Первой, кому Анжелика нанесла визит, вернувшись в Париж, была Нинон де Ланкло. Неясное отношение короля, отсутствие ясного разрешения и не менее ясного запрета на въезд в Париж создавали трудности для света в отношении к маркизе дю Плесси. Нинон же, хотя и знала весь свет, жила как бы вне этикета.

— Морской воздух пошел тебе на пользу, дорогая, — были первые слова известной куртизанки, когда Анжелика заявилась к ней в квартал дю Маре. — Загар идет тебе. Ну, как там в Африке?

Они расплакались, обняв друг друга.

— Увы, я так и не нашла Жоффрея, — пожаловалась Анжелика подруге. — Одни его видели, другие утверждают, что он казнен где-то в Лаванте, но после чудесного избавления от костра я не верю, что его вообще можно казнить.

— И правильно делаешь, друг мой, — ответила Нинон. — Надолго ты в Париж?

— Мне нужно время, чтобы привести в порядок свои дела, они немного запутались во время моего отсутствия.

— Ну, садись же, рассказывай, — приглашала хозяйка. — Эти кремовые тона так идут к твоему загару! Что с тобой случилось? Где ты побывала?

— О, всего не перескажешь! Но главное, я опять в Париже. После того, что я пережила, это кажется сном. Лучше уж ты скажи мне, что нового. Король сердит на меня. Видимо, я долго еще не смогу появляться при дворе…

— Все это козни глупой интриганки де Монтеспан, — уверенно сказала Нинон.

— Да, я знаю…

— Но чем больше она будет нашептывать о тебе королю, тем сильнее он захочет тебя увидеть. Такова жизнь. Если у мужчины много любовниц, дольше всех он помнит ту, с которой ни разу не переспал. К тому же она скоро надоест королю из-за своего взбалмошного характера. А ее муж, по-моему, уже застращал его величество Людовика.

— Маркиз де Монтеспан очень видный мужчина, — припомнила Анжелика. — Помню, он дрался на дуэли с бароном де Лозен…

— Из-за вас? — оживилась Нинон.

— Нет, просто случайная ссора…

— Он очень несчастен. Его выслали, а до этого держали в Бастилии. По-моему, ему наплевать на эту дурочку Атенаис, свою беспутную супругу, но задета его честь…

— А что же Атенаис де Монтеспан?

— Она в фаворе. Она совсем оттерла хромоножку Лавальер и, более того, заставляет короля издеваться над бывшей возлюбленной. Вы, наверное, слышали эту историю: его величество, отправляясь вечером к мадам де Монтеспан, зашел к несчастной Лавальер и бросил ей своего спаниеля со словами: «Держите, мадам, вот ваша компания! Этого вам достаточно».

— Да, в этом весь король, — задумчиво сказала Анжелика. — Если б я ему наскучила, он вел бы себя так же. Ужасно… — она передернула плечами.

— Сейчас Лавальер ведет переговоры с настоятельницей монастыря кармелиток, хочет постричься в монахини. Но в святую обитель принимают только девушек, а отнюдь не женщин со скандальной репутацией, — продолжала Нинон. — И все же, я думаю, король замолвит свое слово и наша хромоножка переселится на бульвар Сен-Жак, в монашескую келью. Что касается мадам де Монтеспан, она в своем тщеславии давно вышла за рамки всех приличий. В Версале ей отвели двадцать комнат. У ее величества Марии Терезии, как вы помните, комнат десять, и это вместе с комнатами для придворных. Она запрещает дамам сидеть в своем присутствии на стульях, можно только на табуретах. Смешно, но это так. Она захотела иметь свои корабли, их немедленно построили и вооружили за государственный счет. Последовала новая блажь: она решила разводить в саду и даже в комнатах… Кого б вы думали? Медведей! И их развели. Да-да. И в саду, и в комнатах. Но невоспитанные звери ободрали все обои на стенах…

Перебивая подругу, Анжелика весело рассмеялась.

— Вы напрасно смеетесь, милочка, — похлопала ее «веером по руке Нинон, но и сама не могла удержаться от смеха. — На Новый год она проиграла более шестисот тысяч ливров, и король немедленно оплатил ее проигрыш из казны. Теперь она занята строительством. В Кланьи, недалеко от Версаля, ей построили дом, но она сказала, что такое помещение подходит скорее для девочки из оперы, и отказалась принять этот подарок его величества. Чего ж вы думаете? Дом сломали, и теперь по плану Мансара там строится настоящий дворец. На это дело уже ухлопали более двух миллионов ливров. Сам Кольбер обращается к ней, желая услышать, что и как перестроить в Версале. Такова воля короля.

— Кольбер? Выходит, она и впрямь могущественна, — проговорила Анжелика.

— О, да! Ее боятся. Она капризна, язвительна. Что бы развлечь и заинтересовать короля, она не щадит никого. В ней есть обаяние, этакая простота. Ей ничего не стоит запрячь шестерку мышей в игрушечную карету, или она начинает возиться с козами на своей ферме и перецеловывает всех козлят. Его величество в восторге от прелестной пастушки! Но она лишена подлинного остроумия. Ее стихия — дворцовые интриги, политика ей недоступна. Из государственных людей на нее всерьез ставит лишь наш военный министр Лувуа, этот краснорожий мужлан.

— На кого же ставят наши государственные мужи?

— Ты не поверишь!

— И все же…

— Ты, возможно, будешь смеяться, но это мадам Скаррон.

— О, матерь Божья! Мадам Скаррон?!

— Да, это она. Недаром говорится: «Если женщина хочет потерять мужа, она знакомит его с подругой». Мадам Монтеспан взяла нашу скромницу Скаррон воспитывать своих детей, прижитых от короля, и поселила ее на улице Вожирар. И король бывает там, часто видится с мадам Скаррон, беседует и уезжает неизменно в хорошем настроении. Скромность и набожность этой женщины — такой контраст с жизнью Версаля! Монтеспан дает состояния, звания, титулы, разоряет, изгоняет, отправляет на эшафот, но дни ее сочтены. Весь этот шум, капризы, раздражительность начинают надоедать королю. Сейчас она затеяла бракоразводный процесс Король пока поддерживает это начинание, развод в какой-то мере избавит его от ревности несчастного маркиза де Монтеспан, а этот человек способен на все, даже на публичные оскорбления. Но сама мадам де Монтеспан возлагает на процесс несколько иные надежды.

— Не хочет ли она стать королевой Франции? — рассмеялась Анжелика.

— У нее достанет глупости, — улыбнулась обворожительная Нинон. — Но при первом же намеке король освободится от этой вздорной и глупой гусыни.

— А пока государственные мужи стараются заручиться расположением новой возможной фаворитки, — закончила Анжелика мысль подруги. — И кто же делает ставку на скромницу Скаррон?

— Многие, Кольбер в том числе.

— Да, это серьезно.

— Это серьезнее, чем вам кажется, моя дорогая, — грустно покачала головой де Ланкло. — Игра началась. Вино налито, и его выпьют. Таким образом, ваше появление в Париже и внимание к вам со стороны короля одинаково нежелательно для обеих группировок. Они рассчитали многое, почти все, и тут появляетесь вы собственной персоной. Это меня беспокоит. Если мадам де Монтеспан вас определенно не любит, вам надо доказать свой нейтралитет хотя бы клану, поставившему на мадам Скаррон…

— Ты так считаешь?…

— К несчастью… Иначе можно попасть меж двух жерновов.

— Мадам Скаррон все еще бывает у тебя? — подумав, спросила Анжелика.

— Теперь очень редко, — грустно ответила известная куртизанка.

На следующий день Анжелика отправилась с визитом на улицу Вожирар. Обстановка в доме, где воспитывались дети короля, отличалась изысканностью и простотой. Вышколенные лакеи застыли изваяниями. Об Анжелике доложили. Госпожа Скаррон, одетая со вкусом, но не по возрасту скромно, немедленно приняла ее. Она стояла у изящного бюро, на котором лежало недоконченное письмо.

— Я так рада видеть вас, милая маркиза, — улыбнулась мадам Скаррон. — Вы одна из немногих женщин, чье общество доставляет мне истинное наслаждение.

— Не отвлекла ли я вас от каких-либо важных дел? — забеспокоилась Анжелика.

— Я пишу его величеству отчет о жизни детей. Для меня, действительно, нет ничего важнее, — скромно сказала воспитательница королевских отпрысков. — Но я уже заканчиваю. Надеюсь, у вас есть несколько минут?

— О, разумеется! Прошу вас не отвлекаться. Ах, как я вас понимаю, дорогая мадам Скаррон! Интересы короля — прежде всего. Это девиз лучших людей Франции, — горячо поддержала ее Анжелика.

— Да-да, — мадам Скаррон вновь обратилась к письму, но предварительно бросив на Анжелику недоверчивый взгляд, говоривший: «А не издеваетесь ли вы надо мной, милочка?» Глаза гостьи блестели от неподдельного восторга, и госпожа Скаррон успокоилась.

Пока хозяйка писала, Анжелика рассматривала ее, как будто видела в первый раз. Привлекательная шатенка с черными глазами, цвет лица матовый, после пышной блондинки Монтеспан короля должно было тянуть на эту «индианку» хотя бы ради разнообразия. Не первой молодости, старше Анжелики на два года, но выглядит прекрасно. Скромна. А скромность привлекает, если она не мрачна и если она — скромность, а не ханжество. В том, что мадам Скаррон отнюдь не ханжа, Анжелика была уверена. В замке известного Луи де Вилларсо есть портрет обнаженной мадам Скаррон, написанный лично владельцем замка. Роман длился несколько лет. Да и само знакомство Скаррон с Нинон де Ланкло о многом говорит.

— Ну, вот и все, — удовлетворенно сказала мадам Скаррон, от письма она отрывалась, как от пресытившегося любовника.

Звук колокольчика вызвал лакея, одетого так, как обычно одевались лакеи самого короля. Мадам Скаррон протянула запечатанный конверт, который был почтительно принят на специальный серебряный поднос. Лакей с поклоном удалился.

— Не сомневаюсь, что его величество с интересом и удовольствием читает письма, написанные вами, — сказала Анжелика. — Ваш язык, ваш стиль всегда привлекали меня простотой и ясностью изложения, чувствуется школа вашего покойного мужа, господина Скаррона. О, это был талантливый поэт!

— Мой бедный Поль прожил свой ад на земле, — госпожа Скаррон вытерла покатившуюся по щеке слезинку. — Боже, как он мучился! Болезнь буквально искарежила его. Руки двигались с трудом, писать он мог только с помощью специального приспособления. А какие боли он испытывал ночами! Даже опиум не помогал ему. Каких усилий стоило ему сдерживать крики. И так целых восемь лет… Нередко целыми ночами сидела я около мужа… Вы знаете, я предпочла замужество монастырю, и это, видимо, стало испытанием, ниспосланным свыше…

Женщины некоторое время молчали. Действительно, бедняжке Скаррон пришлось нелегко с ее талантливым мужем, которого паралич искривил, будто в насмешку, и сделал похожим на букву «зет».

— И все же Поль был счастлив со мной, — прошептала мадам Скаррон, вытирая вторую слезу. — Он восхищался мной, он искренне любил меня…

— Я думаю, сейчас он счастлив видеть оттуда, что его жена заняла достойное место в обществе, — попыталась утешить хозяйку Анжелика. — Ваше нынешнее положение в свете…

— Ах, не говорите мне о свете! — перебила ее Скаррон. — Этот свет! Я вижу там самые различные страсти, измены, низость, безмерные амбиции, с одной стороны, с другой — страшную зависть людей, у которых бешенство в сердце и которые думают только о том, чтобы уничтожить всех.

— Поверьте, я все это испытала на себе, — откликнулась Анжелика. — Я полностью согласна с вами. Но тем не менее другого общества у нас нет. Именно такие люди окружают его величество. Мы не можем не общаться с ними.

— Это меня и убивает, — вздохнула мадам Скаррон. — Женщины нашего времени для меня непереносимы. Их одежда — нескромна, их табак, их вино, их грубость, их леность — все это я не могу переносить. Мой бедный муж, вся моя прошлая жизнь — это совсем иной мир, где ценились совсем иные вещи. Доброта, милосердие — эти понятия были центром, на котором должна была строиться жизнь.

«Этим она его и возьмет», — подумала Анжелика, ясно осознавая, что с годами короля все больше потянет к женщинам скромным, не грубым и не ленивым. Кажется, уже потянуло.

— Но все эти грустные вещи с лихвой компенсируются возможностью быть полезной его величеству, — будто опомнившись, сказала мадам Скаррон. — Давайте вернемся к вам, к вашим делам. Вы устроили побег, чтобы найти своего покойного мужа… Ах, простите! Что я говорю? Стало известно, что ваш супруг жив, и вы устроили этот побег. Ужасно романтично! Вы нашли его?

— Нет. Я много испытала, но так и не нашла его.

— Да-да, я помню. Кто-то из людей де Помпона говорил мне, что его где-то видели…

— Видели?! — вскрикнула Анжелика, вся собираясь в комок, как для броска.

— Да, — нерешительно проговорила мадам Скаррон. — Но вовсе не на Средиземном море. Я как раз подумала: «Бедняжка дю Плесси ищет не там, где надо…»

— Кто же видел и где? — в нетерпении заметалась в кресле Анжелика.

Мадам Скаррон с испугом наблюдала за ее возбуждением:

— Право, не помню… Может быть, вам спросить у самого де Помпона? Он бывает у меня по четвергам, как раз завтра… Заходите по-свойски, милая маркиза, я буду рада вас видеть, — проговорила в некоторой растерянности мадам Скаррон.

Ждать до завтра? Нет, Анжелика не хотела ждать. Прямо сейчас отправиться к самому Помпону, министру иностранных дел? Она уже планировала свои действия, свои вопросы, как она вытянет из Помпона всю правду, но опомнилась: ее просто не примут, не пропустят, а будет упорствовать — арестуют или вышвырнут на улицу с позором. Она в опале. Король не хочет ее видеть. Впрочем, как знать!.. Допустили же ее встретиться с мадам Скаррон.

— Ваше сообщение так важно и так неожиданно для меня, — проговорила Анжелика, поднимая глаза на хозяйку дома, — что я вынуждена покинуть вас и обдумать все наедине.

— Вы уже покидаете меня? Так быстро? И не расскажете мне о ваших приключениях? — мадам Скаррон была сама любезность, но проводила возбужденную Анжелику с видимым облегчением.

Действительно, все надо было самым тщательным образом обдумать. И Анжелика, садясь в карету, бросила сопровождавшим ее слугам:

— Домой…

Карета поехала к отелю дю Ботрен.

Ничего не замечая, погруженная в свои мысли Анжелика поднялась по красивой лестнице, сделанной по приказу графа де Пейрака, прошла внутрь ограды из кованого железа. Подрезанный кустарник, обрамлявший отель, недавно распустился. Над зеленью возвышались античные статуи, скульптуры зверей и птиц. Анжелика обвела все это невидящим взором, вздохнула и прошла в отель. В комнатах было тихо и пусто. Она поднялась на второй этаж, в салон с камином. Камин не топили, и в комнате было довольно прохладно. Лучи заходящего солнца скользили по стенам, задрапированным золотой парчой, и стены вспыхивали нестерпимо ярко. За резной решеткой грустил зимний сад, никому не нужный в пору всеобщего цветения.

— Растопите камин, — сказала Анжелика, ни к кому не обращаясь, но уверенная, что ее услышат и приказание исполнят.

Лакеи принялись разводить огонь.

— Кресло, — указала перчаткой Анжелика. — Можете идти…

Она села в кресло у камина и завороженно уставилась на рыжий огонь, лизавший поленья. Вокруг все сразу сделалось темнее.

Итак, Пейрака где-то видели. Видели недавно, слух не успели забыть. Сведения должны быть достоверными, они исходят из очень ценного источника, от женщины, на которую ставит сам Кольбер. Кольбер всегда был ей другом… По крайней мере он никогда не вредил ей…

— Я не помешаю вам, сударыня?

Голос шел со стороны зимнего сада, из-за решетки.

— Нет, Дегре, вы как нельзя кстати, — устало сказала Анжелика. — Проходите, берите кресло и садитесь рядом. Вам доставляет удовольствие залезать в форточки? Почему бы вам не нанести мне визит через парадный вход?

— На это есть веские причины, — проговорил полицейский офицер, подвигая кресло и садясь неподалеку от Анжелики. — Некоторые обстоятельства, связанные с самой высокой политикой, не позволяют мне открыто нанести вам визит. Но я не смог отказать себе в удовольствии увидеть вас, хотя бы и тайно.

— Я тоже рада видеть вас, — просто сказала Анжелика протягивая Дегре руку, которую тот, поднявшись, поцеловал самым почтительным образом.

— Вы обвели меня вокруг пальца, — сказал полицейский, усаживаясь в свое кресло, протягивая ноги и сплетал пальцы у себя на животе, — но само провидение обвело вас. Вы все там же. Вернее — здесь. Вы начинаете все сначала…

— Люди де Помпона недавно видели его. Завтра я вытрясу из Помпона душу, но узнаю…

— Люди де Помпона видели? — быстро переспросил Дегре. — Где?

— Вы сомневаетесь? — вопросом на вопрос ответила Анжелика.

— Мы с ним пользуемся разными каналами. Информация такого свойства может быть лишь секретной. Возможно, до нас она еще не дошла… А кто вам сказал, что люди де Помпона видели вашего… м-м… супруга? Нинон де Ланкло или мадам Скаррон?

— Скаррон.

— Скаррон… Скаррон… Честно говоря, было бы лучше, если б об этом вам поведала де Ланкло.

— Почему? Скаррон — ненадежный источник?

— Вовсе нет. Просто люди, стоящие за Скаррон, не привыкли делиться информацией даром. Что стоит за этим сообщением?

— А что за ним может стоять?

— Вот и я об этом думаю, — Дегре закрыл глаза, откинулся в кресле и вытянул свои длинные ноги; казалось, что он засыпает, но полицейский сосредоточенно думал.

— Итак, вы предпочли бы известия, полученные от Нинон де Ланкло, известиям, полученным от мадам Скаррон, — пыталась расшевелить его Анжелика.

— Тысячу раз, — пробормотал Дегре. — Де Ланкло, насколько мне известно, относится к вам по-дружески. А что касается мадам Скаррон, то это женщина амбициозная, ненасытная и скрытная, и я сейчас ломаю голову, сделала ли она это сама или по чьему-то наущению.

— А вы не допускаете, что это был разговор, обычный разговор между двумя старыми подругами? — насмешливо спросила Анжелика.

— Ее самая близкая подруга — маркиза де Монтеспан, — так же насмешливо парировал Дегре. — По крайней мере мадам Скаррон до сих пор так говорит.

— Вы считаете, что мадам Скаррон со временем заменит маркизу де Монтеспан? — помолчав, спросила Анжелика.

Дегре сделал презрительный жест, как будто речь шла о деле, давно решенном:

— Эти люди сами еще не подозревают, на кого они сделали ставку, — тихо сказал он. — Это человек суровый и жесткий, в ней все подчиняется расчету. Ее щепетильность всегда выгодна для ее материальных интересов. Она не лжива, но очень осторожна. Она никогда не сделает вам пакости ради удовольствия, но берегитесь встать на ее пути. Она не вероломна, но всегда готова пожертвовать своими привязанностями. Она прекрасно вооружена против всяких соблазнов. У нее нет воображения, нет иллюзий, нет сердца, у нее есть рассудок. Расчет и расчет. Я вам не завидую, сударыня, так же, как когда-нибудь не позавидую людям, которые ее теперь выдвигают.

— Чего же она хочет? Стать королевой? Постойте! — вдруг воскликнула Анжелика. — Нам с ней и с маркизой Монтеспан как-то гадали… о, боже! Неужели она поверила всерьез?!..

— Лично я вижу одну женщину, достойную быть королевой. Это вы, сударыня, — разулыбался Дегре. — Но именно поэтому вы ей никогда не будете.

— Отчего же? — притворно удивилась Анжелика.

— Двор не допустит. Монтеспан терпят, потому что она глупа, как гусыня. Но стоило ей устроить несколько необдуманных опал, натравить короля на кое-кого из придворных, и ей мигом подготовили смену, женщину, в которой, к сожалению, видят лишь ограниченность и отсутствие воображения.

— Ах, Дегре, — сказала Анжелика. — Я совершила ошибку: надо было не бежать от вас, а соблазнить вас и бежать вместе с вами.

— Это невозможно по двум причинам, — важно ответил полицейский офицер. — Первое: я чувствую себя в силах устоять перед вашими чарами, и второе: полиция занята внутренними делами, а то, к чему толкаете меня вы, дело дипломатии или разведки.

— Вы перепроверите информацию де Помпона по своим каналам? — посерьезнев, проговорила Анжелика.

— Никакой информации пока нет. «Его где-то видели» — это не информация.

— Завтра она будет у меня.

— Ну-ну… — пожал плечами Дегре.

— Обещайте мне!

Полицейский молча кивнул.

— Всякий раз, когда я у вас появляюсь, вы перекладываете на меня часть своих проблем, — сказал он, когда прощался. — Я знаю об этом, и тем не менее удовольствие видеть вас заставляет…

— Кажется кто-то что-то говорил о чарах, — рассмеялась Анжелика.

Она с нетерпением ждала следующего вечера. Наконец, дождалась, оделась и поехала к мадам Скаррон.

«Дама в черном», как звали мадам Скаррон, хотя юна никогда не носила черного, встретила ее по-прежнему любезно и непринужденно. Гостью, похоже, ждали. В салоне мадам Скаррон в кресле сидел утонченный маркиз де Помпон, светский человек, герой салонов, хотя и не особо богатый, но довольно знатный и влиятельный господин.

— Маркиз специально задержался, чтобы встретиться с вами, — шепнула Анжелике мадам Скаррон. — Я упросила его.

— Мадам… — поклон де Помпона был полон изящества; встречая Анжелику, он вышел на середину зала.

— Вы так добры, маркиз, — защебетала Анжелика, подыгрывая мадам Скаррон. — Очень любезно с вашей стороны откликнуться на просьбы несчастной вдовы… Я имею в виду себя… Наша прелестная хозяйка вчера сказала мне о неких известиях… неких сведениях о графе де Пейраке…

— М-да… — протянул де Помпон, подхваченный Анжеликой под руку и увлекаемый к окну, как бы с намерением посплетничать. — Что-то припоминаю…

Он собрал всю свою волю, освобождаясь от обаяния гостьи, и, опуская глаза, пробормотал:

— Впрочем, я не уверен, что речь шла о вашем покойном… пардон… супруге.

— О, маркиз, вы не убьете бедную вдову, которая живет одной только надеждой!

«Играет, — подумал министр иностранных дел. — Живет надеждой и постоянно называет себя вдовой». Хладнокровие вернулось к нему.

— К сожалению, маркиза, я не могу дать никаких гарантий, — голос де Помпона был тих и вкрадчив. — Мне действительно докладывали о некоем господине, напоминающем внешностью графа Де Пейрака. Если я не ошибаюсь, его видели где-то на востоке: в Польше, Литве или России. Я наведу справка и, скажем, через… недельку…

— Через неделю? Так долго? — ухватила его за руку Анжелика. — Но что вам стоит узнать это немедленно?

— У каждой службы есть свои тайны, мадам, свои маленькие секреты. Да и что значит неделя?

Мадам Скаррон подошла и взяла де Помпона под другую руку. Она как бы присоединялась к просьбе Анжелики. Но министр был непреклонен.

— Ничего не могу поделать, сударыни. Увы, увы, увы!

Будучи весьма ловким кавалером и придворным, он незаметно перевел разговор на весенний маскарад, который его величество намерен устроить в распустившихся парках Версаля в самое ближайшее время.

— Праздник обещает затмить все предыдущие…

— У меня создается впечатление, что «сказать или не сказать» мне о моем муже решается на самом верху, — прошептала Анжелика хозяйке дома.

— Я думаю, что де Помпон все же вспомнит, — тихо ответила мадам Скаррон. — Я поговорю с ним. Наберитесь терпения, дорогая.

Однако в тот день де Помпон так ничего и не вспомнил. Огорченная Анжелика вернулась в свой отель. Ночь она провела дурно. Постоянное напряжение, расчеты, построенные на неясных, обрывочных данных, лишили ее аппетита и сна. С нетерпением ждала она утра, чтобы опять отправиться к мадам Скаррон.

Утро над Парижем поднялось свежее, ветреное. Синее небо, обласканное ветрами, сияло над прекрасным городом. Улицы оживились. Анжелика с балкона своего отеля наблюдала за муравьиной возней внизу и на соседних улицах. Ехать с визитами было рано. Она уже хотела вернуться в кабинет и разобраться с последними счетами и отчетами управляющих (после визитов к мадам Скаррон и неожиданных известий она совсем забросила все хозяйственные дела, всю коммерцию), но тут обратила внимание на посыльного, который спешил к кованым воротам ее резиденции. Посыльный передал ей плотный конверт, перевязанный шелковой бордовой лентой. Это было послание от мадам Скаррон. Вдова писала, чтоб Анжелика оставила все дела и немедленно ехала к ней, на улицу Вожирар.

Анжелика была там через полчаса. У мадам Скаррон опять был де Помпон, он выглядел недовольным, как будто его только что принудили к чему-то помимо воли. Но манеры министра оставались так же безукоризненны, как и вчера.

— Он что-то знает и все расскажет, — шепнула мадам Скаррон Анжелике, как только та вошла. — А вот и наша гостья, господин министр! — добавила она громче.

— Я навел справки, мадам, — суховато сказал маркиз де Помпон. — Не берусь судить… Мне всего лишь кажется… В общем, наши агенты доносили о каком-то прихрамывающем французе, который в России, а именно — на Урале, делает опыты по превращению свинца в золото…

— Я еду! Немедленно… — воскликнула Анжелика, не давая министру закончить фразу.

Де Помпон, казалось, был немного растерян, горячность Анжелики выбила его из колеи.

— Я просил бы вас, мадам, отложить свой отъезд до предстоящего праздника в Версале, — помешкав, сказал он. — У нас могут быть сведения, весьма интересные для вас, к этому времени мы ждем очередной почты из России.

— Как долго мне придется ждать?

— Совсем не долго.

— Вы уверены, что речь идет именно о вашем муже? — спросила у Анжелики мадам Скаррон.

— Да, уверена, — сжала Анжелика ее руку и вновь обратилась к де Помпону. — Прибытие этой почты так важно? Вы ждете известий именно о нем? О, я так и знала, что за ним следят…

— Буду, с вами откровенен, мадам, — де Помпон поигрывал тростью, тщательно подбирая слова. — Существуют различные юридические формальности, тонкости, детали… Решение того судебного процесса, насколько мне известно, остается в силе… Впрочем, я думаю, что все будет улажено. Но нужно время.

— Вы ничего не теряете, дорогая, — принялась успокаивать Анжелику мадам Скаррон. — Вам все равно понадобится время на сборы. Россия — ужасная страна. Мне кто-то рассказывал: холод, голод, медведи на улицах… Это очень опасно, и если уж вы решились ехать, надо все самым тщательным образом обдумать и приготовить. Поверьте мне, на это тоже уйдет время…

— Да, вы правы, милая мадам Скаррон, — опомнившись сказала Анжелика, все еще сжимавшая руку хозяйки дома. — Путешествие обещает быть долгим и не безопасным. К нему надо готовиться.

— Вот видите…

— Я согласна, господин министр, — быстро сказала Анжелика де Помпону. — Ждите вашу почту и дайте мне знать, если в ней будет что-либо интересное. Но пеняйте на себя, если она придет позже того, как я соберусь. Прощайте, господин министр. Прощайте, моя дорогая. Вы мне очень помогли. Благодарю вас.

Кивнув склонившемуся в поклоне министру и по-дружески обняв мадам Скаррон, Анжелика покинула гостеприимный дом воспитательницы королевских детей. Путь предстоял не близкий, и надо было хорошо подготовиться и все обдумать.

Огромная страна на востоке Европы, по количеству населения немногим уступавшая Франции, долгое время оставалась абсолютно неизвестной для французского двора. В Париже не было русского посла, в Москве никто официально не представлял Францию. В начале века Луи де Курменен подписал в Москве с русскими торговый договор. Во Франции был неурожай, и несколько лет хлеб покупали в России. Потом нужда в русском хлебе отпала. Сам же Курменен, человек молодой и горячий, ввязался в заговор Гастона Орлеанского против кардинала Ришелье и вместе с другим непримиримым врагом кардинала, маршалом Монмораси, сложил голову свою на плахе.

Русские миссии время от времени посещали Париж, но постоянной связи не существовало. Доходило до конфузов. Молодой французский король как-то написал письмо русскому царю Михаилу, а оказалось, что тот двенадцать лет как помер. В целом отношения складывались неприязненные, и все из-за того, что русские постоянно воевали с поляками, традиционными союзниками Франции. Одно посольство из Москвы прибыло в Париж как раз с целью объяснить причины очередной такой войны и прощупать отношение к этой войне в Европе. Послов, князя Константина Мачекина и дьяка Андрея Богданова, король принял, но без надлежащих почестей. Говорить с послами было затруднительно. У короля Людовика имелось два переводчика с русского языка, но один, к несчастью, умер, а другой, пообщавшись с русскими, запил и сошел с ума. Пока искали, кто бы мог перевести, посольство жило в Сен-Дени в скромненькой гостинице «Королевская шпага». Министр финансов, господин Сервьен, денег на содержание послов выделил мало, но московиты на многое и не претендовали, в праздниках и увеселениях не участвовали, заперлись у себя в гостинице, ели и пили. Как-то от скуки стали шуметь, задрались меж собой. Хозяин вызвал городскую стражу. Московиты встретили наемников-швейцарцев, как дорогих гостей, посадили за стол, поили, кормили, продержали до полуночи, и, наконец вполпьяна отпустили.

Меж тем нашелся переводчик, единственный в Париже учитель русского языка, поляк, пятнадцать лет проживший в России. Послов вызвали, вручили письмо Людовика царю, скромные подарки и, попеняв, что не надо бы воевать с поляками, отпустили в Московию.

Второе посольство прибыло через тринадцать лет, после победы русских над поляками, и послы, соответственно, держали себя победителями. Анжелика присутствовала на приеме и помнила случившийся тогда инцидент с семиградским князем. Посол, стольник Петр Потемкин, оказался человеком любезным, общительным и в какой-то мере светским. Блистая шитым жемчугом кафтаном и сафьяновыми рыжими сапогами, он появлялся всюду: в Версале, Лувре, Венсене, Тюильри, посетил мануфактуру гобеленов, несколько раз бывал в театрах. Но уезжал опять-таки со скандалом, обидевшись, что в письме к царю французский король перечислил не все царские титулы. Письмо подправили, но Потемкин заметил подчистку, расшумелся еще больше и отказался принять участие в обеде, который давала французская сторона. Документы переписали наново.

Разглядывая одетых в одни меха московитов, Анжелика решила, что в России царит вечная зима. И теперь готовилась сделать соответствующие распоряжения перед дорогой.

Как и всякий раз перед резкими изменениями в жизни, перед новым, для многих — безумным, предприятием, голова Анжелики уже была полна идей, а сердце — надежд. Она заказала себе несколько прелестных шубок, предчувствуя, что в далекой северной стране ей и летом придется ходить по колено в снегу, и изящный мужской костюм для езды верхом, серебристо-серый с бежевой отделкой. Помимо этого пришлось перебрать весь гардероб, и отобрать платья, в которых не стыдно было бы появиться при русском дворе.

К вечеру слегка утомленная, но удовлетворенная сделанными приготовлениями Анжелика велела собраться всем слугам.

— Я еду в Россию, — сказала она, оглядывая настороженных слуг. — Путь труден и опасен. Мне нужны люди, на которых я могла бы положиться. Поэтому я возьму с собой только добровольцев. Кто поедет со мной?

Слуги переглядывались. Они готовы были сопровождать хозяйку на край света, но побаивались холодной заснеженной России. Рослые, упитанные лакеи, пожившие в отсутствие Анжелики в Париже в свое удовольствие, потупились.

— Итак, кто хочет поехать в Россию? — повторила Анжелика.

— Я могла бы попробовать… Если мои услуги понадобятся вам, мадам — проговорила робко смуглая девушка, недавно нанятая убирать отель.

— Ваше имя, милочка? — прищурилась Анжелика, внимательно изучая «волонтера».

— Жанетта, мадам.

— Вы ведь недавно здесь служите?

— Да, мадам. Совсем недавно.

— Откуда же у вас такая решимость?

— Если это возможно, я хотела бы рассказать вам все наедине, — смутилась и покраснела девушка.

— Хорошо. Есть еще желающие?

Все молчали. «Надо будет уволить хотя бы половину. Какой толк от этих дармоедов?» — подумала Анжелика, но вслух сказала:

— Хорошо. Возвращайтесь к вашей работе.

Отдав еще несколько распоряжений, она вновь обратила внимание на Жанетту:

— Ну, теперь мы наедине. Что там у вас случилось?

— Ах сударыня! Я готова бежать, куда глаза глядят, — прошептала Жанетта, заливаясь румянцем. — Все равно — Россия, Индия, Китай… Лишь бы не Париж. Я сирота, мадам. Пришла сюда на заработки, но на беду познакомилась с одним немцем, королевским солдатом. Между нами ничего не было. Почти ничего… Но Аксель влюбился в меня и преследует. Он грозится, что убьет…

— Я сегодня же сдам его в полицию, — решительно сказала Анжелика.

— О, нет, мадам! Он грозится, что убьет себя. И я ему верю. Слышали бы вы, как он жалобно поет… А я так боюсь покойников! — расплакалась девушка.

Анжелика еще раз с любопытством оглядела ее. Наивна, молода… Видимо, ничего не умеет. «По крайней мере будет кто-то, кто поможет одеться и раздеться. Кроме того, она единственная выказала хоть какую-то смелость,» — решилась Анжелика.

— Успокойтесь, милочка. Мужчины не так уж часто выполняют свои обещания.

— Ах, мадам!.. — Жанетта затрясла головой и закрыла лицо руками.

— Я беру вас. Я отправляюсь в Россию в поисках мужчины, вы бежите туда, спасаясь от мужчины. В этом что-то есть. Как у вас с теплой одеждой?

Пока шились заказанные шубки и готовилось кое-что для Жанетты, Анжелика основательно прочистила штат прислуги, проверила целый ряд коммерческих операций, которые продолжались и в ее отсутствие, собрала достаточное количество наличности и несколько векселей для получения денег в Риге, Новгороде и Москве. Доверенные люди навели справки о выходе кораблей «компании Севера» из Ларошели.

Подошел день королевского маскарада.

— Все готово, — подвела итог Анжелика, заслушав доклад управляющего. — Если сегодня де Помпон не сообщит мне ничего нового, завтра утром я выезжаю. Прикажите слугам собирать мои вещи.

Она, невзирая ни на что, надеялась дождаться визита де Помпона, догадываясь, что время назначенной встречи отнюдь не случайно совпадает с королевским маскарадом, и вовсе не из-за депеш из России.

Маркиз де Помпон, кутаясь в плащ и стараясь не попасться никому на глаза, появился перед обедом. Внимательным взглядом окинул он затянувшиеся сборы, пристально посмотрел в глаза Анжелике. Лицо ее выражало полную решимость.

— Итак, господин министр, где обещанные вами новости?

— Я немедленно сообщу их нам после маскарада. Вам надо будет показаться там. Через три часа сюда за вами прибудет специальный экипаж. Я поеду вместе с вами…

— Маскарад?! Но я совсем не готова! — воскликнула Анжелика. — Я, знаете ли, готовилась к несколько иным мероприятиям.

— Я настоятельно советую вам, маркиза, принять это приглашение. Оно очень важно для вас, поверьте. Вам просто необходимо побывать сегодня в Версале…

— Но в чем?! — сверкнула глазами Анжелика, и министр невольно залюбовался ею.

— Это не имеет значения. Вас все равно не должны узнать, — пожал плечами министр. — Указ его величества еще не отменен. Вам можно будет появиться в Версале лишь инкогнито. Затем вас увезут. Впрочем, там все будут инкогнито, на то и маскарад.

— Я не хочу так! — топнула ногой Анжелика. — Опять эти… шутки… короля! Он издает указы, а затем принуждает нас их нарушать, так как ему неловко. Не надо было издавать!..

— Такова воля его величества, — поскучнел маркиз де Помпон.

Анжелика молчала, глядя в окно; ноздри ее гневно раздувались, грудь вздымалась.

— Впрочем, вы можете не ехать… — рассеянно и торопливо сказал маркиз. — Не знаю только, когда вы сможете увидеть короля после всего случившегося.

Он украдкой глянул на Анжелику, она все так же молчала у окна. У дверей, раскрыв рот, застыла Жанетта. При ней впервые так громко произносили имя короля, осуждали его указы…

— Поверьте моему опыту, маркиза, — подождав немного, заговорил министр тихо и устало. — Я не говорю о его величестве Людовике. Не вправе и не достоин. Поверьте моему личному опыту. Мужчины более скоропалительны в решениях, потом, естественно, раскаиваются. Но признать свою вину или ошибку перед женщиной — для этого надо иметь силы. И если даже наскрести эти силы, все равно потом большинство терзается и остается с ощущением страшного поражения до конца дней своих. Не слишком ли тяжелое наказание за обычную скоропалительность? Я сам попадал в такие ситуации несколько раз. Но теперь я старше, я многое понял. И знаете, кому я благодарен больше всего? Женщине, которая сделала вид, что подчиняется. Я буду помнить ее, пока жив, ибо она показала себя настоящей женщиной.

За маркизом водилось много грешков, но в списке его побед Анжелика никогда не встречала женских имен. Тем не менее в его словах что-то было.

— Но это унизительно! — Анжелика уже готова была сдаться.

— Побывать в Версале незамеченной и увидеть короля или скакать в Россию. — Господи, у меня мурашки по коже, — так и не повидав его, еще раз ослушавшись… Ваше дело, маркиза, но я вам все же советую… Король зря не приглашает… Он много страдал в молодости, и теперь слова: «Такова моя воля» компенсируют юношеские страдания. Получить отказ после того, как они произнесены! Вы слишком многого требуете от нашего короля, маркиза, — рассыпался де Помпон.

— Право не знаю, что вам ответить…

— Решайтесь, маркиза! Это все же ваш король, первый дворянин Франции. Да не обвинят меня в дерзости и кощунстве, но я советую вам: бросьте вызов (мне страшно сказать) благородству его величества!..

— Решено! В Версаль! — протянула маркизу руку Анжелика, и он галантно склонился над ней, целуя кончики пальцев.