На Богоявленской площади в Ярославле все обращают внимание на старинную крепостную стену. Каменную, побелённую, для врагов, наверное, неприступную. Есть у неё вверху зубцы, чтобы воинам-защитникам укрыться, есть внизу маленькие окошечки – бойницы подошвенного боя, чтобы из них пушечными выстрелами врага к стене не подпустить, есть посередине щели-варницы, чтобы, если враги всё-таки подбегут, кипятком (варом) или смолой облить. По концам этой стены стоят крепостные башни. Справа, там, где дорога из-за Которосли выходит, башня побольше. Она называется Богородицкой. Слева – Угличская башня, которая поменьше. Вот на эту Угличскую башню и посмотрим повнимательнее.
Обойдём её слева, с улицы Нахимсона. Маленькая эта башня, приземистая, в островерхой шапочке, как грибок-боровичок. А под шапочкой-крышей – посмотрите-ка! – будто лицо у башни! Две бойницы – как два глаза, под ними кирпичные выступы-усы топорщатся, зубцы наверху из-под крыши видны – чёлочка, а ворота внизу башни – рот. И так этот рот искривлён, будто башня заплакать или пожаловаться хочет. И всё лицо такое обиженное…
На что обиделась Угличская башня? Попробуем разобраться.
В старину крепостные стены и башни для города были главными постройками: только огороженное селение называлось городом. Когда на высоком берегу над слиянием Волги и Которосли родился город Ярославль, он тоже был крепостью. Маленькой-маленькой. В ней, наверное, не поместился бы даже один двор современной школы. Но были у этой крепости стены, башни и крепкие ворота, а жили в ней воины-защитники, князья и воеводы, их семьи. Если враг к Ярославлю подходил, в неё весь окрестный люд сбегался. Эта первая, старейшая ярославская крепость была построена из дерева, «срублена», как говорили в древности, поэтому называли её Рубленым городом. Если бы в то далёкое время, тысячу лет назад, было в русском языке слово «кремль», её бы кремлём называли. Но слово это появилось у нас намного позже.
Через несколько веков народу вокруг Рубленого города жило так много, что пришлось для этих новых улочек-переулков свою защитную стену строить. Насыпали высокий земляной вал от Волги до Которосли, снаружи вала глубокий ров вырыли. Для входа-въезда несколько ворот поставили, сначала эти ворота деревянными были, по верху вала тоже построили бревенчатую стену и дозорные башни, но всё равно новую большую крепость называли Земляным городом.
Две крепости – Рубленый город и Земляной город – считались городом Ярославлем. Люди там под защитой стен жили, детей растили, радовались и грустили, ремёслами и торговлей занимались. Земляная стена проходила как раз там, где сейчас Угличская каменная башня стоит. До начала XVII века эта башня была деревянной, за её воротами в Земляном городе торг шёл. Множество купцов каждое утро ждали, когда город откроет эти ворота и можно будет ввезти товар, начать торговлю. Верно служила городу Угличская башня и была одной из главных.
Кроме Рубленого города и Земляного города, на месте современного Ярославля находилась ещё одна крепость: крепостными стенами был окружён монастырь на берегу Которосли. Родился он, когда Ярославлю было два века, и простоял, не сливаясь с городом, почти шесть веков. Этот мужской монастырь назывался Спасо-Преображенским. Закрыла, или, как принято говорить, «упразднила», его царица Екатерина II в конце XVIII века. Тогда же стали считать, что место, где он стоит, это уже город.
Рядом стояли город Ярославль и Спасо-Преображенский мужской монастырь, а жизнь в них была разная. В городе – шум, торговля, стайки детишек на улочках играют, а в монастыре – покой, тишина, монахи молятся. В городе – одни заботы, в монастыре – иные дела. И доходы у монастыря и города отличались. Тут порой и до обид доходило, выясняли, кто что нечестно получил. Монастырю жилось легче: богатые люди жертвовали ему много богатства.
Когда в 1501 году великий пожар случился, и город и монастырь – всё сгорело. Но в городе люди, как могли, сами строились – выкручивались, а монастырю великий князь московский средства на восстановление дал. Тогда-то, в начале XVI века, и появились в Спасо-Преображенском монастыре каменные постройки, которые дошли до наших дней: и соборный храм, и трапезная палата, и Святые ворота со стороны Которосли.
Чуть позднее и каменные стены появились, от которых сохранилась, может быть, небольшая часть. Этот бывший монастырь, похожий на крепость, и видим мы на Богоявленской площади. Но до XVII века монастырь был меньше по размеру: видите вход с площади, возле которого стена будто сломана? Здесь монастырская земля кончалась, ограда монастырская тянулась до Которосли, дальше была городская земля, по которой проходила дорога, а уж потом – городской земляной вал с деревянными башнями и воротами. Земляной город и монастырь – две крепости – стояли рядом.
В тяжёлое смутное время, в начале XVII века, монастырь и город вместе от врагов оборонялись, вместе все силы победе над врагом отдавали. А победили недругов – опять друг с другом ссориться стали. Горожане считали, что монастырь не по праву доходы получает, у города их отбирает. Монахам не нравилось, что рядом с обителью людное, шумное место, что от горожан монастырь может подвергнуться «всякому дурну». Царю и патриарху жаловались, что с высокого городского вала заглядывают люди в монастырь и «им видать всё, что в монастыре делается».
В конце концов, в 1635 году, царь Михаил Фёдорович разрешил монастырю расширить свою территорию до самой границы города. Тогда и построил монастырь на месте старых деревянных городских ворот каменную Угличскую башню, а позднее от башни к Которосли убрали земляной вал и построили монастырскую стену.
Вот теперь спросим Угличскую башню: «Что же ты, башня, невесёлая? Чем тебя обидели?»
– Как же мне не обижаться?! Когда стояла я деревянной – одной из главных в городе Ярославле была: город от врагов охраняла и добрых людей в город впускала. Под сводами ворот со всего света торговые гости проходили-проезжали, каждый день сотни людей ждали, когда стража ворота откроет. А теперь ворота совсем закрыты. Меня пристроили к стене монастырской, а монастырь – что чужая семья: жили рядом, да всяк по-своему. А главное, посмотрите-ка: мои глаза-бойницы теперь на город смотрят, будто в ту сторону кто-то из пушек стрелять собирается. Грустно мне, и перед горожанами неловко, – проворчала Угличская башня, натянула пониже на глаза-бойницы свою крышу-шапочку и замолчала.
