Граф стоял перед Маргаритой в зале для аудиенций. Скромно застыв в стороне среди ее фрейлин, я отчетливо ощущала исходящее от отца раздражение. Он устал беспрестанно подбадривать и уговаривать королеву. Это заставило меня задаться вопросом, что он скажет ей на этот раз. Если он рассердит королеву, она, несомненно, попытается сорвать досаду на мне.

— Мадам, я больше не могу ждать. Время для вторжения наступило. На севере Англии, в Йоркшире, вспыхнуло восстание, и Эдуард Йорк отправился его подавлять. Лучшего времени, чтобы напасть с юга, у нас не будет. Если мы хотим свергнуть его с престола и при этом пролить как можно меньше крови, мы должны действовать. С Божьей помощью еще до конца следующего месяца я мог бы занять Лондон.

Граф оказался прав: свадьбы пока что не предвиделось. Папа Римский демонстрировал удивительную устойчивость к золоту Людовика и Невиллей. Лето близилось к концу, июль сменился августом, и граф на побережье собирал войска и подготавливал транспорт. Все эти проволочки приводили его в отчаяние. С приближением осени он вернулся в Анжер, чтобы изложить Маргарите свой план.

Ему не удалось ее убедить. Она скептически смотрела на графа, барабаня пальцами по подлокотнику кресла.

— Слишком рано, месье де Уорик. Мы недостаточно подготовлены для сражения с Йорками. Мы ведь знаем, что этот самозванец Плантагенет весьма искушен в военном деле.

Решительным жестом граф отмел все ее возражения.

— Я готов, мадам. Лондон — это ключ к господству над Англией. Как только я вступлю в Лондон, я немедленно освобожу из Тауэра его величество короля Генриха. Едва мы вернем ему корону и королевство, как все приверженцы Ланкастеров встанут под его знамена. Сопротивление йоркистов будет сломлено. После этого препятствий для вашего воссоединения с супругом уже не будет.

— Да! — Стоящий рядом с матерью Эдуард вспыхнул от восторга. — Вы действительно должны отправиться в Англию, милорд.

Граф поклонился ему и перевел взгляд на Маргариту.

— Свою дочь и все вопросы, связанные с ее свадьбой, я оставляю на вашем попечении, мадам.

Он бросил беглый взгляд в мою сторону.

— Разумеется, месье де Уорик, — безмятежно кивнула Маргарита. — Я предвкушаю это счастливое событие с таким же нетерпением, как и вы. И я согласна с вами. Ничто не должно встать между вами и ожидающим вас успехом.

Она криво усмехнулась и позволила графу поцеловать ее пальцы.

Мне было позволено временно оставить свои обязанности при королеве, чтобы вместе с мамой и сестрой проводить отца. Войдя в комнату родителей, я почувствовала, что меня охватили сильные чувства, хотя все, что должно было прозвучать, уже было произнесено наедине. Сколько раз за свою жизнь граф прощался с мамой, уезжая на войну? Но легче ей от этого не становилось. Всякий раз она ожидала его возвращения, тревожась о его судьбе и готовясь к самому худшему. Она давно научилась контролировать свои страхи и теперь отчаянно пыталась улыбнуться.

— Ты сообщишь нам, как у тебя дела?

Графиня продолжала сжимать маленькими ручками пальцы мужа.

— При первой же возможности. Ты должна крепиться и верить. Нам уже не раз приходилось преодолевать множество препятствий. Неужели ты забыла об этом?

Граф обнял жену и крепко прижал ее к себе. Она вздохнула и спрятала лицо у него на груди.

Меня вдруг захлестнуло ужасающее чувство утраты, и я с трудом удержалась от слез.

— Я помню, — прошептала графиня. — Но все равно буду волноваться.

Единственным сюрпризом было возвращение в Анжер Кларенса. Он пребывал в отличном расположении духа, что, видимо, объяснялось приближением активных действий. Он был весел, полон энергии и приветлив с Изабеллой. Меня просто потрясла происшедшая с ним перемена. К нему вернулись и былая самоуверенность, и высокомерие.

— Еще до наступления зимы мы все возьмем под контроль. С нами Людовик, а значит, мой братец обречен. Поверь мне, Изабелла, скоро мы вместе будем в Вестминстере.

Я не понимала его энтузиазма. Что ожидает он от победы Ланкастеров? Почему согласился сражаться под их знаменами? В планах графа он вообще не фигурировал. Правда, если вторжение Ланкастеров провалится, если я не смогу родить принцу наследника, то в отдаленном будущем корона могла достаться детям Кларенса и Изабеллы. Мне эта надежда казалась слишком эфемерной, чтобы объяснять подобную лояльность Кларенса. Тем не менее, похоже, ее оказалось достаточно, чтобы его разочарование сменилось ликующим предвкушением. Я исподлобья наблюдала за тем, как он успокаивает Изабеллу. Нет, эти перемены объясняются чем-то куда более серьезным, чем перспектива вторжения в Англию и сражения на стороне Ланкастеров, — решила я и попыталась подавить острый приступ раздражения. Но, по крайней мере, он растормошил Изабеллу, пробудившуюся наконец от затянувшегося летаргического сна.

— Храни вас Господь. — Граф прижался губами к волосам мамы. — Я вызову вас к себе, как только пойму, что вам ничто не угрожает.

— Я приеду.

На моей памяти это было первое подобное прощание. Когда отец сражался на стороне Эдуарда в Тоутоне, мне было всего пять или шесть лет и я мало что понимала. В нынешнем тревожном расставании не было ничего необычного. Точно так же граф прощался с нами, отправляясь в Лондон из Миддлхэма. Но мой мозг неотступно сверлила страшная мысль: это война. Возможно, я больше никогда не увижу отца. Мой дед погиб на поле брани… Я задвинула эту мысль в глубину сознания, яростно коря себя за подобную слабость. Этого не будет! Мы одержим победу! Это решено!

— Будь хорошей дочерью! — произнес отец, привлекая меня к себе. — Не позволяй королеве себя подавлять. Из тебя получится великолепная принцесса, а в будущем — королева Англии.

От неожиданного комплимента я смутилась, и мои щеки заалели.

— Я постараюсь. Когда мы встретимся в Лондоне, я уже буду замужней дамой, а принц Эдуард будет восстановлен в правах.

Я расправила плечи и вздернула подбородок. Отец будет мной гордиться. Пусть, вступая в битву против Эдуарда Йорка, он помнит меня такой.

Граф направился к двери. Встретившись взглядом с Кларенсом, он кивнул, приглашая следовать за ним.

— Королева не должна отвертеться от этого брака, — напомнил граф жене.

— Она не посмеет этого сделать. Помолвка освящена перед Богом.

Отец обернулся и остановился. На его лице залегли угрюмые складки.

— Ты уверена? Когда это Маргарита считалась с чем бы то ни было? Если она изыщет средство, с помощью которого сможет заполучить трон для своего сына и при этом избавиться от Невиллей, она, не колеблясь, им воспользуется. Даже теперь.

— Что сказал тебе Кларенс, что привело тебя в столь радужное настроение?

Я стала случайным свидетелем разговора Изабеллы и Кларенса. Это не было торопливое прощание. Нервным движением она коснулась его руки, не сводя с его лица широко открытых глаз. И эти сияющие глаза, и румянец на ее щеках вновь пробудили во мне смутные подозрения. Было в них что-то заговорщическое.

— Так что он тебе сказал? — не отставала я, заметив, как радость на ее лице уступила место упрямству.

Сестра отвернулась от меня и заколебалась.

— Я не могу тебе сказать, — наконец вымолвила она.

— Почему?

Я преградила Изабелле дорогу и внимательно посмотрела ей в глаза. И хотя ее губы были сжаты в попытке сохранить секрет, я видела, что ей страшно хочется с кем-нибудь поделиться. Почему бы не со мной? Она смотрела на меня, не зная, довериться ли мне как сестре или отвергнуть меня как ненавистную соперницу в борьбе за корону. Изабелла взглянула в сторону графини, провожающей графа к двери.

— Я расскажу тебе, но ты должна пообещать сохранить это в тайне.

Значит, в данном случае она решила видеть во мне сестру.

— Я постараюсь.

— Поклянись.

Она стиснула мне пальцы, подтвердив обоснованность моих подозрений.

— Хорошо, клянусь. Говори скорее. Мне пора возвращаться. Королева остра на язык, и если ей что-то не по вкусу, она может так…

Изабеллу мои проблемы не интересовали.

— Милорд Кларенс получил письмо от Эдуарда, — сияя от счастья, прошептала она.

— Письмо? От Эдуарда? Что ему нужно?

Подозрения разрослись до таких размеров, что мне стало трудно дышать.

— Эдуард просит моего мужа перейти на его сторону, — сказала Изабелла. — Он предлагает Кларенсу покинуть графа и Ланкастеров и вернуться к английскому двору. Король обещает полное прощение и восстановление в правах.

Это сообщение потрясло меня до такой степени, что я онемела, лихорадочно пытаясь сообразить, что из этого вытекает.

— Тебе что, нечего сказать? — возмутилась Изабелла.

— И Кларенс верит Эдуарду?

— Они братья. Одна плоть и кровь, — просто ответила Изабелла.

— И Кларенс это сделает! — возмущенно воскликнула я. — Он предаст графа?

— Он об этом думал, — лукаво сощурившись, ответила Изабелла.

— Изабелла!

— Тсс! Не суетись, Анна. Не привлекай внимания. Кларенс решил этого не делать. Он все-таки считает… он считает, что с графом ему будет лучше, чем с Эдуардом.

Но мне было ясно, что она лукавит, и я задалась вопросом, что все-таки на самом деле считает Кларенс. Поняв, какие недостойные доверия союзники окружают отца, я похолодела от ужаса. Король Людовик всегда был себе на уме. У королевы Маргариты на первом месте только собственные интересы и интересы ее сына. А теперь еще и Кларенс задумал переметнуться от Ланкастеров обратно к Йоркам…

— Я уверена, что он ничего не рассказал графу об этом мерзком заговоре! — вспылила я.

Мысль о том, что граф вступит в битву, не зная о коварстве зятя, человека, которого он считает сыном, казалась мне невыносимой.

— Конечно, нет! И ты этого тоже не сделаешь!

— Но если твой муж задумал совершить предательство, граф должен об этом знать…

— Кларенс этого не сделает. Я ведь уже тебе сказала. Он не предаст графа. Просто, понимаешь, Анна, мы обязательно должны победить. Если граф одержит победу, мы вместе с Ланкастерами вернемся к власти. Но если наш план провалится… что ж, Эдуард охотно примет Кларенса обратно. Он ему пообещал…

Какая смехотворная наивность! Зная эгоизм Изабеллы, способной так хладнокровно и беспринципно рассуждать о возможности предательства, я понимала, что она вполне может убедить своего супруга перейти на сторону Эдуарда. Ведь Кларенсу не на что было рассчитывать в лагере сторонников Ланкастеров. Неужели она не понимает, что подобный шаг может поставить под угрозу жизнь графа? Неужели амбиции Кларенса для нее важнее безопасности отца?

— Изабелла, мне это не нравится…

Сестра с оскорбленным видом развернулась и зашагала к двери. Наверное, она давала мне понять, что я не имею права ставить под сомнение порядочность Кларенса. Насколько я могла судить, он таким качеством вообще не обладал, но я также понимала, что Изабелла останется глуха к моим увещеваниям. Меня раздирали сомнения. Возможно, следует предупредить графиню? Но что она может сделать? Я лишь добавлю к ее переживаниям новый повод для тревоги. Хорошо это или плохо, но вторжение в Англию началось. И если Кларенс все же сохранит верность отцу… Но меня приводила в отчаяние мысль о том, что отец может положиться на человека, который меняет свои взгляды с такой же легкостью, как лошадей в разгар азартной охоты. И моя собственная сестра не усматривает в этом ничего предосудительного! В конце концов я решила, что мне остается лишь надеяться, что граф никогда в полной мере не доверится Кларенсу, а вместо этого будет бдительно следить за каждым его шагом. А если отец одержит победу над Эдуардом, то все мои страхи относительно Кларенса окажутся напрасными.

Но если все планы графа рухнут из-за предательства зятя, в этом будет и моя вина!

— Нам угрожала серьезная опасность. Шло сражение. Солдаты падали и умирали. Моя одежда была испачкана кровью. Чтобы спастись от неминуемой гибели, нам пришлось бежать.

Я гуляла в саду с принцем. После помолвки мне позволили это делать, но нас всегда сопровождала одна из придворных дам Маргариты. Мы шли по дорожке вдоль внешней стены замка, а леди Беатриса, с которой я также была вынуждена жить в одной комнате, следовала за нами по пятам, ловила каждое слово, а затем все докладывала своей госпоже. Наверное, королева опасалась предательских комментариев с моей стороны. Неужели она всерьез считала, что я могу ослабить ее влияние на сына? Она могла спать спокойно. Наши беседы всегда были исключительно односторонними. Сейчас принц Эдуард с наслаждением смаковал подробности своего бегства из Англии.

— Мы потерпели полное поражение. Наши войска были рассеяны, наши крепости занял неприятель. Мы были вынуждены спасаться бегством. У нас были очень крепкие лошадки и надежные проводники. Мы ехали только ночью. Я помню, что у меня был слуга, который вел моего пони, хотя я хотел ехать на нем сам. Я был уже достаточно взрослым, но мама сказала, что так будет безопаснее… — Принц замолчал, переводя дыхание, и, сощурившись, уставился на штокрозу. Возможно, перед его внутренним взором проплывали эпизоды его детского приключения, вновь пробуждая в душе гнев и негодование.

— Наверное, вам было очень страшно, милорд.

Я не знала, что еще ему сказать. Эдуард вообще не нуждался в репликах с моей стороны. Я устраивала его в качестве молчаливого слушателя… Хотя я подозревала, что ему очень хочется произвести на меня впечатление.

— Да, но я был очень храбрым, — продолжал он, даже не взглянув на меня. — Мама сказала, что счастлива иметь такого смелого сына. Но ведь я принц! Я рожден для того, чтобы быть смелым и сильным.

— Я уверена, что вам очень пригодились эти качества, милорд.

— Однажды ночью на нас напала банда воров. Они хотели нас ограбить и убить. Они грозились лишить меня жизни, и мама отдала им все свои драгоценности…

Эдуард повернул и начал подниматься по лестнице, ведущей на крепостную стену, откуда открывался вид на окружающие холмы и перелески. Он даже не оглянулся, чтобы убедиться, иду ли я за ним. Впрочем, мне ничего другого не оставалось. До меня продолжали доноситься его взволнованные речи.

— Между ворами разразилась ссора, перешедшая в драку. Все претендовали на мамины украшения. И тут мама продемонстрировала необычайную смелость. Она поняла, что у нас появился шанс на спасение, схватила меня за руку, и мы бросились бежать. Мы бежали, бежали, пока совершенно не выбились из сил. Тогда мы укрылись в лесу. Мимо проходил какой-то человек. Судя по его виду, это был еще один разбойник. Мама пыталась меня удержать, но я вырвался и подошел к бродяге. «Я Эдуард, принц Уэльский, — заявил я. — Когда-нибудь я стану королем. А сейчас ты должен нам помочь». У разбойника была лошадь, на которую он нас посадил. Мы спаслись и добрались до Шотландии, и шотландская королева приняла нас ко двору.

Вот таким было мое общение с принцем. Эдуард был полон энергии. Слова лились из него потоком, и я невольно сравнивала его с Ричардом, из которого невозможно было вытянуть ни слова и который никогда не рассказывал ни о своей семье, ни о своем раннем детстве. Я охотно слушала, потому что бесконечные речи Эдуарда позволяли мне лучше узнать как принца, так и Маргариту, а также убедиться в существовании между ними нерушимой связи. Он так открыто восхищался матерью, что мне очень скоро стало ясно — других авторитетов в его жизни просто не существует.

Принц начал очередную сагу, воспевающую его дерзость и отвагу, но мне было трудно сосредоточиться, мои мысли блуждали, и мало-помалу меня охватывало мрачное, тягостное уныние. Я обязана была хранить верность гордо вышагивающему рядом со мной принцу, но на задворках моего сознания постоянно теснились воспоминания о Ричарде Глостере. «Что он сейчас делает?» — спрашивала я себя.

Что бы ты хотела узнать? Неужели ты считаешь, что существует информация, которая может тебя утешить?

Мой внутренний голос неожиданно зазвучал так громко, что заглушил даже голос принца. Разумеется, Ричард служит королю Эдуарду. Что еще он может делать?

Он коннетабль Англии, главный судья Северного Уэльса, верховный адмирал… На его плечи возложена забота о безопасности королевства. Он заседает в верховном суде, вербует войска, вместе с Эдуардом скачет в Йоркшир, чтобы подавить вспыхнувшее там восстание. И он уже наверняка обручен с Марией Бургундской. Он и думать о тебе забыл!

Принц вновь ударился в воспоминания, а я представила себе Ричарда. Я видела его сражающимся на поле брани. Он будет биться до последней капли крови, стремясь сохранить корону для своего брата, и использует для этого все навыки и умения, приобретенные им в Миддлхэме. По сравнению с ним мой нынешний царственный собеседник выглядел таким никчемным и незрелым. Этого принца интересовала только собственная персона. Объективности ради я попыталась вступиться за Эдуарда, напомнив себе, что у него просто не было ни единого шанса проявить свою доблесть. Быть может, став королем, он проявит все свои способности.

— Если мадам королева рискнула всем ради меня, я тоже должен поставить на карту все, лишь бы вернуть ей престол.

При этих словах я очнулась от грез, в которые успела уйти с головой. Усилием воли я заставила образ Ричарда поблекнуть и обернулась к собеседнику.

— Разумеется, королем станет ваш отец, — осторожно напомнила я ему.

— Отец править не способен. Он выжил из ума и преждевременно состарился. Будем надеяться, что долго он не протянет. — Эта резкая отповедь застала меня врасплох. Неужели все это внушила ему Маргарита? — Отец будет доживать свои дни в каком-нибудь безопасном месте, где он сможет нести околесицу, молиться и верить в то, что все еще правит страной. На самом деле править буду я. Я взойду на трон в день своего совершеннолетия. Так говорит мама.

И Эдуард снова вернулся к излюбленной теме:

— Когда мы отплыли из Шотландии, мы были одеты в тряпье, словно крестьяне. Ты не поверишь…

Я вздохнула. Он смотрел куда-то вдаль, в сторону невидимой Англии. Я стояла рядом с ним, прислонившись спиной к нагретым солнцем камням. Я его почти не слушала. Эдуард ни разу не поинтересовался моим прошлым, ни разу ни о чем не спросил и не посочувствовал моему положению бездомной изгнанницы. Я предположила, что, возможно, у него просто нет никого, кому бы он мог изливать свою душу, и мне стало его жаль.

— Сколько вам было лет, когда вы покинули Англию? — спросила я, воспользовавшись небольшой паузой, подобно любой женщине пытаясь направить разговор на личные темы.

— Десять лет.

— Мы с вами прежде встречались?

Принц равнодушно пожал плечами и зашагал обратно к лестнице.

— Понятия не имею. Если и встречались, ты была совсем маленькой, а значит, не могла меня заинтересовать. Я просто не обратил бы на тебя внимания.

Он не считал нужным льстить мне или флиртовать со мной. Такое безразличие меня задело. Я окончательно убедилась в том, что его вообще никто не интересует, не считая его самого. И все же я решилась задать еще один вопрос.

— Когда вы станете королем, сделаете ли вы моего отца своим советником?

Резкий и категоричный ответ заставил меня похолодеть.

— Вряд ли. Уорик несет ответственность за то, что сверг моего отца и лишил меня прав и имущества. Я ничего ему не должен.

— Даже если он свергнет Эдуарда Йорка и вернет вам корону?

— Разумеется, я буду ему за это благодарен. Но я сам выберу себе советников, и сомневаюсь, что месье де Уорик будет одним из них. — Принц резко остановился и перевел на меня взгляд, как будто только сейчас вспомнив, кто я, собственно, такая. Его лицо озарила улыбка, и глубокие угрюмые складки разгладились. — Довольно об этом, леди Анна. Вы моя невеста, и у меня есть для вас подарок. — Он поднял руку и сделал знак почтительно стоящему у входа в сад слуге.

— Подарок?

Слуга приблизился и по сигналу принца опустился на колени и протянул мне маленькую золоченую клетку. В ней с жердочки на жердочку прыгали две покрытые ярким оперением птички. Я была в восторге.

— Вот видите… — Принц провел пальцем по прутьям клетки, и птички засуетились еще сильнее. — Я о вас думаю. Каждое утро эти птички будут петь и напоминать вам обо мне.

— Они прелестны. Спасибо…

Я взяла клетку и подняла ее повыше, чтобы получше разглядеть своих новых питомцев. Мы никогда не держали птиц. В Миддлхэме у нас были только охотничьи собаки и полудикие кошки, обитавшие на конюшне. Птицы были очень красивы. Их перышки и маленькие черные глазки-бусинки поблескивали. Все же принц знал, как меня удивить. Он подумал обо мне, проявил заботу и преподнес такой изумительный подарок. Быть может, он вовсе не так равнодушен ко мне, как я полагала.

Вернувшись в свою комнату, я поставила клетку на окно. Теплые солнечные лучи успокоили птичек. Они уселись на жердочку, взъерошили перышки и запели. Золоченые листья и цветы, составляющие узор прутьев клетки, тускло поблескивали на солнце. Я все еще любовалась экзотическим оперением своих новых друзей, когда в комнату вплыла леди Беатриса.

— Значит, принц сделал вам подарок? — произнесла она, окинув меня высокомерным взглядом.

— Да. Правда, они красивые?

— Несомненно. А королева об этом осведомлена?

Я подняла на нее удивленные глаза. Какое имеет значение, осведомлена об этом королева или нет? Какое ей дело до пары певчих птиц, которых принц подарил своей невесте? Но Беатриса качала головой, а ее губы подрагивали в желчной усмешке.

— Почему бы вам не сказать мне все прямо? — поинтересовалась я.

Но она опять покачала головой.

— Когда-нибудь вы сами все узнаете. А теперь пойдемте со мной. Королева не любит, когда ее заставляют ждать.

Она развернулась и, не оглядываясь, зашагала прочь. Даже когда я была ребенком и жила в Миддлхэме, я имела больше прав, чем здесь. Будучи дочерью графа Невилля, я внушала окружающим уважение. Здесь же я была в клетке, как и мои милые птички.

Мою жизнь при дворе королевы Маргариты трудно было назвать приятной. Что я могла узнать здесь нового, чему меня еще не научила мама, под руководством которой я прошла суровую школу придворной жизни? Мне было известно практически все о предъявляемых там требованиях. Воспитание в семействе Невиллей налагало определенный отпечаток. Кроме того, я с самого начала понимала, что Маргарита преследует совершенно иные цели. Если коротко, то она хотела держать меня рядом с собой, намереваясь сломить мою волю и превратить в кроткую и покорную невестку. А также чтобы показать всем, какого она невысокого мнения обо мне и об этом навязанном ей браке. Открытой жестокости она никогда не допускала, довольствуясь мелкими оскорблениями и ядовитыми насмешками. Критике подвергались все мои действия, без малейшего исключения. Это было рассчитано на то, чтобы указать мне мое место и запретить его покидать.

«Леди Анна покажет нам всем, как следует вышивать это алтарное покрывало. Давайте посмотрим, как она умеет обращаться с иголкой… Леди Анна развеет нашу скуку, хотя, может, не стоит заставлять ее петь? Быть может, леди Анна нам почитает? Ах, нет! Лучше не надо. Ее акцент недостаточно благозвучен и труден для восприятия…»

И так далее, и тому подобное. Я не могла не замечать ехидных улыбок и не слышать источающих яд смешков. Иногда среди ночи мне приходилось отчаянно бороться с нахлынувшей на меня тоской. В такие моменты бывало очень трудно удержаться от слез и не смочить ими подушку. Но я твердо решила не допустить того, чтобы вездесущие шпионы Маргариты донесли своей повелительнице, что она заставила меня горевать. А я располагала не вызывающими сомнений доказательствами того, что за всеми моими действиями неусыпно следят и что я не могу произнести ни одного слова, которое тут же не передали бы королеве.

— Я запрещаю тебе подбивать принца на то, чтобы он назначил твоего отца, графа Уорика, своим советником! — обрушилась на меня Маргарита.

— Но я не…

— Мне сообщили, что ты затрагивала эту тему.

Вот тебе и прогулка по саду!

— Больше ты этого делать не должна. Поняла?

— Да, мадам.

— Если я услышу что-либо еще, что мне не понравится, я отменю все эти прогулки.

Я вышивала и молилась, играла на лютне и прислуживала королеве, держа свои мысли и возмущение при себе. Моя жизнь превратилась в одно сплошное ожидание. Ожидание того дня, когда я выйду замуж за принца и избавлюсь от гнета его матери.

Граф отплыл в Англию с внушительным флотом из шестидесяти кораблей. Во Францию поступали обнадеживающие новости. Глаза королевы Маргариты сверкали, хотя она ни одним словом не выразила одобрения действиям графа Уорика. Самозванец Йорк выслал ему навстречу свои корабли, пытаясь воспрепятствовать высадке войск Ланкастеров на английскую землю. Однако буря разбросала английский флот, и высадка в Плимуте произошла без сучка, без задоринки. Кларенс по-прежнему был рядом с графом. Видимо, он все же не решился на очередное предательство.

В Анжере принц не находил себе места. Его возмущало то, что он вынужден бездействовать. В присутствии матери он скрывал свое смятение за ласковыми и беззаботными улыбками. При ней он играл роль идеального придворного. Эдуард танцевал, садился с королевой за стол и исполнял все ее капризы с удивительной сыновней преданностью. Иногда он улыбался и мне. Но расставшись с Маргаритой, он позволял бушующей в нем яростной энергии вырваться наружу, что выражалось в крайне скверном расположении духа. Когда мы узнали, что армия графа идет на Лондон и под его знамена отовсюду стекаются люди, принц на целый день отправился на охоту в долину Луары, захватив с собой всех собак и соколов.

Когда он вернулся, я прогуливалась по саду в компании других фрейлин. Эдуард немедленно направил коня ко мне. Склонившись и держа шляпу в руке, принц заговорил:

— Миледи! Охота удалась, добыча просто великолепна. Вот это была погоня! — Его лицо раскраснелось, глаза сияли.

— Похоже, милорд, охота доставила вам удовольствие, — улыбнулась я.

— Огромнейшее удовольствие, миледи. Взгляните, что мы привезли. Какой прекрасный олень! Он чуть было не ушел от гончих, но я готов был преследовать его до ворот преисподней. — Эдуард через плечо оглянулся на окровавленную тушу, прикрепленную к спине одной из лошадей. — Сегодня нас ждет великолепный обед. И я позабочусь, чтобы на вашей тарелке, леди Анна, оказались самые лучшие куски. Вы моя невеста, моя принцесса, а значит, заслуживаете только самого лучшего.

— Благодарю вас, милорд.

Я грациозно присела в реверансе, сохраняя невозмутимое выражение лица. Это далось мне нелегко. Подобное внимание принца должно было мне польстить, но мои чувства были совершенно иными. Я испытывала жалость к великолепному чалому жеребцу принца. Его лоснящаяся шерсть была покрыта грязью и пóтом, а глаза закатывались от ужаса, когда Эдуард железной рукой натягивал поводья, чтобы удержать перевозбужденное животное на месте. По бокам коня струилась кровь. Принц вонзал в них шпоры, причем делал это не случайно, а вполне преднамеренно. Эдуард спрыгнул на землю и бросил поводья груму.

— Забери коня и позаботься о нем, — небрежно сказал он. — Неуклюжее создание, но сегодня он неплохо мне послужил. — Принц стегнул жеребца хлыстом.

Ричард так ни за что не поступил бы. Я вспомнила, как он заботился о лошади, повредившей ногу, как боялся, что она не выздоровеет, как осторожно накладывал компресс. Тем временем принц даже не взглянул на коня, продолжавшего трясти головой. Я догадалась, что животному очень больно, но принц не обращал на это внимания.

— Принц Эдуард всегда так жесток с животными?

Эти слова вырвались у меня прежде, чем я успела подумать.

— Он любит верховую езду, миледи, — ответила леди Беатриса. — Жеребец должен повиноваться наезднику. Принц умеет обуздывать норовистых лошадей. Ее величество гордится мастерством своего сына.

Мне следовало промолчать. О моей бестактности, несомненно, вскоре донесут королеве. Злясь на себя за неосмотрительность, я с возмущением увидела, как принц ударил грума, наказывая его за неповоротливость. Я тут же вспомнила об инциденте с Томасом в библиотеке, когда я попыталась убедить себя в том, что мне все показалось.

Знает ли Маргарита о необузданности сына? Я подозревала, что она готова простить ему все, кроме смертных грехов. Но и для них она нашла бы оправдание. В данном случае королева лишь поздравила Эдуарда с успешной охотой. Лучшие куски оленины поднесли, разумеется, королеве, а не мне.

— Ты превращаешься в мужчину, которым так и не стал твой отец, — прошептала Маргарита, нежно глядя на склонившегося в низком поклоне принца. На столе перед ней источала чудесный аромат горячая сочная оленина. — Корона Англии увенчает поистине мужественное чело. Ты сумеешь распорядиться полученной властью.

— Сумею. Клянусь.

Маргарита обняла маленькими ладошками лицо сына и поцеловала его сначала в обе щеки, а затем в губы. Этот поцелуй показался мне гораздо нежнее простой материнской ласки.

Недели тянулись невыносимо медленно. Новостей не было ни о моей свадьбе, ни об успехах графа. Принц уезжал на охоту. Королева все чаще теряла самообладание. Каждое утро на моем окне заливались звонкими трелями две маленькие прелестные птички, но им не удавалось развеять мрачную атмосферу ожидания.

И вот наконец долгожданный гонец!

— Ваше величество! — воскликнул одетый в цвета Уориков человек.

Его костюм был покрыт пылью, и, отказавшись даже от кружки эля, он потребовал, чтобы его немедленно провели к королеве. Принц бросился перед ней на колени, а она, напротив, встала, несмотря на небольшой рост, являя собой поистине устрашающее зрелище.

— Прекрасные новости, ваше величество, — прохрипел гонец. — Англия пала. Милорд Уорик удерживает Лондон. Эдуард Йорк повержен.

Глаза королевы вспыхнули.

— Он жив?

— Пока жив. Ему удалось бежать в Бургундию.

— А мой господин король Генрих?

— Он освобожден из Тауэра, ваше величество, и находится под защитой милорда Уорика.

Маргарита так стиснула руки, что их суставы побелели.

— Слава Богу! Это действительно хорошие новости.

— Мне поручили передать вам следующее. Англия ждет возвращения Ланкастеров. Вам уже ничто не сможет помешать. Милорд Уорик просит вас прибыть с первым же попутным ветром. К его просьбе присоединяется и его величество король Людовик. Вас встретят и с почетом препроводят в Вестминстер.

Наконец восковое личико Маргариты согрела улыбка. Я ожидала, что она что-нибудь скажет, но вдруг королева села и задумалась.

— Мадам, когда мы едем? — пританцовывал на месте принц Эдуард. Было видно, что он готов немедленно вместе со всем двором выдвинуться к побережью.

— Пока рано об этом говорить. — Маргарита встала, расправила юбки и, поманив фрейлин, направилась к двери. — Я должна помолиться. Откуда мне знать, что в Англии действительно безопасно? Что там не вспыхнет мятеж? Слишком рано, сын мой.

— Но, мадам…

Меня это уже не интересовало. Мне нетрудно было представить себе аргументы королевы. Вместо того чтобы слушать всякий вздор, я выскользнула в коридор и подстерегла гонца.

— В добром ли здравии граф?

— Да, миледи. Возблагодарим за это Господа!

— Вы уже поговорили с графиней?

— Нет, миледи.

— Обязательно поговорите. Она наверняка хотела бы, чтобы ей как можно скорее обо всем рассказали. — А затем я задала вопрос, давно терзавший мою душу. Неизвестность не давала мне в полной мере радоваться за графа. — Вы что-нибудь слышали о брате Эдуарда Йорка? Где герцог Глостер? Он тоже остался в живых? — спросила я, удивляясь своей смелости.

— Да, миледи. Он бежал вместе с братом.

Я с облегчением вздохнула и отпустила гонца.

Я подумаю об этом, когда останусь одна.

Людовик швырнул документ, скрепленный внушительной печатью, на стол перед королевой и выпрямился, испепеляя пергамент глазами.

— Вот оно, разрешение! — прорычал он. — Наконец-то! Его святейшество кого угодно выведет из себя. Давайте поскорее заключим этот брак.

Год близился к концу. Видя непреклонность в глазах Людовика, Маргарита уступила, и уже через неделю я стала леди Анной, принцессой Уэльской. В Амбуазе, под суровыми сводами королевской часовни я вступила в брак с Эдуардом Ланкастером.

Это было очень странное событие. На нем не было отца ни со стороны невесты, ни со стороны жениха. Род Невиллей вообще был представлен очень скудно. Я даже не пыталась искать знакомые лица в толпе гостей. Я знала, что их там нет. За моим восхождением в статус принцессы наблюдали только графиня Уорик и герцогиня Кларенс, мои мать и сестра. Что касается жениха, то его поддерживала не только мать, отныне королева Англии, но и целая толпа родственников, принадлежащих к королевскому Анжуйскому дому. По такому случаю свое уединение в одном из замков на берегу Луары прервал даже король Рене, отец королевы Маргариты.

Августейшее собрание искрилось и сверкало в слабых лучах зимнего солнца. Людовик хотел, чтобы все стали свидетелями того, что союз между королевой Маргаритой и графом Уориком освятился брачным союзом их детей.

Полагаю, его, так же, как и меня, терзали подозрения.

У меня есть план…

Я вспомнила эти слова, когда Людовик швырнул документ с папской печатью на стол. Королева прошептала их на ухо своему сыну, намекая на то, что она поможет ему избежать нежеланного союза. Теперь это уже не имело значения. Англия принадлежала ей, а я стояла перед алтарем. Идти на попятный было поздно.

На мои плечи давило расшитое золотом тяжелое атласное платье, но я не усмотрела в этом дурного предзнаменования. Я наслаждалась тем, как скользит по коже нежная ткань, символизируя мой новый королевский статус. Мою шею и запястья согревали шелковистые меха. Итак, горностай, которым грезила сестра, достался мне. На мои распущенные волосы было наброшено прозрачное покрывало. Оно было очень простым, зато прочно удерживающий его на голове обруч был сделан из сверкающего тончайшей гравировкой золота.

Мой жених был одет значительно богаче. Более того, он был просто великолепен. И хотя тусклое золото его пышных волос не гармонировало с выкрашенными в черный и красный цвета геральдическими страусовыми перьями, все в нем указывало на королевское происхождение. Королева Маргарита не упустила ничего. Золотистая туника сообщала всем присутствующим, что они лицезреют принца, которому вскоре предстоит вступить на престол. И если ткань не представляла собой ничего особенного, то украшения поражали воображение. Золотая цепь, кольца, брошь на бархатном берете своим блеском соперничали с изумительными витражами, сквозь которые нас благословляло зимнее солнце. Будущее манило нас, подобно сапфиру, сверкающему на груди принца. Эдуард обернулся ко мне и перед Богом назвал меня своей женой.

А потом все закончилось. Горячая ладонь принца стискивала мою руку так крепко, как будто он принимал ее за рукоять боевого меча. Тяжелое кольцо с рубином, которое он надел мне на палец, больно врезалось в нежную кожу, когда Эдуард еще крепче сжал мои пальцы и развернул меня к гостям, чтобы продемонстрировать им свою жену и свое ликование.

Смогу ли я полюбить этого человека, ставшего мне мужем? Буду ли я его уважать? Найду ли я в нем друга?

Столько вопросов, ни на один из которых у меня не было ответа. Я знала, что не люблю Эдуарда и никогда не смогу полюбить, но, быть может, нам удастся создать некий союз? Как он элегантен и обходителен! По такому случаю принц решил продемонстрировать безукоризненные манеры и прекрасное расположение духа. Вот он вновь улыбается мне, и его лицо озаряет искренняя радость. Раздражение и несдержанность минувших месяцев исчезли, и я немного воспрянула духом. Все складывается в его пользу, ему остается только радоваться жизни. А когда принц станет королем, места обидам и разочарованиям и вовсе не останется. Эдуард милостиво улыбался всем, кто желал нам счастья, прижимал мои пальцы к своим губам и беспрестанно твердил, что во всей Франции нет девушки красивее меня. И хотя это было неправдой, мне было приятно это слышать.

Мы медленно шли по проходу, и придворные один за другим опускались на колени. Я взглянула на графиню. Она стояла, склонив голову и опустив глаза. Я не знала, что она думает о моем головокружительном взлете. В сверкающем взгляде сестры я без труда прочла враждебность. Эта новая преграда между нами до предела обострила чувство одиночества, болью отозвавшееся у меня в сердце. Я всю жизнь принимала как должное близкие отношения с родными, легкое и непосредственное общение с ними. И вот все это осталось позади. Королеве Маргарите предстояло занять место моей мамы, но разве могла она мне ее заменить? Оставалась единственная надежда на принца. Если он будет со мной ласков, это скрасит мое одинокое существование. Ожидать от него любви мне не приходилось, но я готова была довольствоваться дружбой.

— Скорее! — торопила меня леди Беатриса. — Я уверена, что принцу не терпится продемонстрировать свою доблесть!

Дверь за нами затворилась, оборвав обычный в таких случаях хор грубых, непристойных шуток в адрес жениха и невесты. Я все это слышала на других свадебных торжествах, но, конечно же, не в ситуации, когда всеобщий интерес был прикован к моей девственности.

Для нашей первой ночи приготовили такую роскошную спальню, что если бы я была способна воспринимать окружающее, она произвела бы на меня неизгладимое впечатление. Огромную кровать застелили тончайшими простынями, кружевной полог был расшит золотыми геральдическими лилиями. В камине весело потрескивали поленья. На тот случай, если ночью нас одолеет жажда или голод, на столике был приготовлен графин с вином и блюдо с орехами, фруктами и сладостями. У меня в горле пересохло, но я и представить себе не могла, что мне захочется прикоснуться к чему бы то ни было.

— Эдуард обожает демонстрировать свою мужественность. — Фрейлины Маргариты не меньше мужчин любили поупражняться в непристойностях. — Вчера он делал это с другими рыцарями, но сегодня у него соперник помягче…

Я судорожно сглотнула подступающий к горлу страх. С меня сняли все мои роскошные одежды, как куклу дергая и поворачивая во все стороны. Атласное платье, горностаевую накидку и даже сорочку отложили в сторону, после чего тщательно расчесали мои струящиеся по обнаженным плечам волосы и наконец оставили меня в покое. И вот я, съежившись, сижу на краю огромной постели. Мне страшно, и я судорожно комкаю простыню, пытаясь скрыть свою угловатую наготу, напрочь лишенную женственных изгибов и округлостей. Подо мной рассыпаны сухие цветы и травы, призванные способствовать успешному соединению и зачатию. Впрочем, пока хрупкие веточки лаванды и розмарина лишь безжалостно царапают мою кожу. Великий викарий Байе, проводивший свадебную церемонию, застыл в напыщенной готовности окропить святой водой и благословить молитвой счастливую супружескую пару.

Одним словом, все было готово, не хватало лишь жениха.

Я попыталась представить себе последующие несколько часов и пришла к выводу, что не боюсь своего супруга. Кроме того, я знала, чего мне следует ожидать. Графиня достаточно подробно описала мне весь процесс.

— Как вы думаете, быть может, он решил сперва выпить для храбрости?

Я надеялась, что это не так. Хотя бы одному из нас сегодня ночью понадобится голова на плечах. Я пламенно молилась, чтобы принц не оказался таким же неопытным и невежественным, как и я. Шуточки становились все более ядовитыми, потому что фрейлины откровенно заскучали и начали позевывать, прикрываясь изящными ладошками.

— Что же его задерживает? Неужели он нашел себе занятие поинтереснее? Быть может, он завершает свое образование с какой-нибудь придворной проституткой?

— А что, если принц прислуживает королеве?

И еще:

— А что, если Маргарита захочет привести его сюда и лично за всем проследить?

И наконец, еле слышный шепот:

— Она контролирует каждый его вздох! И многое другое!

Я знала, чего добиваются фрейлины. Они хотели заставить меня поволноваться. Напомнить мне о моей неопытности. Возможно даже, довести меня до истерики. Они никогда не были мне подругами, и мой новый статус ничего не изменил, но я решила, что не позволю им себя запугать.

— Придворные проститутки принцу не понадобятся, — с невинной улыбкой заметила я. — Я сама позабочусь о том, чтобы практики у него было предостаточно.

— Не забудьте, что завтра придется встать очень рано, потому что вам предстоит поездка в Париж. Вы полагаете, Эдуард встанет вовремя?

На лукавый взгляд я ответила ироничной усмешкой.

— Еще бы! Со мной он вообще не уснет.

— Но ведь вы девственница! Неужели у вас такой аппетит?

— Волчий! Я надеюсь, принц тоже голоден.

Фрейлины расхохотались, но уже не надо мной. Теперь я была женой принца Эдуарда, и мне предстояло впервые остаться с ним наедине и стать единственным объектом его внимания. О Пресвятая Дева! Я опять взмолилась о том, чтобы мы сумели установить устраивающие обоих взаимоотношения.

За дверью раздался взрыв грубого хохота, больно резанувший мой слух, и шарканье множества ног. Шаги замерли у самой двери. Раздался звон металла о каменные плиты. Кто-то уронил кубок и разразился по этому поводу ругательствами. Формальный стук в дверь, возвещающий о прибытии моего супруга, и вот он уже входит в спальню, облаченный в умопомрачительной красоты алый халат с позолотой. Эдуард улыбается и лучится радостью. Мне ясно, что его хорошее настроение в известной степени подогрето вином. И тем не менее он явился сам, в отличие от Кларенса, которого пришлось нести в спальню Изабеллы на руках. В глубине своего эгоистичного сердца принц нашел достаточно чуткости, чтобы захлопнуть дверь прямо перед похотливыми лицами своих спутников. На мгновение воцарилась тишина, мягкая, как падающий снег. Звуки веселья удалились и стихли. Гуляки вернулись к свадебному столу.

Эдуард неспешно приблизился к постели. Мои пальцы судорожно стиснули край простыни, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не прижать тонкую ткань к своей плоской груди. Эдуард, похоже, даже не заметил моей внутренней борьбы. Он окинул взглядом мое лицо и ту часть моей фигуры, которая виднелась из-под простыни. Его глаза были слегка затуманены, но не больше, чем можно было ожидать. Он остановился, низко поклонился и, взяв меня за руку, поднес ее к губам.

— Моя нежная прелестная невеста. Как ты прекрасна! Ты ведь меня не боишься?

— Нет, милорд, — прохрипела я, поперхнувшись с головой накрывшей меня волной любимого аромата принца. Он весь был пропитан этим липким сладковатым запахом. Что это? Я едва не чихнула. Цибет! Нет, пахло кошками, а не цибетом! К горлу подступила тошнота.

— Любовь моя, я овладею тобой ласково и нежно!

Какая предупредительность! Мне следовало бы растаять от его задушевных интонаций, ласковых пальцев и легкого касания губ. Все дальнейшее должно быть еще приятнее, внушала я себе. Но страх, стискивающий мои внутренности, только усилился. Я не доверяла этому человеку.

Выпустив мои пальцы, Эдуард обошел кровать, сбросил отороченный мехом и расшитый золотом халат и замер, приглашая собравшихся полюбоваться его стройным мускулистым телом. Я отвела глаза, смущенная видом золотисто-рыжих волос на его животе и мужского достоинства, впечатляюще эрегированного, несмотря на выпитое вино и устремленные на нас любопытные взгляды. Впрочем, сам принц наслаждался всеобщим вниманием и восхищением. Наконец, сполна удовлетворив свое тщеславие, Эдуард откинул покрывало, уселся на пышную перину, удобно расположился рядом со мной и поманил викария, приглашая его завершить церемонию. Тем временем я боролась с удушьем, вызванным тошнотворным запахом его духов, и со страхом. Священник поднял сосуд со святой водой и, обходя кровать по кругу, начал обрызгивать постель, Эдуарда и меня. Он так старался, что я чуть не расхохоталась при мысли о том, что он сочтет свою работу выполненной, только убедившись, что постель промокла до нитки.

Священник поднял руку, завершая обряд благословения. На нас посыпались пожелания, выражающие надежды всех сторонников дома Ланкастеров.

— Да пребудет Господь с вами, милорд принц, и с вашей прекрасной супругой. Будьте верны друг другу и плодовиты, чтобы обеспечить дом Ланкастеров достойными наследниками. И пусть славное зачатие произойдет уже сегодня ночью. Благослови вас Господь. Аминь.

Графиня с ободряющей улыбкой склонилась к моему уху.

— Благослови тебя Господь, дочка, — прошептала она, повторяя слова викария. — И запомни — ничего не бойся.

Не бойся! Легко сказать! Меня трясло, пальцы все сильнее стискивали покрывало, а в голове крутилась предательская мысль: я не хочу, чтобы принц ко мне прикасался. Внезапно я испытала отвращение. Я представила себе его руки на своем теле. Они меня гладят и ласкают… От омерзения я закрыла глаза, одновременно вытесняя из своего сознания образ Ричарда. Ему не место в этой холодной супружеской постели. В конце концов, я теперь супруга принца и должна исполнять свои обязанности.

Дверь распахнулась без малейшего намека на вежливый стук, и в комнате подобно раскатам грома прогремел отрывистый приказ:

— Довольно!

На порог шагнула королева Маргарита, все еще облаченная в праздничное бархатное платье и горностаевую накидку. На ее голове красовалась корона, но сама королева была столь же бледна, как ее сын румян. Она решительно подошла к лежащему в постели принцу. Мне показалось, что все ее тело вибрирует от яростной, едва сдерживаемой энергии.

— Вон! — скомандовала она фрейлинам, не сводя глаз с сына. И повторила громче: — Убирайтесь вон!

Дамы бросились к двери, суетясь и спотыкаясь о подолы своих платьев. Моя мама не двинулась с места, за что я возблагодарила Всевышнего.

— Ваше величество! — Великий викарий выпрямился во весь свой внушительный рост. — Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу этим сказать, что подтверждения этого брака не будет. — Королева даже не обернулась к нему, продолжая изучать лицо сына.

— Это какое-то недоразумение, ваше величество, — залопотал священник. — Нет никаких оснований запрещать этим молодым людям вступать в законный союз. Все сделано правильно и в глазах людей, и в глазах Господа.

— То, что устраивает вас, не устраивает меня!

Я сидела с открытым ртом. На какое-то мгновение на лице принца тоже промелькнуло удивление, как будто он не мог поверить тому, что услышал. Я повернулась к графине, ища поддержки. Было ясно, что она такого тоже не ожидала. Возможно, препятствием к подтверждению брака служит мой юный возраст? Неужели королеве в самую последнюю минуту пришло в голову, что мне рано вступать в брачные отношения? Вряд ли. Я не была самой юной из невест, исполняющей супружеский долг. И случись мне зачать ребенка, я была бы не самой юной из августейших матерей.

— Мадам! Побойтесь Бога!..

Наконец-то я дождалась хоть какой-то реакции принца. Он выпрыгнул из кровати и сунул руки в рукава халата, как будто обнаженный вид лишал его преимуществ в этом неожиданно разразившемся споре. Я оставалась на прежнем месте. Я не только не знала, что мне делать, я была неспособна даже думать на эту тему. Зато я отметила, что впечатляющая мужественность моего супруга осталась в прошлом. Я замерла, наблюдая за разыгрывающейся на моих глазах сценой. Эдуард быстрым движением запахнул халат и туго затянул пояс.

— Я требую объяснений, мадам…

— Я ничего не должна объяснять. Ты мой сын и должен мне повиноваться.

Тут вмешался великий викарий, подобно дубу, упрямо вросший в пол спальни.

— Ваше величество, я считаю, что в данном случае вы не вправе требовать от принца послушания. Он взрослый мужчина и сам должен решать, как ему поступать со своей женой.

Великий викарий стиснул нагрудный крест, как будто ища поддержки Всевышнего.

Мама застыла, от возмущения потеряв дар речи. Я увидела, что ее охватывает паника.

Тем временем принц обрел уверенность в себе, одновременно утратив хладнокровие.

— Бога ради, мадам! — вскричал он. — Я требую объяснений. Эта женщина — моя жена перед Богом и перед законом, и я должен ею овладеть.

— Что с того, что она твоя жена? Подтверждения брака не будет.

— Почему? Бога ради, объясните почему?

От сыновней почтительности не осталось и следа. Принц сорвался на крик.

— Потому что я вам это запрещаю.

— Вы мне запрещаете? Я — принц Уэльский, наследник английского престола. У вас нет права ничего мне запрещать.

— Это право у меня есть, и я намерена им воспользоваться.

Эдуард шагнул к матери. Вид у него был угрожающий. Он поднял руку с раскрытой ладонью. Мы затаили дыхание. На мгновение всем показалось, что он ударит королеву. Наружу вырвался его взрывной и безудержный нрав.

— Милорд. Ваше величество. Давайте поговорим спокойно.

Вперед, откашлявшись, вновь выступил викарий. Эдуард опустил руку, и священник продолжил:

— Каковы основания для подобных действий, ваше величество?

Королева не взглянула ни на него, ни на меня. Я вообще была для нее пустым местом. Она продолжала пристально смотреть в горящие глаза своего сына.

— Я не обязана ничего объяснять.

Вот и все, что она сказала.

— Объясните! — Гневный рык Эдуарда эхом отразился от стен, не на шутку перепугав всех присутствующих. Его красивые черты исказил свирепый оскал. — Объясните мне, что вы задумали!

Я, затаив дыхание, сидела в огромной постели и ожидала, чем окончится это сражение между матерью и сыном. Королева медленно вздохнула, и украшения на ее груди сверкнули. Она покосилась на маму, потом на меня и наконец перевела взгляд на принца. Когда Маргарита заговорила, я поняла, что таковы были ее планы с самого начала и у нас нет ни малейшего шанса выпутаться из сплетенной ею паутины.

— Не вижу причин скрывать это от кого бы то ни было, а тем более от вас, — произнесла Маргарита. — И если у меня есть хоть малейшая возможность избавиться от этого брака, я ею воспользуюсь. Если я смогу его расторгнуть, я это сделаю. Месье де Уорик будет плясать под мою дудку, но ни в коем случае не наоборот.

— Вам нужны пути к отступлению, — возмущенно прошептала мама. — Выходит, если милорд Уорик потерпит неудачу, мою дочь просто вышвырнут вон. Вы собираетесь расторгнуть этот брак, даже не дав его заключить. Вы подвергаете несказанному унижению мою дочь. Это жестоко!

— Я не позволю, чтобы в таком вопросе вы навязывали мне свою волю… — начал было принц, но королева оборвала его резким жестом и обернулась к графине.

— Вы говорите «жестоко», мадам де Уорик? — Маргарита нащупала под ногами твердую почву и даже позволила себе улыбнуться. — Это не жестокость, а политическая целесообразность. Я сделаю все, что будет необходимо, чтобы вернуть своему роду его законные права. И вам как никому другому это должно быть понятно. Вся ваша жизнь была связана с политическими интригами. Вас и замуж выдали ради земель и титулов. Что в этом жестокого? — Она словно хлыстом ударила маму презрением. — Я не собираюсь привязывать своего сына к браку, из которого он ничего не сможет для себя извлечь.

— Ради вас и принца мой супруг рискует жизнью.

— Мы пока не знаем, удалось ли ему закрепить свой успех.

— Сторонники Йорков бегут! Моему отцу вернули корону! — взвыл принц. — Вам этого мало?

— Я хочу, чтобы йоркисты были растоптаны и раздавлены. Английская земля должна быть полностью освобождена от вражеских войск. Уорик еще может потерпеть неудачу. Что, если этот самозванец Эдуард соберет в Бургундии новую армию и с ее помощью вернется к власти? — Моя супружеская спальня внезапно превратилась в поле битвы, а Маргарита продолжала изливать терзающие ее страхи: — Сумеет ли Уорик устоять перед такими силами? Я в этом сомневаюсь. — Она опять с отвращением посмотрела на меня. — Таким образом, Уорик ничего для нас не сделает, но ты все равно будешь привязан к этой уже бесполезной для нас девчонке, которая превратится в обузу. Нет, в этом случае ты должен иметь возможность выбрать себе другую невесту, благодаря которой мы сможем получить военную поддержку и власть. Разубеждать меня бесполезно. — Королева вновь повернулась к принцу. — И ты, мой сын, мне подчинишься. Для этого тебе необходимо сейчас же вернуться в свою комнату.

Справедливости ради следует отметить, что Эдуард попытался отстоять свою позицию.

— Я отказываюсь выполнять ваши распоряжения. Анна моя жена, и я останусь с ней.

— Не перечь мне, Эдуард. Я воспитала тебя в послушании. Если ты попытаешься оказать мне неповиновение, я прикажу страже схватить тебя и запереть в твоих покоях. Ты не выйдешь оттуда, пока не смиришься.

— Вы не посмеете!

Королева едва заметно улыбнулась, сохраняя ледяное спокойствие.

— Посмею. И ты это знаешь.

Мне показалось, что принц вот-вот лопнет от возмущения. Что с того, что он был выше матери и шире ее в плечах? Рядом с ним фигура королевы казалась совсем миниатюрной, но ее воля наполнила комнату, не оставляя ни малейшего шанса на неповиновение. Решимость, которая помогла королеве вынести поражение, ссылку и нужду, сейчас сконцентрировалась во взгляде, принуждающем принца покориться ее воле. Уступит ли он этому напору? Этого я не знала. Если бы в тот момент на поясе у Эдуарда оказался меч, он бы наверняка его обнажил. Эта мысль подстегнула меня к активным действиям. Я сбросила простыни и, забыв о стыде и неловкости, выскочила из постели. Одним прыжком преодолев отделяющее меня от королевы расстояние, я упала перед ней на колени и замерла со склоненной головой.

— Ваше величество! — Я чувствовала, как дрожит от стыда моя обнаженная плоть. Я и сама не понимала, чего пытаюсь достичь, но знала, что должна попытаться отстоять свое положение. — Ваше величество, — взмолилась я, — мы вступили в законный брак. Принц мой супруг. Прошу вас…

— Пока он твой супруг только на словах. Но ты останешься девственницей, пока английский парламент не признает моего сына наследником престола.

Злобная и разрушительная сила, которая все это время нарастала в душе принца, вырвалась наружу. Вскочив на ноги, я едва успела увернуться. Принц носился по комнате, сметая все на своем пути. С ночного столика на пол полетели кубки и графин с вином, словно лужа крови выплеснувшимся на каменные плиты.

— Я не позволю обращаться с собой, как с ребенком! — кричал Эдуард.

Он пинал ногами полог кровати, в клочья разрывая нежную ткань, разнес о стену инкрустированный драгоценными камнями подсвечник, после чего обрушил свою ярость на меня.

— Я должен был с самого начала понять, что брак с тобой сулит мне одни неприятности! Вместо радости меня ждет бесчестие и унижение. Мне, взрослому мужчине, запретили ложиться с тобой в постель! Лучше бы я никогда тебя не видел. Ты меня опозорила. Мне надо было сразу от тебя отказаться!

— Милорд, вы несправедливы!

Разве он не понимает, что в том, что произошло, нет моей вины? Я стояла перед ним, высоко подняв голову, горящим взглядом бросая ему вызов. Волосы густой волной рассыпались по моим плечам. Несмотря на наготу, я не собиралась сдаваться и уступать. Единственным, что его бесчестило и унижало, были его безосновательные обвинения в мой адрес.

— Довольно! Я не собираюсь с тобой разговаривать.

Ярость обжигающей волной взметнулась вверх. Прежде чем кто-либо успел ему помешать, Эдуард схватил меня за волосы и подтащил к себе с такой силой, что мне пришлось упереться руками ему в грудь. Не обратив ни малейшего внимания на вырвавшийся у меня крик боли и протеста, он прижался к моим губам в жестоком поцелуе. Я задыхалась, но он меня не выпускал. Насладившись сполна, принц оттолкнул меня. Мои губы были растерзаны в кровь и распухли, но ему не было до этого никакого дела.

— Сын мой! — вмешалась Маргарита, положив руки ему на плечи и снизу вверх глядя ему в глаза. Ее лицо смягчилось и светилось нежностью. — Довольно. Успокойся. Такое поведение недостойно мужчины, тем более принца.

— Вы превратили мой брак в фарс, мадам!

— Нет, я тебя спасла, — проворковала Маргарита. Приподнявшись на цыпочки, она поцеловала его в губы. — Мы обо всем с тобой поговорим. Только позже, когда ты возьмешь себя в руки. Я приду к тебе и все объясню. Ты меня понимаешь? А теперь ты должен уйти.

— Я хочу…

— Нет, Эдуард. — Еще один нежный поцелуй. — Успокойся. Я к тебе приду.

Не говоря больше ни слова, принц еще плотнее запахнул халат и, бросив на меня испепеляющий взгляд, широкими шагами покинул комнату.

Священник лопотал что-то бессвязное. Графиня молчала, но я видела, что она потрясена до глубины души. Маргарита наблюдала за нами из-под полуопущенных век. Я стояла, тыльной стороной ладони пытаясь остановить сочащуюся из растерзанных губ кровь.

— Хорошо, что вы все еще здесь, — провозгласила Маргарита, направляясь к двери вслед за своенравным сыном. — Вы мне пригодитесь как свидетели того, что подтверждения брака не было. Ты, Анна Невилль, — она окинула меня равнодушным взглядом, — будешь считаться супругой моего сына, и тебе как принцессе Уэльской полагаются почет и всеобщее уважение. Но ты будешь спать одна. Леди Беатриса об этом позаботится. На ночь твоя дверь будет запираться, ключ будет храниться у меня.

С этими словами королева исчезла, оставив меня созерцать последствия происшедшей в комнате битвы и осмысливать свое фиктивное положение жены принца Уэльского.

Все свидетели битвы, не считая меня и моей тюремщицы, покинули спальню. Ледяной холод сжимал мое сердце, и мне было трудно поверить, что все случившееся не является кошмарным сном или одной из детских сказок, в которую я каким-то образом провалилась. Но услышав звук поворачивающегося в замке ключа, я поняла, что отныне так будет каждую ночь, пока королева окончательно не убедится в том, что мой отец выполнил все свои обещания. Пока она не поймет, что меня нельзя выбросить на помойку, как обгорелые уголья из камина.

Но мне казалось, что и в этом случае она что-нибудь придумает. Что скажет граф, когда до него дойдут вести об очередном вероломстве Ланкастеров? Мне уже не было до этого дела, я была слишком занята собственными переживаниями.

Я никак не думала, что моя брачная ночь обернется для меня позором и унижением. Я сидела на краю огромной постели, вновь облаченная в сорочку, и словно издалека наблюдала окружающую меня роскошь. Мне не суждено лишиться девственности на этих тонких, достойных принцессы простынях. Впрочем, и на любых других тоже, какими бы тонкими или грубыми они ни были. Я продолжала сидеть, не зная, что мне теперь делать. Неужели просто забраться под одеяло и уснуть? Быть может, утро принесет мне утешение? Я впала в какую-то странную летаргию и не могла даже шелохнуться, как будто, обрекая меня на позорную жизнь в фиктивном браке, Маргарита заодно лишила меня воли.

Дверь с недовольным видом охраняла леди Беатриса. Заметив ее, я даже поперхнулась, издав звук, отдаленно напоминающий смешок. Впрочем, это было мрачное веселье. Неужели королева и в самом деле считает, что Эдуард способен бросить ей вызов, вернувшись сюда, взломав дверь и предъявив права на положенное ему по закону физическое удовольствие вопреки запрету матери? Я знала, что он этого не сделает. Несмотря на недолгое знакомство, я успела неплохо изучить принца. После столь позорного поражения он будет угрюмо бродить по своим покоям. Или вступит в яростный поединок, в котором выплеснет на несчастного соперника всю свою досаду и отчаяние, не обращая внимания ни на собственные раны, ни на кровь противника. Или отправится на охоту, чтобы в неистовой погоне избавиться от терзающей его жажды мести. Затем Эдуард вернется, и из него через край будет бить настораживающий своей избыточностью оптимизм. Принц будет игнорировать обстоятельства, которые он не в силах изменить, делать вид, что ничего не произошло и что его не прогнали, как нашкодившего мальчишку, из супружеской спальни.

Я хмурилась, разглядывая свои обнаженные ступни, свисающие с края высокой кровати. Они озябли. Да и все мое тело замерзло. Мои губы болели. Я поняла, что дрожу, и обратилась к более практическим рассуждениям, сказав себе, что вздохи и нытье мне все равно не помогут. Да и мерзнуть, предаваясь унынию, не стоит. Я могла выплеснуть свой гнев, а именно он был самой сильной из испытываемых мною эмоций, на того, кто был под рукой. А под рукой у меня была только леди Беатриса.

— Вы вынуждены здесь находиться, леди Беатриса, — довольно резко произнесла я. Прежде я не позволяла себе подобной бестактности с фрейлинами королевы. — Это идет вразрез с моими желаниями, и моей вины в этом нет. Поэтому я не собираюсь терпеть ваше дурное расположение духа. Вы можете лечь на тюфяке в гардеробной. — Я махнула рукой в сторону примыкающей к спальне комнатушки, предназначенной для прислуги. Королева запретила подтверждение брака, но пока он не расторгнут, я остаюсь принцессой Уэльской и буду настаивать на том, чтобы со мной обращались соответствующим образом. — Я уверена, что если глухой ночью принц попытается сюда войти, вы это сразу услышите. В таком случае я позволяю вам растащить нас и призвать на помощь королеву.

Я видела, как возмущает Беатрису внезапная смена ролей, и это доставило мне огромное удовольствие. Впрочем, она нехотя повиновалась. Я твердо решила, что не желаю всю ночь видеть возле себя эту кислую физиономию. И еще я очень надеялась, что в гардеробной холодно и сыро.

Ночь показалась мне бесконечной, часы тянулись, а сна не было ни в одном глазу. Что должна делать отвергнутая невеста, оставшись в полном одиночестве без малейшей надежды на ласку и утешение? Оглядываясь назад, я знаю, что отвергнутая невеста очень быстро повзрослела. Я тогда впервые поняла, что значит быть по-настоящему несчастной. До этой ночи я и не подозревала, что одиночество и отчаяние способны в клочья разорвать душу человека, утратившего надежду. Я сидела среди всей этой не принадлежащей мне роскоши, и мне не было до нее никакого дела. Какое значение имеет эта великолепная кровать, горностаевый плащ, золотое кольцо Ланкастеров на пальце по сравнению с бесчестием? Но я запретила себе плакать. Я не имела права тратить силы на напрасные эмоции. Никто не узнает о моем горе, о моем неистовом гневе. Никто не сможет порадоваться моему разочарованию и позлорадствовать на мой счет. Что касается капризного и ветреного принца, то этой ночью мне пришлось собрать все свои силы, чтобы не позволить глубочайшему презрению к этому человеку безвозвратно завладеть моей душой.

Но с того дня запах цибета стал мне ненавистен.

Меня разбудили голоса за дверью. Ближе к рассвету я забралась под покрывала и провалилась в глубокое, но не освежающее забытье. Шаги удалились, но вскоре вернулись. Опять раздались голоса. На этот раз они звучали резче и решительнее. Затем ключ в замке повернулся и в комнату вошла мама в сопровождении Марджери. Несмотря на сереющий за окном рассвет, она уже была одета в теплый дорожный костюм. Графиня прошла на середину комнаты. Она была бледна, под глазами залегли темные круги, свидетельствующие о бессонной ночи, но выражение ее лица было таким высокомерным, как будто за ее спиной стояли все ее предки-Диспенсеры. Она уже не ожидала милостей от королевы, а превратилась в гордую графиню Уорик.

— Вы можете идти, — отрывисто бросила она появившейся в дверях гардеробной леди Беатрисе. — Передайте королеве, что ее желание выполнено. Принцесса сохранила девственность. Теперь она ожидает распоряжений ее величества относительно путешествия. — Графиня проводила взглядом разъяренную фрейлину и обернулась ко мне. — Такого никто не ожидал, верно, дочка? — Она по-прежнему держалась очень прямо и с большим достоинством. Отдернув шторы, мама дала знак Марджери, чтобы та поставила на стол поднос с едой и кружкой эля, а затем поворошила дрова в камине. — Безусловно, у королевы незаурядный драматический талант. Она не перестает меня удивлять. Я сомневаюсь, что тебе удалось сегодня выспаться.

— Я почти не спала. — Внезапно меня охватило желание разрыдаться. За минувшие часы моя решимость вести себя так, как будто ничего не произошло, заметно ослабела. Больше всего мне хотелось спрятаться от всего мира. — Мне так стыдно. Теперь все придворные Маргариты будут тыкать в меня пальцами.

Если я рассчитывала на сочувствие и утешение, я ошиблась.

— У тебя нет выбора, — невыразительным голосом произнесла графиня. — И ты должна держаться так, чтобы не дать повода для презрительных замечаний. Я не допущу, чтобы все смотрели на тебя — как там она это назвала? — как на обузу. В настоящий момент ты со всеми своими связями — самое ценное, что есть у Маргариты. Признает она это или нет, но без Уорика ей не обойтись. Вставай, Анна.

— Сейчас.

Я даже не шелохнулась.

— После вчерашнего происшествия началась война. И эта война не менее ожесточенная, чем та, которую граф ведет в Англии. У нас разное оружие и разные враги, но эту битву мы выиграем. Слушай меня, дочь. Через два часа мы покидаем Амбуаз. Ты должна быть готова.

— К чему? К тому, чтобы выслушать, как принц меня ненавидит и сожалеет, что я вообще попалась ему на глаза?

— Нечего демонстрировать мне горестный вид.

— Но как я появлюсь при дворе? Меня ждут сплетни, ухмылки, перешептывания. Очень скоро всем будет известно, что и почему сделала Маргарита.

И куда улетучилась моя упрямая храбрость? Я с ужасом услышала в своем голосе жалобные нотки. Все же я выбралась из кровати и умылась ароматной водой, принесенной Марджери.

— Разумеется, тебя все это ждет. А Маргарита будет обращаться с нами как с последним отребьем. Но ты в этом не виновата, Анна. Ты стала жертвой ее предательства. И ты достойно встретишь это испытание. Ты сделаешь вид, что все в порядке.

— Но…

— Если мне придется избить тебя, я это сделаю. Но ты запомнишь, что обязана до самого конца оставаться гордой Анной Невилль. Моя дочь не будет прятаться в постели вместо того, чтобы смело шагнуть навстречу опасности!

Я знала, что бить меня графиня не станет. За всю жизнь она и пальцем меня не тронула. Поэтому ее слова заставили меня слабо улыбнуться. Графиня удовлетворенно кивнула.

— Когда ты почувствуешь, что вот-вот готова пасть духом, вспомни свою тетю, Сесилию Невилль. Никто не смог сломить эту гордую женщину.

Сесилия Невилль, мать Ричарда. В юности она была красавицей и привлекла к себе внимание герцога Йорка, славившегося необычайной смелостью и такой же удивительной дерзостью. Тетю вполне заслуженно прозвали Гордой Сесилией. О ее храбрости ходили легенды. Однажды в родном городке Ладлоу она оказалась один на один с неистовствующей толпой. С ней были ее младшие дети, и она сумела защитить их. Вскинув голову, она предложила черни напасть на нее, но они не посмели этого сделать. Да, я буду брать с нее пример. Я смело взгляну в глаза своим недругам и, подобно тете, брошу им вызов.

— Хорошо, я буду высоко держать голову.

Я позволила Марджери зашнуровать свое платье.

— Вот именно. Ты — принцесса Уэльская, а значит, не будешь обращать внимание на вульгарные и пошлые замечания. Ты не должна извиняться за поведение Маргариты ни перед кем, и уж точно не перед принцем. Вы оба стали жертвами ее прихотей и амбиций.

Верно. Я расправила плечи под зеленым узорчатым дамастом.

— Принц… — Я искоса взглянула на маму. — Я не знаю, что он мне скажет…

— Несмотря на ранний час и скорый отъезд, Эдуард упражняется с мечом. — Губы графини дрогнули в злорадной усмешке. — Я слышала, что у него болит голова, так что вряд ли он будет склонен к разговорам. А кроме того, какая разница, что он скажет, будь то сегодня, завтра или на будущей неделе? Ты будешь вкусно есть, сладко спать и вести себя так, как будто тебя все это совершенно не волнует. Когда мы прибудем в Лондон, все решится само собой. Поняла?

Я все поняла. Я вообще очень многое теперь понимала. Каким же я была еще ребенком, когда угрюмо сидела рядом с Изабеллой во время ее трудных, трагических родов! С тех пор я погрузилась в гущу политических интриг, о существовании которых прежде и не догадывалась. Я была пешкой в игре, исход которой предсказать было невозможно. При этом меня использовали как Невилли, так и Ланкастеры, и мне это было совершенно не по нутру. Но при всей своей неискушенности я понимала, какой ценный совет мне только что дала мама. Я решила, что буду следовать ему во что бы то ни стало. Мое поведение будет безупречным, и никто не догадается о том, что творится у меня в душе. В настоящий момент моя душа была исполнена восхищения графиней, которая в отличие от меня не стала упиваться жалостью к себе, а тщательно продумала нашу дальнейшую линию поведения, направленную на то, чтобы не уронить достоинство рода Невиллей.

— Когда мы окажемся в Англии, — тем временем продолжала мама, — и граф вручит принцу корону (потому что Генриху она уже ни к чему), королеве придется уступить и позволить своему сыну сделать тебя женой не только на словах, но и на деле, и это значит, что мы будем торжествовать победу. — Она взяла меня за плечи и осмотрела с ног до головы. — Это никуда не годится. Платье слишком темное, слишком мрачное. Марджери, Анне нужно надеть красное платье. И побыстрее. Красный идет ей больше. Кроме того, это королевский цвет. Мы еще покажем, кто тут принцесса!

Итак, Марджери занялась шнуровкой, а графиня продолжила читать мне нотации. И вот я уже облачена в роскошное алое платье и затканный замысловатыми черными узорами красный плащ с соболиной оторочкой. Тончайшая вуаль трепещет на золотом ободке. Одним словом, я готова. Какие бы тревоги ни одолевали мое сердце, о них никто не узнает. Во всяком случае, я выгляжу как принцесса.

— Я очень бледна? — озабоченно интересуюсь я.

— Да. И в этом нет ничего удивительного. А твои губы распухли, но это поправимо.

Мама осторожно коснулась моей щеки, наконец-то позволив себе смягчиться и хоть немного меня утешить. Из широких рукавов платья графини появилось два маленьких флакона.

— Существуют уловки, позволяющие исправить природу. Сейчас твои губы станут алыми и свежими, а щеки вспыхнут румянцем.

Сказано — сделано.

Когда я заняла свое место в паланкине рядом с королевой Маргаритой, я являла собой образец сияющей, довольной жены, счастливее которой не было ни во Франции, ни в Англии. И хотя королева старательно меня игнорировала, это не мешало мне улыбаться и махать прохожим, провожающим нас восхищенными взглядами. Рядом со мной на сиденье стояла клетка с птичками. Откровенное, хоть и молчаливое недовольство королевы доставило мне немалое удовольствие, но я сделала вид, что ничего не заметила. Принц был мрачен и раздражителен. Впрочем, вскоре он пришпорил лошадь и скрылся вдали. В тот день я его уже не видела, что меня нисколько не огорчило. Я была принцессой Уэльской, и очень многие события могли помешать королеве избавиться от нежеланной невестки. Относительно этого у меня были собственные планы.

Рождество в Париже? Да ведь это предоставит мне возможность предстать перед супругом в самом выгодном свете, заставив его оборвать поводок, на котором продолжает держать его властная матушка. Наблюдая за птичками, которые начали петь, едва освоившись в непривычном окружении, я поклялась себе, что завоюю привязанность принца. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы не позволить отшвырнуть себя в сторону. На меня вдруг нахлынули воспоминания об Англии, а вместе с ними и тоска по дому. Я решила, что должна убедить принца вернуться в Англию, независимо от того, как к этому отнесется Маргарита. И я вернусь вместе с ним. Разумеется, жить в Уорике или Миддлхэме я уже не смогу, но все же я буду дома.

Устроившись в Париже, во дворце Ситэ, расположенном на одном из островов Сены, я быстро разобралась в привычках принца и решила вставать пораньше, чтобы завтракать вместе с ним, не обращая внимания на ледяной холод нетопленых комнат, выходящих окнами на унылый в зимнее время сад.

— Милорд.

Войдя в гостиную, я присела в изящном реверансе, радуясь тому, что мне удалось улизнуть от своей извечной тени, леди Беатрисы.

— Анна! — при виде меня Эдуард просиял. — Ты решила посмотреть, как я буду упражняться на арене?

— Я пришла, чтобы побыть с вами. Так поступила бы на моем месте любая жена, которую удерживают вдали от супруга. — Я присела на стул, который он поспешил мне пододвинуть, и грациозно расправила юбки. — Меня печалит подобная разлука. — Я улыбнулась ему ласковой и невинной улыбкой. — Скажите, милорд, я вам хоть чуть-чуть нравлюсь? Вы мне доверяете?

Рыжеватые брови Эдуарда озадаченно съехались на переносице.

— Разумеется, я помню, что ты Невилль. И мадам королева говорит, что я должен держаться от тебя подальше.

Он смотрел на меня так растерянно, что я догадалась: впервые в жизни он вынужден анализировать свои чувства к другому человеку. Да и как могло быть иначе? Королева приучила его испытывать ответственность только перед ней.

— Но я ваша жена, и, конечно же, вы можете мне доверять. Я хотела поговорить с вами наедине. Другого такого случая нам может больше не представиться. — Я положила руку на его кулак, стискивающий нож, которым Эдуард собирался разрезать жирного каплуна, и доверительно наклонилась вперед. — Нам здесь не место, Эдуард. Мы должны вернуться в Англию прежде, чем это успеет сделать Эдуард Йорк. Герцог Бургундский пообещал ему помочь. — Я решила, что намеки мне не помогут. С его высочеством лучше всего действовать напрямик. — Вы принц. Вам не пристало понапрасну тратить время на развлечения. В Вестминстере вас ждет важнейшая из задач. Все ожидают вашего прибытия. Умоляю вас, не разочаруйте своих сторонников!

— Мадам королева утверждает, что это еще небезопасно. А мне скоро предстоит принять участие в турнире.

Эдуард сбросил мою руку и отрезал кусок белого мяса. Я украдкой вздохнула. Рыцарский поединок интересовал его больше, чем корона. Да и меня принц воспринимал только как молчаливого и восхищенного слушателя. Он даже не посчитал нужным предложить мне что-нибудь съесть или выпить. Тем временем Эдуард начал жевать, молча и торопливо, запивая мясо большими глотками эля.

— Отец считает, что сейчас самое подходящее время для вашего возвращения. — Я продолжала сидеть, наклонившись вперед, как бы деля с принцем некое интимное пространство, предназначенное лишь для нас двоих. — Разве вы не желаете быть рядом с ним? Разве вы не хотите занять по праву принадлежащее вам место во главе армии, если Эдуард Йорк вновь вступит на английскую землю, чтобы оспорить ваше право на престол? Мы могли бы оказаться в Англии еще до конца этого месяца. — Я опять положила руку на его запястье и крепко сжала пальцы. — Вы были бы просто великолепны, вступая в битву под знаменами Ланкастеров. Какое славное начало царствования!

Принц пристально смотрел на меня, и я увидела, что его глаза вспыхнули.

— Клянусь Богом, Анна, ты права, — пробормотал он с полным ртом, набитым хлебом и мясом. — И я подумаю об этом после турнира. Но прежде я должен победить этого наглого француза, который уверен, что сможет меня одолеть. Я ему покажу!

Смахнув крошки, Эдуард опустошил кубок и схватил лежащие рядом с тарелкой перчатки. Затем он вскочил и, даже не оглянувшись, покинул комнату. Я осталась сидеть в полном одиночестве. Все мои надежды рухнули. Я сделала все, что могла, но у меня не было уверенности в том, что принц хотя бы вспомнит об этой беседе.

Тем не менее мои усилия были не напрасны. Эдуард все же обдумал мое предложение. К сожалению, единственным результатом этого стал неприятный разговор с королевой, после чего она на два дня заперла меня в моей спальне.

— Ты говорила с моим сыном об Англии, — надменно произнесла Маргарита. — Ты не имеешь на это ни малейшего права. Не тебе принимать подобные решения. Как смеешь ты склонять моего сына идти против моей воли? Как смеешь ты настраивать его против меня? Эдуард мой сын, и я не позволю тебе оказывать влияние на принца. По какому праву?.. — Рот Маргариты захлопнулся подобно капкану. Ее лицо горело гневом.

У меня вдруг возникла смутная догадка. В лице Маргариты я заметила признаки обычной ревности женщины, не желающей ни с кем делить своего мужчину. Впрочем, это мимолетное впечатление появилось и тут же исчезло.

— Я устанавливаю порядки при этом дворе, госпожа Невилль! — продолжала Маргарита после секундной паузы. — И если вы этого еще не усвоили, тем хуже для вас!

— Я принцесса Уэльская! — выпрямившись во весь рост, ответила я, изумляясь собственной дерзости.

— Возможно, сударыня. Вопрос в том, как долго вы ею пробудете.

В голосе Маргариты прозвучала угроза, подобно дамоклову мечу занесенная над моей головой.

Я поняла, что должна проявлять осторожность. Это касалось и общения с принцем, который из любящего супруга в течение считаных минут был способен превратиться в яростного неприятеля. Будучи в добром расположении духа, он мог обнять меня за талию и прилюдно поцеловать. Но бездействие влияло на него пагубно, и стоило погоде испортиться, как его охватывало раздражение.

— Не хочу я играть в шахматы! — рявкнул Эдуард в ответ на мою попытку завладеть его вниманием. — Я должен быть в Англии!

— Почему бы вам туда не отправиться? Сообщите королеве о своем намерении и о том, что вы это сделаете независимо от ее воли. Людовик даст вам и людей, и корабли, — теряя терпение, ответила я.

Он вел себя не как принц, а как капризный мальчишка, и мне очень хотелось отвесить ему оплеуху.

Эдуард, прищурившись, смотрел на меня, как будто пытаясь обнаружить в моих словах какой-то тайный и зловещий смысл.

— Мама говорит, что еще рано доверять твоему отцу.

— И как убедить ее в обратном?! — взорвалась я. — Что может убедить ее в том, что все идет по плану? Генриху вернули корону. Чего еще она ожидает от графа?

Я сомневаюсь, что она перейдет к активным действиям, даже если граф поднесет ей голову Эдуарда Йорка на блюде, как некогда Ироду поднесли голову Иоанна Крестителя! Я прикусила язык и не произнесла последнюю фразу вслух.

— Граф должен сам прибыть за ней во Францию, — неожиданно заявил принц. — С английским флотом и армией преданных ей солдат. Все-таки она королева!

— С чего это вдруг он должен это сделать? — Я попыталась скрыть свое изумление, но мои приподнятые брови уже успели вызвать недовольство Эдуарда, и он нахмурился, как грозовая туча. — Мне кажется, было бы достаточно, если бы граф встретил ее величество в Дувре и препроводил в Лондон, — попыталась я исправить ситуацию.

— Нет. Он должен прибыть за ней сюда!

Эдуард хмурился все сильнее, и я скрылась от грозы за мягкими и пушистыми облаками ласковых слов.

— Эдуард, — заворковала я, беря его под руку, — возможно, все так и будет, а пока… пойдем поиграем в шахматы.

— Не хочу. Не буду я с тобой играть. — Он отшвырнул мою руку, словно я была его злейшим врагом. — Я думаю, мама права. Вашему семейству нельзя доверять. Если месье де Уорик нас предаст… что ж, госпожа Невилль, берегитесь.

— Мой отец никогда вас не предаст, — парировала я. — И я давно уже не Невилль. Я ваша супруга!

— Да, супруга. Без денег и друзей. Какой от тебя прок?

— Я вас не боюсь! — сказала я, вызывающе глядя на него.

— А зря! Не смей так со мной разговаривать! — Его глаза вспыхнули неукротимым гневом, а пальцы железной хваткой стиснули мою кисть. — Я этого не потерплю.

Принц отшвырнул мою руку и зашагал прочь. Я смотрела на его удаляющуюся спину, чувствуя, как в моей душе нарастает тревога. Что ждет меня рядом с этим человеком? Я вспомнила его изменчивое настроение, его эгоистичные требования и поняла, что мне придется нелегко. Я не смогу доверять Эдуарду, даже если мне удастся завоевать его доверие. Я вынуждена была признаться себе, что меня не на шутку пугает буйный и безудержный нрав моего супруга.

Когда я наконец вернулась к себе, спальню заливали лучи зимнего солнца, но меня насторожила непривычная тишина. Я резко остановилась в дверях и прислушалась. Где заливистые трели моих птичек, согретых солнцем и радостно встречающих свою хозяйку? Я увидела, что дверца клетки открыта. Неужели их случайно выпустили?

Нет! Я знала! О, я знала!

Конечно, они не улетели. Это было бы слишком просто, и тогда я не волновалась бы так. Я знала, что меня ждет. Медленными и осторожными шагами я направилась к клетке, готовясь к худшему. И вот мне не оставалось ничего иного, кроме как опустить глаза и посмотреть… На дне клетки лежали два взъерошенных комочка. Перышки потускнели, а глазки подернулись пеленой. Птички не умерли естественной смертью. Их шейки были вывернуты, а лапки беспомощно скорчились. Вот такая простая и жестокая месть. Расплата за неуступчивость.

Я знала: это сделал Эдуард.

В тот день я получила урок. Эдуард не был своенравным мальчишкой, которого можно задабривать или шлепать. Бездействие приводило его в ярость, которую он обращал против тех, кто перечил ему или становился у него на пути. Маргарита его избаловала, и он не привык обуздывать свои желания и порывы. Он вел себя, как необъезженная лошадь, никогда не видавшая узды или седла. Но это бездумное убийство моих птичек выходило далеко за рамки обычной несдержанности. Я гладила их сломанные перышки, вонзив зубы в нижнюю губу. Мне не оставалось ничего иного, кроме как признать, что принц — очень опасный противник.

Я не плакала. У меня не было слез. Мои чувства как будто застыли, скованные льдом. Я взяла клетку и отдала ее Беатрисе, с немым вызовом встретив ее взгляд. Она все поняла, так же, как и я, но мы не стали об этом говорить. Я оплакивала птичек в глубине своего сердца, ничего не сказав принцу о своих переживаниях. Думаю, они его только обрадовали бы.

А что же сам Эдуард? Он вообще ничего не сказал. Но в следующий раз, когда он меня увидел, его лицо озарила торжествующая улыбка. В его устремленных на меня глазах светилось злорадство.

Я поняла, что в моей душе поселился страх. Я боялась принца, и это чувство больше не оставляло меня ни днем, ни ночью.