На стол приземлилась пачка писем, и Такер оторвал взгляд от монитора. Мейсон, казавшийся как никогда подтянутым, загорелым и бодрым, изобразил приторную улыбку:

– Ваша почта.

– Надо бы подобрать тебе жилет и смокинг.

– Буду тронут, – с чувством ответил друг. – И вообще, сплетники повысили меня в должности от простого слуги до мафиози-перебежчика, который скрывается у тебя по программе защиты свидетелей после дачи показаний против главаря нью-йоркского преступного синдиката.

– Ты же англичанин, – удивился Такер.

– Это прикрытие. Видимо, мой акцент не так правдоподобен.

– Ты чересчур веселишься.

Он вскрыл первый конверт карманным ножом. Мейсон тем временем плюхнулся на изготовленное Такером деревянное кресло-лежак, которое сам покрасил в холодный водянисто-голубой цвет.

– С таким воображением и творческими способностями провинциальные сплетники могут составить вам, писателям, хорошую конкуренцию.

Такер лишь хмыкнул и начал делить письма на две стопки: счета и мусор.

– На самом деле, я вполне поддерживаю теорию, что сплетни – фактически вид устного повествования. Когда же оно записывается и становится художественной литературой, то достигает некой достоверности, преобразовывающей слова из пустой болтовни в искусство. И в итоге, – резюмировал Мейсон, – ты просто прославленный сплетник.

Такер поднял голову:

– Знаешь, а дам-ка я анонимную наводку главарю мафии. – Мейсон фыркнул, Такер вернулся к почте, но тут же услышал, как друг постукивает пальцами по столу. – Хочешь, чтобы я смутил нас обоих, велев тебе заняться чем-нибудь?

– Чем например? – Мейсон угрюмо сполз чуть ниже.

– Как насчёт гонки на каяках, о которой ты рассказывал?

– А ты в курсе, что шестижаберные акулы часто уплывают далеко от моря и путешествуют вверх по реке? И каяки выглядят как детские игрушки для ванной. Игрушка для ванной. – Он выставил одну руку. – Акула. – И схватил её другой. – Нет уж, я пас.

Такер с досадой бросил в стопку ещё один счёт.

– Жаль. Может, развлечёшься с моей боксёрской грушей?

– Боксёрская груша. – Мейсон кивнул. – Звучит крайне заманчиво.

– Лучше, чем сидеть тут и ныть.

– Тебе легко говорить, ты-то регулярно занимаешься сексом.

Такер подавил начавшее было подниматься раздражение.

– Я бы не назвал несколько ночей регулярным сексом. И вообще, моя сексуальная жизнь не твоего ума дело.

– Ну ты же в мою нос суёшь.

Понимая, что друг нарывается – да практически умоляет о драке, – Такер взял последнее письмо и постарался говорить спокойно:

– Прыгай в мой грузовик и езжай в Саванну. Там полно туристов, на берегу реки много баров…

Он осёкся и замер, уставившись на конверт.

– Что такое? – спросил Мейсон.

– Что? А, это… Это мамина корреспонденция. Мне пересылали её, потом снова пересылали, когда я переехал. Я думал, что всех известил, аннулировал все её счета, но… это из банка. Местного банка. Судя по обратному адресу, в ближайшем городе.

Мейсон подался вперёд, забыв о гневе.

– Ты не знал об этом счёте?

– Нет.

В завещании ничего не было, в маминых документах тоже, и она никогда не упоминала ни о каких делах в этом районе.

– Может, пустяки. Реклама или какая-то ошибка.

– Может быть.

Такер сверлил письмо глазами, словно ядовитую змею.

– Не узнаешь, пока не откроешь.

– Конечно. Ты прав.

Глупо расстраиваться. Он уже почти привык, что тоска хватает за горло, когда меньше всего ждёшь. Но чувствовать себя… покинутым из-за того, что мать не делилась с ним какой-то частью своей жизни, – совсем нелепо. Такер и сам от неё многое скрывал.

И вообще, пожалуй, Мейсон прав. Наверное, это пустяки.

Такер провёл ножом по верхней части конверта и вытащил… заявление о продлении срока пользования банковской ячейкой, открытой двадцать восемь лет назад. В год смерти его отца.

– Полагаю, это не ошибка.

Он протянул письмо другу, и пока тот читал, сам уставился на солнечные лучи, прошивавшие кроны деревьев и лениво танцующие на плодородной земле. Из-за сладковатого аромата возвышающейся по правую сторону террасы магнолии запах реки был едва различим. А от горячего и плотного воздуха спасали только прохладительные напитки и тень.

Витало здесь что-то… первобытное, чего недоставало кондиционированному воздуху, продувавшему прежние жилища Такера. И он каким-то образом это уловил, почувствовал. Безумный импульс, толчок, словно второе сердцебиение. Возможно, что-то наследственное, на уровне ДНК.

Интересно, что ещё он унаследовал? И что лежит в банковской ячейке, о которой мать предпочла не рассказывать?

– Такер?

Осознав, что заблудился в лабиринте собственных мыслей, Такер потёр лицо рукой.

– Прости. Итак, очевидно, у моей матери была банковская ячейка, срок пользования которой она ежегодно продлевала.

– Я не очень хорошо знаю американское законы, – Мейсон вернул ему письмо, – но разве не положено проверить содержимое, прежде чем устанавливать права наследования?

– Если оно имеет денежную ценность. – Задумавшись, Такер ущипнул себя за нос. – Даже не представляю, что там. Родители матери погибли в аварии, когда ей было семнадцать, и на похороны ушла значительная часть их сбережений. Отец же никогда не владел ничем таким, что можно оставить в наследство. Дед об этом позаботился. Дом всегда принадлежал мне, и сомневаюсь, что его ценность велика. Мама взяла с собой только одежду и несколько игрушек. Отец не застраховал свою жизнь. Чёрт возьми, ему было всего двадцать два.

– А в вещах матери ты ключа не находил?

– От банковской ячейки? Нет. Я… погоди. Ключи. – Такер вспомнил о дне, когда Сара застала его срыв. И почувствовал боль от непроходящего смущения. – Есть какая-то пластиковая связка ключей. Среди детских игрушек и сувениров на чердаке. Возможно, некоторые настоящие. Один был достаточно маленьким.

– Думаешь, она оставила ключ здесь?

– Не знаю. – Откуда ж ему знать? – Мне было четыре года. Ты много чего помнишь о том времени, когда тебе было четыре?

– Ладно, ладно. Не злись.

– Мы уехали в спешке. Посреди ночи. Дед давил на маму, хотел, чтобы она жила в Риверс Энде. Так он мог её контролировать и следить за тем, чтобы меня воспитывали по его стандартам. Видимо, она запаниковала, думала, что он найдёт способ забрать меня, а её выгонит. И вполне могла впопыхах оставить то, что не хотела оставлять.

– Пойду схожу за ключами.

– Коробка на полу перед разбитым зеркалом…

Он мог бы и сам сходить, но пусть друг отвлечётся от своего раздражения. «Да и тебе не помешает спокойно поразмыслить». Такер безучастно уставился на монитор.

– Такер?

Он закрыл глаза. Откуда у этой женщины такой безошибочный инстинкт ловить его в самые неподходящие моменты? Пришлось вновь подавить досаду. Да уж, в последнее время кипел и бурлил не только воздух.

Обернувшись, Такер увидел на краю террасы Сару в длинном золотистом платье. Ещё один солнечный луч.

От этой мысли вдруг стало неловко, и он буркнул куда менее дружелюбно, чем мог:

– Привет.

– Ты работаешь. Извини.

Однако в глазах её зажглось любопытство. После той беседы в магазине они почти не касались в разговорах его работы, но Сарой двигала скорее осмотрительность, чем безразличие. И Такер разрывался между гордостью и волнением. Приятно, что ей интересно.

Вот только обсуждать то, о чём он писал последние несколько дней, совсем не хотелось.

– Да. – Такер свернул документ. – Тебе что-то нужно?

– Если сейчас неподходящее время, можем поговорить позже.

Только теперь он заметил листок в руке Сары.

– Ты уже пришла.

– И могу прийти ещё раз потом, если ты не желаешь прерываться.

«Вообще-то, уже прервался».

– Если б не желал, то сейчас бы изрыгал проклятья и кидал в тебя всё, что попадается под руку.

– Учту на будущее, – сухо сказала Сара, подошла ближе и протянула руку. – Это…

Такер взял листок и положил его лицом на стол.

– Довольно трудно говорить о том, чего ты не видишь.

– К этому мы вернёмся позже.

А затем притянул её к себе на колени и поцеловал.

Сара так часто бывала саркастичной и едкой, что он ожидал терпкости, но на вкус она оказалась сладкой. Тёплой и мягкой, словно смешанный с мёдом бурбон.

Такер запустил руку в спутанные рыжие кудри – сегодня она оставила волосы распущенными, – прикусил её полную нижнюю губу и тут же отстранился.

– Привет.

И с удовольствием отметил, что Саре пришлось моргнуть, проясняя зрение.

– Может, я не должна отрывать тебя слишком часто.

– А может, должна. Середина рабочего дня твоя. – Такер слегка щёлкнул её по кончику носа. – Прогуливаешь?

– Что? Я… я не могу разговаривать с тобой, сидя у тебя на коленях. И не будь таким самодовольным. – Сара поднялась на ноги и разгладила чересчур длинную юбку. – Просто чувствую себя нелепо, вот и всё.

– Как скажешь.

Она вновь схватила принесённую бумажку и протянула Такеру. Рекламная листовка.

– В октябре намечается фестиваль искусств. Хотя это только во второй раз, городской совет надеется, что он станет ежегодным событием. На Бондари-стрит перекроют движение, будут продавать блюда местной кухни, устроят выставки картин, гончарного ремесла, квилтинга, резьбы по дереву и так далее. – Сара перевела дух и расслабилась. – Мы хотим организовать встречу с парой местных писателей в магазине с раздачей автографов и беседами. Твой следующий роман выходит уже через месяц или около того, вот я и хотела спросить, вдруг тебя заинтересует…

«Нет».

Ответ так и вертелся на языке. Такер ненавидел общаться с группами людей, ненавидел, что они всегда ждут от него чего-то особенного: эрудиции, ума, обаяния… Какое там! Он едва знал, что говорить. И просто хотел писать книги, чёрт возьми.

Но от необходимости саморекламы никуда не денешься. Такер вздохнул:

– Ладно.

– Ладно?

Он хмуро посмотрел на Сару:

– Именно так я и сказал.

– Что ж, отлично. – Она выглядела растерянной. – Я просто не ожидала, что ты так легко согласишься.

– Поверь, в этом не было ничего лёгкого. Теперь иди сюда и дай мне снова тебя смутить.

– Погоди. – Сара увернулась от протянутых рук. – Разве у тебя нет вопросов, сомнений?

– Я уже согласился, Рыжик. Нет смысла бесконечно это обмусоливать.

– Но у меня в голове был готов целый список ответов и доводов.

– Так прибереги их для другого бедного доверчивого олуха.

Она с подозрением прищурилась:

– Ты такой покладистый, потому что мы спим вместе?

– Нет. – «Боже!» – Почему женщинам нужно подвергать психоанализу всё подряд? Я покладистый, потому что порой хочу кушать, а для этого нужно продавать книги.

– Ну хорошо. Я…

Она осеклась, уставившись на стол. Увидела письмо из банка. Такер накрыл его листовкой. Щёки Сары залились румянцем, и она уже открыла рот, чтобы что-то сказать, как из дома вывалился Мейсон:

– Нашёл! Ты… О. Привет, Сара. Очень рад тебя видеть.

– Привет, Мейсон. – Сара посмотрела на свисающую с его пальца связку ключей – смесь яркого пластика и металла – и нахмурилась. – Взаимно. В последние дни нам тебя не хватало.

– Э…

Такер перевёл взгляд на друга. Того самого весьма обаятельного и говорливого друга, который сейчас молча разевал рот, точно рыба. Теперь Такер вспомнил, что давно не видел расставленных по дому тарелок с печеньем или лепёшками – точнее с оставшимися после всего этого крошками.

Мейсон растянул губы в очаровательной улыбке:

– К сожалению, я был довольно занят. Всегда есть, чем тут заняться. Такер – сущий деспот.

И незаметно сунул связку ключей в карман.

Жест явно предназначался для защиты частной жизни Такера, так что тот решил не закатывать глаза, лишь повернулся к Саре и похлопал рукой по рекламному листку:

– Спасибо, что заглянула и принесла мне это.

– О! Конечно. Спасибо за… покладистость. Мне пора вернуться к работе. Рада была повидаться, Мейсон.

Такер смотрел ей вслед.

И гадал, сколько проведённых с женщиной ночей считается регулярным сексом.

* * *

Здание «Первого банка Лоутона» было небольшим, но очаровательным. В сравнении с внушительным кирпичным мавзолеем, отгроханным дедом Такера для удовлетворения банковских потребностей Суитуотера, «ПБЛ» казался коробкой крекеров, которую окунули в лаймовый щербет, прежде чем поставить сушиться.

На цветы местные тоже не поскупились. Такеру понравились эти безыскусные, несколько небрежные клумбы и то, как бутоны натыкались друг на друга, словно игривые щенки. И да, Сара была права: жёлтые штуковины в горшках по обеим сторонам от двери действительно смотрелись премиленько и радовали глаз.

А вот при виде бледно-голубых ставней с вырезанными ананасами Такер остановился и задумался. «Три вертикальные доски, закреплённые по краям двумя горизонтальными…» Его дом срочно нуждался в новых ставнях, ибо почти все старые обвалились ещё до его приезда, так почему бы не скопировать эти? Ну, только обойтись без ананасов. Такер, конечно, мог привыкнуть к жизни на Юге, но украшать жилище этим традиционным символом гостеприимства было бы слишком лицемерно.

– Ты тянешь время, – сказал Мейсон.

– Я смотрю на ставни.

– Если собираешься и дальше на них смотреть, я подожду под деревом. – Он указал на заросший мхом виргинский дуб, изогнутые раскидистые ветви которого склонились к земле, словно изящная юбка с кринолином. – Чертовски жарко.

– Тряпка.

– Да, но я буду тряпкой в тени.

Покачав головой, Такер поднялся по низким ступенькам на террасу, растянувшуюся на три стороны здания. И стоило ему открыть дверь, как от потока прохладного воздуха Мейсон резко вздохнул.

– Добрый день. Чем я могу вам помочь? – спросила пожилая женщина за стойкой.

Седая, кудрявая, с блестящими глазами и мудрым лицом, она воплощала собой образ бабушки, которой у Такера никогда не было.

– А, да. Могу я поговорить с Беатрис?

На лице служащей появилась улыбка.

– Уже говорите.

– О! Я Такер Петтигрю. Я звонил вчера насчёт банковской ячейки матери.

– Я помню. Вы принесли документы, которые я просила?

– Конечно.

Такер протянул ей конверт со свидетельством о смерти матери и нотариально заверенным письмом, назначавшим его распорядителем её имущества.

Беатрис внимательно изучила бумаги через круглые очки, едва цеплявшиеся за кончик её носа.

– Похоже, всё в порядке. У вас есть ключ?

– Да.

– Ну что ж, господа, следуйте за мной.

И она провела их мимо кабинета, где какой-то мужчина убедительно вещал молодой паре о процентных ставках по ипотечным кредитам, через дверь в комнату с рядами металлических ящиков. Поправив очки, Беатрис нашла нужный номер, вставила в паз ключ, и Такер проделал то же самое со своим.

– Раз и два…

Оба ключа повернулись одновременно. Когда служащая достала из ячейки и поставила на стол коробку, Такер едва не попросил убрать всё обратно. Он скептически относился к интуиции и всякой экстрасенсорной ерунде, но появившееся дурное предчувствие оказалось очень сильным.

– Ещё что-нибудь? – спросила Беатрис.

– Нет, спасибо.

– Хорошо. Если передумаете, я прямо за дверью.

Она вышла, оставив их наедине с содержимым ячейки.

Такер не шелохнулся. Просто стоял и смотрел.

– Хочешь, чтобы я тоже вышел?

Он взглянул на Мейсона – единственного, кого искренне называл другом.

– Нет.

На своём веку каждый из них пережил немало взлётов и падений. Они пробыли по разные стороны океана больше времени, чем вместе, но всегда поддерживали друг друга с тех самых пор, как впервые встретились на постановке пьесы в крошечном нью-йоркском театре.

Такер выдвинул стул, махнул Мейсону на соседний и, глубоко вдохнув для храбрости, достал из коробки конверт из манильской бумаги.

– Похоже на газетные вырезки, – заметил друг, пока он в крайнем смущении рассматривал содержимое.

– Они и есть.

Такер осторожно взял верхнюю. Это была статья из «Вестника Суитуотера», датированная немногим более тридцати лет назад, с описанием пожара, который разрушил старую библиотеку. В огне погиб один человек – уборщик, вышедший на смену позже обычного из-за сломавшейся машины. Оказался не в том месте, не в то время.

Следующая вырезка – некролог. У погибшего остались жена и три маленьких сына.

В других статьях описывалось расследование. Начальник пожарной охраны подтвердил намеренный поджог. Подозреваемых тогда не нашлось.

Однако в ещё одной статье подробно расписывалось, что дед Такера купил земельный участок со сгоревшим зданием на берегу реки, а затем пожертвовал другой под новую библиотеку, чтобы она располагалась ближе к центру города. Даже расходы на строительство оплатил.

Провели церемонию закладки фундамента. И почти через восемь месяцев здание было посвящено памяти бабушки Такера.

– Глянь.

Мейсон показал на зернистый снимок с торжественного открытия. Карлтон стоял рядом с улыбающейся женщиной, которая как раз занесла ножницы над лентой, а на заднем плане виднелся высокий темноволосый мужчина, обнимавший красивую миниатюрную блондинку с маленьким мальчиком на руках.

– Боже.

Такер приложил руку к вспотевшему лбу. Кадр из его детства, крошечный кусочек головоломки, которую он пытался разгадать с самого своего возвращения.

– Ты так на него похож.

Такер вновь посмотрел на фото. Он никогда прежде не замечал сильного сходства, возможно, потому что на всех снимках, которые ему показывала мама, отец смеялся или улыбался. Здесь же он хмурился и сверлил Карлтона тяжёлым взглядом.

– Он выглядит раздражённым.

Такер кивнул:

– Когда родители тайно поженились, дед от него отрёкся. Я думал, к моему рождению отношения наладились, но, видимо, не совсем. Или отец просто расстроился из-за церемонии посвящения, ведь она связана с его матерью. Чёрт, а может, он просто съел несвежую креветку. Теперь не узнаешь.

Под газетными вырезками обнаружилась записка. Листок был вырван из маленького вычурного блокнота, что так нравятся некоторым женщинам. Мама Такера всегда прикрепляла два таких к холодильнику: один для списка необходимых продуктов, другой для ежедневных заметок и напоминаний сыну. От вида этого листка сердце пронзила острая боль.

«Элли».

Значит, послание от отца. Мать Такера звали Элль, и она говорила, что его отец – единственный, кому сходило с рук коверканье её имени.

«Прости, что дождался твоего ухода, но будь ты здесь, точно попыталась бы меня остановить. Знаю, шеф у него в кармане, и всё равно я должен встретиться с ним лицом к лицу. Иначе не смогу спокойно спать, это изведёт меня.

Если ничего не получится, обещаю, мы возьмём Такера и уедем.

Ты же говорила, что хочешь увидеть Нью-Йорк?

Люблю тебя,

Так».

Такер трижды перечитал записку. Затем спросил, что думает Мейсон.

– Что ж, очевидно, твой отец собирался на встречу, которую твоя мать считала неблагоразумной или опасной. Тем более если в результате им пришлось бы уехать из города. А вот это, – друг указал на строчку «шеф у него в кармане», – кажется, не тонкий намёк на… взяточничество, возможно.

– Вполне вероятно, речь о шефе полиции. Или пожарной охраны, ведь в большинстве статей основное внимание уделено сгоревшей дотла библиотеке. – Такер прекрасно умел составлять планы и схемы будущих историй, и считал, что данные вырезки – своего рода костяк сюжета. Без них письмо ничего не значило. – Мама не стала бы собирать всё это в кучу просто так.

– Согласен. Думаешь, твой отец знал что-то, что могло уличить кого-то в поджоге?

– Знал, подозревал. – Такер пожал плечами. – Сам был замешан. – Хотя об этом думать совсем не хотелось. – Вот только по моим наблюдениям, в Суитуотере всего два имени имеют достаточный вес, чтобы подмять под себя чиновника: Хоубейкер и Петтигрю. Насколько я знаю, лишь у одного из них есть склонность к сомнительным сделкам с земельными участками. И лишь один из них купил кусок земли у реки, где прежде стояла библиотека – кстати, мне очень любопытно, что он с ним сделал. И наконец, я просто не могу представить, чтобы мой двадцатидвухлетний отец решился бодаться с федеральным судьёй.

– Думаешь, он собирался поговорить с твоим дедом?

– Да. – Такер взял статью об открытии новой библиотеки и показал Мейсону дату. – Ещё точнее: я думаю, он поехал к деду, чтобы озвучить свои обвинения. А на обратном пути машина слетела с дороги, и отец утонул.