Братило уходил с родного городища неоперившимся юнцом и сам ещё не знал, на что пускается! Разнообразие народов, огромность земли удивили его. В своих скитаниях он повидал многое. Был стрелян стрелами и посечен мечами. Оборонялся копьём против степняков-кочевников. Был пленён хазарами и продан в рабство на невольничьем рынке в греческом городе Феодосии.

Но однажды ночью перебил цепи, кинулся в горькую морскую воду и плыл, захлебываясь, пока не прибило его на рассвете к берегу.

Странствуя по степи то в одиночку, а то с товарищами, таким же бродячим людом, как он сам, упорно пробирался к лесной Витьбе, к дому…

И вот одним ясным ранним утром дед Завидич, прослезясь, дрожащими руками обнял внука.

Дубок, лишь смутно припоминая братние черты, молча поклонился тому в пояс, исподтишка любопытно рассматривая диковинную заморскую одежду: один рукав вдет, а другое плечо внакидку.

Милава вовсе задичилась брата, как чужого. Оробела, спряталась. А ведь сбылись, наконец, её мечты! Братило воротился.

Когда долгожданному пришельцу истопили жаркую баню, Дубок, хлеща его берёзовым веником, увидел по всему телу брата шрамы - на груди, на плечах. Но откуда они, спросить не посмел.

Братило отвык от спокойного течения жизни, от родного городища. Землянка казалась ему теперь тесной и тёмной. Молча сладил он длинную телегу на тяжёлых колёсах, сделанных из сплошного среза широкого соснового пня, запряг лошадь и ушёл в чащу рубить стволы. Обтесал их, начал складывать новую избу. Дубок ходил в помощниках и только успевал перенимать братнее умение. Тот, видно, был доволен; начал изредка ронять слова. Рассказывать, как живут люди в дальних землях. Дома они ставят высоко, а не зарывают в земляные норы, как витьбичи. Умеют ковать крепкие мечи да топоры, острые косы и серпы. А на городище до сих пор выменивают их на звериные шкуры, медовые соты.

Стало обидно Дубку за родное племя. Готов уже был вспылить, да опомнился: ведь он младший брат. Ответил покорно:

- Ты старше меня. В доме ты хозяин. Как скажешь - так исполнять буду.

Братило положил руку Дубку на плечо. Только сейчас он почувствовал по-настоящему, что вернулся в свой род, к своему очагу, где скитальцу честь и место.