Мне предстояло провести еще один день в этом фантастически прекрасном, нереальном мире в самом центре Европы. Но, к сожалению, Париж, как никакой другой город на белом свете, способен повергнуть вас в депрессию из-за сознания вашего абсолютного одиночества. Смотреть на целующиеся парочки, которые бродят по бульварам и набережной Сены, довольно грустно, когда с тобой рядом нет подруги, скрашивающей праздное времяпрепровождение. Пока я брел по аллее Тюильри, мне казалось, что я то и дело натыкаюсь на счастливых любовников, невольно тревожа их своим появлением. И от этого досада у меня только усиливалась.

Лежа на кровати, которая, как всегда, была слишком короткой для моего роста, в тесной сумрачной комнатке отела «Костез», я смотрел рэгби, пытаясь предугадать исход матча, когда раздался телефонный звонок.

– Чарли, это Кара. Ты не спишь?

– Нет.

– А как наш мистер Клегг?

– У него чуть не случился инфаркт, но, к счастью, он выжил.

Она засмеялась:

– Примерно этого я и ожидала.

– Тебе повезло, что с ним ничего не произошло, иначе нас могли бы привлечь к суду за такую выходку.

– Не понимаю, о чем ты. Я абсолютно не виновата. Ты, может быть, путаешь меня с Зули?

Я вспомнил, что Зули ходила в халате около часа.

– Ну что ж, возможно.

– А ты был просто потрясающ, – добавила Кара. – Я тобой горжусь.

Я довольно хмыкнул.

– Так вот, Чарли, как насчет вечеринки?

Она объяснила, что речь идет о приеме, который устраивал дизайнер Жан Ив Миллинер. Туда были приглашены Зули и Сьюзан, все так называемые богини древа «Мейджор моделз». Я выразил опасение, что Клегг тоже может там появиться, но все равно готов был пойти куда угодно, лишь бы не пялиться больше в одиночестве в экран телевизора в пустом номере отеля.

Особняк, в котором ожидал гостей Миллинер, был построен как раз в те времена, когда Людовик XIV стремился любыми способами затмить в роскоши всех своих соперников и доказать, что никто не имеет права тратить больше, чем позволял себе тратить он сам. Рассматривая безумные фрески в стиле рококо, я постепенно начинал понимать, отчего большей части владельцев таких особняков спустя полстолетия после смерти Короля-Солнце пришлось закончить свою жизнь на гильотине. Вспомнились мне и почти вошедшие в поговорку и лишенные всякой иронии слова невинной в своем царственном невежестве Марии Антуанетты: «У них нет хлеба, так пусть едят пирожные». Должно быть, на столе благородных господ хлеба тоже не было, зато всегда в избытке имелись торты и пирожные.

В тот вечер я съел немало тостов и тарталеток, но еще больше икры, устриц, фуа гра, семги и шоколада. Я сидел между Карой и милой цветущей сорокалетней дамой, чем-то напоминающей мне мистера Клегта в ее усилиях много и «правильно» говорить по-английски. Когда внутри у меня поднималось глухое раздражение в ответ на то, как немилосердно она коверкала мой родной язык, я заставлял себя быть снисходительным, вспоминая, что и сам не блещу знанием иностранных языков и когда-то пережил в качестве наказания за нарушение школьной дисциплины на уроке французского сущую муку в виде заучивания наизусть какого-то пассажа из романа Флобера.

– Да, – мечтательно продолжала дама, любезно кивая мне, – прелестный вечер. Прелестный.

Ее акцент усиливался с каждым выпитым бокалом шампанского, но я уже перестал замечать его, погрузившись в разглядывание гостей за столом.

Стол был необычайно длинный, а хрустальная люстра, висевшая над ним, поражала воображение даже очень избалованных фантазеров, ибо она была размером с «фольксваген».

Зули сидела на противоположном конце в компании какого-то гонщика «Формулы-1» и ребят из группы «Ю-Ту», а Сьюзан оказалась между Гектором Д'Аннунцио, смугловатым, длинноволосым и весьма привлекательным фотографом из «Вог», и Клеггом, без которого, разумеется, не обошлось. Клегг, впрочем, выглядел несколько вялым и как будто все еще не оправившимся от «кровавого шока». Однако пилон много, болтал с Зули и ел икру не ложкой, а платиновой «Экспресс-картой», загребая деликатес из хрустальной чаши огромными порциями.

– Если хотите знать, никакой другой металл не подходит для того, чтобы есть икру, – объявил он, довольный тем, что все обратили на него внимание.

Он подмигнул сначала Каре, потом мне.

– Я не пробовал, поэтому вряд ли могу судить, – отозвался я.

Он рассмеялся и продолжил трапезу.

Д'Аннунцио флиртовал со Сьюзан и Карой, но был холоден как лед. Его отчужденность внушала мне тревогу, а голос, каким он произносил одни и те же ничего не значащие фразы, звучал механически утомленно. И лишь позднее я понял, что это его обычная манера держаться с супермоделями. Он знал, что излишние восторги и внимание не только могут не прийтись им по вкусу, но часто лишь раздражают, тогда как сдержанность и замкнутость способны возбудить их любопытство. Каждые пять минут Гектор встряхивал своей пышной гривой и щелкал кого-нибудь крошечной серебряной фотокамерой, висевшей у него на шее. Девушки всякий раз очень оживленно реагировали на это, камера заставляла их быть в тонусе.

Мне посчастливилось познакомиться еще с одной девицей, явно гордившейся псевдобританским произношением, которое больше всего напоминало мне некоторые песни Мадонны, но, как я и предполагал, она приобрела его не в Британии, а в Канаде. Потом мы поднимались по какой-то лестнице, покинув обеденный зал, и красотка упорно поднимала юбку выше, чем требовалось, чтобы переставлять ноги по ступенькам. Возвратившись к столу, я заметил, что Кара беседует по телефону, а Клегг, уже изрядно напившийся, блаженно смотрит вокруг.

Я сожалел, что мне не нравятся наркотики. В прошлом я мог выкурить сигару с марихуаной и почувствовать себя таким же счастливым, как дамы и кавалеры, изображенные в этом доме на фресках. А сейчас меня тянуло только опустошать один за другим бокалы дорогого шампанского, чтобы заглушить чувство одиночества и неприкаянности после трехчасового пребывания в столь непривычной для меня атмосфере.

Моя новая знакомая вновь присоединилась ко мне, и теперь она казалась мне гораздо привлекательнее, настоящая бимбо. У нее был профессиональный талант сексуального обольщения. Я пытался исправить ее произношение, а она рассказывала мне о новом самолете, который собирался купить ее муж. В конце концов, мы оказались так близко друг к другу, что она недвусмысленно пожала мое запястье. Надо полагать, в следующие несколько минут девица положила бы мне руку на колено, но, несмотря на мое опьянение и присутствие рядом красивой развязной женщины, я не выпускал из виду Кару.

– Ты думаешь, он опасен? – произнесла она, прижимая к уху маленькую черную «Моторолу».

Я насторожился и стал слушать дальше.

– О Господи! Хватит!

Она опять замолчала, внимая своему оппоненту, и я придвинулся ближе, чтобы гул и шум других голосов за столом не мешали разобрать то, что она скажет в следующую минуту.