В разведку пошли следующей ночью. Старший лейтенант Ковальчук поставил задачу: в связи с возможным наступлением проникнуть на позиции противника для обнаружения скрытых огневых точек и взятия «языка». Афанасьев предложил пройти низинкой, местом, где у немцев не было линии обороны, но которое хорошо простреливалось с возвышенностей, где засели гитлеровцы. В эту прореху, шириной чуть более трехсот метров, и предстояло проскользнуть разведчикам. Задачу усложняло то, что низинка, изрытая воронками, вследствие обильных дождей превратилась в болото, и продвижение по ней представлялось сложным. Но старшина нашел в этом свой плюс.

– В этой луже окоп не выроешь и долго не усидишь, а значит, немцы там вряд ли покажутся. Но и мы будем там как на ладони. Место для атаки гиблое. Там уже два раза разведка пыталась пройти, бесполезно. Вряд ли они думают, что мы опять в эту щель сунемся. Тем более что у них за низинкой охранение и в некоторых местах мины стоят. Наши ребята на них уже натыкались. И еще. Прежде в низине не было воронок, сейчас есть. И это нам поможет. Главное, не нарваться на засаду. В этих степях сплошной линии фронта нет, все больше опорные пункты, огневые точки и укрепрайоны, но надо держать ухо востро.

Саид предостерег:

– Командир, в грязи можем застрять. И немцы нас сразу заметят.

Афанасьев, уверенный в своей правоте, оставался непреклонным.

– На то ты, Магомедов, и разведчик, чтобы трудности преодолевать и оставаться незаметным. К тому же одной из наших задач является выявление огневых точек противника. Так что, если не получится пробраться по-тихому, пусть стреляют.

– Это уже будет разведка боем, – заключил Селиванов.

– Скорее, разведка смертью, но каждый разведчик должен свыкнуться с мыслью о смерти, иначе это плохой разведчик.

– Это точно… Старшина, а почему бы не попробовать взять «языка» на позициях, например, расположенных на возвышенностях по обе стороны от низины?

– Полковые разведчики уже пробовали, не вышло. Здесь фрицы всегда начеку. Так что «языка» будем брать, где получится, скорее всего, в немецком тылу.

На задание выдвинулись в полночь. Перед выходом старший лейтенант Ковальчук, выдавая им автоматы, гранаты и маскировочные халаты, сказал:

– Вот держите. Обеспечил вас всем, чем мог. Сами знаете, в роте с этим не густо. Надеюсь, и вы меня не подведете.

Разведчики стали готовиться к заданию. Все удивленно посмотрели на старшину, когда он бросил свой маскировочный халат под ноги и стал втаптывать в грязь. Испачканный халат он надел на себя, затем утер грязными руками лицо, оставляя на нем разводы. Селиванов проделал то же. Афанасьев громко приказал:

– Чего стоим?! Выполнять.

Разведчики повторили действия старшины и Селиванова. Командир роты шагнул к Афанасьеву, приподнял воротник шинели:

– Погодка дрянь.

Погода и вправду была не из приятных – с утра дул порывистый холодный ветер и моросил мелкий дождь.

– Самая для разведки погодка. Немец небось по щелям забился, а нам это на руку. Подберемся к фрицам тихой сапой. И ледок от дождя подтаял, лишнего хруста и треска не будет. Эх, сейчас бы наркомовских грамм сто, а то и двести, для сугрева, то было бы совсем замечательно.

– Выполните задание, тогда и будут вам наркомовские. А ну, попрыгайте.

Разведчики попрыгали на месте, но ни единого звука, кроме чавканья грязи под ногами, не раздалось.

– Молодцы, хлопцы, хорошо упаковались. – Ковальчук протянул старшине ладонь. – Маршрут определен, задание понятно. Так что действуй, Тимофей Дмитрич.

– Ладно. Бывай командир. Не поминай лихом. – Афанасьев пожал Ковальчуку руку и шагнул в ночь. За ним последовали остальные. Ковальчук сжал зубы, он не знал, вернутся разведчики с задания или нет, уже не раз ему приходилось провожать молодых ребят на задание, но не всегда возвращались все…

* * *

Разведчикам повезло. По ничейной земле ползли в полной тишине: ни выстрелов, ни осветительных ракет, ни окликов. Трудности начались, когда достигли низинки. Здесь оставили трех бойцов, приданных Ковальчуком в помощь разведгруппе. Они должны были прикрыть их в случае отхода. Дальше ползли всемером. Первым Афанасьев, за ним Селиванов, следом Кузенбаев, Файзуллин и калмык Манджиев. Гришка и Магомедов ползли последними. Дождик перестал идти, но ветер стал холоднее. Ползли в грязи и воде. Засады в низинке не было, но солдаты вермахта все же осторожничали. Когда группа оказалась у одной из воронок, немцы пустили осветительную ракету. Разведчики уткнулись в грязевую жижу, замерли. Когда ракета погасла, подняли головы. Магомедов утер лицо, выплюнул изо рта грязную воду, со злостью, почти беззвучно прошептал:

– Ух, шайтан!

Афанасьев знаками указал на воронку. Разведчики заползли в наполненную наполовину водой яму. Вовремя. Немцы пустили вторую ракету. Не обнаружив в низине ничего подозрительного, успокоились. Пока ракета не погасла, разведчики сидели в воронке. Такое времяпровождение было неприятным. Гришка чувствовал, как влага пропитывает ватные штаны, холодеют ноги и живот, но приходилось терпеть. Наконец Афанасьев подал команду двигаться вперед. Движение согрело, стало теплее, прошла дрожь. Миновали низинку, выждали несколько минут, всматриваясь в темноту и вслушиваясь в звуки ночи. Справа прозвучал одиночный выстрел, скорее всего, кто-то из часовых стрельнул для острастки. Подождали еще. Чутье Афанасьева не подвело – мимо, метрах в пятидесяти от разведчиков, проехал конный дозор. Когда кавалеристы удалились, Афанасьев подал сигнал. Пора. Старшина уводил группу вперед и влево, правее могли быть мины, и ему это было известно. Несколько десятков метров – и они в тылу противника. Теперь можно было передвигаться перебежками. Дальше шли след в след. Не успели сделать и трехсот шагов, как впереди послышались голоса. Снова пришлось залечь. Разговаривали на немецком. Афанасьев повернулся к Селиванову, шепотом произнес:

– Ты говорил, что вы с Вострецовым немецкий знаете. Чего там фрицы балакают?

– Смена часовых.

– Возьми Кузенбаева, обойдите стороной. Посмотрите, что там. Есть ли возможность взять «языка» без шума.

Селиванов и Кузенбаев уползли. Время шло, сердце Гришки отсчитывало секунды: «Тук, тук, тук». Тревога за Селиванова заставляла биться его еще сильнее. «Тук, тук, тук». Звонкий визгливый собачий лай и оклик на немецком языке заставили сердце сжаться. За окликом последовал одиночный винтовочный выстрел. Вновь послышались немецкие голоса. Разведчики замерли в напряжении. Неужели их обнаружили и придется принимать бой? Гришка прислушался к немецкой речи. Из слов гитлеровцев он понял, что опасность его товарищам не угрожает. Немцы решили, что собака залаяла на степную живность, и вскоре успокоились. Не унималась только собака. Кто-то из гитлеровцев на нее прикрикнул. Наступила тишина. Разведчики ждали… Тянулись секунды, минуты… Вострецов мысленно считал время.

– «Восемь, девять, десять…»

На сердце у него становилось тревожно… Селиванов и Аманжол Кузенбаев неожиданно появились сзади. Разведчики обернулись на шорох, готовые к бою, но расслабились, когда поняли, что это свои. Селиванов подполз к Афанасьеву, зашептал:

– Левее часовых минометная батарея. Мы насчитали четыре орудия.

Афанасьев зло выругался.

– Который день по нашим позициям лупят. Закидать бы их, стервецов, гранатами, да нельзя. Ладно, вернемся, место укажем, наши боги войны их батарею быстро накроют… Больше ничего не разглядели?

– Нет.

– А что с «языком»?

– Взять «языка» без шума не получится. Собака, язви ее душу. Фрицы, видать, псину местную прикормили, вот она, зараза, и служит им верно. Чуть было нас не раскрыла. Так что близко незамеченными не подойдешь.

Гришка вспомнил слова Николая: «Я с детства собак люблю, и они меня тоже», мысленно улыбнулся, подумал: «Знать, не все собаки тебя любят».

Афанасьев указал рукой направо. Отползли, встали, бесшумно, словно тени, пошли след в след, углубляясь в тыл противника.

Время шло, с каждой секундой приближался рассвет – время, когда им следовало вернуться, но ни обнаружить еще огневых точек, ни взять «языка» пока не удалось. Старшина повел группу к одинокой кошаре. По карте рядом с ней должен быть худук, калмыцкое название колодца, а значит, там могли быть и немцы. Афанасьев знал – для разведчика важно терпение и хладнокровие, но нервы подводили. Мысль о том, что задание может быть не выполнено, приводила его в некоторое уныние. На душе полегчало, когда справа послышался храп лошади. Афанасьев замер, напряг слух. Металлический стук и тихие голоса людей известили, что где-то рядом немцы. Разведчики распластались по земле, поползли в сторону голосов. Морозный ветерок принес запах съестного. От соблазнительного аромата защекотало в носу, рот Вострецова наполнился слюной. В голове мелькнуло: «Кухня».

Он оказался прав. Когда подползли ближе, то увидели в предрассветной темноте двух лошадей, запряженных в полевую кухню, у которой возился немецкий солдат. Еще один подошел к лошадям, стал поправлять упряжь. За кухней разведчики сумели различить кошару, несколько землянок, палатку. Чуть поодаль темными силуэтами стояли мотоцикл с коляской, два танка, бронетранспортер, бензовоз и три грузовых автомобиля, рядом с которыми маячили часовые.

Селиванов подполз к Афанасьеву, прошептал:

– Сейчас бы бензовоз взорвать, вот было бы шума.

– Какого шума? Наша задача взять «языка» и доставить его в расположение части.

– Что будем делать, командир? Может, к землянкам наведаться за «языком»?

– Времени нет. Скоро светать начнет, а нам на рассвете надо вернуться. Утром фрицы нас быстро обложат. Так что к землянкам не пойдем. Можем нарваться на часовых. Если поднимется шум, уйти не успеем. И сами погибнем, и задание не выполним. Нашим скоро наступать придется, а без сведений больших потерь не избежать. Будем брать этих, которые у кухни. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Вы с Вострецовым и Файзуллиным берете на себя поваренка, я с Магомедовым и Манджиевым ездового, Кузенбаев отвлекает и прикрывает.

* * *

Брошенный Кузенбаевым ком подмерзшей земли ударился о железный бак полевой кухни. Это привлекло внимание немцев. Стоило им повернуть головы в сторону звука, как на них накинулись разведчики. Афанасьев сзади ухватил ездового за ноги, повалил на землю, сверху на него навалился Магомедов. Манджиев, не теряя времени, сунул ему в рот кляп. Немец тщетно пытался вырваться из крепких объятий Саида, удар в ухо прекратил его потуги. Селиванов решил не рисковать. Когда второй немец увидел, как люди с темными лицами в перепачканных грязью маскировочных халатах набросились на его сотоварища, и собирался закричать, Николай ударил его прикладом в затылок. Гришка подхватил немца, уложил лицом вниз, Файзуллин завел руки за спину, связал. Действовали быстро, слаженно и бесшумно… Все бы прошло гладко, но подвела одна из лошадей. Напуганная разведчиками и незнакомым запахом, она захрапела, запрядала ушами. К ней подошел Кузенбаев. Лошадь попятилась, но шепот Аманжола ее заворожил. Не переставая шептать слова на казахском языке, он протянул руку, погладил гриву. Лошадь успокоилась. Разведчики собрались уходить вместе с пленными, когда из кошары вышел немец в белом фартуке и направился к кухне. Следом за ним появился второй, долговязый с перекинутым через плечо мешком. Афанасьев знаками показал ждать, разведчики притаились за кухней. Участь немцев была предрешена, двух «языков» разведчикам было достаточно. Немец в фартуке словно почувствовал опасность. Уже на подходе к кухне он заметил отсутствие сослуживцев и крикнул:

– Ганс! Хельмут!

Не дождавшись ответа, он остановился. К нему присоединился долговязый. Афанасьев ткнул Вострецова локтем в бок, прошептал:

– Ответь.

Гришка прикрыл рот рукой, невнятно ответил на немецком. Немцев ответ устроил, долговязый первым шагнул к полевой кухне, но тут случилось то, чего разведчики не ожидали. Ездовой, которого держал Манджиев, неожиданно ударил калмыка затылком в лицо, пихнул коленом стоящего впереди Магомедова и, пользуясь тем, что его ноги были не связаны, побежал в сторону землянок. Немец в белом фартуке истошно закричал:

– Рус! Рус!

Ему вторил долговязый. Всполошились и часовые. Взять «языка» без шума не вышло. Афанасьев, недолго думая, срезал автоматной очередью беглеца-ездового и двух его товарищей. Из землянок стали выскакивать немцы, раздались винтовочные выстрелы. Теперь нужно быстро уходить, но сделать это, имея при себе «языка», было делом почти безнадежным. Выручил Кузенбаев. Казах вскочил на передок, взял в руки вожжи, крикнул:

– Садись, быстра! Ехать будем!

Селиванов крикнул:

– Старшина, я сейчас! Гришка, прикрой!

Разведчики попрыгали на кухню, туда же закинули все еще беспамятного немца. Афанасьев и Вострецов пустили длинные очереди из автоматов в набегающих гитлеровцев. Селиванов отбежал от кухни, в падении метнул гранату в бензовоз. Взрыв и столб пламени озарили ночь. Немцы заметались в панике. Николай воспользовался сумятицей, подбежал, запрыгнул на кухню.

– Кузя, гони!

Кузенбаев хлестнул вожжами лошадей, полевая кухня быстро покатилась в сторону позиций батальона. Вслед ей полетели пули. Одна из них пробила железный бак. Горячая струя ударила в сапог Вострецова. Гришка принюхался, пахло кофе. Знакомый запах. Отец любил этот напиток и иногда заваривал по утрам…

Кухня скакала по кочкам в предутреннем сумраке. Пленный немец заворочался, замычал. Гришка ткнул его кулаком в бок.

– Очухался, зараза. Сиди тише.

Помня недавний побег немецкого ездового, ухватил «языка» крепче за руку. С другого бока сидел Манджиев, одной рукой он держал веревку, привязанную к запястьям гитлеровца, другой утирал окровавленный нос. Ему этот урок тоже пошел на пользу. Сзади послышался шум автомобильного двигателя и треск мотоцикла, мелькнул свет фар.

– Немцы! – в один голос произнесли Селиванов и Магомедов.

Афанасьев, сидевший сзади, достал гранату.

– Не стрелять, подпустим поближе! Огонь по моей команде!

Пользуясь паникой и неразберихой в стане немцев, разведчикам удалось уйти и выиграть время. Но теперь немцы догоняли. Мотоцикл был уже совсем близко. Раздалась очередь из автомата. Пули противно засвистели над головами. Несколько ударили в кухню, Магомедов застонал, схватился за руку, дернулся и замычал пленный немец. Манджиев крикнул:

– Командир, кажется, «языка» ранили!

Афанасьев выругался, метнул гранату.

– Огонь!

Затрещали короткие автоматные очереди. Взрыв на миг осветил кухню, лица разведчиков, крытый брезентом немецкий грузовой автомобиль. Звук мотоциклетного мотора стих, погасли фары. Грузовик остановился. Взрыв гранаты и огонь из автоматов охладили боевой пыл преследователей. Кузенбаев подгонял лошадей. Надо было спешить, свет начинал размывать черноту ночи. Неожиданно оказались в двадцати метрах от немецкой минометной батареи. Собачий лай, резкий оклик и лязг передернутого затвора заставили разведчиков занервничать. Немецкие часовые, обеспокоенные стрельбой и взрывами в тылу, были начеку. Но вид полевой кухни и отклики на немецком языке несколько успокоили их. А слова Гришки о том, что в тылу русские диверсанты, заставили гитлеровцев обратить свой взор в другую сторону. Но ненадолго. Стоило разведчикам отъехать от батареи, как там поднялся шум. Запоздалые выстрелы вреда разведчикам не причинили, но впереди их ждало самое опасное место. Афанасьев крикнул:

– Кузя! Бери правее низины, по склону, а то завязнем!

Кузенбаев взял правее, кухня наклонилась налево. В небо взвились осветительные ракеты, по низине судорожно заметались тени, стало светло как днем. Немцы на возвышенности, видимо, не сразу поняли, что происходит и почему полевая кухня вермахта несется в сторону русских. Опомнились, когда разведчики оказались на ничейной земле. Застрочили пулеметы, с воем прилетела первая мина, за ней вторая. Взрывы и пулеметные очереди испугали лошадей, они шарахнулись к низине. Одно колесо застряло в грязевой жиже. Немцы пытались отрезать группе путь к отходу. В ответ с русских позиций застучали пулеметы, и этим следовало воспользоваться, но понукания Кузенбаева ни к чему не привели, лошади переминались с ноги на ногу, но сдвинуть кухню не могли. Очередная мина вздыбила землю рядом с ними. Одна из лошадей повалилась набок, Кузенбаев схватился за голову, упал Файзуллин. Среди воя и свиста пуль раздался громкий голос Афанасьева:

– Уходим! Быстро! Селиванов! Бери «языка»! Манджиев – Файзуллина! Я прикрываю!

Бросив полевую кухню и лошадей, разведчики, время от времени падая на землю, перебежками устремились к своим окопам. Старшина Афанасьев отстреливался, отвлекая огонь на себя. Вскоре к нему присоединились несколько бойцов, высланные Ковальчуком. Одного из них принесли на позиции убитым. Мертвым оказался и Файзуллин. Магомедов получил легкое ранение в руку, а Кузенбаев в голову. Но самым обидным оказалось то, что раненый «язык» не дожил до утра.