Сандринхем был огромен и производил впечатление. Построенный из кирпича и камня, с островерхими крышами и широкими окнами, он, как все загородные замки, отличался смешением стилей. В данном случае стиль Тюдоров и георгианский стиль взяли верх над готикой и неоклассицизмом. Филип с готовностью пояснил ей, что замок принца не столь велик и знаменит своей архитектурой, как Гастингс-Хаус. Он, кажется, был весьма горд этим.

Замок был подарен принцу Уэльскому, когда тому исполнился двадцать один год. Вместо того чтобы стать оплотом добродетельной жизни для молодого принца, а затем и его супруги, как на это надеялся его отец, принц Альберт, где бы молодая пара могла вести здоровый образ жизни в тиши сельской Англии, замок стал еще одним Мальборо-Хаусом, где лондонские забавы и утехи успешно продолжались. Более того, в Сандринхеме было куда свободнее пренебрегать добродетелью и здоровыми навыками, ибо географически он отстоял довольно далеко от Лондона и слухи о недостойных инцидентах не сразу доходили до ушей строгой матери-королевы.

Итак, Сандринхем был почти похож на Мальборо-Хаус, но в нем было больше охотничьих ружей, лесных зарослей, дичи и зверья и больше возможностей их подстрелить.

Констанс и Стелла, произведенная в личные горничные молодой госпожи, сидели в экипаже напротив Филипа и его камердинера Оуэна. Констанс так и не знала, имя это или фамилия, но для Филипа это было единственным именем его слуги.

– Это произошло, Констанс, – произнес он странно равнодушным голосом. – В эти два дня мы будем официально приняты в высший круг знати. Теперь нас будут принимать везде. – Он улыбнулся, словно понял, что это надо сделать.

Констанс пыталась, но не смогла уловить хотя бы намек на радость в его голосе. Она же не испытывала ничего, кроме сильной усталости. За неделю до отъезда в Сандринхем герцогиня созвала армию портних, затребовала из Лондона трех белошвеек и отобрала еще семь человек из прислуги и всех засадила за шитье нарядов. Главная портниха, мадам Вандом, частенько забывала о своем французском акценте и переходила на смачный лондонский кокни, когда теряла «чертову иглу» или не находила под рукой «паршивых» брюссельских кружев.

Констанс то и дело примеряла державшиеся на булавках платья для завтрака, платья для ужина и бала, утреннего выхода, костюмы для прогулок пешком и для верховой езды. Герцогиня как-то, перед тем как заказать костюм для верховой езды, устало, но все же справилась у Констанс:

– Надеюсь, ты ездишь верхом?

А в промежутках между примерками Констанс выслушивала бесконечные сплетни о тех, кто будет в Сандринхеме. Не раз ей хотелось в отчаянии закричать: «Кому это интересно!» – когда герцогиня передавала ей пикантные подробности, полученные из вторых, третьих, а то и четвертых уст. Какое Констанс дело до того, что лорд такой-то открыто сожительствует с бывшей пассией принца Уэльского, а тайком – с одной из так называемых скиттлз, девушек из района модных кегельбанов? Или что леди N решилась бежать с австрийским графом, упаковала чемоданы и напрасно прождала его под пешеходным мостом в Гайд-парке, чтобы потом узнать, что это предложение было лишь шуточной расплатой графа за проигрыш в клубе в бридж.

Что бы там ни было, Констанс никак не могла смириться с тем, что должна выслушивать эти жалкие обрывки историй о человеческих ошибках и слабостях.

Наконец когда пришел день отъезда, в ее комнате вдруг появилась горничная от герцога с небольшим жестяным ведерком, в котором лежало что-то завернутое в коричневую упаковочную бумагу.

– Это вам, мисс, от его светлости, – присела перед ней горничная. – Они желают вам доброго пути и посылают вот это. Их светлость герцог считают, что, имея с собой еду, можно всегда чувствовать себя в безопасности. Особенно в дороге. Они собственноручно изволили завернуть для вас сандвичи с маслом и сыром и кекс с изюмом, мисс.

Констанс впервые за последние дни рассмеялась. Она смеялась от собственной усталости, от милой глупости подарка и еще потому, что старый герцог снова проявил к ней доброту и дружелюбие.

С высоко вскинутыми от изумления бровями провожала герцогиня будущую невестку, которая в шляпке с вуалью, в зеленом элегантном дорожном костюме и с бархатным ридикюлем увозила в Сандринхем, кроме четырех сундуков с платьями, еще и жестяное ведерко непонятного назначения.

Путешествие в Сандринхем, сначала поездом, потом в экипаже, оказалось совсем недолгим. Через несколько часов они уже стояли на крыльце королевского замка. Над входом был натянут тент из парусины, а под ним – шеренга слуг в шотландских костюмах, встречающих гостей. Все слуги были как: на подбор – мужчины в клетчатых шотландских юбках, с ногами как стволы деревьев. Они приветствовали гостей, вносили в дом их багаж, провожали приехавших гостей в холл. Если бы понадобилось внести в дом фортепьяно, они как пушинку передали бы его друг другу через плечо, подумала Констанс.

Поскольку Филип и Констанс не были женаты, а всего лишь помолвлены, им отвели комнаты в разных концах замка. На одно мгновение Констанс представила себе, как Филип раздевается в ее присутствии, и это расстроило ее больше, чем она ожидала. Она видела его не иначе как элегантным и лощеным.

К крыльцу один за другим подкатывали экипажи, случались сбои и заминки, ибо многие из гостей не желали выходить из экипажей, не получив всеобщего внимания, и ждали, когда подойдет хотя бы кто-то из хозяев. Дамы обменивались приветственными кивками, и длинные перья на их шляпах выписывали в воздухе невероятные фигуры. Кто-то улыбался, на мгновение встретившись взглядами. Позднее, когда горничные распакуют сундуки и на туго зашнурованные корсеты будут надеты самые новые и модные платья для чая, в гостиной настанет час настоящих встреч и знакомств.

Мужчины станут обмениваться дружескими рукопожатиями и делиться новостями об успехах на рыбалке или на охоте, щедро сообщая, где, в каких местах водится много уток или фазанов. Для настоящего мужчины отдых начинается не ранее вечера, за бильярдным столом со стаканом бренди в руке ив облаках табачного дыма.

Другая сторона таких светских сборищ – это близость к принцу или принцессе, которые могут одарить кого-то своим вниманием, или, наоборот, здесь представлялась прекрасная возможность кого-то игнорировать. Выход из кареты – это только краткий пролог к тем событиям, которые развернутся позднее.

Констанс знала, что она станет объектом внимания. Это напоминало эпизод с вальсом на балу в Каусе. Там принц пригласил ее на вальс, и все сразу узнали, что существует некая Констанс Ллойд, Сейчас она испытывала похожее чувство, видела тех же персонажей, пока не в вечерних туалетах, а в дорожных костюмах, но уже оценивающе поглядывающих на нее.

Филип и его слуга Оуэн ушли в другое крыло дома, куда повел их лакей в белых чулках и, как показалось Констанс, с накладными мускулами на икрах.

Тогда вошло в моду с помощью конского волоса делать ноги толще, мускулистей, ведь платят более высокое жалованье тем слугам, у кого крепкие ноги и рост выше шести футов.

Констанс удивило и даже показалось странным, что в королевских домах слуги по-прежнему носят атласные панталоны и пудреные парики. Следовательно, королевская семья не учла неприятных уроков прошлого столетия и Американской революции, а если на то пошло, то в какой-то степени и Французской.

Констанс и Стеллу провела в их комнату очаровательная молодая особа в голубом платье с кружевной наколкой на головке. Замок внутри был декорирован как охотничий домик, такое количество охотничьих трофеев и портретов самих охотников было развешено по стенам.

Констанс очень понравилась ее комната, небольшая спальня, по-домашнему уютная, вовсе не королевская. Она вдруг уловила аромат цветов, почти забытый, но знакомый, легкий и неуловимый, и слезы навернулись на глаза.

Наконец она нашла цветы кизила: на большом красного дерева комоде с зеркалом, покрытом легкой кружевной салфеткой, в строгой белой вазе стоял большой букет. Охнув от восторга, выронив из рук ридикюль, она подошла к комоду, вдыхая аромат, который не забыла даже за то десятилетие, что прошло с тех пор, как покинута родная Виргиния.

В дверь кто-то постучал. Констанс, не открывая глаз и не отрывая лица от цветов, ответила:

– Входите.

Цветы кизила. Забытые образы снова встали перед ней: мать, подрезающая ветки кизила, растущего перед домом, отец с цветком кизила в петлице.

– Мисс Ллойд? Вам нравится ваша комната?

– Она чудесная, – прошептала Констанс и открыла глаза, повернувшись к двери, уверенная, что разговаривает с горничной.

Перед ней стояла Александра, принцесса Уэльская. Констанс склонилась в глубоком поклоне.

– Ваше высочество…

Но принцесса нетерпеливо махнула рукой:

– Пожалуйста, встаньте, мисс Ллойд. Вам понравилась комната?

Принцесса была само изящество. Ее голубые как сапфир глаза были чисты и прозрачны, словно льдинки, токая кожа была безукоризненной, золотистые кудри собраны наверх, и лишь два колечка, словно невзначай, падали на лоб. В ее голосе с довольно сильным датским акцентом было столько чувства, как у ребенка, который хочет сделать приятный сюрприз.

– Комната прелестная, ваше высочество. Особенно цветы. Я помню цветы кизила с детства.

– Я очень рада. – Принцесса всплеснула руками и улыбнулась, показав красивые ровные белые зубы. – Я знаю, что вы из штата Виргиния, поэтому нашла в Лондоне теплицу, где выращивают кизиловое дерево. Я боялась, что не доставят заказ вовремя, но их прислали сегодня утром.

– Как я благодарна вам, ваше высочество. Меня так тронула ваша забота.

– Выражение радости на вашем лице – это все, что я хотела видеть. Должна сказать вам, что я не англичанка, моя родина Дания. Я тоже испытываю тоску по родному дому и всему, что знала в юные годы. Узнав, что вы прибыли в Англию совсем юной, после того, как потеряли семью, отчетливо представила себе, что вы должны чувствовать сейчас. Надеюсь, эти цветы сделают вас хотя бы немного счастливой и прогонят печальные мысли..

– Я счастлива, ваше высочество. Очень счастлива.

Принцесса улыбнулась и подошла поближе к Констанс.

– Я хочу кое о чем вам рассказать, поскольку это ваш первый визит к нам. Мы пьем чай в пять часов. Гости будут все время прибывать, кое-кто из приехавших предпочтет отдохнуть после дороги, поэтому чаепитие не будет носить такой уж обязательный характер. Мужчины, возможно, захотят завтра утром поохотиться. Ужинаем мы строго в восемь тридцать. Принц любит пунктуальность, я же нет, поэтому не удивляйтесь, что все часы в замке спешат на пятнадцать минут. Дорогой Берти верит, что спешащие часы заставят и меня поспешить, но пока из этого, боюсь, ничего не получилось. Часы в вашей комнате точны.

– Чай в пять, ужин в половине девятого, – повторила Констанс. – Спасибо, ваше высочество.

– О, мисс Ллойд!

– Что, ваше высочество?

– Если вы будете голодны и захотите есть, – принцесса понизила голос, – ешьте за столом как можно быстрее. У нас ужин не длится пять с половиной часов. Мы его заканчиваем очень быстро. Принц съедает все мгновенно, его тарелки иногда пустеют прежде, чем кто-то успевает взять вилку. Если вы голодны, не заводите беседу с соседями справа или с леди через стол. Просто ешьте и все. А теперь отдыхайте, а если захотите выйти к чаю, мы вас ждем через час.

– Благодарю вас, ваше высочество.

Все, что успела сказать Констанс, ибо принцесса уже покидала комнату. Она довольно заметно прихрамывала, говорили, что это было результатом осложнения перенесенного ревматизма несколько лет назад, от которого, как все знали, она чуть не умерла. Болезнь частично лишила ее и слуха. Однако принцесса не позволяла болезням мешать ей выполнять свои обязательства.

Констанс слышала, как она остановилась и постучалась в комнату, выходившую в холл:

– Леди Коллинз? Вам удобно в вашей комнате?

Как странно, подумала Констанс, глядя на цветы. Как, однако, все это странно.

Чаепитие в гостиной оказалось совсем обычным, почти рядовым событием, хотя Констанс затянула себя в узкое платье из кремового и коричневого шелка с вырезом каре и воспользовалась серьгами герцогини. Возможно, такая атмосфера за чайным столом объяснялась присутствием принцессы Уэльской или именно поэтому общение оказалось удивительно приятным. Она царила за столом так незаметно и деликатно, была так приветлива, что женщины позабыли о вечном чувстве соперничества друг с другом, были милы и уступчивы.

За столом была также леди Коллинз, чья комната была близко к комнате Констанс, прекрасная рассказчица с живым чувством юмора, а также пожилая дама леди Трент, совершенно потрясенная тем, что присутствует здесь. Она все время улыбалась и восторгалась всем, что видела перед собой, – от мармелада до колец для салфеток. Салат из омаров, который всегда подавали к чаю по распоряжению принца, привел ее в восторг, граничащий с экстазом. Остальных женщин Констанс не знала и не запомнила их имен, когда ее знакомили.

Но эту нельзя было не заметить. В гостиную вошла молодая женщина, стройная блондинка с такими легкими и светлыми волосами, что они как нимб сияли вокруг ее головы. У нее была быстрая легкая походка, будто она скользила, а не ступала по полу. Ее поклон принцессе был образцом изящества и грации. Констанс тут же узнала в ней леди на портрете в Гастингс-Хаусе.

– Виола, моя дорогая кузина, – защебетала Абигайль Мерримид, элегантная молодая особа, которая была замужем, как Констанс узнала из разговоров, за престарелым маркизом.

Леди Мерримид могла бы быть классическим образцом английской красавицы, блондинки с карими глазами. Но ее тонкий нос был чуть длинноват, хотя и безупречно прям. Зубы, как, увы, это часто случается у англичанок, тоже были классически английскими, выступая вперед, но, к досаде леди, были желтоватого цвета. Это, однако, мало портило ее. Она редко улыбалась и произносила фразы не длиннее пяти слов. Было ли это ее естественным стремлением не привлекать внимания к недостаткам своей внешности или это объяснялось природной скромностью, уже не имело значения, ибо все это ей очень шло.

Однако очаровала Констанс не она, а Виола. Констанс вспомнила, как старый герцог говорил о том, что Виола и Филип созданы друг для друга. Увидев теперь Виолу, она не могла с этим не согласиться. Кузина Абигайль была красива и элегантна. Блистательна.

Пока Констанс раздумывала обо всем этом, Виола смело подошла к ней.

– Мисс Ллойд? – Она протянула Констанс руку. – Здравствуйте. Мне кажется, мы скоро породнимся. Я Виола Рэтботтом и на сегодня помолвлена с Диши.

– На сегодня, мисс Рэтботтом? – переспросила Констанс, когда Виола села рядом.

– Да. Мне кажется, это наша уже четвертая помолвка.

– Пятая, – поправила ее Абигайль Мерримид. – Не забывай о рождественском бале.

– Господи, я все время забываю об этом. Хотя это правда. Мы с Диши помолвлены в пятый раз. И я искренне надеюсь, что сегодня наконец дело дойдет до венчания. – Виола снова повернулась к Констанс: – Скажите мне, что вы думаете о нашей с вами будущей свекрови?

– Что ж, – осторожно начала Констанс, – она действительно неповторима.

Виола улыбнулась, а Констанс невольно подумала, что напрасно художник написал ее такой серьезной, когда у нее просто очаровательная улыбка. Лицо Виолы просто светилось.

– Неповторима. Пожалуй, этим много сказано, – согласилась Виола. – Я знала ее всю свою жизнь. Наши угодья граничат с землями Гастингс-Хауса. Я знаю Филипа всю свою жизнь.

– Диши тоже будет здесь? Правда, герцогиня мне ничего об этом не говорила.

– Нет. Видите ли, Диши немного странновато ведет себя, когда речь заходит о светских раутах. Они представляются ему своего рода пыткой. В этом он похож на своего отца. Потому герцогиня и возлагает все свои надежды на Филипа. Мы с Диши официально не объявляли о помолвке, просто в этом не было необходимости.

Констанс нашла ситуацию несколько странной: помолвленная девушка появляется на светском приеме без жениха. Кроме того, ей показалось, что Виола не расположена, к тому, чтобы рядом с ней находился ее будущий муж, ни сейчас, ни вообще в будущем. Виола, видимо, хотела еще что-то добавить, но леди Трент, сидевшая недалеко, с восторгом, как к святыне, прикоснулась к подушке, на которой сидела.

– Эта бахрома! – прошептала она. – Она великолепна! Я такой еще не видела. Подумать только, королевская бахрома! – Леди Трент протянула подушку Констанс. – Попробуйте, какая шелковистость, дорогая. – Но Констанс вежливо отказалась.

В это время Виола уже обсуждала со своей кузиной общих знакомых.

Все женщины были безукоризненно вежливы с Констанс, подражая принцессе. Никто не рассказывал истории о пьяных гувернантках и вульгарных американцах. Констанс более не удалось поговорить с Виолой.

После чая большинство дам разошлись по своим комнатам отдохнуть и переодеться к ужину. Констанс же решила посетить библиотеку. Получив разрешение и напутствие, как найти библиотеку, она, не переодеваясь, направилась туда, чтобы найти для себя какую-нибудь книгу.

Тяжелая дверь медленно отворилась под ее усилиями, и Констанс тут же почувствовала запах старинных кожаных переплетов и пожелтевшей бумаги, который она находила чудесным. Это была не просто библиотека, а хранилище всего, что было читано и перечитано в этих стенах.

В библиотеке царил полумрак, солнце клонилось к закату и запуталось среди ветвей деревьев, рассеянным светом падая на лужайку. Вздохнув, Констанс переступила порог.

– Мисс Ллойд!

Мужской голос был таким тихим. Она узнавала и не узнавала его. Неужели ей послышалось?

– Констанс.

Она испуганно охнула.

– Джозеф, – воскликнула она, прежде чем увидеть его воочию.

Его костюм нуждался в утюжке, галстук был сбит набок: видимо, он пытался его ослабить, когда читал. Прядь каштановых волос, как всегда, упала на лоб, и ее позолотили лучи уходящего солнца. Джозеф тряхнул головой, по привычке пытаясь отбросить ее со лба. Он пришел в себя быстрее, чем Констанс.

– Как я рад снова видеть вас, – сказал он искренне.

Констанс решительно пересекла комнату с протянутой для рукопожатия рукой, словно они были деловыми партнерами. Он на мгновение заколебался, но потом пожал протянутую руку.

– Надеюсь, с вашими делами в Шотландии все хорошо.

Голос у Констанс был неуверенный, она смотрела в его глаза, в которых играли отблески закатного луча. Как часто она думала о нем в последние две недели, вспоминала его лицо или какое-нибудь особо запомнившееся ей выражение на нем. Ему незачем знать, как часто она думает о нем.

– Все хорошо, спасибо.

– Я очень рада. – Она глубоко вдохнула в себя воздух. – Что вы читаете?

Какое-то мгновение он просто смотрел на нее, словно не слышал, что она сказала, а затем быстро выпрямился.

– Простите? Боюсь, я не расслышал, о чем вы спросили.

– Я просто спросила, что вы читаете.

– Читаю? А, вы имеете в виду эти книги. Это книги по химии. Да. Простите, я просматриваю кое-что по химии из того, что имеется в библиотеке принца.

– Вы в этом уверены?

Его смех нарушил тишину библиотеки.

– В определенной степени да.

– А если я загляну в них, то не увижу вдруг в качестве иллюстраций изображения французских циркачек?

– К сожалению, кто-то уже до меня вырвал эти страницы. Поэтому я ограничился книгой Листера.

– Что же говорит нам славный профессор Листер?

– Он говорит, я буду цитировать его, возможно, неточно, что нам всем надо мыть руки.

– Он весьма ученый человек.

– Да.

Снова наступила пауза, хотя она не была для них неловкой или обременительной. Голос Джозефа казался напряженным.

– Как вы привыкаете к новому образу жизни? Вы, кажется, весьма довольны. Во всяком случае, вам удалось получить приглашение принца Уэльского.

– И вам тоже, Джозеф. Вы никогда не говорили, что вхожи в столь высокие круги общества. – Она опустила руки и крепко сжала ладони.

А потом глаза их встретились, и встретились по-настоящему, как никогда прежде. Оба не, двигались, словно застыли во времени. Констанс видела, как смягчился его взгляд и выражение лица. Незаметная ямочка в углу ее рта привлекла его внимание, и, как он и ожидал, она не выдержала и улыбнулась.

– Ну хорошо, – запинаясь, произнес он.

В голове его одна мысль перебивала другую: продолжать ли смотреть на нее или вернуться к книгам по химии, к тому, чем он занимался, пока она не вошла в библиотеку.

Но он не мог этого сделать. Словно невидимая сила удерживала его от любого движения. Констанс была обольстительной. Ее лицо сияло даже в полутьме библиотеки. Тем более обольстительной, что сама она не осознавала силы своего обаяния.

– Принцесса поставила в моей комнате цветы кизила, – вдруг сказала Констанс.

Джозеф перестал барабанить пальцами по столу.

– Простите?

– Принцесса Уэльская поставила мне на комод букет цветов кизила.

– Кизила? – Но он тут же вспомнил эти цветы. Он видел их, путешествуя по Америке. – Кизил из Виргинии. Как это похоже на принцессу, найти что-то, что может быть приятно гостю.

– Она всегда так мила?

– Ко мне всегда. Она находит для меня, книги, которые, по ее мнению, могут интересовать меня, и кладет их на столик у моей кровати. В последний раз это был журнал для красильщиков столетней давности, где сообщалось, как готовить красители из насекомых и диких ягод. Была еще книга древних кельтских сказаний.

Они снова помолчали, не зная, о чем еще говорить, и остро ощущая свою близость друг к другу.

– Вы счастливы, Констанс? – спросил он вполголоса.

– Я… я не знаю, – ответила Констанс. – Но сейчас, в этот момент, я счастлива.

В это мгновение земной шар перестал вращаться вокруг своей оси, все исчезло, осталась лишь эта комната и они в ней.

Констанс ощутила его дыхание на своей щеке, когда он наклонился к ней, и сама сделала шаг навстречу. Неожиданно, но и неизбежно их губы слились в поцелуе.

Никогда еще она никого не целовала так и никогда никто так не целовал ее. В ту ночь в разрушенной таверне был момент, сблизивший их, но сейчас, после двухнедельной разлуки, все чувства внезапно обострились и заставили их забыть о многом, ввергнув в огненную пучину.

И были эти чувства ей незнакомы. Констанс казалось, словно земля ушла из-под ног, но она не падает, потому что кто-то поддерживает ее. Она не испытывала неловкости, которая всегда возникала в тех редких случаях, когда губы Филипа касались ее щеки. Тогда она ощущала все, что происходило вокруг, слышала щебет птиц, стук конских копыт.

Теперь же все сосредоточилось на Джозефе. Она чувствовала только его близость, запах чистой мужской кожи и свежесть ветров, на которых он любил бывать, чувствовала его губы, такие ласковые и теплые для столь мужественного и сильного мужчины, каким был он, чувствовала его легкое дыхание на своей щеке.

Он сделал движение, и ей показалось, что он сейчас отстранит ее. Это была ужасная минута. Но он еще крепче прижал ее к себе, не отрывая губ.

Когда она почувствовала во рту кончик его языка, она еле заметно вздрогнула, но его нежные движения успокоили ее. Все это не показалось ей странным, как будто они всегда так целовались.

Но внезапно он отпрянул от нее.

– Нет, – промолвил он. – Нет.

Она была словно в странном сне, ноги и руки отяжелели.

– Констанс, мы не должны.

Голос его звучал как будто издалека, едва достигая ее сознания, разрушая тот прочный заслон морали, который, как оказалось, она сама поставила.

– Пожалуйста, Джозеф.

Неужели это ее голос, низкий, хриплый?

– Нет. – Голос Джозефа был тверд и непреклонен.

И вместо того, чтобы продолжить разговор, он захлопнул огромный фолиант, который читал, и стремительно покинул библиотеку. Когда свет в библиотеке совсем померк и она осталась одна, его шаги долго еще звучали в ее ушах.

* * *

Джозеф быстро шагом пересекал лужайку, пытаясь как можно скорее снова обрести здравомыслие.

– Смит! Смит! Ах ты, негодник.

Джозеф остановился и сделал глубокий вдох.

– Филип, – наконец собрался он с духом и повернулся навстречу другу.

– Я понятия не имел, что ты здесь. – Филип был искренне рад встрече, и Джозеф не мог не ответить ему тем же.

– Всё решилось в последнюю минуту.

– Понимаю. – Филип сунул руки в карманы. – Чудесный день, ты не считаешь?

– Да. Правда, я провел его не выходя из дома, но с тобой согласен. А теперь извини меня, я спешу.

– Неотложные дела? Надеюсь, никаких неприятностей? У тебя вид, будто что-то стряслось.

– Нет-нет. Разумеется, ничего не произошло. Все в порядке.

– Отлично, – кивнул Филип, глядя куда-то под ноги. – Мама очень рада, что я получил приглашение принца.

Джозеф наконец улыбнулся.

– Представляю себе. Да и ты тоже рад.

Филип промолчал и стал носком сапога ковырять дерн. Затем каким-то неловким жестом провел по губам, словно обдумывая, что ответить, и когда наконец сделал это, слова вырвались спонтанно:

– Собственно, что такого необычного в том, что я здесь?

Джозеф не понял его.

– Прости, что ты сказал?

– Я хочу сказать, что здесь все та же компания, что и в Лондоне или в любом другом месте.

– Ты меня удивляешь, Филип. Я полагал, что ты будешь рад-радешенек попасть сюда.

– Отнюдь не так. Все это бессмысленно.

Джозеф недоуменно заморгал.

– Филип, мне трудно поверить в то, что ты говоришь.

– Ты здесь, ручаюсь, по какому-то делу, а не в поисках развлечений?

– В каком-то смысле да. Почему ты спрашиваешь?

– Тебе нравится твое дело, не так ли?

– Да. Я получаю от него огромное удовольствие.

– Я тебе никогда этого не говорил, но я завидую тебе. И всегда завидовал, мне кажется. У тебя есть какая-то цель, ты знаешь, куда тебе надо идти. Даже в детстве ты, казалось, это знал. Одному Богу известно, как это тебе удалось.

– Мое чувство цели не так уж развито, – признался Джозеф, вдруг поразившись своим словам. – Во многих случаях я и сам не знаю, что делаю.

– Нет, ты не понял, что я имею в виду, – возразил Филип, подняв глаза.

Джозеф впервые заметил под ними темные круги.

– Ты волен делать все, что захочешь, видеться с тем, с кем хочешь, идти дорогой, которую выбираешь сам.

Джозеф промолчал, озадаченный откровенностью Филипа.

– Знаешь, Смит, мне очень нравится Констанс. Я хочу, чтобы ты это знал. Что бы там ни было, она мне нравится.

Джозеф с трудом проглотил слюну, произнося:

– Она замечательная женщина, и тебе повезло.

– Повторяю, она мне очень нравится, но она заслуживает другого, а не меня. Лучшего. Она так умна, сообразительна, полна жизни.

– Согласен, – охотно подтвердил Джозеф.

– Ты знаешь, что Виола тоже здесь?

– Нет. Неужели? Я не видел ее.

– Виола здесь и ее противная кузина тоже.

– Абигайль? – спросил Джозеф дрогнувшим голосом.

– Прости, я кое о чем забыл. Дело в том, что Виола и Диши опять помолвлены.

– Опять? Ты думаешь, что на этот раз уже окончательно?

Филип пожал плечами:

– Кто знает? Ну хорошо, я вижу, ты спешишь, и я не смею задерживать тебя.

– Подожди минуту. – Джозеф положил руку на плечо друга. – Что гнетет тебя? Ты приглашен к принцу, у тебя красавица невеста, и ты скоро станешь членом парламента. Но я никогда еще не видел тебя в таком удрученном состоянии. Не надо притворяться, я слишком хорошо тебя знаю. Я не видел тебя таким несчастным с того дня, когда Скаффи Уильямс сломал твою крикетную биту.

Филип даже не улыбнулся.

– Расскажи, что с тобой, – настаивал Джозеф.

– Черт побери, – хрипло выдохнул Филип. – Я не хочу быть здесь, не хочу жить по указке матери. Хочу быть свободным и совершать собственные ошибки.

– Тогда сделай это.

Филип горько рассмеялся:

– Думаешь, это так просто?

– Конечно, не просто. А разве сейчас тебе легко? – Филип покачал головой. – Ради Бога, Филип. Послушай меня. Ты должен делать все, чтобы быть счастливым. И у тебя есть пока время осуществить свои мечты. А они у тебя есть, я знаю. Не позволяй им увянуть, превратиться в шелуху. Иди своей дорогой.

– Но моя мать…

– С ней будет все в порядке.

– У меня есть обязательства.

– Только перед самим собой. Ты никому ничего не должен. Но если не перестанешь пренебрегать своими талантами и желаниями, то потеряешь себя. А однажды потеряв, ничего уже не вернешь.

Наконец Филип поднял голову и прямо посмотрел в глаза другу. Он ничего не сказал Джозефу, лишь еле заметно кивнул, а затем повернулся и зашагал к дому.

Джозеф долго еще стоял на лужайке, раздумывая, кому он только что прочел лекцию – своему другу или самому себе?

Если чаепитие в пять пополудни оказалось приятным и естественным событием, то ужин по своей церемонности был подобен балету. Вначале все собрались в отделанной деревянными панелями гостиной, чтобы выпить хереса из граненых хрустальных рюмок. Более одной рюмки считалось бы предосудительным даже в столь беспутном обществе, как это. Когда наследные принц и принцесса вошли, мужчины чинно поклонились, а дамы присели в глубоком реверансе. Затем все снова разошлись.

Констанс остро чувствовала близкое присутствие Джозефа. Из всех мужчин она выделяла его и, возможно, принца Уэльского. Когда все собрались вокруг принца, Филип, подчеркнуто молчаливый, остался в стороне. Констанс даже встревожилась, не заболел ли он, такой отстраненный был у него вид. Но от нее не ускользнуло и то, что он почти не сводил глаз с Виолы Рэтботтом.

– Мисс Ллойд… – Джозеф, улыбаясь, подошел к ней.

Он выглядел очень изысканно в своем парадном фраке. Волосы были зачесаны назад. Констанс впервые видела его так элегантно причесанным, и нашла на редкость красивым.

– Мистер Смит, – в свою очередь, приветствовала его Констанс, и тоже не смогла удержаться от улыбки.

– Вы так сегодня красивы, Констанс. – Он сказал это очень серьезно и так тихо, что только она могла его услышать.

На мгновение Констанс закрыла глаза.

– Спасибо, – прошептала она.

Ее платье из переливающегося серебристого шелка было не хуже, чем у других дам. И за это она мысленно поблагодарила герцогиню, заставлявшую, ее часами стоять, неподвижно на примерках. Все это оправдалось. Она, Констанс, показалась ему красивой.

– Мисс Ллойд? – Она услышала уже другой голос и, открыв глаза, увидела перед собой полное лицо принца Уэльского.

– Ваше высочество. – Констанс присела в поклоне, стараясь не опрокинуть на платье рюмку с вином.

– Надеюсь, я не разбудил вас, мисс Ллойд. – сказал принц и лукаво подмигнул ей. – Рад видеть и вас, Смит, старина.

– Ваше высочество, я бесконечно рад. – Джозеф поклонился, но не так подобострастно, как многие другие, и, конечно, не так, как Филип.

– Вы нашли нужную вам книгу? – Принц обращался к Джозефу, а смотрел на Констанс.

Какой приятный, общительный человек, подумала девушка, глядя на лицо принца. Конечно, он не красавец: глаза навыкате, круглое лицо, жидковатые бакенбарды, ни малейшего намека на талию. Голос у него был необычным, почти горловым. Букву «р» он произносил раскатисто, по-тевтонски, а не по-английски, хотя родился, разумеется, в Англии. Его отец, принц Альберт, был немцем. Сам принц в детстве и отрочестве был изолирован от своих английских сверстников, и ему было запрещено играть с ними.

– Я нашел книгу, сэр. – На этот раз Джозеф не сказал «ваше высочество», и на мгновение Констанс испугалась, что он будет за это наказан.

Но принц не обратил на это внимания.

– Прекрасно, Смит, рад это слышать. – Затем принц опять обратился к Констанс: – Мисс Ллойд, как вам у нас нравится?

– Здесь все замечательно, ваше высочество. – Краем глаза Констанс видела, что Филип смотрит на них, но, вместо того, чтобы подойти к ней – в конце концов, она разговаривала с его высочеством, – Филип подошел к Виоле, которая стояла у камина.

– Я искренне рад слышать это, мисс Ллойд. Моя жена сказала мне, что ей удалось достать для вас какие-то особенные цветы. Это так?

– Да, ваше высочество. – Констанс улыбнулась и получила в ответ улыбку. – Это был такой приятный сюрприз. Я давно не наслаждалась запахом этих цветов моего детства.

Лакей в ливрее остановился посреди гостиной и, ударив в гонг, провозгласил:

– Ваше высочество, дамы и господа, ужин подан.

– Что ж, – промолвил принц. – Позвольте? – Он подставил ей локоть.

Констанс не сразу поняла, что следует делать, хотя принц просто изъявил желание повести ее к столу.

Они открыли шествие. За ними последовали другие пары строго по рангу. Констанс, не выдержав, усмехнулась.

– Что вас так рассмешило, мисс Ллойд? – спросил принц, наклонившись к ней.

– Признаться, ваше высочество, я не посмею сказать вам о том, что мне вдруг пришло в голову. Это недостойно ваших ушей.

– О, тем более скажите! Я буду ужасно разочарован, если вы немедленно не скажете мне, что вас рассмешило.

– Это приказ?

– Несомненно. Под страхом наказания… Это что-нибудь нехорошее?

– В таком случае я вам скажу, ваше высочество. Я нахожу чрезвычайно забавным, что именно я рядом с вами возглавляю шествие таких высоких и важных особ.

– И это все? – Принц был явно разочарован.

– Не совсем все, ваше высочество. Я подумала, что, как гувернантка, в последний раз я входила во главе большой толпы только в детскую.

– Что ж, надеюсь, мы окажемся более воспитанной толпой, мисс Ллойд.

В это время один из джентльменов, оступившись, задел громогласный гонг, который со звоном ударился о мраморный столик.

– Я бы, ваше высочество, не поручилась за это, – тихо промолвила Констанс.

Только она произнесла это, как принц, остановившись на пороге огромной столовой, откинул голову назад и громко, от души расхохотался.

Никто не слышал, что сказала принцу Констанс. Недоумение и безмолвный вопрос в глазах всех так и остались без ответа, но все поняли, что принц, бесспорно, доволен обществом своей дамы. Лишь один человек понимающе улыбнулся. Это был валлиец Джозеф Смит.