Я поставил последнюю закорючку в бумагах на выписку и поспешил к выходу. Несколько дней, проведенных в ожоговом отделении одного из ближайших военных госпиталей, напомнили мне о бесцветном существовании бледных поганок. Новая одежда, заботливо переданная мне персоналом от Розовца, приятно напоминала мою собственную — и фасоном, и цветом, и дискотекой булочек на футболке.

Госпиталь, чьи постели мы успели помять, а уколы — примерить, к неудовольствию Штатов, находился под охраной сразу нескольких государств. Столь вопиющая наглость была обусловлена внушительной вязанкой первых санкционных розог, торопливо наструганных мировым сообществом для Америки, на чьем пульсе, как оказалось, лежала не совсем человеческая рука.

Недавний раскол между странами, едва не обернувшийся кошмарами Третьей мировой, оказался под завалом из критики и «конских яблок». Таковы были плоды массовых волнений по всему миру. Причиной их возникновения послужила масштабная хакерская атака, благодаря которой информационная блокада США была продавлена, а наше обращение к спецслужбам за часы покорило Интернет.

Наше обращение в полной мере объяснило ядерные взрывы в небе Джеймстауна, перепугавшие добрую половину населения планеты, а также — убедительно разжевало мотивы Китая при объявлении войны Штатам. После всего этого Америке ничего не оставалось, кроме как признать факт сотрудничества с внеземными формами жизни. На этом занесенные ядерные дубины опустились, а открытое противостояние сменилось брюзжанием политиков.

Не забыли и сторонников США при стычке у Джеймстауна. Резолюция Совета Безопасности ООН, вложенная в боксерские перчатки с парочкой подков, крепко прошлась по их экономическим ребрам.

Между тем рынки всего и вся обваливались и взлетали, новый состав ООН бесконечно притирался и препирался — и только рубль демонстрировал потенциал и стабильную эрекцию. Россия же после всего случившегося воссияла мудрым и дальновидным фениксом, чьи крылья могли сжиматься не только в кулаки, но и умели раскрываться в объятия.

Одним словом, мир стремительно менялся и эволюционировал. И в этой новой его ипостаси лишь ленивый не винил США в собственных неудачах.

— Еще будет время переварить всё это — где-нибудь на завалинке с бокалом нефильтрованного в руке! — отмахнулся я от докучавших мыслей и вышел наружу.

Я улыбнулся погожему дню, сладко почесал один из подживающих ожогов и прогулочным шагом направился к скамейкам перед госпиталем. На одной из них довольно восседал Лесли. Он блаженно жмурился и чем-то кормил голубей, изредка дразня их пришитым пальцем. Его новые костюм и плащ уже зевали обвисшими карманами.

— Ржаной Алекс, немного корма для птичек? — радостно предложил Лесли, когда я приблизился.

В одной его ладошке я увидел семечки, а в другой — маленькие гаечки.

— Кнут и пряник? — невольно рассмеялся я, присаживаясь рядом.

— Хи! «Кнут» — для формы карманов! — хитро сообщил Лесли и ссыпал гайки в одно из отделений плаща.

К нам летящей походкой подбежала Козетта и ласково чмокнула меня в щеку. Ее радужно-зеленые глаза сыпали озорными искорками, а ее рука в фиксирующей повязке так и грозила игриво пихнуть меня в бок.

— О-ля-ля! А вот и первый выпуск нашего пожизненного дохода! — горделиво объявила Козетта и бросила нам с Лесли свежий номер одного популярного журнала. — Только руки сначала оботрите! Лесли, твоих пальцев из восстановленного сала это в первую очередь касается!

Пока Лесли глумливо делал вид, что облизывает руку, я взял журнал. Всю его обложку занимала фотография с Кохтом, на которой он откидывал крылья. Под ногами у Кохта между тем валялся Коулман, а немного позади корчилась Болль и махал заклинившим автоматом Бальтасар. Лица Болль и Бальтасара при этом были технически смазаны, тогда как Коулман в маске остался в изначальном виде — без глаза и без сознания. Кошмарную композицию кадра огранял инопланетный пейзаж.

— Божья роса мне в глаза, Кози! — воскликнул я, удивленно разглядывая обложку журнала. — Напоминает постер для летнего блокбастера! Только я теперь на такое не пошел бы и в приступе лунатизма!

— Экс-клю-зив, Алекс! — манерно произнесла Козетта и заливисто рассмеялась. — Немножечко умения складывать кубики из слов, капельку пыли в глаза, ну и толику вас — для успокоения совести! А вообще, основной текстовый материал будет позже. О-ля-ля! Как я же развернусь! Как же я…

— О, новая порция поправляющихся за международный счет! — хихикнул Лесли и, взяв у меня журнал, показал на стеклянные двери госпиталя.

Прихрамывая и разбрасывая лысиной солнечных зайчиков, Фуз бережно спустил по пандусу входа кресло-коляску с Болль. Несмотря на гордую осанку в столь негордом положении, по бледноте Болль было видно, что она еще не до конца пришла в себя после ранения. На коленях у нее дремал слепой Юстиций.

— Как всегда: отутюжены и отглажены от макушек и до каблуков, — усмехнулся я, наблюдая за их приближением.

— Это же моя высокоморальная команда преступников! Мои стажеры и подопечные! — обрадованно прогудел Фуз, подкатывая к нам Болль. — Мулунгу! Это то, о чём я думаю, да?! — вытаращился он, заметив журнал.

Козетта тут же вырвала периодику из рук Лесли и ехидно передала ее Болль:

— Какой момент, м-м!

— Мило, — кисло процедила Болль, найдя себя на обложке.

— Как брюшина, Белла? — куртуазно поинтересовался Лесли и погладил Юстиция, просыпав на того несколько семечек.

— Пуля застряла в мягких тканях, Гантер, — ответила Болль, безразлично передавая журнал восхищенному Фузу. — Так что никаких нагрузок, никакого смеха и никаких разговоров с придыханием.

— Только по ночам это ее совершенно не останавливает! — доверительно сообщил нам Фуз. — Она показывает свое ранение рядом с пупком и просит…

— Арчибальд! Поищи-ка лучше в журнале картинки с большим и глупым темнокожим дядей! — быстро одернула его Болль. — И запомни: подобное обсуждается раздельно — мальчики с мальчиками, девочки с девочками!

— Алекс! Чтобы потом всё пересказал мне — как мальчик своей девочке! — быстро шепнула мне Козетта. — О-ля-ля! А вот и еще одна сладкая парочка!

Очередной «сладкой парочкой» оказались Бальтасар и Коулман. Обойдя скамейки, они подошли к нам. Оба были в непривычной гражданской одежде. Помимо этого, у Коулмана, которого я впервые видел без маски, были действительно роскошные бакенбарды, полностью оттягивавшие внимание от его повязки на левом глазу.

— Чего расселись, немощные? Обсуждаете вкус пойла из уточек под кроватью? А кто на слушаниях в два часа подтвердит, что мы с Болль ради мира во всём мире глаза теряли и пресс портили?! — грубо осведомился Коулман и сложил руки на груди.

Бальтасар широко улыбнулся:

— Деликатность — не сильная сторона Деррика. Но нам всем определенно стоит поторопиться!

— Тогда я, с вашего позволения, буду предельно кратка, — внезапно раздался поблизости знакомый голос.

К нам приблизилась Розовца — собранная, аккуратная, деловая. Мы не виделись с ней с того момента, как она распорядилась срочно доставить всех нас в госпиталь. Ее сопровождали двое солдат, чьи бульдожьи лица ничего не выражали, кроме тупого повиновения и готовности сломать кому-нибудь руку.

— Настя! — приятно удивился я. — Какими судьбами?

— По долгу службы — и дружественным обязательствам! — обаятельно ответила Розовца.

Фуз как бы невзначай наклонился к Прискоку:

— А сколько там уже раз?

— Пятьдесят семь! — одними губами сказал ему Лесли.

— Здравствуйте, Пятьдесят семь — овца! — сразу же дубовато поздоровался Фуз.

— Здравствуй, Фуз! — И Розовца рассмеялась: — Неужели меня без моего участия упомянули всего один раз? Надеюсь, не всуе?

Она взяла у одного из сопровождавших ее солдат опечатанный пакет, вскрыла его и вынула оттуда семь широких именных конвертов, после чего без лишних комментариев раздала их нам. Лесли тотчас свой по-собачьи обнюхал, посмотрел его на просвет и ковырнул им у себя между зубами.

— Пожизненный абонемент в русские бани? — наугад предположил я.

— Телесная и правовая чистоплотность — основа основ, — сдержанно улыбнулась Розовца. — Внутри контракты о приеме на работу — для каждого из вас. Работать предстоит в очень влиятельной международной организации — только что созданной. Консультант, оперативник, аналитик — любая должность на ваш вкус. Цель сформированной организации: расследование инцидента с Кохтом, пресечение подобного в будущем и поиск перспективных направлений — вплоть до визита в мир Кохта. Отчитываться будете лишь перед главой — мной.

— Подписка о неразглашении и возможность развалить домик заговорщиков изнутри?! — восхищенно взвизгнул Лесли, распугав тем самым голубей. — Хи-хи! На такое удовольствие я и без прелюдий согласен!

— Хм! Дамочка, вы волков-то к овечкам не примешивайте! — набычился Коулман. — Это вы тут у нас международные герои с фантиками в карманах и фонариками в одном месте! А вот нас с Болль прямо на этих слушаниях могут переодеть в робы из полосатых матрасов!

— Мы с Дерриком для подобного не слишком чистоплотны, — холодно заметила Болль, протягивая Розовца конверт обратно. — Если ты не в курсе — нам с ним в ближайший час предъявят обвинения в преступлениях против мира и безопасности человечества. Прекрасная рекомендация, не находишь?

— Ваше согласие — ваша реабилитация, — просто сказала Розовца.

Болль пристально взглянула на Розовца, изучая ее спокойное лицо, а затем с едва заметной улыбкой положила свой конверт к Юстицию. Деррик покосился на Болль и неопределенно хмыкнул.

— А вот я ни за какие конфетки не соглашусь! — вредно заявила Козетта. — И вообще — кто-то же должен на всём этом заработать и прославиться, м-м?! Так вот, это будем мы с Алексом! Ну, может, еще и лысого с хихикающим к себе возьмем, если хорошо вести себя будут!

— Погоди, Кози, — мягко остановил я Козетту. — Это нужно обдумать…

— О-ля-ля, Алекс! Тебе что, мало было приключений на свой твердокаменный зад, м-м?! — возмутилась Козетта. — Так давай я тебе туда еще вилку воткну, а затем и перца насыплю!

— А вдруг для Бена и остальных, прибранных Кохтом, еще не всё закончилось? — возразил я. — Что, если Кохт изначально всё так и задумывал? — спросил я затем у всех. — Нас было четверо, кого он выбрал, и теперь наши страны испытывают небывалый подъем — даже там, где его никогда не было! Вдруг за всем этим что-то последует? Вдруг Кохт просто провел с нами какую-то церемониальную схватку?..

— Мулунгу!.. — обмер Фуз и торопливо поцеловал медальон.

Розовца одобрительно кивнула мне, а морды у ее солдат стали еще свирепей.

— Алексей, ты действительно думаешь, что Кохт мог всё это подстроить, в том числе и ядерный взрыв с самим собой?! — неверяще уточнил Бальтасар.

— Не знаю, — честно признал я. — Но меня это гложет! А я хочу быть уверен, понимаешь?

— Даже если я разделю беспокойство Алексея… — начал было Бальтасар.

— Всё уже согласовано, заверено и подписано на самом высочайшем уровне, — успокоила его Розовца. — Требуется только согласие — от всех вас.

— Вот как? — И Бальтасар неуверенно затеребил конверт.

— Я всегда знал, что мои уникальные навыки и ослепляющая харизма — международного класса! — дубовато пробасил Фуз, горделиво распрямляя плечи. — Что ж, мое тренированное тело культуриста и мой разум шахматиста найдут себе достойное применение! — И он быстро добавил: — Если кто не понял — я тоже согласен! — Затем Фуз наклонился к Болль и горячо прошептал: — Уверен, это укрепит нашу биологическую, эмоциональную и правовую связь, директор Болль!

— Я уже не директор, Арчибальд, — тепло улыбнулась ему Болль. — И зови меня Белла. Мне будет приятно.

Фуз торжествующе просиял, словно начищенный гуталином пятак.

— Вся необходимая информация в конвертах. Изучите ее и примите взвешенное решение, — сказала Розовца. — Встретимся на слушаниях. Да, я там тоже буду. И помните: следующие трое суток вас будут изучать и препарировать все мыслимые и немыслимые международные и межправительственные структуры. Удачи и — благоразумия!

После этих слов Розовца с солдатами развернулись и ушли, оставив нас наедине с предложением, отказ от которого мог быть расценен как сомнение в необходимости дыхания — или, на худой конец, как убеждение, что для красивой улыбки необязательно иметь все зубы.

— Поехали уже! Не хочу, чтобы в длинный список обвинений мне еще и опоздание вписали! — угрюмо произнес Коулман, трогая повязку на глазу.

— Деррик, Бальтасар, надо кое-что обсудить — до слушаний, — с нажимом просипела Болль. — Это касается недоразумений в том шахтерском поселке…

Бальтасар с Коулманом переглянулись и откатили Болль в сторонку. Убедившись, что мы их не слышим, они начали приглушенно переговариваться.

— Мулунгу, как же я не люблю секреты… — растерянно пробормотал Фуз, глядя на Болль.

— О, о! — понимающе похлопал его по плечу Лесли и тоскливо протянул: — О-о-о-о-о!

— О-ля-ля! Фуз, выдохни: не все секреты стоит знать — особенно утренние женские! — фыркнула Козетта. — Говорю тебе как женщина, у которой бывает утро… и всё остальное!

— Что ж, видимо, и мне придется поделиться с вами кое-каким секретом… — произнес я, изо всех сил стараясь, чтобы это прозвучало зловеще. — Я узнал это, когда мы вчетвером впервые вместе собрались… Но тогда я еще не был уверен, могу ли я сообщить вам об этом…

— Хи! И что это?! — занервничал Лесли.

— Ну-у! — поторопила меня Козетта.

— Алексей Ржаной, какой бы ужасной и неприличной ни была эта тайна, можешь смело посвятить нас в ее ужасы и неприличия! — напыщенно заверил меня Фуз.

— Да, да… — пробормотал я. — Вы имеете право знать это… Наверное, вы и сами догадываетесь, что я хочу до вас донести…

— Что на слушания лучше не опаздывать? — дубовато предположил Фуз.

— Что через голубей действительно ведется прослушка? — шепотом уточнил Лесли.

— Багет вам двоим в зад, неугомонные! Дайте же ему закончить! — шикнула на них Козетта.

— Тогда я не смог сказать вам этого… но попробую сделать это сейчас… — Я проникновенно взглянул на них и, набрав побольше воздуха, выпалил: — Хорошие вы люди, ребята! — И я весело рассмеялся.

Козетта возмущенно замахнулась на меня кулачком, а затем приятно покраснела и всё-таки обняла меня. Фуз расхохотался и сгреб нас троих в охапку. Где-то между нами счастливо запищал зажатый Лесли.

Я легко улыбнулся и искренне повторил:

— Хорошие вы люди.