Не могу, не хочу больше так, это неправильно! Меня воспитывали в любви и уважении к людям, и я, живя в своём маленьком мире, до недавнего времени, понятия не имела о том, что на самом деле, люди жестокие и эгоистичные существа.

В том мире, в котором я вопреки своей воле очутилась, правили деньги, власть, и полное безразличие к нуждам окружающих. Детки богатых родителей, вместе с материнским молоком впитывают презрение и пренебрежение к тем, кого они считают по статусу ниже себя. И если, ты — прислуга, то просто не можешь быть в их глазах — человеком. Для них, ты вещь, которую можно обижать, оскорблять, унижать, и даже выгонять, если ты чем-то не угодила своим хозяевам.

О чём думал Девлин, когда пытался вчера унизить меня таким жестоким образом? И почему вмешался? Означает ли это то, что ко мне он относится иначе, чем к другим? Выходит, что будь на моём месте любая другая, кто ему безразличен, то он со спокойной совестью подложил бы её под своих друзей? Разве человек способен на такое?

Нет! Только не в моём мире! И плевать на долг, я не могу здесь больше оставаться! — с этими мыслями я, не спавшая всю ночь, и с опухшими от слёз глазами, решила покинуть этот дом, и больше никогда не вспоминать о чудовище, которое в нём обитает.

Спустившись в кухню, чтобы сообщить миссис Маккарди о своём решении уволиться, я, недоуменно остановилась при виде следующей картины: Экономка сидела за столом, и, уронив голову на руки, судорожно рыдала.

— Миссис Маккарди? Что случилось? — я нерешительно положила руку на её плечо.

— Всё… всё х-хорошо… — между всхлипами произнесла она. — Н-не волнуйся, вс-сё нормально.

— Нет, не нормально. Что с вами случилось? Я могу вам чем-нибудь помочь? — растерявшись, я, совершенно забыла о цели своего прихода. Рыдания пожилой женщины, разрывали мне сердце.

— Нет, девочка, спасибо, — вытерев слёзы, произнесла она. — Со мной-то всё в порядке, а вот… — она покачала головой, — с Девлином, что-то происходит.

— С жиру бесится ваш Девлин, пороть его некому, о то сразу бы за ум взялся.

Женщина тяжело вздохнула:

— Ты права, деточка. В том-то всё и дело, что некому. Один он совсем, и некому его наставить на путь истинный. При живых-то родителях, растёт как сорняк никому не нужный.

— А, ну конечно, вы его ещё оправдывать начните…

— Я не защищаю и не оправдываю. Я ведь его с сестрой, считай, с младенчества знаю. Они для своих родителей всегда были лишней обузой, те никуда их с собой не брали. Помню однажды, когда Девлину было лет пять, он сильно простудился, и лежал совершенно один в своей комнате с температурой под сорок. Он весь горел, и звал маму. А, та, боясь от него заразиться, ни разу не зашла его проведать. А когда через год, он упал с велосипеда и сломал себе руку, его родители даже не потрудились вызвать врача, объясняя всё тем, что они приглашены на званый ужин, и опаздывать туда никак нельзя. Помню, он тогда вытер слёзы, и сказал мне: — Не беспокойся Энн, иди спать, я потерплю. И он терпел! Терпел несколько дней, пока ему не сделалось совсем плохо, и он просто не в силах дольше терпеть боль потерял сознание.

С тех пор, он больше никогда никому не жаловался. Всегда держал всё в себе. Он никогда не видел иной жизни, рос один, и никогда не впускал никого в свою жизнь.

Слова экономки больно отдавались в моём сознании. Перед глазами стоял образ малолетнего мальчугана, отчаянно зовущего маму. Бедняжка! Я и представить себе не смогу такое!

Помню, когда у нас кто-то из детей падал, или же просто расцарапал руку или ногу, то всё превращалось в трагедию века — мама мазала царапину йодом, папа дул, а все остальные старались рассмешить и отвлечь от боли. А потом, пострадавшего буквально заваливали всякими вкусностями и подарками.

А вот рядом с Девлином, не было никого! Он всегда держал свою боль в себе…

Я вспомнила, с каким странным выражением лица, он смотрел на отношения в нашей семье. На то, как мы с мамой были близки…

Мне стало, невыносимо жаль, того несчастного ребёнка, каким он был, и того мужчину, каким он стал, которому непутёвая родня сломала всю жизнь. Не удивительно, что он стал таким циничным.

Тем временем, женщина продолжала:

— Несколько лет назад, после очередного разочарования — он с отличием окончил университет, но дома, никто не удосужился его даже просто поздравить. И он замкнулся в себе, перестал выходить из своей комнаты, а потом…

Новый поток слёз заставил женщину схватиться за платок.

— А потом, нам пришлось вышибить дверь. Мне никогда не забыть того, каким безжизненным было его тело. Наглотавшись таблеток, он пытался покончить со своей бессмысленной жизнью! Врачи тогда едва успели его откачать. И вот теперь…

— Что теперь? — сердце сжалось от тревожного предчувствия.

— Он опять заперся у себя, не открывает, отказывается от еды и не желает никого видеть. Я чувствую, что ему сейчас плохо, и очень боюсь за него.

— Ничего с ним не случится. Посидит в тишине, поголодает, глядишь, и поумнеет!

— А если нет? — на несчастную женщину было жалко смотреть.

В самом деле, а если нет? Это же получается, что я во всём буду виновата! В конце концов, ничего же со мной не случилось. Он осознал свою ошибку и пришёл мне на помощь. Он не бросил меня. Значит и я не должна!

Не произнеся больше ни слова, я вышла из кухни.

Перед комнатой Девлина, я помешкала, борясь с желанием развернуться и уйти. Затем, постучала в дверь:

— Девлин, нам нужно поговорить, открой дверь.

— Убирайтесь все, мне не о чём с вами разговаривать! — его голос был груб, и …кажется, пьян?

Постояв ещё немного, и не делая больше никаких попыток, я решила дать ему время прийти в себя. Увольнение подождёт. Прежде, чем я уйду, нам действительно нужно будет откровенно обо всём поговорить. И, я чувствую, что меня он выслушает.