8 декабря 2013 года, 19.30

ул. Героев Панфиловцев

г. Москва

Вставляя ключ в замочную скважину, Войтех даже не удивился тому, что соседняя дверь тут же начала открываться. Его «случайные» встречи с соседкой носили такой систематический характер, что наталкивали на вполне определенные размышления.

– Привет, сосед! Уже вернулся?

Ее улыбка была обворожительна, как и она сама, но Войтех испытал глухое раздражение. Почему в этой жизни у него всегда получалось так, что многим женщинам он казался интересным, многих он сам находил привлекательными, но стоило ему испытать действительно серьезное влечение и привязанность, то есть то, что принято называть «любовью», как что-то обязательно шло не так?

Тем не менее, он вежливо кивнул, задерживаясь на пороге и изображая приветливость.

– Раз так, может быть, зайдешь на кофе? Нам пора познакомиться поближе. – Ее улыбка из обворожительной превратилась в соблазнительную, не оставляя сомнений относительно того, какой десерт предлагается к кофе.

– Не в этот раз, – покачал головой Войтех и скрылся за дверью.

Внутренний голос тихо возмутился, напоминая ему о том, что все его вопросы с другими женщинами окончательно разрешены, он может чувствовать себя абсолютно свободным мужчиной и поступать соответственно, но он велел голосу заткнуться, а тот и не стал возражать.

Войтеха ждал привычный ритуал: отчет Директору, короткая пробежка и только потом душ и кофе – но в этот раз он занял гораздо больше времени. Войтех понимал, что не доделал работу. Такое с ним случилось впервые, а потому он даже не знал, как лучше отразить это в отчете. Сначала он пытался как-то себя оправдать, потом просто скрыть все случившееся. Ни первое, ни второе ему не удалось, поэтому в итоге он написал все, как было, и отправил отчет в таком виде. Стоило ему нажать на кнопку «Отправка», как он отчетливо понял, что это было его последнее задание. По крайней мере, сам себя он определенно уволил бы после такого.

Бегать пришлось долго, до изнеможения. Иначе не удавалось подавить тревожные мысли, вызванные этим предчувствием. Что он без этой работы? Снова всего лишь неудачник с несбывшимися мечтами и без какой-либо цели в жизни. В ушах опять звучал тот голос, который он старался забыть, а перед глазами маячил образ темной комнаты и мертвого двойника. Войтех бегал до тех пор, пока организм не выдохся настолько, чтобы голос и образ исчезли.

Ответа от Директора не было. Ни по возвращении домой, ни после выхода из душа, ни после выпитого кофе. Это выбивалось из привычной колеи и еще больше усиливало предчувствие. Директор всегда отвечал довольно быстро, даже в воскресенье.

От мрачных мыслей отвлек звонок в дверь. На пороге стояла соседка с чашкой в руках. Войтех вопросительно приподнял брови, демонстрируя удивление и не тратя сил на какие-либо слова.

– Представляешь, звала тебя на кофе, а у самой кофе-то кончился, – огорченно протянула она, даже не пытаясь выглядеть убедительно. – Ты не отсыплешь мне немного?

Войтех молча посторонился, пропуская гостью в квартиру. Она прошла за ним на кухню, с любопытством оглядываясь по сторонам.

– У тебя как-то ненормально чисто для холостяка.

– Я часто это слышу, – хмыкнул он в ответ, доставая из шкафчика пакет с кофейными зернами.

– Ты точно живешь один?

– А ты меня когда-нибудь видела с кем-то?

– Не считая той девушки, с которой ты был вчера?

– Это просто подруга, и она живет в другом городе.

– Судя по всему, тебя это огорчает.

Войтех удивленно повернулся к ней, безмолвно спрашивая, с чего она это взяла. Соседка пожала плечами, на ее губах появилась печальная улыбка.

– Ты бы свое лицо видел. И вчера, когда вы были вместе, и сейчас, когда говорил о ней. Я чую разбитые сердца за версту.

Войтех только тихо фыркнул, но опровергать предположение не стал. Он протянул ей чашку, наполненную кофейными зернами.

– Еще чем-то могу быть тебе полезен?

– Можешь, – она кивнула. – Не открывай сегодня то письмо, которое ты так ждешь.

– Не понял.

– Ну, ты определенно очень ждешь какое-то важное письмо, – она кивнула на стоящий на столе ноутбук с открытой почтовой программой. – При этом ты напряжен и печален, из чего я делаю вывод, что письмо с какими-то важными для тебя новостями, но они могут быть плохими, а ты сейчас не в том состоянии, чтобы это хорошо воспринять.

– Что, проблемы с работой ты тоже чуешь за версту? – с сомнением уточнил Войтех.

Соседка кивнула, а потом коснулась его плеча, скользнула ладонью по спине, словно успокаивая. Она неотрывно и, кажется, даже не мигая, смотрела на него, и в ее взгляде ему мерещилось что-то очень знакомое.

– У меня вообще нюх на неудачников, – с улыбкой сообщила она.

– Вот спасибо.

Войтех криво усмехнулся и потер лоб, пытаясь наладить ход мыслей. Близость красивого женского тела снова заставляла вспомнить о том, что он свободен во всех смыслах, а в некоторых смыслах еще и очень одинок. И еще слишком молод, чтобы так просто смириться с этим.

– И что же ты можешь предложить такому неудачнику, как я? – услышал он собственный вопрос.

Соседка снова улыбнулась, и на этот раз ее улыбка излучала торжество победителя.

Она ушла через полчаса, молча захлопнув за собой дверь. Войтех не потрудился встать с дивана и проводить ее, хотя обычно вел себя как джентльмен даже со случайными любовницами. Однако сейчас ему ничего не хотелось: ни быть джентльменом, ни казаться им, ни даже просто вести себя прилично. Ему было совершенно наплевать на то, что подумает о нем девушка, у которой он так и не спросил имени, захочет ли она прийти еще или завтра подожжет дверь его квартиры. Он не чувствовал сейчас ни удовлетворения, ни желания повторить опыт, ни даже привычной приятной усталости. Чувств не осталось вовсе, и это подозрительно напоминало его состояние пару лет назад. Тогда он тоже ничего не чувствовал, ничего не хотел, просто механически совершал определенные действия по составленному расписанию, заставляя себя вести внешне нормальный образ жизни, доказывая себе и другим, что врачи ошиблись.

«На вашем месте, пан Дворжак, я бы отдал пистолет кому-нибудь на хранение. Депрессия – такая же болезнь, как и любая другая. Если вы не хотите принимать лекарства, болезнь будет усугубляться».

Мерзкий голос до сих пор звучал у него в ушах, каждое сказанное слово навсегда отпечаталось в памяти. Он уже давно не вспоминал об этом, но сейчас, глядя в темный потолок, прокручивал в голове тот разговор снова и снова, пока постепенно не задремал.

Его разбудил приглушенный стук. Войтех моментально проснулся и приподнялся на диване, прислушиваясь. Кто-то находился в его квартире. Возможно, соседка, уходя, не захлопнула дверь на замок, а просто прикрыла ее. Войтеху показалось странным, что незваный гость орудует на кухне, а не вошел в спальню в поисках каких-либо ценностей. Впрочем, он не собирался медлить и давать вору шанс исправить свою оплошность.

Джинсы нашлись рядом с диваном, а вот пистолет он хранил в комоде в другом конце комнаты, поэтому пришлось как можно тише, затаив дыхание, пересечь комнату. Пол едва слышно поскрипывал, но не под Войтехом, а под тем, кто ходил по его кухне.

Самым сложным оказалось бесшумно выдвинуть ящик комода, который всегда заедал, но Войтеху удалось и это. Однако стоило запустить руку внутрь, как его прошиб холодный пот.

Пистолета не было на месте.

Войтех точно знал, что ищет в правильном ящике: он ведь положил его туда всего несколько часов назад. Да он всегда клал его в одно и то же место! Значит, злоумышленник уже побывал в его спальне и забрал пистолет. Другого объяснения он не мог придумать.

На кухне тем временем все внезапно стихло. Войтех нахмурился, прислушиваясь с еще большим вниманием. То ли незваный гость тоже услышал его и затаился, то ли…

Он уверенно шагнул к выходу из комнаты и пару секунд спустя уже стоял на пороге кухни. Абсолютно пустой кухни. В темноте лишь светился экран стоящего на столе ноутбука. Даже со своего места Войтех видел, что в его почту упало новое письмо.

«Не открывай сегодня то письмо, которое ты так ждешь».

Войтех подошел ближе к столу, не отрывая взгляда от монитора. Даже если бы он не хотел читать содержимое письма, он увидел его до того, как смог подойти достаточно близко, чтобы закрыть крышку ноутбука. Письмо было до боли лаконичным и помещалось в строку предпросмотра целиком.

«Мы больше не нуждаемся в ваших услугах».

Появилось то же чувство, как в тот момент, когда его поставили перед простым выбором: или отзови рапорт, или подавай в отставку. Ожидаемо, но от этого не менее обидно. Войтеху казалось, что история повторяется в какой-то извращенной манере.

Тяжело сглотнув, он все же захлопнул крышку ноутбука и только теперь заметил, что на столе за ним лежит какой-то предмет. Войтех щелкнул выключателем бра, висевшем над столом, и непроизвольно вздрогнул. На столе лежал его собственный пистолет. Кто-то вытащил его не только из комода, но еще и из кобуры. Войтех откуда-то знал, что с предохранителя его тоже сняли. Бери и стреляй.

«На вашем месте, пан Дворжак, я бы отдал пистолет кому-нибудь на хранение…»

* * *

8 декабря 2013 года, 19.50

ул. Привольная

г. Москва

Больше всего в жизни Ваня ценил свободу и независимость. Именно поэтому он съехал от родителей сразу, как только научился зарабатывать деньги, которых хватало бы на оплату самой простой квартиры на окраине Москвы. Именно поэтому ключи и от той, и от всех следующих его квартир были только у Лили. И даже не потому, что она его сестра-близняшка, ближе которой у него никого нет. Ваня точно знал: она никогда не воспользуется ими без его разрешения. У них обоих, как он считал, никогда не было тайн друг от друга еще и потому, что оба уважали личное пространство и не вынуждали что-либо скрывать.

Никогда ни одной из своих пассий Ваня ключей от квартиры не давал. Он до сих пор не женился и не собирался этого делать в обозримом будущем, хотя возраст уже приближался к тридцати двум годам. Всем своим девушкам он сразу честно заявлял, что на брак они могут не рассчитывать, и никакой беременностью они его в ЗАГС не затащат. В случае чего он будет давать деньги на ребенка, но на большее они могут даже не рассчитывать. То ли он выглядел достаточно убедительно, то ли умудрялся выбирать девушек не только красивых, но и умных, но ни одна из них рисковать не спешила.

Наверное, из-за своей любви к свободе примерно в двадцатилетнем возрасте он и пристрастился к экстремальным видам отдыха. Он не прыгал с парашютом и не взбирался без страховки на небоскребы, но бесчисленное множество раз бывал там, где редко бывают обычные люди. Горы, пещеры, непроходимые леса – все это давало ему то ощущение первобытной свободы, которое никогда не могла дать огромная Москва с ее тесными квартирами, многолюдными улицами и загаженным воздухом.

Вторым в его списке ценностей стоял комфорт. Наверное, если бы не он, Ваня рано или поздно уехал бы подальше от Москвы и поселился в какой-нибудь небольшой деревушке где-нибудь на Алтае. Но уже максимум через неделю похода по труднодоступной местности ему нестерпимо хотелось принять горячий душ, выпить чашку хорошего эспрессо и на большой комфортной машине доехать до любимого ресторана, а потом полночи сидеть в Интернете. Поэтому вот уже значительную часть своей жизни ему приходилось чередовать ночевки в палатке под ледяным дождем и снегом с жизнью в шумной, тесной, но такой комфортной Москве.

Он предпочитал большие удобные автомобили и просторные светлые квартиры, напичканные современной техникой не хуже космического корабля. Раз в неделю к нему приходила молчаливая женщина Гульнара, вылизывавшая его жилище до чистоты хирургического кабинета, через дорогу находился прекрасный мясной ресторан, доставляющий еду на дом почти в любое время суток, а со стиркой и сушкой вещей прекрасно справлялась стиральная машина. У Вани не было никакой необходимости давать ключи своим подружкам, какими бы серьезными ни были их отношения. И тем удивительнее ему было вернуться домой сегодня.

То, что в квартиру кто-то приходил в его отсутствие, Ваня заметил, открывая дверь. Нижний замок он всегда закрывал до конца, а верхний – только на три оборота из четырех. Он уже не помнил, откуда у него появилась такая привычка, но сейчас оба замка были закрыты на все обороты. В прихожей вещи находились в идеальном порядке: курки и пальто убраны в шкаф, а ботинки аккуратным строем расставлены у стены. Гульнара приходила по понедельникам, а Ваня себя уборкой никогда не утруждал, поэтому к воскресенью его квартира всегда находилась в состоянии бардака, варьировавшегося лишь от легкого до катастрофического.

Такую же картину он застал и в гостиной, и в спальне, а на кухне на столе обнаружился даже изрядно заветревшийся ужин на две персоны и бутылка дорогого вина в холодильнике. На столе между тарелками лежала записка, написанная аккуратным женским почерком:

«Хотела сделать тебе сюрприз, но ты предпочел не приходить домой. От нечего делать я убралась в квартире и постриглась в монахини. Целую. Д.

P.S. Позвони, как вернешься, возможно, я вернусь».

– Твою мать, – выругался Ваня, скомкав записку в руке. – Откуда у тебя мои ключи?!

Дарина, его нынешняя девушка обалденной красоты и невероятной длинноногости, продержалась с ним дольше остальных, уже почти год, а теперь так бездарно рисковала перейти в разряд бывших подружек.

Тихо матерясь от раздражения, Ваня выбросил пришедший в негодность ужин в мусорное ведро, налил себе большую чашку чая, немного посидел в Интернете, а затем лег спать, как всегда, далеко за полночь, однако уснуть оказалось не так-то просто. Дарина умудрилась оставить в спальне открытое на проветривание окно, которое выстудило комнату до такого состояния, что воздух, когда Ваня только вернулся, в ней казался не просто холодным, а даже морозным. Это было бы не так катастрофично, если бы исправно работали батареи. Небольшая спальня прогрелась бы еще до того, как он собрался лечь спать, но очередной прорыв теплотрассы на соседней улице оставил несколько домов, в том числе и его, без отопления.

Около шести лет назад он вместе с друзьями отправился в горы Гималаев. Конечно, они не собирались покорять Эверест, к этому никто из них тогда не был готов, но в Гималаях и без этой горы есть множество других, где можно получить не менее сильные эмоции. И, как оказалось, точно такой же риск погибнуть. Их было семеро, но внезапно сошедшая лавина уничтожила все снаряжение и разделила их на две неравные группы: выживших и погибших. Вместе с двумя товарищами Ване пришлось почти двое суток провести среди бесконечных снегов, прячась за пологим склоном и укрываясь от ледяного ветра лишь обрывками палаток. Ваня почти не помнил, как их нашли, очнулся уже в больнице, увидев перед собой зареванное лицо Лили, умолявшей его оставить это дурацкое увлечение.

Несмотря на то, что ему повезло гораздо больше остальных, он выжил и даже сохранил в целости все свои конечности до последнего пальца, Ваня все же почти год никуда не выбирался, предпочитая тратить деньги в безопасной Европе, но затем любовь к адреналину и свободе взяла свое. Оказалось, на них подсаживаешься не хуже, чем на наркотики.

После того случая, хотя ему и казалось, что он давно обо всем забыл и пережил, иногда среди ночи, когда воздух в комнате становился слишком прохладным, он просыпался в холодном поту с бешено бьющимся сердцем и никак не мог снова уснуть. Перед глазами стоял бесконечно-белый снег, слепящий глаза не хуже солнца, а кожа не ощущала ничего, кроме холода. На этот случай у Вани в кладовке, в самом дальнем углу, заставленный лыжами, сноубордом, палатками и прочим оснащением, стоял старый-старый масляный обогреватель, который много лет назад, когда они с Лилей еще были детьми, «достал» их отец. Этот обогреватель, вместе с самым первым Ваниным ноутбуком, кочевал с ним из квартиры в квартиру. И если ноутбук был своего рода воспоминанием, с которым жалко расстаться, то обогреватель давно следовало выбросить, но он никак не мог на это решиться. Вытаскивая его в случае необходимости из кладовки, он обещал себе купить новый, но утром, пряча его обратно, наивно полагал, что тот ему больше не понадобится.

Ваня никогда и никому об этом не рассказывал, даже Лиле, считая это не таким уж важным делом.

Лишь нагрев в достаточной мере комнату, он смог уснуть, но не проспал слишком долго. Проснулся он от того, что теперь в комнате стало слишком жарко. Даже сквозь еще закрытые веки он видел, что спальня ярко освещена, но как-то неравномерно. Как будто свет скользил по комнате, переливаясь от светло-желтого оттенка до темно-красного, то подпрыгивал вверх, то опускался вниз. Слух уловил очень знакомый звук, похожий на слабое потрескивание, а мозг мгновенно распознал его как треск огня в костре.

Ваня распахнул глаза и резко сел на постели. Ярко полыхавший огонь занял уже большую часть спальни, по занавескам на окне добрался до потолка, облизывал светлые стены, оставляя за собой черные следы, и почти перекрыл выход из комнаты. Ваня всегда знал, что рано или поздно этот чертов обогреватель загорится, и морально даже был готов к этому. Рука на автомате нашла лежащий рядом с кроватью мобильный телефон, пальцы быстро набрали номер службы спасения, но попытка вызвать помощь провалилась: в трубке не раздалось ни гудков, ни ответа оператора.

Ваня перевел взгляд на телефон и громко выругался: тот не ловил сеть. Никогда раньше такого не случалось, телефон тянул в его квартире безукоризненно. На ум тут же пришли слова Саши о том, что при пожарах люди редко сгорают заживо, угарный газ убивает их раньше, однако никто не торопился его убивать. На удивление дышалось легко. Впрочем, Ваня прекрасно знал свойства угарного газа: человеческий организм не в состоянии заметить его и как-то среагировать. Попадая в кровь, тот связывается с гемоглобином и убивает быстро и незаметно.

Наклонившись пониже к полу, где еще мог оставаться относительно чистый воздух, Ваня поторопился к выходу из спальни, пока не стало слишком поздно. Лишь оказавшись в прихожей, он понял, что что-то не так. Здесь было совсем темно и тихо, как будто в соседней комнате не полыхал огонь. Ваня замер, не понимая, что ему следует делать: быстро собирать важные документы, выходить из квартиры и снова пытаться вызвать пожарных или вернуться в комнату и проверить. Не могло же ему это присниться?

Помедлив еще долю секунды, он решительно развернулся и распахнул дверь спальни. Занавески на окнах колыхнулись от порыва ветра, по идеально белым стенам мелькнула тень от них. Лишь смятая постель со свесившимся наполовину одеялом давала понять, что он действительно выбирался из нее очень быстро, напуганный огнем.

В этот момент коротко пиликнул мобильный телефон, который он все еще сжимал в руке. Включая экран, чтобы прочитать пришедшее сообщение, Ваня скользнул взглядом по черному обуглившемуся обогревателю, замершему в центре спальни.

* * *

8 декабря 2013 года, 21.25

ул. Бочкова

г. Москва

Накинув на обнаженные плечи халат и завязав вокруг талии пояс, Лиля соорудила из волос на голове некое подобие неаккуратного пучка и закрепила его простой резинкой. Она чувствовала себя уставшей. Бестолковая поездка опять сожрала все ее свободное время в выходные, а ведь до того, как Войтех позвонил ей в четверг, она настроила немало планов на эти два дня. Несколько скучных домашних дел вроде уборки и стирки, несколько приятных вещей вроде похода в фитнес-клуб, где она собиралась совместить физические нагрузки с расслабляющими процедурами в кабинетах массажиста и косметолога. Она даже собиралась сходить в кино и на пару коктейлей с давними подругами, с которыми училась в институте, но все это пришлось отложить. Времени в итоге осталось только на уборку и стирку, фитнес заменила суета с поездкой, а вместо расслабляющих процедур оставалось только принять ванну с какой-нибудь ароматной пеной, чем Лиля и планировала заняться.

Пока мощный поток воды из крана заполнял ванну и одновременно взбивал пену, Лиля набрала номер куратора. Тот ответил как всегда быстро и бодро. Ей даже стало немного не по себе от того, что ей опять нечем его обрадовать. Коротко отчитавшись о поездке, Лиля замолчала, давая куратору возможность отреагировать и дать новые ценные указания.

– И он просто уехал? – в голосе ее собеседника явно слышалось недоумение. – Не стал расследовать, откуда взялись двойники и что означает их появление?

– Не-а, – протянула Лиля, разглядывая себя в зеркало. – Велел собираться и сваливать, даже оборудование все бросил там. Странно, да?

– Странно то, что он вообще туда поехал. Знать бы, что еще было на той записи, из-за которой его туда отправили.

– Думаешь, мы видели не все?

– Уверен. Запись, которую ты мне переслала, обрезана и смонтирована. Там удалены минимум два эпизода в середине, и вполне вероятно, что обрезано еще и нечто в концовке.

– Да там же вся запись постановочная, это любому видно, – фыркнула Лиля. – Конечно, ее обрезали и монтировали.

– Ты не понимаешь, – куратор тяжело вздохнул. – В том-то все и дело, что любому видно. Наниматели Дворжака не дураки. Они бы не купились на такую дешевку уровня «Ведьмы из Блэр». Из этого следует только одно: на записи было что-то еще. Что-то, настолько привлекшее их внимание, что они отправили туда вас. Не знаю только, кто именно отредактировал запись: они сами или Дворжак.

– Думаешь, Дворжак может знать больше, чем рассказал нам?

– Не исключено. Он же врет вам по поводу всего остального, значит, может скрывать и какие-то вводные данные для расследования. Скажем, он мог удалить с записи истинный предмет своего расследования, потому что не смог бы его объяснить в рамках своей легенды. Правда, мне все равно непонятно, почему он так внезапно решил все бросить и уехать. Это ведь на него непохоже, да?

Лиля в задумчивости присела на краешек ванной, потрогала воду кончиками пальцев.

– Ты прав, – отозвалась она после паузы, регулируя свободной рукой температуру набираемой воды. – Это необычно, потому что, как мне показалось, он очень испугался. Я, конечно, тоже чуть не умерла от страха, сначала когда встретила мертвеца, а потом когда поняла, что это я, но…

– Дворжак не боится ни мертвецов, ни смерти, – закончил куратор за нее.

– Именно. Обычно не боится. Может быть, конечно, он за остальных так испугался, а не за себя. За Сашу он обычно очень даже боится, – Лиля не удержалась от легко фырканья, говоря это, но потом сама устыдилась своего намека. – Впрочем, на самом деле, он всегда очень заботится обо всех нас. Сам рискует без вопросов, но нас не подставляет.

– Я слышу в твоем тоне слишком много симпатии, – заметил куратор. – Ты слишком привязалась и к нему, и к остальным.

Лиля выключила воду, поскольку ванна уже набралась, но с ответом, как и с завершением разговора, не торопилась.

– Он хороший человек, – наконец сказала она. – Правда. И Нев, кстати, тоже. И ты знаешь, я уже не понимаю, в чем моя работа? В том, чтобы следить за двумя хорошими людьми? Врать им, притворяться другом, а на самом деле вставлять палки в колеса, воровать у них… Что дальше?

– Лиля, детка, ты же знаешь: мы делаем это ради важной миссии, – серьезно напомнил куратор. – Нам это может не всегда нравиться. Поверь, ты не одна такая, никто из нас не любит лгать и изворачиваться. Раньше наша работа была еще сложнее с этической точки зрения. Но знания, которые мы охраняем, должны оставаться тайными. Это делает мир безопаснее. Поверь, если бы кто-то однажды решился спрятать знания об изготовлении оружия, включая атомную бомбу, этот мир стал бы еще безопаснее.

– Да, но мы не уничтожаем ни вещи, ни знания, – возразила Лиля, чувствуя, как сердце начинается биться быстрее. За все годы она впервые ставила под сомнение их работу. – Мы просто сами ими владеем. Мы узурпировали это право, но по какому, прости за каламбур, праву? Кто нам его дал, кто на нас возложил эту миссию? Почему можно нашим экспертам и нельзя, например, тому же Неву? Только потому, что его предки не состояли в Обществе?

– Ты задаешь слишком много вопросов, – строго осадил куратор, – для своей должности и места.

– Да, и меня удивляет, почему больше никто не задает этих вопросов!

– Хватит, Лилия. Все же ты была не готова к работе под прикрытием, зря я согласился тебя послать. Твоя вера в наше дело недостаточно сильна, чужое влияние быстро вынуждает тебя колебаться. Твое задание пора прекращать.

– Нет, постой… – попыталась возразить Лиля, но куратор не дал ей продолжить:

– Это окончательно! Ты больше не будешь с ними работать. С этого дня ты должна прекратить все контакты с Дворжаком. Если ты нарушишь этот запрет, это будет расценено как предательство.

– Да, и что вы мне сделаете? – разозлилась Лиля. – Убьете меня?

В трубке повисла неприятная тишина, заставившая толпу мурашек пробежаться по ее спине вдоль позвоночника. В груди появилось неприятное, тянущее чувство.

– Повторяю еще раз: отныне ты должна прекратить какие-либо контакты с Дворжаком и остальными, – холодно сказал куратор, нарушая эту тишину, но совершенно не успокаивая. После этого он сбросил звонок, не прощаясь.

Лиля тихонько выругалась, положила смартфон на стиральную машинку и на мгновение замерла, прикрыв глаза. От разговора осталось ужасное горькое послевкусие, настолько реальное, что хотелось прополоскать рот. И даже не столько из-за внезапного отзыва ее с задания, сколько из-за того, что человек, которого она знала всю жизнь, и работа, к которой родная мать готовила ее с детства, вдруг показались ей уродливыми и чужими. А ведь раньше все выглядело для нее таким простым и естественным. Интересно, что же все-таки они будут делать, если она решит ослушаться куратора?

– Хватит, не накручивай себя, – вслух пробормотала Лиля, стряхивая оцепенение.

Она решительно скинула с себя халат и забралась в горячую воду, прикрытую пенной шапкой. Тепло действовало расслабляюще, хвойный аромат будил какие-то смутные приятные ассоциации, поэтому минут через пять ей удалось окончательно успокоиться, гнетущее чувство в груди притупилось.

Все разрешится. Она еще раз поговорит с куратором, уже спокойнее, без лишних эмоций. И обязательно лично, а не по телефону. Только не в офисе. Скорее, следует пригласить его на ужин на неделе. Она донесет до него суть своих сомнений, и он найдет слова, чтобы развеять их. Они вернутся к прежним доверительным отношениям, после чего она убедит его не отзывать ее с задания. Или хотя бы не запрещать ей и дальше общаться с Войтехом, Невом, Сашей…

Вода успела порядком остыть, а пена почти полностью опала, когда Лиля решила, что пора бы уже выбираться из ванной, пока кожа не сморщилась. У нее еще оставалось время заварить себе чай и посмотреть какое-нибудь приятное кино.

Она распустила волосы, набрала в легкие побольше воздуха, зажала пальцами нос и погрузилась под воду с головой. Она всегда так делала, точно не зная почему. Кажется, эта привычка появилась у нее еще в детстве: обязательно нырнуть хотя бы раз, а лучше два под воду, прежде чем вылезти из ванны.

Вода залила ушные раковины, приглушая звуки. Все страхи и дурные мысли окончательно растворились, но, когда Лиля попыталась всплыть, она внезапно ощутила на своих плечах чьи-то руки. Кто-то крепко прижимал ее ко дну, не давая подняться.

Лиля дернулась, пытаясь освободиться, но руки незнакомца держали ее очень крепко. Паника мгновенно захватила все ее существо, и только какой-то древний инстинкт не позволил резко выпустить воздух из легких и вдохнуть воду. Лиля с перепугу даже разомкнула плотно сжатые веки, пытаясь рассмотреть нападавшего, но чуть мыльная вода слишком сильно резала глаза и не давала сфокусировать взгляд. Лиля видела лишь темный силуэт на фоне лампы, ни лица, ни даже одежды рассмотреть не удавалось. Как и вырваться из чересчур крепкой хватки. Она дергалась, размахивала руками и пыталась ударить незнакомца ногой, но только расплескивала воду. Легкие уже горели от нехватки кислорода, включился другой инстинкт, который, напротив, пытался заставить ее сделать новый вдох, но Лиля держалась из последних сил. Она снова закрыла глаза, на секунду остановилась, пытаясь сгруппироваться, и предприняла последнюю попытку вырваться.

На этот раз ей это внезапно удалось. Она села в ванне, одновременно кашляя, жадно глотая ртом воздух и протирая глаза, чтобы снова открыть их и осмотреться. Когда у нее это получилось, она с удивлением обнаружила, что снова одна в ванной, даже дверь прикрыта, как она ее и оставила.

Не понимая, что происходит, с колотящимся от ужаса сердцем, Лиля поспешно вылезла из ванны, не обращая внимания на большие лужи на полу и на воду, стекающую с волос по телу, завернулась в тонкий халат и выскочила в крошечный холл, который находился между кухней, комнатой, санузлом и прихожей.

Квартира тоже была пуста. В комнате тихо мурлыкал музыкальный центр, воспроизводя ее любимый диск, на кухне горел свет, в прихожей разлегся пылесос, который она так и не убрала в шкаф. На всякий случай Лиля проверила входную дверь: та оставалась закрыта и заперта изнутри на задвижку.

– Что за черт? – пробормотала Лиля, выравнивая дыхание. Она непроизвольно поежилась: тонкий шелк промок насквозь, а из комнаты тянуло холодом из приоткрытого на проветривание окна.

Она вернулась в ванную комнату за телефоном. По-прежнему игнорируя лужи на полу, она на несколько секунд задумалась, прежде чем набрать номер. Раньше она в такой ситуации сразу позвонила бы куратору, но сейчас что-то останавливало от подобного решения. В итоге Лиля открыла приложение Скайпа и выбрала контакт Нева.

Lily: Вы не спите?

* * *

8 декабря 2013 года, 23.44

пр. Науки

г. Санкт-Петербург

Он не сразу понял, что именно помешало его сну. В какой-то момент сознание неожиданно начало проясняться, выплывая из шаткой субреальности, которую представляли собой ночные грезы.

Такое часто случалось и раньше. Каждая новая поездка, каждая встреча с друзьями ломали привычную рутину и что-то неуловимо меняли в нем. Возвращаясь в Санкт-Петербург, в свою пустую квартиру, тишину в которой нарушали только бормочущее радио и маленькая черепашка в аквариуме, иногда шлепающая ластами по воде, Нев первые несколько дней продолжал плохо спать. Каждый раз ему казалось, что история еще не завершена. Причиной тому было, как он сам думал, его нежелание возвращаться к повседневной жизни, надежда продлить приключение еще немного.

Обычно, просыпаясь среди ночи, он быстро понимал, что именно его разбудило, убеждался в абсолютной тривиальности причины и почти мгновенно засыпал обратно до следующего раза. Однако сегодня все произошло иначе. По мере того, как он начинал ощущать и осознавать себя, он вычленил из привычного шумового фона нетипичный звук. Мозг уже распознал его как скрип, но пока не мог сообразить, что могло его издавать.

Звук был ритмичным, повторяющимся через одинаковые промежутки времени. Источник находился где-то совсем рядом, что еще больше сбивало с толку: в спальне, кроме кровати, стояли еще только платяной шкаф, письменный стол и офисное кресло. Ничто из этого не скрипело. Окончательно проснувшись, Нев заметил еще и такой же ритмичный приглушенный стук, который раздавался после каждого скрипа.

«Кресло-качалка», – внезапно понял он, уже полностью проснувшись, но еще не открыв глаза. Он знал этот звук. В его детстве у них дома стояло старое кресло-качалка. Мама любила сидеть в нем и, покачиваясь, вязать. Этот звук определенно был родом из его детства. Вот только Нев точно знал, что вскоре после смерти родителей выбросил то кресло.

Он открыл глаза и обвел взглядом окутанную ночной темнотой комнату. Слабое зрение даже при исправной работе всех фонарей на улице превращало предметы в размытые контуры, но Нев очень хорошо знал эти контуры. Один из них определенно выглядел лишним. Покачивающийся силуэт на фоне зашторенного окна двигался как раз в такт скрипу и стуку.

Его прошиб холодный пот. Он точно знал, что это не сон. Мозг функционировал в полную силу, он помнил, кто он, знал, где находится и как он сюда попал. Все выглядело точно так же, как когда он засыпал, кроме покачивающегося на фоне окна силуэта.

Он боялся пошевелиться, но и смотреть на происходящее сквозь пелену близорукости было невыносимо, поэтому Нев протянул руку к стоявшему рядом с кроватью письменному столу и взял лежащие на краю очки. Двигаться он старался плавно и бесшумно, чтобы не привлекать к себе внимания ночного гостя. Пока скрип и движения оставались неизменными, он считал, что ему это удается.

Линзы очков придали окружающему миру резкости, но не добавили смысла происходящему. У его окна действительно стояло давно выброшенное кресло-качалка, в нем сидела женщина, подозрительно похожая на его умершую мать. Женщина вязала и при этом довольно сильно раскачивалась в кресле. Гораздо сильнее, чем мать при жизни.

– Мама? – неуверенно позвал Нев и не узнал собственный голос: он прозвучал одновременно слишком хрипло и слишком высоко. Нев машинально откашлялся.

Женщина в кресле, которую он видел только в профиль, даже не шелохнулась, продолжая вязать и раскачиваться. Понимая всю абсурдность ситуации, Нев медленно вылез из-под одеяла и опустил ноги на пол, ощутив босыми ступнями непривычный холод, как будто он забыл закрыть форточку.

– Мама, это ты? – снова позвал он, выпрямляясь, но не решаясь шагнуть к креслу.

Оно внезапно остановилось, скрип оборвался. Руки женщины со спицами замерли, но сама она продолжала смотреть в окно, не оборачиваясь к Неву.

– Ты очень дорого мне обошелся, Евсташа.

Это определенно был голос его матери. И ее слова. Тогда, за пару недель до смерти, она так и не объяснила ему, что они значили. Нев почувствовал, как сердце учащенно забилось, как будто только теперь он по-настоящему осознал, что посреди ночи в гости к нему явилась давно почившая родительница. И пришла она сказать именно о том, о чем он сам вспомнил первый раз лишь недавно.

– Что ты имеешь в виду?

Тогда, восемнадцать лет назад, он почти не обратил внимания на ее слова, посчитав, что мама говорит в целом о том, как много усилий ей пришлось приложить, чтобы родить ребенка.

– Жизнь за жизнь, – пропела мать каким-то чужим тоном, словно кого-то изображала. – Жизнь за жизнь. Так она сказала, когда я пришла к ней.

– Кто сказал?

Нев все еще стоял у кровати, не решаясь приблизиться к креслу. Он хотел, чтобы мама обернулась к нему, и одновременно боялся этого.

– Та женщина. Ведьма. Она сказала: жизнь, которой не суждено завязаться, нельзя просто взять и создать. За нее надо отдать нечто равноценное. Другую жизнь.

Сердце уже не стучало, оно глухо ухало в груди, захлебываясь кровью. Холодок, бегущий по спине, превратился в струйки ледяного пота. Из-за него пижамная куртка неприятно липла к телу. Ноги мерзли, но Нев не мог заставить себя пошевелиться.

– Тебя не должно было быть, – продолжила мать. Ее голос становился все более чужим. Он звучал… как обвинение. – Так бывает. А ему не суждено было умирать. Но я не хотела с этим мириться. Я хотела ребенка. Я была ослеплена этим желанием. Она предупреждала меня, что силы, которые она призовет, возьмут свою плату. Другую жизнь. Она не сказала какую. Да я бы даже и не услышала. В тот момент я слышала только одно: она обещала сделать меня матерью.

Кресло вновь закачалось, но уже не так резко. Теперь это походило на реальную картину из его детства: мама с вязанием в руках, откинувшись на спинку кресла-качалки, медленно покачивается, невнятно мурлыча под нос одной ей известную песенку. По какой-то странной причине именно эта идиллическая картина сейчас испугала Нева еще больше. Он уже ничего не спрашивал, да ему и не хотелось больше ничего слышать. Он хотел только одного: чтобы мама исчезла и оставила его в покое. Мертвое должно оставаться мертвым.

И теперь он все больше боялся, что она может обернуться и посмотреть на него.

– Он жил один, и все знали, что во время запоя он мог неделю нигде не появляться, – голос ночной гости звучал неестественно весело. – Он три дня болтался в петле. Когда его нашли, его уже всего раздуло. Мне надо было опознать тело, но я его не узнала.

– О ком ты говоришь? – почти шепотом спросил Нев. Он не хотел этого спрашивать, потому что не хотел слышать ответ. В глубине души он и так его знал.

– Мой брат, – ожидаемо ответила мама. – Человек, который умер, чтобы ты появился на свет.

Скрип вновь прекратился, а фигура в кресле зашевелилась, как будто собираясь повернуться. Сердце в груди замерло вместе с креслом.

– Тебя. Не должно. Быть!

Нев дернулся, желая поскорее убраться из комнаты, хотя бы просто отвернуться, чтобы не видеть ее лица, но кресло и мать внезапно исчезли, перед глазами все поплыло, а горло сдавило так сильно, что ни вдохнуть, ни выдохнуть он уже не мог. Пальцы нащупали толстую грубую веревку, но как он ни пытался ее поддеть, чтобы ослабить давление, ничего не получалось.

Мир опрокинулся, ноги потеряли точку опоры. Перед глазами промелькнули один за другим страшные образы: стрелка и надпись мелом на стене «Тебе туда», петля, свисающая с потолка пустой грязной кухни, вздувшийся труп, болтающийся в этой петле.

Уже теряя сознание, Нев дернулся последний раз, надеясь как-то сбросить с шеи удавку, но вместо этого внезапно сел на кровати, тяжело дыша.

Сердце колотилось в ушах, грудь болезненно ныла, легкие горели. Убедившись, что в комнате он один, Нев вдруг понял, что очки так и лежат на письменном столе. Ему все приснилось, обычный кошмар. Вот только чувствовал он себя так, слово действительно чуть не задохнулся.

«Надеюсь, это не микроинфаркт или что-то в этом роде», – промелькнула в голове пугающая мысль. У его отца первый инфаркт случился только в шестьдесят лет, но Нев точно помнил, как врачи сказали тогда, будто несколько микроинфарктов успели пройти незамеченными.

Он спустил ноги с кровати, коснувшись босыми ступнями пола. Холода при этом не почувствовал. Ему вспомнились слова Лили о том, что он моложе и здоровее, чем иногда пытается казаться.

– Твоими бы устами, девочка, – пробормотал он, потирая ладонями лицо.

Волосы на голове слиплись от пота, пижамная куртка липла к телу. Одинаково сильно хотелось двух вещей: спать и принять душ. Он решил, что как минимум необходимо умыться, поэтому заставил себя встать и добрести до ванной.

Прохладная вода немного привела его в чувство, помогла избавиться от остатков противного кошмара. Нев даже набрался смелости посмотреть на себя в зеркало.

Сердце снова больно ударилось о ребра, а потом провалилось куда-то в район живота. Он не поверил собственным глазам, поэтому сначала вернулся за спальню за очками, а потом снова посмотрел на себя в зеркало.

На покрасневшей коже шеи отпечатался довольно заметный след от веревки.

* * *

9 декабря 2013 года, 3.45

ул. Капитанская

г. Санкт-Петербург

Если верить официальным данным, в Санкт-Петербурге за год бывает всего около семидесяти двух солнечных дней. И конечно же, большая часть из них приходится вовсе не на зиму. В ноябре – декабре солнце иногда не показывается целыми неделями, серые облака цепляются за шпиль Адмиралтейства и башню Петропавловской крепости, весь город как плотной непроницаемой тканью укутан дождем и темнотой. Но уж если солнце появляется, то светит так ярко, что впору носить солнечные очки даже дома. Мало что может сравниться в зимним северным солнцем.

Саша приоткрыла глаза, отчаянно щурясь. Попытка прикрыть лицо ладонью не увенчалась успехом: руки почему-то отказывались ее слушаться. Приподняв голову, она тут же со стоном опустила ее обратно на подушку: голова казалась такой тяжелой, словно весила целую тонну.

«Что, черт возьми, происходит?»

Наконец, спустя несколько минут отчаянной борьбы с головокружением и слепящим солнцем, Саше удалось открыть глаза и оглядеться. По крайней мере, она находилась в своей собственной спальне, а вот со всем остальным не угадала: слепило ее не зимнее солнце, а свет настенного светильника, за окном же было еще темно. Быстро нашлась и причина, почему ее не слушались руки: они оказались привязаны к кровати. В первый момент мелькнула мысль, что ночь удалась, оттого и голова такая тяжелая, и руки связаны. Они с Максимом никогда не пренебрегали экспериментами в спальне, но уже в следующую секунду Саша поняла, что снова ошиблась.

Во-первых, пару раз они это уже пробовали и обоим не понравилась скованность и ограниченность движений, во-вторых, руки все же привязывали к изголовью кровати, а не по бокам, да и не оставил бы Максим ее спать в таком неудобном положении. Так, как сейчас, обычно привязывали пациентов в отделении реанимации, где она работала, чтобы те, находясь в полубредовом состоянии, случайно не выдернули иглы.

И в психиатрических клиниках.

Саша еще раз в панике огляделась. Нет же, она определенно находилась в своей спальне, а не в палате какой-нибудь клиники. Даже если бы кто-то попытался создать ей «домашнюю обстановку», едва ли озаботился бы воспроизведением таких мелких деталей, как криво висящие шторы из-за одной вечно заедающей петельки или оборванный лепесток на светильнике. Но тем не менее руки ее были привязаны к кровати, и только сейчас она заметила, что от правого локтевого сгиба тянется вверх тонкая трубка капельницы, присоединенная к флакону с прозрачной жидкостью. Флакон был повернут этикеткой в обратную сторону, поэтому Саша не смогла прочитать название.

– Макс! – попыталась позвать она, но изо рта не вырвалось ни единого звука. В горле было сухо, как в Сахаре, даже губы по ощущениям походили на потрескавшуюся землю пустыни.

Однако Максим, словно почувствовав, что она уже проснулась, вошел в спальню сам. Увидев его, Саша ощутила сложную смесь чувств из облегчения (она все же дома, с родным и любимым мужем, а не в каком-нибудь логове маньяка) и возмущения (какого черта родной и любимый муж привязал ее к кровати и капает ей непонятное лекарство, от которого так кружится голова?).

– Макс, что происходит? – шепотом спросила она. Почему-то шепотом разговаривать оказалось гораздо легче.

– Как ты себя чувствуешь? – вместо ответа спросил Максим, присаживаясь на краешек кровати и заботливо убирая волосы с ее лица, за что Саша была ему вдвойне благодарна: одна настырная кудряшка все время лезла ей в глаза.

– Паршиво. Что происходит? Зачем ты меня привязал?

Максим взял со столика стакан воды, приподнял ей голову и позволил сделать несколько глотков.

– Ты ничего не помнишь? – нарочито спокойно спросил он.

Саша едва заметно мотнула головой. Она не могла вспомнить ничего такого, из-за чего ее стоило бы привязывать к кровати. Пожалуй, единственный проступок, который она могла за собой признать, – это то, что снова поехала с Войтехом на расследование, не предупредив Максима. Но едва ли это стоило того, чтобы ограничивать ее свободу таким жестоким методом, если только Максим не был ревнивым маньяком, а он им не был, Саша знала его почти двадцать лет.

Максим молча взял ее за свободную от капельницы левую руку и уже потянулся к тонкому шнуру, но затем остановился и нерешительно посмотрел на Сашу.

– Обещаешь вести себя хорошо и не делать глупостей?

Она кивнула, испугавшись еще больше. Что такого она натворила?

Максим отвязал ее руку от кровати, размотал бинт, которым было забинтовано запястье, и поднес руку к ее глазам. Саша испуганно охнула: на внутренней стороне запястья протянулся длинный свежий разрез.

– Это… я сделала?

Максим кивнул.

– Я пришел домой и обнаружил тебя на кухне в луже крови. На обеих руках вот это. Пульс почти не прощупывался, вызвал «скорую». Пришлось заплатить врачу, чтобы он не увез тебя в клинику и не оформил вызов как попытку суицида, – он криво усмехнулся.

Саша понимающе кивнула. В какое именно отделение попадают пациенты с попытками суицида после того, как их состояние стабилизируется, она прекрасно знала. И вот там-то ее руки от кровати уже черта с два кто-то отвязал бы. Возможно, ей и удалось бы как-то отмазаться, если бы на ее руке уже не красовался один такой шрам от прошлого раза. Месяц назад один из Темных Ангелов, которого когда-то давно обманула одна из ее пра-пра…бабушек, таким образом пытался получить ее. Объяснить это врачам было бы крайне сложно.

– Затем позвонил Денису, – продолжал Максим. – Он и привез все это, – он указал на капающее в ее вены лекарство.

Саша недовольно поморщилась. Денис был ее коллегой и приятелем, они хранили множество мелких секретов друг друга, но все же попытка самоубийства – это не совсем то, о чем должны знать посторонние люди.

– А что я мог сделать? – правильно угадав ее мысли, спросил Максим. – Я закончил медицинский пятнадцать лет назад, по самой простой специальности, куда идут все, кому не хватило желания и возможности стать узким специалистом, и не работал врачом ни единого дня в своей жизни. Ты действительно думаешь, что моих знаний хватило бы для оказания квалифицированной помощи?

– Думаешь, что снова он? – тяжело вздохнув, спросила Саша, признавая его правоту.

– Либо он, либо ты.

– Это не я, клянусь тебе.

– Надеюсь, – Максим поставил стакан на стол и успокаивающе погладил ее по волосам. – Я уже звонил Неву и Дворжаку, но они недоступны. Позвоню еще утром. А пока тебе нужно отдохнуть, – он ловко замотал ее запястье обратно, поцеловал в лоб и прежде, чем она успела возразить, снова привязал ее руку к кровати.

– Максим! – возмущенно прошипела Саша, дернув рукой.

– Прости, – он поднялся на ноги. – Это для твоей же безопасности. Мне нужно съездить в аптеку, Денис привез не так много жидкости.

– Я буду вести себя хорошо, обещаю.

– Нет. Прости, – повторил он, выходя из комнаты.

– Максим!

Однако он уже захлопнул дверь. Саша откинулась на подушку и прикрыла глаза. Максим был прав, для ее же безопасности стоило ограничить ее движения, месяц назад она не отвечала за свои поступки, когда Ангел брал над ней власть. Проблема заключалась в том, что сейчас Саша не чувствовала рядом присутствия Ангела. Она хорошо знала это чувство, и сейчас его не было. Тогда они сумели спрятать ее, защиту больше ничего не нарушало, она не расставалась со своим кулоном ни на мгновение, больше не снимала его даже в душе. Максиму она не сказала об этом лишь потому, что тот сам озвучил ей всего два варианта произошедшего: либо Ангел, либо она. И если бы она опровергла Ангела, он, наверное, привязал бы ей не только руки. Сама Саша знала, что оба эти варианта неверны, но третьего предложить пока не могла, хотя какая-то неясная мысль и крутилась на окраине сознания.

Едва в другом конце квартиры хлопнула входная дверь, как мобильный телефон, лежавший на тумбочке возле кровати, издал короткий сигнал входящего сообщения в Скайпе. Саша скосила на него глаза, но смогла разглядеть лишь, что сообщение пришло в общем чате с Невом, Войтехом и Сидоровыми, само сообщение прочитать не удалось. Даже это мелкое движение головы усилило головокружение, видимо, крови она потеряла много. Максим пришел домой очень вовремя.

Однако одним сообщением дело не ограничилось. Телефон пиликнул снова, потом еще и еще.

– Да твою ж мать! – выругалась Саша, понимая, что там происходит что-то важное, иначе никто не стал бы переписываться в чате в четвертом часу утра.

Она попыталась выдернуть руку, но Максим умел связывать крепко. Повязка сильно давила на порезанную руку, причиняя боль. Саша перевернула руку тыльной стороной ладони вверх, но таким образом пытаться порвать шнур стало еще неудобнее. Вдобавок как всегда не вовремя захотелось в туалет. Максим влил в нее, наверное, уже не один литр кровезамещающей жидкости, мог бы и подумать о том, что ей понадобится в туалет, до того, как привязать ее и уйти в аптеку. Это заставило Сашу разозлиться еще сильнее.

Если это сделала не она и не Ангел, то кто?

Стиснув зубы, не обращая внимания на боль, головокружение и дурацкие мысли, и рыча от напряжения, Саша приложила все имеющиеся у нее силы и все-таки оторвала бинт от кровати. Еще несколько секунд ушло на то, чтобы отдышаться и переждать мелькающие темные пятна перед глазами, затем она отвязала вторую руку, вытащила из нее иглу, согнула руку в локте, зажимая сочащуюся из места укола кровь, взяла со столика телефон и вышла из спальни, но вместо того, чтобы пойти в сторону ванной, свернула налево, к кухне. Максим сказал, что нашел ее там.

На кухне над столом горел светильник, который давал достаточно света, чтобы разглядеть девственно-чистый пол. Саша зажгла и остальной свет, но ничего не изменилось: никаких следов крови на полу все равно не было. Конечно, Максим мог уже все отмыть, пока она спала, но…

Кроме нее и Максима, ни у кого нет ключей от этой квартиры. И если не Ангел и не она, остается… Максим?

– Ничего не понимаю, – раздался сзади голос Войтеха. – Столько крови, но ни трупа, ни следов. Здесь никто не шел, истекая кровью, никого не тащили. Кто-то истек кровью и исчез?

Саша вздрогнула и обернулась. Войтех стоял рядом с ней, держа в руках фонарь. Проследив за его лучом, она увидела на полу, на полу старого заброшенного здания в бывшем военном городке, огромную лужу крови.

Сигнал входящего вызова в Скайпе вернул ее в реальность. Она снова стояла одна на своей кухне, держа в руках разрывающийся телефон, и смотрела на чистый пол. Почти не понимая, что делает, на подгибающихся от слабости ногах, Саша выскочила в коридор и схватила с вешалки куртку. Нужно уйти из квартиры, пока не вернулся Максим.

Лишь оказавшись на лестничной площадке, она вспомнила про все еще звонящий телефон.

* * *

Skype

Евстахий Велориевич: Происходит что-то странное. Надеюсь, что я никого не разбужу этим сообщением. Хотя было бы лучше, если бы вы все спокойно спали.

ivan: тогда вы в любом случае не будете разочарованы. и вообще с языка сняли я как раз писать собрался.

Lily: Почему-то мне кажется, что никто из нас не спит.

Vojtěch: Похоже, что не только у меня ночь не задалась. Я предлагаю созвониться, чтобы не писать слишком долго.

Lily: Согласна.

ivan: звони

Евстахий Велориевич: Почему-то Саша не отзывается.

Vojtěch: Отзовется.

Войтех нажал кнопку звонка группе и почти сразу каждый ответил. Кроме Саши. Значок ожидания ответа от нее горел так долго, что Войтех уже успел занервничать, однако потом на линии раздался и ее голос. Как и у всех остальных, у нее он тоже звучал напуганным и встревоженным.

– Надеюсь, мы тебя не разбудили?

– Нет, – отозвалась она, и сразу стало понятно, что она не только напугана, но и еще куда-то идет, причем очень быстро, не давая себе времени отдышаться. – Что случилось?

– Даже не знаю, с кого начнем, – фыркнул Войтех. – Кажется, у всех что-то случилось.

– У нас с Лилей точно случилось, – спокойно добавил Нев. Он уже успел прийти в себя, хотя и продолжал рассматривать в зеркале след от веревки.

– В каком смысле – у вас с Лилей? – насторожился Ваня.

– В таком, что мы уже пообщались о том, что случилось у меня и у Нева, – ледяным тоном пояснила ему сестра. – Честно, не идиотничай сейчас, не до того. – В отличие от Нева, Лиля все еще оставалась на взводе. Ей было страшно, мокро и холодно.

– Хорошо, и что у вас случилось? – уже совсем другим тоном спросил Ваня.

– Мне приснился кошмар, – издалека начал Нев.

– Печально, – с сарказмом перебил Ваня.

– И кошмар этот закончился тем, что мне на горло накинули веревку, пытались задушить, – как ни в чем не бывало продолжил Нев. – Я проснулся от удушья. А потом обнаружил на шее след от веревки. Я и сейчас его вижу, он вполне реальный.

– А меня кто-то чуть не утопил в ванне, – добавила Лиля. – Я уверена, что кто-то был в моей квартире, но потом он просто исчез.

– Ты его рассмотрела? – тут же встревоженно спросил Ваня, и в голосе его не осталось и капли сарказма.

– Нет.

– Дверь проверила? Я сейчас приеду.

– Да успокойся ты, – фыркнула Лиля. – Я все проверила, все заперто. Более того, все было заперто изнутри. Мне кажется… наши посетители были… нематериальны.

– Да, у меня тоже кто-то был, – признался Войтех. – Точнее, мне так показалось. Я слышал его, думал, дверь… забыл закрыть и кто-то забрался. Но потом оказалось, что квартира пуста.

Саша к этому моменту как раз спустилась вниз и остановилась перед входом на подземную парковку. Там никогда не тянул телефон, поэтому она присела на верхнюю ступеньку лестницы. Ноги отказывались ее слушаться, а голова кружилась еще сильнее, поэтому отдых был крайне необходим. Нестерпимо захотелось курить, но она не подумала взять с собой сигареты, когда поспешно сбегала из квартиры.

– И что сделали тебе? – глухо спросила она, пытаясь дышать глубже.

– Ничего… – отмахнулся Войтех, крутя в руках свой пистолет. – Так, пару вещей переложили. А у тебя что там происходит? Ты не дома?

– Нет, я… я испугалась и сбежала оттуда. – Она нервно рассмеялась. – Теперь сижу на ступеньках парковки и думаю, куда ехать. К родителям или подруге не хочу, будут задавать ненужные вопросы. Нев, можно к вам?

– Конечно, Саша, можете в следующий раз даже не думать и не спрашивать, а сразу ехать, – заверил он ее. – Но что вас так напугало?

– Кто-то… перерезал мне вены на руках, – быстро заговорила она, – Макс думает, что это я или Ангел. Я точно знаю, что он не прав, я не смогла бы этого сделать, я никогда бы не смогла ничего себе сделать. Даже из этого дурацкого пистолета не смогла застрелиться, когда было нужно. И Ангела я сейчас не чувствую, он не мог найти меня снова. На какое-то мгновение я подумала, что… – Саша запнулась, а затем внезапно призналась: – Что это сделал Макс. Поэтому убежала.

– Ты подумала на Макса? – удивился Войтех.

– Когда это тебе надо было застрелиться? – ничуть не меньше удивился Ваня.

– Кажется, тенденция уже ясна, – констатировала Лиля, наконец заставив себя снять мокрый халат, обмотать волосы сухим полотенцем и начать одеваться. То, что они обычно созванивались без включения камер, сейчас радовало ее как никогда раньше.

– Нас всех пытались убить, – продолжила вместо Лили Саша, предпочтя оставить без ответа вопросы и Вани, и Войтеха. Ей уже самой казалось странным, что она могла подумать на Максима. Неужели так сильно перепугалась, что мозг совсем отказал? Пожалуй, стоило вернуться домой, а не ехать к Неву. Тем более ей вообще вряд ли следовало в таком состоянии садиться за руль.

– И убить тем самым способом, которым были убиты наши двойники в том городе, – закончила Лиля. – Держу пари, братец, у тебя случился пожар в квартире?

– Скажем так, он пытался случиться, – Ваня с сомнением посмотрел на обуглившийся обогреватель. – В какой-то момент я даже подумал, что все вокруг горит, но потом… Не знаю, потом оказалось, что нет.

– Войтех, мне показалось или только вас никто не пытался убить? – уточнил Нев. – Вы сказали, что слышали чье-то присутствие, но никто на вас не нападал, только пару вещей передвинули?

– Да, – мрачно ответил Войтех, а потом добавил: – Кто-то вытащил мой пистолет из места, где он хранится, и положил на кухонный стол. Я нашел его вместе… – он осекся и торопливо открыл почтовую программу. Ответ от Директора исчез. – Я получил очень… неприятное письмо, когда нашел его.

– Неприятное письмо? – переспросила Саша, мгновенно вспоминая брызги крови на стене в том городе и свои вечные опасения в те дни, когда Войтех уходил в офлайн и не отвечал на ее сообщения. Полгода назад его старший брат убедил ее, что он никогда бы не застрелился, и Саша даже поверила в это, перестала волноваться. Но сейчас ее пытались убить, зная, что она никогда не сможет сделать этого сама, а ему пистолет всего лишь положили на стол. – Что тебе написали?

– Это неважно, – отмахнулся Войтех. – Просто очень огорчающую меня новость. Впрочем, если предполагалось, что я из-за этого пущу себе пулю в висок, то кто-то очень сильно просчитался.

– Либо пока убивать нас никто не хотел, – возразил Нев. – Только напугать. Ведь все мы живы.

– И испуганы, – согласилась Лиля.

– Нам нужно вернуться в тот город, – уверенно заявила Саша. – Я говорила, что не стоит уезжать, не разобравшись.

– Или же мы уехали слишком поздно, – возразил Войтех, не желая признавать сразу, что, возможно, ошибся. – А вернувшись, мы сделаем только хуже.

– Стоило догадаться, что все не могло быть так просто после того, как машина внезапно заглохла, – проворчала Лиля.

– Хм, может быть, вам покажется странным мой вопрос, – протянул Ваня. – А как мы вообще вернулись? Я как-то смутно все помню.

– Закусывать надо, – хмыкнула Саша, поднимаясь наконец со ступенек, чтобы вернуться домой. Не было никакого смысла сидеть тут, к тому же она уже прилично замерзла. Не хватало еще к перерезанным венам схватить воспаление легких. – Мы… – она вдруг осеклась, понимая, что вообще не помнит ничего до того самого момента, как проснулась привязанной к кровати.

– Мы уснули в машине, – продолжила Лиля, – а дальше… дальше провал какой-то.

– Погодите, да, сломалась машина, мы решили, что надо подождать до утра, – начал излагать свою версию Войтех. – Потом… Утром мы, должно быть, поймали на трассе попутку…

– Нет, мы этого не сделали, – бесцветным тоном возразил Нев.

– Тогда как мы выбрались? – повторил свой вопрос Ваня.

– Мы не выбрались.

Войтех хотел что-то возразить на это, но внезапно экран его ноутбука погас, никакого другого освещения тоже не оказалось. Он попытался встать, чтобы включить верхний свет, но все тело заломило, и он понял, что не может пошевелиться. Стало вдруг заметно холоднее. Войтех поежился и… открыл глаза.

Он все еще сидел на переднем сидении автомобиля, погруженного в темноту снаружи и изнутри.

– No… skvēle …