Наконец, успокоившись и почувствовав невероятное облегчение, я с удивлением обнаружила, что Риго не ушёл, а по-прежнему стоя возле прикрытой двери, молча наблюдает за мной.

Поднявшись с кресла, я с видом королевы, окинув его презрительным взглядом, коротко бросила:

— Пошёл вон!

Больше не обращая на него никакого внимания, я уселась на подоконник, и обняв руками колени, уставилась в окно.

Постояв несколько мгновений, Риго тихо вышел из комнаты забрав с собой поднос. Повернувшийся в замке ключ, дал мне знать, что в комнате я осталась совсем одна.

Одна! Надолго ли? Что меня ждёт? Интересно, ищут ли меня?

Раздумывая над сложившейся ситуацией, я решила принять ванну. Лёжа в горячей воде, и чувствуя, как расслабляются застывшие мышцы, я не заметно для себя уснула.

* * *

Родриго сидел в операторской, и лениво жевал сэндвич. Слова девушки не шли у него из головы. А она — молодец! Всего за пару минут смогла ткнуть его мордой в то дерьмо, в котором он варился столько лет. Поразительно, сколько в этой хрупкой женщине мужества. Интересно, кто она? Она не местная, он сам слышал, что её привезли аж из самого Нью-Йорка. Что могло связывать её и главу преступного синдиката Рауля Монтойю?

Чувствуя потребность знать, что она делает в данный момент, он поднял глаза на монитор. Она принимала ванну.

— Хм, интересно, а ей известно о том, что в ванной, как и в спальне установлены камеры наблюдения?

Но вот, в позе, лежащей в мыльной воде девушки, его что-то насторожило. Она похоже была без сознания, и почти целиком погрузилась под воду.

— Проклятье! — Риго в мгновение ока сорвался с места, и понёсся в комнату пленницы.

* * *

Как странно. Я почувствовала, как кто-то тихонько трогает меня за плечо:

— Здравствуй, querida.

Звуки такого знакомого и родного голоса, заставили меня вскинуть голову. Надо мной склонился…

— Мигель! — не веря своим глазам, позвала я.

— Он самый, любимая.

Он был так близко, что протяни я руку, могла бы дотронуться до него.

— Но как же так, Мигель? Ты же умер!

В ответ, он только улыбнулся своей зажигательной улыбкой, которой когда-то покорил меня. Внезапно посерьёзнев, он произнёс:

— Послушай меня, queridа, очень внимательно. У меня очень мало времени, и то, что я тебе скажу очень важно!

— Я слушаю тебя. Они мне говорили про какие-то деньги, очень большие…

— Всё верно. Эти деньги мой последний дар тебе и нашему сыну. Вся сумма переведена на Каймановы острова.

Склонившись ещё ниже, он перешёл на шёпот, объясняя, как я смогу получить деньги.

— Помнишь, когда мы, впервые познакомились? — неожиданно спросил он.

— Конечно помню! Разве такое забудешь? — улыбнулась я.

— Дата — пароль, запомни!

Он поднялся, и стал отходить куда-то назад. В его прекрасных глазах застыла такая печаль, что мне захотелось плакать.

— Мигель, не уходи! Забери меня с собой!

— Прощай, querida. Твоё время ещё не пришло. Ты ещё будешь счастлива со своим «гринго», а мне пора.

Он стал исчезать в стене, прямо на глазах. И вот, когда от него уже почти ничего не осталось, я услышала его окрик:

— Просыпайся, querida! Очнись!

Я ничего не понимала. Что значат его последние слова? В тёплой воде так хорошо, что не хочется из неё выходить…

Внезапно, меня сильно встряхнули. И чей-то грубый и незнакомый голос позвал меня:

— Сеньора! Сеньора, вы слышите меня? Да очнитесь же, мать вашу…

Последняя фраза меня дико разозлила. Вскинув руку, я отвесила кричавшему оплеуху:

— Негодяй! Не смей выражаться о моей матери в таком тоне!

Ответом мне послужил смех…

* * *

То, что увидел ворвавшийся в ванную Риго, повергло его в шок. Девушка почти полностью ушла под воду, и не подавала никаких признаков жизни. Рывком вытащив её из воды, и, стараясь не обращать внимания на её наготу, он, кое-как накрыв её полотенцем, и молясь, чтобы не было поздно, попытался привести её в чувство. Ритмично надавливая на грудную клетку, он склонился к её рту, чтобы сделать искусственное дыхание.

— Раз, два, три — выдох. Раз, два, три… — сеньора! Сеньора, вы слышите меня? Да очнитесь же, мать вашу!

И тут она вздохнула, и начала дышать. Ещё полностью не очнувшись, она неожиданно влепила ему такую затрещину, что у него искры из глаз посыпались:

— Негодяй! Не смей выражаться о моей матери в таком тоне!

В этом была вся она! Повинуясь внезапному порыву, он сжал её в объятиях, и счастливо рассмеялся.