Пролог

Оранжевые лучи вечернего аризонского солнца, льющиеся сквозь раскрытые окна дома, золотым контуром рисовали силуэт молодой женщины, напряженно всматривающейся в экран телевизора.

Показывали футбольный матч профессиональной лиги.

По коротким репликам, которые то и дело слетали с ее уст, выходило, что женщина хорошо разбирается в происходящем на поле.

На вид ей было лет 25. Высокая, стройная, с большими серо-голубыми глазами, осиной талией и слегка полноватой грудью, рыжеволосая красавица выглядела необыкновенно привлекательно в своей увлеченности зрелищем.

Она стояла перед телевизором, чуть подавшись вперед. Ее корпус, ноги, руки, голова находились в движении, как будто это изящное создание хотело помочь играющим здоровенным парням.

— Барт! Ну не тащи ты этот проклятый мяч! Отдай же пас Джо! — вопила она, подпрыгивая на месте, то прижимая кулачки к груди, то потрясая ими. Глаза ее пылали азартом, дыхание было прерывистым.

На экране показывали стремительно бегущих игроков, пытающихся сбить с ног нападающего, мчавшегося с мячом к зачетному полю.

Стадион торжествующе загудел, завопил, засвистел, когда спортсмен приземлил мяч за заветной чертой. Догоняющие и защищающие лидера футболисты обеих команд по инерции попадали друг на друга, образуя разноцветную кучу. Сейчас, после финального свистка, они медленно поднимались с поля, вымотанные до предела этой жесткой игрой. В ссадинах и синяках, некоторые прихрамывая, они отправились в раздевалку.

Режиссер крупно, для интервью, взял героя матча Джонни Кью. Мокрое от пота, усталое лицо, горящие от возбуждения глаза, речь быстрая, прерываемая коротким, частым дыханием, — все говорило о том, что этот человек отдал игре максимум сил, но был бесконечно счастлив победой.

Женщина, а это была Сесиль By, с досадой нажала на кнопку и выключила телевизор. После недавней травмы Джонни, которая произошла на ее глазах, она о многом передумала. Его бесшабашная решимость по-прежнему участвовать в этой зверской игре, где жизнь человеческая порой висит на волоске, заставила Сели дать себе слово не только не встречаться с Джо, но и не смотреть матчи с его участием. И вот, опять она не выдержала!

Нарушив клятву, Сесиль вновь, в который раз, задумалась, а права ли она, отвергая навсегда человека, которого полюбила. Возможно ли вообще вычеркнуть из жизни друга, которого знала много лет? Оставить мужчину, о замужестве с которым мечтала все последнее время.

Свою любовь и планы на будущее еще недавно она строила на фундаменте дружбы, а удивительное искусство Джонни в постели оказалось для нее неожиданным, приятным приложением. Это была еще одна нить, связывающая их так крепко друг с другом. Сила ее в его чувств не вызывала сомнений, их союз в перспективе выглядел вполне основательным. Как же могла она решить, что способна избавиться от любимого, как от засохшей ветки на дереве? Это просто смешно, она сумасшедшая. Разве может быть что-нибудь хуже, чем нынешние страдания. Целый ворох ее опасений за безопасность Джо в последующие годы не сравнится с переживаниями за любимого в течение одного матча.

Былая решимость пошатнулась, Сеси начала мечтать о возвращении к Джонни Кью..

Сомнения… Почему она считает, что может, когда ей вздумается, вернуться и Джон раскроет перед ней свои жаркие объятия. Законный вопрос!

При расставании, в матине, он держался холодно, твердо и зло. Обвинив ее в том, что она не понимает ни настоящей любви, ни призвания женщины, Джонни говорил так, словно ненавидел ее. Возможно, у нее нет никаких шансов надеяться, что теперь он поведет себя по-другому.

Сесиль подумала, что погубила себя в его глазах, испугавшись принять его сторону, связать с Джо свою жизнь. В таком случае возвращаться было нельзя. Она ему не нужна, с горечью решила женщина, тем более со своей точкой зрения на жизнь и желанием отстаивать ее. Сомнения, сомнения, сомнения…

Временами Джонни ненавидел Сесиль. Почему она так поступила с ним? — задавал он неразрешимый вопрос. Сначала приблизила к себе — потом оставила. Может быть, она все еще любит своего бывшего мужа? Не может забыть его?!

Джон чувствовал себя отвергнутым, униженным, оскорбленным. Выходит, завоевать ее любовь невозможно?

В таком возбужденном, гневном состоянии он пребывал последнее время и выходил на футбольное поле, а это вредило игре. Гнев придавал ему настойчивости и энергии, но из-за излишней эмоциональности страдала точность действий на стадионе.

Передачи, которые он делал, зачастую уходили за партнера или получались слишком сильными, и принимающий не мог взять мяч. Джон выступал неровно, хотя прежде этот недостаток за ним не замечался.

Сейчас гнев поутих, оставив Джонни опустошенным, наедине со своей болью. Злиться на Сеси было бесполезно, да и не за что. Ведь она предупреждала, пыталась предотвратить некоторые опасные для него события, как только осознала, насколько глубоки были его чувства. А он тогда безмятежно твердил, что ему все по плечу. Каким он был наивным!

Джонни считал, будто уже прошел все испытания любви. И тут же обнаружил, что ему предстояло нечто пострашнее, чем его прежняя, тайная, неразделенная любовь к этой женщине. Джонни никогда даже не представлял себе, что боль бывает такой мучительной, что можно так тосковать без любимой, испытывать такое томление тела. Сеси ему не хватало не только физически, но и духовно. Джон потерял сон, стал нервным, раздражительным.

Один образ, одна мысль о Сесиль вытеснили из головы все остальные. Жизнь без нее казалась несчастьем…

 

Глава 1

Сесиль устроилась поудобнее в глубоком кресле, чтобы насладиться утренним кофе. Несмотря на ранний час, знойное марево уже висело в предгорье Кэмелбэка, наиболее примечательной горы в цепи безжизненных высот, что окружают город Финикс и земли по берегам реки Солт Флэт. «Долина солнца» — такое название придумали для этих мест туристические агентства.

Сесиль считала, что название «Долина солнца» очень подходит этим местам, каковы бы ни были коммерческие расчеты людей, его придумавших: летом ртутный столбик здесь почти каждый день переваливает за сто градусов по Фаренгейту. Сейчас стоял июнь — в иных местах нежаркое начало лета — в Финиксе же все уже пылало жаром. Вот почему она назначила сегодняшнюю встречу с Томасом Мэлдоном на половину десятого утра. Она решила, что лучше не выезжать из дома после полудня.

Размышляя о Мэлдоне, она вздохнула. В сотый раз она задала себе один и тот же вопрос: о чем он собирается с ней говорить. О ненадежно организованной в команде системе страхования игроков или о назначении пенсии за Роби? О документе, освобождающем руководство команды от ответственности за его смерть? В изощренном мозгу Мэлдона судебный иск мог превратиться в угрозу. Она подумала, что в таком случае он постарается создать круговую оборону. Как говаривал Роби, имея дело с Томасом Мэлдоном, никогда нельзя забывать основное правило: нельзя доверять этому человеку.

Томас и Роби были совершенно разными людьми. Мэлдон — сама деловитость, практичен до мозга костей. Роби, или Рори — так его звали в команде, — горячий, как огонь, был олицетворением таланта и вдохновения. Люди с такими качествами обычно не сходятся друг с другом.

Сесиль покачала головой, отгоняя мысли о предстоящем визите. Она не была намерена позволить этим мыслям омрачить последние драгоценные минуты утренней тишины, которые проводила в своем саду.

Она посмотрела на высокую живую изгородь из олеандра, которая, давая тень, отделяла задний двор от соседей. В саду цвели несколько ирисов лиловыми, розовыми и белыми цветами. На фоне зеленой стены они создавали своими головками изящный узор. Этот оазис был результатом тщательного ухода и обильного полива.

От микроскопического, в форме прямоугольника бассейна, отделанного голубым кафелем, исходила приятная прохлада; благоухали деревца лимонов и лаймов, резко выделявшиеся своей глянцевитой зеленью на фоне белой стены офиса Сесиль. Ее офис — это, понятно, было шуткой. Это был крохотный флигель, где она писала свои книги. Уже несколько недель она не ударила палец о палец.

Сесиль спустила ноги с кресла и встала. Если уж в голову лезут невеселые мысли, мешая утреннему созерцанию, то лучше сразу ехать к Томасу.

Дом Сесиль, расположенный в привилегированном квартале, был старинным и уютным, хотя и небольшим, особенно в сравнении с сооружением из дерева и стекла, в котором она жила вместе с Роби: после его смерти то жилище ее больше не устраивало. Оставаться одной в доме Роби ей было невмоготу. Сесиль манил устоявшийся комфорт квартала, где были расположены старинные дома. Было что-то успокаивающее в строениях с белыми оштукатуренными стенами под красной черепицей в окружении лимонных деревьев и лаймов.

До того как Сесиль переехала сюда, в этом небольшом ухоженном доме в течение двадцати лет обитала семейная пара пенсионного возраста и атмосфера любви прочно здесь обосновалась. А Сесиль после смерти мужа нужно было именно такое место, где можно свернуться клубочком и затихнуть. Нет даже если бы ее душа оставалась безучастной к уюту дома, красота ворот, облицованных мексиканской плиткой, флигель для гостей в глубине двора с одной-единственной комнатой — идеальным кабинетом для литератора — заставили бы Сесиль сделать именно этот выбор. Потом она ни капли не жалела, что переехала сюда из дома Рори, который центральный защитник команды — Сэм Ньюман — окрестил Замком.

В уютной спальне молодая женщина сбросила тонкий халатик и быстро оделась. Она решила остановиться на светло-голубой льняной юбке и блузке без рукавов ей под цвет; сверху она накинула легкий жакет, элегантный воротники борта которого были отделаны толстым белым кантом. В результате она была одета проще, оригинальнее и наряднее, чем обычно. Сесиль дополнила туалет серебряными, геометрической формы подвесками, а на ноги надела белые туфли на низком каблуке.

В маленькой ванной она быстро сделала почти незаметный макияж, слегка подкрасив губы. Теперь осталось зачесать назад длинные прямые каштаново-рыжие волосы, сколоть их у висков заколками, чтобы они не растрепались и не спадали на лицо в самую жару, и она была готова. Очень возможно, что в течение целого дня она больше не будет заниматься своей внешностью, и в этом пренебрежении к условностям таился один из секретов ее обаяния.

Сесиль не особенно гонялась за модой, но обладала врожденным хорошим вкусом, поэтому даже самые обычные ее одежда и прическа обращали на себя всеобщее внимание. У Сеси было приятное лицо, нос — правильной формы. Лицо достаточно привлекательное, хотя и не поражающее сразу своей красотой. Но что придавало ей особое очарование, что составляло ее изюминку, так это глаза, красоту которых подчеркивали прямые темные брови. Серо-голубые глаза, широко расставленные, живые и теплые, выдавали ее эмоциональную натуру. Сесиль смотрела на мир с любопытством. Когда она сердилась, радовалась или бывала удивлена, ее глаза сверкали гневом, сияли счастьем или выражали недоумение, не скупясь на чувства.

Она оправила юбку, осмотрела себя со всех сторон в зеркале, решив, что выглядит подобающим образом для визита в деловой центр футбольной команды «Аризонские мустанги», где всегда гордились, что к профессиональному спорту относятся как к бизнесу. Затем Сесиль взяла сумочку и пошла в гараж.

Стадион находился южнее Темпе у шоссе № 10, что связывало между собой соседние штаты. Выбор места определялся также стремлением привлечь болельщиков и из близлежащего города Таксона. Но сама административная служба «Аризонских мустангов», как и тренировочное поле, располагалась в северной части Финикса, куда и отправилась Сесиль. Чем ближе подъезжала она к четырехэтажному зданию, тем сильнее все сжималось у нее внутри. Она не заглядывала сюда с тех пор, как умер муж. Оказаться вновь там, где Рори чувствовал себя как дома, было для нее сильной встряской.

Сесиль подвела машину к зданию, золотистые стекла которого с ослепительный блеском отражали солнце. Охранник, вышедший ей навстречу нашел ее имя в списке приглашенных и поднял стальной шлагбаум. Припарковав машину, она вышла из нее, пригладив юбку и гордо вздернув подбородок, направилась к главному входу.

В убранстве этого здания господствовал улътрамодерн: в холлах лежали ковровые покрытия цвета темного золота, стены были украшены смелой абстрактной росписью, выдержанной в белых, золотистых и оранжевых тонах, преобладающих в пустыне. Это были цвета футбольной команды «Аризонские мустанги», которая принадлежала одной семье. На осуществление своей заветной мечты братья Расби не пожалели денег. Капитал, нажитый ими на медных рудниках, был вложен в головокружительный проект создания многомиллионного предприятия, занимающегося туризмом. Земли, приобретенные путем спекуляций, курортные отели, сеть ресторанов и гигантский парк развлечений в долине реки Солт Флэт образовали костяк империи Расби. Эмблему с их инициалом «Р» теперь можно было увидеть не только в Аризоне, но и в Нью-Мексико, Колорадо и Техасе. В конце концов братья сколотили достаточный капитал, чтобы завести любимую игрушку — профессиональную футбольную команду. Со свойственной им настойчивостью и энергией они решили сделать свое детище командой, способной не только выдерживать конкуренцию, но и приносить прибыли, и они добились своего. Братья наняли талантливого тренера и генерального директора, разбирающегося в бизнесе, дали им полную свободу, в результате возникла команда, которая через четыре года стала чемпионом своей лиги, а спустя еще год завоевала суперкубок.

Сесиль хорошо знала это здание и направилась прямо к лифтам, не удостоив вниманием служащего, отвечающего за прием гостей в бюро информации, который было направился к ней. Она поднялась на последний этаж, где находились кабинеты администрации. В приемной вышколенная секретарша записала ее имя и минуту спустя проводила в роскошный кабинет Томаса Мэлдона.

Томас поднялся, приветствуя гостью с отточенной годами улыбкой. Он был человеком среднего роста с совершенно ординарной внешностью, за которой скрывались острый, как нож, ум и стальные нервы.

— Сеси, дорогая, я рад вас видеть. Надеюсь, у вас все хорошо.

— Да, хорошо. А как вы?

— Отлично, просто отлично. Глория и дети эту неделю проводят в гостях у ее родителей на севере, спасаются от жары.

Усаживаясь в кресло, Сеснль постаралась изобразить живой интерес к поездке супруги Мэлдона и его детей:

— Замечательно. Уверена, им там понравится.

— Позвольте мне перейти непосредственно к делу. — Томас откинулся на спинку кресла, положив кисти рук на стол, причем точно соединенные кончики пальцев образовали аккуратный треугольник. Внимательно поглядев на эту конструкцию, он перевел взгляд на женщину. — Есть у нас одно дело, которое, как мне кажется, может серьезно заинтересовать вас.

— Меня? — в растерянности переспросила Сесиль.

— Да. Ассоциация жен наших спортсменов в течение года собирала средства, чтобы учредить фонд памяти Рори By.

— Памяти мужа? — улыбнулась она. — Какие они молодцы.

Значит, ради этого Томас пригласил ее, подумала она. С трудом, правда, верится, что этот делец стал бы заниматься благотворительными деяниями Ассоциации жен «Мустангов».

— Они собрали приличную сумму. Синди Фенн возглавила дело, а вы знаете, какая она пробивная. Они распродали тираж новой поваренной книги, устроили бал и что-то там еще. Во всяком случае, выручили семьдесят тысяч долларов, которые Чак Расби и его брат Гэрри удвоили. Получилось сто сорок тысяч долларов — довольно солидная сумма для создания Фонда борьбы против рака имени Робина By.

Сесиль была потрясена.

— Но это же огромные деньги! Я никогда не думала… То есть Уитни — Уитни Хэнк — как-то упоминала, что они собирают деньги для фонда имени Роби, но я и не думала, что получится так много.

Томас сиял елейной улыбкой.

— Братья Расби всегда щедры, когда дело касается игроков их команды. Они очень любили Робина и были опечалены его смертью.

С языка Сесиль готово было сорваться замечание о том, что братья сожалели, в первую очередь, о потере талантливого игрока, но она смолчала. Никаких иллюзий относительно подобного добросердечия у нее не было, но, скажи она об этом в данный момент, ее слова прозвучали бы как выражение неблагодарности и злобы.

— Жены наших спортсменов передают деньги фонда больнице Святого Мартина. Нам показалось, что хорошо бы было организовать церемонию с вручением чека руководству госпиталя. Мы устроили бы это в перерыве между таймами первого товарищеского матча в первый августовский уик-энд. Теперь то, что касается непосредственно вас… Представляется целесообразным, поскольку мероприятие связано с именем Робина By, вручить вам мемориальную медаль по случаю учреждения фонда. На металлической пластине будет выгравирован его профиль, а внизу надпись: «Фонд борьбы против рака имени Робина By» и дата.

— Ясно, — незамедлительно отозвалась Сесиль.

Она представила себе Томаса Мэлдона, не желающего упустить пусть даже небольшую возможность сделать рекламу.

— Мэри-Браун отвечает за церемонию. Ее подчиненные свяжутся с вами поближе к событию. Я хотел лишь…

— Минуточку. Я еще не дала согласия на нем присутствовать. Томас заморгал.

— Простите, не понял?

— Я сказала, что не дала согласия присутствовать. Честно говоря, я считаю, что вы спекулируете на безвременной смерти Рори с более чем неподобающим цинизмом.

— Сесиль! С чего вы взяли, что мы «спекулируем» на смерти вашего мужа? Мы просто…

— Вы просто используете этот фонд, чтобы еще больше разрекламировать «Мустангов», — выпалила женщина.

— Дорогая! — Томас сделал вид, что шокирован. — Я… я никогда не думал, что вы будете выступать против фонда памяти вашего мужа.

— Я ничего не имею против самого фонда. Это хорошее дело. Но вы-то говорите о другом — об использовании смерти Рори и благотворительной работе Ассоциации жен для того, чтобы показать, как хорош клуб «Мустангов». Смотрите, мол, мы не только успешно выступающая команда, но и приносящая прибыли корпорация. К тому же знайте: мы не бессердечные люди. Все это возмутительно!

Том наблюдал за ней, как за редким видом представителя местной фауны, дескать, интересный зверек, но очень странный.

— Бывало, мы с Робином расходились во мнениях, но я надеюсь, вы не ставите это в вину мне или компании. Это обычная вещь. За столом переговоров мы сидели друг против друга, однако это не означало, что я не уважал его как человека и талантливого спортсмена.

— Может быть, вы ценили талантливого игрока но не знали его как человека. — Некогда кипевший в душе Сесиль гнев вспыхнул снова. — Ни в ком из игроков вы не видите личность. Для вас они автоматы или животные, предметы купли и продажи. Вы выжимаете из них все до последней капли: энергию, способности и отвагу, а потом отбрасываете их в сторону, когда они перестают приносить вам нужный результат. Мне не по душе такая игра. Мне не нравилось, когда в ней участвовал Рори. Я провела слишком много вечеров, наблюдая, как перед матчем он сжимался в кулак, из-за чего я не получала никакого удовольствия, наблюдая состязания. Вы же имели прибыль, а тысячи людей, не обладающих достаточным зарядом энергии или способностью самим выйти на поле, искусственно взбадривались. Но тем, кто играл, доставались лишь кровавый пот, поломанные кости, разорванные связки да физические мучения без границ с психологическим надрывом.

— Им достается и немалое количество долларов.

— Вы всегда ссылаетесь на деньги, разве не так? Если они не желают играть, никто их, дескать, не заставляет. Им хорошо платят. Да, но дело в том, что они не умеют ничего другого. Заниматься спортом — единственное, чему их учили всю жизнь. Футболу поклонялись их родители, преподаватели и соученики в колледжах.

— Многие из них любят играть, — мягко возразил Томас.

— Это обстоятельство вы используете тоже против них. Вот чего они не понимают: если постоянно перегружать организм, если перетягивать бинтами места травм, накачиваться обезболивающими средствами и выходить на поле стадиона, не давая ранам полностью зажить, то за это в один прекрасный день придется дорого расплачиваться. Я встречала сорокалетних бывших футболистов, которые ковыляют, словно старики, потому что у них почти не гнутся ноги, я видела парней со шрамами на локтях и настолько распухшими коленями, что они не могут двинуться с места. Я… Мэлдон поднял руку:

— Я знаю: вы делали интервью со многими недовольными своей судьбой для книги, которую написали вместе с женой Винса Палья. Как ее имя…

— Ингрид, — отрывисто сказала Сесиль. — У меня богатый личный опыт: я была почти три года замужем за футболистом.

— Робин By был лучшим в команде игроком, принимающим длинные пасы. Может быть, ему в то время не было равных в США. Талантливый, симпатичный, жизнерадостный, он не мог все же считаться типичным спортсменом. Вся его жизнь — сплошная драма и нервы. Большинство просто не выдержало бы его жизненного стиля, особенно до женитьбы на вас.

— Думаю, что знаю своего мужа лучше, чем вы. Зачем мне ваша лекция о Робине By?

— Я лишь хотел сказать, что вы не можете судить о футболе по своему мужу. У него была склонность к преувеличениям. Он красиво рассказывал, темпераментно. Я тоже видел его перед матчами. Это был комок нервов. Он любил говорить о тяготах футбола, но не распространялся особенно, почему не останавливался ни перед чем, чтобы выбрать самый трудный путь к цели. Молчал он и о своей любви к футболу. И о том, сколько он навредил нашей команде. Ему многое прощалось, но, думаю, об этом он не упоминал.

Сесиль закрыла глаза и сосчитала в уме до десяти. Она все еще с трудом сдерживалась — эта проблема возникла, когда умер Роби.

— Извините, Мэлдон. Я знаю: с Рори не всегда было все мило и легко. И футбол как игра — вовсе не сплошные ужасы. Так что наш разговор зашел в тупик. Мы говорили о церемонии между таймами. Мне не нравится эта идея. Нельзя превращать в коммерцию то, что началось как благородный порыв, и при этом использовать смерть для проталкивания на рынок вашего товара. Деньги принадлежат Ассоциации жен, им и решать, как передать эти средства госпиталю. Я же участвовать в церемонии отказываюсь.

— Это ваше последнее слово?

— Да, — Сесиль поднялась, пытаясь изобразить улыбку. — Сожалею, что не сдержалась. Мэлдон расхохотался от всей души.

— Дорогая моя, ваша маленькая тирада — сладкое пение по сравнению с некоторыми заявлениями, звучавшими в этом кабинете. Надеюсь, вы измените свое решение.

— Этого не будет.

Сесиль направилась к внушительной двери. Гнев еще не совсем утих, колени слегка дрожали. Она не могла вспомнить, сколько раз за последние полтора года с ней случались такие срывы. Забавно, если иметь в виду, что раньше она была довольно уравновешенной. Смерть Рори выплеснула ее эмоции на поверхность, и она, очевидно, еще не оправилась от потрясения.

Сесиль вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь. Томас Мэлдон, озадаченно покачав головой, снял телефонную трубку и набрал номер секретаря. Услышав ее звонкий голос, он прорычал:

— Соедините меня с Джонни Кью. У меня к нему дело.

Стоя у машины, Сесиль всматривалась в горы, тянувшиеся на востоке. С минуту она раздумывала, не поехать ли к Джонни домой, но отвергла эту идею. Она слишком часто прибегала к его утешениям и помощи в прошлом. Теперь он, должно быть, сыт этим по горло, каким бы верным другом он ни был. Нельзя же бежать к нему каждый раз, когда ее одолевают мучительные воспоминания о Рори. Последние месяцы она прекрасно обходилась своими силами. Надо так держаться и впредь, ей никогда не вернуться к нормальной жизни.

Сесиль выехала со стоянки и повернула к дому. Бедный Джон, подумала она, сколько рубашек у него на груди орошено ее слезами! Ей вспомнился вечер, когда доктор О'Браен получил результаты анализов и завел ее в пустовавший кабинет.

Сначала врачи считали, что проблемы Рори связаны со зрением, и поместили его в офтальмологическое отделение госпиталя. Когда стало ясно, что дело не в глазах, его просто оставили там. Сеси помнила, как она сидела, перепуганная, в кабинете, полном аппаратуры.

— Миссис By, я провел клинический анализ организма вашего мужа. Предыдущие проверки показались мне недостаточными. — Врач говорил равнодушным тоном человека, часто наблюдающего горе и смерть. — В мозгу мистера By обнаружена быстро растущая злокачественная опухоль.

Медик, видимо, заметил внезапно охватившую ее панику, потому что поспешил к ней и коснулся ее руки.

— Миссис By, есть ли у вас кто-нибудь, кому вы могли бы позвонить. Кто мог бы побыть с вами? Ваши родители? Или мистера By?

— Нет, они живут во Флориде, это мои родители. Мать Роби в Айове. Она… Я, то есть мы, не сообщали ей, что он болен. Мы не захотели беспокоить ее. Понимаете, отец его умер всего около года назад…

У Сесиль перехватило дыхание, и она умолкла.

— Ну, может быть, позвонить другу? — предложил врач.

— Да, Джону. Я хотела бы позвонить Джону Кью.

— Я могу попросить одну из сестер об этом.

— Нет, я предпочитаю сама. — Сесиль поднялась со странным ощущением, что все происходит не с ней, а с каким-то другим человеком. Она вышла в коридор и устремилась под сомнительное прикрытие прозрачного колпака, висевшего на стене над телефонным аппаратом. Она набрала номер Джонни Кью. Однако в горле у нее застрял ком, когда она услышала знакомый голос. Сначала она не могла произнести ни слова, потом прошептала:

— Джон?!

— Что такое? Сеси, это ты? Она откашлялась.

— Да. Не мог бы ты сейчас приехать в больницу?

— Что-нибудь с Рори?

— Нет. Вернее, да. Если точно, то ничего не произошло, но они… ну, доктор 0Браен сообщил мне, что у Рори злокачественная опухоль в мозгу. — На другом конце провода было напряженное молчание, и Сесиль за кончила дрожащим голосом: — Джо, ты нужен мне.

— Сейчас приеду.

Судя по всему, он несся на машине, словно одержимый, из своего расположенного в предгорье района и уже через несколько минут выскочил из лифта с холодной решимостью на лице. Сесиль побежала к нему и позволила ему обнять себя. Руки у него были такие сильные.

Схватившись за его рубашку, она спрятала лицо у него на груди и зарыдала, произнося что-то отрывочное, неразборчивое. Его длинные гибкие пальцы поглаживали ее волосы, спину. Его щека нежно касалась ее макушки, когда он бормотал ее имя. На секунду молодая женщина испытала блаженное чувство. Она защищена от всех бед. Затем реальность вернулась, и она отшатнулась от Джона, вся дрожа.

— Доктор все еще здесь. Ты хочешь поговорить с ним?

Джон кивнул. Они вошли в кабинет. Врач тут же поднялся. Джон держался вызывающе, недоверчиво, почти грубо. Врач повторил приговор. Когда они остались одни, Сесиль воскликнула:

— Что же мне делать? Джо, неужели он умрет?!

— Нет, этого не будет. Рори не может умереть. Не беспокойся, Сеси. Я буду с тобой. Все время.

Джон заблуждался. Рори мог умереть. И он умер. Он простился с жизнью спокойно, с легким, чуть ироничным вздохом. Жена стояла рядом, она держала его за руку и вдруг почувствовала, как он испустил дух.

Джон тоже был в палате. Он сидел в кресле по другую сторону кровати. Джон сдержал данное Сесиль слово, оставаясь до конца с ней. Несмотря на присутствие дежурной медсестры, он всякий раз оставался ночевать в больнице, с трудом умещаясь на софе. Он неизменно оставался поблизости, чтобы Сеси могла его позвать на помощь в любую минуту.

Удивительно, как близки они были с Рори при всех видимых различиях их характеров. Рори всегда шутил и смеялся, броский, полный противоречий, постоянно испытывающий затруднения с соблюдением всяких правил и законов. Он был вспыльчивый, очаровательный, упрямый и безмерно талантливый. Джон называл его «естественным человеком», который играл, повинуясь инстинкту, и обладал такими способностями, что успех был неизбежен. Джон, наоборот, был не столь одарен от природы, зато умел как следует потрудиться. Он преуспевал в атаке благодаря своему разуму, настойчивости, стальным нервам и выделялся среди других полузащитников в лиге, даже когда у тех были руки сильнее, чем у него. Характер у Джонни более спокойный и уравновешенный, чем у Робина, нередко он любил пошутить. Джон был красив, но не сердцеед. Он был надежным, сильным и глубоко чувствующим человеком, на него всегда можно было положиться. «Игрок, болеющий за коллектив, он выручит, если членов команды надо сплотить», — так отзывался о нем Рори.

Несмотря на такие различия, Джонни и Робин были лучшими друзьями. Джон оставался верен своему другу до последнего, вплоть до тех страшных дней, когда всем стало ясно, что Рори смертельно болен. Он сделался ехидным, капризным, раздражительным, даже буйным в гневе. Джон не отвернулся от друга, хотя ему приходилось выслушивать ругань и угрозы с его стороны. Однажды Робин даже замахнулся на него, однако Джон, более сильный, свалил его на пол и удерживал за руки, пока приступ бешенства не миновал.

После смерти Рори друг продолжал помогать его вдове. Он взял на себя организацию похорон. Ему почти удалось оградить ее от газетчиков, искателей сенсаций, от приятелей и поклонников Рори. Он терпеливо выслушивал причитания Сеси в духе «если бы да кабы», неизменно заверяя ее, что она сделала все возможное, чтобы спасти мужа. Чаще всего Джон давал ей возможность выплакаться у него на плече. Став бесчувственной от горя, Сесиль лишь много месяцев спустя осознала, чего стоили ему эти бесконечные утешения, когда и он сам тяжело переживал смерть лучшего друга. Но таков уж был Джон со своей отзывчивостью. Он считал естественным, что силы его души должны послужить тем, кто слабее.

Сесиль вела машину, словно автомат. Ее мозг был занят мыслями о прошлом. Она испугалась, когда поняла, что повернула на нужную ей улицу, не отдавая отчета в своих действиях. Так было на всем пути до дома. Она въехала на свою улицу и остановилась, неподвижно замерев на минуту.

— О Рори! — воскликнула она. Голова ее упала на руль.

Острая боль потери уже давно ее не мучила… Большинство последних дней она проводила, не вспоминая о муже. Она больше не плакала, встречая сколько-нибудь грустные места в книгах или в кинофильмах, не стремилась ударить кого-нибудь, неистово крича. Однако разговор с Томасом Мэлдоном всколыхнул скорбные воспоминания. Ей представился Рори, каким он был при их первой встрече: золотистые волосы, бронзовая кожа, яркие голубые глаза, озорная и подкупающая улыбка, как у маленького мальчика.

В тот день она пришла брать, у Рори интервью для книги, которую ее пригласили писать вместе с Ингрид Палья. Муж Ингрид был лучшим судьей из клуба, где до этого выступал Рори. Ингрид и предложила кандидатуру Робина как игрока, способного честно обрисовать свою команду. Сесиль позвонила ему, и он дал согласие на интервью у него дома. Когда Сеси нажала кнопку звонка и Робин открыл дверь, на его лице вспыхнула смущенная улыбка и он сказал:

— Никогда не думал, что вы так выглядите, иначе я дал бы согласие на интервью несколькими неделями раньше.

Сесиль не смогла удержаться от ответной улыбки. Она вошла в дом, чтобы работать, а час спустя вышла на улицу, приняв приглашение на ужин, который и состоялся в тот же вечер. Качество записей, которые она сделала в ходе беседы с Рори, оставляло желать лучшего, но тогда это не имело для нее значения. К концу ужина Сеси была убеждена, что влюбилась в этого яркого, остроумного мужчину. Спустя два месяца состоялась их свадьба.

Глаза женщины от воспоминаний наполнились слезами, которые текли горячими струйками по лицу и капали на руль. Она вспомнила мужа, лежащего в больничной палате, исхудавшего, бледного до прозрачности. Его пальцы бесцельно блуждали по покрывалу. Сесиль плакала. Она оплакивала все, что навсегда было утрачено со смертью мужа.

 

Глава 2

Джон Кью медленно опустил огромную гирю на уровень плеча и вытянул правую руку, затем осторожно поставил груз на пол. В том же медленном темпе повторил упражнение в обратном порядке. Усилия приносили свои плоды: локоть больше не перенапрягался по сравнению с остальными суставами руки. Он согласился на операцию, так как почти зримо замечал, как атрофировались его мускулы. В период реабилитации он в нужный момент начал упражнения, составленные на основе тщательно разработанной программы для травмированных конечностей под неусыпным наблюдением старшего тренера команды Боба Мура. Овчинка стоила выделки. Джон должен был набраться терпения и двигаться не спеша. Способность контролировать каждое движение, смену настроений — сильнейшее оружие игрока, каковым он был. Редко физическая боль, усталость или душевная тревога влияли на выступление Джонни Кью. Его непоколебимая целеустремленность и ледяное спокойствие принесли ему прозвище Джо-бульдог, изобретенное одним журналистом — ведущим спортивной рубрики. Джон использовал эти качества при лечении травмированного локтя и, похоже, добился успеха. Конечно, наверняка не узнаешь, окончательно ли восстановилась работоспособность, пока рука не пройдет проверку при нагрузках и напряжении во время самой игры. Иногда спортсмен не мог окончательно избавиться от боли в травмированном месте. Даже если рана была вылечена, она могла оставаться его ахиллесовой пятой.

Выйдя из тренировочного зала, Кью прошел в сауну. Еще перед началом тренировки он пустил горячую воду в ванну с гидромассажем. Вскипая пузырями, она ждала его. Джо устроился так, чтобы бьющая под напором струя массировала больную руку.

Большой ирландский сеттер вбежал в сауну и, не удержавшись на кафельном полу, заскользил юзом до самого края ванны. Вывалив язык, пес заюлил всем телом и неистово завилял хвостом. Джон принял эти знаки внимания с комической безнадежностью:

— Привет, Рыжик!

Он поднялся из ванны и по бетонированному дворику за пределами дощатого настила направился к большому плавательному бассейну, имевшему прямоугольную форму. Джон нырнул. Пес, до этого радостно прыгавший вокруг, плюхнулся в воду и последовал за ним. Джов настолько привык к такому эскорту, что даже не повернул голову. Сеттер торопливо греб рядом, но на противоположной стороне бассейна по ступенькам выбрался из воды и тщательно отряхнул мокрую шкуру. Положив голову на передние лапы, он улегся, чтобы проследить, как его хозяин закончит водные процедуры.

Эта часть каждодневных утренних занятий по-настоящему нравилась атлету; делая мощные гребки, он плыл с завидной быстротой. Неизъяснимое удовольствие, когда прохладная вода скользит по разгоряченной коже. Джон успел уже трижды пересечь бассейн, когда зазвонил телефон. С недовольной гримасой он выбрался из воды и зашлепал к столику красного дерева. Джон поднял трубку:

— Да?

— Джо? Говорит Томас Мэлдон.

— Да, Том. Как дела?

— В данный момент не так уж и хорошо. Ты был прав. Она не согласна.

— Кто это — она? А, вы имеете в виду миссис By? Вы спросили ее насчет церемонии на стадионе?

— Да. Сегодня утром. Она чуть не выцарапала мне глаза.

— Я предупреждал, что идея ей придется не по вкусу, — мягко напомнил Джо администратору. — Она ненавидит футбол с тех пор, как умер муж.

— Его убил не футбол!

— Верно, но я думаю, вы не должны сердиться на нее. Кто виноват в том, что образовалась та опухоль? Господь Бог? Или сам Рори? Винить некого.

— Но почему надо поносить спорт, которым занимался ее муж. На мой взгляд, это несолидно.

Джон пожал плечами. В его темных глазах вспыхнула искорка.

— Том, вам кажется несолидным все, что противоречит вашим желаниям.

Мэлдон поперхнулся, услышав столь откровенные слова:

— В этом вы, наверное, правы. Я передаю дело вам. Поговорите с этой женщиной, посмотрим, чего вы сможете добиться.

— Я?! Да вы шутите!

— Вовсе нет. Вы единственный, у кого есть шанс на удачу. Вы были лучшим другом Робина. Вы ей нравитесь она доверяет вам. Разве не так?

— Том, мне очень жаль, но я не позволю себе влиять на решение Сесиль By. Я отказываюсь использовать для этого дружбу с ней и с Рори.

Отпор заставил Тома умолкнуть, но только на миг. Не так часто игрок отказывался выполнить просьбу всесильного управляющего. Но Джонни Кью настолько сейчас необходим клубу, что ему это сойдет с рук; он всегда был абсолютно надежен, жил интересами команды и не проявлял строптивости. Томасу даже в голову не приходило, что этот парень может отвергнуть просьбу босса.

— Я не до конца уверен, что понимаю вашу точку зрения, — начал он осторожно. — Вам ведь не надо просить ее сделать что-нибудь незаконное или аморальное.

— Я не собираюсь играть на памяти 6 моей дружбе с ее покойным мужем, чтобы подъехать я ней, — слова Джона звучали четко и ясно.

— Ну и не занимайтесь этим. Идите к ней как друг. Вы достаточно сделали для нее, чтобы претендовать на право называться им.

Джон сжал переносицу и закрыл глаза. Его мысли были обращены вовнутрь. Его инстинктивная реакция на предложение Томаса — отвращение. Ему не по душе наживать авторитет, используя чувства Сесиль, обращать ее горе в источник выгод для клуба.

— Нет, — голос Джонни звучал бескомпромиссно. — Если я увижусь с ней и случится так, что мы заговорим о вашем деле, я скажу ей, что — думаю по этому поводу. Однако навязывать ей свое мнение я не намерен. Вдова имеет право по-своему хранить память о муже.

Томас вздохнул. Ему не нравилось, что Джон слишком уж носится с благородными идеалами. Год, в течение которого Кью исполнял обязанности представителя игроков команды, выпал нелегкий. Если Роби By был смутьяном и иногда доводил руководство до белого каления, он хоть не выступал за принципы. Том лучше понимал людей, движимых собственными интересами, и умел с ними обращаться.

— Ну хорошо. Я знаю, когда с вами спорить уже бессмысленно.

— Прекрасно, — улыбнулся Джон, решив, что надо будет напомнить Тому об этом заявлении в следующий раз, когда будет обсуждаться его контракт.

Джон положил трубку и вернулся к бассейну. Высокий, хорошо сложенный, с узкими бедрами, широкоплечий, он остановился у воды. Его грудь, покрытая завитками черных волос, благодаря твердым, как камень, мускулам выдавалась вперед; руки, налитые силой, представляли полный контраст его изящной фигуре. Это были руки прирожденного игрока защиты: мощные, гибкие, с длинными пальцами. Смуглая кожа, загоревшая почти до темно-коричневого отлива под знойным солнцем Аризоны, черные волосы и глаза выдавали его происхождение: в нем текла кровь луизианских креолов. Лицо Джона было слегка продолговатое, с высокими и широкими скулами и слегка выдающейся вперед нижней челюстью. В его чертах сквозило напряжение, как будто кожа была натянута до предела, хотя выражение лица обычно было безучастным. Его глаза жили своей жизнью, в них было все: и огонь, и холод, и оживление. Когда Джону было смешно, его щеки как бы приподнимались и около рта и глаз появлялись небольшие морщинки. И лишь небольшой шрам, рассекавший его черную бровь на две половины, придавал ему ухарское выражение, нарушая привычно невозмутимый вид.

Джон был привлекательным мужчиной, с этим не приходилось спорить, несмотря на то, что не каждый мог выдержать взгляда его черных, проникающих в душу глаз. Состоятельный, прославленный, красивый парень был одним из самых завидных женихов в Аризоне. Он знал: большинство его сограждан изумилось бы, а затем разразилось бы недоверчивым смехом, если бы прознало, что он уже несколько лет тайно влюблен в женшину которую ему никогда не заполучить. Невероятно, но это было правдой.

Однажды Рори вошел в их излюбленный бар, ведя под руку Сесиль, и внутри у Джонни все застонало. Каждый нерв его тела отозвался на ее появление. Сомнений не было: наконец-то Джон встретил настоящую любовь, о которой постоянно толковали другие. И тут же его охватило отчаяние от сознания того, что эту женщину любит его друг — Рори. Последние три недели, в те короткие минуты, что они бывали вместе, Робин не говорил ни о ком, кроме как о ней. Теперь он проводил время только с Сесиль. В конце концов Джонни удалось добиться, чтобы Рори познакомил его с этой прелестной женщиной, договорились, что они встретятся в баре.

Робин представил свою девушку другу. Она улыбнулась и слегка наклонилась, чтобы лучше слышать, что он говорит. Джон сумел совладать с собой. Он научился скрывать свои чувства столь давно, что такая маскировка стала для него привычной. Он успешно применял ее в последовавшие за этой роковой встречей четыре с половиной года — ведь его тайная любовь не угасала. Одного вечера, проведенного в ее обществе, было достаточно, чтобы понять: влечение к ней не сравнимо ни с чем, что он испытывал в прошлом. К моменту свадьбы Сесиль и Роби стала ясна непреложная истина: он безнадежно влюблен в невесту друга.

Как ни абсурдно все это выглядело даже в его собственных глазах, Джон до сих пор продолжал любить ее, хотя прошло столько лет и столько женщин вокруг было готово облегчить муки неразделенной страсти. Джон был лишен даже возможности удалиться от предмета своей любви, что обычно дано большинству отвергнутых влюбленных. Рори был его лучшим другом, поэтому и Сесиль стала тоже его другом. Они часто бывали вместе и делили веселые минуты, забавы и разочарования, как это принято между близкими друзьями. Джон пытался уклоняться от совместных встреч, потому что его сердце истекало кровью, когда друг обнимал и целовал жену, но находиться вдали от любимой женщины оказалось еще хуже. Джонни должен был всегда быть рядом с ней и радоваться пусть самому малому общению с любимой. Он был не из тех, чье чувство способно остыть. У него такое же верное и преданное сердце, как у его отца, в жилах которого смешалась французская и ирландская кровь, такая же страстная и чувствительная душа, как у матери с ее креольскими корнями. С таким наследством всякая попытка забыть свою любовь обречена на неудачу.

Джон сел на край бассейна, опустив ноги в воду и бездумно болтая ими. Если бы на месте Роби оказался любой другой, Джон не колеблясь сделал бы все, чтобы отбить у него любимую женщину. Он привык к победам, борьбе за успех и награду и не смог бы сидеть сложа руки, пока другой женится на женщине, которую он любит. По своей природе, профессии и благодаря многолетней тренировке он — хищник, воин. Однако Рори был одним из тех, на кого Джон не мог поднять руку, — лучшим другом с самых первых дней их совместной жизни в тренировочном лагере.

В команду Джон Кью пришел с биржи игроков, которую были обязаны создавать давно зарекомендовавшие себя клубы. Он был запасным в успешно выступающей команде и стремился выйти из тупиковой ситуации: прозябания в тени футбольной звезды. Человек-легенда Вен Галахер, если с ним ничего не случится, мог преспокойно отыграть еще четыре-пять сезонов до ухода из спорта. Джон в свои двадцать шесть лет, получивший диплом об окончании колледжа пять лет назад, практически никогда не выходил на поле, не считая последних минут в матчах, которые уже были выиграны, или в тех редких случаях, когда Вен получал травму. И Джо, и Рори были счастливы, что на бирже их отобрала команда из Финикса.

Несмотря на разницу характеров, они сразу подружились. На поле их сыгранность поражала. Несколько лет подряд матч за матчем они показывали настоящий класс, обеспечивая кассовые сборы и не раз выручая команду, пока складывался костяк нового коллектива. Как только вокруг них сплотилась сильная команда, остановить ее было практически невозможно, и через полтора года «Мустанги» выиграли супер-кубок. Рори и Джо были друзьями и взаимодействовали на поле образцово. Джон не смог бы предать Рори, как собственного брата.

Так они и жили, любя одну и ту же женщину, но ни друг, ни его жена не подозревали, какие чувства испытывал Джон. И вот, в феврале прошлого года, вскоре после того, как они завоевали почетный суперкубок, Робин By заболел и умер. Сесиль стала свободной. Однако, как ни странно, смерть Рори отдалила их еще больше. Сесиль теперь полагалась на дружбу Джона, верила ему, надеялась на него. У него не хватало мужества признаться ей, что он не тот, кем кажется, и что он всегда притворялся. Более того, его терзало чувство вины. Джон не мог простить себе невольный проступок. Когда Сесиль позвонила и сказала ему, что Роби умирает, у него мгновенно возникла лихорадочная, сжавшая горло мысль о том, что теперь она может принадлежать ему. Он подавил в себе этот порыв, но, как бывает всегда, когда люди что-то скрывают и близки к исполнению желания, надежда пронизала его существо, вошла во все его мысли и чувства. В результате он усомнился даже в своем моральном праве утешать и поддерживать вдову.

Постепенно Джон пришел к мысли, что судьба никогда не позволит ему добиться большего, чем дружбы с Сесиль. Могут ли они когда-нибудь полюбить друг друга с их общим прошлым? В моменты надежды он убеждал себя, что нужно просто ждать, быть терпеливым, как он терпел боль после операции на руке. В минуты уныния ему думалось: им с Сесиль никогда не бывать вместе, никогда не узнать ему тепла ее любви, ничто не заставит ее полюбить лучшего друга умершего мужа.

Со временем он сократил число визитов к ней, заглядывая с каждой неделей все реже и реже. Ей нужно было время, чтобы в одиночестве свыкнуться с фактом смерти Рори. И все же Джон надеялся и считал, что, если бы он находился все время рядом, как в дни болезни друга, Сеси могла бы подумать, что полюбила его из чувства простой признательности за поддержку. Горше этого для Джона ничего не могло быть. Скорбя по другу и ощущая себя виноватым, Джон отказался от общества человека, который был ему нужен больше, чем кто-либо…

Джон снова соскользнул в воду и четырежды проплыл бассейн, затем остановился, ухватившись за выложенный плиткой борт. Его задумчивый взгляд был устремлен на скалистые горы, — опаленные безжалостным солнцем. Он думал о том, что с каждой новой встречей становится заметней, что Сесиль преодолевает свое горе. Для нее муж отходил в прошлое, и, если Джон сейчас упустит время, другой мужчина сумеет увлечь ее, а он даже не воспользуется предоставившимся ему шансом.

Возможно, он родился неудачником и ему придется провести остаток жизни в погоне за призраком, безответно любя женщину, которая никогда не ответит на его чувства; но если есть хоть крупица надежды, что она ответит на его чувства, то пришло время выяснить это. Впервые за время их знакомства перед ним открылась возможность предпринять то, что он умел делать лучше всего: стремиться к цели и добиваться успеха. Джон выбрался из бассейна и пошел в дом одеваться.

Слезы довели Сесиль до изнеможения, но, как ни странно, успокоили ее. Она поспешила умыться, затем сбросила туфли и избавилась от жакета, сразу почувствовав себя лучше, затем направилась в кухню, чтобы налить холодного чаю со льдом и взять ключ от флигеля.

Домик для гостей был переделан в ее рабочий кабинет. Сесиль любила свое убежище, ей становилось лучше, стоило лишь войти в него. Здесь стояли огромное, уродливое и невероятно удобное кресло, исцарапанный стол, заваленный книгами, на нем светильник. На соседнем столе размещались горы книг, кипы бумаг, блокноты, а в центре возвышалась старая громоздкая пишущая машинка. Обстановку дополняли два приземистых шкафа, набитых книгами, небольшое кресло на роликах для машинистки, высокий металлический сейф для документов.

Войдя в кабинет, Сеси немедленно плюхнулась в кресло и положила голову на спинку. Глаза резало от слез, и она их закрыла. В ее чувствах появилось что-то новое: слезы как бы уносили с собой и Рори, и воспоминания о прошлом. Молодая женщина ощутила… избавление. Странное чувство. Прежде она не понимала, что стала узницей. Некоторое время она размышляла о Роби; вспомнилось, как они веселились, и она улыбнулась, такое случилось с ней впервые за многие дни. Сесиль подумала о муже, не предаваясь скорби! Неужели ее душевные раны начали затягиваться? Пожалуй, взрыв возмущения против Томаса Мэлдона и профессионального футбола помог ей освободиться от остатков горя и гнева.

В дверь постучали. Сесиль удивленно открыла глаза. Очень немногие посещали ее в кабинете. Поэтому, в частности, она и любила этот флигель. Здесь она спасалась и от торговых агентов, и случайных посетителей, которые внезапно появлялись у входной двери дома. Сесиль встала и открыла дверь. Перед ней стоял мужественный и стройный Джон Кью. На нем были голубые джинсы и светло-голубая рубашка. Он с любопытством разглядывал ее малюсенький бассейн. Когда дверь открылась, Джоя повернулся лицом к Сесиль и улыбнулся.

— Джо! — воскликнула она, внезапно покрывшись румянцем.

— Привет, Сес. Может, я не вовремя?

— Да ты что! Я не работала, просто сидела и мечтала. — Сесиль жестом пригласила его войти. — Садись. Я так рада тебя видеть. Ты уже сто лет здесь не был.

Джон вошел за ней и устроился в огромном мягком кресле. Сама хозяйка села в рабочее кресло, лицом к гостю, поджав под себя ноги. Джон любовался ее грациозными движениями, горло его неожиданно пересохло. Как только он не видел Сеси хотя бы несколько дней, Джон терял реальное представление о ее красоте и привлекательности. Зато каждый раз, встречая ее вновь, он испытывал вспышку любви и страсти, острое желание коснуться ее каштаново-рыжих волос, дотронуться до гладкой стройной ноги. К счастью, его влечение к ней подавлялось почти автоматически. Он был уверен, что у него на лице не отражалось ничего, кроме умеренного интереса и удовольствия по поводу встречи с ней как с другом.

— Ты, должно быть, ясновидящий, — сказала с улыбкой Сесиль.

— Почему?

— Я чуть не заехала к тебе сегодня утром.

— Правда? Почему же ты не навестила меня?

— Единственная причина: я не была уверена, что моя машина одолеет дорогу в твои горы, — заявила, поддразнивая его, Сесиль и была вознаграждена за свои усилия почти незаметной улыбкой, тронувшей уголки его рта.

На лице Джона так прочно застыла маска безразличия, что ее радовало, когда удавалось вызвать у него улыбку.

— Кроме того, я сочла, что ты уже достаточно наслышан о моих бедах.

— Дорогая!..

— Я знаю, знаю. — Она вытянула руку с поднятой ладонью, не давая ему говорить. — Ты собираешься сказать, что я тебе никогда не в тягость, что ты всегда готов выслушать меня с моими проблемами. Но, честно говоря, я слишком долго злоупотребляла твоей добротой. — Сесиль на секунду умолкла, затем продолжила шутливым тоном: — Но раз уж ты здесь…

Джон отозвался улыбкой:

— Да?

— Я была сегодня не в себе после встречи с Томасом Мэлдоном.

Она мысленно вернулась к сегодняшнему.

— Столько печальных воспоминании!

Джон наклонился и взял ее за руку.

— Очень жаль, что ты так расстроилась.

— Нет, на самом деле это пошло мне на пользу. По пути домой я все время думала о муже и его смерти. Затем припомнила, как мы встретились с ним, и долго плакала. Но теперь уже все по-другому. Все кончилось головной болью и красными глазами, но я обнаружила, что моя душа больше не надрывается. Я гадала, может быть, пришла пора перестать оплакивать Рори. Печаль осталась, но нежная, которая не режет, как нож. Думаю, в конце концов я свыкнусь с его смертью.

Замкнутое лицо Джонни не отразило внезапную волну чувств, поднявшуюся у него внутри, он снял ладони с ее руки, чтобы не выдать своих переживаний.

— Ты не кривишь душой, дорогая? Тогда почему ты так болезненно реагировала на предложение Томаса, чтобы тебе официально вручили мемориальную медаль от имени нового фонда?

Брови Сесиль взлетели.

— Откуда ты об этом знаешь?

— Том звонил мне после твоего ухода. Он хотел, чтобы я уговорил тебя принять предложение.

— Так с этой целью ты и приехал? — Сеси вскочила на ноги. Ее выразительные глаза потемнели от обиды. — Чтобы уговорить меня одобрить шоу, которое устраивает Томас Мэлдон?

— Нет. Конечно нет. Я сказал ему, чтобы он на меня не рассчитывал. Однако разговор с ним обратил мои мысли к тебе, и я решил, что надо заехать, проведать тебя.

— Ах так! — Она вновь опустилась в кресло, несколько успокоившись. — Но ты считаешь, что я должна дать согласие, не так ли?

Джон пожал плечами.

— Я не понимаю, почему ты не желаешь принять медаль.

— Если они действительно хотят почтить память Робина и заняться благотворительностью, они могут сделать это и без шумихи. На мой взгляд, великолепно, что они собрали деньги. Горжусь тем, что создается фонд борьбы против рака его имени. Но мне не пристало получать мемориальную медаль перед объективами телекамер в присутствии шестидесяти тысяч болельщиков ради того, чтобы они учредили фонд. Это — рекламный трюк, придуманный Томасом, чтобы придать респектабельность футбольному клубу. Он спекулирует на смерти Рори, я отказываюсь с ним сотрудничать.

— Милая, это будет первая игра сезона.

Трансляция по телевидению не предусмотрена. Стадион даже не будет заполнен, и большинство зрителей в перерыве между таймами займутся пивом и бутербродами. Для рекламы такой матч значения не имеет. Только в газете появится репортаж и фотография, вот и все. «Мустанги» получат больше от благотворительности во время следующей игры, от которой все сборы пойдут на постройку детского гимнастического центра. Понятно, Томас хотел бы выжать из зрителей побольше симпатий и на первом выступлении команды, но это не является главной целью предстоящей церемонии.

— Разве? — голосом, полным скептицизма, спросила Сесиль. — Если не это, тогда что же?

— Прежде всего, моя цинично настроенная леди, они хотят почтить память твоего мужа. Ты, вероятно, не знаешь, что когда Рори был еще холост, он был довольно дружен с Чаком Расби. Несколько раз по приглашению Чака он приезжал погостить и покататься на горных лыжах на виллу братьев в штате Юта. Потом их пути разошлись, помнить?

— Да, помню. Что ж, они дружили, и Чак хочет как-то почтить память друга. Но неужели для этого нужна такая шумиха?

— Но обычно так и поступают. Братья не придумали ничего нового. Так делают многие: присваивают чье-то имя организации, верно. Общественность узнает имя достойного человека, и люди помнят его. А как еще отметить память выдающегося человека? Еще одна причина, почему устраивают церемонию: хотят придать известность новой организации — Ассоциации жен спортсменов. Они здорово потрудились, собирая деньги, особенно отличилась Синди Фенн. Но никто никогда не слышал, что они на самом деле делают. Люди считают, что дамы из Ассоциации ничем не заняты, а лишь собираются вместе, чтобы подсчитать доходы мужей да посплетничать. А всем нужно, чтобы их иногда одобрительно погладили по спинке. Для Ассоциации жен эта церемония означает именно такой жест.

— Мне не приходило это в голову, — сокрушенно сказала Сесиль.

Может быть, она слишком поторопилась с отказом сегодня утром. Конечно, Томас не объяснил, зачем затевается вручение, но все же…, она сама, можно сказать, лишила его такой возможности. Надо признать: она заранее ополчилась на эту идею просто потому, что они с мужем не любили Тома Мэлдона.

Сесиль сообразила, что с этой точки зрения ее подход выглядит не столько морально обоснованным, сколько вызванным обыкновенной неблагодарностью. Естественно, Сесиль не имела желания действовать по указке Мэлдона, но главное — ей казалось отвратительным получать медаль фонда на глазах у тысячи зевак. А теперь она не хотела, чтобы страх и неприязнь встали у нее на пути.

Она с раскаянием взглянула на Джона.

— Как человек, который приехал сюда не для того, чтобы убеждать меня, ты чертовски преуспел.

Джон тяжело вздохнул:

— Я не говорил, что не буду убеждать тебя. Я лишь сказал, что не буду делать это ради Тома и его компании.

— Ладно, я приму мемориальную медаль. — Внезапно она почувствовала облегчение и вскочила, одарив его улыбкой, — А теперь давай забудем Томаса Мэлдона и команду хоть на время, согласен?

— Никаких возражений.

— Как насчет обеда? Я что-нибудь сочиню, если хочешь.

Джон тоже поднялся.

— Я — с удовольствием.

Он пошел за Сесиль из флигеля, не спуская глаз с ее изящной фигуры. Ее длинные каштановые с рыжинкой волосы разметались по обнаженным плечам, вызывая у Джона мучительное желание прикоснуться к ним. Он подумал, что Сесиль по-прежнему волнует все его существо — его мысли, чувства, желания — и никогда он не будет счастлив без нее. Как бы ни было трудно преодолеть прошлое, он не пожалеет силы, чтобы завоевать ее любовь.

 

Глава 3

С непринужденностью старого друга Джон заглядывал в шкафы в кухне, доставал тарелки и накрывал на стол, пока готовился легкий обед.

Неожиданно Сесиль рассмеялась, обняла его одной рукой за талию и положила голову на плечо, едва дотрагиваясь до него.

— Мне нравится быть с тобой, верный друг. Почему в последнее время ты не приходил?

Пульс у Джона участился. Ее волосы касались его руки. Бог мой, Сеси обнимала его, такая горячая, такая живая. Но она воспринимала его как друга и не более. Джон заставил себя говорить беззаботно, хотя на душе у него было совсем не легко:

— Я старался не злоупотреблять твоим гостеприимством.

— Перестань, дорогой. Я серьезно спрашиваю. Прошло не менее двух месяцев, как ты заглянул в последний раз.

— Шесть недель, — уточнил он. Сесиль устремила на него изумленный взгляд.

— Боже мой, какой же ты педант. Только теперь он понял, как выдала его эта маленькая поправка. Хорошо еще, что Сеси истолковала ее как проявление педантизма, а не как крик души влюбленного до безумия человека, который считает каждый проведенный без нее день потерянным.

— Я просто подумал, что тебе надо побыть одной. Вот и все, Сес.

Она подала на стол, и они принялись за еду. Разговор не клеился; утолив голод, хозяйка и гость стали разговорчивее. Сначала, правда, обмениваясь отрывочными фразами. Сесиль спросила как бы между делом:

— А как твои амурные дела?

С удивлением она увидела, что на его лице промелькнуло странное и совершенно непонятное выражение, которое тут же исчезло. Он пожал плечами:

— Как всегда, пожалуй.

— Ты еще встречаешься с Стейси Богарт?

— С кем? О нет. Мы перестали видеться уже давно, вскоре после смерти Рори. — Джон запнулся в растерянности. — Я хотел сказать… А, черт! Прости, милая.

— За что прощать? За то, что ты упомянул о смерти мужа? Это ничего. Я уже могу говорить о нем без слез. Какая ирония. Когда умирает кто-нибудь из тех, кого любишь, ты знаешь, что в конце концов придет час, когда ты сможешь вспомнить его и улыбнуться вместо того, чтобы разражаться слезами, но ты не знаешь, как достичь этой точки. Потом этот час приходит и тебе кажется изменой, что ты не испытываешь больше муки при упоминании о нем. С тобой такое бывало?

— Угу. Я понимаю, о чем ты говоришь. — Джон положил еще порцию салата из дыни, сосредоточив внимание на салатнице. — Означает ли это, что ты уже начала встречаться с кем-нибудь?

— Встречаться? Мне совсем не до этого. Моя старая знакомая хотела бы, чтобы я пришла на открытие общинного театра, который она организовала. Но я чувствовала бы себя не в своей тарелке без пары, и я ответила, что не смогу… Впрочем! — Сеси умолкла и внимательно посмотрела на собеседника.

Он встретился с ней глазами.

— Впрочем — что же?

У него возникло странное чувство: и волнующее, и пугающее одновременно. Он понял, что ему известно, что сейчас произойдет.

— Ты поехал бы со мной? Грейс — симпатичная дама, она моя добрая приятельница. Мне бы не хотелось пропустить открытие, потому что она положила столько сил на этот театр. Не хочу туда идти одна. Я далека от желания вмешиваться в твои личные дела, но если у тебя вечер свободен… Джо, я была бы очень рада…

— Разве я могу отказаться от такого лестного предложения? Мне, мол, нужен мужчина, но не ухажер, и ты подойдешь. Когда же этот театр открывается?

— Ах, дорогой! Ты меня неправильно понял. Просто ты такой верный друг и не будешь ожидать, что… Ну, словом, это не будет настоящим свиданием…

Сесиль запуталась и окончательно умолкла.

— Ты забираешь все глубже и глубже, — поддразнил ее Джон, улыбаясь. — Ладно, окажу тебе любезность. Я пойду с тобой, а потом даже не попытаюсь завезти тебя на заброшенную проселочную дорогу и устроить там привал.

Сесиль рассмеялась.

— А ты ужасно ядовитый. Тебе никто не говорил об этом?

— Бывало, и не раз. Обычно люди считают меня честным человеком, воплощением идеала американского спортсмена. Так когда состоится наше «свидание»?

— Через неделю, в субботу.

— А почему бы тебе не отбросить осторожность? Я бы пригласил тебя поужинать перед премьерой.

— Я не уверена, что выдержу такое напряжение. Кроме того, кто тебя знает, а вдруг ты захочешь «компенсации» за расход.

Джон улыбнулся, умышленно придав лицу хищное выражение:

— Ты меня знаешь. Если я плачу, то надеюсь получить и десерт.

— Например, мороженое? — уточнила она невинным тоном, широко распахнув глаза.

— Я-то подумывал о чем-то погорячее. Сеси улыбнулась и встала, чтобы сложить посуду в мойку.

— Наверное, я тебя никогда не пойму.

— Почему же? Я думал, что выражаюсь ясно.

— Так же ясно, как прост лабиринт. Взять хотя бы твое заявление о том, что тебя считают идеалом американского спортсмена. То есть что ты серьезный, верный, надежный, любящий и честный.

— Ты говоришь обо мне так, будто я бойскаут.

— Это прекрасные качества. Они мне нравились давно. Я не принижаю тебя. Часто мне хотелось, чтобы Рори имел хоть что-нибудь от твоего реального взгляда на мир. Я просто хочу сказать, что никто не должен подозревать тебя в том, что у тебя злобный юмор. Все знакомые думали, что Робин повторял другим половину твоих острот насчет членов команды. И еще одно. Из всех игроков «Мустангов» ты, на мой взгляд, меньше всего похож на гулящего холостяка. По всему, у тебя уже должна быть жена, трое детей и дом в предместье. Однако что мы имеем. Тебе тридцать два, и ты до сих пор не пустил корней. Ты даже ни разу не разводился.

— Да. Это ужасно. У меня была трудная жизнь.

— Но шутки в сторону. Ты что — не из тех, кто женится?

— Конечно, я из их числа. Со всех точек зрения, я — старомодный. Но думаю, именно по этой причине я до сих пор и неженат.

— То есть, ты ищешь девственницу?

— Я сказал, что старомоден, но не утверждал, будто склонен к пустым мечтаниям. Я хочу сказать, что для меня влюбиться или разлюбить — это не пустяк. Если я женюсь, то останусь верен узам брака всю жизнь. Поэтому я должен ждать, пока не встречу предназначенную мне женщину. Я не хочу попасть впросак, совершив ошибку.

— И ни одной, достойной такой чести, тебе еще не встретилось?

— Этого я не утверждал. Но может быть, она не хотела выйти за меня замуж.

— Подожди, дай мне перевести дух. Какая женщина, обладающая здравым смыслом, могла бы отвергнуть тебя? Ты красив, богат, жизнерадостен и очень, очень добр. Надо быть сумасшедшей, чтобы отказаться от тебя.

Глаза Джонни стали пустыми, взгляд устремился в неведомые дали. Его голос, прежде насмешливый, вдруг зазвучал тоскливо:

— Да, но если она любит кого-то другого.

— Ты не шутишь? Прости. Я не собиралась ворошить мрачные воспоминания. — Сесиль замерла, внезапно осознав, что заставила его страдать. — Давай забудем этот разговор, ладно?

— Давай.

Они были слишком близки к истине, чтобы чувствовать себя в безопасности. Если он хотел сохранить хоть каплю надежды на то, чтобы завоевать ее любовь в будущем, он не должен сейчас омрачать ее душу ни жалостью, ни угрызениями совести.

— Почему ты ничего не рассказываешь мне о твоей работе?

— Какой работе? — ответила она со вздохом. — Я уже несколько недель ничего не делаю.

— Почему? Что тебе мешает?

— Не могу найти, тему. Я просмотрела все свои заготовки. — Она сделала жест в сторону своего стола. — И ничего не нашла. Прямо беда. Книга, которую я закончила после смерти Робина, выйдет в свет через пару месяцев, а я даже не представляю еще, о чем будет следующая.

Джон задумчиво нахмурился.

— Творческий кризис?

— Видимо, да. Прежде со мной такого никогда не случалось, поэтому я не уверена ни в чем. Знаю только, что наполнила уже три корзины для мусора разорванными в клочья начальными главами книг. Когда я принимаюсь за документальное произведение и оно мне не дается, я начинаю писать роман. Но на этот раз меня ожидал полный провал, как никогда. Теперь я вернулась к документальной прозе, однако все равно ничего не получается. — Она вздохнула. — Мне надо найти тему, прежде чем у меня кончатся деньги.

— У тебя строгая внутренняя дисциплина.

— Я считала, что это так. Но теперь думаю иначе. Я начинаю сомневаться. Мне кажется странным в самом деле, что после смерти Рори, когда у меня сердце разрывалось на части, я смогла закончить книгу. Я заставила себя сделать это. Как-то я сидела за машинкой, работала над сценой смерти младшего ребенка. Печатала, а по лицу бежали слезы. Но я продолжала работать. Я сказала себе, что должна это делать, и сдержала слово.

— Может быть, по этой причине ты и не можешь теперь работать?

— Ты думаешь, у меня все перегорело? Это не исключено. Допускаю, что я тогда истратила очень много воли, таланта и сил. Вероятно, наступило истощение.

— Все это восстанавливается. Единственно, что тебе сейчас надо, — это отдых. Почему бы тебе не выбросить из головы все неприятные мысли и не позволить себе хорошенько отдохнуть?

— Ты так считаешь?

— Да. Если и есть на свете что-то, в чем я настоящий специалист, так это — терпеливое ожидание. Помню, после операции локтя я неделями сиднем сидел, не двигая рукой, а мне так хотелось опробовать ее, это — как желание почесать комариный укус. Тебе знакомо такое чувство? Но я знал: если начать действовать рукой раньше времени, можно скорее навредить, чем помочь выздоровлению. Телу нужно время, чтобы излечиться. А разве нервы и чувства в этом не нуждаются?

— Пожалуй, ты прав. Я теперь только этим и занимаюсь, но не могу не мучиться из-за безделья.

— Вот именно.

Сесиль подарила ему улыбку.

— Хочешь заняться этим со мной?

— Чем?

— Отдыхом.

Влечение к ней вспыхнуло у него с новой силой. Рука так сжала бокал, что он чуть не лопнул.

— Конечно. Но что ты имеешь в виду?

— Ну, мы могли бы поплавать.

— В этой ванне, которую ты именуешь бассейном? — презрительно сказал он. — Не пойдет. Хочешь, поедем ко мне, у меня действительно можно поплавать.

— Тогда мне пришлось бы делать это по-настоящему, а на это требуется слишком много усилий. А как насчет кино?

— У меня есть идея. Может, съездим во второй половине дня в Сидону?

Речь шла о небольшой общине художников, обосновавшихся в двух часах езды от Финикса. Это живописное поселение с множеством мелких магазинчиков, бутиков и художественных галерей, которые пристроились под сенью красных скал каньона Оук-Крик.

— Замечательно. Поездка обещает быть интересной.

Сесиль включила посудомоечную машину, и они отправились в путь.

Комфортабельная «феррари» Джона неслась по авеню Блэк-Каньон мимо административного центра «Мустангов». Благодаря кондиционеру в кабине было прохладно, несмотря на палящее летнее солнце. Сесиль откинулась на сиденье. Забавно, подумала она, как заметно сказывается на ней то, что она давно не была в мужской компании. Сеси вдруг остро, по-женски, осознала, что рядом сидит привлекательный молодой мужчина, чья мощная фигура сразу бросается в глаза. Непривычно чувствовать легкий аромат одеколона, слышать перекаты его глубокого голоса, видеть длинные пальцы этого одаренного человека на рычаге переключения передач и игру мускулов его рук, управляющих рулем. В то же время все это успокаивало, впрочем, нет. Точнее — Сеси чувствовала привкус чего-то волнующего. Отчетливее и глубже она ощущала удовольствие, а не только покой.

После смерти мужа она ни разу не бывала с кем-либо вне своего дома. Сначала к ней приезжал Джон, но затем даже и его краткие визиты прекратились. Сесиль очень любила своих приятельниц, но всегда приятно, когда поблизости находится мужчина. Она не задумывалась, требовало ли этого чувство безопасности, самоуважение или некая таинственная форма ее эгоизма. Во всяком случае, Сесиль знала, что и этот день, и общество Джона доставляют ей большую радость. Наконец-то, кажется, она выбирается из раковины скорби.

Джонни взглянул на профиль молодой женщины и вновь стал следить за дорогой. Его мозг почти не воспринимал пейзажи пустыни с нагромождением скал и редкими кактусами. Перед ним стояла Сесиль: веки полузакрыты, полные губы нежны. Она проводит по ним языком, закусывает зубами нижнюю губу и улыбается.

Глаза женщины задержались на руке Джона, лежащей на руле. Она пристально рассматривала россыпь тонких черных волосков на тыльной стороне руки и фалангах пальцев, и от этого внутри у нее что-то странно заныло. Испытывая чувство легкой вины, она перевела взгляд на Джона. Что это было, спрашивала она себя, уж не желание ли? Неужели у нее возрождаются эмоции? Но ведь этот мужчина не может вызывать ее страсть! Он всегда для нее — верный, близкий друг. Так добр и заботлив был он в самые трудные дни, что теперь ей казалось чуть ли не изменой допускать нечто иное в их отношения, помимо дружбы.

Джон продолжал смотреть вперед, а не на Сесиль, и она была рада этому, так как боялась, что по ее липу можно прочитать, о чем она думала. Она не удержалась и опять украдкой взглянула на него, разглядывая точеный рельефный профиль, выдающиеся вперед скулы, густые ресницы, иссиня-черные волосы, зачесанные назад. Он красив, сомнений нет. Вместе с тем нельзя не видеть и всепроникающую чувственность, признаки страстной натуры, которую он безжалостно держит под контролем. А глаза у него черные и горячие, пальцы сильные и нежные, удивительно гармоничное тело… Да, этот парень, безусловно, отличается не только красотой, но и сексуальностью.

Сеси была уверена, что Джон взял свое у женщин за все эти годы. Ей вспомнились слова, сказанные за обедом, о том, что он любил женщину, которая не любила его. Она попыталась определить, какова доля правды в этом признании и сколько в нем от стремления ускользнуть от нежелательной темы. Иногда Джона трудно разгадать. Робин был весь — словно раскрытая книга: словоохотливый, эмоциональный, всегда откровенный. Джон совсем другой. Он все переживает в себе, молчалив, умеет скрывать чувства за колкими замечаниями и юмором. Сесиль догадывалась, что у ее друга в характере много черт, о которых никто даже и не подозревает.

Существовала ли женщина, отвергшая его? Действительно ли он любил ее так сильно? Почему она не ответила на его чувство? Напрашивается самый простой вопрос: потому что она была замужем. Сесиль захотелось узнать, встречала ли она эту женщину. Кто бы она ни была, Джон определенно скрыл это от Сесиль. В ней заговорила своего рода ревность: разве так поступают добрые друзья? Почему он даже не заикнулся о таинственной возлюбленной, не доверился ей, Сеси, хотя никто не был ему ближе, чем она. Нет, это глупые рассуждения, пришла к выводу Сесиль. Почему, собственно, он должен открывать ей душу? Уж если этот парень и обсуждал сердечные дела с кем-нибудь, то первым, к кому бы он обратился, должен был быть Рори. Однако, зная натуру Джонни, вернее было бы предположить, что тот ни с кем этим не делился.

Кроме того, речь шла не о любовной истории между Джоном и замужней женщиной. Сесиль вдруг захотелось выяснить другое — чувствовала ли она сама физическое влечение к мужчине, которого она до сих пор воспринимала как брата? Она подумала, что положительный ответ означал бы, будто она изменяет Рори и оскорбляет друга, который так самозабвенно помог ей и, несомненно, огорчился бы, узнав, чем вознаградила она его усилия. Бедный Джо, как он, наверное, ужаснулся бы только от одной мысли о физической близости с вдовой лучшего друга. Он видит в ней не привлекательную женщину, не человека со своими интересами и стремлениями, а объект дружбы, что ко многому обязывает.

Но разве сама она не смотрела так же на Джо? Принимать его помощь было легко, потому что он ничего не хотел от нее. Джо и Рори дружили, и, опираясь на него, Сесиль не подвергала себя опасности быть втянутой в любовную интригу. Джон был единственным, от кого она могла спокойно принять помощь. Он не выдвигает ей никаких условий. Ни страх, ни сомнения, ни вина здесь не замешаны. Джон надежен. Никаких сомнений, что он останется таким.

Сесиль отвернулась в сторону, любуясь суровой красотой пустыни. Она решила, что чувство, которое она испытывала, — не желание близости, а тревога женщины, вновь оказавшейся — наедине с мужчиной, пусть даже таким привычным, как Джон. Она внутренне улыбнулась, подумав, что ее застывшие чувства и эмоции начали оживать, и при виде мощной руки Джона она вполне естественно среагировала на мужской шарм. От Джона этот странный взрыв ее чувственности не зависел, любой мужчина мог вызвать его. Счастье еще, что в данном случае реакция замкнулась на друге. Ей не доставит труда вернуть себе прежнее равновесие, и она не совершила ошибки и не приняла свои ощущения за нечто большее, чем они были на самом деле.

Прошло еще минут десять, и они уже въезжали в местечко, в котором жили художники и ремесленники. Окружающие городок столбы из красного песчаника были потрясающе красивы. Лучи солнца, пробиваясь сквозь нагромождение источенных временем скал, создавали волшебную картину игры света и теней. Остаток дня они посвятили магазинчикам и художественным галереям. Завороженные часто уникальными, прекрасными, иногда дерзкими и даже поражающими воображение произведениями искусства, Джо и Сесиль старались не пропустить ничего стоящего.

Сеси приобрела небольшой пейзаж для отца и задержалась у витрины с ювелирными изделиями. Ее очаровал гарнитур, состоящий из ожерелья, серег и браслета. Ожерелье представляло собой золотой полумесяц, на концах которого мастер поместил звезды из ограненного сапфира. Браслет и серьги, по замыслу мастера, повторяли с некоторыми вариациями мотив полумесяца. В центре сапфировых звездочек искрились довольно крупные бриллианты. Сесиль была без ума от гарнитура, но заставила себя отойти от витрины.

Ее муж при жизни зарабатывал много, однако он тратил деньги столь беззаботно, что после уплаты его долгов, налогов на собственность и наследство в распоряжении вдовы осталась довольно ограниченная сумма. Денег хватило на покупку нового домика — такое приобретение важно для каждого, кто неминуемо подвержен испытаниям судьбы, если занимается сочинением книг. У нее было достаточно средств на первое время. Но Сесиль было не до шуток, когда она говорила, что вскоре ей придется жить лишь на те деньги, что она сможет заработать литературным трудом. Сейчас особыми успехами она не могла похвастаться и поэтому предпочла не делать сумасбродных и совершенно излишних покупок.

Джонни внимательно наблюдал за ней. Он представил себе, как золото и сапфиры с бриллиантами колье будут смотреться на Сесиль. Они покинули магазинчик и зашли уже в Другой, когда Джон извинился и вышел. Он вернулся и купил так понравившийся ей гарнитур. Сегодня, конечно, Сеси не примет подарка, но со временем он выберет момент и вручит ей драгоценности. Джон упаковал футляр с подарком в небольшой пакетик и засунул его в задний карман джинсов. Теперь можно было вернуться к Сесиль.

Они сильно устали и решили отдохнуть и поужинать в маленьком, приятно оформленном ресторанчике. По стенам зала тянулись побеги лиан, гирляндами свисая с деревянных балок потолка, превращая строение в зеленый прохладный оазис посреди раскаленной пустыни с островами скал. После ужина они немного побродили по городку и двинулись обратно.

Сеси молча наблюдала, как угасал великолепный день. Джон не беспокоил ее всю дорогу, он, по-видимому, был погружен в собственные мысли. Когда они подъехали к дому женщины, он проводил ее до двери, отказавшись от предложения что-нибудь выпить. Сел в машину, помахал рукой и быстро уехал.

Сесиль почувствовала было тоску одиночества, но потом улыбнулась. Ведь они скоро увидятся, всего через неделю с небольшим, на открытии театра, созданного Грейс.

 

Глава 4

Утро следующего дня Сесиль провела, занимаясь генеральной уборкой дома. Она следовала совету Джона и даже не пыталась сесть за работу над книгой. Затем ей захотелось почитать, однако по необъяснимой причине ее одолевало беспокойство. Она встала и начала бесцельно бродить из угла в угол, раздумывая, не съездить ли к кому из приятельниц, но большинство из них днем были на работе, а у Грейс было полно дел в связи с хлопотами перед премьерой. На ум пришла Уитни Хэнк, и Сеси заулыбалась. Конечно же, та не работает, если не считать сборы средств на благотворительные цели, в которые ее втянула Синди Фенн. Сесиль не раз слышала от самой Уитни, что главное ее занятие — ходить по магазинам. Скорее всего, она дома.

Сеси набрала номер телефона и с удовольствием услышала голос приятельницы, говорившей с бостонским акцентом. Когда та поняла, кто звонит, она взволнованно затараторила, вывалив целый ворох междометий, вопросов и приглашений. Сеси потребовалось несколько минут, чтобы уловить момент и спросить: можно ли к ней заглянуть.

— Господи, конечно! — воскликнула Уит. — Приезжай поужинать. Младшенького я уложила отдохнуть. Двое других сыновей, слава Богу, в летнем лагере. Мы сможем насладиться покоем и тишиной.

Несколько минут спустя Сесиль уже была на пути к дому Хэнков, расположенному в фешенебельном районе Норт-Скотсдейл. Семейство обитало в маленьком тупичке. Это было изолированное, спокойное место, которое Уит считала идеальным для своих троих сыновей. Дом, вытянутый и приземистый, был нестроен в модернистском стиле из камня в сочетании с деревом и стеклом. С его тыльное стороны открывался захватывающий вид на горы.

Сесиль поставила машину на удобную стоянку. Едва она начала подниматься по дорожке, выложенной щебенкой, из двери дома вылетела молодая женщина, она радостно приветствовала подругу.

— Дорогая! Я уже начала думать, что ты меня забыла. Как я рада тебя снова видеть! Ты, как всегда, великолепно выглядишь.

Уитни — небольшая, энергичная брюнетка — была натурой увлекающейся и полной энтузиазма. Она относилась к спортивному типу женщин и проводила много времени в своем плавательном бассейне или на теннисном корте. Сегодня на ней была обычная для нее одежда: шорты и майка, на ногах кожаные сандалии. У нее был темно-бронзовый загар, который красиво оттенял бледно-голубые глаза. Она была замужем за игроком команды «Аризонские мустанги». Сесиль знала ее с тех пор, как Рори привел ее первый раз в общество своих знакомых. С тех пор Уит всегда оставалась ее любимицей среди жен спортсменов.

Сесиль улыбнулась, искреннее обрадовавшись миниатюрной подруге.

— Уит, дорогая, мне очень жаль, что я так долго не выбиралась к тебе, но на то были причины. Ты их знаешь.

— Ничего страшного. Я все понимаю. Проходи в дом. Сынуля, к счастью, все еще сопит в спальне. Я намолола кофе, и мы выпьем по чашечке с чудесным кофейным тортом, его вчера привезла Паула.

— Паула Хантер? — уточнила Сеси, когда они входили в манящий прохладой дом. — Как она?

— Слава Богу, уже отделалась от своей депрессии. Я думаю, психоаналитик, к которому она ходила, поднял ее на ноги. Помог в этом и новый удачный контракт ее мужа. Итак, кофе?

— С удовольствием.

Уитни сходила в кухню и принесла две чашки кофе, которые поставила на низенький столик рядом с хрустальной сахарницей и кувшинчиком со сливками. Затем она принесла роскошный торт на блюде.

— Ну, расскажи мне, что делается в мире, — попросила Сесиль.

Уит охотно откликнулась на это пожелание, засыпав гостью последними сплетнями об игроках команды, их женах и девушках. При этом она часто обогащала информацию любопытной подробностью или иной красочной деталью.

Когда наконец поток новостей иссяк, Сесиль поинтересовалась:

— А как у Джона дела со Стейси Богарт? Он мне на днях говорил, что они больше не встречаются.

— А, да. Давно уже. Ну, она не из тех, кто довольствуется вторыми ролями.

— Вторыми ролями? Что ты имеешь в виду? В глазах подруги промелькнуло виноватое выражение, но оно мгновенно исчезло.

— О, ну ты знаешь: его первая любовь — футбол.

Сесиль почувствовала, что ответ подруги был иным, он отличался от того, что та собиралась сказать сначала. Ее озадачила несвойственная для Уитни попытка что-то скрыть. Может быть, приятельница знает о той таинственной женщине, которую, по словам Джона, он любил. В таком случае она, безусловно, будет молчать даже в разговоре с Сесиль.

— А с кем же он тогда встречается? Уит задумчиво прищурила глаза.

— Ни с кем. То есть не ухаживает за какой-нибудь определенной девушкой. Уже давно он не появлялся ни с кем на вечеринках. Он был действительно не в себе…

Сеси вернулась к интересующей ее теме:

— Когда ты сказала, что Стес не захотела играть роль второй скрипки, это прозвучало так, как если бы она бросила Джо.

— Думаю, так оно и было, по крайней мере это то, что я слышала.

— Ты считаешь, он очень сильно переживал разрыв? Я хотела сказать: по этой причине он появлялся в обществе разных девушек?

— Едва ли. Он, кажется, никогда не сходил С ума по Стейси. Я думаю, ему просто нравится быть одному, когда у него дела идут плохо. — Подруга сделала паузу. — Как я понимаю, ты недавно с ним виделась?

— Ага. Между прочим, вчера.

И Сесиль принялась рассуждать о предложении Томаса Мэлдона, своем отказе участвовать в церемонии и последовавшем за этим визите Джона.

— Значит, ты приняла приглашение? — засияла Уит, подтверждая слова Джона о том, как важно предстоящее событие для Ассоциации жен. — Я очень рада.

— Знаешь, когда Джо рассказал, сколько сил вы отдали созданию фонда, я поняла, что не могу отказаться.

— Мы действительно потрудились. Я отвечала за подбор рецептов для поваренной книги. У меня было впечатление, что я никогда с этим не справлюсь. — Подруга умолкла на минуту. Лицо ее омрачилось. — Рори все очень любили. Мы хотели особым образом почтить его память.

На глаза Сесиль набежали слезы.

— Спасибо, милая. Вы сделали замечательное дело, и я вам очень признательна.

Время шло незаметно. Разговор прервало только пробуждение мальчугана от послеобеденного сна. Он внезапно появился в гостиной и поначалу смутился, увидев Сеси, но быстро освоился и стал приносить ей игрушки, попутно сообщая о многих волнующих событиях своей жизни. Сеси восхищалась маленьким крепышом в шортах цвета хаки и зеленой вязаной рубашке. Загорелый, пышущий здоровьем, он выглядел крупнее и взрослее сверстников. А его улыбка была неотразима.

Сесиль отвернулась в сторону, но Уит заметила, как в ее глазах промелькнула скорбь. Она поспешила скомандовать:

— Нил, хватит! Иди, поиграй немного в своей комнате.

Ребенок запротестовал, и Сеси вмешалась:

— Нет, пожалуйста. Все в порядке. Мне пора ехать.

Уитни нахмурилась.

— Ты обещаешь, что снова навестишь меня?

— Обещаю. Позвони мне насчет ужина. Или съездим в кино, ладно?

— Обязательно.

Уитни проводила гостью до двери. Нил все время вертелся под ногами. Они распрощались. Сеси, подойдя к машине, обернулась и помахала рукой. Уит одной рукой посылала прощальный привет, а другой удерживала Нила, рвавшегося вслед за Сеси. Потешная пара вызывала у нее улыбку и горечь от сознания, что у нее нет семьи.

По пути домой она вновь задумалась о взаимоотношениях Джо и Стейси Богарт. Отправляясь в гости к Уитни, она не хотела собирать сплетни, однако, задав вопрос относительно Джонни Кью и его бывшей пассии, женщина осознала, что в глубине души надеялась услышать от Уит последние новости. Та всегда знала, что происходит. Забавно, что обычно Сеси не проявляла такого любопытства к личной жизни своих друзей. Зачем же теперь ей нужны были подробности о взаимоотношениях Джона и Стейси? Раньше она не замечала за собой такого интереса.

Она нахмурила брови, вспомнив, какие странные ощущения испытала вчера, рассматривая руки Джона. Что происходило с ее чувствами? Ведь Джон — ее друг. Более того, он был лучшим другом мужа. Ей непозволительно засматриваться на него. Она не смеет желать его. Сесиль так долго не интересовалась мужчинами, что пробуждение эмоций подобного рода повергло ее в шок. Вероятно, она, замкнувшись в своей скорби, так безжалостно подавила все чувства, что теперь они прорвались наружу и отравляют ее отношения с единственным мужчиной, который является ее настоящим другом.

Может быть, это обстоятельство — предупреждение о том, что Сеси должна почаще бывать на людях. Видимо, Грейс права и надо снова знакомиться с мужчинами. В последнее время многие друзья, в том числе и Грейс, пытались устроить такие встречи, но Сеси все отвергала. Теперь она поняла, что, может быть, это было ошибкой, она непременно должна бывать среди мужчин, как прежде, тем более если у нее зарождается чувство к Джопни Кью. Иначе все кончится тем, что она создаст невыносимую обстановку для этого доброго парня и для себя и разрушит их дружбу.

Добравшись до дома, Сесиль направилась прямо к телефонному аппарату и набрала номер Грейс. Та отозвалась после третьего звонка, ответив слегка запыхавшимся голосом. Сеси сразу же извинилась:

— Не помешала?

Грейс рассмеялась своим особым гортанным смехом.

— Послушай, дорогая, ты, возможно, только что спасла жизнь нашего посыльного. Я уже готова была задушить его. Так что нас ждет? Ты будешь у нас на открытии?

— Конечно. Разве я могу не быть?

— Приведешь с собой кого-нибудь интересного?

— Просто друга.

— Или подругу? — голос Грейс задрожал от возмущения.

— Нет. Друга — мужчину.

— А, это уже лучше.

— Просто друга, — твердо повторила Сесиль. — 06 этом я и хотела потолковать с тобой. Помнишь, ты все время предлагала устроить свидание с незнакомцем. Так вот, я готова.

Однако это предприятие в прошлом оказалось неудачным от начала до конца. Но она установила одну вещь: ходить на свидания с мужчинами она еще не готова. Лучше уж привычно и надежно проводить вечера с другом, вроде Джона…

Джон сел за руль и запустил мотор. Он вел себя, словно желторотый юнец. Можно подумать, он собирался на первое в жизни свидание, причем с самой бойкой девушкой в школе. Руки, лежащие на руле, вспотели, а где-то внутри он ощущал ледяной холод. Джон дрожал, потому что ему предстояло сопровождать в общество женщину, которую он знал уже четыре года! Но это же абсурд!

Однако ему было страшно. Пусть Сеси обратилась к нему с просьбой лишь потому, что считает его безопасным (Боже! осознание этого ему как нож острый), тем не менее это будет их первым свиданием и первым шагом в задуманной напористым спортсменом кампании, цель которой — дать дружбе перерасти в любовь.

Минувшая неделя стала мучительной, одной из самых тяжелых за все время их знакомства. Нечто подобное он переживал только в первые дни, когда его представили Сеси. Что бы он ни делал, Сесиль постоянно занимала все его мысли. Она вторгалась в его сон, в часы, отведенные на тренировку, в деловые переговоры и дружеские беседы. Джон думал о ней много времени, представляя ее себе то в купальном костюме, то в вечернем платье с открытой спиной, то совершенно обнаженной. Он мечтал о ее теле, к которому его влекло так долго, но которого он, собственно говоря, никогда не видел. Ему представлялось, как она раскрывает ему свои объятия, полная ласки и желания…

Джон заскрипел зубами, притормозив перед выездом на главную дорогу. Опять ему видятся сны наяву с участием любимой, и он снова сходит с ума без всякого повода. Ему трудно придется на открытии театра, если он приедет туда уже взвинченный собственными мыслями. Джон три раза подряд глубоко вздохнул, затем свернул на шоссе, ведущ ее к городу, и всю оставшуюся дорогу старался сконцентрировать внимание на сборнике советов и инструкций для членов команды «Аризонские мустанги», который он штудировал в последние дни, готовясь к отъезду в тренировочный лагерь. Если что и может помочь ему преодолеть любовную лихорадку, так это только двойное сальто в воздухе или сообщение о непроданных в кассах билетах на матч.

Приближаясь к дому Сеси, он уже почти успокоился. Она открыла дверь, приветливо улыбаясь, и снова Джона потрясла глубина чувства, испытываемого им к этой женщине. Она прекрасна. Вернее, даже не прекрасна, а бесконечно привлекательна — с длинными ногами и точеной фигурой, при виде которой у мужчин возникает желание измерить ее параметры руками. Джон ощутил, как горячая кровь прилила к шее и липу.

— Привет! Заходи, — пригласила Сеси, протягивая ему навстречу руки как доброму знакомому.

Джон коротко пожал их, надеясь, что она не заметит, как густо он покраснел. Она повела его через маленькую прихожую в гостиную. Он шел следом, очарованный красотой движений ее стройных ног.

На Сесиль было простое платье, грациозно спадающее до щиколоток, обтекающее груди и бедра. Декольте открывало верхнюю часть груди, тонкие бретельки лежали на плечах. Лиф платья состоял из чередующихся белых и голубых полос, расположенных по диагонали; юбка была темно-голубая. Две части наряда разделял рисунок в виде больших белых маргариток, шедший также наискось. Платье, достаточно простое, не бросалось в глаза ни чопорностью, ни нарочитой сексуальностью. Однако для издерганных нервов Джона было достаточно одного взгляда на обнаженные плечи и шею любимой, чтобы заставить его трепетать. Он шел за ней, зная, что его охватило почти неодолимое желание коснуться ладонью ее открытой спины и спустить с плеч тонкие бретельки.

На мгновение Джон прикрыл глаза, заставив себя успокоиться. Эта женщина воздействовала на него с ужасающей силой. Она что-то говорила по пути, к счастью, не замечая его мучений.

— Хочешь чего-нибудь выпить? Потом поедем.

— Нет, спасибо, — ответил он низким Хриплым голосом.

Сесиль встревоженно повернулась к нему, недоуменно сдвинув брови.

— Ты в порядке? Джон откашлялся.

— Конечно. При виде тебя у меня захватывает дух, вот и все.

Ее смех прозвучал серебристым колокольчиком.

— Дорогой, с каких это пор ты стал таким любезным?

— Я-то считал, что это всегда было в числе моих достоинств.

Сесиль взяла сумочку и длинную шаль такого же рисунка, как и платье. Джон укутал шалью ее плечи, коснувшись кончиками пальцев нежной кожи у ключицы. Прикосновение к ней, как и аромат ее духов, еще больше возбудили его.

— Куда мы едем? — спросила Сесиль, когда Джон усадил ее в машину;

— Как ты смотришь на «Золотого льва»? Этот ресторан находился на верхнем этаже здания, где располагался банк, в центре города. Ресторан славился великолепной европейской кухней, кроме того, оттуда открывался великолепный вид на город. Сесиль ахнула:

— Вот чудесно! Какой ты милый.

— Ты имеешь в виду, что я недостаточно мужественный? — заметил он, сделав обиженный вид, и она захихикала.

Сесиль уже давно не чувствовала себя так хорошо: непринужденно, радостно и слегка взволнованно.

Ужин был выше всяких похвал. Панорама города ошеломляла.

Сеси в свое время привыкла к перешептываниям и любопытным взглядам в ресторанах в вечерние часы. Ничего другого она не ожидала и на этот раз. И она, и ее партнер давно уже научились игнорировать посторонних, поэтому сейчас они вели себя, как обычно: смеялись, шутили, чувствовали себя совершенно раскованно.

За разговором время прошло незаметно, и Сесиль всполошилась, когда Джон, посмотрев на часы, сказал, что им пора.

Машину пришлось оставить далеко от театра, в результате они уселись на свои места, когда уже вспыхнули огни рампы. Труппа поставила романтическую комедию, популярную в общинных и любительских театрах. Во вступительной сцене героиня легко целует героя, а он, введенный в заблуждение относительно того, кто она, превращает невинное прикосновение губ в глубокое страстное лобзание. При виде этой сцены в душе Джона вспыхнуло все сжигающее пламя. Его чувства сегодня слишком обострились: его привела в волнение простая театральная сценка. Он надеялся, что спутница не ощутила, какие страсти бушуют в его крови, ведь их руки слегка соприкасались, покоясь на одном подлокотнике кресла. Джон не знал, что поцелуй на сцене произвел на Сесиль не меньшее впечатление: она ничего не замечала вокруг. Все ее тело горело, и она упрекала себя за недостаточную сдержанность. Нельзя же при виде невинного поцелуя, да еще на сцене, приходить в экстаз подобно девчонке-школьнице!

Некоторое время пьеса продолжалась без слишком сладострастных поцелуев. Джон расслабился и начал с удовольствием следить за забавной интригой. Однако ближе к середине пьесы главный герой появился в сцене, чтобы подать меховую шубу своей даме, этакой «глупой блондинке», и мысли Джона невольно обратились к последнему году жизни Рори, когда «Мустанги» завоевали суперкубок. За неделю до этого события они выступали в Чикаго на только что построенном закрытом стадионе. На улице шел снег. Сесиль пожаловалась, что ей холодно. Рори тут же бросился в магазин и купил ей шубу из голубого песца.

Вечером того дня Робин с женой и Джон со Стейси договорились встретиться и посидеть в баре отеля. Рори пришел один, объяснив с недовольной миной, что Сеси запаздывает. Та появилась через несколько минут, игриво кутаясь в новую шубу. Она раскраснелась, вся сияла, ее розовые щеки и эффектные волосы представляли контраст с нежно-голубым цветом меха. Она отказалась снять шубу, улыбалась и ласкалась к мужу. Черная зависть зародилась в душе Джона. На следующий день Рори, ухмыляясь, признался, что в номере он обнаружил, что в баре под шубой у нее не было никакой одежды. Зависть Джона превратилась в яростное желание, грозящее взрывом.

Теперь, увидев меха на сцене, Джонни вновь оказался во власти страсти. Ему представлялась Сесиль в шубе. Атласная подкладка касается ее мягкого белого тела, отчего соски превращаются в твердые бутоны. Мягкая ткань гладит ее бедра, живот, спину. Мысленным взором он почти реально увидел, как она обернулась к нему. Ее глаза томно прикрыты ресницами, рот припух от прилива желания. Вот она сбрасывает шубу, обнажая плечи, затем руки. Шуба плавно скользит на пол. Не стыдясь, Сесиль стоит перед ним, позволяя его глазам вволю насладиться ее красотой, обещая искупление любовью и мучительное блаженство.

Он нервно вздохнул. Это безумие! Он уткнулся в листок программы, чтобы скрыть возбуждение. Как он взглянет в лицо Сеси во время перерыва? Ему приходила в голову лишь одна мысль: прижать ее к себе и целовать до тех пор, пока хватит ее дыхания и она не начнет сама тянуться к нему. Но это из области невозможного, даже если бы они не были сейчас в переполненном театре. Сесиль таким поступком будет шокирована, она придет в бешенство. В ее глазах это будет выглядеть как измена их дружбе. Нет, надо действовать осторожно… Но как он может медлить, если все, что происходит вокруг, каждый ее взгляд на него приводит его в почти невменяемое состояние.

 

Глава 5

Начался перерыв, повсюду вспыхнул свет. Сесиль, избегая смотреть на Джона, занялась сумочкой и шалью. Дело в том, что, когда на сцене молодая артистка вытащила из коробки меховую шубу, Сеси со всеми подробностями вспомнила о такой же, купленной ей мужем в Чикаго, незадолго до завоевания суперкубка. Они страшно поругались из-за этого, потому что Сеси считала, что иметь меховую шубу смешно и экстравагантно для женщины, живущей в городе, где при самой низкой температуре не замерзает вода. Роби настоял на покупке и убеждал, что он прав, и Сеси дулась на него почти весь день. Потом она опоздала на встречу с Джо и Стес, так как разрыдалась, а вследствие этого ей пришлось восстанавливать макияж. Она чувствовала себя виноватой: нельзя было так злиться на мужа. Он этого совсем не заслуживал. Строптивость была тем более неуместной, что Рори и без того дико нервничал из-за предстоящей игры. Ему вовсе не требовались дополнительные раздражители. Чтобы исправить положение, Сесиль отослала мужа в бар, сама же разделась донага и, накинув шубу, тоже спустилась вниз. В баре она подгоняла Робина, чтобы тот быстрее закончил с выпивкой, о которой он заранее договорился с Джонни и его подружкой. Они поднялись в комнату, и, когда дверь за ними закрылась, Сесиль повернулась к нему и сбросила с себя шубу. Остолбеневший Рори смотрел на нее, широко раскрыв глаза, потом с явным удовольствием расхохотался во все горло. Любовные ласки того вечера запомнились им как одни из самых радостных в совместной жизни.

Вспомнив давнюю выходку, Сесиль покраснела. Она не могла честно смотреть Джонни в глаза. Что, если он поймет, о чем она думает!

Джон дождался, пока Сеси взяла сумочку и шаль. Они направились в фойе. Здесь Джо оставил спутницу, чтобы принести что-нибудь прохладительное, и Сеси, оглядевшись вокруг, увидела Грейс. Та стояла в окружении завзятых театралов в ослепительном платье из серебристой парчи. Грейс было далеко за тридцать. Темно-бронзовый загар, приобретенный за годы жизни под палящим солнцем Аризоны, контрастировал со светлыми волосами, отливающими платиной. Поджарая, как у гончей, фигура отличала эту женщину. Аристократическое происхождение и богатство чувствовались в каждом ее движении. Она года два была замужем за процветающим врачом-терапевтом и после развода получила солидную сумму. Это позволяло ей жить вполне прилично не работая. К тому же она имела постоянный доход от фондового треста, учрежденного еще ее дедом в Мемфисе. Несмотря на достаток, Грейс была полна энергии и стремления поскорее забыть о неудачном замужестве. Поэтому, чтобы не оставаться долго без дел, она и обратилась к предмету своих девических увлечений — театру, а вскоре уже была вовлечена в создание еще одного любительского театра.

Когда Джон вернулся, Сесиль улыбнулась, взяла его под руку, позабыв свою стеснительность.

— Там в центре кружка стоит Грейс Клэптон. Я хочу представить тебя ей.

— Это та самая подруга, ради которой мы и приехали сюда?

— Совершенно верно.

Сесиль подвела его к приятельнице. Грейс, заметив Сеси и Джона, восторженно приветствовала их.

— Я так рада, что вы смогли приехать! — воскликнула она, когда они приблизились.

Сесиль представила ей Джона и позабавилась, отметив, каким оценивающим взглядом окинула та ее кавалера, а затем одобрительно посмотрела на подругу. Выступать в роли свахи — одно из самых любимых занятий Грейс.

За время перерыва Джону удалось кое-как восстановить контроль над своими чувствами, и теперь он сидел в зрительном зале, надеясь достойно выдержать пьесу до конца.

В финале все действующие лица собрались потанцевать. Второстепенный персонаж, изображавший влюбленного в «глупую блондинку», в романтическом духе танцевал с героиней, по иронии судьбы названной Сесиль. Так он задумал вызвать ревность у двух дам. Под звуки музыки они медленно двигались по сцене, мужчина наклонился и прильнул к шее партнерши.

Дыхание Джона ускорилось, он изо всех сил сжал руки, чтобы не заключить в объятия Сесиль, когда же руки мужчины на сцене начинали бродить по спине и бедрам героини, Джон закрыл глаза. Все оставшееся до конца спектакля время он старался вновь овладеть собой.

Наконец занавес упал. Джону стало ясно: он должен отвезти спутницу домой и покинуть ее как можно быстрее. Сегодня вечером он не может находиться вблизи нее просто потому, что больше не доверяет самому себе. Он способен все испортить, сорвавшись, как собака с цепи.

На обратном пути он почти ничего не говорил и Сесиль искоса бросила на него обеспокоенный взгляд. Не сердится ли Джо? Он выглядел таким отчужденным и напряженным. Сеси попыталась вспомнить: не обидела ли она его словом или каким-либо поступком, но ничего такого не приходило на ум. Он оставался в этом непонятном для нее настроении всю дорогу. Впрочем, эротическое возбуждение охватило не только Джонни. Ей и самой было не по себе. Если раньше ей всегда было легко общаться с этим человеком, то нынешним вечером у нее было несколько крайне неприятных моментов. Например, когда на сцене герой целовал в шею героиню по имени Сесиль, подлинная Сесиль почти физически ощутила его губы на своей коже. Вернее даже, это не были губы актера, Сеси чувствовала жаркое дыхание и жадно ищущие губы Джонни Кью. Понял ли он тогда, что она переживает? Не из-за этого ли он так напрягся и умолк? Не подумал ли он, что Сесиль может попытаться придать их отношениям отнюдь не платонический характер?

Они подъехали к дому. Джон проводил Сесиль до двери и ушел, едва попрощавшись. Она видела, как он усаживался в машину, потом вошла в дом, механически заперев за собой дверь. Без всякой цели она побрела во флигель.

Сеси не находила себе места. Сейчас даже нечего было и пытаться уснуть. Она швырнула сумочку и шаль на кресло и раздвинула стеклянную дверь, ведущую во дворик. Полная луна заливала все бледным светом. Женщина улыбнулась. Быть может, луна — виновник ее сегодняшних странных ощущений? Говорят же, что в полнолуние безумие становится явным. Она прошла по бетонным плитам к краю бассейна, сбросила сандалии, подняла юбку выше колен и села, опустив ноги в прохладную воду.

Почему прежде она никогда не замечала, насколько сексуальна улыбка Джона. Неужели его густая черная шевелюра всегда была так привлекательна? Сеси представила себе, какой он широкоплечий, как вздуваются его руки от мощных, твердых мускулов. Сеси раньше довольно часто видела Джона в плавках в бассейне, чтобы знать, что у него на груди курчавятся черные волосы, спускающиеся клином к пупку. Ей захотелось узнать, что бы она почувствовала, если бы его волосатая грудь коснулась ее обнаженных грудей.

Из задумчивости ее вывел звук, донесшийся от калитки и палисадника. Кто-то царапался. Она встрепенулась, вскочила на ноги. Злясь на разболтавшиеся нервы, Сесиль повернулась, и у нее перехватило дыхание: черная фигура стояла около ворот. Человек смотрел прямо на нее. Она от страха не могла тронуться с места, лишь сердце лихорадочно билось в груди. Потом сработал инстинкт самосохранения — она собралась бежать в дом. Но в этот момент темная фигура вышла из тени, и луна осветила лицо человека.

— Джон! Что ты здесь делаешь?! Ты напутал меня до полусмерти.

Ничего не ответив, он быстро приближался к ней. Его лицо оставалось непроницаемым, словно маска, вылепленная тенями. Сесиль задрожала: ей было и страшно, и хотелось что-то узнать. Думать было некогда. Он уже стоял в нескольких дюймах от нее. Глаза его походили на глубокие темные озера, скулы заострились. Рот — с темными полными губами, очертания которых в лунном свете утратили свою обычную строгость. Веки были опущены. Рывок — и Джон до боли сжал плечи женщины.

— Я не смог, — мрачно сказал он, притягивая ее к себе. — Я не смог уехать без… — Джон замолчал, так как их губы встретились.

Сесиль почувствовала, что ответное чувство нарастает у нее в груди. Это было ни на что не похоже! Она никогда не ожидала такого… Он завладел ее ртом настойчиво, с жадностью, горячо обжигая дыханьем щеку. Сеси задрожала и непроизвольно обвила руками его шею. Джон содрогнулся, его руки, ослабив натиск, обхватили ее спину, притянув Сесиль к мускулистой груди.

Сеси была потрясена, она потеряла представление о времени, ее уносила куда-то чувственная волна. Она ощущала жар его тела, аромат его плоти, вкус его губ. Он разжал ртом ее губы, которые охотно повиновались. Его язык ворвался к ней, горячий и неистовый, сильный и нежный. Джон издал короткий горловой стон, и его пальцы впились в ее тело, прижав еще сильнее. Его поцелуи отдавали отчаянием, как будто он хотел поглотить ее; его губы отрывались лишь для того, чтобы найти нецелованное место. Дыхание Джона стало тяжелым и прерывистым, он почти задыхался, и это возбуждало женщину с невероятной силой. Она вцепилась пальцами в ткань его пиджака. Он застонал и еще крепче сомкнул объятия, заражая ее желанием.

Сесиль прижалась к нему, дав выход давно дремавшей страсти, рвущейся на волю. Руки Джона были повсюду, зажигая ее ошеломляющим пылом чувства. Вот ее голова в сильных мужских ладонях — Сеси не может шевельнуться, а его язык разбойничает у нее во рту. Никогда она не испытывала такой дикой необузданной страсти, и мысль о том, что он изголодался до безумия, волновала не меньше, чем возбуждающие прикосновения рук и губ.

— Сесиль, Сес… — бормотал он, прервав поцелуй только затем, чтобы скользнуть по щеке к уху. Его зубы прикусили мягкую мочку.

Сеси ощущала гигантскую силу, нараставшую в теле мужчины, и поняла, что лишь остатки его железной воли, служившие сдерживающим началом, не позволили Джону причинить ей боль. Она погладила его шею, у него оказалась нежная кожа. Под ее ладонью он содрогнулся. Джон, реагирующий подсознательно, неконтролируемо, — это что-то необычайное, невероятное!

Его руки втиснулись между их прижавшимися телами, и он взял в ладони ее груди. Сесиль глотнула воздух. Он стал целовать ее шею, приглушенно бормоча непонятные слова, он задыхался. Большими пальцами рук он надавил ей на соски. Потом его руки спустились вниз, на спину, охватили ягодицы, еще теснее прижав ее к источнику страсти.

Внезапно она испугалась его безудержного голода. Ведь мужчина, которого она держит в объятиях, ей незнаком. Едва ли это — спокойный, уравновешенный Джон. Ей стало страшно от превращения известного в неизвестное, несмотря на волшебные чувства, что возбуждал в ней этот незнакомец. Пугал и собственный всепоглощающий отклик на его страсть. Она задрожала в его объятиях.

— Нет. Джо, пожалуйста, — прошептала она. Сначала это его не остановило, и она ощутила парализующий страх. Такого она просто не могла себе представить!

Постепенно он начал остывать, все еще плотно прижимая ее к себе; он прятал лицо у нее в волосах. Все его тело содрогнулось, и его объятие стало не таким крепким. Сесиль теперь могла стоять на ногах. Его руки едва касались ее. Она посмотрела ему в лицо и увидела, что у него закрыты глаза и на лбу выступили капельки пота.

— Прости, — произнес Джон сквозь стиснутые зубы. — Ты права.

Он раскрыл глаза, вздохнул; дыхание его все еще оставалось неровным. Ему стало ясно, что он шел вперед слишком быстро, давил на нее. Она же, даже в мыслях, не отводила ему место любовника, а он чуть не бросил ее на землю и не овладел ею прямо здесь в безумном порыве. Он почувствовал, как она охотно отвечала ему поначалу (или он принимал желаемое за действительность?), но он стал лапать ее, словно школьник, и она зажалась. С самого начала было глупо возвращаться и лезть к ней с поцелуями. Теперь ему еще хуже: неудовлетворенная страсть стала невыносимой. Однако надо убираться восвояси. Он было засомневался в способности совершить разумный поступок, но все же резко отстранился от нее.

— Я поеду. До свиданья, Сес. Она молча смотрела ему вслед. Ей не хватало воздуха. Все ее существо было взбудоражено с головы до ног. Джон исчез за воротами. Сеси огляделась вокруг, как бы удивляясь, что она у себя во дворике, и медленно пошла в дом. Какая странная, абсурдная ситуация! Она заперла раздвижную дверь, ведущую в садик. Действуя, словно автомат, постелила постель. Мозг ее был поглощен сменой мыслей, образов и эмоций. Она чувствовала себя слишком взвинченной, слишком возбужденной, чтобы сразу заснуть. Она легла и выключила свет, а в голове все еще проносились, словно в тумане, сцены у плавательного бассейна. Пульс снова бешено забился, когда она вспомнила страстные поцелуи и жадно ищущие руки мужчины.

На следующий день Сесиль проснулась с ясной головой, хотя обычно по утрам долго приходила в себя. Теперь же ей хотелось вскочить с кровати. Она торопливо приняла душ и оделась. Напевая, она приготовила легкий завтрак — кофе и поджаренный хлеб. Усевшись за еду, она взялась за утренние газеты, точнее, за спортивные страницы, что не делала уже в течение многих месяцев. Новости не радовали: Джон с командой покинет спортивную базу на следующей неделе. Если бы он даже и хотел продолжения того, что началось накануне, у него не было на это времени. Через несколько дней он поедет в Калифорнию и вернется не раньше, чем через месяц. Расписание — хуже не придумаешь. Сесиль подумала: разделяет ли Джон ее возмущение, или же он просто ждет отъезда как выхода из создавшегося трудного положения.

Она нахмурилась и встала из-за стола. Надо прекратить думать о Джонни Кью. Позвонит он или нет — тут ничего не попишешь. Нельзя позволять, чтобы это так отрицательно повлияло на ее дела. Сегодня день, когда Сесиль наметила возобновить работу над книгой. Она составила посуду в раковину и долила кофейник. Затем, вздернув подбородок, двинулась в небольшой рабочий кабинет. Заставляя себя не думать о Джоне, Сеси выдвинула ящик сейфа и стала перебирать папки с документами. Она вынула три из них, где, похоже, могли быть интересные материалы. Усевшись за стол, она начала перебирать газетные вырезки. То, что привлекло внимание, она откладывала в сторону. Выбрав четыре вырезки, писательница вернула папки на место, достала блокнот и карандаш. Оставалось сделать выжимки и извлечь из каждой статьи суть будущего повествования. Она не гналась за готовой идеей, совершенной во всех отношениях, так как решила, что время писать книгу еще не прятало. Надо просто снова прийти в рабочее состояние. Для этого достаточно было написать что-нибудь короткое, вроде рассказа. Вскоре Сеси определила, что две вырезки наиболее перспективны, а одна из них прекрасно подойдет для рассчитанного на читателей юго-западных штатов журнала, с которым она уже сотрудничала раньше. Окончательный выбор она остановила именно на этом материале и всерьез принялась за дело.

Ей потребовалось около часа, чтобы выяснить для себя наиболее важные вопросы относительно будущей статьи, ее темы и сюжета. Потом надо будет еще изучить намеченную тему в библиотеке и в архиве редакции газеты. Сеси не решалась отправиться туда сейчас, боясь, что Джон может позвонить или заехать, а ее не будет дома. Однако она, сжав губы, посоветовала сама себе не глупить. Она даже не уверена, входит ли в ее намерения развивать отношения с этим человеком. Так зачем ей беспокоиться, что он может не застать ее дома.

Внезапно зазвонил телефон. Она схватила трубку:

— Алло!

— Сеси? Это Джон.

— Джо! — голос выдал ее волнение, которое она пыталась скрыть. — Как ты?

— Все хорошо. Я хотел узнать, будешь ли ты дома сегодня вечером. Я нашел кое-что, чем ты можешь заинтересоваться.

— Да? Что же это?

— Идеи для книги. Думаю, это будет потрясающая вещь, но мне не хочется говорить об этом по телефону. Я хочу, чтобы ты прочитала это своими глазами.

— Понятно. Я буду дома весь вечер.

— Я приеду… Скажем, через час.

— Хочешь, я приготовлю ужин?

— Нет, спасибо. Я уже поел. — Он мгновение поколебался и спросил: — Сесиль, я надеюсь, что не очень напугал тебя вчера вечером.

— О-о! Нет, я… Ну то есть… Только немного. Джон сдержанно засмеялся.

— Должен ли я сказать: «Не знаю, что нашло на меня. Ты свела меня с ума, вселив жгучее желание»?

Сесиль почувствовала облегчение и вслед за ним тоже рассмеялась. По меньшей мере, они способны говорить о происшедшем. Возможно, им удастся спасти старинную дружбу, если вчерашние события ни к чему не приведут. Сеси ломала себе голову: не для того ли Джо собрался приехать, чтобы восстановить дружеские отношения и, объяснив свой срыв, просить о возвращении к миру и порядку? При мысли об этой возможности сердце у нее упало.

— Поговорим, когда я приеду, ладно.

— Хорошо.

Джон прибыл, как и обещал. Сесиль вскочила, чтобы открыть парадную дверь. Улыбка у нее получилась несколько смущенная, потому что из головы не выходили его поцелуи и то, как она реагировала на них. Что теперь этот человек думает о ней? Ее чувства страшно напряжены. Она замечала теперь все, что касалось его: от изгиба подбородка до цвета рубашки. Он так дорог ей, она так привыкла к нему и в то же время невозможно отрицать: она видит теперь нового, незнакомого ей мужчину. — Привет, Джо.

— Привет. — Он задержался перед тем, как войти, словно тоже испытывал нерешительность. Затем протянул ей газету, сложенную так, чтобы был на виду нужный материал. — Вот. Это история для тебя. Мне она попалась вчера в газете, издаваемой в Гренвиле. Я подумал, что лучше привезти ее тебе сегодня, так как завтра уезжаю.

— Завтра? А я думала, что лагерные сборы начнутся только на следующей неделе.

— Верно. Но я еду на несколько дней в Пасадену навестить родителей. Клэр в субботу выходит замуж.

— Кто?

— Клэр. Моя сестра, она живет в Хьюстоне. Она — математик-аналитик, ведет научно-исследовательскую работу.

— О-о! Я и забыла, что у тебя есть сестра. Помню, ты упоминал только брата.

— Дайв — да, с ним мы ближе всего.

— Ну, входи же. Хочешь что-нибудь выпить? Джо отказался, и они уселись в гостиной: он-в кресле, она — на диване. Сеси взглянула на газету, что он принес.

— А откуда у тебя газета из Данкерта?

— У меня там есть собственность, и я получаю оттуда воскресную газету. Они живут вблизи Гренвиля.

— Кто это — они?

— Люди, о которых пишет газета. Сесиль посмотрела на статью в центре сложенного газетного листа. Набранный мелким шрифтом заголовок гласил: «Наследница семьи Хауард выходит замуж». Сеси посмотрела на Джона в недоумении.

— Информация о предстоящей свадьбе?

— Ты сначала прочти. Обещаю, найдешь нечто поинтереснее.

Сесиль последовала совету и углубилась в чтение. Статья кратко рассказывала о том, что? Сузана Хауард из города Данкерта станет женой Брайана Мэрфи. Далее сообщалось, что жених — дальний родственник семейства Хауардов, а невеста является дочерью Эндрью Хауарда и Элейн Хауард из Данкерта. Какое-то воспоминание зашевелилось в голове Сесиль. Она непроизвольно выпрямилась, с новым интересом вчитываясь в статью. Элейн Хауард, урожденная Вине, в пятидесятых годах была одной из самых популярных кинозвезд. Не произошло ли чего-то с ее дочерью? Что это было? В статье больше ничего нет, и Сесиль, задумавшись и наморщив лоб, посмотрела на Джона. Потом вдруг щелкнула пальцами, восклицая:

— Похищение с целью получения выкупа! У Хауардов была дочь, которую похитили. Это случилось давно. Верно я говорю?

Джо усмехнулся.

— Правильно. Я не был уверен, что ты вспомнишь. Ты еще ходила под стол пешком.

— Но тогда эта история была у всех на устах. А мне, наверное, исполнилось уже одиннадцать или двенадцать. Она, я имею в виду Элейн Вине, вышла замуж за богатого отпрыска старинного семейства, так?

— Так. Семейства Хауардов. Они происходят из Новой Англии, начинали, кажется, с текстильной промышленности. Во всяком случае, у них денег — куры не клюют. И Элейн тоже не из бедных.

— Да. Похититель затребовал полмиллиона долларов, не так ли?

— Что-то вроде того. В те времена — целое состояние. Хауарды заплатили выкуп и получили свою дочку живой и невредимой. Позже полиция схватила похитителя. Его судили.

Сесиль взволнованно хлопнула в ладоши.

— Мигель Лопес! Судебное дело против Лопеса. Оно получило почти такую же известность, как и само похищение. Они приговорили невиновного. Через пару лет служанка созналась, что дала ложные показания. На самом деле преступление совершил ее любовник. Когда он изменил ей, она пошла в полицию. Сторонники движения за гражданские права подняли большой шум, потому что невинно осужденный был американцем мексиканского происхождения.

Джон кивнул.

— Это захватывающая история. Была даже погоня за настоящим преступником. В конце концов его поймали четыре года спустя. Но тут дело не только в похищении. Ты заметила, что в газете нет фото девушки, только репортаж о предстоящей свадьбе.

— Да-а. Это выглядит странным. Ведь в светском обществе смотрят на свадьбу как на важное событие.

— Ее не фотографировали со времен похищения.

Сесиль подняла брови.

— В самом деле? Из-за того, что боялись нового похищения?

— Видимо. Тебе приходилось слышать о крепости близ Данкерта?

Сеси отрицательно покачала головой.

— Крепость — это дом Эндрю Хауарда, купленный им сразу же после возвращения Сузаны. С того времени он и живет там с дочерью. Эндрью развелся с Элейн через два года после похищения, и суд постановил, что девочка останется с отцом. Мать иногда навещает дочь, но они редко видятся. Сузана практически не покидает дома и территории поместья. Судя по всему, отец опасался, что с дочерью может что-нибудь случиться. В особенности в первые годы, когда стало известно, что настоящий преступник на свободе.

— Бедная девочка. Она напоминает мне Спящую красавицу.

— Действительно. А теперь насчет принца — Брайана Мэрфи. Ему предстоит разбудить ее поцелуем.

Сесиль чувствовала, как у нее в груди нарастает интерес к жизни, творческое возбуждение, давно уже не навещавшее ее.

— Джо, что тебе известно о крепости?

— Именно из-за нее я обратил внимание на статью, начну с этого. Я прочитал о Хауарде, и у меня в голове сработал колокольчик, тогда я проштудировал статью. Я не мог сначала понять, откуда мне известна эта фамилия. Потом вспомнил, что читал материал о доме Хауарда, когда только переехал в Финикс. Опубликовал его журнал, выходящий на юго-западе США. Сесиль перечислила несколько названий.

— Я думаю, это был «Аризона ревью», — уточнил Джон, — года четыре назад. Так или иначе, в том материале дом именовался крепостью.

— Завтра же иду в библиотеку искать копию статьи, о которой ты рассказал. — Она одарила его улыбкой. — Джон, ведь это может быть лучшая книга из всего, что я написала и напишу.

— Я и подумал, что моя информация может тебе понравиться, — ответил он с усмешкой.

Они замолкли, исчерпав литературную тему. Неожиданно обоих охватило смущение. Джон рассматривал ногти рук.

— Сес, насчет вчерашнего…

Она судорожно вздохнула. Внутри у нее все сжалось.

— Я надеюсь, что вел себя не чересчур грубо, — он изо всех сил тер большой палец указательным другой руки. — Я вовсе не хочу внушить тебе ужас.

— Все в порядке. Не беспокойся. Он смотрел прямо в лицо Сесиль.

— Я не хочу извиняться за свои поступки. Я так желал твоего поцелуя. — Тень улыбки скользнула по напрягшемуся лицу Джона. — Собственно, что я намерен делать в сей момент — это целовать тебя.

Сесиль глубоко прерывисто вздохнула.

— Так что же тебя останавливает? Она даже не успела пожалеть о сказанном, как его руки с молниеносной скоростью замкнулись у нее на запястьях. Джо притянул женщину к себе на колени. Она смотрела на него, широко раскрыв глаза. Он усадил ее боком, обнял одной рукой за плечи, другой приподнял ее подбородок, и его губы с нажимом коснулись рта Сесиль.

 

Глава 6

Она не ожидала, что возбуждение потрясет ее с такой силой. Губы Джонни передали его страсть, но в поцелуях не прорывалась необузданность, как накануне вечером. Только нежность и ласка. Теперь он явно старался держать себя в руках. Лишь его рот не давал ей покоя. Кончик его языка проник за губы Сесиль, и она, не сопротивляясь, открыла ему дорогу пошире. Внезапно ее бросило в жар, когда его дыхание обожгло ей щеку, — немое свидетельство кипящих в нем эмоций. Джон не станет торопить ее, но не потому, что ему все безразлично. Он страстно хочет ее.

Язык Джона свободно странствовал у нее во рту, скользя по зубам, лаская ее язык. Ладонью он гладил нежную кожу щеки, другая рука касалась ее тонкой талии, затем поднялась выше, чтобы ласкать грудь. Сеси задрожала и положила руки ему на плечи, вцепившись в ткань его рубашки. Со вздохом Джон прошептал ее имя. Прервав поцелуй, его губы добрались до ее уха, осторожно исследовали его. Затем нежно прикусил мягкую мочку. Притянув женщину плотнее к себе, он накрутил ее длинные волосы на руку и приподнял их, чтобы его губы, ставшие мягкими, словно бархат, смогли коснуться ее шеи, повергая Сесиль в дрожь.

— Джо, подожди. Я… я не могу думать.

— А тебе и не надо думать, — пробормотал он, уткнувшись лицом в ее шею.

— Не уверена в этом. Я не знаю, способна ли сейчас правильно построить свои отношения с мужчиной, с любым мужчиной. Но с тобой — в особенности.

Она медленно высвободилась из объятий и встала, глядя на него. Он не предпринял ни малейшей попытки вернуть ее назад, только вздохнул и с сожалением посмотрел на нее. Сесиль нервным тоном закончила свою мысль:

— Ты не чувствуешь определенного неудобства? Я имею в виду — из-за Рори?

— Немного, — признался Джон, — но я все равно хочу тебя.

Сеси отклонилась в сторону, не отрывая от него изучающего взгляда.

— Ты всегда так уверен в себе. Разве это возможно? У нас все началось так неожиданно. Мне это кажется странным. Неправильным. Я чувствую себя почти виноватой, как будто я обманываю Робина.

Джон утомленно прикрыл глаза и кивнул.

— Я понимаю. Милая, я не хочу толкать тебя на поспешные решения. — Он раскрыл глаза и внимательно посмотрел на нее. — Я не хочу, чтобы это было окутано облаками сожалений и сомнений. Все должно происходить по твоей воле, по твоему желанию. — Джон взял ее руку и начал перебирать пальцы. — Мы пойдем не быстрее в наших отношениях, чем захочешь ты, ладно? Пусть у тебя будет время привыкнуть.

Она слегка наклонилась к нему.

— Джонни…

— Да?

В его черных глазах стояла тревога, и Сесиль от страха знобило. Если уж Джон что-то решил, он будет добиваться своего. Способен ли он отступить, если она обнаружит, что не готова к столь смелым шагам, лихорадочно соображала взволнованная женщина.

— Я не уверена, что смогу найти себя с новым мужчиной.

— С новым мужчиной? Ты хочешь сказать, что не рассчитываешь больше встретить любовь — никогда.

— Не думаю, чтобы это было возможным. Мои чувства иссякли уже так давно.

— Я тебе уступлю немного своих, — горько пошутил Джон. — Послушай, дорогая, не делай из этого трагедии. Если у нас с тобой ничего не получится, что ж, неудача постигнет меня не в первый раз.

Джон замолчал. Он надеялся скрыть от нее, как тяжело ему казаться легкомысленным, когда на самом деле его заветное желание — навеки привязать ее к себе.

— Сейчас я хотел бы знать только одно: чувствовала ли ты… что-нибудь, когда я целовал тебя тогда. Или вспышка была только у меня?

Глаза Сесиль широко распахнулись.

— Ты что, шутишь? Ты же должен был понять… Ну, словом, конечно же, я наслаждалась. Мне было так хорошо, что стало страшно. Потому я и прекратила наши ласки. Я не хочу вступать в новые отношения слишком быстро или слишком глубоко. Ты меня понимаешь?

— Думаю, да. Ты боишься впустить в свою жизнь нового мужчину. Ты стала слишком ранимой.

— Да. — Сесиль с облегчением вздохнула. — Мне следовало знать, что ты все поймешь. — Она робко улыбнулась и протянула ему руки. — Давай остановимся на некоторое время, ладно?

— Ладно.

Он взял ее за руки и тоже поднялся, поднес к губам по очереди ладони и перецеловал все ее пальчики. К окончанию этой процедуры Сесиль едва стояла на ногах: они стали ватными.

— Мне, пожалуй, лучше теперь уйти, иначе я опять перестараюсь, — заключил Джон. Сеси засмеялась.

— Я никогда бы не поверила, что между мною и тобой отношения могли бы развиться в роман. Разве не странно, что нас влечет друг к другу после стольких лет дружбы?

Джон улыбнулся.

— Да-а, это может показаться странным. — Он наклонился к ней, прощаясь, и поцеловал Сесиль в губы быстро, решительно, словно не осмеливаясь на большее. — Я не увижу тебя до первой игры, где тебе будут вручать памятную медаль. Я полечу прямо на сборы из Пасадены.

— Понятно.

— Я позвоню тебе из лагеря.

— Правда? — Глаза женщины вспыхнули неожиданной радостью. Она улыбнулась. — Это хорошо. Я хотела бы услышать твой голос.

— Тогда ожидай звонка. — Джон внимательно посмотрел в лицо Сесиль, затем, словно что-то для себя решив, резко отвернулся. — Мне пора.

Она вслушивалась в звук его шагов, пока он шел через холл. Вот открылась дверь, затем щелкнул замок. Они снова увидятся только через несколько недель. При этой мысли сердце женщины сильно заныло.

В течение нескольких дней после их прощания Сесиль продолжала все глубже и глубже вникать в материалы о Хауарде и похищении его ребенка. В библиотеке в журнале «Аризона ревью» она нашла статью об их доме на краю пустыни. Прочитав репортаж, она еще больше заинтересовалась домом-крепостью. Она решила еще раз заглянуть в газетный архив. Не составляло большого труда установить, что этот весьма предприимчивый бизнесмен разбогател не только на производстве текстиля. Хотя начал именно с него.

После изучения газет дошла очередь до микрофильмов со статьями из газет, где были отклики на похищение. К концу этого вечера от чтения у нее разболелись глаза, а голова кружилась. Зато Сесиль день за днем проследила не только всю историю похищения, но и подробности частной жизни и финансовые дела семьи Хауард. Перед ней предстала симпатичная, с пышными формами Элейн Вине — голливудская дива с золотистыми волосами до плеч. Она была все время в центре внимания прессы как героиня известных фильмов, не обходила пресса и ее предыдущие замужества. Семью Хауард подавали как почтенный род с корнями из Новой Англии, при этом упоминались текстильные фабрики, которыми владела семья, однако журналисты больше писали о подвигах Эндрыо Хауарда, который значительно преумножил семейный капитал, прорвавшись в сравнительно молодую отрасль — электронику. По слухам, он владел авиалиниями и отелями. Благодаря Эндрью его клан выдвинулся из разряда богатой знати в ряды сверхбогачей.

В ту ночь Сесиль бредила семейством Хауардов, а наутро позвонила в Нью-Йорк. Стаей, ее постоянный редактор, пришла в восторг от идеи создания новой книги, агент по распространению среагировал тоже положительно. Воодушевленная их поддержкой, Сесиль решила, что пора приступать к серьезной работе. Она сложила чемодан, швырнула его в машину и помчалась в Лос-Анджелес, где в подшивках местных газет можно было найти гораздо больше материалов о похищении Сузаны и процессе над Мигелем Лопесом, поскольку оба события происходили в этом городе.

Остаток недели Сесиль провела в Лос-Анджелесе, с трудом осиливая микрофильмированные тексты, от которых голова раскалывалась. Она делала бесконечные записи, изучала журналы с публикациями о похищении и о суде над мнимым преступником. После такой напряженной работы Сесиль решила возвратиться домой в субботу. Она хотела побыстрее разобраться в собранном материале и набросать, хотя бы в основном, план будущей книги.

К моменту, когда Сесиль въезжала на свою улочку, силы ее были на исходе. Она заковыляла в дом с чемоданом, который, казалось, стал вдвое тяжелее, чем при ее отъезде в Лос-Анджелес. Она сложила вещи в кухне, сбросила туфли и направилась к бару, чтобы налить хорошую порцию джина с тоником.

Наслаждаясь напитком, она позволила себе ни о чем не думать. В это время зазвонил телефон, испугав ее резким звуком, хотя аппарат находился довольно далеко — в кухне. Сесиль вздохнула: сегодня вечером она не в силах была даже говорить по телефону. Тем не менее она встала и подошла к аппарату.

— Алло!

— Сеси, дорогая, где ты пропадаешь? — На другом конце провода был Джон.

Внутри у нее все задрожало: она не ожидала звонка так скоро, ведь он только что уехал.

— Привет, Джо. Как ты там? — Ей удалось сделать голос спокойным, хотя на душе было далеко не безмятежно.

— Все отлично. Я только что вернулся после свадебной церемонии и приема.

— Да? Ну, как все прошло?

— Без сучка и задоринки, если не считать, что подружка невесты вместе с цветами бросила и корзинку, в которой их несла.

Сеси стало смешно.

— Ну, подобные эпизоды, видимо, предусматриваются программой. Помню, на моей свадьбе маленькая дочка двоюродного брата вместо цветов бросала лепестки, ей понадобилось целых полчаса, чтобы пройти под главным нефом, выполняя этот ритуал.

— Послушай-ка, Сесиль, — заговорил он вдруг серьезным тоном, — я скучаю по тебе. Она поперхнулась.

— Я… Я тоже скучаю по тебе.

— Очень?

Она выдохнула воздух и слегка засмеялась.

— Угу-у. Очень. А ты что, пытаешься удовлетворить свое самолюбие?

— Речь сейчас не о моем самолюбии. Не оно требует удовлетворения. У меня такое впечатление, что сборы в этом году будут особенно неприятными.

Джонни едва удалось справиться со словами, готовыми сорваться с языка. Если бы их разговор затянулся, он принялся бы изливать ей душу, заговорил бы о давней любви к ней. Вместо этого он откашлялся и прочистил горло, ему, хотелось сделать то же самое и со своими мозгами.

— Я уже должен заканчивать. Позвоню тебе из лагеря.

— Хорошо. Это будет радостью для меня. Они неохотно распрощались; повесив трубку, Сесиль долго стояла в задумчивости. Внезапно она представила, что тренировочные сборы продлятся целую вечность. Как много времени пройдет, прежде чем Джон возвратится!

Сесиль с головой ушла в работу. Она продолжала искать факты и их анализировать, намечая пути поиска информации, договариваться с нужными людьми об интервью. Одна из главных трудностей состояла в том, чтобы этих, людей найти.

Свободного времени почти не оставалось. Ее так радовало, что она снова способна чем-то увлечься, кроме того, работа помогала ей не скучать по Джону. К ночи она настолько выматывалась, что могла только упасть в постель и уснуть. Лежать без сна и думать не было сил. Ей некогда было размышлять о будущем, о роли Джона в нем.

Как-то она заехала пообедать к Грейс и подверглась мучительному допросу с пристрастием насчет Джонни Кью. В конце недели позвонили родители. Мать интересовалась: начала ли она снова работать. Отец спрашивал, ходит ли она уже на свидания. До чего типично это было для них обоих!

Джон, к ее удивлению, звонил дважды или трижды в течение недели, шутил и забавлял ее. За его звонками и работой время тянулось не так бесконечно долго. Незаметно подошла четвертая неделя, как Джон был в тренировочном лагере. День торжественной церемонии приближался. Вручение мемориальной медали было назначено на вечер субботы, церемония должна; была происходить в перерыве между таймами во::; время первой показательной игры «Мустангов» в сезоне. Как обычно, предполагалось, что игроков доставят на матч самолетом и сразу же после его окончания отправят назад в лагерь.

В четверг, в конце дня, Сеси поехала на стадион, чтобы встретиться с Мэри Браун, координатором программы. Там присутствовали владельцы клуба Чак и Гэрри Расби, президент Ассоциации жен спортсменов команды Синди Фенн, а также представитель госпиталя. Мэри разместила их на трибуне, показала, где будут стоять тренер мистер Сойер и Джонни Кью, проработала с каждым из присутствующих роль, отведенную ему по сценарию. Мэри упомянула, что во время игры Сесиль будет находиться в директорской ложе. Сама она заглянет туда во время первого тайма на случай, если у Сесиль появятся какие-нибудь вопросы.

Сеси в знак согласия кивнула и поспешила поскорее уехать. В субботу утром она слишком разнервничалась и весь день не могла работать. Она бесцельно бродила из угла в угол, потом долго лежала в ванне, затем перепробовала несколько причесок, окончательно остановившись на том, что стянула волосы конским хвостом на затылке. Макияж она сделала очень скупой, полакировала ногти. Все это она проделала медленно, чтобы не попасть в смешное положение, приехав на стадион слишком рано.

Она прибыла вовремя. Сесиль шла не спеша по галерее, рассматривая висевшие на стенах картины. Ложа хозяев клуба находилась в центре южного сектора. Хотя ей не улыбалось смотреть на игру из ложи братьев Расби, она должна была признать, что ее снедало любопытство: каковы самые шикарные апартаменты с ложами, принадлежащие частным лицам, расположенные между верхним и средним ярусом.

Сеснль замедлила шаг, чтобы не пропустить нужный ей номер. У двери ложи она дважды сверила правильность названного ей номера, оправила юбку и вежливо постучала. Дверь тут же открылась, перед ней стоял скромно одетый, с сединой господин. Он улыбнулся, взял бокал в другую руку, чтобы приветствовать Сесиль рукопожатием.

— Здравствуйте. Я — Ронни Дилан.

— Сесиль By, — назвала себя гостья. Из-за спины открывшего раздался громоподобный глас:

— Сеси! Входите же.

Ронни Дилан отступил в сторону, пропуская ее вперед. Она глубоко втянула в себя воздух в двинулась дальше.

 

Глава 7

Большая комната встретила ее страшным шумом и обилием незнакомых лиц. Сесиль беспомощно оглядывалась, пытаясь определить, что назвал ее по имени. В глаза ей бросился Чак Расби, стоявший в дальнем углу с приветственно поднятой рукой. Он извинился перед своими собеседниками и пошел ей навстречу.

— Я вижу, Рон, что вы встретили нашу гостью. Дорогая, вы прекрасны, как всегда. Я постоянно твердил Рори, что ему чертовски повезло, когда он нашел вас.

— Значит, вы вдова Робина By? — спросил Дилан. — Наконец-то я имею честь познакомиться с вами. Я всегда был самым верным поклонником таланта вашего мужа.

— Да, смерть Робина — страшная потеря для всех нас, — в тон ему сказал Чак Расби. — Дорогая, позвольте мне представить вас.

Придерживая ее одной рукой за плечи, Расби увлек ее за собой.

Придя в себя, Сесиль обнаружила, что народу в комнате не так уж много, как ей показалось на первый взгляд, не больше десяти-двенадцати человек. Гости сгруппировались несколькими кучками. Моли, жена тренера Сойера, сидит, откинувшись на спинку дивана, и разговаривает с Глорией Мэлдон и Линдой Расби. Все дамы одеты по последней моде. Моли подняла глаза и заметила Сесиль; она встала, улыбнувшись, вежливым жестом остановила говорившую что-то Линду и произнесла своим низким, хорошо поставленным голосом:

— Сесиль, дорогая, я так рада видеть тебя. Две другие дамы тоже заулыбались, приветствуя Сесиль. Чак Расби оставил Сеси на их попечение, а сам отправился к бару, пообещав принести ей что-нибудь легкое.

Чак вернулся с бокалом для Сесиль, на локте v него повисла незнакомая ей женщина. Должно быть, его очередная пассия. Чак развелся лет пять назад и наслаждался холостяцкой жизнью.

— Сеси, вы знакомы с Эммой Янг?

— По-моему, нет. Приятно познакомиться. — Сесиль протянула руку и была удостоена вялого рукопожатия.

Эмма была моложе Линды, жены Гэрри Расби, и выглядела значительно эффектнее. Она щеголяла в черных шелковых брюках, блузке и белом жакете. Эмма небрежно приветствовала Сесиль, однако присоединилась к ней, когда Чак знакомил гостью с женой Ронни Дилана и двумя загорелыми, непрерывно курившими джентльменами, которые, похоже, являлись деловыми партнерами братьев Расби.

Обход гостей закончился там, где стоял Томас Мэлдон. Чак повернул Сесиль лицом к нему и отошел в сторону вместе с Эммой. Теперь Сеси предстоял разговор с человеком, который никогда не был ей приятен. Однако она, по крайней мере, знала его лучше, чем братьев Расби с их дружками. Том улыбался.

— Рад, что вы передумали.

— Джон умеет убеждать.

— Верно сказано. Впрочем, я не уверен, что слово «убеждать» вполне соответствует моему восприятию. Обычно Джо своим нажимом несколько переступает за пределы убеждения.

Мэлдон указал на вращающиеся кресла у окна.

— Не хотите ли сесть? Игроки уже выходят на поле.

Внизу на поле показались в беспорядке идущие игроки. Предстояла разминка. При виде такой знакомой красно-бело-оранжевой спортивной формы у Сесиль защемило в груди. Она заметила футболку с номером четырнадцать — это был Джон. Мэлдон предложил ей бинокль. Она приставила его к глазам, навела, поймав в фокус голову с шевелюрой цвета вороньего крыла. Лицо Джона было четко и неестественно близко. Сеси почувствовала себя слегка виноватой, как будто подсматривала за ним или шпионила. Но разве можно так назвать это, если на него смотрят сейчас пятьдесят тысяч человек, успокоила она себя.

Способность Джона и Рори играть на глазах огромной, нередко враждебной толпы всегда оставалась выше ее понимания. Робин в известной мере актером был, и, хотя перед матчем страшно нервничал, на поле стадиона ему становилось лучше благодаря эмоциональной поддержке болельщиков. Видеть его выступающим перед такой массой людей и понять это для Сесиль было легко. Однако Джон в отличие от Робина лишен способности к лицедейству, ему не по душе играть на толпу, он не умеет заражаться энергией от беснующейся публики, чтобы заставить собственную кровь бежать быстрее. Он ведет себя на стадионе так, словно трибун не существует, а двадцать два спортсмена, в том числе и он сам, играют лишь для собственного удовольствия. Сеси постоянно изумлялась умению Джона сохранять спокойствие и не обращать внимания на то, что происходит вокруг…

Джон был центральным нападающим, и Сесиль взволнованно следила за ним, сжав руки, как она делала всегда при выступлениях Роби. Ей хотелось, чтобы Джон выступил хорошо и «Мустанги» выиграли, но больше всего ее беспокоило, чтобы он не получил травмы. Джон как обычно, выступал превосходно, Сесиль с радостью отметила, что он свободно владеет рукой, локоть которой удалось вылечить; видимо, боли он не испытывал.

Товарищеские матчи, наподобие нынешнего, проходят, однако, без особого накала и треволнений. Тренеры выпускают на поле новичков по своему усмотрению, и смысл игры не столько в том, чтобы выиграть, сколько чтобы опробовать новые силы. После того как Джону выставили замену, Сеси потеряла всякий интерес к игре.

В какой-то момент в комнату вошла Мэри Браун, отозвала ее в сторону и снова проштудировала сценарий предстоящего вручения медали. За несколько минут до начала церемонии Чак и Гэрри спустились вместе с Сесиль под трибуны стадиона и долго шли мрачными бетонными коридорами, пока не добрались до раздевалок, затем, поднявшись на несколько ступеней, вступили в туннель, ведущий к выходу на поле. После полутемного туннеля свет прожекторов ослеплял, и Сеси долго щурилась, пока глаза не привыкли к яркому освещению. Она вместе с руководителями клуба отошла влево. Перерыв закончился, и игроки обеих команд, в своем воинственном облачении, прошли мимо, направляясь на арену. Участники церемонии собрались; Девон, который сегодня уже не должен был играть, замыкал строй «Мустангов». Он не потел со всеми, а остановился вместе с тренером Сойером у края поля. Тренер кивнул Сесиль. Джон потихоньку сказал:

— Привет. Черные глаза гиганта вспыхнули. Его присутствие сильно волновало женщину, она видела, как он обрадовался встрече. Ощущение было такое, словно Джон поцеловал ее. Сесиль долго смотрела на него, не в силах отвести глаза. Она заметила любопытный взгляд Синди Фенн и приготовилась к тому, что вскоре вся Ассоциация жен загудит от сплетен. Такая же участь ждет и игроков команды. Сесиль не знала, как это воспримет Кью. Она оглянулась на него, такого огромного и незнакомого в спортивной форме, и с удовольствием отметила, что взгляд Джона по-прежнему обращен на нее. Вероятно, подумала она, он просто пропустит сплетни мимо ушей. Джон не обращал ровно никакого внимания на слухи, ажиотаж и злословие, как если бы их не существовало вовсе.

Подождав немного, Мэри шепнула что-то тренеру Сойеру, тот дал условный сигнал братьям Расби. Вся группа участников церемонии двинулась вдоль беговой дорожки к невысокой трибуне. По узким ступенькам они поднялись наверх и разместились согласно указаниям Мэри. На трибуне их дожидался человек, в котором Сесиль узнала представителя госпиталя Святого Мартина (она познакомилась с ним, когда репетировала церемонию). Первым вперед вышел Гэрри Расби и произнес высокопарную, но, к счастью, короткую речь о Робине By, его смерти и денежных средствах, собранных Ассоциацией жен. Синди Фенн вручила ему чек, а тот, в свою очередь, передал его главному врачу больницы; медик коротко поблагодарил, собравшихся. Чак Расби зачитал надпись на мемориальной медали и вручил ее Сесиль. Та улыбнулась, кивнув, и высказала слова благодарности. Происходящее растрогало ее больше, чем она ожидала.

Сеси с удивлением увидела, что к микрофону подошел Джон. О его выступлении в сценарии ничего не упоминалось, не было его на репетиции накануне вечером. Джонни заговорил о своей дружбе с Робином, о взаимодействии между ними в игре. Под конец его голос сорвался, и он отступил назад. Сойер подошел к микрофону, произнес речь, отличавшуюся характерными для него краткостью и энергией. Он говорил о. Роби как о выдающейся личности, талантливой и яркой, о его способности зажечь сердца игроков команды во имя победы или облегчить веселой шуткой горечь поражения.

— Он был великим спортсменом, одним из лучших, кого мне доводилось встречать, — закончил тренер. — Но мы утратили не только отличного спортсмена, мы лишились друга, человека, делавшего нашу жизнь богаче, потому что он жил среди нас. Никогда не будет другого Робина By, и в команде «Аризонские мустанги» никто не будет выступать под его номером, футболка с номером восемьдесят всегда будет ассоциироваться с именем Рори.

Тренер повернулся к застывшей от волнения Сесиль. Грудь ее разрывалась от боли, слезы непрерывно катились из серо-голубых глаз. Искоса глянув, она увидела Джонни, который протягивал ей белую, слегка запачканную и измятую футболку с вышитой оранжевыми нитками гигантской цифрой восемьдесят. Дрожащими пальцами Сесиль взяла оставшуюся после мужа спортивную форму. В яростно сверкнувших глазах Джонни она заметила слезу. С трибун стадиона донесся гром аплодисментов, раздались крики. У Сесиль вырвалось из груди рыдание.

Участники церемонии отворачивались в стороны, покидая трибуну. Джон помог Сесиль сойти со ступенек. Его надежная рука была кстати: слезы мешали смотреть, все расплывалось.

— Ты не говорил мне, что будешь выступать с речью!

Ее слова почти тонули в гуле голосов, доносившихся с трибун. Женщина разрыдалась. Джон обнял ее одной рукой за плечи, и они пошли по гаревой дорожке, затем спустились в туннель. В подземном переходе было тихо и прохладно, и Сесиль перестала рыдать. Мэри Браун, готовая к любой случайности, появилась перед ней с бумажными салфетками в руках, чтобы помочь стереть следы слез с ее лица. Хрипловатым голосом Сесиль поблагодарила братьев Расби и тренера Сойера и обернулась к Джонни. Он взял ее за руки, нежно сжал их в ладонях.

— Ты в порядке?

— Да. Все хорошо. Правда, у меня нет тяжести на душе. Просто это было так трогательно. Спасибо тебе.

Джон помолчал.

— Мне бы хотелось увидеться с тобой после игры.

— Я думала, вы сразу улетаете назад в лагерь.

— Так оно и есть. Но мне хотелось бы поговорить с тобой. Ты сможешь подождать меня у выхода?

— Конечно.

Братья Расби поджидали Сесиль, а Сойер уже скрылся в раздевалке. Вскоре оттуда выйдут двумя потоками игроки, спеша завладеть зеленым полем. Джон еще раз пожал ей руки и ушел. Сесиль присоединилась к Чаку и Гэрри, они вместе поднялись на лифте и вернулись в элегантную ложу братьев. Вторая половина игры мало интересовала женщину. Она сидела в глубине апартаментов, пригубливая что-то крепкое — напиток, предложенный Чаком. На коленях она снова складывала и раскладывала футболку Рори. Память вернула его неимоверные броски на поле, смех и юмор, лукавую улыбку. Правильно сказано: другого такого человека не будет на свете! Больше всего огорчило, однако, Сеси то, что, несмотря на неожиданные для нее слезы, в ее душе образ Рори вызывал теперь лишь мягкую грусть. Невыносимая безжалостная боль прошла. Любовь превратилась в воспоминание — нежное и сентиментальное, но лишенное реальности.

Окончание матча вывело Сесиль из задумчивости. Все вокруг нее поднялись на ноги и задвигались. Многим захотелось выпить на дорожку, тем более что надо было ждать, когда разъедутся со стоянки тысячные толпы зрителей. Сеси поставила свой пустой бокал и вежливо распрощалась с окружающими. К моменту, когда она обменялась последним рукопожатием и вошла в лифт, людей на первом этаже уже стало меньше. Она приблизилась к выходу из раздевалок, ведущему за пределы стадиона. Там собрались дети и взрослые с блокнотами и карандашами в руках в надежде получить автографы от своих любимцев. В стороне держались несколько женщин, которых Сесиль видела в первый ваз. Интересно, кто они — жены, приятельницы или просто поклонницы спортивных звезд?

Спортсмены появлялись из туннеля по одному и по двое. Сначала шли новички, менее популярные игроки, которых не приглашали в комнату для прессы. Затем по ступенькам поднялись ветераны из числа нападающих с перекинутыми через плечо сумками для снаряжения. Один из них узнал Сесиль и помахал ей, два других тоже посмотрели в ее сторону. Они заулыбались и, вырвавшись из задержавшего их на миг кольца болельщиков, подошли к ней. Они явно чувствовали себя не очень уверенно, с трудом находили нужные слова, вспоминая Роби, выражали радость по поводу того, что сегодня почтили память своего товарища. Сесиль читала в их глазах немой вопрос, который они не осмелились ей задать: «Почему она стоит в ожидании у выхода для игроков команды?» В конце концов они кивнули на прощание и ушли как раз в тот момент, когда по ступенькам легко взлетел Джон. Он окинул взглядом немедленно набежавших со всех сторон болельщиков. Увидев Сеси, он послал ей улыбку.

Джон раздавал автографы, а Сеси, стиснув зубы, улыбалась и кивала игрокам «Мустангов», которые останавливались, чтобы сказать ей что-нибудь, или махали руками. Сесиль в отчаянии посмотрела на Джона, пробивавшегося У); сквозь толпу болельщиков. Оказавшись перед ней, Джон склонился, взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал прямо в губы.

— О Боже! Я так скучал без тебя! Сесиль ответила ему робкой улыбкой. Ей казалось, будто и болельщики, и спортсмены — все до одного — смотрят только на них. Нервы ее напряглись. Она отступила на шаг. — Я тоже скучала по тебе. Признаться, я чувствовала себя преступницей, так как единственной причиной, что привела меня на сегодняшнюю церемонию, было желание увидеть тебя.

Темные глаза Джона загадочно сверкнули. — Я подумал, может быть, ты подбросишь меня в аэропорт к отлету. Мы смогли бы побыть немного вместе.

— Конечно.

Они разыскали на стоянке машину Сесиль. Когда она отперла дверь, в лицо пахнул застоявшийся воздух. Сеси проскользнула в кабину, завела двигатель и включила кондиционер. Пришлось ждать пару минут, пока воздух не охладился. Лишь теперь, включив передачу, она поехала к аэропорту. Он находился в южной части Финикса, поэтому добрались туда быстро. По дороге они смущенно молчали. Сесиль не могла понять, что происходит. По телефону, когда Джон звонил, они разговаривали совершенно спокойно. Сеси объяснила для себя возникшую между ними взрывоопасную натянутость сегодняшней церемонией и ее эмоциональными последствиями.

Она свернула с шоссе на подъездную дорогу к аэродрому и направила машину на кратковременную стоянку.

— Ты знаешь, сегодня во время церемонии у меня возникло странное чувство: я сидела и думала о Робине — перебирала все, что могла вспомнить. И получалось, как будто он стал…

— Проклятие! — взорвался вдруг Джон. Сесиль нажала на тормоза и невольно обернулась, стараясь заглянуть ему в глаза. Его лицо было мрачным и грозным, а голос звучал, как раскаты грома. — Неужели ты не можешь думать ни о чем дном? Или так ты видишь наши отношения в будущем? Мы что, так и будем бесконечно перебирать сцены из твоей жизни с Рори?

Сесиль отвернулась в сторону. На глаза набежали горькие слезы обиды. Она не знала, как ей следует реагировать. Этот взрыв так непохож на Джонни. Действуя автоматически, она снова нажала на акселератор и осторожно въехала на стоянку. Сесиль посмотрела на спутника.

— Извини. Я не собиралась все время говорить о нем.

— Но ты не можешь просто ничего поделать, верно ведь?

Глаза Джона горели. Он схватил женщину за плечи и рванул к себе.

— Ты намереваешься любить его вечно? Он был полон нетерпения и прильнул в ее рту, наводя на нее ужас. Его губы обжигали, язык жадно требовал, чтобы перед ним не было никаких преград. Поцелуй был такой же страстный, как в первый раз, но тогда, вечером у нее дома, Сесиль не ощутила в нем озлобления или жестокости. Теперь возникало впечатление, что Джону хотелось подчинить ее своей воле, заставить понимать и принимать любовь, как понимает он, и наслаждаться этим. Его руки обвили ее шею, опаляя плоть при соприкосновении. Он со всей силой прижимался ртом к ее губам, раскрывая зубы настойчиво продвигающимся языком.

— Сесиль, Сес… — стонал он, осыпая поцелуями ее лицо и шею. Его рука легла на грудь, лаская ее сквозь тонкую ткань. Он поднял голову, и его глаза, как огненные лучи желания, пронзили ее насквозь.

— Я хочу тебя, и я живой человек. Почему тебе не взять то, что предлагаю, и забыть его.

Джон посадил ее на колени, прижав к груди. Сеси неотрывно смотрела на него, словно парализованная его взглядом, которому невозможно — противостоять. Одной рукой Джон поддерживал Сесси, другая же, оставаясь свободной, вольно бродила по ее телу. Его уверенные пальцы медленно двигались, обрисовывая контуры грудей, талии и бедер. Он ощутил под рукой мягкую ткань на бедрах и приподнял юбку, скользнув по тонкой паутинке трусиков внезапно отвердевшими кончиками пальцев.

— Я добьюсь, что ты забудешь его, — прохрипел он, отрываясь от ее рта и впиваясь губами в шею, щекоча и играя нежными поцелуями. — Сесиль! Ты убиваешь меня. Скажи мне, что ты его больше не любишь. Скажи мне!

Она глубоко вздохнула, не в силах произнести ни слова. Способность последовательно мыслить покинула ее, когда под нажимом Джона, все чувства пришли в полное смятение. Эмоциональные потрясения обрушивались на нее сегодня со всех сторон, а внезапный порыв Джона заставил ее задрожать от страстного возбуждения, но одновременно ошеломил и напугал таящейся в нем яростной силой.

— Джо, я не… Я не могу… — начала она прерывающимся голосом, еще даже не зная, что собирается сказать.

У того из глубины груди вырвался отчаянный вздох, вокруг рта пролегли жесткие складки. Он выпустил Сесиль из объятий, практически оттолкнул ее.

— Будь все проклято, Сес, как долго еще ты собираешься держать призрак в любовниках! — Джон распахнул дверцу. — Меня не интересует любовь втроем, особенно когда третий давно мертв.

Одним духом Джон выскочил из машины, с грохотом захлопнув за собой дверцу. Сесиль, бессознательно прижав руки к горлу, следила, как он удаляется, пересекая площадь, отведенную под стоянку. Сердце у нее рвалось из груди. Что стряслось с ним? Ведь в его глазах тоже стояли слезы, когда при церемонии за Рори навечно оставили номер полевого игрока, принадлежавший ему при жизни. Она сама видела это. Тем не менее Джон только что накричал на нее, как будто он ненавидел Рори. Просто невероятно, что Джон способен вести себя столь непоследовательно. Потребовалось, видимо, исключительно сильное переживание, чтобы разбить лед его обычной сдержанности. Сладостная дрожь прошла по телу Сесиль. Внезапно, вопреки здравому смыслу, ей страстно захотелось, чтобы Джонни поскорее вернулся из тренировочного лагеря.

 

Глава 8

На следующее утро телефон зазвонил, когда Сесиль готовила завтрак. Первая ее мысль была о Джоне, и она едва не бежала к аппарату.

— Слушаю!

— Дорогая? Это Уитни.

У Сесиль опустились плечи. Почему она решила, что звонит Джон? Он, разумеется, сейчас занят на просмотре записи вчерашнего матча.

Сеси постаралась скрыть разочарование, готовое прорваться.

— Привет, Уитни. Что это ты затеяла с самого утра?

— Вопрос в большей степени относится к тебе: «Что ты затеяла?» — поддразнила приятельница. — Честно говоря, дорогая, ты могла бы, по меньшей мере, намекнуть мне насчет тебя в Джонни.

— А что насчет меня и Джо? — в голосе Сесиль зазвучала настороженность.

— Не пытайся прикинуться тихоней: со мной это не пройдет. Мой муж видел вас вчера вечером.

— Джон и я просто друзья, — сказала Сеси почти непроизвольно в порядке самозащиты. — Я ожидала его после матча, чтобы поблагодарить за футболку Робина.

— Да-да-да. Рассказывай сказки. Почему ты скрываешь это?

Сесиль промолчала. Действительно, почему она скрывает свои отношения с Джо? Почему должна оправдываться, смущаться из-за того, что товарищи Рори по команде знают о ее свидании с Джо? Сес вздохнула.

— Вероятно, я испытываю чувство вины, будто предаю Робина. А что, если подумают якобы у нас что-то было с Джоном, еще когда Рори был жив?

— Поверь, дорогая, такое не придет никому в голову.

— Почему?

— Потому что Джон — слишком верная душа. А что происходит между вами?

— Я не уверена, что между нами вообще что-то происходит, — откровенно призналась Сееиль. — Вчера, когда он улетал, был так зол на меня, что мы, может быть, больше не увидимся.

— Не говори чепухи. Уверяю тебя, этого не будет. Просто он ревнует. Нервы у него перенапряжены, как у всех футболистов в начале сезона. Ты забыла, каким был всегда Рори?

— Он бывал невыносимым, — согласилась Сес.

Разговор с Уитни подбодрил ее. Она принялась за работу и вскоре с головой погрузилась в интервью, которое сделала с адвокатом Лодеса, пока только начерно. Теперь из заметок надо было отработать окончательный текст.

Однако каждую минуту Сесиль отрывали от дела телефонные звонки. Ею интересовались жены товарищей Робина по команде, каждой хотелось поболтать, пригласить на чашку кофе или на коктейль. Стараясь быть максимально вежливой, она отказывалась от приглашений, но все время приходилось сдерживать раздражение. Именно из-за суеты, пустых разговоров она и в прошлом отгородилась от большинства этих женщин. А те жили как члены большой семьи со своими секретами, сплетнями, ссорами и ревностью.

Сесиль такой образ жизни не нравился, когда она была замужем, и сейчас ей не улыбалась подобная перспектива, тем более что на этот раз ей самой предстояло стать той, кому перемывали бы косточки. Она, в сущности, индивидуалистка, и ей не по вкусу, чтобы ее личные дела обсуждал весь город. Чашу терпения переполнил звонок одного газетчика, который просил подтвердить, что она «встречается» с Джонни Кью. Самое большое, что могла сделать Сеси, — это сдержать себя и не наговорить резкостей. Грубая отповедь ничего бы не дала. Поэтому Сесиль вежливо опровергла слухи, заявив, что она и Джо — «просто друзья», чему, впрочем, ни она сама, ни репортер не поверили.

Повесив трубку, она некоторое время не отводила глаз от телефона. Без сомнения, он тотчас зазвонит снова. И без того трудно сосредоточиться, когда память то и дело возвращается к вчерашней сцене с Джоном. Она решительно выдернула вилку из розетки. На этот раз дело пошло лучше. Вскоре работа поглотила ее, и даже мысли о Джонни больше не беспокоили.

Вскоре после полудня ее ожидал сюрприз: в дверь постучали. Сесиль пошла открывать и к своему ужасу увидела на пороге… гориллу. В лапе незваная гостья держала связку серебристых воздушных шаров. Сеси от удивления открыла рот. Потребовалось время, чтобы осознать, что это человек в костюме обезьяны, вероятно, нанятый специальной службой, которая занимается оригинальным проведением дней рождений и прочих торжеств. Сесиль рассмеялась от души.

— Кто… додумался… До моего дня рождения далеко. И вообще, я ничего не отмечаю.

Горилла молча показала пальцем на шары. Сеси присмотрелась и на каждом увидела надписи: «Я очень сожалею» и «Прости меня». Это от Джонни. От радости у нее закружилась голова. Сеси взяла из лап гориллы вдвое сложенную маленькую карточку. Развернув ее, прочитала: «Можешь ли ты простить мне то, что я вел себя, как обезьяна. Джо?». Теперь лицо женщины сияло. Она приняла связку воздушных шаров, горилла заковыляла по своим делам дальше, а счастливая обладательница сюрприза в превосходном настроении уселась за письменный стол. Как это похоже на Джо! Она привязала серебристые шары за ручку ящика стола и принялась размышлять, как лучше тому ответить.

Звонить в лагерь по телефону она терпеть не могла. Спортсменов вызывать очень трудно, надо передавать записку, а этого ей не хотелось. Письмо идет долго. Ей же не терпелось немедленно связаться с Джоном. Ему можно было бы тоже послать что-нибудь с забавным почтальоном, наподобие гориллы, если бы тренер Сойер не слишком сурово относился к озорным выходкам в спортивном лагере. В итоге она остановилась на телеграмме. Она позвонила на телеграф и продиктовала текст: «Все прощено. У меня всегда была слабость к Тарзану. Сесиль».

После необычного визита остаток дня промелькнул незаметно. Закончив работу над интервью, она включила в сеть телефон. Сеси рисковала вновь нарваться на скучающих дамочек, лишь бы не упустить возможность поговорить с Джонни, если он захочет позвонить. В отличие от первой половины дня вечер тянулся слишком медленно. Сеси едва осилила легкий ужин, который быстренько приготовила. Попыталась работать над книгой, но из этого ничего не получилось. Каждый раз, когда звонил телефон, она в трепетном ожидании снимала трубку, однако вновь и вновь радость угасала, и она спешила поскорее отделаться от очередной приятельницы.

Наконец объявился Джон с сообщением о том, что телеграмма получена.

— Дорогой! Я… Я так рада, что ты позвонил.

— Я сожалею о своем поведении вчера вечером.

— Не беспокойся об этом. У тебя столько забот перед началом сезона.

— Не в этом дело, но я рад, что ты меня простила.

— А в чем же было дело?

— Видимо, в злых индейцах.

Сесиль представила, как он пожал плечами и усмехнулся, как поползли вверх брови. Одна из них пересечена шрамом и придает его лицу какое-то дьявольское выражение. Зато на левой щеке неожиданно появляется ямочка.

— В чем? — переспросила Сеси.

— Сразу видно городскую жительницу. Любая девушка с фермы знает, что так говорят, когда нападает тоска. Понимаешь, это когда тошно на душе и все тебе противно без особой на то причины.

— В наши дни это называют стрессом. Он хмыкнул.

— Что ж, как это ни называй, глупость не служит оправданием. Проклятие! Коротко и ясно, меня просто одолела ревность. Ужасно, когда ты соперничаешь с мертвым, особенно с человеком, которого любил тоже.

— Ты с Рори не соперничаешь.

— Мне это не под силу. Я знаю. Но я хотел бы выйти с тобой на новый старт, как будто мы Столько что познакомились, никто и ничто не:, стоит у нас за спиной.

— Но это невозможно. Однако думаю, мы можем попытаться сделать так, чтобы прошлое не мешало нам.

— Я — за.

— Я тоже.

— Вот и хорошо. Значит, я увижу тебя после игры на нашем стадионе?

— Да, буду рада.

Речь шла о встрече через две недели, когда закончатся показательные товарищеские матчи и члены команды возвратятся из тренировочного лагеря. Джон будет после этого все время в Финиксе, если не считать выезды на уик-энды на игры в других городах. Они смогут видеться регулярно. При мысли об этом ей стало и страшно, и приятно. Ей очень хотелось быть снова с Джоном, наслаждаться его ласками и поцелуями. Ведь стоило подумать о нем, как ее бросало в жар. Однако предвкушение радости слегка омрачалось, когда на нее нападала паника. После возвращения Джонни со сборов их отношения должны пойти своим путем, то есть рано или поздно привести ее в его любовные объятия. Вероятность этой близости пугала. Готова ли она снова погрузиться в пучину чувств? Да способна ли она вообще отдаться другому мужчине? Может ли снова полюбить? Со смертью Робина любовь для нее слилась с болью и горем.

В то же время Сесиль понимала, что избежать близости с Джонни можно только путем полного разрыва. Другого выхода не было: отступать под сень дружбы прежних лет невозможно. Они давно перешагнули рубеж товарищеских отношений. Или стать любовниками — или прекратить видеться навсегда. Выбора не было. Сеси знала, что рвать с этим человеком было бы против ее желания. Он ей слишком нравится, слишком волнует кровь сладостная дрожь при его прикосновениях. Это путает, спору нет, но желание сильнее страха.

Последние две недели до окончания сборов тянулись медленно. Если бы Сеси не погрузилась в работу над книгой, она — ясное дело — превратилась бы из-за переживаний в развалину. К счастью, удалось снова договориться об интервью, и она вылетела в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с Мигелем Лопесом и детективом, занимавшимся делом при вторичном расследовании. В результате пересмотра показаний и фактов был арестован настоящий похититель, который и предстал перед судом. Сыщик еще продолжал служить в полиции. Этот приземистый плотный человек с обнаружившейся лысиной выглядел слегка встревоженным. Поначалу он боялся говорить, ему явно не улыбалось бросить тень на то, как велось следствие в первый раз, поскольку там наломали дров сверх всякой меры. Однако Сесиль сумела повести разговор с предельной осторожностью, избегая всякого упоминания о первом расследовании, и детектив разговорился. После этого сделать интервью с Лопесом оказалось пустяком.

Она вернулась домой, довольная успехом, и засела за заметки, чтобы превратить их в осмысленный текст… Все шло хорошо, но мысли постоянно возвращались к Джону. Как ни радовалась Сеси его телефонным звонкам, одних разговоров ей было мало. Ее все сильнее влекло к нему, накал страсти возрастал с каждым днем.

В воскресенье она уселась у телевизора посмотреть «Мустангов». В целом матч показался ей скучным: новички команды делали массу ошибок. Но когда на поле появился ее кумир, сердце Сесиль бешено заколотилось.

Игра закончилась около одиннадцати. Вскоре Сесиль пошла спать, однако была слишком взволнована, чтобы сразу заснуть. Тщетно она упрекала себя за глупое поведение. Разве можно подобно девочке-подростку приходить в ажиотаж при появлении любимого на экране? Но умные мысли бессильны перед эмоциями. Заснула она очень поздно, но тут же вскочила, разбуженная резким звонком телефона у изголовья кровати. Она нащупала в темноте трубку, промычала что-то невнятное.

— Дорогая, это я, Джо, — он говорил тихо, почти шептал.

— Джо! — воскликнула она, раскрывая глаза, в села. — Который сейчас час?

— Не знаю. Должно быть, поздно. Все спят.

— Три часа ночи! — она с грохотом поставила будильник на тумбочку. — Что-нибудь случилось?

— Нет. Мне хотелось поговорить с тобой. Я не мог заснуть, потихоньку выбрался из постели и добрался до автомата в холле.

Джон помолчал.

— Как я желал увидеть тебя!

— Я тоже хочу быть с тобой, — призналась Сеси.

— Правда? — в его голосе звучала несказанная радость. — Сеси, ты будешь на матче в следующее воскресенье?

— Я не собиралась.

— Я хотел бы, чтобы ты была. Приятно знать, что ты на трибуне.

— Ну что ж, раз тебе так хочется.

— Обычно после матча я уезжаю домой и забираюсь в ванну с гидромассажем. Иначе на следующий день мои мышцы превращают жизнь в пытку. Ты не против поехать со мной? Потом я отвезу тебя домой.

Сесиль улыбнулась. Он осторожно обходил вопрос об их отношениях, хотя и дал понять, что не предполагает, чтобы она легла к нему в постель.

— Очень хорошо.

— Прекрасно. Захвати купальный костюм на случай, если тебе тоже захочется забраться в горячую ванну.

— Ладно.

— Прости, что разбудил тебя. Но я не мог удержаться от того, чтобы не поговорить. Ты все время в моих мыслях. — Он говорил тихо, спокойно, но в его словах звучал насыщенный чувственный подтекст.

— Джо… — у нее захватило дыхание от непреодолимого желания.

— Если бы я рассказал, о чем думаю в этот момент, меня, вероятно, арестовали бы за употребление непристойных слов по телефону. Я лучше повешу трубку, иначе мне будет еще хуже, чем до звонка тебе. Так увидимся в воскресенье?

— Да.

Последний показательный товарищеский матч заставил зрителей поволноваться. Игра все время проходила в борьбе, и уровень ее был несравним с предыдущими выступлениями. Джонни выходил на поле в начале встречи и под самый конец. Он и завершил на последней минуте игру быстрым рывком через все поле и решающим голом. Место Сесиль попалось очень неудобное — в последнем ряду верхнего яруса, к тому же сбоку. Правда, это не помешало ей ясно видеть, как игроки из другой команды бросались на Джона, едва он овладевал мячом. Всякий раз она стискивала руки, сердце было готово вырваться из груди, когда его сбивали с ног, хватали, жестко атаковали уже без мяча.

Несмотря на охватывавшее ее беспокойство в такие минуты, игра увлекала, если Джон был на поле. В прошлом она научилась понимать футбол, и ей стало интересно бывать на стадионе. И сейчас, когда был забит победный гол, Сесиль вскочила с места, как и все вокруг, захлопала в ладони, закричала.

Ей потребовалось немало усилий и времени, чтобы спуститься с трибуны и, обойдя стадион, добраться до выхода для игроков. Когда она все-таки оказалась на условленном месте, Джона все еще не было. После заключительного броска репортеры, разумеется, не выпустят его так быстро из рук, как остальных. Другие игроки «Мустангов» проходили мимо, улыбались ей, стремясь скрыться от преследований болельщиков. Наконец появился и Джон. Его немедленно захлестнула волна поклонников. Добродушно ухмыляясь, он принялся раздавать автографы. Одновременно он пытался незаметно занять такую позицию, чтобы можно было видеть Сесиль. Встретившись с ней взглядом, он смотрел какое-то время ей прямо в глаза. Ручка замерла у него в руке. Губы медленно сложились в улыбку…

Сесиль наблюдала, как он приближается к ней. Его длинные ноги быстро сокращали расстояние между ними. Тренер Сойер, строгий во многих отношениях, не придирался к внешнему виду игроков, когда они съезжались на матч или разъезжались домой. И Джон был одет в скромные желтовато-коричневые брюки, трикотажную рубашку серо-голубого цвета с короткими рукавами, которая подчеркивала мощную линию его рук и плеч. Лицо его напряглось, ясные глаза сверкали. Он сказал только одно слово:

— Сес!

Его рука обняла ее за плечи. Он прижал ее тесно к себе и тут же увлек к машине. Женщина ощутила его силу, как напряглись его мускулы: он сжимал ее, почти не давая дышать. Сеси понимала, что он уводит ее подальше от толпы, чтобы была возможность приветствовать ее, как хочется ему. Он не ручался за свою сдержанность и не хотел поэтому озадачивать своих болельщиков.

— Дорогой, — с легкой улыбкой повернулась к нему Сесиль, — ты меня задушишь.

Они укрылись за одной из гигантских бетонных колонн, на которых держалась чаша стадиона, и теперь Джон обвил ее руками, поднял в воздухе. Затем он завладел ее ртом, в жадном порыве терзая и сдавливая ее губы. Его пальцы шарили по бедрам.

Выгнув шею и грудь, Сесиль откинула голову назад, уступив его настойчивым губам. Она вся горела, словно заряженная электричеством, став вдруг беззащитной. Она непроизвольно крепко ухватилась за его рубашку, словно это был спасительный якорь. Джон глубоко втянул в себя воздух и, закрыв глаза, оперся спиной о бетонную колонну. Сесиль чувствовала яростное биение его сердца и видела капельки пота на его лице и шее. Грудь гиганта быстро поднималась и опускалась, однако постепенно дыхание успокоилось. Широко расставив ноги, он слегка обхватил ее и дал ей возможность прижаться к нему всем телом в интимном порыве. Казалось, ему нечем было дышать.

— Я сейчас думаю только о ряде непристойных в даже, возможно, порочных действий, которые я хотел бы совершить с тобой прямо сейчас.

— Здесь? — задохнулась от нахлынувших чувств Сеси.

Джон улыбнулся.

— Все-таки лучше, наверное, сначала отвезти тебя ко мне домой.

Они вышли из-за укрытия и направились к машине Сесиль. Джон держал ее осторожно за руку, шагая как бы в стороне, однако она ощущала жар, пышущий через его ладонь. Они подошли к машине. Сесиль протянула в нерешительности ключи:

— Ты не хочешь повести машину?

— Нет, садись за руль ты. Я хочу любоваться тобой.

Женщина вспыхнула.

— Из-за тебя я буду нервничать. Она завела мотор и выехала со стоянки. Джон разместился рядом. Всю дорогу они непринужденно болтали, но Сесиль подозревала, что только какая-то малая часть его сознания воспринимала сказанное. Ей захотелось узнать, о чем он думает, но потом она решила, что ей лучше этого не знать. Сеси никогда не предполагала, что под невозмутимой внешностью может скрываться такая чувственная натура.

Проехав по пустынной местности, усеянной кактусами и огромными валунами, машина стала медленно двигаться по голому склону в гору. Внизу виднелись дома города. Сесиль затормозила у дома Джона, вышла, и раскинувшаяся перед ней картина привела ее в восторг.

— Я всегда забываю, что у тебя здесь так красиво, — вздохнула она.

Джон отпер дверь, и они вошли внутрь. Его дом нравился Сеси — много комнат, и все просторные, полные воздуха. Отделка стилизована по индейскому образцу — с росписями, коврами, настенными украшениями. Мебели очень мало, зато всюду свободно.

— Я должен переодеться и сделать гидромассаж, — сказал Джон. — Ты привезла с собой купальный костюм?

— Да.

— Очень хорошо. Что касается меня, то мне надо немного отмокнуть в воде, иначе мускулы занемеют, и я буду завтра, как старик. Вон там ванная, где ты можешь переодеться.

Махнув рукой, Джон исчез. Не спеша, Сеси направилась в ванную. Она натянула купальный костюм, довольно скромным, но достаточно пикантный — черного цвета, без бретелек, с высокими вырезами на бедрах, на шее — пурпурная полоса. На левом боку вышиты тоже пурпурные цветы на длинных стеблях, тянущиеся до уровня груди. Черный костюм выгодно оттенял красоту ее тела, а рисунок цветов подчеркивал стройность фигуры, направляя внимание на ее груди. Сесиль поглядела на себя в зеркало и усомнилась, стоило ли покупать такой купальник.

Впрочем, это не имело никакого значения. Сегодня вечером этот парень, кажется, не нуждается в подстегивании. Неизбежность надвигалась на нее, как поезд. Судьбы не избежать. И хотя предстоящее немного путало, трепет прошел по всему телу, ясно показывая, что ей вовсе не хотелось избегать испытания. От мыслей о Рори теперь она избавлена — и вообще от всяких рассуждений. Она чувствовала лишь вскипающее в груди волнение и болезненную тяжесть лона. Она хотела Джона. В ней заговорила женщина, жаждущая прикосновений его рук и рта, желающая увидеть его обнаженное крепкое тело, горящие черные глаза, над которыми слегка нависают припухшие от страсти веки. Сесиль отвернулась от зеркала, покрывшись румянцем. Когда она открывала дверь, рука ее задрожала. Она шла к Джону.

Он стоял на коленях на настиле у бурлящей горячей ванны и регулировал режим работы воды. Услышав, как раздвинулась стеклянная дверь, он повернулся и замер. Его плотно облегающие голубые плавки четко просигналили о воздействии на него появившейся в купальном костюме женщины. Джон медленно поднялся с колен, пожирая ее глазами.

— Дорогая… — пробормотал он внезапно охрипшим голосом.

Он подошел и остановился в нескольких дюймах от нее. Не сводя с Сеси глаз, он плавно протянул руки, обняв Сесиль за шею, затем провел ладонями по открытым плечам и груди. Сеси ощутила, как при этом подрагивают его пальцы. Почти благоговейно его руки спустились по ее спине, обвели линию бедер и, скользнув снова вперед, остановились на нежных холмах грудей. Джон закрыл глаза, хрипло дыша, головой прижался к Сесиль.

— Я не хочу… подгонять тебя, любимая. Но очень хочу, чтобы ты осталась сегодня вечером со мной. — Он скрутил жгутом ее волосы, закинул их наверх и обернул ими руку. — Есть хоть малейший шанс, что мне удастся уговорить тебя, и ты останешься.

Сеси засмеялась, откинувшись назад, чтобы заглянуть ему в глаза.

— А почему бы тебе не попытаться сделать это?

 

Глава 9

Джон ступил в ванну и сел под пульсирующую струю воды. Сеси устроилась напротив по многолетней привычке, не осознав, что так они располагались в прежние времена: они с Рори с одной стороны, а Джон со своей девушкой — с другой. Теперь Джон, заметив автоматизм поведения Сесиль, понял причину этого, однако прогнал от себя неприятную мысль. Прошлое ничего не обещало, все надежды, связанные с этой женщиной, могли осуществиться лишь в будущем. Джон не собирался омрачать перспективу, оплакивая то, что происходило прежде.

Он вытянул скрещенные ноги, опершись пятками о сиденье рядом с Сесиль. Окутывая их облаком, в вечерний воздух поднимался пар. Здесь, в пустыне, после захода солнца бывало прохладно. Джон откинул голову, прикрыл глаза, сосредоточиваясь на благотворном движении воды, избавляющей мускулы от боли. Сейчас не время думать ни о завтрашнем дне, ни о душевной тоске. Таким путем он всегда побеждал страдание, чем бы оно ни было вызвано. Надо просто отсечь его, перенести в другое место, на другое время. Если делать вид, что не чувствуешь боли, она не так мучительна. Правда, для этого нужен специальный талант, способность рассортировать несчастья по полочкам и запереть их в разных уголках мозга. Благодаря этим способностям Джон мог играть, даже получив травму, или будучи в дурном настроении, или, наконец, испытывая почему-либо страх. Однажды в колледже он оставался на поле почти весь матч, хотя повредил левую руку. Он не позволил себе тогда признать, что рука болит, пока игра не кончилась. Потом врач команды сделал ему рентген и установил, что предплечье сломано. Но уж зато тренер команды в колледже с удовольствием распространялся о стойкости Джонни.

Сесиль была удивлена, что Джон вдруг прервал ласки. В горячей воде она расслабилась, наблюдая, как пузырьки воздуха облепляют кожу. Они успокаивали и в то же время, скользя по ногам, вызывали щекотку. Через некоторое время она почувствовала, что температура воды для нее слишком высока. Сеси села на край ванны, свесив ноги в воду, и подставила тело ветру из пустыни. Джон смотрел на нее, прищурившись. В воде купальник Сеси еще плотнее облепил ее. Под прохладными дуновениями соски на груди напряженно поднялись. Под взглядом Джона, казалось, они выдались вперед еще заметнее.

Джон, оттолкнувшись, переплыл на другую сторону ванны. Сесиль наблюдала за ним в восхищении. От его еще не остывшей кожи поднимался пар, придавая ему фантастический вид, что и влекло, и пугало. Он опустился на сиденье рядом с ней и тронул губами ее сосок. Джонни втянул твердый бутон в рот прямо с тканью купальника. Женщина вздрогнула и внутренне напряглась в ожидании. Язык мужчины околдовывал, лаская, щекоча, ударяя плененный сосок, пока Сесиль не задохнулась от наслаждения. Тогда язык отступил, а зубы стали прикусывать и перекатывать сосок. Сеси со стоном произнесла его имя, а Джо оторвался, чтобы приняться за другую грудь. Истосковавшаяся по ласке женщина заметалась из стороны в сторону, жадно стремясь добиться новых его прикосновений.

Он посмотрел на нее глазами, напоминавшими темные глубокие озера. Обычно малоподвижное лицо смягчилось, выразив жажду любви. Он протянул руки и увлек ее за собой в воду. Стоя в центре ванны, Джон обвил ее руками и поднял так, что их лица оказались на одном уровне. Последовал страстный поцелуй, губы их слились. Он овладел ее ртом, как находят сокровище: не веря своим глазам, но властно. Сеси встретила его движением языка, приветствуя и маня в сладострастном танце. Горячее, трепетное дыхание требовательно обожгло ей щеку.

Сесиль обхватила ногами талию Джо. Интимность такого объятия подстегнула эмоции атлета, заставила его затрепетать. Поцелуи уже отдавали бешеной яростью. Он так давно добивался ее, так долго подавлял в себе желание и скрывал его, а сейчас она сама предлагала ему себя. Все, о чем он мечтал, теперь в его руках. При этой мысли его пронзило пламя страсти, голова затуманилась, по телу прошла дрожь. Однако Джон разжал объятия, позволил ей опуститься на дно ванны. Молодая женщина взглянула на него вопросительно.

— Все в порядке. Вперед же.

— Еще не время. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. — Черные глаза Джонни засияли, обещая ей счастье. — Это то, что надо сейчас, пока, чтобы вернуть тебя в страну живых людей. Сеси смотрела озадаченно. Никогда еще она не испытывала такого желания, чувствуя готовность полностью слиться с ним, до боли остро ощутить его в своем теле.

— Но все в порядке. Я готова. Джо ухмыльнулся, блеснув ослепительно белыми зубами в сумерках.

— О нет. Еще не совсем. Это была лишь разминка. Ты медленно входишь в азарт. Тебе нужно немного больше времени и внимания.

Обидевшись, женщина отвернулась и села в воду, обхватив колени.

— Это Рори тебе сообщил? — сердито спросила она.

Джон, возможно, все знает о ее сексуальной жизни! Неужели ему известно, как долго она приходит в любовный экстаз и как редко достигает волшебного апогея, о котором все так говорят. Сесиль всегда слышала нескончаемые разговоры мужчин о женщинах, в том числе и женах; однако слишком уж унизительно думать, что Джон все время их общения был в курсе ее проблем.

— Нет, — твердо заявил он, садясь рядом. — Рори ни слова не говорил мне о вашей сексуальной жизни.

Он несколько покривил душой, так как пару раз Рори в пьяном виде упоминал, что его жена умеет его удовлетворить. Но такое случалось исключительно редко. Джон не поддерживал подобных признаний, ибо ревность доводила его до помешательства.

— Я разгадал твою натуру, — продолжил он. — Не забывай, что мы не вчера познакомились.

— Да, но не так, как теперь. — Сесиль распрямила ноги, все еще избегая его взгляда. — Ну что ж, признаю: я медленно возбуждаюсь. — Сеси пожала плечами. — Но ведь это же не по твоей вине. Тебе совсем не надо… отказываться… от… лишь из-за того, что мне не дано… — Поверь мне, я этого и не делаю. И ничего страшного нет, когда не спешат. Мы не на — скачках.

Джон погладил ладонью ее щеку.

— Ты так прекрасна. Я не сплю по ночам, а лежу и думаю о тебе.

Его голос зазвучал глуше, губы казались припухшими. Сеси смотрела на его рот, как заворожённая. Ей не терпелось снова ощутить сладость его поцелуя.

— Я хочу тебя, Сесиль, — произнес Джо. Его указательный палец нежно тронул нижнюю губу юной женщины, и она бессознательно приоткрыла рот, затем сжала полноватые губы, взяв палец в нежные тенета. Веки Джона дрогнули, ноздри расширились. Он задышал глубоко и часто. Сесиль знала, как угодить мужчине и разжечь его страсть. Раньше ей удавалось завести, возбудить Робина очень здорово. В этом она видела хоть какую-то компенсацию за то, что часто не получала полного удовлетворения. Теперь ей хотелось увидеть сжигающий огонь желания в глазах Джона, чтобы насладиться до конца. Каждый пламенный взгляд его, каждая омытая страстью складка на его лице будоражили, порождали волны пламени в ней самой. Ее испепеляло желание касаться его, познать его — без остатка.

Горячим языком Сеси лизнула сбоку палец Джо, слегка втянула его губами. Она ощутила, соль у него на коже, бархатная поверхность языка почувствовала шершавость. Улыбнувшись, Сеси шире раскрыла рот, чтобы сжать зубами палец, пощекотать его языком. Джон забормотал что-то непонятное осипшим голосом и закрыл глаза, с такой силой схватившись за край бассейна, что костяшки пальцев побелели. Потом Сеси отпустила его палец, взяла его за руку и проделала такую же операцию со всеми пальцами. Когда она закончила, Джон прижал ее тесно к себе и обхватил ногами, словно стальным тросом. Сесиль нежно прильнула к нему, ощущая с сильно бьющимся сердцем, как пульсирует каждый его мускул, каждая связка и сухожилие, как накатываются волны его желания.

В той стороне бассейна, где мелко, Джон взял ее на руки, как ребенка, поднялся по ступеням и по бетонированному дворику прошел к ванне с гидромассажем. Там он бережно поставил ее на ноги, стянул с нее купальник, высвобождая ее налившиеся белые груди с возбудившимися сосками.

Теперь пришла очередь спустить купальный костюм с ягодиц, со стройных бедер; он упал до лодыжек, и Сеси, краснея, переступила через мокрую ткань. Лицо и шея Джонни потемнели от прилива крови, сгустив еще больше его загар. Он лихорадочно облизнул губы. У Сесиль мелькнула мысль: этот парень смотрит на нее, словно голодающий, которому внезапно предложили роскошную еду.

Наконец он очнулся, быстро снял с себя тесно прилегающие плавки. Сесиль, наблюдая за ним, отвернулась было в сторону, но потом опять взгляд ее возвратился к Джону. Она была не в силах не смотреть на его могучее тело, хотя его нагота слегка шокировала. Джон вошел в ванну и помог Сесиль последовать за ним. Он снова уселся под бьющую с напором струю воды, но на этот раз уместил женщину у себя на коленях лицом к лицу. У нее захватило дыхание, когда она ощутила в промежье его ноги, его прикосновения в самых интимных местах. Воздушные пузырьки щекотали кожу, тревожа и доставляя наслаждение. Джон вновь и вновь осыпал ее поцелуями, прижимаясь к ней ртом, играя ее грудями, лаская и поглаживая с замиранием сердца трепещущими пальцами воспрянувшие острые бутоны. Сесиль оперлась на колени, потянувшись к его рту, и его рука скользнула у нее между ног, лаская чувствительный бугорок ее женственности. Сесиль хватала воздух ртом, у Джона глубоко в горле что-то захрипело. Он всей ладонью накрыл заветное место, поглаживая пальцами бархатные складки, пока Сесиль не забилась под его рукой, ждущая избавления от этой сладостной муки. Она с трудом оторвала от него губы, отрывисто шепча:

— Джо… пожалуйста… я хочу тебя. Я хочу чувствовать тебя внутри.

Он издал стон и спрятал лицо в ее волосах, сжимая ее спину. Наконец он сделал глубокий долгий вдох.

— Нет, любимая. Подожди еще чуть-чуть.

— Дорогой!

— Тише-тише. Я сейчас покажу, как… Он взял ее за талию и повернул так, чтобы ее тело легло выгнутой спиной ему на руку, голова оперлась о край ванны. Груди выглянули из воды с похожими на бутоны роз выступающими сосками. Джон нагнулся к ним, чтобы стереть языком капли воды. Его губы сомкнулись вокруг одного из них, нежно лаская. Не занятая поддержкой рука скользнула к углублению, нежному и манящему, и он проник туда пальцем. Молодая женщина, охваченная желанием, металась и стонала под одновременным нежным движением пальцев и языка; его рука продолжала то усиливать, то ослаблять нажим. Ему удалось подставить нижнюю половину ее тела под упругую водяную струю, и Сесиль ощутила, как вода бьет по ее плоти и по руке Джона.

Он посадил Сеси верхом, как наездницу, искусно рассчитав момент, чтобы можно было войти в нее. Сеси, сомкнув веки, предалась любви, находя удовольствие в подчинении его действиям, его желаниям. Капельки пота выступили на его лбу и верхней губе, дыхание ускорилось.

— О любовь моя! Ты — любовь моя! Джон прижался лицом к ее манящей груди, с трудом прошептав:

— Теперь я твой.

Медленно начав движение, Сесиль мгновенно обрела уверенность, ускоряя темп и усиливая нажим в нарастающем вихре страсти. Все нервы, кажется, сплелись в единый узел в ее лоне. С каждым новым движением поток чувств и ощущений нарастал. Она уже не могла сопротивляться приближающемуся пику. Наконец Сеси взмолилась о немедленном завершении этой сладостной пытки. Захваченный ее страстью, Джон без устали шел ей навстречу. Сесиль еще ближе льнула к нему, сотрясаемая силой влечения. И вдруг неистовый клубок внутри нее взорвался, сметая все мешавшее до сих пор излиться невероятному напряжению. Она закричала, впиваясь ногтями в спину Джона, и ощутила его дикие судороги, сопутствующие блаженству окончания.

Их переплетенные, напряженные тела стали вялыми и бессильными. Температура воды, на которую они не обращали внимания в минуты экстаза, теперь неприятно действовала на все еще обостренные нервы. Сильная жара заставила их выпустить друг друга из объятий, и они вышли из воды. Джон обернул ее большим мохнатым полотенцем, та прислонилась к нему. Голова ее была словно в тумане, а лицо сияло, и ее удовлетворило бы все, что бы он ни вздумал предпринять. Сам он кое-как вытерся другим полотенцем и вновь взял женщину на руки. Джо дотянулся локтем до ручки раздвижной двери, толкнул и вошел внутрь, а Сеси задвинула за ними дверь. Он счастливо засмеялся и нежно поцеловал ее в лоб, затем прошел в холл, прижимая ее, как драгоценность, к груди. Ему казалось, что у него на руках — весь его мир. Добравшись до спальни, они, сладко обнявшись, упали на кровать и заснули глубоким сном.

Наутро Сесиль проснулась, ощутив на лице град легких поцелуев. Она раскрыла глаза, и взгляд ее упал на загорелое лицо Джонни. Он склонился к ней, отдохнувший и веселый.

— Привет, любимая. — Он потянулся, взял ее руку и поцеловал ладонь. — Прости, что бужу тебя, но мне не хотелось, чтобы ты думала, будто я скрылся под покровом ночи.

— А который час? Куда ты собрался?

— На тренировку. Сейчас восемь, и мне надо полчаса, чтобы добраться до стадиона.

Он поднялся, надел легкую рубашку из хлопка, готовясь к отъезду.

— Тренировка? В понедельник? Это же твой день отдыха.

— Был когда-то. Начальство решило, что мы слишком застаиваемся, если отдыхаем в понедельник. Теперь мы без особой нагрузки занимаемся в понедельник, а отдыхаем во вторник. Ты будешь здесь, когда я вернусь?

Сеси сладко потянулась и улыбнулась.

— Не знаю. Я об этом не думала. Мне… мне кажется, лучше поехать домой и поработать.

— В таком случае я загляну к тебе после тренировки. Можем съездить куда-нибудь пообедать. — Джон нагнулся к ней, обнял: загорелые мускулистые руки были, как тиски. Нежно, немного нервничая, он спросил: — У тебя все в порядке? То есть ты ни о чем не жалеешь?

Досадуя на себя, она почувствовала, что краснеет.

— Нет, — единым духом произнесла Сеси. Она положила обе ладони на его руки и провела по ним вверх, наслаждаясь прикосновением к пружинящим волоскам. — Я никогда не испытывала ничего подобного. Никогда не было так… с Рори.

Но зачем я это Выболтала? — подумала она, отворачиваясь, и прикусила нижнюю губку. Ведь Джону не нравится, когда ему напоминают о Робине.

Но он припал к ее груди и растроганно потерся щекой.

— Ах ты моя маленькая. Затем последовал быстрый, решительный поцелуй, он вскочил и побежал.

— Увидимся вечером.

— До свидания!

— Пока.

Нежась, она услышала, как он прошел через покрытый ковром холл, прошагал по каменным плитам улицы. Заложив руки под голову, она рассматривала потолок. На губах теплилась улыбка. Минувшая ночь — новое в ее жизненном опыте, никогда прежде таких не бывало. Как ни любила она Рори, но даже не приближалась к тому счастью, что подарил ей Джон. Она зажмурила глаза, переживая вновь испытанное наслаждение, взлет, яростный порыв, блаженное забытье. Умелый любовник готовил ее, ласкал, распалял, пока она сама не забилась в неистовстве, которое так редко посещало ее. Ничего удивительного, что у Джона под рукой всегда было полно женщин.

В ванной она посмотрела в зеркало и перепугалась. Как мог Джон всерьез сказать, что насладился ночью их любви, если она выглядит, как настоящая ведьма!

Полчаса спустя она уже вымыла и высушила волосы, надела костюм и без завтрака отправилась в Финикс. К счастью, у ее парикмахера нашлось для нее время, и после визита к нему Сесиль уже могла улыбнуться своему отражению в зеркале. Затем в модном магазине Сакса она подобрала себе пару светло-розовых шортов, к ним ярко-красную крепдешиновую блузку с глубоким вырезом и пышными рукавами. Довольная приобретениями, она зашла в небольшое кафе и вдруг увидела знакомую фигуру. Это была Стейси Богарт, с которой некогда встречался Джо. Уж меньше всего хотелось Сес сегодня видеть одну из бывших пассий Джонни Кью.

Однако Стес приближалась к ней походкой фотомодели (такой походке Сеси всегда завидовала).

— Вот не ожидала встретить тебя здесь.

— Я ходила за покупками, — объяснила Сесиль. — М-м, не хочешь ли присесть?

— Нет, спасибо. Я как раз спешу на работу. Выступаю на показах мод.

— О, понятно. — Сесиль недоумевала, почему у девицы такой враждебный взгляд.

— Я слышала, ты крутишь любовь с Джо? У Сесиль похолодело все внутри. Несомненно, эта девица еще не забыла Джо и ревнует его.

— Ну, я… Словом, ничего серьезного. Стейси некрасиво хмыкнула.

— Для тебя, может быть, и ничего серьезного. Но, по правде говоря, меня удивляет, почему Джон все-таки дождался, пока Рори похоронят.

У Сесиль сжалось горло.

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду? Стес бросила презрительный взгляд.

— Да перестань, пожалуйста. Ты еще станешь меня убеждать, будто ни о чем не догадываешься.

— О чем я должна догадываться?

— О том, что Джонни любил тебя! Он влюбился в тебя с первого взгляда.

 

Глава 10

Сеси изумленно посмотрела на собеседницу и воскликнула:

— Ты несешь чушь! Джон влюблен в меня? На губах девицы появилась тонкая злобная улыбка.

— Нет?! Спроси кого хочешь. Каждый знает, кто видел, как этот парень смотрит на тебя. Джон всегда хотел тебя, но он слишком благороден и скрывал свои чувства. У меня не было никакой надежды. Никогда. Что бы я ни делала, как бы ни выглядела, мне не суждено было быть первой только потому, что я — не ты.

Сесиль была ошарашена от таких признаний и не могла собраться с мыслями, чтобы ответить. Это же безумие! Как мог Джон питать к ней любовь, когда она никогда не чувствовала даже намека на это. Стес просто озлоблена и огорчена, поэтому и налридумывала. Причина же в том, что Джон ее отверг. Вот и все! Сесиль облизнула пересохшие губы и смогла только сказать:

— Мы с Джонни были хорошими друзьями.

Ты же делаешь из мухи слона. Девушка невесело засмеялась.

— Нет, это ты была слепа. — Уже на ходу она обернулась, чтобы сделать прощальный выпад. — Надеюсь, теперь-то Джон счастлив, добившись того, чего всегда хотел.

У Сеси сразу пропал аппетит. По дороге к автостоянке она неотступно думала об этом разговоре. Мысль о человеке, годами молча любившем ее, просто невероятна. Если бы он чувствовал по отношению к ней нечто большее, чем дружбу, он хоть как-нибудь проявил бы себя. Впрочем, кто его знает? Надо признать, что натуре Джонни соответствовала бы безмолвная любовь. Он был лоялен к другу и слишком добр, чтобы взвалить на любимую женщину тяжкий груз своего безнадежного чувства. В то же время он — единственный из знакомых ей мужчин, кто обладал невероятной силой воли, а именно такой характер и требуется, если пытаться навечно затаить страсть.

Всю вторую половину дня Сесиль проболталась дома, будучи не в состоянии что-либо делать, едва успев одеться к приезду Джонни. Впрочем, обновки она решила не надевать. Звонок звякнул дважды, как обычно у Джона, и она поспешила открыть дверь.

Он стоял, привалившись к стене маленького парадного крыльца ее дома: руки сложены на груди, ноги небрежно скрещены, а в глазах кипит жизнь. Нервы Сеси сдали, внезапно ее стал разбирать смех, она разволновалась, как школьница. Чуть ли не робея, она сумела все-таки достойно поприветствовать его.

Джон ухмыльнулся, одним махом преодолел разделявшее их пространство, стальной хваткой сжал руки любимой, притянув ее к себе и наградив долгим, останавливающим дыхание поцелуем. Ее сердце затрепетало, голова пошла кругом. Когда он ее отпустил, Сеси отступила назад в смятении: поразительно все-таки, как все ее существо откликается на присутствие этого мужчины. Что за власть он имеет над ней?!

После нескольких ни к чему не обязывающих фраз Сесиль упомянула о разговоре со Стейси.

— Что же она тебе сказала?

— Что ты влюбился в меня с первого взгляда, как только мы встретились. Это правда?

— Ты говоришь так, как будто это преступление.

— Конечно нет. Однако это важное обстоятельство.

Он посмотрел на нее, словно раздумывая.

— Ну ладно. Да, правда. Я полюбил тебя уже давно. Если бы не дружба с Робином, я сделал бы все, чтобы разлучить вас. Таков мой ответ. Тебе этого достаточно?

Сесиль удивленно покачала головой.

— Я ничего этого не знала. Честное слово, не имела ни малейшего представления.

— Я и не намеревался тебе говорить.

— Сейчас у меня такое чувство, будто все это время под твоим именем я знала другого человека.

— Ты считаешь, что я лжец. Что мне нельзя доверять?

— Нет, конечно нет. То есть не совсем так.

— А Сесиль, ничего хорошего не вышло бы, если бы я признался тебе тогда.

— Но ты же должен был страдать!

— В этом был виноват только я сам.

— А разве ты не видишь, что в наших отношениях сложилось неравенство. Может быть, сейчас ты удовлетворен физической близостью, но пройдет немного времени, и ты задумаешься, почему ты так много мне даешь и так мало получаешь взамен? Ты захочешь равенства. Ты потребуешь любви.

Чуть помолчав, глядя на нее изучающим взглядом, он сказал глухим голосом:

— Что позволяет тебе считать, что я не добьюсь своего? Ты предполагаешь и впредь жить без любви?

Сеси смущенно заморгала.

— Нет, я допускаю, что полюблю когда-нибудь снова. По крайней мере, надеюсь, но…

— Но твоим избранником мне не быть, да? Своим вопросом он заставил Сеси покраснеть.

— Этого я не говорила. Может быть, я и полюблю тебя. Но все дело в том, что я этого не знаю! А если этого не случится? Ты будешь страдать. Джон, ты не можешь рассчитывать на мою любовь!

Он схватил ее за запястье и повернул лицом к себе. — Сесиль, я не жду, что ты меня полюбишь.

Не хочу оказывать на тебя давление. Не обещаю, что не буду мучиться, если ты не ответишь на мою любовь, но твердо знаю, что это не исключено. Однако, несмотря ни на что, я решил связать свою жизнь с тобой. Я смотрю на мир открытыми глазами. Я жаждал тебя и надеялся так долго и не ожидал, что мне достанется хотя бы частица того, что было у нас с тобой прошлой ночью. Я хочу немного счастья, Сесиль. И хочу чтобы ты одарила им меня тоже. Такова моя философия. Это очень просто. Сеси нахмурилась.

— Боюсь, не все так просто, как ты себе представляешь.

Со вздохом Джон сказал:

— Прошу тебя. То, что я любил тебя в прошлом, не должно заставлять нас отбрасывать то, что возникло между нами теперь.

Большими пальцами Джон начал медленно рисовать у нее на ладони правильные круги. Это выглядело, как ласковое приглашение назад в страну любви, как жест, зовущий наверх из мрачного ущелья сомнений и размышлений. Сеси поймала себя на мысли, что опять хотела близости. Этой ночью он одарил ее такими ощущениями, как никто другой. При воспоминаниях о его объятиях в ее теле волнами накатывала страсть. Зачем же отказываться от связи с ним? Почему бы не радоваться, не наслаждаться женским счастьем и не позволить их отношениям идти естественным путем? Джон определенно прав. Он взрослый человек. Сам выбирает пути, которыми идет. Разве дано Сесиль оберегать его, лишая счастья, которого жаждут оба? Ее соображения на поверку оказались лишенными смысла.

Сеси смотрела на него, и его лицо постепенно осветилось улыбкой. Она представила себе его восторг в минуту любовных утех, удовлетворение, полученное после стольких лет лишений. Его многократно умноженное временем влечение все-таки не помешало ему так терпеливо вести себя в их первую ночь. Невероятно! Какой он милый. Ее радость для него важнее, чем его страсть. Внезапно она поняла, что ей хочется щедро одарить его, опалить пламенем, которого он так долго ждал от нее.

— А почему это мы стоим тут и разговариваем? — с напускной обидой вопросила Сесиль. — К этому времени, дорогой, кажется, ты уже давно мог бы отвести меня в спальню. Он с облегчением заулыбался во весь рот.

— Этак я прослыву настоящим скакуном. Как бы моя репутация не превзошла мои возможности.

— Я так не думаю. — Сесиль приложила ладони к ладоням Джона. — У меня есть для тебя сюрприз.

— Неужели?

Она повлекла его за собой. Он следовал за ней, пылкими поцелуями вознаграждая ее усилия. В спальне она указала ему на кровать.

— Раздевайся и ложись.

— Все снимать?

Сеси пожала плечами, смеясь.

— Конечно, все.

Джон тоже расхохотался. После прошедшей ночи его вопрос прозвучал нелепо. Но временами ему трудно было осознать и привыкнуть к тому, что Сесиль его любовница.

— Извини. Это во мне говорит врожденная скромность, — шутливо заметил Джон и начал расстегивать рубашку.

Сеси тем временем скрылась в ванной, чтобы найти неароматизированное масло, необходимое для массажа. Наконец маленькая бутылочка оказалась у нее в руке.

Когда Сеси вернулась в спальню, обнаженный Джон лежал поперек кровати лицом вниз. Она быстро сбросила туфли и верхнее платье, сняла с пальца кольцо, так как оно могло при массаже оцарапать кожу. Скрестив ноги, Сесиль устроилась на кровати рядом с нагим гигантом, на ней были только розовые трусики и лифчик. Налив немного масла на ладонь, она подержала его, чтобы согреть; сама же наслаждалась мужественной красотой распростертого перед ней тела. Глубоко вжимая пальцы в умащенную коду Сеси уверенно массировала спину, руки, разминала шрамы и царапины.

— А теперь я сделаю тебе эротический массаж. — Скользнув еще раз по его спине, руки женщины принялись за ягодицы. Джон ответил сдавленным стоном. Она поглаживала и разравнивала, растирала и пощипывала. Ее большие пальцы заглядывали в укромный темный угол, где сходятся ноги и туловище, щекотали кожу под упругими волосами. Джон извивался, дергал ногами. Сеси принялась массировать перенапряженные мускулы бедер. Она действовала профессионально, одновременно возбуждающе поглаживая кожу кончиками пальцев, постепенно спускаясь к щиколоткам. По пути она поцеловала нежную кожу под коленями. Джон непроизвольно вздрогнул, Сеси услышала свое имя. Она, взяв в руки стопу, одну за другой, сильно размяла их, а затем сползла с кровати на колени и слегка лизнула пальцы мужчины.

— Дорогая! Что ты делаешь со мной? Джон перевернулся на спину.

— Похоже, я не делаю, я уже сделала, — заметила она, со значением глядя на безошибочные сигналы, высылаемые его телом. — Тебе не понравилось?

— Слово «нравится» здесь слишком слабо.

— Тогда лежи спокойно. Я еще не закончила. Сесиль продолжала целовать и ласкать его стопы. Она вновь забиралась губами все выше по ноге, пока ее груди, с выдающимися вперед сосками, не уперлись в ступни. Она вытянула руки вдоль ног Джона, ее пальцы при этом углубились, щекоча, в дебри жестких вьющихся волос.

— Не знал никогда, что ноги так эрогенны, — задыхаясь, сказал Джон, сжимая в горсти простыни.

Сесиль скользнула по телу мужчины, тесно прижимаясь каждой частицей своей плоти. Его дыхание стало прерывистым, грудь задвигалась неритмично. Он стиснул ей плечи и подтянул к себе так, что теперь его жгучие глаза смотрели в ее серо-голубые, а поцелуи изгоняли из головы Сесиль все, кроме любви.

Встав на колени, Джон, словно в стальные клещи, взял ноги женщины. Его широко расставленные пальцы безостановочно ласкали ее груди, тогда как глаза любовались бутонами сосков. Ей стало тяжело дышать, сердце заколотилось. Она выгнула спину и застонала:

— Джо. О Джо. Дай же мне твою любовь. Прикрыв глаза, он слегка ослабил давление ног.

— Это будет несправедливо, — сказал он, вставая. — Сначала я должен воздать добром за добро.

Сесиль с сознанием, затуманенным наслаждением, могла ответить лишь вопросом:

— Как?

— Я сделаю тебе массаж. Переворачивайся. Она заныла, но повиновалась. Внутри у нее все замерло в ожидании, и Джон не обманул ее надежд. Он расстегнул и снял с нее бюстгальтер, стянул тонкие шелковые трусики. Отшвырнув паутинку ее белья на пол, Джон заработал руками. Его касания были легче пуха, его любопытные пальцы забирались всюду. Правда, массажа как такового Сеси получила не так уж много, зато распалял он ее и возбуждал сверх меры. Его ласкающие ладони уже который раз поднимались и опускались по ее спине и ногам. Руки Джона подходили все ближе, но еще не трогали горячо пульсирующий главный узел ее эмоций, хотя Сесиль уже приоткрыла створку ног, как бы приглашая.

Не применяя ласку здесь, он щедро разбрасывал поцелуи, оставляя губами влажный запутанный след на бедрах и наиболее доступных чувствительных местах грудей. Женщина уже мучительно ждала скорейшего удовлетворения страсти.

Наконец рука Джона скользнула между ног Сесиль, и долгожданный контакт словно включил любовников в новую стадию чувственности. Его затвердевшая кожа руки спортсмена соприкоснулась с влажной гладкой поверхностью. Пламя тянулось к пожару, давление служило ответом на боль. Сеси сомкнула ноги, надеясь пленить его пальцы, побуждая тем самым Джона скорее завершить сладостную пытку. Она извивалась, вращала бедрами, чтобы попасть в ритм движений его рук. К липу Джона прилила кровь, на лбу выступила испарина. Он убрал руку. Женщина, трепеща от страсти, легла на спину. Ее глаза увлажнились от желания. Джона неотвратимо влек острый угол ее ног, и она, ликуя, охватила его талию кольцом. Поддержав ладонями ее ягодицы, он замер перед вратами ее желаний, потом медленно погрузился в манящий зной. Сесиль ответила встречным движением, восхищенная полнотой и глубиной его проникновения. Она сочла, что так могло бы длиться вечно, но ненасытная жажда там, далеко внутри, требовала большего… и быстрее. Сейчас.

Внезапно Джон вскрикнул, лицо его исказилось от неудержимой страсти. Сила его взрыва унесла Сес к ее собственному апогею радости. Казалось, тело ее искрит, повсюду вспыхивают озорные языки пламени. Она уткнулась в плечо Джона, чтобы заглушить бессвязные звуки, вырывающиеся из самых отдаленных уголков ее души.

Любовники лежали рядом, мокрые, шумно дыша, ослабив объятия. Наконец Джон скатился вниз и привлек к себе Сеси, а она прижалась к нему спиной. Одной рукой он обнимал ее за талию, другую подложил ей под голову. Сеси чувствовала, как его дыхание шевелит ей волосы. Они молчали: только что в их опыт вошло переживание, за которым слова уже не имеют силы. Сплетенные любовью тела как бы образовали гнездо, и они медленно погрузились в сон, который ничто не в состоянии было нарушить.

Утром следующего дня Сесиль встала поздно. Когда она вошла в ванну, Джон уже был там. Она обняла его сзади, поцеловав в плечо. Глядя в зеркало, он ответил улыбкой, протянул руку назад и прижал женщину к себе. Она еще раз поцеловала его и неохотно отстранилась. Джон вышел. Став под душ, Сеси пустила воду. Минуту спустя она с удивлением услышала, как открылась дверь в ванну. Джон опять был здесь и тоже встал под душ. Он взял у нее из рук мыло и, словно играя, принялся намыливать ее тело. Шутка тут же переросла в чувственную игру. Когда Сесиль, в свою очередь, придвинулась к нему с мылом, ее ноги вскоре сами сомкнулись у Джона на талии. Кафель холодил ей спину. Сверху их поливали тонкие струйки теплой воды, а они снова предавались любви.

 

Глава 11

Сесиль отложила в сторону набитую материалами папку, лежащую у нее на коленях. Здесь вся ее переписка по делу Хауардов, документы следствия и судебных процессов. Чтобы разыскать нужных людей, потребовалось не раз писать родственникам, друзьям в места их работы. Установив местонахождение интересующих ее лиц, надо было посылать им письма.

Иногда ответа вообще не было. В других случаях присылали ответы, полные подозрительности, умалчиваний, а порой даже заведомой лжи. Однако были и такие, кто давал интервью. Некоторые же — их было меньше — писали краткие ясные отчеты о своей роли в событиях и соображения по этому поводу.

Просматривая материалы, Сесиль выбрасывала бесполезную корреспонденцию, а оставшиеся бумаги пыталась привести в порядок. Джон тем временем смотрел по телевизору матч между студенческими футбольными командами. Он лежал на диване, положив ноги на один подлокотник, а голову на другой. Сес краем глаза следила за ними, улыбаясь ласковой улыбкой.

Две недели, что они были вместе, пролетели мгновенно и казались почти безоблачными. Им нравилось разговаривать друг с другом на различные темы. Каждый из них ценил чувство юмора другого. Оба оказались и добрыми старыми знакомыми, и интересными людьми, вновь узнавшими друг друга. И кроме того, как только они уединялись, сразу же под поверхностью ровных отношений начиналось кипение сексуального поля. Джон обнаружил способности изобретательного, вдумчивого любовника. Постоянный голод, с которым он приближался к ней, возбуждал ее как самое сильнодействующее средство, с которым когда-либо сталкивалась Сесиль. Себя она никогда не находила холодной, однако и особых сексуальных доблестей себе не приписывала. Но этот парень помог ей осознать, что у нее много душевного тепла. Она оказалась глубоко страстной натурой, но разгадать, увидеть это смог лишь Джон. Сеси каждый день ожидала теперь, когда наступит час их любовных утех, с неменьшим нетерпением, чем Джон; она часто выходила встретить его на пороге дома по возвращении с тренировки и обвивалась вокруг него от избытка чувств. Все ночи они проводили вместе, если только Джонни не улетал с командой на игры. Сесиль так тосковала в эти перерывы, что раньше бы ей такое и во сне не приснилось.

Сеси захлопнула оказавшуюся в ее руках книгу и наклонилась к Джонни.

— Послушай, — начала она с выражением живого интереса, затем откашлялась. — Гм-гм. Мистер Кью!

Джон оторвался от телевизора и вопросительно взглянул.

— Да?!

— Ты совсем не нервничаешь или способен так бесподобно скрывать свои чувства?

— Что скрывать? — Он озадаченно нахмурил брови.

— Ну, напряжение, обеспокоенность, опасения. Ведь завтра игра.

— Ах, вот ты о чем. — Складки у него на лбу разгладились. — Я волнуюсь настолько, насколько это позволительно перед рядовым матчем для спортсмена моего уровня. Завтра поутру я раскачаюсь. Зачем попусту расходовать нервные клетки?

Сесиль пожала плечами.

— Тогда ты единственный из моих знакомых, кто способен регулировать у себя подачу нервной энергии. Закрыл кран — и все.

— Я же недаром в спорте с одиннадцати лет. Футбол — моя карьера. Понятно, у меня есть и другие интересы. Я сделал кое-какие вложения в бизнес. Меня приводит в восхищение электроника. Но, признаюсь, это не то, что футбол. В деловом мире я не ощущаю опасности, не вижу непосредственных преимуществ победителя. Я не пропаду, когда уйду из спорта, но у меня нет ни малейшего желания сделать этот шаг.

— Тогда пусть день твоей отставки придет очень и очень нескоро.

Сеси пересекла комнату, опустилась на колени у дивана и положила голову на грудь мужчины. Он обвил ее руками.

— Ты придешь завтра на матч?

— Да.

— По моему пропуску?

Сесиль была в нерешительности. Она терпеть не могла сидеть на тех же местах, что занимают жены игроков команды. Однако Джон явно придавал большое значение тому, чтобы она пришла на служебную трибуну. Сеси считала, что появление там означало бы для нее принятие каких-то обязательств по отношению к Джону, открытое признание факта любовной связи между ними. Она обязана уступить ему в этом — глупо поступать иначе.

— Хорошо, я пойду по твоему пропуску. Джон довольно ухмыльнулся.

— Прекрасно. А на прием тоже пойдешь?

— Какой прием?

— Ну, знаешь, по случаю открытия сезона. Туда еще приглашают всех членов команды. С женами.

— Ах, да. Я и забыла. Я… Да, конечно, пойду. По мнению Сесиль, ежегодные приемы, которые устраивало руководство клуба, — это ужасная скука. Но опять-таки она прочитала в глазах дорогого ей человека, как для него важно предстоящее торжество. Он притянул ее к себе и вознаградил долгим многозначительным поцелуем.

На следующий день Сеси приехала на стадион полуживой от страха. Ладони были холодные, живот подводило. Почему, собственно, надо так выходить из себя из-за того, что придется сидеть среди десятка женщин, с которыми она знакома уже не первый год? Сумасшествие какое-то.

К счастью, страхи оказались напрасными: никто ничего особенного не спрашивал, никаких коварных вопросов не задавал. Имена Рори и Джо не упоминались вообще. Сеси не успела оглянуться, как матч начался. Она расслабилась и позволила себе насладиться игрой. Правда, ее терзало беспокойство, ее преследовал страх за Джона всякий раз, когда он давал пасс и его сбивала с ног оборона противника, но Сесиль удалось заглушить тревогу волнением, вызванным борьбой на поле. И когда «Мустанги» победили, она ликовала, как и все вокруг.

Сеси уехала со стадиона, не став на этот раз дожидаться Джона. Он вернулся в полшестого, загорелый, раскрасневшийся от пережитого волнения. Он смеялся, сжимал ее в объятиях, от которых у нее чуть ли не трещали кости, крутился по комнате, держа на руках. Сеси не могла оставаться серьезной при виде его мальчишеских выходок.

— Ты очень вкусный, — сказала она.

— Какой?

— Съедобный. Тебя хочется съесть. Джон с горделивым видом поднял брови. Сесиль ласково шлепнула его и поинтересовалась: способен ли он когда-нибудь стать серьёзным.

— Ведь мне предстоит одеться для важного раута.

Джон, полюбовавшись ее бюстгальтером с низким вырезом и нижней юбкой с длинным разрезом на боку, изрек:

— Скорее всего, они предпочли бы видеть тебя такой, какой я вижу тебя сейчас.

Сеси состроила гримасу и отодвинулась за пределы его досягаемости. Надо было идти в спальню одеваться. Она выбрала узкое светло-голубое платье, спускающееся до щиколотки, очень простого покроя, с длинными рукавами позади, на высоту колен, был сделан разрез, чтобы можно было передвигаться. Платье отличалось редкой красотой и некрикливой элегантностью. Оно особенно гармонировало с прической — пышной короной из кос.

Тем не менее что-то требовалось еще на шею, и Сесиль стала рыться в шкатулке с драгоценностями. Джон как раз вошел в спальню, и она спросила:

— Как ты думаешь, подходит к платью это золотое ожерелье?

— Роскошно, — последовал ответ. — Это я о тебе, а не об ожерелье.

— Благодарю.

Джон протянул ей плоскую коробочку.

— Но мне кажется, это подошло бы лучше. Тебе повезло, что сегодня вечером ты надела это платье.

Она с любопытством взяла коробочку и открыла крышку. Внутри, на подушечке из коричневого бархата, лежали золотые колье, серьги и браслет с вставками из темного сапфира в виде звезд с бриллиантами, которыми так восхищалась Сесиль во время посещения городка художников, куда они ездили с Джоном.

— Джон, это божественно!

О лучшей гармонии с платьем нельзя и мечтать. Она коснулась ограненной поверхности камня.

— Джо, я страшно рада, — сказала Сесиль, устремив на него нежный любящий взгляд. — Всегда буду беречь… Это мое бесценное сокровище.

— Я хотел бы быть твоим бесценным сокровищем.

Он протянул к ней руки, и она радостно утонула в его объятиях. Они надолго припали друг к другу, растворившись в волне взаимного притяжения.

Как обычно, торжественный прием состоялся в конференц-зале роскошной гостиницы, послужившей впоследствии прототипом всех гостиниц Финикса. Устроители вечера в каждом углу просторного помещения разместили бары, отвели место под танцевальную площадку, сцену для оркестра. Желающих поужинать ожидали небольшие круглые столики, а на длинных столах, накрытых скатертями, выстроились блюда с закусками.

Сесиль старалась как можно больше танцевать, тем более что ее приглашали беспрерывно. Джо как будто не возражал, хотя для вида сокрушался по поводу мнимого неумения проявить себя в танце. На самом деле он был прекрасным танцором, и она наслаждалась, когда ее партнером был он. Сеси сразу начинала представлять себя в его объятиях в уединении. По тому, как Джон прижимал ее к себе все теснее с каждым танцем, как прятал лицо у нее на плече, Сес поняла, что те же мысли и образы не покидали и ее партнера.

В один из моментов ее пригласил Сэм Ньюман. Джо проводил любимую взглядом. Легкая улыбка играла на его губах. Партнер Сеси никуда не годился, хотя неизменно пользовался на таких вечерах успехом. Зато Сеси грациозно порхала. Джон любил смотреть на нее, когда она этого не замечала. Он упивался изящным изгибом ее шеи, блеском волос, неповторимыми жестами и движениями. Боже! Она прекрасна! — в такие моменты думал он.

Джон не мог припомнить более счастливые для себя времена. Все, о чем он всегда мечтал, вдруг сбылось. Сесиль была с ним такая красивая, горячая и страстная, он не смел и надеяться, что такое когда-нибудь будет. Когда-то он считал, что любит ее, как только возможно любить женщину, но теперь понял свое заблуждение. Каждая минута, проведенная с нею, вызывала еще более глубокую любовь. Сесиль не во всем сразу открывалась ему. Он и не подозревал о ее тайных желаниях, страхах и надеждах, которые ему приходилось разгадывать день за днем. Она, как роза, лепестки которой раскрываются постепенно. И с каждой новой находкой его любовь к этой женщине возрастала все больше.

Только одно омрачало блаженство Джонни: она его не любила. Она с удовольствием проводила с ним время, признавала его как хорошего любовника. Он ей нравился. И все же она не любила его так всепоглощающе и безоговорочно, как любил и боготворил ее он, Джон. Но он не привык упускать из рук победу. Если он чего-то хотел, то шел и добивался. Так же будет и теперь. Должно быть. Зачем ему все его остальные победы, если он не сможет добиться одной-единственной, но самой главной в жизни — любви Сесиль.

Джонни обратил внимание, что танцующие остановились, когда оркестр кончил очередную мелодию. Сеси улыбнулась Сэму, и они пошли к Джо. Приближаясь к нему, Сеси ускорила шаг. Предназначенная ему улыбка была нежна, она источала сияние. Джон поднялся из-за столика навстречу ей. Пульс у него бешено забился. Придет день, когда она полюбит его. Он постарается для этого. Он сделает все ради этого. Он должен все смочь.

Они уехали задолго до того, как прием закончился. Вкусной еде, отборным напиткам и светскому общению любовники предпочли общество друг друга. Джонни вел машину, а Сесиль устроилась рядом, положив голову ему на плечо. На душе у нее было спокойно. Хотелось спать, но она с замиранием сердца предвкушала другие радости.

— А-ах! Я очень счастлива сегодня. А ты?

— Думаю, ты можешь с уверенностью сказать то же и обо мне, — ответил Джон, пожимая плечами.

 

Глава 12

Следующие две недели промелькнули незаметно. Любовники были неразлучны. Он уезжал только на тренировки или на игру. Они подолгу разговаривали — о ее работе, его увлечении компьютерами, интересах помимо спорта. Джон развернул перед нею идею создания летнего лагеря для нуждающихся детей. Беседовали обо всем и, кажется, ни разу не умолкали по той причине, что им больше не о чем говорить или надоело слушать друг друга.

Работа над книгой успешно продвигалась вперед. Интервью получались содержательные. Сеси везло и с другими материалами. Лопес и адвокат, выступавший его защитником, прислали копии ряда документов и своих заметок. Ей удалось также раздобыть протоколы судебных заседаний, изложение заявления адвоката, поданного в порядке апелляции.

Сеси целыми днями сидела над выцветшими документами, изучая показания свидетелей, рапорты полицейских, выводы юристов. Постепенно действующие лица драмы ожили в сознании будущего автора, и вскоре у нее сложился рабочий план для большинства разделов книги. Однообразные, бесплодные месяцы, когда ее творческий потенциал упал до нуля, ушли в прошлое. Теперь чувства расцвели, наполняя ее энергией и волей творить. Джон интересовался ее работой, расспрашивал, как идут дела, иногда давал советы. На нее произвела огромное впечатление проницательность Джона.

Как-то он даже пообещал, что попробует устроить ей интервью с кем-нибудь из клана Хауардов. Сесиль уставилась на него в изумлении.

— Что-о? По-моему, ты размечтался. Известно, что Хауарды никогда не дают интервью. Усмешка тронула губы Джона.

— Я бы не утверждал это столь категорично. Кажется, Эндрыо Хауард обожает футбол. Больше того, болеет за «Мустангов». И Чак Расби с ним знаком. Уверен, я исхитрюсь и добьюсь, чтобы ты была представлена ему, могла, хотя бы накоротке, побеседовать с ним. Если хочешь, я попрошу у него интервью.

— Еще бы я не хотела! Для моей книги ничего важнее нет.

Она бросилась к нему в объятия с неистовыми поцелуями, и разговор закончился, как нередко уже случалось, в постели. Без любовного пыла блаженство тех счастливых недель было бы невозможным.

Но в райском саду Сесиль затаилась змея — его любовь к спорту, его профессии. «Аризонские мустанги» уже сыграли почти половину сезона, когда самые худшие опасения Сеси оправдались: Джон получил травму. Сначала его дважды сбили в первом тайме, но он вставал, отряхивал пыль, каждый раз без травм. Однако в конце матча его с невероятной жестокостью атаковали снова. Джона вынесли за линию поля. Он лежал там неподвижно и был без сознания.

Что, если Джон умрет? Неужели она потеряет его? Она не представляет себе жизни без него. Она любит его безмерно. Никто никогда не был ей так дорог. Они стали частью друг друга. Если Джо мучается, она тоже корчится в мучениях. Если бы Джон умер, это значило бы, что убивают ее, Сесиль By.

В больнице Святого Мартина, куда доставили Джона, она услышала от врача:

— Сотрясение. По-видимому, у него лишь обычные симптомы: головокружение, отключение сознания, потеря ориентации. Однако я хотел бы понаблюдать за ним пару дней. Здесь ему будет лучше, если вдруг появятся признаки внутричерепного кровоизлияния или повышенного давления. Просто мера предосторожности, вы понимаете. Я этих ребят знаю. Если его отпустить домой, он пожелает выйти на поле в следующее же воскресенье.

— Доктор, могу я сейчас его увидеть?

— Да, конечно, если хотите.

Джон лежал на кровати с закрытыми глазами. Лицо его было бледно, но когда он приоткрыл веки, взгляд уже был ясным. Он слабо шевельнул губами.

— Привет, любимая. Хорошо еще, что они ударили меня по голове, иначе досталось бы мне самому, а?

Сесиль заставила себя улыбнуться шутке и взяла его за руку.

— Ты не должен разыгрывать передо мной героя.

— Не должен? Ну ладно. Тогда признаюсь: чертовски болит голова. Когда впервые после падения пришел в себя, то не мог даже сообразить, где я. Надеюсь, я не очень огорчил тебя. Сесиль опять заставила себя радужно улыбнуться.

— Ты не огорчил меня, — солгала она. — Я просто подумала: «В этом весь Джо. Не знает, что происходит вокруг».

— Не смеши меня. У меня голова раскалывается.

— Если бы. Я пойду, а ты постарайся уснуть.

— Вот именно этого я не должен делать. — Его губы наконец смогли изобразить нечто, отдаленно напоминающее улыбку. — Если у человека сотрясение мозга, надо, чтобы он бодрствовал.

— В таком случае я остаюсь с тобой.

Трудно держаться спокойно и весело, когда у тебя вся душа изодрана в клочья. Сесиль собрала силы, чтобы не сорваться, побыла в палате еще час, пока ее не заменил один из товарищей Джона по команде. У нее хватило выдержки бодро попрощаться, но она чувствовала, что истощена, как если бы работала не разгибаясь день и ночь, несколько суток подряд.

Добравшись домой, Сеси прошла прямо в спальню и свалилась на постель, прикрыв рукой глаза. Невероятная усталость немедленно вызовет сон, ожидала она, однако заснуть долго не удавалось. Нервное перенапряжение будоражило тело. Мозг все не мог успокоиться, работал без устали; мысли прыгали, но из их хаоса все время наплывало одно и то же решение: «Я не выдержу такой жизни. Изо дня в день. Не выдержу».

Постепенно она начала думать более упорядочение. Джон слишком упрям, чтобы уйти из профессионального спорта. Он в прекрасной физической форме. Ему тридцать два, и он может играть еще три-четыре года. И она вынуждена будет смотреть на его выступления в бесчисленных матчах и знать, что он каждый раз рискует головой. А ей останется вновь и вновь переживать леденящий ужас и молиться, чтобы он остался в живых. Нет, это невозможно. Она просто не выдержит.

Сесиль пролежала без сна вечер и большую часть ночи. Усталый мозг прокручивал все те же мысли. Они уступали лишь размышлениям об альтернативе, от чего душа погружалась во мрак. Если она не может смириться, ей придется уйти из жизни Джона. Но этого она тоже не вынесет! Среди ночи Сесиль приняла решение.

Затем сдерживающие центры уже перестали срабатывать. Она разрыдалась, изливая слезами страх и отчаяние.

Утром следующего дня она поднялась рано.

Ей едва хватило сил дойти до ванной комнаты. Умывшись, взглянула в зеркало и поняла, что ужасная внешность соответствует отвратительному состоянию ее души. Глаза опухли и покраснели от долгих рыданий, кожа стала вялой. Сесиль приняла душ, надела ослепительно-белое полотняное платье, заплела волосы в косу и увенчала ими голову. Макияж приукрасил глаза и кожу, а чашка кофе чуть-чуть подняла тонус, хотя о еде она даже не могла подумать.

На дорогу до больницы Святого Мартина потребовалось минут тридцать. Она приехала туда с усилившейся головной болью. Ее решимость поколебалась. Она поднялась на лифте на четвертый этаж, куда поместили Джони, и встретила его выходящим из палаты. На нем были легкие брюки, спортивная рубашка. Лицо оставалось бледным, но он уже больше походил на себя.

— Сес! Мы с тобой едва не разминулись. Я уезжаю.

— Из больницы? Ты с ума сошел?

— Послушай-ка, потише. Ладно? У меня самочувствие, как в похмелье после пяти суток запоя.

— Доктор собирался продержать тебя здесь два дня: на случай кровоизлияния. Но тебе скорее грозит, по-моему, иное: у тебя совсем не останется мозгов.

Джон пожал плечами, отмахнулся от ее предположения.

— Но я же в порядке. Честно!

— Разве врач говорил, что ты можешь отправиться домой?

— Ну, он не давал такого совета. Но он и не требовал меня оставлять.

Женщина была взбешена таким поведением. Джон плюет на собственное здоровье. Ему безразлично, что она мучается из-за него.

Джон посмеивался про себя. Ясно, что она до безумия беспокоится о нем. Его согревала мысль о глубине ее привязанности. Любимая женщина хотела бы защитить его от беды. Это так мило с ее стороны, такая забота.

Он обнял ее за плечи и зашептал на ухо:

— Я в порядке. Это правда. Со мной такое уже случалось, и я знаю, что в моих силах, а что превышает мои возможности. Обещаю: я не причиню себе вреда.

Сеси смотрела на него снизу вверх. Такое знакомое лицо, такое родное и любимое. Хватит ли ей мужества выполнить свое решение? Но опять-таки, как может она его не выполнить? В ее глазах стояли любовь и боль, и Джон заключил ее в объятия.

— Не гляди на меня такими глазами. Тебе нечего бояться.

— Спорить с тобою об этом бессмысленно. Они поехали к Джону домой. Путь предстоял неблизкий. Молчание тяготило. Она знала, что Джон недоумевает, почему она не разговаривает, но Сеси не хотела начинать серьезное объяснение, пока они не приедут и можно будет отбросить все, не относящееся к делу.

Она остановила машину перед домом, повернулась к Джону. Ее сердце сковало ледяным холодом; стало ясно, что время для разговора пришло. Потом она никогда не наберется ни храбрости, ни уверенности в правильности своего шага.

— Я подумала, Джон…

Внезапно его сердце забилось чаще, боль в голове заметно усилилась.

— О чем?

— О нас. Я тебя люблю, но думаю, у нас с тобой ничего не выйдет.

— Что? Как можешь ты на одном дыхании говорить такие вещи?

— Может быть, это звучит нелогично, но в моих словах правда.

— Почему у нас ничего не выйдет?

— Потому что таких переживаний я больше не вынесу.

— Любимая…

Джон протянул к ней руку, но она резко отстранилась.

— Нет. Я серьезно, Джо. Я уже не могу. Вчера, когда тебя сбили и ты лежал без сознания, я чуть не сошла с ума. Отказываюсь снова стать вдовой.

Складки у него на лбу стали глубже.

Сесиль продолжила:

— Я не могу привыкнуть к страху. Неужели ты не понимаешь? Я слишком сильно тебя люблю и теряю разум при мысли, что с тобой что-нибудь случится. И с каждой неделей все хуже. Надо положить этому конец.

Глаза Джо вспыхнули, рот превратился в тонкую линию.

— К черту все! Как ты можешь сидеть здесь и рассуждать о своей небывалой любви ко мне и в то же время объявлять, что уходишь от меня. Это бессмыслица. Разве ты не будешь страдать, если оставишь меня?

— Буду, конечно. — Она не могла смотреть ему в глаза. — Однако эта боль со временем пройдет. — Я не собираюсь жить под ее пятой всю жизнь.

— Ах, не собираешься? Тогда у тебя все просто. Я же буду страдать из-за нашего разрыва всю жизнь. Ты прекрасно знаешь: ты сейчас лжешь даже самой себе. Ты бросаешь меня не потому, что боишься, как бы меня не покалечили. Я скажу, по какой причине ты уходишь. Ты все еще слишком привязана к Рори. Ты считаешь себя виноватой, так как любишь меня вместо того, чтобы без конца оплакивать своего покойного супруга. Поэтому, убегая от меня, ты и собираешься покарать нас обоих.

— Это неправда! — воскликнула Сеси, чтобы как-то возразить. — Прошу тебя, Джо, не делай положение еще хуже, чем оно есть.

Он отшвырнул в сторону ее протянутую руку. Сеси украдкой бросила на него взгляд и испугалась. Его побелевшие ноздри раздувались, глаза дико сверкали, губы сжались в ниточку. Он уже не мог сдерживать гнев.

— О нет. Я не смею огорчать тебя сверх меры, не так ли? — прозвучал с издевкой вопрос. — Нельзя обижать маленькую хрупкую Сесиль, которую не устраивает реальная жизнь. А в жизни есть и хорошее, и плохое. Господи, каким же дураком я был все эти годы, растрачивая свои чувства ради особы, которая не способна до конца быть женщиной и полюбить, несмотря ни на какие последствия. До свидания, миссис By.

Распахнув дверцу машины, Джон выскочил наружу, затем с силой захлопнул ее.

Сесиль проводила его взглядом до крыльца, онемевшая от безжалостного приговора. Громко щелкнул замок закрывшейся входной двери, и этот звук вывел ее из неподвижности. Женщину охватила дрожь. Итак, Джонни ушел. Ушел из ее жизни. Навсегда. Но она же этого и добивалась, верно? Нет, этого она не хотела. Для ее душевного спокойствия требовалось другое. Сеси медленно тронула машину с места и поехала по долгому, в выбоинах спуску к дому.

 

Глава 13

Сесиль предполагала, что разрыв с Джоном принесет ей боль и чувство одиночества, но она никогда не предполагала, насколько ей может быть плохо. Тяжело было видеть, как мучился в умирал Роби, но даже тогда одиночество и скорбь не терзали ее с такой силой, как сейчас. И совсем уж невыносимо становилось, когда она думала, что выбрала такой путь сама. Все эти дни она часто убеждала себя, что боль скоро заглохнет немного, не успеешь оглянуться, как поймешь, насколько мудро было принятое решение. Но облегчения самогипноз не приносил. Ей недоставало Джона физически, эмоционально, духовно. Что бы она ни делала, она ощущала его отсутствие. Ночью в постели было холодно без него. Сесиль тосковала по его чутким умелым пальцам, которые теперь не касались ее тела, по его неповторимым поцелуям. Порой она просыпалась возбужденная, трепещущая, потому что ей снилась их любовная игра. В такие моменты мучения настолько одолевали ее, что она набирала номер телефона, но всегда ухитрялась повесить трубку, прежде чем Джон ответит.

Как бы ни был прекрасен секс с Джо, он не стал единственной причиной, питавшей тоску. Сесиль не хватало доброго сердечного и близкого человека, друга, с которым можно было и посмеяться, и поделиться сокровенными мыслями. Ужасно угнетало, что она начинала свои дни — день за днем, не видя рядом поутру босоногого, взлохмаченного Джона. Ей представлялись сцены за завтраком, когда он пил свой кофе или зевал так, что у него «отваливалась» нижняя челюсть, или хватал ее и сажал себе на колени, если она проходила мимо. Ее безмолвный дом, когда она отдавалась воспоминаниям, превращался в ад. Сеси привыкла к концу дня приберегать свои находки и соображения по книге, чтобы обсудить их с милым ей человеком, а теперь всякий раз в шоке Обнаруживала, что Джон ничего этого не услышит. Чем же она занималась до него? С кем пересмеивалась? Куда теперь забрела? Жизнь казалась ныне совершенно пустой.

Единственным, что удерживало ее на плаву, оставалась работа над книгой, и Сесиль была признательна за это своей писательской судьбе. Ее по-прежнему живо интересовала история похищенной девочки, а впоследствии женщины — отшельницы, каковой стала Сузана Хауард. Потрудившись несколько дней над бумагами, Сесиль навела порядок в квартире и в своем рабочем кабинете. Оставаться в Финиксе у нее не было никаких причин, и она решила, что пора закончить интервью с теми участниками драмы, у кого она еще не успела побывать. Смена обстановки могла несколько облегчить ее страдания.

Почти две недели она провела в разъездах. Интервью отвлекали внимание от личных проблем, но как только беседа заканчивалась, становилось так же тяжело, если не хуже. Одинокая, в номере отеля она могла лишь смотреть телевизор, читать или думать о Джоне. Все это неизменно кончалось слезливым настроением и депрессией.

По воскресеньям во второй половине дня она приникала к телевизору. Как-то «Мустанги» выступали против команды из Флориды, это была важная встреча для обоих клубов. Перед началом матча дали интервью Джонни Кью, сделанное накануне. Сеси жадно всматривалась в его лицо, в каждую черточку. Как обычно, он был уверен в себе: никаких признаков грусти или упадка духа. Сеси напомнила себе, что ей вовсе не хотелось, чтобы ее любовник был подавлен или мрачно настроен. Этого она желала ему меньше всего. Будь у нее возможность разойтись с ним безболезненно для него, Сеси обязательно ею воспользовалась бы. Если же их разрыв причинил ему не столь сильную боль, как она опасалась, тем лучше. Однако она не смогла избежать горькой мысли: значит, его любовь не была глубокой, раз он так спокоен и уравновешен.

Рассердившись на себя за эгоизм, Сесиль, приглушив звук телевизора, принялась смотреть в окно. Но в конце концов почти против своей воли вновь очутилась перед экраном. Флорида уже забила гол. Джон играл очень неровно — то вдохновенно, с блеском, то совершенно бесцветно. «Аризонские мустанги», похоже, никак не могли собраться с духом. Сеси оторвалась от телевизора и выскочила из отеля куда глаза глядят. Это был кошмарный день.

Утром она с радостью улетела в Финикс. Серия интервью почти закончена. Пора уточнять план и начинать писать. Войдя в свой домик, она первым делом воспроизвела записи автоответчика, которым недавно обзавелась. Звонили несколько человек. От Джона звонков не было. Ну что ж, тем лучше. Он начинает забывать ее, ей тоже следовало бы избавиться от воспоминаний о нем. Беда только, у нее это не так уж хорошо получается. Она бросилась на кровать, упав лицом на ладони. Рано или поздно ей предстоит взять себя в руки, ведь перед ней лежит вся жизнь. Да, но какая пустая жизнь! Сеси заплакала.

Зазвонил телефон, и она поспешила вытереть слезы и подавить рыдания. Нельзя же в состоянии истерики отвечать на звонок. Чуть помедлив, она сняла трубку. На другом конце сначала тоже помолчали, потом она услышала знакомое:

— Сеси?!

На секунду она подумала, что задохнется. В горле сразу запершило, и она через силу выговорила:

— Джо?!

— Угу. Я, гм… пробовал дозвониться пару дней назад. Но у тебя был включен автоответчик.

— Я уезжала из Финикса за материалами для книги.

Сеси надеялась, что в голосе у нее нет дрожи, какая была в руках.

— Я как раз хотел поговорить с тобой насчет этого. У меня приглашение на ужин от мистера Хауарда. Он хочет встретиться с тобой и познакомиться с твоими замыслами. Эндрью также согласен, чтобы ты увиделась с его дочерью. После этого он решит, даст ли тебе интервью он и Сузана.

На более приятную новость она едва ли могла рассчитывать, но, как ни странно, сердце у нее упало. Неужели только ради этого звонит Джон?

— Но это же колоссально, Джонни, — скрепя сердце заявила она. Сеси старалась придерживаться такого же бесстрастного тона, каким говорил Джо. — И когда?

— В пятницу вечером. Или я тебя предупреждаю слишком поздно?

— Нет. Все отлично.

— Хауард считает, что я тоже приеду к нему. — Джон запнулся. — Как я и говорил, он немного помешан на футболе. Я думаю, он согласился познакомиться с тобой в основном потому, что ты — вдова Робина. Эндрью был в восторге от его таланта. Так или иначе, но он хочет, чтобы я тоже присутствовал. Я не нашел возможности отказаться.

— Что касается меня… гм… я ничего не имею против.

Сесиль говорила с трудом, так как горло ее сжимали спазмы. Джон не хотел побыть рядом с ней хотя бы один вечер! Он, должно быть, ненавидит ее как виновницу разрыва или же понял, что она ему не так уж дорога, как ему казалось.

— Хорошо. Встречаемся в пятницу. Я заеду примерно в полшестого.

— Я буду готова.

— Ладно. До свидания, Сеси.

— До свидания, — шепнула она. Но Джо уже повесил трубку.

В пятницу под вечер Сесиль оделась и собралась за час до приезда Джона. После долгих колебаний она надела тот же строгий костюм, что был на ней в день церемонии учреждения фонда имени Робина. В этой одежде у нее был деловой вид, и в то же время она выглядела как настоящая леди. Оба эти обстоятельства, вероятно, важны для Эндрыо Хауарда. Любопытно, думала Сеси, от чего именно будет зависеть его решение дать или нет согласие на интервью с его дочерью? Мысль о том, на какие сложные вопросы Хауарда ей придется отвечать, заставила похолодеть кончики ее пальцев. Все же она не знала точно, что хуже для ее нервов: визит к миллионеру или новая встреча с Джоном.

Наконец дверной звонок просигналил о приезде Джона. Сеси нервно оправила юбку и пошла открывать, стараясь не показать, что не находит себе места. Когда она открыла дверь, Джон стоял, повернувшись вполоборота, разглядывая дворик перед домом. Он медленно, словно с неохотой, повернулся к Сеси. Ручной работы костюм-тройка серо-зеленого цвета кого угодно сделал бы похожим на серую мышь, но Джон — огромный и яркий — смотрелся в нем замечательно. Неброская одежда как раз шла ему больше всего. Если бы он надел что-нибудь яркое и крикливое, то его воспринимали бы как клоуна.

Сеси изобразила улыбку, опасаясь, что не выдержит этого насилия над собой, так как ей хотелось рыдать.

— Привет, Джо.

— Салют, Сес! Ну что, в путь?

— Да. Только захвачу сумочку.

Он остался ожидать ее на ступеньках крыльца. Боль сдавила грудь женщины. Джон даже не хотел войти в дом.

Мысли ее были далеко, когда Джон, положив ее саквояж в машину, вновь вернулся к входной двери. Он был красив — таким Сесиль помнила его всегда. На уверенном лице не было никаких следов от тяжелых переживаний, тревог. Совершенно никаких, будто его совсем ничего не касалось, словно он был сделан из камня. Если судить по выражению его глаз, то, казалось, Джон никогда прежде даже не встречал Сесиль. Как он смеет так обращаться с ней? Впрочем, что еще она может ожидать, порвав с ним?

Сесиль села в машину и прикрыла глаза. Ей не хотелось поддаваться дурному настроению. Это глупо, так нельзя, иначе можно спятить.

Джон задним ходом вывел машину из улочки и взял курс на автостраду, идущую через Данкерт.

В кабине повисло тягостное молчание. Сесиль покосилась на спутника. Интересно, что он думает о ней теперь? Принял бы он ее назад, если бы она попросила об этом, или его сердце закрыто для нее навсегда? Но она, конечно, не может идти на попятную. Она ведь знала, что на первых порах без него ей будет тяжело, но потом окажется, что игра стоит свеч. Вскоре боль несколько утихнет, зато можно будет всю жизнь радоваться, что она набралась мужества и порвала с Джони.

Сеси перевела взгляд опять на дорогу.

— Спасибо, что ты сумел устроить мне приглашение, — сказала она, запинаясь.

— Пожалуйста. Мне это не составило труда. Этими вежливыми, чопорными словами он мог бы ответить первому встречному, попросившему у него автограф, они же стали вообще последними словами, произнесенными им в машине за целых два часа поездки. Джон нарушил угрюмую тишину, лишь когда вставил кассету и включил магнитофон. Остаток пути они слушали музыку.

Сесиль откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Она нередко спала в машине, но сейчас знала, что заснуть не удастся. Однако ведь можно сделать вид, будто спишь. Вынужденное пребывание вдвоем в замкнутом пространстве таким образом легче вынести.

Джон тоже посмотрел на свою пассажирку. Та, кажется, спала. Натянутость обстановки стала менее ощутимой, но как, спрашивается, она способна преспокойно задремать как ни в чем не бывало. Лично он взвинчен до такого предела, что по возвращении домой явно промается не один час, прежде чем его сморит сон. Можно ручаться, его ожидают блуждание по комнатам, хождение из угла в угол, неподвижное лежание в кровати. И все это только для того, чтобы не думать об этой женщине.

И все же, несмотря на эмоциональные вспышки, горечь и боль, где-то еще теплилась надежда: не станет ли она сожалеть о своем решении, не вернется ли?

…Когда позвонил Хауард и фактически предоставил Джону возможность снова повидаться с любимой, тот пришел в необычайное волнение. Рука его буквально дрожала, набирая номер телефона Сеси. Он не застал ее дома, Джон звонил опять и опять, сходя с ума от беспокойства и ревности. Он воображал, будто она погибла, ранена, переехала в другой город или встречается с другими мужчинами. Наконец Сесиль отозвалась. Первым желанием Джона было накричать на нее, потребовать ответа, но ему хватило здравого смысла не устраивать сцены. Он жаждет быть с ней снова, он должен увидеть ее, а ревность и гнев способны лишь оттолкнуть ее еще дальше. Джон сохранил спокойствие и передал приглашение максимально холодным, казенным тоном, на какой только оказался способен. Он был вознагражден согласием Сеси на поездку.

В дороге он задумался, правильно ли он поступил. Сеси, видимо, потеряла к нему всякий интерес. Как всегда очаровательная, она ничем не напоминала женщину, которая провела хоть одну бессонную ночь или испытала хоть малейшие угрызения совести, бросив Джона. Она держится холодно, и Джон становится при ней настолько скованным и неуклюжим, что не может слова сказать. Единственное его желание — схватить ее в объятия и целовать, пока она не позволит ему вернуться в ее жизнь. Он удерживался от такого шага, но это требовало всей его силы воли. В результате Джону казалось, что сейчас от него осталась одна внешняя оболочка, он всеми забыт и всем невыносимо надоел. А что касается какого-нибудь тепла в их отношениях, то с таким же успехом он мог бы рассчитывать на внимание совершенно незнакомого человека, которого подвозил бы по пути.

Машина двигалась на юг, а Джона ни на минуту не оставляли горькие мысли. Чуть севернее Данкерта надо было уже следить за съездом с автострады. Как только Джон покинул широкое гладкое федеральное шоссе и поехал по узкой дороге местного значения, Сесиль открыла глаза и осмотрелась. По обе стороны простиралась унылая пустыня, изредка отмеченная кактусами и обломками скал. Там и сям равнину прорезали каньоны и овраги. Джон сбросил скорость, он внимательно следил за местностью.

— Что ты высматриваешь? — прервала Сесиль затянувшееся молчание.

— Дорогу. Хауард говорил, что мы должны повернуть направо после большого выкрашенного зеленой краской валуна.

Сеси присоединилась к поискам нужного поворота, прикрыв глаза ладошкой от лучей заходящего солнца. Они прямо ослепляли. Через некоторое время Джон решил, что проскочил ориентир и следует вернуться и начать поиски сначала. При втором заходе он усмотрел едва заметные приметы грунтовой дороги и свернул на нее. На протяжении двух-трех миль дорога оставалась ухабистой, но все же проезжей, затем практически совсем исчезла. Джон вел машину на малом газу, постоянно проверяя, не сбились ли они с пути. Они пересекли овраг, края которого были слегка срезаны грейдером для проезда.

— Господи! Вот застрянем мы здесь, если… пойдет дождь! — оценила обстановку Сеси. — Я думаю, в этом и состоял замысел. Хауард: стремился использовать все созданное и природой, и человеком, чтобы застраховаться от незваных гостей.

Вскоре вдали обозначился фасад огромного дома; над высоким забором из колючей проволоки виднелись только его верхние этажи. Сесиль с облегчением вздохнула: теперь, по крайней мере, ясно, что они достигли цели. Плутать не пришлось. И это очень удачно, заметила Сеси про себя, ибо дороги вообще больше не было. Машина, раскачиваясь, медленно проехала по камням и песку к проволочной ограде.

Из кирпичного здания дежурки вышел охранник с кислой миной. Сверяясь с запиской, которую он держал в руке, страж внимательно взглянул на гостей, затем осмотрел машину и только после этого открыл замок на воротах, жестом пригласив их въехать. От ворот пошла более приличная дорога. Поближе к дому ее снова пересек забор — высокий, кирпичный, с узорчатыми воротами из литого черного чугуна. Здесь из прилегающей к воротам сторожки появился еще один охранник, еще раз проверил документы и открыл путь.

Новый участок дороги был покрыт асфальтом и тянулся через широкий пустырь, заканчиваясь поворотом к импозантному зданию из красного кирпича. Джон остановил джип неподалеку от парадного подъезда с массивной деревянной дверью, расчлененной узкими вставками из свинцового стекла. Сесиль вышла из машины, глядя вокруг с любопытством. Она видела в газете фотографии этого особняка, но действительность превзошла все ожидания. Впечатление было ошеломляющим. Массивное здание было, правда, мрачным, несмотря на тщательно ухоженные газоны и сложной конструкции фонтан в саду со стрижеными деревьями. Сеси представила себе, что должен чувствовать человек, проживший здесь почти всю свою жизнь. Она не могла удержаться от содрогания. Наличие чувствительной сигнализации на окнах нижнего этажа и дверях, решетки изнутри лишь усугубляли тягостное впечатление. Дом был похож на дорогостоящую тюрьму.

Стоя на нижних ступеньках лестницы, ведущей к двустворчатой двери, Джон вопросительно взглянул на спутницу, и она отмела свои сомнения: надо идти. Сесиль догнала его, он с безразличным видом вежливо поддержал даму под локоть. Сеси напомнила себе, что это ничего не говорящий жест, его сделал бы любой мужчина. Джон дернул ручку звонка.

Спустя пару секунд словно сошедший с картинки дворецкий распахнул дверь и проводил их в гостиную.

Эндрыо Хауард уже дожидался гостей, сидя в громадном кресле, обитом зеленым бархатом; мебель, даже на неискушенный взгляд, была антикварная. Рядом на столике с тонкими высокими ножками стоял полупустой бокал. Хозяин поднялся, приветливая улыбка озарила его лицо. Он протянул Джонни руку.

— Рад видеть вас снова, Джон! Вот уж у меня камень с души свалился, когда «Мустанги» под самый конец спасли игру.

Джон улыбнулся.

— Но мы сами, наверное, порадовались еще больше. Мистер Хауард, позвольте представить вам Сесиль By, — повернулся к ней Джон, — Сесиль, это Эндрью Хауард.

— Ну, к чему эти формальности, — весело запротестовал хозяин. — Я же просил называть меня по имени — Эндрью. И вас это тоже касается, Сесиль. Рад знакомству с вами.

Его рукопожатие оказалось крепким и теплым, и Сеси ощутила прилив симпатии к этому человеку. Этого она не ожидала. Ведь она думала, что увидит мрачного параноика с бледным лицом, а не грубовато-добродушного крепыша с чертами, словно вырубленными топором. На фотографиях времен похищения шевелюра Хауарда была цвета черного перца с солью, теперь она обрела серо-стальной оттенок. Нельзя сказать, что он был красив, однако его лицо еще не расплылось и не отяжелело, как случается у людей с возрастом.

— Я признательна вам за то, что вы дали согласие на мой приезд, — ответила Сеси, избегая официального обращения, но и не набравшись отваги назвать хозяина Эндрью.

— Это доставило мне удовольствие. Могу я предложить вам что-нибудь выпить?

Джон попросил свое обычное виски с содовой. Сесиль выбрала бокал белого вина. Хауард направился к укромно размещенному в углу бару, налил гостям и вернулся, поставив напитки на маленький серебряный поднос. Вино было налито в такой хрупкий хрустальный бокал, что Сеси опасалась, как бы он не рассыпался, если она на него дохнет. Радушным жестом хозяин усадил гостей. Сеси устроилась в небольшом кресле с прямой спинкой в непосредственном соседстве с ним.

— Приношу извинения за мою дочь. Сузана нынешним вечером немного задерживается. Она спустится через пару минут.

Сеси подозревала: девушка получила четкие инструкции, согласно которым должна на какое-то время оставить отца с гостями наедине.

Хауард обратился к Сесиль:

— Ваш муж был одним из самых замечательных спортсменов, которых я когда-либо видел на поле стадиона.

— Спасибо за добрую память.

— Жаль, мне не довелось знать его лично. Он был невероятно талантлив. Смотреть на его выступления было удовольствием. Я играл в молодости полузащитником клуба «Апачи», когда учился в Иельском университете. Футбол — моя неизменная любовь.

— Я научилась наслаждаться этой игрой после того, как познакомилась с Робином By.

— Кью мне тут говорил: вы собираетесь писать книгу о моей девчушке?

— Да.

— Я читал ваши сочинения. Мне не очень понравилась книга, которую вы сделали с женой Винса Пальва. Не поймите меня неправильно. У вас великолепная рука. Просто мне неприятна авторская постановка вопроса. Но новая ваша книга, что мне только что дал Джон, замечательная. Вы пишете честно, без проповедей и искажения фактов. Я люблю такой подход. К тому же вы не сентиментальны, смотрите на мир ясными открытыми глазами. Если бы пришлось рассматривать кандидатуру автора книги о моей дочери, я бы одобрил вашу. Но мы после похищения дали себе зарок: жить в тиши. Не знаю, захочется ли мне выходить на люди с повествованием о жизни Сузаны.

Сесиль не стала напоминать, что вопрос о судьбе книги, то есть писать ее или нет, решать не Хауарду. Вместо этого она, подавшись вперед, начала излагать свои доводы:

— История эта захватывающая — из тех, что писатель не может пройти мимо. Люди помнят о похищении и двух судебных процессах. Дело Мигеля Лопеса стало заметным событием в анналах юриспруденции США. Я, разумеется, коснусь этого, но основное внимание хочу уделить человеческим характерам. Первая часть книги будет очень сильно напоминать детектив. Здесь я расскажу о самом похищении и поимке преступников. В заключительных же главах внимание сосредоточится на переменах в жизни всех участников драмы под влиянием происшедшего. Что произошло с Лопесом? С детективом, который пошел по ложному следу, и с тем, который оказался прав? Что известно о служанке, давшей лживые показания, чтобы выгородить своего ухажера, а потом отправившей его за решетку? Что стадо с жертвой похищения и ее семьей? Вот что по-настоящему заворожило меня: хочется рассказать о жизни вашей дочери после того, как она избавилась от своих похитителей.

— В ее жизни не было ничего, сенсационного.

— Я понимаю. Но в ней столько необычного. Думаю, это захватит воображение читателей.

— Несомненно. Но чего ради я должен допускать такое вторжение в частную жизнь нашей семьи?

— Ради того, чтобы факты излагались точно и правдиво. Ради того, чтобы люди имели верное представление о Сузане и ее жизни.

Хауард сквозь прищуренные веки наблюдал за Сесиль.

— Вы хотите сказать, что напишете книгу независимо от моего мнения.

— Да.

Хозяин немного помолчал, глядя на гостью изучающим взглядом.

— Я предпочел бы, чтобы вы этого не делали. Я упорно боролся за право Сузаны не показываться на публике.

— Для меня это ясно, и я уважаю ваше желание жить не на виду. Я очень хорошо понимаю, что вами движет при этом, так как была женой известного человека. Но, к сожалению, ваше положение в обществе, ваше богатство, история с похищением, слава вашей бывшей жены — все привлекает люден к личности вашей дочери, хотите вы того иди нет. Даже если я не напишу эту книгу, кто-нибудь другой возьмется за дело. Не в ваших силах помешать ее появлению. Я по крайней мере могу обещать, что не стану ничего придумывать и приложу все старания, чтобы ни один факт не был искажен.

— А если вы побеседуете с нами, то вероятность добросовестной подачи фактов возрастет. — Естественно.

Хауард вздохнул и направился к большому столу, он открыл деревянную коробку и достал сигару. Затем настала очередь Джона, потом они вдвоем приступили к ритуалу срезания кончиков сигар, затем зажгли их. Наконец Хауард обернулся опять к гостье:

— Вы, молодая леди, заинтриговали меня. Должен сознаться, я был настроен против того, чтобы дать вам интервью. Я пригласил вас сюда исключительно из желания сделать приятное Джонни Кью, которого я ставлю чрезвычайно высоко. Тем не менее у меня возник интерес к новой вашей книге. Мне нравится, как вы пишете и как смотрите на вещи. Поэтому вот что я вам скажу: я позволю писать, если вы будете выполнять мои условия. Прежде всего, никаких разговоров по поводу моего бизнеса, но о похищении или любых других темах я готов говорить. Во-вторых, вы не будете задавать Сузане никаких вопросов относительно ее похищения. Я не хочу напоминать ей об этом. С нею вы будете обсуждать только то, что касается ее сегодняшней жизни, что происходило после ее возвращения домой. Вы согласны?

— Да, конечно. У меня нет никакого желания будить воспоминания, неприятные для вашей дочери.

— Тем лучше. Вы можете видеться с Сузаной, когда она пожелает. Что же касается моего интервью… Меня не будет в городе в ближайшие две недели. Когда вернусь, назначу встречу. — Он умолк, размышляя и попыхивая сигарой. — Вы знаете, я думаю, Сузане будет даже полезно немного покрутиться около вас.

— Ах, что вы! Спасибо за комплимент. Сеси не подала виду, что его слова были для нее приятным сюрпризом.

Хауард улыбнулся и кивнул. Затем они разговорились с Джоном о матче, который должен был состояться на следующей неделе. Сесиль оставалась в стороне от этого разговора, молча радуясь достигнутой договоренности. От радости она готова была петь и танцевать. Она никогда и не надеялась получить интервью от самой Сузаны Хауард. Уже только благодаря этому книга вызовет особый интерес и поднимется выше на несколько пунктов на шкале успеха.

В холле послышались легкие шаги, и в гостиную вошла молодая девушка. Она была одета в сшитые с обманчивой простотой длинные голубые брюки и белую блузку с двойными рукавами из прозрачной ткани, отделанными на манжетах красным, желтым и голубым. С первого же взгляда Сесиль могла бы сказать, что костюм девушки сшит на заказ модным портным и, вероятно, стоит уйму денег.

Сузана Хауард была хрупкая девушка небольшого роста. Огромные, словно подернутые дымкой карие глаза выделялись на чуть удлиненном приятном лице; копна золотисто-медвяных волос спускалась по спине. Она не пользовалась косметикой, ее кожа с золотым отливом была очень нежна. Она выглядела моложе своих двадцати четырех лет, казалась восемнадцатилетней. Впрочем, Сеси сомневалась, что сегодня можно найти другую такую восемнадцатилетнюю девушку с такими невинными глазами. От Сузаны веяло непорочностью и чистотой, она смущалась и краснела, как дева викторианских времен.

Остановившись в нерешительности на пороге гостиной, она робко улыбнулась.

— Здравствуйте. Приношу извинения за свое опоздание.

Джон поднялся с плохо скрываемым изумлением, и сердце Сесиль сжалось от ревности. Ей пришлось напомнить себе, что Джон теперь ей не принадлежит и что с Сузаной ей предстоит работать. Она быстро установила: эту сложную задачу она решит без труда. Девушка была настолько наивна, что не прибегала к лицемерию, в то же время она не ребенок, каким кажется, — ни духовно, ни эмоционально. Она женщина, которая не скрывает своих чувств, говорит именно то, что думает, располагает к себе своей искренностью и вниманием к людям. Плюс ко всему обладает удивительно развитым интеллектом, хорошо информирована. Сеси не могла не наслаждаться ее обществом.

Стол был превосходным, беседа шла живо, и настроение Сесиль должно было бы улучшиться, а она сама воспарить к облакам, как воздушный змей. Однако вечер оказался испорченным из-за натянутых отношений между Сесиль и Джоном. Обстановка разрядилась только после ужина, когда хозяин удалился с Джоном в кабинетный кинотеатр, чтобы показать ему драгоценные фильмы о матчах своей юности. Сеси и Сузана остались одни, улыбаясь друг другу.

— Хотите, я покажу вам дом? — предложила дочь Эндрыо.

— Это было бы замечательно.

— Вы видели уже столовую и гостиную, а папин кабинет закрыт для посещений. Все остальное я вам покажу. Начнем с библиотеки. Ее я люблю больше всего.

— Вы много читаете?

— Все время. Для меня это единственный путь познания. Ведь в сущности я никогда ничего не видела, понимаете? — В нежном голоске слышалось сожаление. — Я хотела сказать, не видела с тех пор, как себя помню.

— Ваш отец позволил мне взять у вас интервью для книги, которую я пишу.

— Правда? — Девушка обрадованно посмотрела на Сеси. — Я очень счастлива, Папа бывает невероятно упрямым, когда доходит до таких вещей. Беседы с вами доставят мне удовольствие. Вы не такая, как все остальные, кого я встречала прежде.

— Почему же?

— Вы — единственная знакомая мне женщина, которая зарабатывает себе на жизнь и не является ни прислугой, ни учительницей. Одна из моих кузин выступает в театре, но это не настоящая работа, то есть не источник ее существования. Та просто занимается тем, чем ей хочется. А вот вы — другое дело, вы независимы. Я восхищаюсь вами, вашим делом. Мне приходилось читать написанные вами книги. Мне импонирует ваш стиль, но не меньше преклоняюсь перед образом жизни, который вы ведете.

— В самом деле? — Сесиль усомнилась. — Ничего особенного во мне нет.

— Для меня есть. Я никогда никуда не ездила и ничего подобного не делала, как вы. Я богата, и все же, окажись я за стенами этого дома, я пропаду.

— По этой причине вы и остаетесь здесь? Сузана кивнула.

— Папа боится, чтобы со мной чего-нибудь не случилось, если я отсюда уеду. Отчасти я остаюсь из-за него. Но я сама тоже боюсь покидать дом. Да что там, знаете, я даже не умею водить машину! Я не знаю, как надо покупать провизию, снять квартиру или сделать что-нибудь еще, что умеет делать каждый.

Они закончили осмотр бесчисленных помещений первого этажа и по величественной лестнице поднялись на второй. Сузана показала огромную детскую, где еще стояли ее игрушки, и расположенную рядом со спальней классную комнату, где учителя занимались с девочкой. Чем больше Сеси видела, тем более захватывающим казался ей материал. Действительно, жизнь девушки походила на сказку. Понятно, ореол золотистых волос и красивое юное личике из «Алисы в стране чудес» способствовали восторженному восприятию. Но будь даже Сузана старой девой, она все равно оставалась бы очаровательной и невероятно неопытной. Когда они в разговоре коснулись ее замужества, Сузана простодушно упомянула своего дальнего кузена Брайана, отозвавшись о нем, на взгляд Сесиль, более чем умеренно.

— Вы его любите? — спросила Сесиль в лоб, обнаружив, к своему удивлению, что она искренне озабочена счастьем девушки.

Сузана всерьез задумалась, красиво нахмурив брови.

— Не уверена, — заметила она в конце концов. — Я знаю, как, должно быть, глупо это звучит, но подумайте сами: я не представляю точно, что означает любить. То есть я люблю моего отца, тетю Бэтти и маму, но ведь это совсем не то, верно? Мне нравится Брайан. Он очень мил со мной. Однако я никогда не бывала в обществе других мужчин. Вокруг меня только друзья отца и члены семьи. Я не знаю, что в большинстве своем представляют из себя мужчины, какие чувства я должна испытывать к жениху! Еще так много вещей я не опробовала. Очевидно, мои эмоции из-за этого довольно поверхностны. Вам так не кажется?

Сесиль беспомощно посмотрела на нее. Ей хотелось бы иметь основания отвергнуть честные выводы девушки. Но разве может она так поступить? Если Сузана никогда не чувствовала боли, отчаяния или радости, тысячи других эмоций, с которыми обыкновенные люди сталкиваются ежедневно, то как можно ожидать от нее, что она будет разбираться в своих переживаниях или что движения ее души будут достаточно глубоки.

— Вероятно, вам не мешало бы выяснить для себя хотя бы некоторые из этих вещей, прежде чем вы окончательно свяжете свою судьбу с кузеном.

Девушка обратила на Сесиль опечаленный взгляд золотисто-карих глаз.

— Я знаю. Но папа будет очень разочарован. Его заветное желание, чтобы после его смерти я была так же надежно защищена, как и при его жизни. Я не хочу его огорчать. Кроме того, Брайан меня знает. Он понимает меня. Он не из боязливых. Я не сумею, скажем, найти правильный тон с мужчиною типа вашего Джона. — Сесиль начала было протестовать из-за того, что девушка так решительно отдала Джона ей, но потом прикусила язык. Несмотря на свою невинность, в некоторых отношениях девушка была очень проницательна. — Мне будет лучше с Брайаном.

— Надежнее, — поправила ее Сесиль.

— Да, надежнее. — Сузана кротко улыбнулась. — Вы, наверное, считаете меня унылой и трусливой. Вы берете жизнь с боя. Не представляю, чтобы вы прятались в укрытии.

Бесхитростные слова девушки жгли душу, словно кислота, и на губах Сеси появилась смущенная улыбка.

— Вы поразились бы, узнав, какая я трусиха.

 

Глава 14

В субботу утром Сесиль просмотрела свои заметки, подготовленные к интервью с Сузаной Хауард. Потребуется полное владение материалом и известное искусство, чтобы вообще обойтись без вопросов, касающихся похищения. А ей все труднее становилось сосредоточиться на работе. Мыслями она неустанно возвращалась к Джону и предыдущему вечеру. Находиться рядом с ним означало истязание для ее нервов. Слишком сильно Сеси влекло к нему, слишком горячо она желала его. Без Джона плохо, но быть рядом и знать, что между ними нет и тени любви, — утонченная мука. Ее не покидала уверенность, что они оказались бы в объятиях друг друга, если бы Джон хоть как-то дал понять о своей заинтересованности в ее возвращении. Но он этого не сделал.

Он ее ненавидит, теперь ей это ясно. Его отвращение к ней сквозило вчера во время поездки, оно было в самой атмосфере, царившей в машине, в его старании избежать любого прикосновения к спутнице, даже взгляда на нее. Что же, она должна радоваться этому. Раз Джон способен ненавидеть, ему будет проще пережить разрыв. А Сеси хотела бы облегчить ему жизнь, не заставлять его страдать, как мучается она.

Выбор сделан правильный. Без Джонни ей лучше. Или надежнее?.. Надежнее? Святые небеса! Да она же заговорила языком Сузаны Хауард. Сеси сердито сдвинула брови, но прежде чем успела сообразить, о чем свидетельствует этот факт, в дверь ее кабинета резко постучали. Женщина вздохнула: этак ей никогда не удастся ничего сделать. Открыв дверь, она наткнулась на Уитни Хэнк, которая напоминала изваяние с горящими гневом глазами. Приятельница стояла, скрестив руки на груди.

— Уит?! — произнесла Сеси, чтобы что-то сказать. Ее напугало выражение лица нежданной гостьи.

— Честное слово, Сеси! — воскликнула та, всплеснув руками, а затем решительно уперев их в бока. — У тебя ума меньше, чем у… черепахи! Почему ты бросила Джонни Кью?

Сесиль отступила назад в рабочий кабинет.

— Прошу тебя, Уитни. Давай не будем об этом говорить.

Подруга неотступно следовала за ней.

— Это именно то, ради чего я сюда приехала.

Я готова задушить тебя собственными руками. Что с тобой? Как ты могла позволить уйти такому чудесному парню, как Джон?

— А вот как. Я не согласна сидеть из года в год сложа руки и наблюдать, как он вышибает из себя мозги! Я не могу спокойно смотреть на это, как ты, Уит. Одного мужа я уже потеряла и отказываюсь убиваться теперь в ожидании утраты Джо. Я не того склада, что жены футболистов!

— Ты хочешь сказать, что заставляешь любящего тебя человека выбирать между тобой в футболом.

— Ну конечно нет.

— На мой взгляд, это именно так и обстоит.

— А я так не считаю. Я никогда не подходила к нашему конфликту с данной стороны. Джон любит футбол. Он не перестанет играть, пока не начнут подпирать годы и не придет усталость, и он не падет духом. Я знаю, что не смогу тягаться с этой игрой. Но это не значит, будто я обязана оставаться при нем как на привязи и быть свидетелем его злосчастий.

— Со мною подобные отговорки не сработают. На Джонни это могло подействовать, но на меня нет. Ты боишься не футбола и не возможной травмы Джо. У тебя душа уходила бы в пятки, даже если он служил бы маклером на бирже. Что наводит на тебя страх, так это сама любовь. Ты испытала такую боль после смерти Рори, что готова почти на все, лишь бы не пережить этот ужас снова. Футбол тебя не пугает. Ты бежишь от своей любви и, может быть, от перспективы потерять Джо, потому что тебе пришлось бы выдерживать те же испытания снова.

— Еще более жестокие, — пробормотала Сесиль.

— Что?

— Я говорю: «Еще более жестокие». Я любила Рори, но это ничто по сравнению с моим чувством к Джону. — Сеси вздохнула и поднялась на ноги. — Может быть, ты права. Вероятно, я боюсь любви, а не опасностей, сопровождающих профессиональный футбол. Какая, собственно, разница? Я обязана защищать себя. Моя же любовь к Джо может привести к тому, что меня разнесет в клочья. Он постепенно превращался в стержень всей моей жизни. Как бы я жила дальше, лишившись вдруг его!

— Но почему ты должна лишиться Джона?

— В один прекрасный день этому суждено случиться.

— А, ну конечно, — саркастически заметила Уитни. — Он умрет от старости. Ты намереваешься жить дальше без любви только ради того, чтобы избежать страданий. Что же это будет за жизнь?

Сеси пристально смотрела на нее, наконец буркнула:

— Как у Сузаны.

— У кого?

— У одной моей знакомой… Она вызвала у меня сожаления, потому что годами была ограждена от всего, а в результате почти ничего не испытала. Она не знает, что такое любовь. Ей была обеспечена безопасность, но какой ценой! Вчера вечером мы встречались, и мне стало жаль ее. Я подумала, как, должно быть, ужасна жизнь на пустыре чувств. — Глаза Сеси расширились, голос стал громче. — Но ведь это в точности то самое, на что я обрекаю себя! Я вычеркнула любовь из моей жизни, так как боюсь ее последствий.

— Слава тебе, Господи! — Уит взмахнула руками с преувеличенным облегчением и упала без сил в ближайшее кресло. — Наконец-то в ней заговорил рассудок!

Сесиль уставилась в пространство. Внезапно пришедшее прозрение принесло ясность. Почему же она не могла разобраться во всем прежде? Впрочем, ответ она знала: у нее не хватало силы воли, она была слишком напугана, а теперь она дождалась, что стало слишком поздно.

— Что же мне делать?

— Как что? Отправляйся к Джо, разумеется. Что же еще?

— Ты не понимаешь. Знаменитому футболисту теперь на меня наплевать. Он… Он меня, наверное, ненавидит.

— Да ты помешалась, что ли? Сеси повернулась к ней, глядя расширенными, потемневшими от боли глазами.

— Вчера вечером он вел себя так, будто мы с ним едва знакомы. Он захватил меня в поездку в дом Хауарда, но совершенно ясно, сделал это лишь потому, что обещал мне это раньше. Ты знаешь, как у него развито чувство долга. Зато со мной он едва обменялся парой слов. Он был надутый и холодный, как будто я ему противна.

— А чего же ты ждала от него? Ты пару недель назад приказала, чтобы он убирался на все четыре стороны. Боже мой! Милая, человек любит тебя уже столько лет. Он в конце концов заполучает тебя в свою постель, и вы оба на седьмом небе от счастья. Он верит, что его мечты стали явью. Потом ты даешь отбой. Как, по-твоему, он должен себя чувствовать? Ликовать от счастья? Он мучается. По логике вещей он может лишь страдать. Конечно, Джо дулся на тебя. Я уверена: он терялся, не зная, что делать или говорить. Ведь он любит тебя и вдруг узнает, что ты снова ему недоступна. Не исключено, что он решал: задушить тебя или силой потащить в постель!

Смех вырвался из горла Сесиль — впервые за последнее время.

О, ты так думаешь?

— Уверена в этом. Ты не смотрела матч в минувшее воскресенье? Джо никуда не годился. Он болтался по полю, как неприкаянный. С игроками уровня Джона Кью этого не случается, если, конечно, у них на душе не скребут копией. Может, он зол, так как ты его бросила, но в сердце у него глубокая тяжелая рана. Он любит тебя!

Глаза Сеси засияли.

— Надеюсь, то, что ты говоришь, соответствует действительности: иначе я буду выглядеть ужасной дурой.

Зажав в кулаке чашку кофе, Джон подошел к широкому окну. Уже рассвело, начинался восход. Солнце медленно выплывало из-за далеких гор, заливая светом раскинувшийся внизу город Финикс. Джон смотрел, но едва ли замечал эту феерию. Мысли вращались вокруг его собственного внутреннего мира и заставляли бодрствовать почти всю ночь. Оставалось метаться и ворочаться с боку на бок, время от времени дремать и тут же просыпаться, и тогда снова увеличивали обороты безжалостные жернова размышлений.

Накануне вечер получился отвратный. Сесиль выглядела божественно. Она держалась с блеском, много смеялась с Эндрью Хауардом. По пути домой она кипела энтузиазмом, радуясь возможности сделать интервью с Сузаной. В один момент она даже потянулась к руке Джона и сжала ее. Вся сияя, Сеси поблагодарила его за то, что он помог ей получить приглашение в дом Хауарда. Когда она коснулась его, в нем вспыхнуло желание, жаркое и неукротимое; оно даже временно вытеснило боль из сердца. Джон жаждал ее, она нужна ему вся: ее тело, улыбка, ее светлый ум и острый язычок, ее любопытствующая, легко приходящая в возбуждение натура.

Но его удел — отчаяние. Он высадил любимую женщину у ее дома и уже взбирался на свою гору к дому, а все его существо еще сотрясалось от мук разбитой любви и отвергнутой страсти. Он так тосковал, что буквально заболел и телом, и душой. Однако ему не владеть ею. Сесиль отказала ему. Положение невыносимое, это все равно что биться головой о каменную стену. Никогда еще он не отступался от своей цели, никогда не смирялся с поражением. Сколько бы раз ни получалась осечка, он неизменно добивался поставленной цели, потому что не мирился с неудачей. Джон продолжал гнуть свою линию до конца, как бы трудно и мучительно ни доставалась победа. Но на этот раз… Опасности окружили со всех сторон, он загнан в тупик.

Невозможно заставить женщину любить, как, наверное, не удастся вернуть назад отвергнутого возлюбленного. Ты борешься, но противника перед тобой нет. Сражаться не с кем, некого побеждать, помимо той, кого ты любишь. А если взять верх силой, потеряешь любовь наверняка. Это так же верно, как и то, что теряешь ее сейчас.

Вихрь мыслей не давал Джону покоя почти всю ночь. Он не выдержал напора и сдался: принял душ, оделся, приготовил кофе. Теперь, с чашкой в руке, он стоял, устремив невидящий взор на город. Покончив с кофе, Джон поспешил к машине, быстро завел ее и поехал на тренировку.

Команда отрабатывала обычную для субботы облегченную программу. В своем нынешнем настроении Джонни даже рад был размять кости. Пусть бы только физическая нагрузка была посильнее. После тренировки, отправляясь в душевую, он ощутил, что сплин несколько рассеялся. Если бы еще изгладить из памяти вчерашний вечер, но Джон знал, что это ему не удастся. Он никогда не сможет избавиться от преследующего его образа Сесиль. Эту битву он проиграл еще давно, при жизни Рори.

Внезапно, вытирая волосы полотенцем, он замер и начал всматриваться в зеркало. Нет, неверно, что прежде он никогда не знал поражений. Еще давно он фактически смирился с тем, что побежден, что Сесиль — жена Робина и тут ничего не поделаешь. Тогда-то и произошла капитуляция, а теперь стало ясно, что в этом корень всех его бед. Он заранее ожидал, что потеряет эту женщину, никогда по-настоящему не верил, что она принадлежит ему. Нельзя было лишь наслаждаться до умопомрачения свалившимся на него счастьем, оставаясь убежденным в его недолговечности.

Джон сунул руки в карманы. Голова его лихорадочно работала. Почему же они не могут быть вместе? Потому что так объявила ему Сесиль? Но когда его останавливали слова? Сказать ему «невозможно» означало лишь бросить вызов. Однако от Сесиль он принял вердикт, так как привык быть побежденным ею. Глаза его вспыхнули жестким огнем. К черту колебания! Он не сдастся, он завоюет ее любовь вновь.

Отбросив полотенце, Джон устремился к платяному шкафу, перерыл его, затем торопливо оделся. Покидая гардеробную, он уже перешел на бег.

Сесиль даже позабыла попрощаться с приятельницей, так она спешила. Скорее в дом, в спальню. В голове у нее родилась блестящая идея. Дело в том, что некоторое время назад подруги в порядке розыгрыша подарили ей весьма пикантный костюмчик, купленный в магазине для любителей острых ощущений. Сеси так никогда и не отважилась надеть его, но теперь она подумала, что, пожалуй, стоило бы предстать перед Джо в таком виде, чтобы дать ему ясно понять о своем желании вернуться к нему. При этом почти с полной гарантией, что согласие Джона будет получено.

Выдвинув нижний ящик комода, женщина зарылась в залежи белья и одежды. Рискованный гарнитур в пластмассовом пакете был найден. Раскрыв упаковку, она разложила содержимое на постели. Гарнитур явно не страдал избытком ткани. Сеси удовлетворенно улыбнулась: это то, что требуется. Прекрасно. Принять ванну — минутное дело. Не забыть капнуть в воду душистого туалетного масла, чтобы кожа благоухала.

Обтираясь, она продумывала свою стратегию. Надо приехать к Джо, пройти в дом, переодеться в костюм и устроиться в соблазнительной позе у него на постели к тому времени, когда он вернется с тренировки. Впрочем, нет. Так ничего не выйдет. Ведь сегодня суббота, значит, тренировка поутру очень короткая и Джон может быть уже дома. Следовательно, ей придется облачиться в гарнитур прямо сейчас. Не может же она ступить на порог его дома, извиниться и отправиться в ванну переодеваться. Если бы надеть поверх прозрачной ткани легкий плащ, она могла бы войти к Джону и сбросить накидку с плеч. Сесиль захихикала, представив себе, какое лицо будет у Джона, когда он узреет ее.

Однако Сесиль резко оборвала смех, вновь обретая серьезность. А что, если Джо отреагирует не так, как она ожидает. Что, если накричит за то, что Сеси ушла от него. Или того хуже, высмеет ее за жалкую попытку сыграть на сексуальности и выставит за дверь.

Сесиль покачала головой. Она не позволит себе настраиваться на неудачу. Джон может повести себя не так, как она ожидает, но она-то не опустит руки из страха перед отказом. Сеси не должна забывать советы мудрых подруг — идти на риск, если не хочешь пустоты в жизни. Последние недели с предельной убедительностью показывали, как пуста ее жизнь без Джо. Что бы ни случилось, попытка — не пытка.

Волосы Сеси заколола наверх, устроив художественный беспорядок, позволив нескольким локонам соблазнительно виться на висках. Сделав небольшой макияж, она начала одеваться. Первым делом надо было натянуть узкие черные атласные трусики с длинными разрезами на бедрах сбоку и сзади. Затем последовала основная часть туалета. Сеси обернула ее вокруг тела и застегнула впереди на крючки. Это напоминало корсет, делавший ее талию осиной, как у женщин викторианской эпохи, изготовленный также из черного атласа со сборками из черных кружев на низком вырезе впереди и на ягодицах. Вшитый внутрь бюстгальтер так высоко поднял ее груди, что они, казалось, готовы были выскочить. Поверху их прикрывала полоска черного кружева, которая предназначалась не скрывать, а лишь выгодно оттенять темные круги сосков. Костюм прикрывал только верхнюю часть бедер, почему и необходимы были панталончики. Из-под микроскопического подола выглядывали длинные черные подвязки.

Присев на кровать, Сесиль натянула черные чулки в крупную сетку и пристегнула их к подвязкам. Наконец последовал завершающий штрих. Она повязала на шею широкую бархотку черного цвета. Теперь оставалось надеть черные туфли на шпильках и полюбоваться на себя в зеркале. Она приняла сексуальную позу в подражание Мэрилин Монро, сложив губы сердечком, однако сохранить это выражение лица ей не удалось, так как стало смешно. Так или иначе, маскарад, может быть, и глупый и не слишком пристойный, но он, скорее всего, не оставит Джо холодным и собранным. А для этой цели наряд вполне подходит.

Надев бежевый плащ с поясом, Сеси застегнулась на все пуговицы, и теперь никто не мог бы догадаться, как мало другой одежды на ней под плащом. Правда, черные чулки в сетку могут показаться странными, но в машине их никто не заметит. Она сходила в свой рабочий кабинет за ключами и сумочкой и вышла из парадной двери. У тротуара стояла машина, а через палисадник к дому спешил какой-то мужчина. Сеснль сделала еще два шага, прежде чем ее мозг отметил, что к ней идет мрачный как туча Джон.

— О нет, — простонала Сесиль, задыхаясь.

Весь ее план летел кувырком.

Не успела она сделать и шага, даже подумать о чем-либо, как Джон оказался рядом, безжалостно стиснув ей локоть, потащил в дом.

— Будь я проклят, Сес, если я позволю тебе устроить это с нами! — вне себя от бешенства выкрикнул он.

— Что?!

Он втянул ее в коридор и захлопнул входную дверь.

— Ты слышала, что я сказал. Я не стану смотреть, как ты забиваешь клин между нами только потому, что тебе пришла к голову дурацкая сумасбродная идея, будто меня убьют на футбольном поле. — Джон примолк, обратив наконец внимание на ее наряд. — Почему, черт возьми, ты в плаще? Сейчас, должно быть, не меньше девяноста пяти градусов по Фаренгейту, и на небе ни облачка.

— Гм-гм… Ну, это…

Джон прервал ее нетерпеливым жестом.

— Ладно, неважно.

Он снова схватил Сесиль за локоть и через небольшой холл увлек ее в комнату.

— Сейчас ты сядешь и будешь внимательно меня слушать.

Взволнованная женщина послушно опустилась на диван, придерживая на коленях полы плаща. Скрестив руки на груди, Джон начал вышагивать по комнате.

— Я люблю тебя уже четыре года. Я любил и желал тебя все то время, пока ты была замужем за моим лучшим другом. Я любил тебя, когда он умирал, а после его смерти держался в стороне, ждал, чтобы ты вновь почувствовала себя в силах строить отношения с другим мужчиной. Когда наконец ты пришла ко мне, моя любовь к тебе переросла всякие границы. Это выглядит невероятным, но почему-то с каждым днем ты становилась для меня все более и более желанной. Я не мог насытиться тобой. И до сих пор не могу. — Джон устремил на Сеси пронзительный взгляд черных глаз, как бы подчеркивая каждое слово с особым значением. — Я люблю тебя. И не отдам тебя никому.

— Джо… — начала было подниматься на ноги Сесиль.

Тот жестом вернул ее на место.

— Нет, я должен высказаться до конца. Я не позволю тебе сделать меня несчастным. Лишить; нас обоих радости. Поначалу я надеялся, что ты передумаешь, что ты все еще эмоционально страдаешь после смерти Робина. Потом я понял: ты на попятную идти не собираешься. Я стал тебе звонить, но все время натыкался на проклятый автоответчик. За те десять дней, что тебя не было, я чуть не спятил, гадая, где ты и с кем.

— Я делала интервью для книги. Мысль Джонни продолжала пробиваться в волнах раздумий, словно Сесиль ничего не сказала.

— Я свозил тебя к Хауардам в надежде, что, очутившись вдвоем, мы сможем во всем разобраться. Однако ты была так безразлично-холодна, а я чувствовал себя таким скованным и бестолковым… Не знал даже, что сказать. Не мог найти нужных слов. И у меня душу воротило от того, как ты манипулируешь своими чувствами ко мне: «Хотите горячую воду? Пожалуйста», «Хотите холодную? Извольте».

— Неправда! — вскричала задетая за живое Сесиль. — Это от тебя несло холодом и ты держался, как чиновник на службе.

— Напротив, это я сидел всю ночь напролет, словно круглый идиот, переживая все заново. Я так сильно желал тебя, что почти ощущал твое тело в своих объятиях. Не мог придумать, как заставить тебя выслушать себя, как добиться, чтобы ты любила и хотела меня.

— Джо! — Сесиль встала, тронутая болью, прозвучавшей в его голосе, и измученным выражением лица. — Я люблю тебя. Я желаю тебя. Последние две недели были невыносимы и для меня.

— Тогда почему же ты сделала это? — загремел голос Джонни. — Почему не вернулась ко мне? — Он безнадежно махнул рукой и отвернулся вполоборота. — Эту ночь я совсем не спал. Я лежал, бодрствуя, и до утра тосковал по тебе. Так жить дальше невозможно. Дорогая, я люблю тебя и намерен на тебе жениться, если даже мне придется связать тебя и тащить в церковь на аркане!

Ослепительная улыбка блеснула на лице Сеси, она издала смешок.

— Как романтично.

Джон сердито взглянул на нее.

— Почему ты все еще в этом плаще? Сними его.

— Слушаюсь, сэр, — покорно ответила Сесиль, вытянувшись во весь рост.

Ее пальцы расстегнули пояс плаща. Джон продолжал говорить, а она возилась с пуговицами. Затем, ухватившись за борта, она стащила плащ с плеч, позволив ему упасть на пол.

Джон поперхнулся от неожиданности и потерял дар речи. Его глаза вылезли из орбит. Он уставился на нее в полном изумлении. Еще мгновение назад бледный от шока, он сразу же побагровел.

— Сесиль!..

Она сверкнула улыбкой, двинувшись навстречу ему ленивой походкой, уперев руки в бедра. Сеси наслаждалась огнем желания, вспыхнувшим в ошеломленных глазах любимого. Остановившись в двух шагах от него, она с легким вызовом вздернула голову.

— Ну как?

Джон нервно вздохнул.

— Боже, ты великолепна! Это не было?.. То есть, я хочу спросить, уж не собралась ли ты на свидание к другому, а?

— Я была на пути к тебе.

— Слава Богу! Потому что в ином случае я бы задушил…

Джон не докончил фразу и заключил Сесиль в объятия, страстно потянувшись к ее губам. Она открыла путь его неистовому языку, отвечая на эту интимную ласку. Своим языком она тоже ощутила сладкую теплоту, которой была лишена так давно. Влюбленные как бы заново узнавали друг друга, погружаясь в наслаждение. Одновременно с неопровержимостью истины к ним приходило сознание, что их влечет друг к другу еще сильнее, чем прежде.

Он оторвался от Сеси лишь настолько, чтобы успеть произнести сдавленным голосом:

— Я люблю тебя. Ей не хватило времени даже для того, чтобы ответить на признание в любви. Губы дорогого ей человека опять пленили ее рот, а его руки отправились в странствие по телу. Его пальцы гладили спину и бедра. Он ласкал обнаженные участки нежной кожи между краем чулка и нижним срезом трусиков, остро осязая нежность кожи женщины в отличие от кружев и атласа. Сеси почувствовала, как участились тяжелые удары его сердца, когда он определил контуры ее трусиков и установил, что скроены они из микроскопического лоскута ткани. Дыхание Джо стало прерывистым. Он отпустил Сеси и отступил назад. Медленно он окинул ее взглядом с ног до головы, помогая зрению движением рук. Провел ладонью по отороченному кружевами вырезу впереди, тронул кончиками пальцев дрогнувшие груди. Большие пальцы вернулись назад, чтобы обрисовать соски под тонким кружевом, заставляя их набухнуть и затвердеть.

Женщина ощущала жар, который все плавил. Она сжала ноги, надеясь унять неукротимое влечение. Руки Джона, поглаживая оголенные плечи и грудь Сеси, вызывали сладкую мучительную истому. Она задыхалась. Голова ее откинулась назад. На лицо легла тяжкая печать желания. Джонни стал на колени и отстегнул чулки от подвязок, целуя и покусывая полоски белой плоти бедер между черной тканью сверху и черной сеткой внизу. С бесконечными предосторожностями он снял с нее туфли, долгими ласковыми движениями опустил чулки. Затем Джон поднялся на ноги и одной рукой пробежал по застежкам ее одеяния. Корсет из атласа и кружев раскрылся и упал, оставляя на любимой женщине одни трусики, которые усиливали соблазн.

Загорелыми руками, словно чаши, он взял в ладони ее груди и склонился к ним, покрывая поцелуями самые сокровенные места. Страсть расслабила решительные черты его лица. Его обжигающий взгляд, как и руки, скользнули вниз, под трусики. Тронув горячую влажность у Сеси между ногами, Джон задрожал и плотно прижал ладонью ее цветущий холмик. Это прикосновение возбудило его самого, равно как и Сесиль. Она слегка провела рукой у него впереди и открыла для себя напрягшуюся плоть, теснящую клапан брюк. Джон внезапно затаил дыхание.

— Хочешь, сейчас я тебя раздену? — прерывающимся, страстным шепотом спросила Сеси, и он молча кивнул.

Она закатила вверх его шерстяную рубашку. При этом подушечки ее ладоней нежно погладили мужское тело. Сесиль стянула его рубашку через голову и сразу же вернула пальцы ему на грудь, чтобы поиграть там упругими черными завитками. Едва касаясь, она провела кончиками пальцев круги по его соскам и почувствовала, как они, затвердев, откликнулись на ласку. Сеси наклонилась вперед, чтобы обвести эти маленькие набухшие почки кончиком языка. Сначала она обвела языком несколько раз вокруг, потом прижалась к ним губами, втягивая влажным горячим ртом.

Руки Джона двигались с почти безумной страстью. Издавая бессвязные звуки, он зарылся лицом в благоухающий сноп ее волос. Женщина всем корпусом скользнула по телу любимого, следуя ртом за полоской его черных волос, тянущейся от груди к пупку и пышно расширяющейся книзу. Опустившись на колени и расстегнув брюки Джона, Сеси окунула кончик языка в углубление его пупка. Пока она исследовала влажным ртом его талию, Джон уже почти неуправляемыми пальцами сминал и расправлял ее локоны. Сесиль села на пятки и, приподнимая по очереди ноги, сняла с него туфли и носки. Джонни смотрел с высоты своего роста, как двигаются ее руки, завороженный плавными колебаниями ее грудей. Освобождая Джо от брюк, затем от трусов и майки, Сеси всякий раз оставляла на его коже след губ или пальцев. Она превращала одежду в реквизит чувственной игры.

Нижнюю часть его торса Сесиль подвергла такому же тщательному исследованию, как и грудь. Кончики ее пальцев без устали порхали над трепещущей плотью Джона. С восторженным стоном он склонился, чтобы поднять ее, поставить на ноги, но Сеси воспротивилась и сама потянула его к себе вниз. Он охотно уступил. Обхватив ее одной рукой за плечи и накрыв ртом губы, Джон вместе с ней опустился на пол. Поцелуй длился бесконечно долго и погрузил женщину в такую истому, что она, казалось, не могла пошевелить пальцем.

Теперь уже мужские губы принялись прокладывать огненную, обжигающую борозду по телу Сесиль. Она пролегла по холмам грудей, по долине живота, по раздольным склонам внутренней стороны бедер. Неутомимый путник, язык Джона делал рискованные вылазки, становясь все настойчивее, и Сеси то и дело вскрикивала, поглощенная волной блаженства.

— Джо…

Было ли в тот миг произнесено его имя или это лишь зашелестел воздух, вырываясь из ее легких? Так или иначе, Джон услышал в этом крике души все, что Сеси рвалась сказать ему о постигшем ее чуде и о своей любви. Он откликнулся на зов, бурно осыпая ее поцелуями. Женщина застонала, извиваясь всем телом, уже стремясь к избавлению и в то же время еще не имея сил приблизить конец небывалого наслаждения.

Джон откинулся назад, чтобы лучше видеть свою возлюбленную. Сейчас он глазами повелевал ею и приковал к себе ее взор. Ни на секунду не отрывая взгляда, он лег сверху, и Сеси приветила его, разомкнув йоги. Джон медленно, с чувством вошел в нее.

Пустоту, которую Сеси ощущала после разрыва, вытеснил восторг наслаждения. Радость была столь полной, что в душе вдруг мелькнуло сомнение, сможет ли она ее выдержать. Однако она сама продолжала разжигать пыл любимого, то впиваясь ногтями в его кожу, то слегка царапая ему спину, то запуская пальцы в копну его волос.

— Люби меня, — прошептал он, теряя голос. — Не прогоняй меня больше.

— Больше никогда. Никогда. Джон затрепетал, усиливая сладостный натиск. Сесиль еще более пылко отвечала своим ритмом на тяжкое биение его жаждущего тела. Вал страстей вздымался выше и выше, пока наконец влюбленных не унесло на самую вершину ослепляющим ураганом. Медленно, преисполненные нежности спускались они, как на мягких крыльях, на землю. Они продолжали сжимать друг друга в объятиях, их влажные тела оставались сплетенными. С долгим облегченным вздохом Джон откатился на спину, увлекая за собой Сеси так, что ее голова легла ему на грудь. Она беззаботно играла завитками его черных волос. Весь остальной мир еще оставался для нее словно в тумане, мозг продолжал купаться в ласковом тепле любовного слияния.

Джон гладил ее волосы, время от времени целовал в голову.

— Я люблю тебя, — слышался его шепот. — Тебе понятно, почему я не могу остаться без тебя?

— Да. — Сеси подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Ее глаза сияли. — Я тоже люблю тебя. Джон облизнул губы.

— Я… Я решил уйти из спорта.

— Что-о? — в полном изумлении переспросила Сеси.

— Я перестаю играть в футбол как профессионал в конце этого сезона. Тебе не придется мучиться из-за того, что меня могут искалечить.

— Ты это сделаешь ради меня?

— Да, — твердо ответил Джон. Глаза женщины наполнились слезами.

— О Джо, я тебя не заслуживаю. Он ухмыльнулся.

— Знаю. Я чертовски хороший парень.

— Я говорю серьезно!

Разволновавшись, Сеси села, отбрасывая руками волосы назад. Она услышала слова Джона:

— У меня практически не было выбора. Моя жизнь — это ты.

Слезы брызнули из глаз Сеси и побежали во щекам. Джон смахивал их ладонью, а у нее ЕЙ самого сердца лились слова:

— Я наговорила тебе, когда мы разошлись, много необдуманного. Я не собиралась заставлять тебя сделать выбор между мною и твоей спортивной карьерой. Знаю, как ты предан футболу, как важен для тебя спорт. О Джонни, прошу тебя, поверь мне: я никогда в жизни не потребовала бы такого от тебя! Тебе не нужно отказываться от футбола. Ты можешь рассчитывать на нас: и на меня, и на спорт.

— Что? — нахмурился озадаченный Джонни. — Почему вдруг такой поворот?

— Прости меня. Теперь я понимаю, что пыталась застраховаться от возможных ударов судьбы. Так как ты человек той же профессии, что был Рори, для меня было проще простого связать мои страхи с твоей работой. Но сегодня моя подруга открыла мне глаза. Она объяснила, что мои тревоги вызваны главным образом не футболом. Я вообще боялась связывать себя обязательствами с тобой. Твоя профессия здесь не играла роли — ты мог бы быть адвокатом или водителем автобуса или… совершенно никем Я опасалась, что вновь полюблю, отдам всю себя под твою руку, а потом не выдержу боли, если вдруг придется потерять тебя. Джон вновь сдвинул брови.

— Не понимаю.

— Конечно, тебе это непонятно. Ты очень сильный и способный человек. Ты не можешь постичь иррациональное поведение. С точки зрения логики, здесь не найдешь никакого смысла. То, что Рори умер, вовсе не означает, что я лишусь и тебя. Но мои душевные страхи не признают логики. Меня наполняла ужасом мысль о том, что ты тоже можешь умереть или оставить меня, или перестанешь меня любить. Вот я и пыталась защититься, исключая тебя из своей жизни. Пойми, когда ты лежал без сознания на поле стадиона, я осознала, как ты мне дорог. Я отдала тебе всю себя без остатка. Из этого следовало: если я потеряю тебя, то погибну тоже. Мне стало страшно. Я обратилась в бегство. Но не прятаться я хочу от судьбы. Лучше все поставить на карту, даже рискуя, чем быть надежно укрытой от всех бед и тревог, но при этом не получить от жизни ничего.

Джон взял руку Сесиль и поднес к губам, нежно целуя палец за пальцем.

— Обещаю как зеницу ока беречь твою любовь, а заодно и самого себя. Я впредь никогда не допущу, чтобы нас что-нибудь разлучило. — Джон умолк, а потом шутливо добавил: — А ты ведь знаешь, что происходит, если я поставлю себе цель.

Сесиль улыбнулась.

— Да. Ты этой цели добиваешься. Хвалю. Потому что я намерена вернуться в твою жизнь и никогда не покидать тебя, если только ты не вышвырнешь меня вон.

— Вероятность этого равна нулю.

— Тогда ты пообещаешь мне не бросать футбол?

— Рано или поздно это предстоит сделать.

— Но я не хочу, чтобы ты делал это из-за меня. В таком случае со временем у тебя появились бы горечь и обида.

— Ну, хорошо. Обещаю, что не перестану играть в футбол ради тебя. Когда придет время, я сделаю это ради себя самого. Согласна?

— Согласна. А время это придет не скоро, не так ли?

— Хочешь поймать меня на слове? Да, это произойдет не сейчас, если только не получу травму в этом году и не смогу больше выступать. Или если женюсь, растолстею и стану ленивым.

— Если женишься?

Джонни выглядел, как кот, добравшийся до сметаны. Сесиль высокомерно вздернула брови.

— И у тебя уже есть в уме наметки, кто будет невестой?

— Да. Это должна быть женщина красивая, сексуальная, интеллигентная и талантливая. И еще требуется, чтобы она имела опыт супружества, поскольку я в этих делах совершенно не разбираюсь.

— Иными словами, нужна вдова?

— Или разведенная, — добавил Джон. — К счастью, мне известна женщина, отвечающая вышеуказанным требованиям, поэтому долго подыскивать кандидатуру не придется.

— Да неужели? Очевидно, какая-нибудь местная знаменитость?

— Ага.

— И кто же она — эта идеальная особа? Джон взял Сесиль за плечи и притянул к себе.

— Ты, конечно. Ты пойдешь за меня замуж?

— Я уж начала было гадать, спросят ли о моем взгляде на всю эту историю, — ответила Сеси смеясь. — Да, я пойду за тебя. Как только ты скажешь.

— Я бы не хотел затевать спешку. Как насчет следующего понедельника?

— А это разве не будет означать спешку?

— Но не забывай, что я ждал уже четыре года. Сеси рассмеялась.

— Что ж, отлично.

Одну руку Джон положил ей на затылок и поддержал голову, так как ей достался крепкий поцелуй. Правда, сначала лобзание не угрожало осложнениями, а потом пыл разгорелся, и Джон стал жадно ловить ее рот губами. Быстрым движением он вместе с Сеси перекатился в прежнее положение. Его тело теперь оказывало давление на нее. Прервав поцелуй, Джон пощипал губами мочки ее ушей. Его рука уверенно отправилась путешествовать по телу любимой.

— Джо! — со смехом запротестовала Сеси. — Ты опять?!

— М-м-м. У меня тут на пару недель отставание.

Сесиль отстранилась, стараясь заглянуть ему в глаза, и сказала с видом полной невинности:

— Но, мой дорогой, сегодня же суббота. Завтра у тебя матч. Ты не боишься потерять форму? Тренировка пойдет насмарку.

— К черту спортивную форму и тренировку, — прорычал Джон и закрыл ей рот поцелуем, который был столь сладостен, что она и не думала больше возражать.