Под вечер мы уже были в лагере сталкеров. Дорога знакомая, аномалии все посчитаны и учтены, мародёры дальше развалин хутора не заходят, их тут же уничтожают вольные бродяги. Не дорога, а сплошное наслаждение. Мутанты, правда, водятся в изобилии, но чем ближе к базе Валерьяна, тем их…нет совсем.

В «карантине молодняка» — так называли небольшую деревеньку в низине, где находили временный приют новички — было не так безопасно, как среди ветеранов, но и тут частенько появлялись опытные сталкеры, в прямом и переносном смысле вдалбливающие науку жизни в Зоне. Большинство новичков навсегда оставалось здесь, по собственной воле или посмертно, кому как повезёт. Смертей было много даже при наличии скудного ассортимента смертельно опасных вещей. То в аномалию влезут, то мутанты вдруг выскочат прямо перед зазевавшимся одиночкой, отошедшим от лагеря. А под боком КПП военных, оттуда не преминут пострелять из пулемёта по любой живой цели. Бывают трагичные случаи, когда молодой, спасаясь от жалящих очередей, пробегал перед рылами опешивших мутантов и в эйфории вседозволенности скатывался с дороги к небольшому тоннелю под ней. Тут его и гвоздила воронка, много лет не меняющая своего жилища. А бродяги всё лезут и лезут…

Кондуктор прятался от греха подальше, носился где-то в окрестностях, а я направился к Сидоровичу. Тот восседал на своем привычном месте. Мне показалось, что он стал слегка дёрганым: когда я вошел, он вздрогнул. Глаза были какими-то безумными, на столе у торговца стояла початая бутылка водки. А закуски не было. Сильно же его удивил мой новый приятель.

— Чего надо, сталкер? — радушно встретил меня Сидорович. — Припёрся чего, говорю?

— А зачем ещё к тебе можно припереться, отец родной? — столь же тепло ответил я. — Артефактов принёс, торгануть хочу. А ты думал, я в гости заявился? На подарок не рассчитывай.

Глазки Сидоровича налились кровью. Он шумно набулькал в стакан «прозрачного» и выдул одним махом. Занюхал новеньким, в смазке, ПМом.

— Показывай, что там у тебя.

Я выложил на стол контейнеры, чувствуя, как осиротел рюкзак. Сидорович откинул крышки, полюбовался на артефакты и процедил:

— Барахло, много не дам! Или бери патронами.

Я подавил в себе желание стукнуть Сидоровича лицом о столешницу.

— Барахло? Для тебя уже и «Колобок» барахлом стал? По-моему, тебе надо завязывать с крепким алкоголем.

— Ты меня не учи, сталкер! — разорался барыга. Лицо его покрылось нежным румянцем. — Даю две тысячи за Колобок и по пятьсот за остальное.

— Пошёл ты в реактор, — мягко отказался я и повернулся на выход.

Ишь ты, две тысячи! За «Колобок»! Зря я его, что ли, из вот такой кучи жгучего пуха доставал? Негодование моё жгло душу сильнее, чем тот же пух — голые руки сталкера-новичка. Даже сильнее, чем голое лицо! Сидорович — барыга, но тут он превзошёл себя.

По пути от бункера торговца к лагерю я увидел мелькнувшую спину Кондуктора, он пробирался параллельным путём, значит, слышал весь разговор. В бараке лагеря я положил рюкзак под койку и присел обдумать дальнейшие планы. Кот заныкался в рюкзаке и молчал. Я воспользовался тем, что в помещении было пусто, вскрыл банку с тунцом, оставил её у рюкзака и вышел в бар.

В баре я заметил знакомого сталкера по прозвищу Боцман. Тот славился своей въедливостью во всём, эта привычка осталась ещё с морского прошлого. Когда он подбирал себе снарягу, то чуть ли подкладку не отпарывал при проверке. Своими ручищами Боцман почти ломал пополам подошву натовских берцев, проверяя её качество. А ведь её и холодец растворял не сразу. И не всю. Или потрёт кожу на ботинке так, что начинает горелым вонять, и нюхает, натуральная ли. Перчатки на его руках рвались после того, как он при примерке минут пять сжимал и разжимал кулаки. А если барыга начинал возмущаться, то рисковал померить эти кулаки своим лицом. И так Боцман выбирал всё, дотошно узнавая, где сделали вещь, сколько было у неё хозяев, из какого материала и прочее, прочее. При этом он всегда повторял: «Моряку нужно знать только две вещи — сайз и прайс». Барыги старались отказать Боцману в покупке под предлогом того, что вещь временно отсутствует в продаже или бракована, больше нервов потратишь, чем заработаешь на нём. А сталкеры уважали его и знали как честного и надёжного человека.

Боцман увидел меня, подскочил и сгрёб в охапку. Когда я пришёл в себя, он уже открывал бутылки пива и нарезал консервированную колбасу. Мы грохнули толстыми кружками и выпили.

— Какие новости? — поинтересовался я скорее из традиции, наслаждаясь холодным пивом.

— Новостей нет, а вот интересного масса. Слышал, тут новый мутант объявился? Вроде Химеры, только подохлее. Но наглый, как танк. И матерится по-человечески. Вон, Сидорович недавно еле отбился от такого. Припёрся, говорит, хотел сожрать, а Сидорович его почти завалил.

На лице у меня, видимо, отразилось такое сомнение, что Боцман рассмеялся:

— Да свистит Сидорович. Небось, в штаны наложил, как увидел. С тех пор сам не свой, орёт на всех, борзеет не по-детски.

— То-то я смотрю, он хороший товар барахлом называет. Может, зря его тот мутант не схомячил?

— Наверняка! Я когда засомневался в его словах, он таким матерком загнул, спина покраснела!

Я представил, как у боцмана Боцмана от мата краснеет спина, и сам захохотал, чуть не подавившись пивом.

— Смех смехом, однако, мутант, похоже, действительно есть, — отсмеявшись, сказал Боцман. — Слухи ходят.

— Слухи всегда ходят, — ответил я — Монолит тоже вроде есть. И демократия.

— Насчёт демократии не знаю, а всё же стоит держать ухи востро, — произнес Боцман. — Пойду, выйду.

Когда спина Боцмана исчезла в дверях, я допил пиво, поднялся и пошёл спать. Под ноги попалась пустая банка, которую я запинал в угол и лёг.

— Ты чем-то озабочен, Котэ? — раздался в голове голос Кондуктора.

— Да, мне нужно продать артефакты, — ответил я. — А ты так запугал бедного барыгу, что он теперь слегонца не в себе.

Кот молчал, и я уже начал дремать, когда он наконец ответил:

— У меня есть план жуткой, кровавой мести. Если не возражаешь, завтра мы займёмся этим Сидоровичем вплотную.

Полчаса ушло на обсуждение плана. После чего мы стукнули руками по лапам и отошли ко сну. Перед тем, как заснуть окончательно, я услышал зловещий голос Кондуктора:

— Когда мы закончим, этот ваш Сидорович будет завидовать зомби.

Наутро я ошивался рядом с бункером торговца и ждал начала спектакля. Кондуктор проник в бункер, повиснув на рюкзаке какого-то сталкера, явившегося по торговым делам. Парень был слегка навеселе, иначе как еще можно было не почувствовать, что рюкзак стал заметно тяжелее? В нужный момент Кондуктор десантировался под стол, а когда сделка состоялась, и Сидорович отлучился в складское помещение, проник под стойку торговца. Ничего не подозревающий Сидорович уселся в своё кресло и занялся учётом.

— Мяу, — раздался откуда-то нежный голосок.

Сидорович прислушался, всё было тихо.

— Мяу, — продолжил Кондуктор. — Мяу!

Торговец испуганно оглянулся. Звук шёл, как казалось, отовсюду. К тому же в Зоне нет твари, которая бы мяукала. Это успокаивало, но не очень.

— Мяу, говорю, — разошёлся Кондуктор. — Ты что, не слышишь, торговая твоя морда?

Сидорович застыл на месте от ужаса. Дрожащей рукой попытался нащупать бутылку, но отдёрнул её, наткнувшись на что-то мягкое. Он закрыл лицо ладонями, стал раскачиваться в кресле и подвывать.

— Ты сошёл с ума? Какая досада, — умело издевался Кондуктор. — А что людям хамишь? Загордился, да?

— Я не хамлю, не хамлю, — повторял Сидорович, раскачиваясь всё сильнее. Кресло накренилось, и толстяк выпал из него. Напротив его лица жутко светились жёлтые глаза. Они вплотную приблизились, нос защекотало.

— Здорово, неудачник! — проговорил желтоглазый. — Мне нужна твоя душа!

Сидорович с воплем задёргал конечностями, пытаясь ползти. Наконец, он вскочил на ноги и с размаху врезался в стеллаж, на котором лежали боеприпасы. Стеллаж рухнул, задев походную печку, та перевернулась и засыпала коробки с патронами горящими дровами. Сидорович орал где-то в глубине склада, Кондуктор бросился за ним. Его глазам предстало всё разнообразие ассортимента. Чего тут только не было. Кот подцепил когтями крышку ближайшего контейнера, схватил в зубы самый красивый артефакт и одним прыжком вылетел через окошко стойки к лестнице наверх. В этот момент за его спиной поднялась отчаянная пальба — это огонь добрался до патронов. Кондуктор выскочил из бункера, чуть не сбив меня, и схоронился в лопухах. На звуки канонады сбегались сталкеры, кто-то сунулся было в бункер, но его тут же оттащили.

— Что за нах, а драки нет? — пробасил появившийся Боцман.

— Сидорович оружие пристреливает, — пожал я плечами.

— А, ну, дело правильное, так дороже можно продать, — понимающе кивнул Боцман, развернулся и пошёл в бар.

А я незаметно отделился от оживлённой толпы и сходил за рюкзаком. Больше нам здесь делать было нечего.

По дороге к Агропрому ко мне присоединился Кондуктор, в зубах котяра тащил «Золотую рыбку».

— Ты очумел, хулиган? Она ж радиоактивная! — в ужасе проговорил я.

— Да вадно, вжял, што крашиво лежало. Шолёненький, — невнятно проговорил Кондуктор. Я живо достал свободный контейнер и упаковал артефакт.

— Пойдём, добытчик. Рассказывай, что ты с Сидоровичем сделал.

Кот уселся на мое плечо и рассказал всю правду. С его слов я и записал этот рассказ.