Лето нынче выдалось весьма жарким не только в Киеве, но и на всей Великой Руси. Светлые боги, словно расплачиваясь за позднюю зиму и дождливую осень позапрошлого года, да уж заодно и за морозы этой зимы, решили прогреть землю на пять лет вперед. Люди, работавшие в полях, еле волочили ноги от жары. Только и оставалось, что молить о дожде, чтобы хлеб не засох на корню.

Богатыри сняли кольчуги, оставшись в одних рубахах. Бояться засады не следовало — поле не лес, тут за деревом не спрячешься. Конечно, лихие люди могли и в высокой траве залечь, да путь пошел холмами, а с холма далеко видать. Если кто и спрятался, сразу заметить можно. Впрочем, мечи, топор Ратибора и палица Ильи остались на прежних местах. Безопасность безопасностью, а осторожность осторожностью.

Леший в очередной раз вытер мокрый лоб. Солнце било горячими лучами сначала в лицо, потом принялось припекать уже затылок. Шапка помогала плохо, совсем даже не помогала. Меч на боку жег ногу даже через штаны.

Каждый раз, как на дороге показывалась деревня, богатыри обязательно заходили в корчму освежиться. Поскольку деревни в полях попадаются часто, постольку пива было за день выпито много. И поэтому к вечеру богатыри (кроме непьющего Подосёна, ограничивавшегося квасом), начали заметно покачиваться в седлах. От хмельного, да на жаре, их развезло.

Разумеется, до добра это не довело. После очередного посещения, когда деревня уже скрылась за горизонтом, Ратибор шатнулся особенно сильно, рухнул с седла на дорогу и не встал. Обеспокоенный Подосён, тоже соскочив на землю, подбежал к другу и обнаружил, что тот спит крепким сном. На все попытки разбудить Ратибор реагировал невнятным мычанием и беспорядочными жестами.

Илья, находившийся в не менее помраченном состоянии сознания, как и его товарищ, с любопытством наблюдал за всем этим, потом неуклюже спешился, не заботясь о коне, свернул куда-то в сторону от дороги и рухнул там. Спустя мгновение из высокой травы донесся богатырский храп.

Подосён вздохнул и решительно потащил Ратибора туда же. Пусть проспятся, если уж иначе нельзя. Сам он сначала закрывать глаза не собирался — каждый знает, что спать на жаре последнее дело — но постепенно и его веки начали смыкаться…

Ратибор попытался открыть глаза. Это ему не удалось. Лешему было плохо. В голове размеренно бухало что-то похожее на иноземную штуку — колокол. Глаза, даже зажмуренные, слезились, и новгородец сильно подозревал, что похож сейчас на кого угодно, но только не на богатыря. Вдобавок, он никак не мог вспомнить, где же он находится, почему вокруг трава и почему он настолько паршиво себя чувствует. Усилием воли он, наконец, открыл один глаз. Прямо перед глазом обнаружился маленький, гладкий и до крайности деловой хомяк. Он сердито посмотрел на Ратибора, фыркнул и принялся обгладывать колосок какой-то травы, набивая семенами щеки. Вскоре мордочка забавного зверька стала напоминать молоток — по сторонам маленькой основы два ударника торчат. Потом хомяк убежал, судя по всему, относить запас в норку, а Ратибор все не двигался с места, не в силах встать.

Неприятность ситуации была вот в чем. Любого другого человека Ратибор благодаря выученным заклятьям мог поставить на ноги после запоя какой угодно продолжительности. Если же страдал он сам, то тут волшебство было бессильно. Вернее, это Ратибор в таких случаях был бессилен. Когда голова раскалывается, а перед глазами плавают радужные круги и золотые звезды, тогда просто невозможно сосредоточиться нужным образом.

Очередного усилия воли хватило лишь на то, чтобы осознать свое местонахождение. Леший лежал в поле. Рядом с ним возвышалось чье-то пузо, которое, как Ратибору удалось определить после еще одного усилия, принадлежало Илье Муромцу. Из этого пуза время от времени раздавались громкие звуки, долженствовавшие обозначать, что его владелец спит и храпит.

Ратибор наконец взял себя в руки и смог встать. Первое, что он увидел после этого — укоризненная морда конька. Умное животное лежало у самого края дороги и спокойно отмахивалось хвостом от комаров, особенно назойливых в это время суток… Стоп, стоп, а какое же сейчас время суток?

За горизонт садилось солнце. Его лучи окрашивали все в алый цвет, и длинные тени протянулись от предметов туда, куда надлежало идти Ратибору Лешему со товарищи — на восток.

— Батюшки-светы! — дошло наконец до Лешего. — Это ж выходит, мы целый день продрыхли, словно медведи!

— Зачем целый? Всего-то часика четыре… И не как медведи, скорее уж как сурки, — поддержал его совершенно незнакомый голос. — Медведи в лесу спят, и зимой к тому же. Вдобавок, медведя разбудить легко, а вас не добудишься.

Ратибор резко повернулся. Лучше бы он этого не делал. Голова радостно закружилась, круги перед глазами превратились в разноцветные радуги, и Леший рухнул, где стоял. Сознания он, правда, не потерял, так что тут же приподняся на локте и рассмотрел неизвестного собеседника.

Тот, надо сказать, выглядел несколько необычно. Росточком он был невелик — вряд ли больше старого знакомого лесовика — имел соломенного цвета лохматую шевелюру и яркие синие глаза. Шапкой незнакомец пренебрегал, а одет был лишь в домотканую рубаху и такие же пестрые штаны. Странный человечек сидел на траве совсем рядом, насмешливо глядел на новгородца и пошевеливал пальцами босых ног. Совсем мальчонка, даже усов нет.

— Ты кто? — спросил Ратибор.

— Полевой я, — охотно ответил человечек. — Не понял, что ли? В воде — водяной, в лесу — леший, в доме — домовой, а поля чем хуже? Вот он я и есть — полевой.

Тут Лешему наконец удалось сесть, раслабиться и прочитать необходимое заклинание, так что спустя немного времени он уже был свеж, как огурчик.

— Слушай, полевой, — сказал он, — помоги мне, а? Друзей разбудить надо. И так уйму времени потеряли.

Полевой покачал соломенной головкой.

— Не буду я их будить пока. Даром, что ли, усыплял? Тут, понимаешь, дело есть. Важное.

— Какое дело? — только и смог спросить оторопевший от неожиданного поворота Ратибор.

Трава зашуршала, и оттуда вышел еще один полевой — один в один тот, что сейчас беседовал с богатырем. Только у этого волосы были зелеными, а глаза почему-то фиолетовыми.

— Нас, как видишь, два брата. Папаня наш помер на днях, — полевые дружно прослезились, — и оставил нам в наследство три волшебные вещи. Первая вещь — сапоги-самоходы. Любому по ноге, а кто их наденет — в полчаса до Царьграда добежать сможет. Вторая вещь — скатерть-самобранка, на ней еда никогда не переводится и всегда свежая. И третья вещь — ковер-самолет. Про него рассказывать не надо, и так знаешь, что за штука. И вот такая незадача — вещей-то три, а нас-то двое! Непонятно, как делить. Вот и решили мы обратиться за помощью к первому встречному. Рассуди нас.

Тут оба брата одновременно поклонились Ратибору в пояс.

Хитрый новгородец где-то с середины рассказа уже знал, как следует действовать. Вся загвоздка заключалась в том, чтобы не обидеть полевых, а то еще усыпят навечно или иную гадость сотворят. Полевой ведь в поле полновластный хозяин, и хотя меньше у него силы, чем у того же лесовика, но и он немало наделать может.

— Я полагаю так… — начал Ратибор и вдруг сам себя перебил. — Но уж как я решу, на том и поладим, идет?

— Идет, идет, — торопливо закивал тот, кто с самого начала разговаривал с Ратибором.

— Ну, тогда так. Вы поле уже поделили?

— Поделили. У него тот кусок, что рожью засеян, а у меня — тот, что целина еще.

— Ну вот и славно. Значит, тебе — скатерть-самобранка. Ведь рожь сама, что такая скатерть, всех кормит. А брату твоему сапоги пусть достанутся. Будет он семиверстными шагами свои владения обходить, чтобы хорошо родился хлебушек.

— А ковер кому? — хором спросили полевые.

— Тьфу, забыл совсем! — Ратибор очень правдоподобно изобразил смущение и растерянность. — И в самом деле — кому же? Надо подумать… Кто-нибудь из вас может с поля уйти?

— Нет, конечно. Мы же полевые. Ты слышал когда-нибудь, чтобы водяник далеко от воды отходил? То-то же.

— Ну так, значит, и ковер вам ни к чему, — облегченно закончил Ратибор. — Куда летать-то?

Полевые переглянулись. Богатырь давно понял, что умом оба брата не блещут, и хитрый ход должен был сработать. Так и получилось. После недолгого молчания братья заулыбались и обнялись.

— И впрямь не нужен, — заключил синеглазый полевой. — Знаешь что, добрый человек? Бери его себе за справедливый суд. Сразу упущенное время наверстаешь. Сейчас принесем.

Полевые шагнули в траву… и словно растворились в ней. Только у самого края примятого места растут два фиолетовых луговых василька, а рядом каким-то чудом колосок ржи вырос и еще два василька, но синих, полевых.

Муромец заворочался, затем с трудом открыл глаза и, крякнув, сел. Глядя на него, Ратибор невольно вспомнил, как Илья выглядел после недельного запоя. Примерно так же.

— Ратибор, — простонал Муромец. — Колдани, что ли, а то совсем сил моих нет.

Подосён проснулся последним, когда уже оба богатыря были в норме. Посмотрев на юного оборотня, друзья завистливо вздохнули. После неурочного сна он смотрелся только чуть-чуть помятым, да глаза немного покраснели. На его обычной бодрости это мало сказалось.

К этому моменту уже совсем стемнело. Луне пока не положено было всходить, так что ночь обещала быть темной, хоть глаз выколи. Пока остальные сокрушались по поводу своей беспечности, Ратибор пошел кругами вокруг места «ночевки». Вскоре его поиски увенчались успехом: Ратибор споткнулся обо что-то под ногами и рухнул носом в траву. Не поднимаясь, он зашарил руками по земле и нащупал плотный сверток длиной почти в рост человека.

— Эгей, друзья! — негромко крикнул Леший. — Гляньте, что я нашел!

Засапожным ножиком он разрезал конопляную веревку, которой сверток был перевязан, и развернул дерюгу, укутывавшую неизвестную вещь.

Как и ожидал богатырь, это был ковер. Богато украшенный, но изрядно потертый — сразу видать, во многих переделках побывал. Местах в десяти в плотной ткани были пробиты маленькие дырочки, словно по ковру стреляли из луков. Вдобавок край ковра словно бы обгорел. Сейчас волшебная вещь казалась самой обыкновенной, словно бы и летать не умела. Ратибор даже засомневался — а не обманули ли его полевые — но потом вспомнил, что они, как и прочие из их рода, врать не умеют.

— И что нам с этой штукой делать теперь? — спросил Муромец. Весь разговор он проспал и поэтому, конечно, не имел представления о том, что лежит сейчас перед ним. Вместо ответа Ратибор принес книгу, уселся посередине ковра и принялся листать желтые страницы. Заклятья, заставлявшего ковры летать, он не знал.

В темноте букв было не разобрать, поэтому Ратибор на скорую руку наколдовал шарик холодного огня вроде болотных обманок. И в его холодном свете убедился: неведомый маг, написавший эту книгу, тоже не умел обращаться с коврами-самолетами. Либо считал это чересчур простым, чтобы включать в книгу, что дела не меняло.

Оставалось обратиться за помощью к учителю. Котелок у путников всегда был с собой, а налить в него воды — и вовсе дело минутное. Илья и Подосён наблюдали за действиями друга с ясно читавшимся на лицах любопытством, но вопросов не задавали.

И вот тут случилось такое, от чего Ратибор почувствовал неприятный холодок вдоль спины. Испытанный способ не действовал! Ратибор прочитал заклинание еще два раза для пущей надежности. Вода в котелке по-прежнему оставалась водой, не желая превращаться в чудесное зеркало, отражавшее нужного человека.

— Ничего не понимаю, — с досадой сказал Ратибор, выливая воду. — Что случилось?

Остальные встретили его раздражение непонимающми взглядами. Леший волей-неволей вынужден был объясниться.

— Это, — и он ткнул пальцем в ковер, — ковер-самолет. Его мне полевые подарили. Но как заставить его лететь, я не знаю. В книге этого тоже нет. Но не это самое плохое. Я только что пробовал связаться с Волхом Всеславьевичем, чтобы попросить совета — и не смог! Это заклятье не может не подействовать!

— Может.

За спиной у Муромца обнаружился давешний полевой — тот, что голубоглазый и светловолосый. Стоял себе, поигрывая соломинкой. Как он пришел — непонятно, вроде бы в прошлый раз только уходили они бесшумно, а приходили — слышно было.

— Сейчас волшебство слабеет в этих краях. Змей загодя готовится к наступлению, — продолжил полевой. — Я уж не знаю, ведомо ли вам, люди, о Змее Трехглавом, а мы чуем, что ближе он, чем положено. Он и запрещает волхвовать везде, где находится. И самого его никаким колдовством одолеть нельзя, — он посмотрел в вытянувшиеся лица богатырей и спросил: — Вы что, не знали?

Муромец почесал в затылке.

— А ковер-то полетит?

— Должен, — неуверенно сказал полевой. — Это волшебство настолько древнее, что, наверное, и Змею не по зубам. Попробуйте.

— Легко сказать, — хмыкнул Ратибор. — Ты бы вдобавок к этому подарочку еще бы и слова сказал, которыми его запускать положено.

— Что, вы и этого не знаете? — ужаснулся полевой. — Какие же все-таки идиоты эти смертные! Уж слова всем, по-моему, известны, и вам в том числе. Просто вы, наверное, не знаете, для чего их применять. Ладно, я пошел.

С тем хозяин здешних мест и сгинул бесследно в траве.

Богатыри задумались.

— Кажется, я знаю, — сказал наконец Подосён. — Мне мама в детстве рассказывала сказки, так там были такие слова, чтобы ковры поднимать. И не только ковры.

— А откуда твоя мама колдовской язык знала? — подозрительно спросил Ратибор.

— Зачем колдовской? Ковер и по-нашему понимать может, только слова нужные произнести надо.

— Погоди, — перебил его Муромец. — Даже если сработает, и мы полетим, с конями что делать прикажешь? Они-то летать покамест не научились!

Это было верно. На радостях от неожиданной находки Ратибор совсем забыл про верховых животных, чересчур больших и тяжелых для ковра-самолета.

— Может, полевых упросить, чтобы последили за ними? — предложил Подосён.

Оказалось, что означенный полевой далеко не ушел, а сидел где-то рядом, подслушивая. Или же просто слышал все, что говорится в его владениях.

— Нанялся я вам, что ли? — проворчал он, снова появляясь в доступной глазу форме. — За все надо платить. Вот если бы вы мне коврик обратно отдали, тогда бы, может, я и взялся.

Ратибор взвился, словно его печеный петух в зад клюнул.

— Ты сам-то понял, что сказал? — заорал он. — Ежели мы самолет отдадим, то тогда нам только на конях и останется добираться!

— И в самом деле, как-то не так выходит, — задумчиво сказал полевой и наморщил лоб. — Деньги мне ваши не нужны, все равно купить на них я ничего не смогу, а что мне нужно, то я и без денег беру. Вот если бы что-нибудь волшебное… Придумал! Вы летите пока, а когда вернетесь, его мне отдайте, а я вам коней верну в целости и сохранности. Ковер не вернете — и скоты ваши у меня останутся, я их потом мужику какому-нибудь подарю, пахать будет.

Илья покачал головой, потом подошел к своему неказистому Бурушке и легонько хлопнул его ладонью по спине.

— Что, друг, согласен, чтобы за тобой вот он ходил? — и богатырь показал пальцем на полевого.

Конь заржал и потянулся к соломинке, которую маленький человечек по-прежнему вертел в руке. Дотянувшись, съел и фыркнул.

— Согласен, — удовлетворенно заключил Муромец.

Остальные двое согласия коней спрашивать не стали, и вопрос был решен.

— Так какие ты, говоришь, слова знаешь? — спросил Леший.

— Погоди, — рассудительно ответил Подосён. — Сначала на ковер встать надо, а то еще улетит, а нас здесь оставит.

Три богатыря уселись в середине ковра-самолета. Туда же стащили все, что можно было унести с собой. Даже седла Муромец погрузил, сказав:

— Может, там нам придется еще верхом поездить. А старое седло всегда лучше нового.

После того, как приготовления были завершены, Подосен выпрямился, придал лицу серьезность и сосредоточенность и громко сказал:

— Земля, прощай!

Ковер вдруг тихо загудел, задрожал, как живой, но с места пока не трогался. Тут из-под него полетела пыль и мелкий мусор, словно бы выдутые оттуда сильным ветром, и изделие древних колдунов начало подниматься в воздух. Заглянув за край, Ратибор увидел, как поле с кругом примятой травы уменьшается, остается внизу. Еще он увидел, что оставленные кони дружно построились цепочкой и пошли куда-то, неведомо куда. При этом Бурушка то и дело оборачивался и смотрел вверх, словно ожидая, что хозяин передумает и вернется.

Достигнув изрядной высоты, путешественники повисли в воздухе. Ковер не двигался больше никуда.

— И что дальше? — спросил Ратибор, поворачиваясь к Подосёну и скрещивая руки на груди.

— Дальше, дальше, — мучительно соображал Подосён, — дальше ведь еще какие-то слова должны быть, которыми в полет запускать…

— Вспоминай живее, — не выдержал и Муромец, — а то останемся тут на веки вечные висеть. Высота-то вон какая, спрыгнешь — все кости переломаешь.

— Точно! — юноша наконец вспомнил. — В добрый путь — вот какие слова!

Ковер снова загудел, но по-прежнему никуда не двигался. Теперь уже Подосён изумился по-настоящему.

— Неужели и в самом деле перестало работать?

— Нет, — рассмеялся Ратибор. — Просто ему ведь указать надо, куда лететь. В Святые горы — в добрый путь!

Тут же в лицо богатырям ударил тугой ветер, а земля внизу начала быстро уходить куда-то назад. Воздушное путешествие началось.

Ратибор сидел на переднем краю ковра, свесив ноги. Это было вовсе не так удобно, как могло показаться — ноги постоянно придувало ветром к нижней стороне необычного летательного средства, да и свалиться было недолго. Зато так выглядело со стороны намного лучше, и Ратибору было наплевать, что никто не может оценить этого.

На земле, над которой они сейчас пролетали, была полночь. Ковер летел на восток, так что для его наездников время словно бы шло быстрее. О таком необычном свойстве Ратибору уже давно говорил Волх Всеславьевич, но объяснить его причины даже он затруднялся. Только один раз сказал, что, по мнению какого-то древнего мудреца, земля круглая, словно тыква, и висит в пустоте, абсолютно ни на что не опираясь. Леший, конечно, сразу решил, что неведомый мудрец от большой премудрости тронулся умом. Никак не может быть, чтобы земля шаром была, потому что иначе вся вода стекла бы вниз, в эту самую пустоту, в которой все и висит. И потом, знаменитый Вещий Олег доходил же до края земли, и про то Волх тоже рассказывал. Когда же Ратибор поделился с учителем своими сомнениями, тот рассердился и велел не спорить, а молча учиться.

А вот сейчас с ним даже поговорить не получается… Пожалуй, именно теперь Ратибору, как никогда, нужен был совет мудрого человека. Но из-за поганого змея он был лишен такой возможности. Что же, справимся и сами. Заодно будем вдвойне осторожны. Если уж Змею удается остановить колдовство на Руси, значит, и сам он где-то неподалеку может оказаться.

Оторвавшись от мрачных размышлений, Ратибор подтянул замерзшие ноги на ковер, лег и посмотрел вниз. Там было темно, и лишь изредка проплывали отражения звезд в озерах. В такую пору люди спят, потому и огонь в окнах не горит. Не определишь, деревня под тобой или же просто лес или поле.

— Как ты мыслишь, — спросил сзади Муромец, — долго нам еще лететь? И убери свои сапоги из-под моего носа. Здесь и так места мало, только-только на нас троих хватает!

— Сам виноват, — огрызнулся Ратибор, — не надо было столько вещей с собой брать. А насчет сколько лететь — кто же его знает… Сейчас мы, наверное, летим раза в два быстрее, чем если бы на конях скакали. Значит, где-то через неделю будем возле Святых гор. Правда, тут еще поправку сделать надо.

— На что?

— Ну, нам же, наверное, придется спускаться время от времени, — пояснил Ратибор. — Хотя, если тебе легче такое с края ковра проделывать, с высоты версты… И о мужиках подумай. Знаешь такую пословицу: хорошо, что коровы не летают?

Пословицу Илья знал, и смысл Ратиборовых намеков до него дошел.

— И сколько тогда получается? — спросил он.

— Почти столько же, — пожал плечами Ратибор. — Если уж на все непредвиденные случайности время отвести — тогда за две недели уж точно доберемся. И останется у нас еще четыре недели на то, чтобы добыть чудо-оружие. Потом снова на коврике — до того поля, пересаживаемся на коней — и в Киев. Как раз целиком два месяца и выходит.

Про то, что поход может вообще провалиться, он не стал упоминать. Во-первых, Илья и так об этом знает, а во-вторых, зачем говорить о грустном, когда покамест все удается?

Ковер-самолет начал набирать высоту. Еще чуть-чуть — и он вошел в случайно попавшееся на пути облако. Густой белый туман со всех сторон вызвал у Ратибора неприятные воспоминания, связанные с первым в его жизни полетом. Вдобавок и дышать стало тяжело, точь в точь как и в прошлый раз.

Подосён, с начала воздушного пути дремавший, проснулся, испугался тумана и чуть было не вывалился за край ковра. Илья Муромец вовремя схватил его за рубашку и водворил на место.

Стало холоднее. Богатыри натянули толстые стеганые куртки, которые принято надевать под кольчугу. Это помогло. Облако быстро кончилось, и сейчас ковер несся просто через ночное небо. Со всех сторон — и сверху, и с боков — светили звезды, и если лечь лицом кверху, легко можно себе представить, что нет на свете никакой земли, а только ты с друзьями летишь себе, словно птица или еще кто летучий…

Когда прошло еще некоторое время, Муромец, последние десять минут лежавший и внимательно глядевший вниз, повернулся к Ратибору и озабоченно сказал:

— Не пора ли нам приземляться?

— Чего так быстро? — поинтересовался Ратибор. — Приспичило, что ли?

— Нет, это-то я еще могу и потерпеть. А вот спать хочется… — и Муромец сладко зевнул.

— Так спи! — удивился Ратибор. — Подосён вон дрыхнет же без задних ног.

— Ты что? У меня сон богатырский, под самым ухом тараном в стену бей — и не обеспокоюсь. А ежели я на этом коврике повернусь не в ту сторону? На полпути к земле только проснусь… А то и не проснусь вовсе.

— Да, дело серьезное. Эй, Подосён! Спусти-ка нам ковер-самолет к земле. Илье Муромцу спать на твердом привычнее!

Подосён поднял голову и взглянул на Ратибора сонными глазами.

— Чего?

— Ковер приземли, я сказал!

— Ой! — неожиданно сказал Подосён, и лицо его вытянулось. — А я ведь не знаю, как это делается. В сказках ничего такого никогда не говорилось…

Ратибор невольно ахнул и схватился за голову. Вот ведь сглупили, так сглупили. Только получили ковер, сразу лететь, нет чтобы расспросить полевых получше. Наверняка ведь знали все, что нужно для полетов!

— Что делать будем? — спросил Муромец, нехорошим взглядом меряя всех, и ковер в том числе.

— Кто ж его знает? — прошептал Ратибор. Потом решительно сказал:

— Была не была. Хуже в любом случае не будет! Эй, ковер! Сбавь скорость маленько!

Ткань под ногами снова задрожала. Ковер полетел медленнее.

— Еще чуть-чуть! — тем же командным тоном приказал Ратибор.

Скорость полета еще уменьшилась.

— А теперь стой!

Немедленно в ушах богатырей засвистел ветер, а опора ушла из-под ног. Ковер-самолет, понявший приказ чересчур буквально, падал вниз.

— Земля, прощай! — выкрикнул Ратибор, цепляясь за бахрому на краю ковра. Тот тут же замер в воздухе. Невезучие путешественники плюхнулись на него и перевели дух.

— Уф, — сказал наконец Илья, — пронесло…

— Тебя б так пронесло, — огрызнулся Ратибор. — Будем дальше пробовать или как?

Муромец и Подосён дружно посмотрели вниз. Ковер неподвижно висел над лесом. До верхушек самых высоких дубов оставалось около десяти саженей.

— Далековато падать, — подвел итог Муромец. — Ты б ему сказал — опустись, коврик, пониже…

Услышав обращение, ковер-самолет и впрямь начал медленно, не спеша опускаться… прямо на деревья. Ратибор чуть было не крикнул «Стой!», но вовремя вспомнил, чем это может кончиться, и начал лихорадочно подбирать нужные слова.

— Ковер, — сказал он, когда по ткани уже начали шуршать ветви, — опустись на ближайшую поляну!

Спустя еще несколько минут богатыри уже разбивали лагерь на лесной поляне. Совсем ложиться на землю ковер так и не пожелал, оставаясь висеть в двух ладонях от нее, и его пришлось привязать к ближайшим дубам двумя прочными веревками.

Измученные происшествиями сегодняшнего дня, путешественники заснули сразу. А еще через два часа взошло солнце…

Ратибор проснулся от странного звука. Похожий он слышал, когда натягивалась тетива хорошего самострела. Наученный боевым опытом, новгородец мгновенно вскочил, перекатился через плечо в сторону сваленных кучей сумок и мешков с вещами, выхватил меч и огляделся по сторонам. Но никого не было ни видно, ни слышно. Впрочем, странный звук повторился, причем с той же стороны.

Повернувшись на звук, Ратибор сразу же обнаружил его причину. Ковер-самолет уже перетер об сучья одну из веревок и теперь пытался проделать то же самое с другой.

— Куда? — грозно заорал Леший. — Куда прешь, скотина летучая?

Ковер поспешно опустился на прежнее место. Ратибор же принялся будить товарищей.

— Вставайте, засони, — приговаривал он при этом. — Коврик-то чуть без нас не отправился!

Муромец, вопреки собственным словам насчет крепкого богатырского сна, проснулся сразу. Едва до него дошел смысл услышанного, он немедленно кинулся к ковру и попытался придавить его собой. Видимо, спросонья богатырь забыл, что еще не так давно ковер нес и его, и еще двух нелегких мужчин, да вдобавок изрядную кучу разнообразных вещей.

Где-то спустя минуту до Ильи дошло, что ковер мирно лежит на месте и никуда не летит. Тогда он поднялся, отряхнулся зачем-то и грозно вопросил:

— Ты пошутил, что ли?

— И не думал, — ответил Ратибор. — Он действительно чуть было без нас не улетел. Правда, я его вроде успокоил, но не знаю, надолго ли. Так что лучше всего будет впредь ночевать прямо на ковре.

Муромец умиротворенно вздохнул, снова лег на мягкую ткань ковра и захрапел. Ратибор же принялся расталкивать Подосёна, который, однако, так и не проснулся, а только отмахивался, не открывая глаз, и один раз тихо зарычал.

Убедившись в тщетности своих попыток, Ратибор решил применить другой подход. Он встал посередине импровизированного лагеря и заорал командным голосом:

— Дружина, подъем!

Произведенное действие превзошло все ожидания. Подосён тут же вскочил и вытянулся по стойке смирно. Муромец сел, ошалело покрутил головой, а затем последовал примеру Подосёна.

— Друзья! — торжественно сказал Ратибор и похлопал в ладоши, привлекая внимание. — Поскольку солнце уже давно взошло, я предлагаю продолжить полет. У нас есть еще пятьдесят два дня на все про все! — И он демонстративно сделал еще одну зарубку на палке-календаре.

Это возымело нужное действие. Богатыри с ворчанием заняли места на ковре, и небывалая компания взлетела над лесом, направляясь кратчайшей дорогой в сторону Святых гор.

— Интересно, — вслух рассуждал Ратибор, устроившись поудобнее и глядя в синее небо. — Почему это коврик наш вдруг ни с того ни с сего в полет потянуло? До сих пор он приказов слушался беспрекословно, да и теперь, как я на него прикрикнул, сразу остановился… Нет, все-таки, в чем тут может быть дело? Как ты мыслишь, Илья?

Муромец, который последние полчаса, презрев собственные доводы, пытался все-таки выспаться в воздухе, недовольно заворчал:

— Ничего я не знаю. Чего тебе не терпится, друг? Летит себе и летит, а ты еще вопросы какие-то задаешь. Вот поймет он тебя неправильно, да примется отвечать — не порадуешься!

— Мы, ведуны, без вопросов не можем, — наставительно ответил Ратибор. — Только простой деревенский колдун может жить, задавая лишь один вопрос — как? Мы же должны задавать и другой — почему? И не просто задавать, а и получать на него ответы. Только тогда сможем мы обрести полное знание о мире, без которого немыслимо наше искусство.

— Ты сам-то понял, что сказал?

— Не совсем. Но так говорил учитель. А уж он знает все верно.

— Ну раз он все знает, так уймись наконец и дай мне поспать.