— Кажется, моя сестра жульничает, — сказал Адлер, — поэтому я вылетел из конкурса.

Адлер и Уна сидели рядышком на бордюре и наблюдали за зрителями, покидающими Освальд-Парк. Дьякон занимал привычное место на плече у девушки. Поодаль, похожая на вывихнутый палец, вздымалась в небо Волшебная башня.

Оставалось только надеяться, что директриса Пуше из академии благородных девиц не пройдёт мимо, ибо сидеть на обочине, поставив одну ногу на канализационный люк, было совершенно неподобающе приличной девушке. Сейчас, впрочем, Уну это не волновало. В руке сыщица сжимала вторую полученную от архитектора белую ленточку с подсказкой для завтрашнего состязания. Она пока толком не успела её рассмотреть.

— Что ты сказал, прости? — переспросила Уна. В тот момент она не могла сосредоточиться ни на чём, даже чарующий ирландский акцент Адлера Айри не цеплял её внимания.

— Исидора мухлюет, говорю, — повторил парень. — Но не пойму как.

Некоторое время они посидели молча, разглядывая, как расходятся зрители. В толпе был и сэр Балтимор Разерфорд с дочерью Пенелопой и Родериком. Сэр Балтимор казался разгневанным, как никогда. Его обычно безупречная причёска вздыбилась по краям, как будто мужчина пытался вырвать из неё клочья.

— Теперь ты мне почитаешь, папуля? — спросила Пенелопа, когда семейство проходило через парковые ворота.

К удивлению Уны, сэр Балтимор выхватил книжку из крохотных ручек дочери и со всей силы швырнул прочь. Пролетев метров двадцать через ограду, книга упала в колючие заросли.

— Па-а-а-пуля! — разрыдалась Пенелопа. — Моя книжка! Как ты теперь мне почита-аешь?

Люди начали останавливаться и перешёптываться, тыча пальцами в сторону повздоривших Разерфордов.

— Не нужна мне эта клятая книга! — проорал сэр Балтимор. — Я тебе её сотню раз читал. Я каждое чёртово словечко помню!

— Папа, не срывайся на Пенелопу, — вмешался Родерик. — Ты ведь на меня злишься, не на неё.

— Да, чёрт подери, ты прав, я злюсь на тебя! — прорычал сэр Балтимор. — Ты второй раз проиграл. И без веской причины! Ты что, хочешь Разерфордов по миру пустить? Погоди, до дома доберёмся. Почему я должен… Должен… — осознав, что на него смотрят, сэр Балтимор затих. Одной рукой подхватил Пенелопу и, оставив Родерика позади, зашагал мимо любопытных зевак.

— А как же моя книга? — ревела девочка.

— Замолчи ты уже про клятую книгу. Я тебе другую куплю, — затем, покосившись на Родерика, добавил: — Если не разоримся.

Последнюю фразу он сказал почти шёпотом, но экипаж Разерфордов стоял слишком близко к сидящим на обочине Адлеру и Уне.

Именно в этот момент из ворот парка в компании матери, директрисы Пуше и нескольких молоденьких студенток академии выплыла Исидора. Никто из них даже и не глянул в сторону Уны, чему та была несказанно рада. Ей совершенно не хотелось сейчас вежливо улыбаться людям, которые относились к ней высокомерно.

Вместе с Адлером и Дьяконом девушка наблюдала, как Родерик приблизился к Исидоре и, взяв её за руку, поклонился. Та в ответ сделала реверанс.

— С красивой победой, миледи! — произнёс Родерик.

— И вас, — Исидора отпустила руку Родерика, и сыщица успела заметить что-то в её ладони.

— Записка, — вслух задумалась она.

— Что? — переспросил Адлер.

— Записка, — повторила Уна. — Родерик только что передал Исидоре записку.

Адлер закатил глаза.

— Ох, наверняка очередная любовная поэма.

— Ты знаешь про поэмы? — скромно спросила Уна, мысленно гадая, как Адлер относится к подобным проявлениям чувств.

— Ну да, — кивнул парень. — Не читал их, конечно, не могу сказать, насколько они хороши. Исидора говорит, что они только для девичьих глаз. Что бы там это ни значило.

Уна покраснела. Ей казалось, она понимает, что именно имела в виду Исидора, и на мгновение девушка размечталась, что однажды получит такое же личное «девичье» письмо от Адлера.

— Шевелись, Родерик! — прокричал сэр Балтимор.

Родерик поглядел на Исидору и пожал плечами, затем зашагал к отцовскому экипажу, Исидора же со свитой двинулась по улице в противоположном направлении.

Уна, с трудом сдерживая порыв броситься за ними, глядела дамам вслед, пока те не растворились в толпе. У кого-то из них, возможно у мадам Айри или самой Исидоры, была в распоряжении чаша-оракул. Ничто бы не доставило девушке большего удовольствия, чем поймать их на жульничестве, когда они будут доставать чашу из своего тайника.

— Тут слухи ходят, — вдруг начал Адлер, — что сэр Балтимор кучу денег поставил на это состязание.

Уна взметнула бровь.

— Думаешь, он поставил на Родерика?

Адлер поправил на голове цилиндр.

— Определённо, этим объясняется его поведение и расстройство, что Родерик пришел к финишу лишь вторым.

Уна вспомнила про синяк на щеке младшего Разерфорда.

— Думаешь, он ударил бы сына, если бы на кону стояла маленькая сумма?

— Кто сказал, что маленькая? — удивился Адлер.

Дьякон закашлялся.

— Сэру Балтимору не впервой в неприятности из-за ставки попадать. За долгие годы он уже кучу денег проиграл некой преступной корпорации, не будем её называть.

— Ты про Кровавого Мартина и корпорацию «Белладонна»? — уточнила Уна.

— Именно, — кивнул ворон. — Говорят, что раньше Разерфорды были намного богаче. И что Кровавый Мартин хорошо на них нажился.

— Это всё из-за так называемой «эйдетической памяти» сэра Балтимора, — пояснил Адлер. — Не такая уж она и идеальная, оказывается.

— Совершенно верно, — отозвался ворон.

— Какой памяти? — Уна была незнакома с подобным термином.

— Эйдетической, — повторил Дьякон. — Это совершенная память. Способность помнить абсолютно всё. С тех пор, как фотографию изобрели, её ещё «фотографической памятью» называют.

— Ах да, — припомнила сыщица. — Я помню, он на вечеринке на днях хвастался своей памятью — как от предков её унаследовал.

Адлер кивнул:

— Да, точно. Предмет его гордости. Вот только у сэра Балтимора совсем не такая крепкая память, как у отца с дедом.

— А как это вообще со ставками связано? — поинтересовалась Уна.

— Он использует свою потрясающую память, чтобы выигрывать в карты, — разъяснил Дьякон. — Но в карты играть — немудрёная наука.

Уна покачала головой, не одобрив беспечность, с которой легкомысленные игроки кидаются делать ставки, однако она знала, что сэр Балтимор был не единственным человеком, который оставил у Кровавого Мартина целые состояния. И даже теперь, когда Мартин ушел в подполье, двери его казино все еще широко распахнуты, чтобы опустошать карманы нерадивых уличных игроманов.

Мысли о Мартине снова напомнили Уне о чаше, на которую тот не преминул бы наложить свои загребущие руки. Однако определенно не он стоял за кражей. Как это возможно, если все улики указывают на модистку и ее дочку — факт, что Исидора чудесным образом выигрывает соревнования, и еще кольцо мадам Айри, найденное под фургоном. Уна призадумалась, мог ли ей как-то помочь Адлер, хотя бы место подсказать, где его родственницы могут прятать чашу.

— Есть идеи, как Исидора выигрывает? — решила она прощупать почву. ˜— Откуда она взяла отгадки?

— Представления не имею, — признался Адлер. — Но сама она до них не додумалась бы. Никогда в это не поверю.

— Ну, в правилах не написано, что нельзя пользоваться посторонней помощью, — напомнила Уна.

— Помощь-то помощью, — настаивал Адлер, — но у нее уже готовые отгадки. Каким-то образом она раздобыла ответы заблаговременно.

Уна колебалась, рассказать ли парню о пропаже чаши-оракула. Она все детально обдумала, прежде чем принять решение и вскрыть все карты, в том числе признаться, что подозревает его мать в совершении кражи. В конце концов Адлер уже не конкурент, и гонка следующего дня продолжится лишь для нее, Родерика и Исидоры. Уна повернулась к Адлеру, заглянула в его красивые глаза, и язык развязался сам собою.

Когда рассказ закончился, Адлер замотал головой:

— Просто не могу поверить в это.

— Во что именно? — уточнила сыщица.

— Хм, — начал Адлер, — в то, что матушка могла ползать в грязи под цыганским фургоном в одном из своих бесценных платьев.

Уна кивнула:

— Ну, это только версия. Как тогда ее кольцо попало под фургон?

— Этого я не знаю, — признался Адлер, задумчиво морща лоб. Уна умилялась, глядя на парня, и вдруг тот сказал:

— Знаю, о чем ты думаешь…

Сердце так и ойкнуло, а щеки Уны налились краской. Но когда Адлер продолжил, стало ясно, что он вовсе не поймал Уну на том, как она любовалась им.

— Тебе интересно, почему, стащив идиотскую чашу, моя мать помогает Исидоре, а не мне?

— Не скрою, об этом тоже думала, — призналась сыщица, тот час испытав некоторую вину, несмотря на то, что озвучила эту мысль не сама. В какой-то момент ей захотелось обнять Адлера, чтобы утешить юношу, но, вспомнив о правилах приличного поведения в общественных местах, она сдержалась.

Адлер нехотя кивнул:

— Все же не думаю, что это она. Хотя… В Академии благородных девиц присягают на верность друг другу. Этим можно объяснить… — и он умолк на полуслове.

Дьякон закончил мысль за юношу:

— Этим можно объяснить то, что ваша матушка стала бы помогать дочери, а не сыну, из-за чувства долга.

Адлер утвердительно кивнул:

— Именно, и еще не в моих правилах мухлевать. Она это знает.

Вдруг Уна улыбнулась Адлеру и, наплевав на всякие правила приличия, взяла его за руку. Позволив себе такую дерзость по отношению к молодому человеку, которого едва знает, на глазах у всех, она еще и сжала ее крепко.

— Всегда знала, что ты честный, — поддержала Уна юношу.

И на несколько длинных мгновений они впились взглядами друг в друга. Уна ощутила, как закололо пальцы. Ей казалось, что она вот-вот утонет в голубом омуте глаз и пропадет навсегда, если перестанет сдерживать свои чувства.

Дьякон прервал молчание, вежливо откашлявшись. И тогда сыщица встряхнула головой, словно пыталась выйти из гипнотического транса. Она в спешке отпустила руку Адлера. Молодой адвокат тоже откашлялся, чувствуя неловкость, а Уна все еще ощущала в пальцах магические мурашки.

— Все же я не готов поверить, что мать украла чашу, мисс Крейт, — произнес он. — Не могу придумать, как ее кольцо могло оказаться там, где вы его нашли, но представить мать на карачках под фургоном, лезущую в потайной люк… На подобное она не подпишется.

Уна кивнула. Мысль сама по себе была просто комична — мадам Айри ползает в грязи и пытается протиснуть свои выдающиеся формы в какой-то лаз. Поразмыслив над этим более детально, Уна стала сомневаться, что полнотелая модистка могла бы пролезть через потайной ход, не будь на ней даже этих многослойных юбок. Да можно просто на ее выдающийся бюст глянуть и уже вычеркнуть из числа подозреваемых.

— Я осмотрюсь в доме, так уж и быть, — пообещал Адлер. — Если Исидора использует чашу, чтобы мухлевать, с подачи матушки или без нее, наш дом — лучший тайник для нее. Сестру отпускают домой на выходные.

— Было бы здорово! — обрадовалась Уна. — А я тем временем еще раз осмотрюсь возле фургона. Посмотрим, может из мадам Романии можно вытянуть еще какую-нибудь информацию.

Дьякон поудобнее примостился на ее плече:

— Или, как вариант, ты бы могла провести остаток дня, разгадывая подсказку.

Он указал клювом на Унины руки. Девушка подняла белую ленточку с подсказкой очередного дня, развернула её и вслух прочитала напечатанный текст:

«Переверни наоборот и смотри, ничего не перепутай».

На обратной стороне ленты сыщица обнаружила набор букв, которые казались очередной бессмыслицей.

МЪЮЪ СЯЫР Ф ЗЯНРЭЁЦФЛ

— Кажется, еще одна анаграмма, — предположила девушка.

— То же самое подумал, — согласился ворон.

Прежде чем согласиться с советом ворона, Уна некоторое время смотрела на буквы.

— Ты абсолютно прав, Дьякон. Здесь нужно будет хорошо пораскинуть мозгами, — она поднялась с бордюра, положила подсказку в карман и добавила:

— Сразу после того, как переговорим с мадам Романией из Румынии.

Дьякону осталось лишь молчаливо вздыхать.