Ровно в девять утра Шиб остановил машину у ворот усадьбы Андрие. Ночью он почти не спал, перебирая в уме события двух прошедших недель. В шесть утра он встал, приготовил завтрак, потом отвез Гаэль на вокзал. Она всю дорогу зевала. Но Шиб не чувствовал усталости — настолько он был взвинчен. Словно его по уши накачали кофеином. Несколько минут он сидел в машине, разглядывая красивый изящный дом, освещенный ярким солнцем. Стены выглядели почти неестественно белыми, словно искусственные зубы. И точно так же скрывали гниль и смрад... А что, если он ошибается? Что, если никто не насиловал и не убивал Элилу? Отсутствие плевы могло быть врожденным пороком. Девочка и правда могла сломать шею, упав с лестницы. Однако существовали и другие факты, от которых нельзя было так просто отмахнуться: украденный труп, оскверненное распятие, убийство щенка, заляпанная спермой фотография и заряженный пистолет. Все это указывало на сумасшедшего, но не обязательно на детоубийцу. Итак, мертвая плоть, моча, внутренности, сперма, огонь...

Может, эти пять элементов несут в себе какой-то смысл? Неужели в них заключено некое послание?

Шиб вздохнул и вылез из теплой уютной «Флориды». В лицо ему ударил резкий порыв ветра. Шиб поднял воротник пиджака и набрал код на автоматической панели.

Машины Андрие возле дома не было. Стояла тишина. Должно быть, дети в школе. Значит, Бланш одна в доме... Нет, не забывай, там еще Колетт и Айша. И вообще, в первую очередь следует разыскать и расспросить Коста. Сделав над собой усилие, Шиб прошел мимо дома и отправился на поиски садовника.

Дверь сарайчика с садовым инвентарем была широко распахнута, но внутри никого не оказалось. Шиб углубился в сад. Под раскидистым апельсиновым деревом он увидел тачку и лопату, и его мускулы инстинктивно напряглись. Он обогнул дом и вышел к бассейну, никого не встретив по дороге. Просто раздолье для грабителей! Он околачивается здесь уже полчаса, но никто его не заметил! Шиб вернулся к сарайчику и осмотрел сложенные там инструменты. Коста, наверное, работает у колодца. Шиб направился в дальний конец сада по тропинке, окаймленной цветущими лавровыми деревьями.

Выйдя к колодцу, он увидел, что тот закрыт новой толстой доской. Шиб провел рукой вдоль каменного бордюра. Камни, еще вчера влажные и скользкие, были сухими и теплыми. Рядом на земле лежал молоток и несколько длинных гвоздей. Если Коста оставил их здесь, значит, он где-то неподалеку. Шиб осмотрелся по сторонам. Все вокруг выглядело мирным и спокойным, и он не мог понять, откуда взялась тревога.

Желто-голубая бабочка села на молоток, снова вспорхнула и опустилась на цветущий розовый куст, рядом с которым змеился поливочный шланг, Коста оставил здесь даже сапог, машинально отметил Шиб и тут же подскочил как ужаленный. Сапог?

Из-под куста торчал коричневый резиновый сапог. Не беги, одернул себя Шиб, чувствуя, как бешено колотится сердце. Иди спокойно.

Сапог был большим, по крайней мере сорок четвертого размера. Он был натянут на ногу, в него была заправлена перепачканная землей брючина из грубой ткани. Шиб стиснул зубы и наклонился.

Коста смотрел на него, лежа на спине, закинув одну руку за голову и вытянув другую вдоль тела. Рот его был полуоткрыт, как у человека, задремавшего после обеда. Бабочка опустилась ему на лицо и, перебирая тонкими лапками, переместилась в угол рта, но он не согнал ее. Она не улетала, крылья ее слегка подрагивали. Шиб коснулся руки Коста. Холодная. Наклонившись ниже, он заметил тень, промелькнувшую во взгляде садовника. Облако, проплывавшее над ними, отразилось в мертвых глазах. Теперь Шиб увидел кровь— небольшую лужицу, растекшуюся вокруг головы Коста и почти впитавшуюся в землю. Кровь была и на острых камнях, выложенных вокруг клумбы с розами. Коста зацепился ногой за шланг и, упав, разбил голову. Нелепая мгновенная смерть в лучах восходящего солнца. Шиб протянул руку к бабочке и схватил ее. Крылья затрепетали под его пальцами. Он выпрямился и направился к дому. Бесполезно обыскивать сад— он был уверен, что не найдет ничего необычного. Просто несчастный случай, из тех, что происходят каждый день. Конечно, Коста слишком удачно раскроил себе череп на следующее утро после того, как собирался рассказать об убийстве щенка, но разве полицейские увидят в этом что-то, кроме простого совпадения? А впрочем, разве тут может быть что-то другое? Разве их с Гаэль теория о наличии всеобщего заговора не потерпела крах? Войдя в дом, он увидел Айшу, которая несла детский трехколесный велосипед.

— А я и не слышала, как ты приехал, — сказала она. — Вот решила навести порядок... Что случилось? На тебе лица нет.

— Коста упал, разбил голову и умер. У колодца.

— О, господи, он упал в колодец? — воскликнула Айша, роняя велосипед.

— Нет, рядом с ним. Поскользнулся и упал затылком на острый камень. Надо вызвать полицию.

Айша растерянно смотрела на него.

— А ты зачем приехал так рано?

— Хотел задать ему несколько вопросов. По поводу убийства щенка. Он что-то знал.

— Но, Леонар... что ты скажешь легавым? Как объяснишь, чем здесь занимался?

Об этом он не подумал.

— Я им скажу, что Коста обещал мне вчера редкие цветы для подружки.

Айша с сомнением покачала головой.

— Будем надеяться, что Андрие не расскажет им обо всем. Если выяснится, что ты выдавал себя за частного детектива, у тебя будут серьезные неприятности.

Да, и это еще мягко сказано. Он будет по уши в дерьме!

Комиссар, нахмурив брови, разглядывал тело, лежавшее у его ног.

— Не повезло бедняге, — пробормотал он. — Ну где там эта чертова «скорая», Тео? — Он нетерпеливо обернулся к лейтенанту, который сопровождал его и в прошлый раз. Шиб заметил, что лейтенант с тех пор успел отпустить усы— тонкие каштановые усики, которые он то и дело поглаживал.

— Скоро будет, шеф, — ответил он. — Меня больше интересует, зачем он пошел к этой клумбе.

— Да просто решил полить цветы, зацепился за шланг, и все. Финита ля комедия!

— Да, но он оставил инструменты у колодца, — продолжал настаивать Тео. — Как будто не успел закончить работу, и тут его что-то отвлекло. Он пошел посмотреть, и вот...

— Зацепился за шланг и упал, — продолжил комиссар. — Какая разница? Результат-то один. Это ничего не меняет.

«Это все меняет», — подумал Шиб. Разумеется, Тео был прав. Кто-то или что-то привлекло внимание Коста. В глухом углу сада, который не виден из дома. Именно там ему размозжили голову, а потом положили тело таким образом, чтобы придать убийству вид несчастного случая.

— Вы будете требовать вскрытия? — спросил Шиб.

— Вскрытия? Чего ради? Никто не будет делать вскрытие просто так. В любом случае такие вопросы решает судья. Но я не думаю, что он захочет транжирить деньги налогоплательщиков, когда налицо явный несчастный случай, — добавил комиссар, отходя, чтобы дать место санитарам с носилками.

Шиб медленно направился к дому. Тео записал его показания, обратив особое внимание на тот факт, что он, Шиб, находился здесь каждый раз, когда происходило очередное трагическое событие. На это Шиб возразил, что трагические события неизбежно связаны с его родом деятельности. Тео в ответ скептически усмехнулся.

Бланш сидела в столовой перед чашкой остывшего кофе. Айша сообщила ей о смерти Коста полчаса назад. Лицо женщины было спокойным. Увидев Шиба, она спросила:

— Вы уверены, что он мертв? — и, когда тот утвердительно кивнул, выдохнула: — Боже мой...

«Эпитафия могла бы быть и подлиннее», — подумал Шиб, садясь напротив нее.

— Вы сообщили мужу? — спросил он.

— Вы только и делаете, что спрашиваете меня об этом, — откликнулась Бланш и добавила: — Айша сейчас принесет кофе.

— Плевать мне на кофе. Я спрашиваю, вы предупредили Жан-Юга?

— А я спрашиваю, не хотите ли вы кофе?

— Во что ты играешь? — процедил Шиб, хватая ее за запястье.

Бланш вырвала руку.

— Ни во что. У вас слишком разыгралось воображение, Морено, вам нужно успокоиться. Выпейте кофе.

На пороге появилась Айша с подносом, на котором стояли дымящийся кофейник и две чашки.

— Спасибо, — пробормотал Шиб сквозь зубы. Когда девушка вышла, он обернулся к Бланш.

— С чего ты сегодня такая агрессивная?

— Не знаю. Наверное, потому, что не хочу разговаривать. Хочу остаться одна.

Шиб немедленно поднялся.

— Я ухожу.

— Я же говорила, что ты не сможешь мне помочь, — бросила Бланш ему вслед.

— Что ж, прекрасно. Оставь все как есть. Так будет лучше всего. Главное, ничего не меняй. Продолжай загибаться потихоньку.

— Какой же ты мудак!

Бланш произнесла эти слова, не повышая голоса и даже не глядя на него. Она неотрывно смотрела в свою фарфоровую чашку. Внезапно Шиб ощутил огромную усталость. И, кажется, желание заплакать. Он должен был что-то сделать или сказать... нельзя же оставлять ее вот так, в этом молчаливом отчаянии. Но он чувствовал себя таким слабым, что боялся рассыпаться на мельчайшие частички, подобно песку, взвихренному порывом ветра. Почему ему кажется, что без этой женщины он не сможет сохранить свою человеческую природу?

Эта женщина...

Бланш...

Ему хотелось выкрикивать это имя до тех пор, пока не порвутся голосовые связки и из горла не хлынет горячая кровь. А еще ему хотелось избить ее.

Нет-нет, нужно взять себя в руки... В коридоре послышались шаги, и в комнату вошел комиссар. Он вежливо поздоровался, поднеся руку к фуражке. Интересно, заметил ли он, что оба они на грани безумия?

— Мы должны выполнить какие-то формальности? — спросила Бланш.

— Мы обсудим это с вашим мужем, не беспокойтесь. Нужно уведомить семью покойного.

— Он не был женат. Кажется, у него есть сестра в Лиссабоне. Спросите у Айши.

Комиссар поблагодарил ее и вышел. Бланш вышла следом и остановилась во дворе, глядя на отъезжавшую машину «скорой помощи», на Колетт, осенявшую себя крестом, на облака, плывущие в ярко-синем небе. Не смотрела она лишь на незаметного, никчемного, скучного месье Морено. А что, если она манипулировала им с самого начала? Что, если она просто сумасшедшая нимфоманка, лелеющая свои страдания?.. Хватит, Шиб, прекрати, она потеряла уже двоих детей! Она не играет в страдание, а действительно страдает. И заставляет страдать тебя. Ты любишь ее, а это все равно что любить острую бритву, которая перерезает тебе горло только потому, что такова ее природа.

Он встряхнул головой. Черт, произошло убийство, а он думает только о своем романе с хозяйкой дома! Какой жалкий эгоизм!

Зазвонил мобильник. Это оказалась Гаэль. Шиб вполголоса рассказал ей о смерти Коста. Когда он закончил разговор, Бланш нигде не было видно. Он прошел по комнатам — пусто. Нужно уезжать. Будь они все прокляты!

Шиб вернулся к машине еще более взвинченный, чем утром, внезапно осознав всю очевидность и жестокость смерти Коста. Тот, кто выпотрошил живот щенку, теперь убил человека, чтобы быть уверенным в его молчании. Речь теперь не о сексуальных извращениях, а о преднамеренном убийстве.

Сразу возникает вопрос: как убийца узнал, что Коста собирается поговорить с Шибом? Единственной, кто видел их вместе накануне, была Бабуля. Не самая подходящая кандидатура в убийцы, подумал Шиб, глядя, как к дому медленно подъезжает «Клио» отца Дюбуа.

— Что здесь случилось? — тревожно спросил священник, выходя из машины. — У вас такой убитый вид...

— Коста, садовник, найден мертвым.

— Что?! Как это произошло?

Шиб в двух словах рассказал официальную версию.

— Он был таким набожным человеком — и умер без покаяния... — прошептал священник.

— Вчера вечером он сказал мне, что хочет кое-что сообщить об убийстве щенка.

Дюбуа быстро поднял голову, и его стальные глаза-буравчики впились в лицо Шиба.

— И что он сообщил?

— Ничего. Вчера нам не удалось поговорить. Я приехал сегодня утром, но он был уже мертв.

— В таком случае вам тоже угрожает опасность, — заявил священник, упираясь ему в грудь указательным пальцем. — Когда демоны вырываются на свободу, они уже не могут остановиться. Силы Зла питаются собственной разрушительной энергией, как всепожирающее пламя... Как себя чувствует Бланш?

Застигнутый врасплох, Шиб пробормотал:

— Как обычно, я полагаю.

— Не мое дело давать вам советы, Морено, но я все же скажу, что в ее сердце вряд ли найдется место для какого-то другого мужчины, кроме ее мужа.

— Но я...

Дюбуа похлопал его по плечу и быстро зашагал по аллее. Шиб в полной растерянности остался стоять рядом с «Флоридой». Неужели все его мысли и чувства написаны у него на лбу? Или его телесная оболочка стала прозрачной, как стекло, и все видят, как шевелятся извилины его жалкого мозга, как мучительно колотится сердце и натягиваются возбужденные нервы? Он забрался в машину, захлопнул дверцу и резко рванул с места. Радио заиграло «Love can damage your helth».

Грег потягивал анисовый ликер, развалившись на стуле и вытянув ноги. Шиб рассеянно смотрел на стоявшую перед ним бутылку «Перье». Ему не хотелось заказывать аперитив и еще меньше хотелось разговаривать. Но было совершенно невыносимо оставаться дома, и, когда Грег предложил составить ему компанию за обедом, Шиб воспользовался случаем убежать из этих стен, где его мучили воспоминания о Бланш.

— И что ты теперь собираешься делать? — поинтересовался Грег, загребая из вазочки огромную горсть оливок.

— То есть?

— В связи со смертью садовника и всей этой шумихой?

— Полагаю, теперь расследованием займутся полицейские.

— Вид у тебя не очень, — заметил Грег. — Это Бланш так тебя заездила?

— Давай оставим эту тему.

— Черт, да эта шлюха тебя в гроб загонит!

— Не называй ее так, слышишь?

— Да посмотри на себя! Слишком веселым ты никогда не был, но теперь просто бьешь все рекорды по части хандры! Если это любовь на тебя так действует, на черта она нужна?

— Она меня не любит.

— А с чего ей тебя любить? У нее есть муж. С тобой она просто немного развлеклась, и все. В конце концов, ты что, не можешь перепихнуться в свое удовольствие, как все, и не превращать это в дурацкую трагедию в духе Бергмана?

— Ты сам-то видел хоть один его фильм?

— А как же? Смотрел отрывок битых полчаса, пока дожидался кубка по футболу.

— А как же Айша? — спросил Шиб, обхватив ладонями бутылку «Перье».

— А что Айша? Она покладистая бабенка и трахается классно. Что еще надо?

— Но ты к ней что-нибудь чувствуешь?

— Да не знаю я! — с досадой воскликнул Грег. — Я не засираю себе этим мозги! Ладно, надо чего-нибудь пожрать.

— Я не голоден.

— Еще не хватало! Надо жрать, старик, жратва — вот уж что реально так реально!

— Тебе нужно давать консультации в каком-нибудь психологическом журнале. Можешь быть уверен — число самоубийств резко возрастет.

Грег встал и потянулся.

— Ладно, кончай! Пошли обедать. Я угощаю. Тушеное мясо и полента. Как тебе?

Шиб обреченно вздохнул. Почему бы и нет? Какая разница, чем блевать?

Было около шести вечера. Вытянувшись на кушетке, Шиб смотрел в потолок, пытаясь расслабиться. Он ощущал тяжесть во всем теле, словно его придавили набитым чемоданом. Во всем виновата Бланш, это она камнем висит у него на шее, грозя утянуть на дно... «А я и правда люблю ее? — внезапно спросил он себя, резко поднявшись, — Что это вообще такое— любить?» Черт, знать бы!.. Он всегда был один. Иногда увлекался, но никогда не влюблялся по-настоящему. Нет, любовь — это, должно быть, что-то другое, потому что... кто бы захотел терпеть такую боль? Он сам себя обманывает. Просто страдает от уязвленного мужского самолюбия.

Он снова лег на кушетку. Вокруг люстры вились мошки, тщетно стремясь к недосягаемому свету. Все их попытки были обречены с самого начала. Совсем как твои, Шиб...

Зазвонил телефон. Шиб вскочил, торопливо схватил телефонную трубку, едва не уронил ее, но успел поймать на лету.

Чье-то учащенное дыхание... даже не одного, а двух человек. Неровное и прерывистое. Какие-то ублюдки развлекаются... Шиб уже собирался швырнуть трубку, когда услышал женский стон. Ему словно обожгло внутренности. Стон повторился, более долгий. Одновременно— хриплые ритмичные вздохи мужчины. Шиб стиснул трубку с такой силой, что едва не раздавил ее. Женщина негромко, приглушенно вскрикнула. Затем послышался шорох простыней, скольжение потных тел друг о друга. Затем — характерный щелчок зажигалки. Кто-то закурил. Потом наступила тишина.

Шиб изо всех сил прислушивался, стараясь понять, происходило ли все это сейчас или было записано на пленку. Послышался щелчок. Потом кто-то прохныкал:

— Нет, не надо, мне больно! Что на сей раз?..

Голос маленькой девочки... Шиб почувствовал, как над его верхней губой выступили капельки пота, и стер их ребром ладони.

— Нет, нет, нет!

Аннабель? Энис? Нет, это не их голоса... Тогда... Элилу, о, господи, это Элилу! Она всхлипывала и прерывисто, учащенно дышала, все чаще и чаще.

Шиб бегом бросился к раковине, все еще прижимая телефон к уху, и изверг в нее остатки обеда, когда насильник завершил свое дело и в трубке зазвучала «Аллилуйя» Генделя.

Левой рукой он плеснул в лицо холодной воды п неловко вытерся полотенцем. Проклятая музыка разрывала барабанные перепонки. Еще один щелчок — и тишина. Шиб смотрел на телефонную трубку, чувствуя, как по спине градом катится пот. Мысли вихрем кружились в голове, словно обломки метеоритов, притянутые гравитационной силой к орбите планеты. Крики ребенка... Мужчина и женщина, занимающиеся любовью... Этой женщиной была Бланш, он узнал ее голос. Но кто был мужчина? Андрие? Или он сам? Никогда ведь не слышишь себя со стороны, когда трахаешься... Гипотезы были одна неутешительнее другой. Для него невыносимо было слышать, как Бланш кричит от наслаждения в объятиях другого — он бы предпочел, чтобы кто-то записал их голоса на пленку в ту ночь, когда он тайком, как вор, прокрался в ее дом... А что, если — эта мысль была ужаснее всего — она трахалась с тем самым человеком, который изнасиловал ее дочь?

Только тут он заметил, что все еще сжимает трубку в руке, и положил ее на подставку. Нужно предупредить Бланш, что в ее спальне, возможно, спрятан магнитофон— одно из тех крошечных приспособлений, которые включаются сами, автоматически реагируя на звук голоса... Черт, Гаэль сейчас в Ницце, сдает экзамен... Шиб набросил пиджак, обулся и вышел из дома.

— Мне надо поговорить с Бланш.

Айша с ужасом взглянула на него, прижимая палец к губам.

— Тише! Ты что, спятил? Бабуля здесь, вместе с Дюбуа. Обсуждают детали благотворительного праздника на Иванов день.

— Предупреди ее незаметно.

— Не получится. Что стряслось?

— Мне нужно с ней поговорить, вот и все. Если ты ей не скажешь, я сам к ней пойду.

— Слушай, что происходит? Грег сказал, что ты помешался, и теперь я вижу, что он прав. Ты представляешь, что начнется, если тебя кто-то увидит в ее комнате?

А дети дома?

Да.

— Айша... а, это вы, Морено? — сказал Дюбуа, выходя в коридор.

— Месье Андрие просил нас продолжить расследование, — сухо сказал Шиб.

— Да-да, я знаю. Айша, принесите, пожалуйста, телефонный справочник. Мы составляем список организаций, с которыми нужно связаться для устройства благотворительной акции на Иванов день, — добавил он, повернувшись к Шибу.

— Если позволите... сказал Шиб, указывая в сторону лестницы, ведущей наверх.

— Да, разумеется. Вам удалось что-нибудь найти?

— Ничего, к сожалению.

— Бланш рассказала мне про случай с Аннабель, — вполголоса сказал священник. — Это ведь произошло за день до смерти бедняги Коста... События ускоряются, Морено. Зло оскалило свою отвратительную пасть и показывает клыки. И мне кажется, что вы тоже оказались под прицелом. Ждите меня через час в часовне, — добавил он, переходя на шепот, — я постараюсь защитить нас получше.

— Вот, возьмите. — Айша вернулась с телефонным справочником.

— Ах да, спасибо, — И священник вернулся в гостиную, не произнеся больше ни слова.

— Я поднимусь наверх, — сказал Шиб и направился к лестнице, несмотря на протестующий жест Айши.

Он поднялся наверх, остановился у двери комнаты Шарля, приложил к ней ухо: электронная музыка. Хорошо. Из комнаты Луи-Мари слышалась музыка Дебюсси. «Сады под дождем». Фальшивая нота, пауза, повтор. Должно быть, он разучивает произведение на синтезаторе. Отлично. Путь свободен. Шиб осторожно взялся за ручку двери, ведущей в супружескую спальню, и вошел. Он чувствовал себя взломщиком. Ставни были закрыты, в комнате царил полумрак. Кровать была застелена синим покрывалом без единой складочки. В изголовье — синие шелковые подушки с оборками. Он пошарил под матрасом; «Не думай о том, что происходит по ночам на этой кровати, ищи внимательнее!»— потом провел рукой вдоль деревянного бортика. Ничего. Шиб встал на четвереньки — на сверкающем паркетном полу не было ни единой пылинки— перевернулся на спину и скользнул под кровать.

В левом углу, у стены, лежала маленькая хромированная коробочка, размером чуть больше сигаретной пачки. Шиб осторожно и с некоторой брезгливостью взял ее в руки, словно отвратительное ядовитое насекомое. Это был магнитофончик, казавшийся почти игрушечным. Шиб нажал на клавишу «Eject» и вынул крохотную кассету. Сколько раз, интересно, на нее записывались любовные баталии четы Андрие?

Положив магнитофон в карман, он вышел из комнаты. Может, и в комнате Элилу обнаружится нечто подобное?

Здесь тоже было полутемно. Кровать была застелена розовым покрывалом с белыми медвежатами. Все вещи и игрушки оставались, очевидно, на тех же местах, что и в день смерти Элилу — даже раскрытая книжка лежала на прикроватном столике. Шиб пролистал ее. Детская книжка с картинками — «Барашек, который хотел стать волком». На обложке хорошенький белый барашек угрожающе скалил клыки. На первой странице было написано: «Аннабель от мамы». Но книжку читала Элилу... Слишком «детское» чтиво для ее восьми лет... Он вспомнил, как возмущалась Аннабель: «Элилу — воровка!» Что она пыталась украсть? Материнскую любовь?.. Или хотела вернуться в раннее детство, чтобы убежать подальше от всего того, что ей приходилось выносить? Одно лишь воспоминание о записанном на пленку изнасиловании вызвало у Шиба тошноту. Он несколько раз глубоко вздохнул, пошарил под кроватью. Ничего. Если здесь и была похожая игрушка, «он» ее забрал.

— Что вы здесь делаете?

Шиб резко выпрямился, ударившись головой о деревянное изголовье кровати. На него в упор смотрел Шарль.

— Твой отец попросил меня выяснить, что за странные события происходят в доме, — сухо ответил он, поднимаясь на ноги.

— Какие именно?

— Вопрос не ко мне.

— Вам доставляет удовольствие рыться в вещах моей сестры?

— А тебе доставляло удовольствие трахаться с Коста?

Эти слова сорвались с его губ раньше, чем он успел отдать себе в этом отчет. Шарль побагровел, черты его лица исказились.

— Блядский негритос!

— Дорогой Шарль, ты забываешься. Мальчик из такой хорошей семьи... Что скажет твоя мама?

— Не смейте говорить о маме!

— А это правда, что ты играешь в Барби? Ты был маленькой Барби для Коста?

— Заткнись, мать твою!

И Шарль изо всех сил двинул Шиба кулаком в челюсть, отчего тот опрокинулся на кровать, и снова бросился на него. Шиб еле успел откатиться в сторону, потом вскочил на ноги и набросил на голову Шарля подушку, одновременно ударяя его ногой под коленки. Шарль рухнул на пол возле кровати, и Шиб крепко ухватил его за запястья.

— Успокойся! — резко приказал он.

— Вы не имеете права!

— Мне наплевать! Мне осточертела твоя семья и ты в частности. Я хочу лишь узнать правду.

— Отпустите меня!

Шарль больше не вырывался. Шиб отпустил его, и он быстро вскочил, а потом вдруг — как странно! — ухмыльнулся. На нем были брюки из тонкой ткани, и Шиб с удивлением заметил его эрекцию.

— Так, значит, — спросил Шарль, — вы хотите узнать о наших отношениях с Коста? Вам интересно, что он со мной делал? Сколько раз? Где? Хотите, я вам покажу все наглядно?

Он протянул руку к ширинке Шиба, и тот попятился.

— Брось свои глупости! — прикрикнул он. — Скажи мне правду, вот и все.

— Вы просто тупой, ограниченный буржуа, — бросил Шарль, исчезая за дверью.

Шиб остался стоять посреди комнаты, едва сдерживаясь, чтобы не догнать и не придушить маленького гаденыша. Ладно, старина, успокойся. Дыши глубоко. Поразмысли. У тебя в кармане магнитофон. Шарль фактически признал свою связь с Коста. У тебя есть вещественное доказательство изнасилования Элилу. Нет, не так. Тебе просто дали послушать запись, которую, кроме тебя, никто не слышал. И что все это нам дает? Ничего, в том-то и дело. Только еще больше запутывает ситуацию.

Он осторожно закрыл дверь, машинально провел кончиками пальцев по нарисованному на табличке белому кролику. Потом спустился вниз. Из гостиной доносились голоса Бланш и Бабули, обсуждавших благотворительную вещевую лотерею.

— С кем это вы подрались? — спросил Луи-Мари, вынырнувший из кухни с бутылкой йогурта в руке. Шиб недоуменно посмотрел на него, потрогал подбородок. Прикосновение вызвало боль.

— Я упал, — объяснил он. Луи-Мари ехидно улыбнулся.

— А по-моему, вам кто-то здорово врезал.

— Во сколько ты уехал сегодня утром? — вместо ответа спросил Шиб.

Я сел в автобус в семь сорок пять. А что?

А Шарль?

— У Шарля занятия начинаются только в девять. Вы что-то заподозрили?

— Коста уже был здесь, когда ты уезжал? Луи-Мари сделал глоток йогурта, вытер рот тыльной стороной ладони.

— Ах вот что... — задумчиво протянул он. — Вы хотите знать, видел ли я его с вами.

Сбитый с толку, Шиб вопросительно взглянул на него. Что этот сопляк себе вообразил?

— Вы с ним поссорились, он вас ударил, вы — его, он упал. Так?

— Да что ты несешь?..

Луи-Мари заговорщически подмигнул.

— Не расстраивайтесь. Мне наплевать. Он был грязный тип. И оказывал плохое влияние на Шарля.

— По дожди-ка!

У Шиба снова появилось ощущение, что в этой пьесе все знают свои роли, кроме него. Он прорычал:

— Я не ссорился с Коста, он меня не бил, и я его тоже. Ясно? Я появился здесь утром, и Дюбуа может подтвердить, что у меня еще не было следа от удара. Ясно?

— А почему вы так злитесь?

— Да потому, что ты обвиняешь меня в убийстве! — закричал Шиб, как ни старался держать себя в руках.

— Убийство по неосторожности, без предварительного намерения, вот как это называется, — поправил Луи-Мари. — Вы никогда не смотрите телевизор? Коста пришел сегодня в семь утра, — добавил он.

Итак, убийство произошло между семью и девятью с четвертью утра — в это время Шиб обнаружил тело. Ничего нового... Луи-Мари обошел его и направился к лестнице. Шиб схватил его за руку.

— Шарль продолжал свои отношения с Коста? Даже после того, как ваш отец застал их вместе?

Пальцы Луи-Мари задрожали.

— Я не хочу об этом говорить.

Шиб сильнее сжал ему руку, теряя над собой контроль.

— Ты предпочитаешь, чтобы я расспрашивал твоих родителей?

Луи-Мари поднял голову, и его серые, как у матери, глаза встретились с глазами Шиба.

— Я предпочитаю ни во что не вмешиваться.

— Вот как? Разве не ты рассказал мне о том, что тв.ой брат трахается с садовником? Это ты называешь «ни во что не вмешиваться»?

— Это другое дело. Тогда я злился на Шарля.

— Мне нужно знать, ты понимаешь?

— Да, у них все продолжалось. Но если вы скажете об этом отцу, я вас убью, — по-детски горячо добавил он.

— Из пистолета, украденного у отца? — насмешливо спросил Шиб, отпуская худую руку подростка.

Луи-Мари пожал плечами и, ничего не сказав, начал быстро подниматься по лестнице.

Ну и что дал тебе разговор с этим милым ребенком, Шиб? Только лишнее подтверждение греховных забав Шарля и убитого садовника... Что ж, по крайней мере, с этих двоих можно снять подозрение в изнасиловании Элилу... Хотя, может быть, у Коста были смешанные пристрастия... Черт, прошел уже час, и Дюбуа ждет его в часовне!

Когда Шиб вошел, Дюбуа стоял перед стеклянным гробом, положив руки на крышку, словно приказывая Элилу лежать смирно. Затем священник достал из кармана небольшую бутылочку со святой водой и сделал Шибу знак приблизиться.

— Мы все в опасности! — прошептал он, кропя водой вокруг себя. — Вы чувствуете, как здесь холодно?

Шиб, который за последние полчаса взмок от напряжения, ничего не ответил.

— Сначала лед, потом огонь, — продолжал священник. — Так они всегда действуют. Замораживают вас, а потом сжигают.

О, господи, священник тоже тронулся! Кругом одни психи! Правду говорят, что безумие заразительно.

— На какое-то время я их прогоню, — сказал Дюбуа, встряхивая бутылочкой над головой Шиба, и тот невольно отшатнулся. Холодные капли потекли по его бритой голове, и он выругался про себя. Что еще придумает святой отец? Выдаст ему серебряный крестик и связку чеснока?

— А вот чеснок, — невозмутимо продолжал Дюбуа, протягивая ему две желатиновые капсулы. — Его освятил туринский епископ. Растер дольки в Святой Плащанице. Конечно, вы можете считать это суеверием, — добавил священник, — но, поверьте, предметы могут нести в себе положительную энергию, которая при необходимости защитит вас от воздействия отрицательной.

Шиб без возражений проглотил капсулы и даже попытался дружелюбно улыбнуться. С сумасшедшими лучше не спорить.

— Вы думаете, я спятил? — усмехнувшись, спросил Дюбуа. — Нет, Морено, я в здравом уме, но мне доводилось видеть такие вещи, о которых вы даже помыслить не можете. Я своими глазами видел демона — так же ясно, как вижу теперь вас, — выходившего изо рта шестилетнего мальчика. Я видел человека, плакавшего кровавыми слезами — настоящей кровью, которая забрызгала всех, кто стоял рядом. Я видел женщину, которую рвало фекалиями, и при этом она хохотала.

«Может быть, он посещает тот же видеоклуб, что и Грег?» — иронически подумал Шиб, но ему стало не по себе — настолько убежденно говорил священник.

— Пропадите вы пропадом! — внезапно воскликнул Дюбуа. — Я вижу, вы не верите мне. Никто никогда мне не верил! Нечего и пытаться вас убедить! — И он быстро направился к двери.

— Подождите!

Шиб схватил его за рукав.

— Вы знали, что Коста был любовником Шарля? — резко спросил он. — Да-да, ваш набожный Коста!

Дюбуа растерянно заморгал.

— Это невозможно. Совершенно невозможно.

— Шарль сам мне об этом сказал.

— Он солгал!

— Но ради чего?

Священник сжал кулаки, глаза его засверкали.

— Значит, все еще хуже, чем я думал. Весь дом заражен этой скверной!

— И еще, — продолжал Шиб, не в силах остановиться, — мне кто-то позвонил и включил пленку, на которой были записаны крики Элилу... Вы понимаете? Ее насиловали, и это записывали на пленку.

Священник изо всех сил ударил кулаком по молитвенной скамейке.

— Элилу была изнасилована? — закричал он. — Почему вы мне об этом ничего не сказали?

— У меня не было полной уверенности... Это какой-то кошмарный сон, — добавил он, нервно похрустывая пальцами.

— Нет, — жестко возразил священник, — это реальность. Битва Люцифера с Господом— вот наша постоянная реальность!

Шиб устало вздохнул. Ну вот, он все разболтал старому кретину! Ничего не поделаешь — ему отчаянно хотелось выговориться. Тем более что Дюбуа казался ему твердым и решительным человеком, пусть и не слишком приятным... Шиб чувствовал себя кораблем, застигнутым бурей— якорные цепи рвутся одна за другой, и вскоре его унесет в открытое море без руля и ветрил... В этот момент на плечо ему опустилась рука священника.

— Вы слишком устали, Морено. Вы усталый, влюбленный, вконец обескураженный безбожник. Неудивительно, что у вас выбита почва из-под ног.

— Вам что-нибудь известно? — резко спросил Шиб, хватая Дюбуа за отворот пиджака. Но тут же устыдился грубости своего жеста и разжал руку. Он понимал, что дошел до предела, был «затрахан до смерти», по изящному выражению Грега.

— Мне известно не больше, чем вам, — спокойно ответил Дюбуа, поправляя крестик, приколотый к лацкану.

— Но вы кого-нибудь подозреваете? — настаивал Шиб.

— Мы все носим маски, Морено, маски из плоти, за которыми скрываются страждущие души... Чем одна маска хуже другой?..

— Я вам говорю об изнасиловании, об убийстве, о садисте-психопате, а не о каких-то там демонах!

— В том-то и дело. Вы говорите о внешних проявлениях.

— Хорошо, — процедил Шиб, — тогда как, по-вашему, выглядит этот одержимый?

— Как знать, может быть, он скрывается под вашей личиной, — холодно ответил Дюбуа. — Вы обо всем разузнали, вы знакомы со всеми действующими лицами этой трагедии... Может быть, вы воспользовались смертью Элилу, чтобы воплотить в реальность ваши бредовые вымыслы, став одновременно автором, режиссером и исполнителем.

— Это не смешно, — проворчал Шиб.

— Тогда, возможно, это я? — продолжал Дюбуа. — Священнослужитель, поддавшийся искушению творить зло, — что может быть лучшим подарком для дьявола?

Шиб внимательно вглядывался в лицо Дюбуа. Глаза священника сверкали, ноздри раздувались, адамово яблоко ходило ходуном. Значит, он взволнован больше, чем старается показать. Или окончательно свихнулся...

— Да где же вы, Дюбуа? — донесся до них раздраженный голос Бабули. Священник тут же овладел собой и крикнул:

— Я сейчас приду.

Он вышел, оставив Шиба в полумраке часовни.

— Мы всюду вас искали, — продолжала Бабуля. — Поставщик продуктов никак не хочет уступать, и...

Голоса удалялись. Шиб устало опустился на скамейку. Деревянный Христос по-прежнему плакал на кресте. Элилу сопротивлялась необратимому процессу разложения. Золотисто-коричневый навозный жук гудел возле цветного витража. В солнечном луче танцевали пылинки. Тихо скрипнула входная дверь. Повинуясь мгновенному инстинкту, Шиб соскользнул на пол и спрятался между двух скамеек.

Шаги.

Кто-то шел по проходу, потом остановился рядом с его укрытием. Шиб увидел синие туфельки и стройные икры, обтянутые тонкими нейлоновыми чулками. Он почувствовал, как сердце забилось сильнее. Шаги проследовали дальше. Он осторожно высунул голову из-за спинки скамейки.

Бланш остановилась возле стеклянного гроба и, опершись руками о крышку, склонила голову к умершей дочери. Светлые волосы наполовину закрывали ей лицо. Плечи сгорбились. Она прижалась губами к холодному стеклу— прозрачной, но непреодолимой преграде. Потом запрокинула голову и глухо застонала. Это было похоже на погребальный плач и одновременно на угрозу. Не переставая стонать, Бланш повернулась к алтарю, сбросила на пол стоявшую на нем вазу со свежими цветами и рухнула на колени. Ее пальцы вцепились в бело-золотой алтарный покров, и она прижала его край ко рту, чтобы заглушить рыдания. Слезы потоками хлынули из ее глаз, в которых застыла вечная, никем не слышимая, жалоба — жалоба, иногда заставляющая мечтать о смерти как о счастливом избавлении. Шиб поднялся с пола и кинулся к ней. Он опустился на колени рядом с Бланш и прижал ее к себе.

Она попыталась отстраниться, изогнула спину и резко замотала головой. Но Шиб стиснул ее в объятиях еще крепче. Она укусила его, глубоко вонзив зубы ему в плечо, но он этого даже не почувствовал, продолжая крепко держать ее, и она наконец смирилась. Она уступила ему внезапно и теперь уже сама в каком-то исступлении обняла его и принялась лихорадочно гладить голову и плечи. Он припал губами к ее шее: его дыхание было настолько же горячим, насколько холодной была ее кожа. Шиб хотел что-то сказать, но понимал, что она его не услышит. Он нежно гладил плечи и спину Бланш. Она обхватила ладонями его затылок, резко притянула к себе и впилась губами в его губы. Со стены на них смотрел Христос, капельки крови из-под тернового венца струились по впалым щекам. Вода из разбитой вазы растеклась по полу, и они лежали в ней среди рассыпавшихся цветов и осколков стекла, а Элилу бесконечно умирала. Когда их плоть слилась воедино, оба закрыли глаза.

В тот момент, когда Бланш уже хотела закричать, Шиб накрыл ее губы ладонью, и она снова укусила его— глубоко, до крови, — пока он изливался в нее. Она с такой силой стиснула бедра, словно собиралась сломать ему поясницу. Несколько минут они лежали неподвижно, переводя дыхание.

«О, господи, — в отчаянии подумал Шиб, приподнимаясь и приводя в порядок одежду, — это полное безумие!» Кто угодно мог войти и застать их— здесь, в святом месте, рядом с телом ребенка! Стоя на коленях возле Бланш, он одернул ей задравшуюся юбку. Бланш посмотрела на него затуманенным взглядом. Он взял ее за руку и попытался поднять с пола. Но она не двигалась, вялая и безучастная ко всему.

— Бланш! Бланш, нужно уйти отсюда!

— Куда?

— Здесь опасно оставаться. Ну вставай же!

— Я хочу спать... Мне нравится это место. Я люблю запах земли.

— Бланш! Кто-нибудь может войти и увидеть нас!

— Думаешь, тебя линчуют? Я буду смотреть на это из-за занавески в своей комнате...

Шиб схватил ее под мышки и рывком поднял. Но Бланш тут же снова начала оседать на пол, и он еле успел подхватить ее. Ее белые трусики валялись на полу. Не отпуская ее, Шиб наклонился, поднял их и сунул в карман. Бланш закрыла глаза и больше не шевелилась.

В этот момент дверь распахнулась. Все, конец!

— Ах, это вы... Но что случи...

— Она упала в обморок, — торопливо объяснил Шиб. — Я как раз собирался вам звонить...

Андрие быстро подошел к ним. Шиб передал ему Бланш с рук на руки. А вдруг он почувствует запах спермы? Шиб украдкой взглянул вниз, проверяя, хорошо ли застегнул ширинку.

— Я проходил мимо и услышал шум, — продолжал сочинять он. Слава богу, Бланш не накрасила губы, и можно было не опасаться, что где-то случайно остался след помады. — Я вошел и увидел ее здесь, рядом с гробом Элилу. Кажется, она плакала... а потом вдруг потеряла сознание.

Бланш издала какой-то звук, одновременно напоминающий всхлип и легкий смешок. Не хватало еще, чтобы она начала смеяться!

— С тобой все в порядке, дорогая? — спросил Андрие.

— Помочь вам отнести ее домой? — предложил Шиб.

— Нет, не нужно. Кажется, она приходит в себя.

Бланш действительно открыла глаза и посмотрела на них. Потом встала на ноги и прижалась к мужу.

— Ничего страшного, — пробормотала она, проводя рукой по лбу. — Просто у меня вдруг закружилась голова...

— Хорошо, что Морено тебя нашел, ты могла повредить что-нибудь при падении, — с беспокойством сказал Андрие. Затем повернулся к Шибу и добавил: — Надо признать, вы всегда оказываетесь рядом, когда нужна помощь.

На губах Бланш появилась легкая издевательская усмешка.

— Пойду позову Айшу, чтобы она прибрала здесь, — сказал Андрие, кивая в сторону разбитой вазы.

«Просто чудо, что он не застал нас несколькими минутами раньше», — подумал Шиб. Впрочем, это ведь церковь! Самое место для чудес!

Андрие направился к выходу, неся жену на руках. Шиб последовал за ними, словно свидетель на свадьбе, успевший соблазнить новобрачную.