На другой день после возвращения Огнивцева от партизан в лагерь отряда прибыли сани с продовольствием. Однако всего этого хватило бы отряду не более чем на двое суток. Надо было что-то предпринимать, добывать продовольствие. Выход был один — нападение на продсклад немцев. Но и у тех вряд ли можно было чем-то разжиться. Фашисты сами сидели голодными. Однако иного выхода не было.

Посоветовавшись, командование отряда решило послать в разведку Васильева с задачей прощупать противника, как выразился начальник штаба, «на предмет решения продовольственной проблемы».

— Ну, что ж, на «предмет» так на «предмет». Задача довольно неопределенная, но по существу правильная, — сказал Шевченко.

Не прошло после этого разговора и часа, как Васильев с десятью бойцами взвода отправился на север в направлении деревень Покровское-Жуково и Вертково. Идти на лыжах было неимоверно тяжело: штормовой ветер со снегом сбивал лыжников с ног, слепил глаза, и потому на преодоление шести километров было затрачено более трех часов и… неудачно. В этих деревнях орудовали многочисленные группы немецкой продовольственной команды. Нападать на них среди бела дня было равносильно самоубийству. Это с непреложностью установили посланные в разведку сержант Воеводин с рядовым Борисовым, которые подползли к одной из крайних изб деревни Покровское-Жуково и узнали у местных жителей, что численность хорошо вооруженной команды куроловов и свинокрадов превышает полсотни человек. Но бойцам удалось установить и то, что, убедившись в отсутствии в этом селении, ограбленном немцами еще в ноябре, приличных запасов продовольствия, офицеры направили на поиски съестного с десяток солдат на четырех санях в глухую лесную деревушку Теплово, где фашисты еще ни разу не бывали.

Оценив обстановку, Васильев решил перехватить эту «грабь-команду», когда она будет возвращаться назад. Стремительный марш-бросок, и вот уже лыжники оседлали дорогу на выходе из Теплово. Разведчики, пробравшиеся в деревню, сообщили, что оккупанты уже вовсю развернулись в деревне — режут коров, свиней, бьют домашнюю птицу.

Короткий зимний день истекал, надвигались сумерки, а фашистские «заготовители» почему-то не особенно спешили в обратный путь.

— Товарищ командир! Неужели они останутся на ночь? — обратился к Васильеву сержант Воеводин.

— Не думаю. Они побоятся ночевать здесь, в отрыве от своих… Видимо, еще не закончили «свою работу»…

— А если останутся? — все допытывался сержант.

— Тогда мы их накроем в деревне и прищучим сонных и тепленьких…

Сказать-то так было легко, а выполнить намного сложнее. Одно дело перехватить обоз на дороге, где можно использовать и пулеметы, и автоматы, и гранаты. И совсем по-иному придется действовать в деревне, в которой нужно соблюдать крайнюю осторожность, чтобы во время схватки не пострадали женщины, дети, старики…

«Нет, придется запастись терпением и ждать, ждать, несмотря на мороз, хоть до утра», — решил Васильев.

И хотя основательно продрогших разведчиков эта перспектива явно не устраивала, никто не обронил и слова несогласия с решением командира. Воинская дисциплина соблюдалась в отряде неукоснительно.

А мороз пробирал до самых костей. Но ни побегать, ни поиграть было нельзя. Поэтому каждый боролся со стужей, как мог. Одни занимались «согревательной гимнастикой», усилием воли напрягая и расслабляя тело, другие исподтишка лежа тузили друг друга. При этом вполголоса крепкими словцами поносили оккупантов.

— Ну и нахалы же! Ну и хамы! — сокрушались зло разведчики. — Не только начисто обобрали колхозников, но и устроили пирушку. Пьют шнапс, закусывают в теплых избах, ведут себя как дома. А тут лежи полуголодный и мерзни в сугробах, пока они нажрутся.

— Не скоро мы их дождемся, — сказал усатый разведчик. — Говорят, у них в армии с харчами стало туго. Вот они и стараются заполнить свои желудки на неделю, как верблюды.

— Нечего ждать их на дороге, нужно засветло раздолбать их в деревне. Метель не унимается, да вечер вот-вот наступит. Так ведь можно и окоченеть, — со злостью высказался Сидоров.

— Раздолбать! Раздолбать! А ты, Сидоров, подумал о том, что в деревне кроме оккупантов находятся советские люди: дети, женщины и старики, которые могут невинно пострадать при твоей «долбежке»? — возразил рядовой Черноусов.

Трудно сказать, сколько бы продолжался этот разговор, если бы в него не вмешался сержант Воеводин:

— Уймись ты, ради бога, Сидоров. Подожди. Дай срок. Все будет как надо, начальству виднее, как поступать.

Не прошло и трех минут после слов Воеводина, как наблюдатель доложил:

— Товарищ старший лейтенант! По дороге из деревни Теплово на Васильевское-Соймоново движутся четверо саней противника.

— Приготовиться! — скомандовал Васильев. — Без моей команды огня не открывать.

Прошло несколько минут и на дороге показались «заготовители». По всему было видно, что все они находились навеселе. На разные лады орали песни, словно ехали с веселого пикника. Трое саней двигались одни за другими, четвертые несколько отстали.

Вот первые розвальни поравнялись с засадой. По резкой, как выстрел, команде старшего лейтенанта по гитлеровцам разом хлестнули автоматные очереди. Лошади, опрокидывая сани, ломая оглобли, шарахнулись в стороны, но тут же завязли в глубоком снегу и придорожных кустарниках. Все немцы, ехавшие в передних розвальнях, были сражены наповал.

Но только разведчики высыпали из укрытий, как с дальних саней прозвучала длинная автоматная очередь. Стрелявший был тут же сбит с ног ответным огнем, но понесли потери и разведчики. Сержант Воеводин погиб, а рядовой Сидоров получил ранение в ногу.

Но сокрушаться по этому поводу не позволяло время.

— Раненого на первые сани, убитого на вторые, всех немцев навалом — на остальные, — распорядился Васильев.

— Падаль-то эта на что нам? — удивился замкомвзвода. — Покидать их к чертям собачьим под снег и дело с концом…

— Выполняйте приказание, — хмуро сказал командир взвода, казнящий себя в душе за потерю бойца, которой можно было избежать, если бы в первую очередь им самим была проявлена бо́льшая осмотрительность при захвате вражеского обоза. Не следовало сразу выскакивать на дорогу, не убедившись в полном уничтожении врага. Не следует допускать и второй оплошности — оставлять на месте схватки убитых оккупантов. Иначе, найдя их трупы, фашисты обрушат кару на невинных местных жителей. Лучше забрать убитых с собой и запрятать их где-нибудь подальше от деревни. Метель через считанные минуты загладит все следы, и пусть тогда те, кто посылал сюда мародеров, ломают головы над их исчезновением. Расчет оказался правильным. Из допросов позже захваченных пленных стало известно, что начальнику продовольственной команды капитану Фрику так и не удалось установить, где и при каких обстоятельствах пропала группа солдат, орудовавшая в Теплово. Было установлено, что она «успешно закончила работу» по заготовке мяса и картофеля в деревне, в 17 часов выехала на Васильевское-Соймоново и как в воду канула. Бесследно исчезли и солдаты, и кони, и сани с продовольствием.

Правильным оказалось и решение Васильева не заходить в деревню с обозом, хотя его так и подмывало сделать это, чтобы вернуть жителям хотя бы часть награбленного немцами продовольствия. Все впоследствии допрошенные гитлеровцами колхозники, даже самые старые, хворые, робкие и дети, так убежденно и искренне говорили, что они никого не видели и ничего не слышали, что те не могли не поверить их показаниям.

Было далеко за полночь, когда Васильев со своими разведчиками прибыл на стоянку лагеря. Командир и комиссар отдыхали у жаркого из сухих еловых бревен костра. Васильев подчеркнуто официально доложил:

— Товарищ капитан! Боевое задание выполнено… Уничтожено семь гитлеровцев. Старший команды тяжелораненый фельдфебель взят в плен. Захвачено несколько центнеров награбленного немцами мяса, восемь мешков картофеля. Наши потери — убит сержант Воеводин и легко ранен рядовой Сидоров.

Шевченко, огорченный потерей бойца, сдержанно поблагодарил Васильева и сказал:

— Продовольствие нам, конечно, нужно не меньше, чем боеприпасы. Но цена-то за него оказалась слишком высокой.

Старший лейтенант потупил голову. Что правда то правда.

— И вот еще что, — продолжил Шевченко. — Меня угнетает мысль, что мы в данном случае уподобляемся мародерам. Немцы награбили у колхозников, а мы забрали награбленное себе. Что ты думаешь по этому поводу, комиссар?

— Да, как говорится, есть вопрос, — ответил Огнивцев. — И вопрос серьезный. Надо будет это дело поправить… А то совсем нехорошо получается…

— Товарищ командир, товарищ комиссар! На этот счет вы не сомневайтесь, — поднял голову Васильев. — Вопрос об отбитом у фашистов продовольствии мы с населением согласовали.

— Как согласовали?

— Сразу, как оно было захвачено, послали в села двух лыжников. Они рассказали верным людям о случившемся и спросили, как быть. Ну, а те в один голос: «Обойдемся. Увозите все, как есть. А то придут немцы, обнаружат забитый скот, догадаются, в чем дело. Кровью зальют деревню. Со временем мы объясним односельчанам, что к чему… Так что — не переживайте зря. Пусть это будет наша помощь Красной Армии…»

Шевченко радостно хлопнул ладонью по колену:

— Хай буде так! Спасибо ж людям нашим за понимание момента, спасибо и тебе, Петр Васильевич, за правильные действия. А теперь пленного давай сюда.

Васильев отошел от костра и тотчас вернулся. Вслед за ним два бойца подвели, придерживая под руки, раненого фельдфебеля, укутанного в черную бахромчатую шаль.

— Вот он, паскуда, — представил пленного Васильев. — Перестарался насчет шнапса, еще толком не очухался. Да и ранение в грудь, видать, серьезное.

— Перевязали? — спросил Шевченко.

— Так точно!

Первым через переводчика задал вопрос комиссар:

— По чьему приказу грабили население? Или, может, действовали по собственной инициативе?

— Мы не грабили, — ответил фельдфебель. — Мы выполняли приказ командования о реквизиции… излишков продовольствия.

— Вот как, — протянул Огнивцев. — Излишки, значит, изымаете?

— Так точно!

— Ну, ну, — проговорил комиссар. — Я еще раз спрашиваю — по чьему приказу вы грабили?

— Все делается по приказу фюрера. Он отдал приказ о реквизиции у населения теплых вещей и продовольствия…

— Так… Понятно-о, — с досадой нетерпеливо перебил фельдфебеля капитан Шевченко. — Старая знакомая песня. За все в ответе ваш фюрер. Нет уж, за разбой будет отвечать каждый.

Уловив угрозу в словах капитана, пленный испуганно замахал руками, сморщившись от боли:

— Нет, нет! Я не виноват. Я только застрелил два поросенка и с десяток кур. Крестьян я не трогал… Клянусь!

— Проверим. Отвечайте, кто вы, из какой части, где она расквартирована?

Фельдфебель снял с головы шаль и подробно рассказал, что он из продовольственного отряда 37-го пехотного полка 137-й пехотной дивизии, выполняющей охрану тылового района. Командует дивизией генерал-майор Рихтер, штаб которой находится в поселке Чисмена, что в двадцати километрах восточнее Волоколамска. Штаб же полка расположен северо-восточнее Новопетровского в деревне Надеждино. Затем фельдфебель добавил, что командир его полка очень любит свиное сало и дал ему личное задание раздобыть его во что бы то ни стало. Но — увы!

— Не сокрушайтесь, фельдфебель, — с сарказмом сказал Шевченко. — У нас найдется чем угостить вашего голодного подполковника.

Эти слова были сказаны не ради красного словца. У Шевченко уже созрел план такого «угощения». И основан он был на разведывательных данных, полученных за минувшие сутки. Пять часов назад разведчики взвода Алексеева захватили недалеко от поселка Чисмена двух немецких солдат. Те, как и фельдфебель, рассказали о размещении частей 137-й пехотной дивизии, о ее задачах по охране тылового района, указали и расположение командного пункта. Благодаря их показаниям и данным, полученным из других источников, обстановка в тылах 4-й танковой группы прояснялась. Стало известно, что части дивизии и их штабы, из-за глубокого снежного покрова и бездорожья, в основном расположились в населенных пунктах вдоль шоссейных дорог Истра — Волоколамск, Клин — Новопетровское — Руза. А знать это было крайне необходимо для выполнения приказа командующего Западным фронтом о нанесении ударов по пунктам управления врага…

— Вот теперь можно попытать счастья, Иван Александрович, — сказал Шевченко Огнивцеву. — Напасть на командный пункт дивизии или полка и заарканить немецкого генерала или, на худой конец, полковника.

— Так-то оно так, — задумчиво ответил комиссар. — Но пока мы знаем лишь места их расположения. И больше ничего. А чтобы атаковать их, нужна тщательная разведка и серьезная подготовка всего отряда. Я — за нападение на пункты управления, но наверняка…

— Вполне с тобой согласен, комиссар. Но надолго откладывать эти действия не следует. Пока фашисты еще не очухались от наших ударов и не обнаружили нас, мы должны нападать. Сегодня же начнем тщательную разведку района расположения командного пункта дивизии, 37-го пехотного полка и ночью раздолбаем тот из них, который слабее охраняется.

— Вот это по существу, — живо отозвался комиссар. — Значит, начинаем по-настоящему…

— Вот именно. Довольно общих рассуждений. Давай-ка к столу, поближе к карте. Надо хорошенько обдумать предстоящую операцию. Нападение на штаб — это не фунт изюму.

— Да, — вздохнул Огнивцев. — Охранники крепенько вооружены. У них могут быть и танки, и броневики.

— Вот об этом и речь. Надо тщательно взвесить имеющиеся сведения, прикинуть, над чем конкретно еще предстоит поработать разведке.