1

1630 год

Небо сурово хмурилось, воздух был ледяной, и тусклое солнце едва пробивалось сквозь тучи. И все же праздник состоялся в назначенный день. Разноцветные шатры широкой дугой раскинулись на поляне у края Хейвортского болота, сплошь покрытого весенними лилиями и кувшинками. Озорной ветер колыхал цветочный ковер и трепал многочисленные знамена, флажки и вымпелы с гербами самых знатных семейств Англии.

Карл Стюарт только пять лет пробыл на престоле, но уже приобрел могущественного врага в лице Парламента, словно нарочно отвергающего все его указы. Дворянство разделилось на две партии, и на зеленую траву Англии вот-вот могла пролиться алая кровь. Мало кто понимал, в чем заключается существо вражды, но обе стороны уже ощетинились оружием.

Тревога и предчувствие неминуемой беды читалось на лицах высокочтимых лордов и леди, еще недавно со злобной яростью отвергавших своего короля, а теперь собравшихся здесь, чтобы продемонстрировать ему свое повиновение, и все потому, что граф Вудбридж попросил их об этом. Многим давним противникам хотелось бы встретиться на поле битвы, а не на свадебной церемонии, которая, по замыслу устроителей, должна была предотвратить гражданскую войну.

Надежду на мир и покой воплощали собой юная дочь Вудбриджа и наследник такого же влиятельного феодала, герцога Бальморо, лорд Блексорн. Отцы жениха и невесты возглавляли противоборствующие партии. Упрямый католик Вудбридж поддерживал Парламент, а герцог Бальморо твердо отстаивал позицию короля, будучи приверженцем англиканской церкви. Могущественные лорды ни на грош не верили в примирение, но все же согласились на брачный союз своих детей.

Король, по совету своей охраны, проследовал на праздник обходным путем через дремучий лес. Вековые сосны под порывами ветра кивали кронами, словно приветствовали его, а он ждал пулю или стрелу убийцы за каждым поворотом лесной дороги. Его подданные затаили дыхание, отсчитывая минуты до назначенного появления короля, не зная, завидят ли они вскоре его кортеж или им придется оплакивать своего монарха.

Среди придворных прошел слух, что жених отказывается от невесты. Люди, знающие крутой нрав графа Вудбриджа, опасались, что подобное оскорбление его дочери разрушит хрупкий мир. Все приготовились к сражению. Но сын герцога Бальморо покорился воле отца и приказу своего короля.

Юная леди Сабина, четырнадцатилетняя дочь Вудбриджа, заметно припадая на одну ногу, поспешно шла через луг к шатру родителей. Подол ее платья стал мокрым и тяжелым от впитавшейся в ткань весенней влаги. Она неловко приподнимала его, чтобы просушить на ветру.

Несколько лет назад она, упав с пони, сломала ногу, и та неправильно срослась. Хромота была не слишком заметна, хотя втайне девочка страдала от нее.

Леди Вудбридж встретила ее улыбкой и ласковым поцелуем, а отец проворчал:

– Ты опоздала к молитве. Могла бы отложить на время свои прогулки. Не принято заставлять Бога ждать!

– Да, папа, – смиренно сказала дочь и опустилась на колени между отцом и матерью в бледном кругу света, падающего сквозь отверстие в крыше шатра.

Женщины, сопровождавшие леди Вудбридж, слуги лорда, охрана последовали примеру господ и тоже преклонили колена. Шорох заполнил на мгновение шатер и тут же стих.

Сабина посмотрела на мать и получила в ответ ободряющий взгляд. Затем леди Вудбридж склонила голову, и ее пальцы коснулись четок. Сабина была уверена, что все мысли ее матери сосредоточились только на ней и на ее женихе, наследнике герцога Бальморо. Сабина тоже не могла всецело погрузиться в молитву. Она поворачивала голову то вправо, то влево, вглядываясь в лица родителей, таких разных и по внешности, и по характеру, но одинаково горячо любимых ею. Черты отца были резки, угловаты. Брови сошлись над переносицей в одну сплошную линию. Он был суровым человеком и лишь изредка позволял себе нежно провести рукой по ее волосам или высказать похвалу дочери. Право на ласку он целиком отдал своей жене. Сабина унаследовала от отца золотисто-каштановый, близкий к рыжему цвет волос, но ей бы хотелось обладать таким же темным каскадом локонов, которые обрамляли лицо ее матери. Сабина, смотрясь в зеркало, понимала, что некрасива, но мать уверяла ее в том, что в одно прекрасное утро она проснется настоящей красавицей. Ее темно-карие глаза и рыжие волосы никого не оставят равнодушным. Сабина считала, что мать говорила так лишь ей в утешение.

Сама же леди Вудбридж была поистине прекрасна. И вдобавок добра и нежна душой. Она была религиозна и настаивала, чтобы семья свято соблюдала все церковные обряды. Леди Райана Вудбридж родилась во Франции, и для ее детей язык незабываемой родины стал таким же привычным, как и английский.

Сабина зажмурилась, вознесла молитву Господу, чтобы он пожалел ее и избавил от замужества. Тут ей в мозг прокралась крамольная мысль – сможет ли Бог противостоять воле короля?

Общая молитва показалась Сабине бесконечной. Наконец все присутствующие поднялись на ноги. Отец, сопровождаемый своей свитой, удалился из палатки, а мать приблизилась к дочери.

– Я хочу подарить тебе кое-что, моя девочка. Я сама получила когда-то эту вещь в подарок к свадьбе.

На раскрытой ладони леди Вудбридж лежал хорошо знакомый Сабине медальон. С ним ее мать не расставалась ни на минуту долгие годы. И вот теперь она отдает его своей дочери.

– Неужели! – воскликнула Сабина. – Я знаю, как ты дорожишь им.

– Ты для меня гораздо дороже. – Леди Вудбридж обвила цепочку вокруг тоненькой шеи дочери. – Моя сестра Маргарита подарила его мне, когда я покидала Францию, чтобы выйти замуж за твоего отца. Там внутри хранится прядь ее волос. Я положила туда и свой локон.

– Благодарю, маман! – Сабина осторожно погладила медальон. Это была святыня, и подарок был знаком глубокой материнской любви.

Внезапно молчание сковало их уста, а на глазах показались слезы.

– Никогда не позволяй себе плакать, – резко оборвала тишину леди Вудбридж. – И давай поспешим, дорогая! Мои дамы давно готовы одеть тебя.

Сабина с тщетной надеждой в последний раз обратилась к матери:

– Кто-то сказал, что лорд Блексорн не приедет сегодня…

– Сплетни! Не смей слушать, что болтают злые языки. Он, как и ты, получил приказ от нашего короля и не посмеет дерзко нарушить свое обещание.

– Но я не хочу выходить замуж за лорда Блексорна. Я никогда его не видела, и он слишком стар для меня.

Райана Вудбридж уселась на покрытое бархатом походное кресло и с улыбкой заключила дочь в свои объятия.

– Я знаю, как ты сейчас переживаешь, но, поверь мне, все не так плохо, как тебе кажется. Твой отец, например, старше меня на четырнадцать лет.

– А вы не боялись друг друга в день свадьбы? – настаивала Сабина. На самом деле мать представлялась ей самой храброй из женщин. Она вела себя так из чистого упрямства.

– Конечно, я дрожала от страха, – улыбнулась мать. – Когда я отправилась из Франции навстречу жениху, мне не исполнилось еще шестнадцати. А твой папа показался мне таким суровым, что я была в ужасе. Я тотчас потребовала, чтобы меня отвезли обратно домой.

– Но ты уже его любила?

– Нет. Я растила эту любовь в себе месяцами и годами, прожитыми вместе. Я родила семерых детей, пятеро из них умерли сразу же после появления на свет. Мы провели под одним кровом и трудные времена, и хорошие, и я никогда не пожалела, что стала его женой. Так будет и с тобой!

Слезы потекли по щекам Сабины. Она утирала их рукавами так еще и не высохшего после прогулки по болоту платья. Ее искалеченная нога немного болела, и это промелькнувшее на совсем детском личике выражение страдания не укрылось от внимательного взгляда леди Вудбридж.

– Он этого не заметит? – предупредила материнский вопрос Сабина, думая о будущем женихе.

Ее хромота могла бы вызвать в нем брезгливость, и девочка твердо решила попытаться ее скрыть. Леди Вудбридж осторожным движением пальцев убрала слезы с ее глаз.

– Сабина! Реально ничего не изменится сегодня в твоей жизни. Ты по-прежнему будешь жить с нами. И так будет до тех пор, пока тебе не исполнится шестнадцать. Ты знаешь, что в нашей семье скоро родится еще один ребенок. Дай Бог, это будет сын! Тогда мы будем спокойны, что наш род не угаснет, даже если что-то случится с твоим братиком Ричардом. И ты сможешь с легкой душой уйти от нас к мужу и завести свою семью.

Сабина сделала пару шагов и, отдернув занавеску, взглянула на колыбель, где посапывал в сладком сне малыш – ее трехлетний брат Ричард, наследник титула.

Мать обняла ее за плечи, увлекла за перегородку, где дамы уже давно ожидали Сабину со свадебным нарядом.

– Отбрось все черные мысли. Думай только о хорошем в день своей свадьбы. И тогда свет придет… – Горячие губы матери коснулись уха Сабины и нашептывали ей эти слова.

Сабину раздели, расчесали ее длинные волосы и украсили прическу срезанными бутонами роз. Потом ее затянули в тяжелое кроваво-красное платье. Шнуры из золотых нитей тянулись по подолу длиной в несколько ярдов. В этом наряде Сабина едва могла передвигаться.

Мать опустила на ее голову массивный золотой обруч.

– Ты прекрасная невеста, дочь моя! – произнесла леди Вудбридж. В ее тоне была непоколебимая вера пророчицы, предсказывающей будущее.

Это было сказано для окружающих Сабину дам, а дочери она шепнула на ухо:

– Ты и правда выглядишь настоящей невестой!

Сабина, споткнувшись, приблизилась к зеркалу, подставленному ей услужливой Tea, и вгляделась в свое отражение.

– Я выгляжу как ребенок, на которого напялили взрослый наряд. Зачем лорду Блексорну такая разряженная кукла?

– Глупости! Ты родом из одного из самых знатных семейств Англии. Твоей руки могли добиваться даже принцы. Три поместья с доходом больше тысячи фунтов ты принесешь как приданое своему мужу. И это – не считая золота, драгоценностей, нарядов и мебели. Какой мужчина не захочет жениться на тебе?

«Конечно, никто не откажется от меня! – с отчаянием подумала Сабина. – Для многих я желанный приз, и не более…»

– Поторопимся. Мне сказали, что Его Величество король уже прибыл, – сказала мать.

Последняя надежда Сабины улетучилась. Чуда не произошло, и Господь ничем не помог ей в эту минуту. Девочка, как могла, расправила плечи, гордо подняла головку и твердо произнесла слова, которые все от нее ждали:

– Я готова!

 

2

Все эти разговоры происходили еще до появления королевского кортежа. Невеста, вышедшая из шатра, увидела, как пятьдесят всадников в колонну по двое, с королем во главе, выскочили из темно-зеленой лесной чащи, стремительно ворвались на поляну и развернули над головами знамена, тут же подхваченные и раздутые ветром. Герб Стюартов – лев на этот раз не призывал к вражде, а звал к союзу двух самых влиятельных семейств королевства. Король своим присутствием на свадьбе выказывал особое уважение к этому брачному соглашению.

Сабина, как и все остальные, приветствовала короля, но в глубине души ее теплилась надежда, что присутствие Его Величества ничего не значит, жених не прибудет и она вернется под отчий кров, не став участницей унизительного для нее спектакля. Она беспрекословно выполнила то, что от нее требовалось. Только Бог виноват, что ей всего четырнадцать и что она некрасивая хромоножка.

Она терпеливо ждала в полном свадебном одеянии запаздывающего жениха. Ей хотелось исчезнуть, провалиться хоть сквозь землю от любопытных и насмешливых взглядов незнакомых ей мужчин и женщин, а тем более страшно было предстать перед Его Величеством и произнести тщательно заученные, но столь чуждые ей слова брачной церемонии.

«Какими же мы будем мужем и женой, если Гаррет Блексорн испытывает ко мне подобные чувства?» – с тоской подумала она.

Натужно-хриплый зов парадных трубачей разорвал тишину. Король спешился, и Сабина, очнувшись после легкого, но убедительного толчка матери, присела, как и все дамы, в глубоком реверансе. Ее отец лишь слегка склонил голову. Если король и заметил отсутствие почтения в этом небрежном поклоне, то не подал виду.

Сабина не ожидала, что король обладает столь приятной внешностью. Элегантная борода и усы украшали его тонкое лицо. Он выглядел легким и изящным по сравнению со стоящим перед ним отцом Сабины.

Его речь была негромкой, но каждое слово, произнесенное через небольшие паузы, вбивалось, словно гвоздь под ударом молотка, в ее сознание. Он обращался не к ней, а к ее отцу:

– Лорд Вудбридж, это воистину знаменательный день для всех нас. Наступило время вложить мечи в ножны и позволить благородным леди на полях былых сражений собирать весенние цветы. Я их вижу перед собой. Они прекрасны…

Лорд Вудбридж позволил себе прервать короля:

– Позвольте мне представить Вашему Величеству мою супругу и мою дочь…

– А ваш сын разве не присутствует на церемонии?

– Моему сыну всего три года. Надеюсь, Ваше Величество простит его за то, что решил немного поспать в своей кроватке после трудного дня. Но он понимает всю важность сегодняшнего события.

– О, я тоже его понимаю, – улыбнулся король.

Карл Стюарт обратил свое внимание на леди Вудбридж.

– Вы так же родом из Франции, как и моя супруга. Королева давно хотела встретиться с вами. Теперь ее желание, пожалуй, скоро осуществится.

– Я буду счастлива встретиться с Ее Величеством, сир! Тем более что мы соотечественницы.

Король вдруг перешел с любезного тона на серьезный:

– Мы обязательно договоримся о встрече. – Он взял в свои руки тоненькую руку девочки и спросил с сочувствием, которое казалось искренним: – Трудно представить, сколько жизней зависит теперь от тебя!

Сабина попыталась ответить королю улыбкой, но ей внезапно стало страшно. Она попятилась от короля прочь, и тут ей показалось, что король заметил ее хромоту. К ее удивлению, глаза Карла Первого Стюарта подобрели. Он понял, какие чувства испытывает сейчас эта девочка.

– Леди Сабина, хочу, чтоб вы знали. Я сам страдал от хромоты до семи лет, пока новый удар судьбы или болезни – я не знаю, за что и кого благодарить, – не избавил меня от этого недуга.

Сабина быстро нашлась с ответом:

– Ваше Величество, я сожалею, что напомнила вам об этом грустном времени.

Карл поднес ее руку к своим губам:

– Не извиняйтесь, леди Сабина. Я полностью выздоровел. Я упражнялся изо всех сил, и, может быть, мой совет вам поможет.

Сабина не успела выразить благодарность королю, потому что чья-то тень упала на плечо Карла Стюарта, какой-то шум раздался за ее спиной, и, обернувшись, она увидела всадника, спешившегося с разгоряченного взмыленного коня. Позади него слезали с лошадей вооруженные до зубов охранники. Отец Сабины встревоженно взглянул на вновь прибывшего гостя.

Темные глаза незнакомца равнодушно скользнули мимо Сабины. С такой же холодностью он отнесся и к ее родителям.

В отличие от всех мужчин, присутствующих на празднике, он не носил ни бороды, ни усов. Он был гладко выбрит и одет в черный, затканный золотыми нитями колет, высокие охотничьи сапоги и темную шляпу, украшенную изумрудного цвета пером, которую все-таки соизволил снять на мгновение, когда поклонился королю.

Неужели это ее будущий муж? Сабина позволила себе обернуться, чтобы как следует разглядеть его.

Выглянувшее из-за облаков солнце очертило его силуэт. Его светлые, длинные, до плеч, волосы засияли в солнечных лучах. Он был слишком красив! Сабина страшилась участи стать супругой столь красивого мужчины.

Король Карл произнес с удовлетворением:

– Что ж, свадьба состоится, как мы и ожидали.

Паника охватила Сабину. Если бы Гаррет Блексорн не был так хорош собой, она бы примирилась с выпавшим на ее долю жребием. Но она недостойна его. Это видят все. Жених приблизился к ней.

– Итак, моя леди, мы с вами должны составить пару.

Сабина ожидала увидеть отвращение на его лице, когда он внимательно рассматривал ее, но ни проблеска каких-либо чувств не мелькнуло в бездонной глубине его карих глаз. Однако Гаррет заметил следы недавних слез на ее лице.

– Вы плакали потому, что не хотите выходить за меня замуж?

Она не сразу нашла подходящий ответ:

– Нет, ваша светлость. Я скорбела о вас. Вы недавно потеряли отца. Ваша печаль ранила мое сердце.

Его взгляд не потеплел. Он просто протянул руку, затянутую в кожаную перчатку, и крепко сжал ее пальцы.

– Давайте свершим наше общее дело без лишних слов.

Его бесстрастность отталкивала Сабину, но она собралась с духом, чтобы выполнить все, что от нее требовалось. Позволив ему взять себя под руку и с достоинством вздернув подбородок, она сказала:

– Как вам будет угодно, ваша светлость.

Пока они медленно шли к месту церемонии, ему стала заметна ее хромота. Сабина тотчас уловила то, о чем он подумал.

– Вас никто не предупредил, что я хромоножка, ваша светлость?

– Мне никто ничего о вас не говорил. – Гаррет Блексорн был по-прежнему невозмутим, но Сабине показалось, что он расстроен ее увечьем.

– Я не родилась хромой. В детстве упала с пони. Вылечить ногу врачи так и не смогли.

Мужчина молчал. Она поняла, что никакое объяснение тут не к месту.

Они, рука об руку, сделали лишь первые шаги к их будущей совместной жизни, как уже больная нога Сабины напомнила о себе.

Король представил жениха родителям невесты.

– Мне кажется, что вы еще незнакомы с герцогом Бальморо?

Лорд Вудбридж изобразил недоумение:

– Я знаю только одного герцога Бальморо… отца этого юноши.

Мужчина, которого только что Вудбридж назвал юношей, гордо вскинул голову.

– Я наследовал этот титул. Мой отец скончался три недели назад, и многие в Англии оплакивают его смерть.

Леди Вудбридж тут же вмешалась, пытаясь предотвратить назревающий скандал:

– Мы выражаем вам свое сочувствие, герцог Бальморо.

– Благодарю. Моя мать шлет вам привет и просит извинения за свое отсутствие. Она все еще в трауре. Но леди Бальморо не возражает против того, чтобы свадебная церемония свершилась, ибо такова была последняя воля моего отца.

Сабина поняла, что это явилось единственной причиной его согласия на свадьбу. И все-таки она была благодарна ему. Он уберег ее от унижения, а Англию от гражданской войны. Он явился на церемонию и согласился взять ее в жены, несмотря на горе, постигшее их семью.

Лорд Вудбридж решил выказать великодушие:

– Мы готовы отложить бракосочетание до окончания траура…

– Незачем, – отрезал новый герцог Бальморо. – Жаль, конечно, что вы… – Тут он с легкой усмешкой обратился к Сабине: —…недавно покинули детскую. Вам бы еще играть и играть в куклы, а не одеваться в пышный взрослый наряд, который давит на ваши хрупкие плечики. Я чувствую, что наш брак не принесет нам блаженства, моя леди.

Она решила не отвечать ему и молча проследовала к тому месту, где несколько старых дубов образовали природную крышу над походным алтарем.

Лорд Вудбридж настоял на том, что их семейный капеллан, отец Сантини, отслужит свадебную мессу. Король был вынужден пойти ему навстречу.

Сабина преклонила колена рядом с Гарретом Блексорном. Он не отпускал ее руку, такую крохотную в его огромной руке. Она поклялась в верности дому герцогов Бальморо. Сабина едва удержалась от истерического смеха, когда массивное кольцо с рубином и гербом герцогского рода скользнуло по ее тонкому пальчику.

Гаррет Блексорн встал и резко вздернул ее с колен. С дрожью она восприняла прикосновение его губ к своей щеке.

– Я боюсь, что вы больше меня страдаете от этого сговора, моя маленькая Сабина. Поверьте, я не причиню вам новых страданий, – успел шепнуть он ей. Затем обернулся к отцу Сабины: – Я выполнил все ваши пожелания, лорд Вудбридж, как и приказ короля и последнюю волю моего отца. Могу ли я теперь уехать с чистой совестью?

Епископ Лауд, лорд-мэр Лондона, который столько сил потратил на организацию свадебной церемонии, попытался возразить:

– Столы накрыты… кушанья ждут гостей. Его Величество согласился почтить своим присутствием праздник…

Гаррет обратился к королю:

– Я попросил бы Ваше Величество разрешить мне немедленно уехать домой.

Карл был явно недоволен.

– Я бы предпочел, чтобы вы остались на свадебный обед, дорогой Гаррет.

Он нарочно не назвал его герцогским именем. Сабина внезапно вмешалась в разговор мужчин:

– Разрешите ему удалиться, Ваше Величество. Он еще скорбит о своем отце…

Король улыбнулся.

– Я восхищен умом и тактом вашей супруги, герцог! Ее находчивость спасла вас от многих неудобств… Мы простим ваше отсутствие на празднике.

Гаррет пропустил мимо ушей тираду короля. Он наклонил голову к девочке, которую только что назвали его супругой, и весьма бесцеремонно потребовал:

– Давай немного прогуляемся. Нам есть о чем поговорить.

Сабина кивнула, и они проследовали рука об руку сквозь толпу, жаждущую увидеть хоть какой-то намек на ссору между новобрачными.

Гаррет первым нарушил молчание:

– Я знаю, что ты напугана, но тебе нечего бояться меня. Я не дотронусь до твоего тела, пока тебе не исполнится шестнадцать. Живи с родителями, и пусть твоя душа и плоть пребывают в покое. Но если случится хоть какая-то беда, моя мать, клянусь Богом, примет тебя как родную дочь. Наш замок называется Волчье Логово, но ты не пугайся. В этом Волчьем Логове всегда тепло и уютно. Запомни это!

– Я запомнила.

– Вот и умница. А теперь живи, как тебе хочется, собирай в лугах цветы или играй в куклы.

Вдруг Сабине захотелось коснуться его волос, погладить эту светлую, шелковистую волну, но она удержала руку. Гаррет сразу же заметил ее робость.

– Ты никак не можешь представить себе, что я твой муж?

Сабина в ответ вынула из прически розу и прикрепила ее к петлице его черного кожаного колета.

– Когда я вновь увижу вас?

Он слегка нахмурил темные брови, так контрастирующие с его золотой шевелюрой.

– Разве тебе этого бы хотелось?

– Я боюсь, что в моей памяти потускнеет ваш облик, – нечаянно произнесла Сабина по-французски.

– Я не понял твоих слов, но догадался, что ты сказала обо мне что-то хорошее. Я благодарен. Нам пора расставаться. Расти сильной и смелой, готовься к тому дню, когда станешь моей настоящей женой, моя маленькая герцогиня!

С этими словами он покинул ее.

Сабина Блексорн, только что ставшая герцогиней Бальморо, увидела, как он вскочил на своего могучего коня, как его окружила вооруженная свита и всадники умчались прочь.

Свадебный обед стал для нее тяжким испытанием. Сабина за столом сидела между королем и своим отцом. Карл был расположен к шуткам, ее родитель, наоборот, был немногословен и мрачен. Ее мать несколько раз гасила огонь вот-вот готовой вспыхнуть ссоры, но ее попытки только раздражали противников.

Сабина уткнулась взглядом в тарелку с изысканным кушаньем, но чувствовала, что если проглотит хоть один кусочек, то тотчас же задохнется в кашле.

Украдкой она поглядывала на лица гостей, жадно насыщающих свои утробы. Некоторых из присутствующих она знала. Это были друзья и союзники отца. Другие были ей незнакомы. Значит, они принадлежали к враждебной партии. И те и другие шумно жевали, обгладывая кости, опустошали кубки с вином.

Она устала. Ей хотелось покинуть это шумное сборище, свернуться калачиком в постели и уснуть. Наконец король поднялся из-за стола, пожелав всем приятного времяпрепровождения. Теперь и Сабина имела право удалиться.

Лорд и леди Вудбридж были заняты разговором с соседями по столу, когда Сабина незаметно покинула пиршество. Она мечтала поскорее сбросить с себя тяжелый наряд, в котором просто задыхалась. Больная нога снова давала о себе знать. Она проковыляла к шатру, где размещалась ее семья, но насмешливый разговор у костра застиг ее на полпути и заставил замереть в темноте.

– Что случилось с Гарретом? Не могу понять! Дать себя окрутить с дитем, да вдобавок еще и с калекой! Не свихнулся ли он? Ты его кузен, Гортланд, что ты на это скажешь?

– Она принесла ему в клюве приданое, которое никому из нас и не снилось. За такое богатство я женился бы даже на косоглазой толстухе, гниющей от проказы!

Грубый смех взорвал ночную тишину. Сабина продолжила свой путь, как слепая, и ударилась лбом о шершавую кору дуба, под которым недавно свершился обряд бракосочетания.

После нечаянно подслушанного разговора ее натруженная нога разболелась еще больше, Сабине было так горько, словно отравленная стрела воткнулась в сердце. За ее спиной продолжали насмехаться над ней подгулявшие молодые дворяне. И вдруг чей-то властный голос прервал поток издевательств:

– Неужели не стыдно скалить зубы над невинным ребенком? Ее бы стоило пожалеть! А Гаррет? Неужели он охотник за приданым? Он лишь выполнял обещание, данное его отцом королю.

– Мы не оскорбляли его, Стивен, – сказал один из весельчаков, тот самый, кого назвали Гортландом. – Давние друзья собрались здесь и решили немного дать волю языку. Поднимем стаканы за здоровье моего кузена. Пусть ему будет жарко в постели с малолетней хромоножкой!

Всеобщий хохот оглушил Сабину. Она не услышала того, что сказал Стивен в ответ на провозглашенный тост.

– Я выпью за здоровье Гаррета, но шутить над его невестой я никому не позволю.

– Может быть, ты сам ляжешь в ее постель? Надеешься получить удовольствие, обнимая эти цыплячьи бедра?

Какой-то всадник внезапно промчался мимо Сабины, прижавшейся к стволу дерева.

– Стивен! Куда ты? Ты не выпил свой стакан!

– Может быть, он поскакал к своей мачехе – занять теплое место в ее постели?

– Конечно, после того, как Гаррет женился, сколько женщин будут обливаться слезами! Гаррет для них потерян.

Эти возгласы слились в общий шум.

Кузен Гаррета возвысил свой голос над опьяневшими товарищами. Но ничего, кроме сжигавшей его ненависти, Сабина в его словах не уловила. Она догадалась, что у ее мужа нет более злейшего врага, чем Гортланд.

– Я знаю, что сделает леди Мередит! Она выцарапает глаза этой девчонке! Но лучше бы она проделала это с Гарретом.

– Зачем? Лорд Мередит скоро умрет, и Евгения могла бы выйти за Гаррета замуж, – возразили ему. – А тут девчонка встала на ее пути. Леди Мередит хороша для развлечений в постели, а не для того, чтобы рожать ему сыновей.

– Он не дождется сыновей от этой девчонки! – в ярости произнес Гортланд. Чуть одумавшись, он добавил уже осторожнее: – Кузен мой волен жениться на ком хочет. Мне до этого нет дела… Ему всегда приваливало счастье. Фортуна и на этот раз улыбнулась ему.

Хохот пьянчуг вновь заставил Сабину вздрогнуть. Но больше всего девочку ранило известие, что у ее супруга есть любовница. И эту женщину зовут леди Мередит.

 

3

Когда леди Мередит услышала шум подъехавшей кареты, она вскочила с кресла, где томилась в ожидании многие часы, и подбежала к зеркалу. Наконец-то Гаррет вернулся! Ее отражение в зеркале улыбнулось ей и подтвердило, что она очень хороша собой. Золото волос, голубизна глаз и стройная фигура, которой могла бы позавидовать даже шестнадцатилетняя. Она потерла щеки, чтобы придать им румянец, и облизала язычком пересохшие губы.

Никто не мог заподозрить, что ей уже тридцать. Гаррету Евгения сказала, что ей двадцать пять, что они ровесники, и он ей поверил. Она готова была на любую ложь, лишь бы удержать его.

Замужняя женщина прибегала ко всяческим уловкам, чтобы видеться с ним. Она заигрывала со своим пасынком Стивеном, источая дружелюбие, для прикрытия супружеской измены. Евгения Мередит добилась того, что Гаррет начал ее боготворить. Она давно была готова отдаться ему, но инстинктивно чувствовала, что надо быть осторожной. Ей казалось, что его натура противилась связи с замужней женщиной. Поэтому она ловко разыгрывала роль верной жены, не устоявшей перед искушением совершить супружескую измену.

Евгения представила себе в воображении тело Гаррета, их пылкие ласки и страстные поцелуи, их обнаженные тела, сплетенные в объятиях на ложе любви. Он жаждет ее, она была в этом уверена. Прежние любовники леди Мередит так ее не возбуждали. А кроме любовных утех она не прочь была бы получить и герцогский титул.

Ее пасынок Стивен без стука распахнул дверь спальни мачехи.

– Опять ты… – прошипела, словно змея, прячущаяся в свою нору, леди Мередит. Она нырнула в постель и завернулась в покрывало.

Стивен снял шляпу и отвесил ей глубокий поклон.

– Вы ждали кого-то другого, дорогая мачеха? – насмешливо поинтересовался он. – Оказывается, я опередил гонца с вестями…

– Какими?

– Дурного вестника казнят, а я не хочу быть обезглавленным.

– Тогда иди к своему отцу. Он скорее всего развлекается с очередной сиделкой.

Каждое слово, каждый взгляд, которыми они обменивались, вскипали, подобно каплям воды, попавшим на раскаленную сковородку.

– Хотя что он может сотворить с ней, когда так стар и беспомощен? – скривилась леди Мередит.

Стивен пренебрег оскорблением, нанесенным его отцу, но не отказал себе в удовольствии ответить ударом на удар:

– Извини, что я не стряхнул с сапог дорожную пыль, прежде чем постучаться к тебе. Я очень спешил, чтобы сообщить последние новости. Твой любовник только что женился.

– Ты лжешь из ревности. Он обожает меня. – Ее ухоженные ноготки вдруг превратились в когти. Она вцепилась Стивену в шею, оставив на ней кровавые следы.

Стивен отстранил мачеху одним движением. Он был безукоризненно вежлив в обращении с разъяренной женщиной.

– Мой отец знал, на что шел, когда женился на тебе. Ты красива – никто этого не оспорит, и он хотел скрасить твоей красотой свою старость. Он нарочно заткнул уши и не стал выслушивать истории о лорде Эрли, о Хэвишеме и прочих… Но я жалею, что познакомил тебя с Гарретом…

– Мое прошлое тебя не касается, а Гаррета не волнуют мои прежние связи. Я стала другой, когда полюбила его…

– А что, если я ему расскажу о той ночи? Помнишь, после того дня рождения, когда мне исполнилось шестнадцать, а тебе двадцать семь? Это был наш общий праздник. И ты решила завершить его в моей постели. Я прогнал тебя, как взбесившуюся от похоти кошку. С тех пор ты меня ненавидишь, хотя по-прежнему сладко улыбаешься мне.

– Не смей вспоминать об этом! – Она вновь выпустила свои коготки. – Я выцарапаю тебе глаза, я вырву твой поганый язык, чтобы ты не клеветал на меня. Ты был глупым, жалким мальчишкой, и я просто пожалела тебя в тот вечер.

Стивен с легкостью перехватил ее запястья.

– Я молчу, и ты молчи. Мой отец ничего не должен знать…

Леди Мередит поникла. Стивен безжалостно добавил:

– Если бы Гаррет увидел тебя сейчас… Если б он знал, какая ты есть на самом деле!

– Замолчи! – голос Евгении сорвался на визг.

Внизу, у подъемного моста, послышался шум подъехавшей кавалькады, скрип цепей, цокот копыт по мощеному двору, лязг открываемых запоров, и наконец Гаррет, простучав каблуками по ступеням, распахнул носком сапога приоткрытую дверь и появился в комнате. Присутствие Стивена несколько смутило его. Евгения, наоборот, торжествовала.

– Мой пасынок и твой друг только что сообщил мне странную новость, но я ему не поверила, Гаррет.

Гаррет нахмурился.

– Оставь нас наедине, Стивен. – Он не требовал, он просил, что было не в его характере. Поэтому Стивен покорился, тем более что Гаррет добавил: – Наше свидание не нанесет вреда репутации твоей мачехи.

– Ее репутация всем известна, и ей трудно чем-нибудь повредить, – огрызнулся пасынок леди Мередит. – Не ты первый, не ты последний.

Евгения вскочила в ярости, а Гаррет ухватил Стивена за плечо и легко, как куклу, повернул к себе лицом:

– Не позволяй себе слишком многого, Стивен… За честь своей любимой женщины я готов сразиться даже со своим другом.

Стивен рассмеялся при этих словах, но смех его был горек.

– Как получилось, что ты, мой старший товарищ, не разглядел в ней змею? Она нанизывает вас, своих любовников, как кольца, на свое тело…

– Еще одно слово, и ты получишь от меня вызов на дуэль, – хрипло произнес Гаррет.

Не говоря ни слова, Стивен шагнул за порог и захлопнул за собой дверь. Гаррет и Евгения Мередит в молчании смотрели друг на друга.

– Это правда? – Он первым нарушил тишину.

– Что? – Леди Мередит сделала вид, что не понимает, о чем идет речь.

– То, что говорил о тебе Стивен?

– А это правда? – вопросом на вопрос ответила она.

– Что?

– Что ты женился?

– Да… – наступила пауза. – Конечно, я должен был известить тебя заранее, но нельзя доверяться письмам… Поэтому я приехал сам. Так лучше… Теперь я женат. Не рассчитывай на меня больше…

– И ты говоришь это мне? Ты что, разлюбил меня?

Леди Мередит резко поднялась с постели, и пламя свечей всколыхнулось. В этой игре света и тени Гаррет понял, какую красоту он теряет. Ее вкрадчивый голос проникал ему прямо в душу:

– Мой муж стар и болен. Подождал бы ты еще немного…

– Я выполнял приказ короля и волю отца.

И тут он почувствовал, что объятия женщины его душат. Он не мог избавиться от соблазна ласкать ее ставшие упругими груди, схватить и приподнять вверх подол ее нижней юбки, но слишком откровенный натиск вызвал в нем желание оттолкнуть эту женщину от себя.

Евгения не уловила эту перемену. Она слишком сильно верила в могущество своих чар, в соблазнительность своего гибкого тела. Когда она поняла, что мужчина вдруг охладел к ней, то обвинила в этом Стивена:

– Не слушай его, Гаррет. Он клевещет на меня из ревности.

Он взглянул на нее с подозрением:

– А ему есть к кому ревновать?

– Только к тебе, любовь моя.

Его сердце совсем заледенело. Леди Мередит ощутила это.

– Значит, ты веришь ему, а не мне? – дрожащим от негодования голосом спросила Евгения.

– Я хочу знать правду.

– О чем?

– Кто ты на самом деле.

– Я верная жена своему мужу, но люблю я тебя…

– Это уже измена, – холодно сказал Гаррет.

– Я ничего не могу с собой поделать… И все знают про мою любовь к тебе. О, милый, ты мне изменил…

– Я никогда не признавался в любви к тебе.

– Но ты так на меня смотрел… признался, что ты желал меня… Тебе надо было подождать лишь немного времени, чтобы соединить свою судьбу с моей.

– Я не расположен обсуждать с тобой мою женитьбу.

– А о чем ты расположен со мной говорить? Может, о любви, которую ты растоптал?

Гаррет понял, что хитрая женщина загнала его в угол и ему нечем защищаться, кроме жестокой откровенности.

– Я поступил с тобой нечестно – признаю это… Я поддался твоему очарованию, но мой долг выше моих желаний. Я виноват…

– И расплатишься за свою вину!

Как будто злобный вихрь закрутил ее прекрасную фигуру в бешеном смерче, мятущемся по комнате. Она растворилась в пляске отражений от зеркал, пламени свечей и черных провалов тени. Гаррет вдруг потерял ее из виду. Только ее голос донесся из затемненного пространства:

– Я хочу провести эту ночь с тобой.

Гаррет с трудом стряхнул с себя наваждение:

– Я должен вернуться к матери. У нас в семье траур по моему отцу. Прощай! Желаю тебе счастья…

– А я желаю тебе сгореть в аду! Вместе с твоей женой…

 

4

Евгения Мередит после долгих размышлений решила навестить поместье Вудбриджей. Особо грубых сплетен по поводу того, что Гаррет оставил ее, она не слышала, но все равно ощущала себя униженной. За это унижение должна заплатить его супруга. Но прежде, чем осуществить свою месть, Евгения хотела посмотреть на соперницу. Проникнуть в замок, не назвав себя, было невозможно. Поэтому она приказала кучеру остановить карету на лугу неподалеку от дома лендлорда и притвориться, что он чинит сломанное колесо.

Проезжавший мимо всадник спросил, в чем дело, и предложил помощь, но Евгения, узнав, что он лишь посторонний путник, следующий в Лондон, отмахнулась от него. Уловка Евгении, казавшаяся такой остроумной, обернулась тягостным ожиданием. Кучер томился от безделья, неохотно разыгрывая задуманный госпожой спектакль и изредка постукивая по ободу колеса.

День близился к вечеру. Ей стало холодно, замерзли и проголодались кучер и лакей. Евгении уже пришло в голову послать лакея в замок, якобы за помощью, как вдруг слуга заметил девочку, бредущую по поляне.

– Эй ты, поди сюда! – крикнул лакей.

Сабина остановилась в нерешительности. Заметив нарядную женщину, выглядывающую из кареты, она отбросила свой страх и подошла ближе.

– Ты из этого замка? – услышала она властный голос.

Сабина кивнула. Незнакомая леди, распахнувшая дверцу и ступившая на подножку кареты в золотисто-желтом, как весенний цветок одуванчика, наряде, показалась ей волшебной феей из сказки. Она была готова услужить ей, тем более что фея доброжелательно улыбнулась.

– Поторопись, дитя мое. Я попала в беду, а скоро стемнеет… Может быть, твой господин пришлет мне кузнеца починить злополучное колесо.

– Конечно, вас не оставят без помощи. А вы не соизволите пройти со мной в замок?

Евгения мгновенно поняла по правильному произношению и хорошим манерам, что перед ней не служанка, хотя девочка была одета очень просто.

– Ты не родственница ли лорда Вудбриджа?

– Я имею честь быть его дочерью, – Сабина присела в знак почтения к столь изысканной леди.

Евгения с трудом сдержала на лице радость.

– Какая удача, что колесо моей кареты сломалось именно на этом месте. Я столько наслышана о вашем гостеприимстве. Я с удовольствием прошлась бы по этому лугу к замку, но боюсь, что моя обувь не годится для прогулок по мокрой траве.

– Тогда я скажу отцу, чтобы он выслал за вами экипаж…

Евгения сделала вид, что не расслышала последних слов Сабины. Она внимательно разглядывала девочку.

– Я мало знаю вашу семью… но мне говорили, что у графа только одна дочь и она уже в том возрасте, что может выйти замуж.

– Я и есть единственная дочь графа Вудбриджа, – насторожилась Сабина.

– Но вы еще совсем ребенок! – воскликнула Евгения.

Сабина промолчала.

– Не сочтите меня неучтивой, но как ваше имя?

– Я Сабина Блексорн, герцогиня Бальморо. Простите, мадам, что я не представилась вам сразу.

О Боже! Эта худая малявка с мокрым от росы подолом простенького платья, спотыкающаяся чуть ли не на каждом шагу, и есть жена Гаррета? Что же делать Евгении? Расхохотаться и закричать в приступе досады и бешеной ревности? И ведь действительно, у девчонки на руке кольцо с гербом Бальморо. Теперь она разглядела его.

Евгения подавила в себе гнев. Она произнесла с великолепно сыгранным сочувствием:

– Я разделяю вашу печаль, дитя мое. Вы еще долго не увидите своего супруга. Он не смеет показать вас своим родным и друзьям.

Сабина уже догадалась, кто эта фея, прибывшая на болотистый луг в придворном наряде и якобы попавшая в небольшую дорожную неприятность.

– Я вижу перед собой леди Мередит?

Взгляды, которыми они обменялись, сказали им все, что они думают друг о друге. Наступил момент, когда можно было изъясняться без недомолвок.

– Значит, ты слышала обо мне?

– Да.

– Что ж, я довольна, что ты все знаешь.

– А я довольна, что увидела вас, – мужественно отбила словесный удар девочка. – Мое приглашение остается в силе. Если ваша карета и в самом деле нуждается в починке.

Вынести явный намек, что ее подозревают во лжи, Евгения была не в силах. Она сорвалась на крик:

– Он никогда не полюбит тебя, жалкая хромоножка!

– Мы всегда рады гостям, – получила в ответ Евгения вежливое приглашение. – И незачем было ломать колесо у кареты. Вас впустили бы через парадный вход и встретили подобающим образом.

Евгения захлебнулась от гнева, но поняла, что на этот раз она проиграла. Как бы ни жалка была эта девчонка, на сей день она герцогиня Бальморо, а леди Мередит лишь отвергнутая и даже не состоявшаяся любовница.

Карета укатила прочь, но Сабина еще долго не могла унять нервную дрожь, охватившую ее при прощальном взгляде незваной гостьи.

Дворецкий, встретивший ее в холле, тревожно оглядел юную госпожу и так же с тревогой и недоумением выслушал ее распоряжение:

– Впредь, если какие-нибудь гости пожалуют к нам в дом, особенно если это будут леди, докладывай мне, прежде чем их впускать.

Сабина произнесла это с такой твердостью в голосе, какую старый слуга не ожидал услышать от четырнадцатилетней девочки.

Гортланд Блексорн сидел в общей зале трактира «Утка и лисица», вытянув ноги к жаркому пламени камина, и накачивался крепким элем. После каждого глотка он с нетерпеливым ожиданием бросал взгляд на входную дверь.

Прошел час, потом другой… Он уже выпил достаточно, но возвысил голос, требуя, чтобы ему принесли еще пива.

Владелец трактира приблизился к нему, собираясь утихомирить не в меру шумного джентльмена. Если тот будет продолжать буянить, то хозяин не постесняется выкинуть его из своего заведения.

– Ты знаешь, кто я такой? – нагло ухмыльнулся Гортланд.

– Понятия не имею.

– А как тебя зовут, трактирщик?

– Гаральд Лудлоу, сэр.

– Так вот, мистер Лудлоу, заруби себе на носу. Я тот самый человек, кто уничтожит, сотрет в пыль дорогого моего кузена, герцога Бальморо! О нем ты слыхал, я надеюсь? Все знают герцога Бальморо!

На трактирщика не произвел впечатления этот пьяный бред. Мало ли чего болтают выпившие слишком много крепкого пива посетители? Он наслушался за свою жизнь столько проклятий, извергаемых на чьи-то головы, бессовестного хвастовства и грустных повестей о разбитом сердце, что ничто не могло возбудить его любопытства. Но все же, не желая ссориться с грубияном, трактирщик вежливо ответил:

– Конечно, я знаю герцога. Он женился на дочке Вудбриджа.

Гортланд глотнул из принесенной ему кружки.

– Он – камень на моей шее. Ему суждено умереть.

– Обязательно. Туда ему и дорога, – не без скрытого юмора поддержал мрачное предсказание подвыпившего джентльмена миролюбивый трактирщик.

В это мгновение тяжелая входная дверь чуть приоткрылась и в образовавшуюся щель проскользнуло в душную залу, пропахшую мужским потом, пивом и чадом от камина, благоухающее духами создание. Шуршание юбок заставило Гаральда Лудлоу поднять глаза и остолбенеть на месте.

Порог его заведения никогда не переступала столь изысканная леди. Ее желтое с золотыми нитями платье озаряло прокопченные стены трактира, словно солнце, внезапно выглянувшее из-за туч. Хотя ее лицо скрывала тонкая черная вуаль, трактирщик сразу же решил, что она должна быть так же прекрасна, как ее наряд.

Леди Евгения Мередит огляделась. Трактир был почти пуст. Посетители уже покинули его, кто на своих ногах, кто провожаемый пинком под зад. Лишь одинокий Гортланд глотал свое пиво, да рядом с ним маячила фигура трактирщика. Почти незаметным движением руки она отправила простолюдина прочь. Тот покорно скрылся среди своих бочек и кружек, и тогда леди Мередит обратилась к Гортланду.

– Ты пьян! – брезгливо поморщилась она.

– Да, пьян, потому что слишком долго дожидался тебя. И хочу еще выпить.

– Тогда нам не о чем говорить.

– Неправда. Крепкий эль только проясняет мой мозг и обостряет слух.

– В таком случае незачем орать на весь трактир. Лучше навостри уши.

– Я весь внимание.

– Ты хотел говорить со мной о Гаррете?

Евгения перешла на шепот, но ее слова вонзались в его мозг, словно шорох гадюки, пробирающейся среди болотных кочек и камней.

– Я встречалась с его женой. Поэтому и опоздала. Ты ненавидишь Гаррета потому, что он отнял у тебя титул и место при дворе, а я ненавижу ее за то, что она отняла у меня Гаррета. Как мы можем договориться? Я хочу получить одно, ты – другое.

Хотя Гортланд был пьян, он осознал, что ему задали головоломку. Он теребил свою ухоженную, но пропахшую после обильных возлияний пивом бородку, выуживая оттуда хлебные крошки и рыбьи кости.

Молчание затянулось.

– Ты проглотил язык или не в состоянии шевелить мозгами? Произнеси хоть слово! – наконец не выдержала леди Мередит.

– У меня есть свой план. Сложный, подобный твоим змеиным уловкам. Но мне для его осуществления нужны деньги. Много денег, досточтимая леди.

– Сколько?

– Не торгуйся со мной. Я попрошу столько, сколько мне потребуется.

– Он останется жив?

– Гаррет? О да! И ты сможешь выручить его, а потом улечься с ним в кровать. Он будет готов на все, хотя бы из благодарности за свое спасение.

– Заткнись, пьяный болтун. Он меня любит! – негодующе воскликнула Евгения.

– А ты влюблена в его титул…

– Подонок! Как ты смеешь меня оскорблять? Ты совсем не знаешь женщин.

Рука Гортланда вдруг сжалась в кулак. Он с силой ударил по столу.

– Я знал одну. Она была из хорошей семьи и красива… как ты. Младшая дочь лорда Тимоти Драйсона.

– Я о ней не слышала…

– Потому, что она уже похоронена три года тому назад. Я любил ее. Я хотел жениться на ней, но она отвергла меня…

– Почему?

– Потому что влюбилась в моего кузена, а этот негодяй Гаррет даже не одарил ее взглядом. Она убила себя! Она просто вошла в реку, протекавшую через их поместье, и не вышла из нее. В ее комнате нашли записку. Она, дурочка, не могла жить без его любви!

Евгения тряхнула кудрями, чтобы отогнать впечатление от этой жуткой истории.

– Мало ли глупых девчонок кидаются в воду из-за несчастной любви?

Гортланд допил свое пиво и глянул на нее покрасневшими глазами.

– А чем ты лучше их? Ты тоже попалась в силки моего распрекрасного кузена.

Он зажал ее руку в своей сильной ладони.

– Отдайся мне на одну эту ночь, тогда я сделаю все, что ты захочешь.

Соблазн был велик. Ей ничего не стоило еще крепче привязать к себе союзника. Но леди Мередит, поразмыслив немного, приняла другое решение:

– Лучше пусть это будет наградой за свершенное тобой дело!

 

5

Сабина, следуя совету Его Величества, старательно упражняла свою больную ногу. Она гуляла по росистым лугам, любовалась цветами и приносила в замок красивые букеты. Каждый день дарил ей новые радости. Краски природы сменялись, подчиняясь законам природы, и это плавное чередование рождения, расцвета и увядания успокаивало душу.

Она поддерживала переписку с матерью Гаррета, но сам Гаррет не появлялся в замке и не давал о себе знать. Лишь тяжелое кольцо на пальце напоминало ей о том, что она замужем.

Прервав прогулку, Сабина решила отдохнуть возле нагретого солнцем камня, который доисторический ледник оставил лежать на болоте. Тишина вокруг была такая, что она услышала шум, производимый кавалькадой всадников, задолго до того, как они показались на дороге. Что-то подсказало ей, что их не надо бояться. Наоборот, она приветственно вскинула вверх руку.

Гаррет первым из группы всадников заметил ее. Спешившись с коня, он поклонился.

– Доброе утро, Сабина! Моя мать сказала мне, что ты обычно гуляешь в этих местах. Так было сказано в одном из твоих писем.

– Это правда, но я не ожидала увидеть вас сегодня.

– Прости, что явился без предупреждения, – вежливо сказал Гаррет.

Сабина все еще хранила в сердце горечь и тревогу, посеянную леди Мередит во время ее недавнего визита в поместье.

– Надеюсь, в следующий раз вы известите нас заранее, чтобы мы могли подготовиться к приему гостей.

Он с досадой закусил губы.

– Я не гость, а твой супруг, Сабина. А сегодня я просто проезжал мимо. Мы охотимся на землях вашего соседа сэра Кландера, и я решил воспользоваться возможностью повидать тебя. А еще я хотел познакомить тебя с моим другом. Разреши представить тебе Стивена Мередита.

Сабина вздрогнула, услышав ненавистную ей фамилию. Гаррет между тем продолжал:

– Стивен присутствовал на нашей свадьбе и желает выразить свое почтение моей супруге.

Стивен галантно поклонился Сабине.

Сабина вспомнила разговор у костра. Не он ли хоть как-то защищал ее от бесцеремонных нападок пьяной братии и выступал на стороне Гаррета? За это она должна быть ему благодарна. Она постаралась внести искреннее тепло в банальную вежливую фразу:

– Я рада знакомству с вами, сэр Стивен.

– А я – ваш покорный слуга. – Он приветливо улыбнулся. Его дружеская улыбка могла растопить любые льды недоверия. – Жаль, что я не был представлен вам в день вашей свадьбы.

Сабина, одарив Стивена ответной улыбкой, перевела взгляд на мужа. В охотничьем костюме он выглядел еще красивее, чем при их первой встрече. Краска залила ее щеки. Она мучительно старалась найти какие-то умные слова, чтобы нарушить внезапно возникшее молчание. Ей казалось, что герцог Бальморо разглядывает ее босые ноги и вот-вот его губы растянутся в язвительной усмешке.

Гаррет, однако, выручил ее. Он первым прервал затянувшуюся паузу:

– Моей матери очень нравятся твои письма, Сабина. Она мечтает тебя увидеть.

– Я тоже.

– Так что же мешает этому? Как ты проводишь время, моя маленькая леди?

– Я нянчусь со своим братом Ричардом. Это главное мое занятие. А как проводите время вы, мой супруг? Надеюсь, так же хорошо?

Она сразу заметила, что Гаррет растерялся.

– Прекрасно, – произнес он наконец ничего не значащее слово и предложил ей руку, чтобы вместе пройти к замку.

Когда они пересекали обширный луг и он старался заслонить ее от налетавших порывов ветра, ей захотелось отблагодарить его хотя бы словом:

– Вы так галантны, мой супруг.

Гаррет усмехнулся. Неужели дешевая монета вежливости, небрежно брошенная им этой девочке, показалась ей золотой гинеей?

– Я не просто вежливый кавалер. Я твой супруг.

– О-ля-ля! – воскликнула вдруг девочка и произнесла по-французски фразу, которую он не понял. Она означала: «Я не верю!»

– Где ты научилась языку французских шлюх?

– От моей матери, а она благороднейшая леди, как вам известно. Но если вы такого дурного мнения о нашей семье, то отпустите мою руку и убирайтесь прочь из наших владений.

Неосторожные слова, которые позволил себе Гаррет, были оскорбительны. Он это сразу понял. Герцог Бальморо опустился на колени, сразу же провалившись в размякший торфяник, и взмолился:

– Прости меня! Я негодяй! Я раскаиваюсь!

Девочка, закусив губу, чтобы не рассмеяться, сделала попытку поднять его с колен.

– Впредь не оскорбляйте моих родных!

Она спокойно дождалась, пока он стряхнет со штанов налипшую грязь.

– Мои мужские шутки не доходят до твоего слуха, моя госпожа, – неловко попытался оправдаться Гаррет.

– Я не так остроумна, как вы.

Гаррет был обучен искусству обольщения, знал, в какой момент схватить девушку за талию, прижаться губами к девичьим губам, расстегнуть корсаж и приподнять юбку. Но он не имел опыта общения с законной супругой. Она это почувствовала и, воспользовавшись ситуацией, начала командовать им:

– Постойте здесь, милорд, пока мажордом не доложит о вашем прибытии.

Она исчезла, оставив влажные следы своих крохотных ног на досках подъемного моста.

Его беседа с супругами Вудбридж была краткой. Гаррет отказался от приглашения на обед, сославшись на срочные дела, а они не очень настаивали. По желанию хозяев, он осмотрел покои, принадлежавшие его супруге, и заглянул в кроватку Ричарда – наследника титула.

Юная госпожа вышла из ворот к подъемному мосту, чтобы проводить супруга. По другую сторону крепостного рва кони в нетерпении уже били копытами. Сабина сменила платье и обулась в сапожки, но это не сильно изменило ее внешность. Хрупкое тело подростка не мог скрыть взрослый наряд. Гаррет погладил ее худенькое плечо. Даже это легкое прикосновение показалось ему слишком грубым. Он поспешно отдернул руку в жесткой охотничьей перчатке.

– Я привез вам подарок. Вы найдете его в своей комнате, Сабина.

– Я заранее благодарна вам, мой господин, – ответила девочка.

Он ускакал прочь вместе со Стивеном и свитой. Их кони спотыкались и проваливались в мягкий торф, словно не хотели покидать гостеприимный замок Вудбриджей. Когда же все всадники скрылись из виду, Сабине пришлось вернуться к домашним заботам.

Но прежде всего она поспешила в свою спальню, поглядеть на подарок супруга. Поверх покрывала на кровати лежало что-то, Сабина не могла сразу определить, что именно. Приподняв за край сверток из алого бархата, Сабина обнаружила свернутый, длинный, до пят, плащ, подшитый горностаем. Едва не задохнувшись от восторга, девочка уткнулась лицом в драгоценный мех. Она и мечтать не смела о таком наряде. Записка скользнула на пол. Сабина подняла ее, прочла корявые строчки, старательно выведенные на бумаге явно непривычной к письму рукой:

«Моей герцогине. Пусть этот подарок согреет тебя и напомнит обо мне».

«Как он добр! – подумала Сабина. – Разве я достойна обладать таким сокровищем?»

 

6

Гаррет и Стивен тряслись в седлах почти час, прежде чем добрались до трактира «Утка и лисица».

– У меня пересохло в горле, – признался Стивен. – Хорошо было бы хлебнуть эля.

– Я тоже не прочь освежиться, – согласился Гаррет. – Разговор с этим ребенком стоил мне большого труда. Она ничего не смыслит в жизни и не понимает шуток.

Стивен рассмеялся.

– Ты в первый раз встретил особу женского пола, которая не пала тотчас к твоим ногам. И, к несчастью, именно она к тому же твоя жена.

– Я не нахожу здесь повода для шуток, – нахмурился Гаррет. – Черт меня дернул жениться на сопливой девчонке, пусть даже и смышленой. Кстати, я заметил, что ты ей по нраву больше, чем я.

– Не думаю, – уверенно возразил Стивен.

Они спешились, отдали поводья в руки услужливых конюхов, прошли в общую залу и заняли свободный стол возле камина.

Трактирщик немедленно подал им кружки с добрым элем. Гаррет одним глотком ополовинил кружку и утер губы рукавом.

– Лучше бы она была мне сестрой, чем супругой.

– Наберись терпения, Гаррет. Этот бутон скоро распустится и станет прекраснейшим цветком. Я убежден, что ты отхватил себе лучшую невесту на нашем острове.

– У нее больная нога, – грустно произнес Гаррет.

– Я это заметил.

Гаррет с силой ударил по доскам стола, расплескав пиво из вновь принесенных трактирщиком доверху полных кружек.

– Мне противно, что кто-то распорядился моей судьбой. Зачем мне такая жена? Она даже еще не знает, для чего мужчине нужна женщина…

– Неужели тебя не радует возможность стать учителем и давать юной девочке уроки любви? Конечно, соблюдая при этом осторожность.

– Я не хочу тратить на это время, отпущенное мне Господом Богом. Его не так много, мне так кажется.

– Не каркай, как ворон. Никто не знает, какой нам дан срок ходить по земле.

Оба быстро захмелели, и мысли их вознеслись к философским рассуждениям. Но, как это часто бывает за столом, Гаррет на мгновение протрезвел и поинтересовался:

– А зачем ты заставил меня преподнести этой малышке такой дорогой плащ? Неужели ты думаешь, что он ей понравится? Да еще продиктовал какую-то дурацкую записку… Ведь это была твоя идея?

– Да, моя, дружище.

– Какого черта? Тогда и женись на ней, раз она тебе так нравится…

– А куда девать тебя?

– В могилу. Мне стало скучно жить на английской земле. Стоит мне коснуться какой-нибудь женщины, я тут же совершу супружескую измену. А моя честь этого не позволяет…

Они щедро расплатились с владельцем «Утки и лисицы» и на нетвердых ногах направились к коновязи, где их ждали лошади и свита, довольно отрыгивающая вкусный и обильный обед, оплаченный их господином.

Сабина сидела за письменным столом в отцовском кабинете, рассматривая безграмотные счета местных торговцев, которые поступили за последнюю неделю. Ее мать вот-вот должна была родить, и часть хозяйственных дел свалилась на плечи Сабины.

Tea, старая служанка, заглянула в комнату:

– Госпожа! Оставь эти бумаги! Миледи рожает.

Сабина боялась присутствовать при родах, особенно потому, что ее мать уже потеряла пятерых детей сразу после появления их на свет. Спускаясь по лестнице, она задержала взгляд на окне. За хрупким стеклом бушевал ветер и вековые деревья гнулись, словно молодая поросль.

Когда они проходили через холл, сквозняк сорвал оконную задвижку, окно распахнулось, и ветер промчался по дому, раздувая занавески и гася светильники.

Слуги с трудом затворили тяжелую раму. Лестница погрузилась в кромешную тьму. Сабина, затаив дыхание, ждала, не двигаясь с места, когда принесут зажженный факел. Огонь трепетал и чадил, тревожные тени метались по стенам.

– Дурная примета, госпожа, – горестно причитала Tea. – Должно случиться что-то плохое.

– Замолчи! – прикрикнула на нее Сабина и вошла в комнату матери.

Ее чуть не сбила с ног устремившаяся навстречу горничная.

– Госпожа рожает. Я должна позвать его светлость.

Сабина сделала шаг в глубь полутемной комнаты, но Tea удержала ее:

– Хоть ты и замужем, тебе не следует стоять у постели роженицы.

– Почему, Tea? – возмутилась Сабина. Старая служанка прошептала ей на ухо:

– Миледи нельзя беспокоить. Ты ее дочь. Она будет переживать за тебя. Рождение ребенка наш тяжкий женский долг. Тебе еще предстоит его исполнить… Но будет лучше, чтоб ты не знала заранее, как он тяжел… Господь милостив, ты навестишь миледи чуть позже и выслушаешь то, что она хотела тебе сказать.

Говоря это, Tea потихоньку подталкивала девочку к выходу из комнаты. Сабина молча покорилась. Она безгранично доверяла служанке, которая нянчила и баловала ее с самого рождения.

Она прошла в детскую спаленку Ричарда, пожелала брату доброй ночи, потом бесцельно побродила по замку, иногда присаживаясь с вязанием у огня и тут же вскакивая в тревоге. Мысленно она произносила страстные молитвы и просила у Бога пожалеть и мать, и ее дитя.

В полночь Tea отыскала ее, забившуюся в укромный уголок.

– Это был мальчик, но он сразу же умер.

– О Боже!

– Миледи стойко пережила потерю, хотя вряд ли у нее еще будут дети. Она хочет видеть тебя, госпожа. Только не смей плакать при ней. Будь такой же стойкой, моя леди, как твоя мать.

Леди Вудбридж была бела, как мел. Казалось, что вся кровь ушла из ее тела. Слабым движением руки она попросила дочь приблизиться к ее ложу.

– Не расстраивайся, доченька… Со смертью этого ребенка еще не все потеряно для нашего дома.

Сабина опустилась на колени и припала губами к сухой, горящей жаром материнской руке.

– Ты была мне всегда дорога, Сабина, так же дорога, как и маленький Ричард. Позаботься о нем, пожалуйста.

– Конечно, мама. Я так люблю его!

Лорд Вудбридж вдруг вышел из тени в дальнем углу комнаты. Сабина впервые увидела отца с поникшей головой. Его умоляющий тон насторожил девочку.

– Мама желает, чтобы ты поклялась на распятии, что будешь оберегать жизнь Ричарда. Может быть, скоро ты останешься одна… кто же возьмет на себя эту ношу, как не ты?

– Зачем ты так говоришь, папа?

Вместо ответа отец положил свою тяжелую руку на голову дочери и обратил ее взгляд в глубь комнаты, где поблескивало в слабом свете одинокой свечи изображение Христа на кресте.

– Клянусь, мама. Я сделаю все, что смогу. Только выздоравливай скорее.

«Прошу тебя, Господи наш… смилуйся над нами!» – мысленно обратилась она к небу с молитвой.

 

7

Уже пять недель прошло со дня похорон леди Вудбридж и младенца, но отец Сабины так и не смог прийти в себя после пережитой потери. Большую часть времени он проводил взаперти в своем кабинете, бесцельно перекладывая бумаги на столе или рассматривая книги, которые снимал с полок и вновь ставил на место, не читая. Он редко выходил к трапезе. Сабина едва узнавала в этом поникшем, постаревшем на глазах мужчине гордого и властного главу семьи и вождя могущественной партии, заставившей пошатнуться трон Стюартов.

Она целиком посвятила себя заботам о маленьком брате. И не потому, что дала клятву умирающей матери, а повинуясь искренней любви и материнскому инстинкту, который все сильнее ощущала в себе. День рождения Ричарда, когда ему исполнилось четыре года, она решила отпраздновать, несмотря на мрачную атмосферу, царящую в замке.

Ночи в полнолуние всегда вызывают тревогу, а когда еще свирепый ветер гонит мимо смутного диска луны косматые тучи и сквозняки со стоном пробиваются в самые уютные уголки замка, тут уж не до сна. Сабина прижалась лбом к ледяному стеклу, наблюдая, как бушует стихия за хрупкой преградой окна. Ричарда, конечно, напугали завывания ветра, но он скрывал свой страх и держался, как мужчина.

Tea неслышно прошлась по спальням, собрала с пола разбросанные игрушки и одежду и приготовила постели для маленького наследника и для своей госпожи.

Ветер врывался в печные трубы и выдавливал дым обратно в покои. В доме запахло гарью.

Вдруг Сабина насторожилась:

– Кто-то просит приюта в нашем замке. Разве ты не слышишь, Tea?

– Слышу. Разреши мне спуститься, госпожа, и узнать, кого это принесло в такую бурю.

– Иди, только возвращайся скорее. Мне так тревожно на душе.

– Заодно я согрею тебе на кухне медовый пунш, чтобы ты спокойно уснула.

– Спасибо, Tea.

Служанка поспешила вниз, а Сабина, уложив Ричарда в кроватку, стала вполголоса напевать ему колыбельную песенку. Очень скоро глаза мальчика закрылись, тень от пушистых ресниц легла на пухлые щеки, и он заснул.

Сабина, не выдержав ожидания, приоткрыла дверь спальни и прислушалась.

Чьи-то сапоги протопали по полу холла, звеня шпорами. Какой-то мужчина громко и нагло потребовал немедленного свидания с милордом. Судя по голосу, он был порядком пьян.

По пути на кухню Tea задержалась на темной лестничной площадке. Мимо нее, не заметив служанки, проследовал в кабинет хозяина замка бесцеремонный пришелец.

Tea решилась взять грех на душу и подслушать разговор. Гость говорил хрипло и неразборчиво, но ответные слова лорда она ясно различала.

– Как он посмел нарушить наш договор и потребовать мою дочь к себе?.. Да еще глубокой ночью… – донеслась до нее возмущенная речь хозяина. – Этим поступком герцог нанес мне оскорбление… Я отказываю ему…

Внезапно милорд сдавленно вскрикнул. Послышался шум борьбы, грохот опрокидываемой мебели, падение тела. Дверь кабинета распахнулась. Оттуда выскочил ночной пришелец, стремглав промчался мимо Tea, торопясь вниз.

Сердце старой служанки замерло от ужаса, когда она заглянула в скудно освещенный кабинет. Милорд лежал на ковре. Она осмелилась войти и приблизиться к нему. Алое пятно расплывалось на груди на светлой ткани камзола. Кровь толчками выливалась из широкой и, видимо, глубокой раны.

– Кто здесь? – прохрипел граф Вудбридж. Жизнь едва теплилась в его глазах.

– Это я, Tea.

– Tea… беги, спасай Сабину и Ричарда…

– Я хочу осмотреть вашу рану…

– Бесполезно. Поспеши… Они в опасности.

– Но, милорд…

– Слушай меня. Гаррет Блексорн послал своих людей убить нас. Не знаю… зачем. Я ничего не знаю… Не отдавай в руки этому чудовищу мою дочь… и сына… Он наследник… Он должен жить… И Сабина… Сабина… Ты…

Кровь попала ему в легкие. Он задохнулся. Не договорив фразу, лорд Вудбридж скончался.

Tea осенила себя крестным знамением и закрыла невидящие глаза хозяина.

Первый этаж заполнили вооруженные люди с факелами, одетые в бело-голубые цвета герцогского рода Бальморо. Застигнутые врасплох слуги метались в панике и падали под безжалостными ударами мечей. Резня сопровождалась грубым хохотом нападавших и воплями их жертв.

Tea успела незамеченной взбежать по все суживающимся лестницам на третий этаж. На площадке у дверей детской спальни она оглянулась – нет ли за ней погони. Люди герцога, расправившись с прислугой, уже добрались по главной лестнице до второго этажа. Они обыскивали все покои подряд, круша мебель и ломая все, что попадалось под руку. Скоро они обнаружат Сабину и ее брата.

Задыхаясь, с расширенными от ужаса глазами, Tea ворвалась к Сабине. Девочка готовилась ко сну. Она уже облачилась в ночную сорочку, но при виде Tea встрепенулась:

– Что там за переполох, Tea? Ты выглядишь, как…

– Не спрашивай, госпожа. Бежим. Скорее!

– О чем ты говоришь? – Сабина не двигалась с места, ожидая ответа.

– Я объясню потом… У нас нет времени.

Tea подняла спящего Ричарда с кровати и отдала в руки Сабине. Слава Богу, что маленький лорд не проснулся и не расплакался.

– Я не сделаю ни шагу, пока ты не скажешь, в чем дело, – упрямилась Сабина.

Отбросив все церемонии, Tea толкнула девочку к выходу.

– Все вопросы будешь задавать потом, когда спасешься! Беги, иначе мы все погибнем.

– Я должна спросить разрешения отца…

– Сам милорд велел тебе без промедления покинуть замок.

Дрожь, которая сотрясала тело служанки, передалась и Сабине.

– Куда мне бежать?

– Следуй за мной. Не думаю, что люди герцога знают про потайной ход из спальни милорда.

– Какие люди? Какого герцога?!

– Т-сс! Молчи.

Сабина дрожала от холода в тонкой сорочке, и Tea накинула ей на плечи красный бархатный плащ, скрепив его застежками вокруг девичьей шеи. Потом служанка выглянула из двери спальни и с облегчением увидела, что негодяи еще не добрались до верхнего холла. Она обернулась к своей госпоже:

– Они еще разбойничают на втором этаже, но скоро будут здесь. Поспешим.

В кромешной тьме они пересекли холл, нащупали дверь спальни милорда. Отворяемая дверь предательски скрипнула, заставив их вздрогнуть. Неверный лунный свет из окна лишь с трудом позволял различать очертания предметов. В камине слабо мерцали почти догоревшие угли.

– Я знаю, что где-то здесь есть тайная панель, и знаю, моя госпожа, что отец доверил тебе ее секрет.

– Где отец? Почему он не с нами?

– Он приказал мне спасти вас. Прошу тебя, госпожа, не медли!

«Сейчас не время, – подумала Tea, – сообщать дочери о смерти отца».

Сабина надавила ладонью на бронзовую львиную лапу в орнаменте, покрывающем стену рядом с камином. Медленно отодвинулась часть стены, открыв черный провал, откуда пахнуло холодом и гнилью. Tea настойчиво подталкивала девочку в спину. Передавая друг другу крепко спящего мальчика, они обе проникли в узкое отверстие и очутились на краю уходящего под углом вниз колодца, на дно которого вели еле заметные, скользкие от сырости ступени. Tea тут же схватилась за металлическую ручку и задвинула панель на место. Мгновенно их окутал густой мрак, такой плотный, что его, казалось, можно было потрогать руками.

Прижавшись к влажной холодной стенке, Сабина задыхалась в спертом воздухе убежища. Ричард, хотя и небольшим своим весом, все-таки оттягивал ей руки, и она боялась, что не устоит на ногах и скатится в пугающую глубину подземелья.

– Tea, скажи наконец, что случилось, – шепотом попросила девочка.

– Он послал убийц к нам в дом… Зачем он поступил так? Зачем?

Сабина почувствовала, что служанка вот-вот разрыдается.

– О ком ты говоришь?

– О герцоге, о твоем муже.

– Я не верю тебе. Почему Гаррет… – Вдруг страшная догадка осенила Сабину. – Что с моим отцом?

– Его светлость… его светлость… – Tea не в силах была произнести роковые слова.

– Говори же!

– Его уже нет в живых.

– Боже! – Сабина рванулась к Tea. – Выпусти меня. Я хочу его видеть.

Tea преградила ей путь.

– Ты ничем уже не поможешь ему.

Крик отчаяния рвался из горла Сабины, но она подавила его, потому что сквозь каменную преграду легко проникали все звуки. Она услышала громкие голоса ворвавшихся в отцовскую спальню убийц.

Конечно, первым ее желанием было встретить лицом к лицу нашествие негодяев, а не прятаться трусливо в темной норе, но это была нелепая мысль. Спастись самой и уберечь брата – в этом был ее долг перед отцом и матерью.

Ричард зашевелился, и Сабина покачала его. Какое счастье, что сон мальчика так крепок! До ее слуха доносились грубые ругательства, треск ломаемой мебели, звон разбитого стекла. Мерзавцы со злобой крушили все, что им попадалось под руку в спальне милорда. Потом они поутихли, но это была грозная тишина. Негодяи стали переговариваться между собой и осторожно простукивать стены.

– Нам плохо придется, если мы не отыщем эту чертову девчонку с ее братцем! Нельзя уходить отсюда, пока мы их не прикончим!

– Хозяин встретит нас неласково, если герцогиня останется живой!

Это она, Сабина, – герцогиня, а «хозяин» – ее муж, Гаррет Блексорн! О Боже, что она сделала такого, что он жаждет ее смерти и гибели всей ее семьи? Его люди убили лорда Вудбриджа, но им мало пролитой крови. Им нужна и ее жизнь!

Гнев и горе одновременно душили ее. Мысленно она оплакивала отца, оплакивала себя и брата. Она оплакивала свою только-только зародившуюся любовь к человеку, который вдруг, в одночасье обернулся кровожадным чудовищем. Почему? За что?

Время в кромешном мраке, казалось, остановилось. Они боялись двинуться с места, чтобы не выдать себя каким-нибудь неожиданным шумом. Мерное постукивание по стене самым хитрым и упорным из разбойников продолжалось. Или он сам обнаружит пустоту за фальшивой панелью, или кто-то из уцелевших слуг, знающий секрет, проговорится под пыткой…

– Tea, нам надо уходить отсюда, – прошептала Сабина.

– Боюсь, что да, госпожа. Они не перестанут искать нас и в конце концов найдут. Разреши мне нести малыша.

– Нет, я сама. Ступай вперед, Tea, но будь осторожна в темноте.

Они начали бесконечный, утомительный спуск. Потайной ход использовался предками Сабины во времена гонений на католиков. Священники незаметно проникали в замок и уходили обратно, но у них были факелы, a Tea и Сабине с Ричардом на руках приходилось двигаться вслепую. За прошедшие десятилетия многое могло измениться в подземелье, подточенная сыростью кладка могла обрушиться на их головы, а полчища потревоженных крыс напасть со всех сторон. Но не крыс опасалась Сабина. Более страшные и более свирепые враги угрожали ей.

– Дальше нет дороги, госпожа! – испуганно воскликнула Tea, когда они, по всем расчетам, должны были достичь конца пути.

Мысль о том, что они замурованы в кромешной тьме в душном, тесном пространстве, привела их в ужас. Первой опомнилась девочка.

– Потайным ходом много лет никто не пользовался. Дыру в земле могло просто засыпать. – Сабина старалась говорить как можно увереннее. – Я думаю, что ее легко будет расчистить.

Она передала служанке Ричарда, а сама, встав на колени, погрузила руки в глинистый грунт. Ее кожу ранили острые осколки, попадавшиеся в глине. Мягкую почву она отгребала, а несколько тяжелых камней с трудом откатила в сторону. Проход понемногу открывался, но впереди возникло еще одно препятствие – гладкая каменная плита.

Можно было поддаться отчаянию, но у Сабины уже был опыт. Она нащупала утонувший в глине рычаг с металлической рукояткой в виде львиной лапы, такой же, как в спальне отца, и навалилась на него изо всех сил.

Плита откинулась, и дождь ударил Сабине в лицо. Девочка взяла из рук Tea Ричарда и укрыла его под своим плащом. Она могла только удивляться и радоваться тому, что мальчик не проснулся и продолжал мирно посапывать.

Tea, такая решительная недавно, теперь как-то поникла и обратилась к юной госпоже за советом:

– Что нам делать дальше?

– Дай мне подумать, – сказала Сабина. – Нам нельзя идти в деревню. Первым делом они станут искать нас там.

Но судьба решила все за них. Усиливающийся ливень не мог заглушить мужские голоса и чавканье конских копыт по размокшему торфу. Несколько всадников появилось из-за угловой башни замка, и обнаженные мечи блеснули при свете прорезавшей небо молнии. Сабина и Tea метнулись обратно к выходу из подземелья и затаились у подножия замковой стены.

– Нам нельзя возвращаться в замок. Тогда мы окажемся в ловушке, – разумно предположила Сабина.

Tea на мгновение задумалась.

– Ты сможешь переплыть реку с Ричардом? – спросила она.

– Конечно. Ты же знаешь, что я хорошо плаваю.

Разбухший от дождей поток, подмывая травянистые берега, шумел совсем рядом.

– Дай мне твой плащ, – потребовала служанка. – Я знаю, что надо сделать.

– Что? Скажи!

– Дай мне твои плащ! – еще настойчивее повторила Tea. – Скорее!

Дольше раздумывать не было времени. Сабина, не задавая больше вопросов, расстегнула застежку и скинула теплый алый бархат на руки служанке, подставив себя и брата ветру и дождю. Ричард испуганно вцепился в ее плечи и заплакал.

– Беги к реке. Они могут и не заметить тебя из-за дождя. Только не оглядывайся. Беги! Торопись, пока они еще далеко. Поступай, как я тебе велю! – теперь служанка приказывала госпоже.

Это были последние слова, услышанные Сабиной от Tea. Они навсегда врезались в ее память.

Покрепче прижав к себе хнычущего брата, девочка устремилась к реке. Дождевые струи хлестали ее, заливали лицо, мешая дышать. На коротком пути до берега она несколько раз споткнулась и только чудом не упала и не выронила малыша. Но водная преграда заставила ее замереть в страхе.

Река вышла из берегов, на ее поверхности, такой гладкой и ласковой прежде, пенились волны и закручивались бурные водовороты.

Сабина надеялась на свои силы. Она отлично плавала, но вдруг испугалась, сможет ли спасти Ричарда? Не захлестнет ли его волна, не потянет ли их обоих на дно, в темную глубину грозный поток?

Сделав первый осторожный шаг, она сразу же очутилась по пояс в ледяной воде. До нее донеслись неясные отдаленные возгласы, и Сабина не могла не оглянуться, несмотря на запрет Tea. Дождевая пелена скрывала от нее всадников, но злобные их голоса пробивались даже сквозь рев водной стихии:

– Вот она! Догоняй ее! Не дай ей уйти!

Зигзаг молнии прочертил небо, и вся местность вдруг осветилась. Сабина не удержалась от вскрика, осознав, что произошло. Tea в развевающемся алом плаще убегала от реки в противоположную сторону, уводя за собой преследователей и тем самым спасая жизнь детей. Последовавший за молнией удар грома был таким оглушительным, что после него все шумы как бы угасли.

Тем страшнее был услышанный Сабиной крик боли, а потом сердитая перебранка преследователей:

– Дурак! Ты убил ее… раздавил копытами своего коня! Надо было узнать, куда она дела этого сосунка!

– Черт побери! Это же не герцогская женушка! Эй, скорее к реке! Она должна быть там!

Сабине ничего не оставалось, как вверить себя и Ричарда в руки Господа и скользнуть в воду. Течение тут же понесло ее и с размаху ударило об огромный прибрежный валун. Ричард заплакал, пытаясь уцепиться ручонками за скользкий камень, а она почувствовала жуткую боль в когда-то сломанной ноге. Неужели эта беда настигла ее второй раз?

Она оторвала Ричарда от скалы, обвила рукой и поплыла.

Первая же волна накрыла их с головой. Мальчик ухватился за ее шею и тянул их обоих вниз. Сабина задохнулась, ее легкие, казалось, готовы были разорваться. И все же ей удалось вместе с братом вынырнуть на поверхность. После того, как она побывала в подводном аду и думала, что останется там навечно, глоток воздуха был сладостен.

Ричард продолжал барахтаться, колотить ее в страхе руками. Сабина уговаривала брата:

– Не бойся. Доверься мне…

Ей ничего не оставалось, как отдаться на милость течению. Ее слабых сил не хватало, чтобы сопротивляться его яростному напору.

Ричард внезапно выскользнул из ее объятия и исчез во тьме. Казалось, что она бесконечно долго ищет его, беспомощно разводя руками в воде. Наконец Сабина ухватила его за рубашонку и вновь прижала к себе, приподняв его головку над водой. Со своей жизнью она уже простилась. Все ее мысли были только о брате.

– Боже! Помоги мне спасти его! – взмолилась она.

И как бы в ответ на ее мольбу массивный предмет, плывущий по поверхности реки, больно задел ее. Это было подхваченное потоком бревно. Со вновь возродившейся надеждой Сабина ухватилась за него рукой. Ричард как будто понял, что это бревно послано им судьбой для спасения, и сразу же вцепился в него. Теперь им обоим стало легче держаться на плаву. Волны толкали и швыряли их, водовороты крутили, и все же течение постепенно уносило их прочь от убийц, посланных герцогом Бальморо.

Река петляла среди лугов, то отдаляясь, то возвращаясь обратно к стенам замка. Из тьмы донесся до Сабины громкий голос одного из мерзавцев:

– Они наверняка утонули! Никто не смог бы уцелеть в такой жути. Пора домой! Мы свое дело сделали!

Сабина еще крепче схватилась за спасительное дерево. Хотя она горевала о гибели отца и Tea, и все-таки какое-то краткое мгновение она торжествовала. Они обманулись, злодеи! Она жива, и жив ее маленький брат!

Боль постоянно терзала сломанную ногу. Ледяная вода не облегчала страданий. Ричард был пугающе молчалив. Она шептала ему ободряющие слова, но он упорно не отвечал, сжав губы, и только изредка смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Непроглядный мрак окружал их, стихия все бушевала. Тень смерти по-прежнему витала над ними. Последние силы и мужество в любой момент могли оставить Сабину. Но не вечно же могла длиться эта пытка!

Через какое-то время дождь прекратился, небо чуть прояснилось, тучи расступились, и лунный свет пролился с высоты на реку и прибрежные луга.

Вместе с крепнущей уверенностью в спасении гнев проснулся в душе Сабины. Они с братом будут жить и будут мстить. Наступит день, когда Гаррет Блексорн, герцог Бальморо сполна расплатится за свои злодеяния!

 

8

Два ярко раскрашенных фургончика загородили размокшую от дождя дорогу. Один из них беспомощно увяз по самые ступицы колес в грязи, второй уже не мог объехать его.

Месье Жак Баллярд выругался на своем родном французском языке и с досадой ударил ногой по злополучному, так некстати сломавшемуся колесу.

Это был высокий темноволосый мужчина с орлиным носом и пронзительным взглядом. Его нельзя было назвать красавцем, но внешность его запоминалась надолго.

– Как мы можем уехать из этой проклятой страны, если дождь хлещет не переставая?

Его жена, Мари, восседала на кучерском сиденье, сжимая в руках вожжи. Она промокла насквозь, разметавшиеся светлые волосы липли ко лбу. Мари призвала всех святых добавить ей терпения и кротости, иначе она не совладает с собой и вцепится в супруга со всей яростью.

– Если бы ты подождал, пока дороги просохнут, как я тебе советовала, то не торчал бы сейчас среди поля, как пугало.

Он сердито отмахнулся.

– Мадам, если вы не можете ничем помочь, то хотя бы помолчите!

– Я вышла замуж за дурака. И с этой ношей должна теперь таскаться всю жизнь. Зачем я тебя послушалась, Жак? «Поедем в Лондон, – прожужжал ты мне все уши. – Там мы заработаем состояние, выступая на сцене». Какая сцена? Какой театр? Нас туда и на порог не пустили. Мы играли на задворках да на пустырях!

Все это Жак выслушивал уже не в первый раз.

– Мари, – сказал он примирительно. – Сейчас не время выяснять, кто виноват. Разве ты не видишь, что мы влипли…

Она возмущенно фыркнула и напялила на голову шляпу с широчайшими полями, чтобы хоть как-то отгородиться от мужа и от надоевшего ей до смерти дождя. Из этого укрытия Мари продолжала свои упреки:

– Все, что мы получили в награду за наши труды, так это свист и гнилые помидоры. Как ты мог не разузнать до того, как сюда отправиться, что в Англии не позволено женщинам выступать на сцене? Ты свалял дурака и меня поставил в дурацкое положение. Ты должен был меня предупредить, что в этом пивном королевстве женские роли играют переодетые мужчины. Думаешь, очень приятно, когда тебе в физиономию швыряют всякую гниль?

– Да, я ничего не знал об их обычаях, – признался Жак. – И сочувствую тебе.

Его мысли больше занимало сломанное колесо, чем ворчание жены.

– И какая замечательная идея может осенить тебя сейчас, милый Жак? Братья и сестры Брогли сбежали от нас. От всего театра Баллярда остались только ты да я, да еще костюмерша Изабель. Мы безнадежно застряли в этой мерзкой дождливой стране. У нас нет ни гроша, чтоб заплатить за проезд обратно во Францию. К тому же мы еще и сидим по уши в грязи.

Жак больше не слушал ворчание Мари. Он размышлял вслух:

– Пожалуй, надо запрячь всех четырех лошадок вместе, чтобы вытащить фургон.

Мари еще раз презрительно фыркнула и показала оттопыренным большим пальцем себе за спину.

– Почему бы тебе не попросить старую дуру Изабель Агостино вызвать духов на помощь? Жаль, что она не удрала вместе со всеми…

Жака Баллярда не обижала ругань жены. На самом деле у нее было доброе сердце. Наоборот, он даже любил ее за буйный характер и острый язык. Она не давала ему возможности заскучать или пасть духом. Мари была стройной, красивой женщиной лет тридцати. Когда гнилой помидор, пущенный рукой тупого, разъяренного, как бык, англичанина, угодил в ее хорошенькое, нежное личико, сердце Жака облилось кровью. Он бы давно отказался от сцены и нашел себе другое занятие, если б не Мари. Она считала Жака великим актером и автором замечательных пьес, и ее вера в его талант поддерживала в нем уверенность в себе.

– Оставь меня в покое, Мари. Я стараюсь что-нибудь придумать.

Ее подбородок предательски задрожал:

– Я больше ничего не скажу.

Часа два им понадобилось, чтобы вытащить фургон, починить колесо и разбить лагерь в лесу на берегу бурного потока. «Здесь, – решил Жак, – мы останемся, пока дороги основательно не просохнут».

На какое-то время дождь перестал, подарив путникам обманчивую надежду, но вскоре хлынул с удвоенной силой, загасил костер и вызвал новый поток яростных проклятий Мари. Им пришлось вновь укрыться в фургонах.

Мари переоделась в сухое платье, но это не подняло ей настроение. Она чувствовала себя несчастной вдали от родной благодатной Франции. Ей казалось, что она уже никогда не вернется туда. Демонстративно упрятав под шарф свои чудесные волосы, чтобы придать себе еще более жалостливый вид, она поглядела на мужа:

– Между прочим, у нас нет никакой еды, кроме куска вяленого мяса и головки засохшего сыра. Все наши припасы ты отдал Брогли, когда прощался с ними.

– Ты же сама пожелала, чтобы они не уезжали голодными. Не так ли, женушка?

– А как ты думаешь прожить без пищи, муженек? – в тон ему ответила Мари.

Жак спокойно воспринял эту новую атаку, признав, как обычно, правоту Мари.

– Я попрошу Изабель сходить завтра с утра в деревню и погадать там селянам. Надеюсь, она заработает достаточно, чтобы купить свежего хлеба и сыра.

– Эта старуха думает, что дает представления лучше, чем наши, одеваясь цыганкой и заставляя дураков верить в ее гадания. Неужели мы снова унизимся перед ней ради того, чтобы набить животы дрянной пищей? Я и так вся дрожу, когда она пялится на меня своими странными голубыми глазищами.

Жак вздохнул.

– Она зарабатывает на хлеб, как умеет. Мы должны быть ей благодарны, что она не ушла от нас вместе со всеми. И признайся, Мари, она шьет замечательные костюмы.

– Она осталась с нами только потому, что ей некуда деваться, а мы разрешили ей пользоваться нашим фургоном.

Жак знал, что Мари суеверна, хотя она эту свою слабость тщательно скрывала.

Действительно, Изабель могла испугать кого угодно, особенно если начинала пророчествовать или когда утверждала, что является Седьмой Дочерью Седьмой Дочери. Эту абракадабру Жак пропускал мимо ушей, но Мари верила, что Изабель обладает даром провидения.

– Если хочешь ее прогнать, то гони. Но только сделай это сама! – Жак усмехнулся про себя. – Я, например, не желаю, чтобы она меня сглазила.

– А я не желаю с ней вообще разговаривать. – Мари передернула плечами.

– Неужели ты боишься? – с притворным удивлением спросил Жак.

Мари украдкой огляделась, словно Изабель могла незримо появиться в фургончике и подслушать их разговор.

– Пусть остается с нами, но только до той поры, пока мы не ступим на землю Франции. Там я не потерплю ее присутствия. Какая бы она ни была искусная швея, пусть убирается прочь!

Мари выглянула из двери фургончика и отшатнулась:

– Смотри, этой безумной дождь нипочем!

Изабель подвернула подол юбки из плотной шерстяной ткани и спустилась к реке зачерпнуть воды в кувшин. Ей не нравилась Англия с ее сыростью и дождями. Эта страна была так непохожа на ту, где она родилась, – солнечную Италию. Она не могла вернуться туда, хотя события, из-за которых она покинула родину, были давно уже всеми позабыты. Шли годы, и она все реже и реже вспоминала о том времени. Без всякой цели Изабель кочевала по свету, города, люди и страны мелькали, словно в тумане, перед ее взором. Нигде она не могла найти уютного, милого сердцу пристанища, пока не повстречалась с Жаком и Мари. За их бесконечными беззлобными спорами она разглядела истинную сущность супругов и поняла, какие это хорошие люди.

Она с трудом выпрямилась с тяжелым кувшином в руках, собираясь возвращаться в фургон, и напоследок окинула взглядом бурный поток, с шумом кативший свои мутные воды. Она заметила черный ствол дерева, уносимый течением, и что-то светлое, белеющее возле него.

Всмотревшись внимательнее, Изабель разглядела двоих – ребенка и девушку. Она громко позвала Жака, а сама устремилась по берегу вслед уплывающему бревну.

– Выходи, Жак! Скорее! Нужна твоя помощь!

– Кому? – спросил Жак, неохотно вылезая под дождь. Следом за ним покинула фургон и Мари.

– Там девушка и маленький ребенок! – на бегу крикнула Изабель.

Жак догнал Изабель и, не думая о том, что подвергает себя опасности, кинулся в бурлящий поток. Нескольких сильных взмахов руками ему было достаточно, чтобы настигнуть плывущее бревно. Теперь он боролся с течением, пытаясь подтолкнуть тяжелый ствол и цепляющихся за него детей к берегу.

Между тем Мари в отчаянии и тревоге заламывала руки и причитала:

– Боже мой! Ты ведь утонешь! Что я буду делать одна в Англии – без денег и без друзей! Плыви обратно! Немедленно! Слышишь меня?

Изабель видела, как трудно приходится Жаку. Она вошла в воду и поплыла на помощь, моля Господа, чтобы тяжелое, намокшее платье не утянуло ее на дно.

Сабина уже давно не чувствовала ни рук ни ног от холода. Малыш сидел верхом на скользком бревне и смотрел вперед бессмысленным взором. Он не плакал и не жаловался, а Сабина не могла разрушить это страшное молчание. Мысленно она произносила ободряющие слова, потому что онемевшие губы не слушались ее. Больше всего она боялась, что сознание покинет ее, и кто тогда удержит ребенка на дарованном им Богом спасительном ковчеге?

Когда чьи-то руки протянулись к Ричарду, она из последних сил стала сопротивляться. Неужели люди Гаррета все же настигли их?

Изабель, подплывшая к Жаку, коснулась пальцами заледеневшего тела Сабины.

– Мы вам поможем! – произнесла она по-французски.

Эти слова, услышанные Сабиной из уст старой женщины, поразили ее и одновременно вселили надежду. Разбойники могли говорить только на английском языке, она уже наслушалась их грубых проклятий.

Сабина погрузилась наконец в беспамятство, но оно сулило покой. Последнее, что слышала она, падая в черную пропасть забытья, были слова, произнесенные мягким мужским голосом:

– Не бойтесь и не сопротивляйтесь мне. А то мы все утонем.

Его акцент тоже выдавал чужестранца. Может быть, они были ангелами?

Жак вынес на берег потерявшую сознание Сабину, а Изабель ребенка. Его маленькое сердце колотилось, словно у пойманной птички. Но он был жив, и Изабель, сама замерзшая, мокрая, старая женщина, вдруг обрела молодой властный голос:

– Мари, разожги огонь! Надо согреть наших гостей! Мари, набросай на уголья камней, а когда они нагреются, заверни их в плотное сукно. И отнеси ко мне в фургон. Жак, приготовь горячее питье. Кинь в кипяток кусок сухого мяса, если оно у тебя осталось.

Изабель, оставшись наедине со спасенными, осторожно освободила их от намокшей одежды. «Нагими мы пришли в этот мир», – подумала она. Мальчик и девочка. Неужели небо подало ей знак и ее существование на земле обретет смысл?

Два восхода и два заката солнца проспала Сабина. Иногда дрожь сотрясала ее тело, страшные видения мучили ее мозг, но тотчас ласковая рука отгоняла их. Вместе с этой рукой, с ее прикосновением приходило желанное тепло.

Проснувшись, она хотела пошевелиться, но невыносимая боль пронзила ее. Она задохнулась в крике.

– Спи, мое дитя! – произнес кто-то над ней по-французски. На этом языке утешала ее мать в детских горестях. – Ты нуждаешься в отдыхе.

Сабина была слишком слаба, чтобы протестовать. Она вновь погрузилась в восхитительное тепло, а затем в глубокий сон.

Мари жалела ее, но не могла не съязвить:

– Дурочка и дурачок. Надо же, придумали плавать по реке в такую бурю! У всех англичан мозги набекрень.

Изабель придерживалась другого мнения. Она чувствовала, что над спасенными детьми нависла какая-то угроза.

– Что ты так вцепилась в малыша? – спросила Мари. – Очень он тебе нужен! Дай его мне побаюкать.

Она протянула руки, и Изабель пришлось передать ребенка более красивой и молодой женщине. Конечно, малыш меньше испугается, очнувшись и увидев красивое доброе лицо Мари, чем похожую на колдунью Изабель. Мари внимательно рассматривала личико мальчика.

– Они похожи. Но вряд ли она его мать, – вслух рассуждала она. – Наверное, они брат и сестра. Неужели их деревню затопило при наводнении и только им удалось спастись?

– Посмотри на ее ладони, Мари. На них нет мозолей. Это руки леди. А взгляни на герб на ее перстне…

Мари вздрогнула:

– Тогда нам лучше в это дело не вмешиваться.

Но малыш, прильнувший к ней, был таким красивым и трогательным, что сердце ее дрогнуло.

– Может, ты что-нибудь узнаешь в деревне, Изабель? – попросила Мари.

– Пойду и узнаю. Не бойся, мой язык будет на привязи, зато уши настороже.

Сабина с трудом разлепила веки после долгого сна и увидела склонившуюся над ней старую женщину.

«Где Ричард?» – это была первая мысль, пронзившая ее мозг.

И тут Ричард, живой и веселый, упал ей на грудь, смеясь и колотя ее своими крохотными, но сильными руками.

– Я вам очень благодарна, – после продолжительной паузы произнесла Сабина. – Это вы нас спасли?

– Нет, не я, а Жак. Он сильный мужчина и хороший пловец. Я только помогала ему, насколько это было в моих силах.

Сабина почувствовала себя виноватой за свой резкий тон. Огромные голубые глаза этой женщины излучали любовь и ласку, но в них одновременно было что-то завораживающее. Она не знала, как продолжать разговор.

– Я хотела бы знать твое имя? – Сабина произнесла это тоном миледи, имя которой известно всем в округе.

– Меня зовут Изабель Агостино.

– Ты итальянка, а говоришь по-французски? – удивилась Сабина.

– Люди везде люди, на каком бы языке они ни говорили. Ты, девочка, тоже понимаешь французский язык…

– Моя мать была француженкой.

– Ты говоришь о ней в прошлом времени…

– Да, мадам. Она умерла. И мой отец тоже…

– Мне очень жаль тебя! – Изабель разговаривала с Сабиной нарочито холодно, чтобы не позволить ей разрыдаться.

Сабина старалась быть сдержанной в присутствии этой странной женщины.

– Кто этот джентльмен, спасший нас? Вы сказали, что его зовут Жак. Я хотела бы чем-нибудь отблагодарить его. – Сабине показалось, что она нашла очень удачную фразу.

– Чем, милая? На вас с малышом не было ничего, кроме изорванных ночных сорочек. Может быть, люди, от которых вы убегали, заплатят Жаку?

– Нет! – вскрикнула Сабина. Она попыталась подняться, но тут же нестерпимая боль в ноге заставила ее упасть обратно.

Она вновь погрузилась в беспамятство.

После жуткого озноба от пребывания в холодной реке ей было тепло – значит, она попала в рай. Ей подносили ко рту кружку, и она покорно глотала пахнущую мясом, соленую жидкость. Это был райский напиток. Ароматный и горячий. Над ней склонялись ангелы, и все они говорили на языке ее матери – мужчина с большим носом, похожим на орлиный клюв, и светловолосая женщина, немного похожая на ее мать, а еще сморщенная старуха с добрыми голубыми глазами. И, конечно, Ричард, который прижимался к ее лицу губами и молился о ее выздоровлении.

– Мне не нравится твоя нога. Из-за нее ты выглядишь калекой, а разве это годится для молодой красивой леди?

– Что? – Сабина проснулась и тотчас взвилась от боли.

– Пока я не вылечу тебя, ты не уйдешь далеко.

Сабина была вынуждена признать правоту старухи.

– Я хочу, чтобы ты доверилась мне. Я тебя не отравлю, не бойся… Тем более при свидетелях. Спроси Мари и Жака, я не причиню тебе зла.

Изабель откинула полог, и в фургон вошли мужчина и женщина, за руку которой держался маленький Ричард.

– Пусть они убьют меня или выдадут властям, если я нанесу тебе вред.

Изабель высыпала какой-то желтоватый порошок в кружку и поднесла ее к губам Сабины:

– Выпей этот настой из трав, и твоя боль на время уйдет.

Боль была так мучительна, что Сабина без колебаний выпила протянутое старухой лекарство. Восхитительный покой охватил ее тело. Она наблюдала за собой как бы со стороны. Нежные пальцы пробежались по ее коже, задержались на лодыжке.

– Какой тупой мясник лечил тебя в детстве! – возмущенно покачала головой Изабель.

Сквозь сгущающийся в ее голове туман Сабина разглядела показавшееся ей очень добрым лицо Жака и услышала его слова:

– Если лошадь ломает ногу, ее из милосердия убивают и пускают на мясо. Как же Бог мог ниспослать такие мучения человеку? Тем более такой малютке?

– Человек может выдержать любые мучения, чтобы выполнить свой долг в земной жизни. Он не животное, не лошадь, он – человек!

Так ответила Жаку Изабель, не отрываясь от осмотра ноги Сабины.

– Может, все-таки лучше позвать лекаря? У Мари есть одно серебряное пенни.

«Боже, какое великодушие! Эти добрые люди готовы расстаться с последним своим достоянием!» – подумала Сабина. Изабель резко возразила:

– Оставь эту монетку на хлеб и сыр. А мне принеси плоские щепки. Мы соорудим вокруг больной ножки крепостную стену.

– А что делать мне? – спросила Мари.

– Разве тебе мало возни с малышом? – задала встречный вопрос Изабель.

Красота и добрый нрав Мари покорили сердце маленького Ричарда. После всех ужасов, пережитых той ночью на реке, он вдруг увидел подобие своей ушедшей в сырую землю матери. Мари прижала мальчика к себе, и, позабыв о голоде и безденежье, она вдруг поняла, что обрела богатство, о котором давно мечтала.

Блаженный покой Сабины под действием лекарства длился недолго. Она с трудом приоткрыла глаза и увидела лица двоих уже знакомых ей людей, склонившихся над ее ложем.

– Скажи, когда мне дернуть? – спросил Жак.

– Будь внимателен. Я скажу.

Старуха взяла в руки больную ногу Сабины и замерла в неимоверном напряжении.

– Дергай! – после этого крика последовало грубое французское ругательство.

Жак дернул изо всей силы. Такой адской боли Сабина не испытывала никогда. Гораздо легче было умереть.

– Я все правильно сделал? – осведомился добрый Жак у знахарки.

– Ты молодчина, – ободрила его Изабель. – Мы сделали все, что могли. Теперь она во власти нашего Господа Бога. Будем надеяться на его милосердие. Иди в деревню, Жак, и добудь хоть какую-нибудь пищу.

 

9

Молва летит быстрее, чем самый хороший гонец, загоняющий лошадь до смертного пота. В трактирах и деревнях, лежащих на пути гонца, уже знали о резне, учиненной людьми герцога Бальморо в поместье лорда Вудбриджа. Англия готова была ощетиниться оружием.

На третий день после нападения на замок известие пришло в Уайтхолл, где король совещался с бывшим епископом Лондона, которого он хотел в ближайшие дни назначить архиепископом Кентерберийским. Священник прочитал вслух последние адресованные королю, не очень сведущему в грамоте, письма и удивленно взглянул на монарха:

– Я не могу этому поверить, Ваше Величество!

Король досадливо поморщился:

– Лорд Вудбридж убит, и такая же участь, вероятно, постигла и его детей. Подобную жестокость нельзя оставить без наказания!

Король взглянул на юнца, прискакавшего с мрачным посланием. Ему и так хватало забот, а теперь еще придется разбираться, кто прав, а кто виноват в кровавых разборках между могущественными вассалами. Как будто вернулись вновь проклятые времена войны Алой и Белой Роз.

– Неужели это были люди герцога Бальморо? – спросил монарх. – Где доказательства?

Мальчик-гонец представил королю запятнанную кровью одежду одного из слуг Гаррета – бело-голубой камзол.

Король взмахом руки отослал парнишку прочь. Он нуждался в уединении, чтобы хорошенько поразмыслить над случившимся. Мальчик еще многое мог бы рассказать королю. Жители соседней деревни нашли останки зарубленных и брошенных в реку слуг и тело какой-то женщины, едва не растоптанной копытами коня. Но король и так все понял.

– Нет оправдания безумству молодого герцога Бальморо!

Епископ в волнении прохаживался по залу. Его ярко-красное одеяние металось, словно раздуваемое порывами ветра.

– Не верю! – восклицал он. – Молодой герцог такой же человек чести, как и его покойный отец. Он не мог совершить подобную подлость.

– Разве мы способны проникнуть в темные глубины человеческих душ наших подданных? – резонно заметил Карл Первый, как бы предчувствуя свою будущую смерть на эшафоте под восторженные крики толпы. – Каждый из моих вассалов копит ненависть в сердце, и когда она вскипает… О Боже мой!..

Он не закончил фразы и схватился руками за голову. Припадок отчаяния у короля быстро прошел, и он вновь обрел твердость и волю. И способность отдать приказ.

Король дернул за шнур звонка, и тотчас же в зале возник начальник охраны.

– Пошлите роту солдат и арестуйте Гаррета Бальморо в его Волчьем Логове. Если он будет сопротивляться, крушите стены замка из пушек и не жалейте ядер и пороха. Доставьте герцога живым в Лондон и поместите в Тауэр.

Священник приблизился к королю и, понизив голос, произнес:

– Ваше Величество! Такими действиями вы увеличите число своих врагов.

– У меня их и так достаточно. Я хочу хоть раз наказать преступника по всей строгости закона. Какая бы сила ни стояла за ним, все же я король Англии, Шотландии и Ирландии! Не сомневайтесь во мне, епископ! Я самый справедливый и неподкупный судья в этом королевстве. Быть таким судьей нелегко, но я согласился нести на плечах эту тяжкую ношу. Кровь моей бабушки, Марии Стюарт, пролитая под топором палача, каждую ночь снится мне. Я должен искупить ее грехи и грехи Елизаветы… Боже! Сколько накопилось грехов у королей, королев и вельмож! Вся Англия греховна! И вот теперь мой добрый друг Гаррет поступил, как взбесившийся мясник. Счастье, что он не пожрал трупы, как людоед!

Гаррет совещался с начальником своей охраны в каменной будке у подъемного моста замка, когда их беседу прервала его мать, леди Бальморо, запыхавшаяся от стремительного бега.

– Нам нужно срочно поговорить наедине! – с трудом вымолвила пожилая леди. Ее руки дрожали, и вид у нее был такой, словно она вот-вот упадет в обморок.

Гаррет жестом руки отослал старого воина и обнял мать:

– Что тебя так взволновало, матушка?

Адриенна Блексорн, дрожа от нервного озноба, прижалась к горячему телу сына. Она в отчаянии сжимала руки в кулаки, так что ее пальцы побелели от напряжения, а ногти впились в ладони.

Она была мала ростом, и ее голова едва достигала плеча сына. Ее темные волосы выбились из-под траурного вдовьего чепца и разметались по плечам.

– Это так ужасно! Я не могу в это поверить! – с ее уст срывались отрывистые фразы. – Замок Вудбриджей подвергся нападению! Там устроили настоящую резню… твои люди, Гаррет! Твои люди! Как ты мог?..

Ее тело обмякло в объятиях сына. Он едва удерживал мать, чтобы она не упала на холодные каменные плиты.

– …зачем ты обрушил на голову этой девочки столько несчастий? Она и так испытала горе, похоронив мать…

– О какой девочке ты говоришь? Я не понимаю тебя…

– О Гаррет! Неужели мой сын стал преступником! Лорд Вудбридж злодейски зарезан, а Сабина и ее брат исчезли бесследно в бурной реке. Их тела не нашли, но вряд ли они спаслись.

Гаррету показалось, что его сердце остановилось и превратилось в кусок льда. Он с трудом произнес:

– Кто осмелился это сделать?

– Ты!

Вдова благородного герцога Бальморо закрыла глаза, чтобы не видеть лица сына, опозорившего их род.

– Ты! – повторила она. Ее губы едва шевелились. – Ты достоин самого жестокого наказания и презрения.

– Как ты смеешь обвинять меня, матушка, в преступлении, которого я не совершал? Пусть подлый клеветник выйдет на суд Божий, и я докажу ему на поединке, что я ни в чем не виноват.

Адриенна постепенно приходила в себя.

– Я не знаю подробностей, я только рассказала тебе то, что услышала от твоего кузена Гортланда. Он прискакал еще до рассвета, разбудил меня и сообщил, что опередил королевских солдат всего лишь на пару часов. Они собираются арестовать тебя, а если ты не подчинишься воле Карла Стюарта, разрушат замок.

– Где же кузен Гортланд? Пусть он расскажет мне все сам.

– Он уже ускакал, опасаясь королевского гнева за то, что предупредил тебя.

– Так что же случилось? Успокойся и все расскажи толком.

– Какие-то люди в одежде с нашим гербом напали на замок Вудбриджа. Гортланд советует тебе скрыться, пока королевские судьи не разберутся в чем дело.

– Герцоги Бальморо никогда не бежали от справедливого суда, а на клевету отвечали ударом меча.

– Твой меч бессилен против пушек и мушкетов. Только чье-либо заступничество перед королем защитит тебя. Гортланд готов за тебя вступиться и засвидетельствовать твою невиновность.

– Кто он такой, кузен Гортланд? Его имя неизвестно королю, и вряд ли Карл допустит мелкого дворянина до своей особы. Мне не нужны ходатаи перед королем. И прятаться, как пугливый заяц, от гнева Его Величества я не собираюсь.

Мысли Гаррета занимали его собственные проблемы. Он как бы на время забыл, что где-то в мокрых торфяниках сгинула бесследно его юная супруга.

– Я отдамся на волю короля и буду ждать его справедливого приговора, – торжественно произнес Гаррет.

Его намерения привели леди Бальморо в испуг:

– Ложь часто бывает убедительней правды. Кто знает, какой клевете поверит наш король?

– Мы оба верим в одного Бога! – возразил ей Гаррет. – И оба можем отличить черное от белого! Я не стану дожидаться прихода солдат и немедленно отправляюсь в Лондон.

– Тогда я еду с тобой!

– Нет, матушка. Враги могут ждать нас везде и всюду. Я обойду главную дорогу через леса и болота. Для тебя этот путь будет труден. Я должен спешить. Чем скорее я увижу короля, тем будет лучше для нас.

Леди Адриенна гордо вздернула подбородок и, обретя вновь достоинство и спокойствие, направилась к выходу.

– Я еще не отвыкла от верховой езды, Гаррет. Неужели ты думаешь, что я останусь здесь, в деревенской глуши, не зная, что случилось с моим сыном? Распорядись, чтобы нам скорее готовили лошадей!

Слуги в Волчьем Логове были отлично вышколены. Не прошло и десяти минут, как мать с сыном проскакали по подъемному мосту, пересекли открытое пространство перед замком и скрылись в тени леса. Потайные тропинки в нем знали только владельцы поместья да их охотники. В этом лесном лабиринте им не грозила встреча с королевскими солдатами.

Гаррет нарочно придерживал своего скакуна, чтобы мать не отставала от него. Но пожилая леди была полна мужества и не нуждалась в остановках на отдых.

– Вперед, мой сын! – восклицала она. – Торопись!

Проливной дождь не стал им помехой. Они упорно продолжали бешеную скачку по размокшим дорогам. К полуночи дождь прекратился, небо расчистилось от туч, выглянула бледная луна. В очередной раз они остановились на берегу ручья, чтобы дать отдышаться разгоряченным коням и напоить их. На всем пути Гаррет старался не думать о причинах несчастья, постигшего дом лорда Вудбриджа. Невыносимую тяжесть он нес в своем сердце, когда его мысли обращались к Сабине. Босая, трогательная хромоножка с букетом цветов на влажном зеленом лугу – такой он запомнил ее. Неужели она мертва? Она, его юная жена, которая должна была в скором времени лечь с ним в одну постель, чтобы он обнял ее хрупкое тело и согрел своим теплом. Неужели она превратилась в холодный труп и безжалостный поток тащит ее через камни и речные перекаты, раня нежную кожу девочки? Той самой девочки, которая бы стала в будущем матерью наследника древнего рода Бальморо?

Лошади жадно втягивали в себя воду. Вдовствующая герцогиня, спешившись, зачерпнула ладонью ледяную влагу из ручья и утолила жажду. Луна осветила ее лицо. От многочасовой скачки темные круги появились у нее под глазами. Впервые за многие годы мать и сын остались наедине без слуг и служанок, без оруженосцев и пажей.

Мир вокруг был холоден, пуст и враждебен. Луна не могла согреть их, а с намокших от дождя ветвей все еще падали тяжелые капли. Адриенна предчувствовала, что ничего хорошего не ждет их впереди, и все же бодрилась, готовая на все, чтобы спасти сына. Она обвела взглядом равнину, стелющуюся перед ними. Тусклый огонек мерцал где-то вдалеке.

– Мне кажется, что там впереди деревня. Может быть, кто-нибудь пустит нас обсохнуть, а потом на окраине Лондона мы купим себе подходящее платье. Мы не можем появиться перед королем одетыми, как лесные бродяги.

Ночной отдых в крестьянской хижине и покупка на «блошином» рынке при въезде в Лондон приличной одежды заняли совсем немного времени. Уже спустя час после восхода солнца они оказались у ворот королевского дворца.

Когда Гаррет объявил стражникам, кто он такой, его тотчас же арестовали.

Мать бросила последний ободряющий взгляд на сына, уводимого стражниками в тюрьму. Ему уже было подготовлено место в Тауэре, согласно распоряжению короля. Несчастная усталая женщина бродила по бесчисленным залам и коридорам дворца, где никто нарочито не узнавал ее. Презрение придворных лизоблюдов терзало ее душу. Когда был жив ее муж, любой королевский прихвостень подметал своей шляпой пол при появлении герцогини Бальморо, а сейчас все сторонились ее, словно она была прокаженной.

Гаррет, доставленный в особо охраняемую камеру Тауэра, тщетно искал взглядом сквозь узкое окошко чей-то доброжелательный знак. Из башни, ставшей теперь его домом, он видел только мрачный каменный колодец внутреннего двора. Хотя его покои были обставлены роскошной мебелью и увешаны коврами, от стен веяло сыростью, а тесное пространство вызывало приступы удушья. Весьма недружелюбно настроенный охранник ехидно поведал Гаррету, что до него пленниками этой камеры были многие не менее благородные, чем теперешний узник, господа. Сама злополучная королева Мария Шотландская провела долгие годы заключения среди этой мебели и отсыревших ковров. Ей так надоело пребывание в Тауэре, что она с облегчением взошла на эшафот, где ее голову отделили от тела под крики возбужденной толпы.

Воспоминания о знаменитых предшественниках не улучшили настроение Гаррета. Он горько затосковал с первого же дня своего заключения. Каждый раз, посылая королю записки с просьбой об аудиенции, он расставался с золотой гинеей, предназначенной для оплаты стражнику его услуг почтальона. Но ответом было упорное молчание. С ним обращались как со злодеем, лишенным права защитить себя.

Вести извне не доходили до Гаррета. Вероятно, король уже счел его виновным в подлейшем из преступлений и даже не желает оскорбить свой взор лицезрением подобного мерзавца. Днем и ночью пребывая в странном состоянии, похожем на полузабытье, Гаррет сочинял пламенные речи в свою защиту, но имел возможность произносить их лишь своему отражению в зеркале во время бритья.

Три недели отсидел Гаррет в Тауэре, пока не получил краткое послание от матери. Оно было написано довольно давно, но почему-то только сейчас попало ему в руки. Мать сообщала, что ей обещали выхлопотать прием у короля. Она умоляла сына не отчаиваться. Раз он не виноват, то справедливость в конце концов восторжествует.

Гаррет отложил письмо и горестно задумался, обхватив голову руками. Имя Сабины, о которой ничего не было сказано в послании, сорвалось с его уст:

– Бедная моя девочка! Я не смог уберечь тебя, но клянусь, я отомщу за твою мученическую смерть!

 

10

Голова Сабины болталась из стороны в сторону, словно у тряпичной куклы. Девочка металась на кушетке, покрытой грубым шерстяным одеялом, и до крови кусала губы, сдерживая крики боли. За что ее так мучает эта злобная старуха?

– Изабель, оставь меня… Прошу… Не дотрагивайся больше до моей ноги…

Если бы Сабина видела в эти мгновения, сколько сочувствия к ее страданиям было во взгляде Изабель! Старой женщине казалось, что на ее долю выпало столько же мучений, сколько пришлось испытать излечиваемой ею девочке.

– Крепись, мое дитя. Нельзя останавливаться на полдороге. Бог вознаградит тебя за все муки.

Сабина пыталась оттолкнуть безжалостные руки Изабель.

– Мне никогда не было так больно. Даже когда меня лечили в первый раз и сломанная кость прорвала кожу на ноге.

– Тебе не повезло, девочка, ты попала в руки мясника, а не врача. Ты бы не страдала так, если б мне не пришлось исправлять ошибку того невежды.

Изабель была высока ростом и худа, ее седые волосы по обыкновению выбивались из прически, она выглядела страшно, словно ведьма, особенно когда пот катился по ее лицу, скапливаясь в глубоких морщинах. Голубые глаза ее были прозрачны и бездонны… Казалось, что долгие века она прожила на этом свете и обрела бесценную мудрость.

– Ты должна быть терпеливой, дитя.

– Зачем? Неужели я не буду больше хромать? Я не могу в это поверить…

– Верь, и ты излечишься.

– Я даже боюсь надеяться…

– Всегда надо нести в себе надежду. Мир жесток и злобен, но в нем все-таки есть место и добру и чуду. Верь, что чудо свершится.

Незримая сила, исходящая от Изабель, благотворно подействовала на Сабину.

– Я все вытерплю… Поступай, как сочтешь нужным.

Приготовившись к новой пытке, Сабина облизала пересохшие губы. Неужели Бог вознаградит ее за перенесенную боль?

Шли дни за днями, а дороги были все так же непроходимы. Нескончаемый дождь заставлял Мари каждое утро взрываться от ярости, подобно вулкану. Только маленький Ричард способен был остановить потоки раскаленной лавы.

Сабина, после мучительного лечения Изабель, решила самостоятельно сделать несколько шагов. Она не чувствовала никакой боли, никаких затруднений при ходьбе. Ее ноги были легки, как у молодого олененка, но она все еще не могла в это поверить. Пройдясь по фургону, девочка, не скрывая слез радости, опустилась на низенький стульчик, вовремя подставленный Изабель, которая тут же закутала больную ногу одеялом.

Осень вступала в свои права, дни становились все прохладнее. Скоро бедным кочевникам станет совсем плохо, но они старались отогнать прочь тревожные думы о будущем. Мари, усадив Ричарда на колени, разучивала с ним детские французские стишки.

Покой поселился в душе Сабины. Голубые глаза старой Изабель излучали неземную теплоту. Страшные воспоминания уплыли куда-то, но… Изабель вернула ее на грешную землю:

– Сегодня утром я прошлась по деревням в окрестностях замка Вудбриджей. Там все по-прежнему в трауре.

Сабина спрятала лицо от пристального взгляда старухи, наклонилась и принялась старательно раздувать тлеющие угли костра. Изабель молчала, словно ждала от Сабины какого-то отклика на принесенные ею новости.

– Мне нет дела до того, кто кого оплакивает в этой округе, – жестко произнесла Сабина.

– Я поговорила со многими людьми, – упрямо продолжала Изабель. – Они оплакивают тебя!

Сабина вздрогнула. Она решила направить разговор в другое русло:

– Правда, что ты можешь предсказывать будущее?

Изабель рассмеялась:

– Так же, как и ты, как твой братец Ричард или Жак и Мари. Надо только набраться смелости и говорить людям то, что они хотят услышать, или немного их припугнуть. Обычно я пророчу им скорое богатство и страстную любовь, а иногда и неожиданные беды. Как это ни странно, мои предсказания сбываются. А если нет, то я уже успеваю удрать далеко, заполучив свои денежки за гадание.

– Какая же ты хитрая, Изабель! – улыбнулась Сабина.

– Жизнь меня научила этому. Зайчик кормится травкой, а лисица – мясом зайчика. Такой порядок установил в мире Господь, – веселые искорки промелькнули в глазах Изабель, – не хочет ли юная госпожа прогуляться со мной, пока этот противный дождь сжалился над нами и ненадолго прекратился?

Они пошли рука об руку по опушке леса, и восхитительная легкость шага изумила Сабину. Она нарочно припадала на недавно излеченную ногу, и – о чудо! – нога не отзывалась болью.

– Сабина, я расскажу тебе то, что услышала от местных жителей. Хочешь?

Глаза Сабины наполнились слезами. Она молча кивнула.

– Я знала давно, что ты, девочка, спаслась от этой резни. Я сразу же догадалась, что ты Сабина – дочь Вудбриджа и жена герцога Бальморо. Не надо бояться нас. Мы добрые люди и честные.

Сабина разрыдалась.

– Что с моим отцом?

– Он погиб. К сожалению, его хоронили чужие люди, ведь у него не осталось близких родственников.

Это был еще один болезненный удар в сердце Сабины.

– Друзья и союзники покойного лорда собираются отомстить за него. Король послал в замок много солдат, но вряд ли они смогут остановить расправу.

– Пусть прольется побольше крови! – воскликнула Сабина. – Этим негодяям нет места на земле, им уготовано место в аду.

Изабель спокойно посмотрела на вспыхнувшую от ярости Сабину.

– Вот теперь у меня не осталось сомнений. Ты действительно герцогиня Бальморо.

– Я отвергаю этот запятнанный кровью титул!

– И все же ты – герцогиня! Не опасайся, дитя, я не выдам никому твое происхождение, но скажи, ты и правда веришь, что твой муж преступник?

Сабина обратила свой взор к небу. По нему бежали косматые, меняющие свои очертания, мрачные облака, гонимые ветром. Светлое и темное сражались там далеко, в небесной вышине.

– Я не знаю, я ничего не знаю и не могу понять…

Она вырвалась из рук Изабель и побежала прочь от нее. Как ей поступить? Похоронить себя тотчас в мутных водах потока? Они с братом теперь сироты, никого не осталось у нее в этом мире – ни родителей, ни мужа! Никого, кроме этих жалких актеров, приютивших их. Сабина молила Господа о легкой немедленной смерти.

Изабель с трудом догнала ее.

– Потрясающе! – воскликнула старуха. – Ты скачешь, как молодая газель. Значит, я все-таки великая врачевательница.

Искренняя радость Изабель, ее внезапно помолодевший голос, ласковые слова, которые она произносила, – все это постепенно заставляло оттаять сердце Сабины. Ее порыв отчаяния утих, сменившись глухой печалью.

– Доверься мне, доверься Мари и Жаку, – говорила Изабель. – Мы незнатные и небогатые люди, но мы готовы помочь тебе…

– Мой враг сильнее вас, – пыталась возразить Сабина. – Он сидит по правую руку от короля… Он отыщет меня и за Проливом, во Франции…

– Все равно добро победит зло… Ты скоро повзрослеешь, сама станешь сильной и одолеешь своего врага.

Сабина оглянулась. Мари и Жак, переговариваясь, что-то готовили на обед у костра и посматривали в ее сторону.

– Они меня не выдадут? – с надеждой спросила Сабина.

– Они пока не знают, кто ты. И им незачем это знать. Ты и Ричард отправитесь вместе с нами во Францию.

– Мы для них новая обуза.

– Нищему нечего терять…

Сабина дернула золотую цепочку на шее.

– Это медальон моей матери… Она очень дорожила им. Наверное, он стоит каких-то денег… пусть не очень больших. Это единственная вещь, которую я могу продать… Впрочем, нет! – Сабина вдруг вся похолодела. – Вот же проклятое кольцо с гербом герцога Бальморо. Я и забыла о нем. Я должна была его выбросить в реку… Этот дракон с разинутой пастью напоминает мне хищную пасть злодея. К сожалению, его нельзя продать. Любой скупщик в Англии узнает, кому принадлежит этот перстень. Как бы я хотела расстаться с ним!

– Не торопись, дитя мое.

– Почему?

– Будущее скрыто во мраке, и даже я не вижу, как могут обернуться дела…

– Для вас все ясно. Вы найдете приют на французской земле, а я никогда не попаду туда!

– Но почему?

– Мы с Ричардом не имеем права объедать вас, особенно если вы так бедны.

– Как ты мало знаешь о мире и о доброте людской! Мари полюбила Ричарда, как сына, я – тебя, Сабина, как дочь. Мари ни за что не расстанется с Ричардом, а я – с тобой. Ну а Жак Баллярд – он само воплощение доброты.

– Только не называй наших титулов, когда будешь обращаться ко мне и Ричарду, – робко попросила Сабина.

– Ты зря не доверяешь Жаку и Мари, но я уважу твою просьбу, – огорченно заявила старуха.

– Франция! – мечтательно произнесла Сабина. – Я всегда хотела побывать на родине моей матушки, но только вместе с нею, а не в качестве бесправной беглянки.

– Франция – гостеприимная страна. Может быть, ты обретешь там счастье.

Сабина горько усмехнулась.

– Ты опять оттачиваешь на мне свое колдовское мастерство, хотя уже выдала все его секреты. Теперь я почти такая же предсказательница будущего, как и ты.

Изабель молча поджала губы и обиженно замолкла. Они вернулись к костру.

Изабель палкой разворошила угасающий огонь и проследила, как мерцающие искры разлетелись в разные стороны.

– Иногда правда является на суд неприглядно одетой в фальшь, и ей никто не верит. Ее проклинают и кидают в нее камнями – и все равно она остается правдой.

– Ты сама убедила меня, что твои пророчества лишь шутка. Мне очень жаль, что скоро наши дороги должны разойтись. Нам не по пути с Баллярдами. Если враги узнают, что они помогли мне, им придется плохо. Я и так ничем не отплатила вам за вашу доброту. Я спала на твоей постели, ела хлеб из твоих рук, а ты лежала на холодном полу фургона, уступив мне свое место, и делилась последним куском, сама оставаясь голодной. Больше я не смогу пользоваться вашим великодушием.

– Завтра дороги уже подмерзнут, и мы сможем отправиться в путь.

– Значит, на рассвете нам придется проститься.

– Нет, мое дитя. Вы с Ричардом поедете с нами.

– Доброта не безгранична, – стояла на своем Сабина.

– Может быть, мы рассчитываем на вознаграждение, – пожала плечами старуха.

– Какое, Изабель?

– Всякое доброе дело вознаграждается.

– Может быть, там, за порогом смерти, но не на этом свете.

– Девочка, только что излечившаяся от хромоты, должна отгонять подобные мрачные мысли.

– Мои мысли еще страшнее, чем ты думаешь, Изабель. Я мечтаю вонзить в грудь мужа острый кинжал и видеть, как теплая кровь зальет его рубаху и оледенеет его труп. Да мало ли о чем я думаю, Изабель! Меня саму пугают мои видения.

– Прибереги свои планы мести до того времени, когда повзрослеешь. Незачем сейчас терзать себя впустую. Прошу, Сабина, погрейся у костра, а я ненадолго покину тебя. Мне надо кое о чем переговорить с Жаком и Мари.

Оставшись в одиночестве, Сабина уже не стеснялась слез, хлынувших горячим потоком. Она оплакивала и свою горестную судьбу, и собственную беспомощность. Излечение от хромоты не принесло ей особой радости. Если бы отец и мать могли видеть ее здоровой!

Изабель приблизилась к фургонам. Мари сидела на ступеньках и развлекала малыша сказкой, немыслимо коверкая английские и французские фразы. Баллярд отстругивал последние куски копченого мяса с уже давно обнажившейся бараньей кости и бросал их в котелок в тщетной надежде, что ему удастся соорудить и на этот раз наваристый суп. Холодная погода только усугубляла всеобщий аппетит.

Вещи почти все были уже собраны.

– Мальчика зовет к себе его сестра, – жестко сказала Изабель. – Они отказываются от обеда и хотят покинуть нас немедленно.

Мари выставила руки, пытаясь загородить Ричарда от наступающей на нее Изабель.

– О чем ты говоришь? Разве мы расстаемся? Разве они не едут с нами?

– Они считают, что ты, Мари, устала от их присутствия.

– Это тебе они надоели, а не мне! – взвилась Мари. – Старая карга, ведьма! Разве можно так жестоко поступать с бесприютными детьми?

– Они смогут прокормиться нищенством, – продолжала гнуть свою линию Изабель.

– Чтобы их забили плетьми эти тупые скоты, англичане? Да разве они подадут хоть какому-нибудь бедняку жалкий грош? Они лучше проглотят его на ужин вместе со своим безвкусным пудингом. И не подавятся!

– Твой муж, Мари, не может их больше кормить.

– Они едят меньше птичек, которым мы выкидываем сухие крошки. Жак Баллярд, я даже не подозревала, что ты такой мерзкий скупердяй!

Обвинение, обрушившееся на голову актера, было неожиданным, но он привык к подобным проявлениям эмоций у своей супруги. К тому же он сразу разгадал игру, которую затеяла Изабель, и показал себя достойным партнером:

– Нам нечем их кормить, Мари. Я обшарил все дыры в своей одежде, но не обнаружил ни одной завалявшейся монеты. Мне придется продать фургоны и лошадок, и то вряд ли хватит на оплату проезда через Пролив.

Жак был серьезен как никогда. Впрочем, он был хорошим актером.

– Ты не придумал ничего лучшего, как лишить нас последнего пристанища? Нет уж, муженек, ищи какой-нибудь другой выход из положения. Этот фургон – мой дом. В нем я покинула Францию, в нем я туда и вернусь.

– Мы дошли до последней черты, – мрачно заявила Изабель.

– И прекрасно! Значит, за этой чертой начнется совсем новая жизнь. – Мари рассерженно сверкнула глазами. – Ты что, считаешь меня совсем глупой?

– Я никогда не отказывала тебе в уме и ловкости, Мари. – Изабель покачала головой.

– Тогда незачем дурачить меня. Я знаю, кто они – эти мальчик и девочка, и знаю, что они в опасности. Я не брошу их здесь на верную гибель. Мы тронемся отсюда завтра на рассвете вместе с ними. Таково мое решение, и прошу со мной не спорить.

Изабель изобразила на лице сомнение.

– Девочка не желает быть обузой…

– Я уверена, что она принесет нам удачу. Я умею заглядывать в будущее не хуже тебя, Изабель, и чую, где нам светит выгода.

Старуха утаила под косматыми седыми бровями довольную усмешку.

– Я попробую убедить ее. Может быть, она и не захочет уезжать из Англии?

– На ее месте я бежала бы отсюда со всех ног!

Изабель подтолкнула в бок Баллярда. Он шепнул ей на ухо:

– Бесстыдница. Ты разыграла целую пьесу, а моя доверчивая женушка даже ничего не заметила.

– Не надейся, что мы обвели ее вокруг пальца. У нее ум поострее нашего, Она добилась того, чего хотела, сама. Мы зря пытались обхитрить Мари. Ее не обманешь!

 

11

Весь долгий путь до Дувра Сабина с трепетом ожидала, что свирепые всадники перехватят их жалкий караван. Только вид башен и крепких стен города немного успокоил ее.

Жак получил разрешение от местного фермера, добряка и поклонника театра, расположиться биваком на его земле, пока они не заработают средств на оплату морского путешествия.

Каждое утро Изабель отправлялась в Дувр, бродила среди толпы, гаданием зарабатывая деньги на еду для всех. Жак, прежде чем стать актером, освоил ремесло лудильщика и теперь чинил прохудившиеся кастрюли. Он брался за любую работу и перед господами побогаче изображал опытного мебельщика. Его благородный вид и достойные манеры – ведь ему приходилось выступать и в ролях царственных особ – внушали почтение. Мари стирала белье и робы матросов с прибывающих судов.

Только Сабина ничем не помогала актерской труппе и чувствовала себя виноватой. Однажды утром она встала раньше всех, быстро оделась сама, одела Ричарда и направилась с ним на рыночную площадь. Изабель переделала для них кое-какую одежду из театрального гардероба, и дети выглядели вполне прилично.

Город еще только просыпался. Лавочники обмывали витрины и ступени своих заведений чистой водой. Они с такой лихостью опрокидывали полные ведра, что трудно было избежать капель этого утреннего дождя. Ричард учуял запах жареной рыбы, и его потянуло туда, но Сабина резко одернула брата.

С тяжелым сердцем она простояла несколько минут в нерешительности возле лавки ювелира, наконец вошла и дрожащей рукой робко протянула строгому джентльмену, склонившемуся над работой, цепочку с медальоном, снятую с шеи:

– Сколько вы мне дадите за нее? Я знаю, что это ценная вещь.

Ювелир внимательно изучил предложенную ему вещь и перевел взгляд на Сабину.

– Я продаю золото, а не покупаю его, маленькая мисс. Это не в моих правилах.

– Пожалуйста, еще раз взгляните на медальон, сэр. Он очень красив.

Ювелир чувствовал, что неведомая ему беда поселилась в душе девочки.

– Да, я согласен с вами, мисс. Это обрамление из мелких бриллиантиков выполнено с изяществом и стоит дорого.

– Так вы купите медальон? – с надеждой спросила Сабина.

Ювелир прожил долгую жизнь. Он имел внуков и даже одного правнука. Девочка была похожа на одну из его младших внучек.

– Вы уверены, что хотите продать его?

– Мне ничего другого не остается.

Он помолчал.

– Я честный человек. За это меня и уважают здесь, на рынке. Я заключу с вами договор, маленькая мисс. Я куплю медальон за пять фунтов.

Удар был настолько силен, что Сабина сначала растерялась. Потом ее рука потянулась, чтобы забрать драгоценность обратно.

– Сначала вы утверждаете, что являетесь честным человеком, а потом предлагаете мне унизительную цену. Медальон стоит в десять раз больше, чем те гроши, в которые вы его оценили.

Суровое лицо ювелира смягчила добрая улыбка:

– Вы торопитесь, мисс и не дали мне закончить. Я заберу у вас медальон на хранение и выдам вам пять фунтов. В течение года буду держать ваше украшение у себя. Если через год вы явитесь за ним, то получите обратно всего за шесть фунтов. Это будет моя маленькая прибыль.

Сабина не могла сдержать радостных слез:

– Вы поистине великодушны, сэр. Если только я буду жива, я принесу вам эти шесть фунтов.

– А я заверяю вас, что сохраню до вашего приезда эту драгоценность. Клянусь вам в этом своими наследниками и своим имуществом.

С легким сердцем Сабина покинула лавку ювелира. Ее карман приятно отяжелел от полученных от него монет. Если б она могла обратить в деньги проклятое кольцо Гаррета! Тогда бы все вопросы были решены. Но за этим кольцом тянулся зловещий след.

Ричард вдруг начал задавать вопросы:

– Сабина, а где же папочка? Почему мы не возвращаемся домой? Я хочу к Tea. Я хочу спать в своей кроватке, а не на этих жестких досках. Может быть, папа потерял нас в реке и до сих пор не может нас найти?

Впервые Сабина решилась на серьезный разговор с братом:

– Папа никогда нас не найдет, мы его тоже. Есть смерть, есть жизнь – между ними пролегает невидимая черта. Мы не смеем переступить ее по своей воле. Нами распоряжается Бог!

– А Бог посадит нас на корабль? Так сказала Мари.

– Раз это сказала Мари, так оно и будет. Она, конечно, не Господь Бог, но ею руководит рука Божья.

– А папа позволил бы нам уплыть во Францию?

– Думаю, да! Он хотел, чтобы мы спаслись, а наше спасение – на чужой земле. Ты увидишь много нового, Ричард, а папа и мама, глядя с небес, возрадуются за нас. Держи свои глаза открытыми и не тоскуй.

Сама Сабина тосковала так, что ее сердце готово было разорваться от боли.

– Тебе очень плохо, сестра? – спросил мальчик. – Я хочу тебе помочь, но не знаю как.

– О мой рыцарь! – Сабина заключила маленького брата в объятия. – Взрослей, скорее расти и становись моим защитником.

Мари, бродящая по рынку, заметила жаркие объятия брата и сестры. Она ощутила укол ревности. Господи! Если б это были ее дети!

К концу дня все собрались на совет. Жак взял монеты, протянутые Сабиной, и опустил их в раскрытую ладонь Мари:

– Ну как, теперь нам хватает на переезд через Пролив?

Мари тщательно пересчитала деньги и грустно покачала головой:

– Мы-то можем ничего не есть, но лошади должны жевать сено с овсом.

– Значит, надо искать еще заработки?

– А ты думал? – возмутилась Мари. – Ты не лудильщик, не плотник, не столяр – ты актер. Вот и иди, играй преступных королей.

– У королей всегда были королевы, во всех пьесах господ Марло и Шекспира. Кто знал, что эти пивные бочки предпочитают мужчин в женских костюмах?

– Значит, играй сразу дюжину ролей в этом Богом забытом Дувре. А мы посмеемся!

Баллярд размышлял.

– Ричард слишком мал. У тебя, Мари, грудь так выпирает вперед…

– Тебе не нравится моя грудь?

– В постели да, но только не на подмостках Англии.

– Спасибо хоть за это… Ты полный болван, если не видишь монет, рассыпанных возле тебя…

Уложив Ричарда, Сабина и Изабель коротали вечерние часы у костра. Тысячи звезд высыпали на небо и напоминали о вечности.

– Если бы мы оказались сейчас в моей родной деревне в Италии, – сказала Изабель, – там было бы жарко. А если б ты захотела освежиться, достаточно было бы протянуть руку и сорвать апельсин с дерева.

– Почему ты не возвращаешься туда, на свою благодатную родину?

– По многим причинам. Ты, наверное, можешь представить себе, что я когда-то была юной девушкой. Мой отец служил старшим конюшим у знатного господина, а хозяйка взяла меня в горничные. Она была очень ревнива, а мой хозяин похотлив. Он не пропускал ни одной юбки, но почему-то госпожа не хотела этому верить. Он домогался меня, а я хотела выйти замуж невинной честной девушкой. Я избегала его как только могла. Однажды ночью он прокрался ко мне в спальню. Я боролась, царапалась. Он обнажил нижнюю часть своего тела… Тебе, невинной девушке, не стоит слышать, что случилось… Я не смогла одолеть его. С тех пор он часто навещал меня, хохотал, поил вином и утверждал, что для меня все потеряно. Он оказался прав. Я зачала от него ребенка. Я не смела никому признаться в своем грехе, кроме своей хозяйки. Я надеялась на справедливость, но мне ответили только холодной усмешкой. Вдобавок мой отец был тут же уволен, и семья наша голодала.

– Что же ты сделала, Изабель? Ты отомстила?

– Кому? Отцу своего ребенка? Или его жене, обожающей своего господина без меры? Они были правы, потому что защищали свое благополучие. Раз им Бог позволил сотворить со мной подлость, что я могла поделать? Госпожа обвинила меня в краже ее драгоценностей и в разврате. Как я осталась жива после всех оскорблений и унижений, не знаю. Отец отдал последнее, что было у семьи, каким-то контрабандистам, и они помогли мне бежать из тюрьмы и скрыться во владениях французского короля.

– И больше ты уже не возвращалась в Италию?

– Зачем? Ничего хорошего не ждало меня там. Но ты не думай, Сабина, у меня в жизни были и светлые годы. Я вышла замуж за парижского лавочника и жила с ним счастливо, пока чума не унесла моего супруга и наших маленьких детей. И тогда, потеряв все, я начала странствовать.

– Разве Господь создал людей, чтобы они так страдали?

– А чем они заслужили его милосердие? Кровожадностью, воровством и корыстью? Богоматерь с сыном обливаются слезами там, на небесах, видя все наши грехи.

– Ты сама говорила, что в мире есть место добру.

– Добро – это расплата за подлые сребреники, полученные Иудой за предательство Сына Господня. Неважно, какая это монета – полновесная золотая гинея, шиллинг или медный пенни. Урони монету в ладонь страждущего, облегчи его участь, и там, наверху, Богоматерь возрадуется.

– А как же «зуб за зуб», «око за око»? – спросила Сабина.

– Зачем заставлять грешников мучиться в аду и затруднять решением их судьбы Бога? Суд над ними надо свершить на земле, – ловко ушла от ответа Изабель.

– Ты уже сделала доброе дело для меня. А я мечтаю совершить злое дело.

– Какое, мое дитя?

– Отомстить, – мрачно произнесла Сабина.

– Наверное, оно тоже будет угодно Господу, – вздохнула Изабель. – Меня утомил наш сложный разговор. Даже самые ученые богословы обломали зубы об эту черствую корку. Я хочу лечь в постель и забыться сном. Если ты посидишь возле меня и почитаешь что-нибудь на сон грядущий, я буду тебе премного благодарна.

Старуха улеглась на кровать и завернулась в одеяло. Сабина перелистала книги. Бережно хранимые от сырости, они составляли главное достояние четы Баллярдов. Взятые наугад строки так соответствовали ее настроению.

– Шекспир… «Генрих Пятый»… Мой трон не стоит и разбитого яйца и масла, брошенного на сковородку, чтобы его поджарить. Я съем его и вновь не буду сыт, а мозг по-прежнему пронзает ненависть. Я голоден! Все потому, что жажду свежей крови и отмщения!

Мысли были ужасны, но язык чеканен и прекрасен. Когда Сабина стала читать ответ молодого принца Генри, ее голос возвысился, и Жак Баллярд заглянул в фургон:

– Продолжай, продолжай… – Он был в восторге.

Жак засветил последнюю оставшуюся у них в запасе свечу и не мог оторвать глаз от Сабины.

– Как ты ответила королю! Только наследный принц может так говорить с отцом. У этих тупых англичан мурашки побегут по коже, когда заговорят со сцены их покойные короли.

– Я – девушка, а принц – юноша, – возразила Сабина.

– Дуракам закон не писан! Их не грех обмануть. А когда мы доберемся до благословенной Франции, ты будешь блистать при дворе. Тебя осыплют бриллиантами…

– Неужели этим я смогу заработать на хлеб и сыр? – спросила Сабина.

– И на кувшин вина и баранью ножку. Да еще и на новое платье…

Озорной чертенок заплясал в глазах Сабины.

– Разрешите представиться. – Она поклонилась, как это делали мужчины. – Изгнанник из далекой Франции Антуан де Кавиньяк, участник представления великого Жака Баллярда. Вы согласны?

Дружные аплодисменты присутствующих в фургоне Баллярдов и Изабель прозвучали в ответ. Сабина впервые слышала аплодисменты в свою честь, и, что скрывать, ей это нравилось. Но после начались сомнения.

– Какие бы ни были глупцы эти пивные бочки, мы их не обманем! – переживал Жак Баллярд.

– Женская грудь для них – это не те два крошечных холмика, что находятся у Сабины впереди.

Сабина хоть и обиделась, но промолчала.

– Им бы лишь кидать гнилые помидоры, – продолжала Мари. – Надеюсь, у них все уже давно сгнило под этими дождями. А если что и получит Сабина разок-другой по своей хорошенькой мордашке, то переживет. Я больше вытерпела от благородной английской публики.

Жак больше боялся не за Сабину, а за престиж своего спектакля.

– Там все-таки короли и принцы, а не лакеи из фарса.

Мари вдруг припомнила произнесенное Сабиной имя и насторожилась.

– Откуда тебе на ум взбрело взять псевдоним де Кавиньяк? Около деревни, где я родилась, торчит замок знатного маркиза Кавиньяка.

– Он имеет несчастье быть моим дядюшкой по матери, уважаемая госпожа Мари, – скромно ответила Сабина. – Я просто не могла придумать впопыхах другую благозвучную французскую фамилию.

– Она не так уж плоха! – заметила Мари. – Ты что же, собираешься жить у своего дяди, когда мы прибудем во Францию?

– Он не знает меня, а я не знаю его. Я только хотела сообщить ему, что мы с Ричардом живы.

– Твой дядя богат и влиятелен. Дай Бог, он признает тебя.

После непродолжительных бурных объяснений между супругами Сабина получила выписанную отдельно на лист бумаги свою роль. Ей предстояло играть молодого рыцаря, появлявшегося на сцене хоть и неоднократно, но на короткое время.

– Вы верите в меня? Я справлюсь? – спросила Сабина.

Жак пожал плечами.

– Сцена словно эшафот. Там требуется не меньше мужества.

– Мне кажется, что я уже никого не боюсь.

– Тогда с Богом, девочка!

Жак, при всем своем опыте, боялся ее неудачи больше, чем сама Сабина. Он произнес последнюю напутственную фразу, казавшуюся ему очень важной:

– Актер не думает о себе. Он думает о публике. Она должна поверить, что перед ней король или подметальщик – все равно. Забудь, как ты выглядишь, забудь о том, кто ты есть. Отныне ты только персонаж пьесы.

– А как я узнаю, что мне поверили?

– По тишине. По великой внимательной тишине, когда гнилые помидоры и яблоки останутся в карманах зрителей. Они забудут о них и будут слушать тебя разинув рты.

– А иначе, – добавила Мари, – все их запасы полетят тебе в физиономию.

Мадам Баллярд была как никогда серьезна, вытащив в то утро Сабину из постели на рассвете и представив ее на глаза только что проснувшемуся супругу.

– Неужели ты еще сомневаешься, что она сойдет за мальчика, слепой осел? Она же совершенно плоская…

– А можно мне потрогать, чтобы окончательно убедиться? – моргал глазами Жак.

– Я тебе потрогаю! У тебя что, глаза не на месте?

– Почему ты думаешь, что она так легко обманет англичан?

– Потому что они дураки. С французами это переодевание не пройдет.

Сабина вмешалась в разговор:

– Я всех заставлю поверить, что перед ними Антуан де Кавиньяк.

– Раз уж ты поверила в себя, – сказал Жак, – то пузатые англичане тем более поверят. А теперь дай мне еще поспать, Мари. Я ведь запоминаю свои роли во сне.

Представление в этот день собрало много зрителей. Среди них были и благородные господа. Жак провел Сабину незамеченной через самодельные кулисы.

Толпа на поляне хихикала, свистела. Мари храбро пробиралась между рядами, собирая плату за представление. Звон монет, падающих в чашу, наполнял сердца артистов радостью. Скоро наконец поднимется занавес. Для Сабины поднятие занавеса означало начало пребывания в иллюзорном мире. Она не помнила, как промелькнули эти часы, и очнулась только тогда, когда месье Баллярд положил свою тяжелую руку на ее головку. Торговцы, моряки, крестьяне из ближних деревень – все они аплодировали юному актеру.

– Поклонись им! Это прекрасный миг. Они обязаны нам минутами радости, а мы им… минутами триумфа.

Неужели королям воздают искренне такие почести?

Сбылись самые благоприятные пророчества. Зрители воздержались от кидания гнилых овощей и фруктов. Мари и Жак расцеловали Сабину за кулисами, а она с трепетом спрашивала:

– Никто не узнал, что я не мальчик? Посмотри на меня, Жак. Я ничем не выдала себя?

Обрадованный Жак мельком осмотрел ее наряд:

– Ты и меня обштопала, будь здоров.

– Не ври! – резонно заметила Мари.

– Хорошо, ты права. Но у меня опытный глаз. Не то что у этих тупиц. Французов же, конечно, не обманешь, но англичан… их не грех и обмануть.

Сабина спешила разделить свое приподнятое настроение со всеми, кто был рядом. Она кинулась на шею Мари:

– Теперь я месье Антуан де Кавиньяк!

Честно говоря, Сабина давно тайком приглядывалась к Мари, и в то время, когда та спала, или готовила пищу, или прогуливалась, она пыталась уловить секреты женственности. Она подражала ей во всем. Мари сразу это заметила, и ей льстило поклонение девочки. Все же она была актрисой, и любой зритель был для нее дорог. Лишенная возможности выступать на сцене в Англии и появляясь лишь в роли всем улыбающейся сборщицы платы за представление, Мари была рада даже одному-единственному зрителю в лице этой юной девушки.

Сабина искренне сочувствовала ей. Никакой звон монет, падающих в протянутую чашу, не мог заменить наслаждения от шекспировских строф, произнесенных на публике. Сабина забывала обо всех своих бедах, когда выходила на сцену. Таково было, видимо, величайшее волшебство театра. Когда спектакль кончался, она падала без сил на жесткое ложе, но в уме повторяла фразы все новых и новых ролей.

Однажды Жак Баллярд ласково погладил после спектакля ее разгоряченную головку.

– Сегодня ты могла бы сыграть в этой пьесе все роли. Почему так несправедлива судьба? Но, впрочем, нас ждет еще Франция.

Перед отплытием на пароме сам лорд-мэр Дувра пригласил труппу развлечь своих гостей отрывками из шекспировских пьес. Сабина побывала уже и принцем Датским, и Дездемоной, и Ричардом Вторым, а Жак был неподражаем в роли Фальстафа.

Наконец Изабель убрала с ноги Сабины последние предохранительные повязки и деревяшки. Семья Баллярдов, согрев на костре кувшин вина, ожидала торжественного появления Сабины. Ричард, вполне оправившийся от простуды, пристроился на коленях у Мари, нежно расчесывающей его спутанные кудри.

Сабина спустилась по крутым ступеням фургона. Она шла легко и плавно, как торжествующая королева по дворцовой лестнице. Все затаили дыхание. И Сабина тоже. Все-таки иногда Господь дарует и простым людям какую-нибудь радость.

– О Изабель! Я так благодарна тебе!

– Ели б не твое терпение, девочка… – растрогалась Изабель. – И твоя вера в меня…

Мари не могла не влить каплю желчи во всеобщую радость:

– Опять ты запишешь эту победу на свой счет. Девочка так старалась, а ты все заслуги приписала себе.

– Посчитаемся на том свете, Мари!

– Ты там окажешься раньше меня и, конечно, займешь лучшее место.

Шутливая перебранка не испортила никому настроения. Наоборот, они с аппетитом съели поджаренное мясо и запили горячим вином. А Сабина поняла, что ее силы удвоились – и для жизни, и для мести.

 

12

В дверь камеры Гаррета вежливо постучали. Обычно она распахивалась без предупредительного стука. Он уже не надеялся, что его посетят гости, и поэтому не встал с постели, когда на пороге появился архиепископ Кентерберийский, тот самый священник, обвенчавший его с Сабиной.

Архиепископ с интересом оглядел камеру узника. В последнее время ему нечасто приходилось навещать Тауэр.

– Простите за мое вторжение, ваша светлость, но мне поручено переговорить с вами.

– Я не одет для приема столь высокопоставленной особы.

– Не затрудняйтесь.

– Тогда присаживайтесь, ваше преосвященство.

Священник устроился на предложенном ему стуле.

– Я предложил бы вам что-нибудь выпить, но, увы, у меня ничего нет.

Архиепископ опробовал крепость стула, предложенного узником, и решил встать. Гаррет тоже поднялся. Получилось так, что они вроде бы изготовились к поединку.

– Я здесь, у вас, исключительно по желанию Его Величества. У вас только два друга – король и я, а врагов неизмеримое множество. За последнее время вы увеличили их количество.

Герцог Бальморо решил не спорить.

– Можете ли вы сообщить мне нечто новое, что послужит в ваше оправдание? Я рад был бы это услышать из ваших уст.

– Ничего.

– Совсем ничего?

– Ни слова. Я не виновен ни в чем. Чьи-либо смерти не лежат тяжестью на моей душе.

Архиепископ вновь понадеялся на шаткий стул. Усевшись, он взглянул на стоящего перед ним герцога снизу вверх.

– Умерьте свой пыл, герцог… Я ведь на вашей стороне…

– Неужели?..

– Ваша мать хлопотала за вас.

– Я благодарен ей за труды, но на то она и мать. Кто еще позаботится обо мне?

– Она добилась многого. Например, допроса под пыткой некоторых личностей. Вы очень любите своего кузена?

– Какого?

– Гортланда.

– Я к нему равнодушен. Это он подослал вас ко мне?

Священник возмущенно фыркнул, услышав такое унизительное высказывание из уст узника.

– Меня послал к вам король. Я пришел сюда, повинуясь воле Его Величества.

– Тогда позвольте задать вам вопрос, ваше преосвященство.

– Конечно. Задавайте любые вопросы.

– Жива ли моя мать и не в заточении ли она, как и я?

– Жива и на свободе.

– Прекрасно. Король к ней милостив?

– Выше всякой меры.

– Уже эта одна новость для меня праздник.

– Вы хотите знать, кто ваш обвинитель?

– Какой узник этого не хочет?

– Это Гортланд!

– Мой добрый кузен! – воскликнул Гаррет. – Он так пекся, чтобы я скрылся от королевской стражи.

– Однако…

– Что однако?

– Остерегайтесь друзей и братьев своих.

– Не темните, архиепископ. Говорите прямо, начистоту.

– Его подвергли пытке.

– О Боже!

– И еще допросили местных жителей. Как видите, королевское расследование было весьма тщательным и беспристрастным.

– Я преклоняюсь перед справедливостью суда Его Величества.

– К концу первого дня допроса уже многие признались, что ваш кузен задумал какой-то заговор против Вудбриджей. Он не держал язык за зубами и громогласно хвастался об этом в трактире «Утка и лисица».

– Какой болван! – вырвалось у Гаррета. Потом он добавил: – И негодяй!

– Мистер Лудлоу, владелец заведения, подтвердил, что вышеназванный джентльмен неоднократно высказывался о вас в самых неприличных выражениях.

– Бог ему судья!

– И грозил вам Божьей карой.

– Бог его не послушает. Этого мелкого подонка.

Гаррет скорчил презрительную гримасу.

– Здесь замешана женщина, милорд.

– Вот как? Кто же она? – Впервые за время их разговора равнодушие сменилось в глазах Гаррета живым интересом.

– Ваш кузен сохранил ее имя в тайне.

– Не ожидал такого от Гортланда.

– Может быть, вы прольете свет на эту историю? – внимательно посмотрел на узника архиепископ. – Есть ли среди ваших знакомых дам такие, что желают вашей смерти?

– Я не хочу содействовать суду, который с самого начала обвинил во всем меня. Много недель я прождал позорной смерти на эшафоте. И уже привык к этой мысли. Пусть король сам разбирается, кто виноват, а мне все стало безразлично.

– Таково воздействие заключения в Тауэре, сэр, но, поверьте, оно тотчас пройдет, когда вы окажетесь на свободе. Королева Елизавета является тому примером. Она весьма повеселела, выйдя из стен замка.

Блексорну надоела эта пустая болтовня.

– В чем признался этот негодяй? Он назвал какие-то имена?

– Ни одного имени. Гортланд толкует о какой-то женщине легкого поведения, с которой выпивал в «Утке и лисице», но мало ли что болтает человек, вздернутый на дыбу?

– А он уже побывал там?

– Неоднократно, сэр.

– Он сказал хоть что-нибудь важное?

– Ваш кузен твердил о женщине, в смерти которой вы повинны. И о том, что годами вынашивал план мести. Столько ведер воды на него вылили, но как только он приходил в себя, повторял все то же самое. Его после перенесенных пыток привели в достойный вид и привели к королю, но и король ничего разумного от него не добился.

– Так это Гортланд организовал заговор? – удивился Гаррет.

– Если это так, то он безумец.

– Но его помешательство обошлось слишком дорого многим людям.

– Пока нет твердых доказательств и мотивов преступления.

– А я все еще сижу в Тауэре. Что слышно о детях?

Архиепископ навострил уши:

– О каких?

– О наследнике Вудбриджа и о моей законной супруге леди Сабине?

– Так ведь они утонули, ваша светлость.

– Где доказательства? Где мертвые тела?

– Дожди шли так долго. Они затруднили поиски, – заверил священник.

– Гораздо проще кромсать раскаленными щипцами человеческое тело…

Архиепископ пропустил это замечание Гаррета мимо ушей.

– Покуда я не получу доказательств, что овдовел, леди Сабина является моей законной супругой. Вы сами обвенчали нас, а король Карл почтил своим присутствием наше бракосочетание.

– Да, милорд. – Священник был вынужден согласиться. – Но ваш род нуждается в наследнике.

– Что вы говорите, ваше преосвященство! Я что – обязан зачать его прямо здесь, в Тауэре? И вы уже подыскали мне подходящую невесту? Вы намекаете на это?

Архиепископ отступил к двери. Он заранее предполагал, что знатный лорд сильно разгневается, а слуги Божьи, каким являлся он сам, всегда были трусливы. Чем больший пост в церковной иерархии они занимали, тем чаще их охватывала робость. При сердитом крике короля или герцога их штаны почему-то увлажнялись, а потом дурно пахли.

Прижавшись к двери, архиепископ Кентерберийский скороговоркой изложил то, что поручил ему сказать король:

– Вы свободны, милорд. От вас требуется только молчание. Ваш кузен Гортланд тоже будет молчать.

– Что будет с ним?

– Публичной казни не состоится… Он умрет тайно. Всем выгодно, чтобы печальное происшествие как можно скорее было забыто.

– Вы назвали эту резню печальным происшествием? – вскинулся Гаррет.

– А как иначе его назвать?

Гаррет, герцог Бальморо, выпрямился во весь рост.

– Я хочу, чтобы кузен Блексорн публично признался в том, что опозорил нашу семью. Я хочу, чтобы тела моей жены и ее брата были найдены и похоронены по-христиански.

– Король не в силах выполнить ваши требования, – покачал головой архиепископ.

– Гортланд должен знать подробности преступления. Я хочу говорить с ним.

– Ваше свидание с Гортландом нежелательно. Его Величество велит вам покинуть Лондон немедленно, не привлекая к себе внимания.

Гаррет окинул взглядом место своего заточения.

– Я с удовольствием покину столицу, тем более что, сидя здесь, я не успел как следует познакомиться с нею.

– Вы обижены. Я понимаю ваши чувства.

– Могу я увидеть короля, ваше преосвященство?

– Боюсь, что нет, – архиепископ торопился закончить этот неприятный разговор и покинуть мрачную темницу.

– Ему стыдно взглянуть мне в глаза?

– О короле так не говорят.

– Где моя мать? Или наша встреча с ней тоже неугодна королю?

– Ни в коем случае. Я провожу вас к ней. Лодка на Темзе ждет вас обоих. – Архиепископ настойчиво подтолкнул герцога к выходу.

– Наверняка я не скоро вновь увижу Лондон?

– Это пойдет вам только на пользу. Лондон не очень красивый город, и в нем полным-полно ваших недоброжелателей.

– Но все-таки есть один друг. Это вы, архиепископ. Я благодарен вам, что вы уберегли меня от неосторожных поступков.

– Благослови вас Господь, – произнес священник.

 

13

Впервые в жизни Сабина плыла по морю. Меловые утесы Дувра постепенно удалялись, голубая дымка заволакивала их. Это было расставание со всем, что когда-то было ей дорого. Спутники Сабины и даже Ричард, видя ее состояние, не решались подступиться к ней. Обряд прощания с родиной был для всех священным.

Когда земля ненадолго исчезла из виду, Мари набралась духу нарушить одиночество девочки. Она завела разговор на деловую тему:

– Мой Жак может рассмешить публику, может заставить ее зарыдать, но он так одинок…

– Я не понимаю, что вы имеете в виду, мадам.

– Я говорю об одиночестве на сцене. Театр не существует без общения. Можно произносить какие угодно вдохновенные монологи или фиглярствовать, но все равно это не настоящее представление. Он сам так страдает от того, что не может раскрыть в полную силу свой талант. На английских лужайках мы только зарабатывали деньги… Во Франции все будет по-другому.

– Я вам буду не нужна во Франции? – с испугом спросила Сабина.

– Я этого не говорю, но если ты хочешь выступать на сцене, тебе многому нужно научиться. Актрисе надо поставить голос, громкий и звучный, и манеры, и жестикуляцию.

– Я с радостью буду брать у вас уроки. И у тебя, Мари, и у Жака. Но только, я думаю, что мы долго не задержимся в труппе. Я хочу разыскать своего дядюшку и надеюсь, что он примет нас с Ричардом в свою семью.

Мари нежно обняла ее за плечи:

– Наверное, так и случится. Но ведь даже просто обменяться письмами… Это займет ужасно много времени. Жак задумал устроить представление прямо в Кале завтра поутру. Оба добряка мэра – Дувра и Кале – уже договорились об этом. Разве не чудно?

– Конечно! – Сердце Сабины чуть не выпрыгнуло из груди от счастья.

– Я предлагаю тебе стать членом нашей труппы, – торжественно возвестила Мари.

– Опять в ролях юношей? – упавшим голосом спросила Сабина.

– Нет! На нашей родине ты будешь играть роли юных героинь.

– А если кто узнает во мне прежнего мальчишку?

– Он только восхитится твоим талантом перевоплощения.

Мари поспешила сообщить Жаку о согласии Сабины принять участие в спектакле в Кале. Сабина смотрела ей вслед и радовалась, что хоть чем-то может отплатить этим людям за их доброту.

Ричард слышал ее разговор с Мари.

– Сабина, зачем ты соглашалась играть мальчиков, когда ты – девочка? – спросил он.

– Так было надо.

– А теперь ты боишься играть девочек? Ты ведь девочка на самом деле? – Ричард находился в том возрасте, когда с его языка один вопрос слетал за другим.

– Нам еще долго предстоит быть не теми, кто мы есть. Тебе, например, лучше говорить по-французски и забыть на время английский язык.

– Но ведь мы англичане!

– Но мы сыграем в такую игру, как будто мы французы. Как в театре. Разве это не интересно? Главное, чтобы другие не догадались раньше времени.

– Мы будем дурачить им головы?

– Не совсем так. Мы будем разыгрывать спектакль – и не только на сцене. У тебя будет своя роль – маленького французского мальчика. Мы даже сменим свои имена. Как ты хочешь, чтобы я называла тебя?

– Я не хочу менять имя, – насупился малыш. – Лучше я тогда не буду играть в театр.

В эту минуту задумчивый и суровый Ричард так напоминал своего гордого отца, что у Сабины сжалось сердце. Она присела перед ним на корточки.

– Хорошо. Оставайся Ричардом, но я все равно буду называться по-другому. Мое настоящее имя ты должен хранить в тайне. Теперь я Антуана де Кавиньяк. Ты должен при всех называть меня так.

– Значит, я теперь больше не твой брат?

Сабина рассмеялась:

– Ты мой маленький любимый братец, Ричард! Все будет по-прежнему. Ведь это только игра.

– Я хочу домой.

Сабина обняла его.

– Я уже говорила тебе, что пройдет немало времени, прежде чем мы с тобой вернемся домой. Ты должен понять это. Это очень важно.

Ричард утер кулачком подступившие к глазам слезы.

– Мне все это не нравится, но я постараюсь.

Сабина увела его с верхней палубы, по которой разгуливал ледяной ветер. Безликие таинственные враги противостояли ей и Ричарду. Если Гаррет Блексорн заподозрит, что они добрались до Франции, его не остановит никакой морской пролив. Он пошлет туда своих убийц или явится сам, чтобы завершить свое кровавое дело.

Гортланд Блексорн тем временем с горькой усмешкой на лице следовал в сопровождении двух стражников по узким коридорам Тауэра. Где-то впереди его ждала свобода, простор и свежий воздух – все это на краткий миг перед расставанием с жизнью. Наказание не пугало его. Ему хотелось только узнать перед смертью, сколько страданий выпало на долю Гаррета, достаточно ли он причинил ему зла? Самой большой обидой, нанесенной Гортланду, было то, что ему не дали увидеть своего врага. Эта последняя просьба приговоренного к казни была отвергнута королем.

Несмотря на все пытки, Гортланд не выдал палачам имя женщины, виновной во всем. Евгения Мередит осталась незапятнанной и невинной, как ангел. Он надеялся, что она испытывает такие же душевные муки, как он физические. Это было бы вознаграждением за проявленное им мужество. Конечно, она была в ужасе, когда его арестовали. Она боялась, что он назовет ее своей сообщницей. Но Гортланд прошел через все круги ада, не назвав ее имени. Она избежала мучений в камере пыток, но муки совести – они еще страшнее. Неужели у нее нет и совести? Ведь это она была вдохновительницей заговора.

Он заскрежетал зубами. Конечно, Гаррет разгуливает на свободе, но на его имени теперь лежит пятно подлейшего из преступлений. За одно это уже стоило расстаться со своей никчемной, неудавшейся жизнью. Гортланд в памяти многих, особенно врагов герцога Бальморо, навечно останется невинно пострадавшим мучеником.

Стража вывела его туда, где он мог в последний раз увидеть небо. Оно нахмурилось, собирался дождь. Но капли английского осеннего дождя уже не успеют оросить его чело. Он бы хотел умереть на глазах многочисленной толпы, он жаждал любопытствующих взоров – так зазря потерять голову было глупо. Лишь четыре стражника присутствовали при казни и, конечно, палач. Он и отделил одним сильным ударом голову Гортланда Блексорна от тела.

По прибытии в Кале Сабина тотчас же отправила письмо своему дядюшке с просьбой принять ее и Ричарда с визитом.

Прошли долгие недели, прежде чем из далекой Оверни пришел ответ. Письмо написал и отправил кто-то неизвестный Сабине.

Все собрались у огня, когда Сабина распечатала послание и прочитала его вслух:

«Мадам! По поручению маркиза де Кавиньяка, я прошу более не беспокоить его. Его племянница и племянник трагически погибли. Любые самозванцы, появившиеся у нас, будут тотчас же отданы в руки властей».

Наступило долгое молчание. Сабина посмотрела на Жака и Мари.

– Что же нам теперь делать?

– Нечего расстраиваться, раз он такой глупец! – твердо заявила Мари. – Конечно, ты останешься с нами. Вскоре мы покинем Кале и отправимся в поездку по провинциям. Там мы соберем труппу, и тогда… Париж. Уж в Париже поймут, что мой муж – гений.

Сабина еще раз взглянула на письмо.

– А мой брат? Он останется без покровительства…

Изабель подала голос из темноты:

– У него достаточно покровителей. Ты, я, Мари, Жак…

Она встала и вышла поближе к огню. Ее вид был настолько воинственен, что все зааплодировали.

После успешного выступления в Кале Баллярды смогли привлечь в свою труппу еще две пары молодых честолюбивых актеров. Это были молодожены, и изображать любовь, ревность и шутливые ссоры на сцене доставляло им несравненное удовольствие. Неважно, сколько зрителей собиралось по вечерам в глухих деревнях, – заработка на свечи, сыр, вино и хлеб, а также на корм для лошадей хватало.

Ричард рос не по дням, а по часам, словно волшебный мальчик, и скоро Сабина начала давать ему уроки актерского мастерства. Очаровательный оруженосец, паж или охранник с бутафорской алебардой вызывал восторг у крестьянок, которые угадывали в нем истинного благородного дворянина.

Слава труппы Баллярда росла – конечно, среди коллег по профессии. У него появились и доброжелатели и завистники. Но больше всего вызывала пересуды новая звезда на театральном небосклоне – Антуана де Кавиньяк.

1633 год

Чудесным солнечным весенним утром Сабина выпрыгнула из фургона и столкнулась с ожидающими ее Жаком и Мари. Древний дуб ласково шелестел над ними своей листвой, нежно зеленела трава. Воздух был упоительно прохладен и чист. Жак всю ночь сочинял новую пьесу, и теперь ему хотелось немедленно прочитать ее женщинам.

– Я не знаю, какие слова найти, чтобы сообщить это тебе, – начала свою речь Мари. – Но я обязана сказать и скажу, как бы трудно мне это ни было.

– Вы недовольны мною? – встревожилась Сабина.

– Нет-нет. Совсем наоборот.

– Так что же случилось? Говори скорее.

Мари понизила голос:

– Твое тело слишком изменилось. Ты сама об этом догадываешься?

Сабина замечала, что ее бедра округлились, а грудь стала полнее. Это доставляло ей некоторые затруднения, когда она одевалась по утрам.

– Кажется, вы правы, мадам.

– Жак написал замечательную пьесу, в которой героиня – юная красавица. И разумеется, это роль для талантливой молодой актрисы. – Мари посуровела. – Это было для него нелегкое решение, но он поставил все на тебя. Я поддерживаю его выбор и верю в твой талант.

Сабина была до предела смущена.

Мари выдержала паузу, чтобы дальнейшие сказанные ею слова прозвучали как можно более торжественно.

– Мы с Жаком решили, что тебе не пристало больше выходить на сцену в ролях пажей, горничных и субреток.

– Я стала слишком взрослой для этих ролей?

– Ты стала слишком красивой. Это счастливый день для нас с Жаком, и ты должна радоваться вместе с нами. Жак хочет, чтобы твои глаза сияли…

– А я не обману ваших надежд? Не полетят в меня гнилые яблоки?

– Урожай еще не успел созреть, – засмеялась Мари. – Но я уверена, что никто не осмелится… – Она вздохнула, вспомнив не очень теплый прием в Англии. – Храбрись, девочка. Тебя ждет Париж. А нам, женщинам, надо быть более храбрыми, чем мужчины.

Жак Баллярд смотрел на Сабину добрыми глазами и удивленно восклицал:

– Боже, как долго мы дурачили эти пивные бочки, подставляя им девочку вместо мальчишки. Наверное, я сам бы мог сыграть роль женщины.

В ответ он получил звонкий шлепок.

– Я бы никогда не вытерпела такого унижения нашей профессии!

Жак расхохотался:

– Я бы с удовольствием сыграл какую-нибудь красотку. Уж я насмотрелся вдоволь этих жеманниц. Представьте, что какой-нибудь знатный кавалер с тугим кошельком влюбился бы в меня по уши! Но это все шутки, а мое предложение к тебе, Сабина, серьезно. Нам доверили выступить на сцене парижского театра Эскредиль. Он не такой уж большой, но в нем собирается изысканная публика. Там нас ждут.

Сабина от восторга захлопала в ладоши.

– Как я рада за вас!

– Радуйся и за себя, Сабина! Ты вместе с нами будешь блистать на сцене.

– Я не могу.

– Почему ты упрямишься? Ты же отлично подходишь на роли коварных обольстительниц и прелестных невинных созданий, – сказала Мари, искренне восхищаясь расцветающей красотой Сабины. – Если ты наденешь платье чуть покороче, то джентльмены смогут разглядеть твои ножки, а они, поверь мне, очаровательны.

– Они также разглядят и мое лицо, а многие английские джентльмены запомнили его на свадебном пиру в присутствии короля.

Вновь мрачная трагедия семьи Вудбриджей напомнила о себе. Словно черная птица пронеслась в небе.

– Ты до сих пор веришь, что тебе грозит опасность?

– Дело, которое начал Гаррет Блексорн, не может закончиться так просто. Кто-то из нас должен умереть.

– Но ты неузнаваемо преобразилась. Ты была ребенком, а стала девушкой. Твои волосы стали совсем рыжими. Ты была бледна и худа – теперь на твоих щеках румянец, а стан округлился. – Мари все больше воодушевлялась. – Твои глаза излучают такой огонь, что могут сжечь весь Париж. И, самое главное, ты больше не хромаешь.

– Может быть, я изменилась, – Сабина была согласна с доводами Мари. – Но мой брат… Если кто-то признает в нем наследника Вудбриджей…

– Ричард подрос и стал шире в плечах. И он бойко болтает по-французски.

Сабина не знала, что возразить. Каждый довод Мари был убедителен. Последние ее слова наиболее растрогали Сабину.

– Мы – семья. Семья, не только связанная узами брака. Труппа актеров – это тоже семья. И мы хотим, чтобы ты вошла в эту семью. Играй хоть мальчиков, хоть карликов, дурачь зрителей как хочешь, но стань членом нашей семьи. Посмотри, Сабина, вон там, далеко на небе, зажглась звездочка. Она видна всем, кто сможет в этот час задрать голову вверх, но никто не знает, что это наша звезда. И твоя, Сабина! Разве я худшая предсказательница, чем Изабель?

– Пусть выскажется мужчина, – предложил Жак.

Ричард гордо повел плечами.

– Мне хорошо там, где хорошо моей сестре.

– И тогда, – вдруг торжественно подал голос Жак, – пусть пламень, бушующий в твоей крови, пламень мести и ненависти, обратится в благородное пламя искусства. Пусть все это вспыхнет на сцене театра, и люди уйдут с представления очищенными, словно после исповеди.

– Не надейся на это, Жак, – предупредила его Мари. – Даже после исповеди они уходят с половиной грязных грехов, спрятанных в душе.

Итак, все решилось. Растроганная словами актеров и маленького брата, Сабина согласилась на предложение Мари.

Как-то раз, оставшись в одиночестве, Сабина уделила малую толику времени, чтобы как следует рассмотреть себя в зеркале. Чета Баллярдов отправилась по делам в город. Изабель собирала какие-то травы на лугу, Ричард скакал вокруг нее, как ретивый конь.

Собственное отражение навело Сабину на размышления. Они были одновременно и радостны и тревожны. Да, правы оказались те, кто говорил, что она превратилась из подростка в привлекательную девушку. Она стала обладательницей сокровища, но не знала, как им распорядиться. По-прежнему прятать его от чужих глаз, страшась неведомой угрозы, или ехать вместе с Баллярдами завоевывать Париж? Они предложили ей взять себе театральный псевдоним – Пламенная. Он показался ей слишком высокопарным, нескромным, но то, что имя было связано с огнем, чем-то манило ее. Ее крылья уже на самой заре жизни опалил огонь ненависти. Пусть она будет Пламенной.

Заслышав топот Ричарда по ступенькам фургона, Сабина едва успела прикрыть обнаженное тело первым попавшимся под руку костюмом.

Мальчик ворвался в тесную каморку, словно порыв ветра:

– Чем ты занималась, Сабина?

– Разглядывала себя в зеркале.

– От скуки?

– Наверное, да… Мне всегда скучно, когда тебя нет рядом.

– А ведь скоро мы расстанемся.

– Что за глупые мысли? Почему ты так решил?

– Потому что ты стала слишком красивой, Сабина!