В течение двух дней Митя и Алена нашли Петлу достойную няню. А в заранее намеченный четверг Митя полетел в Лондон (иммиграционный контроль не удивился его ренессансному лицу: генетическая последовательность оставалась Митина) и был этому несказанно рад: он не был в «Большом дыме» со студенчества и зверски соскучился. Уже в самолете, с готовностью засыпая, Митя вспомнил…

Бывают пограничные состояния между сном и явью, внутри которых невозможно определить, в какую сторону двигаться, чтоб достичь настоящего, ибо и кажущееся, и действительное в равной степени (не)реально. У разных людей состояния эти вызывают разные реакции: кого-то повергают в страх, похожий на черную патоку, обволакивающий и липкий; у кого-то, наоборот, вызывают усиленное биение мысли и пульсацию чувств, а кто-то проваливается в крупную сетку секунд и видит прошлые жизни. Закрыв глаза, Митя вспомнил… речи Страттари по пути с отмели Масок. Мы упомянули, что пути назад не было, но это неправда. Просто Страттари не хотел, чтобы Митя помнил его слова; а Митина упрямая память не послушалась – возможно, с чьей-то помощью.

Страттари опять стоял на носу лодки незыблемым силуэтом, будто высеченный из торжественного камня. Они возвращались в обычный мир, и туман, клубившийся вокруг, расступался крыльями титанической рассветной птицы. Лодка шла прямо на восход.

– Все пастбища и долины, все холмы и леса, все воды, все течения и снега – все покрывает неслышная и неспешная пелена грусти, – сказал Страттари как будто в воздух. – Ей подвластно все, этой бесконечной тоске. Она простирается от одного дома к другому, как бельевая веревка, сопровождает корабли, вступающие в последнюю битву, как прирученная волна; горячим ключом бьет из земли, медовыми простынями застилает утро. Всюду, всюду она – в утренней дымке на зеленых водах венецианских каналов, в вечернем шелесте изумрудных тосканских трав, под благословенным куполом гордого Duomo, в освященных временем трещинах и камнях Колизея, в пустующих окнах гордых башен Сан-Джиминьяно… Все знают ее в лицо, но никто не узнает при встрече. Эта тоска угнездилась в каждом. Если запустить человеку руку в живот, можно нащупать ее – она там, под сердцем, засела, как чугунное яйцо, подвешенное на божественной цепи. Все мы – тени, отбрасываемые Господом, и все мы тщимся соединиться со своим ангелическим началом. Напрасно: этого начала давно нет. Я награжден сомнительным даром – не будучи человеком, но имея бесконечную жизнь и разум, способный понимать и запоминать, я вечно трепещу в ожидании неминуемого, в ожидании повторения все тех же действий вновь, и вновь, и вновь, ибо в человеческих озерах всегда ловятся одни и те же рыбы. Пускай я демон, я хозяин безграничных водных лугов, страж и летописец истории, помощник избранных, сенешаль духов, но что из этого? За окном моих покоев безучастный месяц повторяет одни и те же лунно-звездные пейзажи, и участь моих слов, какой бы мудрости они ни были исполнены, свинцовым эхом кануть в мрачные расщелины всеобщего времени. Все одинаково. Я видел сотни городов, тысячи и тысячи лиц, миллиард минут омыл мое лицо холодным дуновением – и все это рано или поздно заканчивалось, и сменялось новым, и заканчивалось вновь. В круговороте жизни нет смерти – но и жизни тоже нет, а есть лишь ожидание, смирение, вечная тоска в призрачном круге немеркнущих свеч. Ибо в этом суть времени – в нем повторяется все: любовь, страдания, надежды. Лишь тоска умножается, накатывает сама на себя безжалостными бурунами, сворачиваясь в черный шар, поглощающий всякий свет, всякое тепло, и, наконец, не остается ничего, кроме нее и знания, что все будет, как уже было.

Страттари замолчал. Молчал и Митя. Он хотел бы многое возразить на этот безрадостный монолог, но подходящее время еще не пришло.

А потом, где-то между сном и открытыми глазами, воспоминания о том, чего не было, кончились, Митя проснулся, съел самолетной еды со вкусом уныния, и несший его аэрокорабль приземлился в Хитроу. Митя в очередной раз прошел контроль (всё без приключений, хоть у него и была с собой на всякий случай папка со старой фотографией, с новой личностью, с кучей каких-то странных документов и с тонким стальным грифом Je m’étonne / Genève, которую ему привез сразу после вечера на отмели Масок веселый смуглый курьер, представившийся странным именем Марко) и вышел в зал прилетов, где его встречал человек с табличкой Niña. И, хотя в самой по себе встрече в аэропорту ничего особенно удивительного нет, Митя все-таки вначале не поверил своим глазам. Во-первых, человек стоял с табличкой, на которой было написано Dimitry Wilde (Дикий, да… но не Уайльд же!). Во-вторых, этого человека Митя знал очень хорошо – его звали Вахтанг Мегания, и они с Митей вместе учились на журфаке.

– Вахтанг! – обрадовался Митя. – Ты как сюда попал?

– Э, Митя, привет, джан! – улыбнулся на все свои белые грузинские зубы Мегания. Тут само собою появилось и в-третьих: почему-то Вахтанг совершенно не был удивлен тем, что Митя даже отдаленно не напоминал старого, а вернее, истинного себя. – Я тут работаю, понимаешь. Фирма такая, «Нокия» – слышал?

– «Нокия»? – удивился Митя. – Слышал, конечно. Омнитеки, мобильники…

– Во-от, – кивнул Вахтанг, умело лавируя в хитроуских толпах. – А где я работаю – это не «Нокия», не путай. Это «Нинья» называется. Как корабль Колумба.

– Ах, «Нинья»… А чем ты занимаешься? – искренне заинтересовался Митя.

– Ва, ты лучше спроси – «чем ты не занимаешься»! – захохотал Вахтанг. – Теперь вот, видишь, тебя встретил. Атак – то в библиотеке работаю, то в батискафе…

Представив библиотеку в батискафе, Митя понял, что нарисовать цельную картину занятий Вахтанга ему явно не удастся, да это, похоже, и не входит в планы его старого знакомца. «Шесть лет прошло с тех пор, как мы в последний раз общались, – напомнил он себе, – нельзя же ожидать, что он сейчас, проникновенно взглянув в глаза, все мне о себе выложит…». И все-таки присутствие рядом знакомого человека наполняло Митю какой-то уверенностью в том, что происходящее с ним имеет корни в реальности.

Вахтанг тем временем вывел Митю из аэропорта и посадил в классическое лондонское чемоданообразное такси, внешне ничем не отличавшееся от десятка таких же, стоявших рядом. Водитель, не дожидаясь инструкций, тут же тронулся, а Митя принялся с интересом разглядывать долгожданные окрестности.

– Чем фирма-то занимается, Вахтанг? – спросил он безмятежно.

– Ха! – ответил тот. И, помолчав добавил: – А твоя чем занимается?

– Моя? – переспросил Митя. – Ну как же…

Произнеся это вступление, обещавшее долгий и насыщенный рассказ о рабочих буднях компании «Гнозис», Митя внезапно и отчетливо, как в напалмовой вспышке, понял, что совершенно не отдает себе отчета в том, чем же занимается предприятие, которое столь уверенно выплачивает ему вечно восполняемый оклад. Консультационный бизнес? Вот этот водяной Страттари с разумной совой – бизнесмен? Или, может, необъяснимый Заказчик с ножевым взглядом – консультант? Ха-ха.

– Э-э, – продолжил он тоном, допускающим дискуссию, – если в общем, то…

Добрый Мегания положил Мите на плечо руку.

– Джан, – сказал он, – не трудись. Здесь то же самое. Лучше скажи, что с лицом? Жена, наверное, на порог не пускает?

Он принялся щедро смеяться, и не остановился, даже когда такси резко остановилось, перекосившись на девяносто градусов и чуть не перевернувшись, а они с Митей с размаху врезались в ремни безопасности.

– What’s going on? – напряженно спросил Митя у водителя.

– Hey! – одновременно сказал Вахтанг с необъяснимым англо-грузинским акцентом. – What the hell you do? «Are you doing», – мысленно отметил про себя Митя. Водитель молчал. Митя отстегнул ремень и нагнулся вперед, чтобы повторить, но никакого таксиста за рулем не обнаружил и похолодел.

– Вахтанг, – пробормотал он неуверенно, – а кто вел машину?

– Вах, мой брат, да! – раздраженно сказал Вахтанг, выпутываясь из ремня. – У него проблема с детства – его только в инфракрасном освещении видно!

Митя хмыкнул. Они вылезли из машины, и там Митя хмыкнул еще раз.

Действительно, вокруг них простирался Лондон: это было ясно на каком-то инстинктивном уровне благодаря тому же легкому чувству невольного вторжения, которое охватывает человека, оказавшегося в комнате, где прямо перед ним находился хозяин дома. Но это был не тот Лондон, который Митя ожидал увидеть, и не тот Лондон, к которому привык Вахтанг, ибо этот город был чист и пуст, как разлинованный, но не заполненный лист, и исполнен тихой бритвенной угрозы, как изувер, молча и со вкусом натягивающий резиновые перчатки.

– О нет, – тихо проговорил Вахтанг. – О нет, нет! – и добавил что-то на языке, которого Митя не сумел разобрать. – Битва? Мегания не готов к битве! – «А уж я-то как не готов!» – подумал Митя. Несмотря на это, Вахтанг извлек откуда-то из-под куртки маленький арбалет, в котором блеснула золотая стрела с раздвоенным наконечником.

Тогда-то в стенах зданий и в воздухе стали проступать высокие прозрачные силуэты. Казалось, им все равно, где находиться: некоторые появлялись прямо на земле, некоторые – между этажами, какие-то – над зданиями. Чистые глаза их смотрели прямо перед собой, за спинами этих существ были луки, а в волосах драгоценными звездами светились удивительные каменья. Этот беззвучный и бесстрастный отряд был полон воинственной возвышенности, как парад победителей, и своей гибельной красотою внушал восхищение и ужас.

– Кто это? – напряженно прошептал Митя, не в силах оторвать взгляда от прекрасных убийц.

– Разочарованный народ, – отвечал ему Вахтанг тревожно под нарастающий где-то вдали бой барабанов. – Изгнанники Эгнана. Хрустальные эфесты. Одна из двух великих сил Ура.

Другой бы на месте героя поинтересовался, кто же вторая великая сила, да и всеми прочими терминами, но наш Митя молчал: все-таки не за такими откровениями он прилетел в Лондон. С каждой новой секундой он чувствовал себя все более неуверенно (если так можно назвать это ощущение), но стоило ему обернуться, как неуверенность сменилась паникой: прямо за спиной его стоял очень высокий человек нежно-голубого цвета c изящным подобием епископской тиары на голове. Человек положил холодную руку на плечо Мите, и из нашего героя вышла всякая способность сопротивляться.

Вахтанг резко развернулся и приставил золотую стрелу к груди странного визитера.

– Отпусти его, царь, – потребовал он: как настоящий грузин, он был готов биться за своего гостя до конца. Но не успел Мегания договорить, как «царь» повел головой, и Вахтанг со сдавленным криком обрушился на землю, выронив арбалет. Стрела выпала из ложа и бесполезно звякнула. «Не надо было ему по-голливудски разговаривать… – подумал Дикий, – а надо было стрелять сразу, стрелять!»

– Митя! – простонал Вахтанг. – Будь осторожен… опасайся иссушающего ока!.. – с этими словами он потерял сознание, а возможно, и вовсе испустил дух – Митя не смог бы определить.

«Царь» тем временем оглядывал Митю как осетрину, в свежести которой сомневался. Затем он отвернулся, дав Мите возможность изучить его профиль, прикрыл глаза и приподнял тиару, вновь обратив на Митю взгляд, на сей раз взгляд третьего ока – очевидно, того, которое Вахтанг и назвал иссушающим, – круглого, с безжалостным зрачком, вставшим стальным лезвием на фоне алого колодца. Этот-то зрачок с легкостью и вспорол Митину прошлую жизнь, прошел по его мыслям, чувствам и воспоминаниям, а особенно подробно задержался на событиях последних недель. Ощущение было таким, как будто тебе разделяют ткани скальпелем, но настолько искусно, точно и легко, что боли ты не чувствуешь, ощущая лишь некое фундаментальное несогласие ситуации с установленным порядком вещей, как будто скребут ножом по фарфоровой тарелке.

Царь – а это был Раки́ – отпустил Митю и вновь прикрыл свой ужасный глаз хрустальной тиарой.

– Странно, – сказал он.

Уже в следующую секунду разочарованный народ пропал. Исчезли меткие стрелки, зависшие в воздухе, испарились полуспящие фигуры в контурах домов, ушел и сам Раки. На улице было пусто, но не предгрозовой пустотой, как раньше, а пустотой ожидания, только и предвкушающей, как бы заполниться людьми. Митя присел на корточки около Вахтанга, исполнившего роль мученика Себастьяна; тот ровно дышал, но на внешние раздражители не реагировал, и, полежав так несколько секунд, тоже растворился в воздухе вслед за мистическим воинством.

Мите захотелось плакать. «Да что же это такое-то, черт побери, – подумал он, – нельзя мне было устроиться на какую-нибудь простую работу?!»

Подчиняясь парадоксальным законам реальности, водитель сидел за рулем и безмятежно курил, ни на что не реагируя. Стоило Мите закрыть дверь, как машина тронулась. «Что ж, – решил Митя с непонятно откуда взявшимся оптимизмом, – ладно, на фирме помогут». Он расслабился, насколько смог, и выглянул в окно. Пока он смотрел на проезжающие мимо дома, одно соображение вдруг выплыло на передний край его сознания, помахав алым парусом. Когда Раки «сканировал» его мозг, а сам Митя лишь стоял в сторонке и беспомощно наблюдал за этим надругательством, эфестский царь увидел и Алену, и Рагнарёка, и Роберта Саркисовича, и Митину маму, и даже Страттари.

Но Заказчика – а ведь он произвел такое впечатление на Митю! – там не было вовсе. Вот ведь какое дело.

* * *

Машина вильнула, как будто водитель вдруг забыл, по какой стороне дороги ему ехать. Митя поглядел перед собой, но кэб уже остановился. Водитель оглянулся и жизнерадостно сообщил: «Hermes street, guv!».

Митя расплатился и задумался – название Гермес-стрит ему о чем-то говорило. Он решил проверить догадку: достал из заплечной сумки книгу в привычном переплете и открыл на одной из первых страниц, потом, почитав, закрыл и посмотрел на обложку. Это были все те же «Ваши самые полезные страницы», врученные ему загадочными книготорговцами в московском Последнем переулке, только теперь эти страницы – видимо, после культурной акклиматизации – самоперевелись на английский и назывались Your Most Useful Pages. Все было верно; как и было обещано в начале, лондонский офис находился в том самом месте, которое следовало проецировать на Москву, чтоб получить местоположение офиса московского. Вздохнув, Митя проследовал внутрь здания, мимоходом удивившись, что компания расположилась в таком обычном районе – здесь все было как-то ново и прямоугольно.

В отличие от сноба-Страттари, руководитель лондонского филиала «Гнозиса» сидел вместе со своими сотрудниками, правда, выглядело это довольно странно. Значительную часть внутреннего пространства офиса – а оно было многоэтажным, места работников находились на нескольких уровнях по периметру огромной внутренней пустоты – занимало нечто, напоминающее трехэтажный стол, внутри которого между уровнями на стуле, похожем по конструкции больше на лифт, перемещался рыжий человек в светлом костюме с искрой и франтовато повязанном галстуке. В целом этот ансамбль впечатлял и подавлял своей законченной сюрреалистичностью. Увидев Митю, хозяин кабинета сноровисто опустил свой лифтостул на один уровень с пришедшими.

– What ho! – бодро поприветствовал он Митю. – My name is Brian Fardarrig, I run this little shop here.

– Pleasure, – вежливо сказал Митя, протягивая руку. Брайан Фардарриг пожал ее, немного наклонив голову, и зачем-то осмотрел (совсем быстро – так, чтоб это не было неприлично) пожимаемые пальцы.

– И мне, и мне приятно – что за благословенный день! – отреагировал он (удивительный ирландский акцент заставлял слушателя думать, что говоривший жевал ежа). – Москвич из холодной страны прилетает к нам в дождливую Англию… Хм. Кофе?

Все это он сказал без перерыва. Глядя на Фардаррига, Митя в первый раз в жизни понял, что значит столь излюбленный литературой термин «смеющиеся глаза». Хотя сам Брайан вовсе не смеялся и не хлопал себя ладонями по коленям, глубоко в глазах у него перекатывалась золотая искра, заставлявшая собеседника заподозрить, что он нет-нет, а и сорвется сейчас в смех.

– Так что же – кофе, чай, вкусные пирожные, здоровые корешки? – уточнил Фардарриг.

– С удовольствием выпью кофе, спасибо, – сказал Митя. Они с Фардарригом тем временем дошли до странного рабочего места и поднялись на второй уровень. При ближайшем рассмотрении оказалось – Митя даже не стал задумываться, как, – что удивительный стул Брайана действительно был лифтом, а то, что Митя издали принял за гигантский трехэтажный стол, оказалось стеклянным кабинетом со стеклянной же мебелью. Это не объясняло, почему соотношение пропорций владельца и помещения казалось издали совершенно иным, но Митя давно уже решил запастись терпением – вплоть до момента, когда уже не будет никакой мочи. Он послушно сел и приготовился излагать план. Однако против ожидания говорить стал Фардарриг.

– Если я правильно понимаю, – сказал он, – вам нужна помощь в организации фиктивной покупки двух хлебопекарных сетей. Мне об этом сказали. Но, видите ли, какая проблема – у меня сейчас совсем нет людей, и, боюсь, я никого не смогу вам дать.

Митя остыл на пару градусов. Как же – он летел сюда для того, чтобы услышать это? Брайан тем временем наблюдал за ним, немного наклонив голову набок, и вдруг разразился совершенно чудовищным, пустым и гулким мертвецким смехом. Митя отшатнулся.

– Что… что случилось? – испуганно спросил он.

– Что? – переспросил Фардарриг, как будто это не он только что засмеялся, как пожиратель трупов. – А! Это шутка! Но, я смотрю, вы разочарованы. Пожалуй, я бы тоже был разочарован. Что ж, посмотрим… Проверю-ка график еще одного человека, возможно, он свободен и поможет вам.

С этими словами Фардарриг вышел. Митя остался сидеть в стеклянном кубе один. Прошло несколько минут, и к нему присоединилась юная девушка в светлых брюках и несерьезной блузке. Она кивнула Мите без теплоты и поставила на стол перед ним поднос с изысканно сервированным кофе на двоих. Как только она вышла, Фардарриг вернулся.

– А хотите, она с вами поедет? – спросил он довольно легкомысленно. Митя сделал кислую физиономию и, посмотрев в лицо Брайану, решил, что его хозяин сейчас вновь расхохочется своим замогильным смехом. – Нет? Ну, ладно, мое дело спросить. Я проверил, этот человек может с вами поехать.

– Вы нас познакомите? – уточнил Митя.

– А разве вы еще не знакомы? – удивился его собеседник. – А, точно – это ведь буду я! – тут он, к счастью, просто улыбнулся. – Теперь излагайте ваш план.

Хорошенько взвешивая каждое слово, Митя не без осторожности рассказал Фардарригу, в чем загвоздка:

– Они друзья с детства… При этом у них то, что называется love-hate relationship в самой запущенной форме. Если я правильно понимаю, ссора вышла на новый виток из-за того, что Пересветов не то обманом, не то воспользовавшись состоянием «измененного сознания», заставил Ослябина сделать его совладельцем главного хлебозавода последнего, Ослябин же – как бывает в таких ситуациях – будучи не очень против, тем не менее обозлился. В таком вот своеобразном тандеме они занимаются хлебным бизнесом уже не менее десяти лет и доселе преуспевали. Однако, изучив материалы, я подозреваю, что и Карен, и Генрих с удовольствием занялись бы другим делом, теперь уже по отдельности.

Тут Митя перевел дух и продолжил:

– Они с удовольствием получат независимость от… хлебной проблематики, а следовательно, и друг от друга. Большое же, как говорят у нас в России, видится на расстоянии, а лицом к лицу лица не увидать. Как только они разъединятся, дороги их либо разойдутся, либо, если им будет по-прежнему интересно делать какое-нибудь общее дело, останутся вместе, но уже… друзьями.

Пока мысли покидали Митю в виде звуков, Брайан молчал и, дружелюбно кивая, смотрел куда-то вбок. Когда план был озвучен, он помолчал еще немного и спросил:

– Как же вы предполагаете дать им «независимость от хлебной проблематики»?

Митя вздохнул.

– Я составил бизнес-предложение, – он извлек из портфеля лист и подвинул к Брайану, – здесь основные характеристики их предприятий, прибыльности и прочего… Думаю, транснациональные монстры типа Food Planet могли бы заинтересоваться. А вам, наверное, проще с ними связаться, чем мне.

Шотландец опять помолчал, не меняя позы, потом откинулся назад, сложил руки на груди и смял губы. На лист с экономическими показателями Карена и Генриха он даже не взглянул, но лицо его приобрело неопределенно-мечтательное выражение. Посидев так несколько минут, он одним изящным глотком выпил весь свой кофе, после чего позвал кофейную девушку. Против ожидания, она смотрела на своего работодателя с тем же отсутствием жизненного тепла, что и на Митю.

– Нэнси, – совершенно по-ленински прищурив хитрый золотой глаз, спросил Фардарриг, – скажи, пожалуйста, где мой омни?

Вместо ответа Нэнси округлым жестом семидесятилетнего фокусника, делающего свое дело с веселым осознанием безысходности, извлекла из-за спины нечто неопределенное и таким же неопределенно-размытым движением передала это нечто начальнику. Пробормотав благодарность, Фардарриг натянул омнитек на правую руку, а коготь надел на левую. Митя обратил внимание, что двойка у Фардаррига была какая-то странная – омнитек вообще не захватывал запястье, а надевался как будто только на половину кисти, коготь же был длинный и черный, без обычных веселеньких искр умного сенсора внутри. Дальше произошло нечто футуристическое – положив руку на стол, Фардарриг раскрыл большой и указательный пальцы, составив между ними прямой угол. В руке у него, прямо на поверхности стола, появился голубой экран. Фардарриг постучал когтем по экрану – Мите не было видно, на что именно он нажимает – и в глубине стола, неожиданно превратившегося в гигантский монитор, возникла призрачная голова в обрамлении странной змеящейся прически.

– Delphine, my gorgeous! – весело вскричал Фардарриг. – How’s the vending of comestibles?

– Salut, Brian, – ответила женщина на другом конце туманным голосом. – Ca va bien, merci, et toi? To what do I owe the pleasure of this call?

– I have a fellow here from Russia. He wants you to buy some bread-making chappies. I’ve looked at the metrics and it sounds like a good deal.

Загадочная Дельфина (Митя, несколькими аккуратными стежками передвинувшись на стуле поближе к Фардарригу, разглядел точеные черты и совершенно неумолимое выражение лица) задумалась. «Кто это?» – подумал Митя. Не может быть, чтобы этот вот смешливый Брайан так вот запросто позвонил… хм, это ведь довольно редкое имя, и…

– I have some spare cash, – подумав, произнесла женщина, – and I wanted to move into Eastern Europe anyway.

– Eastern Europe my foot! – нетерпеливо воскликнул шотландец. – Moscow is a market as big as London and Paris rolled into one. Why aren’t you even today there?

– No need to push, – огрызнулась женщина. – You say their bottomline looks solid?

– Yes. And, Delphine, I understand the Chancellor wants this deal to happen.

Повисла еще одна пауза из тех, что как будто высасывают из предыдущего разговора всю энергию, чтобы потом передать ее следующей фразе во всей огнедышащей откровенности. В этот раз такой фразой стал иронический вопрос Дельфины:

– So then I don’t have much choice, do I?

– Why on Earth would you ever say so, love? – с обидчивостью надувного крокодила спросил Фардарриг. – Nobody would ever force you into anything… distasteful.

– You demon, – пробормотала его собеседница. – D’accord, I will take your word for it. For now, it’s a yes, and tell this Russian that he has our authority to negotiate. But if you let me down, I’ll kill both of you.

«Право, – подумал Митя, – хотелось, чтоб в этой фразе было больше шутливости…». Впрочем, его партнер, похоже, к таким предупреждениям был привычен.

– Good, good, d’accord, – ответил Брайан задорно-отсутствующим тоном и произвел обычный деловито-доброжелательный итоговый выдох телефонного разговора. – Well, it was a pleasure to chat, and you are always such a dear little heart, Delphine. I’ll be here when you need me. Bye.

Экран погас.

– Кто это был? – поинтересовался Митя, хотя уже, конечно, знал ответ.

– Это Дельфина Монферран. Президент и председатель правления Food Planet и Cockayne.

Митя охнул, но любопытство его не было удовлетворено окончательно:

– А кто такой… – начал Митя.

– Знаете что? – перебил его Фардарриг, улыбаясь треугольной улыбкой.

– Что? – на всякий случай Митя напрягся.

– Если вдруг выяснится, что тут какая-то махинация, Дельфине не понадобится убивать двоих.

Митя на секунду окаменел. Фардарриг опять зашелся чудовищным замогильным хохотом и хлопнул его по спине, предусмотрительно отогнув палец с когтем.

– Не переживайте.