1. «Наука и жизнь»

Был у нас во дворе сарай. Там валялся всякий хлам – поломанные стулья, какие-то доски, старая коляска, в которой возили еще Девочку Иру, детская ванночка, игрушки и много прочих ненужных вещей. На полочке вдоль стенки лежали стопками старые потрепанные журналы. Девочка Люда любила рассматривать эти журналы, сидя прямо на полу. В раскрытую дверь падал свет, Люда читала, а я ловил зубами пылинки, которые порхали в солнечном луче.

Как-то раз Девочка Люда притащила домой толстый журнал «Наука и жизнь» и сообщила сестре:

– А я и не знала! Оказывается, у нас собаки в космосе летают!

Я насторожился, а Ира спросила:

– Какие собаки?

– Ну вот, тут написано: «Произведен запуск искусственного спутника Земли… В кабине для выполнения медико… этих, биологических исследований были помещены подопытные животные, в скобках – собаки».

Девочка Ира посмотрела на обложку журнала и сказала:

– Тоже мне новость. Это было сто лет назад!

– А сейчас они где? Они вернулись? Тут не написано.

– Не знаю, – сказала Ира. – Какие-то вернулись, какие-то нет…

– А где же те, кто не вернулся?

– Ну что ты пристала? Я не знаю, – ответила Ира. – Не мешай, мне еще реферат писать. По зоологии, про перелетных птиц лесостепной зоны.

Девочка Люда пошла спрашивать у Папы, а я побежал за ней. Мне было очень интересно, где эти отважные собаки, которые, оказывается, тоже умели летать. И не просто так, как я, а в самом космосе.

– М-м-мм… – ответил Папа, – как тебе сказать… Это был эксперимент. Тогда проверяли, могут ли живые существа находиться в космосе без вреда для здоровья. Перед тем, как отправить в ракете людей. Растения запускали, мух, крыс, мышей, собак…

– А что случилось с теми, кто не вернулся? – не унималась Люда.

Папа подумал и сказал:

– А они и сейчас летают по орбите вокруг Земли.

– Живые? Сто лет? – очень строго спросила Люда.

И Папа ответил:

– Ну, не сто лет, меньше… – потом посмотрел внимательно на Люду, у которой глаза уже подозрительно заблестели, и добавил: – Живые, конечно. Их погрузили в анабиоз.

– А что такое «анабиоз»?

– Это когда животное или человека сильно охлаждают, и они могут спать – долго-долго, пока их не согреют и не разбудят.

– А почему их не вернут на Землю?

– Это очень сложно, – ответил Папа, – попробуй отыщи их в таком большом космосе.

Девочка Люда вздохнула и пошла за другим журналом. А я вздохнул и пошел на свое место. Мысль о том, что где-то в космосе летают мои собратья, погруженные в анабиоз, не давала мне покоя. Я все думал и думал об этом, пока не заснул.

 

2. Пчелка и Мушка

Утром я отправился в сарай искать тот самый журнал, где было написано о космических собаках. Хорошо, что Люда разбросала журналы и не убрала за собой. Я сразу увидел фотографию на обложке. Ничего собачки, симпатичные, хоть и беспородные. Одна черненькая с острыми ушками, а другая рыжая с белым носиком. Ужасно трудно было раскрыть журнал на нужной странице. Но я справился с этим, помогая себе носом и языком, и углубился в чтение.

Невероятно! Оказывается, этих собак звали Пчелка и Мушка. Их запустили в космос страшно давно, в прошлом веке – в тысяча девятьсот шестидесятом году, первого декабря. А потом я прочитал еще одно потрясающее сообщение. Через сутки полета, когда собаки уже возвращались на Землю, произошел непонятный сбой в системе управления. Корабль изменил траекторию и полетел… как выдумаете, куда? В сторону Юпитера! Правда, была и другая версия, что корабль сгорел в плотных слоях атмосферы, или даже что его специально взорвали. Но это уже совершенная глупость, и я, конечно, в такое не поверил.

Я оторвал от журнала обложку с фотографией героических собачек и спрятал у себя под матрасом. Ничего, не заметят. Журнал старый, и никто кроме Девочки Люды его не читал и не скоро еще читать будет.

Вечером я вышел на крыльцо посмотреть на звездное небо. Какое оно огромное! Звезды такие далекие-далекие, даже спине становится от них холодно и шерсть дыбом встает на загривке. А каково Мушке и Пчелке летать в этом громадном бесконечном космосе? И никто их не погладит, никто за ушком не почешет. Летят себе, летят и спят в анабиозе. И никому до них и дела нет.

Я так расстроился, что вдруг неожиданно завыл. Протяжно так… жалобно… Как маленький волк. В первый раз в жизни. Что тут началось! Прибежали все. И Девочка Люда, и Девочка Ира, и Папа и даже Мама!

– Пушок! Что случилось?! Что с тобой?

И стали наперебой гадать:

– Он голодный!

– Он объелся!

– У него лапа болит!

– Уши!

– Хвост!

– Крылья! – сказала девочка Ира.

– Ему стало стыдно за то, что он моей кукле руки отгрыз! – сказала Девочка Люда.

Я замолчал. И подумал – если бы Мушка и Пчелка завыли у себя на космическом корабле, никто бы не прибежал спрашивать у них: «Что случилось?» И мне опять захотелось завыть, но я с большим трудом сдержался. В этот момент я для себя твердо решил: Мушку и Пчелку надо спасти. Найти их корабль и вернуть на Землю. И я это сделаю, чего бы это мне ни стоило, – подумал я. Тут я окончательно успокоился и пошел спать.

 

3. Подготовка к полету

Настала осень. Липа, на которой поселился Карл Петрович с женой, осыпала весь двор желтыми листьями. Их сгребали в кучи и по вечерам, когда уже было темно, жгли пахучие костры. Девочка Люда пошла во второй класс, Девочка Ира – в седьмой. А я все изучал старые журналы «Наука и жизнь». И еще «Техника – молодежи». Про космос там писали много. Но все не то.

Я узнал кучу разных вещей – о квазарах, о пульсарах, о черных дырах и белых карликах. Узнал, что наше Солнце – желтый карлик и температура на нем три тысячи шестьсот градусов. А по телевизору говорят: «В тени двадцать пять, а на солнце – двадцать восемь». Врут, как всегда.

Еще я узнал, что Юпитер – это пятая планета от Солнца, сразу после Марса, самая большая. И что у нее есть много спутников, четыре – крупные: Ио, Европа, Ганимед и Каллисто. Такие красивые имена! Почему собак так не называют? Я бы, пожалуй, теперь выбрал себе имя «Ганимед», а не «Пегас».

И еще я подсчитал, что если ракета летит со скоростью, которая называется «вторая космическая», то есть с той, с которой она может оторваться от орбиты Земли, она до Юпитера долетит за два-три года. Это значит, Пчелка и Мушка могли уже давно пролететь мимо Юпитера и отправиться дальше за пределы Солнечной Системы. Но это меня ничуть не пугало. Главное – знать направление.

Понятное дело – без космического корабля ничего не получится. Даже у собаки, которая умеет летать. Я хорошо помню, как мне было холодно лететь над городом. А в космосе жуткий мороз, который называется «абсолютный ноль», и совсем нечем дышать. Наконец, я выяснил, что космические корабли запускают с космодрома «Байконур» и «Мыс Канаверал». Канаверал – это было слишком далеко, в Америке. Кроме того, там живут крокодилы. Я их боюсь. А «Байконур» почти рядом – в Казахстане.

Теперь мне оставалось только точно вычислить маршрут и выбрать удобное время, чтобы мои домашние не беспокоились и не искали меня. Я потихоньку начал собираться в дорогу. Список нужных вещей я написать не мог, поэтому все приходилось держать в уме и каждый день повторять, чтобы не забыть.

1. Очки от ветра. (Понятия не имею, где их взять. У Папы, что ли, стащить? Но Папины, во-первых, очень неудобные, все время сваливаются. А во-вторых, в них почти ничего не видно, как за тюлевой занавеской. Я даже не понимаю, зачем он их носит).

2. Компас. (Я нашел маленький компас среди Девочкиных старых игрушек. Его можно надеть на лапку).

3. Фонарик. (Если лететь ночью, то обязательно нужен фонарик, который крепится на лоб, как у шахтеров. Иначе не видно карты. Где взять и как его цеплять на голову – тоже не знаю).

4. Рюкзак для вещей. (Я присмотрел в сарае старый прозрачный детский рюкзачок для игрушек, в котором Люда носила совочки и формочки в песочницу. Он был маленький, в самый раз на меня).

5. Карты автомобильных дорог и звездного неба. (Я уже придумал, где их взять – в книжном магазине «Буква» у Продавщицы Тани).

6. Еда и питье. (Это я потом стащу – перед дорогой).

7. Теплая одежда. (Была у меня собачья курточка на «молнии» для морозной погоды. Я ее не любил носить, потому что кошки надо мной смеялись. Но для дела можно и потерпеть).

8. Фотографию Пчелки и Мушки. (Обязательно возьму с собой).

 

4. Подготовка к полету-2

Всю долгую зиму я собирался. Тренировался надевать рюкзачок без посторонней помощи. Свою зимнюю курточку я чуть не изорвал от злости. Никак не мог застегнуть на спине «молнию». Наконец я придумал забираться в застегнутую курточку, как в норку, пока голова не вылезет из ворота, а лапы – из рукавов. Набил много шишек на лбу, пока научился, потому что с курточкой на морде я все время натыкался на мебель и стены.

И фонарик я себе нашел. У Папы был брелок для ключей – если нажмешь пипочку, он светит очень ярко. Жаль только, что пипочку нужно держать все время, а то погаснет. Но я подумал – когда нужно будет, залеплю ее жвачкой. А пока спрятал фонарик в рюкзак.

Все необходимые для путешествия вещи я относил в сарай и заталкивал в уголок под детскую ванночку. Туда же я приволок пластиковую бутылку из-под апельсинового сока. Девочка Люда заметила, как я тащу что-то в сарай, и я сделал вид, что просто играю, даже порычал и покусал бутылочку для вида.

Сложнее было с картами. Большую карту Казахстана я взял у Девочки Иры. А вот звездной карты у нее не было. Астрономия у нее будет только в десятом классе. Но я же не мог ждать так долго! И я решил отправиться в знакомый книжный магазин. Только немножко подождал – пару месяцев, пока не началась весна. Чтоб не мерзли в полете нос и лапы.

В ясный весенний денек, когда все разошлись по делам, я сорвал несколько желтеньких цветочков для Продавщицы Тани и метнулся в магазин. Конечно, было прохладно, но солнышко уже припекало, а не просто светило, небо было веселого голубого цвета, и летелось мне легко. Магазин «Буква» я нашел сразу. Приземлился на знакомом дворе по соседству, напугав до полусмерти двух котов, которые гундели друг на друга за мусорными баками. Ах, как они бежали от меня, задрав хвосты! В другое время я бы с удовольствием за ними погонялся, но сейчас у меня было важное и ответственное дело.

На этот раз в «Букве» было полно покупателей. Я шмыгнул за какой-то тетей и спрятался под стеллажом с книгами. Там было так пыльно, что я чуть не расчихался на весь магазин. Держа в зубах букет для Тани, я прокрался под шкафами до прилавка с картами. Перед моими глазами мелькали и шаркали ноги, ноги, ноги… В просвете между ними я заметил темно-синюю обложку с нарисованными звездочками. Оно!

Я выскочил из-под стеллажа, бросил цветы и схватил книжку – это оказался толстый и очень тяжелый атлас. А потом рванул со всех ног по проходу, уворачиваясь от сапог, ботинок и кроссовок. По пути я сбил с подставки небольшой глобус, и он с грохотом покатился за мной. Эх! Глобус бы мне очень пригодился! Но нет времени – надо улепетывать.

– Ой, смотри! Собачка! – услышал я веселый голос. Я оглянулся – точно! Это моя знакомая Продавщица Таня. Но я уже выскочил в раскрытую дверь. Я думаю, Таня найдет цветы и обрадуется.

Дома я быстренько спрятал атлас под ванночку в сарае, пока не пришла из школы Девочка Люда.

 

5. Юпитер близко!

В звездном атласе было столько интересного! Там были нарисованы все созвездия, чтобы можно было различать их в беспорядочной куче звезд. И напечатаны их сметные названия. Больше всего мне понравилось созвездие по имени «Гончие Псы», и «Малый Пес», и «Большой Пес». Было приятно, что люди не забыли про своих верных друзей – собак. Я рассматривал картинки и представлял, что «Малый Пес» – это я. Кто такой «Большой Пес», я не придумал.

Еще в атласе я прочитал, когда и какие планеты видны на ночном небе, и нашел фотографии планет со спутниками. Юпитер был полосатый, как кот.

Я целыми днями пропадал в сарае, изучая астрономию. Астрономия стала моей болезнью. Я даже в газетах выискивал подходящие статьи, хоть там писали в основном про всякую ерунду вроде аграрной политики. И вдруг в газете под названием «Очень интересная» я наткнулся на маленькую заметку: «Юпитер приближается к Земле!» Что такое? Я страшно разволновался и понес газету в сарай почитать в спокойной обстановке. Вот что было написано:

«В этом месяце расстояние между Землей и Юпитером составляет всего шестьсот сорок два миллиона километров. Для масштабов Солнечной Системы это очень мало».

Оказалось, планеты, пока гоняются друг за другом по своим орбитам вокруг Солнца, то удаляются друг от друга, то приближаются. И вот как раз сейчас впервые за много лет между Юпитером и Землей будет самое короткое расстояние. Ой-ой-ой! Такой шанс! Мне срочно нужно лететь!

Я так растревожился, что даже потерял аппетит. Думал и не мог придумать, как же мне улизнуть из дому, чтоб не пугать и не расстраивать домашних. Ведь полет к полосатой планете займет не четыре дня. И даже не пять.

По вечерам я находил Юпитер на небе. Он появлялся над горизонтом точно на западе в созвездии Льва, похожего на большую мышь с длинным изломанным хвостом. Я смотрел, и мне казалось, что эта мышь играет мячиком – Юпитером. И очень сильно переживал. Время уходило, а я все сидел, сложа передние лапки.

 

6. У Бабушки

Вот и лето пришло. Мама с Папой стали собираться на юг, к морю. Девочки радовались, вынимали из кладовки свои надувные круги, мячики, ласты и маски. Конечно, мне было неловко, но когда я нашел в ворохе вещей Людины очки для плавания, я не удержался и стащил их. Лучшей защиты от ветра не придумаешь. С моей головы очки не сваливались. Кроме того, на них отлично крепился брелок-фонарик. Девочка Люда поищет-поищет очки, не найдет – и родители ей купят новые. А покупать очки собаке никому в голову не придет.

И кусок сыра я стащил. И кусок сухой колбасы. И еще пакетик сухого молока. И еще немножко разной еды, которая не портится и немного весит. Все я сложил в рюкзак и ждал подходящего момента. Может быть, стоило отправиться в путешествие прямо сейчас, пока меня не увезли на море?

Неожиданно я узнал, что меня с собой брать не хотят. Вернее, Девочки очень хотят, а Папа и Мама – не очень. Они говорили, что там, куда они едут, с собаками нельзя, и лучше на время отдыха оставить меня у Бабушки. И вот в одно прекрасное утро Папа собрался отвезти Бабушке какую-то газовую плиту. Он сказал:

– Заодно и Пушка возьму.

Я скоренько схватил рюкзак, хорошо – все давно было готово, отнес его в машину и затолкал под заднее сиденье. Ехали мы недолго. Я сидел у окна, высунув нос в форточку, и обдумывал свой план. Наконец показался маленький Бабушкин домик в глубине яблоневого сада за помидорными грядками. Пока Папа возился с плитой, я незаметно вытащил из машины свой рюкзак, отволок его подальше в сад и прикопал в рыхлой земле. Потом побежал к дому. Под окошком я сел и прислушался.

– Так что, Пушка мне оставляете? – спрашивала Бабушка.

– Даже не знаю, что делать, – отвечал Папа, – дети против, хотят взять с собой, но если будут проблемы с поселением? Хлопот не оберешься…

Я метнулся в сад и спрятался в зарослях помидоров. Вскоре Папа попрощался с Бабушкой и сел в машину.

– Пушо-ок! – позвал он.

Я не отозвался.

– Ну ладно, – сказал Папа и поехал.

Через некоторое время во двор вышла Бабушка.

– Пушо-ок! – позвала она.

Я не отзывался.

– А! Ну ладно, – сказала Бабушка и пошла в дом.

Все сложилось замечательно. Папа подумал, что я остался у Бабушки, а Бабушка подумала, что Папа меня забрал с собой. Целый месяц обо мне никто не будет беспокоиться.

 

7. Перелет

Я решил взлететь на рассвете. Путь предстоял неблизкий. Я оделся, правда, при этом изрядно потоптал бабушкины помидоры. Нацепил на спину рюкзак, на морду – очки, а на лапу – компас. Шепотом разлаялся, чтобы не разбудить Бабушку, и полетел.

Для начала я определил направление на Аральское море. Главное – долететь до него. А там уже недалеко. Взять чуть-чуть левее, и будет город Ленинск, рядом с которым когда-то построили космодром «Байконур».

Сначала я с интересом рассматривал город внизу. Потом он кончился, потянулись поля, как будто расчерченные под линеечку. Потом пришлось сделать крюк, чтобы облететь аэропорт. Мне не хотелось встречаться в воздухе с самолетами. Редкие птицы, которые попадались на пути, шарахались от меня, как кошки.

Под лапами один за другим проплывали города. Монотонный шум ветра в ушах убаюкивал… И я заснул! Прямо на лету. Пассажиры в самолетах тоже любят спать под гул двигателей. А я летел сам! Но оказалось, ничего страшного не случилось. Я летел и спал, и снилось мне, что я – самолет «Боинг», который я видел по телевизору. Мои моторы гудят, я набираю скорость и мчусь все быстрее и быстрее…

Проснулся я оттого, что шасси у меня обледенели и страшно замерзли. Ой, нет! Это же мои лапы! Они покрылись льдом, и я их совсем не чувствовал. Ого! Во сне я поднялся выше облаков, как самый настоящий большой самолет. Даже дышать трудно стало. Потом облака рассеялись, и я немного снизился.

Внизу тянулась бесконечная желтая пустыня. Ни дороги, ни домика, ни деревца… Вдруг я увидел корабль среди песков. Большой, черный и ржавый. Так вот они какие, корабли пустыни! А я думал, это верблюдов так называют. А потом увидел темную полоску, как полоса прибоя. За ней другую, третью, четвертую… Аральское море!

Ведь вы же знаете, от Аральского моря осталось только одно название. На самом деле это море высохло много лет назад. Каждый год высыхало по чуть-чуть, и на кромке прибоя оставались засохшие водоросли. Вот такой получился узор на песке.

Вот так так! Сколько же я проспал? Солнце еще не село. Часов семь прошло, не больше. А ведь я рассчитывал лететь несколько дней. И ночей тоже. С какой же я скоростью тогда летел? И тут я догадался! Во сне и скорость у меня была как у самого настоящего большого самолета. Ну, здорово! Теперь мне любые расстояния не страшны!

Я повернул левее и полетел над краем несуществующего моря. А вот и река, я догадался, что это Сырдарья. Захотелось сыру. Я направился вдоль реки к городу Ленинску. От него до Байконура – совсем недалеко. Сяду и перекушу уже на месте. Только бы не столкнуться с какими-нибудь космическими кораблями, которые там взлетают.

 

8. Байконур

Никакие космические корабли в небе над Байконуром не взлетали. Сел я за колючей проволокой возле каких-то кирпичных домов. Ну вот, можно отдохнуть, перекусить и собраться с мыслями. Я поел сыра пополам с песком, запил водой из бутылочки. Ветер прокатил перед носом пучок сухой травы и погнал его по бетонной дорожке. Куда теперь?

Ох и громадный этот Байконур! И пусто – ни единого человека или хотя бы порядочной собаки. Где-то далеко-далеко дома, большущие ангары, какие-то высокие строения из железа, ажурные вышки… И дороги, дорожки, даже железнодорожные рельсы. Куда они ведут, совершенно непонятно. Ни таблички, ни указателя. А, вон какие-то плиты с буквами. Я побежал со всех ног туда. «Центр 12 Ц, Комплекс 82». Хм… Понимай как хочешь…

Вот в фантастических фильмах, которые я видел по телевизору, космодромы совсем другие. Чисто, светло, везде стекло и пластик, инопланетяне всякие туда-сюда прохаживаются.

«Внимание, пассажиры, отлетающие к Альфе Центавра, посадка на ваш рейс начинается в третьем секторе!»

А тут только ветер свистит. И провода на телеграфных столбах гудят.

Очень быстро наступили сумерки, а потом совсем стемнело. Я нашел сваленные в кучу ящики, забрался под них и заснул. Утро вечера мудренее.

И приснился мне космодром «Байконур». Моя ракета готова к старту. Я иду по ковровой дорожке, вокруг толпы людей, фотокорреспонденты, телеоператоры с камерами. Играет торжественная музыка. Мне под ноги бросают цветы. Краем глаза я вижу, как Соседка Марковна целует розовый куст, вырванный из земли с корнями, и бросает его передо мной.

И вдруг я замечаю, что у меня развязался шнурок на ботинке левой задней лапы. У самых ступенек, где стоит невысокий лысый человек, я спотыкаюсь и падаю. Пытаюсь лежа отдать ему лапой честь, а он наклоняется, поднимает меня на руки и говорит:

– А вот и наш герой, Пушок. Героический сын героических родителей.

Откуда-то я знаю этого человека. И помню, как держал он меня на руках. Когда-то очень-очень давно… Я вильнул ему хвостом. И вдруг понял, что виляю хвостом полосатому диску Юпитера, который лежит на тарелке. Он сладкий и холодный, как мороженое или слоеное желе. Я его полизал и проснулся.

Было утро, солнце только поднималось из-за горизонта. От домов и высоких ажурных башен на земле лежали длинные тени. Ух, как холодно! Я побежал к постройкам – не сидеть же без дела? И согреюсь заодно.

Весь день я носился по космодрому. Возле некоторых домов ходили люди и ездили машины. Меня все время прогоняли прочь. Бегал я и вокруг брошенных зданий. Тоже безрезультатно. Нашел громадный ангар с проваленной крышей. Там внутри лежала куча обломков почти до потолка, и ничего нельзя было разглядеть. К вечеру я очень устал и заблудился.

 

9. Кайсын

Я трусил по дорожке, совершенно не понимая, куда и зачем бегу.

И вдруг раздался сиплый голос:

– Куда летишь, лопушок?

От неожиданности я споткнулся и покатился кубарем. Вскочил, тряся головой, и увидел рядом с собой громадную старую собаку. Пес был светло-коричневый, голова большущая с прижатыми ушами и белым треугольником на широком лбу. А глаза совсем не злые, хоть и смотрят исподлобья.

– Кайсын, – сказал он.

– Чей сын? – не понял я.

– Снежной Королевы, – рявкнул пес и хрипло засмеялся. – Зовут меня так – Кайсын. А ты кто, лопушок?

– Пушок, – пролепетал я и смутился.

Пес снова захохотал. Даже сел на задние лапы, а передними затопал по мерзлой земле.

– Пух, – поправился я, – меня зовут Пух.

– Что же ты тут делаешь, Пух?

– Я корабль ищу, космический…

Ну, это просто невозможно! Что он все смеется надо мной?

– А как ты тут оказался, космонавт? – спросил Кайсын отсмеявшись.

– Прилетел.

– Прилетел? А хозяин твой где?

– Дома…

– Ну да! Кто же тебя в самолет пустил одного? – удивился пес.

– А я без самолета прилетел, – ответил я.

Кайсын опять захохотал и закашлялся:

– Ладно, врунишка, пойдем ко мне, у тебя уже от холода уши посинели.

И я потрусил за ним через степь, поросшую колючей желтой травой и продуваемую ветром. Потом по дороге мимо серых каменных зданий. Там возле шлагбаума стоял домик, как будка гаишника на перекрестке.

– Проходи, – пригласил Кайсын. – Раньше мы вместе с хозяином моим, сторожем, тут жили. Теперь сторожить нечего, но куда мне деваться, старому туркменскому алабаю? Я и остался. А вдруг враг на объект проберется? Вот ты пробрался. Хе-хе-хе…

В домике я отогрелся и наелся. А потом рассказал Кайсыну свою историю, и про Пчелку и Мушку, и про то, зачем я сюда прилетел. Конечно, старый алабай мне не поверил.

– А ну, выйдем, покажи, как ты летаешь, Пушок-лопушок, – предложил он.

Ну, я и показал. Кайсын сел на землю и сказал:

– Вот это да…

– И не называй меня больше лопушком, – важно попросил я.

Алабай задумался и стал чесать за ухом задней лапой. Потом сказал:

– Та-ак.

И еще раз сказал:

– Та-а-ак…

И добавил:

– Лететь надо на «Буране». Ты что, не знаешь, что такое «Буран»? – спросил он, глядя на мою недоуменную морду. – Это такой корабль, как самолет, он летает в космосе, а потом может снова сесть на Землю.

– А я думал – ракеты называются «Восток», – удивился я. – Я в журнале читал.

– Ну, когда это было! Тут, на Байконуре, еще мой прапрадед служил, мне дедушка рассказывал. Много всяких кораблей было – «Спутник», «Космос», «Восток», «Союз» и «Прогресс» – который грузовой. Но это все одноразового пользования, – рассуждал Кайсын. – А взлететь и приземлиться может только «Буран». И места для твоих Пчелки с Мушкой там будет предостаточно. Есть тут один в ангаре, но он не годится. Крыша в прошлом году обвалилась, его обломками засыпало, вся термоизоляция поотлетала. Я знаю место. Там другой «Буран» приземлился, и никто о нем не помнит. Целехонький. Если б ты был покрепче, я б с тобой пошел…

Я обиделся:

– Я, между прочим, куда угодно в пять минут долететь могу!

– Нет, – сказал Кайсын, – без меня не найдешь. Ладно, давай спать, завтра подумаем.

 

10. В поезде

После скромного завтрака Кайсын сказал тоном, не терпящим возражений:

– Едем в Туркменистан. Там в Кара-Кумах, это пустыня так называется, лежит в песках «Буран». Я к нему с хозяином ходил, дорогу помню.

– А где твой хозяин? – спросил я.

Но Кайсын ничего не ответил.

И мы побежали на вокзал. На вокзале Кайсын оставил меня возле камеры хранения и приказал:

– Жди здесь, никуда не уходи. Я все разведаю.

Я ждал. Несколько раз Кайсын пробегал мимо меня с высунутым языком то в одну, то в другую сторону. Он ничего не говорил, только ободряюще подмигивал. Я ждал и думал: «Хорошо, что у меня появился такой друг». Конечно, жизненного опыта у меня еще маловато, тем более для такого сложного путешествия.

Потом вернулся Кайсын и сказал:

– Давай бегом, сейчас товарняк в Туркменистан отходит. Нам сказочно повезло.

И я побежал за ним, продираясь сквозь толпы людей, перепрыгивая через железнодорожные пути и платформы. Я даже испугался, что могу потерять в толпе своего старого опытного друга.

– Сюда, – сказал Кайсын, отдуваясь, и отодвинул лапой железные двери товарного вагона. Я нырнул в темноту, Кайсын за мной. Вместе мы навалились и закрыли дверь.

– Ну, располагайся, – пропыхтел алабай, – через три минуты отправляемся.

Мои глаза постепенно привыкли к темноте. Мы сидели на полу в узеньком проходе, а слева и справа стояли рядами бумажные мешки, картонные коробки, пирамиды из консервных банок, обтянутых пластиковой пленкой…

– Это что? – почему-то шепотом спросил я.

– Это «Чаппи», – сказал Кайсын и расхохотался тоже шепотом. – Собачий корм. Я же говорил, что нам повезло!

И тут поезд тронулся.

Ехали мы весело. Еда для собак? А мы кто же, если не самые настоящие собаки? Значит, это все для нас. Так мы и решили. Сначала попробовали сухой корм из больших бумажных пакетов. Гадость страшная! Пить захотелось невероятно! На станции я сбегал на разведку, как самый незаметный из нас двоих, и в соседнем вагоне обнаружил воду в пятилитровых бутылках. Мы с Кайсыном притащили парочку к себе и напились до отвала. Конечно, тащил Кайсын, а я смотрел по сторонам, чтобы нас не застукали.

Потом мы перепробовали все, до чего смогли дотянуться. Кайсын своими зубищами ловко раскусывал банки пополам. Больше всего мне понравились мясные консервы для щенков, с кусочками курицы и зеленым горошком. А алабаю – для пожилых собак, с говядиной и овощами. Ну, оно и понятно, немолодой уже…

Мы даже не заметили, как приехали. Подождали, пока разойдутся люди, и выползли из вагона. Именно выползли, потому что за дорогу так набили свои животы, что с трудом держались на ногах. Кайсын сказал:

– Теперь мне в поход еды можно вообще не брать. Я за год столько не съедаю, сколько сейчас слопал. Мы, алабаи, обычно очень мало едим.

– А куда мы пойдем? – спросил я.

– А вот! – махнул лапой Кайсын. – Видишь, пески до самого горизонта? Вот туда мы и пойдем. Прямо на юг.

И мы пошли в пески.

 

11. Пустыня

Мы топали уже третий день. Все песок да песок. Иногда попадались заросли колючих саксаулов и можжевельника. Мне наскучило сразу. А Кайсын бодро шагал вперед, казалось, даже помолодел.

– А тебе что, нравится тут? – спросил я его как-то.

– Это же моя историческая родина, – ответил Кайсын, – я – туркменский алабай. Моих предков вывели здесь знаешь когда? Еще шесть тысяч лет назад. Они пасли и сторожили овец в этих местах. Ты знаешь, что в Алтын-Депе, тут недалеко селение такое древнее было, нашли глиняную статуэтку – собаку, точь-в-точь на меня похожую. Или на моего деда. Или на моего прадеда. Или на прапрапрадеда… В общем, мы за шесть тысяч лет почти не изменились.

«Ишь ты, – подумал я, – а может, моя порода не такая уж и знаменитая… Вон какие удивительные истории Кайсын рассказывает». Я видел когда-то у Девочки Иры в альбоме репродукцию старой картины. На ней была нарисована собачка, очень похожая на меня. Она сидела на руках у дамы в парике, в платье с пышным воротником и оборками. Только я не был уверен – предок мой эта собачка или нет. Поэтому ничего Кайсыну про нее не сказал.

Днем мы спали в кустах или в ямках, которые выкапывали в песке, а на закате отправлялись в путь и шли до самого утра. Постепенно я привык к палящему солнцу, к холодной ночи и к тому, что темнота падала на пустыню внезапно, как одеяло на голову. Кайсын, казалось, совсем не замечал ни жары, ни холода.

Я привык к шорохам, шепотам, скрипам и повизгиваниям ночной пустыни. Утром и вечером на горизонте иногда внезапно появлялись стайки джейранов, козочек на тонких ножках, и так же быстро исчезали. Однажды на камень выползла большая полосатая ящерица и, глядя на нас немигающими глазами, быстро-быстро высовывала змеиный язык.

– Вообще-то это варан – хищник. И очень резво бегает, даже на куст забраться может, – сказал Кайсын. – Лучше его не тревожить.

– Что, и меня может съесть? – поинтересовался я с опаской.

– Конечно, – ответил Кайсын со своей неизменной усмешкой, – примет тебя за мышь и слопает. А полетишь, так за летучую мышь примет и тоже слопает!

Я уже привык к его шуточкам и не обижался.

Когда я сильно уставал, Кайсын вез меня на себе, как лошадь. Только просил не слишком давить за шею. Мне так нравилось сидеть за его круглым затылком и рассматривать звездное небо. Ох, как много звезд над пустыней! И какие же они яркие! В тысячу раз больше и ярче, чем над городом. Я сразу нашел Юпитер, только разок на привале сверился с картой. В шесть вечера появлялась на западе знакомая мышка, играющая в звездный мячик. Через час Юпитер уже прятался за горизонт. И совсем он не удалился, даже, кажется, стал еще ближе.

 

12. Песчаная эфа

Однажды мы шли всю ночь совсем без отдыха и сильно устали. К тому времени, как стало подниматься солнце, дотопали до небольших зарослей саксаулов.

– Уже недалеко осталось, я это место знаю. Завтра после обеда отправимся в последний переход, – сказал Кайсын, вырыл ямку и завалился на бок. Я покружил рядом и тоже пристроился спать.

Проснулся я рано, солнце еще не собиралось садиться и грело вовсю. Кайсын дрых. На песке я увидел смешные загогулины с крючочками на конце, будто кто-то их в ряд прутиком нарисовал. И я пошел посмотреть, что это такое.

– Стой! Не двигайся! – вдруг услышал я зловещий шепот Кайсына.

Я остановился и увидел прямо перед собой небольшую змейку. Она была коричневая с красивыми извилистыми белыми полосками по бокам и пятнышками на спине. А на голове у нее была нарисована белая летящая птичка.

Змея свернулась пополам двумя полукольцами, вроде сложенной веревки, приподняла голову и вдруг громко зашипела. Как шипит раскаленная сковородка, когда Мама жарит рыбу.

– И не дыши, – прошептал сзади Кайсын.

И тут змея кинулась. Прямо на меня! Молниеносно! Но Кайсын успел меня перепрыгнуть и загородил собой. Что было дальше, я не видел. От страха я зажмурился. Один раз Кайсын наступил на меня тяжелой твердой лапой, но боли я не почувствовал – так было страшно.

Когда я открыл глаза, змея валялась на песке, поломанная в двух местах, как ветка. Кайсын сидел рядом, высунув язык.

– Это очень опасная и очень ядовитая змея, – отдышавшись, сказал он, – песчаная эфа. Курица от ее укуса умирает за две минуты. Я должен был предупредить. Откуда же тебе знать, декоративной собачке?

– Ты ее убил? – спросил я с дрожью в голосе.

– Убил, – ответил Кайсын, – только она меня, кажется, куснула.

– Ой, – сказал я.

– Ничего, справимся. Эх, если бы не за морду… В другом месте ей мою шкуру так просто не прокусить.

– А ты не умрешь? – спросил я.

– Я тебе что, курица? – возмущенно рявкнул Кайсын.

Но я видел, что это он специально рявкает, бодрится передо мной.

– Ой-ой-ой! Что же нам делать? – перепугался я.

– Ничего, я сказал, справимся, – железным тоном произнес Кайсын. – Я и не в таких переделках бывал. Трижды на волка ходил один на один. Как-то раз… – тут он замолчал и лег на песок.

А я заплакал.

 

13. Полет вдвоем

У Кайсына из ранки на щеке сильно текла кровь, даже из носа показались капельки крови. Тяжело дыша, он сказал:

– Иди сам, малыш. Или лучше я расскажу тебе, куда, и ты полетишь. Тут уже близко. А потом вернешься, когда я поправлюсь, – Кайсын вздохнул и закрыл глаза. – Я травку специальную пожую – и все будет в порядке.

Я осмотрелся – везде, куда хватало взгляда, простиралась пустыня. И ни одного кустика, ни одной травинки, кроме саксаула, возле которого мы отдыхали.

– Нет, – твердо сказал я, – я тебя донесу.

Кайсын сипло рассмеялся, отплевывая песок.

– Ты меня не поднимешь.

– А вот и подниму!

– Куда тебе, лопушок. У тебя косточки тоненькие, как у птички. Поэтому и летаешь. Может, ты птичка, а? Хе-хе-хе! Сова ушастая. Четырехлапая.

– А вот и подниму, – рассердился я. – Рюкзак я свой поднимаю и совсем веса не чувствую, когда лечу! А ну-ка, встань! Я тебе под брюхо залезу.

Я был такой злой и настойчивый от отчаяния, что Кайсын меня послушался. Он с трудом поднялся, а я пролез между его передними лапами.

– Ну, держись крепче! – сказал я.

Ух, как я разлаялся! Ух, как разозлился! Мне показалось, я Кайсына даже чуть-чуть приподнял, но выскользнул из-под его лап и пулей взлетел в слепящее желтое небо.

– А ну, еще раз! Обязательно получится, только держись крепче.

Кайсын зацепился зубами за мой рюкзак. И мы взлетели! Сначала я думал, что лопну под такой тяжестью, как воздушный шарик. А потом стало легко! Все легче и легче. Раненый алабай молчал и только горячо сопел мне в макушку.

Пустыня сверху казалась бесконечной. Только цепочка наших следов терялась в песках. И видно было вытоптанное место, где Кайсын сражался с эфой. А потом и следы наши пропали. Мы летели и летели над песками. И вдруг я заметил – впереди что-то сверкнуло в лучах заходящего солнца.

– Кайсын! Смотри! Это что?

– Ы-ы-ы! – ответил Кайсын.

Я и забыл, что он держится за рюкзак зубами.

– Ладно, сейчас подлетим, посмотрим.

– Ыхы, – сказал Кайсын. И я понял: он сказал «Ага».

Уже через пару минут было ясно – это он! «Буран»! На желтом песке лежал красивый ослепительно-белый самолетик. Как игрушечный. Как будто маленький мальчик бросил его в песочнице и убежал домой обедать…

 

14. «Буран»

Мы подлетели к «Бурану» и опустились на землю. Зрелище было грандиозное. Громадный корабль лежал в барханах на животе, раскинув крылья. Пузо и нос у него были черные – все в квадратных термоизоляционных плитках. Хвост терялся где-то далеко вверху. Выпущенные шасси до половины занесло песком. Слева на морде угадывался круглый входной люк. Но чтобы забраться в него, понадобилось бы десяток «кайсынов» поставить друг на друга, не говоря уже о «пушках». Я даже подумал: «Ой-ой-ой! Во что же это мы вляпались! Ни за что в жизни нам с этим «Бураном» не справиться!» Но виду не подал. Хотя, когда глянул на Кайсына, понял, что он подумал то же самое. Выглядел он неважно, но поднялся на дрожащих лапах и сказал:

– Ты подожди, я сейчас корабль обойду – в тени должна лечебная мандрагора расти. Вдруг повезет.

Вернулся он совсем задыхающийся, но громко и довольно чавкал какими-то серо-желтыми корешками.

– Все. Теперь я буду спать до утра, а может, до завтрашнего вечера. Ты не переживай, уже все будет в порядке, – и свалился на бок в тени огромного колеса.

Я тоже прилег рядом с его горячим животом. Заснуть не получалось. Я все думал – мы такой трудный путь прошли, а ведь это только начало! Впереди дорога на Юпитер! Космос намного больше этой пустыни…

Я встал и обошел корабль вокруг. Подлетел к входному люку на носу. Решил, что я смогу подняться к нему вместе с Кайсыном на спине. Только знать бы еще, как этот люк открывается.

Утром Кайсын посмотрел на меня внимательно и сказал:

– А ты молодец, малыш.

– Ну, – застеснялся я, – я неплохо умею летать.

– Да нет, я не об этом. Кто-то умеет летать, кто-то нет, это как кому повезет. Но ты меня не оставил там, в саксаулах… И не испугался.

– Еще как испугался, – сказал я.

– А я-то как испугался! – сказал Кайсын и засмеялся хриплым басом, как обычно.

– А ты как? – спросил я.

– Порядок, – ответил алабай, – жить буду. Пить только страшно хочется, у тебя в бутылочке уже ничего не осталось?

Воду мы выпили всю.

– Давай тогда забираться на «Буран», там запасов продовольствия должно хватить на пару лет автономного полета, – подбодрил меня Кайсын.

Мы взлетели и через три минуты были внутри корабля. Кайсын сам открыл люки, оказалось, их было два, один за другим. Просто повернул рычаг, который торчал сбоку.

Пол в носовом отсеке был смешной – как металлическая решетка. У меня лапы проваливались в дырки. А у Кайсына – нет. Конечно, у него одна лапа размером почти с мою голову. Ну, поменьше. Это я слегка преувеличил. Мы обошли весь первый этаж; цокая по полу когтями, нашли и еду, и питье, и даже аптечку. Кайсын согласился, чтоб я замазал ему рану на морде зеленкой и залепил пластырем, хоть и говорил, что это ему совсем ни к чему. «Заживет, – сказал, – как на собаке…»

Потом мы вскарабкались по железной лесенке наверх. Там было интересней. Шесть окошек полукругом, за которыми виднелось только сияющее небо без единого облачка, какие-то непонятные и совершенно ненужные экраны, индикаторы со стрелочками, клавиатуры, как у компьютера, кнопки и рычаги. И четыре неудобных кресла для космонавтов. Ну, для космонавтов, может быть, они были удобные, но не для нас с Кайсыном.

 

15. В космосе

– Какой же я осел! – вдруг стукнул себя по голове лапой Кайсын. – Корабль здесь, а ракета-носитель на Байконуре!

– Ну и что? – не понял я.

– Как же мы полетим? «Буран» не умеет взлетать сам! Его на орбиту должна вывести ракета!

– Это что, с первой космической скоростью, что ли? – спросил я важно, радуясь, что я тоже в этом разбираюсь.

– Ага, – ответил Кайсын, даже не заметив, какой я умный.

– Садись и пристегнись, – скомандовал я.

Потом залез в кресло пилота, хорошенько затянулся желтыми эластичными ремнями.

– Ну представь, что за спиной у тебя привязана просто очень-очень-очень большая собака, – громко сказал я сам себе. – Поехали!

И мы полетели! Сначала я ничего не понял, только почувствовал, как меня вжимает в кресло. Все сильнее и сильнее. Я даже испугался и захотел остановиться. Но потом представил, как мы грохнемся вниз вместе с кораблем, и не стал останавливаться. Зажмурился и думал только о том, что я – ракета, которая отрывается от Земли. Кайсын что-то пробурчал рядом, но я не отвлекался.

И тут стало легко. Я открыл глаза. Было светло и тихо. За окошками виднелись звезды, а над головой висел, растопырив все четыре лапы, Кайсын. Он пытался ухватиться зубами за что-нибудь, чтобы вернуться в кресло. Ух ты! Это невесомость. В невесомости все предметы и собаки летают в воздухе и не падают. Значит, мы уже на орбите! Кайсын кое-как добрался до кресла и затянул ремни.

– Ты крепко держишься? – спросил я. – Теперь нужно сориентироваться на Юпитер и сорваться с орбиты.

Я не спеша (вместе с кораблем) развернулся, пока не увидел прямо перед носом знакомое созвездие Льва с ярким Юпитером под лапками.

– Ну, еще немножко разгонимся!

Опять голова, лапы и хвост стали тяжелыми-претяжелыми. Я представил себе, как белый игрушечный самолетик с двумя крошечными собачками в маленьких креслицах в кабине экипажа улетает от Земли. Все дальше и дальше, все быстрее и быстрее… Я как будто увидел все это со стороны. Даже как-то не по себе стало. И мурашки побежали по спине до самого хвоста.

Когда я решил, что мы разогнались достаточно сильно, я перестал «тащить на себе корабль». Теперь он летел сам, как пишут в книжках, по инерции. Вот если бросить мячик, он пролетит немного и на землю упадет. Потому что его к себе притягивает Земля и воздух мешает лететь, тормозит. А в космосе воздуха нет, одна пустота, которая называется «вакуум». И до Земли уже далеко. Если ничто не помешает, мы так и долетим до самого Юпитера. Конечно, нужно только все время следить, чтобы он был строго по курсу, перед носом.

От перегрузок захотелось спать. Кайсын тоже зевал во всю пасть. Выбираться из кресел мы не стали, пока не освоились с невесомостью. Я свернулся на сиденье клубочком. А Кайсыну пришлось свесить задние лапы почти до пола. В иллюминаторы светили звезды. Оказывается, из космоса они выглядят совсем не так, как с Земли. Звезды, как круглые разноцветные глаза, смотрели строго и не мигали. «Малый Пес» – это я, – подумалось мне, – а «Большой Пес» – это Кайсын».

 

16. В космосе-2

Первые два дня мы болтались по командному отсеку, как мухи в банке, пытаясь справиться с невесомостью. Я уже имел небольшой опыт, умел поворачивать и опускаться-подниматься. И еще я легкий. А вот Кайсыну тяжко пришлось, он постоянно набивал себе на лбу шишки и разбивал лапы о приборную доску. Я очень боялся, что он нечаянно нажмет на пульте управления какую-нибудь не ту кнопку. Или ту. Но нам-то было все равно, мы даже не представляли, что эти все кнопки обозначают и для чего они нужны.

Когда яркий шарик Юпитера сдвигался в сторону в окошке, я забирался в кресло, пристегивался и немного поворачивал корабль, чтобы Юпитер был точно по курсу. Вот и все. И никаких кнопок.

А еда для космонавтов мне не понравилась. Ужасно невкусная эта человеческая космическая еда. Какие-то противные супы и каши… Овощные салаты… Как можно такое есть? Тем более в космическом корабле, то есть в экстремальных условиях. То есть, когда выполняешь очень тяжелую работу или очень нервничаешь. Когда я нахожусь в экстремальных условиях – больше всего мне нужна хорошая мозговая косточка. Только чтоб не слишком большая. А в еде для космонавтов косточки не попадались нам ни разу! Мне понравились только тюбики с шоколадом. А Кайсын хрустел всем подряд, даже не замечая, что он ест. Действительно, алабаи очень неприхотливы в еде.

Однажды Кайсын спросил:

– Слушай, а тебе не кажется, что мы стоим на месте? Вернее, висим?

Этот вопрос мучил меня давно, я только боялся признаться. Мне тоже казалось, что наш корабль никуда не летит, а просто висит, как воздушный шарик, среди неподвижных звезд.

– Может, надо лететь побыстрее, а? – предложил Кайсын.

Я не возражал. Усевшись в кресло, немного разогнался. Фу, какая неприятная штука – эта перегрузка. Такое ощущение, будто я размазался по креслу. И даже представил, что я стал плоский-плоский, как переводная картинка. И остался навсегда картинкой белой собачки на спинке пилотского кресла! Без сомнения, у меня слишком богатое воображение. Даже чересчур.

Потом я посмотрел в иллюминаторы. Вроде бы рисунок созвездий немного изменился. Или мне так показалось? И вроде бы Юпитер стал немножечко больше и ярче. Или это тоже только показалось? Я оглянулся на Кайсына. По озадаченному выражению его морды я понял: моего друга мучают те же сомнения.

Несколько раз в тот день я разгонялся. И наконец шарик Юпитера в окошке действительно стал увеличиваться. Вот как быстро мы, оказывается, летели!

К вечеру, а вечер мы угадывали по тому, как хотелось спать, Кайсын сказал:

– Хватит. А то мы в него врежемся.

Я тоже подумал, что хватит.

 

17. Пояс астероидов

Мы сидели, лопали от нечего делать противную гречневую кашу с мясом в томатном соусе, как вдруг что-то громко бахнуло.

– Что это? – подскочил Кайсын.

За время полета мы привыкли к тишине. Никаких посторонних звуков на корабле не было. Тут опять бахнуло еще громче. Я кинулся к окнам и увидел большие камни. Они летели прямо на нас.

– Кто-то камнями бросается, – сказал я растерянно. – Что, в космос мальчишек-хулиганов запускают?

– Ого, какие большие эти мальчишки, – сказал Кайсын, вглядываясь в иллюминатор.

Да… На нас летел камень размером с дом. Он был весь в ямах и рытвинах. Сейчас ка-ак шарахнет! И мы полетим верх тормашками неизвестно куда. Если крыло не отвалится. Или хвост. Ой! А если стекло разобьется? Ведь в космосе воздуха нет, а у нас в корабле есть. В дырку весь воздух в космос вылетит. Чем же нам потом дышать?

Пока я боялся, громадный камень пролетел мимо. Фу-ух! Пронесло. И тут я вспомнил, как видел в звездном атласе нарисованное колечко из таких камешков между орбитами Марса и Юпитера. Называлось оно – «пояс астероидов». Вот так так! Мы попали в поток астероидов. Считается, что это обломки планеты, которая находилась когда-то на этом месте. Ей даже название придумали – Фаэтон.

– Кайсын! – заорал я. – Надо срочно забираться в скафандры! Если будет пробоина, мы пропали!

Мы понеслись в нижний отсек, где были скафандры. Один стоял в шкафчике, как толстый неуклюжий человек.

– Лезь первый, – сказал я. – Нам одного на двоих будет достаточно.

Кайсын открыл на спине скафандра дверцу, запрыгнул, повозился там немного и прогудел:

– Давай забирайся на меня, только не попади мне лапой в глаз.

Я умостился у Кайсына на голове и оказался как раз в шлеме с круглым стеклянным окошком там, где лицо.

– Мы теперь совсем как человек-космонавт, – сказал я. – Ты – туловище, а я – голова.

– Давай, голова, думай, что делать будем, – проворчал Кайсын.

– Надо в открытый космос выходить, от астероидов отбиваться, – решил я. – Только сначала нужно корабль притормозить, и чтоб он летел с той же скоростью и в том же направлении, что и астероиды. Тогда они с нами сталкиваться не будут. Как машины на трассе – все мчатся в одну сторону и никто друг другу не мешает. И потихонечку будем с трассы съезжать.

– С какой еще трассы? – сердито спросил Кайсын.

Я не ответил. Я боялся, что мы улетим куда-нибудь далеко, когда выберемся в космос. Но оказалось, никуда мы не улетели, а повисли рядышком с «Бураном», привязанные гибким шлангом. Кое-как добрались мы до носа корабля, и Кайсын уселся над иллюминаторами. Я быстренько затормозил и чуть повернул корабль. Это было гораздо проще, чем поднимать на себе Кайсына в воздух там, в пустыне. Веса «Бурана» в космосе я совсем не чувствовал.

Потом я лавировал между этими громадными камнями, понемногу сдвигаясь в сторону. Если встречался маленький камень, я говорил Кайсыну, с какой стороны он приближается, и алабай легонько отпихивал его лапой, одетой в перчатку. Наконец астероиды стали попадаться все реже и реже, а потом пропали. Ура, мы вырвались из потока! Потом мы немножко еще посидели на носу корабля, молча смотрели, как удаляются от нас летящие гигантские камни. Наконец Кайсын сказал:

– Что-то я устал. Пора возвращаться на корабль.

И мы вернулись.

 

18. На орбите Юпитера

Юпитер все увеличивался и увеличивался в окошке. Наконец он стал размером с тарелку. Совсем как в моем сне, который я видел на Байконуре. Но однажды, когда я исследовал, как открывается грузовой люк в брюхе корабля, примчался встревоженный Кайсын:

– Скорее! Юпитер исчез!

– Как исчез?

– Ну, не видно его в иллюминаторе. Пропал.

– Куда же он мог пропасть? – забеспокоился я и бросился в рубку.

Планеты, которая столько дней торчала в иллюминаторах прямо перед нашими носами, действительно не было… Я испугался: а вдруг мы пролетели мимо?

– Бегом в скафандр, выйдем в космос, посмотрим, в чем дело! – крикнул я Кайсыну.

Мы вывалились из шлюза, и я ахнул. Прямо под пузом «Бурана» величественно висел громадный, просто гигантский, Юпитер. Весь в красивых желтых, красных и голубых полосках с завитками и завихрениями. А рядом я увидел круглую красно-оранжевую луну, на поверхности которой бурлили черные моря.

– Я понял! – заорал я в восторге. – Мы на орбите! Это Ио! Спутник Юпитера. Там действующие вулканы!

– Я тоже хочу посмотреть, – заворчал Кайсын, пытаясь просунуть голову в шлем. Он даже подпрыгнул в скафандре и чуть не сбросил меня со своей макушки.

– Все в порядке, – сказал я. – Я знаю, что надо делать. Возвращаемся на корабль.

Когда мы снова забрались в пилотские кресла, я сделал одну маленькую хитрость – перевернулся вместе с кораблем вниз головой. Это только так сказать можно – перевернулся. А на самом деле внутри ничего не изменилось, только в окошках над нашими головами выплыл приплюснутый диск Юпитера. И шарик Ио. А потом показался другой шарик, поменьше, весь в сетке темных и светлых трещин.

– Ух ты! – сказал Кайсын. – Красиво. А как это ты сделал?

– Это Европа, – важно сказал я, – другой спутник, он весь ледяной. А мы сейчас летим над Юпитером вверх ногами. Вот и видно его в иллюминаторы.

– Странно, – засомневался Кайсын, – вверх ногами летим, а я ничего такого не чувствую… Все тут в космосе не по-человечески, то есть – тьфу! – не по-собачьи.

Мы прилипли носами к стеклу. Вокруг Юпитера кружилось невообразимое количество всяких спутников. Мне даже стало страшно, что в такой куче запросто можно пропустить посадочный модуль Пчелки и Мушки. Увидели мы и громадный Каллисто, весь темный, почти черный, разрисованный кольцами – кратерами, оставшимися от падения метеоритов. И самый большой – Ганимед, зеленый, как малахитовый шар.

В конце концов Кайсын сказал, потирая лапой покрасневшие глаза:

– А может, тут Пчелки и Мушки нет совсем? Может, они пролетели мимо? И мы зря ищем?

– Не может такого быть, – уверенно сказал я, хоть в душе у меня такой уверенности не было. – У Юпитера очень большая сила притяжения. Мы же мимо не пролетели, нас он притянул к себе? Значит, и «Восток» с собаками притянул тоже.

– Тогда надо установить дежурство, – сказал Кайсын. – Будем по очереди смотреть. А то так глаза лопнут.

 

19. «Восток»

И мы установили дежурство. Когда у меня начинало рябить в глазах, я толкал алабая лапой в бок, чтобы просыпался и принимал смену. Мы боялись отвлечься от поисков даже на секунду, поэтому натащили из нижнего отсека побольше всяких банок и тюбиков с едой. По кабине летал мусор, оставшийся от обедов, за бортом летали бесчисленные спутники. Через несколько дней у меня голова пошла кругом. Когда я отчетливо увидел, как к кораблю приближается из темноты банка с надписью «Солянка сборная с грибами и оливками» размером с пол-луны, я сказал:

– Хватит! Нужно придумать что-то другое.

– Придумай, – сказал Кайсын. – Это ты у нас – голова в скафандре.

Мне даже захотелось на него обидеться, но я не успел.

– А это что?

– Где?

– Вон, смотри, справа – как искорка блестит!

– Вижу! Блестит!

– Пропала…

Я был пристегнут и немедленно повернул корабль за блестящей искоркой, которая скрылась из поля зрения в правом иллюминаторе. Кайсын только хрюкнул и вывалился из кресла.

– Эй! Полегче, летун! Не дрова везешь!

Я думал, это легко – догнать махонький шарик на большом корабле, особенно когда умеешь летать. Вроде как за мячиком гоняться. Но на самом деле это было непросто. Я никак не мог правильно оценить ни расстояния до него, ни направления. Пару раз я пролетал мимо, а потом приходилось разворачиваться и искать сверкающий шарик снова.

У нас с Кайсыном уже не было сомнений, что это именно он, посадочный модуль корабля «Восток», запущенного в космос – страшно подумать! – почти пятьдесят лет назад! Таких ярких спутников у Юпитера не было. Конечно, он искусственного происхождения. То есть сделан человеком.

Наконец я догнал шарик, приноровился и полетел следом, уравняв скорости. Теперь можно было отдышаться и рассмотреть его повнимательней. Искусственный спутник действительно был очень маленький. Как шарик из шарикоподшипника. Хоть побитый и поцарапанный во многих местах, но все еще блестящий и гладкий. Три круглых люка было на нем, один большой и два поменьше. У меня даже дыхание перехватило от волнения. Нашли! Мы все-таки нашли его! Ух, какие мы молодцы! Кайсын глянул на меня торжествующе.

– Ну, Пух, давай подлетим сверху и примем на борт пассажиров, – сказал он. – Кстати, ты уже разобрался, как открывать грузовой люк?

Грузовой люк открывался кнопкой на пульте управления. Там было все написано над ней. А я, балбес, искал ручку внутри грузового отсека, как на входной двери. Мы надели скафандр, вышли и затащили капсулу в разъехавшиеся ворота. Потом ворота съехались, и зашипел подаваемый в отсек воздух. Когда шипение прекратилось, мы выбрались из скафандра. И вдруг круглый люк посадочного модуля резко щелкнул и отвалился. Пчелка и Мушка лежали в маленьких собачьих скафандриках. «Вот бы нам с Кайсыном такие», – позавидовал я.

 

20. Мушка и Пчелка

Мы перетащили путешественниц в кабину пилотов. Вдруг что-то зажужжало, заурчало, по трубкам, которые опутывали собачьи скафандры, полилась жидкость. Потом засветились внутри под шлемами лампочки, и круглые прозрачные шары, которые были надеты на головы собак, разом откинулись. Мушка и Пчелка не двигались. Почему-то они были мокрые как мыши.

– Дышат? – засопел над ухом Кайсын.

– Кажется, да.

– А почему они не просыпаются?

– Кто же их знает?

Я полизал морду ближайшей собачки, как это делала моя мама, давно, когда я был еще щенком.

– А ну-ка, дай я, – сказал Кайсын и своим широким язычищем обмусолил маленькую ушастую голову.

Собачка вдруг сморщила мордочку, чихнула и открыла глаза.

– Ура, – шепотом сказал Кайсын.

– Привет, Пушок! Ты давно из Америки? А как мама? – весело спросила космонавтка.

Ничего себе! Откуда она знает, как меня зовут? И при чем здесь Америка? И откуда она знает Маму? Галлюцинации у нее, что ли? Конечно, почти пятьдесят лет провести в анабиозе… Запросто можно свихнуться.

– Какая мама?

– Ну, Стрелка, мама твоя. Мы в «Мавритании», когда перед полетом прощались, обещали ей лапкой помахать, если над Америкой лететь будем, привет тебе передать, – болтала собака как ни в чем не бывало. Словно мы с ней встретились на прогулке в парке, а за нами шли хозяева на поводках.

Моя мама – Стрелка? Глупость какая-то. С кем же она меня спутала? Пока я сидел остолбенелый, Кайсын облизал рыженькую собачку. Та проснулась и сразу захихикала:

– Мушка! На кого ты похожа! Ну и страшилище! Привет, ребята!

Ага! Значит, рыженькая – Пчелка, а черненькая – Мушка. Мы помогли им выбраться из скафандров.

– Так мы не на Земле? – удивилась Пчелка, взлетев под потолок. – Опять эта дурацкая невесомость!

Я начал им все объяснять.

– Ладно, хватит чепуху молоть, – прервала меня Мушка. – Пожрать есть?

Собаки мели все подряд. Даже чуть не подрались из-за банки с морской капустой. Кто бы мог подумать? Такую гадость порядочная собака даже нюхать не будет. Алабай своими мощными алабайскими зубами открыл им еще по три баночки на брата. Вернее, на сестру. Потом, набив животы, Пчелка и Мушка забрались в кресла во втором ряду, которые пустовали во время нашего с Кайсыном полета.

– Ну, рассказывай, – сказала Пчелка, устроившись поудобнее. – Говоришь, мы летали пятьдесят лет?

Я стал рассказывать все с начала. Когда я дошел до того момента, когда посадочный модуль «Востока» вдруг изменил свою траекторию, Мушка сказала:

– Все-таки, что ни говори, ты – вылитый Пушок. У тебя мамины глаза и уши точь-в-точь как у Стрелки. Ты даже нос морщишь так же, как она, когда важничаешь.

Я чуть не обиделся. И совсем я не важничал! Потом спросил:

– Я что, на Стрелку, собаку-космонавтку, похож?

– Ужасно! А еще больше похож; на ее сына, Пушка, которого наши подарили жене американского президента в знак дружбы и мирного освоения космоса.

И я вдруг вспомнил разговор между моими старыми хозяевами и Мамой с Папой, когда меня дарили Девочке Люде. «Племянница из Вашингтона привезла, не сильно породистая, но какая-то редкая собачка. Всех щенков уже раздали, вот, последний остался…» Я тогда никакого внимания не обратил на эти слова. А теперь задумался – а вдруг и правда я потомок того самого Пушка?

 

21. Возвращение на Землю

Я задумался и не заметил, что наступила тишина. Мушка и Пчелка мирно посапывали в пилотских креслах. Во дают! Полвека проспали в анабиозе и теперь опять спят! Мы с Кайсыном переглянулись. Он встал, пристегнул собак и вернулся на место. Я направил «Буран» на Землю. Ой, какая она маленькая отсюда! Среди других звездочек и не различишь. И мы полетели домой!

Первое время Мушка и Пчелка были совсем хилые. За столько лет беспробудного сна они разучились бегать и прыгать. Но в невесомости их слабенькие мышцы сильно не напрягались, и вскоре собаки начали довольно шустро носиться по кораблю. После вынужденной многолетней неподвижности обе как с цепи сорвались. Я только сейчас понял, почему так говорят, когда увидел, как эти две неугомонные космонавтки гоняются друг за другом по командному отсеку.

Они летали, кувыркались, визжали, гонялись за своими хвостами, лаяли и кусали на лету нас с Кайсыном за уши. Нам приходилось во время этого буйства прятаться по углам. А собачье буйство длилось целыми днями, пока Пчелка и Мушка не засыпали от усталости прямо на лету.

Когда в очередной раз космонавтки врезались в Кайсына и сбили его с ног, тот, пересчитав башкой все торчащие выступы в кабине, сердито проворчал:

– Таких собак можно было и на мусорке найти. Незачем было за ними на Юпитер тащиться…

Пару раз я нарочно, когда разгонял корабль, не предупреждал Мушку и Пчелку, чтобы пристегнулись в креслах. Тогда они с писком прилипали к задней стенке кабины под тяжестью перегрузок. Но как только я прекращал ускорение, продолжали носиться и играть как ни в чем не бывало.

Наконец Пчелка и Мушка придумали новое развлечение – охотиться за едой. Они вываливали свои обеды из банок и тюбиков прямо в воздух. А потом гонялись за плавающими по кабине кусочками тушенки, салата, зелеными горошинами и ловили их на лету, отпихивая друг друга, как футболисты дворовой команды. Когда Кайсын вляпался мордой в большой шар противного тыквенного желе, который мчался на него подрагивая боками, он не выдержал и рявкнул:

– Все! До самой Земли не открою вам ни одной банки! Будете сидеть голодные!

Мушка и Пчелка испугались и прекратили безобразничать. Зубки у них мелкие, как у меня, – банку не разгрызть. Осваивать космос подбирали маленьких собачек. Видимо, для экономии топлива и тушенки.

– И как можно было таких бесшабашных собак в космос пускать? – спросил я Кайсына.

– Да мало ли кого куда пускают… – глубокомысленно заметил алабай.

А в остальном наш полет к Земле проходил спокойно. Только теперь в иллюминаторах перед носом висела Земля, а не Юпитер. Честно говоря, мне Земля нравилась больше. Она была похожа на разноцветный стеклянный шарик. Один из тех, которыми играла Девочка Люда.

 

22. Собаки-космонавты

А еще, как оказалось, невесомость сильно действует на языки. Собаки не только безобразничали, но и болтали без остановки. Они расспрашивали меня о других четвероногих космонавтах и наперебой вспоминали, как жили собачьим «звездным отрядом». Их готовили к полетам в Москве, в небольшом кирпичном особнячке на задворках стадиона «Динамо». Особнячок назывался «Гостиница «Мавритания». Там были лаборатории, камеры для невесомости, сурдокамеры, где собак приучали к одиночеству, и еще много всякого, чему Мушка и Пчелка сами названия не знали.

– А Мухе-то как не повезло, – рассказывала Пчелка. – Она, глупенькая, в сурдокамере скучала и есть отказывалась, поэтому ее не взяли в космос. Для первого орбитального полета выбрали Лайку.

– Да ну! Муха всегда такая впечатлительная была! Ее как-то на тренировке Уголек облаял, так она потом два дня обижалась, – подключилась Мушка. – А Уголек и Ветерок летали? Их в паре готовили.

– Летали, – ответил я. – Они почти месяц на орбите были.

– Правда?! Вот молодцы! И вернулись?

– Ага.

– А Ветерок – он совсем не Ветерок, – сказала Пчелка и смутилась, даже нос у нее покраснел.

Мушка захихикала:

– Скажи им, скажи, как его звали сначала. Он так пукал на тренировках! А потом решили: когда он в космос полетит, некрасиво такое имя по радио на весь мир сообщать. Решили, пусть лучше будет Ветерок…

– А сразу после вас Жемчужина и Жулька летали, – вспомнил я прочитанное в журнале. – У них аварийная посадка произошла – модуль упал прямо в тайгу.

– Ой! – заверещали в один голос обе собаки. – И что?..

– За ним экспедицию послали и через четыре дня нашли возле реки Нижняя Тунгуска.

– Четыре дня?! А не замерзли? Там же так холодно!

– Нет, не замерзли. Капсула с собаками не отстрелилась почему-то, они так внутри модуля четыре дня и просидели. Даже замерзнуть не успели. Их в шубу закутали и домой в Москву на поезде повезли.

– Ты смотри! – удивилась Мушка. – А ведь Жулька мерзлячка была жуткая. Все время говорила: «Летом хочу полететь, когда солнышко». И в скафандре ей все время сквозило…

– А Рыжик на Марс полетел? – перебила Пчелка.

– Нет. Про Рыжика и про Марс я ничего такого не читал.

– Вот как… – огорчились космонавтки. – А его так серьезно готовили… Он еще косточки от яблок в коробочку собирал. Мечтал на Марсе яблони посадить.

– «И на Марсе будут яблони цвести!» – загудели нестройно Мушка и Пчелка. – Песня такая – очень модная, знаете?

Но мы с Кайсыном такой песни никогда не слышали.

Потом, когда все уснули, я сидел в пилотском кресле и думал о собаках, которые прокладывали человеку дорогу в космос. Пчелка говорила – всего было сорок восемь собак, к сожалению, она всех по именам не запомнила. Только Лайку, Муху, Альбину, Цыгана, Дезика, Пеструю, Белую, Рыжую, Дамку, Отважную, Лисичку, Чайку, Белку, Стрелку, себя и Мушку, естественно. А еще Жемчужину, Жульку, Чернушку, Звездочку, Уголька, Ветерка… Тут я хмыкнул, представив себе его настоящее имя.

Не все имена у собак-космонавтов звучали красиво и солидно. Были и совсем простенькие, некоторые даже смешные. Но когда я повторял их про себя, мне было не смешно, а сердце наполнялось гордостью. И я подумал – глупо переживать из-за того, что у тебя несерьезное имя и даже немного кошачье. Важно не то, как тебя зовут, а то, что ты сделал в жизни что-нибудь значительное или просто хорошее. И я решил: с этого момента я буду называться Пушок. В честь моего далекого предка, сына космонавтки Стрелки.

 

23. Дома

Наконец Земля заняла все пространство в окнах-иллюминаторах. Скоро-скоро мы будем дома. Мушка и Пчелка даже волновались немного. Расспрашивали меня про цветные телевизоры, про компьютеры и Интернет, про видеомагнитофоны и сотовые телефоны… Ведь ничего этого еще не придумали, когда собаки улетали в космос. И Кайсын слушал с интересом. У него в сторожке на Байконуре таких вещей тоже не было.

Мы сделали несколько кругов над Землей, пока я не сообразил, где же нам садиться. И вот «Буран» приземлился в лесу на полянке недалеко от города, где я жил. Мы выбрались из корабля на травку. Ах, как здорово пахло на полянке! Пахло летом и солнцем, и еще чем-то зеленым, веселым и очень-очень приятным. Пчелка сказала, что у нее голова закружилась. А Мушка легла в траву кверху пузом и глупо хихикала от радости. Как хорошо у нас на Земле!

Потом мы пошли по дороге в город. Кайсын сказал, что на Байконур возвращаться не будет. Он решил поехать в Плесецк. Там тоже есть космодром, и даже новый корабль делают под названием «Клипер».

– Может, мой опыт им пригодится, – сказал алабай. – Я еще не настолько стар, чтобы уходить на пенсию.

На вокзале мы попрощались. Обнялись крепко, я лизнул алабая в нос, и у меня защипало в глазах.

– Ты не пропадай! Сообщай о себе иногда, – сказал я. – Как будет удобный случай, я обязательно в гости заскочу.

– Ничего, наши «Клипер» достроят, мы еще на Марс слетаем, правда? – сказал Кайсын.

– Ага-ага! – радостно закивали Мушка и Пчелка.

– А вы куда? – спросил их алабай. – Поехали вместе, мне все равно через Москву добираться.

– Да нет, в Москву мы не поедем, – сказала Пчелка. – Мы там никому не нужны, никто нас в «Мавритании» уже не и помнит.

– Еще как вспомнят! – распалился я. – Они еще памятник вам поставят!

– И тебе, – добавила Мушка.

Я не стал возражать. Я ведь тоже собака необыкновенная.

А Кайсын только хмыкнул. Мы посадили его на поезд. Вот, хитрый, опять умудрился найти вагон с собачьей едой. На этот раз попались консервы «Чаппи». А потом я сказал Мушке и Пчелке:

– Пойдем, я вас отведу в одно отличное местечко.

Домик Бабушки в Шляпке я нашел сразу. Бабушка сидела у окошка в той же шляпке с розами из бумаги.

– Ах, вы мои маленькие! – сказала она, когда увидела Пчелку и Мушку на дорожке. – Голодные, наверное! Ну, заходите ко мне, я вас накормлю.

Из-за куста возмущенно зашипели мои старые знакомые кошки. Я махнул космонавткам лапкой и побежал скорей домой к Бабушке Иры и Люды. Как я вовремя успел! Во дворе я издалека заметил Папину машину и услышал возбужденные голоса.

– Как? Разве он не остался?! – кричал Папа.

– Как? Разве он не с вами поехал?! – кричала Бабушка.

А Девочки молчали, но уже собирались плакать. Я с радостным лаем выскочил из помидорной грядки, и мои домашние в один голос воскликнули:

– Да вот же он!

Я был вне себя от радости, и только одна мысль промелькнула у меня в голове: «Или все стали меньше ростом, или это я так вырос?»

Через некоторое время я проведал Мушку и Пчелку у Бабушки в Шляпке. Наглых кошек нигде не было видно.

– Они теперь на дереве живут, – хихикнула Пчелка. – И не спускаются. Бабушка им жестяную баночку для еды к ветке привязала. Там и лопают. На недосягаемой высоте…

– Да мы ничего такого особенного им и не сказали, – засмеялась Мушка.

 

Историческая справка

Использование собак в программе освоения космоса

Баллистические полеты

Июль 1955 – Цыган и Дезик. Цыган потом генерала укусил, Дезик погиб во втором полете.

С 1955 по 1957 – Пестрая и Белая (Маркиза). Поднимались на высоту 470 км, погибли от перегрузок.

– Рыжая и Дамка. 473 км, погибли от перегрузок.

– Отважная. Ее запускали 4 раза.

Орбитальные полеты

3 ноября 1957 – Лайка, «Спутник-2». Готовили еще двоих – Альбину и Муху. Муха в сурдокамере не ела, поэтому ее забраковали и выбрали для полета Лайку. Лайка погибла от перегрева через полтора часа полета.

28 июля 1960 – Лисичка (рыженькая) и Чайка, «Спутник К1». Погибли при взлете.

20 августа 1960 – Белка и Стрелка. С ними летали мыши. Белка в невесомости «бесилась» и лаяла. В августе 1961 года Хрущев попросил Стрелкиного щенка (Пушка) и подарил Жаклин Кеннеди.

1 декабря 1960 – Пчелка и Мушка, «Восток». Запущены с насекомыми и растениями. Сработал автоподрыв после изменения траектории, потому что модуль должен был приземлиться за пределами СССР. (По одной из версий – улетели по направлению к Юпитеру).

22 декабря 1960 – Жемчужина и Жулька. (В других версиях – Шутка и Комета, Альфа и Жулька). Была совершена аварийная посадка в Якутии. Посланная за ними экспедиция через четыре дня нашла модуль возле реки Нижняя Тунгуска. Автоподрыв, к счастью, не сработал, капсула с собаками не отстрелилась, поэтому они не замерзли на сорокаградусном морозе. Собак спасли.

9 марта 1961 – Чернушка. Летала с манекеном Иваном Ивановичем.

25 марта 1961 – Звездочка. Летала с манекеном.

22 февраля 1966 – Уголек и Ветерок, «Союз». Почти месяц провели на орбите. История с кличкой Ветерка – подлинная.