Окончилась артиллерийская подготовка. Смолк рокот орудий, и советские танки, окрашенные под снег в белое, двинулись вперед. Тысячи машин устремились сквозь дым и пыль первой линии вражеской обороны, поднятой в воздух и превращенной в прах нашими артиллеристами. Многомоторный гул рванулся ввысь и пошел шириться по равнинам. Это было наступление Первого Украинского фронта в январе 1945 года.

Ходуном заходила земля. На пути попадались польские деревеньки. Грохочущий поток танков огибал их с обеих сторон. Рушились на окраинах старые постройки. Их не задевали, нет, они рассыпались сами, не выдержав сотрясения почвы.

Танки шли сплошной лавиной, оставляя на полях глубокие борозды. Затем они разделились по армиям, потом по корпусам, наконец — по бригадам. Каждая получила свой маршрут, и на всех моторах помчалась к цели. Они разорвали оборону противника на лоскутья, сквозными ураганами пролетели глубоко во вражеский тыл, и далеко впереди наступающего фронта поднялась сокрушающая буря.

Три белых машины — танковый взвод разведки, взбивая укатанный на дороге снег, выехали на бугор. Впереди расстилалась небольшая впадина, потом — снова высотка, за которой по карте значился населенный пункт.

Юрий сидел в танке. Над головою — открытый люк и ослепительно синее небо. Он мысленно сравнил его с Сониными глазами и подумал, что, наверное, сейчас Соня волнуется за него. Он взглянул на ее фотографию, прикрепленную над смотровой щелью, и почувствовал, что ему хочется боя, в котором он совершит подвиг. В смотровую щель сквозь триплексы виднелись запорошенные снегом и залитые солнцем поля. — Скорее, Ситников, скорее, — подгонял Юрий механика-водителя.

Николай в белом маскировочном костюме стоял на броне у башни, навалясь на нее всем телом, чтобы удержаться на большой скорости. Он наклонился к Юрию и показал карту, где на зеленом фоне были разбросаны черные квадратики. Возле деревушки, условно названной по коду «Сокол», синим карандашом нарисованы ромбики — танки противника.

«Тридцатьчетверки» стремительно спускались в низину. От топота плоских звеньев гусеничных лент с телеграфных проводов вдоль дороги сыпался снег.

— Давай свернем влево, пойдем по лощине. С высоты не возьмешь: высунешься — сожгут, — предложил Николай.

Юрий вынул свою карту и показал на черту, проведенную красным карандашом:

— Маршрут мне дан прямо, надо спешить.

Он говорил с включенным ларингофоном. Радист держал рацию на передаче. Слова Юрия слышали все экипажи. Николай возразил:

— Зачем рисковать?

— Риск — благородное дело, — настаивал Юрий.

— Соваться в лоб, когда можно подскочить незаметно?

Юрий выставился из люка над башней. Слева, вдоль шоссе, куда советовал двинуться Николай, рос густой подлесок. По нему можно было скрытно подобраться к деревушке с фланга.

«А мы нагрянем прямо» — решил про себя Юрий, скрылся в башне и скомандовал танкам развернуться в линию.

Две «тридцатьчетверки» съехали со шляха и, тяжело рыча, полезли на бугор. Танк Юрия пошел прямо и опередил их: по дороге подъем был не так крут.

Вот за горбом возвышенности показались дымки из труб. Потом — черные крыши, с которых посдувало снег.

— Осколочный! — приказал Юрий.

Орудием управлял Михаил Пименов. Он не успел и опустить ствола, чтобы взять в прицел домики впереди: частые трассы бронебойных оттуда застилали все перед глазами. По броне загрохотали пули крупнокалиберных пулеметов. Юрий отпрянул от смотровой щели и захлопнул верхний люк. Никто из экипажа не успел разглядеть, откуда бьют пушки и пулеметы противника. Водитель Ситников сдержал машину и подал ее задним ходом в подлесок. Вражеский снаряд ударил по башне и, брызнув искрами, срикошетил. Десантники, как снежные комья, отколовшиеся от глыбы, попрыгали с танка.

— Лейтенант, «Буря» спрашивает обстановку, — сообщил Юрию радист.

— «Буря?» Включи скорей меня.

Сквозь радиопомехи в наушниках тревожно звал девичий голос.

— Сообщите обстановку! Сообщите обстановку! Прием. Я — Буря. Прием.

— Дошел до «Сокола», — закричал Юрий. Веду бой. Противник неизвестен. Это — я, Соня. Веду бой. Прием.

Комбриг сам был у рации и вмешался в перекличку:

— С кем ведешь бой? — спросил он, подразумевая: «Какие силы у противника?»

Юрий не ожидал, что вместо Сони заговорит комбриг.

— С немцами, — ответил он и растерянно выглянул из люка.

В стороне от тракта, на возвышенности, два его танка завязали перестрелку. Они поднимались наверх, стреляли раз-другой и отодвигались назад. Из-за высоты по ним летели, оставляя в воздухе огненные линии, снаряды и цветные очереди крупнокалиберных пулеметов. Десантники пробирались вдоль пролеска к деревушке и были уже далеко впереди. Юрий взглянул на них и понял: никакого подвига у него не получается. Ему так захотелось не отставать от Николая, что он вне себя закричал своему экипажу:

— Вперед, по лесочку!

Машина ринулась и, подминая березки, обогнала автоматчиков. Ситников сделал излишне большой крюк, но Юрий на это уже не обратил внимания. Он приказал по радио двум танкам продолжать артиллерийскую дуэль. А Ситников сообщил:

— Идем с фланга!

Малков, сам не замечая, решил действовать так, как предлагал Николай.

«Тридцатьчетверка» на полном ходу прошла сквозь кусты, выскочила на огороды и замерла. Впереди, не замечая танка, проползала немецкая самоходная пушка «Фердинанд».

— Бей! — заорал Юрий.

Михаил Пименов выстрелил прямо, как было заряжено, осколочным, и попал точно в черный крест на желтом боку. Но снаряд взорвался, едва коснувшись брони, и не повредил ее. Юрий начинал горячиться.

— Бронебойным! Огонь!

Танк без его команды подался еще вперед на два-три десятка метров и снова встал. Юрий приник к смотровому триплексу. Пока заряжающий подал снаряд, вражеская самоходка успела развернуться и стала брать орудием угол возвышения.

Кто успеет раньше? Весь экипаж прильнул к триплексам. Вот уже виден черный овал немецкого жерла. Сейчас орудие подымется еще. Черный овал станет круглым… Пименов, оттопыривая губы, вертел ручку прицельного механизма. Губы его топорщились все больше и больше и, когда вытянулись до предела, он нажал спуск. Танк дрогнул и помчался дальше. Радист застрочил из пулемета. Сзади десантники бросились «на-ура». Миновав зажженную немецкую самоходку, в которой лопались снаряды, машина влетела в деревушку.

Юрий словно был подхвачен волной, которая неумолимо несла всех на врага. Он видел и чувствовал, как безудержно рвались вперед автоматчики, его экипаж. Их боевой пыл так зажигал, что Юрий не мог оставаться безучастным. И он, очертя голову, бросился в этот поток.

Впереди стояло еще пять «фердинандов». Юрий распахнул люк и высунулся наружу, придерживая на горле ларингофон. Ему было жарко.

— Бронебойный! Бей по порядку!

Танк Юрия оказался в тылу у вражеских самоходок. Те перестреливались с машинами на бугре перед деревней. Меж домами бегали немцы. За ними гонялись автоматчики в белом. Рвались гранаты и раздавалась автоматная перепалка. Пименов поджёг крайнего «фердинанда», попав в мотор. Остальные повернули и в четыре орудия зачастили по русскому танку.

— Прикрывайся, Ситников! — командовал Юрий и даже пошутил: — А то еще попасть могут.

Он почувствовал себя необычайно сильным. Ему казалось, что экипажи всех трех танков — это частицы его самого, и все идет точно по намеченному им плану. Он глазами поискал Николая, но автоматчики в одиночку, по-два, появляясь и исчезая, сновали в разных концах деревни. В маскировочных костюмах они все выглядели одинаково, и их командира нельзя было отличить от других.

Ситников увел машину за горящую самоходку. Дым застилал прицел, и стреляющий никак не мог поразить остальных. «Фердинанды» пододвигались ближе. Одни били прямо, другие старались подползти сбоку. Один их снаряд срикошетил по маске орудия, второй угодил в опорные катки, скользнул по бортовой броне, пробив ее. Застонал заряжающий.

— В атаку! В атаку! — командовал Юрий по рации двум «тридцатьчетверкам», опускающимся с бугра. — Огонь на ракету! — Он выстрелил из ракетницы в верхний люк и приказал механику:. — Полный задний!

Танк, теряя опорные катки, попятился на полном газу и врезался в дом. Обрушилась крыша и стены, завалив машину. Водитель, переключая скорости, развернулся, двинул еще назад, и «тридцатьчетверка» застряла в разломанных печах. Мотор начал сбавлять обороты. Вражеские самоходные орудия в упор стреляли по груде развалин и зажгли ее. Танк Юрия ворочался в пылающем костре.

— Сейчас, сейчас, друзья, — возился с рычагом Ситников. — Включите-ка свет. Что в темноте сидеть?

В смотровые щели поблескивало пляшущее вокруг пламя. Ядовитый дым тонкими струйками проникал в пробоины, Стреляющий, топорща губы, медленно вталкивал в казенную часть ствола выпачканный кровью бронебойный снаряд. Юрий, словно опьяненный, ничего этого не замечал.

— Вынужденный простой, — сострил он. — Настрой-ка на «Бурю», я хоть с Соней поговорю.

— Правильно, пока время свободное есть… — обрадовался радист спокойствию командира и стал вызывать. — Буря! Буря!

В эту секунду Ситникову снова удалось дать полный газ. Танк покачнулся, подпрыгнул и, разбрасывая вокруг себя дымящиеся головешки, устремился на улицу. Мимо проскочил, удирая, «фердинанд». Пименов прицелился и подбил заднюю самоходку в корму. Выбегающих немцев в упор расстреливали десантники Николая, которые засели уже почти во всех домах.

Подъехало два других танка, раздавив все пулеметы немцев на окраине. За бугром на дороге послышался гул остальных машин батальона. Юрий выбрался на землю, чтобы размять ноги. Ситников тоже вылез наружу и начал осматривать ходовую часть, где нехватало двух катков. Он снял шлем и хлопнул им по гусеницам.

— Ничего, дорогая, поедем дальше.

— Лейтенант! «Буря» отвечает. Что сказать? — спрашивал радист.

— Передай: «Сокол» взят. Потерь не имею. Жду приказаний комбата.

Ощущение какого-то неиспытанного им и еще неясного единства с товарищами вызвало желание подойти к двум другим машинам своего взвода. Он расспросил танкистов, в порядке ли моторы, нет или еще каких неполадок. Командиры танков были молодые, и Юрий казался им настоящим, лихим и бывалым разведчиком.

К танкам бежал Николай. Маскировочная рубаха на нем была разорвана, большой лоскут развевался за плечом, как белое крыло. Увидев Юрия, он замахал руками.

— Юрка! Вылезли? А мы уж тягач нашли. Немцы бросили. С длинным тросом. Вас вытаскивать из костра хотели. Молодцы! Трех «фердинандов»! Тебе везет.

Юрий дал пожать свою руку. «Видишь, — говорили его глаза, — какой я теперь сильный!»

Николай не понял этого взгляда и продолжал, оборачиваясь к остальным:

— Такой экипаж, как ваш — ба-альшая редкость. И вообще — здорово! С аппетитом сегодня действовали.

Юрий хотел показать Николаю, как он приклеил фотографию Сони у себя в башне, но подъехал передовой отряд. Он доложил майору, как послал две машины противнику в лоб, чтобы отвлечь его силы и внимание, а сам двинулся через лесок в обход и зашел самоходным орудиям с тыла.

— Вот, дьяволята, — басил Никонов. — И танкоистребителей поразогнали. Ишь, сколько «фауст-гранат» — и ни одной использованной. Так все целые и валяются со своими вояками.

— Десант нас бережет, — вставил механик-водитель Ситников. — Недаром командиры — их и наш — друзья.

— Ну, ладно! А кто у тебя ранен? Заряжающий? Что ж в госпиталь не отправляешь? Не хорошо людей забывать. Быстро организуй. Поехали дальше. Время не ждет. Надо успеть захватить переправу. По машина-ам! За-аводи!

Стартеры скрежетнули тонко и протяжно. Моторы рыкнули два-три раза и загудели на полных оборотах. Через минуту на запад снова помчалась, лязгая гусеницами, броневая разведка. Был безветренный полдень. Зимнее солнце искрилось в снежных вихрях за кормою каждого танка.

Николай любил во время быстрого движения сидеть на лобовом, пулемете передней машины, около люка механика-водителя. Правая нога — на крыле левая уперлась в буксирный крюк у края брони. Откинешься назад, чтобы не упасть под танк при резких толчках, и глядишь на дорогу, которая стелется навстречу, словно бросается под стальные ленты гусениц. Просторы, освобожденные от врага, открываются тебе первому. На повороте прежде всех увидишь, что дальше. Раньше всех заметишь опасность и предупредишь своих.

Ветер бьет в лицо. Перед тобой — никого, только враг. Это первая машина наступающего фронта. Сзади мчится вся бригада, за нею спешит артиллерия, пехота — вся сила армии. Вся Родина стоит за тобой, миллионы людей, видимо-невидимо силы, и ты — ее боевая частица. Ты спокоен и отважен. Ведь даже младенец, только начинающий ходить, и тот смело делает шаги, когда чувствует, что за ним протянуты руки матери, готовые поддержать в любой миг.

По сторонам тоже противник. Только и там прорываются наши танки. Также летят, спешат, готовые сразиться бригады, и на головной машине сидит какой-нибудь десантник в шапке-ушанке, прикрытой капюшоном белой маскировочной рубахи.

Механик Ситников внимательно смотрит перед собой в открытый люк. Николай склоняется к нему. Тот улыбается, подмигивает и, оторвав руку от рычага, показывает большой палец. Николай кивает.

В небе тяжело загудели нагруженные бомбовозы «петляковы». Они идут на большой высоте, как танки в атаку, ровным строем. Ситников, увидя их, подбавляет газу, но самолеты обгоняют. У горизонта их встречает шквал зенитного огня. Они спокойно разворачиваются среди облачков разрывов. Заухало, застонало под ними.

В стороне от шоссе — несколько домиков. Оттуда бегут в лес десятка три-четыре вражеских солдат. Они хорошо видны на снегу. Десантники вскинули автоматы, но никто не стал жечь патронов по пустякам: впереди дела много, а этими займется пехота.

Танки пробегают еще несколько километров и останавливаются в предместье городка. На улицах ни души.

Юрий вылезает из башни и, небрежными жестами поправляя перчатки, говорит:

— Погудин! Пешую разведку. Осмотреть мост.

Юрий приказал нарочито громко, подчеркивая свое положение начальника. Николай посмотрел на него: «Зачем Юрий командует? И так совершенно ясно, что надо разузнать, какова дорога дальше. Через городок протекает река, форсировать ее — сегодняшняя задача бригады». Он взглянул на карту в прозрачном планшете. «Вот главная улица. Дальше поворот и мост через широкую реку Варта. На той стороне — конечный пункт сегодняшнего марша». Он взял с собою двух бойцов и отправился к реке. Через несколько минут вернулся и подчеркнуто коротко доложил Юрию:

— Мост минирован. Дежурный минер со взрывной машинкой — в окопе на той стороне. Берега срыты круто, как противотанковый ров. Орудий на той стороне насчитал двадцать два.

Юрий закусил губу и медленно опустился на корточки. Потом сел прямо на землю и сжал голову руками.

— Что ж делать? Дальше ехать нельзя.

— Надо прорваться, — бросил ему Погудин.

— Въехать на мост и взлететь вместе с ним на воздух?

— Успеть, — настаивал Николай. — Иначе нельзя. Потом придется реку форсировать пехоте с артподготовкой и авиацией. Это — два-три дня. А сколько потерь…

Юрий ничего не ответил, и Николай отошел от него.

У придорожной канавы сидели танкисты и курили. Николай громко предложил механику-водителю:

— Ситников! Ну-ка, пойдем, посмотрим: можно проехать?

Все три механика и несколько человек из экипажей двинулись за Николаем. Он, спеша, провел их по закоулкам, потом через дворы в какой-то сад, огороженный высоким забором.

— Вот, глядите.

Сквозь щель виднелась незамерзшая река, рябь, схваченная солнцем, и ледяные забереги по краям. Деревянный мост был опутан электропроводами. У каждой обледенелой стойки — брикет взрывчатки. Дорога шла почти параллельно реке, а перед въездом на мост круто сворачивала. Там маячил вражеский часовой. На другом берегу, в окопчике, куда вели провода минирования, сидел немецкий солдат без каски. Рядом с ним начиналась оборона противника, которая вдоль по всему берегу щетинилась стволами противотанковых орудий.

— Да-а, — протянул Ситников, снимая шлем и поглаживая голову.

— Можно? — спросил Николай.

Механики исподлобья глядели на него. И он сам усомнился: верный ли это шаг — увлечь людей на заминированный мост. Может быть, это безрассудно. И посоветоваться не с кем. Юрий не решается — это в его духе. А что бы сказал Иван Федосеевич? Николай представил, как он подошел бы к высокому, всегда спокойному Фомину. «Товарищ капитан, что делать?» Что бы ответил Фомин? Ну, конечно, он, как всегда, спросил бы: «А ты как думаешь? Думай. И если и горячее сердце и холодный ум тебе подсказывают одно и то же, делай — и все будет хорошо».

— Можно? — с жаром повторил Николай. Казалось, он сейчас схватит всех в охапку и понесет на переправу. В небе опять загудели бомбовозы. «Петляковых» летело раз в восемь больше, чем перед этим. Вокруг них играли, серебрясь на солнце, легкокрылые «ястребки».

— Рисковая штука, — вобрав полную грудь воздуха и разом выдохнув, произнес Ситников и плотно нахлобучил шлем.

— Скорее, пока самолеты гудят! — Увлекая всех за собой, Николай побежал к танкам, будто бросился в атаку. Все устремились за ним.

— По машинам! — закричал Ситников.

— Автоматчики, все — на первый танк! — скомандовал Николай. — Заводи!

Юрий, не понимая, что случилось, забрался в башню, оглушенный ревом авиации в небе. Николай наспех объяснял своим бойцам:

— Сразу спрыгивать и резать провода!

Юрий догадался, в чем дело. Возражать что-либо было безнадежно. Он наглухо закрыл люк и не видел, как один голубой ястребок нырнул с неба к танкам, прогудел над самыми головами и взвился ввысь, приветливо покачав краснозвездными крыльями.

— Восемь звезд на фюзеляже! — закричали зоркие ребята и все замахали ему автоматами.

— Прикажете двигаться? — спросил у Юрия водитель.

— Да.

— Эх! Была не была! — Ситников нажал кнопку стартера.

Десантники привстали, держась за поручни башни. «Тридцатьчетверка» сорвалась и ринулась по дороге. Лязг ее гусениц заглушался самолетами в небе. Покорная сноровистым рукам и добротному мотору, тридцатитонная громадина с гвардейцами на броне вырвалась к реке. На полном ходу танк сшиб немецкого часового и въехал на мост. Загрохотав по деревянному настилу, смял парапет, едва не сорвался в воду и шарахнулся к другому боку. Затем опять раздавил поручни и выскочил прямо на окоп с пультом взрывного управления. Дежуривший в нем немецкий подрывник успел только надеть каску. Он начал закручивать пружину взрывной машины, но был раздавлен гусеницей танка.

Автоматчики спрыгнули и разрезали провода.

Ситников проехался вдоль по берегу, давя противотанковые орудия. Из-за горизонта выпорхнула девятка «Ильюшиных». Николай едва успел дать опознавательную ракету в сторону центра города, и самолеты проштурмовали улицы, на которых скопились автомашины, повозки и метались толпы солдат противника.

Бомбовозы долбили что-то западнее. По захваченному мосту одна за другой проезжали «тридцатьчетверки» подоспевшего батальона Никонова. Майор, высовываясь из люка, по пояс, помахал Николаю перчаткой и приказал:

— Охраняйте. От моста — никуда.

Танки рассредоточились по улицам. Там поднялась пальба орудий, пулеметные очереди, треск «опелей», «бюссингов» и панические крики немцев.

К вечеру разгром узла сопротивления врага на западном берегу реки Варта закончился. По мосту нескончаемым, потоком тянулись наши войска. Часть их поворачивала вправо, другая — влево. Вдоль по реке с обеих сторон доносилась канонада боев на флангах.

Саперы чинили сломанные поручни. Еще не было регулировщицы, и Николаю пришлось выставить у моста на перекрестке десантника, который неумело замахал руками. Николай стоял тут же и смотрел на проходящие части, нетерпеливо озираясь по сторонам.

«Чорт возьми! Неужели забыли?» — побаивался он. Почему за ним не идут? Четыре часа он стоит без дела. Понятно, переправа имеет большое значение, но сколько же можно ждать?

Уже проехал штаб бригады. Николай заметил в окошко машины радиостанции темнорусую головку и отвернулся. «Как же? Соня увидит, что десантники Погудина не впереди, а околачиваются здесь. Отстав от бригады, стали регулировщиками».

«Хоть бы диверсант какой-нибудь появился, что ли», — подумал Николай и стал ревностно присматриваться к окружающему.

Он начал составлять всевозможные планы, как отразить атаку на мост, хотя понимал: вряд ли среди гитлеровцев найдутся такие отважные, чтобы напасть на него при таком скоплении наших сил. Потом Николай заметил капитана в очках с автоматом за спиной и финкой на поясе. Плечи у капитана были приподняты, шея вытягивалась вперед, правая рука забинтована. Он кого-то искал. Николай подослал к нему своего ординарца.

Остроносый паренек с лукавыми глазами — Миша Бадяев, ставший ординарцем Николая после гибели Пети Банных, подошел к офицеру и козырнул:

— Товарищ капитан! Простите, не знаю — «гвардии» или не «гвардии», а только вас просят пойти за мной.

— Зачем?

— Пойдемте, пойдемте, — и Миша сорвал с плеча автомат.

Тот повиновался, дернув приподнятыми плечами.

— Ваши документы? — неодобрительно спросил Николай.

— Я — сотрудник фронтовой газеты.

Капитан протянул красную книжечку. Николай повертел ее, сомнений не было: корреспондентский билет.

— Простите, моя обязанность… — извинился он.

— Вы охраняете мост?

— Да.

— Вот, вот, — оживился капитан. — Вы мне и нужны. Ваша фамилия… — Он вытащил растрепанный блокнот и долго листал его, поддерживая забинтованной рукой. — Тьфу, чорт! Ранило не во время. Я как раз ваше имя записывал, а он, проклятый, из-за угла гранатой…

Николай, внимательно следя за его нерешительными движениями, опять засомневался. «А, может, под видом корреспондента?.. И карманы что-то слишком оттянуты».

Капитан, наконец, радостно воскликнул:

— Вы — Погудин?

— Да.

— Будем знакомы! — Капитан назвал свою фамилию.

— Знаю, — ответил Николай.

— Читали мои корреспонденции?

— Нет, ваше удостоверение, только-что.

Капитан заразительно засмеялся и потом сказал:

— Меня к вам направил ваш капитан Фомин. Расскажите что-нибудь интересное.

— Простите, а чем у вас карманы набиты?

— Это? — О-о! Тут любопытные вещи. Я собираю коллекцию немецких наград. Вот медаль за Крым, вот — две зимы в России, — он начал извлекать аляповатые бляхи на ленточках, без ленточек и весело иронизировал. — Скоро это станет музейной редкостью.

Николай разочарованно вздохнул, попросил разрешения курить и приготовился потолковать о том, что газеты мало пишут о боевых подразделениях, о переднем крае. Общительный, чудаковатый капитан понравился ему.

— Зайдемте в этот дом, — кивнул Николай на ближайшее здание.

Их догнал Миша Бадяев.

— Товарищ лейтенант! Майор приказал немедленно — в батальон, машина пришла.

Следом подъехал грузовик. За рулем сидел нахмуренный гвардеец в танковом шлеме.

— Кузьмич! Ты что это шофером стал?

Николай знал по имени и отчеству чуть ли не всю бригаду и обрадовался знакомому.

— Коробку сожгли, — ответил тот, недовольный.

— А ребята как?

— Экипаж живой. Двое маленько ранены, но скоро вернутся. Давайте побыстрее, товарищ лейтенант. Из-за вас задержка.

— Бадяев! Всех — сюда! Бегом!

— Товарищ Погудин, — спохватился корреспондент. — Вы мне должны рассказать, как сегодня форсирована река.

— Да, да! Об этом надо написать. Только жаль вот, некогда. Понимаете, успели проехать по заминированному мосту взводом танков. Вот смельчаки наши механики! Ну, вы потом посмотрите сами, что за мост. Там и перила сломаны первой машиной. Захватили переправу совсем без потерь!

Николай готов был увлечься рассказом об искусстве механика-водителя Ситникова, но десантники уже влезли в кузов. Шофер спросил: — Все?

— Все. — И Николай впрыгнул на подножку. Корреспондент уцепился за борт, словно намеревался задержать автомашину.

— А как фамилия командира танкового взвода?

— Лейтенант Малков, Юрий Петрович, гвардии! — выкрикнул Николай и помахал капитану рукой. — Счастливо оставаться! Бывайте у нас почаще!

Грузовик тронулся. Автоматчики запели песню, и трехтонка скрылась за углом.

Корреспондент пошел на мост, долго рассматривал починенный саперами парапет. Затем решил найти Малкова и через весь городок отправился, к бригаде. Улицы были запружены разгромленной вражеской техникой, трупами солдат противника, и капитан очень долго пробирался на противоположную окраину.

Он опоздал. Танков уже не было. По полю, где пятнами лежал выдуваемый ветром тощий покров снега, уходила на запад накатанная дорога. Половина солнца еще выглядывала из-за горизонта, да и та прикрывалась снежным облачком, поднятым танками.

Капитан сел на полураздавленную повозку с немецким военным скарбом, вытащил карандаш и блокнот и начал корреспонденцию, царапая левой рукой:

«Танки лейтенанта Малкова форсируют водную преграду».