Когда я начал работать полицейским, то сразу стал готовиться к первой встрече с трупом. Я учился смотреть, обходя взглядом самые страшные детали. Старался дышать через рот. Эти уловки помогали мне при посещении патологоанатомического отделения и ужасной галереи в музее криминалистики.

Знакомство с первым покойником прошло легко. Вечером под Новый год было очень холодно, но к ночи мороз стал отпускать, и посыпал снежок. Какой-то поздний гуляка наткнулся на труп, и дежурный отправил меня с напарником на место происшествия.

Покойник, сорокалетний мужчина, лежал под большим дубом, присыпанный снежной крупой, как будто натянул на себя чистейшее белое одеяло, и спал под шум ветра в ветвях. Ресницы и волосы были припудрены снегом.

Это выглядело почти красиво.

Позже мне пришлось встречаться с гораздо более страшными трупами, но я научился воспринимать смерть как часть своей работы и насилие как часть смерти.

Хотя лицо лежавшего на железнодорожной насыпи покойника и было обезображено, не вызывало сомнений, что передо мной молодой мужчина, иностранец. На нем были черные джинсы, серые кроссовки и черное кожаное полупальто. Шапочка «Адидас» сползла на затылок, во лбу на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга виднелись три небольших отверстия, дорожки вытекшей из них крови соединялись с кровавыми сгустками на лице.

Симолин натянул одноразовые перчатки, присел на корточки рядом с телом и направил указательный палец на пулевые отверстия:

— Двадцать второй?

— Похоже на то, — кивнул Маннер. — А это?

Он отвернул края куртки и показал на две колотые раны в груди.

— И еще одно пулевое отверстие в груди. Кто-то перестраховался.

Я подумал о том же.

— Когда поступило сообщение?

— В восемь пятнадцать, — ответил Симолин. — Сначала сказали о прыгнувшем под поезд мужчине, и это посчитали обычным самоубийством. Потом поступила информация о второй жертве. Между сообщениями прошло всего минут пять. Первой позвонила женщина, которая выгуливала собаку и обнаружила у нее в пасти человеческое ухо. Почти одновременно тело заметили из проходившего мимо поезда.

— Ты осмотрел карманы? — спросил я у Маннера.

— Да, ничего нет.

— Посмотри еще раз.

Маннер обследовал передние карманы тесных джинсов покойника, заглянул в задние. В кожаном полупальто были карманы по бокам и два внутренних.

В них тоже оказалось пусто.

— Ничего, кроме воздуха, — сказал Маннер.

— Должны были лежать хотя бы ключи.

— Ну это, во всяком случае, не ограбление.

— У каждого при себе хоть что-нибудь да есть… ключ, мобильник, билет, деньги.

— Когда трижды стреляют в голову и дважды бьют ножом в грудь, это явно указывает на намерение убить. Для ограбления достаточно угроз и удара палкой.

— А какой смысл отрезать нос и уши? — заметил я и вопросительно посмотрел на Симолина.

Я был совершенно уверен, что у Симолина уже есть готовая версия, как и у меня. Нужно только вытянуть ее из Симолина. Кроме того, умный начальник всегда сначала выслушает подчиненного.

— Это сделано, чтобы затруднить опознание. «Парк Горького», — предположил он. — Лицо жертвы изуродовали, чтобы ее не опознали.

— Довольно рискованно начинать кромсать труп в таком месте, — сказал я.

— Тогда еще не рассвело, — напомнил Маннер. — И вообще на это ушло всего несколько секунд… нос и уши отрезаны острым ножом или хозяйственными ножницами.

— Второе ухо и нос нашли?

— Пока нет.

— Но одно ухо осталось наверху, почему?

— Убийца мог занервничать и уронить его. В это время еще довольно темно, да и вообще в такой ситуации преступник не очень расположен искать ухо, хотя он, похоже, довольно хладнокровный тип. Нервы как у коровы, сказал бы мой тесть.

— Тогда где гильзы? Вряд ли он успел их собрать.

— Возможно, убийца использовал револьвер. Или их пока просто не нашли. И пули еще не обнаружены, грудь не успели обследовать металлоискателем. Гильзы двадцать второго калибра трудно найти в такой местности.

Бело-красный «Пендолино» прошел под мостом на север. По соседнему пути навстречу проскользнула пригородная электричка. Я подождал, пока шум затих.

— Что еще известно?

Маннер оглянулся через плечо:

— Убитый пришел со стороны Тёёлёнлахти, то есть направлялся в сторону Каллио.

— Откуда ты знаешь? — спросил Симолин. Он был любознателен и всегда выспрашивал все до мелочей.

— На подошвах кроссовок жертвы нет песка. Дорожка в парке со стороны Каллио посыпана гранитной крошкой, перемешанной с песком, а с этой стороны от моста дорога заасфальтирована. Если ты пришел со стороны Каллио, то можешь посмотреть на свои ботинки. Мужчина, попавший под поезд, пришел с противоположной стороны. На подошвах его обуви остались и щебенка, и песок с дорожки парка.

— Откуда ты знаешь? — снова спросил Симолин.

— Может, ты не в курсе, но уже изобрели мобильный телефон. Сиймес осматривает труп с поезда. Мы только что переговорили друг с другом. Техника — великое дело, тебе не кажется?

— А второй труп опознан?

— Нет, у него тоже нет никаких документов, только карта Хельсинки и мобильник.

Я согнул правую ногу, чтобы осмотреть подошву ботинка.

Маннер был прав. К поверхности пристал песок. В рисунке на подметке застряло несколько камешков покрупнее.

— Есть какие-то признаки присутствия третьего?

— Пока вроде бы нет, но мост и дорогу в парке еще не осматривали. Поглядим, что там отыщется. Это непросто, придется потрудиться. Тут в день проходят сотни людей.

— Но почему все-таки здесь? — задал я мучивший меня вопрос. — Если собирались убить именно этого человека, то могли бы найти место получше.

— Возможно, это вообще разборка двух педиков на почве ревности, — предположил Маннер. — Такие дела иногда заканчиваются большой кровью, хотя умом этого не понять. И самоубийство, кстати, вписывается в эту картину.

— Обезображивание не вписывается.

Маннер на минуту задумался.

— Ну, может быть, это какая-то ритуальная месть, чтобы опозорить тело бывшего любовника… или соперника. А тут как раз замешаны иностранцы. С другой стороны, за тридцать лет я усвоил, что сумасшедших никогда не понять, мотив бывает каким угодно, воля Божья или приказ от инопланетян с летающей тарелки… Я на всякий случай вызвал судмедэксперта. Дай-ка эту сумку, — обратился Маннер к Симолину.

Я попытался найти более устойчивое положение для своей левой ноги.

— Поскорее пошли отпечатки пальцев на идентификацию. Пойду гляну, что там внизу.

Я оставил Маннера осматривать тело и отправился искать удобный спуск. Симолин с минуту понаблюдал за работой Маннера, а затем последовал за мной. Я остановился на мосту подождать его.

— Вызови сюда столько полицейских, сколько нужно, чтобы как следует прочесать территорию по обеим сторонам моста. Железнодорожное полотно тоже надо осмотреть. Кроме того, что-то могло зацепиться за поезд. Я позвоню Стенман и Оксанену.

Судмедэксперт Вуорио взобрался на горку, немного запыхавшись. Как человеку тучному, это упражнение далось ему нелегко. Он кивнул мне, но проигнорировал Симолина.

— Возможно, последние покойнички этой осенью. Послезавтра отбываю на учебу в Канаду.

Вуорио был фанатичным рыболовом и охотником, настолько увлеченным, что даже ездил в Африку охотиться на крупную дичь. Он и мечтать не мог о лучшем месте для учебной поездки.

— Поздравляю.

— Там, что ли? — спросил Вуорио и посмотрел вниз.

— Там.

— Куда только не гоняют пожилого человека.

Он покачал головой, но стал спускаться, внимательно глядя под ноги и что-то бормоча.

Я позвонил и вызвал на место происшествия двух своих людей. Симолин тоже говорил по телефону, стоя у перил и оглядывая окрестности.

Покончив со своими делами, он подошел ко мне.

— Обещали для начала три дополнительных наряда полиции…

Симолин выглядел очень возбужденным, и я спросил:

— О чем думаешь?

— О том, почему убийца выбрал для нападения это место. Что, если ему было необходимо сделать свое дело именно здесь? — Мой интерес подстегнул Симолина продолжить. — Жертва направлялась куда-то, чтобы совершить то, чему убийца хотел воспрепятствовать, — хотел заявить о чем-то в полицию или встретиться с кем-то. Если убитый шел в сторону Каллио, то это последнее место, где его можно было остановить без особого риска и…

— Возможно, все так и было.

Версия Симолина относилась к разряду тех, от которых на данном этапе не было никакого толку. В начале расследования глупо тратить время на множество равновероятных предположений. Стоит дождаться, когда какое-то обстоятельство потянет дело за собой. Симолин понял это сам и умолк.

Я взглядом искал место, где бы поудобней сойти вниз на пути.

— Ты как спускался?

— Через диспетчерский пост — вон то здание в форме кубика со стеклянными стенками. Там есть ворота.

— Сходи пока что поговори с жителями соседних домов. Стенман и Оксанена, когда они приедут, я пошлю следом. Кто-то должен был слышать выстрелы, если убийца не использовал оружие с глушителем.

Похоже, Симолин хотел еще что-то сказать, но, видимо, не очень важное, потому что он повернулся и пошел выполнять приказ.

Чтобы попасть на пути, следовало пройти метров триста по дорожке на берегу залива, а затем пересечь двор центра управления движением поездов. Кроме техника-криминалиста на путях было трое патрульных полицейских и несколько работников железной дороги в форменных комбинезонах. Я подошел к ближайшему полицейскому и узнал, что ничего существенного обнаружить не удалось.

Упавший или спрыгнувший с моста мужчина непосредственно после столкновения с поездом выжил, отделавшись на удивление легкими травмами. Кровоподтеки оказались только на лице у покойника, что существенно затрудняло опознание. Тем не менее было ясно, что это брюнет лет сорока, мужчина арабской внешности, одетый в короткую черную кожаную куртку и серые брюки. На ногах — черные полуботинки без шнурков. Из-под куртки виднелись черная рубашка и серебристо-серый галстук, на руках — черные кожаные перчатки.

С севера приближался поезд, и Сиймес накрыл труп одноразовой простыней.

— Что нашли? — спросил я, хоть и знал, что основные результаты технических экспертиз получают лишь после многочисленных исследований и экспериментов. Но Сиймес понимал, чего от него ждут.

— Ничего особенного. Парень угодил на крышу поезда «А», следовавшего из Леппяваара, и слетел оттуда на землю головой вперед. Не нужно быть врачом, чтобы диагностировать перелом основания черепа. Другие травмы в общем мелкие, поскольку поезда тут начинают притормаживать и скорость состава не превышала километров пятьдесят в час. У погибшего не было при себе документов, да ты и сам видишь то же, что и я. Он, похоже, иностранец. Вот что нашли в кармане куртки.

Сиймес протянул мне два полиэтиленовых пакета. В одном лежал мобильный телефон, в другом — сложенная карта Хельсинки с логотипом компании по прокату автомобилей «Хертц».

— Возможно, у него была машина, арендованная в «Хертце». Они вместе с автомобилем выдают карту, и она, кстати, совсем новая. Никаких пометок на ней нет.

— А оружие?

— Не нашел ни пистолета, ни ножа, но парень мог их выкинуть, или они уехали вместе с поездом. Сразу после высадки пассажиров состав направлялся в депо Илмала, и его тоже нужно осмотреть. Я, разумеется, взял пробы на пороховые газы на тот случай, если стрелял этот тип.

— А что-то указывает, что стрелял не он?

— Ничего, если не считать, что у него не нашли ни оружия, ни недостающего уха и носа. На руках кровь, и в крови испачкана нижняя часть куртки.

Я показал на мобильник:

— Можно в нем поковыряться?

— Валяй.

Телефон был выключен. Я нажал на кнопку включения, но ничего не произошло. Я снял аккумулятор, вынул SIM-карту, протер контакты собственной манжетой и снова вставил все на место. Телефон включился и запросил PIN-код. Я чертыхнулся, и Сиймес посмотрел на меня.

— Просит PIN-код.

— Попробуй один-два-три-четыре.

Я набрал код, но безрезультатно. Ввел тот же набор цифр еще раз, только в обратном порядке.

— Не катит.

— Тогда попробуй четыре нуля.

Я набрал четыре нуля и четыре единицы. Это тоже ни к чему не привело.

На этом моя скромная фантазия была исчерпана. Вообще техника — не мой конек, хотя отец у меня был инженером. Ко мне подошел один из железнодорожников в комбинезоне:

— Вы руководите расследованием?

Я ответил утвердительно.

— Начальник службы безопасности Репо спрашивает, когда вы сможете допросить машиниста поезда, с которым это все случилось. Он наверняка хочет поскорее добраться до дома и отдохнуть. Поэтому, если можно…

— Где он?

— В депо Илмала. Там подскажут.

— Можете сообщить, что скоро буду.

— А скоро — это когда?

— Через десять минут.

Я сказал Сиймесу:

— Если наши приедут — я опрашиваю машиниста. Подъедут еще три наряда полиции, чтобы помочь прочесывать территорию. Как осмотрите место преступления, сразу собирайте вещички. Необходимо как можно скорее полностью восстановить движение поездов.

— Будет сделано.

Порыв воздуха от проходящего мимо поезда сорвал с трупа легкую одноразовую простыню.

В тот момент, как я снова взобрался на мост, на горку въехал белый «форд мондео». За рулем я заметил Стенман, Оксанен сидел рядом.

Несмотря на мужскую фамилию старший констебль Стенман — это женщина по имени Арья. Старший констебль Яри Оксанен — ровесник своей напарницы, надежда и опора полицейского кружка раллийных гонщиков. Именно поэтому Стенман не пускает его за руль.

Я кратко изложил им то, что знал.

— Симолин опрашивает жителей соседних домов. Обойдите остальные дома поблизости. С другой стороны от моста расположена площадка для выгула собак. Поговорите со всеми, кто мог что-нибудь видеть. Выясните, есть ли поблизости камеры наружного наблюдения, и проведите выемку записей. Скоро сюда прибудут три полицейских наряда. Направьте их прочесывать насыпь и окрестности. Недостает, как минимум, пистолета, носа и второго уха.

— Носа и уха? — переспросила Стенман.

— У трупа отрезаны нос и уши.

Я протянул руку:

— Ключи, я беру вашу машину. Съезжу в Илмалу поговорить с машинистом.

Стенман положила мне в ладонь ключи.

Судмедэксперт Вуорио закончил свою работу и взобрался к нам. Я подождал, пока он справится с одышкой.

— Должен констатировать, что вам достался интересный случай. Тут и старику не скучно.

Я дал ему возможность спокойно продолжить. По опыту знал, что торопить его бесполезно.

— Два орудия совершения преступления. Осмелюсь предположить, что преступников было двое. Сначала один из них нанес два удара ножом в грудь, оба, похоже, оказались смертельными. Затем три выстрела в голову и два — в грудь.

— В него стреляли пять раз?

— Да. Одна пуля попала так хитро в рану от ножа, что входное отверстие трудно заметить. Исходя из этого можно сделать вывод, что сначала использовали нож и лишь затем пистолет. Мужчина был убит продуманно и весьма основательно.

Мгновение я осмысливал слова Вуорио.

— Наличие двух исполнителей объясняет, почему не найдены ни оружие, ни отрезанные у жертвы нос и второе ухо. Что-то еще?

— Нос и уши отрезаны ножом довольно ловко, — продолжил Вуорио.

— Что значит «ловко»?

— И нос, и каждое ухо отсечены одним махом. Это требует определенного навыка. У девяти из десяти человек не хватило бы решимости, и они бы управились только за несколько приемов. Этот мясник — хладнокровный тип. Он знал, что в любой момент могут появиться люди, и действовал решительно и точно.

Маннер сказал то же самое. Железные нервы. Если это правда, то расследование будет нелегким.

— И еще один интересный момент, — сказал Вуорио. — Покойный был наркоманом. Кололся уже не один год. Некоторые следы от инъекций совсем свежие, то есть, возможно, во время убийства он был под кайфом. Тут нужны анализы, это выяснит уже химик-криминалист.

Начальник службы безопасности железной дороги Репо ждал меня во дворе и выглядел совершенно продрогшим. Стояла холодная погода, и он то и дело вытирал нос.

Обычно начальники служб безопасности крупных компаний — бывшие полицейские или военные. Репо не был похож ни на того, ни на другого.

— Машинист сильно подавлен произошедшим. Надеюсь, что вы это учтете.

Прежде чем войти, я осмотрелся.

— Где состав?

— За зданием депо, на запасном пути.

— Его осмотрели?

— Сейчас осмотрят.

— Наш техник-криминалист подойдет взглянуть… Мужчина, который попал под поезд, мог выронить…

— Если мы что-нибудь найдем, то сообщим.

Машинист ждал в комнате для отдыха, глядя через окно во двор депо. Я сел напротив. Руки у него дрожали.

— Кофе? — спросил Репо.

— Спасибо. Черный.

Репо принес для меня из мойки на мини-кухне кружку цвета пожарного автомобиля с надписью «I love NY» и наполнил ее до краев.

Машинист глянул вверх, но тут же перевел взгляд на меня. Это был полный человек, уже сильно за пятьдесят, морщины на его лице свидетельствовали о нелегкой жизни. Он носил бифокальные очки, волосы остались только на затылке и над ушами, и вот теперь еще это…

— Что это был за человек? — спросил машинист.

— Пока не знаем.

— Я работаю машинистом больше двадцати лет, и никогда никто не прыгал под колеса.

Он опять повернулся к окну и посмотрел на улицу. Я еле разобрал его слова:

— Он прыгнул?

— Я хотел бы услышать это от вас.

Машинист покачал головой:

— Не уверен… Я был примерно в пятидесяти метрах от моста, когда увидел их…

— Как это «их»? На мосту еще кто-то был?

— Минимум трое, все мужчины. Сначала они шли в ряд в сторону Городского театра, то есть если смотреть с той стороны, откуда я подъезжал, то справа налево. Потом один из них подбежал к перилам, перепрыгнул через них на козырек моста и пополз к краю…

Вид у машиниста был удрученный, он потирал лоб.

— Я видел его лицо, когда он повернулся и перекатился через край. Слышал, как он ударился о крышу… Успел увидеть в зеркало, что он остался лежать рядом с путями.

— А что же другие двое? Они что делали?

— Их я больше не видел.

— Я имею в виду, что они делали, когда тот мужчина прыгнул на козырек? Они пытались, скажем, ему помешать?

— Я все время об этом думаю. Сначала, да, я решил, что они пытаются помочь, не дать ему прыгнуть… — Машинист посмотрел на Репо, как бредущий по пустыне путник, и как будто испрашивал какого-то разрешения. Репо кивнул. — Потом, когда я услышал, что случилось на мосту, то попытался вспомнить все подробности…

— Минуту, — перебил я. — Что именно вы услышали?

— Что там обнаружили убитого мужчину.

— Продолжайте.

— После этого я стал думать об этом деле как бы с другой стороны, и мне показалось, что упавший мужчина боялся… боялся и поэтому убегал от тех двоих. Я видел его лицо перед тем, как он упал, и почти уверен, что он боялся оказаться в руках у этих людей гораздо больше, чем свалиться.