Некоторое количество разговоров (или начисто переделанный темник) 371
Елка у Ивановых 389
ИГОРЬ БАХТЕРЕВ
Повествования
В магазине старьевщика 412
Только штырь 417
Колоборот Краткое сообщение 426
Случай в «Кривом желудке» 430
Притча о недостойном соседе 432
Вечно стоящее. Реальное сновидение 433
Царь Македон, или Феня и чеболвеки Представление для чтения 434
Встречи
С Виктором Борисовичем Шкловским 441
С Анной Андреевной Ахматовой 446
ПРИЛОЖЕНИЕ
ОБЭРИУ (Декларация) 456
Программа вечера «Три левых часа» 463
Г. Гор. Вмешательство живописи 465
Примечания
Заимствуя название для настоящего сборника из прошлого, мы хотим предложить вниманию современною читателя книгу, позволяющую представить многогранность художественно-духовных поисков писателей, входивших в ОБЭРИУ. Это не антология – это выборка, с уклоном в прозу и стихопрозу. Обэриутская книга для чтения.
* * *
Активным центром художественной жизни Ленинграда второй половины 20-х годов был Дом печати. Он занимал особняк на Фонтанке, поблизости от многолюдного Невского (проспекта 25 Октября, как он тогда назывался). Двери этого учреждения – шумного конгломерата редакций, секций, месткомов, вечернего университета и дневного техникума – не закрывались с утра до позднего вечера. В залах и комнатах Дома печати время от времени загорались творческие дискуссии, обсуждались проблемы «левого» искусства, рьяным пропагандистом которого была дирекция Дома.
Особые споры вызвали одно за другим появившиеся на свет три детища Дома печати: его театр, студия художников-филоновцев и группа молодых поэтов и прозаиков.
Театром руководил Игорь Терентьев. В недавнем прошлом, в начале 20-х годов, Терентьев увлекался «языкоопытами». Тогда будущий режиссер-новатор входил в радикальную футуристическую группу «заумников», обосновавшихся в Тифлисе. Приехав в 1923 году в город на Неве, от «языкоопытов» Терентьев перешел к опытам на сцене. В Доме печати им был поставлен гоголевский «Ревизор», балаганно-сатирическое представление, переполошившее театральную критику Ленинграда.
Оформляли спектакль ученики Павла Филонова, замечательного художника и педагога. Они объединились в коллектив под названием «Мастера аналитического искусства» (МАИ), штаб-квартира которого находилась в том же Доме печати. В апреле 1927 года в его залах открылась большая отчетная выставка полотен филоновцев.
В начале 1928 года в театральном зале Дома печати выступила новая группа – «отряд левого искусства». Как и другие левые, он предпочитал себя именовать в духе времени загадочной аббревиатурой – ОБЭРИУ. Расшифровывалась она так' Объединение реального искусства Обэриутами – так называли себя участники нового объединения – на подмостках театра Игоря Терентьева. где совсем недавно висели полотна филоновцев, был устроен вечер под названием «Три левых часа» (24 января 1928 года) ' В группу входили Игорь Вахтеров, Александр Введенский. Константин Вагинов (чуть старше остальных, имевший изданные поэтические книги), Николай Заболоцкий, Борис Левин, Даниил Хармс.
Обэриуты хотели на базе «реального искусства» объединиться с художниками, композиторам!;, деятелями театра и кино И таким образом осуществить идею, заложенную в самом названии группы.
Кое-что в этом направлении ими было сделано. Так, на упомянутом выше вечере после первого «левого часа», во время которого поэты читали свои стихи, шел театральный час. На нем профессиональными актерами и любителями, разделявшими идею ОБЭРИУ, была разыграна пьеса Хармса «Елизавета Бам». Музыку к ней (к сожалению, не сохранившуюся) написал П. Вульфиус, впоследствии профессор Ленинградской консерватории. Последний час был отведен демонстрации документальных фильмов, смонтированных из кусков кинолент, выброшенных в «мусорный ящик». Авторами фильма были А. Разумовский и К. Минц.
В дальнейшей истории ОБЭРИУ идея объединения не получила воплощения. Не объединились в отдельную секцию ни изо-обэриуты, ни муз-обэриуты. Самоликвидировались кино-обэриуты. Планы инициаторов нового «отряда левого искусства» о расширении своего состава были утопичны. Они входили в явное противоречие с новой государственной политикой в области культуры. Общественный строй эволюционировал в сторону ограничения деятельности независимых творческих союзов, готовясь к тому, чтобы в будущем вообще их запретить.
Группа обэриутов возникла не вдруг, не за несколько месяцев.
Задолго до ОБЭРИУ молодые писатели, будущее ядро объединения, собирались в союзы и «фланги», теряя одних сторонников и находя новых. В настоящей статье мы не ставим себе целью детально изложить историю ОБЭРИУ. Отметим лишь главные вехи.
В 1925 году на вечерах Союза поэтов стали выступать так называемые «заумники». Лидером группы был Александр Туфанов, автор книги «К Зауми» (1923). Среди участников – Даниил Хармс и Александр Введенский.
В начале 1926 года Хармс и Введенский объединились в «школу чинарёй». «Чинари» сочиняли смешные миниатюры, авангардистские «скоморошины», неожиданные, задорные, полные энергии и светлого нигилизма. В «чинарской» зауми слово звучало забавно, свежо.
Что означало словечко «чинарь», не могут удовлетворительно объяснить и бывшие «чинари». Я. Друскип в автобиографических заметках утверждал, что «чинарь» – некий «небесный чин».
Замечание Друскина, бесспорно заслуживающее внимания, получает неожиданную корректировку в воспоминаниях И. Бехтерева об «идеале» Александра Введенского. Тот на вопрос, на кого бы он хотел походить, отвечал: «На Евлампия Надькина, когда в морозную ночь где-нибудь на Невском Надькин беседует у костра с извозчиками или пьяными проститутками» '. Надькин был популярным персонажем юмористических картинок на городские темы ленинградского журнала «Бегемот». Понятно, что Введенский отшучивался, ссылаясь на Надькияа, пренебрегал солидностью.
«Чинари», судя по их произведениям и по 1азетнои критике, не хотели быть положительными героями, вообще «чинами». Газета «Смена» обвинила ич в хулиганстве и национализме 2. «Чинарь» звучало вызовом приглаженному и «приличному».
В 1927 году продолжились выступления «чинарей» на концертных площадках Ленинграда. Поэты хотели расширить свой состав, отойти от «чинарства». Для нового объединения предлагались разные названия, в том числе «Академия левых классиков». На общем собрании «чинарей» было решено устроить вечер поэзии, театра и кино, на котором общественность Ленинграда познакомилась бы с новой литературной группой,- «чинари» расширяли свои задачи, мужали как художники. Было найдено и ее название – ОБЭРИУ (эр, а не ер, то есть в соответствии с орфографией аббревиатур).
В записной книжке Хармса за 1927 год сказано: «Декларация – Заболоцкий». Имеется в виду Декларация ОБЭРИУ, опубликованная в информационном выпуске Дома печати в начале 1928 года,- единственный опубликованный документ новой литературной группы 3.
На наш взгляд, не следует понимать эту запись как подтверждение авторства Заболоцкого. Декларация – плод коллективной работы.
Заболоцкий выступил скорее в роли организатора и редактора, нежели автора. Об этом пишет и Бехтерев. По его свидетельству, раздел о кино и театре написал он и А. Разумовский. В разделе «поэзия обэриутов» использованы идеи и выражения трактата «Предметы и фигуры, открытые Даниилом Ивановичем Хармсом» (1927), где говорится о двух независимых системах: «свободной воле слова» и предметном мире.
В своей Декларации обэриуты без оговорок заявляли, что их эстетические симпатии на стороне авангардного искусства.
«Нам не понятно,- читаем мы в Декларации,- почему Школа Филонова вытеснена из Академии, почему Малевич не может развернуть своей архитектурной работы в СССР, почему так нелепо освистан «Ревизор» Терентьева? Нам не понятно, почему так называемое левое искусство, имеющее за своей спиной немало заслуг и достижений, расценивается как безнадежный отброс и еще хуже – 1 Бехтерев И Когда мы были молодыми // Воспоминания о Н. Заболоцком. М., 1964. С. 63-64.
2 Иоффе Н., Железнов Л. Дела литературные (О «чинарях»)//Счена. 1927. 3 апр. №76.
3 Афиши Ленинградского Дома печати. 1928. №2. С. 11 – 12.
6 как шарлатанство. Сколько внутренней нечестности, сколько собственной художественной несостоятельности таится в этом диком подходе?» ' После опубликования коллективной декларации и выступления обэриутов на театрально-литературном вечере в Доме печати начинается собственная история ОБЭРИУ. Она занимает небольшой отрезок времени – с 1928 по 1931 годы. Это период интенсивной работы, поиска своей художественной формы.
Затем начинается постистория, не меиее значительная, чем предыстория. Это 30 е годы. Время уничтожения надежд, злобной критики и репрессии Объединения в эти годы давно не существует – есть редкие встречи бывших друзей, писание в сундук. 30-е годы в контексте ОБЭРИУ – это история изолированного существования бывших обэриутов, крайне неохотно вспоминавших свою недавнюю молодость. В литературе провозглашен социалистический реализм – и не на три часа, а навечно, как казалось его теоретикам и адептам.
Однако именно в эти годы творчество бывших обэриутов достигает зрелости, утрачивая крайности словесного эксперимента, волны которых захлестывали поэтов в 20-е годы.
Состав обэриутов был текучим. Рано отошел от них Вагинов.
Присоединились Ю. Владимиров и Н. Тювелев. Не вступая формально в ряды ОБЭРИУ, вместе с его участниками был Николай Олейников 2. С его именем связан успех обэриутов как детских писателей. Они влились в авторский коллектив нового ленинградского журнала для детей «Еж» (одно время его главным редактором был Олейников) и ощутимо помогли сделать его живым, веселым, полезным.
В 1929 году Хармс и его друзья задумали издать сборник своих произведений под названием «Ванна Архимеда». Было предложено и другим ленинградским писателям принять участие в сборнике. Вот что по этому поводу пишет Л. Я. Гинзбург: «В мае 1929 года я находилась в Москве, и В. Каверин писал мне туда по поводу «Ванны Архимеда»' „Сборник, о котором вы знаете (с участием обериутов), составляется. Есть данные предполагать, что он будет напечатан в Издательстве писателей. Отдел поэзии вам известен (возможен и Тихонов). С отделом прозы – хуже, и именно по этому поводу мы решили побеспокоить вас. "» 3 ' Афиши Ленинградского Дома печати. С. 11.
2 О том, как относился Олейников к ОБЭРИУ, см. воспоминания И Бахтерева в статье В. Назарова и С. Чубукина «Последний из ОБЭРИУ» (Родник. 1987. № 12. С. 54).
3 Гинзбург Л. Человек за письменным столоч. Л., 1989.
С. 369 Заметим, что в романе В. Каверина «Художник неизвестен» (1931) главный герой, художник-новатор, носит фамилию Архимедов.
Книга «Ванна Архимеда», как и несколько ранее задуманный коллективный сборник «чинарей» и их союзников- «Радикс», не вышла в свет. В данном случае помешали не официальные барьеры, а осторожность, если не сказать крепче, союзников – «формалистов» и «младоформалистов». Об этом честно пишет Лидия Гинзбург: «Главными обидами осени 1929-го были отказ ГИЗа от сборника по современной поэзии и наш собственный отказ от «Ванны Архимеда» (с оберяутами). Сборник о поэзии получился средний. С «Ванной» получилось и того хуже. В этом боевом, молодом, несколько вызывающем, вообще ответственном сборнике исторический смысл имели только стихи – Заболоцкий, Введенский, Хармс, остальное оказывалось довеском…» ' Этот эпизод – отказ «формалистов» от союза с обэриутами – обыгрывается в стихотворении Хармса «Ванна Архимеда»: Я загажен именами знаменитейших особ и, скажу тебе меж нами, формалистами в особь.
В начале 1930 года пришел конец и выступлениям обэриутов на концертных площадках Ленинграда.
Их последнее публичное выступление состоялось в апреле 1930 года в студенческом общежитии Ленинградского университета. Со свирепым лаем на обэриутов набросилась газета «Смена», давно точившая на них зуб. В общежитии выступили Ю. Владимиров, Б. Левин, А. Пастухов. Но беспощадные выводы статьи относились ко всей группе: «Это поэзия чуждых нам людей, поэзия классового врага» 2.
Четкая формулировка, удобная для судилища, была произнесена, но «оргвыводы» в 1930 году сделаны не были. Обэриуты по-прежнему с успехом печатались в детских изданиях, но публичные выступления «литературных хулиганов» прекратились.
Распространенное представление о литературе как «общественном барометре» в случае с обэриутами сильно хромает. Ведь именно 1 в годы «великого перелома» – 1930-1931 годы – возрастает их творческая энергия. Нет, они «не мерили» себя пятилеткой. Однако в предшествующие годы ими был взят сильный разбег. И они торопились осуществиться. В это время Заболоцкий заканчивает гротескно-философскую поэму «Торжество Земледелия» и фантастическую притчу «Безумный волк». К 1931 году относится и «Священный полет цветов» А. Введенского, замечательный сплав стихотворных диалогов и прозаических ремарок, рассказывающий о путешествии ' Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 107-108.
2 Нильвич Л. Реакционное жонглерство (об одной вылазке литературных хулиганов) // Сиена 1930. 9 аир.
8 по тому и этому свету безумного Фомина. Улетает в небесные сферы и Земляк, герой «Лапы» Хармса – сложного, как и у Введенского, жанрового образования из стихов, прозы и драмы.
Оизриуты по-прс/:;нему отстаивали ›словную логику нового искусства, раскрепощающую творческие силы человека. Об этом и «11 утверждении» Даниила Хармса, п «Битва слонов» Заболоцкого.
В замечательном стихотворении Заболоцкого рабога фантазии художника уподоблена атаке боевых слонов. Мощный, тяжеловесный и одновременно артистичный слон, яростный и кроткий, сделан автором метафорой нового искусства. Оно ломает штампы устоявшихся художественных привычек, освобождает интуицию, открывает доро!у непосредственному чувству. В нем нет законченности и зализанности прежних художественных форм. И потому оно выглядит неуклюжим, тяжеловесным. Оно кажется и алогичным, так как идет против принятых правил. Но то, что с непривычки воспринимаете1! как «янусы, недостатки, и есть его живая красота.
Годы интенсивного творчества прервали аресты В самом конце 1931 года Введенский, Хармс, Бахтерев, а также их знакомые по работе в детском отделе ГИЗа были арестованы. «Обвинения были вымышленными, явно инспирированными» '.
Поэты, просидев около полугода в ДПЗ на улице Каляева в Ленинграде, были высланы в Курск. Ссылка продолжалась недолго.
Уже в ноябре 1932 года Хармс и Введенский вернулись в Ленинград. В сравнении с жестокими сроками, которые получали несчастные, попавшие в машину НКВД, наказание, понесенное Введенским и Хармсом неизвестно за что, может показаться мягким.
Однако бесследно для поэтов оно не прошло. Выпущенные на свободу, они уже не могли впоследствии забыть о нависшей над ними угрозе.
В 30-е годы обэриуты (теперь уже бывшие) допускались попрежнему только в редакции детских журналов (исключение делалось для Заболоцкого). Литература для детей стала для них и трудом, и ярмом. «Дети – это гадость»,- заявляет в повести Хармса «Старуха» ее герой, по профессии писатель. Такую фразу мог сгоряча произнести и сам автор – в минуту отчаяния от своей крепостнической прикованности к детской книге.
В 1933 -1934 годах бывшие обэриуты продолжали встречаться – и в редакциях детских журналов, и в дружеском кругу. Это кружок друзей, собиравшийся довольно регулярно,- крайне интересное явление в неофициальной общественной жизни Ленинграда первой половины 30-х годов. Сохранились и записи бесед Их вел кто-нибудь 1 Так отозвался об этом деле в 1988 году начальник Управления КГБ СССР по Ленинградской области В. М. Прилуков. См его беседу с корреспондентом газеты «Ленинградская правда»: Гласность и госбезопасность // Лен. правда. 1988. 4 окт.
9 из присутствующих. По обэриутской традиции записи получили название «Разговоры» '. Шаржированные портреты участников дружеских встреч оставил Хармс в своих записках «об одной компании».
Каждая главка посвящена или участнику беседы, или отклику автора на беседы.
Состав кружка не был постоянен. Темы, поднимаемые в нем, не всегда интересовали участников в равной степени. Просуществовав полтора года, он распался. Немалую роль в развале кружка сыграла политическая обстановка в стране, разъединявшая людей. С декабря 1934 года, после убийства Кирова, стало опасно собираться на квартирах. Большая компания мужчин могла показаться кому-нибудь оппозиционным сговором.
Хармс зарисовал кружок и в период его распада: Вот сборище друзей, оставленных судьбою.
Противно каждому другого слушать речь, Не прыгнуть больше вверх, не стать самим собою, Насмешкой колкою не скинуть скуки с плеч.
Давно оставлен спор, ненужная беседа Сама заглохла вдруг, и молча каждый взор, Презреньем полн, копьем летит в соседа, Сбивая слово с уст. И молкнет разговор *.
Отношения между бывшими обэриутами сохранились, но они утратили коллективный характер.
Тридцатые годы – ото время зрелости бывших участников ОБЭРИУ, это и время их арестов, смертей, физического уничтожения.
В начале десятилетия умерли от туберкулеза Юрий Владимиров, затем Константин Вагинов. В 1933 году не вышла из печати готовая в корректуре вторая книга стихов Николая Заболоцкого. Ее выход остановили нападки критиков В. Ермилова и А. Тарасенкова на поэму «Торжество Земледелия». Они назвали поэму «клеветнической» и «кулацкой».
О том, как настраивалось общественное мнение против новаторского поиска в культуре, можно судить по представленной в этом сборнике повести Г. Гора «Вмешательство живописи» 3. Современный читатель прочтет ее иначе, нежели читатель первых пятилеток. Время превратило эту книгу в документ заблуждений – боевитых, напористых, тотальных.
«Вмешательство живописи» Гора следует отнести к жанру разоблачительных, условно говоря, произведений, появившихся в годы ' Некоторые материалы из «Разговоров» приведены в публикации Л. С. Друскиной «Было такое содружество» (Аврора. 1989. № 6.