Он вылетел в ворота и шлепнулся за барханом. Вокруг поднялось желтоватое облачко, но, к счастью, не из-за порции свинца. Фредрик лежал, не двигаясь, в раскаленном песке и смотрел в голубое небо.

«Allah akbar, — подумал он. — Бог велик».

Им его не найти. Пустыня со всех сторон. Они даже не знают, в какую сторону он мог побежать. Самое главное, не выходить на дорогу.

Направление. Куда идти? Фредрик встал на четвереньки, прополз вокруг бархана, убедился, что его не видно с насосной станции, поднялся в полный рост и пробежал несколько метров. Увидел дым пожара далеко позади. Он в безопасности.

Голова под париком чесалась, усы отклеивались. Фредрик сорвал парик с усами и швырнул в песок. Шляпу оставил: она защитит от солнца. Во рту пересохло, и в глотку как будто насыпали песок. Он не должен ни в коем случае думать о воде.

Фредрик побрел дальше — от одного бархана к другому. Идти по песку было очень тяжело, и он начал раздумывать, почему путешественники в пустыне никогда не использовали снегоступы. Он все время почему-то шел влево, был уверен, что рано или поздно обязательно выйдет к заброшенному каналу насосной станции. Этот канал мог идти только к Нилу.

Фредрик с трудом взобрался на высокий бархан, огненные склоны которого все время осыпались, и осмотрелся. Далеко позади виднелась вонючая крысиная дыра, из которой ему удалось выбраться, тайная военная база. Тюрьма, вонь и гниение; неудавшаяся попытка создать в пустыне оазис. Когда-то Насер пообещал превратить пустыню в цветущий сад, перегородил плотиной Нил, и все высохло на много миль вокруг.

Дыма пожара больше не было видно.

Фредрик осмотрел пустыню впереди себя, приложил руку козырьком к глазам и попытался рассмотреть, куда ведет канал. Зеленая лента воды уходила за горизонт. Куда-то в вечность. Но где-то в том направлении жили люди, тек Нил! Он попытался вспомнить поездку на базу из Каира. Сколько времени они ехали на «джипе»? Он был все время в сознании? Неужели это далеко от города?

Далеко-далеко.

Прошлое потеряло очертания, превратилось в кашу воспоминаний, ни одно из которых нельзя было ухватить. Но он-то продолжает существовать. Здесь и сейчас!

От жары кружилась голова. В мареве кружились и перемещались барханы. Стая желтых мух никак не хотела отставать от него. Откуда они вообще взялись? Где-то поблизости разлагается дохлый верблюд? Или осел? Нет, вон там впереди в песке валяется чернослив: он обошел месиво стороной, и желтые мухи оставили его наконец в покое.

Держи направление. Видишь солнце. Ула, видишь месяц, Пер, там за горами тебя ждет новый день. Он подбадривал себя всякой чепухой, ему совершенно не хочется пить; он может прекрасно обходиться без воды. Только вперед, держи направление.

Пустыня.

Фредрик должен был признать, что совсем по-другому представлял себе пустыню. Это было совсем не похоже на обычную европейскую жару. Сейчас его запекали в раскаленной духовке.

Вот именно. Отличное сравнение; только у этой духовки был резкий ослепляющий свет, от которого все куда-то плыло.

Направление. Пустыня.

Песчинки. Блики. Красное, зеленое. Вокруг потрескивало и поблескивало, но он ничего не видел и не слышал. Он закрыл глаза и попытался сконцентрироваться: пусть пустыня превратится в dirbikt. Чудесное новое слово: dirbikt — солнце, змеи, перья, солнце и грифы.

Довольный придуманным словом, Фредрик взобрался на очередной бархан и в очередной раз осмотрелся. К счастью, на этот раз смотреть далеко не пришлось — прямо под ногами у него лежала зеленая полоса, уходящая куда-то на запад — запад? или восток? Куда-то к еще более зеленому массиву. А вдалеке виднелись дома.

Фредрик бросился вниз к каналу. Вода давно высохла, осталось некое подобие трясины. Прямо посреди устроилась стайка прекрасных бабочек, красных и черных, они сидели и пили из тины. Если бы у него тоже был хоботок…

Идти вдоль канала было намного легче. Близость жилья подбадривала, ему больше не хотелось пить. Через равные промежутки времени он останавливался и высыпал из туфель песок.

Фредрик попытался продумать план действий. Он должен найти одного человека. Пожилого египтянина, который знал ответы на мучившие его вопросы. Который знал разгадку khi'elim khu. И всего, что касалось пирамиды Хеопса. И высохших мумий фараонов. Затем Фредрик отдался фантазиям о чудесном мире голубизны, где его всегда посещали умные мысли.

И четыре зверских убийства.

Он остановился и схватился за карман пиджака. Все было на месте: паспорт, его паспорт, бумажник, деньги. Прежде всего надо добраться до Каира. Затем до убогого отеля. Немного отдохнуть и прийти в себя. Собраться с силами, выработать план действий. Интермеццо с военными помогло запутать следы. У него есть время на раздумья.

Он приближался к деревушке.

Вскоре его уже окружили собаки и дети. Ребятишки кричали и протягивали худенькие грязные ручонки в надежде получить bakshis.

Несколько мужчин сидели в тени сараев. Фредрик подошел к ним и поздоровался:

— Sabahil khayr. Bititkallim inglizi?

Все дружно потрясли головами. По-английски никто не говорил.

Пришлось использовать все известные арабские слова и вскоре перед ним уже стоял кувшин с водой и поднос с фруктами. Когда же он достал новую двадцатифунтовую бумажку и громко назвал Каир, все почему-то с потрясающей быстротой бросились в сарай. Там арабы покричали, помахали руками, и к Фредрику выкатили старый, развалившийся «форд», модель «Англия», весь проржавевший и без стекол. Аборигены подтолкнули развалюху, на что-то нажали, и машина вдруг заурчала, засопела, и мотор заработал.

Фредрик прислонился к стене сарая, выплюнул косточки граната и три раза с удовольствием чихнул.

* * *

Через час он уже въезжал в суету Каира. Сехмет, Сота и Анвар с восторгом поочередно управляли старой «Англией» и высадили Фредрика у моста Кубри. Он быстро сориентировался и направился в сторону отеля.

Портье в очках с донышками бутылок из-под пепси-колы подозрительно посмотрел на него, когда Фредрик попросил ключ от комнаты.

— You are mister Drum? Cut your hair and moustache?

— Новые времена — новая мода, — пожал плечами Фредрик.

— Телевидение, — парень ткнул пальцем в старый потрескивающий телевизор в углу. — Вас показывали по телевидению, мистер Дрюм. Вы защищали военных. Я видел вас. Два раза. (Не было похоже, чтобы это доставило ему радость).

Фредрик замер. Значит, полковник Таваллан добился своего. Значит, разразится еще больший скандал, чем он предполагал. Интересно, сколько звездочек останется на рождественном мундире полковника.

— Это не я. Мой племянник. Глупец! — Он схватил ключ от комнаты. Кажется, тучи сгущаются.

Было еще довольно рано. Не больше двенадцати. Фредрик долго стоял под душем, а потом лег в постель. Смотрел на пляшущие на потолке тени и рассуждал.

Найти старого египтянина.

Поговорить с доктором Эрвингом?

Пойти в полицию, в отдел расследования убийств?

Полистать газеты и найти материал о трех первых убийствах.

Пойти на доклад в Каирский музей. Сегодня вечером, в шесть. Послушать, что скажет Эзенфриис, посмотреть, кто вообще придет на доклад.

Переодеться.

Он повернулся на бок. Тени на потолке съежились и побледнели. Сколько раз ему придется менять свою внешность, маскироваться, переодеваться? Неужели его не могут оставить в покое? Кошмар; сейчас половина Каира, та половина, что не знала о последнем убийстве в пирамиде, судачила о всемирно известном ученом Фредрике Дрюме, который во всей своей красе, с длинными волосами, пижонскими усами, в шляпе и очках, решил вмешаться во внутренние дела Египта и поддержать военных! Идиотизм! Его вообще не интересовала политика! Что подумала вторая половина Каира, которой было известно об убийстве Фредрика Дрюма, он и представить себе не мог. В теориях по поводу его неожиданного воскрешения из мертвых недостатка не будет, но популярности это ему не прибавит. А полиция по делам иностранцев во главе с отвратительным мистером Мухелином тут же решит, что все это хорошо спланированный и тщательно подготовленный заговор против египетского государства, выполненный суперагентом, обладающим способностью перевоплощаться, умирать и воскресать по мере необходимости.

Был ли он сейчас в безопасности? В дешевом отеле, каких в столице тысячи. Каир — громадный город, и даже полиции по делам иностранцев нелегко найти в нем пропавшего человек. Портье видел его паспорт, но не побежит же он в полицию?

Фредрик предпочел не думать об этом. Но переодеться стоит. Новый костюм, ничего общего ни с первым, ни со вторым мистером Дрюмом. Это даст ему свободу передвижения.

Тени на потолке вновь задвигались. Он расслабился, шум с улицы успокаивал, а мягкая кровать убаюкивала.

* * *

Он стоял у магазина театральных эффектов. Было уже почти пять вечера, Фредрик вкусно пообедал, переоделся в светлый костюм, зеленую рубашку фирмы «Lacoste» и кожаные туфли того же цвета. Подобрал к костюму элегантную шляпу.

В магазине Фредрик купил коричневый тональный крем для лица, пару очков с простыми стеклами. Парик с седыми не очень длинными волосами, и подходящую бороду. Владелец магазина, доброжелательный весельчак с радостью помог Фредрику загримироваться и старательно наложил ровным слоем тональный крем. Последним штрихом стал ватный тампон, приподнявший верхнюю губу. В зеркале отразился элегантный господин среднего возраста с интеллигентным лицом.

В таком виде Фредрик отправился к площади Тахрира. У памятника Ахлазару он остановился понаблюдать за дервишем, мусульманским аскетом, невозмутимо совершавшим в центре суетящейся толпы священный ритуал. Это был старик в поношенной коричневой халабее. На голове — серая круглая шапочка из овчины, а из щеки торчит толстая игла. Он сидел на коврике и потряхивал украшенным шелковыми шнурками предметом, очень похожим на детскую погремушку, бормоча какие-то таинственные заклинания. Зрачков у него не было. Не было и глазных яблок. Казалось, его глаза не просто закатились, а куда-то укатились, и остались только молочно-белые белки.

К Фредрику подскочил сорванец с подносом пирожных, но он только покачал головой и пошел дальше. Никаких сладостей.

Он вышел на улицу Талаал Харб, остановился у витрины магазина и посмотрел на свое отражение. Незнакомец.

Рыбьи глаза. Глазами рыбы — Каир сер. И беззвучен. Зеленые купола мечетей — неровности на морском дне. Глаза мертвецов видят одну пустоту. Фасады рушатся, морги рассыпаются. Не существует даже трупов.

* * *

Без пяти шесть Фредрик поднимался по ступеням музея. Он выпил апельсинового сока в кафе у отеля «Хилтон» и обдумал свое поведение на докладе. Он ничего не скажет. Он останется таинственным незнакомцем. Анонимом. Он будет слушать, смотреть, наблюдать. Никто не сможет его узнать. На доклад приглашаются все желающие. Это было одно из многих открытых заседаний SCAT, Society of Comparative Archeoloqy and Theories, прекрасная возможность для приезжих египтологов вынести на суд ученых новые теории, рассказать о своих находках и обсудить спорные вопросы.

Он спросил при входе в музей, как пройти в комнату 418. Ему указали на большое здание в глубине двора. Вход с противоположной стороны.

Он прошел через садик, мимо статуй и остатков доисторических колонн, обогнул фонтан и очутился перед большим зданием с полукруглой крышей. Здесь? Единственный вход — большая зеленая дверь.

В дверях он столкнулся с выходившим из здания широкоплечим египтянином. Это был не кто иной, как «доктор» Мохаммад с базара. Египтянин взглянул на Фредрика, но не узнал, а только плотнее прижал к груди какой-то сверток и поспешил дальше.

В коридоре Фредрик заметил привратника, который почему-то предпочел тут же спрятаться за колонну. В помещении было темно. Какой-то странный запах — нечто среднее между камфарой и чабрецом. Ступени, по которым поднимался Фредрик, скрипели. Он шел по стрелкам к комнате 418. Перед ним, судя по всему тоже на доклад, шествовали два молодых араба. Студенты с книжками под мышкой.

Комната 418 была не обычной комнатой, а скорее небольшим залом с подиумом, кафедрой, доской и всевозможными техническими приспособлениями. Восемь рядов кресел были уже заполнены слушателями, а на подиуме тихо разговаривали трое мужчин.

Один из них был на полголовы выше собеседников и возбужденно жестикулировал. Худой почти до безобразия, с длинными седыми белоснежными волосами до плеч. Выразительное лицо с орлиным носом и зелеными умными глазами под кустистыми бровями. Фредрик без труда узнал профессора Лео Эзенфрииса. Он много раз видел фотографии известного ученого.

Фредрик тщательно выбрал место. В крайнем ряду крайнее кресло справа. Прекрасный наблюдательный пункт: он мог спокойно разглядывать всех и сам оставаться незамеченным.

Старого египтянина, «голос», нигде не было видно. Фредрик почувствовал разочарование.

Первый ряд оккупировали студенты. Большая часть слушателей была именно студенты. Остальные десять — пятнадцать человек представляли собой довольно разношерстную публику.

Ровно в шесть служитель закрыл двери зала и зажег над кафедрой люстру. Профессор Эзенфриис откашлялся и положил перед собой стопку бумаг. В зале наступила мертвая тишина. Слышалось только тиканье часов над входом в аудиторию. Зеленые глаза внимательно рассматривали из-под белых бровей слушателей. В комнату впорхнули птицы. Невидимые существа с острыми, как иглы, носами.

Голос профессора был мягок и тих. Но он проникал в сознание слушателей.

— Семьдесят семь — вот точное число строений, называемых пирамидами, и расположенных в нижнем течении Нила. Само слово пирамида таит в себе тайну. Коротко говоря: по всей вероятности, это слово греческого происхождения, от греческого pyramis, и вряд ли имеет что-либо общее с арабским mr, которое произносится как mer и означает строение с четырехугольным основанием и сходящимися в вершине треугольными гранями. У арабского слово mr нет точного лексического гнезда. Вероятно, греческое pyramis родственно слову per-em-us, которое встречается в «Phind Mathematical Papyrus», где употребляется для обозначения вертикальной высоты пирамиды. Описательное значение слова — «то, что стоит вертикально». Если слово пирамида действительно происходит от греческого per-em-us, то греки, вероятно, исказили значение арабского слова и в результате языкового процесса, которое в лингвистике называется синекдоха, называли целое его отдельной частью. Почти все египтологи принимают данную этимологию слова пирамида. Однако некоторые утверждают, что это слово чисто греческого происхождения, от pyramis, что означает пшеничное печенье. Замечу только, что сравнение пирамиды с пшеничным печеньем возможно лишь при богатом воображении.

Таким образом, этимология слова пирамида довольно загадочна. Что же тогда говорить о самой сущности этих чудесных сооружений. Хочу обратить ваше внимание на то, что предназначение семидесяти шести из них не вызывает ни малейших сомнений. Что же касается последней, семьдесят седьмой, истинной пирамиды, то тут возникают не только сомнения. Это сооружение окружено плотным и почти непробиваемым слоем лжи, сознательных фальсификаций, псевдонаучных исследований и эзотерических тайн. Естественно, я говорю о пирамиде Хеопса.

Аудитория заволновалась. Кто-то кашлянул.

Фредрик внимательно слушал речь профессора. Одновременно он занимался собственной дешифровкой. Он внимательно рассматривал публику. Два человека во втором ряду были ему знакомы. Один — темноволосый крепыш с бородой, в очках в стальной оправе. Другой — высокий и худой, совершенно лысый. Обоим под пятьдесят. Эти двое стояли у его постели в госпитале, когда Фредрик притворялся спящим. Они говорили о комнате Дэйвисона, Говарде Вайсе и профессоре Захарии Сичине. Сейчас же они, замерев, слушали доклад профессора Эзенфрииса.

Фредрик закрыл глаза.

Госпиталь. Чудесное возвращение к жизни. Голоса. Сестра Аннабель. Как долго он пролежал без сознания? Кажется, двое или трое суток.

— Ни один египтолог не может возразить против следующего моего утверждения: пирамида Хеопса резко выделяется из всех известных нам пирамид, не только размерами, но и качеством, точностью постройки; каждый отдельный каменный блок имеет определенное значение и расположение. Пирамида Хеопса выстроена по строгим математическим расчетам и в соответствии с научными принципами, знание которых мы никак не могли ожидать у древних народов. Если не считать ступенчатую пирамиду в Саккаре, то пирамида Хеопса наиболее древнее сооружение. Все остальные пирамиды не что иное, как ее копии, и надо заметить, плохие копии. Некоторые из них я бы назвал просто грудой камней. Считается, что пирамида была построена по велению фараона Хуфу, или Хеопса, как его стали называть в дальнейшем. Фараон хотел построить себе гробницу. В классической египтологии встречается также личность — священник, мудрец или инженер — по имени Имхотеп, который возглавил строительство пирамиды. Хуфу и Имхотеп. Задумайтесь. Обе эти личности не что иное, как бестелесные тени, и их существование не подтверждено историческими источниками.

В третьем ряду вскочил какой-то пожилой египтянин, что-то выкрикнул, а затем спокойно уселся на место и сложил руки на животе.

Помимо студентов на докладе присутствовало одиннадцать человек. Четверо женщин. Две из них вели стенографические записи; наверное, секретари знаменитостей, которые не смогли присутствовать на докладе лично. Третья дама сидела в заднем ряду слева, она была в возрасте, седоволосая, одета в костюм из грубой ткани цвета хаки. «Ей под семьдесят, — подумал Фредрик, — и всю жизнь посвятила археологии». Четвертая женщина сидела рядом с мужчиной в белом элегантном костюме. Полная, увешенная золотом, как рождественская елка игрушками. Эта супружеская пара резко выделялась среди слушателей. Они походили больше не на ученых, а на безвкусных и бесцветных бизнесменов, завсегдатаев баров в роскошных отелях, у которых всегда наготове какой-нибудь контракт в «дипломате». Лица женщины Фредрик не видел.

Связующие нити, где же связующие нити? Он не мог найти ничего общего в происходящих с ним приключениях. Но что он, собственно, предполагал здесь обнаружить?

Невидимые птицы залетали быстрее, взмахи их крыльев накаляли атмосферу, а острые носы устремились вниз.

— Хуфу и Имхотеп. Почему не Осирис и Сет? Или Анубис и Собек? Все может быть. Поскольку у нас нет никаких исторических доказательств существования Хуфу и Имхотепа, как нет их и для всех богов Древнего Египта, такое сравнение вполне возможно.

— Хеопс был вторым фараоном в четвертой династии! Почитайте сэра Петри! — В четвертом ряду потрясал кулаками молодой египтянин. — И Геродота! Мы строим нашу историю на Геродоте!

— Уважаемая публика, предлагаю обсудить мой доклад после его завершения! — спокойно заметил профессор Эзенфриис.

— Четвертая династия. Ученые-египтологи прекрасно знают, что четвертая династия — один из наиболее интересных и таинственных периодов во всей египетской истории. Сэр Петри в свое время провел неоценимую работу по датировке династий и систематизации фараонов. Но многое в его книгах по меньшей мере спорно. Четвертая династия: Шаару, Хуфу, Хефрен, Менкаура, Радеф, Шепскааф и Имхотеп — фараоны, в соответствии с хронологией сэра Петри. Мы знаем, что Петри сделал ошибку в две тысячи лет. Что же тогда говорить о его теории относительно Имхотепа? Кто сегодня берется утверждать, что Имхотеп был фараоном и жил после Хуфу? Или был инженером, построившим пирамиду по велению Хеопса? Как мы видим, какую бы теорию мы не выбрали, в любой есть противоречия. Я утверждаю следующее: в истории никогда не существовало фараона по имени Хуфу или Хеопс.

В четвертом ряду опять вскочил на ноги молодой египтянин и завопил — «ложь!», чем заслужил аплодисменты двух арабов, которые навещали Фредрика в госпитале. Супружеская пара, мужчина в белом костюме и увешенная золотыми украшениями дама, повернулись к молодому египтянину и одобрительно кивнули. Они оба были возбуждены, мужчина крикнул по-английски с американским акцентом:

— Хеопс был величайшим фараоном Египта!

Фредрик застыл. Женщина. Ее лицо. На какое-то мгновение она повернулась к Фредрику, и он смог ее разглядеть. В ней было что-то знакомое, может, он видел ее раньше? Он зажмурился и постарался вспомнить. Американка. Богатая. Довольно бесцветная. Где он мог ее видеть? Нигде. Фотография? Может быть, но где? Он напряг память, нет, не помнит, но кажется, это было совсем недавно, это лицо, губы? Глаза? Волосы? Нет, не помнит.

Скандал утих, студенты зашикали на горлопанов, а некоторые слушатели удовлетворенно кивали головой. Они были на стороне Эзенфрииса. Линия фронта начала проявляться.

— У нас нет документальных доказательств существования фараона по имени Хуфу/Хеопс. Нет никаких настенных надписей. В музее хранится только одна статуя Хеопса. Нет оснований сомневаться в подлинности статуи, она были сделана во время четвертой династии и вполне вероятно, что это фараон, но никак не по имени Хуфу. Кроме того, иероглифы Khufu обозначают также khu, девятый принцип в древнеегипетской религии, собственно вечно живую душу, которая в состоянии воспроизводить материю. Именно поэтому иероглифы khu можно обнаружить в пирамиде любого фараона, мечтавшего о вечной жизни. Но я упомянул о доказательствах. — Профессор Эзенфриис выпрямился, отошел на несколько шагов назад и внимательно оглядел собрание. В зале была полная тишина.

— Доказательства. Ортодоксальная египтология строит свои теории о Хеопсе, основываясь на двух доказательствах. Прежде всего, на трудах древних историков Геродота и Диодора. Но мы все также знаем, что тексты этих историков, а также эвхемерские надписи, труды Дуриса Самосского, Аристогора, Дионисия, Артемидора, Александра Полихистора, Буторидия, Антифена, Деметрия, Демотела и Апиона полны противоречий. Например, Диодор постоянно использует имя Хеммис вместо Хеопса/Хуфу. А Плиний Старший, известный своей педантичностью, при перечислении сохранившихся сведений о пирамидах сухо замечает: «Настоящее имя строителя Великой пирамиды неизвестно». И поэтому я с полной ответственностью утверждаю, что ни один из исследователей пирамиды Хеопса не может предоставить неопровержимых доказательств существования фараона Хуфу.

Американцы о чем-то зашептались. Мужчина достал платок и вытер вспотевший лоб, хотя в зале было достаточно прохладно. («Откуда же мне известно лицо женщины?» — думал Фредрик). Похоже, доклад профессора причинял американцам явные страдания.

— Другое доказательство, на которое опираются современные исследователи, более современного происхождения, и я располагаю материалами, которые позволяют классифицировать это «доказательство» как явную подделку. Я знаю, что представленные мною материалы затронут за живое многих присутствующих в зале, но прошу уважаемых профессоров Эхерима и Вандералта не прерывать меня до окончания доклада. — Эзенфриис кивнул господам во втором ряду.

«Эхерим и Вандералт», — подумал Фредрик. Так вот как звали людей, явившихся к нему в госпиталь. Профессора. Египтологи. Как он и думал.

— В 1765 году британский дипломат Натаниэль Дэйвисон обнаружил отверстие в потолке Большой галереи. Так были обнаружены пустые комнаты над гробницей. Одна из них получила название комнаты Дэйвисона и, как все мы знаем, совершенно пуста. Спустя почти сто лет, в Египет приезжает полковник Говард Вайс, личность яркая и своеобразная. Обладая определенными амбициями, он при помощи своего друга инженера Джона С. Перринга занимается поисками новых пустых комнат, взрывает потолок комнаты Дэйвисона и… как и ожидалось — находит новые помещения. Все это вам прекрасно известно. Одновременно он находит и сенсационные надписи на одном из каменных блоков.

Профессор Эзенфриис подошел к доске, нажал на какие-то кнопки — в зале погас свет, а на доске высветилась большая фотография каменной плиты с красными знаками, очень похожими на иероглифы. Фредрик присмотрелся. Этой надписи ему видеть раньше не доводилось.

— Уважаемое собрание, — тихо продолжал Эзенфриис. — Перед вами так называемое «доказательство» существования фараона по имени Хеопс, найденное полковником Вайсом. Друзья-археологи приобрели благодаря ему мировую известность, а склонные к излишней восторженности египтологи захлопали в ладоши. Найдено доказательство! Никто даже не обратил внимания на заявление наиболее авторитетного египтолога того времени Самюеля Бирха, что истинность текста вызывает сомнение и что написан он так называемым семииеротическим или линейным иероглифическим письмом. А подобное письмо, уважаемые дамы и господа, не существовало во времена четвертой династии. Оно появилось намного позднее.

— Вы лжете! Имя Хеопса выбито на камне! — заорал молодой египтянин в четвертом ряду.

— Эзенфриис пытается опровергнуть то, что многие годы было неопровержимым! — заверещали Эхерим и Вандералт.

— Хеопс был величайшим фараоном Египта! Он живее нас всех! — американец в белом костюме тоже не выдержал.

Эзенфриис поднял руки и подождал, пока зал не успокоится. Фредрик не мог отвести глаз от надписи. Он видел, что это не что иное, как фальсификация, подделка, что сделана она не во времена Хеопса.

— Мне бы хотелось большего уважения. Эта кафедра предоставлена в мое полное распоряжение на сегодняшний вечер правлением SCAT, и я не сойду отсюда прежде, чем закончу свой доклад! Успокоились? Тогда я продолжаю: известный ученый Захарий Сичина раскрыл обман полковника Вайса и инженера Перринга. Его статьи напечатаны в научном журнале «Ancient Skies» за 1988 год. Но такое впечатление, что эти статьи совершенно не заинтересовали научный мир. К сожалению, сегодня здесь нет одного из величайших эпиграфиков нашего времени Фредрика Дрюма. Он без сомнения легко бы расшифровал эту надпись и подтвердил ее ложность. Убийством мистера Дрюма науке нанесен непоправимый ущерб. К великому прискорбию, он стал жертвой убийцы-маньяка из пирамиды Хеопса, который нагоняет еще больший страх на всех посетителей и исследователей этого великого сооружения.

Фредрик содрогнулся. Слушать похоронный панегирик самому себе из уст профессора Эзенфрииса было небольшим удовольствием. Ему захотелось вскочить, содрать парик и закричать на весь зал: «Я здесь! Я жив! И профессор Эзенфриис совершенно прав! Это гнусная подделка!» Вместо этого он сжался на стуле. Лучше стать невидимым, тихо сидеть, смотреть и слушать.

— Но я могу обойтись и без помощи Сичины или Фредрика Дрюма. У меня есть неопровержимые доказательства ложности открытия Вайса и Перринга. Вот оно. — Профессор показал слушателям коричневый конверт.

— Здесь находится копия письма, которое передали в Британский музей наследники Джона С. Перринга. Это признание, написанное Перрингом на смертном одре. Он рассказывает в деталях о том, как они с Вайсом подделали надпись и обманули ученых. Это письмо является настоящим доказательством. Оно было найдено четыре месяца назад в архивах адвокатской фирмы «Rumbach. Rumbach & Wick» в Лондоне. Итак, дамы и господа, пришло время переписать историю. Историю великой пирамиды. Безымянной пирамиды. Я закончил.

Разгорелся настоящий скандал. Все кричали, перебивая друг друга. На подиум взобрался молодой египтянин и схватил коричневый конверт. Профессора Эхерим и Вандералт, без кровинки в лице, встали и молча покинули зал, хлопнув на прощание дверью. Американец в белом костюме вскочил и кричал что-то нечленораздельное, поминутно вытирая лоб. Лицо его жены перекосило. Студенты жестикулировали и орали друг на друга, сгрудившись вокруг Эзенфрииса. Понять что-либо было невозможно.

Так вот как обстоит дело, подумал Фредрик и тихо рассмеялся. Теперь он знал, как проходят научные дискуссии в Каирском музее. Но он перестал смеяться, когда осознал, какую бомбу замедленного действия подложил классической египтологии профессор Эзенфриис. В дело оказались замешаны не только научные круги, но и политические. У птиц были острые носы, и они могли убивать.

Убивать.

Его же собственная роль в этом спектакле была просто абсурдной. Он должен найти разгадку, должен решить проблему, должен найти яйцо, из которого сделали такой омлет.

Один из студентов наконец взял слово и поблагодарил профессора за прекрасный доклад. Аудитория понемногу успокаивалась, крики смолкли, и можно было начинать дискуссию. Фредрик слушал выступления вполуха. Он пытался связать происходящее с собственными приключениями. Но в его схеме не было места для двух человек — американской супружеской пары. Ее лицо, где же он мог его видеть, когда?

Но время не стояло на месте.

Внезапно у входа раздался шум, все замолчали и повернулись к двери. Фредрик увидел служителя в форме, который изо всех сил старался не пускать в зал какую-то странную личность. Служителю удалось одержать довольно легкую победу, и дверь захлопнулась. Раздался звук бегущих шагов и громкий вскрик. Затем наступила тишина.

Фредрик выскользнул за дверь.

В конце коридора он увидел служителя, склонился над распростертым у статуи Аменхотепа III безжизненного тела. При приближении Фредрика служитель поднялся на ноги.

— Он — очень — пьян — пытался ворваться — почти не мог — держаться на ногах — это просто — бродяга. Он побежал — и споткнулся — ударился головой о постамент. Господи — может — может, он умер — это не моя вина — мистер — понимаете? Поймите — Аллах свидетель. — Служитель пытался что-то объяснить на ломанном английском.

Фредрик склонился над телом. Мужчина, приблизительно его возраста, европеец. Из раны на затылке хлестала кровь, глаза смотрели в пустоту. Губы дернулись, и Фредрик с трудом разобрал:

— Я — Фредриии… — Глаза закрылись, а нижняя челюсть отпала.

Фредрика передернуло. Этого человека он уже видел. Из его кармана выпал шприц. Фредрик поднял его, отдал служителю и сказал:

— Позвоните в полицию. Этот человек мертв.