Я проснулся в половине шестого от телефонного звонка. После того как меня осенило среди ночи, я спал плохо, и прошло мгновение, прежде чем я смог по-настоящему проснуться. Кроме всего прочего, мне приснилось, что я играю в настольный теннис с главной красавицей израильской армии и у нее расстегнута до пупа рубашка. Когда зазвонил телефон, я выигрывал со счетом семь — три.

— Говорит комиссар Тойвола из полиции Ярвенпяя, морген.

Звонок не обрадовал меня, несмотря на то что языковые познания полицейских в Ярвенпяя, по-видимому, были на хорошем международном уровне.

— У вас объявлен в розыск зеленый пикап «Ситроен С5». Похоже, он нашелся.

— Где?

— В Кераве, в песчаной яме среди леса. Полностью сгорел. Я в данный момент тут, на месте происшествия. То, что осталось от машины, еще тлеет, можно было бы даже поджарить сосиски.

— А из чего вы заключаете, что это разыскиваемая нами машина? По номерному знаку?

— Нет, номера похищены в Кераве, но и это ведь о чем-то говорит? Машина цвета зеленый металлик, как и в вашем описании, во всяком случае, была, теперь сгорела до черноты. В багажнике местами сохранился исходный цвет. Номер двигателя и кузова еще не посмотрели, их сначала надо очистить от сажи. Но других зеленых пятых «ситроенов» в розыске нет.

— Что-то еще?

— За рулем покойник.

— Покойник?

— Да, вы правильно расслышали, сильно обгоревший труп мужчины. Его сейчас осматривают.

— Я подъеду меньше чем через час. Ничего не трогайте.

— Не тронем.

Я даже не принял душ, но все равно приехал на место лишь через час и семь минут, поскольку его было трудно найти. Тойвола отлично придумал выставить полицейский наряд у въезда на лесную дорогу, и ребята мне объяснили, как найти нужное место. Пока я ехал по лесной дороге, осенний сумрак стал рассеиваться. После покосившегося металлического ангара дорога повернула направо. Затем я с полкилометра проехал по мрачному ельнику, и неожиданно дорога закончилась песчаным карьером.

Машина стояла под обрывом таким образом, что была незаметна с дороги. На дне котлована оказалось небольшое озерцо, из которого торчали останки тележки из супермаркета. Подобные песчаные карьеры разбросаны по всей Финляндии-матушке, как будто какой-то невероятно аккуратный и неугомонный торговец продал в каждом уезде по одинаковой кучке песка.

Тойвола, развалясь, сидел в полицейской машине и потягивал кофе из картонного стаканчика. Возможно, утром заботливая жена снабдила его в дорогу термосом и бутербродами с ветчиной.

Мы поздоровались за руку. Добродушный, круглолицый, усатый, светловолосый. Темно-зеленое полупальто из толстой материи, из карманов и рукавов торчат коричневые кожаные перчатки немецкого образца. Фуражка тоже темно-коричневая, со вставками из кожи.

Не представься он, я не вспомнил бы его имени, но лицо было знакомо. Мы с Тойволой вместе слушали какой-то учебный курс. Как называлась дисциплина, я забыл, но оказалось, тему занятий помнил Тойвола.

— Мы вместе посещали курс по самооценке для офицерского состава.

— Точно.

Я не хотел показаться заносчивым, но был не в настроении предаваться воспоминаниям. Моя немногословность Тойволу не огорчила. Он был уже комиссаром и повидал всякого.

— Этот курс был, конечно, тратой денег налогоплательщиков. Мы в нашем возрасте учимся уже на своих ошибках. Одну и ту же ошибку я больше трех раз не повторяю, — сказал Тойвола и тронул меня за рукав.

Я проследил взглядом за его рукой, хотя и сам уже понял, куда идти. За двадцать метров чувствовалась раздражающая ноздри вонь горелой резины, пластмассы и дыма.

Машина была в плачевном состоянии. Пожар уничтожил все настолько основательно, что остатков родной краски не было видно. Обрывки шин свисали с колесных дисков. Стекла полопались, и капот искорежило жаром. Вода, которой тушили автомобиль, пропитала землю, и вокруг образовалось болото, в машине виднелись остатки пожарной пены. Одетый в комбинезон и резиновые сапоги на толстой подошве техник-криминалист ковырялся в багажнике.

Мы остановились у останков машины.

— Мужчина, по-видимому, был жив, когда автомобиль загорелся или его подожгли, — пояснил Тойвола.

Обгорелый труп съежился за рулевым колесом, как будто просто заснул во время езды. Я осмотрел лицо, там уже нечего было опознавать. Потрескавшаяся от жара кожа напоминала сгоревшую в костре сосиску. От автомобиля исходило тепло.

Я с неприязнью смотрел на труп, нарушивший мое четкое умопостроение. Я все время исходил из того, что арендованный «ситроен» найдется неподалеку от Линнунлаулу, то есть от того места, где его оставил погибший. У меня не было никаких объяснений, какого черта автомобиль делал почти в сорока километрах от Хельсинки среди леса и что это за обгоревший тип за рулем. Скорее всего, он тоже имел отношение к событиям в Линнунлаулу, а это означало, что трупов было в общей сложности уже пять — многовато даже для такого большого города, как Хельсинки.

— Можно увозить тело? — спросил криминалист. — Оно мешает осматривать автомобиль.

Я посмотрел на Тойволу.

— У меня нет возражений, — сказал он.

Я разрешил.

Неподатливое тело с трудом вытащили из пространства между рулем и сиденьем и положили в транспортировочный пластиковый мешок. Покойник лежал со скрюченными руками и ногами, как будто тянулся к чему-то, до чего ему уже никогда не добраться. Двое бойких парней с труповозки легко закинули мешок на носилки и унесли тело. Я успел подумать, что какому-то невезучему судмедэксперту достанется на редкость грязная работа.

Тойвола указал на изогнувшийся каркас сиденья:

— Специалист из пожарной охраны осмотрел автомобиль. Похоже, под сиденьем или в непосредственной близости от него находилось взрывное устройство зажигательного типа с относительно слабым взрывателем. Взрыв был не очень сильным, но водитель потерял сознание, а огонь довершил дело. Он погиб практически сразу. Что думаешь?

— А ты?

— Может быть, задача была сжечь автомобиль, чтобы замести следы, но устройство сработало слишком рано.

Мне показалось, что от недосыпа мой мозг сделался неповоротливым. От усталости я всегда не в духе и не скрываю этого даже от себя самого. Тойвола со своей стороны всячески помогал, поэтому я постарался справиться со своим дурным настроением несмотря на то, что игравшая со мной во сне в пинг-понг девушка из израильской армии была действительно красива и готова на большее, чем просто перебрасываться мячиком.

По дороге на место происшествия я думал о ней. Я не сомневался, что она была неким запоздалым отражением моей поездки в Израиль, со времени которой прошло уже более десяти лет. Я находился у Стены Плача, когда к ней подошла целая армия вооруженных винтовками солдат. Среди них было две женщины, одна — возможно, самая красивая из всех, кого я видел в жизни. Убежден, что именно она послужила прообразом для Песни песней Соломона.

С тех пор минуло больше десяти лет, и, вероятно, эта бывшая лилия теперь — раздавшаяся во всех направлениях матрона в каком-нибудь скучном пригороде Иерусалима. Когда сытно пообедавший инженер по водопроводу и канализации возвращается к шабату домой, его ждут брюзгливая жена и трое откормленных детей в кипах.

Возможно, я просто завидую. Я — еврей-гетеросексуал, которого втайне подозревают в гомосексуальных наклонностях или в какой-то другой ущербности, как и всех одиноких мужчин сорока лет. Для еврея словосочетание «сорокалетний холостяк» еще страшнее — во всяком случае, с точки зрения родственников. Согласно Талмуду, изучение Торы — единственная уважительная причина отложить брак.

Больше десяти лет назад я почти три года жил в гражданском браке, и мы с моей подругой уже собирались пожениться официально. Из этого ничего не вышло, поскольку она считала еврейские традиции слишком жесткими. Через несколько лет она вышла замуж за курда, иммигрировавшего из Ирака, и приняла ислам.

— Есть какая-то информация о погибшем? — спросил я.

— Нет, по крайней мере, личность пока не установлена.

Я обошел вокруг автомобиля и остановился позади него.

Тойвола был прав. Исходный цвет машины сохранился в багажнике. Я больше не сомневался, что машина — та самая, которую мы искали. Я наклонился, чтобы осмотреть багажный отсек, но не обнаружил ничего интересного. Сквозь отверстия в оплавившемся пластике на боковой панели багажника блестели инструменты. Рядом с ними была какая-то металлическая деталь, и я догадался, что это подставка под знак аварийной остановки.

— При покойном не было ничего, что позволило бы его идентифицировать, кольца или цепочки на шее?

Тойвола поковырялся в кармане своей полосатой темно-зеленой куртки и извлек три пластиковых пакетика.

— Наручные часы марки «Ситизен», золотая цепочка с шеи с зодиакальным знаком «Близнецы» и надписью «Дорогому Кими 17.06.2003 г.». Связка ключей на стальной цепочке и большая металлическая бляха, а также пара почерневших до неузнаваемости металлических трубочек и еще какие-то нераспознаваемые комки.

Я посмотрел на ключи. Их было три, два обычных ключа «аблой» и один — с канавкой.

Кими, родившийся под знаком Близнецов, еще больше спутал мою версию. В ней не было предусмотрено места для финна-киллера или его помощника. Единственный плюс заключался в том, что теперь появилась хоть какая-то зацепка.

— Судя по цепочке на ключах и кулону со знаком зодиака, убитый очень молод. Эти данные, имя и дата рождения, задают определенные параметры для установления личности.

Тойвола кивнул и показал пряжку:

— Это лежало на заднем сиденье, пряжка от сумки, а этот мусор был в сумке — губная помада и зеркальце от пудреницы. Если я не ошибаюсь, в машине в какой-то момент находилась женщина. Что думаешь?

Я слегка обернулся и обвел взглядом пространство вокруг:

— О женщине?

— Вообще.

— Машина в розыске со вчерашнего утра. Несколько странно, что она сгорела только сейчас.

— Мне то же самое пришло в голову, — согласился Тойвола. — Что ты думаешь об этом?

— Если в машине была зажигательная бомба, то там могли установить таймер с длительной задержкой срабатывания, чтобы машину не нашли слишком быстро.

Тойвола отфутболил ногой лежавший на земле камешек.

— Знаешь, что это за место?

— Нет?

— Здесь тусуется местная молодежь. Возможно, жертва находилась тут в какой-то компании.

— Можешь выяснить, не было ли здесь Кими, родившегося семнадцатого июня?

Тойвола обещал узнать и предложил:

— Может, договоримся, что это дело пока что остается твоим, а мы проводим вспомогательные мероприятия? Другой вариант — попросить помощи у центральной криминальной полиции.

У меня хватало дел и с четырьмя предыдущими трупами, но если пятый был частью того же дела, то имело смысл собирать пазл целиком.

— Договорились.

Тойвола отошел в сторонку и кому-то позвонил. Я приблизился к криминалисту:

— Рядом с машиной не нашли следов кого-нибудь, кто из нее выходил?

— Земля тут очень твердая, да и пожарные натоптали, но я посмотрю. На обследование местности потребуется еще несколько часов… Вы там в Хельсинки, похоже, крупное дело расследуете? Да еще и это до кучи.

— Как думаешь, в какое время она загорелась?

— Сообщение поступило в половине пятого. Когда прибыли пожарные, машина вовсю полыхала, значит, она к тому времени горела еще не очень долго.

Я взглянул на часы. Без двадцати восемь. Я знал, что Хуовинен уже проснулся, возможно, даже доехал до работы, поэтому позвонил ему и рассказал, где я и что произошло.

— Ты и здесь нужен. Заместитель начальника управления приказал сегодня опубликовать фотографии жертв, если последнего убитого не удастся идентифицировать. Не видел вечерних газет?

— Нет, что в них?

— В обеих убийства связали с терроризмом, а также с палестино-израильскими делами.

— На каком основании?

— Мне непонятно. Как думаешь, когда сможешь приехать?

— Постараюсь в девять.

— Я назначил совещание на девять пятнадцать. Постарайся успеть, здесь, возможно, соберется высокое начальство. High society.

К чести Хуовинена следует сказать, что он стеной стоял между мной и высшим полицейским руководством и принимал удары на себя. В это, конечно, трудно поверить, глядя, как он стильно одет и расфуфырен.

Тойвола подошел ко мне:

— Похоже, сразу нашли. Кими Ронту, родился семнадцатого июня тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Родом из Хювинкяя, но снимает жилье у родственников в Кераве. На его счету одно преступление, связанное с наркотиками, и три автомобильные кражи. Заодно выяснилось, что ранним вечером этой машины здесь еще не было. В центре было угнано два автомобиля, и поскольку по опыту мы знаем, что краденые машины часто бросают тут, в песчаном карьере, то наряд наведался сюда посмотреть. Это было в четверть седьмого вечера, то есть «ситроен» оказался здесь позже.

Я похвалил Тойволу, и он с удовольствием принял похвалу.

— Проверишь еще один момент? Если с Ронту была женщина, значит, ее, возможно, ранило, и она могла обратиться в больницу за медицинской помощью.

— Я должен был сам догадаться, — сказал Тойвола, погрустнев. — Сразу займусь этим. Не стоит ли по дороге заехать домой к парню? Вдруг там окажется что-нибудь проливающее свет на эти дела. Парень мог знакомить свою девчонку с хозяевами квартиры, которую он снимал.

— Вообще я спешу, но если двинем сразу…

— Прямо сейчас. Я знаю, где это, так что поезжай за мной.

Я последовал за нежно-серой «тойотой» Тойволы. На такой машине мог ездить только человек со вкусом, непритязательным до своего рода изысканности.

Мы свернули из леса на боковую дорогу, пересекли шоссе и въехали в малонаселенный район, застроенный коттеджами. Дома с плоскими крышами, характерными для семидесятых годов. Зажглись стоп-сигналы, и Тойвола резко свернул во двор красного кирпичного дома. Перед гаражом была стоянка на три машины. Одно место занимал припаркованный винно-красный «вольво».

— Похоже, кто-то есть, — сказал Тойвола и нажал на кнопку у двери. Где-то в глубине доме раздался звонок, напоминающий звук арфы со слабо натянутыми струнами. Вход прикрывал козырек, обитый медным листом.

Дверь открылась, за ней стоял седой мужчина лет пятидесяти. На темени неумолимо просвечивала лысина. Тойвола представил нас.

— По нашей информации здесь снимает жилье Кими Ронту.

Мужчина немного задумался, затем спросил:

— Что он натворил?

— Ничего. Мы хотим кое-что проверить.

— Его не было со вчерашнего дня.

— Можно нам заглянуть в его комнату?

Мужчина, ничего не говоря, схватил ключ с крючка в прихожей, сунул ноги в резиновые боты и вышел на улицу. Мы направились вслед за ним к гаражу.

— Одна комната с отдельным входом. Мы сдаем ее с тех пор, как съехал наш сын.

— Ронту ваш родственник? — спросил я.

— Сын сестры жены. Такой отморозок, что я его ни за что не принял бы, если бы жена не настояла.

— Он работает?

— На пособии. Не думаю, что от такого парня когда-нибудь будет хоть какая-то польза этой стране.

В глубине гаража стоял потрепанный мопед со спущенным передним колесом.

— Так и не починил его. Все лето здесь валяется, — неодобрительно проворчал мужчина.

— У него есть девушка? — спросил я.

— Да была какая-то, такая маленькая, темненькая, иногда оставалась, но я прямо сказал, что в комнате должен жить только один арендатор.

— Когда вы видели ее в последний раз?

— Примерно пару недель назад… Пожалуй, настало время сказать, зачем вы все-таки пришли.

— Ночью тут поблизости сгорел автомобиль, — сказал Тойвола. — В нем обнаружено тело мужчины. Мы предполагаем, что это ваш арендатор.

— Кими? Почему вы так думаете?

Я посмотрел на Тойволу. Он порылся в кармане, вынул вещи, обнаруженные у покойника, и показал мужчине. Тот помрачнел:

— Это его вещи… Они были на теле?

— Да.

Мужчина рассеянно открыл дверь, и мы вошли. Он остался у двери и наблюдал за нами.

Комната была обставлена скудно. У торцевой стены стоял книжный стеллаж, напротив расположились кровать, шкаф для одежды из ДСП и небольшой прикроватный столик. На полке примостились дешевый стереопроигрыватель, переносной телевизор и видеомагнитофон. На стене висело изображение девушки с внутреннего разворота «Плейбоя».

— У Кими нет машины… Это несчастный случай или преступление? — спросил мужчина.

— Мы не знаем, — сказал я. — Вам известно, где он хранил свои фотографии?

Хозяин уверенно направился к книжному стеллажу, открыл нижнюю дверцу и достал синий фотоальбом. Когда я открыл его, он ткнул пальцем в снимок коротко подстриженного парня с угреватой кожей. На нем были джинсы, черная куртка, как у летчиков, и высокие походные ботинки.

На поясе болталась знакомая цепочка для ключей.

Рубашка была расстегнута, и на шее виднелось найденное на теле золотое украшение со знаком зодиака.

— Кожаная куртка и спецназовские ботинки. Он был скинхедом?

— Не любил сомалийцев и прочих беженцев, но я не берусь утверждать, что он был скинхедом или еще кем-то. Я вообще не очень в курсе, что такое скинхед, это который евреев не любит, что ли?

— Что-то вроде того. Вы не знаете, он принимал участие в каких-то насильственных действиях против иностранцев?

— Про это ничего не знаю, он скорее просто болтал. У него был один хороший приятель из цыган, наверное, не так уж он их и не любил.

Я перебрал фотографии. Похоже, все они были сделаны за два последних года. На одной из них Кими Ронту держал на коленях темноволосую девушку. Снимок был сделан на каком-то домашнем празднике — стол на заднем плане был заставлен бутылками с водкой и пивом. Я показал фотографию хозяину дома:

— Это его подружка?

Мужчина взглянул на снимок и кивнул.

— Вы не помните, как ее зовут?

— Сядэ, фамилию не знаю. Живет где-то неподалеку, потому что в какой-то раз ушла домой пешком.

Я попытался найти какую-нибудь записную книжку, но ничего не обнаружил. В шкафу для одежды оказалось две почти новых автомагнитолы. По обрезанным проводам я предположил, что они были извлечены из машин в спешке и без согласия хозяев.

— Готов побиться об заклад, что они краденые, — сказал хозяин дома.

— Вы, наверное, знаете, что Кими привлекался к ответственности за автомобильные кражи и баловался наркотиками.

— Да, у него бывали иногда ломки… Вообще-то он не был уж совсем отпетым негодяем, и детство у него непростое… Это должно было как-то проявиться…

Голос у мужчины задрожал, он отвернулся и стал смотреть в окно.

— У сестры моей жены сильно не в порядке с головой. Когда Кими был маленьким, она иногда оставляла его одного на весь день. Только благодаря жене не случилось чего-нибудь похуже…

Я потрогал доску в основании шкафа. Она была не привинчена, и я ее вынул. В углублении лежали пистолет «бер-наделли» двадцать второго калибра в пластиковой коробке и стилет с рукояткой, декорированной под рог оленя.

— Я об этом ничего не знаю, — сказал мужчина.

Я взял пистолет и положил его прямо в коробке в карман. В криминалистической лаборатории разберутся — из этого пистолета стреляли в Линнунлаулу или нет.

— Мне так стыдно, что столько плохого наговорил о нем, о покойном, — сказал мужчина в дверях.

В Тойволе проснулось сострадание.

— Так уж мы, люди, устроены, сначала наговорим, потом жалеем. Никто не ангел.

Больше ничего интересного в комнате не обнаружилось. Мы вышли, Тойвола попросил у хозяина ключ от комнаты. Если при опознании тела потребуется ДНК, то образец можно будет в той или иной форме найти у него дома.

Во дворе я поблагодарил Тойволу, мы пожали друг другу руки, и я поехал в Хельсинки.

В пять минут десятого я был в Пасиле. По дороге позвонил Симолину и рассказал о событиях утра. У него тоже нашлось чем со мной поделиться.

— Белый минивэн «ниссан», который видели в Вартиокюля, нашелся в Херттониеми на парковке у станции метро «Сиилитие». Наряд полиции из «Итякескус» обнаружил его ранним утром. Машину уже перевезли в гараж для осмотра.

Я был доволен. Дело сдвинулось сразу на нескольких фронтах.

— И еще одно. Пули из мастерской Хамида и из Линнунлаулу не совпадают, как мы и предполагали, но кровь на руках неопознанного трупа той же редкой группы, что и у двоюродного брата Хамида. Следов пороховых газов на трупе не обнаружено, и из пистолета, найденного на крыше поезда, не стреляли.

Перед самым началом совещания я успел позвонить своему школьному товарищу, и он подтвердил мое предположение:

— Хоть «маньяк» и арабское слово, но его довольно часто употребляют и евреи. Многие еврейские ругательства имеют арабское происхождение.

— Что ты имел в виду, когда спросил, было ли слово «маньяк» единственным?

— Если еврей хочет действительно очень сильно оскорбить араба, он скажет «Мухаммед маньяк», в то время как араб в такой ситуации скажет «Моше маньяк».

Я был уверен, что упавший с моста араб крикнул оскорбительное «маньяк» другому арабу. Ситуация получалась совершенно иная, окажись объектом оскорбления еврей.

На утреннем совещании присутствовало высокое начальство, как и предполагал Хуовинен. Начальник полиции Туулия сидел во главе стола, а заместитель начальника управления Лейво справа от него. В прошлый раз я видел Туулию на совещании, где речь шла о расследовании убийства полицейского в Пунавуори, и с тех пор прошло несколько лет. Инспектор Силланпяя сидел у стены и качался на стуле, едва не падая с него.

Вслед за Хуовиненом, который открыл совещание, я доложил о последних результатах расследования. По-видимому, они были лучше, чем рассчитывал Туулия, поскольку выражение его лица несколько смягчилось. Наверняка вечером он молился о том, чтобы преступник оказался обычным бандитом, ничем не примечательным финном-убийцей. Никакой экзотики он, как и Лейво, не искал, хотя и был гораздо более толстокожим, чем Лейво. Труп Ронту вернул дело в обычное русло.

— У вас есть версия, как машина оказалась в Кераве, если она использовалась убитым в Линнунлаулу, и как обнаруженный в машине парень связан с этим делом? — спросил Туулия.

Я ответил, что мои версии пока еще слишком сырые.

— Ничего, доложите как есть.

— Возможно, кто-то ждал в машине, в то время как двоих других убивали. Он увидел, что случилось с товарищами, и сбежал с места происшествия. Предусмотрев, что машину будут искать, отъехал подальше и спрятал ее. Ронту оказался в карьере, и водителю пришлось его убить. После этого он поджег автомобиль. Или может быть, убитый в Линнунлаулу мужчина просто жил в тех краях и приехал в Хельсинки на поезде.

Туулия был несколько разочарован.

— А парень из карьера, как его, Ронту что ли, мог быть одним из убийц?

Я сказал, что так не думаю.

— Не думаете? У этого Ронту криминальное прошлое. Мне кажется, это слишком маловероятная случайность, если он просто оказался в ненужное время в ненужном месте.

Мгновение я колебался, но все-таки выложил свою израильскую карту.

— «Маньяк!» — повторил Туулия. — И на основании всего одного бранного слова следует поверить в то, что это совершили израильтяне? Если бы на мосту крикнули слово «fuck», то мы бы предположили, что кто-то из преступников американец? Мы не можем по столь зыбким основаниям поставить на себе клеймо антисемитизма.

— Меня довольно трудно обвинить в антисемитизме, — сказал я.

Хуовинен рассмеялся.

— Речь не об одном полицейском, а обо всей организации, — рявкнул Туулия.

— Я доложил лишь то, что сообщила свидетельница.

— Одна свидетельница.

— Вторая свидетельница тоже была уверена, что на мосту были иностранцы, которые разговаривали на языке, похожем на арабский. Было бы интересно услышать мнение полиции государственной безопасности.

Силланпяя немного подобрался:

— О чем?

— Вы допускаете, что убийцы могли быть израильтянами?

— Убийцами с одинаковым успехом могут быть израильтяне, негры племени банту или даже индийские факиры. Граждане всех стран убивают друг друга. Мы еще не продвинулись в своем развитии достаточно далеко, чтобы овечка и лев бок о бок щипали на лужайке травку в мире и согласии.

Лейво поморщился:

— Давайте вернемся к делу.

Лейво показал на лежавшие перед ним вечерние газеты. Я успел просмотреть прессу. В обеих газетах со ссылкой на неназванный источник сообщалось, что трое убиты таким образом, как это практикует израильская разведка «Моссад». Всем неоднократно выстрелили в верхнюю часть тела и один или два раза в голову. Кроме того, в газете прямо цитировался «арабский источник», который считал убийства частью политики Израиля, направленной на саботаж создания независимого палестинского государства и на разжигание вражды внутри арабского общества.

— Кому об этом что-нибудь известно?

Все переглянулись, но никто не нарушил тишину. В конце концов я обратился с вопросом к Силланпяя:

— В чем заключается сотрудничество СУПО со службами безопасности Израиля?

— В том же, что и с разведывательными организациями других дружественных государств. Обмен информацией при необходимости.

— Вы обменивались информацией по данному делу?

— Я не уполномочен предоставлять информацию, относящуюся к сотрудничеству разведслужб.

— Жаль. Если убийцы израильтяне, то мы вынуждены подозревать, что исполнители являются сотрудниками израильской разведки. Трудно себе представить, чтобы гражданские лица из числа местного населения своими силами заварили такую кашу. А «Моссад» и раньше проводил операции за рубежом, в том числе в странах Северного совета.

Силланпяя пренебрежительно усмехнулся. Я продолжил:

— И если в деле замешан «Моссад», то это опять же означает, что жертвы были террористами. Они не интересны для обычных преступников. На курсах по подготовке офицеров полиции я внимательно изучил всю литературу касательно «Моссада», которую удалось достать. Я уверен, что знаю о предмете больше, чем любой из присутствующих здесь, ну, возможно, за исключением Силланпяя.

— Что вы думаете, инспектор Силланпяя? — спросил начальник полиции Туулия со всей официальностью, но Силланпяя не шелохнулся.

— Мне трудно представить себе причины, которые заставили бы «Моссад» отправиться в Финляндию убивать подозреваемых в терроризме арабов. У них хватает своих проблем. Им достаточно было предоставить информацию нам, и мы бы сами разобрались.

Силланпяя начинал меня раздражать.

— Всем известно, что «Моссад» наносит превентивные удары и осуществляет операции возмездия. Может быть, они получили какие-то сведения, которые стали толчком к действию.

Все опять посмотрели на Силланпяя.

— О «Моссаде» и его подвигах ходит много легенд, — сказал он. — Большинство из них, очевидно, распространяется им самим. Промахи у них те же, что и у других. В Лиллехаммере, в Норвегии, они убили невинного марокканского официанта, поскольку подозревали его в терроризме. Пятеро участников этой операции, сотрудники «Моссада» или их пособники, были осуждены. На самом деле «Моссад» — такая же служба, занимающаяся разведкой и обеспечением безопасности, как и другие, и так же соблюдает закон. Руководители там не умнее своих коллег в других странах и так же, как в других странах, думают только о своей карьере и о том, как бы выслужиться перед начальством.

Он автоматически взглянул на Туулию. Повисла тишина, как будто звук отключили невидимой кнопкой. Силланпяя продолжал как ни в чем не бывало:

— Может быть, я говорю несколько жестко. Также не следует забывать, что Финляндия является для Израиля дружественным государством. Проведение здесь противозаконных операций создало бы значительную угрозу двусторонним отношениям, а значит, на осуществление такой деятельности потребовалось бы согласование на уровне министров.

Туулия и Лейво явно приняли пассаж Силланпяя о начальниках на свой счет. Туулия заметил:

— Глупо тратить время на споры, фактов пока явно недостаточно. Мне хотелось бы услышать какие-то конструктивные предложения. Я принял решение передать в прессу фотографии погибших, если их личность не будет установлена до конца дня.

Ни у кого предложений не было, и начальник полиции закончил совещание. Я уже уходил, когда Туулия сделал мне знак отойти с ним в сторонку.

Он снова был мрачен.

— Мне поступило несколько сигналов насчет тебя.

— Какого рода?

Туулия прочистил горло.

— Скажем так, насчет отстранения тебя от дела.

— Отстранения?

— Еврей расследует убийства арабов. Я скажу прямо, что мне были высказаны предположения, что у тебя, как у еврея, недостаточная мотивация, чтобы найти преступников.

Я ожидал чего-то подобного и поэтому взял себя в руки.

— В первую очередь я полицейский, во вторую — финн и лишь в третью — еврей.

Начальник несколько мгновений смотрел на меня, затем натянуто улыбнулся:

— Хорошо сказал. Уверен, что ты сделаешь все, что сможешь.

Туулия кивнул и удалился в сопровождении Лейво. Поджидавший в стороне Хуовинен подошел ко мне:

— Что он хотел?

Я рассказал.

— Ни хрена себе, — выдохнул Хуовинен.

Я пошел в кабинет к Симолину. В тот момент, когда я входил в дверь, зазвонил телефон. Я услышал голос брата.

— Мне сейчас немного неудобно…

Это не остановило Эли.

— Мне надо с тобой встретиться, мне и Зильберштейну.

— У меня срочное дело, если ты не расслышал.

Меня возмущало, что по праву старшего брата Эли считал само собой разумеющимся, будто я должен находиться в полном его распоряжении.

— У нас тоже. Мы можем приехать к тебе, только скажи когда.

— Что за дело?

— Потом расскажу. Уверен, что тебе это тоже будет интересно.

— В час в гостинице «Пасила», но не больше пятнадцати минут, — согласился я.

— Спасибо, мы приедем.

Я зашел в кабинет к Симолину, где обнаружил и Стенман. Симолин ковырялся в своем компьютере.

— Есть что-то новое в показаниях свидетелей?

Симолин повернулся на крутящемся стуле:

— Ничего особенного, но от судмедэксперта пришло подтверждение, что в погибшего, которому отрезали нос и уши, стреляли уже после того, как нанесли удары ножом в грудь, и когда он уже лежал на земле. Довольно странно, во всяком случае, если учесть время, место и обстановку, в которой все происходило.

Я подумал о времени, месте и обстановке. Встреча на мосту, по которому по утрам проходит множество людей, как гуляющих, так и спешащих на работу. Кто-то следит за одним из идущих навстречу, застают его врасплох, одного убивают, а другого пытаются похитить. Тем не менее человеку удается бежать, он достает оружие, но падает на крышу поезда и погибает. Похитители скрываются с места происшествия на белом минивэне, который предыдущей ночью видели в Вартиокюля, где убиты иранец, владевший автомастерской, и его работник. Странно — это неточное слово. Такое впечатление создается только из-за того, что мы еще многого не знаем. Когда появится дополнительная информация, логика событий прояснится.

— А что с камерами видеонаблюдения? — спросил я у Стенман.

— И на них ничего. Скоро я получу кассету со станции метро «Сиилитие», но в поле зрения камеры не попадает территория парковки, а я не думаю, что оставившие автомобиль воспользовались метро. Каждый знает, что на станциях метро ведется видеонаблюдение.

— Ну как-то ведь они оттуда уехали. Попробуй вычислить, в какой период времени они оставили машину, и выяснить, каким общественным транспортом они оттуда уехали.

— Постараюсь, хотя думаю, что их оттуда забрали на машине.

Оксанен ворвался в верхней одежде. Он был в спортивном свитере с эмблемой автомобильной фирмы, шея обмотана шарфом с рекламой производителя копировальной техники.

— Что будем делать? — спросил Оксанен.

Он опоздал на два часа, но я не стал спрашивать, где он был. У него всегда была наготове целая куча разных объяснений, и мне надоело их выслушивать.

Я вспомнил о комиссаре Тойволе и сразу позвонил ему.

— Я как раз тебе звоню. Ты угадал, девчонка тоже пострадала при пожаре. Она обращалась со своими ожогами в поликлинику в Корсо. Мы знаем имя и адрес. Ты приедешь, чтобы нам вместе ее навестить?

— Приеду.

Тут я вспомнил, что обещал встретиться с братом и Зильберштейном.

— Но мне надо к часу вернуться.

— Не торопись, успеешь, — сказал Тойвола с оптимизмом. — И еще одно дело. Проверили номер кузова автомобиля. Машина именно та, которую вы искали.

Он дал адрес девушки. Мы договорились встретиться у дома.

Я рассказал Стенман, Оксанену и Симолину о том, что узнал от Тойволы.

— Хорошо бы ты поехала с нами, — сказал я Стенман. — Девчонка, наверное, напугана, и, может быть, ей легче будет разговаривать с женщиной.

Я поручил Оксанену просмотреть пленки с камер наблюдения, которые обещали отдать Стенман. Оксанен, наморщив лоб, глянул на часы. По-видимому, у него была назначена встреча с каким-нибудь спонсором полицейского кружка любителей ралли. Симолину я доверял настолько, что предоставил ему самому решать, чем заняться.

Дом оказался почти новым и с виду дорогим — не какой-нибудь бюджетный типовой вариант, а спроектированный по индивидуальному заказу. С дороги были видны высокая, оштукатуренная белая стена и узкие вертикальные окна. Во дворе отливал металликом черный пикап «БМВ», а на дверях висела табличка с предупреждением о злой собаке.

Дверь открыла женщина лет сорока. Она предчувствовала неприятности и с самого начала заняла оборону. В ногах у нее вертелся коротколапый бигль, который ни капельки не казался злым. Тойвола, как старший, нас представил.

— Извините, но мне некогда. Вы не могли бы зайти в какой-нибудь другой день?

— К сожалению, мы тоже очень торопимся, — сказал Тойвола.

— Я как раз собираюсь уходить.

Тойвола не сдавался.

— Сожалею, — ответил он.

Женщина ни малейшим жестом не пригласила нас войти. Она сама вышла на улицу и закрыла за собой дверь.

— Дело касается вашей дочери. Ей обрабатывали ожоги в поликлинике в Корсо. Мы хотели бы с ней побеседовать.

— Она спит.

— Мы вынуждены попросить вас разбудить ее.

Женщина скрестила руки на груди. Она защищала свою нору.

— Вы не понимаете, что она больна и спит? Она приняла сильнодействующее обезболивающее.

Тойвола был неумолим. Женщина поняла, что от нас не отвязаться, и сдалась:

— Ладно, заходите. Но я надеюсь, что вы уйдете как можно скорее.

Обстановка дома соответствовала его внешнему виду. Вся мебель была дизайнерская, тщательно подобранная и дорогая.

Женщина поспешила наверх. Она вернулась через пару минут.

— Дочь сейчас выйдет. Пока что я бы хотела узнать, в чем, собственно, дело. Моя дочь несовершеннолетняя, поэтому я, видимо, имею право знать.

Я спросил, сколько лет дочери.

— Семнадцать.

Девушка была ровесницей Лео, которому я приходился сандаком. Как сандак, я все еще воспринимал его ребенком.

— Мы расследуем пожар, в котором сгорел автомобиль. Мы уверены, что ваша дочь была там, когда машина загорелась.

— Это был несчастный случай?

— Может быть, но один человек погиб.

— Кто?

— Мы предполагаем, что это парень вашей дочери.

— Кими?

— Да.

— Не может быть! Вы что, думаете, что Сядэ не сказала бы мне?

Девушка спустилась в халате, надетом поверх пижамы. Одну сторону лица скрывала повязка. Вид у нее был заплаканный. Мать встала и обняла дочь, словно пытаясь защитить ее.

Девушка села на диван. Стенман подошла к ней:

— Наверное, догадываешься, почему мы хотим с тобой поговорить.

— Расскажи все, — подбодрила ее мать.

— Где вы взяли машину? — Стенман задала вопрос, как будто все остальное ей было известно. Я бы тоже выбрал такую же тактику.

— Ее нашел Кими с приятелем.

— То есть они ее угнали?

— Ну да… или там внутри были ключи.

— Что произошло в карьере? — продолжила Стенман.

— Мы поехали туда вдвоем с Кими… Переночевали в машине… Я сказала маме, что я со своим парнем… Утром я пошла пописать, а когда вернулась, машина загорелась и взорвалась. Дверь была открыта, и огонь ударил мне в лицо… Потом вспыхнула вся машина… Я побежала… С шоссе вызвала такси по телефону и поехала в Корсо. Подождала, пока откроется поликлиника, и потом вернулась домой.

— Если вы спали в машине, почему твой парень был на переднем сиденье?

— Мы как раз собирались уезжать.

— Машина взорвалась или загорелась? — спросил я.

— Взорвалась… Во всяком случае, вспыхнула… в окно ударил огонь… Я услышала, что Кими закричал… и потом вся машина уже была в огне…

Девочка разрыдалась, и мы дали матери немного времени ее успокоить.

Я посмотрел на Стенман, и она продолжила опрос:

— Где Кими и его товарищ взяли машину?

— Я не знаю, меня с ними не было. Наверное, где-то недалеко.

— Это Кими сказал, что ключи были в машине?

— Да, и я их видела тоже.

— Как зовут товарища Кими, который был с ним, когда они нашли машину?

— Томи, Томи Силтала.

— Ты знаешь, где найти этого Томи?

— В Кераве, в тюрьме.

— В тюрьме в Кераве?

— Да… У него были выходные… Он вчера отправился обратно.

Мне уже приходилось бывать в этой тюрьме. Раньше туда помещали почти исключительно молодых правонарушителей по первой ходке. Теперь там сидели и другие преступники. Тюремные постройки расположились на большой территории среди полей. Старое, по-настоящему красивое здание тюрьмы напоминало усадьбу, а новое отделение, построенное в шестидесятых годах, находилось в отдалении. В тюрьме были своя теплица, которая дополняла рацион заключенных овощами, автомастерская, хлев, столярная и слесарная мастерские.

Силтала работал в слесарной мастерской, разместившейся в бывшем хлеву, между старым и новым зданиями.

Когда мы пришли, он обтачивал болгаркой массивную дровяную печку для бани. Тойвола с интересом понаблюдал за его работой.

— У моего брата на даче в Мянтюхарью печка, изготовленная здесь. Хороший пар дает.

Охранник прервал работу Силталы и привел его в комнату отдыха. Парень был одет в комбинезон, прожженный в нескольких местах искрами от сварки. Он узнал, что мы полицейские, и лицо его сразу приняло угрюмое выражение.

— Садись, — скомандовал я.

Он сел на скамью. Заспанные глаза на узком лице и пушок на верхней губе. Ему было лет двадцать.

Я попросил охранника выйти и сказал парню:

— Это неофициальная беседа. Нас совершенно не интересует, что ты с товарищем украл машину, но все остальное нам надо знать. Расскажи, как было дело, и тогда кража останется между нами. Поможешь нам, мы отплатим тебе добром.

— Кими настучал, падла?

— Кими погиб.

— Гонишь, я только вчера его видел.

— Твой приятель погиб сегодня, рано утром. Машина, которую вы угнали, загорелась. Он сгорел вместе с ней. Я могу тебя отвезти посмотреть на него, хотя сгоревший человек — не самое приятное зрелище.

Парень на минуту задумался.

— Твою мать!

— Может, еще что-нибудь скажешь? — ласково спросила Стенман.

— Я просто в машине сидел. С полчаса, не больше.

— Где вы нашли машину?

— За городом недалеко. Она была брошена на лесной дороге, ключи висели в замке, и все двери открыты.

— Что вы там делали?

Несмотря на юные годы у Силталы были повадки матерого бандита. Он оценивающе посмотрел на нас, опять немного подумал, прежде чем что-то сказать.

— Кими где-то по-черному купил пистолет двадцать второго калибра, и мы пошли в лес опробовать его, пострелять по пивным банкам.

Он прервал рассказ на середине. Я попросил его продолжать.

— Мы были в лесу, когда заметили машину. Кими заглянул в окно и увидел, что в замок вставлены ключи. Он дернул дверь, и, чудо конечно, она оказалась открыта. Кими сразу запрыгнул на водительское место, а я сел рядом. Мы тут же и позабыли, что стрелять собирались.

— И что дальше?

— Машина там стояла до нас недолго, Кими сказал, что двигатель еще теплый. Я подивился, что какой-то идиот оставил ключи в автомобиле, да еще и двери открытые. На всякий случай мы подождали немного, но никто не пришел.

— В машине еще что-нибудь было?

— Типа чего?

— Ну какие-то личные вещи, что-то не относящееся к автомобилю. Машина была арендованная.

— Во всяком случае, не запомнилось ничего.

— Сколько топлива оставалось?

— Почти полбака.

— Что вы дальше сделали?

— Покатались немного около Керавы, потом мой выходной стал кончаться, я отправился домой, и отец подкинул меня сюда. Кими уехал на машине. Он сказал, что, если уж у него раз в жизни под задницей оказалась нормальная тачка, он съездит за своей телкой и они смотаются куда-нибудь потрахаться. Это она, сучка, меня сдала? Сядэ?

— Когда ехали по лесной дороге, вы видели кого-нибудь или что-нибудь, например машины?

На этот раз парень ответил не задумываясь:

— На шоссе сразу на перекрестке есть автобусная остановка. Там стояла машина, и в нее как раз садился какой-то тип.

— Какая машина?

— «Форд фокус», цвета нижней юбки у старой бабки, бледно-зеленого. Обычный, четырехдверный. На заднем стекле логотип — «Стокманн Ауто».

— А номер машины не запомнил?

Парень наморщил лоб.

— Номер был финский? — поднажал я.

— Наверное, да, я бы точно запомнил, если иностранный.

— Попробуй еще что-то вспомнить.

— Номер был короткий, иностранные обычно длинные. Не больше четырех знаков, а может, даже три.

— Типа ЕО-1?..

— Да.

— А что за тип?

— Довольно старый, не меньше сорока.

— Точно, старый, — ухмыльнулся Тойвола.

— Как он выглядел?

— Ну, волосы слегка поседевшие, и в очках был. Одежда обычная, потому что не запомнилась.

— А он не был похож на иностранца?

— Может, и был, я не уверен. До него было не меньше пятнадцати метров, и Кими сразу газанул.

— И что дальше?

— Кими забздел, что тот тип на нас уставился. Сначала мы испугались, что, может, это его машина и он поедет за нами, но он не поехал.

— А водитель в машине, вы его видели? — спросила Стенман.

— Видели только, что женщина.

— Темноволосая, светловолосая, молодая, старая?

— Скорее, молодая и, кажется, темная, окно отблескивало, я толком не разглядел.

— И чем вы потом занимались?

— Покружили немного по окраинам, и спиз… Кими украл с одной машины номера на замену. Съездили в карьер, чтобы их прикрутить. А потом мне уже надо было возвращаться сюда.

— Ты хорошо знал Кими?

— Ну, когда он жил в Кераве. Мы с ним летом вместе работали.

— А как он относился к иностранцам, к арабам например?

— Да никак. Иногда по пьянке говорил, что они должны знать свое место, чтобы не забирали себе все квартиры и все рабочие места. Единственный араб, которого мы знаем, это Хасид, у него пиццерия на площади, но Кими его считал классным чуваком.

Мы поговорили с парнем еще, пока не стало понятно, что он больше ничего не знает. Я позвал охранника. Попросил Силталу позвонить, если еще что-то вспомнит.

— Ты обещал, что эта тема с машиной дальше не пойдет…

— Не пойдет.

— А ты не можешь организовать мне маленький бонус?

— То есть?

— Ну маленький отпуск… Скажешь, что мне надо на важное опознание. Они подробностей не спросят.

— Я не Дед Мороз.

Парень многого и не ждал, сразу сдался и с рассеянным видом встал.

— А как машина загорелась?

— Мы как раз это расследуем.

— Повезло мне. Я ведь тоже мог там сгореть.

— Это правда. Может, тебя это чему-то научит и ты поменяешь привычки, а то вдруг в следующий раз не повезет, — посоветовал Тойвола.

Парень ушел, размышляя о своем везении.

— Эх, чувствую, пропал хороший совет, — сказал Тойвола, глядя ему вслед.

Прежде чем отправиться по домам, мы договорились, что Тойвола с Силталой съездит на то место, где парни нашли машину, и организует прочесывание прилегающей территории.

На обратном пути в Хельсинки я в полной мере ощутил, что на руководителе расследования Отдела по борьбе с преступлениями против личности лежит гораздо большая ответственность, чем на других полицейских. Если кража, взлом или налоговое преступление останутся нераскрытыми, это не вызовет особых страстей. Если же нераскрытым окажется преступление против личности, это ляжет кровавой отметиной на лбу руководителя следственной бригады. Помимо всего прочего, оставшийся на свободе и ничем не связанный в своих действиях убийца представляет подлинную опасность. Настоящий кошмар для каждого полицейского, расследующего дела, связанные с насилием, заключается в том, что нераскрытое преступление может повлечь за собой новое.

На вершине неофициального топ-листа следователей по преступлениям, связанным с насилием, находятся те, у которых нет ни одного «глухаря». И это при том, что каждый понимает — тут дело не только в профессионализме, но и в везении. Иногда кажется, что на долю некоторых выпадают все самые трудные преступления. Стенман прочитала мои мысли и сказала:

— Расследование уже перешло административные границы. Мы можем попросить помощи в управлении криминальной полиции.

— Пока нет такой необходимости. Расследование продвигается.

— Это совершенно необычное дело. Помощь не помешала бы.

Почему-то предложение Стенман меня обеспокоило, хоть я и знал, что это не проявление недоверия. Она заметила мое смятение и добавила:

— Уверена, что дело этим не ограничится, а у нас уже пять трупов.

— Последний покойник все-таки отличается от остальных. Это наверняка случайность.

— Я тоже так думаю, но зажигательная бомба не была случайностью. Обычные преступники не используют таких бомб.

— Я и не говорю, что в данном случае мы имеем дело с обычным криминалом.

— Тогда с чем?

Я промолчал, да Стенман и не ждала ответа. За оставшийся путь мы обменялись лишь несколькими словами. Наверное, оба думали над ответом на повисший в воздухе вопрос.