Но в конце концов выдержка мне изменила. Я была совсем одна, и мне не к кому было обратиться за помощью. Проявила ли я слабость духа? Если бы у меня была возможность довериться хоть кому-нибудь, я бы продержалась, но я не могла излить душу даже Марджери. Она любила меня всей душой, но ведь она также служила Изабелле. Поэтому я не знала, могу ли рассчитывать на ее поддержку. Я не хотела ее ни в чем подозревать, но также не имела права делиться с ней самыми ужасными опасениями. Я так устала быть постоянно начеку с Изабеллой и Кларенсом, контролируя каждое свое слово, каждый жест и взгляд. К тому же Изабелла льнула ко мне, как пиявка, ни на секунду не оставляя меня одну.

Я остро ощущала свое одиночество. Раньше я даже не подозревала, насколько я одинока.

И я запаниковала.

Началось все с того, что Изабелла заговорила о немедленном возвращении в Уорик. Этот план не вызывал у меня никаких подозрений, пока она не предложила по пути заглянуть в Тьюксбери. Как было бы замечательно расширить уже существующую обитель за счет нового женского монастыря, использовав для этого благородного дела деньги Бошамов-Диспенсеров! Это предоставило бы возможность дочерям и вдовам знатных семейств удалиться от мира и служить Господу.

Я мгновенно увидела себя в заточении за толстыми монастырскими стенами. К тому времени как Ричард вернется с севера, меня увезут и упрячут в аббатство, приговорив к пожизненному благочестию, невзирая на отказ принимать обеты. И тогда меня уже не смогут спасти ни Ричард, ни сам король.

И я не выдержала. Мои нервы сдали. Я написала Ричарду письмо, понимая, что мое послание могут перехватить. Это не заняло у меня много времени. Я всего лишь хотела сообщить Ричарду о своих опасениях.

«Герцогу Глостеру.

Обстоятельства изменились. Мы возвращаемся в Уорик. Боюсь, что я окажусь в Тьюксбери и разделю участь мамы, которая не может покинуть аббатство Булье. Вряд ли я могу рассчитывать на открытую поддержку короля, поэтому обращаюсь за помощью к вам.

Умоляю вас: возвращайтесь скорее и заберите меня из этого дома.

Я боюсь, что может быть слишком поздно.

Ваша верная кузина,

Анна Невилль».

Но кто доставит Ричарду это письмо? Я не доверяла ни одному из слуг Кларенса, и мне пришлось пойти на риск.

— Марджери… у тебя есть в Лондоне знакомая семья?

— У меня здесь кузен. Он перчаточник в Чипсайде. У него есть жена и детишки.

— А не найдется среди них человека, способного срочно доставить письмо?

— А что случилось? — заинтересовалась Марджери. — Кому вы хотите написать, леди?

— Это не имеет значения. Но мне это очень нужно.

— Я не знаю…

Я схватила ее за локоть.

— Ты хочешь увидеть меня монахиней, Марджери?

Вопросов больше не последовало. Это еще сильнее убедило меня в том, что мои страхи вполне обоснованны. Письмо было отослано. Теперь мне оставалось лишь ждать. Должна признаться, труднее всего мне было удержаться от того, чтобы не швырнуть Изабелле в лицо обвинения в предательстве и кружку с элем вдогонку.

Когда разразилась катастрофа, оказалось, что ее спровоцировал король. Даже он, не понаслышке зная о способностях Кларенса к притворству и лжи, не мог предвидеть, чем обернется его вмешательство.

Мы с Изабеллой коротали время за шахматами, когда с улицы донесся торопливый стук копыт, затем раздался топот обутых в тяжелые ботинки ног, и в гостиную с искаженным от гнева лицом ворвался супруг моей сестры. Он так тяжело дышал, что мне показалось, будто он сейчас задохнется.

— Пошли вон! — прорычал он, обернувшись к Марджери и служанкам Изабеллы, которые поспешили удалиться.

Меня охватили дурные предчувствия. Шли дни, и я все чаще мечтала о том, как в дверях появится примчавшийся за мной Ричард. Учащенно дыша, я пыталась понять, что вызвало столь бурную вспышку гнева. Не успела дверь за служанками затвориться, как Кларенс угрожающе навис надо мной.

— Что это за проделки, мадам?

— Я не знаю, о чем вы говорите.

Я медленно поднялась с дивана, держа в руке слона, который угрожал ферзю Изабеллы. Я не собиралась оправдываться сидя, хотя мои ноги подкашивались от страха.

— Милорд! — тут же подбежала к мужу Изабелла.

Она заискивающе коснулась его руки, но он оттолкнул ее и, стиснув кулаки, продолжал надвигаться на меня. Я не сдвинулась с места, хотя понимала, что больше всего на свете ему хочется меня ударить. Впрочем, Кларенс умел себя контролировать.

— Твоя сестрица только напускает на себя невинный вид, — сквозь зубы процедил он, обращаясь к Изабелле. — Ты и сама обращала внимание на то, что она ведет себя в совершенно не свойственной ей манере. И со всем-то она соглашается, и все-то ее устраивает. «Да, Изабелла». «Нет, Изабелла». «Как, черт возьми, скажешь, Изабелла!» Она обвела нас вокруг пальца. На самом деле Анна совершенно не изменилась. Все это время она строила собственные планы, в осуществлении которых ей помогал мой братец.

— Ей помогал король? — ахнула Изабелла.

— Да нет, конечно! Глостер! Кто же еще! — Не сводя с меня глаз, Кларенс обошел вокруг меня. Я чувствовала, как он сверлит меня взглядом. — Сегодня утром Эдуард лично уведомил меня о том, что заключено соглашение о свадьбе твоей сестры и Глостера. — Он остановился передо мной. — Я не собираюсь спрашивать у тебя, правда это или нет. Я и так знаю, что правда.

Я проигнорировала это заявление, явив собой образчик высокомерия.

— Кроме того, я узнал от Эдуарда… — внезапно заворковал Кларенс, — что его агент уже находится в Риме и ведет переговоры с Папой относительно разрешения на брак.

— Ну и что? Я имею полное право выйти замуж, — возмутилась я, решив опустить тот факт, что я всего лишь согласилась рассмотреть предложение Ричарда.

Я в упор взглянула в эти горящие гневом синие глаза и пришла в ужас от того отвращения, которое в них прочитала. Как долго Кларенс скрывал его, притворяясь любящим братом, который мечтает только о том, чтобы облегчить мой жизненный путь. Будь его воля, он бы сию же секунду упек меня в монастырь.

— Глостер уже скачет в Лондон, — продолжал Кларенс. — Полагаю, тебе об этом известно. Когда он окажется здесь, то первым делом попытается забрать тебя из моего дома. И король приказал — приказал мне! — передать тебя под опеку Глостера.

Последние слова Кларенс не произнес, а выплюнул.

Так, значит, Ричард послал гонца, чтобы тот предупредил Эдуарда о запланированном Кларенсом путешествии. Король попытался уберечь меня от похищения и заточения в Тьюксбери, но вместо этого подлил масла в бушующий огонь алчности моего зятя. «Черт возьми!» — выругалась я про себя. Неужели Эдуард не понимал, какой опасности меня подвергает? Ведь я нахожусь в полной власти Кларенса. Я подавила приступ страха и вскинула голову.

— Когда Ричард за мной явится, я уеду с ним, — хладнокровно заявила я, хотя мое сердце готово было выскочить из груди.

— А вот этого не будет, леди Анна! — прорычал Кларенс мне в ухо, опять начиная описывать круги. — Как я уже уведомил короля, я являюсь твоим официальным опекуном. Король сам поручил мне и твоей сестре заботиться о тебе. Поэтому ты будешь делать то, что я тебе скажу. Любой суд подтвердит мои права на тебя. Я, а не Глостер, буду принимать за тебя решения. Можешь и не мечтать об этом замужестве. И плевать мне на согласие Эдуарда.

— Ты не имеешь никакого права распоряжаться мной и моими действиями, — собрав в кулак все свое мужество, проговорила я. — Я взрослая и к тому же вдова, а значит, могу выходить замуж когда хочу и за кого хочу. И я выйду замуж за твоего брата, если так решу. Он сделал мне предложение в присутствии короля, и у того не нашлось возражений. Какое ты имеешь право оспаривать волю его величества? И ты не посмеешь стать у меня на пути.

— Ах, так, значит, это решение короля? Ну конечно! — В глазах Кларенса молнией сверкнула догадка, заставившая его вновь стиснуть кулаки. — Так вот чем объясняется весь этот спектакль с нападением пьянчуг из «Золотого льва»! Полагаю, его организовал Глостер, чтобы ты смогла вернуться в Вестминстер. А мои безрезультатные переговоры относительно какого-то крохоборства, связанного с торговлей с Бургундией, видимо, тоже были частью этого плана. Мне нужно было сразу догадаться, что там, где замешан Фрэнсис Ловелл, следует искать руку Глостера. Ведь эту неразлучную парочку и водой не разольешь.

Я молчала, продолжая вызывающе смотреть ему в глаза.

— Что же нам теперь делать? — вмешалась Изабелла.

— На что бы там ни согласился Эдуард, женой Глостера она не будет.

— И кем же я буду? — презрительно поинтересовалась я. — Монахиней?

— Вот именно! Ради своего же блага ты отправишься в Тьюксбери.

— Нет! Ты это задумал ради своего, а не моего блага, братишка! Или ты считаешь, что мне ничего не известно о твоих предательских планах? Ты задумал пустить меня по миру, лишив прав на наследство. — Я в ярости обернулась к сестре. — Как ты могла на это пойти, Изабелла?! Как ты могла притворяться любящей и заботливой сестрой, улыбаться и щебетать о всякой ерунде, будучи сообщницей этого типа? Неужели наше родство ничего для тебя не значит? Ну конечно, деньги и власть для тебя куда важнее семейных уз.

Бледная как полотно Изабелла тщетно подыскивала слова, чтобы мне ответить. Не найдя их, она опустила глаза. Я видела, что она находится полностью во власти мужа, и тем не менее я не могла ее простить.

— Я знаю, почему ты уговаривала меня уйти в монастырь, зачем ты вела все эти разговоры о следовании семейной традиции и о невестах Христа. Бог ты мой! Неужели ты надеялась меня обмануть? Для ваших грязных целей подойдет любой монастырь, где бы он ни находился. Главное — лишить Ричарда возможности на мне жениться. — Я снова набросилась на Кларенса: — Ричард — единственный человек во всей Англии, который способен помешать твоим планам. Он тоже герцог, и суд прислушается к его мнению. Я вообще не понимаю, почему ты до сих пор не попытался выдать меня за какое-нибудь ничтожество, не способное защитить меня даже от мыши! Но Ричард за меня вступится. Он скоро будет здесь. И все ваши низкие планы обратятся в пепел.

— Глостер отнюдь не рыцарь печального образа. Он охотится за твоим наследством так же, как и я.

— В отличие от тебя он хочет предоставить мне статус жены, а не лишить всего, что я имею, и до конца моих дней запереть меня в монашеской келье.

В глазах Кларенса промелькнул испуг, но он не сдавался. Более того, мне показалось, что он окончательно тронулся рассудком.

— Все равно будет по-моему. У вас с Глостером ничего не выйдет. Или ты думаешь, что я не понимаю, как высоко ценит меня король? Эдуард ни за что не пойдет против меня. Он не захочет иметь в моем лице врага. — Кларенс угрожающе навис надо мной, пытаясь запугать меня и вынудить подчиниться его воле. — Когда-то я и сам рассчитывал на корону. Но потом твой отец лишил меня этих надежд, вынудив кланяться и расшаркиваться в обмен на туманные обещания трона, в случае если линия Ланкастеров сойдет на нет. Ты и представить себе не можешь, чего мне это стоило. Меня просто тошнило от всего этого, но я вынужден был признавать Эдуарда Ланкастера своим повелителем. Что удивительного в том, что я перешел на сторону противника и помирился с братом? Но у него теперь есть сын, который будет править после него. Неужели я не заслужил компенсации за потерю трона? Я имею право на награду. Ведь именно благодаря моим войскам Эдуард одержал победу под Барнетом. — С каждым новым заявлением голос Кларенса звучал громче, пока не сорвался на крик. — И поэтому все владения Невиллей должны достаться мне.

— Ты их не получишь!

Я произнесла это с наслаждением, чтобы еще больше его позлить.

— Я и без тебя это знаю! С благословения Эдуарда северные земли Невиллей отошли Глостеру. Но это не помешает мне прибрать к рукам твои владения, дорогая моя сестричка. Наследником всех имений и титулов графини Уорик буду я, и только я.

— И это ты называешь справедливостью?

Он не сообщил мне ничего нового.

— Не тебе рассуждать о справедливости, принцесса. — Ненависть подобно пощечине хлестнула меня по лицу. — Кто осудит меня за то, что я присвоил себе имущество женщины, вступившей в брак с наследником Ланкастеров? Тебя не поддержит никто, ведь ты собиралась носить корону вместе со своим супругом-Ланкастером.

Я и сама это прекрасно понимала, но упрямо продолжала стоять на своем.

— Когда Ричард приедет за мной, я уеду с ним. Рядом со мной в суде будет стоять герцог Глостер. Вот тогда мы и посмотрим, кто меня поддержит.

— Никуда ты не поедешь.

Внезапно лицо Кларенса смягчилось, а голос зазвучал вкрадчиво. От его ироничной улыбки у меня по спине пополз холодок. Ему не удалось напугать меня своей яростью, но сейчас мне стало очень страшно. Что он задумал?

— Ты собираешься забаррикадировать дверь? Или натравишь на Ричарда свою вооруженную охрану? А может, расстреляешь его из пушек?

Я постаралась произнести это как можно спокойнее.

— Зачем? Я заставлю своего братца повеселиться. — Кларенс улыбался так радостно, что на мгновение я вновь увидела перед собой красивого мужчину, некогда поразившего воображение Изабеллы и до сих пор имеющего над ней полную власть. — Когда мой братец приедет, он не сможет тебя найти. Все очень просто.

— Значит, мы отправляемся в Уорик? — спросила Изабелла.

Я вдруг представила, как мы сломя голову несемся по проселочным дорогам, а за нами по пятам гонится Ричард.

— Нет, моя дорогая. На это у нас уже нет времени. Я не сомневаюсь в том, что он легко нас догонит, и не собираюсь встречаться с ним в открытом поле. Я придумал кое-что получше.

Я не понимала, на что он намекает, и, скрывая дрожь в коленях, терпеливо ожидала своей участи. Кто бы мог подумать, что попытка Эдуарда помочь мне до прибытия Ричарда подвергнет меня еще большей опасности.

Моя сестра отвела меня в спальню. Она держала спину очень прямо и избегала смотреть мне в глаза. Одно это указывало на то, что все происходящее ей не по душе. Точно так же я знала, что она не станет перечить Кларенсу. Изабелла всегда и во всем безоговорочно ему доверяла, как бы скверно он с ней ни обращался. Если она безропотно последовала за ним от Йорков к Ланкастерам и обратно, то сейчас она и подавно его не ослушается.

И все же я должна была попытаться.

— Изабелла! — Я ускорила шаг, пытаясь заставить ее остановиться и выслушать меня. — Подожди! Неужели ты позволишь ему это сделать?

Но она отступила в сторону и чуть ли не втолкнула меня в открытую дверь спальни. В руке Изабелла держала ключ. Она что, собирается меня здесь запереть? Я подняла голову и гордо прошла мимо нее. Долго они меня здесь не продержат. Выпустят, как только Кларенс найдет способ переправить меня в Уорик или Тьюксбери. Мы не в Анжере. Наверняка найдется кто-нибудь, кто захочет помочь мне бежать, а уж я эту возможность не упущу.

— Ты останешься здесь.

Моя сестра вышла из комнаты, заперев дверь на ключ. Значит, они боятся, что я сбегу. Но куда бы я побежала, оказавшись на улицах Лондона? Не успела я привести свои мысли в порядок, как она уже вернулась, неся охапку какого-то тряпья и пару грубых кожаных туфель.

— Вот! — Изабелла швырнула то, что оказалось одеждой, на постель. — Надевай это. Быстро!

Ее губы были поджаты, и она по-прежнему не смотрела мне в глаза.

— Что?.. — При виде того, что лежало на кровати, я подумала, что она сошла с ума. — Изабелла… — Не может быть, чтобы она меня не выслушала. Ведь она моя сестра!

— Не спорь! Одевайся!

— И не подумаю!

Я скрестила руки на груди и вызывающе уставилась на нее, решив сражаться до конца. Но на ее лице я не увидела сочувствия. Она как будто впитала в себя ненависть Кларенса. У меня в груди что-то оборвалось, но я не сводила с нее глаз.

— Ты сделаешь это, Анна, или мне придется позвать служанку. Тебя переоденут силой. Ты этого хочешь? Гораздо менее унизительно переодеться самой.

— Не смей говорить со мной об унижении! — Но выбора у меня не было. Я не хотела, чтобы ко мне применяли силу, и решила подчиниться. — Бога ради, что вы задумали?

Я злобно стащила с себя платье, демонстративно изорвав в клочья нежные ленты, и повернулась к сестре спиной, чтобы она расшнуровала шелковую сорочку.

— Скоро сама узнаешь.

Изабелла тоже не стала церемониться со шнуровкой и разорвала тесьму резкими, грубыми движениями. Элегантное, украшенное богатой вышивкой белье упало на пол, и я отшвырнула его ногой в сторону.

Изабелле и этого было мало.

— Все снимай!

Судьбу платья и шелковой сорочки разделили чулки и тончайшая льняная нательная сорочка. Я начала натягивать на себя одежду, принесенную Изабеллой. Рождается новая Анна Невилль, размышляла я, с отвращением ощущая, как царапает мою нежную кожу грубая шерстяная блуза, которую пришлось подвязать веревкой. Ни леди Анна, ни принцесса Анна никогда не носили ничего подобного. Анна Невилль никогда не оборачивала волосы такой убогой тканью. Да ей и в голову не пришло бы так себя изуродовать. Сорочка едва доходила мне до колен, а юбка волочилась по полу и мешком висела на моей миниатюрной фигуре. Мне страшно было подумать, на кого я похожа в своем новом одеянии грязно-коричневого и темно-зеленого тонов. Темноволосая леди Анна ни за что не остановила бы свой выбор на этих цветах.

Что же я буду теперь делать с этим новым созданием? А впрочем, от меня все равно ничего не зависело. Я превратилась в служанку, ничем не выделяющуюся среди снующей по дому прислуги. Я ужаснулась, представив себе свое будущее. Неужели Изабелла собирается заставить меня работать на нее?

Сестра окинула меня критическим взглядом. Как будто отвечая на мой вопрос, она поджала губы и приказала мне подвернуть пояс юбки и закатать рукава.

— Теперь тебе придется потрудиться, — добавила она и указала на туфли: — Обувайся.

— Я не могу в это поверить, Изабелла.

Это было единственное, что пришло мне в голову.

— Скоро сможешь, — отрывисто бросила она.

Пока я натягивала грубую обувь, Изабелла сложила все мои вещи на кровати. Все мои платья и сорочки, лежавший на ночном столике часослов, шкатулка с драгоценностями… Одним словом, в комнате не осталось ничего, что имело бы ко мне хоть какое-то отношение. В общую кучу полетели даже четки. Если бы кому-нибудь вздумалось меня найти, ему бы это не удалось. Когда Ричард за мной приедет, его убедят в том, что я покинула Лондон. Я стояла и наблюдала за сестрой, укладывающей на покрывало мои туфли. Она не обращала на меня ни малейшего внимания, и мой жалобный вид ее совершенно не трогал. Вдруг дверь распахнулась и на пороге возникла Марджери с тазом и кувшином в руках. Она стояла, прижав все это к груди и обводя комнату изумленным взглядом.

— Леди Анна?.. — Она обернулась к Изабелле. — Миледи!

— Закрой дверь! — рявкнула Изабелла. — Надо было мне ее запереть, а впрочем, не важно. Все равно ты об этом узнала бы.

Поставив свою ношу на пол, Марджери повиновалась. На ее широком лице отчетливо читалось неодобрение.

— Что это вы тут делаете? Почему…

— Это тебя не касается, — перебила ее Изабелла. — И никому ни слова. Если узнаю, что ты распространяешь сплетни, мигом окажешься на улице.

— Изабелла Невилль! — Марджери попыталась прибегнуть к тону, которым она когда-то разговаривала с непослушными детьми. Ее грудь высоко вздымалась от возмущения. — Как вы смеете подобным образом обращаться со своей сестрой? Вы бесчестите свое имя! Я не знаю, что вы тут задумали, но…

— Замолчи! Я уже давно не Изабелла Невилль, и я не ребенок, которого ты можешь ругать и воспитывать. Я герцогиня Кларенс. И мне нет дела до того, как давно ты живешь в нашей семье, и до того, что до меня ты нянчила мою мать. Ты не смеешь мне ни указывать, ни запрещать. Если ты наберешься наглости и будешь осуждать мои действия, то придется тебе зарабатывать себе на пропитание попрошайничеством. Здесь я тебя не потерплю. — Марджери ошеломленно умолкла, а Изабелла обернулась ко мне: — Ты готова?

— Готова ли я стать служанкой? — Это прозвучало так чудовищно, что я не удержалась от смеха. — Кларенс до такой степени подчинил тебя себе, что ты готова предать родную сестру.

Вместо ответа Изабелла зашагала к двери, бросив через плечо:

— Иди за мной. И не вздумай с кем-нибудь заговорить или на кого-нибудь посмотреть. Просто молча следуй за мной, как и подобает служанке. Разумеется, если ты не хочешь, чтобы тебя заперли в погребе. — Повернувшись к остолбеневшей Марджери, она добавила: — Упакуй все это в дорожный сундук. Когда приедет Глостер, скажешь ему, что моя сестра уже в Тьюксбери. Она уехала еще на прошлой неделе, ощутив потребность посвятить себя молитве и созерцанию. Поняла?

Марджери продолжала изумленно смотреть на меня. Я покачала головой. Мне даже удалось криво улыбнуться.

— Ну вот, Марджери, теперь ты сама во всем убедилась. Кто бы мог подумать, что моя сестра готова на все ради маминых денег и земель? Графиню упрятали в Булье, меня ожидает заточение в стенах Тьюксбери… или работа судомойки на кухне ее светлости. — Я больше не могла молчать и выплеснула накопившуюся в душе горечь. — Кто бы мог подумать, что благородная и прекрасная герцогиня Кларенс способна так низко отомстить сестре за то, что та осмелилась быть сонаследницей состояния их матери?

— Миледи! — стиснув на груди руки, взмолилась Марджери. — Вы этого не сделаете. Что скажут люди?

— Никто ничего не узнает. И я это сделаю.

— Я поняла, ваша светлость. — По морщинистым щекам Марджери покатились слезы. — Я очень хорошо вас поняла.

— Вот и отлично. И держи язык за зубами.

Изабелла открыла дверь и вышла в коридор, нисколько не сомневаясь в том, что я последую за ней, что я и сделала, поскольку выбора у меня все равно не было.

Но прежде я выхватила из складок лежащего на кровати бархатного плаща шкатулку из темного полированного дерева, инкрустированную перламутром. Я не могла позволить Изабелле уничтожить самое дорогое, что у меня было и что я хранила в этой шкатулке. Она могла отнять у меня одежду, драгоценности и даже часослов, но только не это. Сколько я себя помнила, у меня всегда была эта маленькая шкатулка. Теперь я поспешно сунула ее Марджери.

— Спрячь это. Сохрани ее для меня.

Я зашагала за сестрой.

Я никогда не бывала на кухне особняка Колд-Харбор. Впрочем, никаких неожиданностей для меня тут не было. Эти расположенные в дальнем крыле дома комнаты были значительно меньше, чем кухня Миддлхэма, но тем не менее очень сильно ее напоминали. Огромные камины изрыгали сажу и дым. Все поверхности покрывал толстый слой жира. В воздухе висел неистребимый запах жареного мяса, к которому примешивалась вонь от расположенной поблизости мусорной кучи.

Мне предстояло близкое знакомство с этим изолированным от остального дома мирком.

Не обращая внимания на изумленные взгляды слуг, Изабелла пошла напролом.

— Вот ваша новая судомойка, мистер Причард, — обратилась она к дворецкому, как будто не замечая, что от стыда ни он, ни повар не знают, куда девать глаза. Как могли они не узнать свою новую судомойку? — Она только что приехала из Уорика, и ее зовут Мэри Флетчер, — продолжала сестра плести паутину изощренной лжи. Впрочем, не такой уж и изощренной. Не моргнув глазом, она просто позаимствовала имя молочницы из замка Уорик, после чего продолжила ледяным тоном описывать мою будущую жизнь.

— Дайте ей работу. Не спускайте с нее глаз и следите за тем, чтобы она не беседовала ни с кем из посторонних. Она также не имеет права входить в гостиные и спальни хозяев. Мэри все время должна быть здесь. Она будет спать с другими судомойками на тюфяке на полу. Все это я поручаю лично вам, мистер Причард. Вы можете следить за ней сами, а можете поручить это какому-нибудь доверенному лицу. Но ни при каких обстоятельствах вы не должны упускать ее из виду.

— Хорошо, ваша светлость, — наконец выдавил из себя дворецкий, бросив быстрый взгляд на повара. — Ах да… ваша светлость надолго оставляет нам эту… судомойку? — дрогнувшим голосом поинтересовался мистер Причард.

— Пока я ее отсюда не заберу.

— Разумеется, ваша светлость.

— Вам следует обращаться с ней как с любой другой служанкой. Полагаю, я могу рассчитывать на вашу преданность мне и моему супругу. Любое неповиновение с вашей стороны приведет к немедленному увольнению. Вы хорошо меня поняли?

— Да, ваша светлость. Конечно, ваша светлость.

Не говоря больше ни слова, Изабелла покинула кухню, оставив меня на попечении мистера Причарда. Я словно приросла к полу и потеряла дар речи. Что я об этом думала? Я вообще была не в состоянии думать. Если бы в моей душе не бушевала ярость, мне было бы стыдно за сестру, павшую так низко ради того, чтобы прибрать к рукам наследство Бошамов, или ради того, чтобы угодить Кларенсу. Совсем недавно я была принцессой, и вот я уже на кухне, и меня ожидает самая черная и тяжелая работа. Это было просто чудовищно! Я могла бы расхохотаться, но мне было не до смеха. И как теперь Ричард сможет меня найти? Кто придет мне на помощь? Никто не станет искать Анну Невилль на кухне ее сестры.

Именно на это и рассчитывает Кларенс, — сказала я себе, принимаясь чистить закопченный над огнем горшок.

— Возьмите. Это поможет.

Мистер Хоу, повар Кларенса, пододвинул ко мне горшок с жиром. Сам он сосредоточенно освежевывал кролика, но услышав грохот рухнувшей на каменные плиты сковородки, поднял голову, и на его лице отразилось сочувствие, значившее сейчас для меня куда больше, чем все слова утешения. Я обожгла руку о раскаленную сковороду и шипела от боли, но не решалась воспользоваться предложенным мне дурно пахнущим средством. Впрочем, принюхавшись, я уловила легкий аромат лекарственных трав. Розмарин, решила я и сунула в горшок обожженные пальцы. Боль мгновенно стихла, и я вздохнула от облегчения.

— Вы очень добры, — только и смогла сказать я, проглотив подступивший к горлу комок.

— Это не может длиться вечно, миледи, — прошептал мистер Хоу, вновь переключая внимание на несчастного кролика.

Тем не менее ни мистеру Причарду, ни мистеру Хоу не оставалось ничего иного, кроме как загрузить меня работой. Я превратилась в Мэри Флетчер. Теперь меня окружал иной мир, иная жизнь, к которой я совершенно не была подготовлена. Зато у меня было упрямство и жгучее желание выжить и когда-нибудь отомстить, которое поддерживало меня и днем, и ночью. Дни казались мне бесконечными, а ночами я долго ворочалась без сна, будучи не в состоянии уснуть на соломенном тюфяке в непосредственной близости от зловонной мусорной кучи. Но в конце концов я выбилась из сил и стала проваливаться в забытье, едва коснувшись этого отвратительного, кишащего клопами и вшами тюфяка. Но в эти мучительные дни я узнала, что слуги Кларенса совершенно не уважают своего сиятельного господина. Богатство и привлекательная внешность не могли скрыть от них его эгоистичную высокомерную натуру. Они не любили ни его, ни мою сестру, но, опасаясь увольнения, безропотно им повиновались.

Надо отдать должное мистеру Хоу, он изо всех сил старался облегчить мою участь, в то же время не привлекая к себе особого внимания. Тем не менее моя предыдущая жизнь не подготовила меня к такому существованию. Я все время что-то мыла и чистила, резала и скребла, таскала горшки и мела пол. От непривычной работы у меня болела спина и ныли все мышцы. Меня ни на минуту не выпускали из кухни, не позволяя даже что-либо отнести или забрать из жилой части дома. Ночи я проводила, как и распорядилась моя сестра, на полу. Кроме меня тут обитали две другие судомойки, которым приходилось вставать задолго до рассвета, чтобы до пробуждения остальных домочадцев развести огонь в очагах. Помимо нас троих комнатушку населяло множество крыс.

Впрочем, со мной обращались иначе, чем с другими нерасторопными девчонками. Никаких тумаков или попреков. Полагаю, слуги вообще не понимали, как со мной надо обращаться. Но я была очень одинока. Со мной никто не разговаривал, и единственными обращенными ко мне словами были распоряжения что-то подать, принести или почистить. С ней никто не должен разговаривать, — приказала Изабелла. И слуги не смели ее ослушаться. Обитатели кухни старались не встречаться со мной глазами. Стоило мне войти в комнату, как дружеская болтовня и смех немедленно стихали. Все меня старательно избегали, но не потому, что я внушала им антипатию. Просто они опасались наказания.

Итак, моя жизнь превратилась в ад: постоянные ожоги, волдыри и боль в мышцах. Я обнаружила, что не успеваю уворачиваться от вылетающих из очага тлеющих углей и не умею обращаться с горячими горшками. Но я упорно училась и не жаловалась. Да и кому мне было жаловаться? Окружающие меня люди были ни в чем не повинны. Им навязали мое общество. Они и так стоически сносили все мои промахи. Я не позволяла себе плакать даже глубокой ночью, когда подушка смиренно поглотила бы любые посторонние звуки. Никто не должен был меня жалеть. Кроме гордости, у меня ничего не осталось, и я цеплялась за нее, как утопающий за соломинку. Но моя решимость разрушить коварные планы Кларенса только росла и крепла. Я знала, что ни за что не позволю ему разлучить меня с Ричардом и завладеть маминым богатством.

Этому не бывать!

Мистер Хоу считал, что моим мучениям скоро наступит конец, но я не разделяла его оптимизма. Я спрашивала себя, сколько еще меня продержат на кухне? Вероятнее всего, Изабелла и Кларенс ожидали обещанного визита Ричарда, рассчитывая, что он поверит в то, что я по доброй воле покинула Лондон, и помчится искать меня в Тьюксбери, Уорик или еще куда-то, куда ему укажет Кларенс. Но я не была уверена, что даже после отъезда Ричарда Кларенс захочет освободить меня от этой кабалы. «Неужели мне до конца жизни придется влачить столь жалкое существование?» — в отчаянии спрашивала я себя.

Неужели я вообще никому не нужна? Неужели никто меня не хватился?

В одном я была уверена: даже если бы кто-то из моих знакомых меня случайно увидел, он все равно не узнал бы в этой убогой, немытой и нечесаной судомойке с покрытыми шрамами и ожогами руками и перепачканным сажей лицом гордую и элегантную Анну Невилль. Марджери на кухне тоже не появлялась. Она слишком боялась Изабеллу.

На третью ночь своей новой жизни я со стоном опустилась на свой тюфяк и сразу ощутила под ним что-то твердое. Под покровом темноты я заглянула под убогую подстилку. Моя шкатулка! Должно быть, ее передала Марджери, желая напомнить мне, что я не одинока. Я открыла шкатулку и увидела внутри свой часослов. Марджери спасла и его. Я не стала заглядывать под книгу, опасаясь, что содержимое шкатулки напомнит мне о былом счастье и ослабит мою волю. Я и так помнила, что там хранится. Металлическая птичка, с которой я никогда не расставалась, украденные у Ричарда перчатки… Все это не имело почти никакой материальной ценности, но так часто служило мне утешением. Всю ночь я не спала, сжимая в руках шкатулку. Разыщет ли меня Ричард? Когда он появится? А если появится, есть ли у меня хоть малейшая надежда на то, что он меня найдет? Вопросов было много, но ни на один из них я не могла ответить утвердительно. Время шло, и я начинала опасаться, что на все эти вопросы существует лишь один ответ — нет.

Я узнала эту новость из совершенно неожиданного источника.

— Приехал Глостер, миледи, — прошептал мистер Хоу, не шевеля губами и сосредоточенно размешивая густую гороховую похлебку. — Он беседует с моим благородным господином Кларенсом, разрази его гром!

Я изо всех сил вцепилась в край оловянного блюда, чтобы не уронить его на пол. Наконец-то! Но что толку? Ричард здесь, но я ничего не могу поделать. Скоро он все равно уедет, ведь он даже не подозревает, что меня спрятали у него под самым носом. Я покосилась на кухонную дверь. Если я попытаюсь сбежать, успею ли я добраться до гостиной, где находится Ричард, прежде чем меня схватят?

— Даже не думайте об этом, — пробормотал мистер Хоу. — Его светлость Кларенс по всему дому расставил охрану. Вы и шагу не успеете ступить.

Меня охватило отчаяние. Неужели я ничего не могу сделать? Этого не может быть. Возможно, это мой единственный шанс взять судьбу в свои руки, встряхнуть ее и определить ее дальнейший ход? Я должна хотя бы попытаться! Я принялась лихорадочно размышлять над тем, что я могу предпринять.

Ну конечно! У меня под тюфяком все еще лежала шкатулка, в которой под часословом было спрятано то, что могло мне помочь. Наступило время решительных, хотя и опасных действий. Я просто обязана использовать свой шанс, сказала я себе. Уронив блюдо на стол, я покинула кухню под предлогом того, что мне срочно нужно посетить туалет. Когда я вернулась, за засаленным лифом моей блузы были спрятаны роскошные перчатки Ричарда.

— Мистер Хоу, — прошептала я, подходя поближе, якобы для того, чтобы забрать оставленное ранее блюдо, — вы не могли бы кое-что передать его светлости Глостеру? Я вас очень прошу!

Его глаза вспыхнули любопытством. Я не увидела в них отказа.

— Мне очень нужно, чтобы его светлость получил эти перчатки.

Я извлекла перчатки из-за лифа, понимая, что на карту поставлена моя жизнь. Если мистер Хоу откажется, ничто меня уже не спасет… Он наклонил голову и внимательно вгляделся в мое лицо, затем еле заметно кивнул, забрал у меня перчатки и сунул их себе за пояс. В то же мгновение в кухню вбежал мистер Причард.

Все утро повар занимался своими обычными делами, не подавая виду, что между нами что-то произошло. В какой-то момент я заметила, что перчаток за поясом мистера Хоу больше нет. Моя судьба висела на тонкой паутинке надежды на то, что Глостер вспомнит, как я отняла у него эти перчатки, навеки прощаясь с ним в часовне замка Уорик. Он должен их узнать. Он должен меня найти.

День показался мне бесконечным и невероятно тоскливым. Вот уже и вечер.

Моя хитрость не удалась. Никто не пришел мне на выручку.

Скорее всего, Глостер покинул Колд-Харбор, попавшись на удочку Кларенса. Перчатки либо вообще не попали к нему в руки, либо он не узнал их и не вспомнил обстоятельства, при которых расстался с ними. Едва теплившаяся искра надежды угасла. Я обессиленно упала на тюфяк и разрыдалась. «Плевать на гордость! Плевать на то, что мой плач кто-то услышит!» — в отчаянии твердила я.