Глава 16

После долгого и довольно скучного путешествия мы встретили пиратов — всего в тридцати милях от Фарассы.

Собравшись в самой большой каюте на верхней палубе, я, Палатина, Равенна и еще один ученик из Океании играли в карты. На борту «Призрачной звезды» почти не осталось других пассажиров, поэтому мы заняли просторные апартаменты, которые в былые дни предназначались для адмирала и его приближенных. Внезапно зазвучала тревога. Резкий вой прервал нашу беседу и заставил меня подпрыгнуть на стуле. Равенна выронила колоду из рук и выругалась.

— Они что, дельфинов пугают? — проворчала она и наклонилась, чтобы собрать рассыпавшиеся карты.

— Пойдем посмотрим, — сказала Палатина и, встав, направилась к двери. — Да забудь ты о картах.

Последовав за ней, мы вышли в коридор. Сигнальные панели на потолке мигали красным цветом в такт тревожной сирене. К нам присоединились еще два ученика. Когда мы достигли трапа, палуба слегка накренилась. Мне пришлось ухватиться за перила, чтобы удержаться на ногах. На нижней палубе суетились матросы. До нас доносились приказы офицеров. Первое, что я увидел, когда мы пришли на мостик и встали за перилами, чтобы не мешать команде, была проекция на изотическом столе. Неделями это устройство показывало нам только «Призрачную звезду» в пустых глубинах океана. И вот теперь здесь появились три другие манты.

Одна была торговым судном. Я не мог сказать, какому торговому дому она принадлежала. Спинка капитанского кресла загораживала часть изостола и закрывала от меня расцветку передних рогов корабля. Две другие манты относились к классу «корсаров». Гладкая поверхность их небольших корпусов щетинились стволами орудий. Первый пиратский корабль гнался за торговым судном, которое совершало отчаянные маневры, пытаясь уйти от голубых лучей импульсных пушек. Я надеялся, что при очередном повороте мы увидим знаки торгового дома. Другая манта прервала погоню и направилась к «Призрачной звезде». Почему пираты вели себя так самоуверенно? Даже списанный крейсер был равен им по силам.

— Беглый огонь! — приказал капитан.

Я увидел, как открылись орудийные порталы «Призрачной звезды». Импульсные пушки выпустили залп по пиратскому судну. Следом за голубыми полосками помчались огненные копья плазменных снарядов и пара торпед, выпущенных из нижних пусковых установок.

— Пираты опознаны, сэр, — доложил офицер, сидевший около консоли сканеров. — Согласно данным нашего архива, эти фрегаты были украдены два года назад у кэмбресского флота. Теперь они входят в пиратскую группировку, которая действует в северной части Экватории. Эти корабли имеют сдвоенные реакторы!

— О, Элементы! — нахмурившись, воскликнул капитан. — Увеличьте мощность щитов до предела и выпустите кумулятивные заряды.

Когда лучи пиратских пушек настигли «Призрачную звезду», я ухватился за поручень. Щиты без проблем поглотили энергию залпа, однако этот факт не успокоил капитана. Он выглядел очень встревоженным. Я никогда не встречал корабли со сдвоенным реактором, но штурман рассказывал мне о них по пути в Цитадель. Из его слов я понял, что сдвоенный реактор увеличивал огневую мощь корабля и силу щитов в четыре раза.

— Сэр, кумулятивные заряды запрещены законом. Торговая манта может сообщить о нас фарасским властям!

— Если мы спасем торговцев, они будут держать рот на замке. Исполняйте приказ!

— Слушаюсь, сэр.

Две черные точки вырвались из орудийных портов «Призрачной звезды». Одна направилась выше, другая ниже пиратского корабля. Я не знал, как действуют кумулятивные снаряды. Мне почему-то казалось, что они должны создавать какие-то проблемы для изощитов.

Через миг все прояснилось. Два яйцеобразных снаряда взорвались прямо на линии корабля — один чуть выше и спереди судна, другой — чуть ниже и сзади. Сначала «корсара» подбросило вверх. Казалось, чья-то гигантская рука швырнула корабль с чудовищной силой. Затем последовал такой же толчок вниз. Пушечный огонь прекратился. Второе пиратское судно прервало атаку на торговую манту и направилось к поврежденному кораблю.

— Продолжайте обстрел, пока они не уберутся прочь, — велел капитан.

На мостике воцарилась тишина. Мы следили за мерцающими образами на изостоле. Через некоторое время крылья подбитой манты затрепетали, и оба пиратских корабля, уклоняясь от залпов «Призрачной звезды», развернулись и исчезли во мраке океана. На лице капитана появилась довольная улыбка.

— Я хочу выйти на связь с торговой мантой. Кто-нибудь может сказать мне, какому Дому она принадлежит?

— Темно-синий и серебристый цвета, — доложил штурман. — Я не помню…

— Дом Барка, — прервала его Палатина. — Это наши друзья.

— Так, значит, вы должны их хорошо знать! — сказал капитан. — Связист, приветствуй их. И выведи проекцию на изопанель.

Через миг на переднем экране мостика появился изообраз командного центра торговой манты. Изображение было слегка затуманенным, но я отчетливо видел лица незнакомых мне людей. Хотя одного человека я знал. Это был Гамилькар! Лорд Барка.

Он и капитан торгового судна поблагодарили команду «Призрачной звезды» и рассказали нам о том, что случилось. По их словам, пираты были наняты лордом Форитом — врагом Гамилькара. Эта атака должна была уничтожить одним ударом и Барку, и его торговый дом. Они напали за несколько миль отсюда. Торговцы безуспешно пытались уйти от погони. Мы прибыли вовремя, так как их щиты уже начали отказывать.

Когда Гамилькар закончил свой рассказ, Палатина шагнула вперед, и Барка выкрикнул ее имя. На его суровом лице появилась счастливая улыбка. Поначалу он выглядел таким же озабоченным, каким я видел его при нашей первой встрече, но теперь черты торговца преобразились.

— О, Рантас! Палатина! Где ты пропадала целый год? Элнибал сказал мне, что тебя случайно похитили его знакомые. Он заверил меня, что ты обязательно вернешься.

— Я не могу говорить об этом, — ответила девушка. — По крайней мере сейчас. Куда ты направляешься?

— В Лепидор, забрать очередную партию железной руды.

Это было счастливое совпадение. Мы могли не тратить времени на ожидание в Фарассе.

— Вы возьмете нас на борт? — спросил я у Гамилькара.

— Конечно, — ответил он. — А кого именно?

— Палатину, меня и еще одну девушку.

Когда Равенна появилась, Гамилькар нахмурился. Он окинул девушку подозрительным взглядом, и его приветствие показалось мне необычно холодным. Равенна тоже почувствовала это. Она ответила ему сдержанным кивком. Я не мог понять, почему Гамилькар невзлюбил ее. После последней ночи в Цитадели мое мнение о Равенне было по-прежнему двояким. Но чем она не понравилась лорду Барке?

«Призрачная звезда» пристыковалась к «Финикии» и помогла исправить ущерб, нанесенный торговому судну. На случай возможной атаки пиратов наш капитан передал торговцам дополнительное вооружение и два кумулятивных снаряда. Он напомнил Гамилькару, что их следовало использовать только при крайней необходимости. После ремонта мы попрощались с командой «Призрачной звезды», с капитаном и нашими сокурсниками. Когда мы перешли на борт «Финикии», два корабля разошлись разными курсами. «Призрачная звезда» направилась в Фарассу, чтобы доставить домой последних курсантов и принять новичков из Океании, которым предстояло годичное обучение в Цитадели Тени. «Финикия» поплыла на север к Лепидору.

Тем вечером Гамилькар пригласил нас на ужин в свою каюту. Обменявшись с Равенной парой фраз, он больше не сказал ей ни слова. Они старательно делали вид, что не замечают друг друга.

— Чем вы занимались эти восемнадцать месяцев? — спросил лорд Барка, когда слуга принес нам первую перемену блюд.

То был танетянский салат, который мне очень нравился. Однако после островного меню он показался мне немного необычным, поэтому я ел его маленькими порциями.

— Мы не можем говорить об этом, — сказала Палатина. — С нас взяли клятву молчания.

— Это как-то связано со Сферой? Видите ли, Катан, я, как и ваш отец, не питаю к жрецам Рантаса большой любви.

— Палатина, помни о нашем договоре, — вмешалась Равенна. — Мы с Катаном в большей опасности, чем ты.

Палатина всплеснула руками.

— Равенна, перестань! Если Гамилькар донесет на нас Сфере, его арестуют вместе с нами. В любом случае я доверяю ему.

— Никогда не доверяй танетянам, — с мягким укором сказал Гамилькар.

— Моя мать говорила, что нужно опасаться тех, кто может получить какую-то выгоду от предательства, — пожав плечами, ответила Палатина. — Если ты донесешь на нас Сфере, то Лепидор будет разрушен. Разве ты этого хочешь? Неужели ты спас мою жизнь, чтобы снова бросить меня в пучину бед?

— Ты дар моря, — произнес Гамилькар. — Я ценю подарок стихии и всегда буду считать тебя членом нашего дома.

Он с удивлением взглянул на нее.

— Ты упомянула о своей матери. Неужели к тебе вернулась память?

— Только малая ее часть. Мою мать звали Нептунией. Родители были фетийцами. Отец, Рейнхард Кантени, погиб.

— Президент Рейнхард? Фетийский реформатор?

— А разве был другой?

— Теперь я вижу сходство, — сказал Гамилькар. — Однажды мне довелось встретиться с ним на званом вечере.

— И что нам все это дает? — раздраженно спросила Равенна. Почему она перебивала Палатину? Лорд Барка был нашим другом. — Можешь доверять ему сколько угодно, но помни о клятве! Неужели ты будешь рассказывать о нас всем своим знакомым?

Палатина нахмурилась, словно потеряла нить рассуждений. Она задумчиво посмотрела на Равенну. Гамилькар отправил в рот порцию танетянского салата. Он не сводил глаз с лица своей бывшей подопечной.

— Нам важно заручиться поддержкой торгового дома, — сказала Палатина.

Взглянув в иллюминатор на темные глубины океана, она повернулась к лорду Барке.

— Ты ищешь в деле выгоду, не так ли, Гамилькар? Чем ее больше, тем лучше?

— Да.

Он нисколько не смущался, что девушки временами говорили о нем так, словно его тут и не было. Почему он проявлял подобное терпение? И что Гамилькар мог получить, сообщив о нас Сфере? Не ослабил ли год разлуки его дружеские чувства к Палатине? Я даже не знал, имелся ли у танетян какой-нибудь моральный кодекс.

— Как далеко ты способен пойти ради прибыли?

Равенна прикрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Я понял, что она использовала теневое зрение. Очевидно, ей хотелось выяснить, стоит ли кто-то за дверью. Моритан поступил бы так же. Он осмотрел бы коридор и проверил комнату на наличие шпионских устройств. К сожалению, мы не имели опыта в их нахождении. Равенна могла обнаружить только сильные излучатели. Из меня в этом деле был плохой помощник. Интересно, что сейчас делал маленький граф? Преуспевал ли его клан, и как шли дела в Лепидоре? У меня возникло желание расспросить об этом Гамилькара. В Цитадели я редко вспоминал о доме, но теперь мне не терпелось увидеть лица родных и близких.

— Все зависит от того, насколько велика эта прибыль, — ответил лорд Барка. — Она должна быть реальной и незамедлительной. Я не верю в обещания, для исполнения которых требуется десять лет.

— Что для тебя важнее: твой кошель или Рантас?

— Ты имеешь в виду, способен ли я совершить поступок, за который меня могут сжечь на костре, как еретика?

Вопрос Палатины заставил его задуматься.

— Для этого выгода должна быть большой, даже если речь идет о моей помощи тебе и Катану. Но в любом случае я не питаю к Сфере особой симпатии. Никто из моей семьи не отличался особой религиозностью. Мать полжизни провела на Архипелаге. Она свела на нет все мои представления о добром Рантасе, которые я почерпнул от своих наставников. После смерти матери я нашел в ее комнате сундук с еретическими книгами.

— Скажи, ты согласился бы помочь мятежу против Сферы? Ты согласился бы продавать оружие и делать временные займы?

— А будет ли шанс на успех? — спросил Гамилькар.

— Будет, — пообещала Палатина. — Никто не поймет, что это ересь. До самой последней минуты.

— Так вот где ты провела прошлый год, — сказал Гамилькар. — Тебя увезли на Архипелаг и сделали еретичкой.

— А чем вам не нравится Архипелаг? — воинственно спросила Равенна.

— Странно слышать этот вопрос от вас. Вы явно не оттуда.

Мне показалось, что броня привычного спокойствия Гамилькара дала трещину.

— Я прожила там несколько лет, — ответила Равенна. — Апелаги мне ближе, чем танетяне.

Мне не хотелось участвовать в их споре. Я отодвинул кресло от стола, тем самым показав, что выхожу из разговора.

— Прошу прощения, что перебиваю вас, — поспешно сказала Палатина. — Гамилькар, так ты поможешь нам или нет?

— Прежде чем принять решение, мне нужно ознакомиться с твоими планами, — ответил лорд Барка. — Я люблю жаркое, но не хочу сидеть за последним столом на веселом пиру. Послушай, Палатина!

— Да?

— Тебя вроде бы убили восемнадцать месяцев назад.

— И что из этого? Разве ты не веришь в магию? Такие вещи трудно объяснить.

Вряд ли Гамилькара убедили наши слова, но он не стал оспаривать те дикие идеи, которыми мы старались объяснить внезапное «воскрешение» Палатины. Равенна с усмешкой наблюдала за нами и старательно игнорировала вопросы лорда Барки. Мы не обмолвились ни словом о Техаме. Вскоре Гамилькар похлопал в ладоши и подвел итог:

— Несмотря на все мои сомнения, я принимаю сказанное вами. Вы можете быть настоящими фетийскими Тар'конантурами или просто притворяться ими. В любом случае вы представляете угрозу для Сферы. Ваш союз может породить ядро сопротивления.

— Среди тех, кто верен фетийской империи, — добавила Равенна.

— На самом деле таких людей больше, чем вы думаете, — сказал Гамилькар. — Главы Великих домов ненавидят Фетию, но они читали «Историю». Я помню, как три года назад один калатарский чиновник приходил в наше посольство. Его звали Рамуно или как-то так. Он говорил, что в Калатаре имеется много людей, которые приветствовали бы восстановление Фетии. Им надоела эксплуатация континентальных грабителей.

— У нас в Калатаре правит фараон, — возмущенно вмешалась Равенна. — Нам не нужна иноземная власть.

Я с удивлением посмотрел на нее. Мне казалось, что техамские предки Равенны жили на одном из островов Архипелага, но не в самом Калатаре. Хотя я мог ошибаться. Калатарцы славились своей свирепостью.

— Вы оттуда? — спросил Гамилькар.

— Да, я оттуда.

Равенна всем своим видом бросала ему вызов. Однако внезапно лорд Барка перевел разговор на другую тему.

— Очень интересно. Кстати, Катан, я посоветовал бы вам перед началом мятежа присмотреться к делам в Лепидоре.

Его слова встревожили меня.

— А что такое?

— Сегодняшнее пиратское нападение — уже второе с тех пор, как вы покинули Танет. Один из моих кораблей был атакован у мыса Штормов на обратном пути из Лепидора. Он вез образцы руды, которые я должен был представить владельцам сталелитейных заводов. К счастью, мой капитан заметил пиратов первым и ушел от погони.

— Вы считаете, что кто-то хочет уничтожить вас?

— Я знаю своих врагов. Оба нападения организовал наш старый знакомый Лиях Форит, который недавно вновь вошел в Совет Десяти. Он считал торговлю железом своей привилегией. Я представляю, как его рассердило мое вмешательство.

— Мы могли бы предложить сделку ему, если бы он не нанес нам обиды, — сказал я, вспомнив инцидент во дворце, когда лишь своевременное вмешательство Кортьереса спасло меня от тюрьмы. — Интересно, он знает об этом?

Я вспомнил Сархаддона, 6 котором почти забыл во время пребывания на Архипелаге. Как сложилась его карьера в Священном городе? Если я успел стать еретиком, то и он, наверное, поднялся в иерархии Сферы. Я надеялся, что он не погряз в фанатизме Лечеззара.

— Форита не заботят такие детали. Думаю, он хочет уничтожить меня, чтобы у вас не осталось выбора. Если наше соглашение будет аннулировано, вам придется обратиться к нему. Даже два потерянных рейса могут привести меня к банкротству. Зная о дурной славе Лияха, ни один из торговых домов не посмеет заключить с вами сделку.

— Какие цвета у дома Форита? — вспомнив о чем-то, спросила Равенна.

— Желтый и оранжевый. А почему вы спрашиваете?

— Палатину и Катана похитила в Танете группа бродяг. Когда мы спасали их, я заметила на одежде одного из похитителей нашивки торгового дома. Это были желто-оранжевые полосы.

— Значит, Форит действовал против нас уже в ту пору, — задумчиво произнес Гамилькар. — Вы не знаете, кого именно преследовали бандиты? Катана или Палатину?

— Это будет только моя догадка. Но если немного подумать… — Она говорила с торговцем снисходительно, словно с ребенком. — Палатина не имела для Форита никакой ценности в качестве заложницы. Вы почти не знали ее. Следовательно, он охотился за Катаном.

Гамилькар молча выслушал ее и кивнул головой. Я удивился его выдержке. Затем он повернулся ко мне.

— Думаю, графу Элнибалу понадобится ваша помощь. Хотя бы на какое-то время. Судя по всему, вы не хотели задерживаться в Лепидоре. Но не могли бы вы изменить ваши планы?

Почему лорд Барка поднял эту тему? Разве отец и советник Атек не справлялись с делами? Неужели возникли какие-то трудности? Да и что там могло произойти? Если бы в Лепидоре случилось что-то серьезное, Гамилькар рассказал бы об этом. Конечно, я соскучился по дому, но мне не хотелось тратить время на пустяки. Мы решили восстать против Сферы, и Лепидор не годился для подобной задачи. Он был изолированным уголком цивилизации и находился на окраине мира.

— Я, между прочим, тороплюсь домой, — сказала Равенна.

— Вы выбрали странный маршрут, — с усмешкой заметил лорд Барка. — С Архипелага в Калатар через Океанию.

— Мой маршрут вас не касается!

— Я знал, что вы так ответите.

Равенна хмыкнула и отвернулась.

Убранство моей каюты на «Финикии» отличалось простотой и функциональностью — еще один признак финансовых проблем Гамилькара. Он сказал, что доходы от продажи железа еще не покрыли кредиты его Дома. Барка надеялся на прибыль, полученную от этого рейса. Он находился в таком затруднительном положении, что должно было пройти два года, прежде чем собранных денег хватило бы на покупку или усовершенствование мант (я с самого начала заметил, как неуклюже и медленно передвигалась «Финикия»). Потеря двух кораблей от атак пиратов почти наверняка разорила бы его — ему просто не на чем было бы перевозить железо.

Я не понимал, каким образом мое присутствие в Лепидоре могло повлиять на пиратов, нанятых Форитом. Я не имел квалификации капитана или каких-либо талантов стратега. От Палатины и то было больше толку.

Почти весь мой багаж оставался запакованным. Чтобы как-то отвлечься от тревожных мыслей, я вытащил из вещевого мешка новенькую копию «Истории» и сел в удобное кресло. В последние дни учебы я заплатил работникам библиотеки, и они сделали для меня копию документа — пусть не такую четкую, как защищенный чарами оригинал, но вполне понятную и аккуратную.

Я открыл «Историю» на одной из последних страниц, выискивая ссылки на события, которые произошли в Калатаре после Войны. Мне хотелось узнать о таинственных горцах, помогавших армии Таонетара. Внезапно что-то выпало из книги. Я поднял с колен сложенный лист, оторванный от куска пергамента. На нем было несколько фраз, написанных почерком Юкмадория.

Записка гласила:

"Катан, я был немного груб с тобой, но не держу на тебя зла за то, что ты покинул остров. Ты выбрал союзницей Равенну, и я желаю тебе удачи на твоем пути. Однако предупреждаю, она не та, за кого себя выдает. Ты подвергаешься огромной опасности. Даже если она не нанесет тебе вреда, это сделают те, с кем она связана. У них другие цели, чем у вас с графом Элнибалом. Мне бы не хотелось, чтобы твой дар был растрачен зря."

Он не подписал записку.

Посмотрев на паучий почерк, я сердито разорвал пергамент в клочья. За тысячу миль от Цитадели Юкмадорий пытался отравить меня ядом подозрений. Он надеялся навязать мне контроль замшелого Совета Элементов. Но теперь я был свободен от этого старого маразматика и намеревался идти своим собственным путем.

 

Глава 17

Через три дня мы прибыли в Лепидор. Несмотря на повреждения, полученные в схватке с пиратами, «Финикия» проплыла путь от Фарассы в два раза быстрее, чем «Пэрасур». Я скучал во время путешествия. Манта не имела рубки наблюдения и демонстрационной изопанели. А смотреть в иллюминатор на глубины океана было также не интересно, как напустынный берег континента.

Мне не терпелось увидеть свой город, однако меня не прельщала жизнь в Лепидоре. Проведя восемнадцать месяцев вдали от дома, я почувствовал вкус странствий. Будучи эсграфом, я должен буду заниматься нудной и никому не нужной рутиной, которая не соответствует рангу тренированного мага-еретика. Занятия в Цитадели показали мне более интересные возможности — иногда даже слишком возбуждающие. Меня научили искусству лазутчика, умению избавляться от пут и оков, побегам из тюремных камер. Я хотел погостить в Лепидоре, но не собирался оставаться там надолго. Раньше у меня не было сомнений, что я стану графом или океанографом, но теперь…

Я поспешил на мостик, чтобы посмотреть, как «Финикия» будет входить в подводную гавань. После Фарассы и Танета она казалась крохотной — всего четыре дока на спиральном ободе ступицы. Впрочем, нет! Не четыре! Под нижним уровнем располагались строительные камеры и скелет пятого дока. Позади него я заметил герметичный грузовой ангар и почувствовал приятное удивление. В Лепидоре никогда еще не было такого большого строительства. Очевидно, отец использовал прибыль, полученную от продажи железа. Когда мы подплыли ближе, я заметил фигуры за стеклянными окнами зала ожидания.

Манта причалила к четвертому доку. Здесь тоже имелись новшества — например, дополнительный лифт, который перемещался по внешней поверхности ступицы. Причальные подвески стали длиннее. Грузовую платформу расширили и соединили с ангаром небольшим техническим тоннелем.

— Я забыл рассказать вам об этом, — с улыбкой сказал Гамилькар. — Вы не узнаете Лепидор. Он сильно изменился за последний год. Ваш отец вложил полученную прибыль в строительство города.

Я еще не знал, как относиться к этим переменам, но, слава богам, упадок, о котором мы тревожились, был преодолен. Прежде отец не мог заплатить даже за расчистку леса. А теперь он строил доки и тратился на дорогостоящие сооружения. Хотя, думаю, такое решение далось ему нелегко.

Захваты сжали корпус «Финикии», и после того, как насосы удалили воду из шлюза, матросы открыли люк манты. Мы поблагодарили капитана и команду. Гамилькар предложил мне первым войти в шахту лифта — судно имело лишь две палубы и было наполовину меньше «Призрачной звезды». Мы прошли через шлюзовую камеру и выбрались на пирс. Я поднял дорожный мешок — тот самый, с которым уплыл отсюда. Только теперь вместо образцов железа в нем лежал магический жезл. Все расступились, давая мне дорогу.

Отец стоял в конце пирса — у входа в галерею, которая вела в зал ожидания. При виде меня его брови приподнялись вверх от изумления. Похоже, он ожидал увидеть только Гамилькара. Затем, когда я опустил на ковер дорожный мешок, он смял меня в своих медвежьих объятиях.

— Катан! — осмотрев меня, сказал он. — Где ты был все это время? Как ты вырос!

Его лицо сияло от удовольствия.

— Но ты по-прежнему на полголовы выше меня, — напомнил я ему.

— Не в этом дело, глупыш! Ты прошел через шлюз, как хозяин, а не как мальчишка. Молодец, что вернулся. Думаю, ты вряд ли узнаешь наш город.

Увидев на пирсе Палатину, Равенну и Гамилькара, он сделал шаг вперед.

— И Палатина здесь! Приветствую вас в Лепидоре.

— А это Равенна, — сказал я. — Мы вместе учились в Цитадели.

В отличие от Барки, мой отец отнесся к девушке с искренним радушием. Он приветствовал ее, словно почетную гостью. Она ответила ему очаровательной улыбкой и грациозно поклонилась. Я порадовался, что Равенна не стала проявлять к отцу такую же холодную антипатию, как к Барке. Обычно мой отец был груб с людьми, которые ему не нравились. Год назад я не ломал бы над этим голову, но сейчас мне хотелось, чтобы время, которое она проведет в Лепидоре, было приятным.

Отец поприветствовал Гамилькара, затем проводил нас через зал ожидания к центральной лестнице и вывел к воротам подводной гавани. Я остановился, ослепленный солнечным светом. Минуту спустя мой рот широко открылся от восторга и изумления. Подумать только! Лорд Барка сказал, что они сделали все это за несколько прошлых месяцев!

Вокруг меня возвышались строительные леса. Городские улицы были наполнены стуком молотков, криками рабочих и скрипом лебедок. Вдоль набережной виднелись ряды обновленных торговых лавок и таверн. Некогда закопченные и покосившиеся строения имели теперь безукоризненные фасады. На крышах зеленели сады. На месте старых питейных заведений появились бары и небольшие кафе.

Через миг я убедился в том, что отстраивался не только район гавани, приносивший Лепидору основной доход, но и весь город. Многие дома обзавелись дополнительными этажами. Пара новых башен и странный купол изменили вид центральной площади.

Я не поверил своим глазам, когда увидел, что за Восточными воротами возводится четвертый квартал. За строительными лесами безошибочно угадывались контуры литейного цеха. На рыночной площади возвышались три больших павильона.

Я посмотрел на отца, не в силах сказать ни слова. Такое и представить было трудно! Как они успели? Все это не могло быть построено на деньги, полученные от продажи железной руды.

— Откуда ты взял такие средства? — в ошеломлении спросил я у него.

— После отъезда Айстика мы наняли команду геологов. Домин лишь царапнул поверхностный слой. Горняки уточнили запасы залежей железной руды и обнаружили на дальней стороне горы еще одну жилу самоцветов. Услышав это, мы решили производить оружие. Оно приносит огромную прибыль. И спрос на него гораздо больше, чем на железную руду.

— Несколько лордов Океании поспешили войти в дело, — добавил Гамилькар. — Все гостиницы по-прежнему полны?

— Чтобы вместить наплыв рабочих и торговцев, мы построили четыре новых постоялых двора.

Не зная, что сказать, я задал первый вопрос, пришедший мне в голову:

— А как насчет пиратов?

— Нам придется позаботиться о них. Поговорим об этом во дворце, когда ты встретишься с матерью. Думаю, она удивится не меньше меня.

— Моритан и Кортьерес тоже вошли в дело? — спросил я, следуя за отцом по главной улице.

Граф махал рукой погонщику слонов, повелевая ему отъехать в сторону. Ого! Неужели в Лепидбре появились слоны?

— Моритан и Кортьерес — наши деловые партнеры. Молодец, что вспомнил о них. Вложения моих друзей составили львиную долю начального капитала. Кроме того, они прислали несколько бригад обученных строителей. Моритан участвует в разработке рудника. Мы используем его шахтеров и геологов. Кортьерес финансирует строительство литейного цеха.

Значит, наши союзники содействовали процветанию Лепидора? Мне понравился деловой подход отца. Я знал из «Истории» и по лекциям преподавателей, что угроза чаще исходила от недовольных друзей, чем от заклятых врагов.

Даже при таких резервах на возведение дворца нам потребовалось бы несколько веков. Я еще не видел его — стены Морского квартала загораживали вид. Мы шли по улице, привлекая внимание людей. Горожане выглядывали из окон и дверей, приветствовали нас с отцом и дружески кивали девушкам и Гамилькару. Я удивился числу приезжих. Мне казалось, что атмосфера города тоже стала другой. Провинциальный Лепидор превращался в промышленный центр Океании. Железо изменило расстановку сил на континенте.

От каменных пил и шлифовальных станков поднималось облако пыли. Прямо перед нами несколько строителей несли балку для потолочного перекрытия. Мы пропустили их и, кашляя, вышли на торговую площадь. Навстречу нам засеменил Шихап — тот самый торговец-одеждой, которого я встретил восемнадцать месяцев назад, когда мчался по главной улице на колеснице, чтобы сообщить графине Иррии о найденном железе. Он был первым горожанином, узнавшим о находке, и Шихап, к моему удивлению, запомнил этот факт.

— Приветствую тебя, Катан! — сказал торговец. — Как тебе нравится наш город? Мог ты мечтать о таком, когда рассказывал мне о залежах железа?

Он гордо указал рукой на свой павильон, раскрашенный пурпурными и белыми полосками. На крыше реял небольшой флажок.

— Не знаю, как мечты Катана, но твои уж точно сбылись, — ответил отец, посматривая на малиновую мантию и серебряный пояс толстого торговца.

От бороды Шихапа исходил запах дорогого масла. Я почувствовал его за несколько шагов.

— Мне просто удалось воспользоваться преимуществами возникшей ситуации. Я всегда имел хороший нюх на выгодные сделки.

— Но оставил без оплаты несколько долгов!

Шихап укоризненно пожал плечами и повернулся к девушкам.

— Вы не были здесь прежде, леди. Когда у вас появится свободное время, приходите в мой павильон, и я покажу вам ткани высочайшего качества!

Мы двинулись дальше. Рынок гудел, как улей в солнечный день. Я никогда не видел здесь такой активности — даже во время Большой Северной ярмарки, которую мы проводили шесть лет назад. Многие торговцы были мне незнакомы, а те, которых я знал, сильно изменились: их одежда стала лучше, вид — надменнее, палатки и лавки — богаче и наряднее.

Последним сюрпризом был дворец. Когда мы прошли ряды последних палаток, я увидел его во всей красе — увидел и не поверил своим глазам. Наш некогда обветшалый двор больше не выглядел жалким. Кладку стен починили и заново окрасили. Галерею выложили новыми плитами. На крыше сияла дорогая ярко-красная черепица. Слева от центрального корпуса, где прежде располагались королевские конюшни, возвышалось вновь построенное здание. Оно сочеталось с непритязательным колониальным стилем дворца, но имело купол, который, на мой взгляд, превышал сто футов в диаметре. Мой отец возвел Тронный зал и палату Совета!

— Где ты достал деньги для всей этой роскоши? — с восторженным изумлением спросил я отца.

Взглянув на меня, Равенна рассмеялась. Я заметил в глазах Палатины легкую дымку ностальгии.

— Следующий груз железа позволит нам продолжить улучшения, — с гордостью ответил Элнибал. — Тебе нравится?

— Еще бы! Это потрясающе!

Некоторые перемены в Лепидоре не совсем нравились мне, но при виде купола я почувствовал прилив гордости. Мой клан стал настолько богатым, что мог позволить себе такой символ власти. Залы с куполами являлись выражением величия. Я вспомнил, как когда-то завидовал другим городам на своем пути к Танету. Теперь мы имели свой собственный Тронный зал, и он ничем не уступал подобным строениям Океании к северу от Фарассы.

Недаром Лиях Форит хотел отнять контракт у Гамилькара. Интересно, какой суммой описывались займы Барки? Впрочем, он получал пятую часть прибыли. При удачном стечении обстоятельств торговый лорд мог расплатиться с любыми кредиторами.

Двое подтянутых пехотинцев в новой форме отсалютовали нам и сопроводили нашу группу во двор. Я отметил, что у ворот соорудили небольшой фонтан, украшенный статуей тигрицы. Мать и первый советник Атек ожидали нас перед мраморной лестницей. Рядом толпилась дворцовая челядь. Увидев меня, графиня радостно всплеснула руками. Она удивилась не меньше отца, но ее объятия были более сдержанными. Она совсем не изменилась, если не считать того, что ее одежда стала гораздо роскошнее, а вместо серебряной диадемы на голове появилась золотая.

— Ты обещал, что уедешь только на три месяца, — с упреком сказала она.

— Я всегда был слаб в арифметике.

Мать добродушно улыбнулась.

— Твой брат все время спрашивал о тебе. Он так вырос, что ты не узнаешь его.

— Ему уже семь, не так ли? — спросил я, внезапно обнаружив, что не помню возраст Джерия.

— Да, в прошлом месяце мы праздновали его день рождения. Кортьерес подарил ему тренировочный меч, и теперь он с ним не расстается.

Я представил матери Палатину и Равенну, а затем приветствовал советника Атека. Его одежда была такой же мятой, как и прежде, однако живот увеличился вдвое.

Нас провели по лестнице в приемный зал, где в честь Гамилькара приготовили столы для праздничного пира. Эту часть дворца немного переделали с тех пор, как я покинул Лепидор. Потолок стал выше. Южную стену превратили в одно большое окно с видом на колоннаду и»море. Слуги в новых ливреях подавали гостям вино и освежающие напитки.

Я уже устал удивляться переменам. Два года назад Лепидор находился в таком упадке, что теперь буквально все нуждалось в улучшении и благоустройстве. И все же я начинал скучать по старым изношенным драпировкам, с жирными пятнами и торчащими нитями, украшенным эмблемами города, на которых от ветхости отсутствовали хвосты и плавники дельфинов.

Вкратце рассказав о своих приключениях (мы дали клятву не говорить о том, чем занимались в Цитадели), я покинул родителей и отправился на поиски Палатины. Меня тревожила печаль, которую я заметил в ней по пути во дворец.

Девушка стояла на балконе и смотрела на скалы, тянувшиеся от защитной стены к бескрайнему морю. Кубок в ее руке был пуст. Слева от нас возвышался храм с недавно пристроенным к нему верхним этажом. На его крыше трепетал флаг Сферы.

— Ты чем-то озабочена? — спросил я, встав рядом с Палатиной.

Она даже не повернулась.

— Купол… Здание Совета… Наверное, это зависть. Наш тронный зал в Кантенаре тоже имел купол — хотя он был меньше вашего. Не слушай меня, Катан. Я просто завидую тебе. Ты имеешь возможность вести мирную и безопасную жизнь, которой я лишилась одиннадцать лет назад. У тебя есть дом, брат и добрые родители — пусть даже приемные. Мой отец скончался от болезни. Мать говорила, что его отравили. Я почти не виделась с ним. Он был в неладах с семьей моей матери. Меня воспитывали во дворце Кантени, а он оставался в Селерианском Эластре. Мать была вечно занята. Она жила в столице при дворе императора — под постоянным присмотром его людей. Когда я приезжала к ней, ко мне приставляли толпу наставников и компаньонок. Я обучалась наукам и фехтованию… и почти не виделась с родителями.

В голосе Палатины не было сожаления. Только тихая печаль.

— Когда Персей умер, все изменилось. Перед нами появилось множество возможностей и перспективных дел. Оросий был нашей последней надеждой. Мы верили, что потомок великих Тар'конантуров станет заботливым и мудрым правителем. Однако он присоединился к Сфере. Жизнь моих соплеменников превратилась в кошмар. Теперь он отправляет неугодных ему людей в крепость, где пленники бесследно исчезают или погибают от пыток. Сфера разрушает все, к чему прикасается. Она как чума! Как смертельная зараза! И вдруг, попав в Лепидор, я вижу тихий и мирный город. Я вижу счастливых людей. Но над вами тоже нависла угроза. Ваш покой не будет долгим.

Меня ошеломила ненависть, звучавшая в ее голосе — ненависть, которой я раньше не замечал.

— Не забывай, что мы решили бороться со Сферой.

— Да, мы решили. Тем не менее перед нами возникла проблема, к которой я не могу подступиться. Меня беспокоит деятельность Форита. Сфера атакует там, где ты не ожидаешь этого. Жрецы Рантаса действуют изнутри. Если б мы имели хоть несколько легионов Этия Великого, то все пошло бы по-другому. Но посмотри туда. Даже они не справились бы с таким злом.

Казалось, что в наш разговор вмешалась сама Аквасильва. Я увидел горы облаков, собиравшиеся на востоке. Они поднимались все выше и выше. Еще один шторм. Наследие Сферы. Палатина была права. Мне стоило лишь выглянуть из окна, чтобы понять причину ее ненависти. Мы вернулись в зал, и я сообщил отцу о штормовых облаках.

— Они идут с востока? — спросил он. Я кивнул.

— В этом месяце все штормы приходят с востока. Какое-то время они шли с запада — против доминирующих ветров. Мы даже начали тревожиться. Но сейчас они вернулись к нормальному курсу.

Он велел одному из слуг выйти на связь с постом наблюдения и передать приказ об объявлении штормового предупреждения. Я вновь присоединился к Атеку и рассказал ему немного о Танете. Первый советник никогда не посещал столицу Аквасильвы, хотя и был осведомлен о хитросплетениях торговли. Судя по нашей беседе, отец попросил его не задавать мне вопросов об учебе в Цитадели — по крайней мере на публике. Насколько я понял, Атек тоже был еретиком. Он вырос в семье моей матери и получил такое же воспитание, как она.

Через десять минут после моего разговора с отцом над Лепидором разнесся знакомый вой сирены. Он предупреждал горожан о приближении шторма.

После того как гости разошлись по спальным комнатам, у меня появилась возможность пообщаться с родителями наедине.

Пройдя через холл и свернув в широкий коридор, я вошел в апартаменты графа и графини. Просторная гостиная освещалась факелами и тусклыми изолампами. Дорогие портьеры на стенах и окнах заглушали завывание бури. Извне доносился лишь слабый шум. Впрочем, шторм еще не достиг полной силы.

Мать указала мне на мягкое кресло. Как бы это странно ни звучало, я скучал по мебели Океании. Апелаги и экваторианцы предпочитали подушки, а те жалкие подобия фарасских кресел, которые отец заказал у краснодеревщиков Танета, были сделаны людьми, никогда не видавшими достойных образчиков.

— Как прошла учеба в Цитадели? — спросил отец, передав мне бокал с фруктовым коктейлем.

На званом приеме я почти не пил — два кубка вина по-прежнему были для меня пределом.

— Мне понравилось.

Я вкратце описал те дисциплины, которым обучался. Чтобы не огорчать родителей, я не стал рассказывать им о планах Палатины и о споре с Юкмадорием — тем более что ректор в своей злобной записке не осуждал меня за возвращение домой.

— Значит, ты маг, — подытожил Элнибал.

Я думал, он удивится, но не тут-то было. Меня это немного огорчило. Мне захотелось узнать, почему его не впечатлили мои магические способности.

— Ты предполагал такую возможность?

— Я знал, — ответил он. — Я всегда это знал.

— Равенна тоже маг? — спросила мать.

— Да. А как ты догадалась?

— Она использовала теневое зрение. Когда я обучалась в Цитадели, одна из моих подруг демонстрировала мне свои магические таланты. Благодаря ее урокам я улавливаю особые вибрации, которые возникают, когда кто-то использует магию Тени. Насколько она сильна?

— Я думаю, что Равенна сильнее меня.

Мои родители переглянулись. На их лицах появилась тревога.

— Отец, ты всегда говорил, что нашел меня среди руин какой-то деревушки. Скажи, это действительно так? Теперь ты можешь открыть мне правду.

— Я скрывал от тебя истину, — ответил Элнибал. — Она так необыкновенна, что я решил раскрыть ее тебе только после того, как ты побываешь в Цитадели.

— Палатина утверждает, что она кузина императора. Та самая, которую якобы убили полтора года назад.

— Возможно, девушка права. Вы с ней очень похожи. Катан, я расскажу тебе сейчас нечто такое, что ты не должен открывать никому — даже твоим настоящим родственникам.

Элнибал нахмурился и потеребил одну из кисточек, свисавших с подлокотника кресла.

— Двадцать лет назад я служил в легионе наемников на Тамарине. Мы охраняли от набегов один из кланов Восточного Архипелага. Как-то раз, получив краткосрочный отпуск, я, Моритан и Кортьерес отправились в Рал Тамар. У нас было четыре свободных дня, и мы решили перепробовать вино во всех тавернах города.

Я пытался представить отца молодым и пьяным, но мне это не удалось.

— Однажды вечером мы задержались в какой-то забегаловке и вышли оттуда около двух часов-ночи. Мало того, что мы попали под ливень, по пути домой нас еще угораздило ввязаться в стычку вооруженных людей.

Я остановил отца и предложил ему использовать метод, которому научил меня Юкмадорий. Элнибал кивнул, выражая согласие. Данный метод позволял магу переносить чужие воспоминания в свой ум. Не прошло и мгновения, как я оказался в Рал Тамаре, каким он был двадцать лет назад.

Трое друзей, покачиваясь, брели по мокрой мостовой. Свернув на одну из улиц, они увидели троих мужчин в белой форме гвардейцев. Они сражались с четырьмя жрецами в красных мантиях. Дождевые лужи почернели от крови. На брусчатке лежали две фигуры в белом.

Один из гвардейцев в отчаянии позвал на помощь. Элнибал, Моритан и Кортьерес обнажили мечи. Они напали на жрецов — не очень расторопно и ловко, так как были сильно пьяны. Через минуту окликнувший их мужчина упал, сраженный острым клинком. Однако прибытие трех новых бойцов изменило ход сражения. Двое сакри были убиты, третий, прижимавший к груди какой-то предмет, бросился бежать. Отец помчался за ним, втр время как Моритан и Кортьерес остались, чтобы разобраться с последним из жрецов. Элнибал едва не поскользнулся на мокрых каменных плитах. Тем не менее он быстро настиг убегавшего и сбил его с ног. Сверток выпал. Из-под грубого одеяла торчал кончик зеленого шелка и виднелось личико младенца. Я понял, что смотрю на самого себя. Это было незабываемое ощущение.

— Так ты похититель детей? — свирепо прокричал отец.

Ответа не последовало. Элнибал пронзил жреца мечом и, взяв меня на руки, вернулся к остальным. Последний гвардеец сидел на земле. Он был ранен в живот. Рядом лежали тела четырех его товарищей и трех сакри. Мне показалось, что на груди умиравшего мужчины виднелась эмблема с серебряным дельфином. Но свет уличных изоламп не позволял рассмотреть деталей. К тому же плащ гвардейца был залит кровью.

— Кто этот ребенок? — спросил его отец. — Ты знаешь, кто он?

Мужчина умирал.

— Меня зовут Бителен. Я из клана Салассы. Этот ребенок…

Кровь хлынула из его рта, и Моритан беспомощно развел руками. Однако гвардеец не желал сдаваться смерти.

— Кто вы? — прошептал он.

В его горле клокотала кровь. Дыхание вырывалось из груди с надсадным хрипом.

— Элнибал. Эсграф Лепидора.

— Лепидор? Где это?

— В Океании. Ты хочешь о чем-то попросить?

Человек в гвардейской форме нащупал дрожащей рукой медальон и вытащил его из-под рубашки. Когда он сорвал его с цепочки, кровь потекла из раны так сильно, что Моритан уже не мог остановить ее, прижимая плащ к животу мужчины. Морщась от боли, раненый протянул медальон отцу. Его лицо стало мертвенно-серым.

— Ты узнаешь этот предмет?

Я не узнал, но Элнибал ответил:

— Да. Это фетийская судейская печать.

— Я главный казначей. Прошу тебя… Поклянись мне, что ты воспитаешь мальчика как собственного сына и никогда не расскажешь Сфере о тайне его рождения.

Глаза Кортьереса расширились, но мой отец взял медальон и заверил умиравшего мужчину:

— Клянусь тебе в этом.

Смертельный приступ кашля сотряс тело фетийского казначея. Он повалился на мокрые камни и открыл было рот для крика, но из его горла лишь вылился новый густой поток крови. Мужчина выгнул спину и прохрипел:

— Его зовут Катан…

Последняя конвульсия оборвала нить жизни. Отец повернулся к друзьям. Он немного нагибался вперед, защищая ребенка от дождя.

— Нам лучше уйти отсюда, — сказал Моритан. — Вскоре здесь появится патруль. Они начнут выяснять, что тут произошло и чей это ребенок.

— Мы о нем ничего не узнали, — посетовал отец…

Сцена побледнела, и я вынырнул из сферы памяти в уютное тепло гостиной.

— Вот как все это случилось, — сказал отец. — Мы ушли на постоялый двор. Остальное к делу не относится.

— Значит, Моритан и Кортьерес тоже еретики? — спросил я.

— Не совсем. Кортьерес не был в Цитадели. Его обучал кэмбресский еретик, служивший элементу Земли. Моритан провел год в цитадели Воды, но стал атеистом. Он не поддерживает Сферу. Однако его мало волнует судьба Архипелага.

— Расскажи нам о Палатине, — попросила мать. — У нее необычное имя. Кажется, я недавно где-то слышала его.

— Конечно, слышала. О Палатине Кантени ходили легенды. Эта девушка в двадцать один год стала лидером фетийских республиканцев. Полтора года назад ее якобы убили.

— Ты думаешь, это она и есть?

— Не знаю, — честно признался я. — Но, судя по всему, она действительно моя кузина.

— Я могу лишь подтвердить, что ты фетиец, — поднимаясь из кресла, сказал отец. — Мы поговорим о Цитадели завтра вечером.

Попрощавшись с родителями, я вернулся в свои покои на верхнем этаже угловой башни. Моя спальная комната располагались как раз над приемным залом. Сев в кресло, я задумчиво уставился в окно, за которым сверкали молнии и ярился шторм. Перед моим взором проплывали картины двадцатилетней давности. Я знал, что означала судейская печать. Эти медальоны являлись символами верховной власти в фетийской империи. Они изготавливались индивидуально для каждого владельца. Их нельзя было подделать или украсть. Но почему главный казначей отдал жизнь, защищая ребенка? Кем были мои родители и как я оказался в руках жрецов?

Итак, Палатина приходилась мне кузиной, а Элнибал ничего не знал о'моей настоящей семье. Поиски зашли в тупик. Я не надеялся найти ответы в каких-то фетийских архивах. Если записи о моем рождении когда-то и существовали, то сакри давно уже уничтожили их. Я почувствовал тоску и досаду. Палатина разожгла в моем сердце радостные ожидания, и вот теперь они угасли. Впрочем, в будущем я мог получить дополнительные сведения. Вряд ли у Палатины было много кузенов… Но на это могли уйти годы.

 

Глава 18

На следующее утро шторм усилился. Так как два предыдущих циклона свирепствовали по три дня, то и этот, очевидно, должен был продлиться столько же. Сфера запрещала изучение погоды, но было ясно, что любое природное явление имело некую цикличность. Мы часто отмечали серии по пять-шесть штормов одинаковой силы и длительности.

В связи с непогодой строительство новых объектов было приостановлено. Чтобы не терять время зря, отец созвал городской Совет. Поскольку заседание объявили открытым, я пригласил на него Равенну и Палатину. Им хотелось войти в курс лепидорских дел. Я не имел права голоса в Совете, хотя и был его членом — то есть мне дозволялось участвовать в дискуссиях, но окончательные решения принимались без меня.

В отличие от многих помещений дворца церемониальный зал почти не изменился. Здесь проводились только открытые заседания. Для конфиденциальных встреч Совета имелась особая комната. Зал со сводчатым потолком располагался на втором этаже. Гобелены на стенах улучшали звукоизоляцию. Пол был устлан темно-синими циновками. Мне нравился этот цвет. Хорошо, что отец оставил обстановку прежней. Новыми были только кресла и овальный полированный стол, сделанный из редкого белого дерева.

Отец сидел спиной к высоким окнам. Задернутые шторы заглушали рев бури. Слева от графа разместился Атек; справа — Осман Тейлиний. Осман был главой Совета многие годы. Я не понимал, почему его ежегодно переизбирали на этот пост. Он никогда не имел своего собственного мнения. Меня усадили рядом с Атеком. Судя по всему, отец решил повысить мой статус. Он объявил, что хочет сделать меня полноправным членом Совета. В тот момент я побоялся сказать ему, что не собираюсь задерживаться в Лепидоре надолго.

Среди советников были такие известные люди, как начальник порта Янус Тортелен, аварх Гай Сиана, торговец Шихап и контр-адмирал Дальриад. Последний командовал лепидорским флотом и ротой морской пехоты. В принципе с этими обязанностями справился бы любой капитан, но Дальриад получил свой чин на имперской службе. Он гордился своим званием и требовал, чтобы все называли его адмиралом.

Когда мы вошли в зал, советники уже сидели на своих местах. Я не заметил лишь Сиана и Дальриада. Девушки поднялись на балкон и расположились неподалеку от матери. Графиня Иррия любила посещать подобные собрания. Я поднял голову и посмотрел на балкон. Палатина помахала мне рукой. Равенна улыбнулась. Их дружеская поддержка помогла мне одолеть нервную дрожь. Интересно, почему я не боялся карабкаться по стене над острыми скалами, но волновался, участвуя в мирном заседании Совета? Ведь я же знал всех этих людей.

Дальриад вошел в зал и передал слуге синий плащ. Он сел рядом со мной, заговорщицки подмигнул мне и с усмешкой раскланялся с остальными членами Совета. Несмотря на его грубоватый нрав, я считал адмирала одним из лучших своих наставников. Он обучал меня судоходству на нашей единственной манте «Мардук». Было бы здорово, если бы отец купил вторую манту. Цены на железо росли. Мы вполне могли приобрести корабль на деньги, полученные за следующий груз руды. Если пиратские атаки не прекратятся, нам в любом случае придется увеличить лепидорский флот.

Постучав молоточком по столу, отец сердито спросил:

— Где аварх Сиана?

Ветхий потрескавшийся молоток, сделанный из красного дерева совершенно не подходил к безупречной белизне стола и кресел Когда шепот на балконе затих, Тортелен сообщил:

— Я видел его час назад. Аварх сказал, что обязательно придет на собрание.

Отец уже хотел послать кого-нибудь за жрецом, но дверь открылась, и в зал, опираясь на посох, вошел Сиана. Последние серые прядки его бороды стали белыми как снег. В остальном он ничуть не изменился с тех пор, как я видел его в компании Сархаддона восемнадцать месяцев назад. Сколько ему было лет? Кажется, семьдесят три?

— Прошу прощение за опоздание, — сказал старик и, прихрамывая, направился к креслу. — Мы получили депешу из Священного города.

В свое время Сархаддон объяснил мне, что «депешами» назывались письма высочайшего приоритета. Они приходили от экзархов и обычно содержали настоятельные указания.

— Мы можем узнать, что было в письме? — спросил отец.

— Конечно. Тем более что я официально должен объявить о нем Совету.

Отец кивнул и предложил считать заседание открытым.

— Аварх, пусть ваше объявление будет первым в повестке дня. Сиана не возражал.

— Джентльмены, надеюсь, вы простите меня за то, что я останусь сидеть в кресле. Больные ноги требуют покоя. Итак, сегодня мы получили письмо с уведомлением о моей замене. Премьер Лечеззар решил вознаградить меня за долгую службу в Лепидоре. Мне предложена вакантная должность секретаря в зиккурате Фарассы. Мой преемник, аварх Мидий, уже в пути и скоро будет здесь.

В зале воцарилась тишина. Затем отец захлопал в ладоши, породив волну аплодисментов и поздравлений. О боги! Как же так? Сиана был авархом Лепидора со времен моего деда! Он прослужил в местном храме двадцать пять лет, и мы не ожидали, что его заменят так молниеносно. По какой причине его переводили на престижный, но малозначительный пост в зиккурате? Почему именно сейчас?

Смена жреца не сулила нам ничего хорошего. Имя Мидий было хэйлеттитским, а городам Океании полагалось иметь на службе местных авархов. Что, если новый жрец окажется фанатиком? Я не мог выражать свои сомнения на открытом заседании Совета. Такие вопросы следовало обсуждать наедине с друзьями и отцом. Мне хотелось расспросить Сиану. Возможно, он знал этого Мидия.

— Мы опечалены вашим отъездом и желаем вам удачи на новой должности, — произнес отец.

Каждый из советников спешил высказать свои сожаления и пожелания. Когда шум утих и восстановился относительный порядок, граф спросил у Сианы:

— Когда прибудет ваш преемник?

— Его манта покинула Танет четыре дня назад. Он доберется до Лепидора примерно через полмесяца.

— Тогда в начале следующей недели мы устроим банкет в вашу честь. Конечно, это малая награда за двадцать семь лет службы на посту аварха, но Премьер заменяет вас с такой поспешностью, что мы просто не успеем подготовить более торжественные проводы.

Чуть позже Совет перешел к обсуждению тарифов подводной гавани.

Я обдумывал тревожную новость. Суть происходящего имела логическое объяснение: Сиана, добрый глуповатый старик, вполне подходил для сонного и провинциального Лепидора. Но город быстро превращался в промышленный центр — самый крупный к северу от Фарассы. Премьеру требовался более харизматичный и, возможно, фанатичный человек. Скорее всего к нам направили какого-то карьериста, который использовал сан аварха как ступень для получения звания континентального экзарха, и далее — помощника Премьера. Я боялся, что Мидий окажется протеже Лечеззара. Это ставило нас в большую опасность. Я вдруг понял, что больше всего беспокоюсь о Равенне.

Мы быстро прошли по пунктам повестки. Перед заседанием Атек предупредил меня, что последний вопрос будет самым важным. Одна из фракций Совета предложила аннулировать контракт с Гамилькаром, если тот по тем или иным причинам потеряет груз железа. Этой группировке не нравился наш выбор. Глупцы! Они не разбирались в ситуации! Им хотелось безопасного союза с крупным торговым домом. А что, если их протест объяснялся предательством? Как сказала бы Палатина, деньги Форита начали действовать. Фракцию возглавлял крючконосый Мезений, торговавший в Лепидоре специями. Его ярым сторонником былХаалук — управляющий рудника. Похоже, он передумал возвращаться на родину.

— Граф, дом Барки уже дважды подвергался пиратским атакам. Вторая была предотвращена по чистой случайности. Интерес пиратов к Гамилькару может привести нас к банкротству. При потере одной партии груза наш город уже войдет в долги. Захват другого корабля разорит не только Барку, но и Лепидор.

— Пиратские атаки вынуждают нас предпринимать решительные действия, — ответил отец. — Продав железо, торговый дом Барка улучшит оснащение мант и, возможно, купит новые корабли. На мой взгляд, мы выгадаем больше, если будем полагаться на долговременные отношения и доверие к партнеру. Я думаю, нам не следует менять торговые дома при встрече с первой же проблемой.

— Доверие не спасет нас от банкротства, — агрессивно выкрикнул Хаалук.

— От банкротства вас спасет «Мардук», — гордо сказал Дальриад. — В нескольких следующих рейсах я лично буду сопровождать «Финикию».

— А кто тогда будет защищать наши грузы? — запротестовал Мезентий. — Это не выход из положения. Вы оголите оборону Лепидора.

— Оборона Лепидора вполне соответствует необходимости! — сухо ответил адмирал. — Чего не скажешь о безопасности некоторых торговцев, которых нам приходится защищать.

Граф пожурил его за это замечание — но, как я понял, лишь для формы. Мезентий обиженно запыхтел.

— Я не имел в виду кого-то из присутствующих в зале, — невинным тоном произнес Дальриад.

— Давайте оставим ненужные споры, — предложил Шихап. — Кто говорит, что наш флот должен защищать людей? Забудьте о людях! Лучше подумайте о деньгах, которые рекой текут в Лепидор. Себя мы сможем защитить сами!

— Каким образом, Шихап? — перебил его Дальриад. — Ты передавишь всех пиратов своим животом?

Шихап добродушно усмехнулся. Он не обижался, когда люди шутили над его весом и округлой фигурой.

— Неужели вы не знаете, что может делать звонкая монета?

— Ты говоришь о тех деньгах, которые лежат в твоих сундуках? Могу поспорить, что даже Священный город не имеет таких толстых стен, как твой маленький скромный домик.

— Джентльмены, вы находитесь на заседании Совета, — с укором произнес мой отец.

Многие из присутствующих старались скрыть улыбки. Похоже, Атек был прав, назвав Шихапа и Дальриада бескорыстными сторонниками Гамилькара. Неужели они запланировали эту «перебранку» заранее? Мезентий кипел от злости при виде того, как его тема теряла актуальность.

— Я требую голосования, — сказал он.

Такая поспешность показалась мне не очень мудрой. Прежде всего голосование раскрыло тех, кто поддерживал Мезентия. Их оказалось больше, чем я думал. Предложение торговца было отклонено восьмью голосами против пяти. Неужели Форит действовал так эффективно? Или в деле участвовали другие силы, о которых я не знал? Весть о замене Сиана вызвала у меня большие подозрения. Какую сторону примет новый аварх, если этот вопрос будет повторно выставлен на обсуждение? Два-три дополнительных голоса, и Мезентий добьется своего. Впрочем, мой отец имел право вето — мы могли отвергнуть любое решение, набравшее меньше десяти голосов.

Подведя итоги, отец объявил о закрытии собрания. Я не сказал ни слова — в основном из-за того, что не разбирался должным образом в обсуждаемых темах. Мне даже были неизвестны названия некоторых улиц, о которых говорили советники, и я больше не чувствовал, что нахожусь в родном городе. После моего отъезда здесь произошло слишком много событий.

Люди не спеша вставали с кресел и собирались небольшими группами. Палатина и Равенна спустились с балкона. Я встретил их, и мы направились к выходу из зала. Дальриад шутливо комментировал прошедшее голосование. Вокруг него собралось несколько советников, и их смех заставлял Мезентия морщиться от ярости. Он метал в оппонентов кинжалы гневных взглядов.

— Очень поучительно! — произнесла Палатина. — Ваш адмирал неплохо разбирается в стратегии.

— Вы должны что-то предпринять, — сказала Равенна. — Иначе Мезентий и Хаалук будут саботировать любые ваши начинания. Если вы не остановите их, они превратят заседания Совета в комедию.

— Эта парочка уже не раз пыталась подчинить себе советников. После того как мне исполнилось пятнадцать лет, я наблюдал с балкона за всеми открытыми заседаниями. Так что позиция Мезентия меня не удивляет. Правда, прежде она ни на что не влияла. Здесь обсуждались крохотные изменения тарифов и незначительные расходы на благоустройство города. Теперь все изменилось — в том числе и сам Мезентий.

Прежде он и Шихап были неразлучными друзьями. Они часто спорили, но их разногласия не выходили за стены Совета. Сейчас у Мезентия имелась собственная фракция, и, судя по всему, он больше не общался с Шихапом.

— Тебе не нравятся эти перемены, не так ли? — спросила Равенна, демонстрируя свои сверхъестественные телепатические способности.

Я всегда прислушивался к ее мнению и советам. Единственное, что меня злило, так это всезнайство Равенны. Неужели она действительно могла читать мои мысли? Или ей помогало какое-то обостренное восприятие?

— Ты вернулся, а здесь все по-другому. И нет той дружбы, что была когда-то.

Я хотел ответить ей какой-то колкостью, но, к счастью, в разговор вмешалась Палатина:

— Они не выступают против твоего отца. На самом деле их тревожит судьба Лепидора. Они стремятся к процветанию города, и Форит здесь ни при чем. Им просто не нравится Гамилькар.

— Нет, тут дело не в антипатии, — запротестовал я. — Когда Барка приплыл за первым грузом, они встретили его с распростертыми объятиями. Теперь они хотят разорвать соглашение — еще до того, как появилась причина для этого. Мезентий всегда утверждал, что он человек слова. Сейчас он готов нарушить контракт и тем самым опозорить наш город.

— Он верит, что так будет лучше для всех, — сказала Палатина. — Возможно, его ввели в заблуждение. В любом случае люди из Совета по-прежнему поддерживают графа Элнибала. Железо и деньги не повлияли на них.

— Пока не повлияли! Но что будет дальше? Если Мезентий так сильно изменился за год, то каким человеком он станет в будущем?

Из зала начали выходить люди. Чтобы не привлекать их копи ЭНИе к нашим персонам, я повел девушек по дворцовым в одну и3 комнат на верхнем этаже западного крыла. В свое время я устроил там рабочий кабинет — точнее, маленькую комнатку, где можно было посидеть и подумать в одиночестве. Эта маленькая и темная комната имела огромное преимущество — в ней находился открытый камин. В моих апартаментах камин давно заменили настенными обогревателями, но здесь сохранился уют минувшего века. Мне нравилось приходить сюда во время штормов.

В комнате было темно, однако я знал тут каждый уголок. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы найти трутницу и зажечь сухие водоросли, лежавшие в камине. Палатина включила две изолампы.

— Похоже, ты привык к комфорту, — сказала она, растянувшись на софе лицом к огню.

Прежде эта комната была пустой, как стол танетянского чиновника. Пару лет назад я украсил стены старинными гобеленами и перенес сюда удобную мебель. Мы с Равенной сели на вторую кушетку.

— Все это очень подозрительно, — задумчиво сказала Палатина.

Девушка очарованно смотрела на танцующее пламя. Возможно, она видела камин впервые в жизни. В Фетии они не использовались — там было слишком жарко. В последнее время я обходился без дымохода, потому что жег не дрова, а остатки огненного дерева, доставшиеся мне после очистки реактора на «Мардуке». Вряд ли на Аквасильве нашелся бы второй такой богач, который стал бы жечь в камине свежее огненное дерево.

— В каком смысле? — спросила Равенна, развязав широкий бант и высвободив волосы.

Жаль, что они не вьются, подумал я. Мне вспомнился наш договор, и я почувствовал стыд за свое недоверие к ней. Такой же стыд одолевал меня, когда я завидовал дружбе Палатины и Гамилькара.

— Мы столкнулись с интересами двух групп. Форит хочет завладеть контрактом на продажу железа. Его люди пытаются подкупить Совет и саботировать договор с Гамилькаром. Их усилия вполне очевидны и поддаются прогнозу. Другой группой является Сфера. Но я пока не понимаю, что нужно жрецам…

Палатина села и склонилась к огню. Ее речь, как обычно, сопровождалась активной жестикуляцией рук.

— Они меняют старого аварха и переводят его с повышением в Фарассу. Зачем им так спешить? Через год-другой Сиана и так удалился бы на покой. Чтобы скрыть свои замыслы, им пришлось отдать ему тепленькое местечко в зиккурате. А между тем Лечеззар довольно скуп на почести.

Я пожал плечами и неуверенно предположил:

— Возможно, они решили усилить свое представительство в Лепидоре.

— Через год-другой Премьер мог отправить Сиана на пенсию. Почему он с такой поспешностью послал к вам Мидия?

Равенна убрала со лба непослушную прядку волос и задумчиво сказала:

— Вполне возможно, что эти интриги вообще не касаются Лепидора. Допустим, Лечеззар решил назначить Мидия экзархом. Для этого жрецу необходим как минимум годичный стаж аварха. Или его попросту сослали сюда за какую-то провинность, чтобы он не мозолил кому-то глаза. К сожалению, я не могу предложить вам других вариантов. Но не забывайте и об Этле. Мы о ней пока еще ничего не слышали.

— Неужели не нашлось бы более пригодного аварха?

— Сиане дали пост секретаря не за ум и особые заслуги, — напомнил я Палатине. — У Сферы много почетных должностей, которые ровным счетом ничего не значат. Сархаддон рассказывал мне, что при необходимости они попросту придумывают новые.

— Я допускаю, что эти должности ничего не значат. Но почему такая спешка? У Сферы около трехсот авархатов. Через месяц или два в одном из них появилась бы вакансия. Нет, это не просто карьерный рост фаворита. За сменой аварха стоит что-то серьезное.

— Я могу спросить у Сианы, что он знает о Мидии. Старик был моим наставником, и я в любом случае собирался повидаться с ним. Думаю, вам не нужно идти со мной. В вашем присутствии он не станет откровенничать, и мне будет труднее разговорить его.

С наступлением вечера я закутался в штормовку и, выйдя на улицу под ветер и дождь, направился в храм, расположенный неподалеку от дворца. В моем визите не было ничего подозрительного, хотя, конечно, я скрывал свои истинные намерения. Когда знакомый послушник открыл мне дверь, я сказал ему, что после долгого отсутствия хотел бы выразить аварху свое нижайшее почтение. Он пропустил меня в храм и указал на лестницу, которая вела в ту часть здания, где находился кабинет Сианы.

Наш аварх никогда не отличался склонностью к аскетизму. По мере того как ревматизм и артрит усиливали свое воздействие на старика, мебель в его кабинете становилась все мягче и уютнее. На каждом кресле лежали подушки. Пол был устлан ковром с густым и высоким ворсом. Огонь в камине горел почти круглосуточно, кроме самых жарких и солнечных дней. Меня всегда интересовало, откуда Сфера брала деньги для удовлетворения нужд таких экстравагантных личностей. У боковой стены стоял книжный шкаф, украшенный античной резьбой. Я знал этот узор до мелочей, потому что в детстве смотрел на него часами, пока Сиана читал мне теологические лекции. Я никогда не интересовался метафизикой, поэтому большая часть его объяснений была потрачена абсолютно впустую.

— Входи, Катан, — донесся до меня старческий голос.

Сиана сидел в резном кресле, повернутом к камину. Я прошел по мягкому ковру и преклонил колени перед авархом, подставив голову для его благословения. Он похлопал меня по плечу и указал на низкую софу, на которой лежало несколько подушек.

— Присядь, мой мальчик. Как ты изменился! После твоего возвращения мы не обмолвились и парой слов. Однако я вижу, что ты уже не тот, кого я учил законам Рантаса.

Он положил старческие ладони на подлокотники кресла. Его глубоко посаженные глаза рассматривали мое лицо. Сиана выглядел болезненным и изможденным.

— Я побывал в Экватории и на Архипелаге. Такое путешествие изменило бы любого.

Мне не хотелось быть многоречивым. Я тщательно следил за каждым словом. Сиана знаи меня с детства, но он был авархом и служителем Сферы — теперь моим идейным врагом. Хотя я не думал, что старик имел какие-то связи с Лечеззаром.

— Ты не жалеешь, что отправился в путь с Сархаддоном? Он сопроводил тебя до Танета?

— Да, он был хорошим спутником.

Сиана слабо улыбнулся.

— С тех пор я ничего не слышал о нем. Надеюсь, что он найдет себе могущественного покровителя и поставит ногу на первую ступень карьерной лестницы.

— Мне показалось, что Сархаддон не слишком заинтересован в карьере. Не очень серьезно.

— Да, не серьезно. Но, попав в Священный город, он безусловно изменится. Там много возможностей для тех, кто их видит, а Сархаддон довольно умный паренек. Кто знает, как сложатся ваши судьбы. Возможно, когда ты станешь графом Лепидора, его назначат к вам авархом. Через несколько лет этот город станет важным промышленным центром Океании.

Я воспользовался паузой и задал ему вопрос:

— Вы не могли бы рассказать мне о Мидии? Он карьерист?

На миг мне показалось, что лицо Сианы омрачилось. Или это только игра неровного света, исходящего от камина?

— Мидий является любимцем Лечеззара, — ответил аварх. — Он отпрыск одного из старейших хэйлеттитских семейств. Его старший брат служит генералом у Реглата Ишара. Другой брат занимает пост аварха в ордене сакри. Не сомневаюсь, что Сархаддон ознакомил тебя с политикой Сферы. Ты должен понимать, сколь шатки позиции любого из жрецов. Но судя по тому, как Мидий строит карьеру, он к сорока годам наденет мантию экзарха.

Мое сердце забилось в груди, и я с трудом скрыл свое потрясение. С таким же успехом к нам мог приехать и сам Лечеззар. Палатина была права. Они избавлялись от Сианы, чтобы расчистить место для фанатичного религиозного маньяка.

Аварх кисло улыбнулся.

— Похоже, тебе не понравились мои слова, и я не виню тебя за это. Мидий относится к числу тех людей, которые верят в абсолютную силу Сферы — духовную власть, как они называют ее. Он считает, что Рантас создал Сферу для управления не только душами людей, но и государствами. Если твой отец знает каких-нибудь еретиков, живущих в городе, то пусть он посоветует им уехать до прибытия Мидия. Скоро над площадью закружат стервятники.

Наверное, я побледнел. К горлу подступил горький ком. Отныне опасность грозила не только Лепидору, но и мне, моим приемным родителям, Палатине и Равенне. За две секунды ересь перестала быть идеей — той безобидной игрой, в которую мы играли на безопасном острове за тысячи миль отсюда. Теперь она могла убить меня.

— Ты в порядке, Катан? — спросил Сиана.

Мне удалось восстановить контроль над чувствами и немного расслабиться.

— Да, все нормально. Но мне по-прежнему неясно, как Лечеззар стал Премьером. — Смена темы должна была отвлечь внимание аварха. — Сархаддон говорил, что его считали представителем радикалов — фактически потенциальным изгнанником из Священного города. Я думал, что как только умеренные силы выберут нового Премьера, они отправят Лечеззара с сотней сакри в ссылку — обращать рэлентиан в веру Рантаса. Он даже не был помощником Премьера. Почему его избрали?

Сиана взглянул на меня и покачал головой. Наверное, он о многом догадывался. Судя по всему, мой отвлекающий маневр не возымел на него действия. Тем не менее аварх ответил на поставленный вопрос.

— Только никому не передавай мои слова. Это внутренняя информация. Я не стал бы говорить на такие темы с другим человеком, но мы с тобой оба пострадали из-за их решения. Твоему клану навязали фанатичного Мидия, а я закончу свои дни в Фарассе. Почти до самых выборов и за несколько дней до кончины Халеззиаха его преемником считался Кэрешурбан. Он отличался консервативностью, но занимал пост первого помощника долгие годы, прекрасно справлялся с делами и избегал радикальных реформ. Ему было шестьдесят восемь лет. Все знали, что он не задержится на белом свете, и это устраивало тех, кто ожидал очередного повышения по службе.

Сиана хмыкнул.

— За две недели до смерти Премьера неугомонные сакри раскрыли гнездо еретиков во дворце одного из либеральных авархов. Там же нашли запас оружия и какие-то революционные листовки. Лечеззар тут же занялся чисткой. Он арестовал аварха и несколько видных деятелей Священного города, которые вызывали его подозрения. Дело было представлено так, словно еретикам почти удалось уничтожить Сферу. Лечеззара провозгласили героем. Он ввел в город армию сакри и тем самым «убедил» Совет экзархов избрать его Премьером.

— Вы хотите сказать, что он заставил их голосовать за него?

— Да, он вынудил экзархов к этому, — усталым голосом ответил Сиана.

Аварх вздохнул и закутался в мантию.

— Многим сановникам пришлось уйти. Их заменили сакри и фанатики. За каких-то пять лет Сфера полностью изменилась. Теперь ею управляют фундаменталисты, и даже самые набожные люди начинают сомневаться в вере.

Я вспомнил Этлу и ее интриги, нападения на инквизиторов Сферы, беседы о ней с Сархаддоном и тайну, подслушанную в зиккурате Фарассы. Жрица-еретичка помогала Лечеззару стать Премьером. Почему? Какая польза была от такого человека? Его «чистки» затрагивали все слои населения и предполагали гибель тысяч невинных людей.

— Как долго, по-вашему, Мидий будет оставаться в Лепидоре?

— Это зависит от многих факторов, — ответил Сиана. — Во-первых он полностью зависит от Премьера. Если Лечеззар, допустим, скончается от странного недуга, мой преемник мгновенно попадет в немилость Сферы. Но если нынешний Премьер продержится у власти пару лет, то Мидий станет генералом сакри или экзархом одного из континентов.

Два года! В течение двух лет прожорливый волк будет скалить пасть у самого сердца Лепидора. Два года он будет наблюдать за каждым действием отца. Вполне возможно, что Мидий пожелает заняться воспитанием Джерия, и мой младший брат попадет под влияние этого фанатика…

Сиана перевел беседу на другую тему. Он начал расспрашивать меня о том, чем я занимался последние восемнадцать месяцев. Мне уже не раз задавали такие вопросы, поэтому я без запинки ответил, что обучался руководству кланом, военным навыкам и управлению мантами. О Цитадели я не сказал ни слова. Аварх в основном интересовался Танетом. Он не был там многие годы. Его воспоминания потускнели, и он хотел узнать, каким стал этот город. Через полчаса старик откинулся на спинку кресла и сказал, что собирается вздремнуть. Я поднялся, чтобы уйти.

— Подожди минуту, — произнес он решительно.

Что же еще? Меня уже начала тяготить наша беседа.

— Говоря о Мидии, я заметил бледность на твоем лице. Мне не хочется спрашивать тебя, почему ты боишься его. Но я должен прояснить ситуацию. Жрецы Рантаса действуют по всей Аквасильве. Мы являемся посредниками между богом и людьми. Наши молитвы защищают мир от ужасных штормов, которые могли бы обрушиться на него. Истинный труд Сферы никак не связан с борьбой за власть в Священном городе, с иерархией и фанатизмом. Я не знаю, веришь ли ты в вечную жизнь в райских кущах. Как бы там ни было, мы единственные люди, которые заботятся о человеческих душах.

Он погрозил мне корявым пальцем.

— Запомни, Катан! Мидий и его мясники не являются истинными слугами Рантаса! Это безжалостные псы, которым не нравится наша божественная миссия. Ересь множится, потому что новые иерархи Сферы не признают компромиссов. Я уверен, что ты читал «Историю» Кэросия. Было бы странно, если бы ты не держал ее в руках. С ней знакомы все лидеры кланов. Сфера держится на единстве. Нет нужды в религиозных войнах и концессионных диспутах. Руководящая сила, ответственная за мир на Аквасильве, уже сформирована. Да, у нее имеются недостатки. Но она была, есть и будет! Мидий умрет, и Лечеззар умрет. Через десять-двадцать лет их экстремистское движение будет забыто. Ты с детства видел добрые дела, которые вершили жрецы нашего храма. Не забывай об этом, когда встретишься с фанатизмом Мидия. А теперь иди, Катан. Спокойной ночи.

Аварх устало закрыл глаза. Я тихо встал и вышел из комнаты. Послушник у главного выхода подал мне штормовку. Накинув плащ на плечи, я торопливо направился во дворец. Мне предстоял серьезный разговор с отцом. Мы должны были покинуть Лепидор на первом же корабле.

 

Глава 19

— Нет! — повторил граф Элнибал.

Я с недоумением посмотрел на него и вопросительно поднял брови. Отец сидел за столом в своем кабинете. Перед ним лежали чертежи литейного цеха и финансовые документы. Когда я ворвался к нему с новостями отСианы, он как раз собирался отправиться спать.

— Ты вернулся лишь два дня назад. Если ваша троица покинет сейчас Лепидор, Мидий почувствует неладное и начнет задавать вопросы. Сфера сует свой нос в любые дела. Мы не можем давать жрецам повод для расследования. Неужели ты хочешь, чтобы половина наших горожан была сожжена на кострах?

— А что нам делать? Ждать, пока инквизиторы Мидия начнут вязать нас по рукам и ногам? Насколько мы знаем, он тоже обучался магии.

— Во-первых, не будем бросаться в крайности. — Отец откинулся на спинку кресла и потер глаза. — Катан, я останусь здесь в любом случае. Мне грозит такая же опасность, как и тебе. Во-вторых, Мидий не собирается объявлять нас с тобой еретиками. Он начнет охоту на ересь, но не во дворце. Для ареста знати ему потребуются веские доказательства. Кроме того, жрецы думают, что аристократы поддерживают Сферу. Их больше тревожат низшие слои общества — например, торговцы.

Я знал, что аристократия благоволила жрецам, потому что те, в свою очередь, помогали клановым лидерам сохранять порядок в городах и государствах. Довольно глупо для дворян.

— А как я объясню ему свое желание покинуть Лепидор?

— Куда это тебя так тянет? — сердито спросил отец. — Похоже ты планировал уплыть от нас задолго до того, как услышал о Мидии. Что-нибудь еще?

Я молча выругался. Мне расхотелось откровенничать с ним.

— Мы должны подтвердить догадку Палатины. Если она права, я могу узнать о своем происхождении.

Гнев отца утих. Он встал из-за стола и жестом велел мне следовать за ним. Мы прошли в небольшую гостиную.

— Сядь, Катан, и расскажи мне подробнее о том, что случилось с тобой в Цитадели.

— Это долгая история, — ответил я.

— Тогда поясни мне, для чего тебя обучали магии.

Я раскрыл ему часть наших планов и вкратце рассказал об учебе, начиная с проверки на владение магией и кончая последним днем в Цитадели, когда мы заключили общее соглашение. Говоря о Равенне, я не стал касаться моих чувств и опасений. Отец слушал меня молча. Он лишь пару раз задал мне наводящие вопросы. Это было так странно, что я начал нервничать. Затем он спросил:

— Значит, Палатина думает, что «ы оба принадлежите к семейству Тар'конантуров?

Я согласно кивнул.

— Ты что-нибудь знаешь о событиях, происходивших в Фетии за последние несколько лет?

— Почти ничего. Только полдюжины фактов об Оросии и его отце.

— Император Персей II умер три года назад. Он был слабым больным человеком, и никто не прочил его на трон. Но так уж случилось, что старший брат Персея погиб при кораблекрушении, отца хватил удар, поэтому он стал императором — точнее, марионеткой, которой управляли другие люди. Это был утонченный сноб, не имевший сильных черт характера.

Я понимал, что отец не зря завел речь о лидерах Фетии, однако его манера изложения казалась мне слишком неторопливой. Я хотел что-то сказать, но он жестом руки заставил меня замолчать.

— При Персее империя потеряла контроль над внешними территориями. У Фетии осталось только несколько островов. Экзарх, управлявший страной, относился к императору как к своему слуге. Мне называли фантастические суммы, исчезавшие из дворцовой казны. Экзарх решил женить Персея на девушке из фанатичной хэйлеттитской семьи. Но за две недели до свадьбы император познакомился с девушкой по имени Аврелия. Говорят, он влюбился в нее с первого взгляда. Воспользовавшись своим положением, он велел духовнику объявить их мужем и женой. Услышав об этом, придворные подняли шум — никто не знал, откуда появилась Аврелия, кем были ее родители и к какому клану она принадлежала. Экзарх пришел в ярость. Он угрожал объявить Персея еретиком, но тот стоял на своем. В конце концов Сфера уступила.

Отец задумчиво посмотрел на меня.

— Многие считают, что император проявил такую необычную решительность только благодаря поддержке Рейнхарда Кантени. Тот был его единственным другом. Кантени объединил несколько кланов, заинтересованных в реформах, и объявил себя президентом. Он питал нежные чувства к сестре Персея — Нептунии. В благодарность за оказанную помощь император позволил ему жениться на ней. Обе пары обзавелись детьми: у Рейнхарда родилась дочь Палатина, а у Персея — сын Оросий. Примерно в это же время Сфера якобы обнаружила заговор, направленный на смещение императора и создание республики. По официальной версии, одним из лидеров заговора был имперский казначей, впоследствии пойманный и казненный. Вчера вечером я рассказал тебе, почему это не могло быть правдой. Однако сама подоплека событий мне не известна.

Я догадывался, что он что-то не договаривает. Зная, что подгонять отца бесполезно, я молча слушал его и пытался понять, к чему он ведет.

— Под патронатом Персея фетийские реформаторы превратились в реальную силу. Им удалось провести ряд законов через ассамблею и стимулировать торговлю. Бесконечные пиры и празднества пошли на убыль. Казалось, что Фетия пробудилась от летаргического сна. Внезапно Рейнхард умер. Я уверен, что его отравили — Сфера всегда славилась своими специалистами по ядам и недоказуемым убийствам. Остальные реформаторы стали жертвами шантажа и репрессий. Им пришлось уйти в подполье, и реформаторское движение захлебнулось. После смерти Персея его жену сослали на крохотный остров. Их сын отличался в юности умом и храбростью. Знать Фетии возлагала на него большие надежды. Многие думали, что из него получится лидер, которого у них не было долгое время.

Отец прокашлялся.

— К сожалению, все сложилось иначе. Оросий заболел и потерял рассудок. Жрецы Сферы вылечили его, но он сильно изменился. Дочь Рейнхарда продолжила дело отца. Она возглавила клан Кантени и убедила ассамблею приступить к обсуждению первых шагов по преобразованию Фетии в республику. Накануне решающего заседания Палатину убили — точнее, людям объявили, что она была убита. Реформы вновь оказались сорванными. Тем временем Оросий отдал Архипелаг под контроль Сферы. Жрецы Рантаса ввели там жестокое правление. За двести лет они превратили планету в котел бесконечных раздоров. Города и континенты стали враждовать друг с другом. Торговцы перестали доверять аристократии, и наоборот. Всеобщая ненависть перешла в такую фазу, что ни один континент уже не мог претендовать на имперскую власть. Все силы уходили на решение внутренних конфликтов. Из-за своей удаленности Фетия была приятным исключением, но Сфера добралась и до нее.

Я кивнул.

— В данный момент большая часть аристократии поддерживает Сферу. Главы кланов жалуются на десятину, но Сфера помогает им поддерживать порядок в городах. Если ситуация изменится и знать отвернется от жрецов Рантаса, — пусть даже только торговые лорды, — фетийцы станут объединяющей силой Аквасильвы. За ними дойдут все, потому что сейчас их не считают заклятыми врагами. Главное, чтобы к тому времени Оросий уже не был императором. Если Палатина говорит правду, и вы оба являетесь отпрысками Тар'конантуров, вам придется восстанавливать не только Фетию, но и весь остальной мир.

— Мидий может заинтересоваться именем Палатины, — сказал я. — Как ты думаешь, он не свяжет ее с дочерью Рейнхарда?

— Все считают Палатину Кантени погибшей. Мидий — хэйлеттит, он презирает фетийцев. Твоя кузина его не заинтересует. Однако для верности мы придумаем для нее подходящую историю. Кроме того, ты должен отдать мне предметы, которые могут связать тебя с Цитаделью Тени. Я спрячу их в надежном месте. Чтобы добраться до улик, ищейкам Мидия придется разобрать дворец на части. Не волнуйся, Катан. Имя Палатины необычное, но не такое уж редкое.

— А Равенна?

Я сомневался, что нам удастся избежать проблем. Отец умел решать серьезные вопросы, но здесь против нас выступал опасный и хитрый враг. Жаль, что с нами не было Моритана. Он мог бы дать хороший совет.

— Я представлю Равенну и Палатину, как наш их дальних родственниц с Архипелага.

Граф потер пальцем скулу — знакомый жест, который непременно сопутствовал его размышлениям.

— Да, думаю, это сгодится, — с усмешкой добавил он. — Пусть они будут нашими дальними родственницами. От Мидия не ускользнет, каким влюбленным взглядом ты смотришь на Равенну.

Я игнорировал его последнее замечание, не желая поощрять нелепые домыслы. Конечно, он преувеличивал. Взгляд, которым я смотрел на Равенну, не мог настолько откровенно свидетельствовать о моей влюбленности. К тому же я еще не разобрался в своих чувствах к Равенне. В любом случае наши личные отношения не касались отца.

— Послушай меня, сынок, — сказал граф. — Потерпи еще несколько месяцев, и я отпущу вас на все четыре стороны. Вы можете отправляться даже в Селерианский Эластр, хотя я не советовал бы вам этого делать. Однако в данный момент ты нужен мне здесь. Мы должны обуздать этого фанатика.

— А если он что-то заподозрит? — - спросил я.

— Не заподозрит. Главное — действовать с умом. Чтобы арестовать кого-нибудь из нас, ему понадобится армия сакри.

Хотел бы я быть таким же уверенным, как мой отец.

Через неделю мы устроили прощальный банкет для Гая Сианы — за день до прибытия Мидия. Сиана собирался отплыть в Фарассу на корабле своего преемника. В городе мог быть только один аварх, поэтому, по обычаю Сферы, Гаю следовало покинуть Лепидор в тот же день, когда Мидий вступит в должность. Так как банкет символизировал прощание горожан со своим старым авархом, приглашенные должны были явиться в официальной одежде — это же требование распространялось и на ожидаемую встречу Мидия.

За три дня до проводов Палатина сообщила мне, что в ее гардеробе нет подходящего платья. Впрочем, откуда ему было появиться, учитывая наше похищение и пребывание на тропическом острове? Отец велел мне отвести ее к лучшему портному Лепидора с приказом обеспечить девушку достойным нарядом.

Портной застонал и, взглянув на нас, обругал самонадеянных клиентов, из-за которых ему приходилось бросать остальные заказы. Он с недовольным видом отвел Палатину в примерочную комнату и снял размеры. Затем, выйдя ко мне, этот человек разразился новой вспышкой негодования. Из его слов я понял, что он не успеет сшить платье за три дня, поскольку у него отсутствуют нужные выкройки. Кроме того, отказав другим клиентам, он обречет жену и четверых детей на голод, а сам разорится и станет бедняком. Мне пришлось поднять цену на десять процентов, хотя я знал, что толстый пьяница жил только со старушкой-матерью и не имел детей. Услышав о надбавке, он тут же согласился сделать платье в срок. Треть его заработка уходила на выпивку. Он ничуть не изменился с прежних дней, хотя его мастерская выглядела более богатой.

Палатина выбрала ткань зеленого цвета — цвета ее клана, как она сказала. Портной обещал закончить работу вовремя. Мы сомневались, что он сдержит слово, но мастер не подвел. Платье принесли за десять минут до начала праздника. Правда, все-таки пришлось перешить несколько пуговиц.

Банкет и прием гостей проводились в новом крыле дворца. Окрашенные стены казались неестественно яркими и оставляли в воздухе слабый запах краски. Я поблагодарил богиню ветров за прекрасную погоду. При шторме нам пришлось бы закрыть окна и двери, и тогда с таким количеством гостей в помещении было бы слишком жарко и душно.

Слуга встретил нас у широкого дверного проема и провел в просторный холл, заполненный людьми. Слева и справа располагались приемные залы. Полы были устланы синими коврами. В центре потолка тянулся ряд застекленных окон. Вместе с тремя большими эркерами, расположенными на западной стене, они наполняли залы солнечным светом.

Граф, графиня и Джерий уже прибыли. Я удивился, что отец позволил моему младшему брату появиться на таком серьезном официальном мероприятии. Неподалеку от входа я увидел Дальриада и лейтенанта с «Мардука». Оба моряка были в темно-синей форме военного флота, с серебряными пуговицами и галунами.

— Приветствую вас, молодые люди, — с улыбкой сказал адмирал. — Прекрасное платье, Палатина. Я восхищен еще и тем, что вам каким-то образом удалось удержать портного от выпивки.

— Говорят, что Хаалук ушел в запой, — заметил лейтенант.

Я вопросительно посмотрел на этого высокого сутулого мужчину с кудрявой бородой.

— Парень топит стыд в вине, — пояснил Дальриад. — Деньги Форита нашли себе хорошее применение.

— Мир стал бы лучше, если бы кто-нибудь утопил самого лорда Форита, — заметил я.

— Вот именно. Похоже, Катан, вы встречались с ним в Танете?

— «Встречались» — не то слово.

Покинув толпу гостей в красных, синих и темно-зеленых нарядах, мы пошли искать Равенну. Она стояла у окна и беседовала с начальником порта Тортеленом. Прическа девушки напомнила мне тот день, когда я впервые увидел ее на борту «Пэклы», только теперь на ней было темно-зеленое платье. Извинившись, она покинула собеседника и направилась к нам.

— Я смотрю, портной успел в срок, — сказала она. — Катан, у тебя отличный костюм. Поздравляю, Палатина. Милое платье. Ты решила выбрать цвет своего клана?

— Здесь не стоит говорить об этом, — ответила Палатина.

— Почему? Тут ты можешь объявить себя императрицей, и никто даже глазом не моргнет. Разве что какой-нибудь советник попросит тебя поддержать его фракцию.

Кивком головы она указала на Тортелена, который стоял спиной к нам и вел оживленную беседу с помощником Дальриада.

— Что ему было нужно? — спросил я.

— Он интересовался твоим отношением к Гамилькару и хотел, чтобы я оказала на тебя небольшое «влияние».

— Они здесь просто помешались на интригах, — сердито заметил я.

Мне не нравилось, что политика начинала вклиниваться в веками устоявшийся уклад. Возможно, во внешнем мире все соглашения заключались на таких банкетах. Но Лепидор всегда был другим — приятным исключением из правила. До некоторых пор.

— Мне вспомнился кусочек моей жизни, — внезапно сказала Палатина.

Ее голова слегка склонилась набок.

— Однажды на поминальной службе я услышала разговор генерала и министра.. Они говорили не о покойном, а о том, кто займет его место. Экзарх читал молитву, но эти люди болтали друг с другом без всякого стыда. Я понимала, что они презирали Сферу, однако мы были на похоронах, а не на заседании ассамблеи. Помню, их беседа сильно разозлила меня.

Я вопросительно посмотрел на Палатину, но она лишь неловко повела плечами — новое платье стесняло ее движения.

— Ко мне теперь часто возвращаются моменты прошлого, — пояснила она.

— А как насчет конкретных людей?

— Мне вспомнился только мой наставник. Он был высоким мужчиной… Но сейчас не время говорить об этом. Давайте лучше веселиться.

— Ты собираешься ходить по залу и выслушивать, чью сторону приняли те или иные гости? — со злостью спросил я.

Почему мне так не нравились перемены в Лепидоре? Все казалось дурным, неправильным. Равенна бросила на меня оценивающий взгляд, но в ее глазах уже не было той симпатии, которую я видел прошлым вечером. Мне вдруг стало одиноко и тоскливо.

Мы подошли к отцу и аварху, чтобы известить их о своем прибытии. По пути Палатина перехватила виночерпия и передала нам кубки с освежающими напиткам. Увидев нас, Сиана радостно заулыбался.

— Добрый вечер, молодые люди!

Старый жрец был одет в красную мантию с золотистой канвой — его лучший церемониальный наряд. По канонам Сферы, тесьме полагалось иметь стандартный вид. Она должна была изображать только религиозные символы. Но Сиана, настоящий патриот Лепидора, умудрился вставить в узор городскую эмблему.

— Вы чудесно выглядите, — сказал он Равенне.

Его морщинистое лицо светилось добротой.

— Спасибо, — ответила девушка.

Наверное, только я заметил, какой эффект оказала на нее обычная вежливость аварха. Слишком немногие люди говорили ей комплименты.

— Как и вы, моя дорогая, — обращаясь к Палатине, добавил Сиана.

И тут я увидел, что его глаза внезапно округлились от изумления. Неужели он ее узнал? Жрец слегка покачал головой и отвел взгляд в сторону. Затем, повернувшись ко мне, он шутливо сказал:

— Катан, пойди полакомись немного. Ты худ как скелет. Наверное, за восемнадцать месяцев отлучки ты соскучился по блюдам Зефехата.

Зефехат был лучшим поваром клана. Те блюда, которые я пробовал во дворцах и зиккуратах во время путешествия, не шли ни в какое сравнение с его мастерством. Мне понравился беззаботный комментарий Сианы — типичный пример того, как он управлял событиями жизни. Город многое терял с его отъездом — тем более что Мидий, судя по всему, вообще не понимал благожелательного юмора.

Мы отошли в сторону, чтобы дать возможность другим гостям поприветствовать графа и аварха. Пригубив напиток, я внимательно осмотрел приемный зал. Около двери Мезентий разговаривал о чем-то с группой торговцев. Я указал на него девушкам.

— Может быть, подойдем и скажем ему, как нам приятно его видеть?

Палатина усмехнулась.

— Действительно. Почему не продемонстрировать дружелюбие к представителям торговых домов? Тем более что в нашем присутствии он не сможет вербовать себе сторонников.

Мы направились к торговцам. Мезентий стоял спиной к нам, но я заметил, как кто-то кивнул ему, предупреждая о нашем приближении. Он быстро повернулся и с неестественной улыбкой приветствовал меня:

— Добрый вечер, эсграф.

— Добрый вечер, уважаемый Мезентий. Позвольте представить вам моих дальних родственниц — Равенну и Палатину.

Горожане знали, что одна из родственниц отца вышла замуж за вельможу с Архипелага. Поэтому у меня действительно могло быть несколько кузин в той части света. Я ни разу не встречался с ними и нисколько не жалел об этом. Они жили на Посланных Миру Островах, которые, по словам Персеи, были самым неприглядным местом в Сильвернии.

После того как мы вмешались в беседу, группа вокруг Мезентия быстро разошлась. Вряд ли эти люди замышляли какой-то план, но торговцы из разных домов редко собирались вместе. Мезентий мог настроить их против Гамилькара. По каким-то причинам лорд Барка до сих пор не появился в зале. Довольно странно. Обычно он не опаздывал.

Вскоре представитель торгового дома Сетрис отвел меня в сторону под предлогом какого-то пустячного разговора. Мое место рядом с Мезентием тут же занял Дальриад — очевидно, адмирал решил порадовать торговца своими грубоватыми шутками. Извинившись перед собеседником, я отправился на поиски Гамилькара. Мне не удалось найти его. Лишь через десять минут, посмотрев на отца, я увидел рядом с ним фигуру танетянина. На Гамилькаре был зеленый наряд, который выглядел потертым и старым. Почему он не надел праздничную одежду?

— Мои покои залиты водой, — сердито пояснил торговый лорд. — На верхнем этаже лопнула труба, и вода замочила всю одежду. Этот наряд дал мне ваш первый советник. Швея с трудом подогнала комплект под мой размер.

Я выразил ему свое сочувствие. Какое невезение! Насколько я понял, Гамилькару дали наряд, принадлежавший когда-то моему деду — в семействе отца он был самым высоким мужчиной.

— Мне кажется, вам следует поговорить с торговцем из дома Сетриса. Это тот толстяк в желтой одежде. Похоже, Мезентий убедил его, что вы плохой посредник для торговли железом.

Я по-прежнему негодовал на то, что прощальный банкет превратился в арену для интриг.

— Спасибо за совет, — сказал Гамилькар. — Я уже устал от деятелей, которые пытаются настроить против меня других людей. Не знаю, привыкли вы к этому или нет, но в Танете мы живем в постоянном напряжении. На банкетах и пирах никто не пьет — все боятся опьянеть и раскрыть секреты своих торговых домов.

— Здесь становится не лучше, — осмотрев гостей, ответил я. — Банкет еще даже не начинался.

— У вас тут идиллия, — сказал Гамилькар.

— Неужели?

— Люди вашего клана не режут друг друга в темных закоулках. В Танете вам потребовался бы большой эскорт, потому что Форит послал бы за вами банду убийц в капюшонах. В нашем городе каждый торговец рискует жизнью, возвращаясь с банкета домой.

В течение получаса я переходил из одного зала в другой и с горечью вспоминал те веселые праздники, которые бывали у нас прежде. Как бы то ни было, железо и деньги изменили клан в худшую сторону. Раньше мы жили честно и просто. Любые пиры проводились с задором и радостью. Мы отвлекали друг друга от мрачных опасений и повседневных тягот бедности. Теперь, когда процветание клана было гарантировано, люди начали бороться за лучшие места под солнцем. Неужели это было универсальным законом? Или такие перемены происходили только в Лепидоре?

Наконец, гостей пригласили к столу. Я устроился между авар-хом и Равенной. По идее, моя спутница не должна была сидеть за первым столом, но в связи с отсутствием двух женщин из местной знати здесь появились свободные места. Отсутствие указанных дам объяснялось тем, что одна из них вот-вот должна была родить, а другая отправилась на лечение в госпиталь Кулы.

Слева от Сианы сидели граф, графиня, Гамилькар и три имперских сановника. Справа от Равенны расположились посол Фарассы и представитель короля. Мезентия и его сторонников рассадили по разным столам. Я подозревал, что план размещения гостей составлялся с участием отца. Хаалук оказался напротив Дальриада, а Мезентий — рядом со старым и ворчливым океанографом. Палатина сидела за средним столом неподалеку от адмирала.

Слуги подавали первое блюдо: жареную огненную рыбу. Когда перед нами поставили тарелки, Сиана склонился ко мне и сказал:

— Послушай историю о Премьере и огненной рыбе. Это случилось несколько веков назад. Однажды Сфера избрала нового Премьера, который прожил всю жизнь в Экватории и никогда не видел моря. На праздничном банкете перед ним поставили поднос с большой огненной рыбой. Отведав деликатес, Премьер тут же издал декрет о том, что в связи с божественной раскраской огненной рыбы вкушать ее могли только он и экзархи. Остальные жрецы опечалились и придумали коварный план. За счет премьерской казны они заказали несколько тонн огненной рыбы и велели поварам подавать ее к столу Премьера каждый день. Вскоре по понятной причине Премьер уже не мог смотреть на эти блюда. Но он сам издал указ, и ему не хотелось терять лицо перед подчиненными. Жрецы предложили сжечь остатки запасов, пожертвовав рыбу Рантасу. Они вывалили в костер кухонные отбросы, накрыли их слоем огненной рыбы, и Премьер лично прочитал молитву. Как только он удалился, жрецы устроили обильное пиршество, вдоволь полакомившись рыбой. Естественно, следующий Премьер отменил этот указ.

История Сианы показала мне истинный облик Сферы: жрецов, обманывающих своего Премьера; людей, совершенно не похожих на Лечеззара и сакри.

— Только не болтай об этом, — прошептал аварх. — Пастыри душ не любят шуток о Премьерах.

Мне нравился юмор старика. Поглощая лакомое блюдо, я думал о том, сколько времени понадобилось Премьеру, чтобы пресытиться огненной рыбой. Лично я питался бы ею каждый день, не будь она такой редкостью.

Равенна терпеливо слушала бесконечный монолог фарасского посла. Когда он в конце концов замолчал, чтобы успеть заняться деликатесом до следующей перемены блюд, она повернулась ко мне и прошептала:

— Тебе не кажется, что за некоторыми столами приглашенные ведут себя слишком тихо?

В зале стоял гул голосов, как это всегда бывало на банкетах.

— Я ничего не замечаю.

— Сравни стол Мезентия со столом Хаалука. Второй более шумный.

— И что это значит?

— Просто наблюдение, — ответила она.

Равенна отвернулась от меня и начала расспрашивать посла о фарасских винах.

— Ты знаешь, а она права, — хрипло сказал Сиана. — Они ведут себя очень тихо.

— Некоторым людям не нравятся интриги Мезентия.

— Да, но из вежливости они говорят столь же громко или тихо, что и он. Мезентий много выпил, однако он не стал больше шуметь.

— Возможно, на этот раз лорд Форит заплатил ему за молчание, — ответил я.

Слуги подали жаркое. Мясо было прекрасно приготовлено, но я не обратил на него внимания. Мой второй кубок вина также остался нетронутым. Инцидент произошел к концу праздника, когда музыканты под громкие аплодисменты покинули балкон менестрелей. Я услышал, как Гамилькар рассмеялся в ответ на шутку графини. Внезапно Мезентий вскочил с кресла и громко закричал лорду Барке:

— Чему радуешься, танетянин? Неужели твое сердце оттаяло от льда?

Сиана привстал с кресла и сердито погрозил ему папьцем.

— Мезентий! Я не хочу, чтобы ты оскорблял моих гостей!

— Никто никого не оскорбляет, аварх. Просто сердце этого человека превратилось в кусок льда, внутри которого стонет душа его дяди.

— Мезентий! — рявкнул отец. — Покинь этот зал!

— А как насчет того, что за твоим столом, граф, сидит убийца? Волк в овечьей шкуре. Он и тебя погубит, если ты не будешь осторожен. Этот танетянин убил своего дядю.

В зале воцарилась мертвая тишина. Дрожа от гнева, Сиана махнул рукой слугам. Я никогда не видел его таким сердитым.

— Уведите Мезентия в храм и заприте его в камере грешников.

— А убийца останется с нами? — громко спросил Хаалук.

— У нас в Танете сплетни распускают только уличные бродяги, — сказал Гамилькар. — Вы напрасно равняетесь по ним.

Он выглядел спокойным и решительным, как истинный аристократ.

 

Глава 20

Люди, собравшиеся в зале ожидания подводной гавани Лепидора, выглядели встревоженными. Дальриад посматривал на часы, и даже Сиана, одетый в простую мантию жреца, нетерпеливо постукивал посохом об пол и хмурился. Я переминался с ноги на ногу, не понимая, почему манта так долго не открывала люк. Неужели Мидий заговаривал воздушный шлюз, чтобы на борт судна не пробрались еретики? За обзорным окном вырисовывался темный корпус корабля, но расстояние было большим, и я не видел, что происходило на дальнем конце пирса. Манта пришвартовалась к доку около десяти минут назад. Однако из нее пока никто не выходил.

Раздался громкий скрип. Глуховатый металлический стук наполнил эхом закрытое пространство. Я увидел, как граф и советники напряглись. Их взгляды были направлены к шлюзу. Последовал еще один громкий звук, люк открылся, и мы услышали шаги. Я поправил одежду, потянул вниз рукава и повернулся к порталу дока.

Шаги приближались. Я пытался подсчитать, сколько секунд нужно Мидию, чтобы пройти по причалу к открытой двери в зал. Внезапное появление жреца остановило мои вычисления, и я получил свое первое впечатление о нашем новом авархе. Честно говоря, он не выглядел злобным фанатиком и мрачным палачом еретиков. Перед нами стоял широкоплечий мужчина с открытым и веселым лицом, традиционной хэйлеттитской бородой и заостренными усами. Его мантия, обильно украшенная золотой тесьмой, была богаче, чем у Сианы. В отличие от стилизованной печати на рукавах старого аварха, его одежда не имела ярко выраженных символов.

Сиана выступил вперед и, по правилам ритуала, протянул преемнику посох.

— Добро пожаловать в клан Лепидора, аварх Мидий. Передаю тебе заботу об этих душах. Действуй во славу Рантаса.

Мидий кивнул и принял посох.

— Домин Сиана, я принимаю бремя, которое ты возложил на меняю Пусть Рантас укажет тебе путь к дальнейшему совершенству.

Сиана отступил в сторону, и Мидии, повернувшись к нам, поднял посох над головой. Как и все остальные, я преклонил колени. Внезапно мою голову пронзила сильная боль. Чтобы не упасть, мне пришлось опереться на руки. Боль тут же прошла, но подняв голову, я увидел, что Мидий смотрит на меня. Очевидно, он заметил мою реакцию на всплеск его магической силы.

— Благословляю вас именем Рантаса, и пусть каждый житель Лепидора останется под защитой его пламени.

После краткой паузы отец поднялся на ноги.

— Добро пожаловать в наш клан, — сказал он.

— Это большая честь для меня.

Граф присоединился к двум авархам и прошел вместе с ними к лифту. Сиана и Мидий должны были обсудить в приватной беседе состояние храмовых дел. После этого старому жрецу полагалось отправиться в Фарассу на той манте, которая привезла к нам Мидия.

Как только лифт исчез из виду, советники торопливо направились к лестнице. Им хотелось быстрее покинуть удушливую атмосферу небольшого зала ожидания. Отец поручил мне заботу о личной свите Мидия: жрецах и их семьях, которые сменяли штат Сианы. Лепидорский храм пополнился дюжиной новых должностей, подготовленных специально для протеже аварха. В то же время три старых лепидорских жреца и четыре послушника отправлялись вместе с Гаем Сианой в Фарассу.

Вскоре в зале ожидания остались только я и два молодых послушника — очевидно, их присутствие было не обязательным при знакомстве Мидия с храмом. Один из юношей, с выбритым бугристым черепом, держался важно и независимо; второй, приятель Сархаддона, все время улыбался и убирал с лица непослушные прядки вьющихся волос.

— Эсграф, вам известно, сколько человек прибыло с новым авархом? — спросил он у меня.

— Не имею понятия, — пожав плечами, ответил я. — Хэйлеттиты любят окружать себя большими свитами.

Через пару минут в зале появилась свита Мидия. Я вышел вперед, чтобы приветствовать их лидера — сорокалетнего мужчину неброской внешности. Вместе с ним группа включала трех жрецов, двух послушников, четырех женщин и одного ребенка. Нет!

Следом за ними появилось еще два человека. Первой шла Илессель — девушка, которую я встретил в фарасском зиккурате. Теперь на ней было платье, а не мантия послушницы, но ее одежда по-прежнему выглядела вызывающе. Вторым в зал вошел маг ума.

— Почему? По какой причине он привез с собой мага ума? — расхаживая по моей гостиной, рассуждала Палатина. — Какую цель преследует Мидий? Неужели он подозревает, что здесь имеются маги-еретики?

— Он не мог узнать об этом, — резонно ответила Равенна. — Приказ о его назначении подписали еще до того, как мы приплыли в Лепидор. У Мидия нет оснований для подозрений.

— А если в городе живет еще один маг? — усевшись в кресло, спросила Палатина.

— Вполне возможно, — отозвался я.

Мне хотелось скрыть свой испуг. Обычно Сфера не преследовала лидеров клана. Но если маг ума заметит, что мы с Равенной используем чары, нас без колебаний подвергнут пыткам и сожгут на костре. Если же он выявит след магии и не найдет его источника, жрецы призовут инквизиторов.

— Маг ума не обратит на вас внимания, если вы не будете использовать чары, — сказала Палатина.

— Нас все равно могут найти, — сев в кресло у стола, ответила Равенна.

Она мрачно нахмурилась и посмотрела на ковер под ногами.

— Если какой-нибудь жрец Рантаса воспользуется магией в нескольких шагах от нас, он почувствует отклик силы. Имеется еще три способа, благодаря которым можно определить затаившегося мага. Если Мидий начнет охоту на еретиков, мы окажемся в большой беде.

— Неужели вы не можете защитить себя?

— Защитить? Это потребует магии!

— Я имела в виду не магическую защиту, а какой-нибудь щит, который не позволит жрецам определять ваши силы.

Зацепившись за идею Палатины, я старательно вспоминал уроки Кламаса и Яшуа. Они научили нас нескольким способам маскировки от жрецов Сферы. Но такое прикрытие действовало лишь в случае столкновения с одним магом, а нас в Лепидоре было двое. Это значительно облегчало наше обнаружение. Похоже, мы ничего не могли сделать против мага ума.

— Лично мне не известны способы… — начал я, но Равенна оборвала меня на середине фразы.

— Имеется один вариант, — сказала она. — Но этот метод очень опасен — особенно если рядом будет находиться маг ума.

Она подняла голову и посмотрела сначала на меня, затем на Палатину. Я не понимал, о чем она говорила. Кламас, Яшуа и старые книги настаивали на том, что единственным способом зашиты от мага ума являлась тотальная маскировка. Еретику предлагалось «уйти в подполье», «залечь на дно» и надеяться на лучшее К счастью, хороших магов ума было мало.

— Катан, помнишь, что ты сделал, когда Палатина упала со скалы? — вновь посмотрев на меня, спросила Равенна.

Мне показалось, что в ее глазах промелькнуло сомнение.

— Я воспользовался магией и проверил, не получила ли она ранения.

— Насколько глубоко ты проник?

— До сферы ума.

Я заподозрил неладное. Равенна явно и сама колебалась, и, судя по всему, ее план не сулил нам ничего хорошего.

— Думаю, мы можем… спрятать нашу магию, послав ее в сферу души. Это обезопасит меня и Катана от действий мага ума, если только он не подвергнет нас тщательной проверке.

Она смущенно замолчала.

— А где традиционное «но»? — спросила Палатина.

— Однако мы не сможем выполнить это действие самостоятельно… Нам необходима помощь друг друга.

Я с изумлением посмотрел на нее, но Равенна снова потупила взгляд.

— Теперь я понимаю, почему эту процедуру считают невозможной.

— Разблокировать магию будет не менее трудно, чем ее сокрыть, — добавила Равенна.

— Поговорим об этом позже, — сказал я, поднимаясь с кресла. — Мне нужно найти одного человека и выяснить, что задумал Мидий.

Сопровождая гостей из подводной гавани в храм, я сделал вид, что не знаю Илессель. Наше знакомство могло насторожить жрецов. Перед моим возвращением во дворец она улучила момент и шепотом попросила навестить ее как можно быстрее. Мы виделись с ней всего один раз пятнадцать месяцев назад. Но она заинтересовала меня, и я решил встретиться с девушкой. На прозаическом уровне мое желание объяснялось тем, что Илессель могла знать, зачем Мидий привез с собой мага ума. И еще мне хотелось уйти от Равенны.

Шагая по улицам, я пытался преодолеть смятение души. Гнетущая послеобеденная жара предвещала приближение очередного шторма. Неужели Равенна действительно намеревалась блокировать нашу магию? Теоретически это было возможно, но какой ценой? Меня пугала мысль о том, что кто-то проникнет в глубины моего ума. Когда Палатина упала с утеса, я воспользовался магией, потому что ей угрожала реальная опасность. После выхода из комы она оценила мои действия как необходимые и совершенно правильные. Однако план Равенны предполагал нечто другое — даже если условия нашего взаимодействия окажутся равными.

На самом деле временная блокировка магии была отличным решением. Ни один маг ума не мог вторгаться в сферу души без особого разрешения. Но я знал, что в этом случае мои былые способности мог вернуть только тот человек, который участвовал в процессе блокировки. Для их возврата нам придется провести процедуру в обратном порядке — на том же месте, быстро и незаметно. Спрятав магию в сфере души, мы станем обычными людьми. Мы больше не будем обладать сверхъестественной силой.

Зачем предполагать худшие варианты? В любом случае мы не могли использовать магию, пока в Лепидоре находились помощники Мидия. Интересно, почему новый аварх привез с собой родителей Илессель? Какими были их отношения?

На следующий день намечалась первая служба Мидия. Когда я вошел в храм, там царила суета. Послушники и слуги перетаскивали сундуки, одежду и мебель. У алтаря во внешнем дворе собралось несколько горожан. Они быстро закончили молитву и разошлись, не желая участвовать в переносе груза, прибывавшего из гавани. Я вошел в парадную дверь и направился в холл, стены которого были обиты лакированными деревянными панелями. Два прежних жреца, не примкнувших к свите Сианы (манта Сферы покинула Лепидор час назад), говорили с одним из помощников Мидия. Мне не хотелось мешать их беседе, поэтому я остановил знакомого послушника — того самого, с курчавыми волосами — и спросил его, где найти Илессель.

— Девушку?

Я кивнул.

— Наверное, в саду. Только не распускайте с ней руки. Она ужасная злюка.

— Похоже, ты выбрал неправильный способ знакомства.

Пройдя через холл, я открыл боковую дверь и зашагал по темной галерее. Знакомый путь вывел меня на садовую аллею. Мне нравился заросший и неухоженный храмовый сад. Деревья здесь росли так плотно, что создавали запутанный лабиринт. Я знал его как свои пять пальцев, потому что приходил сюда каждый раз, когда Сиана опаздывал на уроки. Лекции аварха казались мне скучными, и я сбегал с них при любой возможности. Теперь храмом заведовал Мидий. Мне повезло, что моим наставником был скучный Сиана, а не фанатичный хэйлеттит.

Илессель сидела на бортике, окружающем родник, в небольшом затененном гроте. Вход в пещеру был скрыт вьющимися растениями. Я осторожно пробрался между ними, но шелест листвы нарушил грезы девушки. Она с тревогой посмотрела в мою сторону и, узнав меня, успокоилась.

— Привет, Катан. Я боялась, что это один из наших старых козлов. Они не дают мне ни минуты отдыха и все время находят новую работу. Кто тебе сказал, что я в саду?

— Один из послушников.

— Эти проныры всегда все знают и повсюду суют свои носы. Мне понравился твой город. И лютнисты у вас хорошие.

Очевидно, у нас с Илессель были сходные понятия об уюте. Но она оценивала города по лютнистам, а я — по океанографам.

— Как ты оказалась в свите Мидия? Ты же говорила, что твои приемные родители миссионеры.

— Они бывают в разъездах не так уж и часто, — ответила девушка. — Сейчас мой отчим выполняет должностные обязанности писца и помощника казначея. Я не знаю, почему его назначили сюда и чего хочет от нас этот противный Мидий.

— Зачем он привез с собой мага ума? Обычно авархи не включают магов в свиту.

Она настороженно посмотрела на меня.

— Почему ты спрашиваешь об этом?

— Я беспокоюсь о моем клане. Мидий прославился как охотник за еретиками. Он привез с собой мага ума. Это означает большие проблемы.

Мы говорили шепотом, поэтому наша беседа звучала немного зловеще.

— Я не хочу, чтобы он рыскал по городу и сжигал моих сограждан.

— Мидий взял с собой мага ума именно для этой цели, — сказала Илессель. — Он планирует искоренить здесь ересь. Ты доволен ответом?

— Я не инквизитор. Казнь людей мне не в радость.

Она улыбнулась и отвела от лица, тонкий стебель вьюна. Илессель повзрослела, но по-прежнему выглядела дерзкой и непокорной — такой, какой я встретил ее в фарасском зиккурате больше года назад:

— Ты здесь единственный человек, которого я немного знаю, — сказала она. — Ваш храм скоро превратится в зловещее место. Мидий будет сжигать горожан на кострах, а в минуты отдыха резвиться со своими наложницами.

— Наложницами?

— Да. Ты же видел двух смуглых красоток, когда сопровождал нас из гавани в храм. Мидий принадлежит к хэйлеттитской знати, а они культивируют рабство. У них ужасная страна. Ваш новый аварх убежден, что для него закон один, а для остальных людей — другой.

— И после этого он смеет сжигать еретиков?

Я осторожно привстал и осмотрелся на тот случай, если кто-то из свиты экзарха подслушивал нас в кустах. Заметив мою нервозность, Илессель спросила:

— Может быть, ты знаешь лучшее место?

— Тебе разрешают свободно входить в храм и выходить из него?

— А ты как думаешь? — с насмешкой спросила она. — Каждый, кто пытается остановить меня, довольно скоро получает по заслугам. Однажды администратор зиккурата, тот, что подсидел Борета, решил запереть меня в келье. И знаешь, что случилось? Я выбралась оттуда и налила кислоты во все замочные скважины его складских помещений. Ему пришлось оплатить ремонт замков из собственного кармана.

Интересно, где она научилась открывать замки? Я провел ее к стене сада и помог ей перебраться через ограду. Мы прошли по узкой улочке, которая огибала Морской квартал. У меня имелся ключ от неприметной калитки, поэтому мы незаметно проскользнули в дворцовый сад. Я не собирался вести Илессель во дворец и знакомить с Палатиной и Равенной. Конечно, вряд ли она работала на Сферу или дом Форита, но рисковать не стоило.

Девушка подтвердила слова Сианы о том, что Мидий слыл известным палачом еретиков. Она сказала, что аварх был мил и дружелюбен с людьми, которые не числились в его инквизиторском списке, — в основном со знатью и торговыми лордами. К сожалению, я не успел расспросить ее о маге ума, потому что во дворце прозвучал малый колокол, который созывал меня и советников на банкет, устроенный отцом в честь Мидия. Что-то мы часто стали проводить банкеты.

Мы с Илессель договорились о встрече на следующий день. Я забежал в свои апартаменты, снял тунику, порванную о колючки шиповника, и принарядился для праздничного обеда. За всей этой суетой я до сих пор не навестил океанографов. Мне стало стыдно, и я пообещал себе, что сделаю это завтра.

Мезентия простили за хулиганское поведение на прошлом празднике и разрешили ему явиться на банкет. Палатина уговорила Гамилькара почтить нас своим присутствием, хотя тот противился, как мог. Обвинение, выдвинутое против него Мезентием, имело старые корни, и торговый лорд усиленно опровергал его, считая пятном на своей репутации. В Танете он рассказал нам о том, как ему удалось отнять контроль над домом Барка у своего порочного дяди Комаля. Через неделю после этого Комаль умер от сердечного приступа, и его кончина дала повод завистливым торговцам для последующих обвинений Гамилькара. Насколько я слышал, корпоративное убийство было в Танете обычным делом, но там ценились тонкие и изощренные способы.

Дальриад, имевший родственников во многих торговых домах, считал, что история Гамилькара правдива. Комаль довел дом Барка до банкротства. Он был пьяницей и имел пристрастие к дорогим экзотическим наркотикам. Кроме того, ни один торговый лорд не стал бы совершать подобного убийства, потому что оно показалось бы его коллегам слишком явным и прямолинейным.

Торжественный банкет в честь Мидия был веселее, чем прощание с Сианой. Впрочем, смех гостей иногда звучал слишком фальшиво. Я чувствовал, что каждый из них боялся нового аварха. Слух о его репутации разнесся по городу. Люди опасались, что их родные и близкие станут жертвами Сферы — спаси и сохрани Рантас всех жителей славного Лепидора.

Если он планировал бороться здесь с ересью, то его намерение выглядело абсолютно беспочвенным. Сколько я себя помню, в нашем городе не было еретиков. Пару раз фанатичные жрецы раздавали такие обвинения заезжим торговцам, но Сиана отмахивался от них, ссылаясь на отсутствие улик. Мне казалось, что Мидий изначально верил в огромное количество еретиков и горел решимостью уничтожать их независимо от доказательств.

Мидий вел себя дружелюбно и общительно. Он шутил, рассказывал истории (естественно, не о Премьерах) и хвалил винный погреб графа Элнибала. Я вспомнил слова Илессель и тут же почувствовал неискренность его веселья. Вряд ли он был бы таким вежливым, если бы не хотел надеть мантию экзарха. Никто из гостей не говорил о политике и торговле. Однако и на этот раз не обошлось без инцидента.

Неприятный момент произошел в самом начале банкета, когда отец представлял аварху двух моих спутниц и меня. Мидий высказал Равенне комплимент, почти схожий с похвалой Сианы. Но там, где в словах старика прозвучала любезность, у хэйлеттита сквозило вожделение. Равенна перестала улыбаться и холодно посмотрела на жреца. Внезапно его дружелюбие испарилось. Я увидел истинное лицо Мидия — гонителя и палача еретиков. Его взгляд не сулил Равенне ничего хорошего. Через миг он вновь лучился добротой — хотя и натужно. Общаясь с Палатиной, аварх уже не вел себя так развязно.

Рядом с ним стоял маг ума. Этот мужчина выглядел как озадаченный пес. Он казался рассеянным, но не безвредным. Возможно, он намеренно вводил людей в заблуждение, заставляя их забыть о черной мантии и молотке, свисавшем с его пояса. Это был первый маг ума из Сферы, которого я видел. Его мирная внешность служила отвлекающим маневром. Все, что я слышал о подобных людях, исходило от Яшуа и «Истории» Кэросия. Маги ума участвовали в Великой войне. Сестра императора была замужем за одним из них. Тот маг верно служил Этию и умер на руинах Эран Ктхуна. Сфера предала его идеалы и убеждения.

После банкета я, Палатина и Равенна собрались в моей гостиной. Большинство обитателей дворца разошлось по спальным комнатам. Слуги убирали столы и приемные залы. Равенна по-прежнему злилась.

— Грязный хэйлеттитский боров! — будто выплевывая слова, ругалась она. — Неужели ему мало своих рабынь?

— Не думаю, что все хэйлеттиты такие, — сказала Палатина. — Я знала только Юкмадория, но он был порядочным мужчиной.

— Юкмадорий покинул Хэйлетту в юности и прожил десять лет на пустынном острове. После этого он даже не помнил, какого цвета бывает трава. Хотя, если честно, я знаю о хэйлеттитах не больше твоего, так что можешь не спрашивать меня о них.

— Извини, что я заговорила, — обиженно проворчала Палатина.

— Похоже, Мидий будет арестовывать всех, чей взгляд ему не понравился. Я представляю, как он допрашивает женщин. Возможно, этим и объясняются его садистские наклонности.

Я не задумывался о такой возможности, но в принципе, почему бы и нет?

— Не следует судить о нем после первой встречи. Он может быть не только распутником, но и истинным фанатиком.

— Не стоит судить, говоришь? — с сарказмом ответила Равенна. — А где он сможет найти податливых женщин, кроме Хэйлетты — женщин, которые не дадут ему отпора? Только в камере пыток! Будь я графом Элнибалом, то отправила бы в храм морских пехотинцев, чтобы они присматривали за этим развратником и не подпускали его к девушкам клана. Я убеждена, что Мидий не интересуется духовностью.

— Равенна, ты преувеличиваешь, — сказала Палатина, перебрасывая камушек с одной руки в другую. — Он действительно пялился на тебя, но ты обладаешь привлекательной внешностью — особенно когда не споришь и не злишься. Мидий показал себя сексуально озабоченным варваром. Однако это не означает, что он планирует собрать гарем из еретичек.

Равенна посмотрела на нее.

— Я привлекательна? Даже в сравнении с тобой?

Палатина раздраженно отмахнулась.

— Прости. В будущем я постараюсь не говорить тебе комплиментов.

— Да уж, постарайся! — ответила Равенна и повернулась ко мне. — Катан, ты принял решение?

Я надеялся, что она сначала успокоится. Мне не хотелось поднимать эту тему.

— Еще нет.

— Почему? Маг ума пьян, как муха на дне винного кувшина. Он в полной прострации. Это наш единственный шанс.

— Ты уверена, что он действительно пьян? А вдруг он притворился для того, чтобы выявить магов, живущих в нашем городе? Тех, которые попытаются спрятать свою силу?

Это было нелепое предположение, и Равенна пропустила его мимо ушей.

— Он маг ума и считает, что мы беззащитны против его чар. Он думает, что мы залегли на дно, и не ожидает наших действий.

Ее настойчивость начинала раздражать меня.

— Равенна, мне не нравится эта идея.

— Мне она тоже не нравится, Катан. Я не хочу впускать тебя в свой ум — так же, как ты не желаешь открываться мне. Но если мы промедлим, нас сожгут на костре. И в данном случае ты не можешь принимать решение самостоятельно. Если одного из нас поймают, другой тоже будет схвачен. Я провела весь вечер, размышляя над этим. Рано или поздно извращенец Мидий поймет, кто мы такие. Я лучше пройду через эту процедуру, чем потеряю жизнь! Или тебя…

Мы стояли посреди комнаты и смотрели друг на друга. Не отводя взгляда от Равенны, я тихо попросил Палатину:

— Ты не могла бы подождать снаружи, пока мы не закончим?

Меня тревожило, что она могла обидеться. Однако Палатина весело кивнула и вышла из гостиной. Мы молча ждали. Когда дверь закрылась, я отступил на шаг и повернулся к камину. Равенна не шевелилась. Конечно, она была права. Я не мог принимать это решение самостоятельно. И все же мне было страшно впускать в свой ум кого-то другого. В детстве меня мучили кошмары о чем-то подобном. Я вскакивал с кровати по ночам и боялся закрывать глаза. Друг отца, которого мы называли Гостем, научил меня держать припадки страха под контролем. Интересно, почему я вспомнил о них именно сейчас?

Прошло несколько секунд. Я смущенно посмотрел на Равенну. Она лишила меня выбора. Отказываться было нечестно. Отбросив сомнения, я тихо сказал:

— Пусть будет по-твоему.

— Спасибо, — с улыбкой ответила она.

— Что нужно делать?

— Подойди ко мне. Я покажу.

Когда мы снова встали друг перед другом, она взяла меня за руки.

— Соедини свое сознание с моим, как ты делал это с Палатиной. Проникни в собственный ум, и мы станем одним целым.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы опустошить ум так, как учил меня Кламас. Создав звено, я направил по нему сознание. В безграничной пустоте появились наши серебристые коконы. Я начал опускаться через слои ауры в сферу ума. Затем мы вытянули друг из друга магическую силу, оставив только ту врожденную часть, которая входила в состав моей крови. Внезапно я понял, что кровь Равенны тоже имела магию. Так вот откуда она исходила!

Когда мы объединили свои силы, я почувствовал огромную радость и неописуемую целостность. Мне уже не требовалось концентрироваться на внутренней тишине и сдерживать непокорный поток мыслей. Затем, когда мы направили магию в область души, на нас обрушился хаос. Отступая в ужасе, я разорвал звено и спирально прошел через слои назад — обратно в комнату. По телу прокатилась волна слабости. Я покачнулся и рухнул на пол, а когда пришел в себя, то увидел лежащую рядом со мной Равенну. Она была без сознания. Что-то стучало в моей голове, нанося удары маленькими острыми топорами. Я закричал от боли и едва не погрузился в беспамятство. Через несколько секунд в глазах прояснилось. Взглянув на Равенну, я с облегчением увидел, что она дышала. Затем дверь открылась, и в гостиную вошла Палатина.

 

Глава 21

Я закрыл крышку последнего зонда и установил его на дне, стараясь не сместить штативы с фильтрами. Поплавав вокруг и убедившись, что зонд стоит нормально, я вернулся к «скату». Он выглядел облаком на ясной поверхности океана. Едва я всплыл у левого крыла, мои легкие автоматически перестроились на потребление атмосферного воздуха. Мне оставалось лишь выбраться на гладкую поверхность, открыть боковой люк и протиснуться в крохотную кабину. Бросив ласты на крыле, я взял с собой пояс с собранными образцами, которые следовало разместить в приемной камере анализатора.

Маленький «скат», с размахом крыльев в восемнадцать ярдов, имел рулевую рубку и крохотную каюту. Судно знавало лучшие дни, но, несмотря на старость, сохранило свои ходовые качества. И главное, оно было моим. После того как четыре года назад мы приобрели для океанографов новый корабль, я уговорил отца отдать их старый «скат» в мое личное пользование. Он нехотя согласился, вполне обоснованно опасаясь того, что я вообще перестану интересоваться делами клана и когда-нибудь попаду в подводный шторм. Однако граф не стал продавать судно старьевщику и велел инженеру провести капитальный ремонт.

Я назвал свой корабль «Моржом», потому что на маршевой скорости его мотор звучал, как лай моржа.

Разобравшись с образцами, я оставил пояс в каюте и вернулся на крыло. Мне хотелось немного поплавать. Это место за рифами в нескольких милях от Лепидора было тихим и уединенным — не то что близ города в бухте. Ая нуждался в тишине. Зонды были лишь поводом для выхода в море. Во время моего отсутствия за ними присматривали океанографы. Они даже заменили два аппарата, разрушенных штормом. Я приплыл сюда, чтобы без помех обдумать ситуацию. Мне нужно было понять, что произошло позапрошлой ночью.

Я скрыл от Палатины причину наших с Равенной обмороков. В конце процедуры случилось что-то непредвиденное. Мне хотелось убедиться, что с Равенной все в порядке, но магия была заперта в сфере души, и я не мог дотянуться до силы, к которой уже привык за прошлый год. В тот момент я чувствовал себя потерянным и слабым. Воспоминание о полном единении с Равенной у меня осталось, но оно было слишком мимолетным. Пощупав пульс подруги, Палатина сказала, что не находит ничего плохого в ее состоянии. Однако я тревожился не о теле, а об уме Равенны. Мы не могли позвать целителя — да и вряд ли кто-то помог бы ей в данном случае. Если с ней действительно случилась беда, то это была только моя вина.

Блокирование магии настолько истощило меня, что Палатине пришлось самой переносить Равенну в ее спальню. Я хотел провести ночь в смежной комнате — на тот случай, если состояние Равенны ухудшится. Но Палатина в конце концов убедила меня остаться в своих покоях, потому что без магии я был плохим помощником, а мой поступок мог породить нелепые слухи, пятнающие честь и достоинство девушки. Палатина сама переодела подругу и уложила ее в постель. Ту долгую ночь я провел без сна, тревожась о самочувствии Равенны. Под утро мне удалось заснуть, и я погрузился в бесформенный кошмар, который в детстве был моим мучением.

Увидев Равенну за завтраком, я испытал огромное облегчение. Она выглядела такой же здоровой и цветущей, как всегда. К сожалению, нас окружало много людей, и мы не имели возможности переговорить друг с другом. Затем отец велел мне сопровождать его в храм, где после полуденной проповеди Мидий устроил пышный торжественный обед. Мероприятия продлились до позднего вечера, поэтому я так и не узнал, почему Равенна потеряла сознание. В принципе я сам разорвал звено. Но что за темнота и хаос обрушились на меня? Из чьего ума они исходили? Я понял, что Кламас, Яшуа и Юкмадорий почти ничему не научили нас о тайнах тела. Они в основном показывали нам, как работает магия, и заставляли своих учеников использовать ее в качестве оружия.

Как жаль, что в Лепидоре не было еретиков — таких людей, которым я мог бы довериться. В Цитадели мне на выручку пришел бы Кламас. Или нет? Что, если наши наставники не рассказывали нам о структуре тела по той причине, что ничего не знали о ней? Внезапно я понял, что вся их наука была такой — она объясняла «как», но упускала «почему». Меня научили стандартным способам работы с Тенью, и я самостоятельно придумал несколько чар для магии Воды. Но почему использование этих техник приводило к подобным результатам? Как соотносились между собой Вода и Тень или сферы человеческого тела? Кто мог бы научить меня такому знанию? Океанографы излагали свою науку иначе — они сначала давали теорию и только затем переходили к практике.

Неужели Кламас и Яшуа упускали это «почему» из-за незнания причинных механизмов магии? Они использовали ее, как многие другие люди, но не могли объяснить истоков возникновения сверхъестественной силы. Тем не менее связь между элементами определенно была. Она приоткрылась мне, когда мы с Равенной объединили наши сознания.

Плавая над песчаным дном, подсвеченным солнцем — чуть выше колючих ежей и камбалы, зарывшихся в ил, — я вспомнил о первых уроках, которые давап мне наш старший океанограф.

«Океан — это нечто большее, чем сумма его частей, Катан. Все, что случается, взаимосвязано друг с другом. Если вихревое течение в бухте Лепидора поменяет направление, это вызовет водоворот около Хуасы. А если температура воды у Селерианского Эластра понизится на несколько градусов, то рыбаки Кэмбресса будут обречены на разорение и голод. Всегда имей в виду, что мы изучаем не просто участок моря в Океании, а всю огромную планету.»

Проникая в сферу ума, я лишь осматривался, не смея во что-либо вмешиваться — хотя и это уже было вторжением.

Но, воздействуя на сферу души, какие мы с Равенной произвели изменения в слоях человеческого тела? Мог ли маг ума обнаружить их? И случались ли когда-либо такие прецеденты?

Я отвлекся, слишком сильно взмахнул ластами и едва не врезался в скалу.

Наверное, Кэросий имел специалистов, которые разбирались в таких вопросах — хотя бы поверхностно. Я безрезультатно выискивал ответы. С моим небогатым опытом докопаться до истины было практически невозможно. Однако когда-то эти ответы существовали. Их просто утеряли библиотекари и маги. Еретикам приходилось бороться за выживание в условиях бесконечных чисток Сферы. Нам еще повезло, что они сохранили часть знания. И все же магические ордена утеряли многое — они утратили основу основ.

Я начал всплывать вверх и вдруг остановился. Шальная мысль принесла небольшую надежду. А как насчет Гостя? Я снова нырнул ко дну, распугав стаю голубых и серебристых коралловых рыб. Этот человек научил меня контролировать кошмары. Возможно, он знал секрет моего рождения. Друг отца не был магом, но он мог указать людей, которые обладали нужным мне знанием. Он несколько лет не появлялся в Лепидоре, и мы не имели понятия, как складывалась его судьба.

Я несколько раз проплыл вокруг колонн рифа, но так и не придумал ничего толкового. Мне не хватало фактов и даже элементарных зацепок.

Поднявшись к «скату», я взобрался на черное крыло, нагретое солнцем. Поверхность была такой горячей, что мне пришлось положить на нее тростниковую циновку. Я хотел обсохнуть и немного отдохнуть перед тем, как возвратиться в город.

Мои мысли вернулись к Равенне. Что, если она знала и скрывала от меня ответы, в которых я нуждался? Ведь именно она придумала невероятный способ сокрытия нашей магии. Чему ее обучали до прибытия в Цитадель? Равенна обладала чарами двух Элементов. Что, еслирэленты, которых она якобы презирала, научили ее тому, что выходило за рамки обычной магии?

Измученный вопросами и сомнениями, я переоделся в сухую одежду, затем закрыл люк и повел «скат» на глубину. Нужно было возвращаться в Лепидор.

Причалив к доку, расположенному под зданием океанографов, я выбрался из «Моржа» и понес в лабораторию взятые из зондов образцы придонных осадков. Старший океанограф проверял инвентарь, хранившийся на складе. Будучи ровесником Сианы, этот сильный пожилой мужчина с длинными седыми волосами и густыми усами ни в чем не походил на скованного артритом аварха. «Бывшего аварха», — напомнил я себе.

— Ага, вернулся, — проворчал он. — Ты пропустил большой скандал, Катан.

— Какой?

Я вытащил из шкафа штатив и начал вставлять в него тонкие пробирки.

— Аварх сделал заявление, касающееся трибунала веры. Каждый человек, находящийся в городе, будет проверен на знание основных принципов Сферы. Люди, не прошедшие экзамен, подвергнутся «принудительному обучению».

Старик повернулся ко мне и усмехнулся. Я вспомнил слова Равенны о распутстве Мидия.

— Когда начнется трибунал?

— С сегодняшнего дня.

Я поставил штатив в шкаф и закрыл стеклянную дверцу.

— Это пробы с самых южных зондов. У Таравейского мыса осадков больше, чем обычно. В остальном все нормально.

— Ты брал пробы у мыса?

Я кивнул.

— Они помечены условными кодами.

— Рад видеть, что ты не забыл моих уроков.

Я прошел в соседщою комнату, где размещалась картотека, оставил там свои за-писи и, попрощавшись с океанографом, вернулся во дворец. У ворот меня ожидала Палатина.

— Где ты был, Катан? Мидий вызвал нас на первый допрос. Мы опаздываем уже на полчаса.

— Я выходил в море. Если Мидию это не нравится, то пусть бросится вниз со скалы.

— Ты же говорил, что не хочешь выделяться, — напомнила она, когда мы зашагали к храму.

— Я член океанографической гильдии и должен выполнять определенные функции. Если Мидий решил устроить трибунал, то об этом надо было известить заранее. Кроме того, в Лепидоре и без нас народу хватает. Он мог бы допросить пока кого-нибудь еще.

— Как знаешь, — пожав плечами, сказала Палатина.

— Где Равенна? — спросил я.

— Она уже прошла проверку. Помнишь ее слова о Мидии?

Не дождавшись моего ответа, Палатина сердито хмыкнула.

— Я тогда не поверила ей. Но теперь, учитывая эту ситуацию с трибуналами, мне кажется, она была права. Только помни, что Мидий невзлюбил ее. Ты видел, как он смотрел на Равенну. Она с Архипелага, а такие боровы, как новый аварх, считают апела-гов низшей расой.

— К чему ты это говоришь?

Обычно она вдавалась в такие детали, когда хотела убедить меня в чем-то.

— Возможно, вам лучше изображать влюбленную пару.

Заметив мой хмурый взгляд, она тут же добавила:

— Я вижу, что эта идея тебе не по нраву. Но подумай о Равенне. Мидий не осмелится обидеть эсграфа. Ты слишком важная персона, и твой статус защитит ее от домогательств аварха.

— А что на это скажет Равенна?

— Я уже говорила с ней. Она еще в большей опасности, чем ты. Равенна согласилась со мной и признала, что это хорошая мысль, если только мы не хотим увидеть труп Мидия с ножом, торчащим в горле.

— Если она согласна, то я приму участие в этой игре.

— Ах да! Гамилькар уплыл в Танет. Он просил передать тебе наилучшие пожелания и обещал, что лично вернется за следующим грузом. Ваш адмирал отправился вместе с ним, чтобы эскортировать его до границ Океании.

Вспомнив о пиратских кораблях, которые мы встретили около Фарассы, я пожелал Дальриаду удачи и защиты богов. «Призрачная звезда» была боевым крейсером и легко расправилась бы с противником. Но выдержит ли схожий бой «Мардук»? Лепидорская манта не отличалась особой мощностью.

Войдя во внутренний двор храма, мы увидели толпу людей, ожидавших трибунала веры. У парадной двери стоял один из новых жрецов Мидия. Заметив нас, он поманил меня пальцем.

— Аварх теперь занят. Он увидится с вами в восемь часов вечера.

— Очень жаль, но нас не будет, — не задумываясь, ответил я. — В восемь вечера мы ужинаем.

— Аварх не станет менять график из-за таких мелочей. Если бы вы пришли вовремя, проблем бы не возникло.

Почувствовав внезапную злость, я посмотрел в глаза сухопарому жрецу.

— Если б Мидий пригласил меня заранее, я пришел бы в срок. Впредь попрошу не отрывать меня от важных дел. Что касается перенесенной встречи, то у меня нет желания топтаться здесь в очереди, дабы потешить тщеславие аварха. Не сочтите мои слова за грубость, домин.

Повернувшись, я зашагал прочь со двора. Палатина поспешила следом.

— О, небеса! Катан, что ты делаешь?

— Я не позволю Мидию командовать мной в моем собственном городе. Если он желает вызвать меня для беседы, пусть делает это вежливо.

— Не зли его! Пожалуйста! Прояви к нему уважение! Если не из-за меня, то ради Равенны!

— Когда Мидий научится вежливости, я буду вести себя с ним помягче. Здесь ему не Хэйлетта. Он может воображать себя кем угодно, но в Лепидоре он волен решать только религиозные вопросы. Аварх не имеет права вызывать меня из дворца в любое время дня и ночи.

— Если ты обидишь его, Мидий ответит тебе тем же. Катан, ты знаешь, какой он опасный человек. Пожалуйста, прислушайся к моим словам.

— То, что он делает, превышает его компетенцию. Это не суд над еретиками, а простая проверка на знание религиозных догм. Я могу проигнорировать ее… Как насчет того, чтобы немного перекусить? Через полчаса мне хотелось бы вернуться в гильдию.

В конце концов Мидий уступил и прислал ко мне послушника с предложением, чтобы я сам назначил время для экзамена. За эти три дня жрецы опросили свыше сотни человек. Я мог доказать аварху, что прекрасно разбираюсь в принципах веры. Будучи еретиком, я не верил в догмы Сферы, но изучал их по принципу «познай врага». Вряд ли мой отказ послужил бы основой для каких-либо обвинений, однако жизнь внесла свои поправки в сложившуюся ситуацию. В Лепидоре разразился новый кризис.

Через неделю после своего прибытия Мидий велел арестовать нескольких туземцев, приехавших в город с партией пушнины. Мы не имели официальных отношений с континентальными племенами, но с одним из них у нас было заключено соглашение о мире. Примерно каждые два месяца они присылали в Лепидор небольшой караван. Мы беспрепятственно пропускали их через северный перевал, и туземцы, обосновавшись на торговой площади, меняли меха на рыбу и другие товары, которых нельзя было найти в долинах Океании. Горожане относились к ним радушно, и дикари не причиняли нам особых хлопот.

Эта договоренность никоим образом не касалась Мидия. Но он велел жрецам привести туземцев в храм и проверить, насколько те осведомлены о вере Рантаса. Естественно, никто из дикарей не слышал о священных догмах. Аварх приказал своим помощникам арестовать туземцев и заточить их в камеры грешников, в одной из которых недавно побывал Мезентий. Мой отец попытался вмешаться и урезонить Мидия. Однако граф имел мало доводов: отношения с варварами нарушали обычаи Сферы. Мидий отказался отпускать туземцев, сославшись на то, что он следует букве закона.

Аварх проявлял абсолютное презрение к полуголым бородатым дикарям. Но у меня было другое мнение о них. Я несколько раз вел с туземцами дела и лично общался с ними. Они говорили на древнем и почти непонятном апелагос. Это были гордые и независимые люди, которые относились друг к другу — и особенно к женщинам — гораздо лучше, чем танетяне и хэйлеттиты. Мы понимали, что если Мидий не отпустит торговцев, их племя объявит нам войну. К счастью, вечером начался шторм, отложив на время возможный рейд туземцев. В такую погоду путь через перевал становился очень опасным.

Мой отец пригласил аварха во дворец и еще раз попытался воззвать к его разуму. По просьбе графа я тоже пришел на встречу, которая состоялась в секретной комнате городского Совета.

Сидя в кресле, Мидий с улыбкой приветствовал нас. Однако как только отец заговорил о туземцах, лицо жреца омрачилось.

— Я думал, мы уже покончили с этим вопросом. Они язычники и поклоняются другим богам! Впустив их в город, вы нарушили закон Рантаса!

— Мне не хочется спорить с вами, аварх. Но если туземцы не вернутся в свою долину после шторма, на Лепидор будет совершен набег, и многие горожане погибнут. Здесь, на границе, мы стараемся не конфликтовать с соседними племенами.

— Ваши морские пехотинцы давно могли бы разобраться с дикарями.

— Конечно, могли бы. Но если мы превратим их во врагов, они начнут нападать на наши заставы, красть имущество и пищу, убивать мужчин и женщин. Я не хочу, чтобы моих людей убивали из-за того, что вы не желаете идти на компромисс. Я поклялся защищать свой клан и должен держать свое слово.

— Граф, этот вопрос находится в юрисдикции Сферы. Поклонение другим богам является ересью, и дикари будут сожжены на костре.

Отец склонился над столом и в упор посмотрел на Мидия.

— Тогда почему Сфера не имеет здесь миссионерских постов? Почему вы не укажете им истинный путь, чтобы эти люди могли мирно пополнить собой вашу паству?

— А разве мы не пытались делать это? К сожалению, дикари не слушают убеждений и понимают только грубую силу.

— Вы не имеете здесь миссионерских постов, потому что это опасно. Вы не хотите обрекать своих людей на гибель, но почему-то требуете этого от меня!

— Я предупредил вас, граф, — ответил Мидий. — Не вмешивайтесь в дела Сферы. Есть ваша власть, есть моя. Прошу прощения. Мне необходимо заняться более важными делами.

Аварх поднялся с кресла и вышел из комнаты, даже не потрудившись откланяться.

Отец ударил кулаком по столу.

— Чтоб он сгорел в адовом огне! Мидий скорее увидит нас мертвыми, чем откажется от своих идиотских принципов.

— Что мы можем предпринять? — спросил я.

Граф посмотрел на меня так, словно впервые заметил мое присутствие. Во время встречи с авархом я не произнес ни слова.

— Ничего не можем! Во всяком случае сейчас! Если я вмешаюсь, он натравит на нас свору фанатиков. Мне остается лишь одно: написать королю письмо, рассказать ему о Мидии и попросить его поговорить с экзархом.

Я подозревал, что эта мера будет слишком запоздалой.

Шторм утих через два дня. Туземцы по-прежнему находились под арестом. Узнав, что аварх обвинил торговцев в ереси, город содрогнулся от ужаса.

— Он просто безумец, — возмутилась Палатина. — Или тупица.

— И то, и другое, — согласилась Равенна. — Возможно, этому придурку платят за сожженных еретиков с каждой головы, и он боится, что потеряет в деньгах, если его подручные не проведут здесь несколько казней.

Она так редко шутила, что я по привычке принял ее слова за чистую монету.

— Надеюсь, что это не так.

Утром, узнав о суде над туземцами, отец вызвал меня в кабинет. Его стол был завален горой документов и писем.

— От туземных племен нет никаких вестей, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты отправился на северную заставу и проверил оборону перевала. Если хочешь, возьми с собой Палатину, но Равенна пусть останется во дворце. Мидий может устроить какую-нибудь гадость, и, естественно, первый удар будет направлен на нее. В Палатине я уверен: она и за себя постоит, и тебе поможет. Кстати, сегодня утром мне сказали, что аварх послал на перевал свое-266лнсельм Шли го жреца — якобы для заботы о душах стражников. Не удивляйся, если встретишь его на пути.

— Мне необходимо взять с собой охрану?

— Я дам тебе восемь морских пехотинцев. Через четверть часа они будут ждать тебя у городских ворот.

— Тогда я пойду искать Палатину.

— Советник Атек поручил ей инвентаризацию арсенала. Девушке надоело бездельничать, и она сама попросила дать ей какую-нибудь работу.

Я покинул кабинет отца и, вернувшись в свою комнату, переоделся в верховой костюм и теплую тунику. Перевал находился неподалеку от моря, но высоко в горах — в царстве вечного холода. Время было неспокойное, поэтому я прицепил к поясу ножны с мечом.

Оружейный склад находился в сводчатом подвале среди бараков на главной площади. Охранник у ворот отдал мне воинское приветствие. Строгий кладовщик попросил меня оставить меч у двери и записаться в учетной книге. Я зашагал по сводчатому проходу мимо складских помещений. Эхо от высокого потолка усиливало каждый звук с какофоническим эффектом. В отдалении послышались голоса Палатины и Равенны.

Я нашел их в длинной узкой комнате, примыкавшей к главному проходу. Они и трое пехотинцев проводили инвентаризацию арбалетов. Стрелковое оружие висело на колышках, вбитых в стены, словно инструменты для пыток. Палатина проверяла пусковые механизмы и диктовала реестровые номера, которые Равенна заносила в бухгалтерскую книгу. Тонкий стержень графита поскрипывал в ее проворных пальцах. Хорошо, что Мидий не видел их высоких ботинок и теплых мужских курток. Я не сомневался, что он причислил бы такую манеру одеваться к какому-нибудь преступлению против Сферы и законов Рантаса.

Мои шаги по каменным плитам усиливались звонким эхом. Девушки приостановили перепись и выжидательно повернули ко мне головы. Стараясь говорить как можно тише, я приветствовал всех, кто находился в комнате.

— А, это Катан, — сказала Палатина. — Мы тут уже печалились о том, что ты увяз в серьезных государственных делах.

Она подмигнула мне и незаметно кивнула головой в сторону Равенны. Я успел забыть о той игре, которую нам предстояло разыгрывать на публике. Наша мнимая влюбленность должна была демонстрироваться везде, а не только в присутствии Мидия. Я подошел к Равенне и с внутренним трепетом взял ее под руку.

— Палатина, граф хочет, чтобы мы с тобой проверили оборону рудника и перевала.

— А как насчет меня? — спросила Равенна.

Чтобы не вызывать раздражающее эхо, я прошептал ей на ухо:

— Отец попросил тебя остаться в городе. Мы можем наткнуться на группу туземцев, совершающих набег. Если кто-то из горожан увидит твое боевое искусство, об этом тут же доложат Мидию.

— Проклятая Сфера, — шепотом ответила она.

Палатина передала свои обязанности одному из пехотинцев и направилась вместе со мной к выходу из арсенала. По пути я забрал ножны и меч. Равенна осталась помогать кладовщику. Молодые пехотинцы вели себя с ней скромно и почтительно. Все считали ее моей невестой, а это уже гарантировало Равенне уважительное отношение.

Время поджимало, поэтому мы побежали к конюшне, чтобы взять лошадей. У меня имелся свой скакун — откормленный мерин с бронзовой гривой. Его спокойствие и тихий норов компенсировали мою слабую сноровку в верховой езде. Я редко пользовался его услугами. За мерином в основном ухаживал один из моих кузенов. Палатина, которая в юности ездила не только на конях, но и на сильверианских слонах, взяла себе резвого жеребца с золотистой гривой. -Восемь пехотинцев, назначенных нам в эскорт, ожидали у ворот. Они были облачены в доспехи, а не в легкие кирасы. Поверх шелковистых жакетов сверкали кольчуги. Шлемы имели нашейные пластины. Широкие войлочные брюки защищали ноги. Я молча выругал Мидия за проявленную глупость. Если б на его месте был Сиана, ничего подобного не случилось бы.

Дорога вела через поля вверх по склону — в долину с кедровой рощей, которая располагалась чуть ниже рудника. Я не был в этих местах с тех пор, как мы нашли железо. Прошло восемнадцать месяцев, и местность вблизи от города изменилась так же сильно, как сам Лепидор. Прежде дорога имела множество выбоин. Теперь ее подровняли и местами покрыли брусчаткой. Лес вдоль обочин был аккуратно подчищен.

Мы не стали сворачивать направо к руднику, а сразу направились к северному перевалу. Он находился далеко в горах, и добираться до него приходилось по извилистой тропе, которая становилась слишком опасной во время штормов. Кроме того, оборона перевала была для нас важнее, чем охрана рудника.

Как только мы проехали долину, пехотинцы развернулись в походный строй: четверо расположились впереди, четверо при-отстали на два лошадиных корпуса. Нас по-прежнему окружала лесистая местность, но с каждой стороны отвесно поднимались скалы. Вскоре растительность уменьшилась до редких и чахлых кустарников. Впереди возвышались серые горные склоны, от высоты которых захватывало дух. Я всегда восторгался, когда видел эти далекие заснеженные горные пики. От одного их вида по телу пробегала волна озноба.

— Послушай, Катан, — покачиваясь в седле, сказала Палатина, — любая пара на вашем месте восприняла бы эту игру с большим удовольствием. Их не пришлось бы уговаривать. Но вам с Равенной не угодишь. Что происходит между вами?

Наш отряд медленно поднимался на склон по каменистой тропе.

— Если бы мы знали, то сказали бы тебе, — скрывая смущение, ответил я. — Кстати, почему ты постоянно принимаешь ее сторону?

— Мы сейчас в твоем городе, а не там, куда она планировала пригласить нас с тобой. Не меняй темы. Думаешь, я поверю, что тебе ничего не известно?

— Насколько я понял, она не питает ко мне интереса. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Ее расспросы раздражали меня, хотя я знал, что это дружеская забота.

— Не юли! — строго сказала Палатина. — Тебе действительно кажется, что ты ей безразличен?

— Я почти уверен в этом. И мне бы хотелось переменить тему — не возвращаться к этому разговору больше.

— Ладно, я могу и помолчать, — сказала она. — Но прежде чем погрузиться в безмолвие, я должна заметить, что ты неправ. Равенна относится к тебе по-особому. За все время нашего знакомства ты был единственным парнем, которому она позволяла прикасаться к себе.

Мы молча проехали остальную часть пути и вскоре оказались в верхней долине, поросшей низкими деревьями и зарослями кустов. Впереди нас возвышалась стена с тремя башнями и прочными дубовыми воротами. Стена тянулась на двести ярдов и блокировала проход к побережью. Чтобы попасть в Лепидор из континентальной части Океании, визитерам требовалось пройти через ворота центральной башни. Застава с гарнизоном пехотинцев защищала горожан от разрозненных групп туземцев, которые рыскали по горам и совершали набеги.

Подъехав ближе, мы насторожились. Охрана у ворот отсутствовала. За парапетом на стене и башнях не мелькали фигуры караульных.

— Быстрее! — крикнул я.

Раздражение, вызванное любопытством Палатины, сменилось страхом. Мы перешли в галоп и помчались к заставе. Перед входом в центральную башню морские пехотинцы спешились. Командир отряда повернулся ко мне и сказал:

— Если вы услышите звуки боя, уезжайте немедленно.

Взяв с собой троих пехотинцев, он вытащил меч и вошел в открытую дверь. Я с опаской смотрел на башню, которая темным силуэтом вырисовывалась на фоне горных пиков и ослепительно синего неба. На стене и за бойницами не было никакого движения, но наши лошади нервозно всхрапывали и били копытами. Затем к нам вышел командир отряда.

— Эсграф, нас предали. Солдаты гарнизона спят непробудным сном. Ворота башни открыты. Я думаю, что перевал был без охраны не менее трех часов. Туземцам удалось прорваться через нашу оборону. Теперь они скрывались где-то рядом — на территории Лепидора.

 

Глава 22

— Куда они направились? — спросила Палатина. Она развернула коня и осмотрела долину.

— Скорее всего на рудник, — ответил командир. — Город хорошо защищен от набегов туземных отрядов.

— Мы ничего не знаем об их количестве, — сказал я. — Это может быть маленькая группа или армия из нескольких объединившихся племен.

— Им все равно не проникнуть через городские изощиты.

— Вы забываете о предателях, — напомнила Палатина. — Если нашелся один, то могут быть и другие.

— Мы теряем время, оставаясь здесь, — сказал я. — Вы проверили передатчик тревожных сообщений? Он еще работает?

— Туземцы разбили все оборудование, включая сигнальные лампы. Передатчик испорчен и ремонту не подлежит.

Командир нахмурился и с тревогой посмотрел на тропу, которая вела к верхней долине.

— Что будем делать? — спросил я его.

— Мы можем остаться здесь и перехватить туземцев на обратном пути. Но кто-то должен вернуться назад и предупредить наших на руднике. На руднике и в городе.

Два пехотинца, вошедшие в башню, поднялись на зубчатую стену и побежали осматривать крытые ниши, предназначенные для стрелков.

— Нет смысла охранять ворота, — сказала Палатина. — Мы не устоим, против армии дикарей. Нам нужно вернуться и предупредить остальных!

Она нетерпеливо перебирала поводья. Ее спокойствие было напускным. Я взглянул на кузину, затем на командира пехотинцев. Мне следовало принять окончательное решение. Но я не знал, что делать. По пути в город мы могли попасть в засаду. Однако оставаться здесь было бы нелепо. Помолчав минуту, я сказал:

— Собирайте людей, капитан. Мы возвращаемся.

— Хорошая идея, сэр. Только сначала мы закроем ворота. Это задержит их на обратном пути.

Он окликнул пехотинцев на стенах, велел им спуститься вниз и побежал к воротам. Когда засов вошел в пазы, раздался скрежещущий звук. Его эхо прокатилось по холмам и наверняка насторожило туземцев. Мне казалось, что солдаты спускались целую вечность. Я сидел в седле и дрожал от нетерпения. Наконец пехотинцы выбежали из главной башни и вскочили на коней. Отряд снова расположился в боевом порядке. Мы медленно спустились по крутой тропе. Когда путь стал более пологим, командир отряда пришпорил лошадь.

Небольшие рощи, подступавшие к дороге, внезапно начали выглядеть зловещими и опасными. Несмотря на солнечный свет, в них было что-то мрачное и темное. Всякий раз, когда взлетала какая-то птица или трещала ветка, я подскакивал в седле. За каждым кустом мне чудились туземцы. Серые скалы почти не имели растительности, но я и там видел странные тени, таившиеся за валунами на каменистых осыпях.

Когда мы приблизились к развилке дорог, меня удивила неестественная тишина. До этого момента шум копыт заглушал все звуки, но теперь, когда мы проехали верхнюю долину, отряд остановился. Никто из нас не хотел попадать в западню. Мое сердце рвалось из груди от тревоги.

Что задумали туземцы? Предатель в башне помог им захватить нас врасплох. Но такой трюк не проходит дважды. Что они предпримут, оказавшись на территории Лепидора? Постараются захватить рудник? Интересно, какова их численность?

В Цитадели меня научили выслеживать врага, поэтому я начал внимательно всматриваться в следы на дороге. Жаль, что это не пришло мне в голову по пути сюда. Туземцы хорошо маскировали свои перемещения. Но я заметил бы неладное, если б не болтал с Палатиной.

Когда мы оказались у развилки дорог, командир пехотинцев осадил коня и поднял руку, призывая нас к бдительности.

— Вы слышите? — спросил он.

— Что именно?

Как я ни напрягал слух, до меня доносились лишь крики чаек, свист сокола и шуршание листвы. Ничего необычного.

— Так я и думал, — мрачно сказал капитан. — Механизмы рудника остановлены. Вам не доводилось проезжать здесь с тех пор, как мы нашли железо. Отсюда всегда можно было услышать шум машин и грохот камней.

— А как насчет оборонительных сооружений? — спросил я. — Надеюсь, их усовершенствовали?

— Теперь там каменная стена, надежные ворота и импульсные пушки. Но туземцы могли обмануть охрану. Ворота обычно оставались открытыми.

— Что будем делать?

— Я направлю к руднику двух разведчиков, а сам сопровожу вас и Палатину в Лепидор. Мы в меньшинстве. Вам нельзя оставаться без охраны.

— Какова, по вашему мнению, численность врага? — спросила Палатина. — Если им удалось захватить рудник, то они могли блокировать дорогу. В таком случае мы попадем в ловушку.

— У вас есть другие предложения? — огрызнулся капитан. Очевидно, его разозлила спокойная рассудительность Палатины.

— Нам нужно углубиться в лес и направить к руднику разведчиков, — ответила девушка. — Выяснив численность противника, мы сможем понять, что делать дальше.

— А если они еще не заняли позицию? Я думаю, мы должны прорваться сквозь их оцепление.

— Не будем тратить время на споры, — сказала Палатина. — Катан, ты здесь главный.

Они посмотрели на меня, и я с раздражением понял, что мне придется принимать ответственное решение. Я выругал себя за то, что игнорировал занятия по военной стратегии. Мои увлечения океанографией привели к тому, что в данный момент я не знал, как поступить. Капитан был опытным воином и хорошо ориентировался на местности. С другой стороны, военный гений Палатины прекрасно зарекомендовал себя в Цитадели. Но сейчас нам противостоял реальный враг. Я колебался.

— Быстрее, эсграф! — с плохо скрытым нетерпением сказал пехотинец.

— Мы…

Я так и не успел закончить фразу, потому что в этот миг послышались крики, и из леса выбежали туземцы. В землю передо мной вонзилось копье. Мерин взвился на дыбы и попятился назад. Мне пришлось ухватиться за его шею, чтобы не выпасть из седла.

— Скачите в Лепидор! — закричал капитан. — Попытайтесь прорваться!

Я пришпорил коня. Пехотинцы, обнажив мечи, приотстали, чтобы прикрыть наш отход. Свернув на дорогу, ведущую в город, я услышал крик Палатины:

— Катан! Впереди ловушка!

Из кустов в мою сторону полетели веревочные петли. Я едва успел уклониться от них. Судя по отчаянному крику, одному из пехотинцев не повезло. Его стащили арканом из седла. Я обнажил меч и галопом помчался вперед, надеясь избежать других ловушек. Но мне это не удалось. В тридцати ярдах от поворота дорогу преградила двойная шеренга туземцев. Со всех сторон из-за деревьев выбегали полуголые мужчины и, размахивая оружием, направлялись к нам. Я понял, что стану удобной мишенью для их копий.

Время от времени в воздухе мелькали арканы. Я натянул поводья и оглянулся. Все пехотинцы, кроме одного, были сброшены с коней. Капитану удалось освободиться от петли, и он стоял на краю дороги в окружении десятка туземцев. Рядом со мной остановилась Палатина. Она выглядела разочарованной и покусывала губы от ярости.

— Слезайте с коней и бросайте мечи, — крикнул кто-то за нашими спинами. — В противном случае вы будете убиты.

— Делай, как он говорит, — сказала Палатина и швырнула меч на землю.

Я последовал ее примеру и спешился. Мне было стыдно смотреть в глаза кузине, поэтому я задержал свой взгляд на мече, который лежал в пыли у обочины. Ко мне подбежали два жилистых туземца. Еще одна пара набросилась на Палатину. Они связали нам руки и, подталкивая копьями в спины, повели к руднику.

Меня, Палатину и капитана конвоировали отдельно от других пехотинцев. Шагая по мощеной дороге, я посмотрел на офицера. Он мрачно поморщился в ответ на мой взгляд. Ворота рудника были открыты нараспашку. Их охраняла дюжина туземцев с раскрашенными лицами. Я заметил, что рудник изменился с тех пор, как здесь нашли железо. Двор расширился; грубый палисад заменили надежной оградой; во дворе появились новые строения. Вдоль наружной стены тянулся глубокий ров, оборудованный подъемным мостом. Когда нас провели во двор, я увидел у входа в шахту огромное колесо, которое приводило в действие вагонетки. Рядом возвышался реакторный блок, работавший на огненном дереве.

Вход в шахту был забаррикадирован ящиками и перевернутыми вагонетками. Неподалеку во дворе стояла большая толпа туземцев. Я не понимал, что они там делали. Нас подвели к центральному зданию и заставили повернуться к воротам. Мои руки начали неметь — туго стянутые ремни затрудняли кровообращение.

Туземцы, конвоировавшие нас (я насчитал не меньше пятидесяти воинов), . приСоединились к толпе. К нам подтолкнули семерых оставшихся пехотинцев. Один из них бессильно повис на руках товарищей. Его лицо было разбито в кровь.

Чего или кого ожидали туземцы? Мне хотелось определенности — пусть даже самой худшей. Стоя связанным посреди двора перед шестью или семью десятками туземцев, глазевшими на меня, я чувствовал себя отвратительно.

Через некоторое время из административного здания вышел их вожак — сухопарый низкорослый мужчина. Он отличался от остальных туземцев тем, что носил кожаные доспехи. Его сопровождали два дюжих телохранителя. Вождь медленно и важно приблизился к нам и жестом велел охранникам поставить нас на колени. Его смуглое лицо с заостренными чертами и коричневыми глазами сияло от удовольствия. По моим догадкам, этому мужчине было около сорока лет.

— О, мы поймали крупную рыбу, — сказал он на апелагос. — Эсграф, я Гитин из Вейдиро.

Меня терзали стыд и ярость. Я вызывающе посмотрел на вождя.

— Может быть, ты объяснишь нам, почему твой отец разорвал священный договор? — спросил он после краткой паузы. — Зачем он пленил моих людей?

— Граф не разрывал договор. Это сделал новый жрец. Он недавно в нашем городе и не знает обычаев. Твоих людей арестовали за ересь.

— Ересь? — с угрожающим спокойствием спросил вождь. — Наша вера — ересь?

— Вы не верите в Рантаса. Аварх посчитал это преступлением.

— Граф должен был призвать жреца к порядку.

— Мой отец не имеет над ним власти! — ответил я. — Если бы он попытался освободить пленных, его бы тоже арестовали.

— Значит, вашим кланом теперь управляет жрец. И он разорвал священный договор.

Я имел некоторый опыт в общении с варварами и знал, как бережно они относились к данному слову и различным договоренностям. Туземцы никогда не нарушали соглашений без предварительных предупреждений и получения согласия от другой стороны. Осознав сложившуюся ситуацию, я впервые испугался за наши жизни.

— А мы не можем искупить свою вину? — спросила Палатина.

— Искупить нарушение данного слова? Конечно, можете. Кровью!

Он отвернулся. Я окликнул его:

— Вождь, подожди!

— Ты хочешь просить меня о пощаде?

Я с трудом обуздал свой страх.

— Нет, не о пощаде! О справедливости! Если бы один из твоих воинов предал тебя и пошел против воли предков, разве ты стал бы наказывать все племя?

— У тебя есть другое предложение?

— Могу я спросить совета у моих друзей?

Вождь раздраженно передернул плечами, но согласился.

— Хорошо. Только быстро.

— Мы можем что-то предпринять? — прошептал я на ухо Палатине.

— Да.

Она вкратце обрисовала план. Я не успел расспросить ее о деталях, потому что вождь прервал нашу беседу:

— У вас было достаточно времени. Что ты хочешь сказать?

— Ты согласишься возобновить с нами прерванный договор о мире, если мы отпустим арестованных торговцев? Я обещаю, что граф не станет мстить вашему племени. Однако если ты убьешь нас, его месть будет жестокой.

— Наши законы требуют крови за нарушенное слово чести.

— Хорошо, тогда мы не только вернем твоих людей, но и предоставим тебе компенсацию. Что ты хотел бы попросить?

— Если ты можешь вернуть моих людей, то почему до сих пор не сделал этого? Думал, что мы слабы и не сумеем отомстить?

— Я освобожу их без согласия жреца и сделаю это так, чтобы мой отец не попал под обвинение Сферы.

— Мы согласимся на мир, если вы отдадите нам корабль.

Мое сердце едва не выскочило из груди. Я с отчаянием посмотрел на вождя. Он знал, что просит о невозможном.

— Если я отдам тебе корабль, меня казнят мои же сограждане. Может быть, ты возьмешь взамен золото?

— Оно меня не интересует, — ответил вождь. Повернувшись к своим соплеменникам, он приказал: — Заприте их где-нибудь и передайте другим вождям, что мы переходим к следующей стадии.

Меня и Палатину бесцеремонно проволокли через двор в блаженную тень одного из новых зданий. Тощий туземец, стоявший у двери, велел нашим охранникам отвести нас наверх и запереть в какой-нибудь комнате. Мне с трудом удалось понять его свистящий диалект. Когда мы с Палатиной остались одни, я тихо прошептал:

— Повернись спиной ко мне.

— Зачем?

— Чтобы я мог развязать тебя, глупая! Извини, Палатина. Мне не следовало оскорблять тебя. В отличие от меня, ты ни в чем не виновата.

Осмотрев за секунду кожаный ремень, связывающий ее руки, я повернулся к ней спиной и начал теребить ее путы. Мне потребовалось около пяти минут, чтобы развязать плотный узел. Пальцы онемели и плохо меня слушались. Я почти отчаялся в успехе. Однако узел, в конце концов, поддался. Палатина размяла руки и, в свою очередь, быстро развязала меня. Мы осмотрели комнату. Одна стена была увешана книжными полками, на которых стояли бухгалтерские книги. Шкаф, с распахнутыми дверцами, оказался пустым и, судя по всему, разграбленным. Я гадал, что в нем находилось прежде. Рядом со столом и стулом лежали перевернутые ящики с какими-то документами. Одна из стен была внешней. Выглянув в узкое окно, я увидел внизу ров, на треть наполненный водой.

Меня пугало молчание Палатины. Я ожидал, что она воспользуется ситуацией и выскажет свое мнение о моей нерешительности. Но она завела разговор о другом.

— Это не твоя вина, Катан. Мы попали в западню уже тогда, когда въехали в верхнюю долину. Никакие быстрые решения не помогли бы нам вырваться из ловушки.

Мне было стыдно, что я не заметил следов на дороге и проявил такую нерешительность в критический момент. Более того, при первых признаках проблемы я помчался сломя голову, как трус. Что теперь будет? Вождь обмолвился о других племенах. Неужели они собирались напасть на Лепидор? Кто предупредит горожан об опасности? Я молча уставился в пол.

— Катан, ты не должен винить себя за наше пленение…

— Перестань успокаивать меня, Палатина. Из-за моей медлительности мы оказались не готовыми к бою. Я должен был заметить западню. Свернув на дорогу в город, мы совершили огромную глупость.

— Ладно, терзай себя, если хочешь. Когда ты насладишься своей печалью, я расскажу тебе, как выбраться отсюда.

Я повернулся и с надеждой посмотрел на Палатину.

— Обещаешь, что не будешь ныть? — спросила она.

— Выбраться отсюда? Но как?

— Ты сможешь пролезть в окно?

Я встал на цыпочки и прижался лицом к стеклу, стараясь оценить расстояние до мутной застоявшейся воды.

— Ров в пятнадцати футах от окна. Глубина воды около шести футов. Нырять придется очень осторожно.

Мне показалось, что я обнаружил брешь в ее плане.

— В любом случае на стенах и башнях стоят туземцы. Они убьют меня, как только я вынырну из воды.

— Мы отложим твою вылазку до начала шторма. Ливень прикроет тебя от глаз часовых, а сильный ветер не позволит им вести стрельбу.

— За окном чудесный день — для всех, кроме нас с тобой, естественно.

— Неужели ты не заметил туч над горными пиками? Или чувство вины превратило тебя в слепца? Шторм начнется в ближайшие два часа.

Я с изумлением посмотрел на Палатину. Во мне закопошился смутный страх.

— Ты хочешь, чтобы я выбрался отсюда в шторм?

— Тебе это по силам. В Цитадели ты выполнял и не такие поручения.

— Палатина, мне придется пересекать открытое пространство. Это не прогулка по пшеничному полю. Во время шторма сильный ветер поднимает в воздух целые дома. Я не смогу удержаться на ногах. Возможно, вы, фетийцы, умеете летать, но нас в Океании этому не учили.

— Прошу тебя, Катан! Выслушай меня до конца. Ров соединяется с каналом, который проходит вдоль побережья и впадает в море у самого города. Верно?

— Я не понимаю, к чему все эти вопросы.

— Когда в горах идет дождь, канал становится полноводным. Ты можешь проплыть по нему до самой гавани, и тебе не нужно будет тревожиться о ветре. Главное, избегай больших веток, упавших в воду.

Я мысленно представил маршрут канала, который тянулся вдольдороги, спускался в нижнюю долину, затем пересекал пшеничные поля и, пройдя по дуге между скалистой грядой и городским пляжем, соединялся с морем. Меня пугало плавание в стремительном потоке, но Палатина была права. Преодолев мои протесты, она обрисовала остальную часть плана — я пробираюсь в город, предупреждаю отца о набеге, выпускаю на свободу пленных туземцев и с крупным отрядом пехотинцев поднимаюсь к перевалу по дороге.

— А что будешь делать ты? — спросил я ее.

— Я организую рабочих, которые забаррикадировались в шахте, — с усмешкой сказала Палатина. — Мы вытесним туземцев с рудника, закроем ворота и поднимем мост.

Под прикрытием шторма она собиралась выбить дверь и, пробравшись через двор, проникнуть в шахту. Я указал ей на то, что в коридоре, на лестнице и у входа в штольню будет стоять вооруженная охрана.

— Туземцы, охраняющие шахту, спрячутся в каком-нибудь здании. С остальными я справлюсь. Когда мы отобьем рудник, я постараюсь прийти тебе на помощь.

Синева небес за окном быстро отступала под натиском туч. Во дворе послышались крики. Судя по звукам, большой отряд туземцев покинул территорию рудника и гулко прошагал по деревянному мосту.

— Куда они отправились? — спросил я Палатину.

— Откуда мне знать? Наверное, решили спрятаться в лесу, чтобы после шторма провести внезапную атаку на город.

— У тебя нереальный план, — сказал я. — Он зависит от совпадения многих маловероятных событий: мне нужно добраться До города и освободить торговцев, тебе — умудриться пройти мимо охраны. Вряд ли у нас что-то получится.

— Откуда такой пессимизм? — скрестив руки на груди, спросила она. — Испугался шторма и воды? А как ты иначе разберешься с этой ситуацией? Ты должен доказать себе, что не зря провел время в Цитадели.

— Возможно, я доплыву до города, но это все равно не оправдает мою тупость. Мы оказались здесь из-за меня.

— Мы оказались здесь из-за Мидия. Это он настроил против нас туземцев. Но что мы можем сделать против аварха? Ничего! Так ты поплывешь в город? Или нет?

— Ты уверена, что с тобой не случится беды?

— Уверена. Но все зависит от тебя. Ты должен предупредить графа. Без него у нас ничего не получится.

— Я все сделаю, как надо.

Мне оставалось лишь молиться Фетиде и Алтане, чтобы до начала шторма нас не вывели из этой комнаты.

Через час один из охранников заглянул в нашу импровизированную камеру и, осмотрев издалека меня и Палатину, с ухмылкой удалился. Услышав его шаги на лестнице, мы накинули на запястья ремни, поэтому он ничего не заподозрил. Когда небо потемнело, включилось изоосвещение. По оконному стеклу застучали первые капли дождя. Вскоре струи ливня превратились в сплошную стену воды, которая выглядела как водопад. К счастью, ветер дул в нужном направлении — в ином случае при прыжке я мог бы разбиться о стену. Осмотрев в последний раз сухую и теплую комнату, я прислушался к шуму воды, которая пенилась во рву и неслась к каналу. Ветер завывал, как тысячи потерянных душ. Небо стало фиолетовым.

— Ты готов? — спросил Палатина.

Меня трясло при мысли о том, что мне предстояло сделать. Но затем я вспомнил о своей робости при принятии решений и о вожде, который важно прохаживался по двору рудника.

— Да, готов.

Я снял ботинки и бросил их в угол, затем поднял один из кожаных ремней и обмотал его вокруг правого запястья. Он должен был защищать мою руку. Я открыл окно и сел на подоконник, стараясь выглядеть спокойным. Палатина одобряюще кивнула мне. Вода внизу поднялась на шесть футов и дошла почти до края рва. Среди белой пены темнели упавшие ветки и листья. Сильное течение несло их к мосту и дальше к каналу. Осторожно развернувшись, я занял позицию, в которой моя одежда не цеплялась за раму. Всего за пару секунд ткань намокла под дождем и прилипла к телу.

Я оттолкнулся ногами от подоконника и едва не взлетел — таким сильным был ветер. Мои губы шептали молитву Фетиде. Я молил ее помочь мне добраться до города. Затем был удар о поверхность воды.

 

Глава 23

О Рантас! Вода оказалась ледяной! Она, словно тысячи иголок, впилась в мои стопы, икры ног, торс и шею. Как только я погрузился ко дну, течение потащило меня к мосту. Оно вращало меня, переворачивало и мчало с невероятной скоростью. Закрыв глаза, я сгруппировался и прикрыл руками голову. Если бы не моя способность дышать под водой, я бы умер в первые минуты. Мощный поток, словно рука великана, упорно удерживал меня у самого дна.

Я потерял ориентацию — в мутной темной воде не было ни верха, ни низа. Неистовая круговерть ошеломила меня. Открыв глаза, я уловил какбй-то свет, но так и не понял, откуда он исходил. Мне хотелось узнать, куда унесло меня течение, однако я не смел поднять голову, так как боялся удариться о подъемный мост.

Поток изменил направление. Меня швырнуло о каменную стену канала, и я оцарапал руку. Мир сузился до границ водоворота. Свирепая сила течения тащила меня вперед, вертя в темноте и обжигая лютым холодом. Я никогда еще так не мерз. Казалось, что этой пытке не будет конца. Мое тело бесконтрольно дрожало. Несмотря на энергичные движения, я никак не мог согреться.

Что-то массивное упало в воду и грузно пошло ко дну в нескольких дюймах от моего плеча. Меня еще раз перевернуло и ударило о стену. Запаниковав, я снова начал молиться Алтане, упрашивая ее сохранить мне жизнь. Я был абсолютно беспомощным и мог лишь прикрывать лицо руками.

Внезапно моя голова оказалась над поверхностью воды. Едва я открыл рот, чтобы перейти на дыхание легкими, течение потянуло меня вниз. Я развернулся ногами вперед. Мне удалось приноровиться к инерции потока и постепенно всплыть на гребни волн. Внезапно я почувствовал, что мир провалился в бездну. Живот сжался от страха. Кругом по-прежнему была вода, но я падал, падал и падал.

Затем поток изогнулся: мои ноги протащило по дну, и течение выбросило меня вверх — в бурляшее озеро у подножия водопада. Я осмотрелся вокруг. Ветер обдул мои мокрые волосы, прилипшие к лицу и голове. Стало еще холоднее. Куда меня отнес поток? Как далеко было до города? Воздух вибрировал от звенящего шума, похожего на шелест тысячи деревьев. Я понял, что это был ливень, взбивавший поверхность воды стремительными струями.

Прикрыв глаза ладонью, я осмотрел ближний берег и смутно различимую линию леса. Небеса надо мной сотрясались от грома. Вспышки молний озаряли феерический ландшафт. Когда я взглянул на бурлящий коТел облаков, белое зарево осветило часть неба, и надо мной проявились слои и ярусы гигантского шторма. Прошло мгновение, и все снова погрузилось в темноту.

Я понял, что нахожусь рядом с дорогой. Поток нес меня через долину кедров. Где-то неподалеку в лесу пряталась армия туземцев. Свирепые воины ожидали сигнала вождя. По крайней мере в этой буре им было не под силу остановить меня. За моей спиной раздался оглушительный треск — не молния, а что-то другое. В алых всполохах я увидел, как макушка кедра надломилась и рухнула в канал. Меня охватила новая паника. Что, если одна из ветвей упадет мне на голову?

Течение вновь потянуло меня вниз и протащило по дну. Что-то острое скользнуло по ребрам и порвало рубашку. Всплыв на поверхность и открыв глаза, я увидел перед собой большую ветвь. Мне удалось ухватиться за скользкую кору, подтянуться и вцепиться в сук обеими руками. Вокруг меня проплывали другие ветви — некоторые размером с небольшие деревья. Я прижался к суку и приподнял над головой левую руку. Ветвь помогала мне держаться на поверхности. Теперь я видел опасные препятствия и уклонялся с их пути.

Поток нес мою ветвь вперед — мимо изгибов и поворотов канала. Внезапно я почувствовал дикую радость и какое-то безумное счастье. Мне никогда еще не доводилось передвигаться так быстро — не считая мант и «скатов». Я даже не представлял, что большая скорость может вызывать подобную эйфорию. Струи ливня колотили по затылку. Мое тело перестало мерзнуть и начало приятно цепенеть. Несмотря на эйфорию, я отметил этот опасный признак и зашевелил ногами, пытаясь восстановить кровообращение.

Мой путь пролегал между дорогой и каменной стеной, за которой тянулись сельскохозяйственные поля. Здесь не было деревьев и падающих ветвей, но я потерял защиту от ветра, продувавшего ровное пространство.

Передо мной появились огни Лепидора. Они сияли под голубыми куполами изошитов, прикрывавших городские кварталы. Стены становились все ближе и ближе. Мои руки замерзли. Непонятный восторг сменился беспокойством. Холод высасывал мои силы, и я не имел стойкости Лиаса или Палатины, чтобы долго переносить такое испытание.

Чуть позже поток вынес меня в океан — в теплые воды, прогретые солнцем до начала шторма. Почувствовав приток энергии, я отпустил суковатую ветвь. Она сослужила хорошую службу, но теперь мне нужно было плыть в другом направлении. Я знал, что рядом с укреплениями Морского квартала проходило прибрежное течение, которое могло увлечь меня к подводной гавани. Развернувшись к берегу, я заколотил ногами и руками по воде. Мышцы казались свинцовыми, но мне удалось продвинуться в заводь справа от устья. В глазах рябило от дождя. Волны яростно теснили меня к скалам. Внезапно гавань показалась мне недостижимой. Я был ужасно истощен и не мог понять, как приплыл сюда с верховьев канала.

Ты единственный, кто может спасти Лепидор, — шептал я себе. — А его нужно спасать. Твоя роль главная, Катан. Без тебя план Палатины развалится на части.

Но я замерз и очень устал. Как мне теперь смотреть в глаза отцу? Я подвел его.

Ты подведешь весь город, если сдашься. Вперед! Сейчас все зависит от тебя!

Я плыл, теряя сознание. Мои движения слабели и замедлялись. Относительная теплота океана уже не помогала. Волны швыряли меня то вниз, то вверх. Плыть вдоль берега оказалось труднее, чем нестись по потоку. Я безвольно доверился прибою, и он потащил меня на острые камни. Внезапно рядом раздался фантастический звук. Он напугал меня почти до безумия. Через миг я расслабился, увидев тюленя, который всплыл на поверхность, пролаял на шторм и скрылся среди волн. Он едва не задел плавником мою руку. Через миг я увидел еще одного тюленя.

Смотри и делай, как они! Неужели ты не можешь проплыть такую малость?

У тюленей был толстый слой жира, а у меня — только мокрые штаны и порванная рубашка.

Плыви!

Каким-то чудом мне удалось миновать волноломы. Затем мои мысли замедлились, и я начал погружаться в глубину. Наверное, я просто утонул бы, если бы не болезненный удар по запястью с намотанным ремнем. Встрепенувшись, я с негодованием осмотрелся по сторонам. Прямо передо мной появилась усатая морда тюленя. Эти существа совершенно не боялись меня: Очевидно, я не выглядел для них угрожающе. Чуть правее в дюжине ярдов мигали сигнальные огни. Они отмечали границы подводной гавани.

Сил не осталось. Я в последний раз посмотрел в ту сторону, где, по моим догадкам, находился город.

Нет, не сдавайся! Или тебе не будет прощения!

Я вяло поплыл к гавани. Под водой в странном сиянии красновато-белых ламп юркие тюлени кружились в медленном и грациозном танце. Они лениво дрейфовали в облаках планктона, привлеченного светом прожекторов. Это был подводный балет в мире, далеком от ярости шторма.

Я не хочу умирать. Не здесь. И не сейчас — с таким количеством незавершенных дел. Однажды я снова увижу этот танец и оценю его по достоинству.

Прямо подо мной из мрака выступали подвесные элементы верхнего дока. Ниже сияли огни ступицы. В двадцати ярдах справа, всего в нескольких футах от поверхности воды располагался нависающий выступ скалы, с которого ныряли ремонтники. Поплыв к нему, я нарушил танец тюленей. Близость цели придала мне силы. Руки и ноги задвигались вновь. Я увидел белый прямоугольник технического бассейна, освещенный изолампами. Их всегда оставляли включенными на тот случай, если кто-то окажется снаружи ремонтного блока. Проплыв под выступом скалы, я поднялся в бассейн. Сияние ярких ламп, освещавших цех, ослепило меня.

Я вцепился руками в поручни лестницы и нащупал ногами ступени. Стопы так замерзли, что почти ничего не чувствовали. Перебравшись через бортик, я рухнул на деревянный настил-платформы. Силы покинули меня, и какое-то время я лежал в абсолютном оцепенении. Что-то больно впивалось в мое бедро, но это казалось мне мелочью. Мне хотелось закрыть глаза… хотелось уснуть. Внезапная мысль о Палатине заставила меня подняться на ноги. Я включил одну из сушильных камер и встал в нишу, которая обдувалась сверху и с боков струями горячего воздуха. Возможно, это было опасно при моем переохлаждении, но мне требовалось восстановить циркуляцию крови. Меня ожидал нелегкий путь — вверх по ступеням в подсобку и дальше к городской стене.

Горячий воздух согрел меня и немного просушил одежду. Проведя в нише несколько минут, я почувствовал, что снова могу двигаться. Нужно было спешить — я не знал, как долго продлится шторм. Он мог закончиться через пару часов или растянуться на три-четыре дня. В любом случае лучше было поторопиться. Я выполнил большую часть плана. Мне не хотелось терпеть неудачу из-за какой-то минутной слабости.

Одежда почти высохла. Я отключил сушилку и, шатаясь, направился к лестнице. Ноги нещадно болели. При каждом шаге меня пронзала боль. Казалось, что колени и лодыжки вот-вот разойдутся в суставах.

Я поднялся в подсобку. Дверь оказалась запертой, а поиск запасного ключа мог занять много времени. Включив свет, я нашел в инструментальном ящике лом и выбил замок. Мои неточные удары причинили двери серьезный ущерб.

Ремонтный блок находился на краю Морского квартала — неподалеку от здания океанографов. Я зашагал по пустынным улицам. Дождь под изощитом был менее свирепым, чем за стенами города, но моя одежда быстро намокла, и мне снова стало холодно. Я порезал стопы об острые камни. Пульсирующая боль в икрах ног вызывала тошноту. Одна из пяток кровоточила.

Я упрямо брел по улице к дворцовому кварталу. Никто не окликнул меня у ворот. Охранники прятались от дождя в сторожке, пили теплое вино и играли в карты. Вечер только наступил, но улицы были безлюдными. Во время шторма горожане предпочитали сидеть по домам. Во многих окнах горели огоньки — приветливые и теплые.

Мне хотелось сохранить свое возвращение в секрете — особенно от жрецов. Я не сомневался, что Мидий имел какое-то отношение к налету туземцев. Чем меньше он знал, тем было лучше для нас. Я свернул на боковую аллею, которая вела к небольшой калитке позади дворца. Со стороны храма послышались удары колокола, отмечавшие девятый час. Я с облегчением вздохнул — в такое время спать ложились только пожилые люди. На мое счастье, охранники не заперли калитку. Я вздрогнул, когда намокшая дверь заскрипела в ржавых петлях. Грохот грома скрыл этот звук, и я, захлопнув калитку, поспешил укрыться в саду. Трава и мягкий грунт были отрадой для моих истерзанных ног.

Передо мной возникла новая проблема: как незаметно пробраться во дворец? Среди слуг мог оказаться предатель. Если Мидий узнает о моем возвращении, наш план будет обречен на провал. Я взглянул на окна. В спальне родителей было темно. Их гостиная располагалась на другой стороне здания. Атек тоже проводил вечерние часы не в своих покоях. Однако, слава небесам, свет горел в окнах Равенны.

Наступив на что-то острое, я непроизвольно упал на колени. Сил уже не было. Я пополз на четвереньках к аллее, которая проходила под дворцовыми окнами. На краю газона, собрав горсть маленьких камней, я с трудом поднялся на ноги. Мне удалось сделать несколько бросков, но камни угодили в стену и ставни. Неуклюжие движения измотали меня. Немного отдохнув, я швырнул оставшуюся горсть в окно и наконец-то попал в цель. Прошла минута. Никакого результата. Я начал сомневаться, что Равенна была в комнате. Подняв еще пару камешков, я со второй попытки добился своего: стекло глухо звякнуло от удара. Затем окно открылось, и я с облегчением увидел лицо девушки.

— Кто там? — спросила она.

Тень стены скрывала меня от ее взгляда.

— Равенна, — тихо позвал я.

Из моего горла вырвался жалкий хрип. Мне пришлось сделать еще одну попытку.

— Равенна! Это Катан.

— Я не слышу, — крикнула она. — Кто меня зовет? Мне хотелось плакать от досады.

— Это я! Катан!

— Ничего не слышно. Подождите немного. Я сейчас спущусь.

Моя голова гудела и кружилась. Не обращая внимания на дождь и грязь, я сел на траву и стал ждать, когда придет Равенна. Мне казалось, что она отсутствовала целую вечность. Затем боковая дверь открылась, и я услышал шаги. Луч фонаря скользнул по траве. Увидев меня, девушка подбежала ко мне.

— Катан! О, боги! Что с тобой случилось?

— Туземцы, — прохрипел я. — Мне удалось бежать из плена. Отведи меня внутрь… чтобы никто не видел… Я должен передать отцу… план Палатины.

— У меня не хватит сил, чтобы втащить тебя, — сказала она. — Попробуй опереться на мое плечо.

Я сделал усилие, но не смог подняться на ноги.

— Ого! Ты истекаешь кровью!

Она повернулась, закинула мою руку к себе на плечи и рывком взвалила меня на спину. Я обнял ее за шею и почти повис, едва касаясь ногами земли. Она медленно потащила меня к двери. На лестничной клетке я попытался идти сам. Пока Равенна запирала засов, мне удалось одолеть несколько ступеней. Боль, пронзавшая мое тело при каждом шаге, казалась невыносимой, но мы каким-то чудом поднялись по двум пролетам спиралевидной лестницы и ввалились в комнату Равенны. Она осторожно опустила меня на кровать, и я в полном истощении вытянулся на кружевном покрывале. Девушка разорвала ночную рубашку и перевязала мои порезанные ноги. Внезапно вынырнув из дремоты, я вспомнил, что еще не завершил свою миссию.

— Равенна… пожалуйста… Позови графа… Палатина придумала план… Никто не должен знать…

— Ты уверен, что с тобой все в порядке?

Я вяло кивнул, и она торопливо ушла.

Мне хотелось выть от боли. Все мои ушибы и синяки пульсировали, как одна большая рана. Я лежал на постели Равенны и, закусив губу, смотрел в потолок. Складки смятого одеяла казались раздражающе неудобными, но у меня не было сил, чтобы передвинуться.

Через две минуты в комнату вбежал отец. Следом за ним в дверь вошла Равенна. Граф в два шага пересек комнату и с ужасом посмотрел на меня.

— О, небеса! Катан, что случилось? Мне сообщили, что вас схватили туземцы. Один из лесорубов видел, как они повели тебя и Палатину на рудник. Он прибежал во дворец и рассказал об этом.

— Мне удалось бежать, — ответил я слабым шепотом. — Прыгнул в поток… долго плыл… но это не важно.

Я слово в слово передал ему план Палатины — все, что сумел запомнить. Он молча слушал и только один раз попросил меня прояснить непонятный момент.

— План действительно хорошо придуман, и я не вижу другого выхода из сложившейся ситуации. Но как мы освободим плененных туземцев, не навлекая подозрений на меня и наших людей?

— В храме живет девушка… Илессель. Я немного знаю ее. Она дочь какого-то жреца, но ненавидит Мидия и Сферу. Илессель — специалист по побегам. Она поможет нам…

— Как она выглядит? — спросил Равенна.

— Вьющиеся каштановые волосы… дерзкое лицо…

— Я знаю, о ком ты говоришь, — сказал отец. — Но кого послать вместе с ней?

— Меня, — решительно ответила Равенна. — Я помогу ей выпустить пленных. Но нам не помешал бы еще один надежный человек. Вдвоем мы вряд ли справимся.

— Я найду вам помощника, — пообещал Элнибал. — Но сперва мне нужно позвать целителя.

— Пожалуйста, отец, — взмолился я. — Сначала дело… С целителем можно встретиться позже.

— Хорошо.

Он склонился надо мной, похлопал по плечу, затем быстро вышел из комнаты. Мир в моих глазах начал кружиться и покачиваться. Равенна озабоченно нахмурилась.

— Не волнуйся, — сказала она. — Я освобожу туземцев. Обещаю.

Мне хотелось спать. Не в силах противиться этому неодолимому желанию, я закрыл глаза. Равенна сжала мою ладонь и что-то прощептала. К сожалению, сон не позволил мне расслышать ее фразу.

О дальнейших событиях я узнал от отца, Палатины и Илессель. Переговорив со мной, граф Элнибал вызвал к себе Атека. Он не стал знакомить первого советника с планом по освобождению торговцев — чем меньше людей знало об этом, тем лучше. Отец велел Атеку собрать всех морских пехотинцев и направить к нему капитана дворцовой охраны — ветерана, которого граф считал своим боевым товарищем. Затем, вызвав двух моих кузенов, он направил одного из них в храм к Илессель, а второго — за Тетриком.

Перед самым приходом графского посланника Илессель сняла с плеч плащ, швырнула его на пол и вытащила из-под кровати бесценную лютню. В ее маленькой каморке было очень тесно для игры на таком инструменте, но она уже привыкла к неудобствам. Положив футляр на стол, девушка открыла крышку, и тут в дверь кто-то постучал. Она торопливо сунула инструмент под кровать на тот случай, если за ней пришел Мидий или один из его прихвостней. К ее удивлению, на пороге оказался не жрец, а симпатичный юноша, с взъерошенными волосами и глуповатым от смущения лицом.

— Что тебе нужно? — спросила она, раздраженная тем, что ей помешали заняться любимым делом.

Из-за шторма и этой ужасной неразберихи с туземцами Илессель не могла музицировать в саду. Она тревожилась о судьбе Катана. За ужином ее приемные родители рассказывали ужасные истории о том, как дикари поступали с пленными на тех территориях, где они вели миссионерскую деятельность.

— Ты Илессель?

— А кто же еще?

Юноша поморщился, и она решила вести себя с ним повежливее — прежде всего он не был служителем Сферы. Осмотрев коридор, посланник тихо прошептал:

— Граф Элнибал просит тебя прийти во дворец. Ему нужна твоя помощь.

— Моя помощь? Ты уверен?

— Да, уверен. Только побыстрее, пожалуйста. Я не хочу, чтобы нас кто-то увидел.

Илессель подняла с пола зеленый плащ и накинула его на плечи. Она провела графского посланника через служебные помещения к задней двери храма. Никто из жрецов не бывал по вечерам в этой части здания. Юноша и девушка выбежали в темный переулок и под проливным дождем направились во дворец. Пройдя через садовую калитку, они осторожно пробрались к неприметной двери и поднялись по дабтнице на второй этаж. Увидев на ступенях кровь, Илессель спросила, кто ранен. Посланник лишь пожал плечами.

Они прошли по выстланному коврами коридору и вскоре оказались в большой комнате, освещенной изолампами. За резным столом сидел граф Элнибал. Он выглядел сердитым и очень озабоченным. Рядом с ним, у книжных полок, закрывавших всю стену, стояла темноволосая девушка. Граф встал и вежливо склонил голову. Илессель, покраснев, ответила тем же — она редко проявляла знаки уважения и мало разбиралась в вопросах этикета.

— Вы, очевидно, Илессель. Я граф Элнибал, а это Равенна.

Девушка, стоявшая у стены, слегка кивнула. Она казалась надменной и бесстрастной.

— Чем могу служить? — спросила Илессель.

— Прежде поклянитесь, что сохраните нашу беседу в тайне. Если вы согласитесь помочь нам, мы с Равенной доверим вам свои жизни.

«Что они замышлялют», — гадала Илессель. К чему такая секретность? Для какого дела ее позвали во дворец? В любом случае ситуация выглядела таинственной и интересной, поэтому она поклялась Рантасом.

— Хорошо, — сказал граф. — Вы слышали о той беде, которая случилось сегодня?

— Да. Туземцы совершили набег. Катан захвачен в плен. Отряды дикарей контролируют рудник и перевал.

— Как быстро распространяются новости, — заметила Равенна.

— Положение дел изменилось, и об этом знаем только мы. Катану удалось бежать. Он проплыл по каналу весь путь от рудника до города.

Катан бежал? О, Рантас! Он плыл в стремительном потоке во время неистового шторма! Юноша, не смевший смотреть ей в глаза! Илессель не представляла себе, как этот худенький хрупкий паренек мог совершить такой подвиг.

— Перед тем как потерять сознание, он сказал, что вы можете помочь нам в одном деле. Не беспокойтесь — сейчас с ним все в порядке. Туземцы планируют совершить массированную атаку на Лепидор. Мы должны сорвать это нападение. Однако ситуация осложняется тем, что в городе действует предатель.

— Чего вы хотите от меня?

— Помогите нам освободить торговцев, арестованных Мидием. Их нужно привести к воротам Сельского квартала. Если вы обойдетесь без лишнего шума, то никто не узнает о вашем соучастии.

Илессель задумалась. Она была обычной девушкой, а не тайным агентом. Если ее поймают, то возникнут серьезные проблемы. Возможно, ее даже запрут в камере грешников — хотя застенки лепидорского храма казались раем по сравнению с тюрьмами Хэйлетты. С другой стороны, почему бы и нет? Она обзаведется новыми друзьями. А этот лицемерный ублюдок Мидий придет в бешенство, когда услышит о бегстве туземцев.

— Ладно, я вам помогу, — сказала Илессель. — Кто еще будет участвовать в этом деле?

— Руководство операцией возложено на Равенну. Вместе с вами пойдет океанограф Тетрик. Он — друг Катана. Я уже вызвал его. Вы единственная, кто знает внутреннюю планировку храма, поэтому вам придется взять на себя основную часть задания.

Граф встал из-за стола и направился к двери.

— Я иду собирать солдат. Равенна будет старшей. Вы не против?

Илессель не возражала.

— Через пару минут сюда подойдет капитан дворцовой охраны. Запомните, как он выглядит. Этот человек встретит вас у ворот и окажет вам посильную помощь. Удачи!

Едва граф вышел из комнаты, в дверь снова постучали.

— Войдите, — крикнула Равенна.

Илессель догадалась, что вновь прибывший молодой человек был Тетриком. Такого же роста, как Катан, он отличался от эсграфа широкими плечами и грубоватой внешностью. Спутанные черные волосы, неопрятная борода и огромные руки придавали ему сходство со сказочным пещерным существом.

— Добрый вечер, — сказала Равенна.

Илессель отметила, что голос девушки не менял тональности. Так обычно разговаривали сакри. Равенна познакомила Тетрика с Илессель, взяла с него клятву о сохранении секретности и рассказала ему о предстоящей миссии. Судя по всему, она нисколько не сомневалась в нем. Тетрик без колебаний согласился на участие в освобождении туземцев.

— Каков план действий? — спросил он. — И когда начнем?

— Мы должны успеть до окончания шторма, — ответила Равенна. — Похоже, буря стихнет к утру. Я думаю, ночь подойдет нам лучше всего. Большинство обитателей храма будут спать. Илессель, что ты знаешь о страже?

— Пленников держат в камерах для кающихся грешников. К этому месту ведет только один коридор. Проход охраняют вооруженные слуги. Ключи от замков находятся у Мидия или одного из его помощников, но это не проблема. К одиннадцати вечера все жрецы расходятся по своим комнатам. В полночь начинаются обходы ночных сторожей. Снаружи храм защищен изотичес-ким щитом. Я могу отключить его, если мы разберемся с охранником.

— Тюремные камеры далеко от спален жрецов? — спросил Тетрик.

— Камеры располагаются на нижнем уровне подвала — рядом со складскими помещениями. Пробраться туда можно только из центрального холла.

— Тогда нам придется оглушить ночного сторожа, — сказал Тетрик. — Мы проникнем в подвал и усыпим вооруженных слуг. Будем использовать духовые трубки, дротики и снотворное. Это любимое оружие туземцев. Пусть все думают, что торговцев спасли соплеменники.

— Значит, наш план должен состоять из трех этапов: мы проникаем в подвал, выводим пленников из камер и провожаем их до Сельского квартала. Главное — никого не разбудить. Но как нам открыть ворота храма? Мы поднимем на ноги всю стражу. Мне кажется, туземцев нужно выводить в обход.

— У тебя есть идеи? — спросила Равенна.

— Вы перелезете через стену. Для этого вам понадобятся крюки и веревки.

— Но туземцы не используют их.

— Какая разница? — с усмешкой ответила Илессель. — Все равно люди будут валить вину на предателей. Никто не поверит, что дикарям удалось пробраться в город.

— А мы можем открыть ворота, чтобы вывести туземцев из храма? — спросил Тетрик.

— Они заперты на засов. Его легко вытащить, но шум будет большой.

План казался легким и простым. Однако на деле все было гораздо сложнее. У Илессель дрожали ноги, когда она, скрываясь за колонной, ожидала появления ночного сторожа. Она боялась, что в нужный момент не сможет двигаться достаточно быстро. О, Рантас! Где же он? Девушка еще раз посмотрела на изолампу, висевшую на противоположной стене — единственный источник света в этой части храма. Рядом с лампой располагалась картина, но ее закрывала колонна.

Наконец, она услышала шаги в коридоре. Они приближались. Илессель вытащила из мешочка крохотный дротик и осторожно, чтобы не поранить кожу, вставила острый оперенный шип в отверстие трубки. Прежде она часто практиковалась с этим видом оружия. Тем не менее капитан дворцовой стражи дал ей дополнительный урок и посоветовал стрелять с пяти-шести шагов.

Илессель поднесла трубку к губам и прицелилась в живот сторожа — самую крупную часть тела. Через миг его фигура появилась из-за края колонны. Коренастый мужчина держал в руке масляный фонарь. Его поясницу прикрывала куртка. Девушка сомневалась, что дротик пройдет через толстую одежду. Она выстрелила ниже спины и не пожалела об этом. Сторож тихо выругался и хлопнул себя по ягодице. Он настороженно оглянулся, затем повернулся к колонне и сделал шаг в ее направлении. Съежившись от страха, Илессель присела в пятне тени. Внезапно мужчина покачнулся и упал на пол. На его лице застыла изумленная гримаса. К тому времени, когда девушка вышла из укрытия, он уже спал непробудным сном.

Все остальное было детской игрой. Она сняла ключи с его пояса и прошла в сторожку у ворот, где располагался пульт изощита. Выключатели находились под стеклянной панелью, но Илессель быстро отыскала в связке нужный ключ, открыла крышку и, нажав рукой на холодную ферромагнитную пластину, сфокусировала мысли на отключении щита. К счастью, это устройство не имело особой защиты. Им мог управлять любой человек. Слабое жужжание угасло. Щит был отключен. Когда Илессель вернулась во внутренний двор, Тетрик уже спускался с гребня стены. Равенна поджидала его на земле.

— Хорошая работа, — похвалил ее юноша. Равенна промолчала.

Илессель поманила их за собой.

— Сюда.

Она немного задыхалась от азарта и странной радости. Проскользнув через боковую дверь, трое лазутчиков вошли в центральный холл. Второй пролет лестницы, ведущей в подвал, освещался мерцающим светом факела. Равенна приподняла ладонь и посмотрела на своих помощников. Этот жест означал вопрос: «Вы готовы? » Двое других кивнули. Она вытащила из мешка на поясе детский мячик, сделанный из смотанной бечевы, и бросила его вниз по ступеням. Мячик подкатился к стене и остановился. Через миг над ним склонился часовой. Выстрелив в него дротиками, Илессель и Тетрик отпрянули в тень. Снизу раздалось удивленное восклицание. Охранник сделал пару шагов и упал, сжимая в руке детский мяч.

Проход между камерами почти не освещался. Из-за темных решетчатых дверей доносился слабый звук дыхания. Равенна кивнула Тетрику. Тот подошел к первой камере и тихо окликнул туземцев на старом апелагос. Прошло несколько томительных мгновений. Илессель начала злиться. Почему эти люди не желали отзываться?

Наконец, к решетке подошел туземец. Он хмуро взглянул на юношу и громко спросил:

— Что тебе нужно?

— Ш-ш-ш! — прошипел Тетрик. — Мы пробрались сюда, чтобы выпустить вас на волю.

— На волю? — недоверчиво спросил торговец. — С какой стати?

— Мы враги жреца, который взял вас под арест. Он хочет сжечь тебя и твоих товарищей на рыночной площади. За вами пришли ваши соплеменники. Они ожидают за воротами города. Если ты поможешь нам разбудить твоих друзей, мы доведем вас до ворот. Только тихо! Иначе нам несдобровать.

— Подожди секунду.

Мужчина исчез в темноте. Из камеры донеслись звуки придушенных голосов. Через некоторое время туземец появился снова.

— Мы идем с вами.

Илессель занялась затворами. Она достала из кармана пузы-к и обильно полила кислотой язычки дверных замков. Вскоре восемь варваров вышли из камер и последовали за своими освободителями. Когда они оказались в центральном холле, из бокового коридора появилась темная фигура. Тетрик тут же развернулся и выстрелил дротиком из трубки. Послышался тихий крик. Илессель узнала голос приемной матери. Она хотела вернуться, но Тетрик преградил ей дорогу.

— Что ты делаешь? — спросил он хриплым шепотом.

— Это моя мать, — сердито ответила девушка.

— Она в полном порядке. Проснется через пару часов. За мной! Скорее!

Они провели туземцев во двор. Тетрик и Равенна подбежали к воротам и сдвинули засов. Как и предрекала Илессель, деревянный брус визгливо заскрипел. Звук походил на жалобный вой животного. После этого девушка помнила только крики, доносившиеся из храма, и стремительное бегство по улицам. Кто-то предусмотрительно открыл ворота между кварталами, но они так никого и не встретили. У последней городской заставы дорогу им преградили два рослых морских пехотинца. Задыхаясь от бега, Илессель отпрыгнула в тень. Она ударилась бы о стену, если бы капитан дворцовой стражи не подхватил ее под руку. Увидев знакомое лицо, она облегченно вздохнула.

— Теперь все будет хорошо, — сказал капитан. — Остальное я беру на себя.

В тот же миг над их головами прозвучал громкий треск статического разряда. Следом за ним раздался двойной хлопок «звездных раковин», и город озарился голубым сиянием сигнальных ракет. Кто-то взял Илессель за руку и повел ее в сторожку. Услышав стук копыт, она обернулась и увидела лохматых пони, на которых туземцы перевозили свои товары. Седельные сумки и тюки были наполнены дарами города.

— Передайте вашему вождю, что мы не виноваты в этом…

Она не расслышала слов капитана. Охранник провел девушек в сторожку, и они поднялись в комнату отдыха, чтобы обсохнуть у камина. Выглянув в окно, Илессель увидела торговый караван, удалявшийся прочь по мощеной дороге. Туземцы пригибались под порывами ветра и вели под уздцы напуганных животных. Через миг у края леса, где предположительно скрывались отряды варваров, взорвались два ядра из огненного дерева. Это было предупреждение от графа Элнибала. Еще через мгновение Илессель увидела яркую вспышку в небе над долиной кедров. Красный огонек взвился к темным облакам и быстро угас под струями дождя.

Капитан дворцовой стражи с довольным видом пригладил мокрую бороду.

— Это сигнал с рудника! Они одолели туземцев!

Значит, Палатина тоже добилась успеха. Пусть Мидий знает свое место!

 

Глава 24

Я проснулся в своей спальне. Солнечный свет, проникавший сквозь щели в занавесях, щекотал ресницы. Кто-то накрыл меня двумя одеялами, и мне было жарко. Я протер глаза, потянулся и взглянул на изочасы, висевшие на стене. Круг был освещен наполовину. Судя по солнцу, шесть часов утра. Интересно, какой сегодня день? Я помнил, что заснул на постели Равенны — рассказал отцу о плане Палатины и отключился. Неужели прошло уже десять часов? Или я проспал больше суток? Вряд ли. Тогда бы меня мучил голод.

Очевидно, все объяснялось исцеляющим сном. Мне было известно, что долгий сон являлся лучшим способом лечения. Откинув одеяла, я вскочил с постели и зашипел от боли, которая пронзила ногу. На раненой стопе белела повязка. Я накинул на плечи халат, хромая, прошел в ванную комнату и принял душ, затем оделся и спустился вниз по лестнице. По заведенному распорядку слуги во дворце поднимались в шесть тридцать угра. Отец вставал в семь часов — он был ранней пташкой.

Я прошел на кухню, осмотрел холодные плиты и взял из кладовой мясное кушанье, приготовленное на завтрак. Свежий хлеб и фрукты должны были доставить через полчаса. Я ничего не знал о ситуации в городе, но, судя по спокойной тишине, туземцы уже не являлись угрозой. Если бы Лепидор был осажден, за окнами слышались бы крики и выстрелы пушек. Когда мне было семь лет, на нас напал Лексан. Я помнил, как дворец охраняли пехотинцы, и в коридорах спали утомленные солдаты. Не встретив никого из слуг, я вышел из дома и направился к воротам квартала. Каменные плиты уже успели высохнуть. Тем не менее трава в саду по-прежнему блестела от влаги. Очевидно, дождь закончился где-то в середине ночи.

Проходя мимо храма, я заметил, что его массивные ворота яли открытыми. Двор с алтарями выглядел пустым и неприкаянным. Мне хотелось узнать, как прошла операция по освобождению торговцев, но я боялся спрашивать об этом у ночных сторожей. Мое любопытство могли удовлетворить солдаты, охранявшие проход между кварталами. Увидев на стене двух пехотинцев, я постучал в дверь сторожки. Через минуту ко мне вышел белокурый солдат средних лет. Его камзол был небрежно наброшен на плечи.

— О, мастер Катан! — с явным уважением воскликнул он. — Рад видеть вас живым и здоровым. Чем могу помочь?

— Скажите, какой сегодня день? И какова ситуация в городе?

— Какой сегодня день? Вы шутите, эсграф?

— Меня погрузили в целительный сон. Я не знаю, сколько времени он длился. Во дворце сейчас все спят. Спросить некого, а мне хотелось бы войти в курс дел.

— Сегодня рыночный день. Похоже, вы проспали больше суток. Вам напомнить о том, что вы сделали?

— Нет, лучше расскажите, что случилось позже — после того, как я добрался до дворца.

— Вам следовало бы расспросить нашего командира или кого-нибудь из дворцовой стражи. Но и мне есть что сказать. Входите, эсграф.

Он провел меня на зубчатую стену и познакомил со своим напарником — молодым пехотинцем, который был чуть старше меня. Затем солдат приступил к рассказу:

— Мы коротали вечер за игрой в карты. Вдруг в казарму прибежал гонец из дворца. Он велел нам надеть боевые доспехи и собраться во дворе. Не прошло и минуты, как мы промокли до нитки. Центурион сообщил, что в лесу у нового квартала скрывается армия туземцев. Они якобы ожидали рассвета и собирались напасть на Лепидор. Его слова звучали сомнительно, потому что дикари не так глупы, чтобы воевать во время шторма. Скорее всего они надеялись на помошь предателя, который должен был открыть для них ворота. В любом случае командир повел наш отряд на рыночную площадь. Там нас нагнал еще один гонец. Он сказал, что на храм совершено нападение. Кто-то спас арестованных торговцев. Услышав это, командир приказал нам вернуться на плац у казармы. Он направился к воротам Сельского квартала, а мы остались мокнуть под дождем. Позже охранники на стенах дважды выстрелили из пушки. Я не видел, куда они целились. Через некоторое время вернулся командир и дал отбой тревоги. Он сказал, что туземцы в страхе разбежались.

— Просто взяли и разбежались? — недоверчиво спросил я.

— Думаю, торговцы сообщили вождям, что у них нет ни одного шанса на победу. Они поняли, что мы раскрыли их коварный план. Ваша кузина отвоевала рудник. У туземцев не было иного выбора, как только вернуться на свои равнины. С тех пор мы о них больше ничего не слышали. И все благодаря вам! Вы совершили настоящий подвиг! Лично я не смог бы плыть по каналу в темноте — тем более во время шторма.

— Вы проплыли весь путь от рудника до бухты? — с изумлением спросил меня второй солдат.

— Да. Так уж получилось.

Я поболтал с ними несколько минут, а затем зашагал по узкой дорожке, которая тянулась по верху стены. Мне не хотелось возвращаться во дворец по главной улице. Город уже начинал просыпаться. Я видел внизу людей, выходивших из домов. Судя по разговору с охранниками, лепидорцы считали меня героем. Однако я не заслуживал такого отношения. Моя радость омрачалась воспоминаниями о несвоевременных командах и позорном пленении. Я все еще не мог забыть, как меня поставили на колени во дворе рудника.

Часть дворцового сада примыкала к стене, которая защищала квартал со стороны моря. Неделю назад я выбрал укромное место и прикрепил к парапету стены веревочную лестницу. Такой путь отхода мог оказаться весьма полезным. Я спустился в — сад и вернулся во дворец. К тому времени слуги уже проснулись.

За завтраком в почти пустой столовой отец сообщил мне подробности минувших событий. Он подтвердил, что туземцы отступили за горный перевал. Бригады техников и строителей уже успели починить приборы и заграждения заставы.

— Вы нашли предателя? — спросил я у него.

Граф нахмурился.

— Один из солдат, охранявших башню, был подкуплен домом Форита. Мы не знаем, как и когда это случилось. Он бежал вместе с туземцами. Я объявил его отступником, но нам не удалось договориться с вождями племен. Судя по всему, им хорошо заплатили. Они не выдают его ни за какие деньги.

— Форит подкупил вождей? Почему ты так думаешь?

Я знал, как трудно было общаться с вождями племен. Они аключали соглашения только после долгих предварительных переговоров, когда уже не сомневались в намерениях второй стороны. Неужели Форит имел агентов среди миссионеров?

— Я сужу по их действиям. Обычно для решения проблем они направляют послов, а не армии. Им проще было бы вернуть своих людей, не прибегая к осаде города. И меня удивило, что они отказались принять то возмещение, которое ты предложил им на руднике.

Заметив мое выражение лица, он с улыбкой добавил:

— Ты правильно сделал, что предложил им отступного. Всегда нужно искать мирные пути. Бросившись в поток, ты совершил храбрый поступок. Более того, ты спас наш город. Но человек не может полагаться только на подвиги. Спорные вопросы нужно решать с помощью разума и дипломатии. Хотя с Форитом этот метод не пройдет.

Несмотря на заверения отца, меня мучил стыд. Он повторял слова Палатины, однако я не верил в их искренность — хотел поверить, но не мог.

После завтрака граф сообщил о своем желании навестить Джесраден и Игарит — два клановых города, которые располагались южнее Лепидора. Он обещал вернуться через пару дней. Оставив меня за старшего, отец собрался в дорогу и отправился в путь вместе с матерью, охраной и свитой. Я проводил их до заставы, вернулся во дворец и обговорил с Атеком дела, которые мне предстояло выполнить. Поручений было мало, и они не требовали много времени.

Зайдя в кабинет отца, я сел за его стол. На стопке документов лежала записка, написанная аккуратным почерком. В ней были перечислены вопросы, которым я должен был уделить внимание. В конце имелась приписка: «С Мидием все улажено. Он больше не будет создавать проблем». Эти строки успокоили меня, и я перестал тревожиться о реакции аварха. Однако мне по-прежнему хотелось узнать, кто освободил пленных торговцев и как отец объяснил их бегство Мидию.

Когда я начал знакомиться с документами, в дверь тихо постучали. На мой отклик в комнату вошла Равенна.

— Рада видеть, что ты уже на ногах, — сказала она.

Я отложил бумаги в сторону и поднялся. Мне было неловко говорить с ней, сидя за столом. К моему изумлению, Равенна подошла ко мне и обняла меня. Она больше не казалась статуей изо льда.

— Пожалуйста, будь осторожен, — прошептала она. — И старайся больше не попадать в плен к туземцам. Я очень волновалась за тебя.

Внезапное проявление ее симпатии лишило меня слов. Я был тронут. За все время нашего знакомства она лишь дважды говорила со мной по-дружески, а не холодным и бесстрастным тоном. Впрочем, это мгновение не продлилось долго. Равенна отступила к окну, и улыбка на ее лице поблекла.

— Ты проявил удивительную храбрость, — сказала она. — Я знаю, что план придумала Палатина, но без тебя он был бы обречен на провал.

— Храбрость здесь ни при чем.

Я встал у окна рядом с ней, осматривая город и Морской квартал. В бухте белели паруса небольших кораблей.

— Кто мог подумать, что все будет так плохо. Я никогда не попадал в такую жуткую ситуацию. Вода несла меня, как щепку. Никакого контроля. Никакой защиты. Поначалу мне казалось, что основная опасность исходила от туземцев. Я боялся, что меня заметят. Но в реальности мне пришлось иметь дело не с людьми, а со стихией. Я чудом добрался до гавани живым.

Мне вспомнился грациозный танец тюленей в безмолвном мире волн. О таком переживании никогда не забудешь. Я ни с кем не хотел его делить.

— Главное, что ты сделал это. Благодаря твоим усилиям туземцы ушли, никого не убив. Я представляю, сколько денег потерял дом Форита!

— Кто-то в городе должен был открыть для них ворота. Туземцы не стали бы штурмовать высокие стены во время бури.

— Если в городе имеется предатель, то мы его найдем, — пообещала Равенна. — Одно дело транжирить деньги Форита, как это делает Мезентий, и совсем другое — подвергать опасности свой клан. Я не верю, что нам выдадут того человека, который ушел вместе с туземцами. Наверное, он один из помощников Мидия.

— Тогда нам точно не добраться до него.

— Ничего. Мы что-нибудь придумаем.

Какое-то время мы молча смотрели на проснувшийся город. Внезапно уютную тишину нарушил звонок изопередатчика, который стоял на рабочем столе отца. Я подошел к нему и нажал на кнопку приема. На полу перед нами возникла голограмма Тортелена. Начальник порта сидел перед консолью проектора.

— Где граф? — спросил он.

— Уехал по делам.

— В таком случае вам лучше прийти в гавань, Катан. Несколько минут назад наши буи засекли поврежденную манту, которая направляется к нам. Мы выслали «скат», чтобы выяснить ситуацию. Корабль сильно поврежден и просит разрешения войти в ремонтный док.

— Откуда это судно?

— С Архипелага. Оно доставляет в Тьюр торговых представителей. Довольно странный рейс. Тем более что мантой командует кэмбресский адмирал Кэрао.

За моей спиной послышался шелест платья. Я не стал оборачиваться.

— Через какое время они прибудут?

— Примерно через полчаса. У корабля поврежден корпус, поэтому мы направим их в эллинг надводной гавани.

— Я скоро приду.

Прервав связь, я переключился на дворцовую систему оповещения.

— Первый советник Атек, прошу вас срочно прийти в кабинет графа Элнибала.

Я повернулся к Равенне и с тревогой посмотрел на ее хмурое лицо.

— Ты знаешь Кэрао?

— Он не только кэмбресский адмирал, но и важная фигура на островах Архипелага. Этот человек оказывает огромное влияние на политику обоих государств. Кроме того, он сказочно богат.

Я почувствовал в ее словах какую-то странную недосказанность.

— Что-нибудь еще?

— Кэрао — еретик.

Посоветовавшись с Атеком и отправив гонца за отцом, я пришел на пристань южной гавани. Через бухту, разрезая волны, к нам направлялась темно-синяя манта. Портовые рабочие разворачивали громоздкую деревянную конструкцию стапелей, готовя ее к стыковке с кэмбресским судном «Изумруд».

Хорошо, что стояла теплая и ясная погода, а не свирепствовал шторм, который мы пережили два дня назад. Тортелен пояснил, что «Изумруд» попал в подводную часть урагана — буря оказалась более обширной, чем мы думали, она только краем задела Лепидор. Корабль был в ужасном состоянии, и адмирал с трудом верил, что им удалось добраться до нашей гавани.

Меня сопровождало лишь несколько человек. Городской совет не посчитал это событие достаточно важным, чтобы удостоить нас своим присутствием. Возможно, сказывалось отсутствие графа. Возможно, советники проявляли такое безразличие по той причине, что мы не торговали с Архипелагом и Кэмбрессом. Как бы там ни было, мою свиту составляли Дальриад, Тортелен, Атек, Палатина и Равенна, а также два кузена, которых я планировал задействовать в качестве курьеров или провожатых.

После медленной швартовки «Изумруд» приподнял над водой изогнутые крылья. Входной люк находился на уровне пирса. Слой полипов на лоснящемся корпусе манты был покрыт глубокими царапинами. Я не понимал, что могло послужить причиной их возникновения в океане, где не имелось ни скал, ни затопленных деревьев.

Люк открылся, и на пирс вышел человек в пятнистой кэмб-ресской форме. Он осмотрелся и быстро направился к нам. Следом за ним из люка начали появляться другие люди. Я заметил струи дыма и пара, вырывавшиеся наружу из манты. Человек в военной форме приблизился к нашей группе. Его китель был разорван в нескольких местах подпален огнем. На воротнике виднелись две звезды и одно пустое место от третьей. Я догадался, что это и был адмирал Кэрао. Он выглядел как фетиец (кэмбрессцы когда-то входили в состав Фетийской империи). Слегка приплюснутое лицо и коричневая кожа выдавали в нем уроженца южной части Архипелага.

— Добро пожаловать в Лепидор, адмирал Кэрао. Я эсграф Катан.

— Примите мою благодарность, — ответил гость. — Боюсь, мы выглядим не лучшим образом. Большая часть нашего груза и багажа пострадала при пожаре.

Он отступил в сторону и посмотрел на людей, собравшихся за его спиной. Судя по остаткам синей и зеленой формы, некоторые из них были моряками с Архипелага и Кэмбресса. Остальные выглядели мирными апелагами. Мне не верилось, что они представляли собой торговую делегацию — тут имелось несколько старух и стариков; в основном же группа состояла из молодежи.

— Мы плыли в Тьюр, — сказал Кэрао. — Позвольте мне представить руководителей делегации.

Он назвал имена нескольких апелагос и офицеров. Я не мог понять, почему они выбрали Тьюр в качестве места назначения. В свою очередь Атек представил сопровождавших меня людей. Адмирал сердечно приветствовал каждого из них. Оказалось, что он был знаком с Равенной.

— Это ты! — с натянутой улыбкой воскликнул Кэрао. — Как я рад тебя видеть!

— Взаимно, адмирал. Поздравляю с повышением. Во время нашей прошлой встречи вы были только командором. Надеюсь, вам запомнились мои последние слова?

— Разве такое забудешь? Вы были очень откровенны.

— Вам удалось найти мне замену?

— Вас нельзя заменить, Равенна. Мне доверили другую подопечную, но она не идет ни в какое сравнение с вами.

— Надеюсь, эта девушка окажется послушнее меня.

— Ей недостает вашего жаркого темперамента. Я был вынужден прервать их милую беседу.

— Прошу вас следовать за мной. Мы покажем вам место, где вы сможете отдохнуть и сменить одежду.

Я отвел адмирала и его людей во дворец, где слуги уже подготовили комнаты для изможденных путешественников. Мои кузены сопроводили моряков в военные казармы. По пути адмирал рассказал, что «Изумруд» зацепило краем глубинного вихря. Сначала манту потянуло в бездну, а затем швырнуло вверх. К счастью, судно вырвалось из водоворота, иначе их засосало бы на ужасную глубину. Из уроков океанографии я знал, что подводные вихри были очень опасными. Иногда они достигали огромных размеров. Но ходили слухи, что в океане встречались и худшие ужасы — например, кольцевые вихри, которые перемешивали воду снизу доверху на участках в тысячи квадратных миль. Вихрь из бездны мог создать воронку в дюжину миль шириной и в сотни — глубиной. «Изумруду» крупно повезло, что он выбрался оттуда.

Адмирал попросил называть его по имени — Сэганта. Он был хорошим собеседником и по пути во дворец рассказал мне несколько интересных историй. Когда мы вошли в ворота и слуги развели уставших людей с «Изумруда» по комнатам, Палатина дернула меня за рукав.

— Кое-кто из них учился с нами в Цитадели, — прошептала она.

— Кто именно? — спросил я.

— Персея.

Мы снабдили апелагов приличной одеждой, и они, приведя себя в порядок, присоединились к нам во время обеда. Персея пришла в восторг, увидев меня и девушек, но мне удалось перекинуться с ней лишь парой фраз. Позже я спросил Равенну, откуда она знает адмирала.

— Три года назад меня передали под его опеку, — ответила она. — В ту пору он был кэмбресским консулом в Ксианаре. Один из его… деловых партнеров пожелал жениться на мне или, точнее, стать моим любовником, поэтому я решила покинуть Кэрао. Этот маленький бунт привел меня в Цитадель, и я больше не встречалась с ним — вплоть до сегодняшнего дня.

Мне хотелось узнать, как Равенна вышла из-под опеки Сэганты. Обычно для этого требовалось королевское разрешение, а на Архипелаге не было монарха. И как она, уроженка Техамы, стала подопечной Кэрао? Почему она покинула свою страну? В ответ на мои вопросы Равенна рассказала мне следующую историю:

— В Техаме моей жизни грозила опасность. Верховный жрец, правивший страной, неотступно следил за мной. Моя мать была очень богатой женщиной. Все ее братья умерли, и я унаследовала их деньги. Наши родственники по материнской линии не хотели, чтобы жрец наложил свою руку на мои богатства, поэтому они отдали меня под опеку Кэрао.

Я не понимал, о каких больших деньгах могла идти речь. Техама не вела торговли и считалась бедной страной. Странно, что богатое семейство апелагов позволило наследнице выйти замуж за какого-то техамца.

Пока мы угощали обедом Сэганту и других апелагов, Тортелен и Дальриад оценили повреждения, полученные «Изумрудом». Когда я встретился с ними в кабинете отца, они вынесли свой вердикт:

— Три недели на внутренний ремонт, четвертая — на внешний.

— Если хотите, мы доставим вашу группу в Фарассу и поможем вам найти другое судно, — предложил я Сэганте, который стоял у окна и осматривал город.

Подумав немного над моим предложением, адмирал покачал головой.

— Ни один парусный корабль не поплывет из Фарассы в Рэлентис. И вряд ли имперский флот направит мне другую манту. Вы не могли бы приютить нас на то время, пока «Изумруд» будет находиться в ремонте? Наверное, это несколько обременительно Для вас, но я не вижу другого выхода из ситуации.

— Вы можете остаться в Лепидоре, адмирал, — ответил я. — Мы не имеем возможности разместить вас во дворце, но в городе достаточно гостиниц.

— Я благодарен вам, эсграф, — с добродушной улыбкой произнес Кэрао.

Мне нужно было предупредить его об опасности, но я не знал, как он отнесется к моим словам.

— Есть еще один вопрос.

— Какой именно?

— К нам недавно прислали нового аварха, — с печальным вздохом сказал я. — Он хэйлеттит и очень фанатичен. Этот человек уже стравил нас с туземцами, арестовав их торговцев за ересь. Не могли бы вы предупредить своих людей о соблюдении особой осторожности? Пусть они следят за каждым своим словом.

— Я понял, — ответил Сэганта. — На Архипелаге сейчас тоже неспокойно. И как зовут этого нового аварха?

— Мидий. Мне неизвестно его семейное имя.

Кэрао нахмурился.

— Похоже, на тонущем «Изумруде» мы были в большей безопасности. Вам прислали наизлейшего из фанатиков. Не знаю, утешит вас это или нет, но лет через пять вы избавитесь от него. К тому времени он будет носить тиару экзарха.

Пять лет? Проживем ли мы так долго?

Я послал на юг еще одного гонца. Адмирал Кэрао был важным гостем, и отец не захотел бы проявлять к нему пренебрежение. Граф прибыл вечером. Он решил отложить свой визит в Джесраден. По его поручению я занялся поиском жилья для апелагов. Мне понадобилось два часа, чтобы арендовать для них комнаты в гостиницах и в домах по соседству. Мидий предложил разместить часть путешественников в храме, но я вежливо отказался от такой любезности — он и так уже создал нам большие проблемы.

Когда мы наконец устроили гостей, я дал кузенам несколько поручений и вернулся во дворец. Мне хотелось пообщаться с Пер-сеей. Я нашел ее в саду, где она, Палатина, Равенна и несколько молодых апелагов сидели на лужайке и вели веселую беседу. Разговор подогревала фляга фетийского ликера, которую они пустили по кругу. Персея представила меня своим друзьям: двоим юношам и четырем девушкам. Две девушки были островитянками, остальные четверо родились в Калатаре.

Когда я сел в круг, один из юношей подозрительно покосился на кусты. Похоже, он боялся, что кто-то мог шпионить за нами.

— Ты тот самый Катан, который выбил Хироа? — тихо спросил он.

— Откуда тебе это известно? Ты учился в Цитадели?

Меня удивило, что он так открыто говорил о нашей тайне. Хироа был лидером Воды в учебном сражении между цитаделями Именно его я «ликвидировал» в той вылазке, когда мне пришлось карабкаться по отвесной стене.

— Я был в команде Воды, — ответил юноша. — Ты вывел его из игры в самый важный момент. Он как раз объяснял свой тактический план.

— Так, значит, вы все еретики?

— Да, — ответила девушка, носившая бесформенную шляпку. — Именно поэтому мы и оказались здесь. Хотели уплыть подальше от Калатара.

— Неужели на Архипелаге сейчас так плохо? — спросила Равенна.

— Ситуация осложнилась, — пояснила другая девушка. — Жрецы Сферы решили убедить еретиков отречься от веры предков. Они больше не скрывают своих целей. Апелаги протестуют против вмешательства в их внутренние дела. Когда экзарх арестовал несколько сотен человек, поднялся бунт.

— Говорят, что Лечеззар готовит еще один Священный Поход, — добавила Персея. — Сфера злится, что она не имеет никакого авторитета на Архипелаге. Мы уплыли с островов, потому что старейшины велели нам заняться строительством новых кораблей и воссозданием фараонской власти.

— Зачем? — спросила Равенна. — Это же бессмысленно. Если вы найдете дочь фараона, то начнется война. Как только старейшины провозгласят ее лидером апелагов, Лечеззар объявит новый Священный Поход. В противном случае Сфера похитит девушку и использует ее как марионетку для управления Калатаром.

— Извините, что я вмешиваюсь, — нахмурив брови, произнесла Палатина. — Откуда вам известно, что дочь покойного фараона действительно существует? Ведь это просто слухи. Ее никто и никогда не видел.

Слова моей кузины настолько рассердили апелагов, что один из них даже вскочил на ноги.

— Как ты смеешь говорить такое! Ее специально прячут от Сферы! Вот почему никто и никогда не видел нашу принцессу!

— Текрей, сядь на место! — сказала девушка в шляпке. — Палатина не хотела нас обидеть.

Повернувшись к моей кузине, она с укором добавила:

— Не нужно шутить по поводу этой персоны. Ее дед объединил Архипелаг, и она является для нас воплощением былого величия нации.

— Только несколько людей знают о том, кто она и где находится, — сказала Персея. — Сэганта один из них, но он поклялся, что никому не откроет имя этой девушки.

— Так ее легче прятать. Никто из посторонних не видел дочь фараона, поэтому Сфера не знает, как она выглядит.

— То есть она изображает из себя обычную девушку? — спросила Палатина.

— Именно, — ответила Персея. — Говорят, что она училась в Цитадели вместе с нами. Но это скорее всего просто плод чьей-то богатой фантазии.

— Старейшины знают, где сейчас находится дочь фараона? — спросил я.

— Нет, это им неизвестно.

А кому же тогда это известно?

Тем же вечером Илессель вызвала меня из дворца и сообщила тревожную новость. Решив устроить Мидию очередную гадость, она пробралась в его покои и начала распиливать трубу, по которой вода подавалась в ванную комнату. Этот акт возмездия был прерван появлением жрецов. Спрятавшись за гобеленом, она подслушала беседу аварха с магом ума. Мидий полагал, что дочь фараона, законная правительница Калатара и всего Архипелага, была подопечной Сэганта Кэрао.

Если он не ошибался, то эта девушка входила в состав торговой делегации, приплывшей в Лепидор на манте «Изумруд».

 

Глава 25

— Я не желаю участвовать в этом! — сказал мой отец. — Поведение Форита непростительно. Пусть он конкурирует с домом Барка, а не с кланом Лепидора!

Сердито посмотрев на танетянского посла, он грозно добавил:

— Передайте лорду Фориту, что если в моем городе произойдет еще один акт саботажа, я прибегну к силе.

Атек с тревогой взглянул на меня. Я тоже боялся, что отеи перестанет сдерживать свой гнев. Причиной всему была попытка диверсии, проведенная два дня назад в порту. Форит нанес очередной удар. В результате атаки едва не пострадал мой брат Джепий. Кроме того, мы только что пришли с погребального молебна, устроенного в честь трех погибших рабочих. Лишь благодаря отваге одного из них нам удалось сохранить подводную гавань. Впрочем, сказалась и неопытность диверсанта. СтрЗн-но что хитрый и безжалостный Форит нанял для подобной задачи столь глупого и некомпетентного человека. Заложенная им бомба покосила верхний док. Если бы он использовал два заряда, то наша гавань была бы выведена из строя на недели или даже месяцы.

— Граф Элнибал, — запинаясь от страха, начал танетянин.

Я думаю, он имел основания для испуга. Это был младший сановник консульской службы — все, что по меркам Танета заслуживал Лепидор. Отец перебил его:

— Напомните Фориту, что он управляет торговым домом, а не кланом. Возможно, он имеет в Танете авторитет и владеет множеством кораблей. Но я граф фетийской империи! Пусть он не забывает, что в недалеком прошлом кланы уничтожили несколько торговых домов.

— Мой лорд, Лиях Форит могущественный человек. Вы действительно хотите, чтобы я передал ему ваши слова?

— Его Дом начал войну с моим кланом. Отныне я буду относиться к нему как к врагу.

Подумав немного, граф мрачно добавил:

— Передайте Фориту, что если б во время Конференции он показал себя цивилизованным человеком, а не грубым и вздорным варваром, то контракт на поставку железа мог бы достаться ему. Вы свободны.

Не посмев возразить, танетянин поклонился и молча вышел из зала. Дверь закрылась за ним с драматическим скрипом. Отец объявил об окончании встречи и попросил нескольких советников подняться наверх в комнату для закрытых заседаний.

— Атек, подготовь курьера в Фарассу, — сказал он, когда мы расселись вокруг стола. — Я собираюсь написать королю письмо, в котором расскажу о наших бедах. Монарх поддерживает связи с Танетом через торговый дом Кэнадрата, а тот не очень дружен с Форитом.

— Мой лорд, вы перегибаете палку, — сказал Атек. — Ваши действия повлекут за собой новые диверсии. Еще более коварные и опасные.

В поиске поддержки он осмотрел присутствующих в комнате — меня, Дальриада и Шихапа.

— Вы сегодня похожи на стадо овец, — сердито ответил отец. — «Ничего нельзя делать, иначе будет хуже». Агент Форита взорвал гавань. Мой сын едва не погиб! А ты говоришь мне, что предпринимать ответные действия слишком опасно. Кому еще, по-твоему, нужна была эта диверсия? Если мы промолчим, Форит посчитает нас слабаками и нанесет новый удар по Лепидору.

Атек не сдавался.

— Письмо может не дойти до короля, — сказал он. — Что, если оно попадет в руки тех, кто подкуплен Форитом? Это может спровоцировать Лияха на радикальные действия. Он начнет настраивать против нас аристократов Фарассы.

— У него не хватит денег на подкупы. Он и так уже сильно потратился на туземцев и пиратов. Если он таким образом планирует получить контракт на железо, то ему потребуются годы на возмещение своих потерь. В крайнем случае я обращусь за помощью к имперскому вице-королю.

Это был весомый аргумент. Вице-король Аркадий Тар'конантур приходился императору кузеном. Как и большинство фетийцев, он ненавидел танетянские торговые дома. В отличие от многих придворных Аркадий активно защищал интересы империи. А как же иначе он стал бы вице-королем Океании? Если верить слухам, весь имперский двор прозябал в разврате и пьянстве. Чтобы заслужить свое назначение, Аркадию пришлось проделать большую работу. Впрочем, он не имел реальной власти и, несмотря на пышный титул вице-короля, по сути, мало чем отличался от моего отца.

После того как Атек вновь попытался отговорить Элнибала от отправки письма, граф велел нам заняться своими делами, а сам сел писать черновик.

— Что мы предпримем? — спросил Шихап, когда мы вышли в коридор и удалились на достаточное расстояние от комнаты для тайных заседаний.

— Попытаемся ограничить возможные неприятности, — ответил Атек.

Он был раздражен упрямством графа.

— Вы вернетесь в свой павильон. Я выясню ситуацию в Фарассе и найду курьера. Послушай, Катан! Некоторые из твоих друзей жили в Танете. Может быть, они нам помогут? Спроси, что они знают об этом ублюдке Форите.

— Я рассказала тебе все, что мне было известно о нем, — ответила на мой вопрос Палатина.

Все сидели в моей гостиной. В камине горел огонь. Я задернул шторы, хотя за окнами только начинало темнеть. Последние пять дней погода была отвратительной, и никаких признаков ее улучшения пока не наблюдалось. Океанографы склонялись к мнению, что нас накрыл гигантский шторм, который простирался далеко за пределы хиденской полосы. Непрерывные разряды молний и грохотание грома мешали спать. Казалось, что в небе бушевал пожар, и велась артиллеристская перестрелка.

— Интересно, как Лиях отреагирует на письмо отца?

— Не знаю. Жаль, что Гамилькар уже уплыл. Он знаком с Форитом лучше, чем я. Я слышала, что этому торговому лорду никто не смеет угрожать. Все его боятся. Он входит в Совет Десяти, и ему позволяется многое. В Танете странная система власти: тебя назначают советником только на месяц, и ты не можешь избираться членом Совета дважды за треть года. Форит имеет влиятельных сторонников в Сенате. Узнав о письме графа, он, конечно, разозлится. Или просто проигнорирует его.

— Значит, скорее всего он впадет в ярость.

— Да, — ответила Палатина и, наклонившись вперед, посмотрела на огонь. — Поэтому мы должны предугадать его дальнейшие действия.

Внезапно комната озарилась белой вспышкой. Оглушительный гром встряхнул дворец и отразился от гор гулким эхом. Изотический щит надрывно зажужжал. Хорошо, что этот шторм не разыгрался девять дней назад, когда я плыл по каналу.

— Пока мы пережили две пиратские атаки, нападение туземцев и одну диверсию, — сказал я. — Кроме того, Форит потратил кучу денег на таких людей, как Мезентий.

— Обрати внимание. Ему нравятся силовые акции. И он плохой стратег. Ни один клан не стал бы вести себя столь опрометчиво. Я думаю, мы должны готовиться к вторжению. Он подключит к конфликту ваших врагов и объявит вам войну. Лиях — танетянин. Он считает, что может нарушать любые правила. Мне кажется, Форит попытается нанести Лепидору какой-то ощутимый ущерб.

Она уперлась локтями в колени и положила подбородок на ладони.

— А что он получит от этого?

— Контракт на железо.

— Тогда он многое потерял бы, если бы туземцы захватили город. Они могли разрушить гавань и рудник. И почему он нацелил свои атаки на Лепидор, а не на торговый дом Барки? Нет, что-то здесь не так. За половину той суммы, которую получили туземцы, Форит мог нанять пиратскую армаду. Блокировав нас с моря, он бы уничтожил манты Гамилькара и разорил его.

— Возможно, он так и поступит, — сказала Палатина. — Барке дважды повезло, но я не верю, что это везение будет продолжаться долго. Мы должны понять ход мыслей Форита.

— Разве это нам по силам? Он может нанести удар, когда и куда захочет. Попробуй, угадай.

— Значит, мы должны провести контратаку. Похоже, именно это и пытается сделать твой отец, настроив короля против Лияха. Если его письмо дойдет до монарха, Форит не сможет организовать вторжение. Да и где он найдет столько наемников, чтобы одолеть ваших пехотинцев? Вряд ли их привезут из Танета.

Палатина замолчала. Морщинки на лбу свидетельствовали об интенсивной работе ее ума.

— Скажи, он может заключить союз с другим торговым домом или кланом? Такое раньше случалось?

Я неплохо знал историю, но не слышал о подобных союзах.

— Пока прецедентов не было. После основания Танета между кланами и торговыми домами произошло девять войн. Почти все они завершились банкротством торговых домов. Если Форит не заручится поддержкой какого-нибудь клана Океании — например, Лексана, — имперская власть утихомирит его. Другие дома не согласятся участвовать в войне. Даже танетянский Совет Десяти будет против. Если же к Фориту присоединится Лексан, за нас вступятся Кортьерес и Моритан. Соответственно Лексан призовет своих союзников, и Океания погрузится в пучину гражданской войны.

— То есть мы получим противостояние равных сил. При таком раскладе Форит не пойдет на прямую агрессию.

— Скорее всего побоится.

Нас снова оглушил грохот грома. За три прошлых дня я привык к подобным звукам, но наши гости с Архипелага были жутко напуганы бурей. В Калатаре и на тропических островах таких погодных аномалий не бывало. Смешно сказать, но многие апела-ги за всю свою жизнь не видели ни одного гигантского шторма.

— Что-то здесь действительно не так, — раздраженно сказала Палатина. — Нам нужно больше информации, иначе мы не сможем судить о его планах. Ты должен найти людей, которые имеют осведомителей в доме Форита. Расспроси о них Гамилькара.

— К тому времени, когда он вернется в Лепидор, его помощь может оказаться запоздалой.

— И вот еще что…

Немного помолчав, она взглянула на меня и мрачно сказала:

— В ближайшие дни граф должен расплатиться с подрядниками и гильдиями. После этого не заключайте никаких договоров, пока мы не разберемся с Форитом. Не тратьте деньги на строительство. Если Лияху удастся взорвать какой-то объект, у вас могут возникнуть проблемы с кредиторами.

Она советовала мне готовиться к худшему.

— Что-то мне не хочется передавать твои слова отцу. Он все равно не согласится.

Последовала долгая пауза.

— Ты помнишь наш разговор с апелагами? — спросила Палатина. — На лужайке, в тот день, когда они прибыли?

— Да.

— Они сказали, что старейшины послали их с Сэгантой для строительства новых кораблей, поддержки ереси и восстановления власти калатарского фараона. Тебе не кажется странным, что «Изумруд» направлялся в Тьюр?

Я не понимал, какое это имело значение. Действительно, их место назначения было странным. На холодном северном континенте жили потомки уцелевших таонетарцев. Они неохотно шли на контакты с чужаками и покупали у торговцев только предметы, необходимые им для выживания.

— Каким бы экзотическим местом ни был Тьюр, его жители ведут торговлю. И еще там нет Сферы.

— Они торгуют только с Рал Тамаром. Их отношения с апелагами по-прежнему сохраняют напряженность. Жители Тьюра заключили соглашение со Сферой. Они не принимают жрецов, но и не допускают к себе еретиков. Так почему же «Изумруд» отправился туда?

— Потому что в Тьюре жрецы не имеют права преследовать ересь.

— Однако это могут делать местные власти. Они не желают идеть у себя ни жрецов, ни еретиков. Если «Изумруд» действительно направлялся в Тьюр, то, значит, там находится что-то очень важное.

Мне показалось, что Палатина раздула эту проблему сверх всякой меры. Допустим, власти Тьюра узнали бы, что апелаги — еретики. Какого результата они добились бы, арестовав торговую делегацию? Конечно, большинство людей с «Изумруда» не имели высокого статуса, но, судя по слухам, адмирал Кэрао оказывал огромное влияние на политику Кэмбресса и Архипелага. Неужели интриги Форита и Сферы убедили Палатину в том, что каждая из политических сторон вела свою тайную игру? Я находил это абсурдным. Тем не менее моя кузина так часто бывала права, что я не отваживался игнорировать ее суждения.

— И что же, по-твоему, планируют наши гости?

— Их путешествие как-то связано с таинственной дочерью фараона, — ответила девушка. — По словам Илессель, жрецы уверены в том, что она находится на борту «Изумруда». Если они не ошибаются, то Кэрао направлялся не в Тьюр, а в какое-то другое место. Допустим, он обошел бы Лепидор с севера — да, скорее, с севера, чем с юга… Куда бы он двинулся дальше?

Я склонился над большим глобусом, который стоял в углу. Палатина подошла ко мне и положила руку на мое плечо. Мерцание изоламп и вспышки молний мешали читать надписи. Я прикинул возможные маршруты от острова Хиден на запад. Тьюр, Тамарин, Лиона, Северные острова и Монс Ферранис. Последнее казалось маловероятным. Монс Ферранис располагался в нескольких тысячах миль к северо-востоку от Калатара. Вряд ли апелаги стали бы добираться туда по столь неудобному для них маршруту. Тьюр мы уже обсуждали. Тамарин? Он также находился в стороне от выбранного ими маршрута. Лиона и Северные острова? Это были маленькие провинции Архипелага. Я не мог понять, куда направлялся «Изумруд». Если он действительно плыл в Тьюр, то почему Кэрао выбрал самый длинный путь?

Как оказалось, мнение Палатины разделяли и другие люди. На следующий день я, пережидая шторм, сидел за столом в кабинете отца. Когда в дверь постучали, мне почему-то подумалось, что это пожаловал еще один жрец, посланный Мидием для ознакомления меня с нововведениями в храме. Утром ко мне приходили два послушника — оба по незначительным делам, которые аварх вдруг посчитал необычайно важными.

Отец уехал в другой город (за день до шторма), и я не ожидал, что он скоро вернется. Официально граф назначил меня своим заместителем, но в действительности все ответственные решения принимала мать. Тем не менее завтра я должен был участвовать в судебных разбирательствах, и мне впервые предстояло объявлять свои вердикты.

Отложив в сторону скучный таможенный документ и втайне обрадовавшись перерыву, я попросил посетителя войти. Дверь открылась, и на пороге появилась Равенна. С ее плаща стекали капли воды. Неужели дождь был таким сильным? Или она пришла с другого конца города?

— Я знала, что найду тебя здесь, — сказала она, закрывая дверь. — Ты бы видел, что творится снаружи!

Оставляя на полу мокрые следы, Равенна направилась к настенному обогревателю.

— Я прошла от казарм до дворца и промокла до нитки! А ведь на мне был плащ! Неужели здесь все время льют дожди?

— Раз в месяц весной и осенью к нам приходят гигантские штормы. Тебе повезло, что сейчас не зима. Зимой бури длятся неделями и даже месяцами.

— В Калатаре зимы мягче.

Она сняла головную повязку и встряхнула копной волос, рассыпая брызги на ковер.

— У тебя какое-то неотложное дело? — спросил я у нее.

— Мидий нагрянул с проверкой в казармы, и начальник арсенала попросил меня уйти. Он боится аварха и считает, что мое присутствие создаст для него большие проблемы. А Палатину он оставил. Ей, видите ли, можно! Не понимаю, зачем этому козлу Мидию понадобилось посещать арсенал — особенно в такое время. Впрочем, я не имела желания находиться вместе с ним в одном помещении и поэтому пришла сюда. А ты, значит, наслаждаешься работой?

— Просто упиваюсь ею. Ты даже не представляешь, что теряешь в этой жузни.

— Мне приходилось заниматься чем-то подобным.

— И когда это было? — с любопытством спросил я.

— Во времена моих скитаний с Сэгантой. Мне нужно было отрабатывать питание и кров.

Немного помолчав, она добавила:

— Палатина думает, что «Изумруд» направлялся не в Тьюр, а в другое место. Она говорит, что у тебя иное мнение. Это верно?

Чувствовалось, Равенна пришла ко мне не для того, чтобы предложить свою помощь в работе.

— Палатина проявляет признаки паранойи и видит интриги на каждом углу, — ответил я. — Возможно, против нас и затевайся заговор, но только со стороны лорда Форита.

— В данном случае она не ошибается.

Равенна отошла от настенного обогревателя, уселась в ближайшее кресло и с усмешкой посмотрела на меня.

— Рейс «Изумруда» не связан с торговлей. Каким-то образом Сфера вышла на след таинственной дочери фараона. Жрецы хотят захватить ее и увезти в Священный город. Я уверена, что старейшины приказали Сэганте защитить ее любой ценой. Отправившись в Тьюр, он не выполнил бы эту задачу. Возможно, Кэрао и его покровители решили использовать дочь фараона как пешку или продать ее Лечеззару.

— Ты считаешь, что дочь фараона находится на судне?

— Хорошая догадка. Но прежде чем ты начнешь расспрашивать меня о ней, я еще раз повторю, что не знаю, кто она такая. Думаю, об этом не известно никому, кроме Сэганты.

— То есть мы опять останемся в неведении.

— Неужели городские проблемы иссушили твои мозги? Я могу оказать давление на адмирала. Не забывай, что однажды он был моим опекуном, и нас связывали определенные обязательства. Я знаю, как вызвать его на откровенность.

— А он сказал тебе, куда они направлялись?

— Нет. Я его не спрашивала. Но если одна из пассажирок «Изумруда» действительно дочь фараона, то ей грозит серьезная опасность. С тех пор как они прибыли, Мидий ищет способ привлечь их к трибуналу веры. Придравшись к каким-нибудь ответам, он арестует ваших гостей и отошлет их в Фарассу — подальше от нас. И что мы тогда сможем сделать? Я не сомневаюсь, что инквизиторы применят пытки и найдут среди апелагов наследницу калатарского престола.

Мне все еще не верилось, что дочь фараона приплыла в Ле-пидор. Это казалось невероятным. Но если Сэганта подтвердит слова Равенны…

— К чему ты ведешь? — настороженно спросил я.

— Палатина считает, что Мидий постарается удержать апелагов в городе до тех пор, пока не прибудут инквизиторы. Я прошу тебя оказать им максимальную помощь. Пусть они закончат ремонт и быстрее уплывут отсюда. Ты должен понять, что дочь фараона для нас — как богиня. Ты видел реакцию Текрея, когда Палатина усомнилась в ее существовании? Она — последнее звено, которое связывает нас со старым Архипелагом и временами, предшествующими Священному Походу. И она единственная правительница, над которой Сфера не имеет власти. Помимо Тьюра, конечно. Но Тьюр уже ничего не решает.

Она говорила очень страстно и торопливо, словно думала, что я оборву ее на полуслове. Мне никогда еще не доводилось видеть ее в таком взволнованном состоянии. И Равенна была права. Если Сфера вышла на след принцессы, нам следовало вывезти ее из Лепидора как можно быстрее. Интересно, куда они все-таки направлялись?

Я активировал изопередатчик и настроился на канал связи с кабинетом Дальриада. Его не оказалось на месте, но адъютант переключил линию на диспетчерский пункт подводной гавани.

— Дальриад слушает, — ответил адмирал.

Его голографический образ появился на полу перед столом.

— Эсграф? Чем могу быть полезен?

— Я предполагаю, что наши недруги планируют задержать отплытие «Изумруда». Отныне в этой части гавани могут появляться только ремонтные бригады и команда судна. Всем остальным доступ должен быть запрещен. Выставьте у люка круглосуточную вооруженную охрану. Если в порту появятся люди Мидия, сообщите им, что вы обнаружили утечку топлива из реактора.

Дальриад был явно удивлен, но возражать не стал. И, естественно, он не удержался от своих обычных шуточек.

— Хорошо, я позабочусь об этом. Может быть, нам выставить охрану и у люка «Моржа»? Я подозреваю, что танетянские шпионы задумали похитить ваш штатив с пробирками.

— Раз это так тревожит вас, то возьмите охрану «Моржа» на себя.

— Конечно. Я распоряжусь, чтобы к «скату» приближались только пехотинцы.

Он с усмешкой отключил канал связи.

— Ты довольна? — спросил я у Равенны.

— Хорошее начало.

— Какие меры еще предпринять? Или в данный момент я должен восхищаться твоей мудростью и благодарить тебя за предотвращение новой попытки саботажа?

— Ты можешь сделать это позже — когда апелаги отправятся в плавание.

Иногда мне казалось, что у Равенны напрочь отсутствует чувство юмора. Я не замечал даже его признаков. Неужели она всегда была такой серьезной?

Комната озарилась красным светом. В небесах за гущей облаков метались гигантские молнии. Я раздвинул шторы еще утром — мне не хотелось сидеть целый день в закрытом помещении. Работа с документами и без того казалась мрачной и унылой. Отодвинув кресло, я подошел к большому окну. От ярости шторма меня отделяло только стекло.

В это мгновение дождь утих, и моим глазам предстала панорама за изощитом. Небо закрывали черные тучи — от горизонта до горизонта. Они, словно воды пепельно-синей реки, неслись на запад с ошеломляющей скоростью. Облачный покров зиял разрывами, в которых виднелись более высокие слои облаков. Над бурлившим котлом непогоды сверкали бело-красные молнии. Меня поражало, что штормовые облака перемещались на тысячи футов за одно мгновение. Подумать страшно, какие титанические ветры свирепствовали в атмосфере.

Вчера утром напуганные бурей жрецы усилили изощит храма и растянули его над Дворцовым кварталом. Я радовался этой дополнительной защите. Двести лет назад на Аквасильве не было таких штормов — как и феномена глобальной зимы. Мы получили их в наследство от Таонетара, хотя Сфера обвиняла в этом иерарха Кэросия. Между тем Кэросий был единственным человеком, который предвидел подобные последствия в самом начале войны. К сожалению, ему не удалось предотвратить беду.

— Ужасное зрелище, не так ли? — сказала Равенна.

Я не заметил, как она подошла к окну и встала рядом со мной.

— Наши предки управляли силами океана. Но даже они не сумели остановить этих бурь. Мы ничего не знаем о штормах и о том, как они работают. Без изучения атмосферных явлений нам никогда не справиться с ними!

— Не все обусловлено природой, — ответил я. — Если б не Сфера, мы могли бы что-то предпринять.

— Никто и никогда не мог контролировать штормы и погоду, — возразила Равенна. — Даже самые могущественные маги Ветра. Я не думаю, что мы должны винить за это Сферу.

— Чтобы контролировать явление, его прежде следует понять. А Сфера не позволяет нам изучать погоду. Никаких штормовых зондов, никаких «небесных глаз», никакой магии Ветра! Что мы можем сделать при таких запретах?

— Наверное, ты прав, — глядя на вихрь облаков, сказала она. — Штормы являются комбинацией трех Элементов — Ветра, Воды и Тени. Один человек не в силах контролировать их. Для этого необходима совместная работа трех магов, каждый из которых будет представлять свой Элемент. Я только не могу представить, как они объединятся друг с другом.

— Мечты, мечты! Несбыточные грезы!

— Допустим, мы научимся влиять на погоду. Но что нам это принесет? Атмосфера похожа на океан. Она является единой системой. Мы не можем остановить ни шторм, ни океанское течение. Мы можем лишь использовать их как оружие. Наша магия Ветра способна порождать только незначительные вихри и бури.

Она снова была права. Это начинало раздражать меня. Странно что прежде я не понимал, как сильно власть Сферы зависела от штормов. Благодаря тайному знанию о циклах погоды они отводили от городов наихудшие бури. Ни один полководец не отваживался вести войну или военную кампанию без одобрения или поддержки Сферы — иначе его армия попала бы под молот непогоды. Для сбора информации обученные жрецы использовали изотические записи «небесных глаз» — воздушных зондов, которые парили над Аквасильвой в верхних слоях атмосферы. Эти аппараты видели все, что происходило на планете.

— Равенна, ты знаешь, где находится бункер, из которого Сфера управляет «небесными глазами»?

— Наверное, там же, где был технический центр Этия, — ответила она. — «Небесные глаза» достались империи от прошлых поколений. Они летают в небе несколько веков. Я думаю, бункер спрятан в древнем форте — в долине Рамада, расположенной на западных территориях Монс Ферранис.

— Тогда жрецы выбрали идеальное место. Туда ведет только один проход, который охраняют сотни сакри.

— Говорят, что имелся еще один центр управления, — взглянув на глобус, добавила Равенна. — Этий пользовался им до того, как отбил Монс Ферранис у Таонетара. Значит, этот центр находился где-то еще…

Я попытался вспомнить что-нибудь из «Истории». В этой книге вкратце говорилось о технологии, которая использовалась в эпоху Этия. К сожалению, автор не проявлял интереса к подобным вещам. Для него «небесные глаза» были просто полезными инструментами, и он ни слова не написал о том, откуда взялись столь развитые приборы и как они работали. Такие упущения вызывали у меня досаду. Кэросий мог бы рассказать о многом, но не сделал этого. А ведь в те времена использовались особые манты… Вот именно! Манты!

— «Эон»! Вот где находился центр управления. На огромной подводной лодке, которая называлась «Эон».

— Тогда нам опять не повезло, — пожав плечами, сказала Равенна. — «Эон» разрушили по приказу Валдура. Эта манта имела какую-то связь с Санкцией — городом магов.

И все же идея была превосходной. Валдура обвиняли во многих преступлениях, но не в глупости. «Эон» считался самым крупным кораблем на планете. Он обладал потрясающим техническим потенциалом. Вряд ли Сфера стала бы разрушать его. Скорее всего манту где-то спрятали.

Какая потеря!

Отец вернулся через четыре дня после окончания шторма. Ситуация в городе оставалась спокойной — если, конечно, не считать мелких жалоб от некоторых подрядчиков. Не всем доставалось достаточно денег от прибыли за проданное железо. Мой отец пообещал исправить ситуацию, но когда я рассказал о совете, данном ему Палатиной, он согласился отложить работу с новыми проектами.

— Хорошо. Я постараюсь расплатиться с долгами. Мне не хочется прятаться от каждой тени, но твоя кузина права.

Тем вечером ужин в приемном зале постепенно перерос в веселую вечеринку. Алелаги больше не боялись шторма; на их лицах появились улыбки, а истории Сэганты были настолько смешными, что мы едва не падали со стульев от хохота. Мидий так и не пришел.

— Еще неделя, и ремонт «Изумруда» будет закончен, — сказала мне Персея. — Я извиняюсь за наш затянувшийся визит. Представляю, как всем вам было нелегко — тем более что ваш злобный аварх выслеживает дочь фараона.

— Я рад, что тебе понравилось у нас. Сколько времени ты провела на борту манты?

— Не знаю. Примерно три недели. Очень долго. Никаких развлечений. Стесненное пространство. Все ужасно скучали.

— Скажи спасибо, что с вами не было Лиаса. Тогда бы места стало еще меньше.

Она улыбнулась. Интересно, чем сейчас занимался наш друг-гигант. Палатина передала Персее инструкции для тех еретиков, которые жили на Архипелаге. Трехнедельное путешествие предполагало большое расстояние, и я по-прежнему не понимал, куда они направлялись. За это время можно было добраться до Тама-рина, Тьюра и Лиона. Неужели Персея вводила меня в заблуждение? Наверное, Сэганта велел им воздерживаться от каких-либо намеков. В таком случае все мои расспросы не имели смысла.

Когда мы прикончили очередное блюдо, дверь распахнулась, и в зал вошел человек, одетый в синюю форму имперского флота. Увидев на его вороте капитанские звездочки, я удивился тому, что этот мужчина явился во дворец без приглашения. Он медленно подошел к помосту. Его подчеркнутая официальность породила во мне мрачные предчувствия.

— Граф Элнибал, у меня для вас печальное известие. Я должен сообщить его вам лично. Вам и членам вашего семейства.

Неужели что-то случилось? Еще один заговор?

Отец встал, кивнул мне и пригласил капитана проследовать за ним в гостиную. Когда мы вошли в небольшую комнату, флотский офицер закрыл дверь и, повернувшись к нам, сказал:

— Граф Элнибал, вас вызывают в Фарассу на Конгресс Океании. Король погиб. Примите мои соболезнования.

 

Глава 26

Я бросил дорожный мешок у Порога и повалился на софу, радуясь тому, что вернулся домой. Конгресс оказался сущей напастью — неотвратимой катастрофой.

Капитан Джерезий, сообщивший нам печальную новость, имел приказ доставить нас в Фарассу как можно быстрее. Этот мужчина, с короткой бородой, подстриженной в знак траура, затратил на обратный путь чуть больше суток — что само по себе могло считаться рекордом.

Когда мы прибыли в столицу, город был в трауре. Черные флаги свисали с мачт кораблей. Над зиккуратом поднимался дым от погребального костра. Опасаясь народных волнений, вице-король Аркадий ввел военное положение. На улицах и площадях расхаживали патрули. Настроение знати в верхнем городе было мрачным и подавленным. Лидеры кланов не могли поверить тому, что случилось в королевском дворце.

Пока манта мчалась на юг, рискуя налететь на рифы, Джерезий рассказа! нам подробности случившегося. Король не просто умер. Его убили. И он был не единственным, кто погиб от рук наемников.

В тот поздний вечер после сессии Совета наш король принимал у себя двоих сыновей и трех графов. Эта встреча отличалась от обычных приемов только тем, что в Фарассе гостили несколько клановых лидеров. По словам уцелевших свидетелей, в зал внезапно ворвались шестеро убийц, одетых в черные одежды. Судя по всему, они проникли через окна. Каждый из них имел два коротких меча. Безоружные гости короля не могли оказать сопротивления. Джерезий сам участвовал в последующем осмотре зала. Он видел кровь, стекавшую со стен и колонн. На полу и коврах посреди красных луж лежали изрубленные тела и осколки цветных витражей.

Король, его старший сын, два помощника и граф из клана Кэрвуло погибли в рукопашной схватке. Еще один граф и двое слуг скончались позже от тяжелых ран. Второй сын короля и трое придворных бежали, отделавшись небольшими порезами. Третий граф пребывал между жизнью и смертью.

Этим третьим графом был Моритан. Я навестил его в госпитале. К сожалению, он находился в беспамятстве — бледный как смерть, неподвижный и безмолвный. Он убил двоих наемников кинжалом, серьезно ранил еще одного, но получил глубокие ранения в плечо и бок. Я помнил его по Танету как активного и жизнерадостного человека. Мне хотелось разорвать убийц на части. Однако никто не знал, кем они были.

После расправы над монархом наемники напали на вице-короля. Они погнались за ним по коридору. Но Аркадий принадлежал к семейству Тар'конантуров, а всем известно, что убить их очень трудно. Он схватил пику со стены и начал отбиваться от нападавших воинов. На его крики прибежала охрана. Решив, что благоразумие лучше бездумной доблести, наемники исчезли в ночи. Они пробрались в гавань, украли «скат» и уплыли в море, где их, несомненно, ожидало быстроходное судно.

Придворные были ошеломлены. Фарасса не знала подобных преступлений. Такая жестокая резня выходила за грань клановой вражды — тем более что жертвой оказался король.

— Император получит апоплексический удар, — сказал капитан манты. — Думаю, во всем обвинят хэйлеттитов. И поделом. Это их почерк.

Однако, по мнению Палатины, убийство короля выглядело явной провокацией. Какую выгоду хэйлеттиты могли получить от его смерти? Мы не находили повода для такой жестокой расправы.

Вскоре в Фарассу прибыли главы всех кланов Океании и наследники погибших графов. После траурной церемонии Аркадий, созвавший внеочередной Конгресс, объявил о коронации второго сына покойного короля.

В принципе другого выбора не было. Старший сын, которого прочили в преемники, погиб, а младший прославился как безрассудный расточитель и развратник. Средний сын обладал многими чертами отца, и хотя не отличался особым умом, тем не менее был компетентен во многих вопросах. Аристократичный пятидесятилетний Аркадий произнес в его честь хвалебную речь. Теоретически он мог лишь одобрять назначение новых лидеров клана, включая короля. Ему не дозволялось влиять на решение Конгресса. Однако он так рьяно выдвигал кандидатуру своего протеже и так мастерски использовал свои ораторские способности, что графы согласились на коронацию среднего сына.

Это стало для нас бедствием. Средний сын покойного короля с ранних лет воспитывался жрецами и зарекомендовал себя религиозным фанатиком. В своем благодарственном слове он сказал, что приложит все силы для того, чтобы Океания укрепилась в вере. Это предполагало его беспрекословное подчинение Сфере. Отныне мы лишались поддержки при дворе. Я был уверен, что в любом нашем споре с авархом новый король будет на стороне Мидия — если только Аркадий не увидит в его действиях угрозу для имперской власти.

Не зная, что худшее еще впереди, мы вместе с остальными графами приветствовали нового монарха, который гордо стоял в центре зала Совета рядом с Аркадием и экзархом Океании. После погребальной службы нас созвали на второе заседание, где нам следовало решить ряд неотложных проблем. Одной из них было регентство в клане Моритана.

Дворцовые врачи сообщили, что на выздоровление графа могло потребоваться несколько месяцев — если он, конечно, выживет. Конгрессу предложили назначить регента, который в этот промежуток времени присматривал бы заделами клана Дельфаи. Моритан не имел наследника, и ни один член его Дома не обладал достаточным опытом для управления городом. Я понимал, что данная ситуация грозила Моритану потерей графских полномочий. Какой-нибудь знатный дом клана мог воспользоваться этой возможностью и отстранить его от власти на том основании, что он утерял дееспособность.

Поскольку дочь Моритана не имела права стать преемницей (женщинам не дозволялось управлять городами), Конгресс передал контроль над кланом новому аварху Дельфаи — на то время, пока граф не восстановит здоровье и силы. Мой отец выдвигал другого кандидата — сводного брата Моритана. Однако это предложение почти никто не поддержал, и он был вынужден согласиться с остальными.

— Кто-то потратил на это много денег, — сердито сказал отец после окончания заседания.

Только три графа, включая Кортьереса, поддержали его предложение, тогда как прежде подобные обсуждения давали равное соотношение голосов.

— Лексан выглядит как кот, добравшийся до сметаны, — произнес Кортьерес, указав на каламанского графа, который с самодовольным видом покачивался в кресле.

— Он не так богат, чтобы подкупить половину Конгресса, — возразил отец. — За этим стоит либо Сфера, либо подручные Форита, которые хотят раздуть на континенте гражданскую войну. Он прищурил глаза и посмотрел на нас. — А что, если это действительно интриги Форита?

— Убийство короля из-за контракта на железо? Даже Форит не осмелился бы на такое преступление!

Чтобы не привлекать к себе внимание других графов, мы перешли на шепот. Зал Конгресса представлял собой округлое помещение с рядами кресел, расположенными в нишах стен — каждая ниша для отдельного клана.

— Однако совпадения по времени вызывают такое подозрение.

Все пять дней, которые мы провели в Фарассе, отец пребывал в дурном настроении, хотя на публике ничем не выдавал своей печали. Покойный король был не только его другом, но и соратником: они сражались бок о бок в одних и тех же битвах и знали друг друга сорок лет. В последний день, когда сессия Конгресса была закрыта и мы покидали зал, к нам подошел граф Тэматум из небольшого фарасского клана. Он поддержал отца в вопросе о регентстве в клане Моритана.

— Элнибал, — тихо произнес Тэматум, — я не ваш союзник и не друг Моритана. Но мне не нравится нынешний заговор. Я хочу дать вам один совет. Увезите Моритана из Фарассы. Отправьте его в Кулу — в госпиталь Кортьереса. Оставшись здесь, он не проживет и месяца.

Прежде чем мы успели ответить, Тэматум отошел от нас и затерялся в толпе. Отец последовал его совету, и мы перевезли Моритана в город Кортьереса. Это было продиктовано не только вопросами безопасности, но и тем, что госпиталь Кулы считался лучшим в Океании.

Перед нашим отплытием новый король издал указ, в котором повелел провести в городах тотальную чистку. Ставленник Сферы собирался освободить Океанию от греховной ереси. Он наделял авархов и инквизиторов любыми полномочиями для проведения расследований и выявления людей, поклонявшихся ложным богам. По его распоряжению любой человек, признанный еретиком или подозреваемый в ереси, должен был понести суровое наказание.

Мы видели, как Аркадий, стоявший в те минуты рядом с королем, согласно кивал головой и скромно улыбался. Несомненно император одобрил бы такой указ, уничтожавший корни социальной напряженности. Ничто не должно было мешать его возвышенному покою. Королевское предписание давало Мидию право допросить апелагов в присутствии мага ума. На обратном пути Палатина, Равенна и я пытались найти способ, который мог бы расстроить планы аварха. К сожалению, мы ничего не придумали. Отец, послушавшись совета Палатины, взял Равенну вместе с нами. Мы не хотели, чтобы Мидий добрался до нее во время нашего отсутствия.

И вот теперь, вернувшись в Лепидор, я лежал на софе и размышлял о превратностях судьбы, которые довели нас до такой опасной ситуации.

На следующее утро мне сообщили плохие новости. Апелагам пришлось задержаться еще на неделю. Кто-то сунул камень в ходовой механизм левого двигателя «Изумруда», и винт заклинило. Если бы поломку не обнаружили вовремя, то при выходе в море произошел бы взрыв реактора. Сэганта кипел от злости, однако винить было некого: ни один охранник не заметил диверсанта. В порту произошло уже две диверсии, а мы до сих пор не поймали вредителя. И даже не знали, кого подозревать…

— Это очень плохо, — теребя травинку, заметила Палатина.

Жаркий день — самый солнечный за пару прошедших недель — подходил к концу. Мы сидели на лужайке дворцового парка.

— Мидий пока не приступил к выполнению королевского указа, но он обязательно что-нибудь сделает. А мы не можем отвлечь его от апелагов? Например, создать какую-нибудь проблему, которая потребует от жрецов сил и времени?

— Тогда он арестует и нас вместе с ними, — ответил я. — За препятствия его расследованию.

— Хм! Возможно, он как раз и ожидает вашего вмешательства, — раздался голос за моей спиной.

Я не слышал этот бас уже многие годы. Равенна обернулась и испуганно прижалась ко мне.

Мужчина, стоявший позади меня, выглядел великаном. В сравнении с ним даже Палатина казалась лилипуткой. В последний раз он навещал нас, когда мне было тринадцать лет. Я всегда изумлялся его росту. Семь футов с лишним! И соответствующее телосложение! Я считал Гостя самым высоким человеком на планете. В его размерах было что-то устрашающее. Обветренное лицо, несмотря на улыбку, сохраняло мрачный и немного вызывающий вид. Зеленые глаза таили глубину, которую я не смел измерить. За ними угадывалось нечто леденящее душу.

— Гость! — воскликнул я, смущенный тем, что не знал его имени.

Палатина улыбнулась и спросила у гиганта:

— Вы знакомы с Катаном?

— Конечно. Почему бы и нет? Он для меня такой же подопечный, как и ты.

— Кто вы? — спросила Равенна.

Ее голос утратил обычный начальственный тон. Наверное, ей было трудно сохранять свою надменность в присутствии этого мужчины.

— Катан называет меня Гостем. Палатина знает мое настоящее имя. Я могу сообщить вам его после того, как узнаю, кто вы.

Девушка нисколько не обиделась.

— Я Равенна Юлфада из Калатара.

— Магэсса Равенна?

— Вы меня знаете?

— Конечно, знаю. Ну а я… Вы слышали о Танаисе Летиене?

— Да, о нем упоминается в «Истории», — нахмурившись, ответила Равенна. — Он был генералом Этия.

— Я по-прежнему его генерал, — хотя Этий давным-давно обрел вечный покой.

— Но позвольте! «История» написана двести лет назад!

Я, как и Равенна, не поверил его словам. Он не мог быть Летиеном. В конце Великой войны Танаису исполнилось пятьдесят лет. Люди не живут по два с половиной века. Это просто невозможно.

— Время воздействует на каждого по-разному, — ответил Танаис.

— Он тот самый Летиен, — подтвердила Палатина. — Поверьте мне на слово.

Она повернулась к Танаису.

— Что вы здесь делаете?

— Я могу задать тебе тот же вопрос. Мне понадобились месяцы, чтобы выяснить, куда ты подевалась. Едва я собрался направиться сюда, как в Сильвернии начались идиотские чистки, с которыми мне пришлось разбираться.

— Как это «куда я подевалась»? Что вы имеете в виду?

— Ты ничего не помнишь?

Палатина печально покачала головой.

— У меня амнезия. Моим первым воспоминанием было утро, когда я проснулась в доме Гамилькара. В последнее время ко мне возвращаются проблески памяти, но я по-прежнему не знаю, верны ли они.

— А тебе известно, кто ты такая? — бесстрастным тоном спросил Танаис.

— Мне кажется, что я дочь президента Рейнхарда Кантени и принцессы Нептунии… Верно?

Я заметил тревогу на ее лице. В этот миг она походила на маленькую девочку.

— Да, ты права.

Палатина радостно завизжала, вспугнув птиц на ближайших деревьях. Я был счастлив за нее: она наконец-то нашла подтверждение своим воспоминаниям.

— А как насчет Катана? — спросила Палатина. — Он мой кузен? Я чувствую, что мы с ним связаны родственными узами.

Танаис перестал улыбаться и повернулся ко мне.

— Извини, Катан, но я не могу говорить на эту тему. Пока не могу.

Мне стало обидно до слез.

— Значит, вы снова уплывете на семь лет, так и не сказав, кто я такой? Мне уже двадцать. Я взрослый человек! Почему вы скрываете от меня правду о моих родителях?

— Если я расскажу тебе о них, вам троим придется покинуть Лепидор, — спокойно ответил Танаис. — И тогда у вас не останется никакого выбора. Ты отличаешься от Палатины тем, что она всегда знала о своем происхождении. Было бы бессмысленно утаивать от нее очевидные факты.

— Явсе равно доберусь до истины. У Палатины не так уж много кузенов.

— Не горячись, Катан. Ты ее кузен, это верно. Давай договоримся так: когда клан Лепидора будет в безопасности, я вернусь и расскажу обо всем, что знаю. Пока же ни слова на эту тему. Полчаса назад я приплыл сюда на манте Гамилькара. Завтра утром меня заберет каботажное судно. Мне просто хотелось посмотреть, как изменился ваш город.

Я ужасно расстроился, хотя и не так сильно, как если бы ожидал от Гостя решения всех моих проблем. Похоже, я мог оказаться Тар'конантуром — внуком императора. Но почему Танаис не хотел подтверждать мои догадки? Что он выигрывал от Такой таинственности? Ладно. Раз легендарный солдат не желал обсуждать эту тему, то я не собирался настаивать на своих аргументах. Мое уважение к нему было огромным — причем не только из-за его гигантских габаритов. Если Летиен действительно являлся тем, кем представлялся, то он прожил невероятную жизнь. Я мог узнать от него факты, о которых умолчал Кэросий.

По моим подсчетам, он должен был родиться двести пятьдесят лет назад в небольшой фетийской деревушке. Позже Танаис поступил в имперскую армию и дослужился до полководца. В самые мрачные дни Таонетарной войны он встал на сторону Этия Великого и ни разу не отступился от него — даже когда Фетия едва не оказалась завоеванной. В отличие от многих друзей и соратников он уцелел в той отчаянной битве, в которой погиб Этий. Летиен прошел через годы узурпации. Он был последним живым человеком из эры Великой войны. При мысли об этом мне стало жаль его. Если Танаис говорил нам правду, то он потерял всех своих близких и друзей. Он видел, как разрушалось то, во что верили его товарищи, не говоря уже о распаде Третьей империи с ее марионеточным правителем — ничтожным трусом, который сидел теперь на троне Этия.

Не желая упускать уникальную возможность, я расспрашивал Танаиса о Фетии и Этии, о его соратниках и моих далеких предках. Даже если Летиен не был тем легендарным героем, он знал об эре «Истории» больше, чем кто-либо другой. На исходе дня я поверил, что он действительно являлся тем самым Танаисом, как бы это странно ни звучало. Он жил рядом с людьми, описанными в книге Кэросия — общался с ними, пил вино и спорил на деньги. Летиен застал империю на пике славы — в то удивительное время, когда каждый мог выбирать себе собственного бога.

Услышав мой вопрос о нынешнем императоре, он нахмурился.

— Ты должен понять, что Тар'конантуры легко превращаются в плохих и хороших людей. Даже пара близнецов может оказаться зеркальной противоположностью друг друга. Оросий… — Он задумчиво посмотрел куда-то вдаль и тихо продолжил: — Оросий не имеет права на имя Тар'конантуров. Его отец отличался бесхребетной уступчивостью. Но сын превзошел отца во всех худших и отвратительных качествах. Он предатель и трус, забывший о своих обязанностях. Оросий превратился в чудовище. С каждым годом он становится все более опасным человеком, хотя мог бы стать великим правителем.

— Я никогда не слышала, чтобы его называли трусом, — заметила Равенна.

— Есть несколько видов трусости. Оросий решил, что он не связан теми правилами, которые оставили для нас наши предки. Он считает, что сан императора освобождает его от морали.

В голосе Танаиса зазвучали нотки презрения. Казалось, что он с трудом выносил само существование Оросия.

Гамилькар сдержал обещание и вернулся в Лепидор, привезя нам последние вести из Танета. К моменту его отплытия из Экватории ультиматум, посланный отцом, еще не дошел до лорда Форита. Однако Барка сообщил нам не менее интересные новости. Дом Кэнадрата объявил Фориту войну, обвинив его агентов в противоправных действиях. Кэнадрат был другом нашего покойного короля, и я вновь задумался о возможной причастности Форита к отправке наемных убийц.

Потягивая вино в одной из уютных гостиных, Гамилькар рассказывал отцу о переменах в хэйлеттитской империи. Он заметно помолодел с момента нашей первой встречи, хотя сохранил озабоченный вид. Дом Барки снова начал развиваться. После нескольких лет застоя его финансовое положение значительно улучшилось.

— Реглат Ишар объявил войну Кемарии. Он повел армию на это последнее независимое государство и за двадцать дней одержал победу. Ему потребовалось выиграть только одну решающую битву. Теперь к югу от Танета вся территория принадлежит хэйлеттитской империи. Однако наш Совет так ничего и не предпринял. Люди, подобные Фориту, скорее умрут, чем отдадут часть своих прибылей на укрепление оборонительных сооружений. Они ерены, что несколько миль открытой воды обеспечат Танету неуязвимость.

— А вы так не считаете? — спросила Равенна.

— Честно говоря, я скептик. Если Ишар возьмет Мэлит или Юкхаа, наши приграничные города, то хэйлеттиты получат доступ к гаваням. Многие из них не знают, как выглядит море, но я уверен, что они быстро научатся управлять парусами. В природе нет такого явления, как неприступный город.

— Сколько времени понадобится Ишару, чтобы напасть на Танет? — спросила Палатина.

— Год уйдет на взятие Мэлита и Юкхаа. Затем лет пять они будут готовиться к штурму Танета. Но удастся ли это Ишару… я не знаю. Насколько мне известно, он не имеет опыта морских боев.

— Хэйлеттиты могут нанять профессионалов, — сказала Палатина. — Так поступил Таонетар.

— Это не совсем правильное сравнение.

— Зато верное. Таонетарцы поначалу тоже не имели флота. Однако вспомни, как быстро они завоевали половину мира.

— Танетян может спасти только новый Священный Поход. Премьер Лечеззар планирует послать Ишара либо на Архипелаг для великой чистки в Калатаре и Фетии, либо против союза еретических кланов в Хуасе. Поход может начаться через пару лет, когда Премьер уже не сможет решать проблемы на Архипелаге и гасить недовольство в Хуасе. Тем не менее, если ситуация ухудшится…

— Лечеззар хочет позаимствовать Ишара у короля королей? — спросила Палатина. — Я еще не слышала об этом.

— Значит, Архипелаг ожидают новые беды, — констатировала Равенна. — От кого вы узнали об этом?

— От моего бывшего опекуна. Он живет в Священном городе. Недавно этот человек навестил меня в Танете. В свое время я учился в монастырской школе, поэтому он считает меня сторонником Лечеззара. Одним словом, он говорил со мной вполне откровенно.

— Ваш опекун из Сферы? — привстав с софы, спросила Равенна. — И вы посещали монастырскую школу?

— Это еще не означает, что мне нравится политика жрецов, — бесстрастно ответил Гамилькар. — Вы тоже жили в Техаме. Но разве вам по душе Таонетарная война?

Равенна печально опустилась на подушки.

— Можешь поделиться сведениями, которые он сообщил тебе? — спросила Палатина.

— Я не сплетник, и мне не хочется обманывать его доверие без всякой выгоды.

Гамилькар был танетянским торговцем. Я напомнил себе, что доверять ему не следовало. В этот миг зазвонил дворцовый колокол, и мы, прервав беседу, отправились на ужин.

Вечерний прием пищи проходил в большом зале. В честь Хэйликара, Танаиса и двух друзей из городского Совета отец велел принести из подвалов лучшее вино. Пир начался непринужденно и весело. Я несколько раз обращался с вопросами к Летиену, который сидел справа от меня, но он казался задумчивым и был крайности неразговорчив. Танаис все чаще и чаще посматривал на Элнибала.

Заметив признаки тревоги на лице Летиена, я попытался понять причину его беспокойства. Массивная фигура полководца закрывала от меня отца. Мне пришлось встать с кресла. В это время к столу подошел виночерпий. Граф всегда пил белое вино. Синее ему не нравилось, поэтому слуга наполнял его кубок из отдельного кувшина.

Я с ужасом разглядел серое лицо отца. Его руки дрожали. На губах пузырилась пена. Оттолкнув кресло в сторону, я метнулся к нему. В зале наступила зловещая тишина.

Ее прервал Атек.

— Мой лорд, что с вами? — спрбсил он отца. Элнибал покачнулся в кресле и повалился на пол.

— Яд! — проревел Танаис. — Его отравили! Зовите целителя! Я почувствовал, как мой живот сжался от панического ужаса.

— Закройте ворота дворца! — прокричала мать сквозь нараставший гомон голосов. — Охрану к каждому выходу. Живо!

Пока капитан дворцовой стражи повторял ее приказы, Танаис поднял отца на руки и вынес его из зала. Какое-то время мне казалось, что я вижу кошмарный сон. Я надеялся, что еще секунда, и мой сон закончится. Но, к сожалению, это была явь. Когда в зал вбежали пехотинцы, и началась суматоха, я молча последовал за гигантом в гостиную.