Оксанен сидел в машине на заднем сиденье и говорил по телефону. Стенман еще не вернулась. Оксанен прекратил разговор сразу, как только увидел меня. По резкости его движений я понял, что речь шла не о работе, а, скорее всего, о подготовке очередного ралли с участием полицейских.
— История получила продолжение, — сказал Оксанен и помахал прозрачным пакетом, в котором лежала карта из «Хертца».
— Какое?
— Карты пришли из типографии всего две недели назад и предназначены для того, чтобы разложить их по машинам. Мой товарищ обещал послать своего сотрудника выяснить, сколько карт клиенты уже успели утащить. Затем он посмотрит в компьютере информацию о клиентах, арендовавших автомобили, и передаст ее мне.
— Звучит обнадеживающе.
— Мне тут пришло в голову, что в это время поезда ходят очень часто и кто-то из машинистов мог заметить что-нибудь на мосту. Через железнодорожную диспетчерскую можно задать вопрос всем машинистам сразу.
— Тоже здравая мысль.
На горку въехал зеленый с металлическим отливом «фольксваген пассат» Хуовинена, а за ним черный «опель вектра».
— Хуовинен явился, — сказал Оксанен.
По голосу было понятно, что Оксанен не жалует Хуовинена, и его чувства, возможно, были взаимными. Хуовинен пару раз устраивал Оксанену совершенно разгромные выволочки за рабочее время, потраченное на его увлечение ралли.
С Хуовиненом приехал мужчина лет сорока, одетый в светло-зеленую поплиновую куртку и прямые брюки. Черные глаза смотрели строго. Я был уверен, что где-то уже встречал его, но не помнил где. И все же я сразу догадался, что он делает в обществе Хуовинена.
— Проведем небольшое совещание. Где Стенман и Симолин?
Я доложил.
— Нет времени ждать. — Хуовинен кивнул в сторону гостя. — Это инспектор Силланпяя из полиции государственной безопасности. Он сам может рассказать, зачем приехал.
Силланпяя имел вид мрачного побитого боксера.
— В этом деле есть несколько обстоятельств, которые нас интересуют. Два иностранца, обезображенное лицо, способ убийства, место совершения преступления — самая оживленная и одновременно самая, может быть, важная железная дорога Финляндии. Насколько я знаю, тела еще не опознаны, и мы хотим помочь в идентификации. Для этого сделаем соответствующие запросы. Если они где-то засветились, то это может пролить свет на случившееся. Разумеется, нельзя исключать и того обстоятельства, что преступление совершено по расистским мотивам.
— Есть ли у вас какие-то подозрения?
— Не больше, чем у вас.
Если Силланпяя и врал, это ему хорошо удавалось.
— Что обнаружено у покойников? — спросил Силланпяя.
— У одного — ничего, у другого — карта Хельсинки и оружие. Пистолет упал на крышу поезда, и его нашли позже, в депо.
— А мобильного телефона не было?
— И мобильник. — Я был вынужден это признать.
— Нам нужен телефон. Все, что узнаем с его помощью, немедленно вам сообщим.
— Он сейчас на экспертизе.
— Вы получите информацию о звонках сразу же, как только мы до нее доберемся. Это согласовано с заместителем начальника полиции.
Я взглянул на Хуовинена, и это рассердило Силланпяя.
— Телефон сейчас у другого следователя.
— Где он?
— Очевидно, уже на пути сюда.
— Сообщите ему, что телефон нам нужен немедленно.
Типичный СУПОшник, подумал я. Силланпяя говорил так, будто за ним стояла вся полиция государственной безопасности во главе с ее шефом.
— Попробую связаться с ним.
Я отошел в сторонку и позвонил Симолину:
— Как продвигается?
— Скоро будет готово.
— Тут тип из СУПО приехал, требует телефон.
— Нам все бросить?
— Нет, сколько времени вам еще потребуется?
— Максимум минут десять.
— Запиши все звонки, как исходящие, так и входящие, и текстовые сообщения. А потом снова включи запрос PIN-кода. Пускай парни из СУПО разгадывают его сами.
Я вернулся к машине:
— Будет здесь в течение получаса.
Хуовинен посмотрел на меня задумчиво. У него на такие дела особое чутье. Он протянул мне сложенную вчетверо распечатку:
— Официальный пресс-релиз, распространенный через СТТ, если интересно.
Я прочитал. Хуовинен был на редкость краток. Было очевидно, что такой пресс-релиз не мог удовлетворить журналистов.
— Я обещал дополнить его вечером. Хочешь что-нибудь добавить?
Повисла тишина. На Оксанена всеобщее молчание произвело гнетущее впечатление.
— Я позвоню Арье и спрошу про камеры наружного наблюдения. Могу съездить за пленками.
— Хорошо, — сказал Хуовинен. Вид у него был отсутствующий.
Хуовинену исполнилось сорок семь лет, но в волосах уже проглядывала седина. Вообще у него была незаурядная внешность — настолько, что во время учебы в полицейском училище он подхалтуривал на одной швейной фабрике моделью, демонстрируя мужскую одежду. Он был дважды женат. Вторая его супруга — виолончелистка эстонского происхождения.
Хуовинен очнулся:
— Не делай ничего, чего не стал бы делать я.
В устах Хуовинена это означало, что руки у меня развязаны. Он умел спрямлять углы, пожалуй, лучше, чем кто-либо другой в управлении полиции.
Силланпяя тоже заговорил:
— У меня есть и другие дела. Где этот ваш следователь, я могу забрать телефон прямо у него?
— Я не догадался спросить, но он буквально с минуты на минуту будет тут.
Силланпяя посмотрел на меня в свойственной ему манере — с недоверием. У него явно было гипертрофированное желание все контролировать. Возможно, это издержки профессии.
Хуовинен застегнул темно-серую шерстяную куртку:
— Вы справитесь и без меня, мне надо на Кирк-кокату. Если что — звони. О совещании сообщу позже.
Он сел в машину и укатил.
— Телефон работает? — спросил Силланпяя.
— Нет. Вероятно, он выключился или повредился при ударе о крышу поезда или о землю. А вы сможете его включить? — спросил я с невинным видом.
— Почему же не сможем?
— Мы хотели бы получить всю информацию о звонках сразу же, как только вы ее раздобудете.
— Разумеется.
Силланпяя с такой легкостью бросил свое обещание, что оно не вызвало у меня ни малейшего доверия. К счастью, благодаря Симолину я надеялся оставаться на несколько шагов впереди.
— Разумеется, почему нет? — добавил Силланпяя, и я стал верить ему еще меньше прежнего.
Вернулся Оксанен, вид у него был оживленный. Явно уладил еще какое-то дело, связанное с ралли.
— Арья сейчас будет… Можно съездить на предусмотренный законодательством обеденный перерыв?
— А что с камерами наблюдения?
— Арья привезет список. И я сразу начну с ними разбираться.
— Не пропадай надолго. На чем ты поедешь, машина ведь у Арьи?
— Приятель подхватит.
Оксанен заспешил встречать товарища. Работа явно мешала его кипучей деятельности, связанной с хобби.
— Кто-то сказал, что ты еврей, — ляпнул Силланпяя.
— Кто-то был прав.
— Вчера слышал еврейский анекдот. Рассказать?
— Не стоит отказывать себе в удовольствии.
Силланпяя посмотрел на меня с изумлением:
— В следующий раз. Ты знаешь иврит?
Я взглянул на посерьезневшего Силланпяя:
— В какой-то степени.
— У нас время от времени может появляться для тебя работа. Я слышал, ты увлекаешься боевыми искусствами и на курсах личного состава показал себя лучшим стрелком.
Силланпяя был прав. Я начал заниматься тэквондо в первом классе лицея в «Маккаби», спортивном клубе еврейской общины. А еще до этого играл в настольный теннис за сборную общины.
— Кто-то сказал?
Силланпяя хихикнул:
— Я не ошибся. Если тебя интересует несколько другая работа, мы можем предложить больше, чем ты себе представляешь…
Симолин на полном газу взлетел на горку и резко затормозил. Я не успел подумать над словами Силланпяя.
— Телефон приехал, — сказал я.
— Подумай над моими словами.
Силланпяя уехал. Он на ходу выхватил из рук Симолина мобильник и уселся в свой автомобиль. Как только машина скрылась из виду, Симолин достал из кармана блокнот.
— Я переписал все исходящие и принятые звонки и сообщения. Сообщения, правда, на французском. Три последних звонка были на один и тот же номер, два сегодня утром и один вчера вечером. Я успел уже проверить номер — звонок был в автомастерскую некого Али в Вартиокюля, три раза звонили за границу, дважды во Францию, один раз в Израиль и последние звонки — на один и тот же неизвестный мобильный телефон. По дороге я позвонил в эту автомастерскую, но там не ответили. — Симолин заметил вопрос на моем лице и пояснил: —Я собирался спросить, сколько стоит отремонтировать тормоза. И это, кстати, было бы правдой: на «рено» надо поменять тормозные колодки и выхлопная труба «сечет».
Мне надоело стоять на месте, и я, недолго думая, предложил:
— Поехали съездим прямо туда и спросим, сколько стоит ремонт тормозов и выхлопной трубы на «рено».
Сервис находился на Итявяюля в паре километров от торгового комплекса «Итякескус» в сторону Порвоо. У заправки «Тебойл» поворот направо и сразу за ним налево.
Здесь расположились всевозможные мелкие мастерские, заселившие построенные в разное время здания. Часть из них составляли древние металлические ангары-развалюхи, но были и достаточно новые, вполне современные строения. Автомастерская находилась в боковом крыле старого желтого дома со входом с задней стороны. Во дворе обнаружились пара ржавых контейнеров, погнутые фрагменты автомобильных кузовов, покрытый ржавчиной старый «мерседес», «вольво» — несколько поновее и видавший виды «БМВ» трехсотой серии. В стороне, прямо под березой, стоял белый угловатый «дом на колесах» — автомобиль, оборудованный под проживание.
На обитой железом двери автомастерской значилось: «А. Хамид. Ремонт и покраска автомобилей». Дверь оказалась запертой, но скоба для навесного замка была откинута.
Симолин проверил, на месте ли пистолет. Я инстинктивно сделал то же самое — оружие было там, где ему и положено.
Я дослал патрон в патронник, поставил пистолет на предохранитель и вернул его в кобуру. Симолин оставил пистолет в руке, но спрятал руку под полой куртки.
Я постучал в дверь и прислушался. Ни звука. Тогда я подубасил основательно, но и это не дало результата.
— Сходи загляни в окошко, — приказал я Симолину.
Он исполнил распоряжение и вернулся через мгновение.
— Никого не видно, но свет горит.
Я стал колотить в дверь еще громче, но ее не открыли.
Симолин предложил:
— Может, я сгоняю в машину за инструментом?
— Сгоняй.
Симолин припустил бегом. Вернулся он с монтировкой и полукилограммовым молотком.
— Ладно, давай.
Симолин загнал монтировку в щель между дверью и коробкой у самого замка. Когда инструмент достаточно заглубился, он положил молоток на землю и рванул монтировку. Дверь отлетела с первой попытки.
Из ангара тяжело дохнуло моторным маслом. Сразу за дверью стоял автомобиль с открытым капотом. В моторном отсеке горела лампа-переноска. Крышка трамблера была снята, свечные провода сдернуты. Проблема с зажиганием, мелькнула мысль.
Ангар был примерно пять на десять метров. У длинной стены находилась еще одна машина. Она висела на подъемнике на высоте около двух метров. В торце ангара располагалась подсобка площадью два-три квадратных метра с большими окнами. Напротив нее — большой бокс с воротами для заезда автомобиля. На стене висела реклама фирмы, производящей автомобильную краску; банки с этой краской выстроились тут же на полке. По пестрым банкам и пятнам на полу было легко догадаться, что в боксе красили машины.
Я заглянул в подсобку. Не заметил ничего необычного, если не считать того, что на стене не было ни одного календаря с обнаженными девушками. В лежавшем на столе календаре отмечалось время, на которое записывались клиенты; у А. Хамида явно хватало работы.
— Ни души, — сказал Симолин.
Я остановился перед воротами в малярный бокс и почувствовал исходящий из него резкий запах краски. Потом открыл дверь.
У забрызганной краской стены, откинувшись, сидел парень в комбинезоне. Второй человек, пожилой мужчина в прямых брюках и клетчатом пиджаке, скорчился в кресле, установленном посреди бокса. Обе руки его были привязаны к подлокотникам.
На лице мужчины виднелись кровоподтеки, на правом виске — следы двух ударов. Рядом стоял компрессор красного, как пожарная машина, цвета. Шланг от него обвивал колени мужчины.
Симолин заглянул через мое плечо и увидел то же, что и я. Он произнес почти с восторгом:
— Уже четыре трупа. Кажется, это будет самое громкое дело за год.
Я смотрел на покойников, и мне вдруг вспомнились слова рабби: Ямим нораим.
Ямим нораим, Дни трепета.
Если рабби Либштейн прав и мир разваливался на части, то мне отведена печальная роль. Моим предназначением было собрать разлетающиеся шестеренки и снова завести часы.