Отряд, как и было намечено, еще до рассвета оставил деревню Поспелиха. А командир с комиссаром и бойцы патрульной службы задержались в ней. И вдруг над деревней на бреющем полете, рассыпая обвальный грохот, пронесся «мессершмитт». Раздалась длинная звенящая пулеметная очередь. От нее пострадала одна старушка, которая шла от колодца, неся на коромысле два полных ведра. По иронии случая, пули пробили ведра и, к счастью, не задели старую женщину. Но от испуга она упала и вся вода вылилась на нее. В мокрой шубейке, взволнованная и сердитая, вбежала она в избу, где все еще находились командир и комиссар:
— Ой, мамоньки! Какую посуду разбил, чтоб он сгорел! В чем воду теперь носить. И откель его черти принесли? Знать, с самого Берлину прилетел. Тутошних, вы сказывали, всех расколошматили.
— Не всех, бабуся, не всех. Бить, как надо, только еще начали, — подводя старуху поближе к печке, отвечал командир. — Грейтесь-ка, обсыхайте да скажите, с какой стороны самолет летел?
— Оттель, милый, оттель, с той стороны. — Старуха показала рукой. — Чуть не порешил окаянный, чтоб ему ни дна, ни покрышки. И не только по мне стеганул, а, кажись, и по одному вашему, что на лыжах в лес бег.
— Кто это мог быть? — встрепенулся командир.
— Да там за околицей на лыжах один бег. Может, и не ваш, а кто из наших, деревенских.
— Он?
— Что за чертовщина! — вскипел командир. — Ведь было приказано никого из деревни…
Шевченко выскочил на кухню и крикнул старшему патрульной службы:
— За околицей лыжник! Немедля догнать и доставить сюда.
— Есть! — раздалось в ответ.
Шевченко вернулся в комнату.
— Я считаю, комиссар, появление вражеского самолета не случайным явлением. Ищут нас, всерьез начали искать.
— Я тоже так думаю, — ответил Огнивцев, обуваясь. — Да это и не удивительно.
— Прочесывают с самолета деревни, — продолжал Шевченко. — Авось кто с испугу выскочит и раскроет себя…
— Ну, это дешевый прием. Наших ребят на него не поймать, — сказал комиссар. — Бомбы будут под окнами рваться — не выбегут. Так приучены. Да и мы в дневное время, как правило, находимся в лесах. Вот только мы с тобой чуток сегодня задержались…
— А может, кто и сдрейфил, драпанул? — задумавшись, сказал Шевченко. — Нет… Не должно.
Старая, но еще шустрая хозяйка выставила с загнетки на стол дымящийся чугунок с чищеной, аппетитно пахнущей картошкой, достала миску с квашеной капустой:
— Ешьте, родные, угощайтесь. Сальца бы к картохе, да нету ноне. Когда отходили наши, отдала подсвинка на кухню красногвардейцам. «Пусть, думаю, и моя будет подмога…»
Сушившая у печки свою одежду старуха схватила с печки еще не просохшую шаль:
— Я принесу сальца, кума. Сичас, мигом сбегаю.
Шевченко задержал старуху:
— Да куда же вы такая мокрая? Замерзнете, захвораете…
Но куда там. Бабка шмыгнула за дверь. В сенях раздался стук обиваемой от снега обуви, чей-то простуженный кашель. И тут же старший патруля ввел в избу мужчину, одетого в деревенский полушубок. Незнакомец надрывно кашлял.
— Вот, — сказал сержант, — еле нагнал. Прытко удирал…
— На лыжах? — спросил Шевченко.
— Так точно. Только лыжи не наши. Какие-то иностранные. А чьи — не разобрал.
Комиссар встал из-за стола, подошел к задержанному:
— Кто вы такой? Как оказались в деревне? Куда шли?
— Дык, куда же ноне ходють! Не в гости же к теще или куме. Война, будь она проклята. Всех куда кого пораскидало, — говорил, сморкаясь и кашляя, задержанный. — Тетку отыскиваю… родную…
— А вам известен приказ немецкого командования: «За появление в лесу на лыжах — расстрел»?
— Знамо дело. Дык я разрешеньице взял. Вот оно…
Мужик снял шапку, покопался в ней и подал Огнивцеву листок. Комиссар развернул его, прочел вслух:
«Немецкая военная комендатура разрешает жителю поселка Новинки Отрепкину Савватию Прокоповичу, в порядке исключения, навестить в деревне Поспелиха свою родную тетку, угнанную туда Красной Армией с эвакуированным населением. Средства передвижения — фабричные лыжи с палками. Комендант майор Гантман».
Комиссар бросил пропуск на стол:
— Еще какие документы есть?
— Дык какие же документы. В колхозе и справки-то не давали.
— Вы же из поселка городского типа?
— Не-е… Это в пропуске так указано, а на самом деле я из деревни. Крестьянин, колхозник. Разве не видите, товарищ командир. Деревенский я…
— Ну и как, нашли родственницу? — спросил комиссар.
— Куды там. Не повезло. Напрасно десять верст отмахал. Нет тут ее… Знать, в другую деревню подалась… Туда было направился. Дык вот задержали. Вы уж отпустите, товарищ командир. Зимний день короток. Успеть бы…
— Вы спросите у него, товарищ комиссар, где он научился так бегать на лыжах? — подбросил вопрос старший патрульной службы. — Пер как чемпион на дальней дистанции.
— Дык чего же тут особливого, — зачастил мужик. — Охотники мы, охотники… В нашем поселке много таких.
— А лыжи откуда иностранные?
— Выменял я их. У немца выменял на теплую кухфайку. Как морозы вдарили, так у немца за теплую вещь че хошь проси…
Командир и комиссар задали задержанному еще несколько вопросов. И на каждый из них у того находился ответ. Это настораживало, но объективных поводов к задержанию мужчины все же не было. Но перед тем, как отпустить неизвестного, комиссар распорядился еще раз обыскать его.
— Тщательно, до нитки, — резко оборвал он бойца, задержавшего мужика и начавшего было говорить, что он уже обыскивал его и никакого оружия не обнаружил.
До «ниток» дело не дошло, но вот рубцы на одежде «теткиного племянника» прощупали все. И не зря. В одном из них обнаружили аккуратно вшитый шелковый лоскуток — аусвайс со словами:
«Исполняет особое задание. Не задерживать. Содействовать возвращению в штаб незамедлительно» —
с подписью начальника и печатью абвера.
Шевченко, досадуя на себя за едва не допущенный промах, схватил лазутчика за воротник:
— Мразь! Говори всю правду, если жить хочешь. Куда шел, какое задание имел? Один действуешь или пособники есть?
— Не один я. Не один. Поверьте, — упал на колени предатель. — Многих послали. Многих… Насильно нас заставили, вот те Христос… Не хотел я… Отнекивался, упирался… Дык разве от них отвертишься. Смертью пригрозили, виселицей… Не из корысти я…
— Врет, мерзавец, — брезгливо сказал комиссар. — Что-то наверняка обещали. Корову, дом… медальку какую-нибудь… Обычная плата за предательство…
— Было и это. Было… Обещали, скрывать не стану, — зачастил лазутчик. — Дык на что мне все это… Рази я бы предал своих…
— Тогда почему же удирал? — в упор спросил комиссар. — Спешил с донесением к хозяину?..
Лазутчик сник. Он уже понял, что судьба его решена, пощады ему не будет. Как дешево продал он жизнь! За пустой посул! И как глупо попался. Надо было дождаться, пока все уйдут из деревни, и уж потом отправляться в гестапо… Теперь — конец!
И все-таки он решил попытать счастья и попробовать сохранить свою жизнь. «Но как? С чего начать разговор и как лучше доказать свою готовность выдать все и вся, лишь бы избежать возмездия за измену?» В эти минуты его мозг лихорадочно работал. И вдруг, как ему показалось, наступило озарение. «Надо подробно рассказать о встрече завербованных лазутчиков с немецким полковником в Новинках и назвать всех, кого я хорошо знаю. Все, все расскажу: и как их зовут, и приметы, и куда они направлены. Неужели не учтут эту услугу? Она должна спасти!»
Эта мысль ободрила лазутчика. И, несколько успокоившись, он встал с колен:
— Товарищ командир! — заговорил он, но, увидев как сурово сошлись брови у капитана Шевченко, зачастил: — Я извиняюсь… гражданин командир, выслушайте меня. У меня есть что вам сообщить. Только пообещайте, что не убьете меня…
— Ты посмотри на наглеца, — возмущенно воскликнул капитан Шевченко. — Это же надо, он еще условия ставит!
— Говорите, — холодно потребовал Огнивцев, — торговаться мы с вами не будем!
— Да, да, конечно, — согласно закивал предатель и подробно, до мельчайших деталей рассказал о сборище предателей в Новинках и их инструктаже немецким полковником…
— В вашем рассказе нет никаких секретов, — прервал его командир отряда. — Вы рассказали об обычной работе абвера с предателями и изменниками Родины. Это все нам давно и хорошо известно.
— Но это еще не все. Главное — впереди, — заикаясь от страха, продолжал предатель.
— Выкладывайте, выкладывайте поживее ваши «главные козыри», — поторопил его Огнивцев. — У нас мало времени.
И лазутчик назвал фамилии, имена и отчества, описал приметы, районы предстоящих действий четверых фашистских агентов — участников сборища в Новинках.
— Вот это уже кое-что… — пробурчал Шевченко. И, подозвав сержанта, жестом приказал вывести лазутчика из комнаты, не слушая слов его запоздалого раскаяния.
…Возлагая основную надежду в поисках русских лыжников на авиацию, шеф абвера группы армий «Центр» генерал Мюллер принял меры и к активизации наземных поисков. С этой целью в поселке Новинки было проведено специальное сборище и инструктаж тайных агентов абвера из числа местных предателей и отщепенцев. В дом, где размещалась оперативная группа абвера, привели четырнадцать изменников Родины. По мнению абвера, на первый случай этого было достаточно для задуманной операции по поиску русских разведчиков. Однако тут же выяснилось, что половина предателей не может ходить на лыжах. Непригодных бесцеремонно выставили за дверь, а к остальным начальник оперативной группы полковник абвера обратился с речью на русском языке, знанием которого он явно кокетничал.
— Господа! Наши верные друзья! Мы поручаем вам небольшую, неопасную, но очень важную операцию. В лесу вдоль шоссе Клин — Новопетровское скрывается банда лыжников. Она совершила ряд диверсий и может доставить немало неприятностей, если ее не ликвидировать. Эту банду надо во что бы то ни стало разыскать. Эта задача поручается вам. Уничтожать диверсантов будут наши части. Так что, повторяю, ваша миссия совершенно безопасна, но ответственна.
Полковник снял с длинного заостренного носа очки с толстыми стеклами в золоченой оправе, положил их перед собой на стол и всмотрелся в лица сидящих на лавке. Экое дерьмо сидело перед ним. Одеты кто во что. Один в фуфайке-ватнике, другой — в домотканом, словно из музея, армяке, третий в серой дырявой шинели, на четвертом рваный полушубок. На головах какие-то вороньи гнезда. Вот это «опора нового порядка»! Но, как это по-русски: «На безрыбье и рак рыба». Что ж, будем работать с тем, что есть. Кстати, от этой швали не многое и требуется. Но надо взбодрить их, пообещать лакомый кусок.
— Говоря о безопасности полученного вами задания, — продолжил полковник, — я не имел в виду, что оно останется без вознаграждения. Уже сейчас каждый из вас получит военный паек: белый хлеб, сыр, консервы, шнапс и сигареты. Тех же, кто сообщит достоверные сведения о дислокации банды, ждет более весомая награда: любой дом в любой деревне, корова, десять тысяч марок и бесплатная экскурсия в Германию… после взятия Москвы. Понятно?
— Так точно, господин полковник! Мы готовы! — вскочил с лавки мужичишка в рваном крестьянском полушубке. — Но позвольте узнать, на чем нам туда — в лес по снегу?
— Садитесь, — махнул рукой полковник. — Лыжи вы получите. Хорошие лыжи. Если спросят, где вы их взяли, говорите, что выменяли у кого-то из солдат. Кстати, это введет противника в заблуждение. Не смогут же они подумать, что мы допустили такую оплошность и снабдили… наших людей своими лыжами.
— Я, конечно, извиняюсь, — встал мужик, одетый в домотканый армяк. — А что ежели нас, извиняюсь, тово… убьют али повесят? Эти-то, что в лесе, видать, сурьезный народ. Так вот я интересуюсь, как с семьями нашими будет, вспомоществование какое определят или как?
— О, не беспокойтесь. Как я уже дважды указывал, вам ничего не грозит. Но вы правы — на войне, как ни войне. Надо учитывать возможность и худшего. Так вот я заверяю всех вас вместе и каждого в отдельности, что семьи погибших будут полностью обеспечены питанием, одеждой, обувью и прочим. Великая Германия умеет быть благодарной своим героям.
— Еще вопрос, господин хороший, — как школьник, поднял руку рябой мужичонка. — Как там с Москвой, скоро ее возьмете?
— Это дело дней, а может быть, нескольких часов. Лично я уже наблюдал в бинокль Москву, Кремль.
— И что же там, как? — заерзал на лавке рябой.
— О-о, майн гот! Там ужасная паника. Все бегут с рюкзаками, чемоданами, как это по-русски? — с сундуками…
— Это, пардон, извиняемсь, откель же так все хорошо видно? — спросил неуемный рябой. — С наших высот, что ли?
— Вы имеете интерес? Это хорошо, — похвалил полковник, зло морщась. — Вы в разведку не пойдете. Вы пойдете со мной и я вам буду показывать, откуда хорошо видно Москву.
Рябой помертвел. Он догадался, куда поведет его этот полковник, который, понятное дело, Москву и во сне не видел. «Вот дернул меня черт за язык», — с ужасом подумал мужик и протестующе замахал руками:
— Не, я не к тому, ваше благородие, я понимаю: германская техника, она превзойдет, и все такое прочее…
— Ступайте, — прервал полковник лепет перетрусившего «лазутчика» и добавил какую-то энергичную фразу по-немецки, которая даже по интонации отнюдь не походила на сердечные пожелания.