Сара провела ручным шлиценакатным станком по краю новой сетки и, присев на корточки, оглядела результат. Штука, напоминающая нож для пиццы, похоже, добилась нужного эффекта. Пусть вышло не так профессионально, как у Ноя, но по крайней мере дело сделано. Проснувшись, Сара заметила, как по двору Такера Петтигрю крадётся Дармоед, и, боже, ей совсем не улыбалось повторения истории с душем.

Такер, разумеется, уже завесил окно простынёй. Причём ткань была на удивление потрёпанной, но обеспечивала личное пространство, и Саре удавалось всю неделю избегать соседа.

Однако для всех лучше, если кот больше не пролезет на чужую территорию. «Суперобложка» официально должна была открыться через несколько дней, так что забот и без того хватало.

Свет проникал через кроны деревьев, покрывая землю золотистыми кругами. Утро стремительно приближалось к концу. «Надо принять душ и переодеться». Сара поднялась, вытерла руки о джинсы… и её вдруг резко утянули вбок в грациозном театральном прогибе.

А встревоженный крик подавили звонким поцелуем в губы.

Сара уставилась в смеющиеся синие глаза:

– Брэнсон Хоубейкер! – Она шлёпнула наглеца по руке, но тут же сдалась, сжала его щёки и жадно поцеловала. – Теперь поставь меня, пока не уронил на задницу.

– И какая она у тебя миленькая. – Незваный гость отстранил Сару на расстояние вытянутой руки и заставил повернуться, так что её кудри затрепетали на ветру. – Чёрт побери, женщина, я бы сказал, что ты крепка как скала, но это грубо. Чем бы ты ни занималась, продолжай.

– А ты точно по-прежнему гей?

– А ты точно по-прежнему натуральная рыжая?

Сара усмехнулась, затем посерьёзнела и обняла брата-близнеца Элли:

– Боже, как же я рада тебя видеть. – От него пахло так же, как ей запомнилось: чистотой и богатством. – Я скучала, но мне жаль, что тебе пришлось вернуться домой.

Она скорее почувствовала, чем услышала вздох, а потом Брэн её отпустил.

– Могу сказать то же о тебе.

Сара оглядела его от стильно подстриженных чёрных волос до подошв мокасин из змеиной кожи. Стройный и элегантный, Брэн мог бы сравниться по привлекательности с Мейсоном.

Она пожала плечами:

– Элли нуждалась во мне.

Качая головой, Брэн поднял с земли два пластиковых стаканчика. Видимо, он заскочил к Джози, прежде чем направиться сюда.

– Я не знал, что всё стало так плохо. С папой, с Харланом. Со стервой Викторией, – проворчал он, протягивая Саре кофе. – Ох, дайте мне пять минут наедине с ножницами и её дизайнерскими шмотками. И ещё Уэсли… – Брэн печально посмотрел на Сару. – Элли сказала, дескать, они разорвали помолвку по обоюдному согласию.

Она сняла со стаканчика крышку, решая, что можно рассказать. Брэн со временем так или иначе всё вытащит из сестры, но ведь это же история Элли.

– Уэсли вышел из себя, узнав, что она воспользовалась наследством, чтобы поддержать дом.

– Чёртова денежная яма.

Дом принадлежал их семье двести лет. Один из двух крупнейших довоенных особняков Суитуотера на бывшей рисовой плантации. Второй назывался «Риверс Энд» и, конечно, находился в более приличном состоянии.

– Возможно, оставь они его, было бы лучше. Они бы наконец выбрались из этого проклятого города без ярма на шее. Прости. – Брэн грациозно взмахнул рукой. – Это мерзко с моей стороны, ведь Уилл теперь шеф полиции, а вы с Элли собираетесь открыть тут своё дело.

– Никто не винит тебя за отъезд, – прошептала Сара.

Ещё задолго до того, как Брэн признался, что он гей, его дразнили за непохожесть на других. Вычурный, театральный, утончённый… Только влияние семейного имени и наличие двух старших братьев-защитников – оба великолепные спортсмены – сделали его детство сносным.

Брэн печально и понимающе улыбнулся. Бедной рыженькой девочке, один родитель которой умер, а второй слишком зависел от бутылки, Саре самой пришлось разбираться с хулиганами. Главным среди них был Остин Линвиль. Но теперь он хотя бы в тюрьме.

И их с Брэном уже так просто не проймёшь.

– Спасибо, кстати, за открытки. Твоя театральная труппа действительно стала знаменитой. Хотя у меня чуть инфаркт не случился, когда я получила ту, из Амстердама. Даже не думала, что подобное анатомически возможно.

Брэн улыбнулся и глотнул кофе:

– Знал, что ты оценишь. – Затем посмотрел на инструмент, который Сара бросила как раз перед поцелуем, и указал на крыльцо: – Сама справилась?

– Только с ремонтом, на постройку я не способна, выручил Ной.

Брэн покачал головой:

– Поверить не могу, что ты живёшь в хижине тёти Милдред, будто сумасшедшая родственница из романа Фолкнера. Хотя… – Он поиграл бровями, поглядывая на соседний дом. – Слышал, здесь неплохой вид.

Воспоминание об обнажённом мокром Такере Петтигрю промелькнуло в голове, но Сара быстро взяла себя в руки.

– Друг владельца – красавчик Мейсон – здесь проездом. А Такер Петтигрю – заноза в заднице.

– Угу. – Брэн оценил близость домов. – То есть вы не болтаете по-соседски через забор на заднем дворе?

– Мы поболтали. Скажем так, у нас очень разные понятия о добрососедских отношениях.

– А на его окне что, простыня?

Не успела Сара ответить, как раздался громкий повторяющийся писк. Глянув через плечо Брэна, она заметила большой грузовик с надписью «Прокат и строительные материалы Страттона» на боку. Машина тащила к ним очень большой и уродливый коричневый мусорный контейнер.

– Эй! – закричала Сара, и грузовик остановился, не успев переехать недавно засаженную лантанами клумбу.

Высунувшийся с пассажирской стороны брюнет – Даг Страттон, старший брат Рейни – приподнял козырёк бейсболки.

– Здрасьте, мисс Сара. О, здорово, Брэн. Слышал, что ты вернулся. Простите. – Он указал на цветы. – Джимми чуток не справился с управлением.

Джимми Страттон помахал веснушчатой рукой из другого окна.

– Не волнуйтесь, мы всё уладим.

Грузовик поехал дальше уже не так криво, а Брэн пробормотал:

– Боже, теперь за руль пускают младенцев?

– Дагу двадцать, а Джимми уже пару лет законно пьёт пиво. Мы стареем, Брэн.

– Чёрт, не напоминай.

– Меня очень волнует, куда же они воткнут этот контейнер. Случайно не…

Сара замолчала, когда грузовик снова остановился, явно готовясь сгрузить мусорку в самом неудобном для этого месте.

– Что?! – Сара чуть не сорвалась на крик. – Нет! Нет, нет, нет. Нет!

И рванула к грузовику.

– Сейчас начнётся, – развеселился Брэн, отправляясь следом.

– Даг, Джимми, остановитесь! Прекратите! – Она подняла руки, Даг вышел из кабины, приблизился и замер с вытаращенными глазами и красной физиономией.

– Хм, мисс Сара, что-то не так?

– Этому контейнеру здесь не место.

Он озадаченно приподнял козырёк кепки и посмотрел на планшет в руках.

– Тут написано, что его надо доставить на Баундри-стрит сто одиннадцать. Ведь здесь живёт Петтигрю?

– Ну да, но…

– В чём проблема?

Сара вздрогнула, услышав этот голос: низкий и хриплый ото сна. Он проехался по её нервам, будто камни, несущиеся с горы. Сара повернулась как раз, когда Такер Петтигрю шагнул с веранды. Он надел джинсы и мятую рубашку, подходящую по цвету к его глазам. Босой и небритый, Такер напоминал шотландского военачальника-завоевателя, который только что встал с последней деревенской девственницы.

Отбросив эту мысль, Сара вздохнула и решила не ругаться.

– Я просто говорила Дагу, что это место не подходит для мусорки.

Такер остановился на другом конце посыпанной мелкими ракушками дорожки.

– Это моя собственность.

– А это – моя, – заметила Сара с натянутой улыбкой. – Ты же видишь, как близко к ней окажется мусорка, если её здесь поставить.

Такер поскрёб чёрную щетину на подбородке.

– Вот моя дорожка, а это, – он указал на блестящий пикап, на котором ездил последние несколько дней, – мой грузовик. Если я поставлю контейнер там, то не смогу выезжать и заезжать.

– У меня тут магазин. – Сара махнула рукой на заднюю террасу с очаровательными новыми столиками. – А этот контейнер – настоящее бельмо на глазу. Будто большая вонючая куча собачьего дерьма на ковре в гостиной.

Брэн за её спиной усмехнулся, но, поймав злобный взгляд Такера, замаскировал это дело кашлем. Из кабины грузовика высунулся Джимми Страттон:

– Так мы ставим мусорку или нет?

– Да.

– Нет.

Такер сердито зыркнул на Сару.

– Слушай, я ведь не назло. – Она надеялась, что отвечает спокойно. – Но мы открываемся на следующей неделе и хотим поставить дополнительные столики в саду. Ты же понимаешь, что большой контейнер для строительного мусора не совсем соответствует задуманной атмосфере. А вот если сгрузить его вон там, на хвое с другой стороны дерева, то ты сможешь спокойно ездить на своём пикапе, не переживая об испорченном газоне. Да и твоим людям будет удобно.

Кажется, Такера сказанное развеселило.

– Моим людям?

Сара махнула рукой, и проницательные серые глаза Такера проследили за стаканчиком с кофе.

– Твоим строителям.

Она поднесла стаканчик к губам и глотнула под напряжённым взглядом Такера.

«Любопытно».

– Даг, а ты сможешь? – спросила Сара.

– Что?

– Переставить туда контейнер?

Страттон поднял голову и тут же нервно уставился на планшет, пока Такер хмурил брови.

– Хм, да, то есть, нет. Можно и туда поставить. Если, конечно, вы согласны, мистер Петтигрю. Сэр.

Петтигрю выхватил планшет.

– Ладно. – Изучив страницу с напечатанным текстом, он нацарапал внизу своё имя и презрительно глянул на Сару. – Смотри, мамочка, здесь нет картинок. – Затем вернул бумаги изумлённому Дагу, повернулся и ушёл.

– Как смешно, – проворчала Сара и поблагодарила Страттонов.

Брэн взирал на происходящее с искренней радостью на лице и с прижатой к сердцу рукой.

– Я только в школьной раздевалке после футбольного матча видел столько же тестостерона.

Сара закатила глаза, не желая признать, что тоже это заметила.

– Обратил внимание, как он пялился на мой кофе? Разве что слюни не пускал. Наверное, поэтому такой сердитый. Нехватка кофеина.

Она сделала ещё глоток.

Брэн тихо и чуть злорадно усмехнулся:

– По-моему, он смотрел не только на кофе.

Сара хотела было спросить, о чём он, но тут до неё дошло.

– О нет!

Она уставилась вниз, на свою грудь, которая свободно колыхалась под тонкой блузкой. Очень-очень тонкой блузкой.

– Дерьмо! Я словно сиротка Энни, только в «Бурлеске».

– Не думаю, что мальчишка Страттон возражал, как и твоя «заноза в заднице».

– Он вовсе не моя «заноза».

– Как скажешь.

Боже, какое унижение. Вот вам и профессиональная репутация.

– Не смей надо мной потешаться.

– Почему же? В Суитуотере так мало интересных событий.

Сара вспомнила, что думала так же, пока не вернулась домой.

– Это тебе только кажется. – Она отдала Брэну пустой стаканчик и пошла переодеваться.

* * *

Хмуро глянув на указатель, Такер повернул на Ривер-роуд. Будто утренних неприятностей было мало, теперь он неожиданно страдал от сексуального возбуждения.

Не то чтобы он прежде не замечал эту рыженькую ростом под метр восемьдесят – это почти невозможно. Но при первой встрече Такер злился и думал о другом… Да и при второй встрече тоже, не говоря уже о том, как смутился. Однако, несмотря на темноту, всё же не настолько отвлёкся, чтобы не обратить внимания на длинные ноги, выглядывающие из-под откровенного халатика.

Сегодня он тоже был занят и сердит – похоже, это уже входит в привычку, – но почувствовал запах кофе и чуть не рухнул перед Сарой на колени. И наконец достаточно проснулся, чтобы заметить её грудь.

У сварливой соседки оказалась очень красивая грудь.

С отвращением Такер вспомнил, что Страттон тоже заметил её достоинства. Сразу захотелось треснуть мальчишку по голове и приказать закатать губу. Нелепо. Какое ему дело, если кто-то засмотрелся на сарины… прелести?

К тому же её языкатость сводила всю привлекательность на нет. Пусть Такер давно не был с женщиной, но не настолько отчаялся, чтобы связываться с этой язвой. Он предпочитал милашек вроде Эллисон Хоубейкер.

Хотя вряд ли от вида Эллисон в полупрозрачной блузке испытал бы нечто подобное.

Мысль о Хоубекейрах напомнила о проделке деда. Без сомнения, тут есть тайный умысел. Манипуляции ради собственной выгоды – отличительная особенность старика. Такер подавил бурлящую внутри ярость. «Не позволю ублюдку вывести меня из себя».

Чуть не пропустив съезд с дороги, Такер сбросил скорость, посмотрел в зеркало заднего вида и, переключив передачу, покатил по узкой обсаженной дубами дороге к Риверс Энду.

Дедушкин особняк напоминал скособоченную церковь, окружённую ленивым журчанием речки Суитуотер. Из-за множества готических арок крыльцо казалось скорее мрачным, чем гостеприимным. Остроконечные мансардные окна пялились на мир словно вечно неодобрительные глаза. Утро розовыми пальчиками согнало с реки почти весь туман и озарило металлическую крышу потусторонним сиянием. Даже величественные дубы были подрезаны по одной форме, а белые цветы в глиняных горшках застыли неподвижными рядами.

И позади всего этого бежала река – зелёная змейка в идеальном саду.

В её холодной красоте чувствовалось что-то жуткое – подобным желательно любоваться издалека, как лавиной или айсбергом.

В этом доме вырос отец Такера.

Смеющийся мужчина с добрыми глазами с фотографии, что мать держала на прикроватной тумбочке, мало походил на того, кто мог бы появиться в подобной обстановке. Здесь, скорее, развернулась бы сцена из готического романа, когда под красивой оболочкой скрыта зловещая природа, а люди в масках праведников на самом деле способны на мерзкие поступки.

Или по крайней мере склонны к мрачному уединению.

«Как ты, например».

Поморщившись от такого сравнения, Такер заглушил мотор. Старик только того и добивается. Хочет внушить ему мысли о принадлежности к этому дому.

И Такера уже достало это дерьмо.

Едва ступив на чистое крыльцо, он подавил желание перекреститься и сильно нажал на звонок. Если повезёт, разбудит старого кретина.

Но мир полон разочарований – дверь открыла похожая на эльфа пожилая женщина.

– Ой! – вскрикнула она.

Видимо, визит огромного хмурого гостя – не самое лучшее начало дня.

– Извините за беспокойство, но мне нужно немедленно увидеться с Карлтоном Петтигрю. – Таким голосом Такер обычно разговаривал с напуганными животными и детьми.

Большие голубые глаза старушки округлились ещё сильнее.

– Пожалуйста, – добавил он.

Она удивила его музыкальным смешком.

– Ты, должно быть, Такер. Прошу, проходи.

– И как вы поняли?

– У тебя отцовские глаза, – выдала женщина после внимательного осмотра.

Ага. Вот уж вряд ли.

– Вы знали моего отца?

– Конечно. Я здесь уже больше сорока лет. Красивый счастливый ребёнок и очень приятный молодой человек. Я вижу его в тебе. И раньше видела – на фотографиях, что присылала твоя матушка.

– Простите. – Ноги отказывались повиноваться, словно увязнув в трясине. – Кажется, я должен бы об этом знать, но… мама присылала вам фотографии? – Такер почувствовал знакомый комок в горле.

– Не сразу. Ох, мальчик мой. – Старушка коснулась его рук шишковатыми пальцами. Удивительно нежное прикосновение. – Я и передать не могу, как сочувствую твоей утрате. Твоя матушка была такой милой женщиной. – Её глаза блестели от слёз. – Глупо болтать в дверях. Пожалуйста, может, пройдёшь? У меня на кухне свежий кофе и черничные булочки почти готовы.

Ощущая себя Гензелем-переростком, Такер переступил порог.

И затаил дыхание. Вестибюль был огромным. Наверху, на высоте этажа в четыре, раскинулся купол, выкрашенный в цвет неба. Извилистая лестница будто парила вдоль изгибающейся гипсовой стены, а люстра с многочисленными подвесками могла бы осветить целое футбольное поле. На отполированном мраморном полу красовались декоративные деревянные накладки, и Такер готов был побиться об заклад, что они ручной работы.

Чёрт побери.

Не то чтобы он прежде не видел ничего столь впечатляющего. Видел. Лично. Но не в захолустном городишке Южной Каролины. Это место несомненно было архитектурным бриллиантом. А если задуматься о деньгах, что уходят на его содержание…

Вспомнив о матери, которая тихо сидела за кухонным столиком, пересчитывая пенни, чтобы пойти на рынок и купить хлеба, Такер поджал губы.

– Простите, – обратился он к старушке, когда они миновали целую череду гостиных, оранжерей и как там называют эти бесполезные официальные комнаты. – Но боюсь, я не знаю, как вас зовут.

Она вновь звонко рассмеялась:

– О, я Анна Мэй.

Наконец они пришли в большую, но удивительно уютную кухню.

– Я много лет служу тут главной экономкой. – Анна Мэй указала на стоящую между окон банкетку. Такер замешкался, но всё же устроился за столом. – Сливки, сахар, дорогой?

Он поднял взгляд. Экономка держала графин над глиняной чашкой. Кофе. Слава богу.

– Нет, спасибо.

– Печенье будет готово через минуту, – сказала она, наливая кофе.

И Такер понял, что кухня пахнет… Боже, так знакомо. Какое-то странное чувство дежавю.

– А я… когда-либо бывал…

Речь заглохла. Анна Мэй поставила на стол чашку, и лицо её озарилось полной воспоминаний улыбкой.

– Тебе нравилось сидеть на этом самом месте с большим печеньем с двойной порцией глазури. Конечно, в то время ты пил молоко.

Такер нахмурился. Она не могла знать, что он приедет. Он сам не знал до сегодняшнего утра.

– Мой визит вас не удивил.

К его ужасу, глаза экономки наполнились слезами.

– Я не имел в виду…

– Нет-нет, – отмахнулась она и, открыв духовку, вытащила противень горячего печенья. Сильный запах воскресил воспоминания о вкусе лакомства. – Услыхав о твоём приезде, я поняла, что лишь вопрос времени, когда дедушка найдёт способ заманить тебя сюда. Знаешь ведь, он уже пытался.

Такер знал.

Первая встреча с папиным отцом запомнилась ему надолго. Такеру тогда почти исполнилось тринадцать. Мать неделями ходила напряжённая и недовольная, пока наконец не призналась, что его хочет видеть дед. Такер впервые слышал, что у него такой вообще есть, но потом мама рассказала о дорогом особняке в Южной Каролине и куче денег. Всё это принадлежало ему по праву рождения. И с её согласия он мог бы всё это иметь, если бы захотел. Но сначала надо было пообщаться со стариком.

Как любой нормальный ребенок, особенно выросший в бедности, Такер обрадовался новости, пока не встретился с дедом и не понял, что такие привилегии дорого стоят.

– Он хотел, чтобы я уехал из Нью-Йорка в какую-то школу-интернат в Чарльстоне и проводил здесь с ним все каникулы и праздники. Мать не пригласили.

– Я знаю, – сочувственно прошептала Анна Мэй. – Ты отказался.

Но далось ему это очень непросто. Такер топал ногами, запирался в комнате, обвинял маму в его загубленной жизни… Теперь даже вспоминать об этом было стыдно.

Потому что мама его спасла. Не дала повесить на себя ярмо.

– Он не понимает таких, как ты. Таких, как твой отец. Мужчин, которых не купить и не принудить. А твоя мать… – Анна Мэй запнулась, и Такер затаил дыхание в ожидании продолжения. – Она рассказывала, как познакомилась с твоим отцом?

«Для того я и приехал в Суитуотер», – вдруг осознал он. Мама часто говорила об отце, вновь и вновь с любовью пересказывая одни те же забавные случаи. Но Такер всегда знал, что были подробности, слишком личные и слишком болезненные, которыми она с ним не делилась.

– Она говорила, что вылила суп ему на колени.

В выцветших голубых глазах Анны Мэй загорелся огонёк.

– Это было на званом вечере. В первую же ночь как она начала здесь работать.

– Здесь? – Такер едва не уронил кофейную чашку и поспешно поставил её на стол. Он всегда считал, что родители встретились в каком-то ресторане. – Мама работала… здесь?

– Недолго. Твой отец об этом позаботился.

– Анна Мэй! Анна Мэй! – разнёсся по кухне бестелесный голос, и Такер подскочил.

– А это твой дедушка. – Экономка со вздохом кивнула на громкоговоритель в стене. – Интересуется, почему я задерживаю его завтрак.

Такер чуть не забыл, что пришёл к старику.

– Давай-ка я провожу тебя в игральную комнату для джентльменов. Уверена, встретиться он захочет именно там.

* * *

Такер уставился на сморщенного мужчину на диванчике, пытаясь сравнить его со своими воспоминаниями о дедушке.

Глаза не изменились, всё такие же холодные, умные и снисходительные, но в остальном прошедшие двадцать лет были к старику не особо добры. Крупное тело сгорбилось, кожа покрылась пятнами и морщинами.

«Но ведь ему уже восемьдесят три».

А ещё теперь дедуля, кажется, был куда большим ублюдком, чем когда задвигал маленькому Такеру речь об «обязанностях перед родом Петтигрю».

Значит, слова о том, что с возрастом люди смягчаются, – ложь.

– Что это за бумаги? – спросил Такер, пытаясь не тревожиться из-за голов мёртвых животных, что глядели на него со стен, не менее изумлённые и раздражённые, чем он сам. – Не знаю, что за фигню ты пытаешься провернуть, но мы разберёмся со всем прямо сейчас. Я не собираюсь тащиться в суд и превращать свою жизнь в балаган.

Карлтон Т. сцепил сморщенные, точно мятая бумага, ладони.

– Если бы ты проконсультировался с адвокатом…

– Я его уволил.

Старик вдруг ни с того, ни с сего разулыбался.

– Я так понимаю, ты здесь из-за недавних проблем… с арендатором.

– Не твоё дело.

– В любом случае по трастовому договору…

– Это неотменяемый договор опеки над имуществом через поколение, – прервал его Такер. По крайней мере, так утверждал юрист. Такой вид договора был выбран не из-за налоговых льгот, а в качестве оружия против отца Такера. – Ты фактически лишил себя права на собственность, когда передал дом на Баундри-стрит мне. То есть, он мой, и ты не можешь придираться только потому, что я не поклонился, не шаркнул ножкой и не предложил поцеловать твой чёртов перстень. Ты мне дед, а не король, и мне плевать на твою империю.

В повисшей тишине отчётливо слышалось тиканье часов.

– Твоя мать лично получила выгоду от этой собственности. И не выполнила свои обязанности временного управляющего.

От этой части смехотворного иска у Такера кровь закипала.

– Моя мать умерла, – процедил он сквозь стиснутые зубы.

– Знаю. – Дед и глазом не моргнул, не выразил ни слова соболезнования. – Вот поэтому я вынужден подавать в суд на её наследника.

Такер невесело рассмеялся:

– Я её наследник, болван. И тебе это прекрасно известно. Как и то, что она начала сдавать дом, чтобы послать меня в приличную школу. Я был несовершеннолетним законным собственником и получал выгоду. Ты подаёшь на меня в суд от моего же имени.

– Тогда ты без проблем предоставишь нужную документацию новому юристу. Если, конечно, твоя мать…

– Ей никогда не нужны были твои деньги.

Осознав, что уже подскочил с кресла, Такер резко выдохнул, пытаясь успокоиться. Если выйдет из себя, то лишь даст деду желаемое. Во всяком случае, что-нибудь так точно даст.

Такер с отвращением покачал головой:

– У тебя были годы, чтобы подать в суд, если ты и правда считал, будто условия трастового договора нарушены. А сейчас ты засуетился лишь потому, что я оказался на твоём заднем дворе, но подлизываться не собираюсь, и тебя это бесит.

– Какие выражения, – явно забавляясь, подколол старик.

Такер шпильку проигнорировал.

– Отзови иск. А после я не буду лезть к тебе, ты – ко мне, и мы оба притворимся, что маленького неудобства в виде нашей общей родословной не существует.

– Знаешь, ты ещё можешь завладеть всем.

Такер замер на полпути к двери:

– А разве похоже, что мне не плевать?

– Я просто думал, коли твоей матери не стало, то твой взгляд уже не так замутнён…

Он медленно повернулся:

– Из уважения к твоему преклонному возрасту, я сделаю вид, что это у тебя кое-что помутилось. Мой отец вырос среди этого… – Такер обвёл рукой изысканную комнату, полную антиквариата. – И он решил отказаться от всего, чтобы быть с ней, пусть ты и пытался их разлучить. Да, я всё знаю. И не думай, будто мама поносила тебя все эти годы, я сам догадался. В основном по твоему поведению. Если бы дело касалось только её, уверен, я бы даже не узнал о твоём существовании.

Карлтон Т. встал и направился к камину – очень медленно. Вряд ли дело в возрасте, это скорее походило на нарочную демонстрацию в стиле «я тут главный». Пройдясь взглядом по дорогим безделушкам, он взял с резной полки рамку с фотографией маленького Такера.

Не было ничего удивительного в том, что она стояла тут среди тяжёлых подсвечников и антикварных пистолетов, но Такер не обманывался, считая это проявлением чувств.

Просто подобные Карлтону обожали любоваться своим имуществом.

– Думаешь, будто всё знаешь… – Старик провёл пальцем по серебряной рамке. – Уж ты-то должен понимать, что у каждой истории есть две стороны.

– Я знаю достаточно. – Наглая ложь, но, чёрт, Такер не собирался просить деда восполнить пробелы. – А теперь прости, но мне надо проверить, как там новая штукатурка.

– Дом на Баундри-стрит нельзя продать или использовать для получения прибыли.

Так его это волнует? Что, сделав ремонт, Такер избавится от дома и лишит старика последнего рычага давления?

– Дед, я прочёл трастовый договор.

Карлтон поставил рамку на место и впился в Такера ледяными глазами:

– Да, ты сейчас на моём заднем дворе. Не забывай об этом.