Те же комната, обставленная более богато и безвкусно.
I
Чеда, мальчик из типографии.
Чеда (сидя за небольшим телефонным столиком, заканчивает разговор). Госпожи министерши в данный момент нет дома… Нет… Как?… Право не могу сказать, не знаю, когда она принимает… А, она вас приглашала? Это другое дело. Тогда, пожалуйста, когда вам угодно, она, наверное, скоро будет дома. Как ваше имя? Доктор Нинкович, секретарь Министерства иностранных дел. Хорошо, передам, а вы приходите. (Кладет трубку.)
Мальчик из типографии (приносит пакеты). Пожалуйте, вот визитные карточки.
Чеда. За них уплачено?
Мальчик из типографии. Да. (Передает ему шесть коробок.)
Чеда (с удивлением). Ого, сколько их тут!
Мальчик из типографии. Шесть сотен.
Чеда. Шесть сотен?!
Мальчик из типографии. Барыня столько заказала.
Чеда. Ладно, ладно, иди…
Мальчик из типографии уходит.
II
Чеда, Дара.
Чеда открывает пакет, вынимает одну визитную карточку, читает и весело смеется.
Дара (выходит из комнаты). Чему ты так весело смеешься?
Чеда. Да как же не смеяться. Прочти, пожалуйста. (Дает ей визитную карточку.)
Дара (читает). «Живана Попович, министерша». Ну и что?
Чеда. Как что? С каких это пор на визитных карточках пишут: «Министерша»! Как будто министерша – это должность.
Дара. Ну, теперь она никого и спрашивать не желает, все сама делает.
Чеда. Ну все-таки – шестьсот визитных карточек. Сколько лет она намерена быть министершей? Или, может быть, она думает распространять свои визитные карточки в народе, как прокламации. Дара. Видишь, написала – Живана. Чеда. Ну, конечно, госпожа Живка для нее теперь слишком просто. Не министерское имя. А где это она с утра?
Дара. У зубного врача.
Чеда. Что ей там надо?
Дара. Насколько я знаю, она лечит зубы. Уже четыре дня ходит.
Чеда. Ее спрашивал по телефону какой-то секретарь Министерства иностранных дел.
Дара. Ну, а ты говорил с отцом?
Чеда. Говорил, но с ним разговаривать бессмысленно. Какой-то сумасшедший ветер занес его в министры, а он рожден не для этого. Министром, дружок, нужно родиться. Право, подумай, он хочет и министром быть и чистым остаться. Ведь это же бог знает что!.. Я ему ясно говорю: «Если вы не можете – а вы обязаны дат мне обещанное приданное, – вот вам удобный случай: выхлопочите мне хозяйственную ссуду в банке. Эти хозяйственные ссуды и на хозяйство не идут и государству не возвращаются».
Дара. А он что?
Чеда. Не хочу, говорит, себя пачкать, хочу остаться честным человеком.
Дара. Ну что ж, хорошо! За это его не осудишь.
Чеда. Да, хорошо в теории, но не на практике.
Дара. Неужели ты не можешь придумать ничего другого?
Чеда. Ну, позже, если понадобится, придумаю еще что-нибудь, но сначала надо бы сделать это.
Дара. Тебе не остается ничего другого, как снова поговорить с мамой.
Чеда. Да, если б только с ней можно было говорить по-хорошему.
III
Живка, те же.
Живка (входит с улицы в шляпе, за ней мальчик из фотографии несет на руке платье, завернутое в белую простыню). Положи сюда!
Мальчик кладет платье на стол.
Ну, теперь можешь идти!
Мальчик уходит.
Дара. Куда ты носила свое новое платье?
Живка. Я фотографировалась: заказала двенадцать кабинетных и одну большую для витрины. И у зубного врача была. Кто-нибудь меня спрашивал?
Чеда. Принесли визитные карточки.
Дара. Зачем тебе, мама, шестьсот карточек?
Живка. Как зачем? Столько родных, всем нужно дать на память, за три года все и разойдутся. Ну-ка, дети, замечаете во мне что-нибудь?
Чеда. Ничего…
Живка. А когда я смеюсь? (Смеется.)
Чеда. Золотой зуб.
Дара. Да что ты, мама, ведь у тебя этот зуб был совершенно здоров.
Живка. Да, верно, был здоров.
Дара. Зачем же ты на него надела золотую коронку?
Живка. Что за вопрос? У госпожи Драги есть золотой зуб, у госпожи Наты – два, даже у Рокси, жены протопопа, – золотой зуб, а у меня нет.
Чеда. Ну, теперь понятно: министерша – и без золотого зуба!..
Живка. Конечно! Когда кто-нибудь порядочный приходит с визитом и я в разговоре смеюсь, просто стыдно.
Чеда. Еще бы!
Живка. Не знаю только, хорошо ли будет, если с правой стороны я поставлю еще один зуб?
Чеда. Было бы хорошо для симметрии.
Живка. Никто меня по телефону не спрашивал?
Чеда. Спрашивал какой-то доктор Нинкович.
Живка. Он сказал, что придет?
Чеда. Да.
Живка. Очень хорошо!
Дара. А кто это?
Живка. Секретарь Министерства иностранных дел… Дара, детка, отнеси, бога ради, это платье и повесь в шкаф. Подожди, возьми и шляпу. (Снимает шляпу.) А я пока хочу сказать твоему мужу пару слов.
Чеда. Очень хорошо. Я сам хотел бы с вами немного поговорить.
Дара берет со стола платье и шляпу и уходит.
IV
Живка, Чеда.
Чеда (когда они остались вдвоем). Ну, мама, я окончательно решил покончить с этим делом.
Живка. Очень хорошо, я тоже окончательно решила покончить с этим делом.
Чеда. Значит, решено. Вы сегодня же поговорите с отцом…
Живка. Постой, постой… Сначала я тебе скажу, что я решила. Видишь ли, дорогой мой зять, я решила взять свою дочку назад.
Чеда. То есть как это взять назад?
Живка. Да так, ты тихо и благородно уйдешь из этого дома и оставишь жену.
Чеда. То есть как?
Живка. Да так! Чего ты удивляешься? Оставь жену, а она оставит тебя.
Чеда. Так… А позвольте спросить, почему?
Живка. Просто так! Она не для тебя. Теперь она уже совсем не та, что была, когда ты на ней женился.
Чеда. Да ну?… Вот уж, кто бы мог сказать?!
Живка. Теперь она может найти себе мужа получше, чем ты.
Чеда. Как? Прошу вас… повторите.
Живка. Чего ты все время удивляешься. Я могу найти для нее лучшую партию! Вот и все!
Чеда. Так! Теперь понятно.
Живка. Нечего тут, братец мой, возмущаться. Подумай сам: кто ты и что ты – обыкновенный негодяй…
Чеда (оскорблен). Госпожа министерша!..
Живка. Ну, чего там. Мы ведь разговариваем дружески, по-семейному, и я тебе говорю по-родственному, что ты проходимец. Ведь что ты из себя представляешь? Ничего! Образования у тебя нет, языков не знаешь, три раза тебя выгоняли со службы. Разве не так?
Чеда. Позвольте…
Живка. Ты хочешь сказать: если я таков, зачем вы отдали за меня дочь? Ну, видишь, зацепился ты за нее, мы сами тогда были не бог весть чем, девушка была уже в годах, потеряла голову, – вот мы и сглупили. Ну, что было, то было, а если дело можно поправить, надо поправить.
Чеда. А кого поправить?
Живка. Не тебя, не бойся!.. Только дело. Поэтому я и придумала – мы тебя выгоним.
Чеда. Так! И это вы придумали?
Живка. Ну да! Тебя выгоним, а Дару выдадим замуж, как полагается.
Чеда. Чудесный план. Правда, расчет был сделан без хозяина, но это неважно. А что вы, госпожа министерша, скажете, если я отвечу, что не согласен. Живка. Ну, если ты разумный человек и здраво поразмыслишь, то сам увидишь, что так для тебя лучше. Я могла бы достать тебе повышение на один класс, если мы с тобой по-хорошему и по-семейному столкуемся.
Чеда. Я не продаю своей жены за повышение на один класс.
Живка. Ну, ладно, раз ты так загордился: пусть будет два класса.
Чеда. Что вы, точно на ярмарке. Скажите, пожалуйста, вы серьезно думаете о том, что говорите?…
Живка. Конечно, серьезно! Тот зубной врач, у которого я вставляла зуб, взялся за сватовство и уже разговаривал с одним…
Чеда. Но как же так. Ведь я еще жив, а он уже разговаривал с кем-то?
Живка. Ах, боже мой, говоря откровенно, я не намерена из-за твоей любви терять такую выгодную партию.
Чеда. Смотрите пожалуйста! А можно узнать, кто ваш будущий зять?
Живка. Почетный консул.
Чеда. Как?
Живка. Так. Почетный консул Ни… Погоди… (Вынимает из сумочки записку и читает.) Почетный консул Никарагуа.
Чеда. Господи боже. Кто это?
Живка. Он из дипломатов, из такого общества, какое и подобает министерской дочери.
Чеда. Это мне нравится! Ну, а говоря иначе, кто он такой, этот Никарагуа?
Живка. Какой Никарагуа?
Чеда. Да ваш будущий почетный зять!!
Живка. Как кто! Консул!
Чеда. Ну да, почетный консул. Но ведь не может он на это жить. Кто же живет одним почетом? Ведь должно у него быть какое-нибудь занятие?
Живка. Кроме того, он торговец кожами.
Чеда. Фу, фу, от этого чем-то попахивает!..
Живка. Не то что от тебя – и не пахнет и не благоухает. Какое было бы счастье, если б ты торговал кожами.
Чеда. Конечно, ведь вашему Раке каждую неделю нужны новые подметки! Это и в самом деле было бы хорошо.
Живка. Смотри лучше за своими подметками!
Чеда. А скажите, пожалуйста, могу я узнать имя этого Никарагуа?
Живка. Какого Никарагуа, убей тебя бог!
Чеда. Да этого «нашего зятя».
Живка. А, ты о нем спрашиваешь. Его зовут Риста Тодорович.
Чеда. Значит, Риста? Хорошо, очень хорошо. А сватает, говорите, зубной врач?
Живка. Да, он!
Чеда. Слушайте. Передайте свату, пусть он придет ко мне поговорить. Скажите, что мы с ним очень легко сговоримся, ведь у нас одно ремесло: я тоже умею рвать зубы.
Живка. Ты?
Чеда. Да еще как. Передние рву по нескольку сразу, а коренные – по одному, но как только вырву один, все остальные шатаются. Потому-то я и говорю: скажите вашему зубному врачу, пусть придет ко мне.
Живка. Нет надобности, дело уже слажено. Сегодня жених придет на свидание с невестой.
Чеда. С какой невестой?
Живка. Да с твоей женой.
Чеда. И этот Никарагуа придет ее смотреть?
Живка. Ну конечно!
Чеда. Хорошо! Слушайте, надо сказать невесте, чтобы она приоделась. А как вы думаете, не следует ли и мне приодеться?
Живка. До тебя мне дела нет. Выходи замуж, как хочешь, а нас оставь в покое.
Чеда. Вы совершенно правы, я выйду замуж по своему расчету! (Хватает шляпу.) А вас еще приглашу в сваты! (Поспешно уходит.)
V
Живка одна.
Живка (подходит к телефону, вынимает из сумочки записку с нужным номером телефона). Станция?… Дайте, пожалуйста (смотрит на записку)… 5872… Алло… фотограф Пешич?. Это вы?… Говорит госпожа Живка, министерша. Я не спросила вас, когда будут готовы карточки?… Так… а нельзя ли пораньше? Но постарайтесь, пожалуйста, чтобы я вышла хорошо. Важно, главное, чтобы я вышла как следует на случай, если какой-нибудь иностранный журнал будет добиваться моей фотографии. Понимаете, как это нужно для заграницы!..
VI
Живка, учительница английского языка, Рака.
Учительница, старая дева, волосы подстрижены, на носу очки, взволнованная выходит из комнаты; Рака идет за учительницей.
Учительница. Фу! Фу! Шокинг?!
Живка. Ради бога, что случилось?…
Учительница. Я не могу, не могу, сударыня, заниматься с этим мальчиком. Это такой невоспитанный и наглый мальчишка, что просто невозможно больше выносить.
Живка. Но в чем дело?
Учительница. Пожалуйста, спросите у него сами, мне противно повторять то, что способен сказать этот мальчик!
Живка (Раке). Говори! Что ты сказал?
Рака (одет в белый матросский костюм с короткими штанишками, из-под который видны голые коленки). Да ничего!
Учительница. Ну, это уж слишком. Если нельзя иначе, я должна вам сама сказать. Подумайте, он обругал мою мать.
Живка. Ах ты негодный, как ты смеешь ругать мать учительницы английского языка?
Рака. Я не ругал!
Живка. Ах ты несчастный. Убей тебя бог, упаси боже! И почему ты ругаешь ее мать? Она тебя учит, воспитывает, а ты ругаешь ее мать! Скажи почему?
Рака. Она заставляет меня десять раз произносить: «регионе лайзейшн».
Живка. Ну, и произноси!
Рака. Да, произноси. Думаешь, легко. Пусть она сама десять раз повторит: «Турчонок бочку катит, турчанка турчонка толкает, ни турчонок бочку не катит, ни турчанка турчонка не толкает!» Пусть повторит десять раз, тогда я соглашусь, чтобы она обругала и моего отца и мою мать.
Учительница. Пфу!..
Живка. Марш отсюда, скотина! Для чего тебе воспитание! Я-то, бедная, еще хочу обучить его английскому языку, чтобы он играл с детьми английского консула, а он такой, что обругает даже отца самого английского консула. Вон, лодырь, убирайся с глаз моих!..
Рака (уходя). Я с ума не сошел, чтобы свихнуть себе челюсть из-за твоего английского языка. (Уходит.)
Живка (учительнице). Сударыня, извините, пожалуйста. Приходите завтра опять.
Учительница (с возмущением). Ах, я не могу больше заниматься с этим мальчиком.
Живка. Вы приходите, а уж этот молодчик свое получит.
Учительница. Адье! Прислуга! (Уходит.)
VII
Живка, Дара.
Живка (идет к левым дверям). Дара! (Громче.) Дара!
Дара (входит). Что, Чеда ушел?
Живка. Да, ушел! Я с ним уладила.
Дара. Ну, и как?
Живка. Сообщила, что с сегодняшнего дня он освобождается от должности.
Дара. От какой должности?
Живка. От должности мужа.
Дара. Ничего не понимаю. С тех пор как ты стала министершей, ты все время говоришь каким-то официальным языком. От чего ты его освободила?
Живка. Я сказала, что с сегодняшнего дня он тебе больше не муж:. Ну, теперь понимаешь?
Дара. Как?! А почему?
Живка. Потому, что для тебя нашлась выгодная партия.
Дара. Господи, мама, какая партия?!
Живка. Прекрасная… человек из подходящего тебе общества. Почетный консул Ни… не могу вспомнить, чей он консул, да тебе все равно. Иначе, Риста Тодорович, торговец.
Дара. Более мой, мама, да ведь я замужем!
Живка. Ну, это мы отменим. Разве ты сама не видишь, что он тебе не подходит. Пустое место! Человек, единственное занятие которого – зять. Дара. Но, мама, он чиновник!
Живка. Э, какой там чиновник. То работает, то болтается. Мы уж три раза бегали его спасать. Получилось же так, что ты влюбилась, а мы проморгали, а теперь голова от забот пухнет. Хорошо еще, что до сих пор терпели – не было ничего другого, вот и терпели. А теперь, слава богу, можно и перестать.
Дара. Мама, бога ради, мама! Что ты говоришь! А меня ты спросила, согласна ли я?
Живка. Не спрашивала, подожду: сначала посмотришь на жениха, тогда спрошу.
Дара. Да бросьте вы этого жениха. Спросите лучше согласна ли я оставить мужа?
Живка. Да ведь он тебе не подходящая партия.
Дара. А пока я не была министерской дочкой, он для меня подходил?
Живка. И тогда не подходил.
Дара. А для меня подходил.
Живка. Так заверни его в бумагу, положи себе под подушку и стереги. Мне он не нужен. Знай, с сегодняшнего дня он мне больше не зять.
Дара. Но он мой муж:!
Живка. Так ты и в самом деле не хочешь оставить этого проходимца?…
Дара. Только в том случае, если узнаю, что он меня обманывает.
Живка. Ну, конечно, обманывает!
Дара. Кто это сказал?
Живка. Да ведь он мужчина, значит, должен обманывать жену. Так уж богом положено.
Дара. Если б я узнала…
Живка. Ну, будем живы-здоровы, узнаешь!
Дара. Пока сама не удостоверюсь, не поверю!
Живка. Ну, удостоверишься!
Дара (начинает плакать). Это неправда, вы просто так говорите!
Живка. Ну, а чего ты тогда плачешь?
Дара. Не смеяться же мне после такого разговора. Плачу, конечно, плачу. (С плачем уходит в соседнюю комнату.)
VIII
Живка, Анка, Пера.
Анка (в дверях). Господин Пера, писарь, просит принять его.
Живка. Пусть войдет.
Анка удаляется и впускает Перу.
Пера (в дверях). Разрешите?
Живка. Пожалуйста!
Пера. Я только зашел узнать, не понадобятся ли госпоже министерше мои услуги?
Живка. Спасибо. Сейчас ничего не нужно.
Пера. Я хотел просить госпожу министершу, чтобы она не забыла меня. Больше мне ничего не надо, лишь бы госпожа министерша меня не забыла.
Живка. Да, постойте, вот что мне пришло в голову. Вы знаете моего зятя?
Пера. Как не знать, очень хорошо знаю.
Живка. Прекрасно, а не знаете ли вы о нем что-нибудь такое?… Например, нет ли у него какой-нибудь женщины, с которой бы он… так, ну, как бы сказать… ну, вообще?…
Пера. Этого я не знаю!
Живка. Ну как же вы не знаете, мужчины должны друг о друге такое знать.
Пера. Извините, но я не из тех мужчин, которые рассказывают подобные вещи.
Живка. Но все-таки, вы могли что-нибудь слышать!..
Пера. Поверьте, госпожа министерша, я ничего не слыхал и, по правде говоря, не верю, что он такой.
Живка. Почему это вы не верите, «что он такой»! Каким же ему быть, как не таким! Неужели вы о нем никогда ничего такого не слышали?
Пера. Ей-богу, нет!
Живка. Просто не верится!
Пера. По правде говоря, сударыня, до сих пор он был просто бедным чиновником с маленьким жалованьем, а ведь женщины, знаете, денег стоят; ну, куда так бедному чиновнику с маленьким окладом, даже если бы он и захотел.
Живка. Значит, вы хотите сказать, что если чиновник получает мало, он должен быть верным мужем. Это не так!
Пера. Я не говорю – должен, бывают такие, что и при маленьком жалованье как-то устраиваются.
Живка. Как устраиваются?
Пера. Ну, боже мой, почем я знаю! Сам я никогда таким не был, но знаю, что другие… устраиваются…
Живка. Но все-таки, как же они устраиваются?
Пера. Ну, так… Извините, мне неудобно говорить вам такие вещи.
Живка. Да ничего, говорите!
Пера (стесняясь). Ну, например… если в доме есть молодая прислуга или что-нибудь в таком роде… ведь с маленьким жалованьем…
Живка (ударает себя рукой по лбу). Верно!.. Как же это я не подумала! Конечно! Ну, спасибо. Вы подали мне хорошую идею.
Пера. Я счастлив, что мог оказать вам хоть небольшую услугу. А вы меня не забудете?
Живка. Не беспокойтесь!
Пера. Вы запомнили мое имя: Пера – писарь из административного отделения. (Кланяясь, уходит.)
IX
Живка, Анка.
Живка звонит.
Анка (входит). Что угодно?
Живка. Подойдите сюда, поближе! (Осматривает ее с видом знатока с ног до головы.)
Анка. Что это вы, барыня, на меня так смотрите?
Живка. Сейчас отвечу. Скажите, Анка, вы нравитесь мужчинам?
Анка. Боже мой, откуда мне знать, нравлюсь или нет!
Живка. Я хотела вас спросить, легко ли к вам пристают мужчины?
Анка. Да как вам сказать, барыня. Мужчины есть мужчины, они… вообще легко пристают.
Живка. Так. Вот я о чем думаю, не могли бы вы, Анка, оказать мне большую услугу, я вас щедро награжу.
Анка. Почему бы нет, барыня. А какую услугу?
Живка. Это… пусть мой зять к вам пристанет.
Анка. Ию-ю!..
Живка. Ах, оставьте ваше «ию-ю» и скажите, можно ли так сделать?
Анка. Ну, право, барыня, как же я… я ведь не такая. Ию-ю, как вы плохо обо мне думаете!
Живка. Э, сделайте так, и я буду о вас думать хорошо.
Анка. Ию, как же, ведь ваш зять – женатый человек.
Живка. Известное дело, женатый, не будь он женат, я бы с вами об этом и не говорила.
Анка. Не знаю, барыня, а может быть, вы хотите меня испытать?
Живка. Да чего мне вас испытывать. Мне надо именно это – вот и все. Знаете, Анка, если вам удастся, вы получите два класса.
Анка. Ию-ю, какие классы?
Живка. Да нет, я просто так говорю. Вам прибавят жалованье, а заставлю своего мужа дать вам из банка тысячу динаров для хозяйственных целей.
Анка. Вот было бы хорошо!
Живка. А как вы думаете, захочет он к вам приставать?
Анка. Не знаю, но, как говорится: все мужчины одинаковы.
Живка. Конечно!
Анка. Только я вас очень прошу, скажите, что вы от меня хотите, что я должна сделать и до каких пределов могу дойти.
Живка. Доходите до чего хотите, это меня не касается. Главное, чтобы вы заманили моего зятя к себе в комнату, а я его там застала.
Анка. Застать его? Ию, барыня, но ведь я многим рискую.
Живка. Черт возьми, чем вы рискуете?
Анка. А как же! Получится, что я виновата, и все свалите на меня.
Живка. Не беспокойтесь, это моя забота.
Анка. А больше вам ничего не нужно, только чтобы он пришел ко мне в комнату?
Живка. Хорошо бы заставить его снять сюртук, чтобы захватить его без сюртука.
Анка. Только сюртук?
Живка. Ну, а что еще?
Анка. Это легко сделать, я натоплю печку.
Живка. Теперь, в апреле месяце?
Анка. Ну и что! Значит, вам больше ничего не нужно, только чтобы он пришел ко мне в комнату и снял сюртук?
Живка. С меня хватит этого.
Анка. Я еще раз прошу вас, барыня, чтобы потом не получилось, будто я отбивала мужа у молодой барыни, а то все свалят на меня.
Живка. Я же сказала, не беспокойтесь.
Анка. А если молодая барыня на меня рассердится?
Живка. Сердиться в этом доме только я одна имею право, никто другой.
Анка. Ну, в конце концов, если вам угодно…
Живка. Вы надеетесь, что сумеете?
Анка. Боже мой, не могу сказать заранее! Надеюсь. Вы ведь знаете, большинство мужчин легко
поддается женщинам.
Живка. Только, разумеется, все надо сделать так, чтобы он не заметил, что это нарочно. И потом нужно, чтобы это случилось скорее, как можно скорее.
Анка. Рассчитывайте на меня, барыня, я сделаю
все, что могу.
Живка. Ну, с богом, потом доложите.
Анка. Хорошо, барыня. (Уходит.)
X
Живка, Васа.
Живка, довольная, сидит в кресле.
Васа (входит с улицы). Добрый день, Живка.
Живка. А, это ты, Васа, откуда ты?
Васа. Как откуда? Кому же еще к тебе приходить, как не мне… Сейчас мимоходом встретил госпожу Виду, прежнюю Драгину свекровь, она и говорит: «Что это вы так загордились, господин Васа, наверное потому, что вы министерская родня!»
Живка. А с чего ты так загордился?
Васа. Как с чего! Ведь я тебе дядя, самый близкий родственник, вот меня из-за тебя и уважают. Знаешь, Живка, сидим мы как-то в кофейне, а я возьми да скажи: «Схожу-ка я ненадолго к своей племяннице, министерше, на чашку кофе!» А они-то все, кто был возле стола, сняли шапки. «С богом, господин Васа!», «Счастливого пути, господин Васа!», «Увидимся ли мы с вами завтра, господин Васа?» А мне, по правде говоря, это нравится, приятно, будто живот щекочут.
Живка. Конечно, приятно!
Васа. Знаешь, с каких пор я жду, чтобы кто-нибудь из нашей родни так… как бы это сказать… выскочил, чтобы его слышали, видели, чтобы он прославился. Ведь такая большая родня – и никого!.. Раньше я думал, Иова Поп Арсин всех перепрыгнет. Он был шустрый ребенок, и в нем было что-то барское. Я, как сейчас помню, всегда говорил: «Наш Иова далеко пойдет!» Вот он и дошел… до каторги. Потом большие надежды я возлагал на Христину, дочь тетки Дацы. Красивая она была, словно родилась быть большой барыней, и в школе хорошо училась, да как-то запуталась. Ей надо сдавать на аттестат зрелости, а она уж на девятом месяце. После этого я прямо руки опустил, как вдруг ты выскочила в министерши. Да сохранит ее бог, сказал я своей Кате. Говорил я, что из нашей родни должен кто-нибудь высоко подняться. Живка. Ладно, только я не вижу, какой прок родне от того, что я стала министершей?
Васа. Боже мой, Живка, что ты говоришь! Неужели ты не хочешь немножко подумать о своей родне?
Живка. То есть как это подумать?
Васа. Ну так, позаботиться! Для чего же ты стала министершей, если не будешь заботиться о своей родне. Не говори, что тут слишком много забот и что этого нельзя сделать. Среди нас нет никого, кто мог бы стать государственным советником, архиереем или кем-нибудь в этом роде, но у всех есть какие-то мелкие желания, мелкие требования и, право, Живка, тебе надо о них позаботиться.
Живка. Вот именно, как же, только мне о них и заботиться!
Васа. Не говори так, Живка, послушай меня! Запомни, что я скажу: никто на свете не может так навредить, как родня, никто не сможет так опозорить, оговорить и обругать, как родня. Говорят, опасно попасть в газеты! Но что там газеты, они гораздо менее опасны, чем родственники. Поэтому, знаешь, с родней лучше добром. Наконец, такой порядок существует. Каждый министр прежде всего заботится о своей родне, а потом уж о государстве. В конце концов родня-то его и связывает с государством.
Живка. Неужели ты думаешь, что я посажу себе на шею всю нашу родню?
Васа (вынимает записку). Нас не так уж много. Вот, видишь, я сделал список – всего девятнадцать человек
Живка. Откуда девятнадцать, побойся бога, Васа. Ведь это целое войско. Кого же ты сюда понаписал?
Васа (читает). Тетя Савка.
Живка. Ох, уж эта тетя Савка! Дала взаймы двести динаров и тоже сюда влезла. Отдам ей двести динаров – и хватит с нее.
Васа (читает). Свояченица Соя.
Живка. Вычеркни. Она сказала, что я сплетница.
Васа. Не делай этого, Живка. Это она говорила раньше, пока ты не была министершей, а теперь, уверяю, она ни за что бы так не сказала. А потом нельзя же обращать внимание на слова родни. Ведь и ты про меня говорила, что я кабацкий завсегдатай и прохвост, а видишь я это близко к сердцу не принимаю. Верно, из-за этого я к тебе и в дом не ходил, но, когда ты стала министершей, первым поспешил тебя поздравить.
Живка. А кого ты еще вписал?
Васа. Тетку Дацу и ее дочь Христину.
Живка. А-а… ту, что держала на аттестат?
Васа. Ну да!
Живка. А чего ей нужно? Выдержала экзамен, ну и на здоровье.
Васа (читает). Иова Поп Арсин.
Живка. Тот, что с каторги?
Васа. Да. (Читает.) Пера Каленич.
Живка. Это еще кто?
Васа. Не знаю, но он говорит, что он наш родственник.
Живка (повторяя про себя). Пера Каленич? По правде говоря, я никогда не слыхала, что у нас есть такой родственник – Пера Каленич.
Васа. И я не слыхал, Живка, он говорит:»Дядя Баса, мы родственники».
Живка. А что, он стал родственником после того, как я стала министершей, или раньше тоже им был?
Васа. Я его никогда не слыхал и не видал.
Живка. Ладно, дядя Васа, что ты теперь хочешь с этим списком делать?
Васа. Хочу, чтобы ты их приняла, Живка.
Живка. Кого?
Васа. Родню. Ты их примешь, каждый пусть скажет, что ему надо, а мы посмотрим, что можно будет сделать. Все жалуются, что, когда они к тебе пришли, ты не захотела их принять.
Живка. Неужели весь список принимать? На это понадобится десять дней, а у меня столько дел, что некогда пообедать как следует.
Васа. А принять надо. Раз нельзя по-другому, я, если хочешь, соберу их вместе, и ты примешь всех сразу. Хочешь?
Живка. Ну, так еще можно. Но только пусть не обижаются, что я их приму всех скопом.
Васа. Я скажу, что сейчас ты иначе не можешь. А попозже, когда народ схлынет, как-нибудь еще позовешь.
Живка. Ладно, пусть приходят завтра после полудня.
Васа. Хорошо, завтра! Ну, спасибо, Живка. А то мне невозможно мимо них спокойно пройти. Раз я к тебе всех ближе, все ко мне: «Что же это, дядя Васа, почему нам нельзя прийти к Живке?» Окружили меня, как будто я сам – министерша. Пойду сию минуту всех обегу и назначу свидание. Значит, до завтра?
Живка. Ладно!..
Васа. Это лучше всего. Соберу всех вместе, всю родню, а ты сделай, что можешь, а не сможешь – пообещай. Знаешь, ведь иной раз и обещанья хватит. Ну, привет Даре и зятю. До свидания! (Уходит.)
XI
Живка, Нинкович.
Анка приносит визитную карточку.
Живка (читает). А, господин Нинкович? Проси.
Анка пропускает в дверях доктора Нинкович а, уходит.
Нинкович (прифранчен, выбрит, напудрен. Ни ногах белые гетры, на руках перчатки, в петлице цветок). Целую ваши руки, сударыня. (Целует ей руку.) Я осмелился на ваше приглашение…
Живка. Благодарю вас! Садитесь, пожалуйста! Я вас побеспокоила…
Нинкович. Для меня это большая честь!
Живка. Я хотела просить вас об одной услуге…
Нинкович. Можете на меня вполне рассчитывать, сударыня. Же сви ту та фе а вотр диспозисион!
Живка. Говорят, вы знаете все правила… Ну, как это сказать…
Нинкович. Правила хорошего тона; ле бон тон ди гран монд. О, сударыня, хороший тон – для меня почти воздух, без него я не могу дышать, аристократизм – моя натура.
Живка. Вы понимаете, я должна у себя принимать. Думаю завязать отношения со здешними иностранными посланниками и хочу завести в моем доме хороший тон.
Нинкович. Это вам подойдет. Поверьте, вы хорошо сделали, что обратились ко мне.
Живка. Да, мне говорили…
Нинкович. Госпожа Драга, пока была министершей, ни одного, даже самого маленького шага не делала, не посоветовавшись со мной. Я составлял ей меню ужинов, обедов, по моему вкусу она обставила свой будуар, я устраивал ее приемы, выбирал туалеты. У меня, знаете, особо изысканный вкус. Ен гу парфе. Живка. Скажите пожалуйста! А я как раз думаю сделать себе вечернее платье.
Нинкович (осматривает ее с видом знатока). Грис пале. Светло-серое с отливом в голубизну ясного неба, крепдешин, немножко чего-нибудь розового, можно чуть-чуть отделать на рукавах и отворотах, или карманы в цвет… Не знаю, посмотрим… надо чем-нибудь немного оттенить…
Живка. Поедемте вместе со мной к портнихе
Нинкович. С величайшим удовольствием!
Живка. А что вы еще рекомендуете мне для хорошего тона?
Нинкович. Ах, да… главное. Се ла шоз пренсипал.
Живка. Я сегодня вставила золотой зуб.
Нинкович. Хорошо сделали, в этом есть шик, это придает улыбке шарм.
Живка. Расскажите мне все, что относится к хорошему тону и что еще надо сделать. Я все исполню.
Нинкович. Знаете ли вы какую-нибудь игру в карты?
Живка. Знаю, в «жандарма».
Нинкович. Ах, нет!.. Вы должны научиться играть в бридж.
Живка. Во что?
Нинкович. В бридж. Без бриджа невозможно представить себе даму высшего общества. Особенно если вы намерены принимать у себя дипломатический корпус. Дипломатический корпус без бриджа – это не дипломатический корпус.
Живка (не совсем уверенно). О да!
Нинкович. Госпожа, разумеется, курит?
Живка. Вот уж нет! Я и дыма-то не выношу.
Нинкович. Придется, сударыня, научиться, ведь нельзя себе представить светскую даму без папиросы.
Живка. Боюсь задохнуться от кашля.
Нинкович. Ну, знаете, ради хорошего тона можно и потерпеть. Ноблес оближ. И еще, сударыня, если только вы разрешите спросить вас кое о чем?…
Живка. Это тоже для хорошего тона?
Нинкович. Да, сударыня. Только этот вопрос, как бы сказать… не поймите меня дурно, вопрос очень деликатен… Ин кестион ту та фе дискрет.
Живка. Пожалуйста!
Нинкович. Есть у госпожи любовник?
Живка (удивлена и оскорблена). Как? Ию, за кого вы меня принимаете?
Нинкович. Я вас предупредил, что вопрос очень деликатен, но, если вы хотите быть светской дамой, ин фам ди монд, вы должны иметь любовника.
Живка. Сударь, но ведь я порядочная женщина!
Нинкович. Екселан! Это-то и интересно; ведь если любовника заводит непорядочная женщина, это совершенно неинтересно.
Живка. Только этого еще не хватает.
Нинкович. Уверяю вас, сударыня, что вы сможете стать светской дамой высшего общества, ин фам ди монд, только играя в бридж, куря и имея любовника.
Живка. Ию-ю, как трудно. Ну, что касается бриджа и куренья – это еще так-сяк, ну, а вот… насчет любовника…
Нинкович. Вы меня спросили, и я счел своей обязанностью быть с вами откровенным и ответить. Конечно, ваше дело, как поступить. Вы можете быть министершей без бриджа, папирос и любовника и вообще без светскости…
Живка. Ну, хорошо, а госпожа Драга тоже играла в бридж?
Нинкович. Конечно! Научилась!
Живка. И курила?
Нинкович. Конечно.
Живка. И… это?
Нинкович. Да, сударыня, да, у нее был и любовник.
Живка (забывшись, с большим любопытством). А кто?
Нинкович. Я.
Живка. Вы? А госпожа Ната тоже училась хорошему тону?
Нинкович. Еще как!
Живка. А кто у нее был?
Нинкович. Тоже я.
Живка. Как же это вы… так подряд?
Нинкович. Как только кабинет подает в отставку, даю отставку и я.
Живка. Значит, вы только до тех пор, пока особа находится в правительстве?
Нинкович. Да, сударыня! Пока госпожа министерша в правительстве, она должна быть светской дамой, а когда она больше не в правительстве, то может ею и не быть.
Живка. По правде говоря, у меня это никак не укладывается в голове.
Нинкович. А между тем нет ничего легче. Из всего, что я вам сказал, наиболее трудное – бридж. Что касается куренья – ну немного покашляете, и готово дело; с любовником – слегка скомпрометируете себя, и все в порядке. А бридж, поверьте, очень трудная и сложная игра. Ен же комплике, ме тре дистанге.
Живка. Но, сударь, я хотела бы остаться порядочной женщиной.
Нинкович. Да оставайтесь, кто вам мешает!
Живка. То есть как «оставайтесь», а бридж… Ведь, если я начну играть в бридж, разве я останусь порядочной?
Нинкович. А почему бы и нет?
Живка. Нет, не бридж. Я не то хотела сказать… По правде говоря, у меня все перепуталось, и я не понимаю, что говорю! То, что вы говорите, в голове не укладывается!
Нинкович. Видите ли, сударыня, не так важно иметь любовника для себя, как для общества. Вы должны скомпрометировать себя, если хотите быть светской женщиной. Воала, са се ле пренсип фондаментал!
Живка. А как, по-вашему, мне скомпрометировать себя?
Нинкович. Надо, чтобы уже на первом, самом ближайшем, приеме у той или иной дамы вы стали предметом разговора. Скажем, пусть одна дама потихоньку шепнет другой: «Кто бы мог сказать подобное о госпоже Живке?», «А что такое?» – спросит другая дама. «Невероятно, скажет первая, но я сама достоверно слышала… подумайте, госпожа Живка отбила Нинковича у госпожи Натальи!»
Живка. Значит, начнут шептаться.
Нинкович. Но, весьма вероятно, сударыня, что найдутся и такие, которые станут за вас заступаться. «Ох, я этому не верю, не может быть, я знаю госпожу Живку, она не такая!» Так вот, тем, кто вас защищает, надо будет заткнуть рот.
Живка. Как? Заткнуть рот тем, кто за меня заступается?
Нинкович. Конечно! Именно им. Вы спросите: как? Очень легко и просто. Д'ин мани ер биен семпл! Вы должны приложить все усилия, чтобы министр дал мне повышение на класс, это прежде всего. Правда, мой министр может вам сказать: «Ведь он же получил повышение два месяца тому назад?» А вы ответите: «Но ведь то было при старом правительстве, а надо, чтобы он и при этом получил». Вы спросите – почему? Потому, сударыня, что это лучше всего заткнет рот тем, кто пытался бы защищать вас. А уж если мы им заткнем рот, о, тогда начнут шептаться со всех сторон.
Живка. Значит, надо, чтобы только шептались – и больше ничего?
Нинкович. О да! Этого вполне достаточно! Се сифизан!
Живка (раздумывает). Ну если только начнут шептаться!.. А, скажите, если будет так, я стану непорядочной только для общества, а для себя останусь порядочной?
Нинкович. Почему бы нет? Можно и так! Ca ва оси.
Живка. Удивительное дело – хороший тон! Бывают женщины порядочные для общества, а на самом деле непорядочные, а здесь совсем наоборот! Ну, хорошо. Вы будете моим любовником?
Нинкович. Это, сударыня, дело вашего вкуса, дело ваших… как бы это выразиться, ин кестион де во сантиман ентим!.. Только, если вы спрашиваете моего совета, вам лучше взять кого-нибудь, кто уже имел практику.
Живка. То есть как это, имел практику?
Нинкович. Ну, скажем, я уже знаю все способы, чтобы вас очень быстро скомпрометировать; я сумею развернуть столько дел и придать им такую своеобразную форму, ин форм спесиал, что в конце концов вы даже сами начнете о себе скверно думать. И, наконец, – е са ла шос пренсипал, – когда кабинет подаст в отставку, я сумею понять, что моя обязанность также подать в отставку. В остальном можете расспрашивать меня о чем угодно и получите – я в этом уверен – самую приятную информацию.
Живка. Что за напасть на меня свалилась! Умри я вчера, этого сегодня не произошло бы.
Нинкович. Да, но если бы вы вчера умерли, сегодня вы не были б госпожой министершей.
Живка. И то верно! (После раздумья.) Ну, хорошо, вы так считаете?
Нинкович. Боже мой, дело очень простое. Се семпл, ком ту. Что касается бриджа – в нем вы можете поупражняться, в куренье также, ну, а что касается любовника, тут вам практика не нужна.
Живка. Что такое вы говорите – «практика не нужна». По-моему, вы обо мне как-то плохо думаете.
Нинкович. Сударыня, вы лучше всех увидите, как я все намерен осуществить, если мы сейчас нее перейдем к делу.
Живка (испуганно). К какому делу?
Нинкович. Я думаю так: бриджу, например, мы начнем учиться с завтрашнего дня. Курить можете попробовать уже сейчас. (Вынимает портсигар и предлагает ей.) А что касается любовника, тут…
Живка. И тут я могу попробовать сразу. Вы что-то очень меня обкручиваете, в конце концов получится, что я стану непорядочной женщиной.
Нинкович. Пардон, мил фуа пардон! Я не перехожу границ в советах, которые должен был вам дать, если вы на них еще полагаетесь. Но, если в моих советах есть для вас что-то неугодное, я всегда готов ретироваться. Вы желали, чтобы я познакомил вас с правилами хорошего тона…
Живка. Да… я и сама вижу, вы не виноваты, только, знаете, как-то…
Нинкович (поднимается). Могу ли я считать, сударыня, что мои дальнейшие советы излишни?
Живка. Подождите! Я вижу, что так должно быть, конечно, вижу, но, знаете, как-то… не так-то легко бросить стыд под ноги.
Нинкович. Когда же вы желаете?
Живка. Хорошо. Давайте, скажем, завтра начнем учиться бриджу. А вот папиросу мне дайте. (Берет папиросу и кладет на стол.)
Нинкович (тотчас предлагает ей еще). Прошу вас.
Живка. А насчет этого… нельзя ли немного подождать?
Нинкович. Если у вас не хватает храбрости, лучше об этом и не думать.
Живка. Ох, братец ты мой!.. В конце концов будь что будет! Ну, считайте, что с сегодняшнего дня вы назначены на должность.
Нинкович. На какую должность?
Живка. Ну… эту… любовника.
Нинкович. Да? (Нежно целует ей руку.) Уверяю вас, останетесь довольны.
Живка. Ну, теперь что бог даст. Раз это хороший тон, пусть будет так, как требуется!
Нинкович. Еще один вопрос. Угодно ли, чтобы я писал вам любовные письма или нет?
Живка. Какие любовные письма?
Нинкович. Такие. Есть дамы, которым доставляет особое удовольствие каждый день получать маленькое розовое письмецо, полное нежных слов.
Живка. Ишь ты! Я никогда в жизни таких не получала.
Нинкович. Се ком ву вуле… Как вам угодно, я в вашем распоряжении.
Живка. Ну, напишите одно, а там я посмотрю, как получится. Если понравится, закажу вам еще несколько.
Нинкович. Пожалуйста. Как только приду в канцелярию. Через десять минут у вас будет любовное письмо. А теперь, вашу ручку, дорогая моя приятельница! (Целует ей руку.) Ma шер ами! (Идет, в дверях посылает ей воздушный поцелуй.) Па-па! Па-па!..
XII
Живка, Анка.
Живка в крайнем изумлении некоторое время тупо смотрит то на дверь, в которую вышел Нинкович, то на публику, как бы говоря: «Видите, что со мной стряслось?»
Анка (входит с улицы, одетая в другое, более нарядное платье). Барыня одна?
Живка. Да, одна…
Анка. Вы, барыня, выглядите так, будто чем-то расстроены… перепуганы, что ли?
Живка. Да, я перепугалась… черт знает, что со мной. Не легкое дело, Анка, быть министершей!.. Я и не знала, что это так трудно. Пойду прилягу, отдохну, у меня что-то голова закружилась. (Уходя.) А у вас еще ничего нет?
Анка. Вот, видите, даже другое платье надела.
Живка (в дверях оборачивается). Па-па, па-па!
XIII
Анка, Чеда.
Анка с удивлением глядит ей вслед, затем подходит к зеркалу и, послюнявив пальцы, приглаживает брови и поправляет прическу.
Чеда (входит с улицы). Что вы тут делаете перед зеркалом?
Анка (кокетливо). Прихорашиваюсь, барин!
Чеда. Так, так!
Анка. Ведь я молодая. Нужно же и мне кому-нибудь понравиться!
Чеда. Конечно!
Анка. Вот, барин, например, никогда на меня не обращает внимания.
Чеда. А зачем мне обращать на вас внимание?
Анка. Боже мой, ведь вы же мужчина!
Чеда. Знаю, что я мужчина, только…
Анка. А знаете, как говорится: все мужчины одинаковы.
Чеда. Это так, только вы, Анка, должны знать, что я человек порядочный.
Анка. А ко мне как раз порядочные-то мужчины больше всего в жизни и приставали.
Чеда. Верю. Но я-то ведь не совсем порядочный.
Анка (очень кокетливо). Я тоже бы так сказала. (Приближается к нему.)
Чеда. Гм! Гм! (Целует ее.) Вы, Анка, сегодня что-то необыкновенно ко мне расположены.
Анка. Ой, я видела вас во сне – и, знаете, как хорошо…
Чеда. Вот что, Анка, сон вы мне после расскажете, а сейчас я нахожусь в таких обстоятельствах, что мне явь кажется сном. Ну-ка, душенька, посмотрите, где моя жена. Мне с ней надо поговорить.
Анка. Хорошо, только вы разрешите рассказать вам сон?
Чеда. Конечно!
Анка (уходя). Поверьте, очень интересный сон. (Уходит.)
XIV
Чеда, Дара.
Чеда (смотрит ей вслед). Гм!
Дара (входит). Боже мой, где ты был?
Чеда. Я? У адвоката.
Дара. Что тебе от него надо?
Чеда. Хотел узнать, есть ли такой закон, чтобы замужнюю женщину могли выдать замуж!
Дара. Нечего было и спрашивать.
Чеда. То есть как нечего? Разве тебе твоя мать ничего не сообщила?
Дара. Сообщила, ну и что?
Чеда. Разве она не сказала тебе, что ты должна стать госпожой Никарагуовицей?
Дара. Господи, неужели ты все это принимаешь всерьез?
Чеда. Ну как же не всерьез, если этот Никарагуа сегодня придет на тебя смотреть.
Дара. Он может на меня смотреть, сколько хочет. Вопрос в том, захочу ли я на него смотреть.
Чеда. Ну, хорошо, а что ты сказала матери, когда она говорила тебе о замужестве?
Дара. Сказала, что я замужем, что у меня есть муж и я не собираюсь его оставлять.
Чеда. А что ты скажешь ему?
Дара. Кому ему?
Чеда. Да Никарагуа!
Дара. Скажу то же самое.
Чеда. Несмотря ни на что! Она думает, что если она министерша, то может издать приказ: моего зятя освободить от нынешней должности зятя и направить на работу… черт ее знает, на какую работу она меня перевела бы! Она думает, что можно зятьев так вот менять и назначать. Нет, милая, это не пройдет!
Дара. Все еще никак не могу поверить, что она это серьезно.
Чеда. Вполне серьезно, я тебе говорю. Сват уже покончил с женихом, все устроено. Скажи, ты знаешь, кто этот сват?
Дара. Нет, не знаю.
Чеда. Зубной врач, который вставил ей золотой зуб. Она приходит к зубному врачу, садится в его железное кресло: «Очень прошу, – я пришла сменить зуб и переменить зятя». Вот спасибо! Раз уж она так начала, может быть, она пойдет к зубному врачу и скажет: «Знаете, я пришла, чтобы вы запломбировали мне зятя».
Дара. Боже, Чеда, что за чепуху ты городишь!
Чеда. Она на все способна! Видишь, совершенно потеряла разум, став министершей.
Дара. Ничего она не сможет сделать, если я не захочу.
Чеда. А ты уверена в себе?
Дара. До тех пор, пока убеждена, что ты мне не изменяешь.
Чеда. Я? С чего ты взяла?
Дара. Мать сказала, что она мне это докажет.
Чеда. Вот, вот, я и говорю, она еще меня запломбирует. Говорю тебе, а ты не веришь.
XV
Курьер из министерства, те же.
Курьер. Письмо госпоже Попович, министерше.
Чеда (небрежно). Дайте сюда.
Курьер. Приказано передать письмо барыне в собственные руки!
Дара. Пойду позову маму.
Чеда. А я лучше уйду, чтобы с ней не встречаться.
Дара уходит налево, Чеда – направо.
XVI
Живка, курьер.
Живка (после очень короткой паузы). Мне письмо?
Курьер. Да, барыня, от секретаря господина Нинковича.
Живка (приятно удивлена). Ах! (Берет маленькое розовое письмо и нюхает его, лицо ее выражает удовольствие.) Спасибо!
Курьер кланяется и уходит.
XVII
Живка сначала весело, по-детски смеется, распечатывает письмо, садится в кресло, чтобы прочесть его, но, вдруг вспомнив, идет к столу и берет ту папиросу, которую взяла у Нинковича. Снова садится в кресло, закуривает папиросу и начинает читать письмо, держа его в левой, а папиросу в правой руке. После первой затяжки она начинает так страшно кашлять, что сбегается весь дом. Из разных дверей, со всех сторон, стремительно вбегают Дара, Чеда, Рака, Анка, и все собираются вокруг нее, чтобы помочь. Дара хватает ее за правую руку с папиросой, Чеда – за левую с письмом, Анка колотит по спине, а Рака насильно вливает чашку воды ей в рот. Чеда, держа ее левую руку с письмом, приблизившись, читает письмо, не обращая внимания на состояние Живки. Во время чтения его лицо выражает злобное удовлетворение.
Занавес