Майкл с трудом сдерживал нетерпение. Время ничего не значило для жителей пустыни. С тех пор как он оказался в этом затерянном королевстве, минуло уже три недели, а он все еще находился от цели своего путешествия не ближе, чем до отъезда из Каира.

Майкл не ленился. Каждое утро он вставал на рассвете и без устали практиковался с лучшими воинами племени джебалия. Раны его зажили, правая рука становилась крепче день ото дня. Когда-то он занимался с лучшим в Европе учителем фехтования, и теперь прежние навыки пригодились ему. Ежедневно он тренировал свою ловкость и навыки. Верхом на лошади, скачущей галопом, он в мгновение ока выхватывал ятаган и разрубал дыню, подброшенную в воздух.

День его триумфа настал, когда Майклу удалось одолеть чемпиона джебалия в трех схватках подряд, и он был удостоен звания нового чемпиона. Майкл узнал также, что народ Халдуна щедр к тем, кто ему полюбился: после третьей победы зрители разразились восторженными криками в его адрес, но громче всех кричал его побежденный противник.

Майклу оказалось несложно привыкнуть к местной одежде, в которой он чувствовал себя гораздо менее скованно, чем в европейской. Его галабия и головная накидка были черного цвета, куфия удерживалась на голове тремя золотыми обручами, указывая на высокое положение своего владельца. Он сменил свои тяжелые английские ботинки для путешествий на легкую обувь бедуинов, гораздо больше подходившую для пустыни.

Город Камар-Гинина, что в переводе означало «лунный сад», был построен людьми джебалия семь веков назад. Многие из них были потомками освобожденных рабов, так что иногда здесь рождались дети с голубыми глазами и светлыми волосами. Майкл узнал также, что джебалия были могучими воинами и большинство бедуинских племен боялись их. Редко кто бросал им вызов, и никому не удавалось войти в город, не получив приглашения. Воины джебалия имели гордые и верные сердца, они были преданы в первую очередь племени и уже затем — семье.

Город питался двенадцатью подземными источниками и поэтому цвел подобно прекрасному саду. Пищи здесь было в избытке, а то, что не могло быть выращено или сделано в городе, покупалось у караванов, проходивших в трех днях пути отсюда.

Майкл подружился с Янни, отважным капитаном гвардии. Янни научил его многим способам выжить в смертоносной пустыне и тому, как найти путь домой, если ему когда-нибудь доведется заблудиться.

Услышав, что Янни собирается отправиться на встречу с караваном, Майкл вызвался поехать вместе с ним. Халдун согласился, что англичанин готов к первой экскурсии по пустыне.

В сопровождении своего эскорта Халдун ехал с ними до полудня, а перед тем, как повернуть обратно, улыбнулся и поднял руку в прощальном жесте.

— Янни, привези моего друга целым, — засмеялся он, — и гляди, чтобы он не поранил лицо, иначе женщины нашего города будут безутешны.

Двадцать мужчин, одетых в черное, ехали молча, но между ними возникли прочные узы товарищества. Ветер, никогда не утихавший в этих местах, мгновенно заметал песком следы, оставленные копытами лошадей.

Мышцы Майкла были напряжены, правая рука — тверда, он был исполнен уверенности, которой никогда не испытывал прежде. Он стал воином — обученным, закаленным, проверенным лучшими в мире бойцами. Его сердце не знало страха, и не было такого испытания, к которому он оказался бы не готов.

В первую ночь они разбили лагерь позади огромной песчаной дюны, и черные палатки слились с ночным небом. Часовые были расставлены на вершине барханов — так, чтобы заметить врага, откуда бы он ни появился. Иной раз Майклу казалось, что эти бедуины похожи на детей, которые смеются и наслаждаются жизнью. Этой ночью они пели и подшучивали друг над другом. К этому времени Майкл уже понимал их язык настолько, чтобы вместе с ними смеяться их шуткам.

На третий день путники уже приближались к караванной тропе. Не успели они подняться на вершину очередного холма, как Янни предупреждающим жестом поднял руку, и мужчины в молчании замерли на месте.

— Уши говорят мне, что нас ждут неприятности, — сказал он Майклу. — Ты слышишь звуки сражения?

Майкл отрицательно покачал головой, но, прислушавшись, и впрямь различил звуки скрещивающихся мечей. Не дожидаясь приказа, путники обнажили клинки и погнали лошадей к вершине холма.

Майкл скакал позади Янни — с мечом в руке и решительно сжав зубы.

Им хватило секунды, чтобы понять, что происходит. Караван оказался маленьким — всего в тридцать верблюдов, и торговцы безнадежно проигрывали схватку своим гораздо более многочисленным противникам.

Скатившись с последнего бархана подобно черному урагану, джебалия вступили в схватку, и, хотя разбойников все равно было больше, скоро весы удачи стали склоняться в сторону могучих джебалия. В один из моментов Майкл увидел, что со всех сторон окружен врагами. Он старался не размахивать мечом понапрасну: атака — отход, атака, атака… Пот заливал ему глаза, рукоятка меча стала скользкой от крови. Желание мести направляло его клинок, он рубил и пронзал противников, не думая ни о чем, кроме распалявшей его схватки.

Он более не был лощеным английским лордом. Вся шелуха цивилизованности облетела с него по мере того, как он дрался, убивая, чтобы не быть убитым. В его сердце не было места ни страху, ни жалости к тем, кто падал под лезвием его меча. Вскоре кто-то очутился за его спиной, и Майкл резко повернулся, чтобы лицом встретить противника.

— Дело сделано, друг мой, — рассмеялся стоявший там Янни. — Неужели ты не видишь, что мы победили?

Еще ослепленный схваткой, Майкл взглянул вниз, у его ног лежало тело поверженного врага. Сегодня он впервые лишил человека жизни, и от этой мысли он ощутил прилив тошноты. Во время сражения он думал только о том, как выжить, сейчас у него было время оценить свои действия. Он отвернулся от бедуинов, которые, склонившись над убитыми, собирали добычу.

— В первый раз это всегда тяжело, — утешил его Янни, прекрасно понимая, что испытывает сейчас молодой человек. — Но эти навозные жуки не стоят жалости. Они — из того же племени, что и люди, с которыми ты был в пустыне, когда я спас тебя.

— Из племени дяди принца Халдуна?

— Сиди повелевает многими племенами, а у этого — нет чести. Они нападают на караваны и, не задумываясь, убивают ради наживы.

Хозяин каравана вышел вперед, кланяясь Майклу и держа перед собой маленький открытый ларец с золотыми монетами. Майкл не понимал, что говорит этот человек, и поэтому обратился к Янни за помощью.

Засмеявшись, капитан гвардии взял ларец и передал его Майклу.

— Он называет тебя Ахдар Акраба — Зеленоглазый Скорпион. Говорит, что жало твое смертельно, а имя будет теперь наводить страх на любого, кто услышит его. Он умоляет тебя взять этот ничтожный знак его благодарности.

Майкл отрицательно покачал головой и оттолкнул ларец.

— Передай ему, что мне не нужна ни его благодарность, ни его деньги.

— Ты должен взять подарок, иначе оскорбишь его, — вновь засмеялся Янни. — Этот бедняга расскажет всем, как Зеленоглазый Скорпион спас его караван. К тому времени, как он доберется до Каира, ты станешь живой легендой.

Майкл взял ларец и засунул его в седельную сумку. Затем он спешился и отошел на некоторое расстояние от каравана, надеясь, что ветер остудит его и унесет прочь зловонный запах смерти. Открыв фляжку, он плеснул немного воды себе в лицо и сделал большой глоток.

Майкл не ощущал себя легендой. Он надеялся только, что его не стошнит.

Глубоко вдыхая, он чувствовал, как жаркий воздух пустыни обжигает ему легкие. Почувствовав, что уже может присоединиться к остальным, Майкл побрел по склону холма к своей лошади. Если джебалия и догадались, что происходит с ним, никто не сказал ни слова.

Покуда Янни торговался с караванщиками, Майкл сидел в тени крохотного навеса, который он соорудил, накинув полог своей просторной одежды на острие меча. Он знал, что сейчас многие с почтением смотрят на него, но не ощущал себя достойным восхищения. Он размышлял, что подумал бы о нем отец, если бы видел это сражение.

Майкл обрадовался, когда торг наконец закончился и они отправились в обратный путь — в Камар-Гинину. Сегодня он узнал о себе кое-что новое: оказывается, он способен на безжалостное убийство. Юноша надеялся только, что ему никогда больше не придется этого делать.

Непонятно как, но известие о битве опередило их, и когда герои въехали в город, все его население выстроилось вдоль улиц и приветствовало их громкими криками. Еще долго после того, как Майкл вошел во дворец, снаружи до него доносились крики: «Эль Акраба! Скорпион! Скорпион!»

Халдуна не было среди приветствовавшей их толпы, и Майкл предположил, что принц, должно быть, уехал из города. Оказавшись во дворце, он прошел прямо в свои покои и забрался в горячую воду, с ожесточением смывая с себя кровь. Избавиться от отвращения к тому, что сделал, он так и не сумел.

Майкл лег на кровать и закрыл глаза. Он стал таким же безжалостным, как и любой из бедуинов, рыщущих по пустыне. Он не лучше шейха Сиди Ахмеда.

Услышав стук, он поднялся с кровати и отворил дверь, за которой стоял слуга Халдуна.

— Мой принц просит, чтобы вы прошли в королевские апартаменты. Вас желает видеть король.

Майкл натянул платье и последовал за слугой, радуясь, что отец Халдуна чувствует себя достаточно хорошо, чтобы принимать посетителей.

Его провели в комнату, на белых стенах которой плясали сверкающие солнечные зайчики, проникавшие сквозь окна с витражами.

Подойдя к Майклу, принц Халдун приветствовал его и подвел к человеку, который лежал на полукруглом диване, обложенный подушками. Майкл знал, что женщина с закрытым лицом, сидевшая позади больного, — мать Халдуна, королева. Король был бледен, в глазах его застыла боль.

— Добро пожаловать, лорд Майкл, друг моего сына, — произнес он на удивление громким голосом. — Поскольку вы с ним стали братьями, значит, для меня вы теперь — сын.

Майкл стоял перед королем, понимая, что некогда тот был велик. Даже сейчас этот ослабевший человек излучал силу.

— Вы оказываете мне большую честь, Ваше Величество.

— Нам рассказали о том, как вы вели себя, защищая караван. О ваших подвигах будут рассказывать еще много лет. — Он улыбнулся, и твердые черты его лица разгладились. — Мне сказали, что вам уже присвоили титул.

— Похоже на то, Ваше Величество, но я не испытываю гордости за то, что сделал. Вы можете осудить меня за откровенность, сир, но единственно, что я чувствую, это стыд.

Король покачал головой.

— Хорошо, что вы чувствуете это. Человек не должен очерстветь до такой степени, чтобы получать удовольствие от убийства. Тем не менее со многими людьми — даже моими — происходит именно это. — Король пошевелился и сморщился от боли. — И все же я просил бы вас не терзаться угрызениями совести, поскольку вам пришлось убивать именно тех людей, которые пленили вашего отца. Они безжалостны и бессовестны. Вы не должны оплакивать их жизни.

Глаза Майкла удивленно раскрылись.

— Вам известно, что мой отец в плену?

— Наши шпионы сообщили нам о важном англичанине, который содержится под стражей в Калдое — цитадели предателя Сиди Ахмеда.

Майкл попытался заговорить, но у него перехватило дыхание.

— Ваши шпионы уверены в том, что это именно мой отец?

— Меня заверили в том, что это герцог Равенуортский.

— С ним все в порядке?

— Этого я не знаю. Но думаю, даже Сиди не осмелится причинить вред такой важной персоне.

— Я должен немедленно отправиться туда, Ваше Величество. Мне необходимо поговорить с шейхом Сиди Ахмедом и убедить его, чтобы он отпустил отца.

— Нет! Этого вы сделать не можете. Неужели вам не понятно, что мой шурин хочет взять в плен и вас? Разве он уже не пытался сделать это, пусть неудачно?

— Что же мне делать?

— Ждать. Мы найдем выход — наиболее безопасный для вашего отца. Предупреждаю вас, если мы будем излишне торопливы, мой шурин, без сомнения, убьет герцога.

— Я буду ждать, Ваше Величество. Столько, сколько вы сочтете нужным. Теперь я знаю, что он жив. Я не рассчитывал даже на это. Мне нужно немедленно сообщить об этом матери.

— Да, вы должны ей написать. Но прежде, чем вы уйдете, я хочу представить вас королеве. Она хочет поблагодарить человека, спасшего ее сына.

Майкл безмолвно наблюдал, как королева поднялась на ноги и откинула покрывало с лица. Она была одета в желтое шелковое платье, у нее были темные волосы и черные глаза. Когда-то она, видимо, была удивительно красива — это можно было понять и теперь.

— Для меня… честь… узнать тебя… брат моего сына, — проговорила она, запинаясь. — Я… благодарна тебе за то, что мой сын жив. — Не закрывая лица, она села позади мужа и улыбнулась Майклу.

Халдун поцеловал мать в щеку и приблизился к Майклу.

— Мать не говорит по-английски. Она выучила эти слова специально, чтобы сказать их вам.

— Это великая честь для меня, — ответил Майкл, почтительно поклонившись королеве. Он был достаточно наслышан о мусульманских обычаях, чтобы знать: никому, кроме членов семьи, не позволено видеть лица женщины, и в особенности — члена королевской фамилии.

— Мы и дальше будем относиться к тебе, как к любимому сыну, лорд Майкл, — снова заговорил король. — Отныне ты получаешь привилегию обедать в кругу нашей семьи, разговаривать с нашими женщинами и сидеть в нашем присутствии.

Переполненный чувствами, Майкл посмотрел на Халдуна и увидел гордость в его глазах. Он понял, что с этого момента их объединяет нечто большее, чем просто дружба, — они на самом деле стали братьями.

— Есть еще одна причина, по которой ты должен был присутствовать здесь сегодня вечером. Я хотел бы попросить тебя об одолжении, Майкл, — сказал Халдун таким тоном, будто собирался просить о чем-то крайне важном.

— Все что угодно, — только скажи.

— Моя невеста, принцесса Ясмин, выедет из Саварка через неделю. Для меня было бы честью, если бы ты согласился сопровождать ее сюда.

Майкл вспомнил, с каким неудовольствием Халдун рассказывал ему о своем готовящемся браке, предрешенном, еще когда он был ребенком. И теперь он видел, какими несчастными стали глаза его друга.

— Я буду рад доставить тебе твою невесту, друг мой.

— Идите и займитесь приготовлениями, дети мои, — улыбнулся король. — По крайней мере, прежде, чем я умру, я увижу, как Халдун женится. — Глаза его потеплели, и он обратился к жене: — Ну и отпразднуем же мы это долгожданное событие! Наконец-то моя семья породнится с семьей моего старого друга, шейха Хакима.

Несколько часов спустя Майкл и Халдун гуляли по саду. Принц шагал вперед и назад, в глазах его застыло отчаяние.

— Отец стар и не понимает моих чувств. Он настолько любил мою мать, что взял в жены ее одну. А у меня будет много жен, — с горечью сказал он. — Первый раз я женюсь только, чтобы порадовать отца, а потом стану жениться для собственного удовольствия.

— Послушай, Халдун, а может быть, тебе удастся полюбить эту женщину — твою невесту?

— Я уже говорил тебе, что женщины из племени саварка, к которому принадлежит моя невеста, часто наносят татуировку на лицо. Кроме того, они постоянно кочуют с места на место в поисках свежей травы для овец и верблюдов. Боюсь, я никогда не смогу полюбить ее так, как ты любишь леди Мэллори.

— Я не… Да, но… — замялся Майкл. — Любить можно по-разному, Халдун, — все же нашелся он.

— Да, одно дело — любовь, которую я испытываю к отцу и матери, другое — любовь, которой они ждут от меня к женщине, предназначенной, чтобы находиться рядом со мной до конца жизни. Может быть, я прикажу ей никогда не снимать чадру в моем присутствии, даже в постели. — Халдун на мгновение задумался. — Особенно в постели.

Майкл с трудом, но все же удержался от смеха, поскольку понимал, что для его друга все это — весьма серьезно.

— Отчего же ты не скажешь отцу, что не хочешь жениться на принцессе Ясмин?

— Потому, что жизнь в бесчестье бессмысленна и никчемна — уж лучше умереть! А мой отец дал слово ее отцу, шейху Хакиму. Слово отца — это и мое слово.

— Не понимаю, как женитьба на женщине, которую ты ни разу не видел, может называться «делом чести».

— Не будем сегодня говорить о грустном и печалиться, друг мой. Давай лучше праздновать твою победу.

И тут Майкл вспомнил еще об одном предсказании старой цыганки. Тогда, в Лондоне, она пророчила Майклу, что ему суждено узнать великую дружбу. И здесь она оказалась права.