Алена поняла, что надо идти к владельцу «Гнозиса». Митя достаточно живо описал его в свое время, так что Алена сложила два и два, прибавила к манере держаться и фронтальному виду Заказчика его выразительную спину, аленивый насмешливый голос, прозвучавший в наушнике памятным ужасным вечером, добавил этому представлению трехмерности. Алена поняла: в судьбе их участвует один и тот же человек – и в руках его не только карьера, но и жизнь ее любимого.

Что ж, она знала, где располагается корпорация. Надо было спешить. Алена решительно прервала пребывание в критском раю и на первом же самолете покинула родину царя Миноса; отвезла Петла родителям – те, порой следившие за жизнью дочери, как за удивительным телесериалом, безмолвно приняли ребенка, и, выдохнув, принялась изучать гардероб. По счастью, у родителей всегда хранилась часть ее вещей – Алена иногда приезжала с ночевкой.

Вот тут как раз спешить было нельзя. Закрывшись в комнате, Алена подвергла себя тщательной инспекции и довела до совершенства все, что отстояло от него хоть на миллиметр. Конечно, она все равно осталась недовольна, но решила: «Ну и пусть – эти недостатки ни одному мужчине не найти. У меня красивые ноги, гладкая здоровая кожа со средиземноморским загаром, густые свежеподкрашенные волосы, большие глаза, длинные ресницы, прямой нос, пухлые губы и красивая шея. Я слишком длинная, но высокие мужчины не против, а Заказчик высокий. Но вот красимся не-силь-но, так что оставь уже глаза в покое, заодно и рот закроется. Это не «Jizнь», не в клетке будешь извиваться под кислотным светом. Главное – не дергаться, ничего ведь страшного не происходит. Не ты первая, не ты последняя. Есть ведь жертвы, которые женщины приносят ради своих мужчин? Вот и давай.

Еще раз, краситься естественно! Ты студентка, а не расчетливая б… Губы не трогать, пускай будут какие есть, бледные от горя и волнения. М-м-м. Акцент все же на глазах. Да и не нужно никого пачкать помадой. Ты невинная, верная, кладешь себя и честь на алтарь любви. Поэтому без помады, решено (ох, утопленнические губы), и… хм… все-таки юбка. Не короткая. С поясом на талии, расклешенная, чуть ниже колена, не фламенко танцевать идем. Никто не знает, как это все будет, но мало ли? Доступ к студентке Ордынцевой должен быть. Воротничок мужской, острый, сама блузка кипенно-белая, на пуговках, первые две расстегнуты, на шее голубой шелковый платок – без вызова, но шелк на шее – это… чувственно. Платочек, кроме того, и глаза в синих линзах оттенит. Бархатный пиджачок тоже синий, сапфировый, он вот и линию плеча подчеркивает, и узкую талию. Сбоку как будто немножко топорщится. Или нет? Нет, молодец пиджачок, ничего лишнего не показывает, если его не расстегивать. Серая юбка без претензии, но под нею длинные ноги в чулках телесного цвета – не в колготках же. Высокие строгие сапоги, ах хороши. Сумочка маленькая, но не до смешного. Платочек в рукаве. Волосы подобраны. Студентка так студентка, тем красивее будет падение, ха-ха!.. Парфюм. Тут не будем слишком заигрываться с невинностью, никакого ландыша или ванили, а то видали таких – пирожок домашний, только из печи и сразу… только его и видели. Нет, что-нибудь… тонкое. Пускай Mandragore от Annick Goutal. Бергамот, черный перец и мята. Старые проверенные ноты. Дальше, дальше! Никакого омни: играем в ретро, демонстрируем доверие, запястья будут хрупкие и беспомощные, какие есть. Часы? Нет. Нет на тебе ни диктофона, ни кнопки экстренного спасения, и время остановилось…

Хорошо. Да, пожалуй, хорошо. Fais ce que dois, advienne que pourra».

Алена взяла такси и поехала в Крапивенский, усевшись сзади, чтоб не общаться с водителем. По вызову приехал бритый детина как раз подходящего типа, чтобы Аленино приключение стало законченным эталоном стоицизма. Он принялся было пялиться на девушку в зеркало заднего вида, но вынужденно отвлекся: только блондинистая красотка устроила бесконечные ноги, как радио «Шансон», жалко пискнув, переключилось на музыку, с какой Анатолий (так, если верить табличке с анимированной голограммой, звали водителя) никогда в жизни не встречался. Музыку исполнял оркестр, это он понял, но Толик оркестры не слушал, слишком там много всего играло сразу. Поэтому он полпути тыкал в кнопки приемника, однако переключить не смог. Алена же, с отличием закончившая некогда музыкальную школу, узнала интермеццо из Cavalleria rusticana Масканьи и с удивлением обнаружила, что пока играла музыка, половина ее внутренних узлов как будто развязалась. Она закрыла глаза, и детина-таксист перестал ей мешать что наглым взглядом в зеркале, что сосисочными пальцами, безуспешно боровшимися с Масканьи; напротив, ей почему-то стало его жаль, а сама она наполнилась теплым хулиганским воздухом и приободрилась. Затем интермеццо сменила тревожная La forza del destino, и Алена немедля, как по указке дирижера, задумалась о силе судьбы. Водитель же, этой силой окончательно сломленный, перестал тупо сверлить взглядом неприступную пассажирку и ломать радио, и мрачно сжал руль. Тут они и прибыли. Алена молча расплатилась, накинув Толику за музыку, и вышла.

Мы помним, что Пряничный домик в Крапивенском предстал перед Митей страшной переломленной башней, в которой инфернальные пришельцы не нашли того, кого искали. Ничего подобного не увидела днем Алена – лишь дом, известный ей, как всякому москвичу, родившемуся, учившемуся или гулявшему в центре: компания «Гнозис» расположилась в бывшем Патриаршьем подворье. В вихре сухих колких снежинок, бивших Алену в лоб и щеки, подворье выглядело странно одиноко и заброшенно. Зимний день стремительно падал в бесконечный вечер, но не светились окна, не выходили покурить бравые охранники (впрочем, Митя, кажется, говорил, что охраны здесь не держали), и только один автомобиль стоял в длинном и пустом Крапивенском – лиловый несолидный плимут Prawler. «На одного», – почему-то подумала Алена, хотя таких машин не бывает.

Ну… надо входить. Она вошла. Никакие указатели не горели в пустом здании. Только бесшумно пропустили Алену двери на фотоэлементе. Они шла пустым коридором, и, следуя за ней, передавал в потолке эстафету свет одиноких матовых лампочек, не указывая, куда идти, а лишь сопровождая. Компании «Гнозис» в Москве больше не существовало, это было ясно. Может быть, она опоздала?

Алена пару раз изогнулась вместе с коридором и оказалась перед этрусской аркой. Она немедленно узнала ее по Митиному описанию и застыла перед закрытыми дольками дверей, пораженная, как археолог, вдруг встретившийся в Риме не с развалинами Форума, а с сенаторами, дискутирующими под сенью свежевоздвигнутых колоннад. Арка была настоящая, и запиравшие ее створки – тоже… в Москве. Алена снова сжалась: видно, Заказчик – человек серьезный.

Будем пробовать?.. Ох.

Она дотронулась до двери, и та послушно открылась внутрь. Здесь явно не задумывались о безопасности на случай пожара. С другой стороны, как она немедленно увидела, в кабинете было очень просторно, а в коридоре, к нему ведшем, мегалитическим этрусским дверям было не развернуться. По мере того как Алена оглядывала помещение, спокойствие убывало из нее стремительной лавиной, а ум панически кидался на мелочи, боясь не увидеть хозяина кабинета и боясь его увидеть.

Но ничего страшного не ожидало ее в кабинете, кроме многометровых потолков. За просторным столом изучал какую-то бумагу человек, спокойно выполнявший работу, а не ожидавший, словно Дракула в тайном убежище, прибытия желанной добычи, отозвавшейся на его магнетический вампирский зов. Более того, он не стал разыгрывать непонимание и – как человек занятой – поднял взгляд на Алену, опустил документ и сказал, буквально на секунду замешкавшись:

– Госпожа Ордынцева, если не ошибаюсь? Добрый вечер.

Поколебавшись, он все-таки поднялся. Алена тоже подобралась и распрямилась.

– Здравствуйте, – автоматически ответила она. – А я не знаю, как вас зовут.

Заказчик медленно вышел из-за стола. «Ему ничего не…» – успела подумать Алена, но он указал ей на кресло возле низкого журнального столика с толстой стеклянной столешницей, покоившейся на сплетенных фигурах из темного дерева.

– Просто «вы» – вполне достаточно. Русские любят имена и используют их в разговоре значительно чаще, чем… нерусские.

Для своего непонятного возраста он двигался очень легко, как будто не ходил, а скользил как… тень? Аленино сознание упорно занималось мелкими сравнениями, чтобы не испугаться огромности того, что готовилось произойти: и вот, пока она пыталась подобрать эпитет к тому, как он движется, он уже стоял возле столика, дожидаясь, чтобы она села. Она послушно уселась, с досадой отметив, как шагает, а не скользит по мягкому серебристому ковру бывшая фигуристка Алена Ордынцева. А вот хозяин кабинета садиться не стал. Проследив, чтоб Алена устроилась, он вернулся к столу, но и там не сел, а встал рядом, положив руку на кожаный бювар.

– Я весь слух, госпожа Ордынцева, – сказал он с вопросительной интонацией, не по-русски угнездившейся в утверждении.

– Алена, – сказала Алена. – Пожалуйста… я не привыкла, чтобы меня называли «госпожой Ордынцевой» где-нибудь, кроме деканата. Да и то…

– Как угодно, – отозвался Заказчик учтиво. – Но должен заметить, что эта форма древнего имени Елена кажется мне надуманной и фамильярной. Я к вашим услугам.

Алена выдохнула и решила перейти в наступление. Получилось топорно:

– Вы не предложите мне чаю?

Заказчик чуть улыбнулся:

– К сожалению, нет. Вы, наверное, заметили, что дом пуст. Чай готовить некому, а предлагать вам сейчас крепкие напитки было бы неуместно.

– Я могу что-нибудь выпить, – тянула время Алена. Раз он не сказал, что спешит, можно и потянуть. – Что-нибудь по вашему выбору.

Хозяин кабинета, еле слышно вздохнув, отошел к стене, открыл что-то вроде стенного сейфа, хоть и из дерева, достал странную бутылку непрозрачного стекла, на вид столетней давности, без этикетки, налил треть пузатого бокала и отдал его Алене.

– Прошу вас. Думаю, это вполне подойдет. Только, пожалуйста, не спешите.

Алена поболтала напиток в бокале, вдохнула аромат и попробовала. Да, это было то, что нужно. Что-то согревающее, но не обжигающее, терпкое, но не сладкое и распустившее в Алениных внутренностях еще пару узлов. Заказчик снова отошел от Алены и остановился возле окна; он не торопил ее, но и не помогал. Поэтому пришелица сделала еще глоток и сказала:

– Вы, наверное, догадываетесь, раз узнали меня, что я пришла поговорить о Мите. О Дмитрии Диком, который работает у вас… Работал.

– Да, – не стал отрицать Заказчик, – естественно предположить, что вы пришли поэтому. Но вы как будто используете прошедшее время? Надо заметить, господина Дикого никто не увольнял. Правда… – Заказчик взглянул на пустой Крапивенский переулок из окна, – не вполне очевидно, как сохранить Дмитрия Алексеевича в штате с учетом того, что фирма «Гнозис» распущена. Впрочем, если таково будет ваше… вернее, не ваше, а господина Дикого желание, можно подумать о его трудоустройстве в Англии, где находится наш центральный офис.

– Простите, – сказала Алена, совершенно растерявшись от этого спокойного рассуждения, – простите… но вы не могли бы сесть? Хотя бы за свой стол? А то я глупо себя чувствую: мне все время кажется, что я мешаю, и вы сейчас меня выгоните.

– Не выгоню, – заверил Заказчик. – Вы уйдете только тогда, когда захотите сами; ручаюсь, что даже не стану это желание провоцировать. Поэтому не обращайте внимания на положения тел в пространстве: они ровным счетом ничего не значат.

Алена прикусила губу. В последней фразе ей почудился нехороший провидческий намек. Кроме того, ее нервировала странная манера Заказчика избегать в речи местоимения «я».

– Мистер… мистер… Заказчик. Я ехала сюда, в ваш офис… к вам, слушала «Силу судьбы» и думала, что сейчас все в жизни Мити и в моей жизни гораздо сложнее, чем то, что вы называете «трудоустройством». Митя выполнял для вас сложные и интересные задания, и… и это здорово, наверное, для него, но… в итоге я даже не знаю, где он находится. Я даже не знаю, понимаете, жив ли он! – Алена подняла взгляд от бокала и посмотрела в глаза Заказчика. Глаза эти были пустые и холодные, как будто он принимал у нее устный экзамен. Алена замешкалась и потеряла нить, и вдруг некстати испугалась: а что ж он себе-то не налил из заветной бутылки? Не отравит ли?

– Жив, – без паузы сказал Заказчик. – Вы зря беспокоитесь за своего… м-мм… нареченного.

Алене неожиданно стало смешно. «Нареченного»! Откуда он взял это слово? Он ведь иностранец!

– Извините, – оборвала себя Алена, – извините, я нервничаю… это, наверное, заметно. Но откуда вы так хорошо знаете русский – как будто учили его лет сто назад?

Заказчик едва заметно поморщился, словно говорить о себе ему было физически неприятно.

– Русский язык мне довелось изучать чуть больше ста лет назад, Алена, когда в нем еще не было слов boyfriend и girlfriend, а дамы и господа обращались друг к другу «любимый» и «любимая», состоя в освященном церковью браке, но даже и тогда не злоупотребляли этими словами.

Заказчик по-прежнему стоял у окна, не двигаясь, но на Алену снизошло вдохновение. Не просить спасти Митю – пока. Просто поговорить. Пусть отойдет от окна.

– Вы смеетесь надо мной. Вы хотите сказать, что работали с Россией еще до перестройки? Но вы же тогда, наверное, были совсем молодым человеком? И… тогда все равно не употребляли слов вроде «суженый».

Заказчик помолчал, но так, что Алена почему-то почувствовала себя очень глупой. Впрочем, он как будто развеселился.

– Алена, – разомкнул он наконец губы, – скажите, как на духу: вы читали «Марьон Делорм» Виктора Гюго?

– Н-нет, – запнулась в общем начитанная Алена, не понявшая, к чему идет дело.

– Что ж, может быть, вам доводилось слушать «Тоску»? Знаете, там еще есть известная ария E lucevan le stele и знаменитая пыточная сцена со стонами.

Алена, конечно, слышала «Тоску» и даже могла бы напеть арию Каварадосси. Теперь она поняла, что имел в виду Заказчик, спрашивая про Марьон Делорм. Все оказалось очень трудно. В разговоре обосновалась очередная пауза, которую Алена провела, погрузившись в бокал, аЗаказчик – ненапряженно молча. Вообще, он и молчал, и говорил в собственном ритме, совершенно не сообразуясь с течением диалога, и Алене приходилось подстраиваться. Собравшись с силами, она все-таки вернулась к царапнувшему ее моменту, кое-как уйдя от скользкой темы героинь, по уважительным причинам предлагавших себя тиранам.

– Вы обмолвились, что я, мол, решу насчет работы в Англии, а потом поправились и сказали про Митю. Почему? Я ничего не решаю за Митю, мы даже не женаты…

– Тем хуже, – заметил Заказчик и, рассеянно открыв бювар, уперся взглядом в какие-то документы. – Знаете, в стабильных парах (в отличие от нестабильных, кстати) вообще обычно доминируют женщины – как существа более рассудительные и склонные к хозяйственному взгляду на вещи. Конечно, жизнь порой требует стратегических прорывов, для которых нужны мужчины, ведь они в большей степени предрасположены к аналитическому мышлению. Но подобные решения приходится принимать столь редко, что у большинства мужчин способности к ним атрофируются. Итут вступают в права женщины. Куда и когда пойти, какую купить мебель, в каком банке взять кредит, к кому сходить на собеседование, какого гипнотизера пригласить для решения несложной карьерной задачи, где поселиться и, наконец, главное: побелить потолок или не побелить. Мужчине во всем этом делать нечего, его забота – сидеть в офисе в мирное время или в бронетранспортере в военное и методически выполнять свою работу. А вообще, – неожиданно с легкой досадой заключил он, – все это тщета.

Заказчик замолчал и как будто вообще забыл об Аленином существовании, с головою уйдя в бумаги. Алена же впала в транс, заслушавшись, и почему-то подумала: «Смотри, сколько времени на меня тратит, а мог ведь давно уже сказать: не нужна ты мне со своим синим шелковым платочком. Намекнул ведь уже по-хорошему, что Марьон Делорм, Тоска и прочие найветки, думавшие, будто заказчики покупаются плотью, плохо кончали. Да ты посмотри на него, сединой не обманывайся. Он таких, небось, собирает, как баранки, связками и на гвоздик вешает… Уйти, пока не поздно? Мите не поможешь, не роняй себя еще ниже… госпожа Ордынцева». И еще обиженно подумала: «Курица».

– Вы это объясняете своим клиентам, да? – пробормотала Алена, опуская глаза. – Про бронетранспортеры и женщин-синтезаторов? И они, вооруженные подобного рода истинами, побеждают конкурентов и остаются живы?

– Нет, – с легкой готовностью отозвался Заказчик, одновременно записывая что-то на толстом листе бумаги с монограммой, – «подобного рода истины» наши стажеры излагают в подшефном детском саду на втором году обучения. Детей. Только, похоже, вы с Дмитрием Алексеевичем ходили в другой детский сад.

Алена почувствовала себя так, будто получила двойку, разозлилась и перестала взвешивать слова:

– Если все у вас так мудро и вы все так хорошо понимаете, что ж вы допустили, что Митя в бегах, а я тут униженно вас умоляю, чтобы его… не пустили в расход эти ваши клиенты, партнеры, черт знает кто, как щепку при рубке леса?!

– Gutta cavat lapidem, – загадочно ответил Заказчик. Он явно не желал увлекаться патетической полемикой, заскучал и даже вернулся в кресло за огромный стол, на котором при желании можно было провести операцию по разделению сиамских близнецов. Изронив эту непонятную Алене сентенцию, прозвучавшую как окончательный приговор Мите, он захлопнул бювар, где, видимо, и находилось «дело Дикого», и снова взялся за факс, который изучал, когда Алена вошла.

– Послушайте! – Алена вскочила, забыв обо всей своей артподготовке. – Да оторвитесь вы, наконец, от своих дел! Нажмите какую-нибудь кнопку, скажите, чтобы эта погоня прекратилась! Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать!

Заказчик поднял голову и немножко склонил ее набок.

– Почему же. Можно, скажем, вернуть Мите его паспортный облик, и тогда уже завтра с утра он будет совершенно не интересен для тех, кто за ним гоняется.

– Ну так верните! Завтра? Почему не сегодня?

– Сегодня, дорогая Алена, ваш не такой уж и беспомощный Митя благополучно избавился от устройства слежения, добрался до безопасной гавани и находится в гостиничной кровати, м-мм… в уснувшей долине на самом дне экзотического Ряжска в Рязанской губернии. У него тайм-аут.

– Тайм-аут?!

Алена вскочила и почти подбежала к столу, за которым располагался Заказчик.

– А завтра все продолжится? Эти бешеные хлебопеки будут гоняться за ним по всей Руси великой, а он, как заяц, будет от них убегать?!

– Приблизительно. Как дикий заяц, извините за неуместный…

И тут Алена сделала то, чего не делал никто и никогда (что ей было невдомек): замахнулась, чтобы ударить Заказчика по щеке. Кажется, в ней действительно развязались все узлы, и чудодейственный напиток лишил ее остатков осторожности. Но даже и так она совершенно не успела понять, когда и как Заказчик поймал ее руку и будто пригвоздил к столу. Ладонь его против ожидания была теплой и сухой.

– Алена, Алена… – протянул он тем самым лениво-раздумчивым тоном, за которым, как она хорошо помнила по клубу «Jizнь», последовало низвержение Артемия Русского с лестницы. – Что ж вы, Алена, так плохо владеете собой? Неужели вы не понимаете, Алена, что вы мне внятны вся, от кончика фамильного ордынцевского носа до… тонкой золотой цепочки… на левой щиколотке?

Алена открыла рот. Он все еще не отпускал ее.

– Откуда вы…

– А, пустое. Кстати, если вы обычно пользуетесь помадой, – тут Заказчик, оглядев Аленин рот, освободил ее руку, – пользуйтесь ею всегда. Ненакрашенные губы с нежным фиолетовым отливом подскажут даже не самому внимательному наблюдателю, что у вас были планы.

Похоже, все это забавляло его сверх меры. Алена сжала кулаки и отступила на шаг.

– А этому ваши стажеры обучают какую группу детского сада?

– Этому вас должна была научить мать, госпожа Ордынцева. Или бабушка. Или… прабабушка.

Молчание. Как будто она не стоит прямо напротив него, все еще переживая свою неудавшуюся пощечину. Вдруг Алена вздрогнула, в очередной раз догнав разговор.

– Откуда вы знаете про фамильный ордынцевский нос?

– Полноте, – отмахнулся Заказчик, – это просто фигура речи.

– Нет, не фигура, никакая не фигура! Я тоже умею слушать, я все-таки пишущий человек! Если бы вы не знали наверняка, вы бы сказали просто «вашего носа»!

– У вас довольно редкая фамилия. Даже для пишущего человека.

– Я в курсе!

Заказчик обмел Алену прохладным физиометрическим взглядом, и она отметила остатками здравомыслия, что не стоило бы частить с восклицательными знаками: он ведь только говорит, что не выгонит, а вот по взгляду судя, выставит в секунду, причем за шкирку, как щенка.

– Вы… в курсе.

Опять пауза. На этот раз он особенно внимательно разглядел ее руки и закрытые юбкой колени.

– Так откуда же ведут род Ордынцевы? Если вы, уважаемая Елена Сергеевна, в курсе.

– Ну… Из Орды, понятно, – тянула время Алена. – Из улуса Джучи то есть.

– О, я в курсе… Улус Джучи. Что ж, вы хотите сказать, что ваши ордынские дедушки – ибо фамилия у вас, безусловно, отцовская – были светловолосы, белокожи, серо– и широкоглазы?

Алена заулыбалась – тут она была на твердой почве – и тихонько отошла от стола Заказчика, от греха… Хоть и бестрепетно он отреагировал на ее атаку, но мало ли? Дурочка, надо было приберечь пощечину до какого-нибудь недостойного намека, а не кидаться на него даже и без особых провокаций. Но это все потом, потом! Важно не это… важно, что только от него зависит, будет сегодняшняя ночь для Мити «тайм-аутом» или безопасным выходом из игры. И от нее. Вперед, госпожа Ордынцева, только, наконец, действуй тоньше.

И Алена двинулась вперед, вернее, назад: уж от прабабки Марии-то она легенды своего рода знала. Правда, голос ее немного дрожал.

– Тут есть странность. В сущности, история наша, начиная с прапра… в общем, с прабабки Марии, родившейся еще в девятнадцатом веке, – семейная тайна. У папы фамилия от отца, конечно, и вообще – от прапрапрабабушки тянется мужская ветвь Ордынцевых. На мне вот споткнулись, правда. Но у меня есть брат, он передаст фамилию дальше.

– Что же, ваша экстравагантная пра…Мария решила не брать фамилию мужа, до такой степени хотела передать генетическое послание Чингиса наследникам? – говоря все это, Заказчик неслышно обходил Алену. – А вы откажетесь от крови воинов улуса Джучи? Станете Елена Дикая? Что ж, хотя бы не орхидея.

Алена, снова взвившись, повернулась к нему на каблуках, как будто ее хлестнули плетью, и тут увидела в его глазах искры, нисколько не соотносившиеся с по-прежнему бесстрастным выражением лица. «А ведь мне удалось вывести его из равновесия», – подумала она, и сразу затем: «Нет, он просто развлекается. Лениво щекочет, иногда втыкает острые предметы в мягкое и розовое и даже не изучает реакцию, а смеется над тем, что она в точности такая, как и ожидалось». Алену кинуло в жар. Она расстегнула пуговицу, но не успела даже додумать жаркие мысли, как обнаружила, что из пиджака ее уже вытряхнули. Заказчик проявлял чудеса галантности. Если бы еще не так неожиданно.

– С-спасибо… – пробормотала Алена, пытаясь все-таки повернуться к нему лицом.

– Минеральную воду какой страны вы предпочитаете в это время суток? – почти интимным шепотом проговорил Митин начальник где-то над ухом Алены.

Зачем она сняла пиджак? Теперь ее бросило в дрожь.

– Со льдом? – продолжал он с интонациями преподавателя латинского. – Или с газом? Или с… обоими? У вас очень сложный язык.

– Н-нет… – выдавила из себя Алена, не подразумевая ни воду, ни лед, ни газ.

– Ну, на «нет» и Супремы нет, – заметил Заказчик. Он уже не находился в такой опасной близости от Алены и, кажется, приготовился опять работать.

Но Алена не собиралась сдаваться – не для того она прошла весь этот унизительный путь, чтоб отступить без кульминации, какой бы она ни была. В ней проснулось, к ее собственному ужасу, звериное женское начало, которое – в отличие от такого же начала у мужчин – есть во всех женщинах, просто в большинстве обычно спит. Алена отступила от Заказчика, дошла, не сводя глаз со своего противника, до письменного стола и, легко запрыгнув, уселась на него. Положила ногу на ногу. «О боже», – сказало что-то внутри. Но слабо, слишком слабо. Алена продолжала мимикрировать под спокойствие, но голос ее выдавал.

– Все странности в роду начались с праМарии, как вы метко выразились. Родители в Саратове так и не дождались ее назад. Я понимаю, дело это давнее… Три революции и пара войн – если считать гражданскую – не позволяют уверенно судить о событиях 1905 года, но в семье уверены, что прабабушка, тогда еще совсем молодая… наверное, моложе меня, приехала в Москву, аудировалась в какой-то модный оркестр, была зачислена, потом недолго играла в Большом, а во время декабрьского восстания в Москве пережила нервный срыв и вроде бы даже пострадала физически. Никому не сказавшись, она уехала за границу лечиться (говорят, успела много заработать в оркестрах, была удивительным виртуозом)… Там, где-то в Швейцарии, она и родила первого Ордынцева, получившего фамилию от матери, а не от отца, потому что неизвестно, кто был его отцом. А праМария никому не сказала. Якобы она всю жизнь его искала. Недолгую жизнь: она погибла во время Первой мировой.

Заказчик слушал внимательно, без улыбки и, кажется, даже без искр в глазах. Он стоял, сложив руки за спиной, и глядел сквозь Алену куда-то в сторону Трубной площади. От взгляда этого Алену как будто замело снегом, она опять почувствовала уколы снежинок на лбу и щеках. Голова ее закружилась, словно от переизбытка адреналина, а к щекам прилила кровь; она приготовилась упасть в обморок, но вместо этого ей почудилось, что ее привязали к поезду, несущемуся сквозь самые тяжкие кадры истории: сквозь темные, страшные годы несчастий и страха, через толпы людей, лязгающих оружием, через сумерки войны, зиму расставания, забвения и смерти.

Алена вдохнула и снова двинулась против течения разговора.

– Откуда вы знаете, что у меня серые глаза?

Взгляд Заказчика вернулся с Трубной площади в Крапивенский переулок. Алена выдохнула.

– Совершенно очевидно, что на вас голубые контактные линзы.

– Под ними могут быть зеленые, карие, черные, вот, как у вас… да хоть желтые глаза в крапинку!

– Но у вашей бабушки наверняка были серые глаза.

– Откуда – вы – знаете?

– Вы даже не можете представить, данные о сколь многих людях, в том числе генетические, содержатся в… базе данных компании «Гнозис». Это сложная фраза. Все-таки я совсем забыл русский язык.

Алена взялась за высокий стакан с минеральной водой, который вырос рядом с ней ровно в тот момент, когда она захотела пить. Чудеса.

– Ну, слава богу. А то я уж было подумала, что вы знали бабушку Марию тогда же, больше века назад, когда учили русский язык.

Заказчик расцепил руки, поднял левую ладонь перед собой, разомкнул и сомкнул пальцы.

– На каком инструменте играла ваша Мария?

– На арфе, – удивленно ответила Алена. – Что же, этого не было в ваших файлах?

Владелец «Гнозиса», наконец, сошел с места и обошел стол.

– Видимо, это путаница, а серые глаза и фамильный нос – совпадение. В наших файлах была информация о другой музыкальной девушке начала прошлого века. Извините за сумятицу, уважаемая Елена Сергеевна, но никто не застрахован от ошибок.

Он опять опустился в кресло, оказавшись теперь за спиной сидевшей на столе Алены.

– Что же до вашего визита, посмотрим, что можно сделать. Вы же вполне можете возвращаться домой на Арбат и ждать вашего старого доброго Митю с привычным лицом и ореолом геройства над головой. То есть со щитом.

– Зачем вам такой огромный стол? – спросила Алена, твердо решившая не удовлетворяться туманными обещаниями и не поддаваться на отвлекающие разговоры.

– Именно для подобных случаев, – пожал плечами Заказчик. Похоже было, что присутствие Алены начало его утомлять, и он лишь из вежливости не говорил об этом открыто. – Чтобы жаждущие отдаться мне женщины не сталкивались на нем с письменными приборами и прочими канцелярскими принадлежностями.

– Я никуда не уйду, – заявила Алена, разворачиваясь и опускаясь так, что ее голова оказалась напротив лица Заказчика. Теперь она лежала на боку, подперев голову рукой: благо, отсутствие канцелярских принадлежностей располагало к подобному высшему пилотажу.

Хозяин кабинета смотрел на Алену, положив локти на подлокотники кресла и сведя кончики пальцев. Пропал заветный факс, исчез и кожаный бювар с Митиным делом. Не было и стакана с водой.

– Своей настойчивостью вы удивительно напоминаете мне вашу пра…бабушку, которая тоже почему-то верила – правда, недолго – будто женские прелести могут купить мир. Разочарую вас – не могут: то, что они продаются, не означает, что они покупаются.

Алена повела плечом. Потом приподнялась и села, опершись рукой на столешницу.

– Говорите что угодно, вспоминайте какую-нибудь не мою прабабушку, вам же все равно. Вам наплевать и на Митю, и на меня, вы совершенно автоматически играете с людьми в какие-то сложные игры, но я вам в них не противник – у меня нет ваших знаний, власти и ума. Я хочу отдать вам то, что могу, а большей ценности, чем Алена Ордынцева, у меня нет. И я вам предлагаю эту ценность… в обмен на жизнь Дмитрия Дикого. Сыграйте со мной в эту старую игру – просто так. Если вам настолько все равно – возьмите любимую женщину другого мужчины и сохраните ему жизнь.

Не выдержав холода ни на градус не потеплевшего и не заинтересовавшегося взгляда, Алена соскочила на пол и направилась к Заказчику в обход стола. Он развернулся в крутящемся кресле молча, с ленивым интересом сытого леопарда.

– Вот странный диалог. Но что ж, пускай будет так, – вымолвил он наконец. По-видимому, он до последнего ждал, что Алена сдастся и убежит.

Но Алена, оказывается, хотела этого сама, уже не ради Мити. Давно, с самого случая в «Jizни». Правда, поняла она это лишь сейчас, а когда понял непонятный Заказчик, нам неведомо. Он продолжил:

– Только игра пойдет по моим правилам.

– По каким же?

– Гарантий безопасности вашего… суженого будет еще менее, чем когда вы явились сюда, – он предупреждающе поднял руку, и Алена закрыла приготовившийся возражать рот. – Помимо этого, – продолжил Заказчик, – если вы не оправдаете моих ожиданий, ни вам, ни вашему Мите не поздоровится.

– Каких ожиданий?! – пролепетала Алена, которой показалось, что она совершенно безупречно разыграла карту «вы не сможете не оценить моей жертвы».

Заказчик вздохнул.

– Уже слишком поздний час для вопросов, госпожа Ордынцева, – он поднялся, втряхнул Алену обратно в пиджак, и этрусские створки открылись перед ними. – Пойдемте. До завтра вы принадлежите мне.

Алена не помнит, как вышла из кабинета. Она помнит только, как оглянулась и увидела, что закрылись за ними совершенно обычные двери офиса, закрылись и двери главного входа. Она бросает беспомощный взгляд на Пряничный домик и напоследок успевает поразиться тому, какой он старый, древний, и стекла его выбиты, кажется, больше века назад, и в пустых проемах гуляет колкая метель…

Еще она помнит, что лиловый плимут «на одного», припаркованный в пустом Крапивенском переулке, оказывается, прекрасно вмещает двоих.