В ту ночь я не спал. Аймиш дремал на своем любимом абажуре, спрятав голову под крыло. Его пушистое тельце вздувалось и опадало, как красный воздушный шарик. Казалось, он вот-вот ослабит хватку и шлепнется на стол. Я долго прикидывал вероятности и был почти уверен, что так и случится, но время шло, а ничего не менялось. Близилось утро, я физически ощущал, как стены давят на меня, смертельно хотелось с кем-нибудь поговорить. Когда Сол встал, мне с великим трудом удалось уговорить его выйти вместе погулять. Он долго стоял на ступеньках крыльца, опасливо вздыхал, ежился и щурился отсвета, словно собирался прыгнуть с высокой скалы.

Я с беспокойством дотронулся до его руки.

– Что с тобой, Сол?

Он окинул взглядом грязную улицу, закопченные изрисованные стены и окна с выбитыми стеклами. Впечатление было такое, что он здесь в первый раз.

– Я редко выхожу из дома, – смущенно объяснил он.

– Удивительно, здесь такой уютный район, – усмехнулся я.

Поддерживая под локоть, я помог ему спуститься. Он спускался медленно, приставным шагом, отдыхая на каждой ступеньке. Даже сквозь толстое пальто чувствовалось, что он дрожит как в лихорадке. Мы медленно продвигались по дорожке к улице. За воротами просигналил грузовик. Старик вздрогнул и вцепился мне в руку.

– О господи! – не выдержал я. – Чего ты так боишься?

Сол пожал плечами и провел рукой по лицу, стряхивая пот. Я внимательно посмотрел на него.

– Когда ты в последний раз был на улице?

– В мае, – не раздумывая, ответил он. – Двадцать восьмого мая. – Почему-то взглянул на свои золотые часы и добавил: – Тысяча девятьсот шестьдесят третьего.

Постепенно Сол успокоился, ускорил шаг и даже начал легкомысленно насвистывать. Утро выдалось ненастное, но к концу моего рассказа о событиях минувшей ночи ветер почти утих, слышен был лишь шум проезжавших машин.

Я сказал, что собираюсь убить Лору.

Мы остановились на углу, и я произнес долгую речь на эту тему, отрепетированную еще ночью. Не помню точно своих слов, но впечатление на прохожих мне наверняка произвести удалось. Представьте рослого мужчину, растрепанного, с мешками под глазами и в мятом свитере, который отчаянно жестикулирует, топает ногами и орет на лысого сморщенного коротышку в черном пальто. Цирк, да и только. Если кому-то еще и удалось расслышать парочку фраз насчет любви, мировой войны и холоков, которые не должны победить, то он наверняка подумал, что эти двое – из тех несчастных, что заполнили улицы американских городов в начале восьмидесятых, болтая всякий бред и требуя справедливости.

Потом мы долго молчали. Мне было не по себе, как всякому, кто высказал все, что у него на душе, и боится, не сболтнул ли он лишнего.

– А еще говорил, что пацифист, – усмехнулся Сол.

– Нет, я просто трус.

Он смерил меня взглядом.

– Тебе приходилось убивать?

– Нет, – спокойно ответил я. Думает, у меня не хватит Духу? Как бы не так.

– Интересно, каково это – убить того, кого любишь? – вздохнул Сол.

Снова та же боль мелькнула с его глазах. Чувство вины, безусловно. За что?

– Я ее вовсе не люблю, – скорчил я гримасу. Сол поднял на меня глаза.

– Вчера ты говорил, что любишь.

Его слова заставили меня болезненно поморщиться. Каким же я был идиотом! Ледяная ярость разливалась по моему телу, заставляя сжиматься челюсти и отдаваясь пульсацией в голове. Гнев вообще неприятен, после такой вспышки ощущаешь себя словно запачканным, но сейчас моя душа, наоборот, стала как будто чище и свежее, словно сбросила с себя старую уродливую кожу. Меня даже пугала немного та решимость, с которой я строил кровавые планы. Наверное, смерть Эдриен помогла переступить некий психологический барьер, а может быть, я еще не совсем отошел от своей ночи разбитых надежд. Так или иначе, за последние двенадцать часов Лора превратилась для меня из обожаемой и желанной женщины в коварную хищницу, злобную ядовитую тварь, которая растоптала мои чувства и теперь угрожала ни много ни мало всему живому на земле. Если кто и заслуживал смерти, то она. Да, я любил ее, ну и что? Ну и что, черт побери?

– Все изменилось, – буркнул я.

Сол отвернулся и стал смотреть вдаль. Сухогруз с Великих озер рассекал волны, поднимаясь вверх по реке, его флаги развевались по ветру.

– Такая хорошая девочка, – снова вздохнул он. – Что они с ней сделали… – Он достал платок и высморкался. В глазах старика стояли слезы. – Можешь рассчитывать на меня.

По его лицу было видно, чего стоило это решение. Я обнял его и похлопал по спине.

– Ты правильно поступаешь, Сол.

– Не знаю, – буркнул он, уткнувшись мне в плечо. Мы еще покурили и повернули назад к дому. Сол снова нахмурился.

– В чем дело? – спросил я.

– Насколько я понимаю, ты рассчитываешь воспользоваться машиной снов?

– Конечно.

– Боюсь, будут проблемы. Я не знаю, где она. На меня будто свалилась тонна кирпича.

– О боже, только не это! – простонал я. Сол пожал плечами.

– Прошло много лет… – Он задумчиво повертел в руке сигарету. – Надо поговорить с Ленни. Думаю, он в Чикаго. – И лукаво прищелкнул языком. – За ним должок.

– Машина у него? – с надеждой спросил я.

– Нет, но он может знать, где она. – Сол закурил и надолго задумался, потом взглянул на меня. – Должен тебя кое о чем предупредить.

– Да?

– Какие новости сначала: плохие или те, что получше?

– А совсем хороших нет?

Сол вздохнул и почесал затылок.

– Во-первых, после машины твое время начнет выкидывать разные фокусы. Не знаю, как и объяснить. Понимаешь, привычная реальность, в которой так удобно жить… мне ее, кстати, очень не хватает. – Он печально улыбнулся. – В ней все построено на причинах и следствиях.

– Говори, не тяни.

– Короче, ты как бы выпадаешь из общей колеи. Иногда память о прошлом кажется куда реальнее, чем то, что у тебя прямо перед глазами. Иногда я знаю заранее, что должно произойти. Например, через десять секунд ты скажешь: «Будь я проклят». Если ты выходишь из реки времени, то никогда уже не сможешь полностью в нее вернуться. То есть я хочу сказать… Иногда бывает, что… – Он снова замялся.

– Что? – нетерпеливо спросил я.

– Вот что! – крикнул он с крыльца нашего дома, метрах в пятидесяти впереди.

У меня под ногами осталась валяться его недокуренная сигарета.

– Будь я проклят! – воскликнул я и прикусил язык. Одно дело – верить в предсказания, и совсем другое – испытывать их на собственной шкуре. Теперь мне стало понятно, почему Сол предпочитал сидеть дома и так странно вел себя на улице. Почему избегал водить машину. И вот в чем, оказывается, секрет его фокуса с яйцом!

Сол ждал меня, сидя на верхней ступеньке крыльца.

– Ты можешь этим управлять? – спросил я.

– Вопрос предполагает причинно-следственную связь. Трудно сказать. – Он закурил новую сигарету. – По крайней мере, пока я дома, скачки ограничены в пространстве…

– Святая Дева… И куда ты попал в этот раз?

– Трудно сказать. Никогда не знаешь, в какое время попадешь. Долго меня не было?

– Меньше секунды.

– Повезло. Впрочем, какая разница, – усмехнулся Сол. – За секунду я мог прожить десять лет.

– А откуда ты знал, что это произойдет?

– Просто иногда приходит в голову. Я вспомнил об этом скачке через три года… э-э… в будущем. Не знаешь, как и сказать правильно.

Я зажмурился и тряхнул головой.

– С ума сойти можно.

– Запросто, – мрачно кивнул Сол.

– Значит, ты предвидишь будущее?

– Нет, я живу в нем. Помню настоящее. Предвижу прошлое.

– Господи Иисусе! – Я закрыл лицо руками.

– Не переживай, док, – криво улыбнулся он. – Через годик-другой привыкнешь.

– Привыкну? – фыркнул я. – А если мне захочется жениться, завести детей?

– Не очень хорошая идея, – покачал он головой. – Увидишь, как они погибнут, и не сможешь предотвратить.

– Ты хочешь сказать, что будущее изменить нельзя?

– Нет, пока оно не стало прошлым.

– Почему? А как же тогда холоки и вся их затея с Лориным ребенком?

– Это их прошлое. Прошлое изменить можно. Смотри! – Он показал на проржавевший остов машины без колес, стоящий на обочине. – Видишь? Вот как обычно представляют время. Все думают, что оно как дерево.

Я вытаращил глаза. Дерево? Потом до меня дошло. Рядом с развалиной на углу улицы рос чахлый вяз с иссохшими голыми ветками, готовыми вот-вот обломиться, – один из немногих оставшихся после эпидемии, поразившей деревья в Детройте в конце шестидесятых. С тех пор тенистых улиц в городе почти не осталось.

– Понимаешь? – продолжат Сол. – Ствол – это настоящее, а ветки – будущее. Они отходят от ствола в разные стороны. Так? – Я кивнул. – На самом деле все наоборот. Дерево, только перевернутое. Прошлых бесконечное количество, а будущее только одно – как ствол.

– А я могу отправиться назад и не дать Освальду убить Кеннеди?

– Наверное, но тогда избрать президентом могут не его, а Никсона.

– Что? – Я захлопал глазами.

– Рябь на воде, – объяснил Сол. – Ты меняешь что-то во времени, и волна изменений идет в обе стороны. Вперед и назад, в прошлое и в будущее. То же самое, что с камнем, брошенным в пруд. Разветвления вариантов бесконечны. Эффект бабочки, понимаешь?

Я тупо смотрел на него.

– Ты в школе учил математику? – Сол покачал головой. – Ладно, забудь. Вот главное, что ты должен знать: люди ни черта не знают о времени. Оно не константа наподобие скорости света, а что-то вроде жидкости. Река с изгибами, течениями, водоворотами… – Он осекся, увидев выражение моего лица.

– Голова болит, – признался я.

– Попробовал бы ты жить с этим каждую минуту, -. вздохнул Сол. – Ты не поверишь, сколько всякой ерунды приходится держать в голове. Хочешь знать, почему я ничего не делаю? Да у меня просто руки не доходят!

– Я не понимаю смысл…

– А почему он вообще должен… – Сол вдруг хлопнул себя по лбу. – Черт побери! Сядь и держись за что-нибудь.

– Я и так сижу.

Он посмотрел на меня как-то странно, будто не видел.

– Черт!

– Что такое? – Я вскочил на ноги и стал озираться. – Да что случилось?

– Я забыл сказать плохую новость.

– Так говори!

– Ты можешь вообще не проснуться.

Я пошатнулся и упал с крыльца. Сол подал мне руку, помогая подняться.

– Не стоило предупреждать, – вздохнул он. – Все равно никогда не помогает.