Говорить о творчестве что-то мне не хочется. Я — поэт особенный, я на том стою, Чтобы с авторучкою за столом не корчиться, А идти в интимную, в томную струю. Чтобы мои плёночки на заветной полочке Берегли, как старое крепкое вино, Чтобы мои песенки пели втихомолочку, Трезвые ли, пьяные — это всё равно. Я творю затворником песни подзаборные, Я мыслёнки тайные прячу между строк, Я беру «Три звёздочки» под икорку чёрную Да шагаю в творческий тихий уголок. Обожаю загород городской бугористый — Меж крестов протопаю торною тропой, И гитара рядышком, друг мой перебористый, И твори, что хочется, отдыхай и пой! Четверть века в трудах и в заботах я, Всё бегу, тороплюсь да спешу. А как выдастся время свободное — На погост погулять выхожу. Там, на кладбище, так спокойненько, Ни врагов, ни друзей не видать, Всё культурненько, всё пристойненько — Исключительная благодать. Нам судьба уготована странная: Беспокоимся ночью и днём, И друг друга грызём на собраниях, Надрываемся, горло дерём. А на кладбище так спокойненько, Ни врагов, ни друзей не видать, Всё культурненько, всё пристойненько — Исключительная благодать. Друг на друга мы всё обижаемся, Выдираемся всё из заплат, То за лучшую должность сражаемся, То воюем за больший оклад. А на кладбище так спокойненько, Ни врагов, ни друзей не видать, Всё культурненько, всё пристойненько — Исключительная благодать. Ах, семья моя, свора скандальная, Ах ты, пьяный, драчливый сосед, Ты квартира моя коммунальная — Днём и ночью покоя всё нет. А на кладбище так спокойненько Среди верб, тополей да берёз, Всё культурненько, всё пристойненько, И решён там квартирный вопрос. Вот, к примеру, захочется выпить вам, А вам выпить нигде не дают, Всё стыдят, да грозят вытрезвителем, Да в нетрезвую душу плюют. А на кладбище так спокойненько, От общественности вдалеке. Всё культурненько, всё пристойненько, И закусочка на бугорке. Заболели мы автомашинами: Дай нам «Волгу», «Москвич», «Жигули», Обеспечь запасною резиною И гараж вынь хоть из-под земли. А на кладбище так спокойненько: Каждый в личном своём гараже, Всё культурненько, всё пристойненько, Все наездились вдоволь уже. Старики, я Шекспир по призванию, Мне б «Гамлетов» писать бы, друзья. Но от критики нету признания, От милиции нету житья. А на кладбище, по традиции, Не слыхать никого, не видать, Нет ни критиков, ни милиции — Исключительная благодать.