Яркий солнечный свет.
Появляются три молодых парня. Останавливаются.
Вдруг один из них издает дикий вопль.
Потом орут все трое, яростно, жутко.
Замолкают, когда уже нет больше сил кричать.
КЕЙТ берет пластмассовый стул, который валяется на земле, и разбивает его.
АНДЕРС доламывает стул.
КЕЙТ. White…
АНДЕРС и ИСМАЭЛЬ. Power!
КЕЙТ. White…
АНДЕРС и ИСМАЭЛЬ. Power!
КЕЙТ. White…
АНДЕРС И ИСМАЭЛЬ. Power!
КЕЙТ (бегает за ИСМАЭЛЕМ, сбивает его с ног и бьет. Устает). Ну же. Козел… Вставай, придурок… А то еще не так огребешь у меня.
ИСМАЭЛЬ. Блин. Сосиски небось уже в пюре превратились.
АНДЕРС. Мы че, тут остаемся?
КЕЙТ. Ну да, блин.
ИСМАЭЛЬ. Че тут делать-то?
АНДЕРС. Я думал, мы на озеро идем.
ИСМАЭЛЬ. Озеро там.
АНДЕРС. Ну да, там… А кто сказал, что мы тут остаемся?
КЕЙТ. Я.
АНДЕРС. Ты?
КЕЙТ. Я, я. Ты чем-то недоволен?
АНДЕРС. Да нет.
КЕЙТ. Чего же ты хочешь?
АНДЕРС. Бороться.
КЕЙТ. А еще чего?
АНДЕРС. Вера, надежда, борьба.
КЕЙТ. Вера, надежда, борьба.
АНДЕРС и КЕЙТ. Вера, надежда, борьба. Вера, надежда, борьба. Вера, надежда, борьба.
ИСМАЭЛЬ. Да, блин… Alcohol, violence & drugs! Alcohol, violence & drugs! Alcohol, violence & drugs!
АНДЕРС. Заткнись.
КЕЙТ. Ну давай… Бей…
КЕЙТ бьет АНДЕРСА в живот.
Сильнее, мать твою. Давай же, козел… Неплохо — ты, смотрю, подкачался…
КЕЙТ бьет АНДЕРСА в живот.
Я черномазый, а вы меня преследуете. Только попробуйте меня не поймать.
АНДЕРС и ИСМАЭЛЬ гоняются за КЕЙТОМ.
АНДЕРС. Настало время очистить расу.
КЕЙТ. Э, не по яйцам же.
АНДЕРС. Вот бы кого-нибудь замочить. Небось вставляет — круче не придумаешь. Круче, чем трахаться.
КЕЙТ. Следи за своей речью. Уважай священный шведский язык.
АНДЕРС. А что, «трахаться» — шведское слово.
КЕЙТ. Хоть чему-то я тебя научил.
АНДЕРС. Ну и что будем делать?
КЕЙТ. Наслаждаться природой.
ИСМАЭЛЬ. Мой отец сидит с одним чуваком, который был в Боснии и убивал мусульман, и он говорит, что ничто, блин, так не вставляет.
КЕЙТ. Офигительная шведская природа, самого Бога природа… вот такой она и должна быть. Вот как, я считаю, должна выглядеть природа. Вот как должна выглядеть шведская природа — до тех пор, пока все не полетит к чертовой матери.
АНДЕРС. Отсюда по крайней мере видно, если кто-то заявится.
КЕЙТ. Надеюсь.
АНДЕРС. Отсюда видно, если кто-то заявится.
КЕЙТ. Надеюсь. Так мне кажется.
ИСМАЭЛЬ. Кто?
АНДЕРС. Кто?
КЕЙТ. Да какая, блин, разница? «Кто, кто». Только бы кто-нибудь пришел, хоть когда.
АНДЕРС. Ну да.
ИСМАЭЛЬ. Кто?
АНДЕРС. Я знаю, о ком ты думаешь.
КЕЙТ. А кто не знает?
АНДЕРС. Он же там живет.
ИСМАЭЛЬ. Кто? Кто это? О ком вы?
АНДЕРС. Он сюда собирался. Он сказал на перемене.
ИСМАЭЛЬ. Ну кто? Кто?
КЕЙТ. Заткнись.
АНДЕРС. Он так сказал… Я слышал, как он кому-то сказал…
ИСМАЭЛЬ. Блин, ну и свет… Так и ослепнуть можно.
КЕЙТ. Иди в тень, придурок.
ИСМАЭЛЬ. Проклятый свет. Вообще ничего не вижу.
АНДЕРС. Это солнце.
КЕЙТ. Было б на что смотреть…
ИСМАЭЛЬ. Сам знаю, что солнце. Это ж оно светит.
Пауза.
АНДЕРС. Тебе ответили из армии?.. А?
КЕЙТ. А тебе?
АНДЕРС. Я туда не собираюсь.
КЕЙТ. Умереть и так можно. Необязательно для этого идти в армию.
ИСМАЭЛЬ. Когда мы будем есть? Мы прошли уже не меньше мили.
АНДЕРС. Какой мили? Английской, что ли?
ИСМАЭЛЬ. Ну да, если считать от центра.
АНДЕРС. Да четырех километров даже не прошли. Ну ты и слабак. Когда мы шли в горку, запыхался, как последняя польская блядь.
ИСМАЭЛЬ. Ну…
КЕЙТ. В школе же теперь отменили физкультуру. Хотят, чтобы шведы разжирели и расслабились, чтобы ими было еще легче управлять. Вот зачем это все нужно.
АНДЕРС. Когда тебя призовут, от тебя будет ноль толку. Да ты сразу скопытишься, если начнется война и надо будет мочить чурок.
ИСМАЭЛЬ. Я же пьяный.
АНДЕРС. Это не оправдание. Я тоже пьяный. Нажрался в жопу.
КЕЙТ. Я вообще не пьянею. Чем больше пью, тем трезвее становлюсь. Я уже много лет не пьянею.
АНДЕРС. А кто здесь не пьян?
ИСМАЭЛЬ. У меня еще бывают галлюцинации.
КЕЙТ. Заткнись. Достал уже.
ИСМАЭЛЬ. Да-да. Это правда. У меня бывают видения. Они это так называют. Я все время их вижу.
КЕЙТ. Помолчи, а?
ИСМАЭЛЬ. Это как-то связано с каталепсией.
АНДЕРС. Кто тебе это сказал?
ИСМАЭЛЬ. Ученые. Врач, который меня обследовал.
КЕЙТ. Эпилепсия у тебя оттого, что папаша лупил тебя в детстве.
АНДЕРС. Тебя так сильно били по башке, что у тебя отвалился член. Ну и что же ты видишь? Что ты видишь? Что ты видишь?
ИСМАЭЛЬ. Да все что угодно. Разное, чего не существует.
АНДЕРС. Откуда ты знаешь, что этого не существует, раз этого не существует?
ИСМАЭЛЬ. Как будто видео смотришь.
АНДЕРС. Ну назови хоть что-нибудь, что ты видел.
ИСМАЭЛЬ. Когда?
АНДЕРС. Да, блин, когда угодно. Что угодно. Неважно. Что ты видел. Какое-нибудь видение.
ИСМАЭЛЬ. Ну они все время приходят. Я и не знаю, когда будет следующее. Да мне вообще плевать на это. Я же привык уже.
АНДЕРС. Ну что ты видел в последний раз?
ИСМАЭЛЬ. Ну… блин, что же это было?
АНДЕРС. А я откуда знаю?
ИСМАЭЛЬ. Не знаю.
АНДЕРС. Ну придумай что-нибудь, твою мать.
ИСМАЭЛЬ. Ну… когда мы проходили там… мимо приходской конторы, в Салеме…
КЕЙТ. Салем — священное место. На иврите значит «спокойный». По-арабски — «Салам».
АНДЕРС. М-м.
ИСМАЭЛЬ. Там я увидел… двух парней впереди, они шли нам навстречу, но далеко от нас, но я видел их очень отчетливо… у них сбоку, вот тут, наверху, были такие большие косы.
Указывает на свое левое плечо.
АНДЕРС. Какие еще косы? Что это?
ИСМАЭЛЬ. Ну да. Они были как бы с нами. А потом исчезли. Я их видел, я мог почти дотронуться до них, а потом они просто пропали.
АНДЕРС. Почему?
ИСМАЭЛЬ. Ну я не знаю… Так всегда, оно появляется, а потом исчезает… как будто ничего не было.
АНДЕРС. Какие еще косы?
ИСМАЭЛЬ. Ну то, чем траву косят.
КЕЙТ. Крестьяне косят косами траву, когда она слишком высокая. Когда они хотят трахнуть корову и не могут к ней подобраться.
АНДЕРС. Ясно… Ну и зачем они появились?
ИСМАЭЛЬ. Понятия не имею. Я просто их видел, и все. И на них еще была кровь, сверху.
АНДЕРС. Ты не принимал сегодня лекарство?
ИСМАЭЛЬ. Нет.
Указывает на татуировку на плече у КЕЙТА.
Будешь делать еще?
КЕЙТ. Зачем? По-моему, и так красиво.
ИСМАЭЛЬ. Ну, ты говорил как-то.
КЕЙТ. Посмотрим. Может быть. Посмотрим, что принесет нам будущее в своем поганом чреве. Какие оно таит темные замыслы.
ИСМАЭЛЬ. Ты говорил, что хочешь сделать еще на груди «Eternal Hate».
КЕЙТ. Те, кто там был, говорят: пока не застрелишь своего первого врага, считай, что ты не был на войне. Только тогда понимаешь, что это такое.
АНДЕРС. Надеюсь, тут тоже скоро будет война.
КЕЙТ. Расовая война.
АНДЕРС. Да.
КЕЙТ. Если мы только не одряхлели настолько, что не сможем защищаться… Да вообще, поздно уже.
АНДЕРС. Ничего, скоро все…
КЕЙТ. Раньше надо было думать. Когда черножопые убили Даниэля Вретстрёма в Салеме. Да весь шведский народ должен был подняться и вышвырнуть отсюда этих уродов. А тот чувак, который до смерти забил трехлетнего ребенка… ему дали всего три года — по году за каждый год жизни ребенка. Если бы в приговоре не было сказано, что после отбытия наказания он высылается из страны, никто бы и не узнал, что он черножопый. Они же не люди.
АНДЕРС. Они мусульмане.
КЕЙТ. Мусульмане — не люди.
АНДЕРС. Но ты же, блин, мусульманин.
КЕЙТ. Да, но он же с нами.
АНДЕРС. Да, ну ты, блин, попал.
КЕЙТ. Индивиды, совершающие такие отвратительные преступления, не имеют права называться людьми.
ИСМАЭЛЬ. Нас было только семь белых в моем классе, в нашем классе.
Пауза.
КЕЙТ. Блин, какой кайф.
ИСМАЭЛЬ. Да, лето — это клево.
КЕЙТ. Да, блин… У кого пиво?
ИСМАЭЛЬ. Да, у кого пиво?
АНДЕРС. У тебя.
ИСМАЭЛЬ. У меня?
АНДЕРС. У кого же еще?
ИСМАЭЛЬ. Разве?
АНДЕРС. Кто еще мог согласиться переть его всю дорогу?
ИСМАЭЛЬ. А оно не в пакете?
АНДЕРС. В каком еще пакете?
ИСМАЭЛЬ. Который ты нес… У меня были сосиски… Вот они.
АНДЕРС. Ну да, а сюда я положил пиво.
ИСМАЭЛЬ. Ясно. Вот оно где… А я думаю, почему так тяжело.
АНДЕРС. Сам виноват, если ты такой тупой, что ничего не заметил.
КЕЙТ. Хватит трепаться, давай сюда… Как же вы меня достали. И чего я с вами связался?
АНДЕРС. Извини. Я тут ни при чем.
КЕЙТ. Придурок. Что мне с твоего «извини»?
АНДЕРС. Что?
КЕЙТ. Не порти мне настроение. Мне сейчас так хорошо.
Берут каждый по банке и пьют.
АНДЕРС. Сколько я сегодня выпил?
КЕЙТ. Какая, блин, разница?
АНДЕРС. Ну да. Кажется, это… девятая, что ли.
ИСМАЭЛЬ. Я выпил пять, считая эту.
АНДЕРС. Всего пять.
КЕЙТ. Чего считать-то? Надо пить, пока не сможешь вспомнить, сколько ты выпил. Потом купим еще.
ИСМАЭЛЬ. Когда мы будем есть?
АНДЕРС смотрит на КЕЙТА.
КЕЙТ. Чего уставился? Ешь когда хочешь.
ИСМАЭЛЬ. В школе сегодня ничего не давали… последний звонок.
АНДЕРС. Да он только о жратве и думает. Если его не кормить каждые четыре часа, он с ума сходит.
ИСМАЭЛЬ. Да, схожу… Тогда-то и происходят все неприятности… Когда я голодный.
АНДЕРС. Тяжело тебе в жизни придется.
ИСМАЭЛЬ. Да, могли бы все равно покормить нас, мало ли что последний звонок. Мы же пришли и должны есть. Сегодня же четверг. На обед был бы гороховый суп и блины. Нам вообще ничего не дали. А мы налоги платим, между прочим.
АНДЕРС. Какое лучше?
КЕЙТ. Что?
АНДЕРС. Пиво — бельгийское или шведское? Какое лучше?
КЕЙТ. Немецкое.
АНДЕРС. Немецкое?
КЕЙТ. Да, по крайней мере то, которое я пил в Германии в Карлсруэ, когда ездил туда в гости.
АНДЕРС. Как оно называется?
КЕЙТ. По-разному.
АНДЕРС. Темное?
КЕЙТ. Нет.
АНДЕРС. Светлое?
КЕЙТ. Нет.
АНДЕРС. Какое же тогда?
КЕЙТ. Цвета пива.
АНДЕРС. Пиво бывает разного цвета. Пиво.
ИСМАЭЛЬ. Вот тут тень.
АНДЕРС смеется.
КЕЙТ. Ты че, жирный?
АНДЕРС. Вспомнил просто этого бегуна. Блин, как же он испугался. Чуть не обосрался от страха.
КЕЙТ. Фу, у тебя сопля на носу. Бегун, да… Вообще, блин, в коматоз впал.
АНДЕРС. Как тот фанат «Юргордена», которого мы избили в парке Васа. Тоже, как отмороженный, стоял и пялился в одну точку. Можно было просто подойти и дунуть, он бы и упал. Блин, надо же так испугаться…
КЕЙТ. Во-во.
АНДЕРС. Ага, видишь… И таких козлов навалом.
КЕЙТ. Да, хорошо бы жить где-нибудь в деревне.
ИСМАЭЛЬ. Да.
КЕЙТ. Завести небольшое хозяйство…
ИСМАЭЛЬ. Да, хорошо бы.
КЕЙТ. Собак, кур, коз и разное прочее дерьмо… только так, наверное, никогда не будет.
ИСМАЭЛЬ. Я никогда не был в деревне, в настоящей деревне… только мимо проезжал как-то.
АНДЕРС. А разве этот приют, где ты был, не в деревне?
ИСМАЭЛЬ. Да, но я не помню… как там было… Я был совсем маленький… Может, года четыре или пять.
КЕЙТ. Но нельзя допускать таких мыслей.
АНДЕРС. Я, может, искупаюсь потом.
ИСМАЭЛЬ. Где?
АНДЕРС. В озере… Мы же теперь свободны.
КЕЙТ. Свободны?
АНДЕРС. Да, теперь мы хотя бы свободны.
КЕЙТ. А раньше что, нет?
АНДЕРС. Ну сегодня же последний звонок… Теперь можно насрать на школу.
ИСМАЭЛЬ. А раньше тебе было не насрать?
КЕЙТ. Только ты сам можешь решить, свободен ты или нет. Иначе за тебя решат другие.
АНДЕРС. Ну да, вообще-то.
КЕЙТ. Свободен только тот, кто сам отстаивает свою свободу. Она никогда не достается просто так. Если она тебе нужна, ты должен сам добиться ее. За свободу надо быть готовым умереть. А иначе ты не свободен.
АНДЕРС. Ну да, вообще-то.
КЕЙТ. Свободным нельзя стать просто так. Свобода не бывает даром. За нее надо быть готовым отдать свою жизнь, в борьбе за свободу своего народа. Вот так-то.
АНДЕРС. Ну да, вообще-то, да… Ясное дело.
КЕЙТ. Еще бы.
АНДЕРС. Я же просто говорил о школе. Сегодня типа последний звонок. Я пошел просто потому, что сегодня последний звонок. Иначе я, может, и не пошел бы.
КЕЙТ. Так я, во всяком случае, считаю. Это мое личное мнение. То, как я это вижу.
АНДЕРС. Нет, ну это просто потому, что сегодня последний звонок.
КЕЙТ. Ну и что, блин, с того?
АНДЕРС. Ну, что я пошел туда. Просто так, потусить.
КЕЙТ. Можно подумать, у тебя есть другие дела.
АНДЕРС. Я пошел туда просто так, потусить.
КЕЙТ. Ага, с этими обдолбанными боснийцами.
АНДЕРС. Уж точно не с ними.
КЕЙТ. Ну и что, кто-нибудь что-нибудь говорил?
АНДЕРС. Чего?
КЕЙТ. Обо мне, блин. Кто-нибудь что-нибудь говорил?
АНДЕРС. В смысле — о тебе?
КЕЙТ. В школе, блин.
АНДЕРС. А, понял… Нет.
КЕЙТ. Ну ты тормоз.
АНДЕРС. Не… Я ничего не слышал.
ИСМАЭЛЬ. Не, мне никто ничего не говорил.
АНДЕРС. Не.
ИСМАЭЛЬ. Да они не посмеют.
КЕЙТ. А что они могут сказать?
АНДЕРС. Нет вроде… Не, я ни с кем не говорил.
ИСМАЭЛЬ. Я тоже.
АНДЕРС. А что они могут сказать? Ты же когда там был в последний раз.
ИСМАЭЛЬ. Я ни с кем не говорил. Только с Андерсом.
АНДЕРС. Я ничего не слышал.
ИСМАЭЛЬ. Тебя же там не было.
КЕЙТ. Блин, я и сам знаю, что меня там не было.
АНДЕРС. Они забыли про тебя… ну про это…
КЕЙТ. Про меня? Ни фига. Меня никто никогда не забудет.
АНДЕРС. Ну ты же когда там был.
ИСМАЭЛЬ. Ты же старше… нас.
КЕЙТ. Да там же ничему не учат, только антипатриотической пропаганде и прочей херне, даже нашей собственной истории не учат. Такая депрессуха.
АНДЕРС. Я ходил туда, только когда нечего было делать.
ИСМАЭЛЬ. А я только из-за жратвы, хотя сегодня вот ничего не давали.
КЕЙТ. Только у идиотов хватает терпения выслушивать, что они там гонят. И все, что эти идиоты умеют, когда заканчивают школу, это размалевывать стены и гадить на каждом шагу.
АНДЕРС. Да, это печально. Печальная глава.
ИСМАЭЛЬ. Ты будешь купаться?
АНДЕРС. Ну буду, если захочу.
ИСМАЭЛЬ. А ты взял плавки?
АНДЕРС. На хрен мне плавки? Ты что, волосатых мужиков не видел?
ИСМАЭЛЬ. Ну ты, блин, даешь.
АНДЕРС. Своего-то папашу ты видел, надеюсь… Хотя у тебя же его нет.
ИСМАЭЛЬ. Это у меня-то нет?
АНДЕРС. А что, есть?
ИСМАЭЛЬ. А что, нет?
АНДЕРС. Ну нет, понятное дело, что у тебя есть отец. У всех есть. У всех есть отец, даже у тебя… только когда ты его видел последний раз?
ИСМАЭЛЬ. А ты своего отца когда последний раз видел?
АНДЕРС. Ну мы иногда встречаемся. Он ушел от нас, но я к нему езжу иногда.
ИСМАЭЛЬ. У меня есть отец.
АНДЕРС. Да у всех есть. У меня тоже, к сожалению.
КЕЙТ. А у меня нет. Я сам себе отец.
АНДЕРС. Только когда ты его видел последний раз?
ИСМАЭЛЬ. А что?
АНДЕРС. Ну когда?
ИСМАЭЛЬ. Ну мы ездили к нему… когда это было… в апреле… Ну да, на Пасху. Ездили к нему. Вот тогда я его и видел.
КЕЙТ. Только тогда он не стал открывать дверь в туалет и показывать свой член… Ради твоей мамаши старался, может.
ИСМАЭЛЬ. Нет… ее с нами не было.
КЕЙТ. Не было?
ИСМАЭЛЬ. Нет.
КЕЙТ. Почему?
ИСМАЭЛЬ. Она не разговаривает с ним с тех пор, как младший брат застрелился. Уже вот три года… Он был в приюте. Хотел вернуться домой, говорил, что его там бьют. А отец не разрешил. И он застрелился, у них там было какое-то ружье. А отец же мусульманин, ему пришлось самому обмывать тело перед похоронами. Так что ему было не очень хорошо.
КЕЙТ. Да, нехило.
ИСМАЭЛЬ. Я был там с моим вторым братом. Он со мной ездил.
АНДЕРС. Тони.
ИСМАЭЛЬ. Да. Мы с ним только вдвоем были.
КЕЙТ. Ну и как?
АНДЕРС. Как там вообще?
ИСМАЭЛЬ. Ну я же и раньше там бывал… много раз… Ну как, не знаю… Мы с ним просто сидим и разговариваем.
КЕЙТ. В камере?
ИСМАЭЛЬ. Нет, не в камере… Такая комната просто обычная. У них есть там комната для посетителей. Маленькая комната. Обыкновенная комната с диваном и занавесками. Правда, на окнах решетки. Ну вот мы там сидим и ждем. А они идут за ним. Можно попить кофе, например. Потом мы сидим и разговариваем… Ну да, сидим с ним и разговариваем.
КЕЙТ. Просто все время сидите и разговариваете?
ИСМАЭЛЬ. Ну да, там больше особо нечего делать.
КЕЙТ. А ты видел других, которые там с ним?
ИСМАЭЛЬ. Нет… ну кого-то видишь во дворе на улице… которые мимо проходят.
КЕЙТ. Они там качаются, все дела.
ИСМАЭЛЬ. Да, качаются и играют в волейбол. У них там есть тренажерный зал в подвале.
КЕЙТ. А он качается?
ИСМАЭЛЬ. Там больше нечего делать… Ну он расспрашивает немного, ясное дело… как там дома и все такое. Это нормально… Но вообще он же иногда звонит, так что он в курсе, что да как.
КЕЙТ. Ну да, надо же поддерживать связь со своими.
АНДЕРС. Когда его выпустят?
ИСМАЭЛЬ. Через семь лет.
АНДЕРС. Блин, дико долго.
ИСМАЭЛЬ. Только если его не освободят досрочно.
АНДЕРС. В приятной компании время быстро летит.
ИСМАЭЛЬ. Мне тогда будет 24… Они там говорят, что Лазер сидит в бункере, во дворе… Мне показалось, что кто-то смотрит на меня через решетку. Мне как бы показалось, что я вижу чьи-то больные темные глаза, но не знаю, он ли это. Они говорят, что он. Что это он там сидит. Но его никто никогда не видел.
КЕЙТ. Да… вот ему-то надо написать письмо и поблагодарить за все, что он сделал.
АНДЕРС. Да. Он же типа мученик.
КЕЙТ. Его, наверное, никогда не выпустят… Так оно, скорее всего, и будет.
АНДЕРС куда-то идет, падает, встает на ноги. Мочится.
ИСМАЭЛЬ. Они никогда не говорят про других зэков… про тех, которые с ними сидят. Они не говорят про других зэков.
КЕЙТ. Ну ясное, блин, дело.
АНДЕРС. Но он явно не первый и не последний. Это уж точно. Нет… Швеция все равно офигительная. Как вот сейчас.
КЕЙТ. Швеция, да.
АНДЕРС. Офигительно красивая.
КЕЙТ. Могла бы быть еще красивее.
АНДЕРС. Вон та заправка «Статойл» офигительно красиво расположена.
АНДЕРС и ИСМАЭЛЬ поют псалом «Пришла пора цветенья» [31]Этот псалом ученики обычно поют в последний школьный день
.
КЕЙТ. Включите, блин, что-нибудь нормальное. Я хочу слушать музыку нашей расы.
КЕЙТ и АНДЕРС отстукивают «Skinhead Moonstomp», ИСМАЭЛЬ пытается к ним присоединиться.
Считай, блин, Иссе.
ИСМАЭЛЬ. Раз, два, три…
КЕЙТ. Ну ты и слабак, блин.
АНДЕРС. Как же офигительно жить на свете!
ИСМАЭЛЬ. Да, классно летом. Если не бьют… если только не бьют все время.
КЕЙТ. Нет ничего круче.
АНДЕРС. Во-во.
ИСМАЭЛЬ. Швеция. Я даже уже не помню, как там было в Мостаре.
КЕЙТ (о пивной банке). Блин, все в горчице.
ИСМАЭЛЬ. А я что, виноват, что ли?
АНДЕРС. Повезло, что нам хватило ума тут родиться.
КЕЙТ. При чем тут везение? Дело в планировании… А ведь как могло быть круто. И я говорю это не только потому, что я швед и здесь родился. А потому, что это наш народ и наша история. Наша великая раса.
АНДЕРС. Да, если сравнить с другими странами.
КЕЙТ. Но скоро здесь будет так же, как в других странах, потому что мы слабаки и стелемся перед всеми, как бляди.
АНДЕРС. Ну, кстати, в других странах они уже это поняли и, в отличие от нас, всерьез относятся ко всем проблемам.
КЕЙТ. А с чем ты можешь сравнивать? Где ты вообще был?
АНДЕРС. Ну со странами, с которыми можно сравнивать. Типа Швеции.
КЕЙТ. С какими, например?
АНДЕРС. Ну типа Дании, Бельгии, Голландии там.
ИСМАЭЛЬ. Норвегии.
КЕЙТ. Ты же дальше Кристианстада не ездил.
АНДЕРС. Почему, я был в Англии. Вот.
КЕЙТ. Ага, смотрел футбол, но у тебя же там нет никаких политических связей.
АНДЕРС. А футбол что, не политика? Но все равно, я был за границей и видел, как там.
КЕЙТ. Да что ты видел? Ты же там не просыхал.
АНДЕРС. Да уж, пили мы там нехило, помню, мы нажрались еще до того, как добрались до Альвесты.
КЕЙТ. Это ты помнишь?
АНДЕРС. Я помню, что у меня отшибло память.
ИСМАЭЛЬ. А кто выиграл, помнишь?
АНДЕРС. Нет, мне потом рассказали, когда мы плыли на пароме домой.
ИСМАЭЛЬ. Случайно, не «Манчестер юнайтед»?
КЕЙТ. Кто же еще?
АНДЕРС. Мы как раз и поехали в Олд-Траффорд, чтобы посмотреть на их победу, а не на их проигрыш.
КЕЙТ. Единственный достойный клуб. Верные, как смерть.
ИСМАЭЛЬ. А этот Кантона…
КЕЙТ и АНДЕРС. Кантона.
ИСМАЭЛЬ. Чем он теперь занимается?
КЕЙТ. А тебе какое дело?
ИСМАЭЛЬ. Ну просто интересно. Тебе же он нравился.
КЕЙТ. Да, нравился. Я очень уважаю этого человека. Настоящий герой. И он ничуть не упал в моих глазах оттого, что избил зрителя, когда его спровоцировали. Нечего терпеть, когда тебя унижают.
АНДЕРС. Он стал бизнесменом в Испании.
ИСМАЭЛЬ. А может, он сидит в «Халле».
КЕЙТ. Он никогда не халтурил. И ушел вовремя. Вот как надо жить.
КЕЙТ. Кинь мне майку.
АНДЕРС. Где она?
КЕЙТ. У тебя за спиной. Ты что, слепой?
АНДЕРС кидает майку КЕЙТУ.
КЕЙТ. Ну и видок у тебя. Кто тебя стриг?
АНДЕРС. Ты же и стриг.
КЕЙТ. Да, офигительно круто.
АНДЕРС. За кого бы ты болел, если бы в финале Лиги чемпионов в Уэмбли играли AIK и «Манчестер юнайтед»?
КЕЙТ. Хороший вопрос.
ИСМАЭЛЬ. Тихо…
КЕЙТ. Чего тихо-то?
ИСМАЭЛЬ. Какой-то шум.
АНДЕРС. Чего там?
ИСМАЭЛЬ. Я слышал какой-то шум там внизу…
АНДЕРС. Тебе небось и голоса мерещатся.
ИСМАЭЛЬ. Нет, я правда что-то слышал.
Пауза. Слушают.
КЕЙТ. Я ничего не слышу. У меня контузия после всех этих драк и разборок.
ИСМАЭЛЬ. Но я что-то слышал… Неужели вы не слышите? Кто-то идет.
Тишина.
АНДЕРС. Где? Да, там кто-то есть.
КЕЙТ. Блин.
АНДЕРС. Там, внизу, кто-то идет. Может, это он.
ИСМАЭЛЬ. Где?
На поляне появляется КАЛЛЕ, замечает их, останавливается, оглядывается по сторонам.
АНДЕРС. Ты кто — орангутанг или китаец?
ИСМАЭЛЬ. Это Калле. Из нашего класса.
КЕЙТ. Знаю, блин… Да, да, это я.
КАЛЛЕ. Привет.
Тишина. КАЛЛЕ оглядывается по сторонам, думает, идти ли ему дальше или развернуться и убежать.
АНДЕРС. Че ты тут делаешь?
КАЛЛЕ. Просто гуляю.
АНДЕРС. И куда ты собрался?
КАЛЛЕ. Просто иду к нашей даче.
АНДЕРС. Ясно. Я смотрю, у тебя шампанское, мобильный, все дела, да?
КАЛЛЕ. Да.
АНДЕРС. Как мило.
КАЛЛЕ. У нас там встреча…
АНДЕРС. Да что ты говоришь? Как мило. С кем же?
КАЛЛЕ. Что?
АНДЕРС. С кем встреча, говорю.
КАЛЛЕ. С моими знакомыми… с друзьями.
АНДЕРС. У тебя есть друзья?
КАЛЛЕ. Ну да… Человека три, четыре.
ИСМАЭЛЬ. Сосиску не хочешь?
КАЛЛЕ. Нет, спасибо.
ИСМАЭЛЬ. Точно? У нас полно сосисок. Целый мешок.
АНДЕРС. Как мило. И что вы будете делать?
КАЛЛЕ. Что будем делать?.. Ну, поговорим об искусстве, стихи почитаем, послушаем классическую музыку и балет потанцуем… Да нет, просто пообщаться хотели.
АНДЕРС. Блин, как мило. Офигительно мило.
КАЛЛЕ. Да… Все путем.
АНДЕРС. Как мило. Правда же мило?
КАЛЛЕ. Ну да, пожалуй. А что?
АНДЕРС. Не знаю.
Пауза.
КАЛЛЕ. По крайней мере школа кончилась, теперь мы свободны… да?
АНДЕРС. Свободны?
КАЛЛЕ. Да.
Молчание.
Ну я пойду… Пока.
АНДЕРС. Тебе в ту сторону?
КАЛЛЕ. Я должен идти.
АНДЕРС. Ну раз должен, значит, должен.
КАЛЛЕ. До встречи.
КЕЙТ. Нет… Единственное, что ты должен, это умереть.
КАЛЛЕ. Ты прав. Хотя до этого еще далеко, надеюсь.
КЕЙТ. Надежда — это хорошо.
КАЛЛЕ. Они будут волноваться, куда я пропал. Мне пора. Я немного опаздываю.
АНДЕРС. Почему?
КЕЙТ. Тебе наша компания не нравится?
АНДЕРС. Тебе с нами плохо?
КЕЙТ. Не понимаю.
КАЛЛЕ. Да нет… Я так не…
КЕЙТ. Мы что, какие-то не такие?
КАЛЛЕ. Да нет.
КЕЙТ. Мы что, какие-то не такие? Тебе не нравятся обычные, белые, здравомыслящие, здоровые шведы?
КАЛЛЕ. Да нет…
КЕЙТ. Ты считаешь, что плохо уважать и любить свою страну?
Пауза.
Отвечай, твою мать.
КАЛЛЕ. Нет. Все это вообще-то неплохо.
АНДЕРС. Как-то неубедительно.
КЕЙТ. Неубедительно ты как-то говоришь.
АНДЕРС. Да уж… Тебе страшно?
КАЛЛЕ. Нет.
АНДЕРС. Не страшно?
КАЛЛЕ. Нет.
КЕЙТ. А я бы испугался.
АНДЕРС. Я тоже.
КАЛЛЕ. Чего мне бояться? Я не боюсь.
КЕЙТ. Ну и хорошо, чего бояться-то. Хочешь пива?
КАЛЛЕ. Пива? Нет, думаю, я не успею.
КЕЙТ. Нет, ты просто обязан с нами выпить.
КАЛЛЕ. Я должен идти.
КЕЙТ. Все будет хорошо.
ИСМАЭЛЬ. Жарко же. Приятно выпить пивка в такую жару. В жару всегда пить хочется. Вот мне очень хочется пить.
АНДЕРС. И мне тоже.
КЕЙТ. И тебе тоже.
КАЛЛЕ. Не знаю… Ну, баночку, пожалуй, выпью.
АНДЕРС. А я?
КЕЙТ. Ну конечно. Ты же закончил школу. Выпей пива, как нормальный швед.
ИСМАЭЛЬ. Хуже не будет.
КЕЙТ. Ты же нормальный, хоть у тебя и не шведские гены.
КАЛЛЕ. Да… надеюсь, нормальный.
КЕЙТ. Да, блин… Вы же, азиаты, с полбанки «Ред булла» напиваетесь, у вас же нет энзимов. За окончание школы!
АНДЕРС. За окончание школы!
ИСМАЭЛЬ. Каких еще бензинов?
АНДЕРС. Что у тебя за мобильный? Можно посмотреть? Дай посмотреть, что за модель.
КАЛЛЕ достает свой телефон, протягивает АНДЕРСУ.
ИСМАЭЛЬ. Мы тут сосиски жарить собирались.
КЕЙТ. Ты же любишь сосиски?
КАЛЛЕ. Ну да…
КЕЙТ. Когда по утрам на «Скане» включают машины, крысы бьются в предсмертной агонии. Они кричат: «Ааа, нет, мама, мама, я не хочу, чтобы из меня сделали сосиску»…
КАЛЛЕ. Мы вообще собирались ужинать.
КЕЙТ. И что же у вас на ужин?
КАЛЛЕ. Не знаю… Думаю, мама приготовила жаркое из косули и печеную картошку.
КЕЙТ. Ясно. Красота. И немного божоле, да?
АНДЕРС (про мобильный). А камера тут есть?
КАЛЛЕ. Да. Но она не очень хорошая. Качество не такое, как у обычного фотоаппарата.
АНДЕРС пытается сфотографировать КЕЙТА.
КЕЙТ. Отвали.
АНДЕРС (фотографирует ИСМАЭЛЯ). И сколько такой стоит?
КАЛЛЕ. Я не знаю. Я не смотрел.
АНДЕРС. Не знаешь?
КАЛЛЕ. Нет, мне бабушка подарила его на окончание школы.
КЕЙТ. Она тоже из Кореи?
КАЛЛЕ. Нет, из Оскарсхамна.
АНДЕРС. Такой стоит штук пять-шесть, не меньше.
КАЛЛЕ. Может быть. Наверное, так и стоит примерно. Зависит еще от тарифа.
АНДЕРС. Ну и какой у тебя тариф?
КАЛЛЕ. У меня смарт-карта. Я не очень много говорю.
ИСМАЭЛЬ. Пять крон за минуту.
Телефон КАЛЛЕ звонит.
Звонит. У него звонит.
КЕЙТ. Это, блин, его гребаная мамаша.
АНДЕРС. Мама. Поговоришь с ней?
КЕЙТ. Еще чего? О чем мне говорить с этой сучкой?
АНДЕРС (говорит по телефону). Алло. Алло… Привет, мам! Да, это я, у меня горло немного болит, слишком громко пел в школе… Где я? Я в лесу… Уже иду, я скоро… Что? Что? Вы уже начали? Садитесь, не ждите, только мне немного оставьте. Я слегка задержусь. Не волнуйтесь… Я скоро буду, скоро… Нет, просто выпил пару бутылок шампанского. Садитесь за стол… Алло, алло… Передавай привет бабушке и скажи спасибо за телефон… Целую. (Разговор прерывается.) Отстойный звук. Сука.
КАЛЛЕ. Очень похоже. Долго репетировал?
АНДЕРС. У меня была возможность научиться, пока ты стоял у доски и гнал пургу.
КЕЙТ. Сядь, твою мать.
КАЛЛЕ садится. ИСМАЭЛЬ начинает напевать мелодию, обычно звучащую из автофургончика, продающего мороженое.
КАЛЛЕ. Какие у вас планы на лето?
АНДЕРС. Ненавидеть, убивать и купаться.
АНДЕРС. Мороженого захотелось?
ИСМАЭЛЬ. Нет, хотя, может, было бы и неплохо после сосисок.
АНДЕРС. Ну и урод же ты.
Пауза.
КАЛЛЕ. Спасибо… мне пора. Спасибо за пиво.
ИСМАЭЛЬ. Ты же хотел сосиску. Пиво с сосиской. Пивную сосиску. У нас есть кетчуп, и горчица, и даже майонезный соус, правда, булочек для хот-догов нет. Мы хотели купить, но они кончились.
КАЛЛЕ. Нет, спасибо… Я дома поужинаю.
КЕЙТ. Да, но мы же нормальные парни. Мы же ничего против тебя не имеем.
АНДЕРС. Ну правда, ты нам вполне симпатичен.
КЕЙТ. Кто ж виноват, что ты — кусок дерьма в шведских сливках?
КЕЙТ, АНДЕРС и ИСМАЭЛЬ смеются.
Смешно, да? Правда же, отличная шутка? И в кого я такой остроумный? Тебе было не смешно?
КАЛЛЕ. Не очень.
КЕЙТ. Что с тобой? У тебя нет чувства юмора?
КАЛЛЕ. Не знаю…
КЕЙТ. Ну чего ты?
КАЛЛЕ. Наверное, я просто не понял шутки.
ИСМАЭЛЬ. Ну что, разводить огонь?
КЕЙТ. Давай.
АНДЕРС. Иссе у нас немного пироман. Когда вырастет, будет пироманом. Серьезным причем. Да у него стоит на огонь. Только увидит, что что-то горит… Сразу возбуждается.
ИСМАЭЛЬ. Обожаю огонь. Огонь — это круто.
АНДЕРС и ИСМАЭЛЬ начинают драться.
АНДЕРС. Да, он далеко пойдет. До самого «Халля». Твой папаша небось не успеет выйти на свободу, а ты уже будешь там.
ИСМАЭЛЬ. Он же сидит в «Кумле».
АНДЕРС. «Шпандау», «Кумла», «Халль», одна хрень… Ай!.. Это, кстати, Иссе развел костер в учительской, когда мы закончили девятый класс. Его рук дело.
ИСМАЭЛЬ. Ну хватит… хватит трепаться-то. Хорош уже. Нечего болтать об этом.
АНДЕРС. А что такого? Он же никому не скажет. Ты же не настучишь, надеюсь? Или настучишь?
КАЛЛЕ. Нет.
ИСМАЭЛЬ. А кто его знает. Если кто-то настучит, то меня могут посадить. Это же не я вообще. Это не я сделал.
АНДЕРС. Калле не настучит.
КАЛЛЕ. Нет. Я даже не знаю, кому я мог бы это рассказать.
АНДЕРС. Ну и отлично. Просто чтоб ты знал.
КЕЙТ. Да хватит уже. Подростки хреновы. Ведете себя как четырнадцатилетние сопляки.
ИСМАЭЛЬ. Все равно, нечего было трепаться.
КЕЙТ. Детский сад.
ИСМАЭЛЬ кидает банку из-под пива в АНДЕРСА.
КЕЙТ. Хватит, я сказал, а то я тебе эту банку в жопу вставлю. Понял? Хочешь снюса?
КАЛЛЕ. Да, спасибо.
КЕЙТ. Ну правда, скажи честно, ты что-то имеешь против нас, шведов?
АНДЕРС. Мы же нормальные парни, мухи не обидим.
КАЛЛЕ. Я тебя не очень хорошо знаю… Ты же уже несколько лет в школе не появлялся.
КЕЙТ. Тебе не нравятся обычные белые шведы, порядочные и работящие, которые пытаются создать нормальное будущее своим потомкам?
КАЛЛЕ. Да нет, не знаю…
КЕЙТ. Что ты сказал?
КАЛЛЕ. Да нет, это неплохо. Все люди этого хотят.
КЕЙТ. Вот именно так мы и считаем.
КАЛЛЕ. Да… но мне правда пора.
КЕЙТ. Да расслабься ты. Я же с тобой разговариваю. Скажи, разве гомогенная нация — это плохо? Можешь ответить?
АНДЕРС. Гомофилы — это плохо.
КЕЙТ. Если люди предпочитают жить со своими соотечественниками, и обитать в стране, основанной их предками, и не хотят смешиваться с другими расами… Я не говорю, что другие расы хуже или имеют меньше прав на существование, но это еще не значит, блин, что они должны приезжать и порабощать другие культуры и религии и хапать то, что построили другие народы, просто потому, что их, мол, преследуют на родине и им якобы нужно убежище. Сюда же понаехали, блин, со всего света, мы же скоро задохнемся… Почему нам нельзя придерживаться наших взглядов, если мы считаем, что мы правы, и отстаивать свои права? Это просто вопрос.
КАЛЛЕ. Да… но почему же нельзя?
КЕЙТ. А что, можно? Как, скажи пожалуйста?
КАЛЛЕ. В демократическом государстве каждый может придерживаться своих взглядов.
КЕЙТ. Да, ты считаешь, может?
АНДЕРС. Это что-то новенькое.
ИСМАЭЛЬ. Кто будет сосиски?
КЕЙТ выливает пиво в мангал.
А как же сосиски?..
КАЛЛЕ. Да, каждый может думать что хочет, но нельзя избивать и преследовать других за то, что они думают иначе.
КЕЙТ. Вот как.
АНДЕРС. Ну слава богу. Значит, я могу сказать, что мне жаль, что Адольф Гитлер не успел замочить всех евреев? Если он вообще кого-то мочил.
КАЛЛЕ. Каждый может думать что хочет. Только, к сожалению, мне сейчас некогда продолжать этот разговор.
КЕЙТ. Да ладно. У тебя куча времени. Все ясно. И кто же, интересно, кого преследует? Кому, интересно, запрещают носить свою собственную символику в школе? Кого, интересно, вечно обвиняют в прессе и по телевизору и преследуют за то, что они вслух говорят о том, во что верят?
КАЛЛЕ. Да, но есть группы, которые преследуют иммигрантов и беженцев и поджигают лагеря беженцев.
КЕЙТ. Да?
КАЛЛЕ. Это преступно.
КЕЙТ. Преступно? Это же война. Это же война, твою мать… А когда идет война, то иногда случаются неприятные вещи, такова природа войны. Те, кто участвует в войне, сами виноваты в своих несчастьях. Они сами должны понимать, во что ввязались.
АНДЕРС. Ну да, в Германии же была война… и ведь из-за нее сдохла куча евреев, но когда война, то надо в первую очередь думать о своем собственном народе и заботиться, чтобы у него были пища и топливо, а все остальное уже второстепенно… Это же естественно.
ИСМАЭЛЬ. Ну не могло их погибнуть шесть миллионов, как они говорят. Когда бы они успели? Пожарить одну сосиску — и то надо минут десять, не меньше.
АНДЕРС. Этого просто не было.
КЕЙТ. Это лучшее, что было. Да, просто эта гребаная свобода мнения не позволяет людям носить свою собственную символику, старую шведскую символику, такую как молот Тора и волчий крюк, просто потому, видите ли, что каким-то придуркам кажется, что их преследуют.
АНДЕРС. Скоро они запретят поднимать шведский флаг — а не то тебя обвинят в расизме. Возьмите, к примеру, США, вот американцы гордятся своим флагом, а шведы, шведский народ — нет.
КЕЙТ. Если теперь даже преподавание христианства отменили в школе, зато все всё должны знать о мусульманах и евреях. Что за бред — шведские дети теперь должны испытывать угрызения совести по отношению к евреям из-за того, что случилось в Германии. Шведские-то дети в чем виноваты? Почему первое, что с ними делают в школе, — это взваливают на их плечи вину за евреев?
КАЛЛЕ. Ну вы же говорите то, что вы думаете. Устраиваете демонстрации и манифестации.
КЕЙТ. Тебе-то что? Мы готовы бороться за свою веру. И умереть за свою веру. И умрем.
АНДЕРС. Да, я никогда не сдамся.
КЕЙТ. Я сдамся только перед лицом смерти.
ИСМАЭЛЬ. И я тоже.
КЕЙТ. Можешь назвать хоть одну гребаную партию в этой говенной стране, члены которой готовы сесть в тюрьму и умереть за свои взгляды?
Пауза.
Ну вот видишь, я так и думал.
АНДЕРС. Нет больше ни одной такой партии. У нас теперь все либералы.
КЕЙТ. Все талдычат о мультикультурном государстве, смешении рас и прочей херне.
АНДЕРС. Ведь нет же больше других партий, которые думают как мы. И поэтому есть националисты и мы, потому что они так думают, потому что они думают как мы.
КЕЙТ. Нам нужна гомогенная нация. Чтобы не было здесь этих таиландцев и сомалийцев.
ИСМАЭЛЬ. Да, не нужны нам эти сомалийцы. Они воняют. Сразу, как только входишь в дом, все понятно. Там, где я живу, там живет еще семья из Сомали. Как только входишь в подъезд или в лифт, воняет сомалийцами.
АНДЕРС. А ты присмирел… Ведь в школе он один из этих коммунистов, которые порют всякую чушь.
КАЛЛЕ. О чем же?
КЕЙТ. Обо мне, например.
АНДЕРС. И обо мне.
КЕЙТ. О моих товарищах. А если не фильтруешь базар, то будь готов к последствиям. Надо отвечать за свои слова.
КАЛЛЕ. Ничего я не говорил. Это не в моих правилах.
АНДЕРС. «Не в моих правилах».
КАЛЛЕ. Мне пора.
КЕЙТ. Да успокойся ты.
АНДЕРС. Сядь и выпей пивка.
КЕЙТ. Что, блин, с тобой? Расслабься. Мы тебя не тронем, не бойся.
АНДЕРС. Да не тронем, не тронем, блин.
ИСМАЭЛЬ. Не бойся, на кой ты нам сдался?
КЕЙТ. Выпей пива и веди себя, как нормальный человек.
ИСМАЭЛЬ. Мы же друзья… Блин, ну и жара! Уже несколько дней. Целую неделю. Эта гребаная жара не прекращается уже целую неделю. Моя сестра хотела вчера купить в Кальмаре вентилятор, она там работает, но нигде не было. Во всем сраном Кальмаре не нашлось ни одного вентилятора. Кончились. Все, видно, валяются под вентиляторами и вентилируются. Я из-за этой жары уже целую неделю не сплю.
АНДЕРС. Чертова собака.
КАЛЛЕ. Твоя сестра работает в Кальмаре?
ИСМАЭЛЬ. Да, в «Автошколе Руне», на ресепшене, принимает клиентов.
АНДЕРС. Что за гребаная собака, все брешет и брешет.
КАЛЛЕ. Похоже на нашу.
АНДЕРС. А, точно, у вас же собака. Какой породы?
ИСМАЭЛЬ. Чего?
КЕЙТ. Какой породы?
КАЛЛЕ. Обыкновенный лабрадор.
КЕЙТ. Это не лабрадор.
АНДЕРС. Нет, это кокер-спаниель…
КЕЙТ. Блин.
АНДЕРС. Сколько ей лет?
КАЛЛЕ. Три года.
АНДЕРС. Вы взяли ее щенком?
КАЛЛЕ. Да.
КЕЙТ. Ясно. Собаки — это хорошо. Когда я был маленький, у нас была собака. Только настоящая собака — овчарка. Мы тогда жили в другом месте. В Сконе. В Ландскруне. Отец работал там на верфи… Она попала под машину — какой-то козел ее переехал.
КАЛЛЕ. Как жалко.
КЕЙТ. Ему было всего четыре года. Его звали Вилли. Вилли Вонк.
АНДЕРС. У нас было полно собак.
КЕЙТ. У вас же был питомник, козел.
АНДЕРС. Да. Мать держала одно время собачий питомник, в качестве хобби. Хоббипитомник.
КЕЙТ. Да уж. Небось хотела обменять твоего братца Ронни на породистую собачку.
АНДЕРС. Он мне не родной, только наполовину.
КЕЙТ. Да, а я, может, заведу себе опять собаку и уеду жить в деревню. Когда-нибудь в будущем… если оно будет. Собаку, детей и нормальную жизнь.
АНДЕРС. Когда я был совсем маленький, у нас были кролики.
КАЛЛЕ. Да?
АНДЕРС. Да, но это еще до питомника. Тогда у нас были кролики. Питомник для кроликов.
КАЛЛЕ. И много у вас было кроликов?
АНДЕРС. Всего два. Две зверюги.
ИСМАЭЛЬ. Два кролика-убийцы.
АНДЕРС. Отец их купил. Мы увидели у кого-то кроликов и умоляли его купить, и в конце концов нам купили, а мы обещали сами за ними ухаживать, я и единокровный брат. Ну мы тогда довольно маленькие были, лет семь, что ли. Нам купили при условии, что мы будем каждый день кормить их, поить и чистить клетку.
КЕЙТ. Без этого никак.
АНДЕРС. Отец каждый вечер, когда возвращался с работы, ходил проверять, чисто ли у них.
КЕЙТ. Ну а что такого, без этого никак. За своими животными надо ухаживать.
АНДЕРС. Но однажды мы играли в футбол, а отец вернулся домой и увидел, что мы забыли покормить их и почистить клетку, мы должны были делать это каждый день до того, как сядем за стол, и когда он пришел и увидел это… Знаете, что он сделал?
ИСМАЭЛЬ. Нет. Что?
КЕЙТ. Запихнул вас с братом в клетку.
ИСМАЭЛЬ. Выпорол вас как следует?
АНДЕРС. Нет, он перерезал им глотки, а потом заставил маму приготовить их, и нам пришлось на следующий день их съесть.
ИСМАЭЛЬ. Да ты что.
КЕЙТ. Зато вам урок на всю жизнь. Дал слово — держи.
АНДЕРС. Да. Мы их потом съели.
ИСМАЭЛЬ. Кроликов?
АНДЕРС. Да, под соусом, с картошкой.
ИСМАЭЛЬ. Ну и как на вкус? Как это вообще — сожрать собственных кроликов?
АНДЕРС. Как на вкус? Как кролик. Жареный кролик. Обычная крольчатина.
ИСМАЭЛЬ. Вкусно было?
АНДЕРС. Ну да, вкусно. Жестковато только.
КЕЙТ. Нехило.
АНДЕРС. Да… Это был нам урок — что надо держать свое слово и не увиливать от своих обязанностей, чтобы погонять мяч. Мы же вообще забыли про время.
ИСМАЭЛЬ. Да, надо учиться… Они едят в основном тунца, мой отец, там, где он сидит. Потому что они считают, что их кормят слишком жирной пищей. Слишком жирной. Слишком много жира. Кормят как свиней.
КЕЙТ. Да, нельзя же есть все подряд. Но он же там качается. Качается, да?
ИСМАЭЛЬ. Да. У них же есть тренажерный зал.
КЕЙТ. Ну да, в тюрьмах всегда есть.
КАЛЛЕ. А вы тоже ходите в спортзал?
ИСМАЭЛЬ. Они там целыми днями торчат…
КЕЙТ. У них там есть все необходимое.
ИСМАЭЛЬ. Или играют в волейбол.
КЕЙТ. Да, да, блин, достал уже про свой волейбол.
ИСМАЭЛЬ. Да, им уже надоело… Этим летом им привезут лошадей… Привезут лошадей для верховой езды.
АНДЕРС. Чтобы перескочить через колючую проволоку.
ИСМАЭЛЬ. Да, было бы неплохо.
АНДЕРС. А он будет ездить?
ИСМАЭЛЬ. Не знаю… Думаю, да. Чтобы немного развеяться.
КЕЙТ. Да, это полезно. Тунец — это хорошо, в нем много белка. Надо же быть в форме.
ИСМАЭЛЬ. Да, чтобы как-то время скоротать.
КЕЙТ. Нет, чтобы быть в хорошей физической форме и справляться с жизненными неприятностями.
АНДЕРС. Ты же вообще слабак. Собирался ходить с нами в спортзал три раза в неделю, а появился там всего раза четыре за все время.
ИСМАЭЛЬ. Да знаю… Дома были неприятности… Я никак не мог сконцентрироваться.
КЕЙТ. Я должен пройти все тесты, чтобы меня взяли в армию. Марш-бросок на шесть с половиной километров за сорок минут с двадцатикилограммовым рюкзаком. Знаете, за сколько я прохожу? За 34 минуты. Еще марш-бросок через полосу препятствий на четыре с половиной километра с двадцатикилограммовым рюкзаком за 42 минуты. Это я, конечно, проверить не смог по понятным причинам — где мне взять полосу препятствий, — но уверен, что прошел бы без проблем.
АНДЕРС. Ну да.
КЕЙТ. Вообще без проблем.
КАЛЛЕ. Где ты будешь служить?
КЕЙТ. Тебе-то что?.. В береговой обороне. Ваксхольм.
КАЛЛЕ. Там, говорят, жестко.
КЕЙТ. Надеюсь.
КАЛЛЕ. Я пойду в П-18 на Готланде. Пехотные войска.
КЕЙТ. Я думал, ты не особо увлекаешься физкультурой.
КАЛЛЕ. Да нет, как все.
КЕЙТ. А как все?
КАЛЛЕ. Играю немного в хоккей с мячом и в гандбол.
КЕЙТ. Мог бы как-нибудь с нами в качалку сходить.
КАЛЛЕ. Да… Может быть.
ИСМАЭЛЬ. Да, давай.
АНДЕРС. Это он-то?
КЕЙТ. Может быть?
КАЛЛЕ. Ну да, как-нибудь можно.
КЕЙТ. Когда?
КАЛЛЕ. Клево было бы попробовать. Я, честно говоря, никогда не был в качалке.
КЕЙТ. Да мы знаем, но это неважно.
КАЛЛЕ. Да, можно как-нибудь.
КЕЙТ. Может, в воскресенье?
КАЛЛЕ. В воскресенье не могу. Но можно созвониться.
КЕЙТ. Давай, клево. Можешь грудь подкачать.
КАЛЛЕ. Хотите шампанского?
АНДЕРС. Да, блин. Давай сюда.
КАЛЛЕ. Да, берите… Клево, конечно, поболтать с вами, но мне пора.
КЕЙТ. Вот как.
КАЛЛЕ. Они начнут волноваться, где я. Они же не сядут за стол без меня.
КЕЙТ. То есть ты, так сказать, решающий фактор?
КАЛЛЕ. Ну да, это же мой праздник. Я должен там появиться.
АНДЕРС. Он что, хочет уйти? Почему?
КЕЙТ. Мы вроде милые такие.
АНДЕРС. Такие приятные.
КЕЙТ. Все из себя белые и пушистые.
АНДЕРС. Заметь, белые.
КЕЙТ. Обыкновенные шведские белые парни… За что ты нас не любишь? Почему нас все ненавидят?
АНДЕРС. Не понимаю.
КЕЙТ. Я тоже.
ИСМАЭЛЬ. Мы же просто хотим повеселиться.
КЕЙТ. Почему же он уходит?
АНДЕРС. Я бы на его месте был рад оказаться в нашей компании.
КЕЙТ. Мы же просто болтаем.
КАЛЛЕ. Может, как-нибудь в другой раз.
АНДЕРС. Конечно.
КЕЙТ. Мы верим в диалог.
АНДЕРС. Мы верим в разговор. Это мы усвоили. У нас демократия. Сперва поговори. Потом стреляй.
КЕЙТ. Мы верим в «поговорить».
АНДЕРС. Мы любим поговорить.
ИСМАЭЛЬ. Мы любим выпить и поговорить.
КЕЙТ. Поговорить — это хорошо.
АНДЕРС. Сперва. А потом…
Производит звук автоматной очереди.
КЕЙТ. Представить факты. Чтобы люди поняли, как все обстоит. Как оно есть на самом деле.
АНДЕРС. Мы не боимся открытой дискуссии. Мы не увиливаем.
КАЛЛЕ. Да я понял.
КЕЙТ. Но ты, может, думаешь, что мы козлы — просто из-за того, что мы придерживаемся таких взглядов.
КАЛЛЕ. Да нет, совсем нет.
КЕЙТ. А что ты про нас думаешь?
КАЛЛЕ. Я думаю, что вы неправы.
Пауза.
КЕЙТ. Неправы?
АНДЕРС. Мы?
ИСМАЭЛЬ начинает что-то напевать.
КЕЙТ. Националисты никогда не бывают неправы. Националист всегда прав, даже если он неправ.
АНДЕРС. Даже если он прав, он всегда неправ. Нет… Даже если он неправ, он всегда прав.
КЕЙТ. Если копнуть глубже, то ты не виноват, что тут оказался. Тебя же усыновили, и все дела.
АНДЕРС. Твоя мамаша небось не могла родить собственных шведских детей.
КЕЙТ. Но тогда можно задаться вопросом, почему она не могла усыновить какого-нибудь шведского ребенка, а поперлась в Таиланд.
КАЛЛЕ. Я не из Таиланда. Я из Кореи.
КЕЙТ. И по-хорошему там бы тебе и следовало оставаться.
КАЛЛЕ. Ну а Исмаэль?
КЕЙТ. Это совсем другое дело.
АНДЕРС. Он будет стерилизоваться. Отрежет себе яйца.
ИСМАЭЛЬ. Я не хочу никаких вонючих детей.
КЕЙТ. Да я бы вообще запретил рожать детей сегодня, в том мире, в котором мы живем. Это же безответственно. С этим можно и подождать. Возьми еще пива. Мы угощаем. Сегодня у нас чертовски хорошее настроение.
КАЛЛЕ. Нет, спасибо…
КЕЙТ. Чего ты, возьми пива. Дай ему пива.
КАЛЛЕ. Я больше не хочу.
КЕЙТ. Конечно хочешь.
КАЛЛЕ. Нет.
КЕЙТ. Хочешь-хочешь. Дай ему пива, Иссе.
ИСМАЭЛЬ. Чего?
КЕЙТ. Дай ему пива, твою мать.
ИСМАЭЛЬ. Да, но… У нас всего два осталось.
КЕЙТ. Ничего, сходишь еще.
ИСМАЭЛЬ. Когда?
КЕЙТ. Как ты думаешь, придурок? Когда кончится.
АНДЕРС. У нас нет денег.
КЕЙТ. Зачем нам деньги?
АНДЕРС. У тебя есть деньги?
КАЛЛЕ. Нет.
АНДЕРС. Не может быть.
КЕЙТ. Хватит болтать. Обыщи его.
КАЛЛЕ достает деньги, АНДЕРС забирает их.
КАЛЛЕ. Не надо, Андерс…
АНДЕРС. Чего ты? Ты, я смотрю, не только трепаться умеешь. Ты еще и врешь.
КЕЙТ. Сколько там?
АНДЕРС. Триста. Ну, на несколько банок хватит.
АНДЕРС идет помочиться.
КЕЙТ (берет купюры и выкидывает зажим, которым они скреплены). Это что еще за педерастическая прищепка? «Карл, 9 июля». Шведское, королевское имя. Купи еще лотерейных билетов.
ИСМАЭЛЬ. Почему я должен идти?
КЕЙТ. Потому что ты младший… Нет, самое вкусное пиво, которое я пил, это «Пилс». Норвежское.
АНДЕРС. Норвежское?
КЕЙТ. Да, норвежское. Называется «Пилс».
АНДЕРС. «Пилснер»?
КЕЙТ. Нет. «Пилс», придурок. У тебя что, моча в ушах?
АНДЕРС. Напиток предателей… Какой у тебя пинк-код, придурок?
ИСМАЭЛЬ. Сосиски отдают крысятиной.
КАЛЛЕ. Можете взять деньги…
АНДЕРС. Уже взяли.
КАЛЛЕ. Но мне правда надо идти. Они ждут меня. Они скоро пойдут меня искать. У нас ужин в честь окончания школы.
АНДЕРС. А нас почему не позвали?
ИСМАЭЛЬ. А что, мы могли бы пойти с ним и нормально пожрать. Мы же в одном классе учились.
АНДЕРС. Да, к сожалению.
КАЛЛЕ. А у вас что, не будет ужина?
АНДЕРС. Зачем нам? Мы же к тебе идем, придурок.
КАЛЛЕ. Ну, все обычно устраивают ужин в день окончания школы.
АНДЕРС. Вот еще. Можно подумать, нам больше не на что деньги потратить.
КЕЙТ. Докуда может допрыгнуть собака?
АНДЕРС (поднимает руку). Ну, вот так.
КЕЙТ. Докуда она может допрыгнуть?
АНДЕРС (поднимает руку). Вот так.
КЕЙТ (кричит). Докуда может допрыгнуть собака!
АНДЕРС (вскидывает руку в нацистском приветствии). Хайль!
КЕЙТ. Гитлер! Хайль!
АНДЕРС. Гитлер!
КЕЙТ. Повтори!
КАЛЛЕ. Что?
КЕЙТ. Повтори «Хайль Гитлер».
КАЛЛЕ. Зачем?
КЕЙТ. Потому что я так сказал.
КАЛЛЕ. Нет.
КЕЙТ. Повтори.
АНДЕРС. Повтори.
КАЛЛЕ. Нет.
АНДЕРС. Повтори.
КАЛЛЕ. Нет.
АНДЕРС. Повтори.
КЕЙТ. На колени его, вашу мать.
АНДЕРС заставляет КАЛЛЕ встать на колени. КЕЙТ хватает его за волосы и отводит голову назад.
АНДЕРС. Повтори.
ИСМАЭЛЬ. Повтори, и все будет хорошо. Ну давай же, повтори.
КАЛЛЕ. Нет.
АНДЕРС. Повтори.
КЕЙТ бьет КАЛЛЕ коленом по лицу. КАЛЛЕ падает.
ИСМАЭЛЬ. Это же твоя мама помогала мне, когда меня дома били.
КЕЙТ. Блин, ну и скука. Вообще ничего не происходит.
Пауза.
АНДЕРС. Может, замочим его?
Пауза.
Ты как? Больно?
КЕЙТ переворачивает КАЛЛЕ ногой и смотрит на него.
КЕЙТ. В спортзале будут менять тренажеры.
АНДЕРС. Да? Когда?
КЕЙТ. А я откуда знаю? Я хотел спросить, можно ли купить их, раз они все равно новые поставят. Тогда я мог бы купить их и качаться дома.
АНДЕРС. Ну и что, можно?
КЕЙТ. Что?
АНДЕРС. Купить их.
КЕЙТ. Да я, блин, не спрашивал пока. Я поговорю с тренером. С Томом. Не с владельцем. Он там вообще не показывается. А с тренером. Он всегда там. Он может качаться в любое время. Может качаться, блин, сколько влезет.
АНДЕРС. Классная работа.
КЕЙТ. Ну. Офигенная. Мне так было бы проще.
Пауза.
КАЛЛЕ медленно встает. АНДЕРС размахивается, чтобы ударить его ногой.
Не надо… Эге-гей…
АНДЕРС. Йо-хо-хо!
КЕЙТ. Слышь, ты так пропустишь свою вечеринку.
Пауза.
КАЛЛЕ. Что я тебе сделал?
КЕЙТ. Чего?
КАЛЛЕ. Что я тебе сделал?
КЕЙТ. Не вписываешься.
КАЛЛЕ. В смысле?
КЕЙТ. Ты не вписываешься в мое представление о Швеции. Швеция — для шведов, а Корея, или Таиланд, или откуда ты там, для твоего сраного народа. Просто вали отсюда, и все.
КАЛЛЕ. Да, но меня усыновили. Люди, которые меня привезли, шведы.
КЕЙТ. Это ошибка. Это, блин, просто ошибка. Если бы я сидел в риксдаге, я бы положил этому конец, этого бы никогда не произошло. Да эти козлы, которые там сидят, они же преступники. Ты же, блин, видишь, я белый, а ты желтый. Ты не вписываешься в эту страну. Мы с тобой разные. Вали отсюда.
КАЛЛЕ. Ты имеешь в виду — генетически?
КЕЙТ. Да какая, блин, разница.
КАЛЛЕ. Но ведь нельзя же доказать, что у кого-то стопроцентно шведские гены.
КЕЙТ. Да, я знаю. Я здесь родился. Мои родители шведы — Мате и Лена.
АНДЕРС. А мои — Улла и Турбьорн.
КАЛЛЕ. А моих родителей зовут Ингрид и Свен.
КЕЙТ. Ни фига.
АНДЕРС. Твоих зовут Чонг Дай Вей и Пинг Панг Дей.
КАЛЛЕ. Да, Андерс, очень может быть. Но я их не знаю. Меня привезли сюда, когда мне было два года. Может, ты помнишь себя в два года?
КЕЙТ. Нет, как я могу это помнить?
КАЛЛЕ. Вот и я ничего не помню. Единственное, что я помню, это мое детство в Швеции. У меня было такое же шведское детство, как и у тебя.
КЕЙТ. Зря они тебя сюда привезли. Надо было тебе остаться там, где ты был.
КАЛЛЕ. От меня это никак не зависело.
КЕЙТ. Ну, может, тогда и не зависело. Тогда ты не мог сам принимать решения, зато теперь… Можешь валить отсюда в свою гребаную страну.
АНДЕРС. Упаковывай свои вещички и вали.
КАЛЛЕ. Это невозможно. Меня больше ничто не связывает с Южной Кореей.
АНДЕРС. В смысле, не связывает? Ты в зеркало себя видел? У тебя же глаза китаезы.
КАЛЛЕ. Я вырос здесь, в Швеции. Получил шведское воспитание. Я приучен к шведским нормам и системе ценностей. Я вырос на той же шведской природе, что и ты. Я, может быть, даже знаю больше о Швеции, шведской истории и шведских королях, чем многие коренные шведы.
КЕЙТ. Ну и что с того? Мало ли, что ты знаешь имена нескольких шведских королей. Я, может, тоже могу выучить имена нескольких таиландских придурков.
АНДЕРС. Пол Пот, Пол Хер и Пол Срак.
КЕЙТ. Это не делает тебя шведом.
КАЛЛЕ. Я знаю, к примеру, что мусульман в Европу привез Карл XII…
ИСМАЭЛЬ начинает напевать.
Значит, дело только в генах? Но это же ерунда. У тебя, к примеру, карие глаза… Я не ставлю под сомнение твое шведское происхождение. Ты стопроцентный швед… Но ты же общаешься с Исмаэлем.
КЕЙТ. Ну и что? Чего такого? Он — как мы, он думает как мы.
КАЛЛЕ. Значит, надо просто разобраться с определениями. Генетическое наследие ничего не значит. Зато среда, в которой человек растет и формируется…
КЕЙТ. Слушай, ты, козел. Все очень просто. Даже ты можешь допереть до этого своей тупой башкой. Для шведов это наследие и среда. Для тебя и твоего вонючего народа — только наследие. Ты не в своей стране. Ты вообще ничего не сделал для этой страны.
АНДЕРС. Вообще, блин, ничего.
КЕЙТ. Ты приехал сюда, и все сразу стали носиться с тобой как с писаной торбой. А я швед. Я стою на твердой шведской почве. Я много работал, чтобы чего-то достичь.
КАЛЛЕ. Да, но я…
КЕЙТ. Попридержи язык, сейчас я говорю. У нас дискуссия или нет? Теперь моя очередь высказываться. Я швед и горжусь этим. А ты провоцируешь меня, когда говоришь, что ты швед. Ты говоришь: «шведская природа, шведское детство, шведская система ценностей». Да ты вообще понятия не имеешь о том, что говоришь. С тобой с детства носились как с писаной торбой. Вы приезжаете в нашу страну и только хапаете. Вы занимаете все рабочие места.
АНДЕРС. И социальные пособия.
КЕЙТ. Квартиры.
АНДЕРС. Дотации на жилье.
КЕЙТ. Машины, пенсионное страхование.
АНДЕРС. Стоматологию, мерседесы.
КЕЙТ. Вы, блин, все получаете с полпинка. Это, по-твоему, справедливо? Заткнись, твою мать.
КЕЙТ ударяет ИСМАЭЛЯ, который начинает что-то напевать.
КАЛЛЕ. Да, только я вообще-то собираюсь работать и платить налоги. Я хочу быть полезен шведскому обществу. Я горжусь социальной и экономической защищенностью, которая есть у нас в Швеции. Я верю, что если все будут помогать друг другу… Я, может, тоже смогу быть полезен обществу, как и ты, если у меня будет возможность.
КЕЙТ. Единственное, чем ты можешь быть полезен, — это поскорее свалить отсюда, если ты еще не понял. Это и будет твой вклад в шведское общество. Вали куда подальше. По-твоему, справедливо, что у тебя есть все, а у меня — ничего, хотя ты вообще не швед?
КАЛЛЕ. Меня новорожденным нашли на тротуаре в Сеуле. Так что моя жизнь началась не очень-то гламурно.
КЕЙТ. Мне насрать, на какой помойке тебя нашли! По-твоему, справедливо, что шведские дети страдают, пока некоторые привозят сюда детей из других стран? Вокруг полно шведских детей, которых бьют и насилуют, и в этой гребаной стране у них нет ни малейшего шанса выжить. Почему им должно быть плохо в своей собственной стране?
КАЛЛЕ. Нет, я не считаю, что кому-то должно быть плохо… Ну а что бы ты сделал, если бы у тебя была власть?
КЕЙТ. Что бы я сделал? Я бы всех вас выслал.
КАЛЛЕ. Куда?
КЕЙТ. Это, блин, меня не касается. Я бы выслал вас всех, а тех, кто останется, замочил бы. Я просто хочу, чтоб вас не стало. Вы для меня никто. Ты для меня никто.
КАЛЛЕ. Однако получается наоборот, как будто я что-то значу для тебя. В противном случае…
КЕЙТ. Ты для меня значишь ровно столько, что в день, когда я пришел бы к власти, я бы не моргнув глазом перешел от слов к делу.
КАЛЛЕ. Когда я учился в начальной школе, несколько мальчишек всегда били меня на перемене. Я потратил столько сил на то, чтобы ненавидеть их, что чуть не сошел с ума… Ты же толковый парень, ты же умный, ты же соображаешь. Я правда уважаю твой ум. Ты мог бы потратить свои силы на беседу, а не на драки и войну… Нет разве?
КЕЙТ. Я готов тратить все свои силы, чтобы вычистить этот мир. Понял?
КАЛЛЕ. Думаю, да.
КЕЙТ. Значит, договорились… мы враги. Отлично.
КЕЙТ протягивает руку и пожимает руку КАЛЛЕ.
АНДЕРС. Ты что, все еще здесь?
ИСМАЭЛЬ. Уже иду.
КЕЙТ. Давай, Блонди, вали.
АНДЕРС. Ну иди же.
ИСМАЭЛЬ уходит. Пауза.
Пойдешь в воскресенье?
КЕЙТ. Чего?
АНДЕРС. В воскресенье.
КЕЙТ. На футбол?
АНДЕРС. Они будут играть против IFK.
КЕЙТ. Сам знаю.
АНДЕРС. Пойдешь?
КЕЙТ. Если буду жив.
АНДЕРС. Я тоже.
КЕЙТ. Ну конечно, куда ты без меня, педрила сопливый.
КАЛЛЕ. Я могу идти?
КЕЙТ. Не можешь. Нам же тут так весело.
АНДЕРС. Во сколько автобус?
КЕЙТ. Около одиннадцати.
АНДЕРС. Ну, увидимся тогда.
КЕЙТ. Да, увидимся. Конечно. Пойдешь с нами?
КАЛЛЕ. Куда?
КЕЙТ. В воскресенье. «АИК» против «ИФК Гётеборг». Пойдешь?
КАЛЛЕ. Нет, я, к сожалению, не могу.
КЕЙТ. Почему? Можешь пойти с нами. И сидеть с нами. Мы же милые ребята. И недоразумения вроде все выяснили.
АНДЕРС. Мы будем твоими личными охранниками.
КАЛЛЕ. Я не смогу. Я уезжаю. Я уезжаю послезавтра.
КЕЙТ. Правда? Куда же?
АНДЕРС. В Корею?
КАЛЛЕ. В Грецию. На Крит.
КЕЙТ. В Грецию — танцевать сиртаки?
КЕЙТ и АНДЕРС (танцуя сиртаки). Зорба, зорба, зорба.
КЕЙТ. Да, там дико жарко.
КАЛЛЕ. Думаю, сейчас еще не так страшно. В августе хуже.
АНДЕРС. Купаться там с потными волосатыми греками.
КЕЙТ. Ты за какой клуб болеешь?
КАЛЛЕ. Я не очень разбираюсь в футболе.
КЕЙТ. Да ладно. Ну хоть один клуб ты знаешь?
КАЛЛЕ. Ну, наверное, болею за «Юргорден», если надо за кого-то болеть.
КЕЙТ. За «Юргорден»?
АНДЕРС. Как, блин, можно болеть за «Юргорден»?
КАЛЛЕ. Ну я же получил хорошее воспитание.
КЕЙТ. Все шутишь, да?
АНДЕРС. Смотри, дошутишься… Аза какой иностранный клуб?
КЕЙТ. Не шведский.
АНДЕРС. «ФФ Кебаб».
КЕЙТ. «ФФ Аллах».
АНДЕРС. «ФФ Аллах».
КЕЙТ. Ну давай же, мать твою. Хоть один клуб назвать можешь?
КАЛЛЕ. «Милан». Они вроде неплохо играют.
КЕЙТ и АНДЕРС аплодируют.
КЕЙТ. Отлично, есть такой клуб. Берлускони. Они выиграли у «Интера» 7:0. Просто замочили их. Такое унижение.
АНДЕРС. Унижение — это хорошо.
КЕЙТ. Если бы не было «Манчестер юнайтед», я болел бы за «Ройал Антверпен». Вот там нормальные игроки. Когда они играют против жидов, они посылают им привет из газовой камеры. Они вот так шипят.
КЕЙТ издает шипящий звук, будто выходит газ. АНДЕРС делает вид, что задыхается, и падает на землю.
Классно. Сразу создает нужную атмосферу. Надо бы и нам так. Чтобы немного побесить «Юргорден»… Нет, не нравится мне Италия и их сраный футбол. Зато у них есть Берлускони. Вот бы нам такого, чтобы выгрести отсюда все дерьмо. Это же одна из самых крупных стран в Европе. Культурная страна. Не то что какая-нибудь там крошечная сраная Австрия. Они сами выбрали его, потому что хотели, чтобы он ими правил. Это демократия. В Австрии было то же самое, когда выбрали Йорга Хайдера. Но почему-то все начинают выступать, хотя сами их выбрали. Это же бред какой-то, блевать хочется. Эти мудаки в риксдаге думают, что они все решают. Преступники. Козлы. Пусть только покажутся на улице, мы им устроим. Мы им мозги повышибем. Они у нас понюхают крови.
АНДЕРС. «Лацио» вообще неплохие. «СС Лацио».
КЕЙТ. Ну, это еще как посмотреть. Они неплохие по двум причинам. Во-первых, у них Свен был тренером, а во-вторых, они делают «зиг хайль», когда выходят на поле.
АНДЕРС. Ну я о том и говорю.
КЕЙТ. Хотя я рад, что итальянцы не выиграли чемпионат мира.
КАЛЛЕ. Они выбыли, когда играли против Южной Кореи.
КЕЙТ. Да, даже эти узкожопые их замочили. Потому что они слабаки. Играют только в защите. Закрываются, как последняя курдская блядь.
АНДЕРС. Да, это был бы ужас.
КЕЙТ. Ага, если б они выиграли.
АНДЕРС. Ага.
Звонит мобильный КАЛЛЕ.
АНДЕРС. Да, привет, это Калле — кто же еще. Я еще в лесу… Нет, я тут встретил очень клевых парней. Очень милых и интеллигентных и к тому же симпатичных… Ну хватит уже… Послушай… Хочу рассказать тебе одну вещь, раз уж ты звонишь. Теперь я уже совершеннолетний, закончил школу и вступаю, так сказать, во взрослую жизнь… Это очень важно, я давно хотел сказать это тебе и папе, хотя папы уже, к сожалению, нет с нами… Не знаю, с чего начать, так что давай напрямую. Надеюсь, я тебя не шокирую, ты же наверняка давно уже подозревала. Мама, я голубой… Да, я голубой… Я пока еще не говорил это Изабель, хотел, чтобы ты первая узнала. В наше время быть голубым — это очень круто. У меня роман с одним учителем, ты, может, его знаешь — это преподаватель обществоведения Йоран Валландер. Он дико стильный, настоящий гуманист. Честный и порядочный человек. У нас с ним более или менее серьезные отношения. Зато потомков не будет — я имею в виду внуков. Правда, в Швеции теперь педикам разрешают усыновлять детей, так что внуки все же, наверное, будут… Нет, мама, я не пьян, я никогда не был трезвее, зато ты, похоже, немного навеселе… Я просто хотел сказать тебе, что Йоран поедет со мной в Грецию. Ну да, он уже купил билет. Сам он довольно миниатюрный и едет налегке — он берет с собой только стринги. Мы поедем на пляж для педиков, будем там купаться и трахаться, купаться и трахаться, купаться и трахаться. Можете поехать с нами… Да-да, это я, Калле, твой любимый малыш, которого ты нашла на помойке в Южной Корее, в Сеуле. Ну все. Чинг-чинг.
Разговор прерывается.
КЕЙТ. Ну ты юморист.
КАЛЛЕ. Отличный клоун.
АНДЕРС. А ты отличный педик.
КЕЙТ. Что она сказала?
АНДЕРС. Сказала, что дико рада, что я наконец кого-то полюбил.
КЕЙТ. О чем мы говорили?
АНДЕРС. Не знаю… Об Италии.
КЕЙТ. Ага, точно.
АНДЕРС. Прикольно.
КЕЙТ. Ты о чем?
АНДЕРС. Прикольно было болтать с этой сучкой. Думаю, она повелась.
КЕЙТ. Ну да, точно. Италия. Берлускони. Они же не за партию голосовали, а за него лично. За сильную личность, за человека, который знает, чего хочет, и который вышибет это дерьмо, которое у всех уже вот где стоит. Ну а если у него еще есть какая-то идеологическая платформа, то это только к лучшему, хотя я в этом не уверен. Сперва кто-то должен сломать все старое, и только потом сможет вырасти что-то новое. Надо, чтобы все настолько прогнило, чтобы люди сами завопили о помощи. Но в этой проклятой стране этого никогда не произойдет. Здесь они готовы терпеть все что угодно. Здесь можно в музеях развешивать фотографии голых мальчиков, и никто и не пикнет. Это же рай для педофилов.
АНДЕРС. Мы им не нужны.
КЕЙТ. Нужны, только они об этом еще не знают…
АНДЕРС. Что-то непохоже.
КЕЙТ. Они настолько обдолбаны тем, что пишут в газетах и по телику передают… Ну а ты? Как ты вообще? Ничего не хочешь добавить?
КАЛЛЕ. Нормально.
КЕЙТ. Ну еще бы… Клевые штаны. Что за штаны?
АНДЕРС. Он каждую неделю в новых штанах приходит.
КЕЙТ. Ну, у них же есть бабки. Его папаша же был каким-то стеклодувом. Они вообще в другом мире живут. А мы расплачиваемся.
АНДЕРС. Ага, а мы расплачиваемся.
КЕЙТ. Что это?
КАЛЛЕ. Джинсы… Кстати, я сам на них заработал.
КЕЙТ. Это тебе не обычные джинсы из «Хеннес и Мауриц». Это дорогие штаны.
АНДЕРС. У них же есть бабки.
КЕЙТ. На дорогую одежду.
АНДЕРС. Армани небось.
КЕЙТ. Армани? Ну конечно.
АНДЕРС. У них обычно такой фашистский орел на кармане, на заднем кармане. Вот тут обычно.
АНДЕРС отрывает у КАЛЛЕ карман от джинсов и показывает КЕЙТУ.
КЕЙТ. Я знаю. Видел.
АНДЕРС пытается запихнуть оторванный карман КАЛЛЕ в рот. КАЛЛЕ сопротивляется.
Отвали!
Пауза.
Дай ему пива…
АНДЕРС. У нас только одно осталось.
КЕЙТ. Ну и дай ему.
КАЛЛЕ. Нет, я не хочу.
КЕЙТ. Ты имеешь право на банку пива.
КАЛЛЕ. Нет. Пейте сами, раз осталась только одна.
АНДЕРС. Пей. Пей.
КАЛЛЕ. Нет. Нет, спасибо, я не хочу.
АНДЕРС. Почему?
КЕЙТ. Все имеют право на банку пива… перед смертью.
КАЛЛЕ. Вот как.
КЕЙТ. Ты же понял, надеюсь. Что ты умрешь.
АНДЕРС. Он умрет?
Молчание.
КЕЙТ. Ты понял?
АНДЕРС. Он умрет? Он умрет?
КЕЙТ. Рано или поздно…
КАЛЛЕ убегает, его догоняет АНДЕРС и пытается повалить на землю.
АНДЕРС. Да блин, помоги же мне! Кейт!
КЕЙТ бросается на КАЛЛЕ, валит его на землю и выливает на него пиво.
КЕЙТ. Куда он, блин, делся?
АНДЕРС. Кто? Иссе?
КЕЙТ. Ну да. Пиво кончилось.
АНДЕРС. Может, ему не продали. Он же несовершеннолетний.
КЕЙТ. Да, не повезло им…
Пауза.
(Читает текст на одном из пакетов.) Чего… «Быстрорастущие деревья для Африки — 15 крон/штука. Лес — Африке. Миллионы деревьев помогут выжить целому народу. Топливо. Пища. Строительный материал. Культивация земель. Надежда. Подари и ты дерево. Например, в подарок человеку, у которого есть все. Двадцать деревьев в год — это новая жизнь для целой семьи». Назови мне хоть одного негра в Африке, который сделал хоть что-нибудь полезное для человечества. Назови хоть одну полезную вещь, сделанную негром, хоть одно изобретение, полезное для человечества и прогресса. Можешь?
АНДЕРС. Я?
КЕЙТ. Что угодно. Хоть одного негра, совершившего какое-нибудь открытие, которое помогло человечеству сделать хоть малюсенький шаг вперед.
АНДЕРС. Ну прямо так, с ходу, не могу. Тайсон, может?
КЕЙТ. Ну да, конечно. Благодаря ему человечество совершило огромный скачок… Крутой чувак. Что есть, то есть.
АНДЕРС. Они, кажется, изобрели атомную бомбу и пылесос.
КЕЙТ. Ну а какое-нибудь медицинское или научное открытие, которое бы что-то значило для прогресса?
АНДЕРС. Ну, прямо сейчас, вот так, с ходу, что-то мне ничего не приходит в голову.
КЕЙТ. Я так, блин, и думал.
АНДЕРС. Карбюратор.
КЕЙТ. Немцы… Немцы изобрели газ.
АНДЕРС. И научились использовать его в национальных целях.
КЕЙТ. Ну должно же быть что-то… хоть что-то хорошее, что они сделали, ведь не просто же так мы должны дарить этим черномазым деревья. Хоть какое-то изобретение.
АНДЕРС. Ну не знаю. Трахать друг друга в жопу. СПИД… СПИД же из Африки.
КЕЙТ. Точно. СПИД. Единственно полезное, что черножопые сделали для человечества. СПИД.
АНДЕРС. СПИД и трахать друг друга в жопу… Вот что они привозят с собой, когда приезжают сюда.
ИСМАЭЛЬ возвращается.
ИСМАЭЛЬ. Ну и тяжесть.
АНДЕРС. Где ты, блин, ходишь? Тебя не было три часа. Мы тут скоро от голода сдохнем.
ИСМАЭЛЬ. Да я заблудился.
АНДЕРС. Как ты, блин, мог заблудиться?
ИСМАЭЛЬ. Ну просто пошел не в ту сторону.
АНДЕРС. Как ты мог пойти не в ту сторону?
ИСМАЭЛЬ. Просто пошел не туда.
АНДЕРС. Ну и где, блин, пиво?
ИСМАЭЛЬ. Здесь. Я купил четыре упаковки по шесть банок.
АНДЕРС. А сколько лотерейных билетов?
ИСМАЭЛЬ. Два.
АНДЕРС. Ты же купил больше.
ИСМАЭЛЬ. Нет.
АНДЕРС. Ну ладно. Держи.
АНДЕРС дает КЕЙТУ пиво.
Это моя пятнадцатая банка.
ИСМАЭЛЬ. Моя десятая…
АНДЕРС. Ну так не тормози. (Поет «Спи моя радость, усни».) Как ты, любимый?
КЕЙТ. Никак.
АНДЕРС. Тебе больно?
КЕЙТ. Я вообще ничего не чувствую.
АНДЕРС. Хочешь, я сделаю тебе массаж?
КЕЙТ (бросается на АНДЕРСА, который пытается убежать). Заткнись, урод.
ИСМАЭЛЬ. Хоть бы раз что-нибудь выиграть.
АНДЕРС. В этом сраном обществе ничего не бывает бесплатно.
ИСМАЭЛЬ. Я еще купил гамбургеров на оставшиеся деньги. Хочешь?.. Держи… Я купил несколько обычных и три чизбургера…
КАЛЛЕ. Я бы съел чизбургер.
ИСМАЭЛЬ. Пожалуйста. Он вроде уже не такой горячий.
АНДЕРС. Тебе бы отлично жилось в тюряге. Там жрачку дают по часам.
ИСМАЭЛЬ. Мне? Ну да. Там, если еда не нравится, можно готовить самому, если хочешь. Там разрешают. Разрешают самим готовить.
АНДЕРС. Твоему папаше тоже?
ИСМАЭЛЬ. Да… они могут готовить сами, если хотят, но почти все едят это говно, что им дают. Но там ножи и всякое такое приделаны к стенке.
АНДЕРС. Ну ясное дело, еще не хватало.
ИСМАЭЛЬ. Ну да, они приделаны на цепочках к стене.
АНДЕРС. Еще не хватало.
ИСМАЭЛЬ. Их нельзя уносить куда угодно.
АНДЕРС. Ну еще бы.
ИСМАЭЛЬ. Они могут готовить торты, булочки и все такое. Я бы хотел быть поваром, выучиться на повара.
КЕЙТ. Да, там в конце концов все и окажемся.
АНДЕРС. Где?
ИСМАЭЛЬ. В поварском училище?
КЕЙТ. В тюрьме. На скамье штрафников общества.
АНДЕРС. Ну а я не боюсь. Наоборот.
КЕЙТ. Да, там мы все и окажемся. Это нормально. Я вообще не против. Там бы мы встретили наших товарищей. Братьев. Тех, кто внес вклад в общее дело. А не сбежали домой к мамочке, когда паленым запахло. Они готовы умереть за своих товарищей и не моргнув глазом уйти, когда пробьет час. Я знаю, каково это. Я мечтаю об этой минуте… и, может быть, это всего лишь мечта, мечта, которой никогда не суждено сбыться, если смотреть на вещи реалистично. Я не раз мечтал об этом, для меня это не пустая болтовня. Мне кажется, что я стою на очень высокой горе. Я хочу забраться на самую вершину. Я уже так высоко, что не вижу мир там, внизу, подо мной. Вижу только другие горы. Я преодолеваю последний трудный отрезок и забираюсь на небольшую узкую площадку наверху. Воздух здесь чистый и прозрачный. Здесь царит покой. Весь мир у меня под ногами. Я делаю глубокий вдох. И в ту же минуту мою грудь пронзает пуля. Она попадает прямо в сердце. Грудная клетка, мышцы, сердце разрываются на части, и я умираю… И пока я не умру, я не обрету целостность.
АНДЕРС. Да.
КЕЙТ. Да… когда ты со всех сторон окружен стенами, надо подняться из темноты и дерьма, подняться к свету.
АНДЕРС. Да уж, лучше маленький твердый костяк, чем куча трэсов, которые, чуть что, сразу готовы свалить домой к мамочке.
ИСМАЭЛЬ. Я никуда не свалю.
КЕЙТ. Ты-то… Да тебе и валить-то некуда.
ИСМАЭЛЬ. Я буду вместе со всеми.
КЕЙТ. Ну ясное дело. А что тебе еще делать?
ИСМАЭЛЬ. Я даже домой пойти не могу. Я бы хотел иметь собственную квартиру… где можно побыть одному.
КЕЙТ. А ты же, кажется, в Грецию собирался. Когда самолет?
ИСМАЭЛЬ. Когда самолет?
КАЛЛЕ. В 06:50, в субботу утром.
КЕЙТ. Ну и рань. И сколько туда лететь?
КАЛЛЕ. Кажется, четыре с половиной часа.
КЕЙТ. Да, блин, нехило. Кормить-то в самолете будут?
АНДЕРС. Ты из Кальмара полетишь?
КАЛЛЕ. Да, из Кальмара.
КЕЙТ. И вещи ты небось уже сложил?
КАЛЛЕ. Мы едем на семь-восемь дней. Так что вещей немного.
КЕЙТ. Клево, блин, путешествовать налегке. А «мы» — это кто?
КАЛЛЕ. Я, Изабель и еще двое наших друзей.
КЕЙТ. Изабель?
КАЛЛЕ. Моя девушка.
ИСМАЭЛЬ. Это его девушка.
АНДЕРС. Я думал, ты педик.
КЕЙТ. Клево вот так уехать ненадолго, летом, на каникулы. Клево.
КАЛЛЕ. Да, клево.
КЕЙТ. Я тоже был в Греции, на Корфу, года два назад. Это в Ионическом море. Один из островов Ионического моря. Довольно большой остров. Зеленый, блин. Если находишься на самой северной оконечности, то можно увидеть побережье Албании. Там в XVI веке были итальянцы, так что там венецианская архитектура. Еще персы там тоже были. Бились за Спарту — и проиграли. У тебя есть водительские права?
КАЛЛЕ. Нет, хочу получить этим летом.
ИСМАЭЛЬ. Я тоже хотел, но это дико дорого.
АНДЕРС. Тебе же должно быть дешевле, ведь твоя сестра работает в автошколе.
ИСМАЭЛЬ. Какая разница, дешевле или нет, если у тебя ноль крон.
КЕЙТ. Жаль, что у тебя нет прав, а то можно было бы взять напрокат мопед и покататься по острову. Это дико круто.
АНДЕРС. А что, разве, чтобы водить мопед, нужны права?
КЕЙТ. Да, теперь нужны. Теперь новые правила во всем ЕС. На любой автотранспорт нужны права.
АНДЕРС. Дебильная система.
КАЛЛЕ. Да? Жалко. Мы как раз хотели там поездить.
КЕЙТ. Да, вот так-то. Не выйдет, значит… А че ты, блин, не идешь на свою вечеринку? Пропустишь жаркое из косули и все остальное дерьмо. Так и гости, глядишь, разойдутся.
КАЛЛЕ. Да.
КЕЙТ. Вали давай… Ну давай же… Вали, вали, у нас и без тебя дел полно.
ИСМАЭЛЬ. Давай, Калле, иди.
КАЛЛЕ. Ну, увидимся еще летом, наверное.
КЕЙТ. Что ты сказал?
КАЛЛЕ. Увидимся, говорю, летом еще, наверное.
АНДЕРС. Ну да, наверное, увидимся.
КЕЙТ. Может, даже раньше, чем ты думаешь…
КАЛЛЕ (уходя). Счастливо.
КЕЙТ. Счастливого пути.
КАЛЛЕ. Спасибо.
КЕЙТ. Слышь. Ты ничего не забыл?
КАЛЛЕ. Что?
КЕЙТ (изображая голосом сигнал мобильного телефона, «Iron man»). Не твое?
КАЛЛЕ. Ну да…
КЕЙТ. Он же твой. Тебе же бабушка подарила. Она же ужасно огорчится, если ты придешь домой без него. Верни ему.
АНДЕРС. Еще чего… Зачем ему?
КЕЙТ. Потому что это его.
АНДЕРС. Пусть купит себе новый.
КЕЙТ. Отдай.
АНДЕРС. Пусть тогда сам возьмет.
АНДЕРС кладет телефон на землю и отшвыривает его ногой. КАЛЛЕ наклоняется, чтобы его взять.
КЕЙТ. Позвони хоть из Греции, просто сказать «привет». Или пришли фотографию тебя и Йорана с красными раздолбанными жопами. Как ангельские трубы. Можете встать на четвереньки и протрубить «Последний отсчет».
КАЛЛЕ уходит.
Слышь…
КЕЙТ встает, протягивает руку КАЛЛЕ и ударяет его коленом в живот. КАЛЛЕ падает на землю, а КЕЙТ и АНДЕРС продолжают бить его ногами.
АНДЕРС. Убей его. Убей. Так ему.
КЕЙТ. Да, блин, сам виноват.
ИСМАЭЛЬ. Что вы делаете?
АНДЕРС. Он должен умереть.
ИСМАЭЛЬ. Почему? Что он вам сделал?
КЕЙТ. Он заслуживает того, чтобы умереть.
ИСМАЭЛЬ. А вдруг он правда умрет?
КЕЙТ. Мне насрать. Он даже не врубился, с кем, блин, связался. Он даже, блин, не врубился, с кем связался. Он вообще не врубился, с кем связался.
АНДЕРС. Что он тут вообще забыл? Сам виноват.
ИСМАЭЛЬ. Но что мы будем делать, если он умрет?
КЕЙТ. Нет. Он вообще ни хера не просек.
АНДЕРС. Вот именно. Он даже не врубился, с кем связался.
КЕЙТ. И ты тоже был с нами.
ИСМАЭЛЬ. В смысле?
КЕЙТ. Ты с нами.
АНДЕРС. Ты с нами.
КЕЙТ. Ты тоже был с нами.
ИСМАЭЛЬ. Чего? Что я должен делать?
КЕЙТ. Просто чтоб ты знал.
Пауза.
АНДЕРС. Он умер?.. Похоже, он умер… Нет, он не умер, козел… Он жив.
ИСМАЭЛЬ. Бежим отсюда… Бежим.
КЕЙТ. Зачем, блин?
ИСМАЭЛЬ. Потом будет куча проблем… потом… все это. Что мы будем делать?
Звонит телефон.
АНДЕРС. Ну вот, опять его мамаша… Мне ответить?
КАЛЛЕ шевелится и тянется к мобильному, АНДЕРС и КЕЙТ его удерживают.
Ну и сопляк. Сопляк… Не хочешь поговорить с мамочкой?
КЕЙТ. Нет, я дома только на выходные. Потом свалю обратно в Гётеборг. Есть у меня там кое-какие дела. Столько всякого дерьма случилось, что даже говорить неохота. Только у матери деньги возьму, которые мне причитаются как аванс за наследство, и куплю настоящую тачку. Я, блин, без тачки как без рук. Просто бабки заберу и свалю. Пока аванс только.
АНДЕРС. И какую тачку ты купишь?
КЕЙТ. Вольво 850 турбо. Думаю, за несколько штук можно найти. Я знаю одного парня в Гётеборге, у него есть как раз — 93-го года. Пробег всего 700 километров.
АНДЕРС. Хорошая цена.
КЕЙТ. Я вот тоже так думаю. За такую-то тачку.
АНДЕРС. Ага, точно. Точно… А ты знаком с этим негром?
КЕЙТ. Каким еще негром?
АНДЕРС. С этим наци-негром из Гётеборга. Он был тогда с нами на матче, мы потом пили пиво, и он тоже подошел, и мы потрепались… Он еще сам себя кастрировал, взял гвоздь, дощечку и…
КЕЙТ. Нет.
ИСМАЭЛЬ. Давайте валить отсюда.
АНДЕРС. Что «нет» — не кастрировал?
КЕЙТ. Нет, я с ним не знаком.
ИСМАЭЛЬ. Поехали в Кальмар.
КЕЙТ. Я давно его не видел. Даже не знаю, жив ли он… Ну нет, блин… Неужели мы дадим этому уроду сбежать домой к мамочке?
ИСМАЭЛЬ. Да уж…
АНДЕРС. Блин…
ИСМАЭЛЬ. Блин, что же делать…
АНДЕРС. Да он сам, блин, во всем виноват.
КЕЙТ. Ну что скажешь? Хочешь домой, к своим поганым гостям?
АНДЕРС. Он же настучит, он же настучит.
КЕЙТ. Да, это никуда не годится.
АНДЕРС. Да ладно… мы никуда не спешим.
КЕЙТ. Блин, я больше не могу.
АНДЕРС. Можем немного расслабиться, а потом продолжим, со свежими силами.
КЕЙТ. Блин, сколько дерьма. У меня и так дел полно.
ИСМАЭЛЬ. Пусть уходит.
АНДЕРС. Давайте передохнем немного.
ИСМАЭЛЬ. Пусть уходит. Он же нормальный.
КЕЙТ. Да пошли вы. Как же вы меня достали. Достали меня уже.
АНДЕРС. Можно пока искупаться.
КЕЙТ. Неохота.
АНДЕРС. Почему?
КЕЙТ. Потому.
АНДЕРС. Да, но…
КЕЙТ. Заткнись, урод. Отдай ему мобильный.
АНДЕРС. Да?.. А можно я его себе возьму?
КЕЙТ. Нет, сказано: «не укради».
АНДЕРС. Но я хочу такой же.
КЕЙТ. Заработай и купи.
АНДЕРС. Да, но… блин… (Кладет телефон рядом с КАЛЛЕ.) Блин.
КЕЙТ. Иди домой.
КАЛЛЕ смотрит на КЕЙТА.
Чего уставился?
ИСМАЭЛЬ. Иди же, Калле.
КЕЙТ. Вали, пока я не передумал.
ИСМАЭЛЬ. Калле, ты можешь идти.
АНДЕРС. Если хочешь ползти, то тебе вон в ту сторону.
КЕЙТ и АНДЕРС подбегают к КАЛЛЕ и бьют его ногами. КЕЙТ хватает ИСМАЭЛЯ.
КЕЙТ. Давай докажи, что ты с нами. Давай докажи. Бей его, бей по голове. Сильнее, козел. Сильнее. Еще раз. Давай, Иссе, бей, бей, Иссе, бей, Иссе!
ИМСАЭЛЬ забивает КАЛЛЕ до смерти. Звонит мобильный.
АНДЕРС. Мама… мама… спасите… спасите… я хочу домой…
КЕЙТ. Заткнись, козел.
АНДЕРС. Блин, думаешь, мамочка тебе поможет?.. Ну все, он сдох… Блин… Блин, как хорошо-то… Как хорошо… Кейт, Кейт. Мне и не верилось… что мы сумеем… мне не верилось, что мы сумеем до конца… Кейт, я в первый раз… А ты когда-нибудь это делал?
КЕЙТ. Что?
АНДЕРС. Убивал кого-нибудь?
КЕЙТ. Не знаю. Может быть.
АНДЕРС. Да, но как же хорошо-то… Не может быть. Неужели это правда? Неужели мы это сделали? Неужели мы это сделали? Неужели это правда?.. Да, блин, мы убили этого урода… Это просто, блин… невероятно.
КЕЙТ. Все, валим отсюда… Уходим.
АНДЕРС. Да. Это просто потрясающе.
КЕЙТ. Уходим.
АНДЕРС. Да… уходим…
КЕЙТ. Уходим отсюда.
АНДЕРС. Куда?
КЕЙТ. Отсюда.
АНДЕРС. Ну пошли же.
КЕЙТ. Да забей ты.
АНДЕРС. Черт.
КЕЙТ и АНДЕРС уходят. ИСМАЭЛЬ остается один.
________________________