новенькая, которая озвучила наблюдение про «если начинает часто не спускаться в столовую на обед и ужин, то потом однажды наступает момент, после которого уже никогда не спускается», та, у которой шесть братьев и сестер уже умерли от рака, как и их мама, продолжала философствовать после ужина в теплой компании со мной и фрау доктором:

«я знаю, что умру, такова реальность, и я с ней считаюсь. поэтому я решила делать все, что хочется. вот хочу – и курю!»

я ей в первый же день объяснила, что она спокойно может курить в своей комнате – она стеснялась и считала, что это запрещено, поэтому выходила на улицу.

фрау доктор – обладательница самой лучшей комнаты с шикарным балконом, курит обычно на балконе, хотя на днях, когда ей особо нездоровилось, курила в комнате.

интересно, что они предпочитают не обсуждать между собой смерти своих недавних еще подруг.

никто не спросил, что с фрау Шахерезадой, почему ее несколько дней уже не видно с того момента, как фрау Шахерезада за столом вслух объявила, что она хочет сидеть рядом с фрау доктор, иначе ей еда без вкуса.

еще две дамы, сидевшие напротив них (тут в столовой, как и в большинстве немецких традиционных заведений общепита, один длинный стол, за который все усаживаются – обычай, которому удивлялись русские путешественники еще в XIX веке: мол, вон как у них странно принято), – решили в тот день, когда фрау Шахерезада вслух объявила о дружбе, тоже дружить, тем более что живут на одном этаже. ими оказались «божий одуванчик» и фрау со славянской фамилией, неразговорчивая.

я стала свидетелем, как фрау доктор их воспитывала. поначалу дамы вставали с погруженным внутрь себя взглядом и молча удалялись после еды.

фрау доктор, требующая к своему бутерброду с сыром нож и вилку и тщательно орудующая ими каждый раз, как будто она ест не бутерброд с серым хлебом (из всего разнообразия наличных сортов хлеба она предпочитает серый), а разделывает дичь, каждый раз им говорила с обращением «фрау» и по фамилии: «спокойной ночи, хороших вам снов».

через какое-то время они первые начали произносить эти слова, уходя. и вообще взгляд стал более осмысленным.

фрау божий одуванчик теперь заходит за подружкой и без нее не спускается в столовую. и после еды они ждут друг друга, чтобы вместе подняться. и мне так удобнее, поднимать сразу обеих на лифте и помогать укладываться. они все пока передвигаются при помощи тележки, хотя у каждой есть своя инвалидная коляска в комнате.

новенькая во время последнего доверительного разговора решила нарушить негласные табу и заговорить о волнующем.

после того, как она поделилась своим наблюдением, она спросила:

«а я видела такой журнал случайно, там стояли дата поступления одной женщины в хоспис и дата смерти. получалось четыре недели. это правда, что в хосписе живут около четырех недель?»

я успокоила, сообщив, что у нас есть пациенты, живущие тут с сентября, а также были такие, что на собственных ногах домой потом возвращались.

тут обе дамы дружно ответили: «не дай Бог поправиться настолько, чтобы попасть опять в заведения по уходу за выздоравливающими!»

они объяснили, что у нас лучше поставлена паллиативная медицина и вообще условия проживания лучше, не говоря об отношении персонала.

но все зависит от больничной кассы.

у новенькой больничная касса все оплачивает, а у фрау доктор не оплатила перевозку из дома до хосписа. хотя там ехать было всего одну станцию метро, с нее взяли 75 евро.

выяснилось, что у фрау доктор та же больничная касса, что у меня.

я всерьез задумалась о ее смене.