Я отодвинул канализационный люк и с кряхтением вывалился на мокрый асфальт переулка. Затем я перекатился в теплую лужу и с наслаждением раскинулся в ней. Стало хорошо — а потом зябко. Разглядывая подсвеченное мегаполисом ночное небо, пучившееся грозовыми тучами, я прислушался: какофония рокотавшего Нью-Йорка словно вдувалась в переулок вместе с рыбной вонью. Где-то поблизости орали уличные коты, иногда вопя будто злые деточки.

— Больше не льет, — глубокомысленно заключил я и поднялся.

Я кое-как вернул люк на место и подошел к мусорным бакам, за чьи кручи из объедков озверело сражались пятеро котов. Коты злобно прыгали, визжали и иногда принимали странные и загадочные позы, которые могли как породить дождь, так и призвать карликового демона. Я нетерпеливо отмахнулся от них, взял первый попавшийся бак и поставил его на люк.

— Другие места — другие вещи, — философски заметил кто-то неподалеку.

В открытой двери переулка стоял дородный японец в измазанном рыбой фартуке. В каждой его руке было по огромному пакету с рыбными отходами. Коты тут же прекратили свои распри и обступили его с людоедским блеском в глазах, явно отведя ему роль жертвы спонтанного кошачьего насилия.

— Я даже объяснять ничего не буду, — сразу предупредил я японца. — Но мне очень нужно позвонить — просто до жжения в одном месте.

Японец важно кивнул мне и так же важно показал за угол переулка.

— Бесполезный — как фонарь днем, — добавил он.

— Я, что ли? — не понял я.

— Таксофона, — снисходительно пояснил японец.

— О. Ладно. Ну, я пошел. Спасибо.

— Завтра подует завтрашний ветер, — назидательно произнес японец на прощание.

— Спасибо, но я к вони сегодняшнего еще не привык, — мрачно пробурчал я.

За моей спиной послышались истошные кошачьи вопли и характерные для ударов карате рычащие выдохи.

Я вышел на пустеющую улицу, на которой скучающие проститутки на русском языке спорили о роли миелина в нейронах, и нашел кабинку с таксофоном. Как и предупреждал японец, таксофон действительно был бесполезным — старым и отключенным. На лицевой стороне таксофона было нацарапано: «Вархириус — жив!»

— Ну и как мне позвонить с того, что незвонибельно?.. — приуныл я, разглядывая допотопное устройство связи.

Я вздохнул, нашел камешек, зачеркнул с его помощью «Вархириус» и нацарапал повыше «Цой».

— Вандализм в отношении муниципального имущества? Хих! Не слишком ли мелко для разыскиваемого рецидивиста, чуть не угнавшего самолет в Тверь? — хихикнул кто-то.

Возле меня стоял невысокий худой мужичок в дешевом плаще, под которым были такие же дешевые черный костюм с галстуком и пыльные ботинки. У него были просвечивавшие оттопыренные уши, высокий бугристый лоб с залысиной, тонкие губы, карие глаза, сальные волосы с чубом и заметное родимое пятно возле них. Бледное лицо мужичка при этом словно говорило: «Не подходи! У меня истерия, прогрессирующая шизофрения и нерешенный пример с логарифмической производной, которым я не побоюсь воспользоваться!»

— «Цой» — это какой-то русский глагол? — любознательно поинтересовался мужичок, копошась в обвисших карманах плаща.

— Цой — это заклинатель умов, сердец и времени, — серьезно ответил я, с подозрением следя за действиями мужичка. — А вот ты не много ли знаешь для того, кто не знает Цоя?

— Лесли, — галантно представился мужичок, накручивая указательным пальцем свой сальный чуб. — Лесли Прискок. Полагаю, по этому музейному экспонату ты хотел связаться с Козеттой Бастьен? Хих-хи! — И он протянул смартфон, на котором уже набирался какой-то номер. — Ржаной Алекс! У тебя минута на то, чтобы убедить журналистку-язву протянуть тебе фотоаппарат помощи — как она протянула его в самолете с трутнем, спародировавшим ее внешность!

— Да ты… — Я не выдержал и схватил Лесли за грудки. — Ты еще что за поганка?! Откуда ты знаешь меня и Козетту?! Откуда знаешь про самолет?! Что ты знаешь о трутнях?!

Лесли воровато вынул из нагрудного кармана помаду-электрошокер и легонько ткнул меня ею в бок. Разряд был несильным, но ощутимым. Я оторопело отпустил Лесли и потер ужаленное разрядом место.

— У поганки и трюк поганский — девчачий! — процедил я, собираясь наложить Лесли «макияж» его же «помадкой».

— Пятьдесят секунд, Ржаной Алекс! — радостно напомнил Лесли и для вида покрасовался электрошокером побольше.

— Алло? Кто это, м-м? — вдруг раздался голос Козетты из телефона. — Багет вам всем в зад! Хватит уже названивать и молчать! Извращенцы! Я всего один раз снялась для того журнала!

— Кози?! — не поверил я и вырвал смартфон из рук Лесли. — Кози! Кози, это я — Алекс! Ты… ты в опасности! А еще мне срочно нужны твои снимки! Ты слышишь, Кози?!

— О-ля-ля! Алекс! Мой робкий зверь из России! — обрадовалась Козетта. — Во что мы вляпались? Где ты? Тебя уже отпустили, м-м?

— Меня не отпустили! Меня обвинили в государственной измене! Я — сбежал! Я…

— Сорок секунд! — проинформировал Лесли, после чего достал какой-то пикающий приборчик и беззаботно начал водить им по мне. — А теперь — замри, пока правительственные жучки не вгрызлись в твои русские корни!

— Кози! Послушай! — быстро сказал я. — Я сейчас где-то на улице, меня обвиняют бог знает в чём! Мы можем встретиться? Мне нужны копии снимков, что ты сделала в самолете, чтобы доказать мою невиновность и разоблачить всё это!

— Что я за них получу, м-м? — вредно поинтересовалась Козетта. — Хочу, чтобы придурок, что час назад меня уволил, был раздавлен! Хочу такую огласку для этой истории, чтобы я сама газетой стала!

— Да тебя даже в туалет с собой брать будут! — убежденно заверил я ее.

— Удача! Хих! — восхитился Лесли, проводя приборчиком по моим джинсам. — Встреча — на пересечении Моррис-авеню и сто пятьдесят третьей. Есть там одно местечко с говорящим названием.

— А тебя я вообще не знаю! — зло бросил я Лесли. — Так с чего мне тебе верить, а?!

— Потому что ты — Ржаной Алекс, русский, который находится под прицелом у правительства США с самых Филиппин! — многозначительно хихикнул Лесли, убирая приборчик в карман. — Потому что я под этим прицелом — с момента появления своих первых прыщей! Хих-хи! Потому что я хочу покончить с этими тварями: теми, кого ты называешь трутнями, и теми, кто их покрывает из Белого дома!

Я покосился на Лесли и сказал Козетте:

— Встреча — на пересечении Моррис-авеню и сто пятьдесят третьей. Там должно быть какое-то место с «говорящим названием». А еще со мной кто-то непонятный — он знает про трутней. Я ему не доверяю, так что будь наготове, Кози.

— Через двадцать минут, уроженец снегов и коррупции! — с готовностью сообщила Козетта. — И еще кое-что, Алекс…

— Что?

— Мне так нравится, когда ты называешь меня Кози. Просто — м-м-м!

— Поверь, Козетта, ты самая настоящая «кози», — честно признался я.

— Что ты имеешь в виду?!

— Время! — вдруг объявил Лесли, суетливо забрал смартфон, раздавил его ногой и ударил его остатки электрошокером. — Сначала — общий сбор, затем — сбор твоей информации, Ржаной Алекс, затем — сбор у меня, затем — сбор «Хлопушки», а после — мы все войдем в мировую историю! Хи-хи!

Я в нерешительности замер.

— Твой дядя ведь не спроста отправился с тобой на Филиппины, верно? — проницательно напомнил Лесли. — Как думаешь, у его спонтанного озарения был исток?

— Возможно… — неохотно ответил я, не желая говорить про дневники Бена.

— Был-был! Следовательно, его поиски нужно начать у вас дома, — авторитетно подытожил Лесли. — Я бы мог сделать это и сам, но изгои государства нынче на вес золота: вы так быстро заканчиваетесь… Хих! — Он посмотрел на часы и тоном знатока произнес: — Через полминуты сюда прибудут обученные мясники правительства. А еще через полчаса они уже будут у твоей входной двери — с сетями и маленькой жаровенкой.

— Божья роса мне в глаза!.. — Я рассеянно взъерошил волосы. — Значит, я должен довериться чудику с улицы, который шарахнул меня током через помаду? Так, что ли?

— О! О-о! О-о-о! — Лесли снова с видимым удовольствием накрутил чуб на палец. — Не желаешь ли прокатиться? Жертвам государственных заговоров сегодня бесплатно! Хих! — И он достал автомобильные ключи с брелоком.

В ответ на его показушное помахивание ключами в темноте подворотни мигнуло фарами классическое нью-йоркское такси.

— А я уж подумал, у тебя будет какой-нибудь каблучок, набитый косметикой и поганками, — сыронизировал я, залезая следом за Лесли в машину, после чего с удовольствием потерся мокрой спиной об сиденье.

Через несколько минут угрюмо-жизнерадостного молчания мы подъехали к убогой забегаловке, расположенной на искомом стыке улиц. Забегаловка называлась «Клуб анонимных заговорщиков». Выйдя из такси, Лесли по-собачьи втянул носом воздух, потрогал пальцем грязь на асфальте и жестом показал мне, что всё «чисто».

— Так и есть: эта блаженная поганка — конспиролог… — безрадостно заключил я и без особого желания покинул машину.

— Когда зайдем, не улыбайся, ничего не подбирай с пола и не ходи в туалет! — предупредил Лесли и распахнул двери забегаловки.

— Как скажешь, маленький Джеймс Бонд с чубом, — равнодушно согласился я и вошел.

Внутри было душно и сумрачно. Над скрытыми в полумраке столиками витали запахи кимчхи, печеных крабовых остатков и кислых дынь, словно посетителей интересовало только расстройство желудка и его опорожнение. Сами же посетители были запуганными, встревоженными и будто задушенными — тайнами, о которых они едва слышно сплетничали.

Я скептически огляделся:

— А нормальных тут нет, да?

— Да, здесь собираются только всякие дурачки и психи, находящиеся под колпаком у Дяди Сэма, — хихикнул Лесли. — Но все они настолько безобидны и никчемны, что даже прикрепленный к этому месту агент, маскирующийся под официанта, подсел от скуки на кроссворды! А в перерыве между ними он еще и постоянно строчит анонимки на свое же начальство! Хих!

Официант, на которого радостно вытаращился Лесли, провел нас за свободный столик. Вид у официанта был потерянный и жалкий, словно он искал дрель, чтобы публично засверлиться. Почуяв шедший от меня душок канализации, он безразлично скривился.

— Два пива и одну сплетню! — бодро заказал Лесли, когда мы уселись.

После ухода официанта я вопросительно посмотрел на Лесли.

— В этот локальный мирок паранойи пустят не каждого. Не-е-ет! Чтобы стать его завсегдатаем, нужно сделать вступительный взнос в виде пяти правительственных заговоров — сплетен, которые еще нигде не культивировались и не обсасывались! — оживленно пояснил Лесли. — Затем достаточно приносить хотя бы по одной раз в квартал. Их же потом и раздают — как анекдоты или мелки для рисования на меню! Хи-хи!

— Меня мало интересует, чем развлекаются шизофреники, — нетерпеливо отрезал я. — А теперь, человек с шокирующей помадой, расскажи мне то, что я должен знать!

— Когда я был маленьким… — многозначительно начал Лесли.

— Два пива и одна сплетня дня, — уныло сообщил официант, ставя на столик два бокала выдохшегося пива и кладя перед нами маленький листик.

— Ага! — Лесли схватил листик и заговорщическим шепотком прочитал: — «Опасайтесь голубей: они обучены азбуке Морзе! Каждый стук их клюва по мостовой — это стук новой буквы, вбивающейся в ваше досье через маленький транслятор, проглоченный птицей!»

Я немигающе уставился на довольного Лесли и флегматично отхлебнул пива. Пиво было средней паршивости, напоминая собой пену, сцеженную со стелек сапожника. Лесли подмигнул мне, забросил в рот листик со сплетней и с явным наслаждением сжевал его.

— Кто не ест листики со сплетнями, тому их больше не подают, — невозмутимо разъяснил он.

— Я здесь не для того, чтобы слушать про голубиные заговоры и прочие поводы сожрать пару бумажек за пивом! — раздраженно произнес я. — Так, давай-ка по порядку: кто ты, куда у тебя едет крыша и почему на ее флюгере ты хочешь повертеть меня и Козетту?! Ну!

Лесли залпом осушил половину своего бокала и снова начал накручивать локон своих сальных волос. Это действие почему-то тут же приковало всё мое внимание, словно таким противным образом Лесли как-то гипнотизировал меня.

— Я — немец, мне сорок. Тридцать лет назад иммигрировал в Штаты вместе со своими наивными родителями, — начал Лесли, продолжая противоестественный контакт с чубом. — Как-то поздним вечером мы сбили человека. Мой отец, как истинный сын Фатерлянда, сразу же попытался оказать ему помощь. Правда, сперва он одеревенело застыл в свете фар — словно перед ним был кирпичик из Берлинской стены! Хи-хи… Под колесами был трутень…

— Откуда ты знаешь, что это был трутень? — недоверчиво спросил я. — Откуда ты вообще знаешь это слово?

— А ты откуда его знаешь?

— Знаю! — насупился я и глотнул пива.

— Вот и я его знаю — от тебя и твоего дяди! — хихикнул Лесли. — Какие только занимательные детали спецслужбы не фиксируют! Хи! А знаешь, как этих тварей называют в секретных отчетах?

Я невольно подался вперед:

— Как?

— «Союзные инопланетные организмы»!

— Продолжай.

— Торчащие мандибулы, глаза навыкате, красно-оранжевая кровь… — загадочно перечислил Лесли. — А мой славный отец просто взял ту штуку на руки и сказал, что повезет ее в больницу! Моя мама была в ужасе. Я же всю дорогу просидел с этой тварью на заднем сиденье, — мечтательно произнес он. — От нее воняло так, словно внутри нее сдохла кошка, начиненная обидой и гороховой кашей! Когда мы приехали, мои заботливые родители понесли «союзный инопланетный организм» в приемный покой, оставив меня в машине. И через несколько минут там уже повсюду сновали люди из правительства! — одержимо взвизгнул Лесли. — И знаешь, что меня спасло?!

— Недержание? — без тени иронии предположил я.

— Жажда и непослушание, — тоненько вздохнул Лесли. — Автомат с газировкой был на другой стороне улицы, и я вприпрыжку побежал к нему, думая лишь об американской жизни! Когда же я обернулся, нашу машину уже обыскивали, а моих глупых родителей насильно выводили на улицу. И раз за разом мой отец украдкой показывал мне один и тот же условный жест! — И Лесли крайне профессионально крутанул чуб. — Так мы с ним в шутку обозначали опасность — мою сердобольную муттер, соседскую собаку, плохо протушенную капусту…

— И ты спрятался?

— И я спрятался, — маниакально хихикнул Лесли. — Затем моих родителей увезли, а нашу машину забрали. Отец до последнего показывал тот сигнал, а мать даже не посмотрела в мою сторону, чтобы не выдать… Наутро, после того как я, заплаканный, уже ночью вернулся пешком домой, мне сообщили, что мои родители погибли — в этой аварии!

— Вот же… — растерянно пробормотал я.

— Моя история! — с гордостью хихикнул Лесли. — А твою, Ржаной Алекс, я уже знаю.

— И тебя после этого не задержали? — усомнился я.

— Меня допрашивали, за мной следили, меня даже избивали в школе!

— Тебя из-за этого избивали в школе? — не поверил я.

— Нет, избивали меня и до этого, — отмахнулся Лесли. — Но даже тогда моего неокрепшего рассудка хватило на то, чтобы понять, что трутни обнаруживают себя там, где умирает американец — любой! Хи-хи…

— Блин, надо было верить не дубраве в голове, а Бену… — И я виновато посмотрел на вялые пузырьки в пивном бокале.

— Каждый шестой член американского общества — трутень! — поделился Лесли. — Но только не эти детсадовские подпольщики, — показал он на посетителей забегаловки. — Да и умирать они не собираются: я проверял их медкарты! Хи!

— Значит, эти чудища заморские как-то предчувствуют чью-то кончину?

— Естественную, естественно, — важно кивнул Лесли. — А теперь — как я вышел на них. Ведь как найти то, что скрывают и что умеет скрываться само по себе, а? Верно — хих-хи! — никак! Поэтому в какой-то момент своих осточертевших поисков я стал подкарауливать одиночек и колоть их шилом, надеясь, что из них пойдет та самая красно-оранжевая кровь!

— И?

— Как-то я очнулся посреди улицы, а из головы у меня выветрилось около сорока минут воспоминаний — последних. Шила уже не было, доказательств — тоже. — Лесли остро зыркнул по сторонам. — Однако на моем рукаве остался крохотный красно-оранжевый след, который любой другой принял бы за приправу к нюрнбергским колбаскам. Но только не я! Хи! И через час я выследил того же прохожего…

— Ну?! — раздраженно поторопил я его.

— Кыль-кыль-кыль! Я исколол его лицо булавкой! — взбудораженно хихикнул Лесли. — Только кровь его была почему-то обычной, а одет он был уже по-другому… Мной тут же снова заинтересовались спецслужбы, и мне пришлось затаится, изобразив подростковую агрессию на мир. Но это был прогресс: двойники, провалы в памяти, бумажник прохожего! — восхищенно прошептал он. — И каждый раз подобное обнаруживалось при чьей-либо смерти — или при иной активации трутней!

— Как, например, от твоего удара шила в их союзно-инопланетный зад, — процедил я, процедив заодно через зубы и пиво.

— Да! — одобрительно махнул сальным пальцем Лесли. — И всегда одни и те же попахивающие следы: записи муниципальных камер — уничтожены, гаджеты очевидцев — подчищены или сожраны крысами, а любые сообщения об этом — замяты или заменены прогнозом погоды! Не помог даже видеорегистратор, вмонтированный в каблук ботинка! Под подобным колпаком можно быть только у государства, Ржаной Алекс!

— Но как они нашли нас на Филиппинах? — удивился я.

— Трутни полноценно интегрированы в американское общество, которое, в свою очередь, полноценно интегрировано в мировое — с доминирующим положением. Так что именно воспеваемые привилегии гражданства США являются залогом беспрепятственного перемещения трутней по миру — чтобы контролировать каждого, кто засунул голову в подмышку орлу!

— Но для чего? — не понял я.

— Хи-хи! А ты знал, что за местами, перенасыщенными смертями граждан Америки, осуществляется наибольший контроль? В больницах и домах престарелых всё просто кишмя кишит от соглядатаев Дяди Сэма! — Лесли жуликовато хихикнул. — Старичкам я тогда поставил свою первую камеру… Три недели я наблюдал за тем, как трутни изымают что-то из только что почивших, а сотрудники спецслужб начисто убирают за ними — даже утки выносят! И так со всей звездно-полосатой нацией!

— То есть — мои умершие американские родственники… моя мама… — неверяще пробормотал я.

— Только если в момент их смерти поблизости были трутни. — И Лесли жарко протараторил: — Ржаной Алекс! Они что-то выращивают во всех нас, а потом собирают это! — Он несколько раз нервозно крутанул чуб. — Я прихожу в бешенство от одной только мысли о том, что через подобноепрошли мои бедные родители! Хих-хи…

Я недоуменно взглянул на Лесли:

— Но как всё это удается держать в тайне? Почему никто не удивляется провалам в памяти? Есть же, в конце концов, спецслужбы других государств!

— Превосходство на поприще шпионских игр, искусные объяснения, ложные воспоминания — всего хватает, — оптимистично заметил Лесли. — Иногда достаточно убедить в правдивости внедренных воспоминаний всего одного — чтобы затем этот болванчик обработал остальных! Хих! Не знаю, с какого года всё это делается, но делается это — идеально! — заключил он и хлебнул пива. — Но это еще не всё. Каждый получающий гражданство — при рождении, при въезде или еще как! — получает и некую метку…

— Что еще за метка? — насторожился я.

Лесли многозначительно показал на родимое пятно на своей лысеющей голове.

— Но у меня… нет такой метки, — растерянно отметил я.

— У каждого — своя! Это не обязательно родимое пятно. Это может быть и родинка, и шрам, и жировик, и полоска деформированной кожи! — нетерпеливо пояснил Лесли. — Людей, словно свиней, маркируют! — Щелкнув пальцами, он нервно добавил: — Видео! Видео! У меня есть видео с подобными процедурами! Новорожденных в больницах кладут в ванночки с какой-то жижей от трутней, которой они дышат по несколько часов, словно розовые рыбешки! А глупцам при получении грин-карты под видом вакцинации что-то вкалывают! После этого наши организмы всю жизнь пытаются отторгнуть эти псевдотипичные образования — эти метки! В итоге их приходится хирургически удалять — пока они не стали опухолями и не пожрали нас изнутри! Хи! Но метки всё равно потом возвращаются…

— Что ты хочешь? — сипло спросил я, дрожа от внезапного негодования и некачественного пива. — У тебя есть план?

— И еще какой! — радостно хихикнул Лесли. — Но для его реализации мне нужен каждый, кто соприкоснулся со всем этим и еще не был пережеван правительственной машиной: мне нужны вы!

— Кто это «мы»? — непонимающе нахмурился я.

Лесли снова хихикнул и воодушевленно кивнул в сторону входа.

В дверном проеме стоял Фуз, держась за простреленный бок. Свое недавнее ранение он прятал под крокодиловым плащом малахитового цвета, полностью вписывавшегося в его образ дубоватого агента-спортсмена, параноидально следящего за своей внешностью. За широкой спиной Фуза возмущенно чертыхалась Козетта, пытаясь пройти. Она примеряла к лысине Фуза то свой потертый портфель, то фотоаппарат, с которым она, похоже, никогда не расставалась, равно как и со своей кепкой газетчика.

Фуз, к моему облегчению, пока меня не видел.

— А дуболом-то меня как нашел?.. — слегка удивился я.

Лесли наклонился к моей ноге, снял с нее маленький маячок слежения и бросил его в мое пиво.

— Ты же вроде проверял меня, Прискок! — обвиняюще заметил я.

— Мне нужны все изгои! — бесстыдно хихикнул Лесли.

Неожиданно взгляды Фуза и официанта встретились. Рот официанта тут же приоткрылся, а сам он нерешительно потянулся к поясу, словно желая взять Фуза на прицел при помощи блокнотика для заказов. Фуз подскочил к занервничавшему официанту и мощным хуком перекинул его через столик с тарелками. Контуженный официант загрохотал посудой, ударился клацнувшей челюстью об пол и сладко затих в осколках и разлетевшихся остатках кимчхи. Козетта вредно улыбнулась и торопливо сделала снимок злого Фуза и отключившегося официанта.

Я устало подпер голову рукой и окликнул их. Фуз подошел первым и залпом выпил мое пиво — вместе с плававшим там маячком.

— Ты — преступник! — грозно заявил Фуз, вытирая рот.

— А сам-то ты не преступник? — отмахнулся я. — Вон как коллегу приложил.

— Откуда ты… — начал было Фуз.

— О-ля-ля! Алекс, ты представишь меня своим странным и агрессивным друзьям? — кокетливо поинтересовалась подошедшая Козетта.

— Фуз Арчибальд Тапиока, — с готовностью кивнул ей Фуз. — А это, — показал он на меня, — изменник и террорист, который сейчас добровольно-принудительно кое-что объяснит!

— А это, — радостно вставил Лесли, демонстрируя свои часы, — отсчет, который ведет Лесли Прискок — я. И отсчет этот — до прибытия спецназа в магазинчик Ржаного Алекса, куда мы все сейчас и направимся. Хи!

Фуз и Козетта вопросительно посмотрели на меня, и я флегматично пожал плечами.

— Все ответы — в магазинчике! — оптимистично напомнил Лесли и, расплатившись, направился к выходу. — За мной, отщепенцы общества! Краткая инструкция при правительственных заговорах — по дороге!

К моему удивлению, Козетта и Фуз наклонились ко мне с двух сторон.

— Наши козлососные дела ведь перекроют мое увольнение, м-м-м?! — сердито прошипела Козетта. — Я много чего творила — но увольняют меня первый раз!

— Пока мы вместе, я исполняю свой долг, — напыщенно сообщил мне Фуз. — И потому ты считаешься и остаешься пойманным преступником!

— Хорошие вы люди, американцы, — нежно сказал я им и отодвинул их от себя.

Встав, я проверил подсыхающее на спине пятно и вышел следом за Лесли. Фуз и Козетта с подозрением переглянулись и поспешили за мной на улицу.

— Алексей Ржаной! Я следую за тобой во имя долга! — крикнул мне Фуз, широко шагая позади по лужам.

— А я — следую за ним во имя любопытства! — вредно толкнула его Козетта, догоняя меня. — А что именно было его именем? — И она показала плечиком на Фуза.

— Всё было его именем! — огрызнулся я, садясь в такси Лесли.

Козетта недовольно фыркнула, по-хозяйски влезла в машину и вольготно развалилась на заднем сиденье. Подошедший Фуз на секунду замялся, сделал три приседания с выпученными глазами, поцеловал свой медальон, а затем тоже сел в машину, дубовато потеснив Козетту.

— А от кого так воняет? — И Козетта зажала носик.

Я закатил глаза, а Лесли хихикнул. Через несколько секунд мы выехали на дорогу, и ночные огни неблагополучных улиц Нью-Йорка неспешно потекли нам навстречу.