Ужин в тот вечер прошел довольно оживленно. Ему предшествовали первые два дня пребывания Стеллы в доме, наполненные всяческими сомнениями и дурными предчувствиями. Остался неразрешенным вопрос относительно того уродливого слова «крыса», нацарапанного на двери Тодда. Оно исчезло, слава богу, когда Стелла проснулась на следующее утро. Кто-то из милосердия вымыл панель. Потом было то теплое, то холодное поведение Артура Карлтона Хока. Казалось, он был искренне рад ее приезду и, однако… временами в его манерах появлялась необъяснимая немногословность и холодность. Конечно, сам Тодд был большей загадкой, чем все остальное. Он вел себя так странно для двенадцатилетнего мальчика.

Также миссис Дейлия, с ее мрачной красотой и потрясающей фигурой, казалась неуместной в этой обстановке. Как будто она отстала от цыганского табора, который разбил лагерь на лужайке перед домом. Стелла много думала о миссис Дейлии, потому что была в достаточной степени женщиной, чтобы позавидовать ее поразительной внешности. Несмотря на свои длинные каштановые волосы и не вызывающую сомнений фигуру, Стелла чувствовала себя безнадежной простушкой. Во всех отношениях Хок-Хаус и его обитатели были совершенно особыми, и Стелла все еще чувствовала себя здесь чужой и нежеланной.

Сидя за длинным столом, покрытым безупречно белой скатертью, на которой стояла хрустальная ваза, наполненная свежими фруктами, она имела возможность по-новому взглянуть на свое окружение. Ее по-королевски кормили свежей ветчиной из Новой Англии, сладким картофелем и сельдереем, толстыми кусками черного хлеба с клубничным вареньем, а на десерт был предложен положительно неописуемый яблочный пирог. И галлоны кофе. Густой, тяжелый аромат исходил от блюд, вызывая головокружительную тоску по дому. Даже мистер Хок, сидевший во главе стола, улыбнулся ей и счел уместным задать изящно вежливые вопросы относительно ее прошлого. Тодд, сидевший за столом напротив, был спокоен и безмятежен. Он ел по обязанности и казался вполне довольным жизнью. Стелла позволила себе расслабиться в дружеской атмосфере застолья.

Гейтс входил и выходил, с бесшумным искусством принося новые блюда и убирая тарелки. Миссис Дейлии разрешалось разделять трапезу с семьей. Она занимала все же слишком заметное место по левую руку от мистера Хока.

В ее блестящих черных глазах выражалось много невысказанного даже сегодня вечером, но Стелле было слишком хорошо, и она не задумывалась над тем, какие тайны они скрывают. Будущее покажет, подумала она. Ее единственной заботой на сегодняшний день была подготовка юного Тодда к закрытому учебному заведению, и на этом она ставила точку.

На улице пошел мелкий дождь, легко танцуя на высоких створчатых окнах. Где-то на первом этаже негромко хлопала оторвавшаяся ставня, не вызывавший раздражения шум разносился по всему дому. Обстановка большой столовой действовала расслабляюще. Светлые стены и сделанный из бруса потолок были выдержаны в том же самом американском стиле, что и все комнаты. Большие старинные часы в вестибюле прозвонили восемь раз мелодичным колокольным перезвоном.

Стелла подняла глаза от последнего кусочка яблочного пирога:

— Какой приятный звук!

— Он отдается эхом в трех поколениях семейства Хок. — Артур Карлтон Хок снабдил ее информацией почти небрежно.

— Традиция — удивительная вещь. Я — целиком за нее.

— Вот как? — Его глаза остановились на ней с вновь вспыхнувшим интересом.

— Всей душой. Что хорошего иметь что-то, если никто не ощущает необходимости продолжать то, что делали вы? — Стелла оборвала себя. Даже для ее ушей эти слова прозвучали наивно.

Мистер Хок улыбнулся:

— Я ни разу не слышал, чтобы традиция определялась подобным образом.

Стелла кивнула, чувствуя себя неловко, но миссис Дейлия, подключившись к разговору, нанесла ответный удар.

— Надеюсь, мисс Оуэнз, — вкрадчиво сказала она, — что вы не относитесь к числу тех людей, которым нравится совать нос в чужие дела.

— В чужие дела, миссис Дейлия? Я не понимаю.

— Я имею в виду общественные дела. Искусства. Науки. Или политика. Вы должны понять, что я имею в виду. Так много молодых людей в наше время считают, что они должны этим заниматься.

Стелла почувствовала какой-то подвох.

— Я не знаю. Думаю, что так и следует поступать в эти дни. В мире полно людей, которые зарывают свою голову в песок, не желая знать, что происходит вокруг них.

Миссис Дейлия одарила мистера Хока взглядом, выражавшим: «Я вам говорила. Любуйтесь».

— О, я уверена, что это прекрасная позиция: интересоваться какими-то людьми и какими-то местами. Но здесь это невозможно. Разве что путем переписки. Или пользуясь телефоном. Конечно, деревня всего в пяти милях отсюда, но я боюсь, что жители деревни — как ваши страусы. Не слишком интересуются событиями внешнего мира. Не очень образованные, понимаете. Нечем заняться, кроме сплетен.

— Мне не хотелось бы недооценивать кого-нибудь, миссис Дейлия. Меньше всего — людей, которых я почти не знаю. — Стелле не удалось скрыть своего раздражения.

Мистер Хок слабо запротестовал:

— Послушайте, миссис Дейлия. Они — хорошие люди. Возможно, лишены воображения, но все же хорошие.

— Конечно, — согласилась экономка. — Я просто имела в виду, что мисс Оуэнз, вероятно, немного скучает здесь и увлеклась каким-то бессмысленным проектом.

Стелла рассмеялась:

— Боюсь, я не слишком интересовалась общественными делами. Но не беспокойтесь обо мне. Я найду чем заняться в свободное время.

— Можно охотиться… — предложил мистер Хок. — Хотя…

— О нет, сэр. Я не могла бы убить живое существо.

В его глазах опять зажегся огонек интереса к ней, но затем его лицо вновь приняло бесстрастное выражение. Он продолжал, будто не слыша ее ответа:

— …коней здесь больше нет. Если захотите покататься верхом, вам придется взять лошадь из деревни. Не знаю, есть ли там что-то стоящее, на самом деле. Когда-то у нас были лучшие животные в этой части Новой Англии. Это были великолепные экземпляры.

— Бедняжки, — пробормотала миссис Дейлия.

Стеллу удивило ее замечание.

— Почему вы так говорите?

— О, в конце они…

— Миссис Дейлия, — поспешно прервал ее Хок.

— Я хочу сказать, — экономка вдруг начала заикаться, слегка покраснев, — мне всегда кажется, что животные такие бедные… я имею в виду, беспомощные… — Стелла была удивлена, увидев, как разволновалась самоуверенная миссис Дейлия. — Я просто хотела сказать, что лошади такие несчастные создания, потому что они не умеют говорить, и когда пришло время…

— Миссис Дейлия хочет сказать, — спокойно прервал ее мистер Хок, как бы не сознавая, что к его словам прислушивается маленький сын, — что ей было очень жалко лошадей, когда я их уничтожил. Еще кофе, мисс Оуэнз? Вы, кажется, оценили по достоинству наш кофе, и Гейтс благословит вас за то, что вы восхищаетесь его блюдами. Он все делает на кухне.

Мистер Хок резко отодвинул свой стул, поднимаясь из-за стола и хватаясь за свой портсигар. Тодд явно сжался на своем большом стуле. Он вдруг уменьшился в размере и выглядел очень напуганным. Стелла невольно потянулась через стол к нему. Миссис Дейлия заметила ее жест и пригвоздила ее к месту гневным взглядом Стелла отдернула руку.

Артур Хок вышел из-за стола:

— Надеюсь, вы извините меня, мне надо закончить кое-какие записи. Я выпью кофе в кабинете, миссис Дейлия. И пожалуйста, попросите приходящего работника зайти ко мне, прежде чем он отправится завтра в деревню.

Он поспешно удалился большими шагами, его крепкая стройная фигура, казалось, вылетела из комнаты. Стелла отпила глоток воды из хрустального бокала, почувствовав себя вдруг очень не уютно. Каждый раз, когда все шло гладко, какое-то случайное замечание вдребезги разбивало шаткое равновесие. Как сейчас…

Тодд тоже поднялся из-за стола:

— Можно мне выйти? Уже пора ложиться в постель.

— Да, мастер Тодд, — ответила миссис Дейлия. — Пожелай спокойной ночи мисс Оуэнз.

— Спокойной ночи, мисс Оуэнз, — механически повторил он.

— Спокойной ночи, Тодд. Завтра мы больше времени проведем вместе, обещаю тебе.

Его равномерные шаги по паркетному полу звучали как у механической игрушки, и он вышел через ту же дверь, что и отец. Гейтс хлопотал около стола, убирая посуду.

Миссис Дейлия накинула на плечи красивую шелковую шаль и кивнула, давая таким образом понять Стелле, что та может уйти. Но Стелла не собиралась позволить ей отделаться так легко. За два дня накопилось достаточно мистификаций. Только что ее настолько рассердили, что она забыла о своем положении в доме Хока и о хороших манерах.

— Миссис Дейлия, простите, не могла бы я немного поговорить с вами о Тодде?

— О Тодде? — Экономка приподняла свои брови цвета Воронова крыла. — В самом деле? А о чем здесь разговаривать?

Стелла сдержала раздражение:

— Ну, он находится на моем попечении. И я — его воспитательница. Конечно, все, что вы расскажете о нем, в какой-то степени поможет мне найти соответствующий подход и заниматься с ним более эффективно.

Миссис Дейлия фыркнула:

— Не думаю, что о мастере Тодде можно рассказать что-то особенно интересное. Вам он не покажется чересчур трудным. Вы, кажется, способный педагог.

— Нет. — Стелла упрямо покачала головой. — Так не пойдет. Я хочу знать, известно ли вам, о чем он думает. У него, кажется, имеются неприятности и существует какая-то особая проблема, которая не имеет ничего общего с его обучением.

Экономка изучала Стеллу, как той показалось, не меньше минуты. Когда она заговорила, в ее тоне ощущалось сдержанное восхищение.

— Я не стала бы называть Тодда общительным ребенком. Боюсь, вы, вероятно, найдете его скорее скучным. Я, честно говоря, нахожу.

Стелла твердо решила не сдаваться. Должны быть какие-то конкретные факты, о которых могла бы рассказать ей эта женщина.

— У него бывают… ночные кошмары? — спросила она осторожно.

— Простите? — Миссис Дейлия явно оцепенела.

— Ночные кошмары. О том… что его заберут или увезут отсюда? Или запрут. Или какая-то другая фантазия.

— В самом деле, моя дорогая. Разве не снятся сны всем нормальным детям? Поверьте мне, мисс Оуэнз, Тодд просто обычный маленький мальчик Никаких особых пороков или добродетелей. И руки у него всегда грязные.

— Но он, должно быть, чем-то взволнован. Мальчик говорил довольно странные вещи…

— Мисс Оуэнз, — произнесла ровным голосом миссис Дейлия, — мне не хотелось бы портить ваших романтических наблюдений. Полагаю, таково видение всех молодых учительниц: им хочется найти что-то необыкновенно одаренное в ученике или разбудить заколдованного принца. Что ж, позвольте сказать, на этот раз у вас решительно не такой случай. Тодд Хок — просто мальчик. Самый обыкновенный мальчик, который вырастет в очень, очень обыкновенного мужчину. В семье обычно имеется один одаренный ребенок, и Тодд — не этот ребенок.

Стелла затихла. Больше нечего было сказать.

— Спокойной ночи, мисс Оуэнз, — холодно попрощалась с ней экономка.

Стелла осталась в столовой одна. Молчаливая, знающая свое дело тень в лице Гейтса продолжала исполнять свои функции по ведению хозяйства.

Но долго после того, как она поднялась наверх, легла в постель и принялась за чтение современного романа, который взяла из библиотеки, Стелла не могла отделаться от убеждения, что Тодд Хок был кем угодно, но только не обычным ребенком. В этих синих глазах скрывалось слишком много чувствительности и ума.

Она так и не узнала, в котором часу ее сморил сон. Лампа около ее кровати еще горела, когда ее Разбудил громкий крик петуха, старательно прочищающего свою глотку холодным коннектикутским Утром.

Сидя в одиночестве за завтраком, она узнала, что мистер Хок уже отбыл в деревню, а Гейтс ушел помогать миссис Дейлии считать запасы бакалейных продуктов в погребе. Стелла решила сама осмотреть парк.

Она вышла через боковые французские двери гостиной, соблазнившись ярким солнечным светом, пробивавшимся сквозь высокие деревья, окаймлявшие заднюю часть дома семейства Хок. Тяжелая крона кипариса склонились, как зеленая накидка, наброшенная на сутулые плечи возвышенности, тянущейся в северо-восточном направлении. Стелла следила за сгорбленной маленькой фигуркой Тодда, сидевшего на корточках на дорожке, он водил длинной, очищенной от коры палочкой по влажной земле.

Стелла обмотала горло шарфом, засунула руки в карманы коричневого кожаного пальто, которое мать подарила ей на прошлое Рождество, и ускорила шаги, чтобы присоединиться к своему питомцу. У него было свободное время, пока план его учебы находился в процессе разработки. Между ними установились затруднительные отношения, проблем хватило бы с избытком и для пяти учеников.

— Привет! — крикнула она. — Я искала тебя.

Стелла обошла вокруг, встав между ним и солнцем. Ее легкая тень упала на то, что он царапал по все еще влажной земле. Было ли это ее воображением, или он поспешно стер слово, когда она заговорила с ним? Земля выглядела только что затертой.

— Как ты, Тодд?

— Все в порядке, наверное. Предполагается, что я начну заниматься сегодня, мисс Оуэнз?

— Нет. Твой отец сказал, что у нас еще есть время. Занятия начнутся завтра. Мы можем начать с простой арифметики, или тебе больше хотелось бы нырнуть с самого начала в глубины…

— Бассейна?

Это было странно. Он как раз в это время поднял глаза, и в ярких голубых глазах появилось внимательное выражение.

Стелла улыбнулась:

— Это просто такое выражение, Тодд, как «грызть гранит науки». Ты знаешь.

— Я знаю, — ответил он и вновь принялся чертить палочкой по земле.

Стелла сменила тему разговора:

— Чем ты обычно занимаешься после завтрака?

— Гуляю вокруг.

— Тебе правятся физические упражнения? Мне тоже.

— После этого я лучше засыпаю. — Палочка начертила большую букву на влажной земле.

Стелла притворилась, что не замечает:

— А ты с трудом засыпаешь?

— Иногда.

— Мне приходится считать овец. Мне не удается гулять так много, как хотелось бы. У меня появляется одышка. Наверное, я старею.

— Мне вы не кажетесь старой, — нехотя возразил мальчик.

— Что ж, спасибо, Тодд.

Оп поднялся, выронил свою палочку и поспешно затоптал каблуком то, что было буквой «К».

— Если вам нравится гулять, — заявил он, — я буду гулять с вами. Я не позволю вам слишком утомляться.

Его внезапный интерес к ней был слишком хорош, чтобы стать похожим на правду. Ее занятия психологией научили ее, что устранение эгоизма было верным шагом на пути к выздоровлению пациента, и она начала думать о нем именно так: пациент. Он был маленьким мальчиком, попавшим в беду, и он нуждался в помощи.

Тодд робко взял ее за руку и повел по дорожке к приветливым купам переплетенных кипарисов. За ними Стелла видела верхушку самого высокого дерева, могучего искривленного кипариса, тянущегося к серому небу, как монолит какой-то древней цивилизации.

Тодд настойчиво тянул ее к этому дереву, как будто с самого начала оно и было намеченным объектом. Дерево находилось от них в доброй сотне ярдов, а может, и больше, и, когда они дошли до него, Стелла с трудом переводила дыхание от затраченных усилий. Мастер Тодд двигался как гончая, когда хотел, и до всего остального ему не было дела.

Стелла сама была захвачена происходящим. Тодд остановился перед деревом, с триумфом указывая на искривленный ствол. Как раз над его головой, глубоко вырезанное в коре дерева, было слово, написанное печатными буквами. Имя.

Оливер.