Вообще-то наступил момент, когда надо заканчивать и, логически выводя Иисуса из всего выше пройденного, сказать — друзья, читайте Евангелия, в них есть все, что Вам нужно, и — в добрый путь! Говорить об Иисусе обзорно-исследовательским образом или назидательным тоном — самое глупое, что можно себе позволить. И, действительно, можно заканчивать, потому что Евангелия (свидетельства о Нем) сами все скажут. Однако прежде чем отправить кого-либо в поисках Веры к Евангелиям, следует предупредить, что Веру через них можно обрести только тогда, когда нет намерения расчленить изречения Иисуса на их смысловые единицы и составить из них некое пособие по основным постулатам Веры. То невероятно сильное воздействие Евангелий, которое производит прямо-таки физически ощущаемые движения по изменению души, никогда не произведет своего действия, если читать их аналитически-лабораторным методом. Их надо воспринять единым духом, прочитав в одном порыве, не вмешиваясь в процесс восхождения духа, не пытаясь разобраться в непонятных местах, не пытаясь логически оценивать вероятность или невероятность происходящего, пройти как бы вместе с Иисусом и Его учениками эти три года Его служения, и когда все в душе перевернется и осветлится, когда Иисус войдет в нее, тогда можно начинать пытаться проводить исследования. Потому что страшно потерять Иисуса в своей душе, но еще страшнее никогда, даже на короткий миг не ощутить Его в ней, ибо эти несколько секунд могут соприкоснуть с Вечностью.

В свое время Иммануил Кант в работе "Религия в пределах чистого разума" пытался доказать, что содержание Евангелий очень легко и просто укладывается в резоны и закономерности процесса логического мышления и вообще в свойства человеческого сознания. В принципе, говорил Кант, все это (он имел в виду Нагорную Проповедь) можно спокойно вывести методом дедукции и обосновать затем другими методами познания, а священные книги нужны только для того, чтобы эти сведения просто передавались из поколения в поколения и не затерялись. Кант красиво и плавно излагает смысл и логическое содержание Нагорной Проповеди, читается все это здорово, но по окончании этого чтения ни в голове, ни в душе не остается ничего. Почему? Потому что в этом изложении нет Иисуса. Есть комплекс высоких идей, но нет их истинной высоты. Просто еще один моральный кодекс. В чем проблема?

Представляется, что проблема состоит в том, что основное содержание Евангелий ускользает от читателя, несмотря на то (а, может быть и, наоборот, в силу этого), что оно несложно и понятно. Почему одни люди промахиваются мимо цели, когда читают Евангелия, а другие попадают именно туда, куда надо? Ответ прост. Самое ценное в Евангелиях — Личность Иисуса. Все остальные события, насколько значимы бы они не были, ничего божественного сами по себе не несут без Него. Именно Эта Личность делает свет Евангелий неугасимым, и именно в этом их великая сила. Забываются детали событий, забываются сами события, их повороты и последовательность, замутняются со временем в восприятии детали писываемого, а память о духовном соприкосновении с Ним остается. И если эта неизрекаемая высота соединения души с Иисусом была отодвинута на задний план казенно-диагностическим методом изучения текстов евангельских событий, то человека проносит мимо христианства, и, как представляется, заодно и мимо единственной возможности ощутить в себе Бога. Богу можно поклоняться, и можно даже сделать это сущностью своей жизни, но ощутить личностную связь с Ним можно только через ощущение Личности Иисуса.

Многих останавливает на этом пути непонимание этой действительно трудной для понимания вещи — как Бог может быть и Богом и человеком одновременно? Нас данное обстоятельство не должно пугать. Мы ведь знаем, что как раз на стыке таких взаимно опровергающих логически друг друга понятий и лежит Правда. Мы видим это даже в точной науке, где, чем сложнее явление, тем сильнее из него выпирает этот принцип дополнительности, который с одной стороны говорит о том, что «это» белое и никак не может быть черным, а с другой стороны настаивает на том, что оно же и черное и никак не может быть белым. Если это допустимо в физическом мире, который является всего лишь проявлением нематериальной идеи, то почему это не может быть допустимо в естестве Бога?

С другой стороны в этом непонимании просматриваются явные издержки некоей борьбы собственного духа с собственным же сознанием, которое в некоторых моментах вполне закономерно соединяет несоединимое даже в обыденной жизни, но почему-то отказывает в этом Жизни Высшей. Вот, например, если вспомнить всем известные фразы, которые ни у кого не вызывают позывов на их логическое отрицание, или на духовный подвиг согласия с ними: "Человек — это звучит гордо", "Человек — венец природы", "Человек всей своей историей показал, что …", "Человек — существо не просто физическое, а и …", "Человек создал свою цивилизацию…", "Человек населяет эту планету…", "Человек по своей природе…" и т. д. Самые обычные фразы, не правда ли? Гораздо важнее даже то, что последовало бы в них за многоточиями, настолько их первые части легко воспринимаемы. Тогда — позвольте вопрос: а, какой человек? Мужчина или женщина? Или ребенок? Однажды во французском парламенте конца 19 века один из докладчиков в своей речи о равноправии мужчин и женщин оговорился, что звучало буквально так: "Как известно, женщину от мужчины отличает только одна маленькая разница". В ответ с депутатских мест раздался возглас истинного француза: "Да здравствует эта маленькая разница!". Но если без шуток, то мужчина и женщина — это совершенно два разных Человека. И внешне, и физически, и психически, и духовно, и по образу мысли, и даже по химическому строению некоторых молекул! То же самое можно сказать и о ребенке, у которого еще нет, по сути, пола, и о стариках, у которых пола уже нет. К тому же, какой это «человек» — белый, африканец, монголоид, азиат или еще кто? Что-то заставляет нас в своем сознании спокойно преодолевать эти явные водоразделы между мужчиной, женщиной, детьми и расами, и иметь в своем представлении действительное понятие о цельном и неразрывном явлении Человека, состоящего при этом же из совершенно несоединимых и противоположных частей! Так что же мешает нам это же сделать относительно Бога?

Некоторые религии и религиозные течения отрицают такую возможность еще и потому, что не верят в умаление Бога до физического состояния простого человека. Здесь явно видна еще одна ошибка — антропоморфизм сознания. Антропоморфизм вообще свойственен сознанию человека, и в простом смысле это означает, что всему виденному человек придает человеческую подоплеку. Например, данная гора вызывает у него ассоциации с угрозой, и он называет ее Медведем. На самом же деле гора лежит себе спокойно и никому не угрожает, но человек распространяет свое впечатление от нее на ее характер, которого у горы вообще-то и нет совсем. Или, например, взрослый тюлень вызывает смех, а маленький тюлененок — умиление. Здесь тот же самый антропоморфизм мышления: и большой тюлень, и его малыш совершают совершенно одни и те же движения, но по людским понятиям зрелому самцу это не идет, как неэстетичная неуклюжесть, а детенышу все это к лицу, поскольку человеческий детеныш также забавно неуклюж и неуверен в движениях. В более широком смысле антропоморфически мыслящий человек задает себе вопрос — если бы я был Богом, то на кой мне надо было бы принимать образ человека, разрешать бить себя плетью и дубинками, а потом позволить распять на кресте? Так прямо конечно вопрос не формируется, он прикрывается тем положением, что Величие Бога несоизмеримо с человеческим уровнем, и такое падение для Бога не резонно ни с какой стороны. Но, по сути, здесь чистая подмена своими собственными представлениями возможных мотивов поступков Бога. Величайшая ошибка, во-первых, считать, что Бог должен, или может действовать, только руководствуясь соображениями внутреннего порядка, которые должны быть обязательно понятны человеку. Многое в мире непонятно верующему человеку, но он оставляет это промыслу Бога, а вот явление Иисуса, как Сына Бога и человека одновременно, которое человеку непонятно, как и многое другое, он промыслу Бога не оставляет, а судит сам. Нам тоже логика Бога известна быть не может, но даже с точки зрения антропоморфизма мы можем здесь задать простой вопрос — а почему вы так однобоко смотрите на Явление Иисуса? Почему в этом видится только умаление Бога? Бога ничем умалить нельзя! А вот этим же человека возвысить можно! Так почему в этом не увидеть возвышение Богом человека, а продолжать видеть только обратное? Тем более, что за Бога не надо думать, Он хорошо за Себя думает Сам. Давайте увидим именно это в том, что Бог принял образ человека, что нам мешает? Мешает все то же — Личность Иисуса не воспринята. А просто логически это доказывать бесполезно.

Ну, а что касается, так сказать, технической стороны этого дела, то есть, совмещения человеческого и божественного на реальном плане материальной истории, то и тут, если подумать, также все ясно. У человека под одним только ногтем располагается несколько миллионов вирусов. Средняя продолжительность жизни человека составляет около семидесяти лет. Средняя продолжительность жизни вируса — меньше секунды. Теперь, представьте себе, что вам, человеку, надо осуществить некую миссию в среде вирусов, и для этого вам пришлось принять форму вируса, его образ жизни, способ общения, мышления и в арсенале у вас только лексикон понятий этих самых вирусов, потому что ваше человеческое знание при вас, но передать его вирусам можно только с помощью их языка, который даже в наметках не имеет ничего, что относилось бы к уровню человеческих понятий. Естественно, будучи облаченным в форму существования вирусов, вы будете самым настоящим вирусом и будете заниматься тем же самым, чем должен заниматься вирус. На первый взгляд вас никак не выделишь. Но в оковах этого образа существования с вами остается вся мощь вашего знания (относительно знания вирусов, естественно) и все безграничные вершины человеческого духа. То есть, вы одновременно и человек. А теперь попробуйте за жизнь, длящуюся менее секунды донести до вирусов истину о Спасении. Подумаем, что из этого могло бы получиться. Достаточно подумав, мы придем к выводу, что, испытав определенное бессилие изменить этот мир внешними средствами, единственное, что вам останется, это дать ему внутренние ориентиры и сказать в конце — вы все равно ничего не поймете, вам остается только верить, что когда придет конец света, я приду и спасу тех, кто верил в то, что я сказал. Верьте в меня и стремитесь исполнять то, что я говорил, а остальное — за мной. Спасу каждого, кто будет пытаться сделать хотя бы это. Это, так сказать, упрощенный вариант миссии, без взятия на себя всех грехов всех вирусов и искупительной смерти за эти грехи. Так что с чисто логической стороны (мы тоже не хуже Канта можем профанировать идеи) — то, что произошло, было единственным, что могло произойти при данной постановке задачи Богом. Логике трудно сопротивляться, тем более что это перерастает просто в упрямое сопротивление Иисусу, как истинному человеку и истинному Богу в одной сущности. Не надо сопротивляться. Но и не надо делать вид, одновременно, что тут до конца все понятно, ибо логикой этого понять до конца нельзя. Логика просто позволяет допустить этот вариант, как единственно закономерный для явления Бога к людям.

Есть еще одна точка сопротивления Иисусу, которая выражается в том, что Бог — не человек, и не должен восприниматься людьми в образе человека. Согласно этому мнению Явление Бога к людям должно было бы иметь более величественный эффект, чем образ галилейского плотника. Это должно было быть нечто действительно божественное, не вызывающее споров. То есть, Бог, вряд ли допустил бы, чтобы человек воспринимал Его отчасти в своем человеческом образе. Тут трудно что-то возразить именно со стороны Бога, потому что здесь опять же за Бога решается — допустил бы Он или не допустил… Но, похоже, Бог сделал все правильно. Потому что любое другое Его Явление, пусть и самое величественное по масштабам, самое запоминающееся, самое феерическое, было бы мертвым явлением, за которым ничего кроме цирка не стояло бы. Человек мог бы это увидеть, оценить, поразиться, восхититься, рассказать детям, записать в книги, праздновать юбилеи, слагать произведения искусства и т. д., но человек не изменился бы и не соприкоснулся бы с Богом, потому что человек — это личность, и только другая Личность может соединиться духовно с его личностью и осветить его душу Своим Светом. Уж сколько тысячелетий светит людям Солнце — пожалуй, самое величественное явление Бога людям, уж сколько тысячелетий перед людьми раскрывается ночное небо с захватывающей картиной звезд, сколько тысячелетий люди видят Бога в окружающей природе и в Космосе — но мир не менялся. А простой плотник изменил мир в течение одного дня, когда воскрес. У людей нет точек соприкосновения ни с Солнцем, ни с небом, ни с Природой — это внешний человеку мир, а Личность Иисуса входит во внутренний мир человека, непосредственно в самого человека, и только так, через Свою Личность, Бог мог соединиться с нами, только через Себя в виде человеческой личности, потому что ничто другое не может слияться с нами и восприниматься нами так близко, как своё. Только к Личности может испытывать человек любовь, и только через Личность Иисуса эта любовь к Богу может реализоваться в истинном человеческом тепле и устремлении. Об этом Иисус и говорил — "будьте во Мне, а Я в вас, как Я в Отце, а Отец во Мне". Через какое величественное природное явление может установиться такая связь? Только через души, а душа — это и есть личность.

Особое место в оппозиции Иисусу составляет определенная теологическая позиция, которая говорит о неспособности Бога принимать какую-либо физическую форму. Мы уже об этом говорили. Это — идеологическая натяжка, как единственный способ борьбы с богочеловеческой сутью Иисуса. Наше возражение здесь естественно — если Бог мог создать из ничего все физические формы, то, что может Ему помешать принять одну из них из Себя? Но при любой противоречивости этого нашего предположения, повторимся: что это за Бог, который на что-то неспособен? В общем-то — это крайняя позиция, хотя и понятная. А в любую крайность впадать нельзя, потому что у любой крайности есть противоположная крайность. В итоге рождается только тупик, а не принцип дополнительности. Потому что, если в любом принципе дополнительности две противоположных характеристики идут в явление, несоединимо в нем соединяясь, то крайние позиции, наоборот, раздирают это явление на части, изымая из него какую-то одну характеристику для отдельно-независимого использования. В итоге, после такой обработки, самого явления для понимания больше нет, потому что две противоположные позиции относительно него борются друг с другом, вместо соединения, и оно так и не может восприниматься целокупно. То же самое происходит и с данным теологическим утверждением. С одной стороны оно рождает обязательное положение, при котором можно сказать — не поверю в Бога, если увижу Его (физическая форма, ведь, это, прежде всего, то, что можно увидеть), а с другой стороны порождает оппозицию себе со стороны обывательского материализма — не поверю в Бога, пока его не покажут по телевизору. Соединить эти две крайности нельзя. Но, если мы вчитаемся в них, то увидим, что первая позиция гораздо абсурднее второй. "Не поверю в Бога, если увижу Его". Разве эта фраза, обязательно вытекающая из положения о невозможности принятия Богом физического облика, звучит не странно? Данная фраза может говорить за весь теологический принцип, (правильно и кратко раскрывая весь его смысл), лучше, чем любая конфессиональная критика или борьба. Вот и мы не будем с этим бороться дальше, как с автоматически преодоленным. Мы просто примирим эту позицию с Иисусом — не хотите видеть в каком-либо физическом облике Бога, ну и не надо! Физически облик Иисуса здесь — третьестепенное! Главное — Личность. А Личность, как совокупность духовно-психических качеств — объект не физический. Евангелия дают нам Личность? Дают! Ну, и хорошо. При желании можно понять, что Это — Личность Бога в человеческих категориях. При желании.

Ну, что еще привести в качестве примеров борьбы с Иисусом? Например, можно привести такое обстоятельно выстроенное некими антихристиански настроенными теологами предположение, что Богу гораздо сподобнее было бы явиться людям в лике Царя или другого Повелителя, который, став бы через череду неких политически ангажированных самим же Собой мероприятий, Властителем всех народов Земли, просто утвердил бы Единобожие, и навсегда законодательно ввел бы в обращение среди людей понятия добра. А история с распятием и воскресением слишком хрупка и непредсказуема по последовательности событий и по своим результатам, чтобы видеть в этом Божий замысел. Здесь как бы секретариат советников составляет некий план непременно успешных действий своему высокому шефу. Мол, если бы Бог нас спросил… Честное слово, по поводу ценности такого «спущенного» сверху единобожия и смысла такого вколоченного силовыми министерствами добра, даже изъясняться лень. Но вот по поводу того, что для Бога гораздо приличнее быть Властителем Земли, чем простым плотником. — можно поспорить. Похоже, что быть плотником для Бога выше. Потому что любая, даже самая высшая земная власть — это высота, которая определяется только тем, куда могут вознести подданные. В этом случае у беспредельной высоты Бога появился бы предел. А это — теологический нонсенс. Потому что — дальше (в понимании людей) Богу уже некуда. Но это только с одной стороны. А, ведь, с другой стороны — это была бы человеческая высота. И в чем тогда величие Бога? В том, что он может достичь предела человеческих мечтаний? Здесь — Бога нет, и все перевернуто с ног на голову. Критерий человеческий становится как бы мерилом Величия Бога. Очевидная глупость. А вот в Иисусе, который не хотел никакой власти, потому что знал другую высоту, проявилось именно то, божественное, которое не доступно человеку — равнодушие к власти и свобода от нее. Простой плотник в этом смысле выше царя царей, потому что в сравнении с истинным Величием Бога любой Его возможный земной чин — карикатура, а положение обычногочеловека, который олицетворяет собой Человека как такового, вне социальной нагрузки данного понятия, не дает даже повода для таких посмешищных сравнений.

Ну, а что касается непредвиденности евангельских событий, приведших к распятию Иисуса, то утверждающие это должны согласиться с нашим утверждением, что они невнимательно читали Евангелия. Напомним — Евангелия написаны людьми, которые (за исключением Луки, который был греком) ожидали царя Израиля, как посланника Бога, который освободит их от Рима и создаст великое государство, где тысячелетия иудеи будут только пожинать плоды славы и труда других народов по завету Иеговы. Они, видя то, что может Иисус, нисколько не сомневались в том, что так оно и будет. Оттяжку времени с Его стороны они воспринимали лишь как простое чудачество. Он им неоднократно говорил, что будет убит и в три дня воскреснет, но они этого как бы и не слышали, потому что в синагогах их учили совершенно другому, тому, что наоборот, — кто-то там будет убит, только не Этот Царь, который отомстит еще всем за евреев, и наведет должный порядок вокруг Себя. Они даже спорили между собой, кому сидеть справа от него (по тем временам это было символом высшей приближенности к Хозяину), а кому слева, и никак не хотели поверить, что предназначение Его прихода совершенно в другом. В этом смысле очень интересен момент взаимоотношений Иисуса с Иоанном Крестителем. Между прочим, Иоанн Креститель — единственный пророк, который предвосхитил буквально за часы приход Христа. Причем это произошло, надо полагать, совершенно невероятным для обоих образом. Как известно, если очень внимательно читать Евангелие от Луки, Иисус был двоюродным братом Иоанна Крестителя, и выходит, что в маленькой Галилее они не могли друг друга не знать, тем более что их матери были дружны. И вот Иоанн начинает свое служение, которое выражается в том, что он крестит людей. Он совершает так называемые баптизмы, смысл которых состоит в том, что, погружаясь в воды реки Иордан, человек совершает символический акт смерти, как отречение от прошлой жизни, и, выходя из вод снова на поверхность, посвящает свою новую жизнь Богу, отрекаясь от старых грехов. Все шло, как шло, люди охотно шли к Иоанну, воспринимая это как еще один обряд очищения, которыми полон иудаизм, как вдруг Иоанн начинает говорить, что вслед за ним придет Христос и даже, что Он уже почти пришел. Народ даже предполагал, что Иоанн это и есть Христос, но Иоанн упрямо твердил — скоро придет Тот, Кому я недостоин даже обувь подавать. Все ждут Христа и попутно совершают модные баптизмы. Иисус тоже пошел совершить крещение. И здесь — очень интересно: как вы думаете, как должна была бы произойти встреча двух братьев на реке Иордан? Родственными приветствиями, вопросами, как поживает дядя или тетя, как здоровье племянников и т. д. Очевидно, перед крещением все так и должно было бы произойти. Но вместо этого Иоанн остолбевает — он вдруг видит оком пророка в двоюродном брате Того, о Приходе Которого предвещал! Что-то чувствуют оба! Потому что Иоанн вдруг говорит Иисусу: "Мне надобно креститься у Тебя", а вместо этого, мол, Ты приходишь креститься ко мне, на что Иисус, который до предстоящего крещения был самым обычным плотником, вдруг говорит в ответ: "Оставь теперь; ибо так надлежит нам исполнить всякую правду". "Тогда Иоанн допускает Его". (Евангелие от Матфея 3:15). Мы приводим этот случай достаточно подробно, с одной стороны, для того, чтобы показать — вот что значит читать Евангелия внимательно. Если это разговор просто пришедшего креститься и Крестителя, то это один случай, а если это разговор двоюродных братьев, для которых одновременно и неожиданно открывается Что-То в их судьбе, то это совсем другое Евангелие, не так ли? А, с другой стороны, теперь понятно, что даже у Иоанна, на глазах которого произошло что-то с Иисусом, вышедшим из воды, что позволило Иоанну говорить о том, что он видел Духа Божия, спускающегося на родственника и слышал Глас Божий, который утверждал, что это Сын Его, даже у Иоанна возникли серьезные сомнения — а не ошибся ли он? Все-таки Христос и сын его тетки Марии…

Здесь мы возвращаемся к тому, с чего начали — откуда пошли сомнения? А сомнения пошли от того, что Христос не делал того, чего ждали от него все и даже сам пророк, видевший момент свершения пророчества! К тому времени Иоанн уже сидел в тюрьме, за то, что влез в семейные дела царя Ирода, и стал его учить с кем тому спать, а с кем не спать, и из заключения он пересылает Иисусу строгий и принципиальный вопрос: "Ты ли Тот, Который должен придти или ожидать нам другого?" (Евангелие от Матфея 11:3). Это Иоанн у Иисуса спрашивает, Которому сам же первый сказал, что Он Христос! Расшифровать этот вопрос можно так (и нужно, вероятно) — чего Ты медлишь? почему не прогонишь римлян? почему Ирод до сих пор правит, да еще и твоего брата в тюрьме держит? Ты будешь, наконец-то, заниматься делом, или мы поищем другого Мессию? Это письмо родственника родственнику. В ответ от Иисуса приходит ответ Христа пророку, где на вопрос, Христос Он или не Христос (посланник Бога людям), дается ответ без ответа в стиле Иисуса, который предполагает, что человеку ответ станет очевиден, если он немного подумает над своим же вопросом сам: "Пойдите и скажите Иоанну, что слышите и видите: Слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют" (Евангелие от Матфея 11:4;5). Здесь, как всегда, выпад Иисуса, который нельзя парировать. Иоанн и раньше знал то, что принесут ему в ответ верные люди. Об этом говорила вся Иудея, вся Галилея, все Десятиградие и все другие регионы Палестины. Но это было даже для Иоанна второстепенным! Главное было — когда возродится слава царства Израиля? Вот такими людьми писались Евангелия, поэтому нельзя автоматически принимать на себя их опыт восприятия событий земной жизни Иисуса. Надо смотреть шире, как не могли смотреть непосредственные свидетели. А если мы посмотрим шире, то увидим, что никакой непредвиденности в событиях не было. Все шло предопределенным образом. Самое нежелательное — впасть в пересказ Евангелий. Пусть каждый прочитает и найдет это сам, мы лишь дадим некие вехи, чтобы заострить зерна внимания на этой предопределенности.

Во-первых — тайна рождения. Не та тайна с ангелами и волхвами, а простая — Мессию ждали, знали из какого он будет рода, и со всеми мальчиками этого рода связывали определенные надежды. По двум родословным Иисуса, которые приводятся в Евангелиях, Он — кандидат в ожидаемого и предсказанного пророками Царя. Но его прозевали! Что, как не вмешательство Бога затмило разум книжников, которые в Иисусе Мессию не увидели, а в Его брате, после убийства Иисуса, увидели, и даже котировали его какое-то время, как долгожданного Христа?

Во-вторых — есть некоторые фразы Христа, которые говорят о предопределенности всего, что должно произойти. Однажды Его спросили — почему слепой слеп, кто согрешил, он, или его родители? Иисус неохотно отвечает — слеп он для того, чтобы Я его излечил, и на нем проявились дела Божьи. То есть, сценарий событий писался еще тогда, когда рождался этот слепой человек. Так же мягко, но непреодолимо спорит Иисус с учениками на тайной вечери о Своей земной судьбе и близкой гибели: "Сын человеческий идет по предназначению" (Евангелие от луки 22:22). Кратко, но емко. А как Иисус буквально посылает Иуду совершить предательство — "что должен сделать, иди делай"! Молчание Иисуса перед Пилатом, это тоже усталая молчаливая подсказка — делай, что должен, смешной человек! Когда возникают попытки сопротивления его аресту, он останавливает Петра: как тогда исполнятся Писания, если Меня не арестуют и не убьют? Особенно показателен въезд Иисуса в Иерусалим на осле. Он уже было вошел в Иерусалим, где Его ждала столь много раз им предсказываемая Собственная смерть, как вдруг остановился и послал учеников по точному адресу, где надо найти, отвязать осла и то-то и то-то ответить тем людям, которые заподозрят их в воровстве. Они пошли по адресу, действительно нашли там осла, и между ними и местными жителями произошел именно тот разговор, который дословно описал им Иисус! Зачем Ему понадобился этот осел? Да он Ему и не нужен был! Он до этого все время пешком ходил! Все дело в том, что в Писаниях этот Его въезд был описан на осле, и он должен был исполниться именно таким образом. Тут же Он со свойственной Ему иронией отвечает одному из фарисеев, который просит Его заставить замолчать ликующий в приветствиях народ: "Если они умолкнут, то камни будут кричать". То есть, если написано в пророчествах, что будут раздаваться крики "Осанна!", то, значит, они будут раздаваться. Если люди замолчат, то по договору-контракту с Провидением их заменят камни. Все должно исполниться в точности…

Здесь, кстати, из истории с ослом, четко виден интересный нюанс исполнения пророчеств о Христе. Иисус не только вписывался в пророческие события, но и направлял их своим вмешательством. Когда у других действующих лиц не хватало чего-то для исполнения предназначенного, он Своим поведением или Своими словами заполняет эту пустоту и обеспечивает тем самым исполнение плана. Делает чужую работу. Почитайте, вы это во многом увидите. Например, если вспомнить этот бестолковый суд над Ним, который сразу же после ареста учинили над ним первосвященник и его люди. Ни одно из лжесвидетельств, которые приносились на этом суде, не оказалось достаточным для осуждения Его по иудейским законам! Даже не это ума не хватило! А ведь долго готовились и решались! Тогда Он нарывается сам, говорит, что Он Христос и Сын Бога, тут-то Его и приговаривают. Такая статья в законе есть! Его судят по Его же показаниям! Это самый уникальный суд в истории! И с Пилатом история о том же. Как мы помним Пилату даже жена строго наказала — ничего плохого не делай Этому Человеку. Вы можете себе представить человека, который пошел бы против жены? Все было на стороне Иисуса в этот момент! Надо было только подружиться с Пилатом, который оказал Ему поначалу явное сочувствие. Вместо этого на вопрос-намек — правда ли говорят, что ты царь Иудейский (мол, скажи, что неправда)? — Иисус отвечает: "Ты сам это сказал". Хуже для Себя он не мог ответить. Это было единственное обвинение, которое по римским законам каралось смертью — политическая оппозиция Единственному Царю, римскому Цезарю. Иисус, кстати, никогда себя царем Иудейским и не называл. Это придумали Иудеи, как единственный способ заставить Пилата убить Его. Если это обвинение подтверждалось, то у Пилата просто не оставалось выбора — или он карает Иисуса, или становится его политическим сообщником, если милует. Зная это, Иисус, вместо того, чтобы хотя бы промолчать, еще и громогласно говорит — даже сам Пилат называет меня царем Иудеи. Теперь у Пилата выхода нет. То есть, и Пилату Он помогает свершить предназначенное одной короткой фразой. Он немногое сказал Пилату в их приватной беседе. И мы этого еще коснемся. Но из того, что Он сказал, одно выделим особо: когда Пилат пытался угрожать Иисусу, напоминая, что Тот находится в руках человека, который на этой территории, как представитель Рима, может все, Иисус ему, как ребенку, разъяснил — ты ничего не сможешь Мне сделать, если это не предназначено тебе свыше, ты исполняешь то, что должен исполнить, ничего не имея против Меня, и не зная, по сути, Меня, а гораздо более виновны и грешны те, кто предает Меня в этой истории. Если говорить о вмешательстве Бога в события тех дней, то, как видим, оно было не только скрытым, но и непосредственным в лице Иисуса. Ничего непредвиденного не могло произойти. Все, как говорится, было под контролем (здесь бы смайлик с форума не помешал).

Здесь кроется простой ответ на недалекий вопрос — как мог Бог позволить, чтобы люди били его и унижали? Он мог этого и не позволить. Он этого и не позволил. Он дал выбор. И люди выбрали. Кроме нескольких единиц, которые не предали. Здесь также надо говорить не о Боге, а о себе самих. Иисус ведь не сделал никакого зла. Он делал только Добро. За что с Ним так поступили? А ни за что! Из-за склонности ко злу. В любом другом случае склонения к злу можно что-то находить оправдывающее. Но если мы так поступили со своим Богом, то, что еще нужно нам, чтобы понять, что зло — в нашем устремлении к противобожному хаосу вечной смерти вопреки Его Природе Творчества и Созидания Вечной Жизни? Убийство Иисуса — законченное и ничем не оправданное зло, зло, чище которого по проявлению самой природы зла, Бог нам не мог дать пережить и осуществить. Ради этого он и допустил, чтобы Его били и унижали. Добровольно. "Потому любит Меня Отец, что Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимет ее у Меня, но Я Сам отдаю ее" (Евангелие от Иоанна, 11:17–18).

Если вспомнить главное, из-за чего мы на каком-то этапе все это затеяли, то вернемся к тому моменту, когда мы решили, что мало знать о Боге, надо знать и Самого Бога. Узнать Его можно только из Евангелий, через непосредственное знакомство с Иисусом. Другого пути нет. Однако здесь этому знанию существует серьезная препона. Дело в том, что даже никогда ни читавший Евангелий человек, беря их в руки, уже знает заранее, с Кем он там встретится. Образ Христа уже создан кинематографистами, живописцами, писателями, иконами, церковниками и каким-то витающим повсюду в умах осознанием Иисуса неким воздушно-умиротворенным, кротким, печально-горестным и уныло-блаженным персонажем Библии, пострадавшим безропотно за правое дело. С такой уверенной базой читать Евангелия очень легко — они легко вписываются в это представление. Но это — поверхностное чтение. Если читать глубоко, то вырисовывается совсем другой образ.

В одном фильме пришлось даже увидеть, как зелот дает Иисусу пощечину. Это — последствия как раз того самого постного понимания Этой Фигуры. На самом же деле, если вчитаться в то, что написано, невозможно себе представить не то, чтобы кто-то мог поднять на Него руку, но даже и то, чтобы кто-то мог вообще как-то непочтительно с Ним обойтись в любой форме. Он к этому явно не располагал и явно этого не позволил бы. Достаточно сказать, для начала, что Его рост (источник этих сведений мы укажем ниже) был около 180 сантиметров, а вес около 80 килограммов. Согласимся, что даже для нашего времени, это мужчина крупный. А ведь с тех времен человечество подросло на 25–30 сантиметров! Гигант Портос по анкетным данным полка королевских мушкетеров едва дотягивал до 1 метра 60 сантиметров, а остальные мушкетеры были и того ниже. Доспехи богатырей древнего мира не налезают сейчас на наших подростков! Теперь представим себе, как смотрелся в то время человек под два метра ростом и с таким весом, составленный из одних только мускулов, потому что питался не обильно по бедности, много ходил пешком, и всю жизнь до этого проработал плотником. Пожмите и сейчас плотнику руку, и вы почувствуете бешеную силу этой руки, которая обрабатывает дерево разными современными приспособами, созданными только для того, чтобы сократить мышечные усилия. А во времена Иисуса плотники работали самыми примитивными инструментами, компенсируя их несовершенство выносливостью и силой. Понятно, что это не тот человек, которому можно дать пощечину, перед этим несколько раз хорошо не подумав, все ли дела в этой жизни ты уже привел в порядок.

Помимо физического облика, который совершенно не тот, к которому мы привыкли, почему-то проходят мимо исследователей и те черты характера, которые делают его уникальным по силе и мощи воздействия и на врагов и на друзей. Сейчас это назвали бы "крутой нрав". Приведем простой пример. В Евангелиях написано, что Иисус выгнал бичом из храма торгующих и менял, опрокинул их лотки, и стоял у входа в храм, не давая никому из них туда больше войти. Картина прямо из боевика! А ведь это были не простые мелкорозничные торговцы! Это была торговая мафия, которая под крышей священников обирала прихожан и наживалась на этом безмерно! Дело в том, что по иудейским законам каждый иудей должен был один раз в год придти в храм, отдать в жертву домашнее животное и заплатить определенную сумму в сокровищницу храма. Священники очень требовательно осматривали животных, которые приносились иудеями со всех краев, и, если у животного был хоть какой-либо изъян, оно в жертву не принималось и, естественно, им предлагалось купить для жертвы животное тут же в храме у тех самых торговцев, у которых, естественно, животные были заранее без всяких изъянов, и даже просто идеальные. Цена у этих животных, правда, была тоже идеальной, и всегда много выше рыночной, но что поделаешь — один раз в год ведь… Менялы наживались по-другому. Для приношения взноса принималась только определенная валюта, которой не было у тех иудеев, которые жили не в Иудее, а жили в других странах, и таких было очень много, добрая половина. Они приносили менялам настоящие деньги, а те их обменивали по невероятному курсу на местные. И вот этот спаянный коллектив Иисус разогнал! Кто скажет, что это был кроткий и неслышный уже на расстоянии трех метров человек, тот пусть пойдет на какой-нибудь рынок и попробует прогнать оттуда хоть одного торговца. Или пусть подойдет к автобусной остановке и прогонит оттуда левых таксистов. Бичом. Возможно, это будет то, о чем потом ему в подробностях расскажут только врачи, потому что некоторые детали происходящего на каком-то этапе начнут от него ускользать.

Кто скажет, что это был мягкий и кроткий характер, склонный только к прощению и непротиворечию, тот пусть войдет в здание любой налоговой инспекции, подойдет к любому налоговому инспектору, и скажет: "Бросай ты это грязное дело. Пойдем со мной. Будем под открытым небом ночевать, есть, если повезет, ежедневно, и много ходить пешком, повсюду наживая себе врагов среди руководителей данного региона". У кого хватит чего-то неведомого в характере, чтобы после этой речи инспектор послушно отбросил папки с недоимками и пошел вслед за ним? А ведь именно так произошло у Иисуса с Матфеем, который был сборщиками налогов, и, проходя мимо которого, Иисус посмотрел ему в глаза и перевербовал в одно мгновенье!

Сила духа у Него была невероятная. Достаточно сказать, что перед казнью он гордо отказался пить вино со смирною — обезболивающее тех времен, типа наркотика, которое давали перед распятием приговоренным, чтобы те не вопили от боли. Дело в том, что смерть на кресте наступает от медленного удушья, обеспеченного своеобразием позы, а боль от этого, и от гвоздей, настолько невыносима, что крики мучимых раздирали душу даже палачам. Для этого им и давали вино со смирною, от которого они забывались и умирали в негромких мучениях. Иисус все это знал и отказался. И ни разу не закричал. Даже разговаривал с креста. Это надо оценить.

Кстати до распятия его били плетками. Это тоже надо оценить. Били его римские солдаты, которым сказали, что это враг Цезаря. Били от души, от скуки и от злости, что в этот жаркий час их заставляют делать потную работу. А надо знать, что такое римская плетка — это несколько жгутов, на концах которых приспособлены металлические и костяные утяжеления с острыми зазубринами. При каждом ударе они не только пробивали кожу, но и буквально взрывали мясо. Иисус вел себя настолько мужественно, что после избиения Пилат удрученно-восхищенно сказал: "Вот человек!".

Но не только в последний час проявилась Его сила характера. До этого тоже нет совершенно никаких обратных примеров. Когда Он уже знал, что принято решение убить Его, и Ему нельзя было идти в Иерусалим, наступил иудейский праздник. Все ждут — не появится ли Он снова в храме, как это было раньше? Братья спрашивают Его — не собираешься ли Ты идти в храм, (намереваясь, очевидно, отговаривать Его), на что Он их успокаивает — нет, не пойду. И вот "в половине праздника вошел Иисус в храм и учил" (Евангелие от Иоанна, 7:14). Он не просто пришел, а пришел тогда, когда было больше всего народу и все было в разгаре — в половине праздника. Он не просто пришел, а «учил», то есть нарушил распорядок богослужения, которое было единственным законом и единственной надеждой для народа, который собрался в храме! В ответ раздаются оскорбления, отвечая на которые, Он еще больше намеренно распаляет толпу. Евангелист пишет «возгласил», когда говорит о его речи, то есть Он перекрикивал собравшихся. Возникает спор по сути Писаний, и ему говорят — мы знаем, откуда Ты пришел, а в Писаниях написано, что Христос придет из того места, которое никто не будет знать. Это, кстати, кто-то переврал Писания (пророчества), потому что там четко сказано — из Галилеи и из Вифлеема. Здесь Иисус может вступить в литературно-текстологический спор, где все аргументы на его стороне, потому что все всегда дивились, что Он, никогда не учившийся, (всех, кто учился тогда Писаниям, народ знал как избранных из себя), знал Писания лучше других, но Он этого не делает. Вместо этого он произносит фразу, которая сама за себя говорит о смысле всего происходящего для Него — Меня-то вы знаете, а вот Бога, Который послал Меня, не знаете. Возбужденной и распаленной толпе прямо в оскаленные лица Он говорит сразу две кощунственные для них вещи — во-первых, Меня послал Бог, и вы Мне не верите, потому что Моя весть противоречит вашей религии, а, во-вторых, ваша религия — ложь и ошибка. Умел сказать. И главное — вовремя. Далее происходит закономерное — оскорбленная в самом святом для нее месте, в самый святой для себя миг, толпа кидается убить Его. И что? В Евангелиях, как всегда скромно написано "но никто не наложил на Него руки" (Евангелие от Иоанна, 7:27–30). Он спокойно проходит сквозь яростную толпу, выходит из храма и удовлетворенно говорит ученикам — все, теперь недолго Мне осталось, скоро вернусь к Пославшему Меня. И про Него снимают кино, что где-то кто-то дает Ему пощечину?!

Это не первый случай, когда толпа сникла перед ним. Однажды, во время спора об истине, Иисус превращает этот спор просто в беспредметное издевательство на иудеями, которые, конечно же, затеяли этот спор не для истины, а для того, чтобы поиздеваться над Ним. Началось с того, что Иисус говорит иудеям — истина сделает вас свободными. На что те подначивают Его — мы и так свободны, начиная от самого Авраама, никому рабами не были. То есть, сами задают тон спору — разговор шел об истине, а они начали вертеть понятиями, пытаясь вызвать у Него раздражение. Он подхватывает этот тон, и с невинным участием говорит — всякий делающий грех становится рабом греха, а освободить из этого рабства вас могу только Я, а если вы ссылаетесь на Авраама, то и поступайте, как Авраам, а то замыслили убить Меня, дающего вам истину, а при этом об Аврааме вспоминаете, на которого такой образ поведения совершенно не смахивает. Следовательно, Авраама оставьте в покое, не позорьте его, не называйте себя "детьми Авраамовыми", потому что если сравнить вас и его, то у вас должен быть какой-то другой отец. Крыть иудеям нечем, прозвучало обвинение в покушение на убийство, спорить они с этим фактом не могут, поэтому они выдвигают бастион, который, как священную корову, трогать нельзя — богоизбранность. Они говорят — да, есть у нас такой отец, Ты прав, это — Бог. Уводят разговор от опасной темы в тему бесспорную тогда для всех. И тут начинается: Иисус с доброжелательной озадаченностью говорит — если ваш отец Бог, тогда не пойму — почему Вы Меня не любите и не слышите слова Моего? Нет, какой-то другой отец должен быть! Кто бы он ни был, но получается, что вы, все-таки не от Бога. Дальше все срывается в ответную злобную ругань, среди которой раздается самое страшное слово, которым тогда могли назвать иудеи самого ненавистного человека — они называют Иисуса «самаритянином» и бесовским слугой. Они уже невменяемы, они уже не спорят, а просто истерично ругаются. Но Иисус по-прежнему издевательски участлив и показно наивен, он раздумчиво продолжает — это что же получается: я чту Отца Моего, а вы Меня бесчестите. А это не для Меня плохо, глупыши вы этакие, а для вас, потому что, бесчестя Меня, вы косвенно бесчестите Его; ой, смотрите, не прогадайте, потому что — кто Меня не слушает, тот умрет, а тот, кто слушает, тот не умрет. В ответ истерика — и Авраам умер, и пророки умерли, неужели Ты больше них, "Чем Ты Себя делаешь?". Но толпа еще держится, никто пока не кидается. Тогда Он подбрасывает еще хворосту в костер — да, конечно, немного нескромно славить Себя Самого, но ведь лично Моя слава — ничто, это Отец Мой Меня Прославляет, через Него все и идет, а если считаете, что Я лгу, то докажите, что Я лгу, а если не можете Меня опровергнуть, то, следовательно, Я прав, а если Я прав, то почему вы Мне не верите и т. д. Естественно, что по этой логической цепочке должно получиться, что опять они не от Бога. И тут толпа не выдержала, "тогда взяли каменья, чтобы бросить на Него". Камнями тогда убивали по обычаю Второзакония безнаказанно, потому что неизвестно было, чей камень нанес рану, несовместимую с жизнью, а коллективное наказание за коллективное убийство не предусматривалось. В сегодняшней телевизионной хронике можно часто увидеть арабов, мечущих камни в евреев. Когда-то евреи были такими же семитами и хватались за камни с тем же азартом. Ну и чем все закончилось? А закончилось все тем, что Иисус "вышел из храма, пройдя посреди них, и пошел далее". Красиво сказано, не так ли? Прошел посреди них! Каждый держал камень, замахивался и хотел кинуть в ненавистного галилеянина. Закон толпы превратил отдельные личности в одно бездумное и безумное существо, которое хотело только одного — убить! Достаточно было просто отшатнуться от одного из замахов, показать неуверенность — и забросают до смерти. А Он прошел посреди них, вышел из храма, и пошел далее. Евангелист трижды повторил один и тот же глагол, чего ни за одним из них, в общем, особенно не замечается. В этом и хитрость Евангелий — в мелочах, которые просто пропускаются. А в этих мелочах кроется Великое. Трижды повторенный глагол для того времени и для того народа, который уже знал поэзию Екклесиаста, это не случайность — это литературный прием усиления, который подчеркивает, что ни спешки, ни сумятицы не было. Вышел, пройдя, и пошел. Все в ровном темпе. Характер был.

Если говорить о литературных особенностях Евангелий, то в аспекте нашей темы, нельзя не отметить Евангелия от Марка. По предположениям Марк знал Иисуса поверхностно, буквально в последние дни Его жизни. Или не знал вовсе. Но Марк путешествовал с Петром и слушал его рассказы об Иисусе. Считают, что Марк — это пересказанный Петр. В итоге получилось Евангелие, как сухой документальный отчет, где нет ничего второстепенного. В этом Евангелии, если говорить о литературной стороне, нет эпитетов! Эпитеты — это украшательные элементы речи, которые дают авторскую характеристику описываемому. Например — он встал, подошел к окну, посмотрел куда-то, обернулся и сказал… Здесь все без эпитетов. А с эпитетами выглядеть может так — он порывисто встал, нервно подошел к окну, задумчиво посмотрел куда-то, не спеша обернулся и иронично сказал… Вот без этих эпитетов обходится все Евангелие от Марка, кроме двух случаев. И эти случаи для нас очень показательны! В одном из них Марк пишет об Иисусе "воззрев на них с гневом" (на фарисеев). Это ж надо было так посмотреть, что по прошествии многих лет даже Марку, не видевшему этого взгляда, обращенного не на него, до сих не по себе, и он этот эпитет оставляет! И второй эпитет звучит аналогично — "строго посмотрел". Это была Грозная Фигура, если из всех украшений речи применились только эти. Совсем не иконное лицо вырисовывается! И, кстати, Марк в одном месте говорит «повелел», а не просто «сказал». Для литературного стиля, который носит характер протокола, это очень важное свидетельство устрашающей силы Его влияния на собеседника. Ну и, если заканчивать с литературными подсказками в Евангелии от Марка, то можно привести здесь еще один пример усиления, который также для скупого на эмоции Марка говорит очень о многом. Когда уже известно было, что Его должны убить, что Его разыскивают и устроено что-то вроде тайной облавы на Него, Иисус получает сообщение о смерти своего друга Лазаря. Лазарь умирает в Иудее, куда Иисусу ходить нельзя, ибо Он там враг священства. Иисус находится в Галилее со своими учениками. Два дня Он думает и молчит, а потом говорит — идем в Иудею, к Лазарю. Всем было ясно, что это путь на верную гибель. И вот картина — Он идет впереди, направляясь в Иерусалим, а сзади, немного в отдалении, выражая этим свое тихое несогласие, идут Его ученики. От одной мысли о том, что ждет Его, а, может быть и их заодно, в Иерусалиме, у них отнимаются ноги. Но они не оставили Его. Был короткий бунт, но Фома сказал — пойдем, и мы умрем вместе с Ним. И они пошли. Итак, Он шел навстречу смерти "впереди их, а они ужасались и, следуя за Ним, были в страхе" (Евангелие от Марка, 10:32). «Ужасаться» и "быть в страхе" — синонимы. Для литературного стиля того времени это сильный мастерский прием, акцентирующий особое внимание читателя на какой-то особой детали. Невитиеватый Марк таким способом подчеркивает ту глубину этого безнадежного страха, который охватил будущих апостолов. У Него же страха не было.

Чтобы понять Этот Характер, надо понять одно — он был галилеянин. Говорят, что сейчас в Израиле восточные евреи (ашкенази) и в особенности выходцы из России, евреи как бы второго сорта. Галилеяне были иудеями даже не второго сорта, а вообще не считались иудеями за иудеев. Галилея была отдельным политическим образованием, и в свое время какими-то мероприятиями верхушки Иудеи все истинные евреи из Галилеи были перемещены в Иудею (две «Иудеи» автора в одном предложении — это не мастерское усиление, а недостаток мастерства). Оставшиеся считались недоразумением. И вот Этот галилеянин приходит в Иудею, где живут истинные носители истины, и начинает их учить и изобличать их ошибку в вероисповедании, которое, как ими предполагается, они получили непосредственно из рук Самого Иеговы! Причем, происходит при этом вещь совершенно невообразимая для них — Он ставит себя на уровень, который выше того авторитета, которым вся эта религия держится. Он постоянно говорит "В вашем Писании написано так-то и так-то, а Я вам говорю…"!!! Вот это "А Я вам говорю" в пику всем Моисеевым законам и всем вековым установлениям, говорит о монументальности характера так много, как только можно себе эту монументальность представить, если до конца вдуматься в то, кто, где и кому говорил это в глазах иудеев! Весь масштаб величия и силы этого "а Я" просто даже не с чем сравнить в качестве экспериментально допустимого примера из человеческой истории.

Причем, Этого Галилеянина никто не может просто прогнать или одернуть! Даже самые уважаемые среди иудеев саддукеи и фарисеи, которые плели заговоры о Его убийстве, в глаза Ему говорили при обращении: «Учитель». Ему было 33 года! Он был из Галилеи! Он не входил в круг книжников, которым позволено иметь свое мнение о Писаниях, как обучавшихся им! Он был без оружия! Он был по сути один и вне закона на чужой для Себя административной территории! Он говорил вещи, которые вызывали бешенство и мстительную ненависть! Он разрушал все то, что было столетиями выстроено левитами! Он опрокидывал сами основы существования этой огосударствленной секты! Почему Его боялись те, которые ничего не боялись по своему положению в Иудее? Он никому не угрожал и никого не пугал. В Нем было то, что заставляло пасовать любого. Как произошло, что в какой-то момент все перевернулось, и Его стали бить, связывать и унижать? Для того, чтобы это понять, надо вспомнить тот момент, когда все перевернулось. Есть ли такой момент? Есть. И почему-то нигде он не отмечен. Наверное, оттого, что это опять не вписывается в кисейно-сиропный образ Христа.

Напомним, что даже толпа отступала перед Ним. Что-то было в Нем такое, что вызывало подчинение и преклонение. Это, очевидно, было что-то неуловимое, но неодолимое. Один из персонажей Евангелий, познакомившись с Иисусом, бежит к знакомому и говорит — мы нашли Мессию! А вы уверены? — отвечает знакомый? Чем докажете? И тогда с пылу с жару, из самой души, звучит эта невероятная, если вдуматься, но единственно точно отвечающая на все, фраза: "Пойди и посмотри"! Достаточно было только посмотреть на Него! Даже в родном городе, где Его знали с детства и считали самым обычным обывателем, равным себе самим, когда попытались сбросить Его со скалы, в какое-то мгновение, уже на краю пропасти, Его сила открылась им, и Он прошел сквозь их руки, произнеся ту самую издевательскую фразу, что пророк — везде пророк, кроме как в доме своем и среди сродственников своих. Однажды Первосвященники и фарисеи наняли людей, которые должны были его схватить. Но те вернулись, и в ответ на гневный вопрос "для чего вы не привели Его?", с самонедоумением ответили: мы было хотели, но "никогда человек не говорил так, как Этот Человек". Когда произошло то, что позволило поднимать на Него руку, и как это произошло? Вопрос, на который нигде нет ответа. Но мы, похоже, уже нашли его сами.

Вспомним обстоятельства его ареста. Кто читал Евангелия, тот обязательно вспомнит, или то, как Он ожидал ареста, разговаривая в молитве с Отцом так напряженно, что с него капал кровавый пот, или то, как Его поцеловал Иуда, который договорился с группой захвата таким образом выделить в темноте сада из одиннадцати человек Того, Кого надо брать, или то, как Петр схватился за меч и отрубил Малху ухо, или еще что-нибудь. А мы восстановим главную картину: отряд вооруженных людей с факелами врывается в Гефсиманский сад, чтобы схватить Его. Он выслежен и должен быть доставлен к первосвященнику. Посреди ночи раздается шум голосов возбужденных воинов и служителей, лязгает оружие, трещат факелы, все мерцает, ничего не понятно, все возбуждены охотой и азартом захвата, каждый из них знает, зачем пришел и готов ко всему. Дальше пусть говорит Евангелие: "Иисус же, зная все, что с Ним будет, вышел и сказал им: кого ищете? Ему отвечали: Иисуса Назорея. Иисус говорит им: это Я" (Евангелие от Иоанна, 18:4–5). Какова должна быть дальнейшая программа действий этого отряда? Вопрос праздный — программа ясна всем, а в особенности самому отряду. И вот что произошло: "И когда сказал им: "это Я", — они отступили назад и пали на землю" (Евангелие от Иоанна, 18:6). Он мог, как и прежде, делать с этими людьми все, что угодно! Достаточно было только выйти на свет факелов и показаться! Но вот тут-то все и меняется. Он поднимает их с колен, и еще раз успокаивающе говорит — вы Меня искали, так вот Он Я, а дальше распоряжается: Меня забирайте с собой, а всех остальных отпустите. И ему опять подчиняются! Что и как снял Он в Себе и в Своем облике в этот момент — непонятно, но только после этого Его схватили и потащили, и далее все произошло за время, меньшее, чем за сутки, когда Он больше молчал, а если и говорил, то только для того, чтобы дело шло в ту сторону, ради которой Он и позволил теперь все это.

Но уже на кресте это был опять прежний Иисус, которому внимал рядом распятый бандит как своему Владыке. Уже на кресте Он отдает свое последнее распоряжение относительно Марии и Иоанна, и это — распоряжение уже опять Того Иисуса. Представляется, что его последние слова к Матери и Иоанну трактуются абсолютно неверно. Опять в том же стиле благообразного инока и почтительно-заботливого сына. Он говорит Ей — теперь он (Иоанн) твой сын, а Она (Мария), Иоанн, твоя мать. Объясняется это тем, что сын перед смертью думает не о себе, но о матери. Но такое объяснение просто нелепо! Это весьма странное представление о заботе, если вспомнить, что у Марии были еще родные сыновья, а сам Иисус последние три года никак сыновней заботы не проявлял. Она была как-то устроена и без этого. Его уход никак Ее жизни не усложнял, а даже облегчал! Наконец-то Она может больше не переживать за Него и за последствия его деятельности для всей остальной семьи, и жить спокойно! Очевидно, у них были не простые отношения. Мария знала, как Он родился, и знала, что Он должен был стать Царем. И если мы вспомним, что отмашку на чудеса ему дала именно Она, когда подтолкнула его совершить первое чудо с обращением воды в вино, несмотря на Его отговорки, что время еще не пришло, то поймем, что Она была первой и единственной, кто был посвящен. Затем Она вместе с Ним пошла в Капернаум, где Он начал Свое Служение. Она хотела видеть Его триумф с самого начала и до конца! Но когда Он начал делать то, что Он делал, Она вместе с Его братьями сочла Его… сумасшедшим! Теперь же, когда Он умирал, не было никаких житейских причин вверять Ее молодому Иоанну. Была другая причина! Она теперь перестала быть матерью плотника Иисуса, а становилась человеческой Матерью Бога! Начиналась новая эра человечества, которая назовется Его именем, и Ее место в этой эре — Богоматерь. И это был приказ — быть с Иоанном, как с идеологом Его Истинного Дела, которое вскорости должно было восторжествовать. Занять, наконец-то, то место, которое Она никак не могла занять, ощущая себя матерью человека. Теперь Она больше не может и не должна быть просто домохозяйкой, и жить, как прежде. Она должна жить с Его учеником, ощутив себя Матерью Бога. И Мария исполнила Приказ Бога и Своего Сына. Тайна Этой Женщины — самая непроявленная тайна Этих Событий…

Впрочем, мы, похоже, потихоньку впали все-таки в пагубный пересказ Евангелий. Идти этим путем весьма соблазнительно, но неверно. Единственное, что в конце этого хочется добавить, так это предупредить от уже готовых стандартов. Читайте Евангелия по-свежему, забыв о том, как их назойливо трактует устоявшееся мнение. Там совсем не про то рассказывается, про что люди теперь пишут. Невозможно удержаться еще от одного примера, настолько он хрестоматиен. Все знают историю о том, как к Иисусу недоброжелатели привели девушку, уличенную в прелюбодеянии, и спросили Его — что с ней нам делать? По закону Моисееву ее надо забить камнями, так скажи нам — забить или не забить? Это была очередная попытка загнать Иисуса в угол — если Он скажет «забить», то вся Нагорная Проповедь пойдет насмарку, и над Ним можно будет просто посмеяться, заодно обвинив Его в убийстве перед римлянами, а если скажет — "надо отпустить", то будет повод темному народу рассказывать, что "этот галилеянин" не чтит пророков и Моисеевых законов, и народ от Него отвернется. Они задали вопрос, на который в то время не было правильного ответа. В ответ же Иисус, не отрываясь от своего дела, которым был занят, едва повернув к ним голову, говорит — кто из вас без греха пусть первый бросит на нее камень. В итоге все потихоньку разошлись. О невероятном умении Иисуса загонять оппонентов в угол, который был уготован ими поначалу для Него, этот далеко не самый яркий пример говорит достаточно, как, впрочем, и многие другие примеры из Евангелий. Но почему-то нигде не подчеркивается то, что произошло вслед за тем, когда толпа с камнями разошлась. А дальше произошло самое главное! В этой истории достаточно подробно рецензируется и поведение Самого Иисуса, и поведение толпы. Но, если поднапрячь память, то в ней есть еще один эпизодический персонаж, который хоть и действительно незначителен с точки зрения рецензентов, но мы уделим ему внимание, невзирая на его очевидную второстепенность и несущественность относительно того, что там происходило. Мы имеем в виду ту девушку, которая все это время стояла и ждала — побьют ее камнями или не побьют? Так вот, поскольку мы люди маленькие, то и поставим себя на место этого маленького человека. Причем предлагается ассоциироваться с ним в переживаниях, не имея в виду красочные моменты прелюбодеяния, к чему некоторые из нас уже с участливой решимостью приготовились, а, имея в виду тот самый простой момент, когда, уже распрощавшись с жизнью, она осталась наедине с Иисусом, спасшим её. Почему она не уходит? Ей надо не просто уходить, ей бежать надо! От смерти! Пока, правда, все идет хорошо, но вдруг толпа передумает, вернется и на нее посыпятся камни? А вокруг другая толпа. Толпа свидетелей происшедшего. А она, прелюбодейка, стоит «посреди». Надо хотя бы от позора бежать! Может быть, она хочет отблагодарить этого человека, который спас ей жизнь? Так нет же. Она стоит и молчит. Вы, поставив себя на ее место, можете самому себе сказать, что вас удерживает на месте, и чего вы ждете? Вы не можете, потому что вы стоите перед Ним мысленно, а она стоит перед Ним воочию, и, что ей смерть и позор в Его присутствии, если Его суд над ней еще не произошел! Для нее еще ничего не закончено, учитывая даже все те обстоятельства, что вокруг больше нет палачей и она, возможно, теперь будет жить! Она стоит, потому что Он еще не отпускал ее! Когда мы читаем в Евангелиях, что народ постоянно дивился тому, что Он говорит с ними "как власть имеющий", то нам трудно будет понять, что имеет в виду этот народ, если мы не увидим этого в покорной фигуре девушки, стоящей перед Ним, и ожидающей своей судьбы, потому что жить или не жить — это еще не судьба, пока Он не сказал Своего Слова. И Он говорит это слово, поднимает голову и спрашивает — ну что, никто не осудил тебя? Никто, Господин — отвечает девушка. И в ответ слышит то, что делает теперь возможной ту жизнь, которая минутами ранее ей была подарена — и Я тебя не осуждаю, иди и больше не греши…

Говорят, Он был добр. Можно ли все это назвать просто добротой? Его доброта жестка как тиски и всегда ко многому обязывает. Лучше всего эта властная доброта видна в истории, когда после Воскресения Он нашел Петра. Тут очень тонкий с точки зрения психологизма случай. Петр не был самым любимым из Его учеников. Любимым был Иоанн. Петр поразил Иисуса тем, что был первым, кто увидел в Нем "сына Бога живого". Иисус понял, что у Петра особая роль, поскольку такое не могла Петру сказать его собственная «плоть», это снизошло на него от Духа Божия. И вот в тот момент, когда Он говорит ученикам о Своей скорой и неминуемой гибели, они «воодушевляют» Его тем, что обещают не дать Его в обиду, мол у них есть оружие — отобьемся. В ответ он со спокойной прямотой говорит — как только Меня схватят, вы все разбежитесь, кто куда. Петр заявляет — даже если все разбегутся, я Тебя не оставлю. И в ответ получает — а ты отречешься от меня, пока петух не успеет прокричать. И вот его судят сразу же после ареста, Он стоит связанный и битый во дворе первосвященника, а Петр в том же дворе инкогнито пытается незаметно присутствовать при событиях. Трижды его лицо напоминает кому-то человека, который "ходил с этим галилеянином", и трижды Петр клянется, что не знает Его. Как только Петр сказал это в третий раз, пропел петух, и они встретились взглядами. Петр и Иисус. Петр заплакал и ушел. Состояние Петра можно понять. И взгляд Иисуса можно представить. И вот Иисус распят, но Его видели воскресшим, причем Он передал, что еще не время Ему появляться, потому что Он еще не восшел к Отцу Своему, но скоро Он вернется. Петр не поверил и занялся тем, чем занимался до встречи с Иисусом — стал вновь рыбачить. И вот ночью на берегу появляется человек, который зовет рыбаков, садится с ними у костра, преломляет хлеб, и по характерному, знакомому уже им жесту преломления в свете костра, они узнают Его! Вот и представьте себе теперь состояние Петра! Представьте себе, что он готов был выслушать, отрекшийся от Него и забывший То Дело, которое ему было завещано недвусмысленно и четко. И вот он слышит после тяжелого молчания — любишь ли ты Меня, Петр? Очевидно, что любой на месте Петра это расценил бы как начало большого выговора — мало того, что Петр действительно трижды отрекся от Него, так еще и вместо того, чтобы по наказу Иисуса создавать на земле после Него Церковь, удалился на рыбный промысел, проявив тем самым полное неверие и в Воскресение, и в Дело, на которое его при жизни поставил Иисус. Кругом виноват! Но Иисус добр. Он не делает ему выволочки. Он просто вторично спрашивает Петра, как бы не слыша произнесенного им уже единожды ответа — любишь ли ты Меня? Петр вторично отвечает утвердительно. Мировая? Но Иисус молчит. И Петр молчит. И все молчат. Все понимают, что самое страшное для Петра сейчас — эта доброта! Лучше бы Он его ругал, или даже бросил в этот костер! И добрый Иисус в третий раз спрашивает — любишь ли ты меня, Петр? Петр не выдерживает и стонет — зачем Ты меня спрашиваешь, ведь знаешь, что люблю! И тогда Иисус говорит — в таком случае паси овец Моих. Вот так по-доброму все решил. Без всякого насилия. После этого Петр встал, и пошел учить народы христианству. И бедный Петр успокоился после этой доброты, наверное, только тогда, когда за проповедь о Христе был распят, потребовав при этом, чтобы его распяли вниз головой, чтобы не оскорбить аналогичной смертью память о своем Учителе.

А ведь кому, как не Петру было знать, как может Он съязвить и несколькими словами превратить человека ни во что. Даже правителей земель Он мог вежливой издевкой выставить в смешном свете. Когда Ирод, правитель Галилеи, подданным которой был Иисус, прислал к Нему делегацию с требованием немедленно под страхом смерти покинуть его земли, Иисус ответил буквально следующее — передайте, что Я уйду, но только денька через три. Как только дела Свои закончу, так и уйду, раньше никак не управлюсь, как ни просите; да еще передайте ему, что ухожу не потому, что Меня Ирод убить пообещался, а Я испугался, а уйду Я потому, что если израильтяне должны кого-нибудь убить, то пусть убьют в Иерусалиме, а не в какой-нибудь там Галилее. Всем сразу досталось. А уж Петру Он нашел бы что сказать. Буквально несколькими днями раньше, когда Он просил их пободрствовать с Ним в саду перед смертью, пока Он молится Отцу, а они заснули, Он подошел к ним, разбудил и со свойственной добротой спросил: "спите и почиваете"? В этом вопросе было все. Потому что спят простолюдины, а почивают знатные господа. Это то же самое, что обратиться "высокочтимые господа бомжи"! Ни слова упрека нет в этой фразе, но сказано исключительно точно — Я вас просто спрашиваю об очевидном, а за моими участливыми словами есть то, что Я о вас сейчас думаю… Зная этот стиль, Петр многого ждал, а получил лишь три одинаковых вопроса — любишь ли ты Меня? Для Петра это было ужасно. Но с другой стороны мы не можем сказать, что в этом нет доброты. Да, Он был добр. Как добр хирург, который вправляет сломанную ногу. Это не конфетная доброта.

Кстати, однажды, не обращаясь лично к Матери и братьям, а, говоря вообще, Он в этом же убийственном косвенном стиле сказал им то, что хотел сказать, но, будучи добрым, не говорил. Одиночество Его было безмерным. Народ видел в нем просто чародея и целителя, ученики видели будущего царя, а мать и семья считали сумасшедшим. Он их не упрекал. Но однажды, когда очередная толпа в одном из очередных домов слушала Его, Он был прерван сообщением о том, что за Ним пришли его мать и братья. Они пришли забрать родственника, но не могли войти, потому что народ (по их мнению, собравшийся как на цирковое представление) толпился далеко за порогом. Когда Ему сказали, что Его вызывает мать и братья Его, Он, будучи добрым, но поставленным в положение, когда все грозило закончиться некрасивой семейной распрей, просто обратился к народу, как бы продолжая Свою проповедь — кто Матерь Моя и братья Мои? те, кто слушают слово Божие… От себя добавим — а кто тогда те, кто пришел за ним? Наверное, они тоже задали себе этот вопрос. И ощутили на себе Эту Доброту. И еще раз «кстати», совсем уж не хочется говорить, но раз уж мы коснулись этой темы, то упомянем и то мнение, которое иногда нет-нет, да и проскользнет в якобы честных раздумьях о Нем. Это мнение как бы в потугах добросовестного поиска правды утверждает, что если мать и семья считали Его не в себе, то, может быть, им как-то видней? Развернутый спор тут вообще не уместен. Надо просто читать Евангелия честно. Если уж в них есть свидетельства, что некоторые из людей считали Его сумасшедшим, то надо бы вычитать и другое свидетельство, которое гораздо более объективно и совершенно окончательно говорит об обратном. Даже не вдаваясь во всю глупость такого предположения, и даже не приводя никаких других аргументов ошибочности родственного взгляда на Него, и, тем более не прибегая к перечню Его Слов и Поступков, говорящих совершенно о противоположном, будем это тихое предположение о сдвиге в психике бить тем же методом. Вспомним, как Его любили дети. Это даже стало проблемой Его взаимоотношений с учениками, потому что редко на них гневающийся, Он грозно им выговаривал за то, что они не пускают к Нему детей, которые отовсюду стекались туда, где Он появлялся, и облепливали Его со всех сторон. Он сильно уставал от пеших переходов, голода, гонений и проповедей, и ученики оберегали Его покой в редкие минуты отдыха, не подпуская гомонящих детей. Это Его возмущало. Он любил детей и говорил, что если человек будет как ребенок, то войдет в Царство Божие. Теперь спросим сами себя — могут ли дети любить сумасшедшего, или тянуться к бесноватому? Детей не обманешь. Сумасшедших они или боятся или смеются над ними. И много ли мы знаем людей, к которым отовсюду сбегаются дети? Кто ищет правды в Евангелиях, тот ее всегда найдет.

Впрочем, мы опять пересказываем Евангелия. Надо решительно прекратить разговоры об их содержании, потому что оно доступно всем. Сказать надо, очевидно, о другом. Существует еще одна версия относительно Евангелий, которое выражается тем, что это просто литература, выдумка, а Иисус просто литературный персонаж. Было, мол, что-то такое, кто-то умел лечить, или какие-то чародейства чародействовать, а его казнили по недоразумению или из зависти, но потом все это было описано с такой талантливой фантазией, что возникла целая религиозная концепция, базирующаяся на чистой литературе, а на самом деле ничего такого не было. Вопрос ли это веры — верить Евангелиям, или считать их красивыми сказками, которых, если бы не было, то все равно стоило бы придумать? Представляется, что это не может быть вопросом веры. Их надо признать действительными документальными свидетельствами событий. И это можно доказать. Начнем, как всегда, с логических выводов.

Вспомним, когда и как были написаны Евангелия. Они были написаны в период времени, когда еще вовсю были живы свидетели описываемых событий. Евангелия представляют собой запись тех проповедей, которые апостолы разносили по миру. Началось все в Иудее. И писали Евангелия иудеи в Иудее. Теперь попытаемся себе представить ситуацию — некто описывает события, которые произошли во времена, о которых помнит больше половины населения здешних мест, причем произошли они именно в этих местах и на глазах этих людей. Если начать фантазировать в этих записях, а чуть ранее в проповедях этому же населению, то какова могла быть судьба и таких проповедей, и таких записей? На первом же углу нашелся бы кто-то, кто крикнул бы — да не было такого, вранье все это! Ни одного окрика не последовало. Несколько раз собирались синедрионы (суды) над проповедниками христианства, и ни на одном из судов ни разу не было произнесено обвинения в искажении фактов. Наоборот, на всех этих судах запрещалось как раз разглашать данные факты, как разрушающие концепцию взаимоотношений Иеговы и богоизбранного народа. В ответ подсудимые говорили — слушать надо не вас, а Бога, а Бог дал нам достаточно хороший знак, чтобы мы не прекратили проповедь: Бог воскресил Иисуса Христа, чему все вы были свидетелями. Именно на этом строилась защита проповедников и, в конце концов, суды прекратились, потому что на последнем заседании было решено — пусть проповедуют, если это человеческие козни, то они рассыпятся сами собой, а если это дело от Бога, то его тем более судами не остановить. Логически мы должны признать, что придти в любой город и рассказывать его населению о том, что с ним (с населением) никогда не было, и на базе этого призывать то же самое население менять свое вековое вероисповедание — невозможно. А ведь иудеи уходили в христианство сотнями тысяч. Следовательно — все было правдой.

Второе. Евангелий — четыре. Следовательно, если предположить, что это четыре выдумки четырех разных людей, то даже простой следователь райотдела милиции соберет четырех лгущих об одном и том же свидетелей, и, подвергнув их перекрестному допросу, уличит во лжи всех четверых. Такой перекрестный заочный допрос содержаний Евангелий продолжался очень долго всеми истовыми врагами христианства. И что же? Честные исследователи отмечают — все четыре свидетельства не идентичны в своих материалах, но если их сопоставлять, то они нигде не противоречат друг другу, ни в чем не опровергают ни одного факта, а наоборот только дополняют друг друга своей разной информацией! И это естественно, поскольку каждый из четырех запомнил свое, более близкое своей натуре, нигде не наврал, а если все это вместе сложить, то получается взгляд с четырех сторон на одно и то же.

В таком случае можно предположить, что некие шутники просто договорились и создали коллективный труд с одним и тем же персонажем и со строгим перечнем одних и тех же событий. Возможно ли это? Вряд ли. Во-первых, потому что можно четырем писателям описать одно и то же событие, по договоренности выделив одни подробности, и опустив другие, но четырем писателям создать один и тот же персонаж, абсолютно не отличающийся от себя самого во всех четырех книгах, невозможно! А во всех четырех Евангелиях Иисус — один и тот же. Это одна и та же Личность. Можно придумать события и, отмечая галочкой переносимые из общего списка детали, выводить одинаковые повороты сюжета, но невозможно создать один и тот же характер, одного и того же героя. К тому же напомним, что все, кто проповедовал Иисуса, были мученически умерщвлены, и шли на это добровольно. Если это была шутка, то такой способ шутить быстрее утомил бы самих шутников, чем публику. И ради даже самой удачной шутки человек не идет добровольно на то, чтобы его по-изуверски убили. Повод должен быть серьезней. Повод в этом случае может быть только одним — правда очевидца и жертвенная Вера, которая уже не знает страха. Нас в данном контексте более акцентирует на себе первое.

Похоже, этих простых доводов вполне достаточно для того, чтобы считать Евангелия не художественной литературой с поправками на авторские фантазии, а художественным изложением действительных фактов. Почему такая простая мысль не доминирует в их оценке? Ведь спорить с очевидными фактами невозможно. Трудно сказать. Но одной из самых мощных причин этому можно считать тот набор чудес, который содержится в событиях этих свидетельств. До середины девятнадцатого века Библию вообще считали книгой иносказательной, а все имена, народы и названия некоторых мест считались вымышленными. Но вот ворвалась в жизнь археология и выяснилось, что жили на этой земле и филистимляне, и моавитяне, и хетты, был такой город Иерихон, и все остальное прочее действительно в Истории существовало. Взгляд на Ветхий Завет, как на тайнопись изменился. Причем, если раньше все считалось выдумкой, и чудеса тоже, то теперь начали разграничивать — события не выдуманы, народы, страны и города не выдуманы, а чудеса (в силу их фантасмагоричности) — выдуманы. Очевидно, это правильный подход. Но его нельзя переносить на Новый Завет, где также много чудес, но каждому из них были свидетелями тысячи. А между тем чудеса совершались Им не ради чудес и не ради рекламы. Мы уже говорили о первом чуде обращения воды в вино, и упоминали, что настаивала на этом Мария, а Он ей уступил. Но и другие чудеса совершались не театрально. Тридцать восемь лет лежал возле купальни в Вифсаиде больной без надежды на излечение, и Иисус излечил его "увидев его лежащим и узнав, что он лежит уже долгое время" (Евангелие от Иоанна 5:5–6). У человека просто не было надежды, его лежание было явно пустым занятием, и Он сжалился над ним. Накормил несколько тысяч человек несколькими кусками хлеба и рыбы Он тоже от безвыходности, потому что народу собралось за Ним столько много, что пришлось на гору от них взобраться, а они не уходили и слушали Его. Местность была пустынная, и оголодали все настолько, что Ему стало ясно: они, обессилившие, уже не дойдут до тех мест, где можно найти еду. По воде ходил тоже не ради демонстрации возможностей, а от необходимости. Экзальтированная толпа хотела, чуть ли не насильно, сделать его своим царем, и все превращалось уже в некое политическое мероприятие. Поэтому Он сказал, что Ему надо уединиться, а ученикам приказал потихоньку садиться в лодку и отплывать к другому берегу моря. Лодок больше не было, и все знали, что Ему никуда отсюда не уйти. Когда наступила ночь и толпа заснула, Он тайком пошел по воде и догнал учеников. Вот и вся причина чуда. На все просьбы о знамении, то есть о демонстрации какого-либо фокуса, неподвластного простому смертному, Он не отвечал, уходил от этого и не любил пустых эффектов. Только воскрешение Лазаря имело смысл несколько иной — обращаясь к Отцу, но так, чтобы слышали все остальные, Он сказал, что смысл воскрешения Лазаря в том, чтобы все поверили. Этим он перевел ситуацию окончательно в необратимую. Узнав об этом чуде народ стал совершенно выходить из повиновения, и именно после этого было принято окончательное жесткое решение — как можно быстрее Его убить. Остальные же чудеса совершались по возможности без апломба. Если исцелял кого, то говорил — не говорите никому. Сам славы не искал. Дочь начальника исцелить Его настоятельно просили. Двое слепых шли за Ним до самого дома и буквально кричали об излечении, Он уступил, но опять строго наказал — никому не говорите. Остановил бурю на море только потому, что спал, как убитый от усталости на корме, а ученики разбудили Его с криками — мы тонем, хватит спать, умирать пора пришла. С досады, что разбудили, Он остановил ветер и унял волны. Везде больных приводили к Нему и просили об излечении, Он шел навстречу, но излечивал при этом безнадежно больных или "отведя в сторону от народа" (Евангелие от Марка 8:33), или "выведя его вон из селения" (Евангелие от Марка 8:23), и всегда сопровождал излечение словами — иди прямо домой, никому не рассказывай, не надо лишнего шума. Эпилептика излечил также только тогда, когда толпа вокруг собралась, и стало ясно, что не отстанут. Хананеянка также должна была учеников благодарить, потому что это они поставили Ему ультиматум — или излечи ее, или мы с ума сойдем от ее воплей, ибо ее заявка на излечение приняла вид непрекращающегося крика за их спинами. И так далее. Так что это совсем не те чудеса, которыми переполнен Ветхий Завет, и которые вполне имеют традиционно сказочную подоплеку, никак не вытекая из логики событий. Здесь же простой психологический анализ ситуаций показывает всегда, что каждому чуду было свое необходимое по обстоятельствам место.

Однако, если говорить о Евангелиях как о достоверно-исторических документах в своем содержании (а не в их форме, естественно), то, если наука подтвердила общее содержание Ветхого Завета, она же должна подтвердить и содержание Евангелий. Подтверждает ли? Подтверждает. Археология подтверждает, например. Она откопала сведения о Понтии Пилате, как наместнике Рима в Иудее именно в то время. А ведь когда-то Пилат считался таким же персонажем-символом, как какой-нибудь аморрейский царь. Также наука имеет свидетельства происшедшего в Иудее и в записях римских историков. В этой связи постоянное утверждение о том, что нет исторических свидетельств и научных доказательств существования Христа, выглядят очень бледно. Основной козырь этих утверждений состоит в том, что написано в римских хрониках настолько мало, что их нельзя принимать в расчет. Мол, это буквально строчки. Однако сразу же можно возразить — об этом написано сразу четыре книги, которые называются Евангелиями. Почему нельзя их считать историческими свидетельствами? Ведь все четыре автора были известными истории конкретными личностями, которым никто (как мы уже говорили) никто из конкретных исторических оппонентов не возражал по правдивости изложенных фактов. Почему мы, например, безоговорочно верим только одной короткой строчке римского историка, что в Риме жил такой-то сенатор, или даже император, больше не встречая ни одного документального свидетельства этому нигде, и пытаемся не верить четырем свидетельствам, которые к тому же имеют аналогию в той же самой священной римской историографии?

Кроме того, аргумент «мало» для науки — не аргумент. Это оценочная категория, а не научная. А оценочная категория всегда опирается на какую-то сравнительно стандартную эталонную базу, относительно размеров которой и можно сказать «мало». Если относительно железа платины действительно очень мало, то это не значит, что платины нет. «Мало» — это вообще не аргумент, даже вне науки. Пуля тоже маленькая. Но ей нельзя не верить. По крайней мере, последствия такого недоверия могут надолго выветрить блажь из головы о том, что мало — это не есть. И, наконец, это вообще нечестный аргумент. Потому что даже дураку ясно, что «много» и быть не могло. Что было историкам Великого Рима до того, что Понтий Пилат где-то в одной из провинций распял очередного варвара? До победы христианства было еще 300 лет. Разве могли они знать ЧТО произошло? Учитывая все это, мы должны сказать, что сам факт упоминания римскими историками этого события — это очень и очень много. Это, практически, говорит обо всем. Рим чуть ли не ежедневно тогда распинал бунтовщиков по всему миру, и ни одно событие в череде этих римских забав не удостоилось даже одной строчки. А это было записано. Значит настолько громкое было событие, что даже до Рима докатилось. Кроме того, совершенно на необычную высоту поднимает достоверность происшедшего сам характер одной записи, где говорится, что Пилат распял человека, называемого Христом, и дальше добавляется "если это вообще был человек"! Тут вообще комментарии излишни. Раздумчивая оговорка римского историка в сухом историческом труде весит очень много «за», и перевешивает все остальные аргументы «против». Так малое может говорить не просто о многом, но и обо всем. Если его правильно понимать.

От исторической науки перейдем к точной. Это священная корова, которой все привыкли верить вслепую. Зачастую зря. Но если уж она берется за что-то, то, как точная наука, дает хотя бы точную информацию. А от этого отталкиваться всегда легче. Пыталась ли точная наука разобраться — миф Иисус, или нет? Пыталась. Ну и что? Да то же самое — наука подтверждает. Каким образом? Рассмотрим ниже.

Естественно, не имея под рукой ничего более, кроме текстов Евангелий, ученые обратились к ним и попытались выяснить, можно ли в них что-либо научно подтвердить, или же, наоборот, научно обличить? Надо сказать, что до ученых первым это сделал монах Дионисий Малый. Возможно, это была не вполне точная наука, но это был определенно научный подход, когда Дионисий Малый в 533 году на основе имеющихся тогда сведений, основанных только на различных литературных данных (!) вычислил год рождения Иисуса. Этот год стал первым годом нашей эры, которая отмеряется от Рождества Христова, а год завершения труда монаха Малого для него самого и для всего человечества неожиданно, но навсегда стал 533 годом нового летоисчисления. Так вот, ученые для начала перепроверили Дионисия, используя для этого уже накопленные исторические сведения, открывшиеся после жизни Дионисия. Они перепроверили, и выяснили, что Дионисий, не имея исторических точек отсчета в своей работе, ошибся на 5 лет. Всего на 5 лет! Календарь, естественно, переделывать не стали, но стало ясно, что литературные источники не так уж исторически бесперспективны для исследователей, как иногда считается.

Однако, соединение литературных данных с историческими данными в одно целое — это еще, все-таки, не точная наука, потому что прерогатива для расчетов отдавалась именно литературными сведениями. То есть, не литература дополняла науку, а наука дополняла литературу. Причем — гуманитарная наука, а не точная. Нужно было полученные данные сверить с какой-либо точной наукой. И такая наука нашлась. Это — астрономия.

В Евангелии описывается появление в небе над Вифлеемом при Рождении Иисуса яркой звезды. Было решено — если удастся к той дате, которая была получена предыдущим путем, найти астрономическое подтверждение, то и сам факт Рождения станет неоспорим. Стали искать. Долгое время найти астрономического подтверждения не удавалось, потому что лучшие астрономы времени описываемых событий — ассирийцы и халдеи — не занимались звездами! Они были астрономами-астрологами, изучали только движение планет, некоторых крупных звезд, а также известных созвездий. Задача астрономов тогда была не научной, а предсказательной. По их концепции все события на земле «держат» и управляют крупные планеты и созвездия, а остальная мелочь на них (на события) никак не влияет, и нечего заниматься праздным любопытством. Поэтому, если они даже и видели эту яркую звезду над Вифлеемом, то не придали ей особого значения. Обратили на нее внимание, как мы знаем, только волхвы, которые помимо астрологии занимались еще и магией, то есть пытались не просто пассивно наблюдать закономерности истории, но и как-то практически влиять на местные события. Для немасштабных мероприятий годились немасштабные астрономические явления, поэтому волхвы из появления звезды сделали своевременные и правильные выводы, а официальная астрономия оставила это явление без внимания, как незначительное для их системы сведений.

Данные европейских астрономов также ничем не могли помочь ученым. Европейцы занимались тем же самым. Ловили крупную рыбу, а маленькую выбрасывали. Подтверждением служит тот факт, что когда в 1054 году на небе загорелась необыкновенно яркая звезда, что было вспышкой сверхновой, породившей целую Крабовидную Туманность, то ни в Европе, ни на Ближнем Востоке, ни один астроном не оставил об этом ни одной записи.

И что было делать? Идея осенили (напишем имена этих великих людей полностью) Дэвида Кларка, Джона Паркинсона и Ричарда Стефенсона, английских астрономов. Идея была простой — проверить записи китайских и корейских астрономов того времени. Проверили. И что же? И китайские, и корейские астрономы, независимо друг от друга, находясь в разных странах, зафиксировали в 5 году до Рождества Христова (за пять лет до даты Дионисия Малого, что один раз наука уже подтвердила!!!) вспышку очень яркой сверхновой звезды, которая длилась 70 дней! Кроме того, астрономы обеих этих стран показали, что звезда по небу не перемещалась, а это полностью соответствует Евангелию от Матфея. И, наконец, расчеты по ее положению подтвердили, что она должна была быть видна в Вифлееме до восхода Солнца с восточной стороны!!! Все, как у Матфея. Так было получено первое научное подтверждение.

А вот второе. Если удалось подтвердить время и обстоятельства Рождения научно, то нельзя ли также научно подтвердить время смерти? Резонный вопрос. Путем долгих расчетов различных вероятностей, исходя из особенностей еврейского календаря при определении Пасхи, на которую был распят Иисус, а также исторических данных, ученые остановились на двух реально возможных датах смерти Иисуса, если брать события Евангелий в качестве исторически достоверных. Первая дата — 7 апреля 30 года, а вторая — 3 апреля 33 года. Предпочтение не могли отдать ни одной из них. Равноценность их была абсолютной. Ясность внесла опять астрономия. В Евангелиях говорится о том, что сразу после казни Христа Луна окрасилась в красный свет. Маленькая зацепочка, которая привела к большому успеху.

Ученые задались вопросом — если верить Евангелию, то есть признать, что Луна после казни покраснела, то отчего такое могло произойти? Такое могло произойти по простой причине — Луна окрашивается в красный свет при лунном затмении. Красный спектр света меньше всего подлежит рассеиванию, и поэтому те лучи Солнца, которые все же достигают Луны, преломляясь через Землю, это лучи красного спектра, которые и делают цвет Луны красным. Астрономы из Оксфорда К. Хэмфри и У. Уоддингтон составили перечень лунных затмений, падающих на время наместничества Понтия Пилата в Иудее. И, конечно же, одно из затмений совпало с одной из дат — 3 апреля 33 года. Не удивительно и то, что это обстоятельство записано Евангелием. Восход Луны на Пасху для иудеев был сигналом к празднику. Пасха всегда подгадывалась под полнолуния и переносилась то вперед, то назад по календарю. Вся Иудея, постившаяся до этого, с нетерпением ждала восхода этой Луны, чтобы, наконец, начать поедать молодых барашков, и дождалась — взошла кровавая Луна. По расчетам затмение началось как раз при восхождении Луны. Кое-кого, наверное, это неприятно впечатлило. Нас это впечатляет по-другому.

Ну, и теперь о самом главном научном подтверждении. История этого подтверждения длится уже более 100 лет, и с неизменным успехом влетает человечеству в одной ухо, а вылетает в другое. Интересное дело — достаточно откопать в Китае какую-то древнюю птичку, у которой есть зубки в клюве, как по всем средствам массовой информации по всему миру объявляется — доказано, что птицы произошли от других животных, а не сами по себе появились. Если взять, например, автомобиль какой-либо серии, то от первого номера и до последнего в этом автомобиле что-то постоянно изменялось, в результате чего от первого образца и до последнего существует множество промежуточных автомобилей, где поступательно накапливаются изменения, которые потом и составляют конечную разницу между первой машиной и последней. При этом существует один первый образец, один последний образец и множество промежуточных образцов, которые в автомобилестроении называются "переходными моделями". Это — яркий пример эволюции. Так она и происходит. Есть последний вид и множество предшествующих. Так же все должно происходить и в живом мире, где есть законченный вид, и намного-намного-намного превышающее его по количеству стадо "переходных моделей". Так вот, если весь мир верит такой глупости, что когда в земных пластах находят только одних птиц миллионами экземпляров, а одна птичка с зубками подтверждает, что все эти миллионы птичек произошли от млекопитающих или змей, и больше переходных форм нет и не надо для такого ясного факта, то после такого всемирного оглупления совершенно не удивляешься тому, что после научных фактов, которые мы приведем ниже, до сих пор раздаются голоса — кто знает, был ли Иисус, и было ли распятие? Наука, мол, не в курсе. А наука давно уже в курсе. Не в курсе по-прежнему человек. Среднестатистический. Лично мы уже тоже в курсе и готовы поделиться сведениями с остальными. Пусть еще раз влетит в одно ухо.

Суть дела состоит в том, что после гибели Иисуса, Его тело было завернуто в саван. Все мы знаем, что это такое. После Воскресения саван остался, стал реликвией, ученики сберегли его, и в настоящее время посмертное одеяние Христа хранится в часовне Гварини кафедрального собора Иоанна Крестителя в итальянском городе Турине. Саван этот принято называть «плащаницей», и мы далее не будем отступать от общепринятой традиции. Плащаница считается самой важной реликвией христианства. И быть бы ей просто реликвией, пусть даже и самой важной, если бы не постоянные уколы со стороны праведных атеистов, которые утверждали, что плащаница — подделка. Эти обидные подначки атеистов вызваны были одним интересным обстоятельством — на плащанице запечатлена человеческая фигура в полный рост. Изображение очень нечеткое, с близи даже и не поймешь, что это, но если отойти шагов на пять назад, то видно, что желтовато-коричневые пятна на плащанице складываются в образ худощавого мужчины с длинными волосами, бородой и усами. Помимо желто-коричневых пятен, образующих фигуру, по самой фигуре еще разбросаны красно-бурые пятна в тех местах, где Иисус получил наиболее страшные раны. Как бы следы от кровотечений. Естественно, что скептиков такое удачное сочетание деталей не могло оставить равнодушными, и пошли прямые утверждения, что некто, небогатый фантазией, но с явно большими художественными возможностями, все это просто нарисовал, и никакая это не реликвия, а очередной опиум для народа. То есть, если бы когда-то неизвестный художник не набросал в таинственно-реалистичной манере образ Христа на этот кусок ткани размером метр на четыре, то это и было бы всего лишь куском льняной ткани, каких много. Вообще получилось очень интересно и очень «по-человечьи» — если бы демонстрировалась просто белая ткань, то поверить в то, что это саван Иисуса было бы легче, чем в том случае, когда на этом куске ткани просматривается Сам Иисус. Это — как принято обычно у нас, у людей.

Надо здесь отдать должное католикам. Они продемонстрировали свою ВЕРУ. В 1898 году католическая церковь дозволила профессору сравнительной медицины Иву Делажу сделать с плащаницы фотографический снимок. Ив Делаж, проще говоря, был анатомом, и вот к чему пришел анатом высшей квалификации, анализируя полученные снимки. В дальнейшем результаты исследований плащаницы будут накатывать на нас как цунами, и многие из них невозможно читать без содрогания, но, наверное, первое впечатление от выводов Делажа в свое время было крепче по воздействию. Вот эти выводы:

— изображение на плащанице до мельчайших подробностей соответствует анатомическим особенностям человека (это следует понимать как то, что это не рисунок, если конечно не допустить, что рисовал не только неизвестный гениальный художник, но и неизвестный гениальный анатом одновременно);

— тело находится в состоянии трупного окоченения, но особенности этого окоченения состоят в том, что тело окоченело в распятом состоянии;

— форма подтеков крови и их направление говорит о том, что кровь застыла на распятом человеке.

Естественно, что целая Академия Гениальных художников не смогла бы создать образ, который лежит на их полотне сомкнув руки и ноги, но характер трупного окоченения и кровоподтеков говорит о том, что человек умер на кресте, раскинув руки, обвисая под тяжестью своего тела, с головой, опустившейся на грудь. Итак, стало ясно — каким образом непонятно, но на плащанице изображен усопший, но предварительно распятый человек. Мы специально так округло произнесли эту фразу, поскольку для науки совершенно недостаточно было утверждать, что это обязательно Иисус. Получилось опять совершенно по-людски — плащаница с этим изображением передавалась из рук в руки веками, в те времена, когда никакой другой техники, кроме живописи, для создания изображений не было, и было ясно, что природа этого изображения чудотворна, но все-таки — кто сказал, что это Христос? Как будто чудеса сопровождали еще кого-то из распятых при жизни и после нее…

Но наука совершенствовалась, развивалась, и повторная фотосъемка плащаницы в 1931 году дала новую информацию:

— рост изображенного человека от 175 до 180 сантиметров;

— вес тела распятого человека от 75 до 81 килограмма;

— возраст — 30–45 лет;

— раны от гвоздей находятся не на ладонях, а на запястьях.

Последнее обстоятельство вообще перевернуло полностью представление о том, куда были вбиты эти римские гвозди. Французский хирург П. Барбе сразу же после этого срочно поставил ряд экспериментов с трупами и выяснил, что если гвозди быть в ладони, то ладони рвутся, и тело на кресте не удерживается. А ведь до этого на всех картинах гвозди торчали из ладоней Иисуса! Опровергая эту привычную деталь распятия, наука неожиданно подтвердила реальность самого распятия — до этого никто никогда не сомневался, что ладони выдержат вес тела на кресте! Если бы Барбе провел свои эксперименты до получения данных с плащаницы, скорее всего само распятие, как процедура казни в Древнем Риме, была бы признана очередным мифом!

Впрочем, относительно того, что это именно Иисус, наука безапелляционно не утверждала. Для науки нужно еще что-то большее. И вот что произошло дальше. Реликвия пролежала более тысячи лет, и нельзя было допустить, чтобы она испортилась от неправильного хранения. В 1969 году архиепископ Турина нанял несколько известных ученых для изучения ткани савана и определения оптимальных условий ее содержания. Ученые помогли, но … согрешили. Они украдкой исследовали и само изображение. 7 лет они почему-то молчали, а потом решились и опубликовали свой вывод — ЭТО НЕ КРАСКА!

Такого надругательства над привычной реальностью ученый мир стерпеть не мог, и в том же 1976 году в США было создано специальное исследовательское объединение СТАРП, которому была поставлена задача дать наконец-то исчерпывающий ответ — саван это Христа, или выдумка? В СТАРП собрали специалистов по точным наукам. Аппаратуру поставили корпорация «Локхид», компания "Интернейшнл бизнес мэшинз", Центральная Лаборатория ВВС США, Ядерный Центр США, Академия ВВС США и Лос-Аламосская Национальная Лаборатория США. Были задействованы методы:

— криминалистики;

— методики выявления различного рода подделок;

— спектроскопии в видимой области;

— спектроскопии в ультрафиолетовой области;

— спектроскопии в инфракрасной области;

— флуоресценции с традиционными видами возбуждения;

— флуоресценции с лазерным возбуждением;

— радиографии;

— термографии;

— масс-спектроскопии;

— компьютерного исследования для перевода двухмерного изображения в трехмерное (то есть в объемное), и другие.

Церковь отдала плащаницу на неделю с условием, что при всех исследованиях целостность ее нарушена не будет. Это было в 1978 году. Результаты были опубликованы в 1982 году. Вот они:

— в местах изображения пятен крови найдены химические элементы, типичные для крови человека (проще говоря, на плащанице кровь настоящая);

— ни одного микроэлемента, который говорил бы о присутствии красителей или красок на изображении фигуры нет (проще говоря, все это не нарисовано уже и с технической стороны дела);

— трехмерное изображение следов кровоподтеков, ран и ударов соответствует всем видам пыток, которым подвергся Иисус;

— по всему телу и на лице находятся следы бичевания;

— на лице и на теле следы избиения дубинкой, одним из таких ударов сломан нос;

— на лбу и на затылке — глубокие уколи и сильные царапины от тернового венца (это так римляне над Ним издевались — царю положена корона, так у нас есть кое-что для таких случаев: венок из огромных почти стальных по крепости колючек, который Иисусу с силой насадили на голову);

— на правом плече след от тяжелого креста, который Иисус нес для Своего распятия;

— в правой части грудной клетки — рана от проникновения копья (один из воинов пронзил Ему ребра, чтобы убедиться, что Он уже мертв).

Особенно удивительная история произошла с глазами Иисуса. Лицо на мониторе получилось объемным, а глаза остались плоскими! Начали фотографировать отдельно каждый глаз в поляризованном свете и делать увеличение. Выяснилось — на обоих глазах лежит что-то круглое. После долгих опытов разобрались в том, что лежит на правом глазу — монета! Позвали нумизматов и те указали, что это очень редкая монета, печатавшаяся при жизни Понтия Пилата! Следовательно, это Иисус? Но — в тексте надписи на монете была грамматическая ошибка. Именно из-за этой ошибки плащаница стала вновь считаться недостоверной. Одна неправильная буква перетянула все остальные аргументы! Тут дело, похоже, уже не в науке. Дело в нас. Однако, после опубликования в печати изображения этой монеты, нумизматы разных стран нашли еще шесть монет с подобной опечаткой! Анализ этих монет с изображенной показал — одна и та же монета! Спасибо нумизматам.

Теперь оставалось разобраться с левым глазом. Изображение его было очень нечетким, но когда постарались, то обнаружили на нем еще одну монету, но другую. И тоже очень редкую. Нумизматы помогли и здесь — это "лепта Пилата", которую начали печатать только в 29 году. По времени подходит!

Идем дальше:

— на волосках ткани, находящихся в зоне изображения, нет никакого покрытия (то есть изображение видно, но оно ничем не нанесено! в это просто вдуматься надо!!!);

— между волосками ткани нет никаких следов красителя (это уже было);

— белок обнаружен только в тех местах, где была кровь;

— никаких посторонних органических веществ, которые могли бы рассматриваться в качестве основы краски — не обнаружено;

— белок, обнаруженный на изображении пятен крови, содержит билирубин и гемоглобин, то есть — это белок крови;

— изображение — не отпечаток с деревянной гравюры;

— изображение — не перевод с барельефа;

— изображение — не след от оборачивания горячей статуи.

Но самое интересное состоит в том, что изображение на плащанице — негативное! Если образ Иисуса каким-либо образом отпечатался на плащанице при соприкосновении с ней, то левый глаз должен быть на изображении слева, а правый глаз — справа. То есть, изображение должно было быть зеркальным! А оно получилось зеркальным зеркальному!!! Это было единственным, чего не смогли разгадать ученые. Но мы-то с вами уже знаем, что так и должно было быть, поскольку тело Иисуса, имея посмертный облик после Воскресения, было уже зеркальным относительно своего прошлого облика, и, отпечатавшись на плащанице дало, зеркальную своему уже зеркальному виду форму. Впрочем, подробнее мы говорили об этом в главе «Смерть», когда упоминали о симметрии и асимметрии живого и потустороннего.

Ну, вот и все, теперь уже нет никаких, даже естественнонаучных причин сомневаться, что, читая Евангелия, мы читаем дневник подлинных событий. Впрочем, последнее нас не выручит. Ибо читать Евангелия — это только вероятный шанс, а не гарантированный путь. Как этот шанс использовать — никто не знает. Но попытаться надо. Ибо, как сказал апостол — как можно верить в Того, о Котором никогда не слышал? В Евангелиях же можно не только услышать о Нем, но и услышать Его Самого. Как апостолы когда-то. Это шанс для каждого. Попытаться, или не попытаться — решать также каждому самостоятельно. Тут — кто как захочет. Тем более, что, по мнению автора, не мы сами открываем Бога для себя, а Бог открывается нам. И это происходит по-разному. Иногда и через Евангелия. Если читать в них то, что в них написано. Остальное — в последней главе.