Уже пятый день Арриан не видела Уоррика. Она представляла его в обществе Луизы Робертсон, и мысль о том, что эти двое сейчас вместе, была ей непереносима. Целыми днями она слонялась без дела вокруг замка, или заглядывала в конюшни, или просто смотрела из окна на шумящие вдали волны Северного моря.

Сегодняшняя прогулка произвела на Арриан особенно гнетущее впечатление. Она только что обошла сады Уоррика и пришла в ужас от их запущенности. Ведь Айронуорт, расположенный в столь живописном месте между горами и морем, слыл когда-то величественнейшим замком. Как же можно с таким пренебрежением относиться к своей собственности?

Недалеко от крыльца она заметила занятую стиркой миссис Хаддингтон и направилась в ее сторону. После их с Уорриком свадьбы экономка держалась с нею уважительно, но прохладно.

Арриан попыталась завязать вежливый разговор:

— Потеплело, не правда ли, миссис Хаддингтон? Снег совсем растаял.

Экономка разогнулась и вытерла мыльные руки о передник.

— Так ведь пора уже, миледи. Жмурясь от ласкового весеннего солнышка, Арриан присела на деревянную скамью.

— Я очень волнуюсь за тетю. Дочка вам ничего не пишет?

— А что тут писать? Приедет — тогда и узнаем, что да как… Когда приедет? А кто ее знает когда.

— А я только что бродила по саду и представляла, как хорошо тут, наверное, было раньше.

— Раньше, миледи, Айронуорт жил на широкую ногу, но с тех пор как все состояние вместе с леди Гвендолин уплыло к Макайворсам, хозяйство стало приходить в упадок.

— Да, Уоррик мне рассказывал.

— Его милость из сил выбивается, чтобы только помочь людям продержаться. Которые не могут рыбачить — идут в пастухи, вот все денежки его милости и уходят на овец да на помощь деревенским.

Арриан вспомнила тетушкин рассказ об обязанностях вождя. По-видимому, Уоррик и впрямь больше заботился о своих людях, чем о собственных удобствах, и от этого на душе у Арриан стало почему-то теплее.

— Я еще не была в деревне, но думаю, что скоро туда попаду.

— Я, конечно, извиняюсь, миледи, только вряд ли вам там понравится.

— Миссис Хаддингтон, вижу, я вам с самого начала не полюбилась.

— Любить вас или не любить — не мое дело. Оно, может, нрав у вас и неплохой, да плохо то, что наш милорд из-за вас страдает.

— Но, миссис Хаддингтон, по-моему, из нас двоих мне приходится страдать гораздо больше.

— Ну, про то мне неизвестно. — Взор миссис Хаддингтон исполнился укоризны. — Зато мне известно, что вы из Макайворсов.

— Миссис Хаддингтон, мое имя — Арриан Винтер. Я не просила привозить меня сюда и, тем более, не имела ни малейшего намерения здесь оставаться.

— Имели или не имели — но сердце вы ему разобьете, это уж точно.

Пожалуй, не стоит так откровенничать с прислугой, решила Арриан. Эта миссис Хаддингтон как будто знать не знает, что Арриан вышла за Уоррика не по своей воле, хотя всему замку наверняка известно, что они с ним спят в разных комнатах и не живут как супруги.

Вздохнув, Арриан собралась уходить.

— Миледи?

Она обернулась:

— Да, миссис Хаддингтон?

— Все-таки у вас добрая душа. И — может, не стоит об этом говорить, но все равно скажу — вы мне гораздо милее, чем Луиза Робертсон.

Арриан улыбнулась. Поистине, в устах строгой экономки это была высокая похвала.

— Спасибо, миссис Хаддингтон.

— Кабы не эта свадьба, она бы уж постаралась занять ваше место.

Всходя на крыльцо, Арриан пыталась отогнать мысль о том, что было бы, «кабы не эта свадьба». Возможно, Уоррик уже жалеет о своей неожиданной женитьбе. И хорошо, в сердцах подумала она, так ему и надо! Вот отпустит ее — тогда пусть себе женится на своей Луизе Робертсон.

Арриан только что отужинала одна в своей комнате, и на душе у нее было тоскливо и одиноко. Она то беспокоилась о тетушке, то пыталась угадать, чем сейчас занимаются родители и Майкл. Наверняка им уже известно, что она пленница Айронуортского замка, думала она.

В дверь негромко постучали, и вошла миссис Хаддингтон. Старая экономка, как показалось Арриан, смотрела на нее уже гораздо дружелюбнее.

— Милорд прислал меня узнать, не спуститесь ли вы к нему. Он в гостиной.

— Спущусь непременно! — Арриан вскочила на ноги с видом оскорбленного достоинства.

— Так ступайте прямо сейчас, миледи, он вас ждет.

В платье из тафты клюквенного цвета Арриан стремительно вошла в гостиную. Щеки ее пылали, глаза угрожающе вспыхивали: она откровенно гневалась. Стало быть, тактика сработала, усмехнулся Уоррик.

Он встал и, шагнув навстречу Арриан, медленно поднес ее руку к губам.

— Всякий раз, когда я вас вижу, вы словно еще больше хорошеете. Это непостижимо.

Арриан вспыхнула. Она привыкла к комплиментам и обычно умела легко отшутиться, но сейчас ничего подходящего почему-то не приходило ей в голову. Более того, ей казалось, что Уоррик не стал бы лукавить и говорить женщине приятности только ради того, чтобы польстить.

Отвернувшись, она сказала:

— Надеюсь, что вы с миссис Робертсон приятно провели последние пять дней?

В глазах Уоррика заплясали веселые огоньки.

— Вы ошибаетесь. С тех пор как я помог Луизе выбрать лошадей, я ни разу не видел ее.

— Вот как? Ну а я провела эти дни далеко не лучшим образом, поскольку была предоставлена самой себе.

— Смею ли я надеяться, что вы скучали по мне, Арриан?

— Ах, я просто скучала. Вы ведь знаете, что здесь мне решительно нечем себя занять.

Он сжал ее руку.

— Что ж, видно, придется исправлять положение. Вы играете в шахматы?

— Я знакома с этой игрой.

Он отвел ее к шахматной доске и усадил в кресло. Арриан с интересом потрогала несколько деревянных резных фигур, выполненных в средневековом стиле, и подержала в руке пешку.

— Должен вас предупредить, Арриан, — садясь напротив, заметил Уоррик. — Я освоил шахматы в возрасте двенадцати лет и с тех пор неуклонно совершенствовался в этой игре.

— Остается надеяться, что проявите снисходительность к даме, милорд.

Он великодушно позволил ей играть белыми, и она сделала первый ход.

Уоррик насмешливо улыбнулся:

— Посудите сами, Арриан, разумно ли выводить вперед коня, оставляя его без защиты?

Он сходил пешкой и хитро взглянул на Арриан.

— Как вам понравится, если я возьму вашего коня пешкой?

— Совсем не понравится, милорд. Арриан двинула вперед королеву, подставляя ее под бой.

— Шахматы, как и война, — мужская игра. Сдается мне, что женщины вообще не способны продумывать свои ходы. Мужчина, Арриан, ни за что не стал бы жертвовать своей королевой. — С этими словами он взял ее королеву слоном.

— Вы слишком самонадеянны, милорд. Как бы вас за это наказать?

Три хода спустя Арриан сделала неожиданный выпад конем.

— Шах и мат, милорд, — озорно поблескивая глазами, объявила она.

В первую минуту Уоррик воззрился на нее в немом изумлении, которое постепенно сменилось добродушной веселостью.

— Ах вы негодница! Вы нарочно пожертвовали королевой, чтобы заманить меня в ловушку! Глаза Арриан победно сверкали.

— Но, Уоррик, не вы ли только что уверяли меня, что шахматы — мужская игра? Как же вы позволили женщине одержать над вами верх?

— Да, моя юная плутовка, в этой игре я признаю себя побежденным. Однако какое коварство — сделать вид, что вы совсем ничего не понимаете в шахматах.

— Такого я не говорила.

Протянув руку, он помог ей подняться.

— Вы выиграли, Арриан, и я решительно отказываюсь с вами играть до тех пор, пока не пойму, как вы это сделали.

Они подошли к столу, на который миссис Хаддингтон уже составляла с подноса бренди и чайные принадлежности. Когда экономка ушла, они сели на просторный диван.

— По правде сказать, Уоррик, я неважная шахматистка. Брат так часто разбивал меня в пух и прах, что однажды отец отвел меня в сторонку и показал эти несколько ходов. Сильный игрок, как правило, не ожидает от противника ни добровольной сдачи собственной королевы, ни внезапного хода конем. Разумеется, такая уловка срабатывает лишь однажды, и следующую игру вы бы наверняка выиграли — я ведь действительно играю слабовато.

Ее прямота умилила Уоррика. «Родные наверняка обожают эту юную проказницу», — подумал он. Да и сам он, вопреки ожиданиям, до сих пор не слышал от нее ни сетований, ни упреков; о такой жене, пожалуй, можно было только мечтать.

Арриан тем временем налила ему бокал бренди, а себе чашку чая.

— Какие еще неведомые таланты скрываются за обликом нежной девы, миледи?

Отставив чашку, она заговорщицки наклонилась над столом и прошептала:

— Однажды я выиграла забег на скачках в Равенуорте!

Уоррик изобразил совершенное изумление.

— Вы шутите! Как может столь утонченная леди — да и вообще женщина — участвовать в скачках?

— Уверяю вас, это чистая правда. Получилось так. Мой дядя Джордж выставил тогда на скачки лошадь, на которую очень рассчитывал. Утром мы с братом заглянули в конюшню — проверить, как дела…

— Вам позволялось заходить в конюшню?

— Разумеется. В деревне мне вообще позволялось гораздо больше, чем в Лондоне.

— Продолжайте.

— Так вот, дядин жокей, как сказала бы Элизабет, мамина служанка, оказался «под мухой» и не то, что в седле — на ногах-то не мог держаться. Мы с Майклом долго спорили, говорить или не говорить об этом дяде Джорджу: он ведь так надеялся на победу.

— Да, положеньице!

— А потом мне пришло в голову, что мы с жокеем приблизительно одного роста и комплекции, и, хотя Майкл меня отговаривал, я все же переоделась в жокейский костюм, а волосы затолкала под шапочку. Вот только я никак не ожидала, что я действительно приду к финишу первой и мне придется делать круг почета — тут уж, понятно, любой мог меня узнать.

Уоррик был в полном восхищении.

— А что потом?

— Дядя Джордж, конечно же, узнал меня сразу. Оправившись от потрясения, он молча принял свой приз и деньги — двадцать фунтов стерлингов.

— Он вас выдал?

— Дядя Джордж? Ничуть не бывало! После он даже ни разу со мной об этом не заговаривал. Но на следующий год он подарил мне на день рождения свой приз. Надо сказать, что этим он очень озадачил моих родителей, зато мы с Майклом от души повеселились над его благородным жестом: мы-то знали, как страстно он мечтал о той победе.

Этот трогательный рассказ о детской шалости окончательно покорил сердце Уоррика. «Если бы она только знала, как она бесподобна!» — подумал он.

До того как Арриан вошла в его жизнь, он был спокоен, потому что не чувствовал своего одиночества. Теперь же душа его наполнилась до краев желаниями тревожными и несбыточными.

— Арриан, вы очень несчастливы здесь?

— Я утешаюсь тем, что к августу вы отпустите меня, Уоррик.

Он поднес ее руку к губам.

— А если я попрошу вас остаться?

Арриан вскинула на него глаза, пытаясь угадать, что это: слова, сказанные от сердца, или новая злая шутка.

Когда Уоррик медленно притянул ее к себе, Арриан, к его удивлению, не вырывалась. Да, но значит ли это, что чувство уже начинает зарождаться в ее душе? Его целью было сломить ее сопротивление, однако делать это следовало очень постепенно и осторожно, чтобы не отпугнуть ее.

— Вы не ответили, — шепнул он, приподнимая ее подбородок. — Если я попрошу вас об этом, вы останетесь?

Но прежде чем она успела что-то ответить, он склонил голову и обжег ее полуоткрытые губы поцелуем, от которого у нее перехватило дыхание и сердце бешено заколотилось.

Лишь когда горячая рука Уоррика скользнула по изгибу ее шеи к груди, Арриан, охваченная непонятным волнением, вздрогнула и оттолкнула его.

— Нет, милорд, я все равно не соглашусь остаться у вас. Я принадлежу Йену, и вы не властны этого изменить.

Взгляд его снова сделался отстраненным.

— Как вам угодно, миледи.

— Единственное, что мне угодно, это чтобы вы отпустили меня домой.

— Я не могу этого сделать.

— Тогда не прикасайтесь больше ко мне.

— Вам неприятен мой поцелуй? — с деланной серьезностью осведомился он, в то же время любуясь нежностью ее румянца.

— Вы не должны позволять себе такие вольности, потому что я не принадлежу вам.

Уоррик решил прибегнуть к другой тактике:

— Не хотите ли завтра утром покататься со мною верхом?

Ее взгляд мигом прояснился.

— Верхом? С удовольствием, милорд.

— В таком случае я желаю вам доброй ночи.

Арриан почему-то очень не хотелось уходить, но он вполне недвусмысленно предложил ей удалиться.

— Доброй ночи, милорд.

Уоррик проводил ее до двери и взял за руку.

— До завтра, миледи. — Теплые губы прижались к ее тонкому запястью.

Пока Арриан поднималась по лестнице, ноги, казалось, сами собою несли ее вверх. С каждым разом хозяин замка становился ей все менее неприятен. Сегодня она должна была ответить пощечиной на его поцелуй, но она этого не сделала. Неужели он медленно преодолевает ее сопротивление? Так она скоро целиком окажется в его власти. Не подвергает ли она себя слишком большой опасности?

У себя в спальне она заперлась на ключ, не совсем понимая, зачем она это делает: чтобы Уоррик не мог проникнуть внутрь или чтобы она сама не могла выбраться наружу?