на улицы городка.

Уже после ритуальной игры на волынке и соседских проклятий Арчибальду хочется вдохнуть морской прохлады.

Вместе с Файв О’Клоком он выходит на пустынную улицу и направляется в сторону берега.

– Куда ты? – кричит Арчибальд вдогонку погнавшемуся за кошкой Файв О’Клоку.

Молчание становится ему ответом.

– Ох уж эти инстинкты! – только и успевает произнести Арчибальд, как чья-то рука обхватывает его за шею, в то время как вторая прижимает ко рту платок, пропитанный сладко пахнущей жидкостью.

Арчибальд глубоко вдыхает, и ему становится хорошо и спокойно – все проблемы мигом проваливаются в какую-то глубокую темную яму.

* * *

В этот же вечер странная фигура, одетая в черное, сидя в лодке, приближается к сетям со свежим уловом.

Встав во весь рост, человек оглядывается и, нащупав в воде край сети, со словами «Я тебе повыпускаю!» – резко рвет сеть на себя.

То ли он не соразмерил силу рывка с весом сети, то ли просто поскользнулся в шатающейся лодке, но ноги его сами собой взлетают вверх, и Никита Бенюк летит в воду. Нужно бы все бросить и всплывать, но руки не слушаются и упорно сжимают сеть, туго набитую уловом. Тело Бенюка дергается, рот произносит превратившееся в пузырьки воздуха слово из шести букв, точно выразившее его нынешнее состояние, и все замирает.

Бенюку кажется, что он летит на серебряном воздушном шаре, только вверх ногами.

Вдруг он чувствует на своем плече чью-то крепкую руку. Широко открыв глаза, он видит перед собой лицо Коннорчука.

«Как я говорил выше, – говорит лицо, пуская пузыри, – хищную рыбу можете забрать себе, а остальную необходимо, как требует закон, немедленно отпустить!»

Последние два слова звучат, как приказ участкового.

Мозг вздрагивает и… подчиняется.

Руки, скованные этническим хватательным рефлексом, разжимаются и утопленник выплывает из небытия на поверхность.

Никита (сдавленно сипит). Бенюк не тонет!..

Он лежит с широко открытыми глазами и видит над собой только звезды. Рот сам собой открывается, и из гортани вырывается то самое слово из шести букв, звучащее теперь по-другому – мощно и жизнеутверждающе!Человек на скале глубоко вздыхает и тоже смотрит на звезды.

* * *

Пропажа

В это воскресное утро жильцы дома по улице Энтузиастов, в котором проживает Арчибальд Коннорчук, спят долго и спокойно. Никто не будит их – волынка молчит.

Одна собачонка сгоряча гавкает, но никто не подхватывает ее порыва.

Молчат даже цикады.

У входа в ЖЭК № 3 толпится группка старушек, с которыми накануне секретничал Арчибальд.

Ровно в 10 часов утра среди собравшихся начинается некое замешательство.

Пора было начинать! А Арчибальда все нет!

Посовещавшись, старушки выстраиваются в шеренгу по росту, самая щупленькая из них приносит листы ватмана и чинно раздает по одному на два человека.

По сигналу разворачиваются лозунги, страстные и решительные: «Требуем запрета охоты на лис!», «Наши охотницы солидарны с английскими охотниками!», «Сохраним черноморскую лису для наших потомков!» и т. д.

Кто-то неожиданно затягивает пронзительным фальцетом:

«Хорошо! Все будет хорошо! Все будет хорошо – я это знаю!»

Старушки подхватывают и маршем двигаются в сторону автостанции.

Дойдя до угла, «демонстрантки» какое-то время топчутся на месте, оглядываются по сторонам и наконец совсем останавливаются.

– А куда идти-то? – спрашивает кто-то.

– Это знает только Арч…

Все шикают на чуть было не проговорившуюся товарку.

– Это знает только один человек! – поправляет маленькая старушка.

– Но его нет! Может, что-то случилось? Нужно разобраться! Айда к нему!

«Протестующие» разворачиваются и направляются к Арчибальдову дому.

В салоне «Голубая лагуна» Клавдия и мастер педикюра курят у распахнутого окна.

Узрев «демонстрацию», проходящую мимо, мастер педикюра замечает:

– О! Творческая молодежь! Отряд Арчибальда на марше! Опять чего-то требуют!

Клавдия (наполовину высунувшись из окна). А сам-то где? Мастер педикюра. Настойчивые вы наши, куда маршируете? Главная старушка. К Арчибальду Василичу! Домой! На «акцию» не явился, такого еще не бывало! Мастер педикюра. Может, действительно что-то случилось? Клавдия. А что? С него станется! Доигрался!

Она быстро снимает халат и, бросив на ходу: – Я скоро! – мчится вслед за старушками.Возле павильона «Усталая подлодка» Никита Бенюк уже в пятый раз излагает историю своего чудесного спасения. Желающих послушать немало – продавщица наливает бесплатно, по случаю вчерашнего казуса со скамейкой.

Никита. И тут Арчибальд мне говорит: «Нам будет тебя не хватать!» И слезы в два ручья! Слушающий. Какие слезы под водой? Никита. Горькие!

В этот момент из-за угла появляется отряд старушек. Они напоминают стайку встревоженных, о чем-то кудахчущих курочек.

Никита (завидев старушек). О! И этим придется рассказывать!..

Но отряд дефилирует мимо. Это глубоко обижает Бенюка.

Никита (деликатно). Вы куда, трухлявые? Главная старушка. Арчибальд пропал! Никита. Как это пропал? Он что, не выплыл? Да он же мне жизнь спас! А сам утонул?!

Никита, растолкав толпу, несется совершенно в другую сторону – в сторону моря. Тем временем настырные старушки своим визитом лишают покоя весь дом по улице Энтузиастов.Они долго стучат в дверь, потом зовут Арчибальда и даже поют под его окном песню – «Я к нему поднимусь в небо, я за ним упаду в пропасть, я к нему, извини, гордость…»Все напрасно – Арчибальд не отзывается.Молчит и Файв О’Клок.

Клавдия (тихо). Cлучилось что-то плохое!

* * *

Тихая обитель

Первое, что видит перед собой Арчибальд, когда приходит в себя, улыбающееся лицо немолодого мужчины в очках.

Судя по белой шапочке – это доктор.

Доктор. Ну, наконец-то!

Арчибальд хочет ответить, но звука нет. Руки и ноги тоже не слушаются – складывается впечатление, что его привязали к кровати.

Доктор. Не волнуйтесь, неудобства временные! Я бы сказал, что это простая предосторожность! Нам сообщили, что вы неадекватны! Ферштейн? Вы по-русски понимаете?…

Сознание медленно, но неуклонно возвращается к Арчибальду.

Арчибальд (лепечет). А-а-а, как я сю-ю-ю-да поп-а-а-ал? Доктор. Позвонили из «Белого дома» – сказали, что вы «большая иностранная шишка» и с вами нужно быть «поаккуратнее»! Я так себе и подумал, что по пустякам из «Белого дома» звонить не станут. Что, я не прав?!. Арчибальд (робко). А можно меня отвязать?… Доктор. Конечно можно, милый мой! Только если вы дадите честное слово, что будете вести себя прилично. А? Даете честное слово? Арчибальд. Конечно, даю! Доктор. Честное-пречестное? Арчибальд. Слово лорда! Доктор. О! Про это мы поговорим, когда я вас отвяжу!

Как только доктор развязывает Арчибальда, тот сразу встает с кровати и начинает делать незатейливые упражнения, чтобы размять затекшие руки и ноги. Доктор на всякий случай протягивает руку к звонку в стене. Арчибальд проделывает всего несколько простейших приемов из богатого арсенала английского бокса, за которыми, бледнея на глазах, наблюдает доктор, и спокойно усаживается на кровать. Оба облегченно вздыхают.

Доктор. Может, вы кушать хотите? Так обед у нас через два часа!

* * *

Люди в черном

Большой черный автомобиль резко останавливается у входа в мэрию. Сразу открываются все четыре дверцы и из них одновременно появляются четверо мужчин в черных костюмах, одинакового роста, одинаково причесанных.

Не оглядываясь по сторонам, они входят в здание мэрии.

Мэр говорит по телефону, когда в кабинет влетает секретарша.

Мэр (рявкает). Не сейчас! Я занят!..

Секретарша не успевает открыть рот, как в кабинете становится темно от костюмов «гостей». Мэр быстро оценивает обстановку и рукой указывает секретарше на дверь. Та молниеносно исчезает.

Мэр. Добрый день! Проходите! Присаживайтесь! Чем могу?

Люди в черном одновременно достают из карманов бордовые удостоверения и предъявляют их в развернутом виде. У мэра начинает ныть где-то под ложечкой.

Первый. Кто такой Коннорчук? Второй. Арчибальд Васильевич! Мэр (мямлит) . Город большой – за всеми не усмотришь!.. Третий. Чем быстрее вы вспомните – тем лучше будет для всех! Мэр. А в чем, собственно, дело?… Первый. Вы спрашиваете «в чем дело?», а в том, что Коннорчук у вас под носом переписывается… с кем бы вы думали?… Мэр. У него что, родственники в Израиле?…

Люди в черном смотрят на мэра с сочувствием.

Второй. Этот самый Коннорчук уже три года шлет письма английской королеве!.. И самое интересное – она ему отвечает!..

Мэр становится похож на рыбу в аквариуме – он сидит с выпученными глазами, беззвучно открывая рот.

Первый. Как это стало возможным, мы еще разберемся!.. Третий. А сейчас главное! Мэр. Как?… Это еще не главное?… Четвертый. Королева Англии готовится, в рамках своего турне по Европе, нанести дружеский визит сэру Арчибальду!..

Последнее слово совпадает с грохотом падающего тела мэра.

* * *

Доктор. Так вы – англичанин?!

Арчибальд. Отчасти!.. Я ведь с самого детства пытался разгадать тайну моего имени – почему Арчибальд?… Откуда английское имя здесь, в Крыму?

Доктор. И что же вы надумали?

Арчибальд. А вот что!.. Я понял, что ответить на этот вопрос может только моя мать!..

Доктор. Это не обязательно! Вот меня, например, назвали Вячеслав в честь известного артиста – так меня записал папа, пока мама была без сознания после тяжелых родов. Потом мама пришла в себя и потребовала, чтобы меня переписали на Изю, в честь покойного дедушки. В загсе сказали, что надо было думать раньше и теперь изменить ничего нельзя. Потом нашли компромисс – так я стал Изяславом! Изяслав Борисович Шварц!

Арчибальд на мгновение привстает со своего стула.

Арчибальд. Очень приятно!.. Я продолжаю!.. Так вот, я набрался смелости и спросил у мамы напрямик – в честь кого я назван?… Она замялась и отослала меня к бабушке… Я опять набрался смелости и спросил у бабушки – та замялась и сослалась на прабабушку… Я уже хотел идти к прабабушке, но вспомнил, что ее давно нет на белом свете… Так этот вопрос и остался без ответа!.. Вы понимаете?… Доктор. Я ничего не понимаю, но слушаю очень внимательно!.. Арчибальд. Потерпите! Сейчас поймете!.. Однажды, бродя в окрестностях города, я наткнулся на «черных» археологов. Доктор. «Черные» археологи – это студенты из Африки?… Арчибальд. Да нет! Это те, кто участвует в раскопках без официального разрешения… Так вот от них я и узнал о полегшем в этих местах английском кавалерийском корпусе!.. Я стал копаться в «историческом мусоре» вместе с ними, и каково же было мое удивление, когда я наткнулся на доказательство того, что среди павших шотландских улан был сэр Арчибальд Коннори!.. На мои настойчивые вопросы о нашей родословной я наконец добился признания бабушки в том, что у ее мамы – моей прабабушки – был стремительный, но бурный роман с английским офицером!.. Сердце мое затрепетало, в висках застучало: я – потомок сэра Арчибальда Коннори!.. Английского лорда!.. Доктор. А в вашем «историческом мусоре» не попадалась фамилия Шварц?! Арчибальд. Не припоминаю!.. Но это не важно!.. Доктор. Для вас, конечно не важно!.. Арчибальд (входявбиографическийраж). Дальше – больше!!! В нашей городской библиотеке я перечитал все, что смог найти об Англии и ее лордах!.. Доктор (записывая что-то в тетрадку). Теперь я начинаю кое-что понимать!.. Арчибальд. И я все понял! (Шепотом.) Поскольку титул лорда в Англии передается по наследству, то – кто я?… Доктор (тоже шепотом). Кто?… Арчибальд. Английский… Доктор. Английский… Арчибальд. Лорд!!!

В это время звонит телефон. Арчибальд и доктор, вскрикнув, прижимаются друг к другу.

Доктор (придя в себя). Алло! Психбольница слушает! Лорд у аппара… Простите, Шварц у аппарата!.. Да-а-а! Диагноз? Я предполагаю гипоманиакальный тип!.. Пока все спокойно… Не пытался!.. Что?… С кем состоит в переписке?! Хорошо, я поинтересуюсь…

Доктор печально смотрит на «больного».

Доктор. Недаром мне сегодня всю ночь снился зеленый унитаз!

* * *

Солнце клонится к горизонту.

Степной орел, сидящий на ветке одинокого дерева, свисающего с обрыва, удивленно выпучивает глаза вслед пронесшемуся мимо письму с крылышками.

* * *

Уже давно стемнело, а жильцы дома, где проживал пропавший Арчибальд, не могут угомониться:

– Я без этой чертовой музыки не могу уснуть!

– А я проснуться!

– Я сегодня опоздал на работу! и т. д.

* * *

Вдоль кромки моря, причитая и всхлипывая, плетется Никита Бенюк.

Никита. Почему он?… Почему не я?… Где справедливость?… Нет!.. Нет правды на земле, но правды нет и ниже!..

С этими словами он начинает доставать из большой металлической банки консервированную селедку и отпускать ее в синее море. Бенюк волевым усилием фокусирует взгляд на водной глади и видит, как селедка взмывает ввысь, собираясь в стаю.Освобожденные селедки клином улетают в лунное небо.

* * *

По слабо освещенной улице городка бежит черт знает откуда взявшаяся лисица – за ней кто-то гонится.

Добежав до уличного фонаря, она останавливается и оглядывается.

Через мгновение из-за угла вылетает Файв О’Клок, и погоня возобновляется.

Часы на башне Главпочтамта показывают два часа ночи.

* * *

Руки в черных перчатках перебирают связку ключей, пробуя поочередно, какой подойдет к скважине.

Наконец замок поддается, и дверь со скрипом отворяется, пропустив в темный коридор две ноги в черных туфлях с бульдожьими носками.

Луч фонарика скользит по стенам квартиры Арчибальда, помогая непрошеному визитеру обнаружить то, за чем он пришел.

Наконец луч света выхватывает из темноты кучку нераспечатанных конвертов, лежащих на полу у окна.

Становится понятно – хозяин отсутствует довольно долго! Не_ вскрытых писем от Ее Величества королевы четыре.

Руки в перчатках сгребают послания и опускают конверты в черный полиэтиленовый пакет.

Дело сделано.

* * *

Несмотря на поздний час, в кабинете доктора продолжается беседа.

Арчибальд. «Наш лорд показывает всем прекрасные владенья… Так евнух знает свой гарем, не зная наслажденья». Это из Бернса, вы, конечно, помните, доктор?…

Обессиленный психиатр затравленно смотрит на Арчибальда.

Арчибальд. Так думал я, глядя на наш город!.. Славная история, легендарные личности, геройские поступки – и все это в прошлом!.. Обидно!.. Вам ведь тоже обидно? Доктор (подыгрывая) . Еще как!.. Арчибальд. Так вот!.. Я решил честно и преданно служить своему родному городу и своей Королеве!..

Арчибальд в порыве встает. Изяслав Борисович тоже пытается встать. Но ноги, получившие сигнал от мозга – ты не лорд, отказываются поддержать тело и он плюхается на стул.

Арчибальд. Не бог весть что, но некоторые мелочи мне удались: воспитательная работа среди отверженных и оскорбленных, просветительская работа среди пожилых, в какой-то мере, работа с молодежью… Это то, чем я горжусь!.. Доктор (осторожно) . Вообще-то у нас в заведении режим… Арчибальд. Я не устал!!! А теперь о главном! Второго июня день коронации Ее Величества, и именно к этому дню я пообещал приурочить открытие мемориального кладбища павшим!.. Доктор. Кому обещали?… Арчибальд. Разумеется, Ее Величеству!..

* * *

За зашторенными окнами кабинета мэра вот уже второй час продолжается совещание.

Руководство города присутствует в полном составе.

На столе лежат распечатанные письма Королевы.

Зам. мэра. Вот гад!.. Мэр. Помолчи!.. Вы все правильно перевели?…

Молодая девушка в очках энергично кивает в ответ.

Мэр (мрачно) . Свободны!..

Как только дверь за переводчицей закрывается, он молча подходит к шкафу, достает бутылку коньяка, наполняет до краев фужер и медленно выпивает.

Мэр. Во времена «Великих кормчих» вас всех уже гнали бы по этапу!.. Ну и меня, конечно!..

Все молчат.

Мэр. Что молчите, голуби?…

Ни звука.

Мэр. Жить хотите?…

Все кивают.

Мэр. Тогда думайте!..

Все начинают напряженно думать.

Начальник милиции. Может, притвориться, что такого человека у нас нет?… Редактор газеты. А может, поднять шум в прессе и выступить с осуждением?… Зам. мэра. А что?… Соберем общественность, развернем палатки на площади, организуем пикеты – сейчас это модно!..

Все смотрят на мэра.

Мэр. Вижу – думаете не головами!.. Из писем абсолютно понятно, что он пообещал «пробить» разрешение на открытие кладбища, а вот что она пообещала взамен?… Что это за фраза: «Вы обязательно получите то, о чем просили!»?… Что именно он попросил?…

Собравшиеся молча таращатся на мэра, и вдруг у него в глазах начинает плясать алчный огонек.

Мэр. Что еще изъяли, кроме писем?… Зам. мэра (почему-то шепотом). Вот этот листок!.. Мэр. Ну-ка дай!..

Когда зам передает мэру листок, бумага трепещет у него в руках, как пойманный за лапки мотылек.

Мэр. Что это?… Зам. мэра. Все о лордах!..

Мэр читает громко и медленно – коньяк сделал свое дело.

Мэр. «Каждый год, когда Королева едет в парламент, один из членов палаты лордов идет в Букингемский дворец – заложником(!) и покидает его только после того, как Королева, цела и невредима, возвращается из парламента».

Закончив цитату, мэр поднимает глаза на собравшихся.

Мэр. Кто поедет в Лондон заложником до возвращения Королевы?… Добровольцы есть?…

Два человека подняли руки.

Мэр. Александры Матросовы, мать вашу!..

Он еще раз наливает, выпивает, занюхивает головой зама и читает дальше.

Мэр. «Пэры не получают жалованья, а работают на общественных началах!» Слышали?!

Всем становится стыдно. Мэр откладывает листок и вдруг очень серьезно смотрит на присутствующих.

Мэр. Сколько у нас дней до визита?

Все начинают суетиться.

Зам. мэра. Три!..

Мэр выдерживает «качаловскую» паузу и начинает говорить лозунгами.

Мэр. Записывайте!.. Прием должен пройти на высоком идейно-художественном уровне! До двенадцати часов завтрашнего дня подготовить предложения по разделам: встреча королевы, обед королевы, досуг королевы, отъезд королевы!.. Оплату расходов произвести из фонда «ВЧУС»!..

Все присутствующие переглянулись.

Начальник финансового управления. Что за фонд?… Мэр. Расшифровываю по буквам: Все Что Успели Спиз…! Не жмитесь – окупится!..

Все становятся очень серьезными.

Мэр. Далее!.. Подготовить распоряжение о выделении земельного участка под мемориальное кладбище!.. Зам. мэра. А как же?… Мэр. Коттеджный поселок сдвинем на сто метров вправо!.. Зам. мэра. Пойдут жалобы… Мэр. Ничего! Потом сами благодарить будут! Как говорится – «все ритуальные услуги рядом»… Начальник милиции. А что делать с Коннорчуком?… Мэр. Выписать как излечившегося! Начальник милиции. И?… Мэр. И не трогать!!!

* * *

На рассвете у ворот психбольницы сидят, прижавшись друг к другу, лисица и Файв О’Клок.

* * *

В 9 часов утра Клавдия выскакивает из дома и отправляется по маршруту: «Зеленстрой», «скорая помощь», милиция, тюрьма, городское кладбище и еще несколько «уважаемых» организаций.

И везде на ее вопрос: «Известно ли что-нибудь о Коннорчуке?» в ответ отрицательно машут головой…

* * *

В 10 часов утра к зданию Главпочтамта начинает подтягиваться отряд старушек.

Они по-прежнему с лозунгами в руках, но тексты изменились: «Требуем снять завесу тайны с „дела об исчезновении Арчибальда Коннорчука!“», «Верните нам Арчибальда!», «Кто будет делать нам прически? Бесплатно!» и даже «Преступный городской режим к ответу!»

Масло в огонь подливает ниоткуда взявшийся Никита Бенюк с группой любителей пива, волокущих за собой трибуну из Малаклавского Гайд-парка…

Как только трибуна устанавливается на ступени почтамта, Бенюк берет слово и открывает стихийный митинг.

Собравшиеся охотно записываются в «прения».

Толпа перегораживает движение транспорта, отчего начинается настоящее малаклавское столпотворение.

* * *

Это сладкое слово «Свобода!»

Арчибальд и доктор Шварц сидят в общем столовском зале психбольницы.

Время завтрака.

Немногочисленные «психи» усердно поедают свои порции.

В меню: синеватого цвета картофельное пюре и чай, сильно отдающий содой.

Сунув в рот ложку пюре, Арчибальд чуть заметно морщится.

Арчибальд. Я, конечно, предпочитаю традиционную овсянку, но… Доктор. Потерпите, дорогой! Как говорил мой папа: «Все будет хорошо! В крайнем случае, плохо!» Арчибальд. Вы знаете, доктор, меня не тревожат условия здешнего содержания – я привык к лишениям! Да и место это напоминает собой лондонский Тауэр, в котором сиживали вполне приличные люди… Кстати, о Тауэре!.. Я позволил себе вчера внести некоторое новшество в систему содержания ваших больных… Доктор. Это как же?… Арчибальд. Я подумал о том, что вы и ваши сотрудники, выбиваясь из сил, следите за порядком, в то время как пациенты сами могут дежурить, присматривая друг за другом… Доктор. Я ничего не понимаю!.. Вы о чем?… Арчибальд. А мы вам сейчас покажем!..

Арчибальд выходит на средину комнаты и обращается к присутствующим.

Арчибальд. Друзья мои!.. Минуточку внимания!.. Давайте покажем нашему дорогому доктору то, что мы вчера репетировали!..

На призыв Арчибальда из-за столов выходят четыре человека, разделяются на две пары, расходятся по углам комнаты и, по команде Арчибальда, начинают сходиться. Сойдясь в центре комнаты, они проделывают целый набор замысловатых телодвижений, напоминающих старинный великосветский ритуал.Затем один из них громоподобно восклицает: «Стой! Кто идет?!»Ему отвечает стоящий напротив: «Это мы – ключи Королевы!!!»И снова гремит: «Проходите, ключи Королевы!!!»С этими словами «ключи» чеканным шагом возвращаются к своим столам и, как ни в чем не бывало, продолжают завтракать.

Арчибальд. Не правда ли, удобно?… Теперь круглые сутки через каждые два часа будет происходить смена караула… Точь-в-точь, как в Тауэре!.. Правда, неплохо?!.. Доктор. А что?… Они же называют себя «Наполеонами» и «Цезарями», так почему им не называть себя еще и «Ключами»?… Это им поможет!.. Спасибо!.. Но что мы будем делать с вами?… Арчибальд. Я бы, может, не волновался, но посудите сами – три живых существа, нуждающиеся во мне, остались без помощи!.. Доктор. Вы о ком?… Арчибальд. Ее Величество Королева, мой исчезнувший сын и мой верный пес по кличке Файв О’Клок. Доктор. Я так себе думаю, что ваш взрослый сынок сейчас крепко спит в объятиях у молоденькой девочки – они сейчас это умеют. Собачка ваша не пропадет – найдутся добрые люди, а вот что делать с Королевой, ума не приложу. Бедная женщина! Арчибальд. Вы иронизируете? Доктор. Нет, что вы!.. Я вам сочувствую и даже немного завидую. Мне всегда хотелось совершить какой-нибудь достойный поступок или маленький подвиг, но, видно, не с моим счастьем! Арчибальд. Совершить что-нибудь значительное никогда не поздно, поверьте мне! Когда мой сын подрос, он задал мне один вопрос, на который я тогда не смог ответить, потому что тоже считал, что в моей жизни уже нет места подвигу! И вот к чему это привело: он уехал искать ответ в неизвестном направлении! Никто не знает, где он теперь! Это плохо! Очень плохо!!! Доктор. А что за вопрос?… Арчибальд. «Если ты, папа, не сделал в жизни ничего выдающегося, то на кого я должен быть похожим?»…

Оба задумались.

Доктор. Давайте поговорим о чем-нибудь приятном – с утра полезно говорить о чем-нибудь славном!.. Арчибальд. Если вы гурман, то я расскажу вам рецепт приготовления настоящего шотландского «Хагиса»… Доктор. «Хагис» звучит почти как «Цимес» – это приятно. Арчибальд. Для приготовления настоящего шотландского «Хагиса» нужен бараний желудок…

В коридоре послышались громкие шаги, дверь распахивается, в кабинет врывается поток ветра, а за ним – капитан Загоруйко и еще два милиционера.

Загоруйко. Гражданин Коннорчук! Дело о вашем похищении раскрыто, преступники наказаны, вы свободны! Вас ждут на английском газоне!

Милиционеры подхватывают Арчибальда и несут к выходу. Он поджимает ноги и не сопротивляется.Когда шаги в коридоре стихают, доктор с грустью произносит:– Прощайте, мой «английский пациент»!

* * *

У ворот Арчибальда по-прежнему ждут верный Файв О’Клок, заблудившаяся лиса и… уставшая Клавдия.

* * *

Народное творчество

Городок, со времен войны живший спокойно и размеренно, гудит, как пчелиный рой.

«Народные умельцы» пытаются нехитрым способом превратить башню Главпочтамта в Биг-Бэн.

Для этого башню обшили фанерой, и теперь художники пытаются предельно точно нарисовать циферблат легендарных часов. Стрелки согласились крутить моряки – за внеочередные увольнения.

Табличку с надписью «Улица Клары Цеткин» срочно заменяют табличкой «Улица Пиккадилли». К вечеру там собираются девушки, готовые на многое.

В магазинах города исчезает ткань в клеточку, называемая «шотландка».

По одной из улиц бежит мужчина, держа в высоко поднятой руке изделие из этой самой ткани. За ним гонится разъяренная женщина, выкрикивая нехорошие слова.

Кстати, о женщинах: кто-то вспоминает, что в присутствии королевы на всех особах слабого пола должны быть шляпки. Соответственно, весь запас дамских шляпок раскупается в считанные часы… В ход идут мужские.

Особое оживление горожан вызывает попытка открыть Малаклавский филиал музея восковых фигур «Мадам Тюссо». Для этого в местном храме заимствуется ящик свечей, их расплавляют и пытаются из четырех добровольцев изготовить фигуры участников группы «Битлз».

«Битлы» громко орут и сопротивляются!

Музыканты оркестра городской пожарной команды разучили единственную найденную ими английскую песню – «Нью-Йорк! Нью-Йорк!»

Все это снимает проворная телегруппа, снующая от одного прохожего к другому с вопросом:

– Чего вы ожидаете от визита?

Ответы не отличаются разнообразием:

– Многого!

На здании мэрии появляется огромный плакат с лозунгом:

«Ваше Величество! Чувствуйте себя, как дома!»

Звуки волынки, доносящиеся из квартиры Арчибальда, уже не раздражают горожан и местных цикад. Да и внешний вид идущего по городу Коннорчука не притягивает к себе былого внимания. Как верно подмечает один алкаш:

– Таких лордов теперь хоть жопой ешь!

Накануне знаменательного дня городское начальство лично объезжает все «объекты» и, оставшись удовлетворенным, разъезжается по домам.

Город затихает в ожидании дня Невиданной Монаршей Щедрости!

* * *

Судный день

В эту ночь Арчибальд не ложится.

Он очень серьезен и сосредоточен.

Копию постановления о выделении земельного участка для мемориального кладбища на месте боевых действий он аккуратно складывает вчетверо и присоединяет к письму, только что написанному Ее Величеству.

Письмо получается очень коротким:

...

Письмо вылетает в темнеющее за окном небо.

Арчибальд аккуратно выглаживает белую рубашку, килт, чистит туфли и натирает до блеска подсолнечным маслом трость.

Бреется он медленно и тщательно.

Когда одетый и причесанный Арчибальд садится на краешек кровати, за окном только начинает светать.

Этого дня он ждал давно!

Может, всю свою жизнь!

Центральная площадь городка огорожена и устлана красного цвета дорожками. На ней располагается все городское руководство и местный бомонд во главе с мэром, держащим на вытянутых руках громадный каравай.

Стайка детей с букетами в руках очень волнуется и поминутно просится в туалет.

Брандмейстер заносит руки над головой, готовый подать сигнал музыкантам, да так и замирает.

Горожане стоят вдалеке – дамы в шляпках, мужчины в юбках.

И, как это обычно бывает, – зевают самое главное!

Машины въезжают на площадь плавно, в полной тишине.

Застывший брандмейстер так и не взмахивает дирижерской палочкой, а оркестр не вступает.

Из переднего автомобиля выскакивают люди в черном.

Один из них проворно распахивает дверцу второго автомобиля.

На площади становится еще тише.

И тут кто-то догадывается крикнуть:

– Привет королеве!

Горожане подхватывают, и над площадью прокатывается троекратное:

– Ура! Ура! Ура!

И тут «ударяет» оркестр.

Но из раскрытой дверцы машины появляется вовсе не королева, а высокого роста господин, одетый в красивую военную форму, явно иностранную. Он на секунду замирает и идет торжественным шагом к руководству. Поравнявшись с мэром, военный отдает честь и спрашивает на ломаном русском:

– Вы Арчибальд Васильевич Коннорчук?

Мэр отрицательно мотает головой.

Мэр. Нет! Но городская общественность…

Он не договаривает, ибо читает на лице военного недоумение. Мэра спасает зам, который прямо-таки выталкивает на площадь смущенного Арчибальда.Увидев появившегося перед ним Коннорчука, гость широко улыбается.

Гость. Уважаемый сэр Арчибальд! Примите искренние извинения Ее Величества за невозможность присутствовать на сегодняшней встрече. Неотложные дела! Визит будет перенесен на другую удобную для вас и Ее Величества дату… А теперь, дорогой сэр Арчибальд, позвольте мне исполнить почетное поручение Ее Величества и передать вам то, о чем вы просили в своих письмах!

Площадь стоит, затаив дыхание. И тут все замечают в руках человека, стоящего позади военного господина, плоскую коробку темно-коричневого цвета.Военный берет коробку и торжественно передает Арчибальду.Арчибальд, в свою очередь, очень бережно принимает драгоценный дар.Ничего не говоря, он поворачивается и медленно идет к своему дому.Позади чеканным шагом идет военный, далее следуют сопровождающие лица, а за ними цепочкой, как заколдованные, идут руководство и общественность.Горожане молча расступаются перед колонной идущих и автоматически пристраиваются к процессии, образовывая бесконечный хвост.Арчибальд поднимается на свой этаж, входит в квартиру, открывает дверь маленькой кладовой, откуда по вечерам и утрам слышался голос волынки, и, остановившись на мгновение, перешагивает порог.Он стоит перед стеной, на которой размещаются экспонаты его маленького «музея» – старые погнутые пулями пуговицы от мундиров, пряжки от истлевших офицерских поясов, прошитые осколками кокарды военных фуражек, обгоревшие страницы неотправленных солдатских писем и многое другое, что когда-то принадлежало тем, кто нашел свой последний приют в Малаклавской долине.Арчибальд осторожно раскрывает коробку и вынимает оттуда…С небольшого портрета на него смотрит его славный предок – сэр Арчибальд Коннори, офицер 17-го уланского полка, шотландский лорд, патриот и отважный солдат!Но самое поразительное – это сходство двух Арчибальдов, встретившихся через столетие в этой тесной комнатке.Арчибальд Коннорчук водружает портрет в центр стены, где для него давно приготовлено достойное место.Посмотрев в глаза Арчибальду Коннори, он берет в руки волынку и хочет сыграть тихую мелодию, но старые меха не выдерживают испытания временем и вместо благородного звука раздается шипение.Арчибальд от досады даже приседает.К горлу подступает комок.Но вдруг он слышит уверенный звук волынки!Она играет старинную шотландскую поминальную мелодию.Это другая – молодая волынка.Арчибальд оборачивается и понимает, что звук идет откуда-то снаружи.Он приближается к окну и видит на пригорке против своего дома фигуру шотландского волынщика в полном парадном облачении.Глаза Арчибальда наполняются слезами.

Арчибальд. Сынок! Так вот на кого ты стал похож!!! Эпилог Стоя на скале, человек с орлиным профилем – Исмаил Голобородько, пристально вглядывается вдаль, пытаясь увидеть очертания далекой родины его предка – Паши Исмаил-Бея.И вообще, если приглядеться, то окажется, что на каждой скале стоит мужчина, пытаясь заглянуть за горизонт и найти там ответ на извечный вопрос:– Кто мы?… Откуда?… И куда идем?…

2008

Персонажи:

Татьяна Григорьевна (Т. Г.). 

Николай Николаевич (Ник. Ник. – блудный муж). 

Отец.

Дочь.

Сын.

Сестра.

Муж сестры.

Лучшая подруга.

Сосед.

Гражданин.

Милиционер.

Картина первая

...

Голос: «СССР. Середина 70-х годов».

В квартире Татьяны Григорьевны Мищенко идет застолье по случаю ее же дня рождения. Вечер юбилейный: сорок лет – это не шутка. За длинным столом сидят самые близкие люди в ее жизни: отец, двое детей – дочь Алена, сын Алеша, родная сестра с мужем, лучшая подруга и сосед, который уже давно ждет, когда же Татьяна Григорьевна захочет проафишировать их более чем дружеские отношения.Шумно и весело!В дверь звонят.

Сосед. Я открою… (Идет открывать, все остальные вытягивают шеи – кто пришел?)

В комнату входит мужчина небольшого роста с чемоданчиком в руке. Тихо и печально здоровается с присутствующими.Не дожидаясь ответа, оглядывает комнату – как бы прикидывая «откуда начать», и, ничего не говоря, раздвигает посуду на столе. Берет один из стульев. Ставит его на стол.Все присутствующие смотрят, как зачарованные.Затем сам взбирается на стол, раскрывает чемоданчик, достает толстую бельевую веревку, быстро мастерит петлю, забрасывает другой конец на люстру и… начинает вешаться! Стул под ним качается… Вот-вот он выскочит из-под ног самоубийцы…По комнате прокатывается дружное: АХ!!!

Т. Г. (в тишине). Знакомьтесь! Это Николай Николаевич Мищенко – ваш отец, дети, он же – мой бывший муж, который однажды вышел за хлебом и… отсутствовал семнадцать лет!!!

Голос Аллы Пугачевой, поющей «Арлекино», неожиданно перекрывается откровенным мужским рыданием – рыдает незваный гость – Николай Николаевич Мищенко! Общими усилиями всех присутствующих удается аккуратно стащить его со стола.«Отчаянное рыдание» переходит в «тихое всхлипывание».Внешне невозмутимой остается только Татьяна Григорьевна.Картина вторая

...

«Гостя» уводят в комнату тестя и с трудом укладывают на диван.

Картина третья

...

Все возвращаются в гостиную и ждут объяснений.

Татьяна Григорьевна подходит к столу, наливает полную рюмку водки и залпом выпивает.

Отец. Татьяна, что ж ты молчишь? Зачем ты впустила этого проходимца? Сосед. Это я впустил… Отец. Вы тоже хороши! Впускаете в дом незнакомого человека! Сосед. Я думал – он гость! Отец. «Гость»! Этого «заморского» гостя следовало спустить с лестницы! Муж сестры (тихо) . Почему «заморского»? Он что, был в эмиграции? Сестра. Да нет! Это у папы, как у бывшего партработника, терминология со времен «холодной войны»! Отец. Татьяна, я к тебе обращаюсь!!! Т. Г. Папа, умерь свой начальственный пыл! Помнится, до его «похода в хлебный» ты с ним крепко дружил? Отец. Это была не дружба – это была… простая мужская солидарность! Т. Г. Солидарность в отношении к его теще, то есть к твоей жене? Отец. Как ты разговариваешь с отцом?

Теперь уже отец направляется к столу и опрокидывает стопку водки. Лучшая подруга подходит к Татьяне Григорьевне, обнимает ее за плечи – мол, «держись! Я рядом!»

Дочь. Мама, мы ничего не понимаем! Это наш отец? Сын. Ты ведь говорила, что папа пропал без вести на целинных землях, в борьбе за урожай!!! Т. Г. Ну да! Ты же слышал – «он пошел за хлебом»! Сосед. Не ссорьтесь! Я его впустил – я его и выставлю… Хотите?!

Все слышат, как в спальне возобновляется рыдание.

Сестра. Так нельзя! Его нужно хотя бы выслушать! Муж сестры . Да, да. Так будет по-человечески! Отец. Я категорически против! Дочь. Мы – дети хотим послушать рассказ нашего отца! Отец. А я категорически против!!! Дети (хором). А мы хотим!!!

Все напряженно ждут решения Т. Г.

Т. Г. Как хотите, так и делайте!

Рыдания в соседней комнате затихают.

Т. Г. Единственное, о чем я прошу, – пусть это будет утром, благо завтра воскресенье. И БЕЗ МЕНЯ!!! А на сегодня – все!!! (сын под шумок выпивает водки) Что ты делаешь?!

Затемнение Картина четвертая

...

Темно.

Отец юбилярши входит в свою комнату, на мгновение задержавшись в дверях, демонстративно включив полный свет, хлопнув дверью, громко кашлянув и тихо пукнув.

Стены комнаты увешаны почетными грамотами разного достоинства, от «райкомовских» до «жэковских», что позволяет отцу вести себя почти «героически».

Гость лежит ничком и его небольшое тельце все еще сотрясается и всхлипывает.

Отец (строго). Ты, давай… это… заканчивай… этот цирк!!!

Тельце послушно затихает. Отец раздевается и залазит под одеяло.

Отец. Спокойной ночи я тебе желать не стану! Не заслужил!!! Ник. Ник. (понял, что на сегодня можно остаться, и тоже стал раздеваться, подражая отцу). Ну почему? Почему мы такие злые? Отец. А ты чего хотел? Чтобы тебя качали на руках и в ознаменование счастливого возвращения наградили почетной грамотой?! Так, что ли? Ник. Ник. Зачем вы так, Григорий Викентьевич?! Ведь видно, что человек не в себе! Можно было проявить обыкновенное сочувствие – налить рюмку водки, я знаю! Отец. А медного купоросу не хочешь, гад?! Ник. Ник. Узнаю! Узнаю дорогого моему израненному сердцу тестя! А ведь в бытность мою мужем вашей дочери у нас с вами были общие интересы… Отец. Ты это на что намекаешь, аглоед? Ник. Ник. На «тихий уход» вашей незабвенной супруги – моей тещи! Отец. Ты это чего?… Она ж сама полезла… Меня и дома-то не было… Ник. Ник. А розеточку ведь накануне вы разобрали… а собрать не успели! Так ведь? Отец. Несчастный случай!!! У меня на это и документы имеются!!! Ник. Ник. Да я разве вас обвиняю? Я ведь хочу нащупать то, что нас когда-то объединяло! (Ложится в постель.) Отец (вскакивает с постели). Ничего нас не объединяло! Ты для меня – классовый враг! Я бы тебя в прошлые годы за то, что ты жену бросил, привлек бы по всей строгости!!! Зараза!!! (Хватается за сердце.)

Николай Николаевич внимательно смотрит на происходящее, потом, не спеша, набирает из графина воду в рот и отправляет всю влагу прямо в лицо тестю.

Ник. Ник. Так легче? Отец. Легче! Ник. Ник. Стесняетесь вы правды, Григорий Викентьевич! Вы ведь меня поддерживали! Отец. В чем? Ник. Ник. В моем стремлении к свободе!!! Отец. Я, что ли, подбивал тебя смыться? Ник. Ник. Не подбивали! Но мечтали вместе со мной… Отец. Что-о-о?! Ник. Ник. (вскакивает с постели – они стоят друг против друга, завернутые в одеяла). Разве не вы, приняв рюмочку, часто пели: «Чому я не сокіл? Чому не літаю?» Что это, как не призыв к побегу? Отец. Ну, ты и фармазон! Ник. Ник. Я – натура импульсивная и оттого мятущаяся! Мне претит однообразие и застой! Отец. А дети – это тоже однообразие? Ник. Ник. Дети – это надежда! Ради детей, ради их светлого будущего я и вернулся!!! Хотите – верьте, хотите – нет! Отец. Ладно, хватит языком кружева плести! Пора спать – утром разберемся!!!

Оба синхронно ложатся в постели. Через пять минут оба уже спят, весело перекидываясь храпом, под звуки «Концерта для полуночников» на радиостанции «Маяк».Картина пятая

...

В лунном свете, пробивающемся через занавески, стоит Т. Г. и нервно курит в форточку.

Картина шестая

...

Новый день в дом Татьяны Григорьевны приходит вместе с популярной радиопередачей – «С добрым утром».

К 9.15 в гостиной собираются: дети, отец, сестра и муж ее ( чуть не опоздали ) .

Т. Г. не видно.

Все это напоминает ожидание публикой начала спектакля – вот-вот прозвучит третий звонок, откроется занавес и появится главный герой.

И он появляется!!!

Внешне он похож на того, что вчера бился в истерике, но… Этот человек кажется выше ростом, голова гордо посажена на узких плечах, а самая большая метаморфоза произошла с глазами – они горят каким-то загадочным светом! Создается впечатление, что этот человек знает что-то такое, чего не знает никто из присутствующих!

Ник. Ник. (увидев, что Т. Г. нет). Могу ли я рассчитывать на чашечку кофе в этом, не чужом мне, доме? Дочь. Да! Садитесь, пожалуйста! Ник. Ник. Спасибо! (Садится на стул в самом центре стола.) Но почему же – на вы? Дочь (смутившись). Просто… мы еще не привыкли… Ник. Ник. А где же Татьяна? Сестра. Она дышит свежим воздухом. Ник. Ник. Ну, что ж – это полезно!!! Я, например, долго не могу находиться в помещении – меня тянет на простор! Отец (язвит). Уже однажды потянуло! Ник. Ник. (отвечает на колкость). На самом деле все просто: у меня клаустрофобия – боязнь замкнутого пространства. Муж сестры (как бы подтверждая – дает экспертную оценку). Да, я читал в журнале «Наука и жизнь» – это тяжелое психическое заболевание, характерное для капиталистических стран! Дочь. А оно лечится? Ник. Ник. Нет! (Все печалятся.) Но я нашел выход!!!

С этими словами Ник. Ник. достает из кармана крошечный перочинный ножик.

Сын. Для чего это? Ник. Ник. Если я окажусь в замкнутом пространстве, из которого не будет выхода, например, лифт застрянет, и мое отчаяние достигнет предела – я всегда смогу убить себя!!!

Теперь глаза загораются у всех присутствующих.

Ник. Ник. громко отхлебывает кофе. Сын. А мама сказала нам, что ты пропал без вести! Ник. Ник. Ваша мама, дети, чистый и возвышенный человек! Она пыталась создать достойный образ отца в глазах маленьких детей, которым трудно объяснить правду!!! Сын. А в чем же правда, папа? Ник. Ник. (после долгой паузы – с умильной улыбкой на лице). Узнаю! Узнаю, в этой твоей тяге к истине, себя в молодые годы! Это приятно, сынок!!! Мне бы хотелось, чтобы и твой сын так же докапывался до главного в жизни! Молодец!!! Дочь. Так где же ты был, папа?

Гость резко замолкает, наклоняет голову и… в чашку кофе падает крупная мужская слеза. Он отхлебывает из этой же чашки, собирает остаток душевных сил и обводит печальным взглядом присутствующих.

Ник. Ник. Это тайна! И тайна эта – принадлежит не мне!!! Дочь. Как это? Ник. Ник. Друзья мои, вы многого не знаете!!! Пока!!! Но я верю, наступит день, когда по указанию сверху падет завеса недосказанности, и я смогу, глядя прямо и честно в ваши глаза, открыть все до конца!!!

Окружающим становится стыдно за свою глупость и настырность и Ник. Ник. получает добавку кофе и сахара. Картина седьмая

...

Открывается входная дверь и со «свежего воздуха» возвращается Т. Г.

Т. Г. (озирая присутствующих). Ну, что?! Сеанс массового гипноза в самом разгаре? Закройте рты! Я вижу, Николай, ты квалиф-ф-фикацию не потерял!

Ник. Ник. поспешно встает… Т. Г. подходит к столу, наливает себе чаю и садится на свободный дальний стул.

Т. Г. Продолжай, продолжай!!!

Гость аккуратно складывает салфетку.

Ник. Ник. Большое спасибо! Всем! Я сыт!!!

Ник. Ник. идет в комнату Григория Викентьевича.

Сестра (когда дверь за Ник. Ник. закрывается). Ты, как всегда, в своем репертуаре! Муж сестры. Он показался нам довольно искренним… Сын. Мы так ничего и не узнали! Дочь. Да! Т. Г. Нет! Вы так ничего и не поняли! В его речах нет ни слова правды! Великий сказочник! Ганс Христиан Андерсен!!! Муж сестры (шепотом). Я не понял: он, что, все-таки иностранец? Т. Г. Наберитесь терпения – он себя еще покажет!!!

Все набираются терпения и пьют чай. Картина восьмая

...

Ник. Ник. мечется по комнате в поисках съестного, пробуя на вкус листья вазона на подоконнике, кожаный ремень и т. д.

В дверь комнаты даже не стучатся, а скребутся.

Затем дверь приоткрывается. В проеме появляется голова сестры Т. Г.

Сестра. Можно?… Николай, это я… Лариса… Вы ведь меня помните? Я – Татьянина сестра! Ник. Ник. О! Конечно! Заходите, я не заразный! Хотя некоторые так смотрят на меня, будто… Сестра. Ну что вы, что вы! Я на секунду. Папа с ребятами пошел прогуляться, Татьяна возится на кухне – скоро снова будем садиться за стол. Вот я и подумала – они могут вас не пригласить… А вы ведь, наверно, проголодались? Ник. Ник. Наверно?! Сестра. Вот я и принесла вам, на всякий случай… Кушайте!

(Далее, на протяжении всей сцены, она за ним ухаживает и кормит, как ребенка.)

Ник. Ник. Нет! Сестра. Нет? Ник. Ник. Нет! Что бы они ни говорили о нашей молодежи, а светлое начало в вас крепче, чем у них… У этих… (И он показал на дверь.) Сестра. Это я – молодежь? Ну, спасибо! Николай, со времени нашей последней встречи прошло 17 лет, вы забыли? Ник. Ник. Я все прекрасно помню – просто вы нисколько не изменились! (Страстно ест.) Сестра. Я ведь уже давно замужем! Правда, детей пока нет! Ник. Ник. Правильно! (С набитым ртом.) Не надо торопиться! А вдруг еще что-то изменится? Сестра. Боже! Вы это заметили? Ник. Ник. Да! А что? (Иоткусил большой кусок пирога.) Сестра. У нас с мужем не все так гладко, как кажется… Мы много разговариваем… Спорим… Мечтаем… У нас общие взгляды на международное положение… Но… Чего-то не хватает… Ник. Ник. И вы страдаете, дитя мое? (Кусок рыбки.) Сестра. Боже! Как вы меня понимаете! Я ведь, втайне, мечтала о другом! Антон – не совсем мой тип! Ник. Ник. А кто же ваш тип? (Маслинка.) Сестра. Вы!!!

От неожиданности Ник. Ник. засовывает в рот большую ветку петрушки.

Сестра. Когда вы появились в нашем доме, я ведь была подростком – неуклюжим гадким утенком! Вы согласны? Ник. Ник. (Оценка тела.) Нет, ну какой же вы утенок, тем более гадкий? Сестра. Я ведь тогда на вас заглядывалась… Ник. Ник. Да-а-а? (Еще веточка петрушки.) Сестра. Можете себе представить! Я даже могу признаться вам, что привлекало меня больше всего! Ник. Ник. Что-о-о? (Веточка петрушки.) Сестра. Только не смейтесь – ваша грудь! Вернее, волосы на вашей груди!!!

Николай Николаевич немеет… Он, глядя на сестру, шарит по тарелке… А еда закончилась. Картина девятая

...

За столом сидят все те же, что и накануне вечером.

По телевизору вокально-инструментальный ансамбль «Песняры» исполняет «Косив Ясь конюшину».

Т. Г. Дорогие мои и близкие, продолжим!!!

Ее призыв не вызывает отклика у присутствующих.

Т. Г. Ладно! Вы хотите, чтобы я его позвала? Хорошо! Но пеняйте на себя!!!

Она оборачивается к соседу.

Т. Г. Пригласи «гостя», Дмитрий!

Николай Николаевич входит, сопровождаемый соседом, как почетным караулом. И снова это другой человек: стремительная походка, широко раскинутые руки и главное! – обворожительная улыбка, типа – «Люби меня, как я тебя!» Он, что называется, не с пустыми руками – маленький, аккуратно упакованный в газетную страницу пакетик несется вместе с ним!

Ник. Ник. Добрый вечер!!! Большое спасибо за понимание! Я поздравляю тебя, Татьяна, с юбилеем! И, зная твою тайную любовь к антиквариату, я хочу сделать тебе подарок! Вот! Прими!!!

Он протягивает сверток Т. Г.

Т. Г. нехотя берет подарок и кладет на комод. Ник. Ник. Нет, ты открой! Открой! Т. Г. разворачивает подарок, а Николай Николаевич тем временем комментирует. Ник. Ник. Почему я говорю – «антиквариат»? Эта вещь, прежде чем попасть в твои руки, побывала в руках самой королевы Елизаветы Второй, английской! Т. Г. наконец разворачивает бумагу и взглядам присутствующих предстает обыкновенная пачка от сигарет «Мальборо»! Причем, пустая! Ник. Ник. Эта редкость досталась мне при довольно романтических обстоятельствах, вот там – на обратной стороне, можно рассмотреть надпись… Ты потом сама прочитаешь!.. Т. Г. Щедро!!! Ник. Ник. Я знал, что ты оценишь!

Раздаются неслаженные аплодисменты.

Т. Г. Ладно! Не будем о грустном! Так на чем мы вчера остановились? Подруга. Я! Я еще не говорила! Т. Г. Давай, подруга! Хвали меня, хвали!!!

Все подняли бокалы. «Песняры» запели «Александрину».

Подруга. Подруге всегда тяжело говорить, особенно, если подруга собирается говорить правду! Правду без прикрас! Прямо в глаза!!! Т. Г. Ты меня пугаешь, подруга! Подруга. Не перебивай! Ты, Татьяна, – человек не хороший! Ты – человек ве-ли-ко-леп-ный! Я горжусь тем, что ты выбрала именно меня себе в подруги! Да, да! Выбрала!!! (Обращаясь к окружающим.) Она ведь лишь бы с кем дружить не станет! Танюша – человек принципиальный и потому требовательный! К себе и окружающим!!! Отец. Иногда чересчур! Сосед. Но это ее не портит! Дети (вместе). Не портит, не портит! Подруга. Так вот! Я хочу выпить за то, чтобы ее окружение было всегда достойно ее дружбы и уважения!!! Надеюсь, меня поняли все?! (И она выпила залпом.)

Вся компания дружно осушает свои бокалы. Один Николай Николаевич молча ставит рюмку на стол.

Т. Г. А ты что же, Николай, за меня не пьешь? Ник. Ник. Здесь намекают на мой неопределенный статус… Подруга. Ну почему же «намекают»? Сестра. А это – уже хамство! Муж сестры. Откровенное!!! Сосед. Друзья мои, не ссорьтесь! Я тоже еще не говорил! Разрешите? Отец. Валяй!

Все освежают содержимое бокалов.

Сосед. Татьяна Григорьевна! Танечка! Танюша! Надеюсь, я имею право так говорить?

Он смотрит прямо в глаза Т. Г., ища одобрения. Все переводят взгляды с соседа на Т. Г. – «о чем это он?»

Т. Г. Говори! Сосед. Я думаю, что настало время кардинально изменить личную жизнь нашей юбилярши!!! Отец. Каким же это образом? Сосед. А вот каким! Я намереваюсь сейчас… здесь… в присутствии родных и близких… Отец. Ну! Не тяни! Выпить хочется! Сосед. Сделать предложение!!! Отец. Кому?! Сестра. Ты что не понял, папа? Татьяне!!! Муж сестры. Это – финиш!!!

Компания, не мигая, смотрит на Т. Г.

Ник. Ник. (громко стонет). Какая низость! Какая боль!!! А-а-а!!! Он, как раненный на дуэли поэт, держась почему-то за живот, волоча ноги, плетется в комнату Григория Викентьевича, монотонно повторяя: – При живом-то муже!!! При живом-то муже!!! Стыд-то какой!!! Картина десятая

...

Отец. И что все это значит?

Т. Г. Это значит, что мне сделали предложение и теперь я должна ответить: да или нет!!!

Сосед. Совершенно верно!

Т. Г. Не скрою – я приятно удивлена!

Отец. Ничего приятного в этом нет! Это что: ты уйдешь или он придет? А?!

Сосед. Конечно же, уйдет она! У меня же квартира!

Т. Г. Погоди! (Отцу.) А какое это имеет значение?

Отец. Большое! Если уйдешь ты, то кто будет вести хозяйство? А если придет он, то только его тут и не хватало!!!

Т. Г. Папа, ты боишься уплотнения? Не бойся – он будет спать со мной!

Отец. Да?! А этот – «возвратившийся», что ж, так и будет спать со мной?

Т. Г. Никто его сюда не звал! Пусть катится туда, где он шлялся все эти годы!

Сестра. Это жестоко!!! Он – отец твоих детей!!!

Муж сестры. И просто неординарный человек!

Т. Г. Дети уже взрослые – пусть сами скажут: нужен он им или нет!!! Ну, говорите!

Дочь. Дмитрий Ильич хороший, но…

Т. Г. Но?!

Дочь. Он не заменит нам отца!

Т. Г. Сын, а ты что ж молчишь?

Сын. А что я могу сказать? У меня все еще трудный возраст! Я нуждаюсь в советах человека, который много повидал!

Т. Г. Боже мой! Что у вас с головами? Да он же все врет! Он наврет с три короба и снова смоется! Что вы тогда скажете, мои дорогие?!

Сестра (мужу) . Нам пора! До свидания!

Муж сестры. Да! Обстановка становится невыносимой…

Все начинают собираться. В надежде на поддержку, Т. Г. оглядывает присутствующих – народ безмолвствует!

Т. Г. Ну что ж, низкий вам всем поклон! Хорош юбилей получился!!! Сосед. Танюша!.. Так да или нет?!

Т. Г. лишь устало машет рукой.

Отец (глядя на дверь, за которой находится Ник. Ник.). Проходимец все-таки будет спать со мной? Картина одиннадцатая

...

Голос: «Прошла неделя».

День. Посередине гостиной стоит большое кресло, в нем, развалившись, сидит Николай Николаевич. Ноги его покоятся на столе. Рука машинально шарит в тарелке, находит там маленькие баранки и отправляет их в «топку» рта.Сам же он целиком поглощен зрелищем, захватившим его без остатка: по телевизору показывают «Приключения неуловимых». Одного из героев фильма ведут на расстрел…Гремит дверной звонок.От неожиданности Николай Николаевич чуть не валится с кресла.Он вскакивает на ноги, стремительно ставит тарелку на стол и выключает телевизор.Осторожно открывает входную дверь.На пороге стоит лучшая подруга Т. Г.

Подруга. Не могу поверить своему счастью – мне открыл сам Николай Второй! Ник. Ник. Почему Второй? Подруга. Первым был муж Татьяны! Ник. Ник. Какой такой муж? Подруга. Который исчез семнадцать лет назад. Ник. Ник. (с издевкой.) Остроумно!!!.. Никого нет дома! Подруга. А с кем же я разговариваю? Ник. Ник. Вы же меня за человека не считаете! Подруга. Человек – это тот, кто поступает по-человечески! Ну, сбежали! Скатертью дорожка! Но какого хрена вы приперлись?! Ник. Ник. (после большой паузы). Вообще-то я не люблю, когда женщины выражаются, но вы принадлежите к той категории, которой это к лицу! Подруга. Это что – комплимент? Ник. Ник. Как будет угодно! Но знайте – я не щедр на комплименты! Подруга. А на что же вы щедры? На пустые пачки от сигарет?

Николай Николаевич смотрит на лучшую подругу, как бы оценивая, можно ли доверить ей «страшную тайну».

Ник. Ник. Я могу быть сказочно щедрым, но… смотря для кого… Подруга. Ну, допустим… для меня! Ник. Ник. Для тебя… да!!! Подруга. А мы – на ты?

Ник. Ник. делает осторожный шаг в сторону подруги и переходит на шепот.

Ник. Ник. Я ведь тогда – в первый день – на тебя запал! Подруга. Да-а-а? Ник. Ник. Да, да! Вот – подумал я – та, в которой бушуют настоящие страсти, безуспешно загоняемые глубоко внутрь ее существа, готовые в любой момент вырваться наружу и смести все, что попадется на пути!!! Разве я не прав-в-в? Это то, что я тщетно искал в Татьяне! Подруга. Хитрец! Вы хотите… вбить клин… в наши с Татьяной отношения? Ник. Ник. Глупая… Я… хочу…

Слышится скрежет ключа – кто-то открывает входную дверь. В мгновение ока лучшая подруга и Ник. Ник. оказываются в разных концах комнаты.На пороге появляется раскрасневшийся сын Алеша.

Ник. Ник. Здравствуй, сынок! Сын. Здрасте!

Сын Алеша, не глядя на лучшую подругу, направляется в свою комнату.

Сын. Отец, мне надо с тобой поговорить! Подруга (засуетилась) . Мне пора! Зайду в другой раз! Прощайте! Ник. Ник. До свидания!!!

Николай Николаевич глядит в зеркало, придает своим волосам форму – «отец в авторитете» и направляется в комнату сына. Алеша стоит у окна и, не мигая, смотрит вдаль.

Ник. Ник. Сын мой, я весь – внимание! Сын. Я хочу уйти из дому! Ник. Ник. Куда? Сын. Мне все равно! Надоело жить, как они!!! Ник. Ник. Правильно ли я понимаю тебя: под словом «они» подразумеваются домочадцы? Сын. Да! Мама с ее вечными «тебе еще рано»; дед с желанием сдать меня в армию на перевоспитание; сестра – дура с претензиями! Ник. Ник. Ты строг в своих оценках, сын мой! Строг, но справедлив! Сын. Ты ведь тоже не выдержал? Ник. Ник. Я педагогично промолчу! Вернее, я не стану молчать… я поведаю тебе поучительную историю, которая случилась давным-давно, когда лет мне было немного, а любопытства хоть отбавляй! Да будет тебе известно: рос я у бабушки с дедушкой… И вот однажды… Картина двенадцатая

...

Ночь.

Т. Г. слышит какую-то возню в прихожей.

Она быстро накидывает халат и на цыпочках выходит из своей комнаты.

Картина тринадцатая

...

Алеша, с рюкзаком за плечами, осторожно берется за дверную ручку и тут… вспыхивает свет.

Т. Г. И куда же это мы собрались? Сын. Туда, где со мной будут обращаться, как со взрослым! Т. Г. Это как? Сын. Вот папа мне рассказывал, как он в моем возрасте убежал от дедушки с бабушкой. Сперва было страшно! Кто только не встречался на его пути… Мелкие и крупные проходимцы! Однажды он даже нарвался на настоящую аферистку – хитрую и коварную… Т. Г. Рыжую, с зелеными глазами?! Сын. А откуда ты знаешь? Т. Г. Глупый! Он поведал тебе судьбу Колобка!!! Сын. Как это? Т. Г. Иди спать, горе ты мое! (Отвешивает подзатыльник.)

Т. Г. гасит свет. Картина четырнадцатая

...

Той же ночью.

Т. Г. долго звонит в дверь соседа, переминаясь с ноги на ногу от холода.

Наконец слышится его сонный голос.

Сосед. Кто там?

Дверь открывается и вместе с ней открывается рот соседа – Т. Г. в такую пору, в одной рубашке…

Сосед. Что случилось?! На тебя напали? Ограбили? Т. Г. Да! Меня грабят!!! Каждый день!!! Впусти меня – я околела! Сосед. Да, да! Проходи! Картина пятнадцатая

...

Т. Г. не входит – она влетает в комнату и просто ныряет под одеяло.

Сосед, не веря своим глазам, долго смотрит на дрожащую Т. Г., затем осторожно подходит к кровати и… тоже ныряет.

Сосед. Что же все-таки произошло, Танюша? Т. Г. (плачет). Я не знаю, что мне делать! Из-за этого негодяя моя жизнь пошла кувырком! Все рушится! Я только и успеваю ловить что-то падающее… Иначе везде будут сплошные «дребезги»!

Сосед. Я бы вступился… но кто я в вашем доме? Мне практически все отказали!

Т. Г. Не говори ерунды! Просто надо пережить это нашествие! Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь!

Сосед. Я уже и не знаю…

Т. Г. Убери руку! Сейчас не до этого!!!

Сосед. Вот видишь?!

Т. Г. Не вижу, а чувствую…

Сосед. Чувствуешь?

Т. Г. Чувствую…

Сосед. Чувствуешь?

Т. Г. Чувствую… Чувствую…

Свободной рукой Дмитрий гасит свет… Из радиоприемника льется задушевная песня: «Александрына, пришла пора кохать…»Картина шестнадцатая

...

Ник. Ник. в комнате один. Он на цыпочках подходит к шкафу. Открывает скрипящую дверцу. Шарит в самом углу шкафа. Достает початую «четвертинку». Делает большой глоток прямо из горла. Вкусно причмокивает. Прячет бутылку в «тайник». Как фокусник, достает из рукава сигарету и медленно, со вкусом, вставляет ее себе в губы…

В дверь стучат.

От неожиданности он начинает метаться по комнате, ища, куда спрятать сигарету.

В дверь стучат настойчиво. Слышится голос Т. Г.

Т. Г. Николай, мне нужно с тобой поговорить!!! Ник. Ник., не найдя ничего лучшего, сует сигарету целиком в рот.

Дверь распахивается и в комнату влетает Т. Г. Ник. Ник. забивается в угол.

Т. Г. Кончай мутить народ!!! Иначе я тебя уничтожу!!! Ты меня хорошо слышишь?

Ник. Ник. молча кивает головой, жуя сигарету.

Т. Г. Когда 17 лет назад ты сбежал, я подумала: ну что ж – не я первая, не я последняя… Мне было тяжело… Очень тяжело… Но я собрала все силы… И шагнула в неизвестность… Каждый день я говорила себе: ничего, однажды он вернется и увидит, на что способна брошенная, хрупкая женщина… Потом, в пылу борьбы за выживание, я о тебе забыла… Напрочь… И вот ты нарисовался…

Ник. Ник. как раз проглатывает остаток сигареты.

Т. Г. Прекрати есть, когда с тобой разговаривают!!!

Ник. Ник. давится: его рука тянется к бутылке с водой.

Т. Г. Нет, это невозможно – ты просто издеваешься… Так вот, блудный отец, я объявляю тебе войну – священную и беспощадную!!! Или ты, или я!!! Я не дам тебе, твоими грязными, липкими руками, разрушить то, к чему ты не имеешь никакого отношения!

Ник. Ник. на фразу о липких руках резко прячет их в карманы брюк.

Т. Г. И еще… Я снимаю тебя с довольствия… Кормить тебя «просто так» я не собираюсь. У нас, в народном хозяйстве, не хватает людей, а на тебе пахать можно!!!

Т. Г. грохает дверью и уходит. В наступившей тишине Ник. Ник. громко икает.Картина семнадцатая

...

Вечер.

По телевизору показывают программу «Спокойной ночи, малыши».

Диктор Центрального телевидения Валентина Леоньтьева – тетя Валя – рассказывает сказку.

В гостиной сидит отец и читает газету. Появляется Ник. Ник.

Потоптавшись на месте, он тихо приближается к обеденному столу, на котором пока ничего нет, кроме хлебницы, солонки, перечницы и баночки с горчицей.

Отец периодически отрывается от газеты и бросает насмешливые взгляды в сторону Ник. Ник.

В промежутках между «молниями» тестя Ник. Ник. успевает украдкой стащить кусок хлеба. В это время отец в очередной раз поворачивается к Ник. Ник.

Ник. Ник. быстро прикрывает хлеб рукой. Оба смотрят друг на друга, не мигая.

Отец. Не терпится? Ник. Ник. Да нет! Просто я люблю начать с чего-нибудь оригинального. Отец. Это ты про тот кусок хлеба, что стащил только что? Ник. Ник. Н-н-нет! Это я об одном старинном индийском рецепте! Отец. Это что ж за рецепт такой диковинный? Ник. Ник. (доставая теперь уже «легальный» хлеб). За время моих долгих странствий я неоднократно возвращался к этому простому и питательному блюду.

Ник. Ник. отворачивается от отца. Берет хлеб, сдабривает его слоем горчицы, затем солью, затем перцем…Отец пытается подсмотреть.

Ник. Ник. Минута… и деликатес готов! Теперь, не торопясь, кусочек за кусочком поглощаем эту прелесть – этот сгусток восточной мудрости из далекой Бенгалии. Эту «прану» – «энергию» на санскрите!

Начинает с причмокиванием есть.

Отец. Ты так аппетитно лопаешь… А ну, дай попробовать…

Ник. Ник. отрезает кусочек бутерброда и бережно, как святыню, передает отцу.

Ник. Ник. Настоящий индийский бутерброд под названием – «Рассвет над Гангом»!!!

Отец, вдохновленный увиденным и услышанным, готовый получить несказанное удовольствие, засовывает весь кусок целиком в рот. Дальше… он ахает, глаза его расширяются, из них брызжут слезы, а рот становится похожим на громадную воронку, оставленную снарядом страшной разрушительной силы. И как следствие – он заходится кашлем.Испуганный Ник. Ник. дует прямо в рот тестю, пытаясь погасить «пожар».Свидетелями этой сцены становятся Т. Г. и дочь, вошедшие из кухни с тарелками и супницей.Т. Г. роняет тарелки на пол. Дочь чудом удерживает супницу.

Т. Г. (бросаясь к отцу) Папа!!! Что он с тобой сделал?!

На шум бьющейся посуды из своей комнаты выбегает сын. Пока общими усилиями отца приводят в чувство, Ник. Ник. виновато собирает с пола осколки.

Ник. Ник. Я ничего дурного не предполагал… Я только хотел приобщить его к прекрасному… Т. Г. (Ник. Ник.) Вредитель!!! Картина восемнадцатая

...

На кухне Ник. Ник. и дочь.

Она моет посуду, вернее те немногие предметы, что от нее остались. Он тщательно вытирает ( временами он выуживает с тарелок косточки и зажаренные шкурки от мяса и отправляет их в рот ) .

Ник. Ник. Видит Бог, я пытаюсь созидать, но постоянно сталкиваюсь с непониманием и отрицанием всего, что исходит от меня. И вот результат… (Указывает на остатки посуды.) Я несомненно компенсирую потери, которые случились помимо моей воли… Завтра я отправляюсь искать работу! Я думаю, что настоящий мужчина – это кормилец!!! И он должен заботиться о хлебе насущном для родных и близких, даже если он натура творческая! Когда ты станешь совсем взрослой, и рядом с тобой появится мужчина…

Дочь. А рядом со мной уже есть… Ник. Ник. Кто? Мужчина?

Дочь молча кивает. Ник. Ник. осторожно прикрывает кухонную дверь и на цыпочках подходит вплотную к дочери.

Ник. Ник. (шепотом) . Позволь полюбопытствовать, а сколько лет этому мужчине? Дочь. Уже девятнадцать! Ник. Ник. Так он – еще юноша… Дочь. Вообще-то, у нас вполне взрослые отношения… Ну, ты понимаешь? Ник. Ник. Это-то я понимаю! Но… Поверь моему опыту: рядом с молодой женщиной должен располагаться зрелый, авантажный мужчина… Дочь. И где его взять? Ник. Ник. Оглянись вокруг… Присмотрись… Может, подходящая кандидатура где-то рядом… На соседней лестничной площадке… Мама же нашла… Дочь. Да, Дмитрий неплох… Ник. Ник. Зачем же… при мне? Больно ведь!!! Дочь. Извини! Ник. Ник. Ничего! Ты ведь не со зла! Приятно, что ты доверяешь мне свое самое сокровенное… А я тебе взамен много полезных советов могу дать…

Из гостиной доносятся громкие голоса. Ник. Ник. роняет тарелку.

Дочь. Опять началось! Ник. Ник. Звери!!! Картина девятнадцатая

...

Прерванный обедом скандал возобновляется с новой силой.

Ник. Ник. и дочь входят в гостиную на словах Т. Г.

Т. Г. (отцу). Как же я, по-твоему, должна поступить?! Отец. Я не знаю, но спать с ним я больше не буду! Боюсь!!! Ник. Ник. (пробует пошутить). Не бойтесь! Вы не в моем вкусе! Отец. Вот видишь?! Видишь?! По нем дурдом плачет!!! Т. Г. (отцу). Что ты предлагаешь? Отец. Пусть спит с детьми… Т. Г. Только через мой труп!!! Ты представляешь, чем он будет пичкать их головы в тиши ночей?! Отец. Он может лечь прямо здесь!!! Не барин! Ник. Ник. И вы, папа, с вашей «генеральской» аденомой и энурезом будете по десять раз на ночь шаркать в уборную мимо меня?! Отец. Гад!!! (Т. Г.) Тогда остается тебе, Татьяна, взять его к себе! А что? Вы же официально все еще муж и жена?!

На мгновение воцаряется тишина. Отец, дочь, сын и сам Ник. Ник. смотрят на Т. Г.

Т. Г. Ляжет на кухне!!! Все!!! Отец. Хана всему, что в холодильнике!!! Картина двадцатая

...

Ник. Ник. раскладывает матрас прямо на полу кухни.

Рядом на кухонном стульчике сидят дочь и сын.

Ник. Ник. Все правильно… Настоящий мужчина, дети мои, не может жить за счет других – более слабых… Именно поэтому я и отправляюсь на поиски достойной для человека моего уровня работы… впрочем, об этом я уже говорил… Дочь. Нужно что-то подложить под голову! Ник. Ник. Книги! Сын. Возьму у дедушки в комнате. Ник. Ник. Молодец!

Сын убегает и через минуту возвращается с двумя связками книг.

Ник. Ник. Что ты принес, сын мой? (берет в руки первую стопку, читает название) «Ленин»!.. «Великий мечтатель»… Под голову! (берет вторую стопку) «Сталин»!.. «Культ личности»… Подлец! В ноги!

Постель готова. Ник. Ник. укладывается.

Ник. Ник. Ступайте, дети, спать! Наступает комендантский час, введенный вашей матерью! Нарушив его, вы рискуете на своих хрупких плечах ощутить всю тяжесть военного режима! Спокойной ночи! Дочь. Свет гасить?

В ответ слышится храп. Картина двадцать первая

...

Под покровом ночи Т. Г. тихо, стараясь никого не разбудить, незаметно прошмыгивает к соседу. Через маленькую щелочку приоткрытой кухонной двери за ней следит «строгий глаз» Ник. Ник.

Затемнение.

Картина двадцать вторая

...

Голос: «Прошел месяц».

Вечер. В гостиной сидят отец, сестра и муж сестры.

Сестра (нервно ходит по комнате). Старый партизан!.. Это Татьянина установка – ничего не рассказывать? Отец. Просто нечем хвастаться! Сестра. А просто поделиться новостями? Отец. Вот Татьяна придет – пусть делится! Муж сестры. Я не понимаю, мы ведь – родные вам люди… Члены семьи… Мы хотим знать… Отец. «Член семьи», что ты хочешь знать? Муж сестры. Я понимаю вашу иронию… И не буду вступать в дискуссию «О значении родственных связей»… Допускаю, я еще не настолько близок вам… Но Лариса! Она ведь ваша родная дочь? Сестра (резко). Папа, что у вас тут происходит?! Отец. Наш дорогой гость…

Слышится звук открывающейся входной двери. Все умолкают.Входит Т. Г.

Т. Г. О! Привет! Давно не виделись! Потерпите пару минут! Сейчас чай будем пить! Муж сестры. Добрый вечер, Татьяна!

Муж сестры помогает Т. Г. снять верхнюю одежду. Т. Г. выкладывает на стол покупки.

Т. Г. Я как чувствовала – купила тортик! Какой-то новый появился: называется «Семейная идиллия»! Ха!

Никто из присутствующих не улыбнулся.

Т. Г. (обведя комнату взглядом). Играем в «молчанку»? «Кошка сдохла, хвост облез. Кто промолвит, тот и съест»… Ха, ха!

Никакого реагажа.

Т. Г. (отцу). Что ты им уже успел наговорить? Отец. Ничего! Вон, пусть Лариска скажет… Велела не говорить, я и не говорю… Т. Г. Молодец! Хвалю!!! Сестра. Татьяна, что за тон?! Перед тобой отец?! Т. Г. А как иначе? У нас ведь теперь – осадное положение!!! Муж сестры. Извините, Татьяна, а в связи с чем? Т. Г. Ну, вы же хлопотали о судьбе «одного милого человечка»… А он оказался диверсантом! Муж сестры (сестре). О ком это она? Сестра. Конечно, о Николае Николаевиче! И что же он такого наделал? Пустил под откос поезд? Или что?! Отец. И не спрашивай… Т. Г. Нет, почему же! Пусть спрашивает!!! Есть о чем поведать!!! Отец (машет рукой). Ну, как хочешь! Сестра. Я слушаю! Муж сестры. Мы слушаем!!! Т. Г. Так вот: ваш протеже…

Во входную дверь звонят. Т. Г. идет открывать и через мгновение возвращается.Все смотрят на проем двери. Слышится возня в передней.В гостиную медленно и загадочно вплывает Николай Николаевич. В руке он держит бумажный пакет.

Ник. Ник. Добрый вечер!!! Муж сестры. Добрый, добрый, Николай Николаевич!

Муж сестры стремительно подходит к пришедшему и крепко пожимает ему руку. Ник. Ник., в свою очередь, целует руку сестре. Сестра зарделась.Воспользовавшись легким замешательством, Ник. Ник. обнимает Т. Г.Поворачивается к отцу.

Ник. Ник. И вам добрый вечер, папа! А где же дети? Ах, да! Они ведь грызут гранит науки! (Ко всем.) Согласитесь, друзья мои, жизнь так сложна и быстротечна, что нам, простым смертным, остается лишь тихо радоваться каждому дню… Наслаждаться каждой минуткой доброго общения, теплых отношений и уважения ко всем без исключения… Разве я не прав? Муж сестры. Очень… Очень правы!!! Как говорится: умно, точно, остро!!! Ник. Ник. (ставя на стол пакет.) Вот, по старинному обычаю… Из первой зарплаты… Наша промышленность выпустила совершенно новый вид торта под очень символичным названием… Муж сестры. «Семейная идиллия»?! Ник. Ник. (судивлением.) Совершенно верно! Сестра. А вы пошли на работу, Николай? Ник. Ник. Да!!! Хватит бездействовать!!! Человек, наделенный стремлением к совершенству, не может жить в ладу со своей совестью, если не приносит посильную пользу!!! Муж сестры. «Человек, наделенный стремлением к совершенству», – это сказано сильно!!! Т. Г. Ладно! Хватит говорильней заниматься – торт стынет!!!

В наступившей паузе все невольно улыбаются – каждый своему. Картина двадцать третья

...

Заканчивается большое семейное чаепитие.

К компании присоединились дети. Все в умиротворении едят торт. Лишь одна Т. Г. напряжена – она ждет подвоха.

Ник. Ник. (поет). «Виноградную косточку в землю зарою…» Нужно чаще собираться вот так, запросто, по-родственному… Надеюсь никто не против?! Отец. Только если без кулинарных сюрпризов… Ник. Ник. Папа, я же раскаялся?… Муж сестры. А мы вот – безоговорочно за! Это сближает!!! Ник. Ник. А что скажут детки-котлетки? Сын (с полным ртом). Если по два торта в вечер… Отец. По два торта – никакой зарплаты не хватит… Сестра (с раздражением). Папа! Отец. А я что? Я за правду стою!

Все смотрят на Т. Г. Та встает и начинает собирать посуду.

Ник. Ник. (с сарказмом). Все ясно – «пожар идет по плану»!

Муж сестры громко хмыкает.

Ник. Ник. Ну что ж? Время позднее, мне завтра рано на работу… Да и вам, друзья мои, пора!!! Пора!!! Сестра. Николай, вы не уделите мне минуточку внимания? Мне нужно с вами кое о чем пошептаться… Ник. Ник. Мои уши к вашим услугам!

Сестра увлекает Ник. Ник. в угол прихожей.

Сестра (подчеркнуто громко). Я пишу реферат о народных традициях и обычаях… А вы, как человек много повидавший… В общем, не согласитесь ли вы мне по-родственному помочь?

Говоря все это, она сует в руку Ник. Ник. маленькую бумажку.

Сестра (шепотом). Позвоните мне!!!

Ник. Ник. в тон утвердительно кивает.

Все долго прощаются в дверях. Картина двадцать четвертая

...

Ночь.

«Зоркий глаз» Ник. Ник. наблюдает сквозь щелочку за тем, как тонкая женская фигурка неслышными шажками пересекает прихожую. Тихо щелкает замок входной двери… Женская фигурка выпархивает из квартиры. Через некоторое время еще одна женская тень пробегает по коридору и скрывается в том же направлении, что и первая. Через пару минут одна из женщин возвращается. В ней не трудно узнать Т. Г.

Ник. Ник. тихо потирает руки.

Картина двадцать пятая

...

На улице среди снующих туда-сюда прохожих стоят Т. Г. и ее лучшая подруга.

Т. Г. Что ж ты не заходишь? Подруга. Подруга дорогая, замоталась… Из дома на работу, с работы домой… Ремонт затеяла… Новую жизнь начать хочу… А ремонт, ты же знаешь, – он как война! Его закончить нельзя, его можно только прекратить!!! Т. Г. Все равно, найди время – забеги! А? Мне так одиноко! Хочется так много тебе рассказать… Столько всего произошло… Подруга. Я с удовольствием… Вот «победю» ремонт и нарисуюсь… Т. Г. Нарисуйся, пожалуйста… Мне ведь некому это сказать… Все рушится… Все… Я даже в какой-то момент смирилась… Думаю – черт с ним… Ради детей… Но… Это невозможно выдержать… Подруга. Потерпи… Такая наша бабья доля… Т. Г. Я терплю… Помог бы кто… Подруга. А твой Дмитрий? Что ж он… Т. Г. Мы с ним, после того злополучного дня, видимся украдкой… Как девчонка, по ночам, чтобы никто не видел, бегаю к нему… Стыдно… Подруга. Так это ж романтика… Т. Г. Ага! Вот вчера ночью романтично вышмыгнула из квартиры… Босиком… Звоню к нему, а он не открывает… Я ведь точно знаю, что дома был… Подруга. Может, уснул… Не дождался… Т. Г. Нет… Мне кажется… Он был не один… Подруга. Вот не будешь спать по ночам, еще и не то покажется… Ну, все… Побегу… Мастер должен прийти… Т. Г. Ага… Давай беги… А то тоже не дождется и уснет… Они такие – эти мастера…

Они чмокают друг друга и… подруга убегает. Т. Г. медленно и нехотя плетется в сторону дома.О чем точно она думает в этот момент, мы не знаем, но мысли ее – невеселы…Картина двадцать шестая

...

Воскресное утро.

В дальнем углу двора стоят Ник. Ник. с сыном. Они тайно курят.

Ник. Ник. Сын мой, запомни: самое унизительное для человека – это когда он вынужден прятаться… Это ненормально… Мы с тобой скрываем свои истинные мысли… Сын. И желания!!! Ник. Ник. И желания!!! Ты, как всегда, точен!!! Ты зреешь, сын мой, не по дням, а по часам! Запомни: все неприятности в жизни от подавленных в себе желаний! Типичный пример – твой дед! Сын. Да! Ник. Ник. «Да»?! Не просто «да», а «да» в квадрате! Хотя у него есть смягчающее вину оправдание: он – дитя своей эпохи! Эпохи «Застоя» и «Стагнации». Прости меня за столь непривычный для твоих молодых ушей лексикон! Сын. Я эти слова уже где-то слышал. По телевизору… Ник. Ник. Возможно… Когда-то где-то я это сказал… И мысль, что называется, ушла в народ… Так бывает… Так вот, твой дед – преступник! Он только на вид такой безобидный… Божий одуванчик… А на самом деле… Он замордовал свою жену, твою бабушку и мою тещу! А она была, в принципе, чуткая и трепетная женщина. Она, кстати, меня понимала. Иногда. Я уже не говорю о том, как он воспитал твою мать? Это ханжеское отношение к жизни. Всем читает мораль, а сама по ночам… Ну, ты догадываешься!.. Сын. Она считает меня маленьким. И следит за мной. Ник. Ник. И за мной тоже! Как мне вести себя в такой ситуации?! Я, например, не вижу ничего предосудительного в том, что ты иногда куришь! Это помогает от нервов! Сын. Ты меня понимаешь? Ник. Ник. Еще как понимаю! Вообще, мы с тобой духовно очень близки! А эти люди разлучили нас на долгих семнадцать лет!!! Сын. А разве ты не сам ушел? Ник. Ник. Старичок, я же говорил, ты всего не знаешь. Сын. А очень хочется знать. Знать так же много, как ты. Ник. Ник. Да-а-а! Я много повидал… И еще повидал бы… Но… Сын. А давай сбежим! Вместе! И эти люди уже не смогут нам помешать. Ник. Ник. А что? И сбежим. Вот только жирка подкопим. Сын. В смысле – продуктами запастись? Ник. Ник. Не только. Нужны деньги. Сын. А я знаю, где можно взять. Мама хранит их в старой бабушкиной шкатулке. Ник. Ник. Да? Сын. Возьмем, а потом отдадим. Заработаем и отдадим. Ник. Ник. Правильно! Заработаем честным путем и когда-нибудь отдадим! Умница! Я могу тобой гордиться!

Глаза Ник. Ник. блестят. Сын достает платок и промокает влагу. Из окна квартиры слышится голос.

Т. Г. Сынок, ты где? Иди есть!!!

Сын и Ник. Ник. вздрагивают и понимающе переглядываются. Картина двадцать седьмая

...

Поздний вечер.

Лежа в постели, укрывшись с головой одеялом, дочь разговаривает по телефону.

Дочь. Это нужно сделать завтра. Чего ты боишься? Я не боюсь, а ты боишься. Через «не могу». Все, я сплю. Мы спим!

Дочь кладет трубку и резко срывает с головы одеяло, чтобы вдохнуть воздуха. От неожиданности она вскрикивает…Над ее головой нависает голова брата.

Сын. Ты че там делала? Дочь (тяжело дыша). Шпионишь?! Сын. Очень надо! Я ждал, когда у тебя воздух кончится… Дочь. Здоровый балбес!!! Когда ты повзрослеешь?! Сын. Скоро! Скоро ты переменишь обо мне мнение… Вы все перемените… Дочь. Пока это произойдет – я от вас съеду. Сын. И ты тоже? Дочь. Что значит «и ты тоже»? А?! Что ты имел в виду?! Сын. Ничего… Давай, набирай воздуха и опять «ныряй»… Дура!!! Дочь. Кретин!!! Картина двадцать восьмая

...

Утро.

В гостиной отец разговаривает по телефону. Остальных не видно.

Отец. Да нет, уважаемая Галина Степановна, актив домкома на это не пойдет!.. Мы поддерживали вас во всех начинаниях: в конфликте с дворниками, в тяжбах с владельцами автомобилей… Но… Объединиться с ЖЭКом в борьбе против старушек… Ну и что, что они целыми днями сидят у входа… Они на заслуженном отдыхе… Я знаю, я знаю, что они у всех спрашивают: «А к кому вы идете?»… Да, мне говорили, что самую прыткую они посылают проследить, в какую квартиру идут посетители… И что?… Если хотите – это «народный контроль» в действии… Ну?… Я догадываюсь, кто жалуется… Тот лысый?… А пусть не ходит в рабочее время по чужим квартирам… Ах, он тетю проведывает?… Знаем мы эту «тетю» из «Дома моделей»… Пусть скажет спасибо, что жене не сообщаем…

Кто-то спускает воду в туалете.

Отец. Мне сейчас некогда! Я вам позже перезвоню!

В комнату входит Ник. Ник. Он в пижаме. Сладко потягивается.

Отец. А что ж ты дома, а не на работе? Уже поперли? Ник. Ник. Не дождетесь!!! Я сегодня в ночную!

Ник. Ник. прохаживается по квартире как «полноправный член семейной ячейки». Ходит он медленно, передвигая свое тело осторожно и с достоинством. Останавливается в центре гостиной. Долго и пристально смотрит на отца.

Ник. Ник. А не пора ли рабочему человеку позавтракать?! А?! Отец. Рабочий человек, а что ж ты зарплату в дом не несешь? Ник. Ник. Темный вы, папа! Мировой инфляционный процесс съедает доходную часть нашей еще хрупкой экономики… А! Что вам объяснять! Задерживается зарплата!!! Отец. Так бы и сказал! Ну, что ж, подождем! Семнадцать лет ждали – подождем еще маленько!!! Ник. Ник. Ждите! Ждите ответа!!! Пи-пи-пи!!!

Ник. Ник. отправляется навстречу холодильнику. Открывает холодильник.

Глаза загораются плотоядным огоньком.

Ник. Ник. (глядя внутрь холодильника). «Нас утро встречает холоднокровно…» (Разговаривает сам с собой.) Чего желаете, дорогой Николай Николаевич? Какую-нибудь вкусняшку? Не откажусь!!! Извольте!!!.. Изволяю!!! Картина двадцать девятая

...

В дверь звонят. Отец идет открывать.

На пороге стоит гражданин в шляпе и сильно поношенном пальто.

Гражданин. Я затрудняюсь… Отец. Вы к кому? Гражданин. К Николаевичу… Николаю… Отец. А кто ж вы ему будете? Гражданин. Брат… Отец. Брат?! Гражданин. Единоутробный… Отец. Откуда?! Гражданин. Я затрудняюсь… Отец (зовет). Николай, ступай сюда!

В прихожей, дожевывая, появляется Ник. Ник.

Ник. Ник. В чем дело? Кому я нужен? Отец. Вот… К тебе!..

Молчание. Отец отступает на шаг и теперь со стороны наблюдает за встречей «единоутробных братьев». Молчание затягивается. Дальше сцена точь-в-точь повторяет сцену встречи «детей лейтенанта Шмидта».

Гражданин. Брат!.. Коля-я-я! Ник. Ник. Брат Вася!..

«Братья» долго обнимаются.

Гражданин. Мама шлет тебе привет… Отец. Ты ж, Николай, говорил, что сирота?! Ник. Ник. Вы что, не слышите – его мама шлет мне привет! Отец. Его?! А он говорил, что вы единоутробные?! Ник. Ник. Единоутробные! По отцу!!!

Ник. Ник, воспользовавшись замешательством, сгребает «брата» в охапку и увлекает на кухню. Дверь кухни закрывается и оттуда слышится напряженный шепот, сопровождающийся громкими «ойками» и тихими повизгиваниями.Отец на цыпочках подходит к кухонной двери и прикладывает ухо…В этот момент дверь распахивается и взору отца предстает умиротворяющая картинка: «братья» сидят у стола и, подперев головы руками, улыбаясь, смотрят друг на друга.

Ник. Ник. (будто только заметил отца). А-а-а! Григорий Викентьевич?! Проходите… Посидите с нами… Разделите нашу радость…

Гражданин достает из внутреннего кармана пальто бутылку водки.

Гражданин. Я… Затрудняюсь… Ник. Ник. Не затрудняйся, братка!!! Ставь!!! Картина тридцатая

...

У кухонного стола сидят трое: Ник. Ник., гражданин и отец.

Судя по тому, что появилась вторая бутылка, можно предположить – сидят долго.

Ник. Ник. А помнишь, брат, как по вечерам мы в каме… в каменном нашем доме, всей семьей играли в… очк… Гражданин. Я затрудняюсь… Ник. Ник. (отцу). В «дурака»… В простого, но такого уютного и душевного «подкидного дурака»… Отец (радостно). Я тоже в перерывах между партсобраниями и партконференциями с моей незабвенной супружницей резался в «дурака»… И, между прочим, всегда выигрывал… А она, моя благоверная, очень на это обижалась и даже по этому поводу у ней случались сердечные припадки…

Все заходятся мужским солидарным смехом.

Ник. Ник. А не тряхнуть ли нам стариной? Не сообразить ли пару партеек?! А, други мои?! Отец. Да у нас в доме и карт-то давным-давно нету… Ты ж Татьяну знаешь?…

Ник. Ник., как фокусник, делает несколько замысловатых пассов и показывает на гражданина. Гражданин, в свою очередь, опускает руку в карман пальто, которое он так и не снял, и достает колоду потрепанных карт.

Ник. Ник. Вуаля! Только чур! На интерес!!! Гражданин. Я затрудняюсь… Ник. Ник. Да мы же в шутку… Вон у тебя шляпа почти новая… У меня небольшая заначка… Отец. А говорил, что зарплата задерживается… А?! Ник. Ник. Все-то вы замечаете, папа… Вот выиграете и обеспечите семью деньгами… А вот что вы поставите на кон? Отец. Не боись! У меня тоже кое-что имеется! Картина тридцать первая

...

На кухне дым коромыслом. Судя по горке «денюшек», лежащей рядом с отцом, он выигрывает.

Там же покоятся шляпа и пальто гражданина.

Отец вошел в азарт и теперь его не остановить.

Отец. Старую гвардию голыми руками не возьмешь!!! Тебе – вальты… Тебе – короли… И вам двоим – шестерки на «погоны»!!! А-а-а!!! Ты – банкрот, Никола!!!

Отец заходится кашлем, перемешанным с хохотом.

Ник. Ник. Ну, не может одному человеку все время везти!.. Я играю на весь банк!.. Не знаю, как ты, брат, а я рискну самым дорогим… (Глядя прямо в глаза отцу.) Если я сейчас проиграю… То уйду от вас навсегда!!! Вы же этого хотите?!

На кухне воцаряется тишина. В тишине сморкается гражданин. Отец «наводит резкость» на Ник. Ник.

Отец. Идет!!! Картина тридцать вторая

...

Ник. Ник. И шестерки на «погоны»…

Отец. Постой!.. Как это?! У меня ж были козыри?! Как это…

Гражданин. Я затрудняюсь…

Ник. Ник. тихо сгребает весь банк… И вдобавок надевает шляпу на голову «брата»…

Отец. Аферист!!! Я отыграюсь!!! Ник. Ник. Насколько я понимаю, ставить больше нечего?! Отец. Кое-что у меня еще есть…

Отец бежит в свою комнату… и возвращается с альбомом.

Отец. Вот!!! Ник. Ник. Что это? Отец. В своем роде – ценные бумаги!!! Ник. Ник. А в чем же их ценность, позвольте узнать? Отец. Темнота! Это ж марки!!! Ник. Ник. Немецкие? Отец. Почтовые!!! Коллекция!!! На черный день держал!!! Ник. Ник. Коллекция?! Это ж ничего не стоит?! Отец. Одни «Колонии» и «Резанные дирижабли» чего стоят!.. Я уже не говорю о «юбилейном блоке» с изображением Владимира Ильича Ленина!!!. Ник. Ник. Доверчивый и наивный вы человек, папа! (Показывая марки гражданину.) Что скажешь, брат? Гражданин. Я… Ник. Ник. Ты затрудняешься! Вот и я тоже! Отец. Не дрейфь! Дело верное!!! Ник. Ник. Доброта меня погубит… Сдавайте… Картина тридцать третья

...

Ник. Ник. деловито, не торопясь, разбирает «выигрыш». Гражданин выпивает. Отец затравленно смотрит на уплывающие ценности.

Отец (зверея) . Коллекцию верни! Ник. Ник. Облезете, папа! Все было по-честному? А, братка?!

«Братка» молча кивает.

Отец. Коллекцию верни!!! Ник. Ник. Отстань, беспринципный старикашка… Отец. Верни… А то убью… Ник. Ник. Чем?! Почетной грамотой райкома партии?! Отец. Сволочь!!!

Входная дверь открывается и кто-то входит в квартиру. Ник. Ник., отец и гражданин поспешно убирают все следы «милых безобразий». Картина тридцать четвертая

...

Дочь входит в гостиную. Из кухни выползают Ник. Ник. и отец.

Ник. Ник. Доченька?! А что ты сегодня так рано? Дочь (загадочно). На то есть причина… Отец. Что-то случилось! Дочь. Случилось! Ник. Ник. Не томи… Скажи… Дочь. Позже!!! Когда все придут!!! Потерпите!!!

Дочь уходит в свою комнату.

Отец. Пришла беда – отворяй ворота! Ник. Ник. Не каркайте! На «беду» не похоже! Отец. С тех пор, как ты тут объявился, что-то «радостей» не видать!!! Ник. Ник. Да полно вам, склочный вы старикашка…

Во входную дверь сперва звонят и тут же начинают стучать.

Ник. Ник. Начинается!

Ник. Ник. открывает дверь. Влетает муж сестры. Он бледен и взволнован. Ник. Ник. при виде вошедшего начинает пятиться в направлении гостиной. Муж сестры. А Татьяны еще нет?! Отец. Скоро должна быть… А что стряслось-то? Муж сестры. Вот… (протягивает отцу бумажку). Не знаю, как это понимать…

Отец разворачивает небольшой клочок бумажки и читает. Ник. Ник., оказавшийся у него за спиной, пытается заглянуть в записку.

Отец. Белиберда какая-то… «Всю жизнь я мечтала перебирать своими пальцами волосы на его груди… Тебе этого не понять… Прощай…» Что это? Муж сестры. Ваша дочь оставила мне эту записку и исчезла…

В прихожей слышны чьи-то шаги. Все насторожились. Входит Т. Г. с продуктовыми сумками и ставит их на диван.

Т. Г. Здрасте! Двери настежь… Опять курили… Что тут у нас в «гнездышке» нового стряслось?

Отец молча указывает на мужа сестры.

Муж сестры. Может быть, вы, Татьяна, сможете что либо объяснить… Родная сестра все-таки… Я пришел домой… Ее нет… И только вот…

Муж сестры дрожащей рукой протягивает записку Т. Г. Та читает.

Т. Г. Узнаю сестрицу родную!!! Все ей романтики не хватало! (Мужу сестры.) Нашла она себе кого-то… Муж сестры. Что значит «кого-то»? Т. Г. Мужчина у нее появился… Муж сестры. Зачем ей мужчина?! Есть же я!!! Т. Г. Простите, у вас волосы на груди есть?

Муж сестры отрицательно машет головой.

Т. Г. Что ж вы хотите!!!

Муж сестры медленно оседает на диван.

Муж сестры (бормочет). Какая дикость… Волосы на груди… А как же наши мечты… Наши идеалы… Волосы на груди…

Отец и Ник. Ник., слившись воедино, так и стоят в углу комнаты, напоминая наказанных пионеров. Картина тридцать пятая

...

Гражданин, забытый на кухне, уснул, положив голову на стол.

Картина тридцать шестая

...

В гостиную входит дочь. Видит Т. Г.

Дочь. О! Ты уже пришла… Звонил твой сын… Был не в себе… Я сказала, что тебя еще нет… Я ж не знала… Т. Г. А откуда он звонил? Ему давно пора быть дома… Дочь. Я ему не сторож… Т. Г. Ты становишься маленькой стервой? Хотя я прекрасно понимаю, чья это философия…

Т. Г. бросает выразительный взгляд на Ник. Ник., выглядывающего из-за спины отца.

Т. Г. А вы что остолбенели, как два тополя на Плющихе? Опять что-то натворили?!

Отец и Ник. Ник. мычат что-то невнятное. Их спасает звонок во входную дверь.

Т. Г. Это он!!! (Дочери.) Открой, пожалуйста…

Дочь идет открывать. Через несколько секунд в гостиную входит сосед. Он в костюме, галстуке. В руках букет и бутылка шампанского. Дочь держится позади него. Т. Г. смущена.

Т. Г. (смущена). Ты?! Сосед. Добрый вечер! Давно я у вас не бывал… Т. Г. Как говорится: «Лучше позже, чем никогда!»… Сосед. Я, собственно… Вернее, мы…

Звонит телефон.

Т. Г. Извини… (Бросается к телефону.) Да, сынок… Отец?… Какой отец?… Ах, да!.. Здесь он, а где ж ему быть, обед же скоро!.. А ты где?… Как уезжаешь?… С кем?… Один?… А куда?… (К присутствующим.) Проверьте кто-нибудь его вещи… И деньги в шкафу… В шкатулке…

При слове «деньги» Ник. Ник. незаметно хватается за карман. Отец устремляется в детскую.

Т. Г. Сынок… Я принимаю все твои упреки… Приезжай… Мы все обсудим… Как ты сказал? (Кричит.) Мерзавец!!! Немедленно возвращайся домой!!! (В трубке короткие гудки.) Он бросил трубку…

Из детской выбегает отец с одним носком в одной руке и пустой шкатулкой в другой.

Отец. Это – все!

Т. Г. в растерянности обводит присутствующих взглядом, ища поддержки.

Т. Г. Сбежал!!! Муж сестры. В этой семье все куда-то сбегают… Т. Г. Надо что-то делать… Дмитрий! Сосед. Я думаю – он вернется!.. Побесится немного и вернется… Т. Г. Что ты говоришь? Сосед. Я по себе знаю… Тоже в детстве убегал, то на Кубу – спасать Фиделя, то на Северный полюс – искать маму мамонтенка… Но всегда возвращался!.. Т. Г. То – ты! А у мальчика дурная наследственность… (Она с откровенной ненавистью смотрит на Ник. Ник.) Нет!.. Надо что-то делать… Что вы все стоите?!

Отец, а за ним и Ник. Ник. начинают метаться по квартире.

Дочь. Остановитесь!!! (Указывая на соседа.) Выслушайте же человека!!!

Все останавливаются.

Т. Г. Извини, Дмитрий! Может, сейчас не время для признаний? Сосед. Просто тянуть уже нельзя… Т. Г. Ладно!.. Давайте присядем на минуточку… Говори!..

Т. Г. садится на диван. Все остальные стоят.

Сосед. Я заранее прошу прощения… Особенно у тебя, Татьяна… Т. Г. Я заранее прощаю… Говори же… Сосед. Поскольку скоро скрывать уже будет невозможно… Мы решили… Формализовать наши отношения… Дочь (соседу). Что ты тянешь кота за хвост… Т. Г. (дочери). Что ты себе позволяешь?… Почему со взрослыми на ты?… Дочь (не реагируя на мамины слова). Ну, Дима!.. Т. Г. Дима?! Сосед. Видишь ли, с некоторых пор мы настолько сблизились… Отец. А-а-а!!! Так вот кто бегал к нему по ночам… Т. Г. Постойте!.. Я ничего не понимаю!.. Отец. А чего тут понимать – снюхались они!!! Сосед. Как говорится: «Любовь нечаянно нагрянет!»… Дочь. Я в положении… И он на мне женится!!!

Т. Г. опускает голову на грудь и замирает. Ее рука шарит по дивану, пытаясь что-нибудь нащупать. Через мгновение в сторону Ник. Ник. летит сумка, полная продуктов. На лету содержимое разлетается по комнате. Ник. Ник. не успевает увернуться и, что называется, получает в глаз.

Ник. Ник. (истошно). За что-о-о?! Т. Г. За что-о-о?!

Т. Г. бросается к Ник. Ник. Ей наперерез устремляются отец, сосед и муж сестры. Все сваливаются в кучу малу.

Дочь. Что вы делаете?! Мне же нельзя волноваться!!! А-а-а!!! Картина тридцать седьмая

...

От шума на кухне просыпается гражданин. Он понимает, что пора откланиваться. По дороге он заглядывает в холодильник – там не густо. Он прихватывает лоток с яйцами и спешит к выходу.

В дверях он сталкивается лицом к лицу с милиционером.

Гражданин. Менты!!!

С этими словами гражданин растворяется в воздухе. Картина тридцать восьмая

...

В комнате тем временем продолжается потасовка. Первым вошедшего милиционера замечает отец. Он пытается остановить других участников сражения. Все тяжело дышат.

Милиционер. Кто из вас будет Николай Николаевич Мищенко?

Все молча расступаются… и взору милиционера предстает Ник. Ник. в изрядно потрепанном виде, прижимающий к подбитому глазу банку консервов.

Ник. Ник. Чем обязан? Милиционер. Хотелось посмотреть на мужчину, из-за которого столько шума… Две женщины в общественном месте устраивают скандал с рукоприкладством. Их еле разнимают. А когда спрашивают о причине, они обе называют ваше имя и ваш адрес. Ник. Ник. Видите ли… Тут какое-то недоразумение… Милиционер. Вот и женщины утверждают, что «недоразумение»… Задержанная, входим!

В комнату входит сестра. Видно, что она побывала в переделке.

Муж сестры. Мой пупсик, ты вернулась?… Сестра (не замечая мужа). Николай, как это понимать?! Ник. Ник. А что, собственно… Сестра. Ты мне врал?! Т. Г. (сестре). Ну, да!.. Как же я сразу не догадалась?! Вот чья грудь тебя так впечатлила?! Сестра (Т. Г.) . Прекрати читать мне нотации!!! Николай, я жду ответа!!! Ник. Ник. Что я должен ответить? Сестра. Это правда?! Ник. Ник. Что вы пристали?… Отстаньте от меня!!! Муж сестры (угрожающе). Как вы… как ты позволяешь себе разговаривать с моей женой?! Сестра. Как я могу отстать, когда она утверждает, что наняла тебя!!!

Сестра указывает на дверь. В комнату входит лучшая подруга. Ее внешний вид не сулит ничего хорошего. Ник. Ник. пытается прикрыться телом отца.

Подруга. Да, наняла!!! Т. Г. Подруга… Так вот какой мастер у тебя работал?! Подруга. Ну и что?! Ты обрекла его на голодную смерть… Он искал работу… В отчаянии пришел ко мне… Мы заключили контракт… Т. Г. Контракт?! Кем же он у тебя работает?! Подруга. МУЖЧИНОЙ!!! Да, да!!! Просто мужчиной!!!

После этих слов Ник. Ник. расправляет плечи и выходит из укрытия.

Подруга. Ты – пренебрегла им… Ну как же!.. Понять и простить – это ниже твоего достоинства… (Указывая на сестру.) А эта восторженная дура – заморила его умными разговорами… Вот я и сообразила – вам он ни к чему, а мне в самый раз!!! Я, например, знаю, что с ним делать!!!

Подруга решительно подходит к Ник. Ник. и на глазах у всех страстно впивается в него поцелуем. Т. Г. закрывает лицо руками. Тело ее сотрясают рыдания.

Затемнение Картина тридцать девятая

...

Голос отца. (издалека) . Татьяна, ну что ж ты… Замечталась?!

Загорается свет. Т. Г. (открывает глаза). На нее смотрят гости, приглашенные на юбилей. Все те же, что были в первой сцене. Все веселые и счастливые.

Торт. Горят свечи.Дочь и сын . Мама, дуй!!! Дуй!!!

Звонок в дверь.

Отец. Танюша, еще кто-то пришел! Встречай гостя!!! Сосед. Я открою… Т. Г. (истерически). Не открыва-а-а-а-айте!!!

Ее крик переходит в песню ВИА «Самоцветы» – «Мы желаем счастья вам!!!»

Конец

Киев, 1985 – Хорватия, 2008

Нью-Йорк. Утро в квартире Анны и Дональда.

Анна встает с постели, подходит к двери, ведущей на балкон, распахивает ее и глубоко вдыхает прохладный воздух.

Анна выходит в гостиную.

Патрик. Миссис Анна, примите мои поздравления! Анна. Спасибо, Патрик! Мне очень приятно!

Патрик наливает ей чай.

Патрик. А как у русских поздравляют с днем рождения? Анна. У русских в этот день дергают за уши столько раз, сколько лет вам исполнилось!

Патрик украдкой дотрагивается до своего уха.

Патрик. Какое счастье, что вы еще так молоды!

В гостиной Анна увидела огромную корзину своих любимых полевых цветов и записку от Дональда:

...

* * *

Комната заседания Совета директоров.

Дональд Карр встает из-за стола и обращается к присутствующим.

Дональд. Всем большое спасибо, господа! Встретимся в следующем месяце!

Дональд быстрым шагом проходит через апартаменты, отделяющие комнату заседаний от его кабинета, и, подойдя к рабочему столу, нажимает на кнопку громкой связи.

Дональд. Сюзи, соедините меня, пожалуйста, с Арчи Цигонски! Голос Сюзи. Хорошо, мистер Карр!

Дональд листает каталог ювелирного аукциона «Сотбис» – «Русские торги», который каждой весной проводится в Нью-Йорке.

Голос Сюзи. Мистер Карр, Арчи Цигонски! Дональд. Здравствуйте, Арчи! Вы не забыли о моей просьбе? Сегодня 28-е!.. Именно то, что я хотел?… К которому часу?… Вы знаете – не в моих правилах опаздывать!.. Спасибо!

Дональд откладывает каталог и снова обращается к секретарше.

Дональд. Сюзи, закажите, пожалуйста, вертолет на 13. 30 и пригласите начальника пресс-службы!

Сюзи. Я поняла, мистер Карр!

* * *

Слышится приятный перезвон, в котором можно узнать фрагмент музыки Чайковского.

Это простая «напоминалка» мобильного телефона.

Анна смотрит на дисплей, улыбается и направляется в свою комнату.

Шкатулка, которую она держит в руках, кажется не очень вместительной, но когда Анна начинает вынимать из нее содержимое, оно заполняет собой почти весь стол: старые фотографии – папа, мама, бабушка, которой она никогда не видела, детская игрушка, маленький замшевый конвертик, из которого Анна достала прядь своих детских волос, белых и сладко пахнущих, маленький медальон, принадлежавший маме, папины круглые очки – все это является «состоянием», которым Анна очень дорожит.

Медленно перебирая все это, она вспоминает свою жизнь.

* * *

Арчи встречает Дональда и его референта в зале для вип-гостей.

Арчи. Добро пожаловать в «Сотбис», мистер Карр! Дональд. Здравствуйте, Арчи! Ничего, что я по имени, без официоза? Мы ведь с вами – старые приятели! Арчи. Надеюсь, это обстоятельство не помешает мне уменьшить ваш счет на кругленькую сумму? Дональд. Заметьте, я не против! Арчи. Тогда поспешим – скоро начало!

С этими словами Арчи Цигонски подхватывает Дональда под руку и увлекает за собой.

Зал аукциона полон. Арчи усаживает гостей на два места в последнем ряду.

Арчи. Как вы и просили, Дональд! Дональд. Старая привычка – я не люблю, когда мне смотрят в затылок. Арчи. Ваш лот будет третьим! Удачи!

Арчи удаляется. Референт оглядывается по сторонам, оценивая состав публики.Затем он достает из папки лист бумаги и цитирует:– Ожерелье с 20 бриллиантами массой 210 карат из частной коллекции, датируется концом семидесятых годов ХІХ века. Лот оценен в 3 млн долларов.Дональд молча кивает.

Голос Вронского. Простите, я невольно услышал ваш разговор!

Дональд поворачивает голову в том направлении, откуда прозвучали эти слова, и видит молодого человека, по-современному хорошо одетого и говорящего по-английски с легким славянским акцентом.

Вронский. Еще раз простите за то, что вмешиваюсь, но я осмелюсь дать вам совет – не покупайте эту вещь! Референт. Почему? Вронский. Камни в этом ожерелье старой огранки. Его уже пытались продать в 1993 году на аукционе «Кристи». Референт. И что же? Вронский. Никто не предложил даже стартовой цены. Это правда! Я разбираюсь!

Референт смотрит на Дональда – тот молчит.

Референт. Но нам нужен подарок и непременно сегодня. Так что же вы как специалист нам посоветуете? Вронский. Если вы хотите произвести впечатление на женщину, то торгуйтесь за лот № 7.

Референт раскрывает каталог, находит нужный лот.

Референт (читает) . Ожерелье с кулоном в стиле эпохи короля Эдварда: жемчуг, застежка из мельчайших жемчужин и розового монтанита. 1950 г. Работа Мириам Хаскел. Из коллекции Джоан Кроуфорд. Вронский. Голливудская звезда Джоан Кроуфорд регулярно покупала изделия Мириам Хаскел в течение 30 лет: с начала 1930 до 1960 года. За год до смерти, в 1978 году, непревзойденная коллекция Кроуфорд была продана на аукционе в «Плаза Арт Галлери» тут, в Нью-Йорке!

Референт смотрит на Дональда. Тот по-прежнему молчит. Референт еще раз заглядывает в каталог и, перейдя на шепот, читает.

Референт. Стартовая цена лота – 41 тысяча долларов!

Наконец Дональд внимательно смотрит на «специалиста».

Дональд. Так вы говорите – если я хочу произвести впечатление на женщину, то стоит побороться именно за эту вещь? Вронский. Вы не пожалеете!

* * *

Аукционист трижды стучит молотком и громко объявляет:

– Седьмой лот приобрел № 65!!!

Прежде чем уйти, Дональд достает из внутреннего кармана пиджака визитную карточку и протягивает молодому человеку.

Дональд. Возьмите! Я не самый главный человек в этой стране, но если понадобится помощь, можете позвонить. Кодовое слово – «аукцион»! Если мне действительно удастся произвести впечатление, вас со мной соединят! Спасибо за совет!

* * *

Дональд ждет Анну в гостиной. Она появилась ровно в 8 часов. На ней маленькое черное платье и туфли на высоком каблуке.

Анна. Как ты и просил, дорогой! Тебе нравится? Дональд. Ты мне нравишься всегда, в любом наряде. Но сегодня особый случай!

Дональд раскрыл коробку и вынул из нее купленное ожерелье.

Анна (всплеснув руками). Это же вещь Джоан Кроуфорд! Боже, как я хотела это иметь!

Анна бережно берет из рук Дональда ожерелье и прикладывает к своей груди. Дональд помогает справиться с хрупким замком.

Анна. Я в восторге! Оно сделано по эскизам Мириам Хаскел! Дональд. Я знаю! Анна. А есть ли на свете что-нибудь, чего ты не знаешь? Я тебя обожаю! Спасибо, милый!

Анна берет Дональда под руку, и они отправляются на праздничный ужин.

* * *

Анна направляет машину в центр города и одновременно говорит по телефону.

Анна. Сейчас я приеду и все расскажу в лицах!

В это время дня в центре обычно трудно припарковаться. Ей приходится оставить машину за углом и еще почти квартал идти к магазину. Первое, что ей бросается в глаза, это огромная конструкция, выполненная в урбанистическом стиле, которую несколько рабочих пытаются водрузить на подиум в центре зала. Это им не очень удается. «Операцией» руководит новая подруга Анны – Бетси Тверская, русская, приехавшая в Нью-Йорк с целью открыть свою галерею современного искусства.

Бетси. Двигайте осторожно вон до той отметки! Надо, чтобы было точно по центру!

Тут она замечает Анну и бросается к ней.

Бетси. Аннушка, прости за бардак, но эти американцы бестолковые! Пошли ко мне – здесь шумно!

Подруги садятся на маленький диванчик.

Бетси. Что он тебе подарил?! Не томи – я сгораю от нетерпения! Анна. Жемчужное ожерелье Мириам Хаскел!!! Ты же знаешь – я мечтала о нем!!! Бетси. Он знал об этом? Анна. Я никогда ему об этом не говорила! Просто Дональд – гений предвидения! Он всегда обо всем догадывается! Бетси. Вот видишь, а говорят, что интуиция – это чисто русское! Тебе с мужем повезло! Я не хочу поминать моих трех мужей плохо: каждый из них сделал для меня, что мог, но… жизнь диктует свои правила игры, и вот я в Нью-Йорке, пытаюсь что-то сделать и у меня ничего не выходит! Анна. Не отчаивайся, Бетси!

В это время раздается дикий грохот. В зале явно что-то случилось.

Бетси. Боже мой! Если они ее разбили – я их уничтожу!!!

Бетси срывается с места. Анна следует за ней. В центре торгового зала суматоха: рабочие уже установили конструкцию и начали поднимать на нее изваяние лошади в натуральную величину, трос лопнул и скульптура соскользнула вниз. Под мордой упавшей лошади лежит человек.

Бетси. Господи! Только не это!

Человек под лошадью лежит ничком и не подает признаков жизни. Все присутствующие оцепенели. Первой приходит в себя Анна – она бросается к лежащему, берет его руку в свою и… в этот момент он шевелится. Он пытается приподняться – мешает лошадиная голова. Опомнившиеся рабочие быстро оттаскивают скульптуру.

Вронский. Что случилось? Анна. Несчастный случай! Лежите спокойно, не шевелитесь, сейчас вызовем врачей!

Растолкав всех, подлетает Бетси.

Бетси. Алеша! Как это случилось?! Вронский. Я пытался помочь… Отвернулся… Меня накрыло! Сейчас уже ничего! Я в порядке! Спасибо! Анна. Я позвоню своему врачу! К нему можно будет подъехать, тут недалеко. Вронский. Нет, нет!!! Не надо! Мне действительно хорошо!

Вронский смотрит на свою руку, которая все еще находится в руке Анны.

Бетси. Аннушка! Этот молодой «пострадавший» – мой старинный друг Алексей Вронский, из Санкт-Петербурга! А это Анна Карр! Она русская, хоть и родилась тут, в Америке! Вронский. Приятно, что спасла меня соотечественница! Большое вам спасибо от меня и от моей мамы, которая могла и не увидеть больше своего любимого сына! Бетси. Господи! Я только сейчас подумала о том, что вся эта ситуация точно повторяет «толстовскую»: Анна К., Алексей В. и Бетси Т.!

Все рассмеялись.

* * *

Дональд сидит в своем кабинете и читает отчет Дирекции Южного отделения корпорации.

Читает он не торопясь, вчитываясь в каждую цифру. Том Кравиц – директор этого самого отделения сидит напротив и ждет реакции Дональда. Наконец Дональд откладывает бумаги и обращается к Тому.

Дональд. Сколько он взял? Не по отчету, а реально! Том. Пять миллионов! Дональд. Я понимаю, что документально доказать это невозможно! Том. Да! В интересах дела бухгалтерия не велась! Дональд. Что он говорит? Том. Клянется, что вернет! Дональд. Ты в это веришь? Том. Не очень! Дональд. И я тоже! Том. Так что же делать, Дональд? Дональд. Убей его!!!

Глаза Тома округляются.

Том. Я должен его убить? Дональд. Да!!! Том. Я… Как… Дональд. Скажи прямо – ты сможешь это сделать? Том. Никогда! Дональд. Тогда забудь! Том. Он нагло украл деньги, а я должен забыть? Дональд. Не можешь убить – забудь!!!

Дональд встает из-за стола, подходит к комоду, наливает себе и Тому виски.

Дональд. Когда я только начинал свой бизнес, мой близкий товарищ обобрал меня до нитки. Я пришел к Великому Карло Манчини и спросил, что делать? Это его ответ я повторил сегодня для тебя! И еще: умный человек отличается от неразумного лишь тем, что делает выводы из всего: и хорошего и плохого! А выводы нужно делать молча!!! Иди, Том! Иди!!! Голос Сюзи. Мистер Карр, звонит некий господин Вронский и просит напомнить вам об аукционе. Вы будете говорить? Дональд. Да! Вронский. Мистер Карр, это Алексей Вронский – тот самый человек, что так неуклюже вмешался в ваши дела. Дональд. Здравствуйте, мистер Вронский! Еще раз спасибо за совет! Вронский. Раз меня с вами соединили, значит подействовало? Дональд. Несомненно! А теперь, я понимаю, пришел мой черед оказать вам услугу?

* * *

Среди вороха конвертов Анна сразу видит тот, которого ждала, – ответ из «Инюрколлегии». Вскрывая его, она замечает, как дрожат ее руки. Глаза быстро пробегают написанное: «На ваш очередной запрос… Облонская Мария Викторовна не найдена… Попытки отыскать…»

* * *

Дональд. Это не проблема! Я постараюсь за день все устроить! Жду вашего звонка к 14.00, в среду!

Дональд кладет трубку и в этот момент слышит голос секретарши.

Сюзи. Мистер Карр, по второй линии ваша жена! Дональд. Что случилось, дорогая? Ты плачешь? Анна. Пришло письмо! Ее не нашли!!! Это невозможно! Она оставалась там, в Петербурге. Дональд. Они не могли чего-то напутать, скажем, неправильно записать фамилию, имя? Анна. Я записала все точно так, как было в отцовских документах. Бедная бабушка! Я так надеялась!!!

Дональд слышит ее всхлипывание.

Дональд. Дорогая, постарайся успокоиться! Я что-нибудь придумаю!

* * *

Вронский несколько раз глубоко вдыхает, чтобы успокоить колотящееся сердце, и тянет за бронзовую ручку массивной двери. Через мгновение он оказывается в зале одного из самых фешенебельных нью-йоркских кафе – «Король Георг». Дональд сидит за столиком у окна и разговаривает со своим референтом. Увидев Вронского, он машет ему рукой, приглашая к столу.

Вронский. Здравствуйте, мистер Карр! Дональд. Здравствуйте, мистер Вронский! Я называю вас мистером потому, что, согласно этой бумаге, вы теперь вполне легально можете пребывать на территории Соединенных Штатов в качестве бизнесмена.

Референт достает из папки документ, передает его Дональду, а тот, в свою очередь, Вронскому.

Дональд. Документ подлинный! Пафос напускной! Вронский. Вы меня спасли! Без этого я не мог работать! Я, право, не знаю, как вас благодарить? Дональд. А вы в знак благодарности расскажите о себе! Вронский. Меня зовут Алексей Вронский! Я родился в Санкт-Петербурге! Правда, тогда он был еще Ленинградом. Дональд. Я ведь тоже имею некоторое отношение к России! А предки моей жены – из Ленинграда! Вронский. Раньше мне казалось, что все люди родом из Питера! Дональд. Откуда? Вронский. Извините! Питер – это сокращенно Петербург! Дональд. А где вы учились? Вронский. В Академии художеств! Но я не художник! Я – искусствовед! Дональд. С этого места, пожалуйста, подробнее!

* * *

Бетси уже в пятый раз набирает номер Вронского, но монотонный голос оператора по-прежнему просит перезвонить позднее.

* * *

Дональд выжидает паузу, пока официант наливает им виски.

Дональд. Вы видели фильм «Крестный отец»? Вронский. Конечно! Я знаю его наизусть! Дональд. Так вот! «Я хочу сделать предложение, от которого вы не сможете отказаться!!!»

* * *

Бетси прижимает большую декоративную трубку телефона к своему уху так сильно, что она впивается в тело – главное не пропустить ни единого слова.

Вронский. Я обалдел, когда он это сказал! Можно было ожидать всего, но… Бетси. Он говорил серьезно? Хотя Дональд несерьезно никогда не говорит, даже когда шутит! Ничего не предпринимай! Я все разведаю! Жди моего звонка, понял?!

Вронский сверкающими глазами смотрит в небо и кому-то, кто там наверху, кричит: – По-лу-чи-лось!!!

* * *

Анна очень внимательно слушает все, что говорит Бетси.

Анна. Спасибо, дорогая! Но я ничего об этом не знаю! Я попробую с ним вечером поговорить и тогда перезвоню! Целую!

* * *

Ужин накрыли на террасе.

Дональд. Филипп старается превзойти себя! Соус выше всяких похвал! Анна. Как прошел день, дорогой? Дональд. Традиционно неплохо! Анна. Я хотела поговорить о моей просьбе! Дональд. О какой именно, душа моя! Анна. Я устала от ничегонеделания! Я ведь не белоручка и не привыкла к праздной жизни! Дональд. И что? Анна. Ты ведь знаешь, моя мечта – собственный художественный салон! Дональд. Продолжай, я слушаю! Анна. Это правда, что ты занимаешься какой-то галереей?

Анна ждет ответа. Дональд откладывает салфетку в сторону.

Дональд. Прости! Я сейчас очень занят! Немного освобожусь и тогда поговорим!

Дональд встает из-за стола и направляется в гостиную.

* * *

Дождавшись, когда Анна поднялась к себе, Дональд звонит по телефону своему вице-президенту.

Дональд. Митчел, мы работаем с вами уже пятнадцать лет! И если что-либо обладает грифом «Секретно», то я хочу быть уверен, что это – секретно для всех! Проверьте, откуда просочились сведения о «Галерее»! Это принципиально!!! Если кто-то не умеет хранить секреты, то мы должны знать – кто это! Кто не надежен в малом – подведет и в большом!!!

* * *

Анна сидит в туалетной комнате прямо на полу и плачет.

Неожиданно ее мобильный телефон, лежащий на туалетном столике, издает несколько тактов «Вальса цветов» Чайковского. Анна берет телефон в руки и читает текст «напоминалки» – «Мы любим тебя! Папа, мама, бабушка».

* * *

Два месяца спустя.

Дональд нежно целует еще спящую Анну в щеку.

Она открывает глаза и улыбается.

Дональд. Я спешу на встречу! Ты помнишь, в 19.00 мы едем на прием? До вечера, дорогая!

Анна сидит в машине рядом с Дональдом. Машина въезжает в центр города. Еще один поворот и глазам Анны открывается яркая картина праздника: фасад здания, у которого останавливается их автомобиль, сияет тысячью маленьких огоньков; толпа журналистов набрасывается на каждого гостя, пытаясь снять его в лучшем ракурсе, играет торжественная музыка… Когда Анна ступает на ковер, расстеленный прямо на тротуаре, брызгают огни фейерверка и над входом вспыхивает надпись: «Галерея – „АННА К.“»

* * *

Анна стоит в центре зала, а вокруг шумят и гудят гости праздника: модные художники, критики, издатели глянцевых журналов, знаменитые журналисты и т. д.

Дональд чувствует на себе ее взгляд, оборачивается и взгляды их встречаются. Никакие слова не могут выразить того, что есть в ее глазах. В ответ он лишь улыбается и пожимает плечами, мол – «я тут ни при чем».

– Поздравляю! – раздается прямо за спиной Анны знакомый голос.

Она оборачивается и видит радостное лицо того самого молодого человека, с которым познакомилась у Бетси.

Анна. Вы тоже тут? Вронский. Конечно! Я ведь все это готовил к открытию! Анна. Каким образом? Вронский. Это почти чудесная история: я совершенно случайно познакомился с вашим мужем, оказав ему небольшую услугу, в ответ на это он оказал услугу мне; после этого мы разговорились и… он сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться, а именно – взять на себя подготовку открытия галереи!!! Уф-ф-ф! Анна. Вы оказали Дональду услугу? Вронский. Мелкую, я бы сказал, микроскопическую по сравнению с его услугой! Он – грандиозный человек! А вот и Бетси!!!

Бетси просто налетает на них, обхватив руками Анну и чуть не пролив на нее свое шампанское.

Бетси. Это – фантастика! Аннушка, я так рада за тебя! Твои мечты!!! Теперь ты сможешь осуществить все, что хотела: собирать лучшие вещи, устраивать вернисажи, открывать новые таланты! А главное – «Русские сезоны»!!! Вронский. Что за «Русские сезоны»? Бетси. Это суперидея! Она всколыхнет всю культурную жизнь Нью-Йорка!

Подруги радостно чокаются бокалами.

Вронский. Возьмите, возьмите и меня в «Сезоны» – я вам сгожусь!!!

Дональд подходит к компании.

Дональд. А немолодых мужчин вы принимаете в свою компанию? Анна. Принимаем, принимаем!!! Дорогой, я хочу тебя познакомить с моими русскими друзьями! Это Бетси Тверская – на которую обрушиваются все мои невероятные идеи и которая стойко их терпит! А это знакомый тебе Алексей Вронский! Человек, попавший под лошадь и чудом оставшийся в живых! Вронский. Благодаря вашей жене! Дональд. Я не знал, что в наши дни по Нью-Йорку бегают лошади! Теперь понятно, откуда эти жуткие пробки на дорогах!

Все смеются.

Дональд. Дорогая, нам пора!!!

* * *

Дональд уходит переодеваться, а Анна так и стоит в центре зала, как заколдованная принцесса.

Когда он возвращается, то застает ее в той же позе, в которой и оставил.

Дональд. Что-то не так, милая? Анна. Я очень жалею о том, что папа и мама не видят моего счастья! Я очень жалею о том, что они не были знакомы с тобой! А еще я жалею о том, что… (И она замолчала.)

Дональд в полумраке гостиной видит, как блестят маленькие огоньки в ее глазах.

Дональд. А я жалею о том, что так мало осталось у меня времени, чтобы быть с тобой рядом… на этой земле!

Анне хочется взять руками его голову и прижать к своей груди, но Дональд опережает ее. И они еще долго стоят, обнявшись, будто пытаются остановить время.

* * *

Месяц спустя.

Анна стремительно приближается ко главному входу в галерею. Дверь перед ней распахивает Бетси.

Бетси. Это просто чудо!.. Нам повезло!.. Они все в отличном состоянии!..

Анна и Бетси уже не идут по длинному коридору – они бегут. Картины стоят на полу у пустой стены. Анна останавливается перед ними как вкопанная, и Бетси налетает на нее сзади, сбивая ее с ног. Обе дамы сидят на полу и не сводят глаз с картин.

Бетси. Слева – Сверчков, по центру – Орловский, а эта девушка – Коровин!!! Анна. Я не знаю, что сказать! А Алексей уже видел? Бетси. Он их и нашел!!! Представляешь, они пропылились в этой ужасной лавке около пяти лет! Хозяин знал, что это «русские», но он не мог знать их настоящей ценности! Ура!!! Понимаешь?! Анна. Так сколько же он хочет? Бетси. Дорогая, какая ты наивная! О цене говорить рано, сперва экспертиза!!! Серьезнейшая экспертиза!!! Анна. Как это делается? Кто это должен делать? Бетси. Дональд тебя не похвалил бы! Все надо делать основательно! Сперва надо установить возраст красок и холстов! Это – в любой хорошей лаборатории! А вот авторство?! Анна. Что – авторство? Бетси. О русских лучше и больше всего знают русские!!! Анна. Что ты имеешь в виду? Бетси. Я либо пригласила бы кого-нибудь из России, либо свозила бы картины на экспертизу – скажем, в Эрмитаж! Анна. Боже! В Эрмитаж!!! Разве это возможно?! Бетси. Успокойся! Теперь в России за деньги все возможно!!!

* * *

– Ура-а-а-а!!! – разносится голос Анны.

Она уже больше десяти минут носится по дому и никак не может успокоиться.

Анна (загадочноулыбаясь). Патрик, будьте любезны, пригласите ко мне Элизабет и сами зайдите тоже – мне надо дать вам распоряжения!

И, уже находясь на лестнице, она оборачивается и тихо информирует оторопевшего дворецкого.

Анна. Я еду в Санкт-Петербург!

* * *

Этому фейерверку радости предшествует разговор Анны с Дональдом.

Анна. Это замечательный шанс – решить все проблемы! Во-первых, эти картины нельзя упустить! Если специалисты из Эрмитажа подтвердят авторство, то… Лучшего начала для моего бизнеса и желать нельзя. Ты согласен, дорогой?

Дональд слушает молча и только изредка кивает головой.

Анна. Во-вторых, там на месте будет легче узнать, что-нибудь о бабушке. Дональд. И в-третьих, Анне К. – русской женщине, пора побывать на родине предков?! Анна. Да! Но я не хочу ехать без тебя! Я умру от тоски!

Дональд молчит.

Анна. Правда, там будут Бетси и Алексей, но разве смогут они заменить мне тебя! Дон, неужели ты не сможешь полететь с нами? Дональд. Прости дорогая, это невозможно! По крайней мере, сейчас! Корпорация реорганизуется – мы открываем два новых отделения на севере, и я должен быть здесь! Летите! Я вас догоню!!!

* * *

Стюардесса объявляет о том, что самолет идет на посадку. Анна припадает к стеклу иллюминатора, будто боится пропустить момент, когда покажется русская земля. Так, не отрываясь, смотрит она до тех пор, пока самолет ни останавливается возле здания аэровокзала «Пулково».

Та же картина повторяется, когда Анна, Бетси и Алексей едут в машине из аэропорта в гостиницу по улицам вечернего Санкт– Петербурга.

Анна. «Вот ты и дома, Анюта!» – так сказал бы отец, если дожил бы до этого дня. Бетси, Алексей! Я прошу вас, если можно, говорить со мной только по-русски! Если вам не трудно! В России я хочу говорить на родном языке. Бетси и Вронский (почти хором). Добро пожаловать в Санкт-Петербург, Анна Аркадьевна!

* * *

Гостиница «Балтийская звезда» по своей роскоши не уступила бы большинству американских отелей.

Как только вся компания вваливается в огромный номер, Алексей демонстративно откланивается.

Вронский. Милые девушки, я вас покидаю, высокое звание преданного сына зовет меня – поеду домой, припаду к материнской груди! С завтрашнего дня – я к вашим услугам!!!

Вронский уходит. Анна подбегает к окну, распахивает его и… в лицо ей дышит ночной Петербург.

Анна. Я, как царь Петр, отрыла окно, но не в Европу, а в Россию!!! Бетси. Аня, Аня! Немедленно закрой, простудишься – это же Балтика! Здесь очень сыро – город построен на болотах! Анна. Боже! Который теперь час? Уже поздний вечер – Дональд ждет звонка! Бетси. Успокойся! В Нью-Йорке – только утро!!! Анна. Слава богу! А то у меня от волнения все вылетело из головы!

В этот момент телефон в ее руке вздрагивает. От неожиданности она чуть не выпускает его из рук.

Дональд. С прилетом! Анна. Дональд! Милый, как я рада слышать твой голос! Прости, что сразу не позвонила – у меня, как говорят русские, каша в голове! Дональд. Отель нормальный? Анна. Все великолепно! Кроме одного – здесь нет тебя!!! Дональд. Как знать, может это обстоятельство будет самым замечательным в путешествии – никто не будет ограничивать твою бурную фантазию?! Не пропадай там – в дебрях России! Звони чаще! Анна. Я буду звонить каждый день! До свидания, милый! Я уже скучаю!

В дверь стучат – это привезли багаж. Среди разбросанных по всему номеру вещей прямо на полу сидят Анна и Бетси – они составляют план пребывания в Северной столице.

Бетси. После завтрака в «Эрмитаж». Анна. Нет, нет, нет!!! Прежде всего улица и дом, где жили родные! Бетси. Но я уже договорилась! Анна. Извини! Я не смогу думать ни о чем, если там не побываю! Если бы не ночь – я бы уже поехала!

Бетси понимает – уговаривать бесполезно.

* * *

Дом, который всю жизнь рисовала в своем воображении Анна, оказался стареньким трехэтажным зданием, не знавшим ремонта много лет. И это обстоятельство в первый момент даже смущает Анну. Она подходит к стене дома и прикасается к мокрым, холодным кирпичам. Она чувствует, как подкашиваются ее ноги.

Сидевший в машине Вронский делает попытку подбежать к Анне, но Бетси крепко берет его за рукав.

Бетси. Не спеши!.. Пока рано!!! Вронский. Что рано? Бетси. Рано проявлять свои чувства! Вронский. Ты о чем? Бетси. О том самом! Вронский. Прекрати! Я просто хотел помочь! Бетси. Еще поможешь, поверь мне! Вронский. Отстань!!!

Анна возвращается тихая и задумчивая.

Анна. Моему отцу было всего двадцать два, когда в 1941 году началась война, а он уже работал в Нью-Йорке сотрудником советского торгового представительства. Я не знаю, как получилось, что он не вернулся в Россию, а бабушка осталась в Ленинграде… Потом, через много лет он встретил мою мать. Она тоже приехала из России – ее еще девочкой привезли в Америку на лечение… Потом родилась я… А потом они погибли в автокатастрофе! Бетси. Анюта, у нас в городе много влиятельных друзей! Мы их подключим и обязательно отыщем следы бабушки!

Анна садится в автомобиль и еще несколько секунд сидит молча.

Анна (после паузы). Теперь я хочу увидеть все остальное!!!

Автомобиль трогается в сторону «Эрмитажа».

Вронский. Я приготовил три маршрута: «Петербург – окно в Европу», «Петербург – дитя любви», «Петербург – богема»! Выбирай! Анна. Повторяю – я хочу все!!! И, пожалуйста, не считайте денег! Бетси (глядя на Вронского). Я же говорила. Анна. О чем говорила? Бетси. Тебе Алексей потом объяснит!

* * *

Все, что происходит в этот день дальше, напоминает просмотр детского калейдоскопа, составленного из разноцветных стеклышек.

«Пробежка» по Эрмитажу со словами Бетси: – Мы здесь еще будем! Атланты, поддерживающие свод Нового Эрмитажа; Дворцовая площадь; Медный всадник; Невский проспект с Казанским собором и памятником Екатерине – все это перемешивается в грандиозном фейерверке впечатлений.

Потом был обед в ресторане «Музей русской водки», где они действительно пробуют русскую водку и «суточные» щи. И то, и другое – гастрономическое испытание для Анны.

Анна. Папа мне много раз рассказывал про бабушкины пирожки! Вронский. А с чем ты хочешь пирожки? Анна. С горохом или с маком! Это возможно? Бетси. Я думаю – для такой гостьи они очень постараются! Будьте любезны, сделайте для настоящей русской – настоящие пирожки!!!

Когда приносят пирожки, Анна сперва долго смотрит на них, любуясь румяной корочкой, затем осторожно берет пирожок.

Анна. Я целый не съем! Вронский. Давай пополам! Бетси. Теперь каждый узнает мысли другого! Будьте осторожны, дети мои!

Анна и Вронский почти синхронно откусывают от пирожка и смотрят в глаза друг другу.

* * *

Компания садится в автомобиль.

Вронский. Какой сегодня день? Бетси. Слушай, а действительно, какой? С этим перелетом все перепуталось! Анна. Кажется, вторник! Вронский. Ура! Нам повезло – едем в «Филармоник– холл». Там по вторникам собираются! (Водителю.) К метро «Достоевская»!

Водитель лихо разворачивает машину и мчится в противоположную сторону. Улучив момент, Анна наклоняется к Бетси.

Анна. Бетси, я не могу в такой одежде идти в Филармонию. Там будут люди в вечерних нарядах. Бетси. Алексей, мы с Анной одеты – не к случаю! Вронский. Девушки, в этой филармонии вы будете самыми нарядными и парадными! Приехали! Выходим!!!

Место, куда они приехали, действительно мало напоминает классический образ филармонии.

Вронский. Это – «Джаз филармоник-холл»! Прошу любить и жаловать!

Компания входит в малый зал, там уже играют. Накурено и шумно. Вронский усаживает женщин за столик у выхода, что-то говорит официанту и машет кому-то рукой.

Вронский. Этот зал носит имя Дюка Эллингтона! Анна. Почему? Вронский. Здесь в начале семидесятых играл Элингтон! Анна (Бетси). Это правда? Бетси. Если Вронский говорит, значит правда! Ему можно верить! Анна. Если бы мне несколько дней назад кто-то сказал, что я буду в Петербурге слушать джаз в исполнении русских, я ни за что бы не поверила! Это фантастика!

Они слушают замечательную музыку и радуются жизни. Когда вся компания возвращается в отель, Анна берет Бетси и Вронского под руки.

Анна. Вы возвращаете мне родину! Я перед вами в неоплатном долгу!!!

Поздно вечером в холле гостиницы.

Бетси. Завтра, дети мои, вам придется гулять без меня! Я займусь делами – экспертизой картин и поисками следов бабушки. Аннушка, не забудь дать мне все документы. А ты, Вронский, надеюсь, справишься?! Вронский. Будьте покойны, Ваше Величество!!! Нескучной вам ночи!!!

Номер гостиницы. Анна с трудом сбрасывает верхнюю одежду и валится в кровать. Во сне она видит, как из дверей «Эрмитажа» выходят улыбающиеся папа, мама и бабушка; а в руках у бабушки большой поднос полный румяных пирожков. Телефон звонит долго и настойчиво, но Анна его не слышит.

* * *

Дональд слушает телефонные гудки и злится, обнаруживая, как в душе появляется чувство беспокойства.

Дональд (вслух) . Она устала и спит!

* * *

Анна проспала. Бетси забегает в номер.

Бетси. Анюта, ты проспала! Я уже уезжаю… Через тридцать минут в холле будет ждать Вронский.

Анна выбегает из лифта, на ходу надевая шубу, Вронский стоит возле большой вазы с цветами, держа руки за спиной.

Анна. Простите меня, ради бога, Алексей! Я проспала и мне очень стыдно! Вронский. Я сам такой – запросто могу проспать!

С этими словами он как-то забавно взмахивает руками и в них появляется маленький букетик.

Вронский. Это вам! Вы наш миллионный гость! Добро пожаловать в страну «Ленивию»!!!

* * *

Вронский. Миссис Карр, сегодня в разделе «Петербург – дитя любви» мы посетим несколько незабываемых романтических мест! А именно…

Анна. Хоть то, что я сейчас скажу, и не очень романтично, но зато правда – я не успела позавтракать!

Вронский. Какой я лопух! Ну, конечно, завтрак к ногам нашей дорогой гостьи!!! Из гастрономическо-романтических мест я знаю только «Макдональдс»! Подходит?

Анна. Мне все равно!

Над входной дверью написано «Маша и Медведь». Гостей встречают две забавные фигуры – сами Маша и Медведь.

Вронский. Я – не русский шовинист, но я не могу позволить тебе есть американскую еду! Щи да каша – пища наша!

Анна с удовольствием пробует настоящую «гурьевскую» кашу, о которой раньше только читала. Вронский, подперев голову рукой, наблюдает за Анной с блаженной улыбкой на лице.

Анна. Не надо на меня так смотреть, мне неловко! Это действительно так вкусно, и если бы не правила приличия, то я бы с удовольствием облизала ложку!

Вронский заходится смехом.

* * *

Телефон звонит, когда они уже в машине, – это звонит Сюзи, секретарь Дональда.

Сюзи. Миссис Карр, когда сможете, перезвоните, пожалуйста, мистеру Карру! Анна. Боже! Бедный Дональд! Я – глупая ворона! Все забыла!!! (Вронскому.) Извините меня, Алексей! Мне надо позвонить! Вронский. Вы хотите, чтобы я вышел? Анна. Если можно?!

Вронский и водитель стоят на тротуаре и молча курят, пока Анна разговаривает по телефону.

Анна. Здравствуй, дорогой! Я замоталась! Извини!!! Дональд. Просто я начал волноваться! Анна. Со мной все в порядке и тебе не следует волноваться! Как ты? Дональд. Скучаю! Опять чувствую себя холостяком. Я вдруг понял – мне это не нравится! Правда, в клубе – мне все завидуют!

Вронский уже успел замерзнуть, а Анна все еще говорит с Дональдом. Наконец она выключает телефон и кладет его в сумку. Мужчины вскакивают в теплый автомобиль. Анна сидит молча и видно, что разговор смутил ее. Вронский что-то шепчет на ухо водителю и колеса начинают весело вращаться.Они останавливаются около заснеженного парка. Это – Летний сад. По дорожкам медленно прохаживаются мамы и няни, везя перед собой коляски со спящими малышами. С небольшой горки съезжают на санках дети постарше. Как только машина останавливается, Вронский выскакивает и бежит в глубину парка. Он сразу замечает мальчишку постарше, извалявшегося в снегу и неистово затаскивающего санки на горку.

Вронский. Пацан, сколько ты хочешь за свои санки?

Мальчишка измеряет Вронского глазом «опытного купца».

Мальчик. Пятьдесят баксов!!!

Вронский сует ему в руку деньги, берет веревку, привязанную к санкам, и мчится к машине. А потом он, как чумной, носится по парку, таща за собой сани – в них сидит Анна, задыхаясь от восторга и ледяного балтийского ветра.

* * *

Бетси стоит позади высокого старинного кресла, в котором сидит пожилой мужчина в очках. На столе перед мужчиной лежит небольшая картина и он аккуратно протирает ее тряпочкой, смоченной в каком-то маслянистом растворе.

Бетси. Венедикт Николаевич, милый! Мне очень нужны эти бумаги! Ну, что вам стоит? Венедикт. Милая Бетси, сколько вам говорить: после дела Преображенских – я этим не занимаюсь! Бетси. Что я слышу: Венедикта Малахова кто-то напугал! Венедикт. Драгоценная, вам хорошо иронизировать – вас тут не было! Пока вы изучали Америку, многие достойные люди отправились изучать Крайний Север нашей необъятной родины. Бетси. В Америке тоже было не сладко! Это дело для меня – вопрос жизни и смерти! Другого такого шанса уже не будет!

Венедикт Николаевич, немного помолчав, смотрит из-под очков на Бетси.

Венедикт. Давайте еще раз посмотрим ваши картинки!

* * *

Вронский, как учитель, заложив руки за спину, вышагивает перед Анной, задравшей голову к крыше Зимнего дворца.

Вронский. Итак! Тот вид, в котором сегодня предстает перед нами Зимний дворец, он приобрел уже при Екатерине Второй. А вначале был построен «маленький домик» для торжественного обеда в честь бракосочетания Петра Первого и Екатерины Алексеевны. Зал, где пировали «молодые», украшен был венецианскими зеркалами. Через 12 лет, заподозрив в измене супругу, Петр привел ее в этот зал и сказал: «Ты видишь это венецианское зеркало? Оно сделано из простых материалов, но благодаря искусству стало украшением дворца. Я могу возвратить его в прежнее ничтожество!» И, размахнувшись, он разбил зеркало! Бывшая прачка, трофейная девка Екатерина, досконально изучившая нрав своего мужа, тихо ответила: «Но, государь, стал ли от этого ваш дворец краше?»

Анна смотрит на Вронского.

Анна. А вы, Алексей, ревнивы? Вронский. Я, конечно, не Петр, но некоторые черты Отелло в себе нахожу!! А что?

В ответ Анна лишь лукаво улыбается.

* * *

Дональд сидит у себя в кабинете и читает письмо от Шарлотты – своей первой жены.

...

Дональд. Сюзи, закажите обед на две персоны в «Доме говядины», скажем, завтра в 17.

Голос Сюзи. Для вас?

Дональд. Для меня и моей бывшей жены!

Голос Сюзи. Хорошо, мистер Карр!

* * *

Анна и Вронский приближаются к широкой арке над Зимней канавкой, переброшенной от Старого Эрмитажа к Эрмитажному театру.

Маленький мостик Невской набережной достойно украшает это очаровательное место.

Вронский. Именно здесь, милая Анна, придворные дамы любили назначать свидания своим кавалерам!

Они восходят на мостик, и Анна, перегнувшись через перила, смотрит вниз.

Вронский. Осторожно! Здесь происходили не только радостные, но и трагические события.

Анна инстинктивно отстраняется от перил.

Вронский. Петр Ильич Чайковский, однажды прочитав заметку в газете о самоубийстве некой Юлии Перовой, которая бросилась в воду с этого моста от несчастной любви, вставил в уже законченное либретто «Пиковой дамы» сцену самоубийства Лизы на Зимней канавке! Анна. А давайте, вы пригласите меня в оперу?! Вронский. А давайте!!!

* * *

Бетси чмокает Венедикта Николаевича в темечко.

Бетси. Вы – кудесник! Значит, в субботу?! Венедикт. Постараюсь! И, пожалуйста, до субботы не звоните! (Строго предупредил «кудесник».)

Бетси вылетает из парадного с радостным предчувствием скорой победы.

* * *

Вронский. Мы направляемся к последнему на сегодняшний день объекту из цикла – «Петербург – дитя любви». Вообще-то, куда ни глянь, повсюду памятники великой любви, которая строила этот город: Мраморный дворец – подарок Екатерины Второй фавориту графу Орлову; Таврический дворец – подарен императрицей князю Потемкину-Таврическому; Аничков дворец – Елизавета подарила своему фавориту графу Разумовскому и т. д.

Анна. Да! Русские женщины умеют быть благодарными!

Уже стемнело, они стоят на мосту через Мойку.

Вронский. Этому мосту 190 лет. Он называется «Поцелуев мост»! Анна. Как? Вронский. «Поцелуев». Анна. Почему? Вронский. Говорили, что название пошло от того, что рядом находилась тюрьма, и на этом мосту преступники прощались с родными. Потом стали поговаривать, что на этом мосту прощались влюбленные. Все оказалось гораздо прозаичнее: мост назван в честь трактира «Поцелуй», который располагался вон там. Но влюбленные считают, что поцелуй на этом мосту приносит удачу и помогает никогда не расставаться!

Анна поднимает на него глаза и тоже шепотом спрашивает.

Анна. И вы в это верите? Вронский. Да!

Их губы встретились.

* * *

Бетси набирает номер мобильного телефона Вронского и долго ждет, пока он отвечает.

Вронский. Я слушаю! Бетси. Она рядом? Вронский. Да! Бетси. Ничего не отвечай, а только слушай! Вронский. Да! Бетси. Когда проводишь ее, обязательно зайди ко мне – нам надо поговорить! Понял? Вронский. Да, мама! Не волнуйся, у меня все хорошо!

* * *

Пора возвращаться в отель; Анна и Вронский нехотя идут к автомобилю. Как только они отъезжают, большой автомобиль, стоящий метрах в ста от них, мигнув фарами, двигается вслед.

* * *

Прощание в холле гостиницы получается коротким и полным смущения.

Вронский. А как же твой ужин? Анна. Спасибо! Я не голодна! Большое тебе спасибо! За все, за все! До завтра!

Вронский не шевелится, пока она не скрывается в лифте, и только потом достает телефон и звонит Бетси.

Бетси. Перезвони – я говорю по внутреннему!

Она говорила с Анной.

Бетси. Я горю от нетерпения узнать, как прошел день у тебя, и рассказать о моих успехах! Анна. Все замечательно, дорогая! Но я очень устала – столько впечатлений! Давай все обсудим завтра! Бетси. Конечно, конечно! Я тебя понимаю, прелесть моя! Отдыхай! Покойной ночи!

* * *

Вронский подходит к гостиничному номеру Бетси и осторожно стучит.

* * *

Анна садится на расстеленную кровать и пытается осознать все то, что произошло за этот бесконечный день.

Дональд отвечает сразу.

Дональд. Здравствуй, путешественница! Как прошел день? Анна. Все замечательно! Но я устала! Столько всего сразу! Как ты? (И не дожидаясь ответа.) Приезжай, пожалуйста!!! Дональд. Пока это невозможно!

* * *

Бетси (шепотом). Он взялся за это!!! К субботе все должно быть готово!!!

Вронский. Я тебя поздравляю!

Бетси. Почему меня? Нас!!! Это наш общий успех! Мы заработаем хренову тучу денег! Тогда я не буду лизать жопу этим америкашкам! И не буду делить тебя ни с кем, ни с кем!!! Ты понял?!

* * *

Дональд входит в зал ресторана с боем больших старинных часов – ровно в 17.00.

За годы совместной жизни с Шарлоттой Дональд не помнит случая, что бы она пришла куда-нибудь вовремя. Каков о же было его удивление, когда он увидел ее, сидящей за столиком.

Дональд. Здравствуй, Шарло! Надеюсь – ты в порядке? Шарлотта. Спасибо! Я в порядке! А ты по-прежнему изъясняешься фразами, состоящими не более чем из трех слов? Дональд. В моем возрасте уже трудно меняться, согласись! Шарлотта. Ура! Уже семь слов! Дональд. Давай для начала сделаем заказ – я лично проголодался! Шарлотта. А как же традиция – «вкусно есть только дома»? Дональд. Ты же знаешь, я не люблю есть один! Шарлотта. Один?! Боже, успокой меня – скажи, что ничего серьезного не произошло и вы с ней все еще вместе! Дональд. Успокойся! Ничего серьезного не произошло! Просто Анна в отъезде!

Они делают заказ. Шарлотта отпивает из бокала и, прищурив глаза, молча смотрит на Дональда. Он тоже молчит. Так они сидят несколько минут.

Шарлотта. Меня много лет уверяли в том, что Дональд Карр – «кошка, гуляющая сама по себе», и никто не может ограничивать его свободу, а соответственно – жить вместе мы больше не можем. Однако прошли годы, «гуляющий сам по себе» вновь обзавелся спутницей жизни и теперь мирится с тем, что она «гуляет» рядом. Ты все-таки изменил своим принципам!!! Дональд. Шарло, я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить в то, что тебя интересуют перипетии сказки «Малыш Дональд и его принципы». Что тебе нужно? Шарлотта. Мне нужен ты!!! Дональд. Ну что ж, откровенно! А для чего? Между нами уже все было! Шарлотта. Я и ты – настоящая пара! Гармоничная и проверенная! Мы – люди одного круга! Дональд. Продолжай! Шарлотта. Ты подобрал ее практически с улицы! Я не спорю – это приятно считать себя благородным человеком! Но… Не кажется ли тебе, что ты попросту приобрел показную привязанность этой русской Золушки, взамен на богатство? Ты засыпаешь ее баснословными подарками! Ты потакаешь всем ее прихотям – взять хотя бы «Галерею»! А меж тем ваша разница в возрасте стала поводом для сотен статей в светских хрониках Америки и Европы! Ты всегда был мишенью для журналистов. Скрыть ничего нельзя! В прессе появилось сообщение о ее поездке в Санкт-Петербург! Ты улыбаешься? Ты спокоен? Ты уверен в себе? А если она…Дональд. Остановись! Я отвечу коротко: эта женщина удерживает меня тем, что никогда не пытается выяснять со мной отношения! Это во-первых… А насчет того, что мы с тобой люди одного круга, то ты забыла – мой русский отец был простым посыльным у твоего отца! А моя ирландская мать… Впрочем… Если у тебя все, то – спасибо за обед!!!

* * *

Завтрак заказан в номер.

Бетси. Я сто раз стучала по дереву – только бы не сглазить!!! Анна. Они действительно подтверждают подлинность? Бетси. Они были потрясены! Сбежалась куча народу: искусствоведы, реставраторы. Такое бывает не каждый день даже в этих кругах. Я просила их ничего не говорить директору. Анна. Какому директору? Бетси. Директору Эрмитажа! Не дай бог он узнает – поднимется шум: «такие вещи и не в России!» Он непременно захочет откупить за любую цену! Анна. Я не хочу ничего продавать! Бетси. Ты не обязана это делать – это твоя собственность! Нужно молить Бога, чтобы эти картины не числились в «музейных фондах»!

Анна пропускает это мимо ушей.

Бетси. Но, думаю, – все будет в порядке! Анна. А что насчет бабушки? Бетси. В мэрии есть свой архив «блокадников» – мне твердо пообещали!!!

Бетси пристально смотрит на Анну.

Бетси. Что с тобой сегодня?

Анна смущается и отворачивается к окну.

Анна. Да ничего! Просто – плохо спала! Бетси. Милая Аннушка, это акклиматизация! Успокой меня – скажи, что все хорошо и что ты счастлива! Анна. В том-то и дело, что мне слишком хорошо! Через пару дней Рождество, а Дональд приехать не может! Меня мучает совесть: вправе ли я наслаждаться здесь, когда он там один? Бетси. Ты – больше русская, чем я!!! Ты заботишься об американском муже с чисто русской бабьей самоотверженностью. Я бы так не смогла!!!

Анна все смотрит в окно.

Бетси. Боже, мы заболтались и не смотрим на время! Нас ждет Вронский! У него на сегодня «наполеоновские» планы! Через четверть часа выходим, дорогая!

* * *

Несколько минут Бетси с нескрываемым интересом наблюдает за Анной и Вронским – они прячут друг от друга глаза.

Вронский. Не спрашивайте меня о планах на сегодня! Пусть это будет сюрпризом! Начнем с Петергофа! Хотя зимой он не так красив, как летом! Анна. Я хочу в церковь! Вронский. В церковь? Пожалуйста! В какую? Анна. Мне все равно!

Бетси молча слушает, пытаясь разобраться в происходящем.

Вронский. Тогда в храм Спаса на Крови – это по дороге!

Анна с трепетом перешагивает порог храма и замирает, не зная, куда идти дальше. Глаза ее чего-то ищут. Это длится всего несколько секунд, кажущиеся ей вечностью. Наконец она видит то, что ей было нужно.

Анна. Как называется это место? Вронский. «Сень над местом убийства Александра ІІ». Анна. Место убийства? Вронский. На этом самом месте в 1881 году террористы убили царя Александра. И в память тут был сооружен храм. Анна. И в России тоже террористы?! Бетси. Аннушка, ты хочешь помолиться? Зачем же ты выбрала такое мрачное место? Анна. Наоборот! Оно очень подходит для моей молитвы – тут покоится реальная судьба реального человека! Мне просто нужен чей-то совет! Бетси. Как это по-русски!

Бетси и Вронский отходят в сторону. Анна долго шепчет что-то, глядя не на крест, а на пол, где по ее представлению находится убитый царь.Бетси притягивает Вронского за рукав и шипит ему прямо в ухо.

Бетси. Что ты натворил? Она сама не своя! Вронский. Я делал лишь то, что чувствовал! Бетси. Ха! Он чувствовал! Запомни: если ты своими чувствами испортишь дело – я тебя уничтожу! Ясно, дружок?!

Анна возвращается к ним через несколько минут и по привычной улыбке на ее лице можно понять, что она успокоилась. В воскресенье днем в Мариинке «Щелкунчик». Туда и отправляются. Когда в зале гаснет свет, Вронский осторожно дотрагивается до Аниной руки.Во время антракта в фойе происходит забавный эпизод: группа японских туристов долго и пристально смотрит на Анну, шушукаясь и хихикая. Затем они что-то говорят сопровождающему их гиду, тот подходит к Анне.

Гид. Простите, вы – Анна Карр? Анна. Да! Гид. Они вас узнали! Они видели вас в телевизионных новостях! Вы – знаменитость! Они просят разрешения сфотографироваться с вами! Вы не против? Анна. Конечно, нет! Японка. Что вы делаете в России, миссис Карр? Анна. Я русская!!!

Компания не обращает внимания на большой черный автомобиль, неотступно следующий за ними.

* * *

Дональд отрывает глаза от мелко исписанного листка.

Дональд. Каков же механизм «оживления» картин? Агент. Берется дешевый, но старый пейзаж, и на фоне деревьев рисуется вельможа со свитой. Дональд. И что это им дает? Агент. Так как возраст холстов и манера изображения совпадают, коллекционеры не сомневаются в подлинности картин.

На такой афере в прошлом году попались владельцы галереи «Русская коллекция» супруги Татьяна и Игорь Преображенские. Зная интерес к русскому искусству ХІХ века, они покупали картины малоизвестных европейских художников того же периода, близких по манере к русским. Подписи авторов замазывались, поверх наносились «автографы» знаменитых русских художников. Благодаря «трудам» этой парочки на рынок были выброшены поддельные Айвазовский, Шишкин, Киселев и т. д.Говорящий смотрит на Дональда. Тот кивает, прося продолжать.

Агент. Многие эксперты за определенную мзду могут написать заключение, что эта работа является подлинником. Средняя стоимость такой экспертизы на рынке составляет около 500 долларов! Дональд. А кто может гарантировать истинную подлинность? Агент. Стопроцентную подлинность тех или иных предметов искусства сегодня гарантировать не может никто. Как в анекдоте: «А вы даете гарантию, что эта картина подлинная? – Конечно! Гарантия два года!» Дональд. Смешной анекдот! Агент. Это, кстати, не анекдот: даже «Сотбис» дает гарантию атрибуции именно на два года. Дональд. Хорошо! Вы свободны! И не забывайте: меня по-прежнему очень интересует эта ситуация!

* * *

И снова вертится калейдоскоп впечатлений, от которых у Анны голова идет кругом. Музеи, здания, памятники, рестораны с экзотическими русскими блюдами уже не могут целиком уместиться в ее сознании и остаются в нем лишь в виде ярких лоскутков.

Троица сидит в холле гостиницы.

Анна. Оказывается, я ничего, ничего не знала о России!

Вронский встретил знакомого и разговаривает с ним у барной стойки.

Анна. И, вообще, я оказывается мало что понимаю в жизни и в себе! Я тебе уже говорила – мне слишком хорошо и это меня немного пугает! Как ты думаешь – что со мной происходит? Бетси. Что я могу тебе сказать: все женщины сотканы из противоречий! А русские – из тысячи противоречий!!! Я сама такая! Успокойся! Все «устаканится», как говорят у нас! Анна. Милая, милая Бетси, за время нашего знакомства ты стала для меня близкой и родной! Я уже не представляю своей жизни без тебя, твоих советов, твоей помощи! Ты – очень добрый человек! Я бесконечно благодарна тебе! Вронский (подходит) . Простите за долгое отсутствие! Я готов искупить свою вину! Что вам предложить, девушки? Анна. Спасибо! Уже поздно – я пойду к себе! Вы не забыли – завтра суббота, я волнуюсь! Бетси. Я не буду спать всю ночь!

Вронский молчит.

* * *

«Сегодня очень занят! Позвоню завтра! Хочется поговорить не спеша! Целую, Дональд!»

Анна прочитала сообщение и почувствовала облегчение – она не смогла бы сегодня говорить с мужем. В дверь тихо стучат.В номере темно. Вронский переступает порог и останавливается. Анна делает шаг ему навстречу…Они лежат, прижавшись друг к другу. Неожиданно в темноте звучит знакомая мелодия Чайковского. Оба вздрагивают от неожиданности.

Вронский. Что это? Анна. Прости – это мой телефон! Вронский. А что это? Анна. «Напоминалка» – привет от моих близких! Я сама шлю себе эти послания, а дату ставлю произвольно! Давай и тебе это сделаем. Дай мне свой телефон! Только не подсматривай!

Анна минуту возится с телефоном и наконец откладывает его в сторону.

Анна. Они всегда приходят очень вовремя, в самые значительные для меня моменты! Вот как сегодня…

Она неожиданно умолкает.

Вронский. Аннушка, что я значу в твоей жизни? Если можно честно – сейчас это очень важно для меня! Анна. Я околдована тобой… и Петербургом… Я трепещу от одной мысли о тебе… и Петербурге… Я уже не представляю своей жизни без тебя… и Петербурга… Но дело в том, что все это пока неразделимо… в моей душе! Ты ведь понимаешь меня?!

Вронский не отвечает.

Анна. Дай мне немного времени! Не торопи меня! Прошу тебя!!!

Через минуту им уже не до разговоров.

* * *

Светает. Вронский выходит из номера и по длинному коридору гостиницы направляется к выходу. Вдруг он чувствует на себе чей-то пристальный взгляд. Вронский поворачивает голову налево, к стеклянной боковой двери – через стекло на него смотрят полные ненависти глаза Бетси. Это так неожиданно и потому так пугает его, что он даже не останавливается и через минуту выскакивает на улицу.

* * *

Анна завтракает в баре одна: Бетси позвонила и отказалась от еды, сославшись на то, что проспала и спешно собирается.

Через пятнадцать минут подходит машина. Анна, полностью собранная, стоит в холле, но ни Бетси, ни Вронского все нет. Наконец появляется Бетси – она мчится через вестибюль отеля, на ходу надевая шубу.

Бетси. Поехали! Мы опаздываем!!! Анна. А как же Алексей? Бетси. Его выход позже!!!

Когда они подъезжают к «служебному входу» мастерских Эрмитажа, автомобиль, тайно сопровождавший их в течение нескольких дней, уже припаркован – он стоит по диагонали напротив и чуть в стороне. Сквозь затемненные окна никого не видно. Бетси, держа Анну за руку, как мамы держат маленьких девочек, направляется внутрь.Они проходят по лабиринтам коридоров и входят в довольно просторную комнату, уставленную старинной мебелью. Их ждут. Двое мужчин почтенного вида сидят у стола, на котором покоятся три картины, принадлежащие Анне. Когда женщины входят, мужчины оживленно спорят.

Альберт. Нет, коллега! Вы никогда меня не убедите, что спектральный анализ когда-нибудь заменит глаз и чутье специалиста! Венедикт. Я не стану спорить, но согласитесь, что специалистов с мировым именем, как ваше, – раз, два и обчелся! А как прикажете быть нам, скромным музейным работягам? Альберт. Ну, уж вам, любезный Венедикт Николаевич, грех прибедняться – многие академики вам завидуют! А вы скромничаете!!!

Тут мужчины замечают вошедших.

Альберт. А вот и они! Ну-ка, ну-ка! Покажите нам ту, что совершила маленькое чудо! Бетси. Разреши представить тебе, Анна, этих почтенных мужей: Шлихтер Альберт Васильевич, член экспертного совета Эрмитажа, академик и т. д., Малахов Венедикт Николаевич, заведующий реставрационными мастерскими Эрмитажа, мастер «золотые руки» и т. д. Анна. Очень приятно! Бетси. А это – Анна Карр, гражданка Америки, в девичестве русская! Альберт. Дорогая миссис Карр! Вы позволите к вам так обращаться? Анна. Конечно! Альберт. Прежде всего, позвольте мне от имени моих коллег поздравить вас! Картины первоклассные! Подлинники! В прекрасном состоянии! Анна. Большое спасибо! Я очень волновалась, вы должны меня понять – мое первое, серьезное приобретение! Потом, это русские художники!!! Я и сейчас еще волнуюсь – у меня трясутся руки!!! Простите! Альберт. Милая госпожа Карр! Это действительно очень волнующий момент! И не только для вас, но и для нас! Да, что там мы? Венедикт. Мы – простые служители Аполлона! Нам выпала честь поблагодарить вас за неоценимую услугу, которую вы оказали русскому искусству!!! Низкий вам поклон!!!

Анна в недоумении смотрит на Бетси – та, кажется, тоже не совсем понимает, о чем говорит Шлихтер.

Анна. Простите! О какой услуге идет речь? Альберт. Вы возвратили Родине часть ее сокровищ!!! Разве это не заслуживает слов благодарности?! Эти картины долгое время считались пропавшими навсегда! И вот чудо!

В разговор вмешивается Бетси.

Бетси. Вы хотите сказать, что это картины каталожные?! Альберт. Мало того: до войны они были частью двух знаменитых частных коллекций. Владельцы завещали коллекции местным музеям, но началась война – картины пропали! И вот!!! Бетси. Коллекции были приняты музеями на баланс? Альберт. Конечно, нет! Я же сказал – началась война! Анна. Бетси, я ничего не понимаю! Объясни мне – что происходит! Бетси. Это то, чего я боялась больше всего! Я же тебя предупреждала! Анна. О чем? Бетси. Главное, чтобы картины не числились в музейных каталогах! Анна. Они их у меня отберут? Бетси. Еще не все пропало! Дай мне с ними поговорить!

Анна отходит в дальний угол огромной комнаты. Стоя вдалеке от происходящего, она наблюдает, как хрупкая Бетси с остервенением в чем-то убеждает двух массивных мужчин. Судя по выражению их лиц, уговоры Бетси не достигают своей цели. Но вот наконец она поворачивается к Анне и в глазах ее сверкает искра надежды.

Бетси. Я их почти уговорила! Они могут промолчать и не ставить в известность официальные органы! За это они хотят двадцать процентов оценочной стоимости картин! Анна. А сколько это? Бетси. Оценочная стоимость трех картин – один миллион семьсот тысяч долларов. Анна. Значит, надо заплатить триста сорок тысяч?! Я могу выписать чек? Бетси. Это было бы прекрасно! Анна. Но сперва я должна предупредить Дональда!

Она достает из сумочки телефон и набирает нужный номер. Телефон все звонит, а Дональд не отвечает. Вдруг массивная входная дверь открывается и в комнату входят трое мужчин. Этого не ожидал никто: Шлихтер и Малахов бледнеют и прижимаются друг к другу. Бетси почему-то оказывается у Анны за спиной.

Импозантный. Добрый день, господа! Я – заместитель генерального директора Эрмитажа, это – наш начальник службы безопасности, а этот господин – представляет интересы гражданина Америки Дональда Карра.

При этих словах у Анны начинает кружиться голова и она чувствует, что теряет сознание. Кто-то подхватывает ее под руку – это человек Дональда. Он усаживает ее на стул, и Анна неотрывно следит за происходящим.

Импозантный. Кто мне объяснит, что это за картины и как они сюда попали? Может, вы – Венедикт Николаевич? Венедикт. Эти дамы попросили проконсультировать их! Они принесли с собой три картины! Я для большей уверенности пригласил Шлихтера. Вот и все! Импозантный. И как картины? Альберт. Ничего особенного! Вернее ничего, что бы представляло интерес для изобразительного искусства! Качественная, но подделка!

Анна не верит своим ушам.

Анна (Бетси) . О чем говорят эти люди?! Еще минуту назад меня уверяли, что эти картины бесценны, а сейчас… Человек Дональда. Господа! Я вынужден увезти отсюда миссис Карр. Я сожалею, но такова моя миссия!

Анна, как зачарованная, встает и направляется к выходу. Человек Дональда, держа ее под руку, доводит до того самого автомобиля с затемненными стеклами, что стоит немного в стороне.Анна сидит сзади, низко опустив голову.

Человек Дональда. Миссис Карр, это письмо вам!

...

В висках бешено стучит: «Скорее, скорее туда, по этому адресу!»

* * *

Войдя в дом, Анна понимает, что до сих пор не видела настоящего Петербурга. Она осторожно подходит к квартире № 15. На двери пять табличек с фамилиями и столько же кнопок дверных звонков.

Отыскав нужную фамилию, Анна нажимает и прислушивается. В течение нескольких минут тихо, потом слышатся легкие шаги и дверь открывается. На пороге стоит немолодая женщина, завернутая в большую мягкую шаль.

Она смотрит на Анну.

Женщина. Вы к кому? Анна. Мне нужна Левина Ирина Петровна! Женщина. Это я! А вы кто? Анна. Я Анна! Анна Облонская! Мне сказали, что здесь я смогу узнать все о моей бабушке, Облонской Марии Викторовне!

Женщина вздрагивает и уже совсем по-другому смотрит на гостью. В ее глазах появляются слезы.

Анна. Вы – моя бабушка?!

Они сидят в скромной маленькой комнатке.

Женщина. Милая Анечка! Твоя бабушка прожила очень долгую жизнь – ушла она 9 лет тому назад, ей было 96.

Теперь слезами наполняются глаза Анны – она смотрит на собеседницу и качает головой.

Женщина. До последнего дня она была в здравом рассудке и светлой памяти. В это трудно поверить, но в свой последний час она читала мне стихи! Я обязана Марии Викторовне жизнью – она подобрала меня на улице во время блокады. Мне было шесть лет и у меня уже никого не осталось в живых.Как мы жили все эти годы? Бывало по-разному! Наверно, больше было хорошего! Но я думаю: она все-таки не была до конца счастлива.

Анна. Почему? Женщина. Она тосковала по сыну!!!

Женщина встает и направляется к маленькому комоду у стены. Она достает из верхнего ящика небольшую коробочку и протягивает ее Анне.

Женщина. Бабушка много лет мечтала о том, что это, рано или поздно, попадет в руки твоего отца!

Анна, затаив дыхание, открывает шкатулку и достает свернутый вчетверо листок.

Голос.

...

Анна на мгновение останавливается.

...

Анна сквозь слезы заглядывает в шкатулку и вынимает оттуда маленький мешочек.

Она уже знает, что в нем!

* * *

Человек Дональда. Миссис Карр, я получил распоряжение выполнять все ваши указания!

Анна. Я хочу домой!

Человек Дональда. В отель?

Анна. В Нью-Йорк!!!

* * *

Вронский появляется в гостиничном номере Бетси уже поздно вечером – он пьян. Бетси стоит у окна и курит. Она даже не оборачивается, когда он входит. Вронский сразу направляется к мини-бару, выгребает оттуда все спиртное и начинает методично переливать его в стаканы.

Вронский. Предлагаю выпить за позорный провал операции, мой генерал!

Бетси оборачивается и спокойно берет предложенный стакан.

Бетси. Ну что ж! Выпьем, герой-любовник! Вронский. Не надо меня так называть? Бетси. Это почему? Вронский. Я полюбил ее по-настоящему!!! Да, да!!! Но тебе этого не понять! Бетси. Почему, малыш? Вронский. Да потому, что ты не человек – ты чудовище!

Бетси с размаху бьет Вронского в лицо. Это настолько неожиданно, что он отлетает к телевизору и сильно ударяется головой.

Вронский. Ну что ж, это по-нашенски! Бетси. Разве ты – мужик? Ты – питерский хлюпик и маменькин сынок! Твой удел жить за счет сильных женщин! Поэтому ты и переметнулся от меня к Анне! Разве я что-то придумываю? Вронский. Продолжай, продолжай! Бетси. Ты жутко гордился своим образованием и не сделал ничего, чтобы состояться! Я появилась в твоей ничтожной жизни, как спасательный круг, в тот самый момент, когда за тобой толпами по всему Питеру гонялись кредиторы. Я погасила все твои долги! Я устроила тебя в аспирантуру! Я два года кормила и поила тебя, надеясь, что однажды ты прославишься и заработаешь много денег! И что же?

В ответ слышится тихое бормотание Вронского.

Вронский. Да, я – неудачник, но видит Бог, я пытался быть честным и порядочным человеком! Сперва я даже думал, что ты меня действительно любишь, и старался разжечь в своей душе ответное чувство. Но на самом деле ты никогда и никого не любила! Ты привыкла использовать людей! Тебе просто нужен был сообщник! Я прав?! Бетси. Сообщник?! Может быть! Но ты и этого не смог! А знаешь почему? Потому что ты – бездарь и ничтожество! Я немного погорюю и снова выплыву! А вот что будешь делать ты?

Вронский вдруг умолкает. Он снова наливает себе в стакан и пристально смотрит на Бетси.

Вронский. Я знаю, что я буду делать!

Вронский так и не выпил, он ставит стакан на стол и выходит из номера.

* * *

Вронский медленно бредет по перрону станции метро. В туннеле показываются огни приближающегося состава. В лицо ударяет волна теплого воздуха, гонимого передним вагоном. Когда расстояние между Вронским и поездом составляет пару метров, он наклоняется вперед и…

Неожиданно громко звонит мобильный телефон. Вронский лихорадочно вытаскивает телефон из кармана брюк – это «напоминалка»: «Все будет хорошо! Твоя Анна!»

* * *

Анна видит Дональда в самом конце галереи аэровокзала и почти не удивляется – ведь это Дональд Карр.

Анна. Ты все-таки прилетел?! Дональд. Рождество нужно встречать дома, дорогая!!!

Лапландия, 2007

Одному восточному владыке кто-то из приближенных напомнил о том, что сегодня исполняется 50 лет дворцовому гарему.

Владыка велел позвать к нему всех жен.

Через несколько минут перед ним уже стояло триста жен.

«Дорогие мои! Сегодня исполняется 50 лет Нашему гарему! И Мы, как муж, должны вас поздравить! Для этого Мы повелеваем вам повернуться к Нам спиной! (Жены повернулись.) Снять шаровары! (Жены сняли.) Наклониться! (Жены наклонились.)»

Владыка двинулся вдоль живописного строя жен, чмокая их в прелестные места чуть пониже талии, при этом приговаривая: «Все, чем могу! Все, чем могу!!!»

Из нерассказанных сказок «О тысяче и одной ночи».

* * *

Есть в городе Киеве район, который называется – Подол!!!

Название «Подол», очевидно, происходит от того, что это самый близкий к реке район – практически, его улицы можно считать большой набережной Киева, в то время, как весь остальной город, как известно, расположился на холмах.

Подоляне так и говаривали: «Я иду в город!», то бишь, буквально – «в гору».

Знатоки утверждают, что Подол не уступит своей историей и колоритом одесской Молдаванке.

Так говорят знатоки!

Мне же просто выпало счастье родиться в этом славном месте и прожить первые двадцать лет своей жизни.

Об этом удивительном районе, о людях, которые его населяли, о том замечательно счастливом времени пойдет речь в этих маленьких рассказах.

* * *

Жадина-говядина

Не знаю, чей ген виноват, но уродился я страшной жадиной!

Жадность моя была выдающейся – когда отец, возвращаясь поздно вечером с работы, приносил конфеты, упакованные в большой бумажный кулек, я делил их примерно следующим образом: «папа не хочет – иначе он бы не принес… маме не надо (почему – не известно)… бабушке нельзя – у нее „зубы“… старшему брату – одну… а остальное мне! и обязательно – „с кулеком“!!!»

Существует красноречивый фотодокумент моей жадности – маленькая карточка, на которой изображен улыбающийся во все свои «ещемолочные» зубы трехлетний мальчик, одетый в матросский костюмчик и крепко-накрепко прижимающий к себе коробку (никто не знает с чем внутри – по-видимому, это для меня не имело принципиального значения).

Предание гласит: «только при условии, что все содержимое коробки достанется мне одному (… и без дележки), я согласился на первую в моей жизни фотосессию».

Ребенок я был «не садиковый», поэтому от моей жадности страдал в основном старший брат. Взрослых же, я думаю, забавлял мой недостаток – может, они видели в этом залог будущей сытой и безбедной жизни, о которой мечтали все, без исключения, люди их поколения – поколения строителей коммунизма.

Коммунизм, по указанию Никиты Сергеевича Хрущева, должны были построить точно к 1980 году!

Как известно – не построили.

Может, и не получилось потому, что я вдруг, в одночасье, перестал быть жадным.

Однажды кто-то из родительских гостей принес очередной «кулек» с конфетами и, зная заведенный обычай, вручил его законному владельцу – мне.

Я прижал его к себе что было мочи, во избежание попыток со стороны родственников посягнуть на содержимое.

Взрослые понимающе улыбнулись и занялись своими делами.

Я уже собирался забраться в какой-нибудь укромный уголок и начать «сладкое пиршество», как вдруг… ген по имени стыд и совесть заехал в ухо собрату по имени жадность!!!

От этого столкновения у меня по нежным щекам разлилась красная краска.

Ничего не говоря, я раскрыл «кулек» и двинулся по комнате, сквозь стиснутые зубы предлагая всем присутствующим «угощаться».

При этом я, не дыша, думал только о том, чтобы хватило всем и еще осталось мне – ну, хотя бы одна конфетка, но обязательно «с кулеком»…

С тех пор прошло немало лет – много раз меня упрекали в излишнем расточительстве, деньги никогда не держались у меня в карманах. Однажды еще в шестом классе я пытался собрать рубль – ничего не вышло, как только я доходил до семидесяти или восьмидесяти копеек, я срывался… и все приходилось начинать сначала.

Зато я никогда в жизни не слышал брошенное в мой адрес «Жадина-говядина»!!!

P. S. Один из моих внуков, примерно в том же возрасте, что и я (в три года), вежливо попросил у родителей подарить ему несколько сундучков, на которые он повесил замочки, а ключики хранил как зеницу ока, никому не доверяя сей заветный иструмент.Узнав об этом, я улыбнулся, ибо точно знал, что однажды ген по имени стыд и совесть проснется…А что произойдет дальше, вы сами знаете!!!

* * *

«Дети надо иметь?»

В те времена Подол был районом густонаселенным и интернациональным.

Наш двор-колодец бил все рекорды смешения рас и национальностей.

Кто есть кто – можно было понять не только по фамилиям жильцов, что без стеснения красовались на специальной доске, приколоченной в подъезде, но и по роду занятий.

Дядя Вася Бондарь всегда ходил в синих галифе, что предполагало его принадлежность к «компетентным органам», но это не мешало ему в подвале нашего городского дома выращивать кабанчика.

Человек по имени Аврам Аврамский был извозчиком и держал в соседнем дворе печальную лошадь, которая покорно жила в гараже.

Мужская половина многочисленной семьи Фишманов работала в такси.

Наум Ашпис был архитектором и строил Киевскую консерваторию.

Рубашкин был водителем грузовика.

Дядя Петя Бондаренко был инвалидом.

А человек по фамилии Вовсяникер работал где-то «высоко», как выражалась моя бабушка, потому что носил черное кожаное пальто.

Но, безусловно, никто не мог конкурировать с Витей по прозвищу Гитлер – он был вором в законе!

Это обстоятельство придавало жителям нашего двора особого рода смелость – у них уже тогда была «крыша»!

Однажды мой старший брат был послан мамой в магазин за хлебом. Как только он туда вошел, его благополучно обчистили «карманники».

Весь в слезах он плелся домой и наткнулся на Гитлера.

– Шо рыдаем, малэча?

– Деньги украли… (рыдания).

– Де?

– В гастрономе… (рыдания).

– Кода?

– Только что… (рыдания).

– Жди!

Через пару минут Гитлер вернулся с деньгами.

– Другой раз держи руки у карманах! Бежи!

Это была та самая купюра, которую украли, – брат узнал ее по чернильному пятну.

Никто не мог вспомнить, почему этого человека прозвали «Гитлером».

Но его судьба странным образом повторила судьбу его зловещего тезки – однажды в зимнюю ночь, будучи пьяным, он уснул с зажженной сигаретой в руках и сгорел.

Стояли сильные морозы – пламя распространялось быстро и весело.

Прогорели деревянные перекрытия, и кровать с телом Гитлера целиком провалилась в квартиру снизу.

На счастье, жильцов не было дома – они гуляли на свадьбе.

Когда его хоронили, кто-то тихо сказал: «Гитлер капут!»

* * *

У каждого взрослого было по одному, а то и по два ребенка. В результате: в крошечном коммунальном дворе проживало примерно тридцать детей, которым хотелось резвиться и наслаждаться жизнью.

Все мы были детьми улицы – в квартирах никто не сидел, разве что во время болезней: всевозможных катаров верхних дыхательных путей, ангин, аденоидов, опухших миндалин, корей, свинок, ветрянок, коклюшей и прочих «скарлатин».

Коварные инфекции периодически вырывали из наших рядов то одного, то другого товарища – его отсутствие обнаруживалось простой перекличкой: дом наш был устроен так, что окна всех квартир выходили во двор.

Мы собирались под тем или иным окном и хором начинали звать.

Это не могло не вызвать «нескрываемого восторга» взрослых.

«Рупором народного гнева» была тетя Хана!

Вот лучшие из ее «перлов»: «Шо вы так орете?! Шоб вы орали на больные зубы!!!»; (собственному сыну) «Левка, швидко домой, тебя ждет папин ремень, и попробуй не прийти!!!»; «Дети надо иметь? Камни в почках надо иметь!!!»

А еще мы умудрялись на пятачке (3 на 3) играть в футбол, от чего в зону риска попадали окна всех жильцов первого этажа.

Однажды мяч, как назло, угодил в окно тети Ханы.

Она выскочила на улицу с секачом (он же кухонный топорик) в одной руке и с мячом в другой. Со словами: «Я сделаю конец этим байстрюкам!!!» – она принялась рубить резиновый мяч.

Мы жутко перепугались – у нас дрожали руки и ноги.

Кто-то из соседей крикнул: «У Ханы припадок! Вызывайте „скорую“!!!»

Примчалась «скорая», сделала тете Хане укол и все стихло.

В этот день каждый из нас получил дома по шее.

Неделю во дворе было тихо.

А через пару дней во двор вышла тетя Хана.

Она подошла к нам и сказала: «Шо вы так перепугались? Разве я могла кого-нибудь хоть пальцем тронуть? Вы шо! Шо бы мне было за ваши косточки!»

И достав из кармана несколько конфет, протянула нам.

В этот момент самый маленький из нас уписался.

* * *

«Хорошо тому живется, у кого одна нога…»

В конце пятидесятых годов одним из самых больших дефицитов были дрожжи.

Конечно, употребляли их не столько в тесто, сколько в… закваску для альтернативных напитков.

В магазинах дрожжи было не достать.

Зато на рынке… нашем родном подольском «Житнем рынке»… из-под полы…

Дядя Петя Бондаренко был инвалидом – он на фронте потерял правую ногу.

Ходил он на костылях, подворачивая пустую штанину до колена и прихватывая ее простыми бельевыми прищепками.

Получалось довольно аккуратно и, как показала жизнь, довольно практично.

Дяде Пете на инвалидскую пенсию прожить было тяжело и он, как мог, подрабатывал…

У него в комнате под кроватью стоял фанерный чемодан, где «спекулянты» хранили маленькие пачечки дрожжей.

Дядя Петя загружал свободную штанину порцией дрожжей, подворачивал, прихватывал прищепками, брал костыли и, не торопясь, отправлялся на рынок, что располагался прямо за углом.

И так по несколько раз на день, за что и получал небольшие «премиальные».

Был жаркий июльский день, когда он в очередной раз с партией «товара» направлялся в сторону рынка.

Вдруг он заметил шагах в двадцати позади себя милиционера, что следовал за ним, с нескрываемым любопытством наблюдая за его правой ногой, вернее за предательски набухшей штаниной.

Быстро сообразив, чем грозит «провал операции» ему и его соратникам, дядя Петя резко остановился.

Остановился и милиционер.

Дядя Петя хлопнул себя по лбу – «мол, как я мог забыть, голова моя садовая», развернулся и пошел обратно.

Милиционер осторожно последовал за ним.

Дядя Петя вошел во двор – настырный милиционер за ним.

Три года службы в полковой разведке отточили смекалку инвалида войны – дядя Петя прямиком направился в общественный дворовый туалет.

В те времена работники милиции еще были довольно деликатными людьми – милиционер остановился у входа и стал ждать.

Дядя Петя вошел в кабинку, снял прищепки и… все содержимое весело «улькнулось» в выгребную яму.

Как ни в чем не бывало, дядя Петя гордо проплыл мимо работника милиции, повторяя про себя народную мудрость – «Не пойман – не вор!».

Было жаркое лето – температура днем доходила до 45 градусов.

К вечеру процесс брожения достиг апогея…

Министерства по чрезвычайным ситуациям тогда еще не было…

Все наглухо закупорили свои окна и молча стали ждать результатов борьбы со стихией…

Только спустя двое суток доблестные ассенизаторы «исчерпали» результаты активной жизнедеятельности обитателей нашего двора…

ЖЭК принял решение о переносе дворового туалета в другое место…

P. S. Через полгода бывший туалет переделали в однокомнатную квартиру и в ней поселился другой работник милиции, который ничего не знал об инвалиде войны – дяде Пете.

* * *

Телеграмма

Фишманы были евреями, их было много и от них было «шумно»!

Все взрослые мужчины славного рода Фишманов работали в такси.

Самым успешным из них был Миша – он ездил на ЗИМе!!!

В пятидесятых годах это была самая «крутая» марка автомобиля, не считая ЗИСа, на котором возили только членов правительства, за что его еще называли «членовозом».

В те времена работать в такси было небезопасно – часто по вечерам, под покровом темноты, совершались нападения на водителей.

Расчет был простой – к вечеру в карманах таксиста собиралась вся дневная выручка.

Как правило, грабители просто останавливали такси, садились на заднее сиденье и в самый неожиданный момент били водителя по голове тупым, тяжелым предметом.

Об этих нападениях знал весь город.

Поэтому каждый выезд таксиста на смену напоминал уход добровольца на войну: слезы, причитания и пожелания вернуться «живым и здоровым».

Это настроение передавалось уходящим: они становились нервными, угрюмыми и совсем не похожими на «строителей светлого будущего».

В восемь часов вечера с работы вернулся старший брат Миши и сказал: «Мишка в парк не заезжал!!! И в городе эту заразу никто не видел!!!»

Короткое «Ой!!!», вырвавшееся из женских уст, стало сигналом ко всеобщей панике.

Старенькая мама начала тихо рвать на себе волосы; Мишина жена принялась истерически жалеть детей; дети побежали во двор и рассказали всем, что папу, наверно, убили; соседи, конечно не с пустыми руками, потянулись сочувственной чередой в квартиру Фишманов – каждый принес совет, как нужно вести себя в сложившейся ситуации, и т. д. и т. п.

Было весело!

Дело было ранней весной, когда в природе наблюдаются резкие температурные колебания – ночью мороз, днем оттепель.

Мише Фишману повезло прямо с утра – он взял пассажира «до Обухова»!

Обухов – маленький районный центр в тридцати километрах от Киева.

Районные дороги тогда были грунтовыми.

Схваченная ночным морозом трасса довольно легко «прокатила» по себе черный ЗИМ, но… поднялось над горизонтом теплое весеннее солнышко – дорогу развезло и… Миша вместе с колонной других автомобилей стал дожидаться снижения температуры.

Домашний телефон в те годы был большой редкостью, но Миша, будучи человеком находчивым, еще днем сбегал на почту и «отстучал» родственникам телеграмму.

Телеграмма была самым скоростным средством коммуникации – ее принесли по адресу в час ночи(!), когда в нашем дворе уже дежурили две, как их тогда называли, кареты «скорой помощи», а соседи собирали деньги на похоронные венки!!!

Трясущимися от волнения руками жена «убитого таксиста» развернула листик бумаги и громко прочла: «Не волнуйтеся! Сижу на Обухов – жду на мороз!»

А через пятнадцать минут приехал и сам «убитый».

Такие были времена.

* * *

А если это любовь?

Ослепительно красивый бюст Джины Лоллобриджиды, появившийся во весь экран в знаменитом франко-итальянском фильме «Фанфан-Тюльпан», внес в жизнь мальчиков нашего двора смятение, смешанное с хрупкой надеждой на взаимность красавицы-актрисы в недалеком «взрослом будущем».

Чем черт не шутит!

Мне было тогда всего семь лет, но, увидев на экране Джину, я не спал несколько ночей, бесконечно прокручивая в опухшей от мыслей детской головке момент нашей с ней «случайной встречи».

Я очень хорошо представлял себе кульминационную сцену – мое лицо утопает в пышной белоснежной груди, трепетно вздымающейся от любви ко мне…

Но я никак не мог увидеть начало…

Как мы будем объясняться, меня не беспокоило – Джина в фильме прекрасно говорила по-русски, а вот где мы сможем уединиться в нашей густонаселенной коммунальной квартире?…

Это обстоятельство заводило меня в тупик: я ворочался всю ночь на скрипучем кожаном диване, что приобщало к моим страданиям и всех остальных домочадцев, просыпающихся при каждом моем телодвижении.

Очарованность внешностью актрисы заставила меня и моих ровесников посмотреть на окружающих женщин по-другому – мы непроизвольно начали искать «нечто, хоть приблизительно похожее на эталон».

Декольте Лоллобриджиды было неподражаемо, но, как ни странно, мы довольно быстро отыскали наш – подольский эквивалент.

Тетя Женя, по прозвищу «Самогонщица», обладала бюстом, своими размерами намного превосходящим итальянский образец.

Причем, «это место» у нашей тети Жени называлось не на иностранный манер – декольте, а просто – «пазуха» и при этом было многофункциональным.

Чего только ни хранила тетя Женя у себя «за пазухой»: ключи от квартиры, деньги, незатейливую косметику, продукты питания и другие мелкие предметы.

Это впечатляло!!!

Но в остальном тете Жене было далеко до того, чтобы стать «секс-символом» подрастающего поколения: во-первых, она была далеко не красавица, во-вторых, она была бабушкой одного из нас!

Нужен был другой объект!!!

Ее звали Надя!

Думаю, в ту пору ей было лет восемнадцать.

Волосы у нее были светлые, глаза голубые, а главное, грудь небольшая (ну никак не Джина Лоллобриджида!).

Но она была рядом, и видеть ее мы могли каждый день.

Надя работала в поликлинике и обычно возвращалась домой в 6 часов вечера.

Это дисциплинировало всю мальчиковую часть нашего двора. К шести часам нужно было закончить все свои дела, чтобы занять место на лавочке, расположенной на пути следования «объекта».

Лавочка была не очень длинной, и помещалось на ней ровно пять мальчиков. Желающих же занять «место в ложе» было намного больше. Вот и приходилось опоздавшим стоять, что вызывало недоумение у взрослых, ибо стоящие располагались прямо за спинами сидящих, отчего вся композиция напоминала собой детский культпоход в цирк.

Часов у нас не было, поэтому если Надя задерживалась, мы каждые две минуты посылали самого младшего узнавать, который час.

Волнение возрастало с каждой лишней минутой ожидания.

Наконец она появлялась!

Мы умолкали, как по взмаху дирижерской палочки.

В полной тишине она «проплывала» мимо, и вслед ей неизменно летел наш коллективный томный вздох.

Стесняясь смотреть друг другу в глаза, мы еще с минуту сидели молча, после чего каждый отправлялся «усмирять своих эротических демонов».

Так проходили дни за днями…

Казалось, этому блаженству не будет конца, но однажды…

В тот вечер, когда я ровно без пяти минут шесть примчался к лавочке, то к своему неудовольствию понял, что сидячих мест сегодня будет меньше: наш сосед, извозчик Абрам Абрамский уже занял «лучшую позицию».

Теперь не пять человек могли с комфортом наблюдать за «плывущей» Надей, а только три.

Но поскольку я попал в эту тройку, то скоро успокоился, в конце-концов, подумал я, – Абрамский тоже человек!

Все было как всегда: легкое волнение, появление из подъезда Нади, ее проход, поворот наших детских голов вслед, вздох…

И вот тут случилось непредвиденное: Надя еще не успела отойти и на три шага, как в полной тишине раздался громкий голос Абрамского.

А надо сказать, что он был глухим, как тетеря, и потому разговаривал очень громко – почти кричал.

Так вот, увидев, как мы вожделенно смотрим вслед девушке, Абрамский решил дать нам совет: «Шо вы ждете?! – проорал он. – У нее „там“ уже все свободно!!!»

Это услышали все!

Но самое страшное – это услышала Надя!!!

Она втянула голову в плечи и, не оборачиваясь, побежала к своей квартире.

А мы, как по команде, повернули свои головы к говорящему и еще долго сидели с открытыми ртами, пытаясь понять смысл услышанного.

Когда Абрамский ушел, старшие наглядно объяснили младшим, что имел в виду наш взрослый сосед.

Нам всем стало стыдно, и мы, не сговариваясь, перестали коллективно искать «смутный объект желаний».

С этого дня у каждого из нас началась своя «история любви».

2009

Голос за кадром:

«Раннее утро.

Человек по имени Роман Григорьевич едет трамваем № 12 на работу».

Трамвай переполнен трудовым людом.

Роман Григорьевич сидит и упорно смотрит в окно.

При подъезде к нужной остановке он обращает внимание на струи воды, пересекающие трамвайные рельсы.

Все пассажиры трамвая тоже видят это.

Слышатся версии: «Опять трубу прорвало», «А может, что ремонтируют?», «Да не! Это с горы льется»

...

Трамвай останавливается у больших ворот, на которых написано: «Трамвайное депо им. Красина».

Роман Григорьевич, слегка прихрамывая, отправляется к дежурному и докладывает о том, что прибыл на работу вовремя.

Дежурный улыбается и говорит: «По вас, Роман Григоровыч, можна часы пэрэвирять!»

Роман Григорьевич тут же направляется к своему родному столу, садится на родной стул и сразу же начинает работать.

Курьер входит в комнатушку к Роману Григорьевичу.

Роман Григорьевич. Нужно немножко подождать… Сейчас закончу… Курьер. Ничего… Подожду… Но если можно – побыстрее… Мне еще отвозить… А там вода…

Курьер смотрит по сторонам и причмокивает языком. Все полки уставлены большими, толстыми книгами.

Курьер. Роман Григорьевич, а зачем так подробно все учитывать? Вам скоро негде будет хранить всю эту «библиотеку». Роман Григорьевич. Вот в организации, где я начинал, таких книг было в десять раз больше. И начальство меня за это только хвалило!.. Курьер. И профессии такой – учетчик – скоро не будет… Роман Григорьевич. Учетчики всегда будут!.. Чтобы порядок был!.. Курьер. Все заменит статистика… Роман Григорьевич. Все – готово! Можешь забирать!..

Курьер берет нужную бумажку и уходит.

* * *

Вода, сперва робко, небольшими мутноватыми ручейками подбирается к зданию. В воде можно заметить мелкие ветки и маленькие белые камешки…

Через час паника охватывает всех сотрудников – огромный селевой поток стоит у порога, временно сдерживаемый большими железными воротами и трамваями, стоящими на запасных путях.

Люди бегают по трем этажам административного корпуса, не находя выхода – мешает высоченный бетонный забор, призванный оберегать «народное добро» от «расхитителей социалистической собственности».

Мужчины и женщины кричат и, расталкивая друг друга, пытаются выбраться на крышу.

Роман Григорьевич стоит у окна и не мигая смотрит на поросшую кустами и деревьями гору, у основания которой еще до войны и был построен трамвайный парк.

Гора перестает быть застывшей частью пейзажа…

Она «оживает» и движется на город…

Движется через то место, что в народе называют Бабьим Яром.

* * *

...

Военкомат.

Много мужчин толпятся в тесном коридоре.

Роман и еще два парня стоят у столика, где военный выдает повестки.

Военный (Роману). А у вас, молодой человек, одна нога короче другой… Вам нужна мирная профессия… Пока повоюем без вас…

Дом Романа. Вечер.

Вся семья у стола: мать, отец, жена и Роман.

Мать. И слава богу! Вон здоровых сколько… А ты – калека… Отец. Сталин и без тебя обойдется… Погоди, немцы придут – наведут порядок! Не будешь дураком – не пропадешь! Мать. И семья у тебя…

Роман выпивает стакан молока и поворачивает голову к молодой жене, что повисла у него на руке.

Жена. Нам скоро рожать!

Роман улыбается ей и чмокает в горячую щеку.

Роман. Плесните мне, мама, еще молочка…

* * *

Много дней подряд издалека доносится канонада.

Потом грохот орудий внезапно смолкает и наступает тишина.

На улицах города под звуки марша появляются немцы – чистые, хорошо одетые, шумные и веселые.

* * *

Роман с отцом возвращаются из посадки, где спилили два небольших деревца.

У калитки, ведущей к дому, стоят мать и соседка.

Соседка. Висит приказ: «Всем работоспособным, от 16 до 55 лет, регистрироваться обязательно!» Конечно, немцы нация культурная, но злить их не надо…

По грунтовой дороге, ведущей к дому, приближается тетка Валентина. Она подходит к стоящим у калитки, долго крестится и говорит: «Страх-то какой! Прямо у меня на глазах расстреляли молоденького солдатика… Не успел бедный отступить с нашими…»Женщины крестятся, а отец сплевывает на дорогу.

* * *

Дом Романа. Утро.

Мать целует и крестит Романа.

Мать. С богом, сынок!.. Ты у нас умненький!..

Роман на секунду заглядывает в комнатку, где спит жена, и отправляется трудоустраиваться.

* * *

Немецкий офицер (через переводчика). Хорошо, что пришел сам… За это получишь лучшую работу… Что умеешь делать?

Роман. Умею хорошо считать!

Внутренний голос: «Надо бы сказать, что имеется почетная грамота за победу на районной олимпиаде математиков… Ой, вспомнил!.. Нельзя!.. Ленин и Сталин нарисованы в уголке грамоты».

Офицер (пристально смотрит на Романа). Зэр гут! Очень карашо!!! Будешь учетчиком!!! Приходи завтра!..

* * *

Ночь.

В доме тихо.

Роман лежит рядом с безмятежно спящей женой и смотрит в потолок.

Внутренний голос: «Все-таки интересно, что же мне доверят „учитывать“? Может, какую технику?… Может, даже оружие?… А тогда почему офицер сказал – „лучшую работу“? Неужели „поставят учитывать“ продовольствие…»

* * *

...

Немецкая комендатура располагается там же, где раньше был райком комсомола.

Тут собралось человек пятьдесят.

Роман стоит у самых ступенек.

Внутренний голос: «Сколько народу-то понабежало… На всех „лучшей работы“ может и не хватить?»

Подъезжают два грузовика. Немецкий офицер что-то говорит, а переводчик переводит.

Переводчик. Всем занять места в автомобилях и ждать!

Проходит час. Снова появляется тот самый офицер с переводчиком, и грузовики трогаются в путь…

Едут не долго. Роман оглядывается – это место он хорошо знает.

Внутренний голос: «Тут неподалеку сумасшедший дом, а там дальше старая церковь, куда мать таскает всю семью – „покаяться и причаститься“…»

Грузовики упираются в большой забор с огромными воротами в центре. Долго сигналят.Ворота отворяются и грузовики въезжают внутрь.Два больших деревянных барака стоят чуть в стороне, ближе к деревьям.

Внутренний голос: «Когда они успели? Еще совсем недавно их тут не было…»

Чуть в стороне рабочие заканчивают еще один забор, повыше первого.

Внутренний голос: «За этим забором большой овраг, на дне течет ручей. С пацанами до войны там часто лазили. А теперь забор… И что там за ним?… Не видно…»

Грузовики останавливаются на плацу. По всему пространству снуют небольшие группки немецких солдат и офицеров.Роман быстро считает.

Внутренний голос: «Ровно девяносто семь человек. На всякий случай, а вдруг потом спросят, я ж теперь – учетчик».

Немцы громко разговаривают и суетятся. Складывается впечатление, что им не до приехавших.

Внутренний голос: «Может, на сегодня отпустят по домам… Хорошо бы!..»

Но минут через пятнадцать все тот же офицер приказывает высадиться и следовать за ним… Барак, в который заводят Романа и еще двоих, внутри кажется еще большим, чем снаружи.

Внутренний голос: «Такой бы хлевок нам под скотинку!»

Барак абсолютно пуст. Продовольствием и не пахнет.

Все молчат – как воды в рот набрали. Ждут.

Проходит два часа. Приезжает грузовик с мебелью.Все идут разгружать.Мебель – одно старье.Из всего мебельного скарба им достается стол и два рассохшихся табурета.

Еще час проходит в безделье. В барак заглядывает переводчик.

Переводчик. Всем идти на обед!

Еду раздают из зеленых военных термосов: большую порцию супа и по два куска хлеба. Рядом едят немецкие солдаты.Они о чем-то громко болтают и, улыбаясь, подмигивают новым работникам.

Внутренний голос: «А отец был прав – с ними жить можно!»

* * *

Роман и еще двое, что теперь работают вместе с ним, получают лес, перетаскивают его в барак и начинают сколачивать стеллажи.

В бараке в сопровождении немецкого офицера и двух солдат появляется Николай – знакомый Романа еще по школе.

Пока офицер обходит барак, Николай шепчется с Романом.

Николай. Я у них в строительной бригаде… Это мы заборы ставили… А этот… (Он головой кивает в сторону офицера.) Он у них – главный инженер… Чертежи вам принес… По ним стеллажи делать надо… А вон тот, маленький, – комендант… Спешат они… Через пару дней начнется…

«Делегация» покрутилась еще минут пять и ушла.

* * *

Вечер в доме у Романа.

Ужин.

Мать из большого казана разливает по тарелкам борщ.

Мать. Учетчик… И слава тебе, Господи!.. Отец. Жалованье как платить будут – в рублях или немецких марках? Роман. Не знаю… С завтрашнего дня обещали «продуктовый аттестат»… Отец. Ну-ну!..

В ночи слышится женский плач.

Роман (шепотом). Ну, что ж ты ревешь?… Все ж хорошо… Я на роботе… С голоду не пропадем… А там посмотрим… Если они надолго, то может и продвижение по службе будет… Жена (всхлипывая). Я рожать боюсь… Советские роддома эвакуировались… А других нету…

Роман, как может, утешает жену. За окнами начинает светать и Роман проваливается в беспокойный сон.

* * *

...

Утро.

Прежде чем грузовик добирается до первого забора, приходится проехать несколько рядов оцеплений.

За воротами слышится громкая, веселая музыка – неподалеку стоит радиомашина.

Внутренний голос: «Я видел такую на воздушном параде Первого мая».

Немцы, что внутри, уже не суетятся, а, наоборот, очень сосредоточены и даже чуточку торжественны.

Внутренний голос: «А сегодня их больше… 365 чел.»

Роману достаточно одной минуты, чтобы сосчитать. Все с автоматами и дубинками.Почти каждый с собакой.

Кроме немцев тут и «наши» – полицаи в черных мундирах ( 65 чел. ) .

Внутренний голос: «Ох уж эти немцы! Когда ж они все успевают? Ишь как людей приодели! Может, и нам выдадут какие-нибудь специальные мундиры?!»

Голос переводчика. «Всем занять рабочие места!.. И не высовываться!..»

Стены барака сколочены из наспех обработанных досок – между ними щели. Свободно можно подглядывать.Все припали к стене.

Внутренний голос: «Наверно, начальство ждут!»

* * *

Сначала в бараке слышится тихий гул.

Немцы тоже его слышат.

Они очень спокойно и деловито выстраиваются в две шеренги, образовав длинный коридор между первым и вторым забором.

Гул становится все громче и теперь в нем можно различить человеческие голоса.

Через несколько минут гул превращается в какой-то ком, состоящий из людских криков, стонов и плачей…

И этот огромный ком катится именно сюда, в то самое место, где находится Роман.

Он чувствует, как холодок прокатывается по спине…

Упершись в ворота, ком на мгновение замирает… будто решает, входить или нет…

А в следующую секунду ворота резко отворяются.

* * *

Сперва отчаянно начинают лаять собаки…

Роман никак не может разглядеть всего из-за спин немцев и полицаев, что стоят плотным коридором, принимая в себя поток, льющийся из ворот.

А поток этот очень странный: старики крепкие и немощные; женщины молодые и не очень; дети постарше и совсем маленькие; чемоданы и ящички; сумочки и портфели; узлы и свертки.

Внутренний голос: «Что ж немцы не предупредили – я ведь так не успею все сосчитать!»

Роман как в воду глядел: на плацу очень быстро начинает расти гора вещей. А тут, как из-под земли, появляется уже знакомый офицер с переводчиком.

Переводчик (кричит) . Все вещи перетаскивать в барак!!! Офицер (кричит) . Шнэль! Шнэль!!!

Его «Шнэль!!!» сливается с сотней других «Шнэль!!!», несущихся со стороны ворот, пропускающих через себя людей, как фарш через мясорубку…

И вдруг… начинает строчить пулемет. Он строчит за вторым забором, но создается ощущение, что он строчит совсем рядом.

От неожиданности Роман приседает… В следующую секунду резкая боль пронзает низ живота…

Подводит Романа желудок. Подводит, как может подвести приятель, на которого ты очень рассчитываешь, а он…Роман с выпученными глазами озирается по сторонам.Туалет, сооруженный из обрезков досок, находится в самом конце длиннющего забора.Роман бросает вещи, что держит в руках, и бежит…Брюки расстегивает на ходу…Он только и успевает вбежать в туалет и присесть, как следом за ним вбегает молодой полицай, примерно его ровесник.Он с разбега бьет Романа ногой так, что тот чуть не сваливается в выгребную яму.И тут же, схватив его за лацкан пиджака, тащит наружу.Роман, дико моргая глазами и удерживая двумя руками падающие брюки, слышит прямо над своим ухом: «Шо, жидяра, втикты хотив?!»

От страха у Романа из головы выскакивают все слова. Пока полицай тащит его назад, он монотонно повторяет: «Я – учетчик!.. Я – учетчик!..»

Приходит в себя Роман, когда уже сидит еще с десятком людей на пригорке, чуть в стороне от «страшного коридора». Периодически мимо пробегают немцы.

Роман (монотонно) . Господин офицер!.. Я – Доцюк Роман Григорьевич… Вы назначили меня учетчиком… Я тут работаю… Вы меня слышите?…

Только тут Роман замечает, что говорит все это старику, раскачивающемуся из стороны в сторону. У старика всклокоченные седые волосы и абсолютно белые, выцветшие глаза.Он слеп.Роман машинально отстраняется от него и натыкается на бледную старуху, завернутую в простыню, и склонившегося над ней немолодого мужчину в толстых очках… В следующее мгновение взгляд его упирается в двух черноглазых девочек, крепко обнявших друг друга…И вдруг слепой старик начинает говорить…Он говорит громко и нараспев: «Подобно Моисею, он выведет свой народ… Он выведет свой народ… Он выведет…»Его голос тонет в общем гуле.Тут кто-то дергает Романа за руку, да так сильно, что она чуть не выскакивает из сустава.«Ты что ох… л, твою мать!!! Вставай!!!», и уже кому-то: «Та цэ ж наш, панэ полицай! С барака!..»Роман оборачивается на голос и видит Николая, что вцепился в него, как окаянный, пытаясь изо всех сил оттащить от пригорка.А со всех сторон несется: «Шнэль!.. Шнэль!.. Шнэль!!!»

* * *

День сменяется ночью, а ночь новым днем.

Пулеметы снова строчат…

Вещей становится все больше и больше…

Люди в ангаре уже падают от усталости…

И только Роман все сортирует, раскладывает и считает…

* * *

...

Вечер.

Еле волоча ноги, Роман вваливается в комнату.

Мать. Сыночек, дорогой! Где ж ты был?… Мы уже не знали, что и думать… В городе ж такое творится… Жена. Родненький мой, Ромчик…

И женщины заходятся плачем. Отец мрачно сидит у стола…Перед ним стоит бутылка самогона…

Отец. А до нас немцы твои прыходылы… Кабаньчыка нашого «на время одолжили»…

И слеза выкатывается из его глаза. Роман молча подходит к столу, наливает полный стакан самогона, выпивает, идет к полке у стены, берет старую школьную тетрадку, химический карандаш, садится к столу и начинает писать…Поют первые петухи…В доме тихо…Роман спит, тяжело опустив голову на стол…Из руки вывалился карандаш…Рядом лежит тетрадка (панорама по листку):

...

* * *

...

Утро. 7.00.

Роман вносит в барак охапку дощечек из-под овощных ящиков.

Пулеметы строчат, но Роман их почти не слышит, а голоса тех, кого уводят за забор, становятся глуше и уже почти не беспокоят его.

Внутренний голос: «Вот еще окно заделаю и порядок…»

Он начинает деловито и аккуратно заколачивать единственное окно. Все дощечки ложатся плотно друг к другу, не оставляя ни одной щелочки.И только крайнюю Роман прибивает не ровно, оставляя небольшой зазор для наблюдения.

* * *

А вещи все прибывают. Их приносят два его помощника.

Роман исполняет свои обязанности по-деловому молча: принимает, пересчитывает, аккуратно сортирует по стеллажам и все подробно записывает.

В барак входят два немецких солдата с двумя стопками больших бухгалтерских книг.

Они кладут книги на стол и уходят.

Роман подходит к столу, долго смотрит на книги и… в глазах его вспыхивает огонек счастья, как у ребенка, которому на день рождения подарили то, чего он ждал целый год.

Внутренний голос: «Вот это хорошо!.. Это удобно!!! Теперь будет полный порядок!!!»

Он садится к столу, открывает одну из книг и видит штемпель «Киевский кожзавод». Роман аккуратно разглаживает первую, абсолютно чистую страницу и начинает писать…

...

Роман лишь на мгновение задумывается… но уже через секунду, отогнав от себя, как назойливую муху, какую-то мысль, продолжает.

* * *

В барак заглядывает Николай.

Николай. Перекур!.. Айда в туалет!..

Роман и Николай семенят в сторону того самого туалета. Николай забегает в туалет, а Роман стоит у входа, переминаясь с ноги на ногу.

Николай (выглядывая из двери). Ты чего?…

Роман отрицательно мотает головой.

Николай. Заходи, а то усцышься!.. Роман. Не могу… Николай. Ты шо… про тот день?… Роман. Ага!.. Николай. Погоди малехо!..

Николай выбегает из туалета, на ходу застегивая брюки.

Николай. А куда ж ты ходишь?… Роман. Когда как… А сюда пробовал… Не могу зайти… Николай. Не боись!.. Мы новый барак ставим… Выкопаем яму, положим поперек жерди… И сри – не хочу!.. Главное, что живы!.. Бачишь, шо делается?…

Николай хлопает Романа по плечу и друзья-приятели бегут на рабочие места.

Внутренний голос: «Ничего!.. Я по-быстренькому – туда и обратно!..»

* * *

Сигнал к обеду – сирена.

Роман берет свою миску и ложку, выходит из барака и идет к подводе, на которой располагается кухня.

Идет, смотря только в землю, считая мелкие камешки, попадающиеся по пути.

Внутренний голос: «Это вроде тренировка… Память развивает…»

У подводы приходится стоять в очереди: первыми идут немцы, а уж потом полицаи и рабочие. У раздачи висит большой плакат, написанный по-русски:

...

Получив обед, Роман отходит в глубь двора, глядя в миску, пересчитывая крупинки в жидком супе.

Доев обед, он, по привычке, облизывает ложку и разворачивается, чтобы идти назад.

Его взгляд случайно падает на группку курящих: среди них и молодой полицай, что тащил его из туалета, – он что-то энергично рассказывает окружающим, кивая в сторону Романа.

Сердце Романа начинает бешено колотиться…

Он резко опускает голову и, чтобы не выдать своего волнения, медленно идет к бараку…

Его уши снова слышат выстрелы, голоса и стоны…

Внутренний голос: «Мое дело – считать!!!»

* * *

Две маленькие черноглазые девочки, те самые, что сидели на пригорке, берут Романа за руки и куда-то ведут… Роман послушно идет за ними… Они подводят его к небольшому белому холмику… Вдруг «холмик» начинает шевелиться… И оказывается старухой, завернутой в белую простыню… Она улыбается Роману беззубой улыбкой и, откинув одной рукой край простыни, другой манит его к себе…

Роман послушно ложится на простыню лицом к лицу со старухой… А это уже и не старуха, а тот молодой полицай… Он накрывает Романа с головой краем простыни… Роману нечем дышать…

Он пытается вырваться… Но со стеллажей на него начинают сыпаться чемоданы и сумки… Беззвучный крик застревает в его горле… И тут он совершенно отчетливо слышит: Началось!!!

Роман вскрикивает и просыпается…

Перед ним взволнованное лицо матери.

Мать. Вставай, сынок, началось!!! Роман. Что? Что началось?!.. Мать. Галя рожает!.. Роман. А?!.. Что надо делать?… Мать. Идите с батькой на двор… А мы с теткой сами… Я позову!..

* * *

Роман меряет шагами тесное пространство позади дома, автоматически считая дрова в поленнице, что заготовили с отцом на зиму.

Внутренний голос: «Значит, не справилась без „советского роддома“… Значит, так…»

К нему подходит мать. Она некоторое время молча смотрит на сына, пытаясь поймать его взгляд.Но Роман ходит из стороны в сторону, не отрывая взгляда от дров.

Мать. Ты бы вошел в дом…

Роман отрицательно машет головой.

Мать. Она сейчас такая «хорошенькая» – личико расправилось… словно улыбается…

Роман продолжает молча ходить.

Мать. Отец подводу пригонит – повезем на кладбище…

Роман вдруг останавливается и смотрит на мать, будто только сейчас понял, что она здесь.

Роман. Мне на работу надо!.. Мать. Ты бы отпросился у начальства… Нешто они не люди…

Он молча направляется к калитке, а выйдя на улицу, ускоряет шаг, пока не переходит на бег.

Мать (кричит вдогонку). На дочку хоть посмотрел бы!..

* * *

...

Морозный день.

Сквозь щель в окне барака виден плац и все, что на нем происходит: приезжают два грузовика с военнопленными.

Им приказывают слазить и садиться прямо на землю.

Грузовики уезжают, обдав пленных грязью из-под колес.

Внутренний голос: «Это же солдаты!.. Наши!.. 74 человека… Они-то как сюда попали?… И что ж они такие грязные и худые?»

Роман что-то записывает в свои книги… но, волей-неволей, все поглядывает в окно.

Внутренний голос: «Скоро обед… А они сидят прямо на дорожке к подводе… Как же мимо них проходить?… Еще чего говорить станут…»

Ревет сирена. Роман привычно берет свою миску, ложку и выходит из барака.Опустив голову, он быстро идет за забор, где стоит подвода.

Вот подходит его очередь. Он подставляет миску… и горячий, обжигающий суп наполняет ее доверху.Роман уже и забыл о пленных, но как только он выходит из-за забора на плац, он видит их, сидящих на земле. Все они одновременно страшно вертят головами, ища, откуда пахнет едой.

Взгляд одного из пленных останавливается на Романе. Вернее даже не на нем самом, а на миске с дымящейся похлебкой.Остальные, как бы получив беззвучный сигнал, одновременно поворачивают головы в сторону еды…Роман инстинктивно делает шаг назад и… не думая о последствиях, непроизвольно засовывает миску с супом за полу ватника…

Так и стоит он под полными отчаяния взглядами голодных людей, со стекающими по штанам ручейками кипятка с редкими крупинками перловки…

Это продолжается не долго – одну минуту, но эта минута кажется ему вечностью…

Роман не входит, а влетает в барак. Он лихорадочно сбрасывает с себя всю одежду и с остервенением начинает стирать с себя следы того, что было его обедом.

Внутренний голос: «Чем я им помогу?… Их много, а я один… Просто их слишком много… А я один… Один…»

Потом он еще долго сидит голым, тупо уставившись на одежду, развешанную на печке.

* * *

В барак входит переводчик и два немецких солдата, что толкают тачку с аккуратно сложенными чемоданами.

Переводчик (Роману) . Открывайте! Роман послушно открывает один за другим чемоданы.В нос ударяет резкий запах нафталина.В чемоданах меховые изделия (шубы, горжетки, муфточки).

Переводчик. Все это нужно учесть, а потом аккуратно разложить и проветрить… Через неделю Рождество… Все должно быть зэр гут!!!

Переводчик и солдаты уходят.

Внутренний голос: «Какое Рождество?… Рождество в январе, а сейчас только декабрь… Переработался, видать…»

Роман начинает доставать вещи из чемоданов и раскладывать на самую верхнюю полку стеллажа. Делает он это сам, не полагаясь на двух своих помощников. Делает не торопясь, предварительно беря каждую вещь бережно в руки и встряхивая, давая меху расправиться…

Внутренний голос: «Это как в фильме „Девушка с характером“ – „Советский продавец советскому покупателю товар должен показать лицом…“

В это время Роману в руки попадается горжетка из чернобурки с лисьей мордочкой. Глаза у лисы как настоящие; и смотрят они на него так жалостно, что кажется – на них выступают слезы.Роман долго стоит на лестнице под потолком барака, думая о чем-то своем.

* * *

Он с огромным чемоданом в руке входит в комнату… На кровати сидит его жена – Галя…

Роман подходит ближе, открывает чемодан и достает оттуда шубу…

– Тебе там… в земле, наверно, холодно?… Бери!.. Это все тебе!.. У тебя ж такого никогда не было!..

Роман набрасывает на Галины плечи шубу, в руки вкладывает муфту…

Он ищет в чемодане горжетку, но никак не может ее найти… Странно, он точно помнит – она была…

Поворачивает голову к Гале… А вместо глаз жены на него уже смотрят печальные глаза той самой лисьей мордочки…

Тут Роман слышит стук… И доносится он из чемодана… Роман хочет открыть крышку, но… руки цепенеют… Пот градом сыплется с его лба…

Роман вскакивает и больно ударяется головой о доски стеллажа. Стучат в двери барака.Он бежит к дверям, открывает их и видит на пороге друга Николая.

Николай. Ты чего не откликаешься, а? Небось по вещичкам шаришь?… Да ладно!.. Шучу я!.. Роман. Да я заснул только под утро… Николай. А ты что – тут спишь?… Роман. Ага!.. Если много работы… Я до комендантского часа не успеваю… Вот! Прямо на стеллаже и сплю… А чего?… Начальство не запрещает…

Николай ходит между стеллажами, рассматривая, что на них лежит.

Николай. А балбесы твои где?… Роман. Их на два дня забрали дрова пилить… Комендант приказал!.. Запас на зиму… Николай. Так ты совсем один?… Роман. А мне что?… Один так один!..

Николай направляется в самый конец барака и исчезает за стеллажами. Только из темноты слышны его шаркающие шаги.

Роман. Слышь, Николай?… А чего это вчера переводчик говорил, что через неделю Рождество?… Перенесли, что ли?…

Николай выныривает неожиданно совсем с другой стороны. Он будто и не слышит слов Романа, подходит к полкам с книгами, проводит по ним рукой и смотрит прямо в глаза Роману.

Николай. А ты в них все так прямо и записываешь?… Роман. А как же!.. Все учтено! Полный ажур!!! Николай. Ну и дурак!.. Ты что там про Рождество говорил?… Роман. Вчера привезли меха… Переводчик сказал, что надо все пересчитать и проветрить, потому что через неделю Рождество… А я знаю, что Рождество в январе… Николай. 24 декабря Рождество у немцев… Это они себе подарки готовят… Вот я и думаю: а мы что – не люди? Нам подарки тоже положены – за честный труд!.. До войны на праздники всегда чего-то выдавали… Роман. Так то ж – до войны!.. Николай. Ты ж меха еще не все „учел“?… Роман. Да ты чего?… Николай. А чего?… Ладно, жены у тебя нет… А матушка?… А дочурка?… Возьмем – никто и не заметит… Вон сколько от Розочек и Сарочек осталось… Роман. И не уговаривай… Невжись!.. За это знаешь, что может быть?… Николай. Никто ничего не узнает… Там у тебя, в дальнем углу, плохо доски сколотили… в стене дырка осталась… Я ее немного расширю… Ты подашь, а я приму… Дальше – не твоего ума дело!.. Роман. А если прознают?… Николай. Не помнишь ты добра, Роман!.. Я тебя сколько раз выручал?… Роман. Ты не обижайся… Не смогу я…

Смеркается. Николай катит тачку со строительным мусором.На мгновение он останавливается у задней стены барака, что выходит на пустырь.Закуривает.Озирается.Наклоняется, будто заправить портянку в сапог… и быстро вытягивает из дыры небольшой сверток.Засовывает его поглубже в мусор, гасит сигарету, окурок прячет за ухо и катит свою тачку дальше.

* * *

Роман и Николай едут в кузове грузовика.

Николай. За лису спасибо!.. Вот это друг!.. Вот это подарок!.. Обменять можно… Знаешь, сколько хлеба можно взять?… У меня есть верный человек… Все что хочешь обменяет… А что ж ты себе ерунду взял?…

Роман едет молча.

Николай. Ну, прощавай!.. Два дня отгула… Вот тебе и немецкое Рождество!..

Николай стучит по крыше кабины. Грузовик принимает вправо и останавливается.

Николай. Я тут слезу!.. К человечку забегу… Ауффидерзейн!!!

Роман только машет рукой.

* * *

Роман развязывает узел вещмешка и выкладывает на стол: буханку настоящего хлеба, банку с тыквенным вареньем и большую плитку шоколада с надписью „Люфтганза“…

Мать и отец смотрят на гостинцы без особой радости.

Мать. Спасибо, сынок!.. Роман. А аттестат вы отовариваете? Мать. На Куреневке специальную столовую открыли… Если б не аттестат, малышку бы не выходили… А так все хорошо… Растет она быстро… Отец. А называть как-то ты ее собираешься?… А то, глядишь, и помрет без имени… Мать. Чтоб у тебя язык отсох, старый дурень!.. А назвать девочку действительно нужно… Мы тебя ждали… Решай!.. Роман. Пусть будет как мать – Галинкой… Мать. Ну и слава богу!.. Роман. Ей тоже гостинец привез…

Роман достает из мешка маленькую игрушечную свинку, одетую в черный фрак и цилиндр. К свинке привязан ключик. Роман заводит игрушку и ставит на стол.Свинка начинает забавно топать копытцами и крутиться вокруг своей оси.

Мать (всплескивает руками). Диво ж какое!!! Отец. Это заместо нашего поросеночка, что осенью „одолжили“?… Мать. Вот заладил, окаянный!.. (Роману.) Где ж ты такую красоту достал?… Роман. Люди одни подарили… Им уже не нужно… Мать. Как так?… Роман. Уехали они…

Роман вынимает из кармана пиджака очки в красивой коричневой оправе и примеряет их на себя.

Мать. Сыночек, что это?… Роман. Много приходится писать… Глаза устают… Вот… премировали… Тут внутри и буковки есть… Р. и Д. Роман Доцюк… Не потеряются… Отец. „Премировали“ его, мать твою…

Отец встает из-за стола и уходит в темную глубину дома.

Мать. Не слушай его… Бурчит целыми днями… Все ему не так… То „советы“ были виноваты, а теперь „фрицы“… Сынок, ты ж еще такой молодой, а уже очки… Роман. Это только, когда пишу… Мать. Много работаешь… Начальство тобой довольно?… Роман. Хвалят!.. Мать. А где ж ты работаешь?… На фабрике какой?… Или где?… Роман. На фабрике, на фабрике… Мать. Ну, ладно… Лишь бы начальство довольно было!.. Роман. Я стараюсь!!!

* * *

Утро.

Роман и Николай идут по длинному коридору между двумя заборами.

Николай. Ну, как там дома? Гостинцам порадовались? Роман. Ага!.. Николай. А ты боялся! Все можно – если с умом!.. Роман. Теперь вещей почти не приносят… Всех евреев давно постреляли… Николай. Так стреляют же все время… Роман. А ты видишь, кого стреляют?… Недавно пленных привезли… Одежда – рванье… И почти все без сапог… Николай. А вон цыган целыми таборами возят… На них золота сколько… Роман. Золото сами немцы учитывают и сразу увозят… Николай. Не бзди!.. Чего-нибудь удумаем!.. Ладно, я побег!.. Позже заскочу!..

* * *

Роман получает у коменданта ключи от барака.

Открывает дверь, поворачивает рычаг освещения и боковым зрением замечает тень, мелькнувшую у дальней стены. Он берет из ящика стола молоток и медленно движется к тому месту, где кто-то есть…Приближаясь к стене, он слышит возню…Осторожно заглянув за стеллаж, он просто натыкается на огромные глаза, что с ужасом смотрят на него…

Перед ним девушка, почти подросток, необыкновенной худобы, почти без волос и совершенно босая… Дрожа от холода, она даже не плачет… Она скулит, как щенок скулит, потеряв свою мать…

Внутренний голос: „Как она сюда попала? Откуда?“

Он стаскивает с гвоздя старый потрепанный ватник и бросает его девушке… Та даже не шевелится…Тогда он наклоняется, поднимает ватник и накидывает ей на плечи…Только теперь, приблизившись, он внимательно рассматривает ее одежду – это рваный, бесцветный халат с большим клеймом на груди: „Киевская психлечебница № 2“.

Внутренний голос: „Это ж пару дней назад полицаи говорили между собой: – Подогнали две крытые машины… Вывели всех психов… Затолкали их туда… Машины не простые – закрываются наглухо… И шофер газовал, пока они там не затихли…“ Так эта девушка оттуда!!!»

От страшной мысли у него начинается икота…

Внутренний голос: «Скоро придут рабочие… А я стою, как обделанный, смотрю в эти сумасшедшие глаза и икаю… И ничего не могу с собой сделать… Не могу даже взгляда отвести… Что я им скажу?… Кто мне поверит?…»

Тут скрипит входная дверь и чей-то голос кричит: «Доцьюк! Ком цу комендант! Шнэль!!!»

Роман. Я! Я! Айн момент!!!

Он хватает девушку в охапку и заталкивает ее подальше за стеллаж…

* * *

У коменданта он сидит минут десять…

Получает новые сводки и выходит во двор.

Возвращается он в барак очень медленно, часто останавливаясь и осматриваясь.

Подойдя к дверям, он еще долго стоит снаружи и прислушивается, пытаясь понять – что там внутри происходит…

Дверь резко отворяется, больно ударив Романа по носу…

Из-за двери выходят два полицая…

Сердце Романа обрывается и падает вниз.

Полицай. Доиграешься, падло!!!

Полицаи уходят… А Роман осторожно приоткрывает дверь и заглядывает внутрь…Рядом с его столом стоят двое рабочих и Николай.Увидев Романа, Николай бросается к нему.

Николай. Ну, что ж ты?… Хорошо я зашел первым… Пока эти ее придержали, я сгонял за полицаями… Один ее прикладом успокоил и увел… А двое все допытывались: как да что?… Я им дыру показал – мол крысы проели… Они сейчас злые – и не за такое стреляют!.. Так что – с тебя причитается!..

* * *

...

Роман бежит по пригорку в сторону главных ворот, взмахивая полами расстегнутого старенького пиджака, как крыльями, часто вытирая вспотевший лоб зажатой в руке фуражкой.

Чуть в стороне торчит ржавая труба, из нее льется струйка ледяной воды.

Роман жадно припадает к трубе.

Взгляд его падает на ворота, а там, как назло, вместе с двумя часовыми-немцами стоят и полицаи… И среди них самый ненавистный – тот молодой.

Роман (задыхаясь). От падло!.. Не успею!.. Хана мне!!! Хана!!!

* * *

Из репродуктора звучит бравурная мелодия.

Офицер стоит напротив Романа и, постукивая по сапогу линейкой, говорит – говорит медленно и тихо.

Переводчик так же тихо переводит.

Офицер. Ты любишь много спать?! Роман. Господин офицер, вчера заканчивал отчет… закончил очень поздно… а дом мой далеко…

Переводчик очень медленно переводит сбивчивые слова Романа.

Офицер. Мой дом еще дальше… Но я не опоздал!.. Тебя нужно примерно наказать!..

Офицер поворачивается, собираясь уходить.

Роман (говорит очень быстро). Господин офицер, это моя мать…

Офицер останавливается и вопросительно смотрит на Романа.

Роман. Мать моя… Это она меня задержала… У нее сегодня день рождения… Офицер. Твоя мать родилась в один день с фюрером?!

Внутренний голос: «Так вот почему играет музыка!..»

Роман начинает бешено моргать. Офицер о чем-то спрашивает переводчика.Тот, поглядывая на Романа, шепчет что-то офицеру на ухо.Офицер громко смеется, потом, как маленькому мальчику, грозит Роману пальцем, поворачивается и направляется в сторону комендатуры.

Переводчик. Господин офицер велел, когда придешь домой, сказать матери спасибо!.. А еще передашь ей подарок от господина офицера – тебе выдадут бутылку шнапса!.. Понял?…

Роман быстро кивает.

Переводчик. Теперь будешь вести учет всех, кто подлежит ликвидации! Всех! Без исключения! Фэрштэйн?

Роман стоит по стойке смирно и продолжает молча кивать…

* * *

Вечер.

Немецкий солдат приносит списки «ликвидированных за день».

Роман, не вчитываясь в содержание, «наводит» в них порядок: аккуратно переписывает, пересчитывает и разносит сведения по разделам.

Внутренний голос: «Дома есть цветные карандаши – нужно взять красный и подчеркивать самое важное… не… красный нельзя… зеленый или синий… Будет красиво!..»

* * *

Старенькая полуторка тормозит у калитки, ведущей в дом Романа.

Роман спрыгивает с подножки и взбегает на крыльцо.

Дверь открывается и навстречу ему выходит отец.

Отец. О! Пропажа!.. Сколько дома-то не был?… Роман. Здравствуйте, батя!.. А мамка дома?… Отец. Где ж ей быть?… Галинку кормит…

Роман забегает в дом. Мать, сидя у стола, кормит чем-то похожим на кашу маленькую девочку.

Роман. Здрасте! Здрасте! Мать. Ой! Смотри, Галочка, папка приехал!.. Роман. Уже большая!!! Мать. И копия ты! Раздевайся! Чай согрею… Роман. Да я на минуту… Грузовик ехал в эту сторону… Я заскочил по делу… Где-то были цветные карандаши… Мне для работы надо!.. Мать. Я у тебя в комнате ничего не трогала… Как Гали не стало, так я не хожу туда…

Роман направляется в свою комнату. Он роется в ящиках старого письменного стола, за которым еще в школьные годы делал уроки.

С улицы доносится треск подъезжающего к дому мотоцикла. Роман никак не может отыскать нужную ему коробку с карандашами.Во дворе шум мотоцикла сменяется криками и руганью.Роману не до этого – он спешит.Вдруг он слышит истерический крик матери и выбегает в прихожую.

Мать. Рома, скорее забери отца!!! Они сейчас побьются!!!

Роман вылетает из дома. Во дворе он видит такую картину: отец вцепился в немецкого солдата, что зажал в руках черную курицу, которая минуту назад мирно бегала по двору.Немец с курицей пытается выйти через калитку к мотоциклу, а отец всем своим телом повис у него на руке. Оба громко ругаются.Роман подбегает к сцепившимся и пытается оттащить отца от немца.

Роман. Гер солдат!.. Я учетчик на объекте КЛ-66… Я сейчас аусвайс покажу… Отпустите курицу!..

В этот момент немцу удается вырваться. Отец падает на землю.Через мгновение он вскакивает и снова наваливается на немца, на этот раз вцепившись зубами ему в рукав.

Роман. Гер солдат!.. Вот мой аусвайс!.. Это мой фатэр!.. Он старый… Не надо его обижать…

Немец смотрит в аусвайс и разжимает руки… Курица остается у отца.Немец разражается ругательствами.Затем пинает ногой калитку и идет к мотоциклу – еще момент и он скрывается за поворотом маленькой улочки.

Роман. Ну что ж вы, батя?!

Роман направляется к дому и тут его взгляд падает на встревоженное лицо матери, стоящей на крыльце… Мать смотрит мимо него, туда, где остался отец.Резко повернув голову, Роман успевает увидеть отца, с белым как полотно лицом, крепко прижавшего к себе курицу.В следующее мгновение отец закрывает глаза и падает на мокрую землю…

Мать (кричит). Гриша-а-а-а!!!

Черная курица, возмущаясь, наконец вырывается из человеческих объятий.

* * *

...

Барак.

Вечер.

Роман гасит общий свет, зажигает керосинку и садится к рабочему столу…

Достает из ящика тумбочки ту самую початую бутылку шнапса, что подарили на день рождения матери, наливает почти полную алюминиевую кружку и, не отрываясь, выпивает…

Закуривает…

Снимает с полки одну из книг, где покоятся результаты его работы…

Открывает ее и впервые вчитывается в написанное его аккуратным почерком…

Роман (шепчет себе под нос). Вон сколько набралось… Все подсчитано и записано… Ничего не упустил… Полный порядок, герр комендант… Фамилии… Фамилии… На любой вкус: еврейские… цыганские… украинские… русские… польские… Выбирай какую хочешь… А вот тут, герр комендант, условные обозначения, чтобы легко можно было понять, кого за что ликвидировали: Гол. – те, кто держал голубей.Вал. – кто скрывал валенки.Гер. – кто укрывался от работ в Германии.Саб. – кто занимался саботажем.Нац. У – украинские националисты.Цвет. – нарушители цветомаскировки.Тун. – тунеядцы.Слух. – те, кто распускал слухи…ВП. – военнопленные…

И все подчеркнуто цветным карандашом, герр комендант!!! Красиво?!.. Красиво, герр комендант!!! Примерно через пять минут он резко останавливается, захлопывает книгу и выливает в себя остаток шнапса прямо из бутылки…

* * *

...

Ночь.

Роман и Николай смотрят на зарево, что разлилось над забором.

Горит там, где все время стреляли.

Николай. Палить начали… Помнишь того немца с чертежами?… Снова появился… Видать, скоро каюк… Сегодня застрелили «твоего крестника»… ну, этого… молодого… из полицаев… Роман. За что?! Николай. Много на себя брал… Лез везде без мыла в жопу… Рано или поздно – постреляют всех… Роман. И что же теперь делать? Николай. Тикать надо!!!

* * *

Сперва Роману кажется – треснуло стекло…

Потом он понимает, что это выстрел…

Потом он слышит много выстрелов…

Внутренний голос: «Все!.. Началось!..»

Роман бросает тоскливый взгляд на «свои книги» и… опрокидывает на них горящую керосинку… Еще долго облака над городом озаряются яркими сполохами…

* * *

...

Из репродуктора несется мелодия жизнерадостного спортивного марша.

За большим письменным столом, обитым зеленым сукном, сидит лысый человек и внимательно читает документы.

Прямо над его головой табличка: «Инспектор по кадрам Пилипишин Виктор Викторович»

Перед ним сидит Роман.

Он изменился: слегка располнел, отпустил усы, а на носу у него очки – те самые, в коричневой оправе.

Инспектор. По вашему военному билету следует, что вы не служили… Роман. Меня забраковали – инвалид детства… Инспектор. А где ж вы были во время оккупации?… Роман. Я с семьей жил на хуторе… Работал по найму… В поле… Вот же справочка… Инспектор. Вы не удивляйтесь!.. Мое дело проверить… Чтобы все было точно… Такая профессия!.. Роман. Я вас понимаю… У меня тоже точная профессия – «Учетчик»!.. Я без своей работы не могу… Инспектор. Это хорошо! Наш трамвайный парк расширяется… Люди нужны!.. А где ваша трудовая или хотя бы выписка?… Роман. Сгорела!.. Мы же все прятали от немцев… В хлеву… А они, когда приходили грабить, все пожгли… Поросенка забрали, курицу… Да не в этом дело… Они отца моего…

Роман замолчал, опустив голову.

Инспектор. Сволочи!.. Как народ настрадался!.. А почему вы именно к нам?… Роман. Места для меня памятные…

Роман вышел из ворот трамвайного парка и еще долго смотрел на гору, где была видна стена психлечебницы и маленькая церквушка рядом.

* * *

...

Кладбище.

Роман и тетя Валя стоят у оградки.

Внутри оградки растут маленькие весенние цветочки и стоят три креста.

Тетя Валя. Вот ты, Ромчик, и остался один… Все твои здесь… Роман. А Галинка?… Тетя Валя. Не справишься ты с ней один… Ей женская ласка нужна… Роман. А что ж мне делать?… Работа у меня… Тетя Валя. Мамка твоя, когда помирала, просила, чтобы я присмотрела за вами… Из дому я уйти не могу – у меня хозяйство… А вот взять Галинку к себе могу… Помощницей мне будет… Вон работница какая!..

Маленькая Галинка ходит между оградками и собирает веточки, прелые листья и камешки. Все это она относит в сторону и складывает в канавку, прилегающую к кладбищу.

Роман. Может, сейчас так и лучше будет… А там посмотрим…

* * *

Роман идет по тихой немноголюдной улице.

Женщина, явно страдающая слоновьей болезнью, мимо которой он проходит, вдруг останавливается и пристально вглядывается в его лицо.

Роман не замечает этого, а она идет за ним по пятам.

Потом она обгоняет его и перегораживает дорогу.

Женщина (тыча пальцем в лицо Роману). Очки!.. Очки!..

Женщина хватает Романа за полу пиджака и переходит на крик.

Женщина. Это он!.. Он!.. Он убил моего брата!.. Он!!! Держите его!!!

Прохожие невольно останавливаются, не понимая, что происходит. А женщина, вцепившись в Романа, продолжает кричать.Роман пытается освободиться от женской руки, но понимает, что сделать это не так-то просто.А тем временем вокруг сцепившихся образовывается довольно плотный людской круг, выбраться из которого невозможно.Женщина истерически орет, при этом одной рукой она удерживает Романа, а второй притягивает к себе стоящих вокруг.

Женщина. Брат!!! Мой брат!!! Он убил его!!! Эти очки!!!

Звук милицейского свистка заставляет всех смолкнуть. Никто и не заметил, как в самой гуще толпы оказался милиционер.Ему невероятным усилием удается разжать женские руки, удерживающие пиджак Романа.

Милиционер. Дамочка, дамочка!!! Успокойтесь!.. Успокойтесь, я вам говорю!!! Что случилось?!..

Женщина, тяжело дыша и всхлипывая, пытается что-то сказать, но ничего не выходит.

Милиционер. Мужчина, что случилось?! Роман. Товарищ офицер! Я шел… А вот она… Я с работы… Я в парке Красина работаю… Учетчиком…

В это время женщина одной рукой хватает Романа за волосы, а второй – начинает бить его по лицу. Очки сваливаются с Романа и падают на землю, при этом одно из стекол дает трещину.

Женщина. Очки!!! Очки!!! Он его убил!!! Милиционер (поднимает очки). Дамочка!!! Говорите спокойно!.. Что это за очки?!.. Они ваши?… Женщина (всхлипывая). Они моего брата!.. Давида… Милиционер. А где ваш брат?… Женщина. Он с мамой и бабушкой… Они все ушли «по приказу»… Милиционер. Ушли куда?… Женщина. В Бабий Яр… Роман. Товарищ офицер, я – учетчик… Я в парке Красина… Милиционер. Погодите!.. Дамочка, вы не ошибаетесь?… Таких очков знаете сколько… Может, они и не ваши… Женщина. Это они!.. Я их в аптеке заказывала… Плюс 2,5… Роман. Это мои очки!.. Меня премировали… Там еще мои буковки… Посмотрите!.. Там на дужке…

Милиционер поворачивает очки дужками к свету.

Милиционер. «Р. Д.»… Роман. Это мои инициалы Р. Д. – Роман Доцюк… (Роман полез в боковой карман пиджака.) Вот мой паспорт!!! Тут все совпадает…

Милиционер берет из рук Романа паспорт и внимательно читает. Женщина выхватывает паспорт из рук милиционера и рвет его на две части.

Женщина. Подлец!!! Негодяй!!! Эти буквы я выцарапывала сама, чтобы брат не потерял… Р. Д. – это Рохлин Давид!!! Люди!!! Держите его!!! Это он убил их!!! Он убил всех!!! Он!!! Он!!!

Женщина заходится в плаче, медленно оседая на землю. Тут из толпы протискивается к милиционеру одна из прохожих.

Прохожая (шепотом). Товарищ милиционер, я ее знаю… Она тут за углом живет… Больная она… У ней после войны не все дома… Она и по ночам кричит… И к соседям пристает… Роман. Я и пропуск показать могу… Милиционер (складывая две половинки паспорта). Да не надо!.. Все ясно!.. А паспорт поменять придется… Может, ей «скорую» вызвать?… Прохожая. Не надо!.. Я ее доведу… Милиционер (возвращая Роману паспорт). Гражданин Доцюк, извините! Сами видите… Вот что война с людьми сделала… Расходимся, граждане!.. Расходимся!!!

Роман складывает две части паспорта и засовывает в пиджак, потом, прижимая к себе треснувшие очки, медленно отходит от места происшествия. Кое-кто сочувственно кивает ему – мол, держись, мужик!Роман делает всего пять шагов, бледнеет и падает на землю…Очки выпадают из его слабеющей руки…

* * *

Роман слышит голоса.

Женский голос. Ему всего 29 лет?! Мужской голос. Да, милочка!.. А что вы хотите?… Кто-то войну пережил головой, а кто-то сердцем… Ничего!.. Молодой еще – поправится!..

И Роман снова проваливается в небытие.

* * *

По коридору больницы смело шагают две девушки.

Они кого-то высматривают.

Наконец они видят цель своего визита – кровать, на которой лежит Роман Григорьевич Доцюк.

Первая девушка. Здравствуйте, Роман Григорьевич!.. Мы из месткома!.. Это вам!..

Девушка протягивает Роману большой кулек, свернутый из газеты.

Вторая девушка. Это вам яблоки!.. От месткома… Ну и от нас, конечно…

Роман смущенно принимает кулек.

Первая девушка. Все велели вам передать, чтобы поправлялись побыстрее!.. Вторая девушка. Вас премировали путевкой в дом отдыха сердечников!.. Роман. Спасибо большое!.. Мне уже лучше… Скоро выйду на работу… Вторая девушка. Ну что вы!.. Начальство велело вам лежать!.. А коллектив за вас пока потрудится… Первая девушка. Ну, мы пойдем… Нам еще двоих проведать надо… Роман. Спасибо вам, девушки!..

Девушки так же задорно, как пришли, уходят. И уже из конца коридора одна из них быстро возвращается.

Третья девушка. Совсем забыли… Ваши очки!.. Стекло заменили… И мастер все подкрутил – теперь как новые!..

Девушка убегает. Роман отворачивается лицом к стене и тихо плачет…

* * *

...

Поток воды и глины, смешанный с мелкими белыми камешками, что на самом деле были останками сгоревших человеческих костей, уже почти добрался до окна второго этажа, а Роман Григорьевич все стоит и смотрит на гору с маленькой церквушкой над обрывом.

Наконец он поворачивает голову к полкам, на которых лежат стопки учетных книг…

Внутренний голос: «Жаль, работа пропадает!.. Лучшая!..»

...

Голос за кадром:

...

Остров Брач. Хорватия, 2008

Сцена 1

...

Голос Батицкого. Я если и задавался вопросом, почему с людьми происходит то или иное, то сразу сам себе и отвечал: «Не твоего ума дело! Молчи и смотри!»

...

Феликс стоит в туалете со спущенными штанами и смотрит в зеркало на свое отражение. Вернее, на один-единственный фрагмент своего тела, находящийся ниже пояса.

Сцена 2

...

Несколькими минутами раньше: Феликс сидит напротив врача и с любопытством, очень похожим на страх, пытается прочитать в глазах медика диагноз.

Врач. Ну что вы на меня так смотрите? Это опухоль! Злокачественная! Феликс. В таком месте?! Врач. Бывает и в таком. Надо резать! Феликс. Совсем?! Врач. Ну зачем же, только пораженный участок. И чем скорее, тем лучше! Времени не осталось! Сцена 3

...

Феликс говорит по телефону.

Феликс. Октай, меня не будет – я не приеду! Голос. Ты хочешь моей смерти?! Через неделю начинается сезон. У меня контракт с отелем! Где твои люди? Кто будет отвечать за анимацию? Феликс. Октайчик, не волнуйся, люди приедут! А у меня уже нет времени! Голос. Что случилось, брат? Феликс. Ты будешь смеяться – мне хотят сделать обрезание… Голос. Я не очень понял, но лучше, чем у нас в Турции, нигде не сделают! Феликс. Спасибо за совет! Я подумаю!

Феликс механически нажимает на кнопку отбоя. Сцена 3б.

...

Феликс. Бутылку кефира, пожалуйста!..

Берет кефир. Отходит. Идет к выходу и на секунду задерживается возле колбасного отдела.Люди проходят мимо, толкая его, а он зачарованно смотрит, как продавщица медленно нарезает на аккуратные кусочки палку молочной колбасы.Глаза закатываются и он начинает оседать.Приходит в себя он уже на улице: его поддерживают две сердобольные старушки.

Феликс. Со мной все в порядке… Не беспокойтесь… Спасибо… Сцена 4

...

Феликс сидит в уличном кафе. Он уже минуту безуспешно пытается налить молоко в кофе: руки не слушаются. Из-за угла появляется его старинный друг Юра Батицкий. Батицкий садится напротив Феликса и внимательно смотрит на его руки. Потом берет своей рукой руку Феликса, и молоко наконец попадает в чашку с кофе.

Батицкий. Коньяк будешь? Феликс. Я не знаю… Мне, наверно, нельзя… Батицкий. Что с тобой? Феликс. Мне п… ец!

Батицкий подзывает официанта и заказывает коньяк.

Батицкий. Погоди, ничего не говори – сперва выпьем!

Они выпивают молча.

Феликс. У меня опухоль… опухоль моего мужского достоинства… злокачественная… резать нужно было уже вчера!!! Батицкий. Ошибка возможна? Феликс. С моим еврейским счастьем? Батицкий. Какой врач нужен? Феликс. Мне сказали: хирург-уролог. Батицкий. Есть одно светило!!! Тебе, прежде всего, нужно успокоиться! Феликс. Как?! Ты не понимаешь – ВРЕМЯ ПОШЛО!

Феликс резко встает и отходит. Через несколько секунд он возвращается, садится и продолжает.

Феликс. Сегодня мне приснилась мама. Она ничего не сказала, просто подошла к телевизору, нашему старенькому телевизору, что стоял на тумбочке, включила и указала пальцем на экран, мол, смотри, сынок, внимательно, а в телевизоре шпионский фильм из детства – что-то про атомную войну и радиацию: у нашего разведчика на лацкане пиджака висит такой радиоактивный датчик, и как только он попадает в помещение, где смертельная доза излучения, датчик начинает тикать. Как-то очень громко и страшно!

Феликс опять вскакивает и начинает ходить туда-сюда мимо онемевшего друга.

Феликс. Так вот: счетчик тикает не только там, во сне, а еще и тут (Феликс показывает на висок), сейчас!!! Тогда, в детстве, я пугался и прятал голову в большой маминой груди. Сейчас мне некуда спрятаться…

Они выпивают. Сцена 5

...

Феликс и Батицкий стоят в пяти метрах от длиннющей очереди, голова которой прячется в дверях посольства Бельгии.

Сыплет противный мелкий дождь.

Феликс. Октай узнавал: в Турции и вообще в восточных странах это не оперируют – у них нет прецедентов. Батицкий. Как это? Ах! Ну да!!! У них у всех уже резанули! Феликс. Твое светило берется сделать за тысячу, но мне советуют попробовать в Брюсселе, там одна из лучших клиник. Батицкий. За сколько? Феликс. Что «за сколько»? Батицкий. Сколько стоит операция в Брюсселе? Феликс. Восемь тысяч долларов! Батицкий. Я сейчас не могу… Редакция задержала гонорар… Обещали через неделю! Феликс. Не мучайся. Я же знаю: тебе, с твоим «выводком», самому нужна материальная помощь. У меня есть четыре. Соседка занимает мне остальное. Батицкий. А что твой турок?… Ну, этот – Октай?… А?! Феликс. Он сделал все: позвонил в бельгийскую клинику; получил подтверждение; заставил их выслать медицинскую поддержку в посольство. Все за три дня! Мне на сегодня назначено! Батицкий. А я, придурок, все гадаю, чего мы сюда приперлись! Феликс. Друг мой, посоветуй, что мне делать? Влезать в долги – лететь в Брюссель или ложиться под светило? Батицкий. Я всегда охотно давал советы другим, а тут в первый раз… Это твоя жизнь… Я боюсь… Феликс. Это я – воспитанный в музыкальной семье, осторожный, рассудительный и смертельно напуганный полуеврей, могу бояться, а ты не должен! Ты должен мне что-то посоветовать! Слышишь, должен!!!

Руки Феликса автоматически впиваются в воротник куртки Батицкого. Батицкий затравленно смотрит на Феликса. Венчает эту «скульптурную группу» трепещущий на ветру зонтик. Через минуту руки Феликса разжимаются.

Феликс. Ты меня понимаешь? Батицкий. Понимаю… Сцена 6

...

Феликс и Батицкий быстро идут по длинному коридору кассового зала аэропорта. В нужном окошке сидит миловидная блондинка.

Феликс. Один билет до Брюсселя. Блондинка. Только туда? Феликс. Почему? Что вы имеете в виду? Батицкий. Успокойся, она же ничего не знает. Нет, девушка! Конечно, туда и обратно! Блондинка. Прямой или через Амстердам? Феликс. Зачем – через Амстердам? Блондинка. Рейс на Брюссель и из Брюсселя выполняется только раз в неделю, по субботам. А из Амстердама самолеты летают пять раз в неделю. Вдруг у вас что-то изменится. Феликс. А через Амстердам дороже? Блондинка. Немного.

Феликс вопрошающе смотрит на Батицкого.

Батицкий. Девушка, вы нам дадите пять минут на раздумья? Блондинка. Разве ж вам откажешь. Думайте!

Феликс стоит лицом к стеклянной стене аэропорта, по которой стекают капли дождя. Батицкий стоит за его спиной.

Батицкий. Я думаю, надо брать прямой на Брюссель! Иначе у тебя будет соблазн вернуться и сэкономить деньги. Я прав? Феликс. Скажи честно: эта блондинка в кассе… Я видел, как тебе хотелось закадрить ее. И я видел, как ты остановил себя… Ты в этот момент подумал обо мне?! Батицкий. Да брось ты… Феликс. «В доме повешенного не говорят о веревке!» Все правильно. Просто я еще не привык. Батицкий. Глубоко вдохни. Выдохни. И успокойся. Это же твое любимое выражение: «Все будет хорошо! В крайнем случае, плохо!» Феликс. Ты прав. Негоже заставлять красивую женщину долго ждать. Даже если тебе уже нечем ее удивить… Я в кассу! Встретимся у выхода! Сцена 7

...

Батицкий сквозь сон слышит звонок телефона.

Голос Феликса. Я улетаю! Батицкий. А как же… Я же хотел проводить тебя… Голос Феликса. Не знаю почему, но я взял через Амстердам! Пожелай мне удачи!!!

Гудки. В другой комнате плачет ребенок.

Женский голос. Подойди к ребенку, и оба дайте мне выспаться! Сцена 8

...

...

Бельгийский доктор внимательно рассматривает рентгеновский снимок. Феликс сидит на диванчике, аккуратно положив руки на свои худые коленки.

Доктор (на хорошем английском). Положение несколько хуже, чем мы предполагали, поражены некоторые лимфоузлы. Но не надо волноваться. Это можно оперировать! Феликс (на хорошем русском). Можно-то можно, вопрос в том, хватит ли денег. (На плохом английском.) Сколько это стоит? Доктор. Вместе с содержанием – двенадцать тысяч долларов. Сцена 9

...

Батицкий, затаив дыхание и прижав к уху телефон, слушает Феликса.

Феликс. Твое светило – последняя скотина, он даже диагноз правильно поставить не может! Звони ему – пусть готовит операционную на завтра! Батицкий. А что случилось?! Феликс. Времени и денег мало!!! Через три часа самолет из Амстердама. Я на электричку. Тут недалеко – пятьдесят минут езды. До завтра! Сцена 10

...

...

Служащая амстердамского аэропорта медленно и терпеливо пытается объяснить Феликсу, что произошло.

Служащая (конечно, на английском). Вы немного опоздали! Расписание несколько изменилось – следующий самолет, на котором вы можете улететь, только послезавтра. Феликс. Но мне сказали, что самолет летает пять раз в неделю?! Служащая. Совершенно верно: пять раз, кроме вторника и воскресенья! Феликс (на русском). Суки! Если б вы знали, что вы наделали! Служащая (на английском). Я могу вам чем-то помочь? Феликс (на русском). Я бы тебя послал, но, в связи с моим диагнозом, не на что! Сцена 11

...

Батицкий сидит в туалете – не по нужде, а просто курит и читает газету.

Голос жены (из дальней комнаты). Тебя к телефону! Выйдешь или пусть перезвонят?

Батицкий встает, бросает сигарету в унитаз и демонстративно спускает воду. Выжидает для достоверности еще несколько секунд и выходит. Сцена 12

...

Голос Феликса. Ты уже звонил врачу?!

Батицкий. Конечно! Как ты просил!

Голос Феликса. Катастрофа! Они поменяли расписание, и я опоздал! Самолет в среду. Что делать?

Батицкий. Я им сейчас перезвоню. Ты только не психуй! Они же люди! Поймут!

Сцена 13

...

Феликс, волоча за собой сумку, идет к справочному окошку. Голова в окошке встречает его улыбкой.

...

Феликс (на русском). Посмотри на нее. Блин, я пятый раз объясняю, что для меня это дорого! (На английском.) Я вас очень прошу: посмотрите еще разочек!

Голова в окошке: Сэр, поверьте, я предлагаю вам самый лучший вариант: отель в тихом месте, двадцать минут на автобусе, номер стоит всего шестьдесят долларов в сутки и… там говорят на русском!!!

Феликс (на русском). «Всего шестьдесят долларов…» Падло!

Сцена 14

...

Портье – молодой человек с кудрявыми черными волосами, учтиво прощается с пожилой немецкой парой, долго и терпеливо объясняя им, каким транспортом можно добраться до вокзала, потратив минимум денег. За окном отеля «тихо громыхает» проходящий мимо поезд. Наконец немцы удаляются, и портье обращает свой взор на Феликса.

Портье (на чистом русском). Вы Ставников? Нам звонили из аэропорта. Давайте паспорт! Я тоже из России. Из Кемерово. Однажды потянуло посмотреть, как живут местные наркоманы, увидел и остался. Можно сказать, попал случайно. А вы? Феликс (протягивая паспорт). А я просто «попал»! Портье. Смешно! Вы знаете, тут почему-то мало шутят. Курят много, а шутят мало. У нас сегодня «выезд». Вы – единственный гость. Вот ваши ключики. Это все ваши вещи? Феликс. Это моя любимая, проверенная сумка. Она всегда при мне! Тут все, что мне нужно! Портье. Завтрак с 7 до 10. Сегодня вы его уже «проехали».

Феликс. Сегодня день вообще складывается неплохо. Спасибо! Сцена 15

...

Феликс входит в крошечный гостиничный номер. Не снимая пальто, садится на кровать. Пытается дышать ровно и медленно, чтобы успокоиться. На тумбочке звонит телефон.

Голос в трубке. Алло, это Боря – портье! Сцена 16

...

Феликс и Боря сидят в малюсеньком гостиничном лобби. Перед ними кофейник и тарелка с булочками.

Боря. Я подумал, что человеку, тем более «нашему человеку», без завтрака никак! Я правильно подумал? Феликс. Правильнее и не подумаешь. Боря. А если честно, смертельно хочется поболтать с соотечественником! Феликс. Если «смертельно», то это вы в точку попали. Боря. За время работы в отеле я научился неплохо разбираться в людях. У вас что-то случилось! А что? Понять не могу. Феликс. Кому нужно чужое горе?! Боря. Я так тоже думал. Раньше!!! Раньше – это когда я по-взрослому увлекался травкой. Я тогда много читал. Читал все без разбору. Мне стыдно признаваться, но я даже воровал книги в библиотеках. Однажды я взял книгу, даже не посмотрев на название, – это оказался Хемингуэй «По ком звонит колокол»! Тогда я впервые узнал слова: «Не спрашивай, по ком звонит колокол, – он звонит по тебе». В моей жизни все поменялось. Надеюсь, к лучшему! Теперь я уверен в том, что чужого горя не бывает! А вы думаете по-другому? Феликс. Я не знаю… Мне тридцать девять лет. У меня ничего и никого: ни жены, ни детей, ни домашних животных. Если меня вдруг не станет, думаю, никто и не заметит. Боря. Вы собираетесь покинуть этот благословенный мир? Феликс. Я бы немного задержался, но от меня, к сожалению, уже ничего не зависит! Боря. Вам нужно покурить! Сцена 17

...

Сквозь дым в маленькой кладовой почти ничего не видно.

Боря. А вы, я смотрю, раньше не курили! Ведь правда? Феликс. Никогда! Я занимался всем, чем угодно, только не этим: не хотел огорчать маму, она точно знала, что это очень вредно. Вот я и не курил. Не помогло! Боря. Вы больны? Что у вас? Феликс. С ходу и не выговоришь…

Дым почти затягивает фигуру рассказчика, а грохот проходящего поезда почти заглушает слова. Спустя несколько минут Феликс умолкает. Боря гасит сигарету.

Боря. Я не умею утешать… Простите… Сцена 18

...

Утро.

Феликс лежит на кровати в одежде. Он так и спал. Звонит телефон.

Голос (на русском). Это Боря – портье! Но не тот, что был вчера. Я – его сменщик. Вы можете спуститься вниз? Сцена 19 Ресепшн/Лобби в отеле в Амстердаме

Феликс стоит перед новым портье, как двоечник, не знающий ни одной строчки из стихотворения, заданного на сегодня. Новый Боря – рыжий высокий парень с оттопыренными ушами, наверно, чтобы хорошо слышать.

Боря-2. Мы со вчерашним Борей тезки. Я тоже из России, только из Кисловодска. Феликс. И вы тоже попали сюда из любопытства? Боря-2. В каком смысле? Феликс. Ну… Посмотреть, как они курят… Боря-2. Вы о ком? Феликс. Не обращайте на меня внимания – я плохо спал. Боря-2. Я понимаю. Я вас очень хорошо понимаю – мне Боря все рассказал. Это ужасно! Феликс. Спасибо за сочувствие. Вы меня позвали… От меня что-то нужно?

Боря-2. Нужно, чтобы вы рассказали еще раз и подробнее.

Феликс. Зачем?

Боря-2. Я все понимаю – это тяжело, но поверьте – это нужно! Кофе хотите?

Феликс (после большой паузы). Все началось так: сперва я и моя девушка почувствовали легкий дискомфорт…

Сцена 20

...

Феликс сидит на диванчике в лобби и тупо смотрит на дно чашки, где в причудливом узоре застыла кофейная гуща. Слышно, как Боря разговаривает по телефону. Явно не на русском. Через минуту он возникает перед Феликсом.

Боря-2. Когда вы хотите улетать? Феликс. Завтра. Боря-2. Вам нужно сдать билет! Сцена 21

...

Батицкий, прижав плечом к уху телефонную трубку, одной рукой держит на весу маленького мальчика, а второй пытается равномерно мешать кашу.

Феликс. Он сказал, что пока он не волшебник, а только учится, и все же попытается сотворить для меня маленькое чудо. Батицкий. Феликс, что происходит? Вы что там, обкурились?! Я дважды переносил твою операцию! Они, в конце концов, плюнут и будут правы! Феликс. Не ори на меня!!! Я сойду с ума!!! Что мне делать?! Батицкий (после паузы). Извини! По-честному, я бы тоже… Рискнул и остался… Так хоть надежда есть!

В тишине слышно, как на обоих концах телефонного провода плачут. Сцена 22

...

Боря-2. Он пришел!

Рыжий Боря стоит у распахнутой двери гостиничного номера. Феликс мигом вскакивает с кровати и никак не может попасть ногой в туфлю.

Боря-2. Пойдемте! Говорите медленно – я буду переводить! Феликс. Опять все рассказывать? Боря-2. Конечно! И подробнее!!! Сцена 23

...

Человек, одетый во все черное, кажется абсолютно безразличным к тому, что говорит Феликс и переводит Боря-2.

Боря-2 (Феликсу на русском). Рассказывайте, рассказывайте! Так нужно! Феликс. Я уже гребу по дну. Мой несчастный член не так прекрасен, чтобы о нем столько говорить! Боря-2. Не кипятитесь, сейчас я узнаю – все ли он понял.

Боря-2 осторожно задает несколько вопросов человеку в черном. Тот отвечает Боре-2, не отрывая глаз от Феликса.

Боря-2. Он спрашивает: настоящий ли вы еврей… Феликс. По маме… Да!!! Боря-2. Он спрашивает: а как вы можете доказать… Феликс. Пусть приходит после операции – я буду вылитым евреем! Боря-2. Может, у вас есть какие-нибудь документы, подтверждающие… Феликс. Результаты анализов его устроят? Боря-2. Каких анализов? Феликс. Мочи!!! Боря-2. Феликс, что вы говорите?! Феликс. Стоп!!! Погодите! Я вспомнил – сумка… Моя сумка…

Феликс бежит, перепрыгивая через ступеньки, на второй этаж. Сцена 24

...

Феликс влетает в номер, хватает свою старенькую дорожную сумку и вытряхивает из нее все содержимое прямо на пол. В ворохе вещей белеют два листочка бумаги. Феликс хватает их и несется назад в лобби.

Сцена 25

...

Феликс. Вот!!! Я же говорил, что таскаю эту сумку повсюду: еще год назад я положил в нее бумаги от сестры из Германии. Приглашение на ПМЖ!!! Тут все написано!!!

Все происходит в замедленном темпе. Сцена 26

...

Машина, принадлежащая «Центральному онкологическому центру», останавливается у входа… Два голландских служащих подкатывают сверкающие голландские носилки и укладывают на них Феликса. При этом он неубедительно пытается объяснить, что может идти сам…

Сцена 27

...

Вот он, уже в белых одеждах, «плывет» по длинным коридорам госпиталя в операционную в сопровождении «ангелов-служителей»…

Сцена 28

...

Вот он уже в «лучах славы» на операционном столе… Вот он закрывает глаза…

Сцена 29

...

...

Феликс открывает глаза – все это уже было, только в обратном порядке: «сияющие медики» толкают «сверкающую коляску» по бесконечным коридорам клиники к «парадному выходу».

Машина, принадлежащая «Центральному онкологическому центру», везет очумевшего пациента в амстердамский аэропорт.

Сцена 30

...

Сопровождающий подводит Феликса к стойке регистрации.

Сопровождающий (Феликсу). Вот ваш билет. А это – ваша медицинская карта и гарантия… Феликс. Гарантия на что? Сопровождающий. Гарантия на медобслуживание в течении трех лет в нашем госпитале. Феликс. Спасибо! А… Сопровождающий. Вас что-то тревожит? Феликс. Я все хочу спросить… Каким образом… В общем, все это за чей счет? Сколько все это стоит, и кто должен платить? Сопровождающий. Вам была проведена резекция пораженного участка и удаление семи лимфаузлов, плюс содержание и обслуживание в течение десяти дней. Общая стоимость оказанных услуг – двадцать пять тысяч долларов. Вы должны расписаться в акте о том, что все перечисленные пункты соответствуют действительности. Вы практически здоровы!!! Феликс. Понимаю… Все соответствует… Кто должен платить? Сопровождающий. Уже за все заплатили! Вам нужно только подтвердить подписью! Феликс. А кто заплатил? Сопровождающий. Спонсор! (Заглянув в бумаги.) Йохан Ван Ривз! Феликс. А кто он? Сопровождающий. Я не знаю! Это не имеет значения! Подписывайте, иначе опоздаете на самолет!!! Сцена 31

...

Батицкий открывает входную дверь и замирает от удивления: на пороге стоит Феликс с дорожной сумкой в руках.

Феликс. А вот и я!!! Правда, уже не в «комплекте»! Зато мне теперь ничего не мешает стать хорошим танцором! Ха! Сцена 32

...

Феликс и Батицкий сидят в затемненном зале маленького кафе.

Феликс. Ну, скажи мне – что это? А?

Батицкий улыбается и молчит.

Феликс. Ты меня знаешь с детства. Я перестал верить в сказки еще в восемь лет, когда во время новогоднего представления побежал в туалет и по ошибке заскочил в женский, а там увидел писающую Снегурочку. Этот «волшебный образ» преследовал меня долгие годы. Я старался жить очень реально, не ожидая чуда: под девизом – «Мы рождены, чтоб сказку сделать болью!» И вот тебе! Это урок?! Батицкий. У меня нет слов! Я ведь уже оплакивал тебя… Прости! Феликс. У меня у самого уже опускались руки, особенно, когда я должен был бесконечно рассказывать свою историю. А теперь скажи – кто послал мне всех этих людей? Какому богу я должен по ставить свечку?

Батицкий улыбается и разводит руками.

Феликс. Поставлю всем! Ты не знаешь, у нас в городе мечеть есть?

Батицкий и Феликс молча смотрят друг на друга.

Феликс. Поеду к Октаю и там поставлю! Батицкий. А что теперь? В смысле: что принимать, что можно, чего нельзя? Феликс. В документах написано: «Практически здоров». А на деле. Я – инвалид! Чем я должен жить дальше? Зачем мне такое спасение?

Они долго сидят молча.

Феликс. Пока не хочу об этом думать! Немного денег есть. Поеду в Турцию догонять своих. Недельку отдохну и поеду. Сцена 33

...

Феликс. Октайчик, дорогой! Спасибо тебе! Ты сделал все, что мог. Если бы я не поехал в Брюссель, то не попал бы и в Амстердам…

Октай. Я сделал так, как должен сделать друг…

Феликс. Спасибо. Не волнуйся. Все в порядке. Я совсем здоров, и я хочу приехать и продолжить работу.

Октай. Феликс, приехать можешь в любой момент… Встречу и приму, как родного… Но… Работа уже ушла… Хозяева так долго ждать не могли… Сам знаешь – сезон!

Сцена 34

...

Феликс, не торопясь, передвигается по комнате в старой родительской квартире.

Комната большая и старомодная, подернутая пылью многих десятилетий затхлой жизни – типичная комната в коммуналке.

На стенах висят семейные фотографии: мать и отец – со скрипками в руках на сцене Большого театра, маленький Феликс с мамой у новогодней елки в Кремле, папа во время исполнения концертного номера и т. д.

Кто-то звонит в дверь.

Феликс. Кто это?

С этой мыслью он и открывает дверь: сильный удар в переносицу вышибает все из головы. Ноги, ноги, ноги – это все, что видит Феликс, с трудом открыв глаза.

Голос. Все!!! Пошли, пошли!

Шум удаляющихся шагов. Хлопает входная дверь. Становится очень тихо. Феликс лежит на полу лицом вниз. Он пытается пошевелиться – ничего не получается. Руки и ноги связаны, причем руки связаны каким-то чудным узлом за спиной. Все попытки развязаться ни к чему не приводят. Феликс проваливается в дрему.Открывает глаза и по солнечному лучу, медленно ползущему по полу, понимает, что прошло уже несколько часов.В очередной раз открыв глаза, Феликс долго не может понять, где находится – вокруг темно и тихо.Где-то вдалеке слышится звук открываемой входной двери, затем на полу появляется узкая полоска света…

Женский голос. Феликс! Ты дома?

Напряжение спадает, и Феликс вновь проваливается в сон. Сцена 35

...

Феликс сидит на диване и монотонно растирает онемевшие руки. Ноги его находятся в тазике с горячей водой. Под глазом большой синяк; из ноздрей торчат ватные фитили, окрашенные кровью.

В комнату входит женщина с чашкой чая. Это соседка Тамара.

Тамара. Боже мой! Я все не могу успокоиться: а если бы ты жил один, без соседки? А если бы швы разошлись? А?! Попей, легче станет!

Феликс молчит – он все еще пребывает в шоке.

Тамара. Бедная Берта Яковлевна! Слава богу, что она не дожила до этого дня – она бы получила разрыв сердца. Что они вынесли?! Феликс, ты меня слышишь? Кто это был? Зачем ты их впустил? Надо вызвать милицию!!! Феликс. Не надо! Ничего не надо! Я сам разберусь… Тамара. Пока, я вижу, «разобрались» с тобой. И разобрались крепко! Феликс. Я знаю, кто это был!!! Сцена 36

...

Феликс и Батицкий сидят на скамейке в скверике. Они кого-то ждут. Батицкий все время оглядывается по сторонам.

Батицкий. Ты не волнуйся. Он обязательно придет. Люди такого уровня дорожат своим словом. Феликс. От его слова мне легче не станет. Хотелось, чтобы он что-то сделал! Батицкий. Вот он идет! Я же говорил: по нему можно сверять часы!

К сидящим подходит мужчина лет шестидесяти, худощавый ( может, даже излишне ) , в очках и с газеткой в руках.

Батицкий (вставая). Здравствуйте, Григорий! Это мой друг – Феликс! Григорий (садясь рядом с Феликсом). Добрый день, ребята! Батицкий. Григорий, извините, что побеспокоили в воскресенье. С моим другом стряслась… Григорий (глядя на Феликса). Я догадался! Батицкий. Феликс, расскажи… Феликс. Это было вчера днем: я был дома один… В дверь позвонили… Я открыл… Григорий. Что было дальше, я представляю. Много взяли? Феликс. Магнитофон, видеокамеру и почему-то мамин чайный сервиз. Григорий. А деньги? Феликс. Что? Батицкий. Григорий спрашивает про деньги! Деньги нашли? Феликс. А! Деньги?! Григорий. Если не секрет, где вы их прятали?

Феликс подозрительно смотрит на спрашивающего. Батицкий мельком бросает взгляд на Григория, затем на Феликса.

Батицкий. Не бойся, Феликс. Григорию можно! Григорий. Не можно, а нужно! Иначе я, при всем желании, помочь не смогу! Феликс (секунду поколебавшись). Они были… в мамином сервизе… Но денег было немного… Батицкий. Что ж ты молчишь? Феликс. Я не молчу… Мне стыдно, что я такой дурак… Григорий. Каждый из нас, рано или поздно, оказывается в роли лоха! Вы что-нибудь видели? Вспомнить можете? Батицкий. Напрягись… Вспомни… Феликс. Одного из них я знаю! Григорий. Это уже интересно! Феликс. Мой старый знакомый – Серега Насонов, из балетных! Как вы считаете – можно будет что-то сделать?

Теперь оба – и Феликс, и Батицкий – смотрят на Григория.

Григорий. Вы должны знать: если и удастся что-то вернуть, то только половину! Преступники, в отличие от мирных граждан, живут по законам: воры товар «берут», взятый товар сдается «барыгам», «барыги» отдают «реализаторам» и т. д. Ворами работа уже сделана – они своего не отдадут! Батицкий. Ну, может, хоть что-то? Григорий. Как, вы говорите, его зовут? Феликс. Сергей Насонов!!! Григорий. Погуляйте немного! Через часик встретимся тут же!

...

Григорий говорит тихо и медленно.

Григорий. Ваш старинный «друг» – Сергей задолжал «братве». Они его прижали – вот он и расплатился за ваш счет! Я нечто похожее и предполагал! Батицкий. Так пусть он за все и ответит!!! Григорий. «Братва» этим заниматься не будет – это не в их интересах; в милиции вы ничего не докажете, это понятно. Да и к тому же ваш знакомый оказался не дураком и сбежал. Батицкий. Куда? Григорий. В Таиланд! Вчера же вечером и улетел, говорят, по контракту. Вот так, ребята!

Батицкий сочувственно смотрит на опустившего голову Феликса.

Батицкий. Все равно, Григорий, вам большое спасибо! Григорий. Не за что! Хотел помочь, да не все в наших силах! Вы, ребятки, сильно не огорчайтесь – смотрите на происходящее философски: за все в жизни приходится платить! До свидания!

Фигура Григория еще долго находится в поле зрения Феликса и Батицкого – уходит он медленно, с достоинством. Сцена 37

...

Феликс. Я знаю, он прав, этот Григорий – за все нужно платить! Он прав тысячу раз, но мне от этого еще хуже! Я не понимаю, чего от меня хотят. Меня словно к чему-то подталкивают. Там, наверху! Мне подают какие-то знаки, а я не могу их расшифровать.

Феликс стоит у подножия стремянки, смотрит вверх, и со стороны может показаться, говорит сам с собой. Где-то под самым потолком Батицкий, переминаясь с ноги на ногу, ждет, когда можно будет вставить хоть слово.

Феликс. Когда мне поставили диагноз, первое, что пришло в голову – слово «конец». Я представил себе, как на истории болезни напишут: «Дело с концом». Смешно?! Я стал готовиться: наводить порядок в своих мыслях, делах, знакомых. И, конечно, прощаться! Труднее всего мне было распроститься с моей свободой. Например: с милыми моему сердцу, ни к чему не обязывающими, любовными приключениями… Батицкий. Извини, что перебиваю; как клеить – вплотную к стенке или оставлять зазор? Феликс. Я понимаю – тебе не интересно! Батицкий. Не дури! Мне интересно! Продолжай рассказывать и держи стремянку крепче, б… Если не хочешь, чтобы я навернулся!!! Феликс. Успокойся, я не из тех, кто тащит за собой в могилу «невинных». Батицкий. Дурак!!! Феликс. Теперь я «практически здоров», но я не вижу «света в конце тоннеля». Последние деньги вынесли. На какие шиши мне жить? Батицкий. Я тебе помогу. А потом тебе дадут пенсию… Феликс. Нашу пенсию? Тебе самому не смешно? Батицкий. Мы что-нибудь придумаем… Феликс (машет рукой). А-а-а! Ну тебя! Не тошни! Клей быстрее! Сцена 38

...

Раннее утро.

Феликсу не спится.

Феликс (самому себе). Что ты лежишь и воняешь? Нужно что-то делать! Нужно! Нужно!

Он резко встает и направляется на кухню. Сцена 39

...

Входит и останавливается как вкопанный… В центре коммунальной кухни стоит отгороженная легкой прозрачной занавеской ванна, а в ней плещется… незнакомая девушка. Увидев Феликса, она ойкает и уходит с головой под воду. Феликс инстинктивно отворачивается… и, извиняясь, пятится к себе в комнату.

Сцена 40

...

Ничего не понимая, Феликс ходит по комнате. За дверью слышится какая-то возня и женские голоса. Наконец в дверь стучат.

Тамара. Можно?! Феликс. Да! Тамара (смеясь). Извини, ради бога… Я не успела тебя предупредить… Думала: еще рано, ты спишь, а она с дороги успеет умыться… А ты… (И она зашлась смехом.) Феликс (улыбаясь). А я подумал, что помер… и уже в раю… Тамара. Тю! Типун тебе на язык… Феликс. А кто это? Тамара. Сашка – моя племянница! Сестра моя, Нина, в Белоруссии… Ты ж ее помнишь… В Полоцке… Городок с ноготок… Она одна, без мужа… А Сашка выросла… Нужно определяться… Хочу помочь… Феликс. Так это Нинина дочь? Тамара. Да! Извини еще раз! (Смеется.) Больше такого не повторится! Феликс. Нет, ну почему же… В моей ситуации бесполезно… Но все равно, приятно… Сцена 41

...

Батицкий толкает перед собой коляску, в которой сидит маленький ребенок. За ним следом тащится Феликс с корзинкой в руках.

Феликс. Как в анекдоте: «Думать нечего – нужно трясти!!!»… Тут я просто подохну с голоду. А там «социал». Там страховая медицина, знаешь какая. Там я как раз и могу рассчитывать на пенсию. Сестра все разузнала. Эта спасительная мысль пришла мне в голову, когда я перебирал вещи и снова наткнулся на приглашение. Так что: «Дойчланд, Дойчланд – юбер алес!!!» Батицкий. Тебе, конечно, виднее, но… Ты же не прагматичный человек… Как ты будешь жить среди немцев? Феликс. Не рви мне «сэрдцэ»! К немчуре душа не лежит. Но тут у меня все равно никакой перспективы! Я пропаду! Это единственный выход… Батицкий. И когда ты хочешь ехать? Феликс. Завтра…

Батицкий резко останавливается. Феликс налетает на него.

Батицкий. Как это?! Завтра?! Феликс. Осторожно! Ребенка угробишь… Ну, что ты вылупился? Завтра иду в посольство… Сцена 42

...

Феликс выходит из дверей посольства Германии. Его ждет Батицкий.

Батицкий. Ну?! Феликс. Они сказали, что если я не въеду в страну до пятнадцатого, то уже не въеду никогда… Батицкий. До пятнадцатого чего? Феликс. До пятнадцатого следующего месяца. Батицкий. Осталось сорок два дня. Феликс. Это лучше, чем сорок дней. Батицкий. О чем ты думаешь? Нужно спешить!!! Феликс. Опять спешить. Когда же я, наконец, остановлюсь? А еще они сказали, что въехать без жены будет сложно. Батицкий. Надо срочно жениться! Феликс. Я знал, что ты – тупой… Батицкий. Раз немцы сказали… Значит надо! Феликс. На ком?! Батицкий. Я тебе свою одолжу!!! Сцена 43

...

Феликс стоит посередине комнаты. На полу два открытых чемодана. Вокруг валяется куча вещей. В дверь тихо стучат.

Феликс. Открыто!

Дверь со скрипом приоткрывается и в проеме появляется милое, чистое личико Тамариной племянницы – Саши.

Саша. Извините! Тетя Тамара приглашает вас на ужин… Феликс. На ужин? По какому случаю? Саша. По случаю моего дня рождения! Феликс. Ничего себе! Так, а подарок? У меня нет подарка! И еще – день рождения у вас, а приглашает Тамара… Саша. Я вас тоже приглашаю. Приходите! Хорошо? Феликс. Хорошо, хорошо. Пять минут.

Саша улыбается и исчезает за дверью. Феликс еще несколько секунд стоит в раздумьях, затем резко поворачивается на пятках и устремляется к шкафу. Сцена 44

...

У празднично накрытого стола сидят Саша, Тамара и Феликс. Женщины одеты, что называется, «нарядно». Феликс тоже постарался – он в своем любимом «клубнике», белой рубахе и с шейным платком. Женщины смотрят на него, а он собирается говорить тост.

Феликс. Ну, какой день рождения без подарков? Мне неудобно, но у меня есть смягчающее обстоятельство – я ничего не знал. Так вот, я тоже хочу сделать подарок. Немного импровизированный. Но искренний. От мамы моей почти ничего не осталось. Вот только эта брошь. Это вам! С днем рождения!!!

Феликс подходит к Саше и прикалывает брошь к платью. Тамара наклоняется к ней, чтобы лучше рассмотреть подарок.

Тамара. Я эту брошь помню! Она ж золотая! Покойная Берта Яковлевна надевала ее только по большим праздникам! Саша. Ой! Зачем же вы. Такую дорогую вещь. Феликс. Может, я с умыслом. Может, я на вас жениться хочу.

Немая сцена. Сцена 45

...

Саша моет на кухне посуду. Тамара привалилась спиной к двери, преградив Феликсу дорогу.

Тамара. Ты что девчонке голову дуришь?! Феликс. Я вдруг подумал, что мы нужны друг другу. Мы сможем друг другу помочь… Тамара. Ей же только семнадцать! Чем она тебе может помочь? Феликс. Мне нужна жена… Тамара. Тебе? Жена? (Смутившись.) Прости! Я не то хотела. Но ты меня понял? Феликс. Мне жена нужна для выезда. А я помогу ей устроить ее жизнь. Ну, что она тут будет делать? Работать на макаронной фабрике? А там она пойдет учиться. Тамара. А потом? Будет тебе нянькой? Феликс. А потом. Откуда я знаю, что будет потом? (Сердито.) Потом – суп с котом!.. Тамара. Феликс, не делай этого!

В дверь стучат. Тамара отстраняется от двери. В комнату с горкой вымытой посуды входит Саша.

Саша. Я думала – вы уже разошлись. А вы тут шепчетесь… Сцена 46

...

...

На стене висит простенький ковер. На фоне ковра сидят на стульях Саша и Феликс. Перед ними стоит Сашина мама – Нина.

Нина. Что ж так быстро-то? Саша. Нам обязательно нужно не позднее послезавтра подать документы в посольство. Феликс. Нина, вы ж меня знаете… Нина. Знаю… Я и родителей твоих помню… Но как же так быстро? Феликс. Вы не волнуйтесь. Мы же едем не на пустое место. Там моя сестра. Они там давно. Саша. Мы там «социал» получать будем. А потом я работать пойду. Моя зарплата, плюс пенсия Феликса. Нина. Какая пенсия? Феликс. Мне, как бывшему танцору, пенсия положена. За выслугу лет. И не маленькая, как здесь. Нина. Я понимаю. Понимаю. А как же любовь, доченька? Так быстро. Саша. Мам, ты забыла, сколько тетя Тамара рассказывала о Феликсе… Потом фотографии… А потом мы встретились… И вообще, я всегда верила в любовь с первого взгляда… Феликс. И я… Как увидел ее…

Нина молчит.

Саша. Мамуля, мы приезжать будем часто-часто… Феликс. А захотите, и вы к нам переедете…

Нина молчит.

Нина. Трудно мне одной решать. Папы у нас нет. Вы люди взрослые – поступайте, как знаете! Пусть вам там будет хорошо! С детками не тяните! Сцена 47

...

Феликс и Саша сидят на чемоданах.

Саша. Ура! Все успели! А вы переживали! Феликс. Я переживаю по совсем другому поводу… Я хочу, чтобы ты знала: все это ни к чему тебя не обязывает… Ты можешь поступать, как тебе будет удобно… Если не понравится – сможешь вернуться… И устроить свою жизнь как-то по-другому… Я буду тебе все равно благодарен… Саша. Почему вы так говорите? Я все для себя решила. Мы будем жить вместе долго и счастливо. (Улыбается.) Вот только я не могу пока говорить вам – ты… Феликс. Это не страшно… Саша. Я скоро привыкну… Феликс. Я хочу, чтобы все было по-честному… Ты должна знать правду… Твоя мама пожелала детей… Саша. Она всегда об этом мечтала… Феликс. Так вот – это невозможно… Саша. Я все знаю! Феликс. Тамара? Саша. Это не важно! Вы только меня ни о чем не спрашивайте. У нас будет ребенок!!! Я в положении!

Феликс становится похожим на рыбу, вынутую из воды.

Саша. Это будет наш ребенок! Если вы, конечно, захотите… Феликс (долго молчит). Я? Я, конечно, захочу.

Саша по детски прижимает голову к груди Феликса, и слезы катятся из ее синих глаз. Сцена 48

...

Титр: «Бремен. Пять месяцев спустя»

Феликс сидит в приемном покое родильного отделения клиники. Он радостно взволнован. В руках маленький букетик цветов. Приходят и уходят посетители, появляются и исчезают занятые своими делами медики. А он все ждет. Наконец из дальней двери появляется тот человек, которого он ждал. Доктор подходит к нему.

Доктор. Гер Ставников! Я должен сообщить вам печальную весть. Фрау Ставников оказалась не готова. Может, из-за того, что была слишком молода. Сцена 49

...

Феликс стоит в туалете и смотрит на свое отражение.

Сцена 50

...

...

Батицкий, укладывая в багажник давно не мытой «шкоды» коробки с книгами, говорит по мобильному телефону.

Батицкий. Я безумно рад тебя слышать! Но еще большую радость мне принесет встреча. Где ты остановился? Ты хочешь, чтобы я пришел в отель? В консерваторию? Хорошо. В пять обязательно буду!!! Сцена 51

...

Феликс и Батицкий стоят, обнявшись, на ступеньках консерватории. Они что-то тихо шепчут друг другу на ухо.

Сцена 52

...

Здание консерватории, как всегда, до краев наполнено звуками. По длинному коридору, что пролег между аудиториями, очень медленно идут Феликс и Батицкий.

Феликс. Когда доктор мне сказал, первое, что я почувствовал, было чувство обиды… Глубокой и непрощаемой. Как она могла «не справиться»? Такая молодая и здоровая. Она же обещала! В следующее мгновение мне стало жаль всех: себя, ее, ее маму, Тамару. И вдруг. Меня шибануло, как током: я же не спросил о ребенке!!! Ах! Эгоист проклятый. Я побежал обратно в больницу. Так мы остались вдвоем на этом свете – я и мальчик. Батицкий. Как же ты справился? Феликс. Ты будешь смеяться – я не помню! Батицкий. Тебе помогали? Феликс. Нет! Я отказался от всех предложений. У меня в ушах все были ее слова: «Это будет наш ребенок!» Наш! И раз я остался один, я должен был все сделать за двоих. Я назвал его в честь матери – Александром. Это замечательный ребенок. В пять лет он уже учился в «Вилле Элизабет» в Бранденбурге. Потом я отвез его в Ганновер, в высшую школу музыки. А потом мы получили государственный грант. И вот мы приехали сюда. Он будет стажироваться у профессора Грача Эдуарда Давидовича – народного артиста и скрипичного светила. А ведь ему только десять! Батицкий. Ты – молодец!

Друзья подходят к Малому залу. Феликс осторожно приоткрывает дверь. Удивительно чистые и яркие звуки вырываются наружу. Батицкий через плечо друга заглядывает внутрь. На сцене, прижимая щекой гладкую поверхность скрипки, стоит темноволосый мальчик. Он и скрипка образуют нечто целое и нерушимое, рождающее настоящую музыку.

Феликс. Я теперь думаю, может, этот ребенок и есть то самое, ради чего все должно было случиться? А? Дружище! А ты что думаешь? Голос Батицкого. Мальчик играет и мелодия сквозь стены, видавшего виды здания вырывается на волю, устремляясь вверх, где, возможно, кто-то и знает ответы на все вопросы, рождаемые жизнью.

Долго звучит музыка.

2008