Прислушиваясь в темноте к завываниям бури, Алана обнимала Николаса и тщетно пыталась разобраться в своих чувствах: в ее душе тоже бушевала буря.

Что с ней творится? Почему ее влечет к Николасу Беллинджеру, хотя она принадлежит и вечно будет принадлежать только Серому Соколу?

Она даже представить себе боялась, что бы сказал любимый, узнав о ее нежности к бледнолицему. И не просто к бледнолицему, а к белому воину!

Уходя на войну, Серый Сокол добился у нее обещания, что, даже если ему не суждено будет вернуться, она постарается быть счастливой. Но и этого обещания она не сдержала, ведь ей сейчас так тоскливо, так плохо… Николас вздохнул. Алана еще крепче прижала его к себе и подумала, что, наверное, еще ни одна женщина не была с ним так близка. Ей уже известны его сильные и слабые стороны. Известно, что его сердит, а что забавляет. И вообще, за несколько дней, проведенных вдвоем, она успела узнать многое из того, что он тщательно скрывал от посторонних взоров. Вот хотя бы история его родителей… Сколько бы Николас ни демонстрировал свое равнодушие к матери, Алана уже поняла, что для него это незаживающая рана.

Она не стремилась полюбить капитана, но чем больше узнавала его, тем милее и ближе он ей становился.

Алане припомнился давний разговор с бабушкой, которая пыталась ей объяснить, что значит быть чьей-то женой. Стоило ей закрыть глаза, и она явственно слышала бабушкин голос…

– Ты должна будешь вести себя как взрослая, а не как девчонка, – сказала старая индианка.

Алана не понимала, к чему она клонит.

– Но как я узнаю, что стала женщиной, бабушка?

– Сперва ты почувствуешь это телом, а затем и душой.

– А как мне себя вести? Что делать? Я люблю Серого Сокола, но не знаю, как быть его женой.

– Не беспокойся, дитя мое. Твой муж тебе все объяснит.

Алана дословно помнила наставления Лазурного Цветка, но, к сожалению, бабушка не подсказала ей, как быть, если жениха убьют. И что делать с ее непонятным влечением к Николасу Беллинджеру? Алана честно пыталась хранить память о Сером Соколе, однако под пронзительным взглядом изумрудно-зеленых глаз эти воспоминания почему-то тускнели и отступали вдаль…

Николас спал, положив голову ей на плечо, и Алана спешила насладиться мгновениями, в которые он принадлежал ей, и только ей одной, ибо понимала, что когда их вызволят из снежного плена, она, вполне вероятно, больше не увидит зеленоглазого капитана.

Из-за туч выплыла яркая луна, озарив окрестности загадочным серебристым светом. Неожиданно Николас вскинул голову.

– Сколько я проспал? – хрипло пробормотал он, хватая Алану за руку.

– Недолго. Но согреться успел, да?

Капитан кивнул и тревожно нахмурился, почувствовав, что ее пальцы холодны, как лед.

– Зато ты промерзла до костей. Почему ты меня не разбудила?

– Мне не привыкать.

Он обнял Алану за плечи. Грудь его была словно печка, пышущая жаром. У Аланы захватило дух от изумления и восторга, и она замерла.

Почувствовав ее напряжение, Николас рассмеялся:

– Не бойся, Синеглазка. Я просто хочу тебя согреть.

Лунный свет упал на его лицо, и оно показалось Алане прекрасным. Никто не мог сравниться красотой с Николасом, даже Серый Сокол!

Девушка затрепетала от волнения, а Николас, решив, что она дрожит от холода, еще крепче прижал ее к себе и принялся медленно растирать ее озябшие руки и плечи.

– Какой же я негодяй – спал, пока ты замерзала. Прости меня, Синеглазка.

– Я уже согреваюсь… – прошептала она.

– Хорошо. – Луна опять скрылась за тучами, и Алана не могла разглядеть выражение его лица. – Хорошо… А теперь поспи, Синеглазка. Ты это заслужила.

– Я не хочу спать, – возразила девушка: ей было не до сна – его губы манили ее…

– Все равно нужно, иначе завтра ты будешь целый день клевать носом и злиться. А с твоим нравом это нешуточная угроза! Упаси меня Бог попасться тебе когда-нибудь под горячую руку, – усмехнулся капитан.

Алана готова была признаться, что она и вправду устала, но с ее уст слетело совсем другое:

– Почему ты прикасался губами к губам Грейс Флемминг? – тихо спросила она.

Николас оторопел.

– Значит, ты все-таки стала свидетельницей нашей размолвки с мисс Флемминг… – произнес он после длительной паузы.

– Ты мне не ответил. Как это называется, когда люди соприкасаются губами?

– Это называется поцелуй, Синеглазка, – с улыбкой ответил Николас.

– Поцелуй?

– Да. Разве твои папа с мамой при тебе не целовались?

Алана порылась в памяти…

– Нет. Я никогда не видела, чтобы мужчина трогал своими губами губы женщины. Это что, у белых людей такой обычай, да?

Николаса вовсе не прельщала перспектива стать просветителем невинной девушки во взаимоотношениях полов.

– Ну… большинство белых людей делает это, когда хочет выразить любовь, – смущенно пробормотал он, надеясь, что его туманное объяснение удовлетворит Алану.

Однако надежда оказалась напрасной.

– Странно… Зачем же ты тогда поцеловал Грейс Флемминг? Ты ведь ее не любишь.

Николас смешался.

– То было… совсем другое, Синеглазка. И если б я не заподозрил, что ты проснулась, могло зайти еще дальше… – Капитан помолчал, а потом выпалил, явно намереваясь положить конец неприятному разговору: – Меня потянуло к ней как к женщине, только и всего. Так тоже бывает, неужели ты не знаешь?

Глаза Аланы распахнулись от удивления.

– Нет. Со мной такого никогда не было.

По наивному выражению ее лица Николас понимал, что она не лукавит.

– И слава Богу, что не было. Пока ты не выйдешь замуж, тебе не следует этим заниматься.

– Да, но ты ведь тоже не был женат на Грейс Флемминг! И говоришь, что даже не любил ее, – не отставала от него Алана.

– Да при чем тут любовь, Синеглазка? – вышел из себя Николас. – Я же сказал, порой мужчина и женщина целуются без любви, просто… так.

Алана вдруг представила себе, что губы Николаса прикасаются к ее губам, и у нее перехватило дыхание.

– А ко мне… ко мне ты как относишься, Николас? – тихо спросила она.

Николас замер.

– Хорошо, Синеглазка. Но… нельзя целоваться со всеми, к кому относишься по-дружески.

Алана сникла. Наступило долгое молчание.

Затем, не сводя взгляда с губ Николаса, она еле слышно прошептала:

– Мне так хочется понять, что чувствуют люди, когда целуются.

Николас, который к тому времени успел отодвинуться от нее на приличное расстояние, посуровел.

– Запомни раз и навсегда, Алана: благородные девицы не предлагают себя мужчинам. В мире белых людей это недопустимо.

Алана совсем пала духом, услышав вместо ласкового «Синеглазка» холодное «Алана».

– Но Грейс Флемминг… – надувшись, пробурчала она.

– Я говорю про БЛАГОРОДНЫХ ДЕВИЦ, – перебил ее Николас. – А к мисс Флемминг в отличие от тебя ни то ни другое неприменимо.

Отблески лунного света посеребрили иссиня-черные волосы Аланы, и перед Николасом вдруг предстала не маленькая девочка, за которую он нес ответственность перед ее отцом, а прелестная, желанная женщина. Губы Аланы дразняще приоткрылись, в глазах мерцали звезды… И Николасу захотелось броситься в эту синеву, словно в омут… Броситься – и…

Он тряхнул головой, отгоняя глупые мысли, и сердито воскликнул:

– Ты сущая дикарка, Алана Кэлдвелл. Тебе не помешает перенять у наших дам хорошие манеры.

– Так научи меня, – с готовностью отозвалась она.

У капитана вырвался нервный смешок.

– Боюсь, еще немного – и я научу тебя чему-нибудь другому… что не входит в понятие хороших манер.

– Николас, – серьезно сказала девушка, – мне очень многое кажется непонятным в вашем мире. Но то, как должна вести себя женщина по отношению к мужчине, по-моему, это вообще уму непостижимо.

– Не волнуйся, – усмехнулся Николас. – Со временем все разложится по полочкам. Ты способная ученица… Пожалуй, даже слишком способная.

– Так ты покажешь мне поцелуй? – напрямик спросила Алана.

Николас вздрогнул, а потом по-братски поцеловал ее в лоб. Он уже не пытался от себя убежать, понимая, что они с Аланой навеки соединены незримыми узами, ибо каждый обязан другому жизнью. Их судьбы не просто пересеклись, а крепко переплелись, и что теперь с этим делать, совершенно неясно.

– Это не поцелуй! – обиженно воскликнула Алана. – Грейс Флемминг ты поцеловал в губы.

Николас обреченно вздохнул.

– Похоже, ты не успокоишься, пока не добьешься своего.

И, схватив девушку за плечи, он порывисто привлек ее к себе. В потемках она не видела его лица, но слышала частый, взволнованный стук двух сердец.

Николас медленно наклонился, и, когда их губы соприкоснулись, Алану пронзила незнакомая сладкая боль. Но вместо того, чтобы отшатнуться, она дерзко приникла к молодому человеку, мечтая лишь о том, чтобы его поцелуй стал еще горячей.

Откровенная страстность Аланы застала Николаса врасплох. Из последних сил стараясь сохранить самообладание, он хотел было отстраниться, но губы девушки были так нежны и прелестны, что Николас потерял голову.

Рука его соскользнула с талии Аланы к бедру.

– Что ты со мной делаешь, Синеглазка? – жарко прошептал капитан на ухо Алане. – Я всего лишь мужчина, а ты так желанна…

Он осторожно положил девушку на сиденье и лег рядом с ней. Она замерла в испуге.

– Ты боишься меня?

– Нет… – выдохнула она. – Тебя – нет…

Она боялась себя, своей неожиданной страсти, которая, вырвавшись на свободу, заполыхала пожаром, грозя спалить все, что попадется на пути.

– Милая моя! – ласково шепнул Николас, прикасаясь губами к ее уху. – Я думал, в мире уже нет чистых, невинных девушек. И вот судьба послала мне тебя…

Он осыпал веки Аланы легкими поцелуями.

– Ты научишь меня любви? – спросила охваченная неистовым желанием Алана, позабыв обо всем на свете.

– Да, – прошептал Николас, накрывая ладонью упругую девичью грудь. – Да! Я открою тебе мир наслаждения.

Алана изгибалась дугой под его жаркими поцелуями. Ей хотелось слиться с ним в одно целое – и никогда больше не разлучаться.

– Я и не подозревала, что целоваться так приятно, Николас, – простодушно призналась она.

И это подействовало на Николаса отрезвляюще… Волна страсти отхлынула, и он пришел в ужас от того, что чуть было не произошло между ними.

– Господи! Что я делаю!

Резко отпрянув, он поправил задравшееся платье Аланы и отвернулся, боясь встретиться с ней взглядом.

– Обними меня, Николас, – взмолилась девушка, изнемогая от желания.

Какое-то время капитан боролся с искушением. Еще немного – и он стал бы ее соблазнителем… Но рассудок взял верх.

– Прости меня, Алана, – хрипло пробормотал Николас. – Прости, я очень сожалею… У меня… у меня в голове помутилось… Но если бы я воспользовался твоей неопытностью, я бы себе этого никогда не простил!

Приученная всегда говорить правду, Алана и сейчас не изменила себе.

– Разве тебе неприятно было целовать меня? – спросила она.

– Давай забудем об этом, Алана, – сухо ответил Николас. – Еще раз приношу тебе мои извинения.

Он распахнул дверь, и в дилижанс ворвался морозный воздух.

– Я надолго запомню вкус твоих губ, Синеглазка, – тихо промолвил капитан. – Но это произошло между нами только потому, что волею судеб мы оказались в столь интимной обстановке. Клянусь тебе, больше этого не повторится! – Последние слова Николаса окончательно сбили ее с толку.

Он ушел, оставив ее в глубокой тоске.

Алана растерянно смотрела ему вслед.

Яркий лунный свет отбрасывал прихотливые отблески на стены дилижанса. Алана глядела в окно и вспоминала, как Николас оскорбил бедную Грейс Флемминг. За что? Чем она ему не угодила?

«Наверное, мне никогда не понять белых людей», – со вздохом подумала девушка.

Ее мучил стыд. Из-за нее Николас теперь мерзнет на ветру. Неужели ему было так противно с ней целоваться, что он предпочел бежать от нее на мороз?

Но тогда как объяснить его последние слова? Ах, какие же они сложные и противоречивые, эти белые люди!

Именно в эту ночь, лежа одна без сна, Алана решила все-таки поехать к отцу. Но не потому, что ее отношение к Энсону Кэлдвеллу изменилось. Просто, живя в отцовском доме, она могла бы время от времени по-соседски общаться с Николасом…