Нынешнее плачевное состояние российской экономики является результатом обусловленного либеральными догмами отказа от развития. Выход же из структурных кризисов обычно предполагает резкую смену политики и её носителей.

Плохому танцору мешает дорогая нефть

Российские либералы не устают радовать общественность феноменальными сеансами саморазоблачения.

Первый вице-премьер Игорь Шувалов не где-нибудь, а на Всемирном экономическом форуме публично заявил, что дорогая нефть мешает развитию инноваций в России, а "запрос на инновации" (в том числе, надо полагать, и у правительства Медведева) появится, когда она подешевеет.

По логике этой ключевой для всей социально-экономической политики фигуры, кристальную честность которой совсем недавно отстаивал на Валдайском клубе глава кремлёвской администрации Сергей Иванов, инновационное развитие должно бы наблюдаться в 90-е: тогда нефть стоила немного, и денег у государства не было совсем.

Вероятно, Шувалову и подобным ему господам неизвестно, что Россия захлебывалась тогда кровью, а отнюдь не инновациями.

Видимо, у них от 90-х остались совсем иные воспоминания.

Почти все страны - получатели нефтедолларов вкладывают их в технологический и социальный прогресс. Даже Иран, не удосужившийся построить собственные нефтеперерабатывающие заводы, запустил в космос спутник. Даже Венесуэла, превращённая либеральной пропагандой едва ли не в синоним неэффективности, кардинально улучшила систему образования, успешно борется с нищетой, ограничила преступность.

А российские либералы не устают мусолить тезис о пресловутом "нефтяном проклятии", все сетуют на богатство страны: именно оно-де не позволяет им обеспечить её развитие!

Ещё совсем недавно вполне очевидная даже для правительства Медведева мысль, что инновации требуют инвестиций, а без денег последние невозможны, вероятно, перестала посещать умы чиновников. Если верить их громким заявлениям, они жаждут падения цен на нефть и обнищания России, чтобы вновь, как в 90-е, начать завлекать иностранцев на любых условиях, продавая за копейки то, что стоит миллиарды, и называя это "прогрессом".

Сложно избавиться от ощущения, что подобные Шувалову выдающиеся личности перепутали правительство, в котором они работают, и в поте лица трудятся не на благо России, а преданно служат интересам какой-то иной страны.

Но сегодня их заявления не только доказывают их беспомощность и неадекватность, но и являются реальной основой государственной политики.

И эта политика приносит свои плоды.

Осенние заморозки российской экономики: "околоноля"

"Околоноля": именно так назывался роман, приписываемый досужей политологической молвой перу "серого кардинала" российской политики Владислава Суркова, покинувшего администрацию президента после событий на Болотной и вернувшегося во власть незадолго до событий в Бирюлево.

Именно этим элегантным термином характеризуется современное состояние отечественной экономики: заместитель министра экономического развития А.Н. Клепач, один из лучших макроэкономистов России, назвал темпы экономического роста в III квартале 2013 года "почти нулевыми".

Вместо ожидавшегося ускорения (в том числе из-за отсутствия прошлогодней засухи, которая вроде бы должна была обеспечить благоприятную базу для сравнения) увеличение ВВП сошло на нет, притом что в III квартале прошлого года оно всё ещё составляло 3,0%. Это подтвердил в своём выступлении и премьер Медведев.

Официальная поквартальная динамика пугает. Это картина монотонного, преодолевающего любые сезонные колебания, торможения российской экономики: если в четвёртом квартале 2011 года ВВП увеличился на 5,1%, то в первом квартале 2012 года - на 4,8%, во втором - на 4,3%, в третьем - на 3,0%, в четвёртом - на 2,1%, в первом квартале 2013 года - лишь на 1,6%, во втором - на 1,2% и, наконец, в третьем квартале вплотную приблизился к нулю.

Правда, представители правительства пытаются показать, что всё ещё пока не так плохо. В частности, верный помощник Гайдара, а в настоящее время министр экономического развития Улюкаев публично заявил, что экономический рост в январе-сентябре составил 1,5%.

Эта декларация совершенно загадочна, так как, хотя в силу неравнозначности кварталов средний рост за три квартала и не может быть равен средней арифметической квартальных показателей, он не может и слишком сильно отклоняться от неё. Средняя арифметическая темпов прироста ВВП в первых трёх кварталах 2013 года составляет 1%; соответственно, рост экономики в первые девять месяцев года должен отклоняться от этой величины незначительно. За счёт каких флуктуаций отклонение составляет полтора раза, а средний показатель трёх кварталов вплотную приближается к максимальному показателю, существенно опережая данные двух остальных кварталов, остаётся фирменным секретом Минэкономразвития.

Возможно, у кого-то сломался калькулятор; возможно, играет роль пресловутая "политическая необходимость".

В конце концов, не стоит забывать, что высокий на фоне последующих показатель первого квартала также был вызван, по элегантному объяснению Росстата, "статистическим расхождением": результаты применения двух базовых методов расчёта ВВП, которые должны совпадать, вдруг резко разошлись - и государство, разумеется, выбрало наиболее благоприятный для себя показатель. При этом внятных объяснений этого феномена так и не последовало.

Тем не менее, даже если принять на веру не квартальные данные Росстата, а заявление Улюкаева, и даже если в четвёртом квартале непонятным образом удастся "вытащить" рост на максимальный уровень года - 1,6%, годовой рост будет не только значительно меньше прошлогодних 3,4%, но и ниже официально прогнозируемых на этот год 1,8%.

Двукратное торможение экономического роста - это красноречивое свидетельство системного кризиса, в который тащат нас либеральные реформаторы. Цена их полного, как в 90-е годы, господства над экономикой и социальной сферой и, по сути дела, бесконтрольной реализации своих представлений о прекрасном - неизбежность не только хозяйственной, но и социально-политической катастрофы.

Картина весьма наглядно дополняется ухудшением других важнейших социально-экономических показателей. Так, прошлогодний инвестиционный рост (на 9,6% в январе-сентябре) сменился спадом на 1,4%. Промышленный рост прекратился, уменьшившись с прошлогодних 2,9% до символических 0,1%. Реальные доходы населения, за девять месяцев оставшись на вполне приемлемом уровне роста (3,6% по сравнению с 3,8% в аналогичном периоде прошлого года), в сентябре неожиданно провалились на 1,3%, хотя в прошлом году подскочили в этом месяце на 5,3%.

Внешний долг России вырос в III квартале 2013 года до новой рекордной величины - 719,6 млрд долларов. Принципиально новым явлением стало то, что более половины его прироста в 13,5 млрд долларов - 7,3 млрд - пришлось на новые государственные заимствования.

На столько же выросла внешняя задолженность нефинансового сектора перед владельцами кредитуемых предприятий (зарубежные кредиты помогают защищать собственность в условиях силового рэкета, так как при захвате предприятия без проведения его через процедуру банкротства его обязательства по внешним займам сохраняются), на 3,9 млрд выросло его обычное кредитование и лишь на 1 млрд долларов увеличился внешний долг банковской системы.

Прочая задолженность нефинансового сектора, внешний долг Банка России и некоторые другие виды внешней задолженности сократились.

Замедление нарастания внешнего долга выгодно России, так как его уровень уже в начале года превысил критический для коррумпированных, монополизированных и дурно управляемых экономик, вроде отечественной, порог в 30% ВВП. В то же время это весьма неприятный сигнал, свидетельствующий об ухудшении как репутации России, так и ситуации в глобальной экономике. Практическое прекращение наращивания внешних займов банковской системой России свидетельствует или о нехватке в мире свободных капиталов, или об отсутствии в нашей стране достойных объектов их приложения, а скорее всего - и о том, и о другом вместе.

Платёжный баланс России также продолжает ухудшаться, отражая процесс разрушения экономики под чудовищным, непереносимым для неё давлением коррупции, тотального произвола монополий и феерической, почти повсеместной в органах государственного управления некомпетентности.

С 25,0 млрд долларов в I квартале 2013 года положительное сальдо текущих операций платёжного баланса упало до 3,4 млрд во II квартале и, наконец, до 1,1 млрд долларов в III квартале. Отставание от уровня аналогичного периода прошлого года (в III квартале 2012 года было 5,8 млрд) превысило, таким образом, 5,5 раза. Существенно, что сокращение вызвано не падением сальдо внешней торговли товарами, которое, напротив, выросло в III квартале с прошлогодних 38,5 до нынешних 42,8 млрд долларов, но ухудшением баланса услуг и баланса инвестиционных доходов.

В силу того, что в IV квартале положительное сальдо текущих операций платёжного баланса, как правило, увеличивается по сравнению с предшествующими кварталами, опасаться возникновения отрицательного сальдо в этом году не стоит. Однако уже в 2014 году хотя бы одно квартальное сальдо текущих операций точно будет отрицательным, а годовое положительное сальдо может оказаться совершенно незначительным. Таким образом, наша страна вновь, как в конце 80-х и как перед дефолтом 1998года, от зарабатывания денег переходит к их проеданию.

На этом фоне отток частного капитала из России ускорился в III квартале более чем в 1,6 раза, увеличившись, по официальным данным Банка России, с 7,9 до 12,9 млрд долларов.

Ускорение оттока капитала производит особенно сильное впечатление в условиях падения положительного сальдо текущих операций платёжного баланса. Получается, что страна зарабатывает всё меньше денег и при этом теряет всё больше капиталов.

Существенно, что благодаря ускорению бегства капитала во II и особенно в III квартале 2013 года его замедление, наметившееся было в I квартале, оказалось полностью компенсированным: если в январе-сентябре 2012 года отток составил 46,4 млрд долларов, то за аналогичный период нынешнего года - уже 48,1 млрд.

О масштабах ухудшения общеэкономической ситуации свидетельствует и то, что величина собранного налога на прибыль в 2013 году по отношению к ВВП не просто снизилась - она снизилась ниже уровня кризисного 2009 года!

После роста в июле и августе в сентябре вновь уменьшились перевозки продукции чёрной металлургии по железным дорогам. Между тем динамика таких перевозок представляется лучшим на сегодняшний день опережающим индикатором развития всей нашей экономики. Сокращение же грузооборота железнодорожного транспорта в целом составило за январь-сентябрь 2,6% по сравнению с увеличением на 5,4% в аналогичном периоде прошлого года.

Вместе с тем ситуация далеко не однозначна. Вопреки ряду официальных заявлений, на фоне неуклонно нарастающего ухудшения ситуации в экономике и в социальной сфере федеральный бюджет чувствует себя прекрасно и продолжает наращивать неиспользуемые остатки средств на своих счетах: только за первые девять месяцев 2013 года они выросли на 1,6 трлн рублей - до 7,6 трлн.

Из них 5,6 трлн рублей находится в Резервном фонде и Фонде национального благосостояния (670 млрд рублей которого лежит на депозитах в государственных банках, а остальное выведено из страны), а из остальных 2,0 трлн рублей лежит на банковских депозитах не менее 700 млрд. Таким образом, "свободный резерв" средств федерального бюджета, насколько можно судить по официальным заявлениям и отчётам, составляет не менее 1,3 трлн рублей.

При этом федеральный бюджет продолжает интенсивно занимать деньги, разумеется, под более высокие проценты, чем те, которые он получает за их размещение. Только в сентябре внешние займы составили 225 млрд рублей; всего же за девять месяцев внешние займы составили более 527 млрд рублей, а внутренние - более 227 млрд рублей.

Несмотря на истошные вопли официальных лиц о нехватке средств, федеральный бюджет уверенно профицитен, причём профицит достиг 1,2% ВВП, и правительство весьма оптимистично смотрит на его перспективы. Если в бюджет этого года был заложен мизерный на фоне развитых стран дефицит 0,8% ВВП, то в проекте бюджета-2014 он снижен до 0,5% ВВП.

Тем не менее стремительное и длительное торможение экономики и реальная угроза срыва в пике налицо.

В чём причина этой экономической проблемы, которая на глазах становится социальной и вот-вот станет политической?

ВТО: "ловушка для дурака"?

Термин из искрометной комедии с Пьером Ришаром "Высокий блондин в чёрном ботинке", насколько можно судить, подходит к присоединению России к ВТО как нельзя лучше.

Процесс присоединения к ВТО только в активной фазе продолжался 12 лет, практически все время правления Путина, - с 2000 года. И все эти годы реформаторы ухлопали на интенсивную и дорогостоящую, но совершенно бессодержательную рекламу: не то что о модернизации национальной экономики (например, по китайскому образцу), но даже о простом оповещении бизнеса об условиях его будущего функционирования не было и речи.

О подготовке необходимого количества юристов и маркетологов должного уровня (без чего даже самая эффективная работа в рамках ВТО является исключительно рискованным занятием) также не шла речь. Нельзя исключить, что занимавшиеся переговорами либеральные реформаторы создавали таким образом искусственный монополизм соответствующих коммерческих консалтинговых структур, связанных лично с ними.

Присоединение к ВТО носило, насколько можно понять, характер подлога, так как за время, выделенное депутатам для изучения его документов, справиться с этой задачей было физиологически невозможно. Таким образом, оно, по всей видимости, было преступным как по своей сути, так и по методам осуществления.

Но главным, безусловно, является заведомо кабальный характер этого присоединения.

Недаром президент Путин, говоря в сентябре 2013 года на заседании Валдайского клуба о последствиях присоединения к ВТО, не обмолвился ни об одном позитивном моменте: похоже, их попросту не оказалось.

Достаточно вспомнить, что рентабельность наиболее современных по своему технологическому обеспечению свинокомплексов России рухнула из-за этого присоединения почти втрое - с 29% до 10%, а личные подсобные хозяйства населения стали убыточными, сделав депрессивными ряд до этого благополучных районов. Схожие результаты наблюдаются в машиностроении, в лёгкой и пищевой промышленности и во многих других отраслях.

Однако нельзя забывать, что преступное присоединение к ВТО на заведомо кабальных условиях играет в нашей стране в настоящее время ту же роль, что и дешевизна нефти в 1998 году: при безусловной значимости этого фактора он всего лишь приблизил негативный перелом экономических тенденций, но никак не стал его главной причиной.

Если бы в августе 1998 года нефть стоила не 10, а 100 долларов за баррель, при динамике тогдашнего воровства дефолт был неизбежен - просто он произошёл бы на несколько лет позже.

Точно так же и в 2013 году: не вступи наша страна в ВТО, торможение экономического роста было бы менее наглядным, менее пугающим - но неизбежным.

Отказ от развития - квинтэссенция либеральной политики

Присоединение к ВТО представляется сегодня не злонамеренной диверсией, но закономерным результатом, органичным проявлением характера современной российской государственности. Лоббизм импортёров и глобального бизнеса, пусть даже и помноженный на жажду либеральных реформаторов подтвердить свою лояльность Западу и достичь хоть какого-то некатастрофического результата, просто не мог перевесить заинтересованность государства в развитии страны - если бы таковая, конечно, существовала.

Вся проблема в том, что современное Российское государство преследует, похоже, совершенно иные цели.

Маниакальное аккумулирование денег налогоплательщиков за рубежом является едва ли не главным приоритетом реально осуществляемой, а не торжественно провозглашаемой с высоких трибун бюджетной политики. И это в стране, где дети умирают с официальным диагнозом "нехватка бюджетных средств", 13,8% населения имеет доходы ниже прожиточного минимума (то есть совершенно официально медленно погибает от голода и холода). А государство при помощи головоломных и дискредитирующих его манипуляций с пенсионной системой экономит на пенсионерах 244 млрд рублей.

При этом даже истерические защитники подобной политики, осуществляемой государством вот уже более 10 лет, прекрасно понимают, что единственный способ по-настоящему защититься от грозящего нам "чёрного дня" заключается в комплексной модернизации страны, начиная с инфраструктуры. Без приложения всех усилий в этом направлении любые резервы являются не более чем аналогом стариковских "гробовых".

Доходит до того, что уже даже такой либеральный фундаменталист, как министр экономического развития Улюкаев, не выдерживает и вопреки всем либеральным догмам говорит о необходимости направления части государственных резервов на развитие, но пока это не более чем сотрясение воздуха.

Не только преходящему и не вызывающему ничего, кроме гадливости, "правительству Медведева" развитие страны категорически не интересно. Похоже, оно не интересно всему Российскому государству: его политика объективно блокирует всякую возможность поступательного движения.

Почему нельзя развиваться - отговорочки в строю

Правящая бюрократия не тратит накопленные Россией средства на нужды развития страны, прежде всего, из-за собственной лени. В самом деле: зачем что-то делать, как-то напрягаться людям, у которых и так всё хорошо? Жизнь удалась - и какое им дело до "этой" страны, которой они, правда, старательно поют предписанные официальным патриотическим этикетом здравицы?

Если вглядеться пристально в эпоху, называемую политкорректным псевдонимом "эпоха российских реформ" (на самом деле четверть века предательства национальных интересов), окажется, что за это время много раз менялось всё - лозунги, провозглашаемая идеология, осуществляемая политика, лидеры и даже состав исполнителей политики. Неизменно монотонным оставался лишь один процесс - процесс освобождения, эмансипации правящей бюрократии от какой бы то ни было ответственности перед кем бы то ни было.

Вероятно, это и является административно-политическим смыслом реформ - и тогда потакание бюрократией своей лени вполне обоснованно: не для того они боролись, чтобы кто-то мог заставить их хоть что-то сделать.

Вторая причина безделья называется вполне откровенно: "разворуют" - тысячью голосов с непередаваемым самодовольством произносит правящая тусовка. И эти искренние и честные голоса сливаются в одно самоочевидное: "разворуем", чему нельзя не верить, глядя в честные глаза "голубых воришек". Но воровство излечимо, что бы ни писал Карамзин два века назад. Как воспаление - антибиотиками, оно гасится политической волей. Все страны мира - и наша тоже, - когда возникало желание, решали эту проблему. А люди, которые не могут не воровать, действительно должны сидеть, но вот только далеко не в правительстве.

К сожалению, наше государство пока ещё и близко не подошло к этой фазе: коррупция производит впечатление основы государственного строя и уж точно - основы благосостояния правящего класса. И блокирование развития вызвано тем, что в случае провозглашения его реальным приоритетом финансовые потоки изменят свои русла и их "распилом" начнут заниматься иные люди, оставив без дела и дохода наиболее влиятельную сегодня часть правящей бюрократии.

Которая, разумеется, сама себя наказывать не хочет.

Третья официально называемая причина отказа государства от развития - параноидальная боязнь инфляции. И не важно, что инфляция вызвана не избытком у россиян денег, а произволом монополий, на который бюджетные траты не влияют. Важно, что борьба с инфляцией ужесточением финансовой политики, не имеющей в наших условиях к этой инфляции никакого отношения, в отличие от развития страны - привычное для правящей тусовки дело. Им с наслаждением занимались все 90-е годы, довели страну до дефолта и теперь снова варят это варево по тем же проверенным рецептам.

Важной причиной нежелания либералов исполнять обязанности государства перед обществом являются их идеологические догмы, по которым любое вмешательство государства в экономику, не направленное на раскрепощение бизнеса (а на самом деле - спекуляций под его видом), является абсолютным злом. Понятно, что организатором масштабного развития может быть лишь государство, но даже малейшее поползновение в эту сторону немедленно блокируется гильотиной "презумпции избыточности государственного вмешательства", провозглашённой нынешним первым вице-премьером правительства Медведева Шуваловым ещё десятилетие назад.

Эта идеология сформировалась отнюдь не случайно. Ведь современный либерализм прямо и откровенно обслуживает интересы глобального бизнеса, а ему совершенно не нужны конкуренты, которые могут возникнуть в странах, подобных России, в случае их модернизации и начала комплексного самостоятельного развития в своих собственных целях.

Более того: глобальному бизнесу нужны деньги для подпитки финансовых систем развитых стран. Средства, украденные национальными коррупционерами, обычно выводятся за границу и поддерживают эти системы - точно так же, как средства, выводимые российским государством в виде Резервного фонда и Фонда национального благосостояния. А вот деньги, направляемые на развитие страны - социальное или экономическое, остаются в её собственном обороте и финансовые системы развитых стран не поддерживают. Поэтому направление денег, зарабатываемых тем или иным народом, на его собственное развитие с точки зрения глобального бизнеса является вопиющей бесхозяйственностью, а то и прямым саботажем.

Понятно, что передовой отряд этого бизнеса в лице российских либералов не может позволить, чтобы на его реноме легла даже тень подобных подозрений.

Наконец, важной причиной того, что правящая тусовка отказалась от планов развития России, является административный фактор. Пока государство по инерции будет продолжать считать своей основной задачей сокращение бюджетных расходов, главным ведомством будет непосредственно занимающийся этим благим делом Минфин, ставший, по сути дела, вторым правительством (и ничуть не менее влиятельным, чем первое).

Если же государство озаботится развитием страны и приступит к реализации этого плана, главным ведомством станет Минэкономразвития, Минрегион, Минпром, Минсельхоз или Минкультуры. Тут важно то, что этим ведомством уже точно не будет Минфин, которому придётся занять место соответственно должности - финансового директора государства.

Понятно, что самая влиятельная административная структура страны не может допустить подобной сдачи позиций и, как показывает практика, не допускает.

Изложенное означает, что либеральный клан в его нынешнем составе не способен обеспечивать развитие страны и в принципе не совместим даже с попыткой решения этой задачи.

Что ж, выход из структурных кризисов происходит, как правило, за счёт резкой смены политики вместе с её носителями. Как выразился в своё время генерал Александр Лебедь: "Это коней на переправе не меняют, а ослов можно и нужно!"

В 20-е годы прошлого века пунктуальное следование либеральным экономическим догмам довело мир до Великой депрессии; нынешний глобальный экономический кризис также во многом вызван последовательным и повсеместным проведением либеральной экономической политики, наиболее концентрированно выраженной в пресловутом Вашингтонском консенсусе. Квинтэссенция современного либерализма в экономике заключается в том, что то или иное государство обязывают служить нуждам не своих народов, а глобальных рынков (точнее, монополизирующих их глобальных корпораций).

Естественно, что попытки вырваться из тисков кризиса напрямую связаны с отказом от фундаментальных либеральных догм. Сегодня на глобальном уровне всерьёз обсуждается ещё недавно немыслимое: необходимость налогообложения спекулятивных капиталов, ограничения корпоративных вознаграждений, налогов на сверхпотребление, качественного усиления государственного регулирования. Еврокомиссия призвала ввести налог на финансовые транзакции, который должен принести более 50 млрд евро в год. И уже не только Джозеф Стиглиц, но и ещё недавно ультралиберальный Джеффри Сакс в книге "Цена цивилизации" прямо пишет: "В течение 30 лет США шли в неверном направлении, сокращая роль правительства в отечественной экономике". Он возмущается политикой "угождения богатым" и ставит в пример страны Скандинавии с их высокими налогами, социальной справедливостью и экологической устойчивостью.

Отказ от либерализма не ограничивается лишь экономической сферой. В политике мы наблюдаем кризис традиционной демократии - от Патриотического акта и создания Департамента безопасности в США до использования прав человека, с одной стороны, как предлога для разрушения целых социумов, а с другой - как инструмента защиты террористов и этнической оргпреступности от Израиля до России.

Общая тенденция ухода от либерализма в полной мере отражается и на России: новая волна приватизации откладывается, государственные корпорации цветут пышным цветом, представители правящей партии всё чаще признают 90-е временем национального предательства, а невозможность развития без массированных прямых государственных инвестиций даже не обсуждается.

Исчерпание либерализма

Помимо перечисленных выше, есть ещё одна фундаментальная причина последовательного и принципиального отказа от развития во всех его проявлениях, ставшего сутью социально-экономической политики последних 13 лет. Дело в том, что российское государство в его нынешнем виде складывалось на руинах Советского Союза (с июня 1990 по декабрь 1993 года), насколько можно понять, прежде всего, как инструмент разграбления того, что было погребено под этими руинами. Если эта гипотеза верна, то склонность к развитию страны для нынешней бюрократии является ничуть не менее противоестественной, чем для уличного грабителя - склонность к помощи его жертвам.

Между тем, каким бы великим ни было советское наследство, оно заканчивается: это видно и по износу систем жизнеобеспечения, и по утрате культуры (чтобы не сказать - одичанию) широких масс, и, наконец, по угрожающему ухудшению показателей социально-экономического развития, несмотря на по-прежнему запредельно дорогую нефть.

Новые поколения "эффективных менеджеров", приступая к исполнению своих обязанностей на разного рода сладких должностных местах (и при этом облизываясь в предвкушении), всё чаще вынуждены с глубокой обидой и недоумением произносить бессмертное: "Все уже украдено до нас!"

Коррупция и монополизм на глазах ломают хребет общественной модели, основанной на лжи и грабеже: паразит не переживает хозяина.

Разрушение воровской модели, просуществовавшей так долго из-за колоссальности советского наследия и терпения русского народа, за которое поднимал бокал ещё Сталин, приведёт либо к краху и исчезновению самой русской цивилизации, либо к коренному оздоровлению нашей государственности.

Результат неизвестен.

Но вот контуры требуемого от нас историей курса - в отличие от очертаний предстоящего нам исторического катаклизма - к настоящему времени, насколько можно судить, уже проступили и видны вполне отчётливо.

Формула возрождения России

Главная задача - комплексная модернизация инфраструктуры.

Ведь в нашей стране даже на федеральных трассах во многих районах возникает порой ощущение, что война ещё не закончилась, а даже в центре корчащейся в пароксизмах "деловой активности", задыхающейся от понтов и денег Москвы зияют пустыми окнами брошенные руины некогда прекрасных зданий.

Современные технологии на автомобильных дорогах и иных видах транспорта, а главное - в жилищно-коммунальном хозяйстве и в энергетике, - создадут в прямом смысле слова новую Россию. Программа модернизации инфраструктуры вызовет подлинный деловой бум, который просто в силу колоссальных объёмов работ превратит нашу страну в самое привлекательное для ведения бизнеса место мира.

Принципиально важно, что модернизация большинства видов даже современной инфраструктуры (кроме, разве что, мобильной связи и интернета) по определению непосильна для частного бизнеса, ибо приносит непосредственный эффект не отдельно взятой осуществляющей её компании, а всему пользующемуся этой инфраструктурой обществу в целом. И это надёжно защищает государство от грозящей ему при реализации любых программ развития недобросовестной конкуренции с бизнесом.

Однако практика показала, что для модернизации инфраструктуры надо приложить специальные усилия для обеспечения "целевого использования выделенных средств", - иначе они будут украдены и пойдут на модернизацию Швейцарии, Майами, Лондона, Австрии, Италии и других любимых "ворами и жуликами" мест. До сих пор сомневающимся в этом стоит изучить уже весьма значительные объёмы информации по итогам реализации "имиджевых" строек.

Цель ограничения коррупции - устранить ситуацию, при которой даже стратегические решения государства принимаются порой из коррупционных побуждений. Это, собственно, принципиально отличает нас от цивилизованной части человечества. Для решения этой задачи, прежде всего, следует установить (по примеру Италии), что взяткодатель в случае сотрудничества со следствием гарантированно освобождается от ответственности. Это возлагает всю ответственность на организатора коррупционной системы, которым обычно является чиновник, и лишает жертв коррупции стимулов к его защите.

Действующий сейчас в России принцип "деятельного раскаяния" недостаточен, так как не носит автоматического характера, зависит от произвольного решения суда и следователя, а также, как правило, лишь снижает наказание сотрудничающему со следствием, не освобождая его от него полностью. В результате этот принцип, как правило, оказывается недостаточным для разрыва круговой поруки между участниками коррупционных взаимодействий.

Вторая необходимая антикоррупционная мера - введение (по примеру США) полной конфискации даже добросовестно приобретённых активов семей членов организованной преступности (включая коррупционеров, так как взятка в органах власти, как правило, невозможна без организации преступного сообщества), не сотрудничающих со следствием. Разумеется, семьи лишают не всего: им оставляют достаточно для скромной жизни, но не более.

В результате организованная преступность лишается своей экономической базы, так как никакого "общака" не хватит на всех.

Эти два механизма запускают механизм самоочищения даже самых разложившихся структур, включая судебные, и действуют, как показывает практика, даже в условиях поддерживающего коррупцию политического давления.

Разумно дополнить описанные выше меры ещё одной, вспомогательной, которая качественно повысит их эффективность, - введением электронной системы принятия решений, уже реализованной в ряде международных и даже российских компаний. Резко ускоряя принятие стандартных решений, формализуя и также ускоряя урегулирование споров, электронная система принятия решений сокращает возможности коррупции уже просто в силу качественного, кардинального роста эффективности работы государственного управления.

Однако наиболее важным её свойством является возможность осуществления невидимого контроля действий любого чиновника. Сейчас пожар в архиве является часто прямым следствием проведения серьёзной проверки; в рамках электронной системы принятия решений все действия прозрачны для внешнего наблюдателя, обладающего соответствующим доступом. И если тот или иной чиновник совершает действия, не основанные на имеющейся у него информации, он автоматически попадает под подозрение и, что особенно важно, хорошо знает это.

Но для проведения успешной комплексной модернизации инфраструктуры недостаточно ограничить коррупцию. Ведь деньги могут быть не только украдены при помощи разного рода схем и подлогов, но и банально уйти в рост цен, как это было с пресловутым "доступным жильём", которым до сих пор, судя по его заявлениям, искренне гордится премьер Медведев.

А для этого надо кардинально ограничить произвол монополий.

Сделать это до ограничения коррупции не представляется возможным, так как часть монопольного завышения цен вызвана не обычной алчностью, но необходимостью аккумулирования денег на взятки. Однако ограничение коррупции, лишая произвол монополистов политического обеспечения, позволяет существенно ограничить и его.

Для этого достаточно предоставить антимонопольной службе право обеспечения полной прозрачности финансово-экономической деятельности любых компаний, подозреваемых в злоупотреблении монопольным положением. При этом антимонопольная служба будет обязана сохранять коммерческую тайну добросовестных структур, но секретов от неё быть не должно.

Кроме того, разумно, воспользовавшись немецким опытом, предоставить антимонопольной службе право при резком колебании цен сначала возвращать их на прежний уровень (с возложением на продавца обязанности поддерживать товарный ассортимент), а уже потом расследовать обоснованность её изменения. Это важно потому, что расследование может тянуться достаточно долго, вплоть до нескольких лет, в течение которых злоупотребление монопольным положением может нанести экономике ущерб, который не смогут нивелировать даже самые суровые штрафы.

Вместе с тем произвол монополий проявляется не только в ценовых манипуляциях, но и, значительно чаще, в прямом блокировании доступа на рынок. Поэтому отдельной задачей ограничения произвола монополий является обеспечение российским производителям свободного доступа на рынки, особенно крупных и средних городов. Поскольку блокирование этого доступа в целом ряде случаев осуществляется организованной преступностью - в первую очередь этнической, при необходимости для слома её сопротивления придётся использовать силовые структуры, включая внутренние войска.

Учитывая вполне очевидные масштабы злоупотреблений в естественных монополиях (включая коммунальное хозяйство и городской транспорт), следует целесообразно совместить тщательное расследование их деятельности с замораживанием на три года тарифов на их продукцию и услуги. Насколько можно судить, тщательный анализ их издержек за счёт сокращения воровства, применения передовых технологий и повышения качества в управлении позволит по итогам первого же года снизить тарифы на услуги ЖКХ не менее чем на 20%, а тарифы на электроэнергию и цену на газ на внутреннем рынке - на 10%.

Вместе с тем следует понимать, что замораживание тарифов без повышения внутренней эффективности естественных монополий и при сохранении сегодняшней мотивации не только не сократит масштабов нерационального использования средств, но и не остановит увеличения этих масштабов. Это приведёт к сокращению необходимых расходов по развитию естественных монополий, к ухудшению их состояния и в перспективе - к разрушению.

Среди естественных монополий особой спецификой отличаются коммунальные: их раздробленность крайне затрудняет анализ их деятельности и контроль, в то время как на местном уровне они в силу своей социальной значимости обладают, как правило, большим административным весом, чем местные власти, которые, по сути дела, являются их заложниками. Будучи бессильны сколько-нибудь заметно ограничить их произвол, местные власти нередко вступают в коррупционный сговор с коммунальщиками.

Выходом из ситуации представляется подъём потенциального конфликта на федеральный уровень при помощи введения субсидирования бюджетом всех расходов на коммунальные нужды, превышающих 10% доходов семьи. При нехватке средств в местном бюджете недостающую сумму должен компенсировать региональный бюджет, при нехватке денег и в нём - федеральный. Это превратит в объективного противника естественных коммунальных монополий уже не бессильное население, находящееся всецело в их власти, а Минфин России, обладающий исключительным административным и политическим влиянием.

Таким образом, ограничение коррупции и произвола монополий позволят обеспечить относительно рациональное использование средств и в итоге модернизировать инфраструктуру России.

Однако модернизация даст кумулятивный эффект лишь в том случае, если будет сопровождаться развитием максимума обеспечивающих её производств. Кроме того, она должна создавать рабочие места не только на непосредственно модернизируемых объектах (где общее число рабочих мест, скорее всего, будет сокращаться просто в силу повышения эффективности технологий), но и на производствах, создаваемых для обеспечения модернизации, то есть в ходе реиндустриализации.

Без создания новых рабочих мест в стране позитивный эффект модернизации инфраструктуры будет ограничен, выделенные на неё средства достанутся иностранным конкурентам России, и воссозданной инфраструктурой будут пользоваться преимущественно они, выкачивая из России материальные и финансовые ресурсы. В результате российское общество получит лишь незначительную часть эффекта от модернизации, которая усилит её конкурентов (нечто похожее произошло при развитии инфраструктуры новых членов Евросоюза), ухудшит его конкурентные позиции и приведёт в итоге к экономическим проблемам и социально-политической напряженности.

Между тем понятно, что продолжение либеральной стратегии превращения России в проходной двор и всемерного раскрытия экономики для импорта товаров и рабочей силы (после 2008 года Россия стала единственным членом "Большой двадцатки", не усилившим протекционистскую защиту своей экономики) уничтожает нашу экономику и без всякой модернизации.

Поэтому, чтобы направленные на её проведение средства создали рабочие места в нашей стране и обогатили наших предпринимателей, а не их иностранных конкурентов, надо обеспечить разумный протекционизм - хотя бы на уровне Евросоюза.

Следует сознавать, что слабость рыночных стимулов делает протекционизм сам по себе необходимой, но отнюдь не достаточной компонентой развития: в нашей стране он должен дополняться принуждением предприятий к технологическому прогрессу - сначала цивилизованными (при помощи введения новых стандартов), а в случае злостного непонимания и административными методами.

Для увеличения числа занятых в экономике, а главное, для обеспечения технологической безопасности (её требованием является наличие собственного производства всех потребляемых страной товаров, производимых в мире менее чем тремя полностью независимыми друг от друга производителями) может возникнуть задача создания новых предприятий. Разумеется, в первую очередь предложения должны делаться государством частному бизнесу. Однако в случае его нежелания заниматься решением соответствующих проблем государство не должно стесняться необходимости создания государственных предприятий (в случае их нестратегического характера - с их последующей прибыльной приватизацией).

Весьма существенным условием проведения модернизации является осуществление её преимущественно трудом граждан России. "Трудолюбивые бывшие соотечественники", несмотря на всю заинтересованность в них коррупционных кланов и преступных группировок, в принципе, не могут быть инструментом модернизации. С одной стороны, в силу своего образования (а часто и простого незнания русского языка) они в массе своей не способны соблюдать сложные технологии, с другой - дешевизна рабского труда полностью лишает смысла применение даже самой примитивной техники.

Вовлечение же в модернизацию граждан России требует для них гарантий не только экономического выражения права на жизнь (прожиточного минимума), которое якобы гарантирует нам Конституция, но и доступных для всех качественных систем здравоохранения и образования: без этого человеческий капитал попросту не воспроизводится.

Принципиально важным представляется то, что слово "доступный" в стране, в которой 80% населения, по данным "Левада-Центра", до сих пор не может из текущих доходов свободно покупать товары длительного пользования, - означает "бесплатный".

Все перечисленные задачи сложны, но вполне реализуемы - если только захотеть.

В конце концов, либералы правы, когда говорят, что государство, за что бы оно ни взялось, всё делает из рук вон плохо. Они лишь тактично умалчивают о другой стороне медали: всё, за что государство берется всерьёз, оно в конечном итоге делает, а необходимую для общества работу, которую то не может сделать само (а именно для неё и существует государство), лучше сделать даже очень плохо, чем не сделать вовсе.

Описанное выше и есть формула возрождения России, и применить её можно в любой момент, стоит только государству захотеть перейти от разрушения страны к её созиданию.

Для этого государство надо "всего лишь" оздоровить.

Лучше, конечно, совершить этот переход заранее, не дожидаясь срыва в кризис и новое смутное время: тогда этот траверс будет мирным. Но не стоит забывать, что лучшее - смертельный и по большому счёту единственный враг хорошего.

Мирное изживание либеральной чумы возможно

Российский кризис развивается в рамках глобального и будет не только качественно, но и, скорее всего, внезапно усугублён им. Вполне возможно, именно качественное изменение глобальной конъюнктуры разрушит хрупкую внутреннюю стабильность России и тем самым даст старт её кардинальным преобразованиям.

Вместе с тем, несмотря на все пороки нашего современного общества, возможности его оздоровления представляются весьма существенными - причём как по внешним, так и по внутренним причинам.

Усугубление глобального кризиса вынудит его ключевых участников погрузиться преимущественно в собственные проблемы. Их острота и болезненность, равно как и страх развитых обществ перед непривычной для них неопределенностью будущего, предоставит российскому обществу уникальные степени свободы, которых просто никогда не существовало на нашей памяти.

Принципиально важно, что при этом в отличие от положения Советского Союза даже на закате существования, когда наша страна уже не представляла для Запада непосредственной опасности, в настоящее время никто в мире по-настоящему не заинтересован в распаде нашей страны.

Советский Союз во многом в силу исторической инерции до самого своего конца осознавался Западом в качестве его главного врага, в результате чего против него велась непримиримая и последовательная война на уничтожение. Современная же Россия, пусть и в качестве колонии (если более изящно - "сырьевого придатка"), является частью современного Запада, который вполне отчётливо сознает, что распад России будет означать переход огромных территорий Сибири и Дальнего Востока под контроль Китая, что приведёт к совершенно неприемлемому для всех развитых стран усилению последнего.

Уничтожение нашей цивилизации контрпродуктивно для Запада. Разрушение России дестабилизирует западную систему, которая и так испытывает серьёзные проблемы в условиях нарастающего хаоса.

Не менее важным представляется разделение глобального бизнеса под влиянием кризиса. Часть его, сознавая неизбежность распада единого глобального рынка на макрорегионы, готовится к работе в новой реальности, планируя стать незаменимыми в качестве организаторов хозяйственных и политических взаимодействий между этими макрорегионами. Но чтобы они не могли договориться друг с другом непосредственно, их должно быть больше - и одним из них призвана стать Россия, если, конечно, она сможет сформировать вокруг себя достойный макрорегион.

И попытки Путина углубить интеграцию и создать сначала Таможенный, а потом и Евразийский союз, и категорическое неприятие этого либеральными кругами Запада, и отчаянное сопротивление этому российского либерального клана являются отражениями этой стратегической возможности в разнообразных политических зеркалах.

Описанная позиция принципиально противоречит традиционному либеральному стремлению к полному подчинению России интересам глобального бизнеса и потому оспаривается частью глобального сообщества. Она и есть тот якорь, который прочно будет держать наш корабль на поверхности в самой жестокой буре.

Если, конечно, будет кому цепляться за этот якорь[?] Хотя по сравнению с советскими временами изменилось и самоощущение нашего общества. В конце 80-х - начале 90-х, когда разрушение Советского Союза, по сути, уже шло полным ходом, основная часть советского общества даже теоретически не могла представить себе распад своей страны. Более того: значительная его часть не могла представить себе этот распад даже через годы, после того как он фактически произошёл.

В настоящее время Россия, хотя бы формально, сохраняет своё территориальное единство (за исключением, да и то лишь, возможно, части Северного Кавказа), однако уже много лет буквально национальным психозом нашего народа является возможность территориального распада.

"Кто предупреждён - тот вооружён": осознаваемая угроза слабее уже только потому, что она воспринимается как реальная, которой должно противодействовать.

Весьма существенно и то, что современное российское общество, несмотря на остроту политических заявлений, отнюдь не раздираемо внутренним конфликтом. Оно, несмотря на все усилия господствующей клептократии, не разделено на две сопоставимые и при этом непримиримо противостоящие друг другу части, как это было (демократы и сторонники власти). В нашей стране уже достаточно давно образовался синтез социальных, патриотических и демократических ценностей, объединяющих подавляющую часть общества. Как только власть окончательно лишится возможности выполнять по отношению к этому большинству свои минимальные функции, вынуждающие его терпеть её, российское общество вынужденно испытает порыв к историческому творчеству и сожрёт правящую тусовку, утратившую в его глазах право на существование, - в полном соответствии с историческими нормами своего поведения.

Однако внутренняя ценностная однородность, изо всех сил затушёвываемая правящей бюрократией, пока успешно действующей по принципу "разделяй и властвуй", обеспечит довольно высокую устойчивость России даже в условиях новой смуты.

Активно действующей частью общества станут нынешние третий-четвёртый уровни государственного и корпоративного управления, обладающие значительными управленческими навыками и собственными финансовыми, человеческими, а часто уже и политическими ресурсами. Они не успели награбить состояний, позволяющих им попытаться уйти на пенсию в фешенебельные страны, и относительно молоды для того, чтобы по своему настроению быть в состоянии отправиться на покой. Это привязывает их к России значительно надёжнее патриотизма (хотя значительная их часть является патриотами).

Представители этого нового управленческого слоя испытывают колоссальные неудобства из-за того, что вынуждены работать в системе, несовершенство и вредоносность которой они, как правило, достаточно хорошо ощущают (а то и понимают). Будучи по своей природе системными людьми, склонными к порядку и действиям по устоявшимся правилам, они категорически не приемлют искусственного слома системы (пусть даже в своих собственных корыстных интересах), так как боятся неизбежного в этом случае хаоса.

Однако после естественного падения, саморазрушения сложившейся системы они немедленно займутся созданием новой, соответствующей их представлениям о справедливости и эффективности, и станут, таким образом, ключевым фактором оздоровления России.