И указала им, дщерь его Ардалия, на грехи их. И открыла глаза ослепленным, чтобы узрели они его величие и отказались от лживых и порочных богов своих. Указала она на деяния отца своего Миора, и от имени его, свет понесла людям. Наставляла дева Ардалия на путь истинный, помогала страждущим и нуждающимся. Свет знаний ее окрасил землю заблудших и согрел теплом души их. Но были средь них люди завистливые и злобные, наветами ложных богов опьяненные. Не желали принять они знания и просветления, и замыслили зло против девы. Заговором подлым погубили они дщерь Миора, но и сами сгорели в пламени очищения. И вознеслась дева Ардалия к отцу своему, оставив детей своих продолжать дело его. И по сей день славится имя первой императрицы Ардалии, а дети ее по сей день несут свет и веру в деяние их светлые и славят Империю нашу именем ее нареченною. Да славится Империя Ардалия и ее Император.

Голова раскалывалась. Все вновь повторилось. Также как и с Бэкетом. Удар по голове, темница. И если честно меня это очень сильно злило. Я очнулся в той же камере что и раньше. Один. Было тихо, и даже извечно назойливых крыс не было слышно. Я попытался встать, но перед глазами вспыхнула вереница ярких, словно звезды, искр и я со стоном упал на грязный холодный пол. Да, по голове меня, по всей видимости, приложили неплохо. К тому же очень жгло спину, что сразу напоминало мне о наказание. Я тут же вспомнил о Шейле, и о том, как кинулся, чтобы отбросить от нее мастеров. О чем я только тогда думал, идиот. У меня не было шансов.

– Ардос? – услышал я чей-то слабый голос. – Ардос ты очнулся, ты жив?

Голос зазвучал сильнее и увереннее.

– Тавиш!? – вопросительно воскликнул я.

– Да. Да. Это я. Слава Императору, ты жив, – радостно воскликнул он.

Значит я все-таки не один. Это было хорошей новостью. Хотя я и был еще зол на Тавиша, все же обрадовался его обществу.

– Здесь есть еще кто-нибудь кроме нас? – спросил я его.

– Нет, – ответил он. – Должна была еще быть Танни, но…

– Я помню, – просипел я, в висок отдало резкой болью. – Что с Шейлой?

– Когда я видел ее в последний раз, ее тащили к позорным колодкам. И она была жива, хотя и потеряла сознание. Ей добавили еще трое плетей, после того как ты решил напасть на мастеров, – добавил он в конце.

Я крепко сжал кулаки в бессильной злобе. Идиот, какой же я все-таки идиот. Вот так всегда, стараюсь сделать как лучше, а в итоге все усложняю. Я только хотел, чтобы ей не причинили вреда и все. А получилось, что принес ей еще больше страданий. Я застонал, по всей видимости, громко, так как Тавиш услышал.

– Тебе плохо? – обеспокоенно спросил он.

– Нет, – глухо ответил я и, упершись руками в каменный пол, встал на колени. Голова кружилась, но уже не так сильно.

– И давно я так?

– Лежишь без сознания!? – глупо пробормотал Тавиш. – Не знаю, время здесь течет по-иному. По мне так довольно долго. Хотя точно утверждать не буду. Пока ты лежал, приходил мастер Лайкиом.

– Лайкиом? – удивленно спросил я. – Зачем?

Мастер Лайкиом отвечал за лазарет и являлся главным лекарем Убежища, если конечно к нему было применимо это слово. Он не отличался добрым нравом, как впрочем, и все мастера, но по сравнению с другими был более мягок и отходчив. К тому же с любой болячкой все бежали к нему, хотя жаловаться на болезни, так же как и болеть, считалось не лучшим качеством для будущего наемного убийцы. Слабых телом здесь не любили не меньше чем слабых духом.

– Он осмотрел тебя, – словно маленькому ребенку разъяснил Тавиш. – Перевязал тебе голову и раны на спине. При этом сильно ворчал себе под нос, ругая кого-то. Правда, я ничего не разобрал. Да ты и сам знаешь, что его порой достаточно сложно понять.

Это было чистой правдой. Мастер Лайкиом был ворчлив, а родом происходил из Задара. И в отличие от Лейдо, акцент у него был слишком заметен. Я ощупал свою голову, а затем тело. Голова была перевязана тугой повязкой впрочем, как и спина. До этого я ничего не ощущал, а теперь чувствовал, как плотно они стягивают мое тело.

– Кто-то еще? – прохрипел я, в горле пересохло, но воды не было. Меня немного трясло, то ли от болезненной лихорадки, то ли от слабости, а может и от всего сразу.

– Нет, больше никого не было, – ответил Тавиш. – И жрать опять не дают. И пить тоже. Так и сдохнуть можно.

Он тихо вздохнул.

– Не думаю, что их это особо опечалит, – улыбнувшись, сказал я. Но Тавиш моей улыбки увидеть не мог. Он лишь снова вздохнул и ничего мне не ответил. Я сел и прислонился к стене. Спину тут же ожгло острой болью, и я со стоном повалился на бок.

– Кстати, смотрю, ты сегодня очень разговорчив, – с ехидством спросил я, отдышавшись. – Что с тобой случилось?

Последний раз Тавиш разговаривал с нами до его глупой встречи с Лейдо, а после никто не мог вытянуть из него ни слова. Впрочем, кроме Карима с ним никто и не пытался заговорить.

– Не было настроения, – обиженно протянул Тавиш.

Он еще смеет обижаться, подумал я. Да, Паледо был неисправим. Подставил себя и всех нас заодно, так еще и надул свои аристократические губы.

– Зато у нас оно было то что надо, – огрызнулся я.

– Я не просил вас влезать. Я и сам бы справился.

– Да неужто, – внутри меня закипала злоба. – Ты действительно полный идиот Тавиш. Но даже будучи таким кретином, ты не мог не знать, что мы не останемся в стороне.

– Да не знал я. Точнее не думал, что так выйдет. Все должно было быть по-иному.

– По-иному, – чуть было не закричал я в приступе ярости. – Когда ты связываешься с Лейдо Сам-Маром, все происходит именно так. Он даже дружков своих обвел вокруг пальцев. А ты, зная его натуру, что-то у него занял. Только вот что?

– Да не должен я ему ничего. Не должен, – голос Тавиша сорвался, казалось, он готов был заплакать, а может уже плакал, я не мог видеть его лица.

– Тогда что ты там делал? – уже более спокойно спросил я. – И о каком долге говорил Лейдо?

– Ладно, – проворчал Тавиш. – Я шел на встречу не с Лейдо, а с Кризом. Я вообще предположить не мог, что там будет эта задарская сволочь. Я не замечал, чтобы Криз до этого водил с ним дружбу, поэтому не ожидал подвоха. Все должно было пройти тихо и гладко. Как всегда.

– Как всегда? – подозрительно промолвил я. – Что это значит? И какое отношение ко всему этому имел Криз?

– Ну, – ненадолго замялся Тавиш. – В общем, Криз как ты и сам, наверное, знаешь, имел обширные познания в алхимии и не раз был отмечен мастером Садио как лучший ученик в его области. Даже наш тихоня Карим в подметки ему не годился.

– Ближе к делу, – нетерпеливо воскликнул я.

– После того как нас впервые сводили на озеро, Криз начал частенько навещать его берега и близлежащий лес. Он не заходил далеко опасаясь ловушек. Но все что ему было нужно, он мог найти и там.

– И что же? – вздохнул я, уже устав от его лишних слов.

– Не то, что ищет на озере большинство. Ни женских объятий, ни купания и даже не созерцания…

– Тавиш, – взревел я, если бы он находился в моей камере, а не противоположной, я бы его придушил.

– Травы. Он искал травы. Но не обычные, как ты мог подумать, а особенные.

– Угу. Чем же это они особенные? – я был не очень сведущ в алхимии, но достаточно для использования простых формул. Тавиш впрочем знал и того меньше.

– Ну ты и тугой Ардос. Из этих трав он, в ближайшей, знакомой уже тебе, пещерке, гнал выпивку и делал курительные смеси. А затем продавал другим ученикам.

– За что он мог их продавать, за корку хлеба? – усмехнулся я, ведь все прекрасно знали, что в Убежище денег нет, а личные вещи ученикам иметь было неположено. И Тавиш это знал тоже.

– Да что угодно. За помощь в обучение, одежду, информацию и прикрытие его отсутствия.

– И мастера не о чем не догадывались?

– А то как же, – пренебрежительно фыркнул Тавиш. – Не знали. Еще как знали. Не все конечно, но все-таки их хватало, чтобы все оставалось в секрете. До того дня как Лейдо устроил весь этот бред.

– Понятно. И ты тоже знал и пользовался услугами Криза.

– Конечно. И не раз. Да в Убежище многие знали.

– Да, а я вот не знал.

– Потому что все знают, что ты зануда, – проворчал Тавиш. – Хоть и корчишь из себя злого и безжалостного злодея все равно остаешься занудой.

– А ты безрассудный идиот. А остальные знали?

– Ты имеешь в виду Карима и Клода?

– Да, ты же понял о ком я, – он определенно пытался сегодня вывести меня из себя.

– Знали. Клод давно, но толстяка легко можно заставить молчать. Карим изначально тоже не был в курсе дела, но однажды он меня застукал, когда я вернулся чуть подпитым. И обругал. Такой же зануда, как и ты. Но я просил его ничего не говорить тебе и он нехотя согласился.

– Но почему я, ни разу не видел, как ты уходил и…

– Может быть, потому что ты голым бегаешь по берегу озера вместе со своей черноволосой, – насмешливо перебил меня Тавиш.

– Я не бегал с ней голым, – огрызнулся я.

– Да ладно. Хочешь сказать, что между вами ничего не было.

– Чего именно? – недовольно проворчал я, хотя знал, куда клонит Тавиш.

– Ты ни разу не раздвинул ей ноги и не…

– Нет, – быстро прервал его я, так быстро, что получилось довольно нелепо, и Тавиш зашелся громким смехом. В этот момент мне очень захотелось его прибить.

– Ну ты и олух, – проговорил Тавиш просмеявшись. – Столько раз был наедине с девкой и ни разу ей не присунул. А у тебя вообще были до этого женщины. Шлюхи например?

– Заткнись, – прошипел я сквозь зубы. – Пока я не перегрыз прутья решетки и не сломал тебе шею.

– Хотелось бы посмотреть на это зрелище, – хмыкнул Тавиш, но смеяться перестал.

Мне не хотелось говорить на эту тему. Наступила неловкая тишина. Значит, Клод знал, но ничего не сказал мне в тот вечер. Надо бы при встрече серьезно с ним поговорить. Конечно, если я его еще, хоть раз, увижу.

– Так значит, в тот вечер ты пошел за новой порцией? – первым прервал я молчание.

– Да. Только вот помимо Криза, там оказались Лейдо и его дружки.

– Насколько я помню, Криз тоже был не прочь насадить нас на нож.

– Наверное Лейдо что-то пообещал ему. Конечно, Криз не отличался добрым нравом, но просто так нападать он не стал бы. Во всяком случае, от него этого мы уже не узнаем, а до Лейдо, если он жив, добраться мы не можем. По крайней мере, отсюда.

Да уж Тавиш не мог представить, как мне хотелось свернуть шею этому ублюдку. Но в одном он был прав, здесь я сделать ничего не мог.

– И так, что же случилось после того как ты пришел туда? – спросил я.

– Да ничего. Дружки Лейдо тут же связали меня, и мне пришлось стоять на коленях и слушать их тупые шуточки. А это надо сказать довольно неблагодарное занятие. Так я и стоял до вашего появления. Лейдо знал, что ты придешь за мной, он не переставал говорить об этом своим шавкам. Я был всего лишь приманкой, а главной целью был ты, Ардос.

Это я уже понял давно. Лейдо заманил меня в ловушку, зная, что я не брошу Тавиша и попаду прямо ему в руки. Подлый ублюдок все просчитал.

– А Танни? – спросил я. – Как она повелась на все это? Ведь она тоже ненавидела Лейдо.

– Как любил говаривать мой благородный родитель, от любви до ненависти один шаг, – откликнулся Тавиш. – Лейдо соблазнил и трахнул ее. Глупая девчонка влюбилась. Мне даже немного жаль ее. Вот и весь ответ. И сделал он это, скорее всего, чтобы подобраться к тебе.

Я вспомнил, как плакала Танни и то, как ее колотила Шейла. А потом и ее смерть. Мне вдруг тоже стало ее немного жаль, но, я тут же, подавил в себе это чувство. Глупая дура заслужила это. Впрочем, мы были не умнее ее. Я клял себя за то, что так легко угодил в ловушку Лейдо. Я полусидел, облокотившись на правый локоть, и думал, а мысли, словно черное воронье, кружились в моей голове. Тавиш молчал, а через какое-то время я услышал его мерное дыхание с легким присвистом. Он уснул. Мне же спать не хотелось вовсе. Голова раскалывалась, спина ныла и при каждом движение вспыхивала, словно на нее плеснули кипятка.

Не знаю, сколько прошло времени пока нам не принесли еды и воды. Непонятного происхождения похлебка с плавающими кусочками чего-то по вкусу неопределяемого, сухой, словно камень кусок ржаного хлеба, да деревянная кружка воды вкусом напоминавшая мочу. Затем нас вновь оставили одних. Я немного поел, размачивая хлеб в похлебке, и выпил противную воду. Голова закружилась, и меня чуть было не вырвало, всем тем, что я только что проглотил.

Через какое-то время пришел мастер Лайкиом. Сначала, осмотрев мою голову, он помазал висок холодной жирной мазью, но повязку накладывать больше не стал. Потом он добрался до моей спины, и тихо ругаясь себе под нос, начал снимать мои повязки. Когда он отрывал последние слои, присохшие к моим ранам, я кричал, и под конец чуть было не потерял сознание. В конце концов, мастер закончил, смазал мои раны той же мазью, и наложил новые повязки. Затем он занялся спиной Тавиша. Закончив с Паледо, он быстро удалился, что-то бурча себя под нос.

И вновь одиночество, прерываемое периодическим писком и шебуршанием крыс, да недолгими разговорами с Тавишом. В основном мы разговаривали на отвлеченные темы, ни разу не упомянув о его наказание. Но однажды он заговорил об этом сам. Я уже засыпал лежа в углу своей камеры на грязной соломе, когда услышал его голос.

– Может быть, это и к лучшему, – произнес он, так как будто обращался сам к себе, – если я стану Искателем. Это ведь тоже не плохо. Все лучше, чем болтаться в петле.

– Может быть, – пробурчал я. У меня раскалывалась голова, и я хотел спать. Но Тавиш, по всей видимости, был настроен на разговор.

– А всего этого могло бы и не быть, – печально вздохнул он. – Жил бы сейчас в свое удовольствие. Пил хорошее вино, вкусно ел, спал вдосталь рядом с какой-нибудь хорошенькой девушкой или даже двумя, а может быть даже женился на какой-нибудь с благородной фамилией и преданным. Я одел бы черный камзол с гербом моего дома, танцевал с сестрами, целовал невесту, ел бы вкусную еду, не то что эти помои, – я услышал бряканье миски, которую откинул Тавиш, – а по окончанию вечера повел бы свою невесту в спальню и там…

– Кто ж тебе не давал, – устало ответил я, прерывая его мечтания.

– Мой папаша с его леди Селисой. Семья Паледо одна из древнейших в Сайдеро. Наш родовой дом в Малене находится в Круге Цветов недалеко от здания преториата. Мать умерла, когда мне было девять, а моей младшей сестренке Клэр шесть. Лиама, старшая сестра, к тому времени уже вышла замуж за Гизвора Виртола, представителя еще одной старой фамилии Собруна. Отец после смерти матери изменился. Он стал уделять нам все меньше внимания и с головой ушел в работу. Клэр плакала по ночам, скучая по матери и по отцу тоже. И именно мне приходилось ее успокаивать. По ночам она прибегала ко мне, и я говорил ей, что все будет хорошо.

Тавиш на мгновение замолчал. Я привстал на локте, внимательно слушая. Никогда еще в его голосе не было столько печали и сожаления.

– А потом он решил жениться. На Селисе Кризод. Намного моложе отца, ей было немногим больше моей сестры. Надо отдать ей должное, она была очень эффектной женщиной, да и ума и хитрости ей было не занимать. Род ее обеднел, и находился на грани полного банкротства, и родство с моей семьей сулило Кризод спасением и выходом из долговой ямы. Ее семья была должна и моему отцу, причем довольно приличную сумму. Именно на одной из встреч по взысканию долга мой отец увидел Селису. И потерял свою дурную голову. Ох, если бы Лиама тогда была рядом, она бы его образумила. Но ее не было, а потом уже стало слишком поздно. Селиса быстро вошла в нашу семью и поселилась в нашем доме. А отец стал готовиться к свадьбе и, в качестве свадебного подарка своей молодой жене, он простил долг ее семье. Поначалу она мне даже понравилась. Она играла с Клэр, со мной обращалась ласково и приветливо. Все бы, наверное, этим и закончилось, если бы я не подслушал разговор Селисы с ее кузиной Брудли в саду. И голос ее тогда в корне отличался от того ласкового и приветливого, что она использовала в разговоре с нами. Она обозвала моего отца престарелым дуралеем и безвкусным мужланом, а нас маленькими, мерзкими, назойливыми крысятами. Потом она, смеясь, заявила, что дождется свадьбы, а затем сделает все, чтобы прибрать наше состояние к своим рукам. И еще сказала, что ждет ребенка, и когда мой отец узнает об этом, то он положит к ее ногам все, что она пожелает, и она сможет крутить им как угодно. Ее ребенок унаследует все, а от нас она, так или иначе, избавиться. Когда я все это услышал, мной овладел страх, в равной степени с ненавистью к этой стерве. Отцу это было рассказывать бесполезно и я, дождавшись, когда к нам в гости приедет Лиама со своим мужем рассказал все ей. Но эта дура мне не поверила. Мне не поверила сестра, которую я любил и всегда слушался. И мало того, она рассказала все Селисе, думая что это мои глупые шутки. Да еще и поздравила с беременностью. Та поблагодарив, лишь широко улыбнулась и сказала что это все мое разыгравшееся воображение из-за смерти матери и то что я не желаю видеть никого кроме нее возле отца. Но взгляд, которым она одарила меня, говоря все это, надо было видеть. И тогда я понял, что мне конец. Нам всем конец, если я ничего не предприму. И я в ту же ночь, прокравшись в спальню отца, удушил спящую Селису, закрыв ей лицо подушкой. Она умерла вместе со своим ублюдком в чреве. Не знаю, откуда во мне взялось тогда столько силы на это, наверное, я слишком боялся ее. Это было за два дня до свадьбы. Отец застал меня там же с подушкой в руках. Он пришел в ужас от увиденного. Я попытался объяснить, почему я так поступил, но он ничего не хотел слушать. Он прогнал меня из дома в ту же ночь, дав, правда, немного денег в придачу. А через несколько дней скитаний я узнал, что Селиса Кризод задохнулась во сне от удушья, вызванного болезнью легких. Еще бы, думал я тогда, ведь отец не мог допустить, чтобы имя нашего рода было омрачено убийством в родовом имении. Тем более одним из членов семейства. Но видеть он меня после этого не желал. Я попытался вернуться через пару дней, после того как промотал почти все деньги, но отец с криками прогнал меня вон, не пустив даже на порог. Я помню, как ревела Клэр, цепляясь за руку отца, и умоляла его не прогонять меня. Моя малышка Клэр, она так любила меня, и я ее тоже. А потом я стал шататься по трактирам, спуская все свои оставшиеся средства. В одном из них я и встретил Карейну. Я попытался склеить ее, приняв за шлюху, а она пообещала отрезать мне мои маленькие яйца. Но потом, к моему удивлению, все же угостила меня вином и спросила что, такой как я, делаю в этом дешевом трактире. Ха, она единственная, кто распознала во мне человека высокого рода. А я, пьяный и глупый, сам не знаю, зачем, рассказал ее все от начала до конца. И она не осуждала меня, а когда я закончил рассказывать, даже улыбнулась мне. И так я оказался здесь, чтобы стать грязным наемным убийцей. Но, в конечном счете, не стал даже им.

– Не расстраивайся. Может твой папаша уже поостыл, и когда ты искупишь вину перед орденом, сможешь вернуться домой. Мне кажется, ему просто надоели твои шлюхи, которых ты пытался научить писать и он устал выкидывать их из окна, – я попытался как-то приободрить Тавиша.

– Да не было никакой шлюхи, – вздохнул Тавиш. – Это была Симма, наша горничная. Я действительно читал ей письма и показал пару букв. И отец не выкидывал ее из окна. Я всего лишь раз пощупал ее грудь, а она, вырвавшись, убежала, и после старалась меня избегать.

– Ха-х, что же ты, был наедине с девкой, и так ей не присунул, – ехидно спросил я, вспомнив как не так давно, надо мной насмехался Тавиш.

– Да ну тебя, я же так, шутил. Да и вообще у меня, если честно ни разу не было женщины, я, конечно, подглядел единожды за своей сестрой Лиамой и ее мужем…

Он замолчал. В тот момент я мог дать руку на отсечение, что Тавиш покраснел, но из-за темноты я не мог видеть его лица. Я громко, но добродушно рассмеялся, и Тавиш как ни странно меня поддержал.

– Эй, вы там, а ну заткнитесь, – услышали мы чей-то грубый мужской голос.

А через мгновения послышался топот ног и свет факела, слабо озаряющего коридор темницы. Двое мужчин в длинных тяжелых плащах остановились рядом с нашими камерами. Один из них держал факел, но тот горел слабо и так сильно чадил, что я не мог разглядеть их лиц. Наверное, вновь принесли еду, поначалу подумал я, но их было двое, да и в руках у них ничего не было, поэтому я сразу отбросил эту мысль.

– Который из них? – спросил мужчина без факела. Его голос показался мне смутно знакомым.

– Тот, что слева, – ответил второй с факелом в руках.

– Отопри дверь и можешь идти. Дальше я сам.

– Не надо мне приказывать, изгой, – огрызнулся второй, но дверь в камеру Тавиша отворил. После чего грубо впихнул факел в руки первого и быстро удалился. Слабый свет озарил спину незнакомца. Он вошел в камеру Тавиша. В неярком освещении факела, я видел сидящего на полу Тавиша, который закрывал, отвыкшие, даже от такого света, глаза, и нависшую над ним высокую фигуру.

– Так значит, это ты должен стать Искателем! – медленно произнес незнакомец, держа факел чуть ли не у самого лица Тавиша.

Да, я точно где-то слышал этот голос, вот только никак не мог вспомнить, кому он принадлежит.

– Кто ты? – услышал я испуганный голос Тавиша.

– Тот, кто будет тебя обучать, – ответил незнакомец.

– Ты Искатель? – испуг в голосе Тавиша сменился удивлением.

– Какой ты догадливый, – насмешливо хмыкнул незнакомец.

– Но как, ведь ни одному Искателю…

– Нельзя появляться в Убежище, – закончил за Тавиша незнакомец. – Тебе повезло, я уникален.

Действительно, а как он оказался в Убежище. Ведь Тавиша должны были отвести к месту передачи. Если только конечно… Меня прошиб озноб, не может быть. Клэйборн. Вот откуда я знаю его голос.

– Вставай, – сказал он Тавишу. – Мы уходим.

Да, теперь я не сомневался, это был он. Тавиш медленно поднялся и неуверенными шагами последовал за убийцей. Возле мой камеры он остановился и, прислонившись лицом к решетке, сказал:

– Прощай Ардос. Попрощайся за меня с Каримом и Клодом. И пусть толстяк не распускает сопли. Береги их. Может быть, еще свидимся.

Убийца, услышав мое имя, остановился, но ничего не сказал и даже не повернулся в мою сторону.

– Свидимся Тавиш. Обязательно, – я встал и проковылял к решетке. – Удачи брат. И не пей с ним вина. Он имеет обычай периодически добавлять в него яд.

– Кто? – Тавиш непонимающе заморгал глазами.

– Я, – опередил меня Клэйборн. – Не так ли Ардос из Корновой дыры?

– Признал никак, убийца, – презрительно фыркнул я. – Из какой такой дыры? Сам-то откуда вылез.

– Я смотрю за эти годы, язык твой только удлинился. Да, ты так ничему и не научился парень, ведь ты не слушаешь ни чьих советов, – Клэйборн повернулся ко мне и поднес факел к своему лицу. Он стал немного старше и у него, как мне показалось, прибавилось пара морщин. Но его карие глаза все так же цепко смотрели на меня, и на лице играла ехидная улыбка.

– Корнова дыра – это тот городок, в котором как мне помнится, я вытащил из тюрьмы бездомного глупого мальчишку. Но, наверное, сделал это зря, все равно из него ничего путного не вышло.

– Ну, во-первых у моего города не было названия. А во-вторых не тебе судить, что из меня вышло, а что нет, – огрызнулся я.

– Ну, во-первых, – передразнил меня Клэйборн, – все в этой жизни имеет свое название. А во-вторых, я буду тебя осуждать. Ведь именно я привел тебя сюда и, совершая глупости, ты очерняешь меня, заставляя считать всех, что я сделал неправильный выбор. Насколько я помню, в прошлый раз мы встретились в точно такой же ситуации. Опять тюрьма и ты опять по ту сторону решетки. Только в этот раз у меня нет ни ключа, ни желания вытаскивать тебя отсюда. Смотри, как бы твоя любовь посещать тюрьмы не стала закономерностью, а то так и до петли недалеко. Впрочем, что тебе до меня, ведь у тебя есть своя голова на плечах, пусть и пустая. К тому же, ты все равно не слушаешь советов других людей.

– Как раз после таких вот советов я попадаю в неприятности, – выкрикнул я.

– Значит, ты слушаешь советы не от тех, кого следует. Это еще одно доказательство твоей глупости, – Клэйборн развернулся и пошел прочь, увлекая за собой Тавиша. Вместе со светом его факела меня покидала и надежда.

– Как ты смеешь говорить мне, что я тебя опозорил, – зло выкрикнул я ему вслед. – Ты сраный Искатель. Изгой, который опозорил свой орден.

Непонятная ненависть снедала меня изнутри. Я с силой вцепился в прутья решетки отделяющей меня от моей свободы, которой я так всегда гордился. Но убийца не ответил, он ушел, и последнее что я услышал, был вопрос Тавиша.

– Как мне к тебе обращаться?

– Если уж на то пошло – Клэйборн, – ответил ему убийца и мрак поглотил их голоса.

Я остался один в темноте и смраде темнице. Факел, горевший в коридоре, давно прогорел. Я вернулся в свой угол и улегся на гнилую солому. Так и лежал, не смея пошевелиться, пока сон не поборол меня.

Когда я проснулся, меня встретила все та же тьма и два красных горящих глаза наблюдавших за мной с другой стороны камеры. Но и они пропали, когда их владелец понял своим крошечным крысиным мозгом, что я еще жив, и полакомиться мной, не получиться. Я привстал и уставился в темноту. Так и пошли мои дни заключения. Иногда мне приносили еду и воду, которые казалось, с каждым разом становились все отвратительнее. Дважды меня навещал мастер Лайкиом, чтобы осмотреть мои раны и сменить повязки. Один раз я попытался с ним заговорить, но он лишь гаркнул на меня велев заткнуться, и покончив со своей обязанностью, ушел.

Время здесь текло так медленно, что мне казалось, что я уже состарился. У меня даже кости ломили, словно у старца, хотя в этом, скорее всего, винить стоило сырость темницы. Голова меня уже не беспокоила, а вот спина докучала. Каждый раз, когда мастер Лайкиом менял повязки я кричал, а он лишь только тихо ругался себе под нос. В общем, я уже практически смирился с тем, что умру в этой камере. Я все чаще погружался во сны, и просыпаться мне не хотелось. А порой я даже не мог понять, где явь, а где сон.

Мне снились улицы моего городка. Я бежал в толпе остальных детей, громко крича и смеясь. Мы пронеслись через весь рынок, сметая все на своем пути, и люди посылали проклятия нам вслед. Вот мы свернули в переулок между домов, выбежали к реке и побежали вдоль ее крутого берега. Внезапно я оказался в воде, я не помнил, как попал сюда, сорвался ли, прыгнул сам, но я тонул. Я пытался кричать, но изо рта вместо слов вырывались лишь белые прозрачные пузырьки и, поднимаясь вверх, исчезали. Внезапно чья-то рука схватила меня за волосы и вытащила из воды.

– Маленький ублюдок, – плащ мужчины доставшего меня из воды развевался на ветру. Белоснежный, с оттиском кровавой ладони. Кровавая рука, подумал я.

– Отпусти его, – раздался жесткий и в то же время ласковый женский голос.

Мужчина исчез, а я лежал на мягкой траве, и голова покоилась на хрупких девичьих коленях.

– Все будет хорошо, Ардос, – мягкий голос Лии успокаивал, она гладила мои волосы, пропуская их через свои пальцы. – Все будет хорошо. А теперь тебе надо проснуться.

– Но я не сплю, – ответил я ей. А если даже и так, то я не хотел просыпаться. Мне нравились ее прикосновения к моим волосам, ее голос, который так успокаивал, я должен быть с ней. Вот чего я хочу.

– Мама, – прошептал я, это чуждое прежде мне слово.

– Проснись, – повторила она мне. – Тебе надо проснуться.

Я резко открыл глаза. И увидел свет. Надо мной стоял человек с факелом в руках и тыкал меня в бок носком сапога.

– Эй, вставай, подох что ли? Чего глаза лупишь. Идем, тебя хочет видеть магистр.

Я медленно поднялся. Ноги мои одеревенели, и я чуть было не рухнул обратно наземь, но все же смог удержаться на них. Я двинулся вслед за мастером с факелом, еле передвигая своим неуклюжими затекшими ногами, которые казались теперь мне чем-то чужим, не имеющим никакого отношения к моему телу.

Когда мы поднялись вверх по ступеням и вышли из Руки Убийцы, мастер Ласир, как оказалось, это был именно он, повел меня прямиком в Глаза Убийцы. На улице уже смеркалось. Время ужина, устало подумал я, и в животе у меня жалобно заурчало, как бы печально соглашаясь с моими мыслями. Одно было хорошо, все ученики находились на ужине, и никто не видел меня грязного и исхудавшего. Когда мы пришли к дверям магистра, мастер Ласир оставил меня с мастером Салом, а тот велел подождать. Ждать пришлось довольно долго, и это ожидание далось мне нелегко. После времени проведенного в камере я сильно ослаб. Ноги мои дрожали, и мне казалось, что у меня жар. Хотя, наверное, так оно и было. Спина ныла не только от ран, но и от напряжения. Я отвык столько стоять.

Наконец когда я уже практически валился с ног, двери в кабинет магистра открылись и оттуда стали выходить мастера. Большинство сделали вид, что не замечают стоящего у противоположной стены грязного ученика, другие же, бросая пренебрежительные и брезгливые взгляды, отворачивались. Лишь в глазах мастера Пада, я увидел проблеск сочувствия, а может мне это только показалось. Когда последний из мастеров покинул кабинет, мастер Сал велел мне войти.

Войдя в кабинет, я вновь оказался в полусумраке освещаемым лишь несколькими свечами. Но здесь было намного светлее, чем в темнице и моим привыкшим к темноте глазам не стоило труда приспособиться к обстановке.

Магистр сидел за столом, склонив поседевшую голову над каким-то манускриптом, и казалось, не замечал моего присутствия. Я откашлялся, пытаясь привлечь его внимание. Силы мои уже были на исходе.

– Я слышал, как ты вошел. Точнее почувствовал, от тебя воняет как от задарской свиньи, – сказал мне магистр, не поднимая головы. – Сядь вот туда. Сейчас я тобой займусь, вот только закончу кое с чем.

И он указал мне пером, которое держал в правой руке, на стул стоящий чуть правее от меня. Я тут же выполнил его указание и с облегчением плюхнулся на твердое сидение стула, вытянув вперед дрожащие ноги. Старик некоторое время водил обратной стороной пера по манускрипту, бормоча что-то невнятное себе под нос. Потом со вздохом отложил его в сторону и, подняв голову, внимательно посмотрел на меня.

– Итак, ученик Ардос, – он постучал скрюченными пальцами по столешнице. – Тебе бы стоило помыться, пахнет от тебя, мягко говоря, отвратительно.

– В камере, которой я сидел цветами не пахло, да и воды там я не наблюдал, кроме той, что приносили в маленькой кружке, с мерзким затхлым вкусом, пытаясь выдать ее за питьевую, – грубо ответил я.

– Хм, да уж, ты так и не научился самообладанию мальчишка, – проговорил Таеро. – Язык твой – враг твой. Сазарцы варвары, но эта их поговорка подходит для тебя как нельзя кстати. Не понравились камера и плети, скажи спасибо…

– Что не вишу в петле!? – ехидно закончил я за него. – Спасибо. Вот только интересно поблагодарил ли вас Лейдо Сам-Мар, ведь я не видел его ни в петле, ни в колодках, да и в камере его тоже не было, если конечно вы не превратили его в крысу, которая жрала из моей тарелки и сидела в углу в ожидании, когда я сдохну.

– Хватит, – рявкнул магистр. – Прикуси свой язык парень. У стариков тоже есть предел, до которого их лучше не доводить. Ты нарушил кодекс и был наказан. Причем довольно мягко.

– Я защищал друзей.

– Друзей!? – негодующе воскликнул Таеро. – Кого ты называешь друзьями? Этого сраного светловолосого аристократишку, из-за которого все началось. Ничего не скажешь, хорош друг, который втягивает тебя в неприятности. Или может бесполезный бездарный толстяк, которого давно стоило прирезать, потому что из него ничего путного не выйдет. Или девчонка, которая лезет не в свои дела и нарушает кодекс, имея связь с одним хорошо известным тебе учеником. Единственный из вашей компашки, который еще чего-то стоит это ты, ну может быть еще молчаливый задарец. Запомни щенок, у наемного убийцы друзей быть не может. Разве не об этом гласит кодекс и разве не это постоянно вбивают в ваши пустые головы. Никаких привязанностей, никакой сраной глупой любви. Ничего кроме долга и выполняемой работы. Ты же полностью наплевал на это, нарушая главный устой нашего братства. И при всем при этом, я оставляю тебе твою никчемную жизнь. Тебе и твоим так называемым друзьям. И даже позволяю продолжить обучения. Хотя, наверное, мне действительно стоило вас вздернуть, как предлагали остальные мастера. И я действительно глупый сентиментальный старик коим они меня считают.

Таеро встал со своего места и громко пыхтя, стал расхаживать по кабинету.

– Думаю не ваша глупость и ваша доброта оставила меня в живых, не так ли? – осторожно спросил я.

– Правильно думаешь. И кстати это одна из причин. То как ты мыслишь. Хотя порой эти же мысли идут тебе во вред. В тебе есть талант мальчишка. И я тебе об этом уже говорил. В отличие от других, я это знаю. Твоя жизнь принесет нашему ордену много больше, чем твоя смерть.

– А жизнь моих….

– Друзей!? – поморщившись, закончил за меня магистр. – Считай это моим подарком тебе. Последним.

– И первым, – не знаю к чему, сказал я.

– Первым была твоя жизнь, – проворчал магистр, но меж тем на его лице промелькнула тень улыбки.

– Хорошо. Допустим, во мне вы разглядели талант, и поэтому подарили мне жизнь. Но что же такого сделал Лейдо? Ведь вы прекрасно знаете, что он виновен не меньше моего, а то и больше.

– Знаю, – проворчал магистр. – Но не буду оправдываться перед тобой и объяснять, почему так поступил. Лейдо уже понес свое наказание, какое тебе знать не обязательно, – тут же ответил он на мой немой вопрос. – К тому же я казнил его друзей, а твоих нет. Можешь считать, что свое наказание ты нес за них.

– А были ли они для него друзьями? – спросил я. – Уж слишком легко он бросил их одних.

– И правда не были, – легко согласился магистр. – Но это лишний раз доказывает, что он в отличие от тебя усвоил кодекс в том месте, что касается доверия и дружбы.

– Недоверие и предательство, разные вещи. Не доверять, не значит предавать, а они ему, между прочим, доверяли.

– И поплатились за это, – горячо проговорил магистр. – К тому же это по моей просьбе он завоевал их доверие.

– По вашей? – вот теперь я был действительно удивлен.

– Да по моей. Не надо делать вид, что ты глухой, – недовольно ответил Таеро. – Лейдо мой информатор среди учеников. И не строй такую физиономию. Всегда есть тот, кто доносит нужную информацию в нужные уши. Без таких людей не обойтись. Они есть в каждом обществе и вносят в него свою лепту.

Да уж мне нечего было на это сказать. Если раньше я просто ненавидел Лейдо, то с этого момента начал его презирать. Не зря я ранее сравнил его с крысой. Магистр действительно обратил его в это существо только без видимого преображения.

– Ты не понимаешь Ардос. Я возлагаю на вас обоих большие надежды. Да вы абсолютно разные, но это не делает вас менее ценными. Ты не такой как Лейдо и не стал бы доносить на других. Поэтому этим занимается он. Лейдо другой, понимаешь. Но мне нужны вы оба. Две противоположные половины образуют одно целое. И мне не нравится эта вражда между вами. Хотя мне и нет нужды в том, чтобы вы общались. Можете ненавидеть друг друга, сколько хотите, мне все равно. Но с этого дня вы больше не доставите неприятностей себе и остальным. Ты должен навсегда забыть о мести. Отныне вы братья. И никто, запомни никто, не должен знать, что Лейдо мой информатор. Тебе понятно?

– Понятно, – пробурчал я.

Пусть старик думает, что я простил Лейдо, пока. Но я еще успею воткнуть нож в его поганую глотку.

– Так значит вот почему он тогда исчез. И мастеров навел тоже он.

– Вы думаете, я не знаю, как обстоят дела в моем ордене и что делают мои подопечные. Плохой я был бы тогда магистр, если бы не вникал во все это. А чтобы все контролировать, мне нужны, так сказать, свои люди среди мастеров и учеников. Думаешь, я не знал, чем занимался Криз, и то, что в этом ему потворствовал мастер Садио. Или может, ты думаешь, что я не знаю о ваших глупой традиции и постоянной вылазках к озеру. Знаю. Но прощаю вам эти мелкие шалости до поры до времени. Пока вы не переступаете черту. Кстати эта девочка, как ее, Шейла, случаем не беременна?

– Нет, у нас ничего не было, – слишком резко выкрикнул я, в этот момент став, наверное, пунцовым.

– Вот и хорошо, – сказал магистр, садясь обратно за свой стол. – Пусть все так и остается. Запомни, если она понесет от тебя или еще от кого, я убью ее вместе со щенком. Вспомни мои слова, если вдруг захочется совершить какую-нибудь глупость. А теперь иди, мне надо заниматься делами. Помни, о чем я тебе сказал и держи язык за зубами. Понятно?

– Да магистр, – сказал я, встав со стула и направляясь к двери.

– Ах, да, и помойся, – уже в след крикнул он мне. – От тебя ужасно воняет.

Когда дверь позади меня плотно затворилась, я вновь пошел за уже ожидавшим меня мастером Ласиром. Он отвел меня в Тень Убийцы, в бани, и оставил там одного, велев долго не засиживаться, а после того как отмоюсь, сразу же идти к мастеру Лайкиому чтобы он меня осмотрел. Ужин уже закончился, и мне вновь повезло не попасться никому на глаза. Я скинул с себя грязную одежду и по пояс залез в воду. Вода была чуть теплой, но мне и этого было достаточно. Повязки, закрывающие спину, я намочить не решился, а вот остальные части тела и голову я тщательно оттер лежавшей рядом жесткой щеткой. Через некоторое время пришел недовольный старик Пайтон, который принес мне чистые вещи. Он громко сетовал на свои старые кости и то, что из-за таких как я, он не может спокойно жить. В какой-то мере я был даже рад его видеть, но решил не говорить этого вслух. С молчаливой благодарностью я принял от него чистую одежду. Пайтон забрал мои старые, вонючие полу-лохмотья и со стенаниями удалился, вновь оставив меня одного. Немного обсохнув, я оделся и отправился в Руку Убийцы в лазарет. Мне очень не хотелось возвращаться туда, но выбирать не приходилось. Повязки стоило сменить, это я и сам чувствовал.

Поднявшись на второй этаж Руки я постучал в дверь к мастеру Лайкиому, и тот недовольно ворча велел мне войти. Его кабинет представлял из себя, большую комнату, стены которой, были сплошь заставлены высокими стеллажами с множеством полок, на которых находилось целая уйма банок, склянок и прочей ерунды. Лайкиом велел мне снять рубашку и занялся моей спиной. Он сменил мои старые повязки, предварительно смазав раны мазью. Спина все еще болела, а когда мастер отдирал последние витки ткани, впору было кричать. Судя по недовольному бормотанию Лайкиома, я понимал, что лечение идет не столь успешно как ему хотелось. Закончив с перевязкой, он отпустил меня, и я отправился в Ночлег Убийцы.

Встретившейся мне в холле, несменный Пайтон, уже спал, тихо посапывая на своем стуле. Я поднялся вверх по лестнице, дойдя до своей комнаты, осторожно отворил дверь и вошел. Я слабо надеялся, что все мои соседи спят, но чуть не сбивший меня с ног Клод развеял мои ожидания. Он крепко обнял меня, дотронувшись до больной спины, так что я чуть было, не потерял сознания. После того как я несильно оттолкнул его от себя, он отошел в сторону и уставился на меня такими преданными и жалостливыми глазами, что ему могла позавидовать любая бездомная собака Империи. Карим тоже был рад меня видеть, он был более сдержан, чем Клод и его приветствием стало рукопожатие. Судя по их виду, я понял, что они ожидали меня.

– Да, жизнь в камере не сделала тебя красивее, – Карим широко улыбнулся, обнажив свои крепкие белые зубы, которые довольно ярко контрастировали с его смуглым лицом. – Рад видеть тебя брат.

– И я, – добавил Клод, тут же смутившись и стыдливо опустив глаза.

Я лишь утвердительно кивнул им.

– Шейла!? – с надеждой посмотрел я на Карима, и облегченно выдохнул, увидев его неловкую полуулыбку.

– С ней все хорошо Ардос. Я видел ее пару раз, она постоянно спрашивала о тебе. После того, как тебя увели, мы сидели рядом с ней закованные в колодки. Она была без сознания и не видела, как над нами смеялись другие ученики. Клод принес нам еды после ужина, но он такой неуклюжий, что почти сразу же попался и получил удар по спине учебным мечом от мастера Пада. Благо, что он не стал отбирать у нас хлеб, и даже позволил толстяку покормить нас. Мастер Лайкиом приходил осмотреть наши раны, а потом Шейлу выпустили и отправили в лазарет, через некоторое время туда попал и я. Первое время спина сильно болела, но теперь все хорошо. И у Шейлы, и у меня. Лишь шрамы напоминают о том, что произошло. Кстати как твоя спина?

Он с некоторым беспокойством осмотрел меня.

– Не особо, – честно признался я. – Знаешь ли, камера это не лазарет, да и сырой воздух, с прогнившей соломой вместо лежанки, как то не способствуют быстрому выздоровлению.

– Понимаю, – проворчал Карим. – Ну теперь-то ты пойдешь на поправку. Кстати ты, наверное, голоден? Клод.

Толстяк тут же с готовностью кивнул и полез в свой сундучок. Немного порывшись в нем, он достал свою старую рубаху, в которую что-то было завернуто.

– Вот, – протянул он, мне сверток, быстро моргая глазами. – Мы здесь незаметно принесли немного еды. Перекусить хватит, ну а завтра…

Он замолчал, смущенно переминаясь с ноги на ногу.

– Что-то не так? – спросил я у него.

– Я… просто я ….

– Ну, – настойчивее спросил я, устав от его ужимок.

– Я не хотел вас тогда бросать, – наконец вымолвил Клод и виновато потупил глаза.

– Я же сам приказал тебе бежать если что, – ответил ему я, – поэтому в этом-то ты поступил в кой-то веки умно. А вот то, что ты знал о том, где пропадает Тавиш, и зачем он пошел на встречу с Кризом, и не сказал мне об этом, довольно скверно. Честно признаться, сидя в камере, я не раз представлял то, как надеру тебе задницу за это. Но сейчас понимаю, что не хочу этого делать. Все равно ничего изменить уже нельзя.

– Извини, – только и смог просипеть раскрасневшийся от стыда Клод.

– Ничего, я тебя прощаю, – ответил я, похлопав его по плечу. – А свои извинения лучше принеси Шейле, ведь это ее избили плетями и поместили в позорные колодки.

На мгновение во мне вспыхнула сильная ярость, но я тут же взял себя в руки. Клод сел на край своей кровати, печально опустив голову. Он понимал, что я никогда не смогу простить его до конца. Карим неодобряюще покачал головой, но я сделал вид, что не заметил его укора. Я сел на свою кровать и развернул свернутую рубаху. Внутри я обнаружил пару ломтей хлеба и два кусочка потемневшего сыра. Все порядком уже подсохло, но я так сильно хотел есть, что не заметил, как все проглотил.

– А Тавиш? – внезапно услышал я печальный голос Клода.

– Что Тавиш? – недоумевающе спросил я.

– Ты с ним разговаривал? Ну там, в камере?

– Хм. Да. Но его забрали. Разве он не зашел попрощаться?

– Нет, – ответил Карим. – Мы лишь обнаружили пустой сундук, когда пришли с занятий. Все его вещи просто исчезли. Видимо он не хотел прощаться или же, что более вероятно, ему не позволили этого сделать.

– Понятно, – ответил я. – Да мы с ним беседовали периодически. Так на отвлеченные темы.

– И ты его не о чем не расспрашивал. О том, почему все так вышло и…

– Нет, – резко перебил я Карима.

Мне не хотелось говорить об этом. Да и особого смысла все это уже не имело. В особенности после откровения магистра. Пусть все остается как есть. Им незачем знать правду.

– Я не спрашивал, а сам рассказывать он желанием не горел. А потом пришел Клэйборн и забрал его с собой.

– Клэйборн? – удивленно воскликнул Карим. – Тот самый, который привел…

– Он самый, – буркнул я в ответ, не дав ему договорить.

Возникло неловкое молчание. Тихо сопел Клод. Это немного раздражало. Но это было намного лучше, чем слышать писк крыс в темноте. Я хотел было прилечь, когда услышал тихий скрип двери и обернулся. Шейла тоненькая и прямая, словно струна стояла у входа, и отсвет факела играл на ее темных волосах.

Карим тихо кашлянув, встал, подошел к Клоду и положил руку на его плечо.

– Пойдем, прогуляемся, а то мне стало как-то душновато, – сказал он ему.

– Но я не хочу гулять, – удивленно воскликнул Клод. – К тому же, уже практически стемнело. Куда мы пойдем. А если нас поймают. Нет, я не хочу и тебе не советую.

– Клод! – более настойчиво произнес Карим, скорчив нетерпеливую гримасу.

Какое-то мгновение толстяк молча таращил глаза, не понимая настойчивости Карима, а когда до него в конечном итоге дошло, он сначала побледнел, затем покраснел и вскочив с кровати, быстро выбежал в коридор, чуть не сбив Шейлу с ног. Карим последовал за ним, плотно затворив за собой дверь. Я встал и хотел подойти к Шейле, но она не дала сделать мне и шагу, быстро бросившись ко мне и обхватив меня за шею. Она горячо поцеловала меня в губы, я ответил ей тем же.

– Я так переживала за тебя, – прошептала она, отпустив мои губы.

Она ласково гладила мои отросшие волосы, из глаз ее тонкой струйкою стекали слезы. Я вытер их кончиками пальцев.

– Ты не представляешь как я за тебя беспокоился, – я провел ладонью по ее черным волосам.

– Все хорошо, – внезапно голос ее дрогнул, и она разрыдалась. Я сильнее прижал ее к себе.

– Я же просил тебя не ходить с нами. Просил, – прошептал я, мысленно проклиная себя за то, что в ту ночь не настоял на своем. Это была моя вина, только моя.

– Я все равно бы пошла, – не много отпрянув, выкрикнула она. – Ты же знаешь.

– Знаю, – ответил я ей. – Знаю.

– Я устала бояться Ардос, – произнесла она, сильнее прильнув ко мне. – Поэтому больше не буду. Я люблю тебя.

Она резким движением потянула завязки своего плаща, и тот тяжело упал к ее ногам. Так же быстро она схватилась за подол своей рубахи, но я ее остановил.

– Шейла. Что ты делаешь, нам нельзя.

– Ты меня не хочешь? – в лоб спросила она.

– Нет, – чуть было не закричал я. – Просто…

– Ты боишься, – закончила она за меня.

– Я ничего не боюсь, – с яростным пылом ответил я. Ее слова оскорбляли меня вдвойне, потому что это было правдой. Она смотрела на меня своими голубыми, словно озера, глазами, и я сдался.

– Ладно. Да я боюсь. Но не за себя, а за тебя.

– Бояться не стыдно Ардос. Я уже тебе говорила об этом. Но сегодня я не хочу, чтобы ты чего-то боялся. Сегодня, мне нужен тот прежний Ардос, который утверждал, что не ведает страха. Совсем.

И она резким движением сдернула рубаху через голову, обнажая свои аккуратные маленькие груди. У меня перехватило дыхание. Шейла прильнула ко мне и поцеловала. Я обнял ее и провел ладонью по спине. Шрамы от хлыста оставили на ее гладкой коже свои мерзкие бугристые следы. Шейла вздрагивала, когда я касался их, но не отстранялась. Когда она сняла рубаху с меня, и увидел свежую повязку, тихонько ойкнула.

– Твои раны не зажили, – с беспокойством спросила она.

– Забудь о них, – тихо ответил я ей, прильнув к ее губам. Затем я взял ее на руки и отнес на кровать. Мы довольно быстро освободились от не нужной нам сейчас одежды. Когда я вошел в нее, Шейла тихонько вскрикнула. А затем еще и еще раз. Горячая кровь потекла по ее ногам, окрасив наши чресла. А затем пришло наслаждение. И лишь только голос магистра, громко звучавший в моей голове, не давал обрести мне полного счастья: «Не делай глупостей мальчишка. Я убью ее и щенка. Убью».