Выдающийся писатель пушкинской эпохи князь Владимир Федорович Одоевский происходил от Рюриковичей, правивших древней Москвой; здесь он родился, рос, учился в Московском университетском Благородном пансионе. По древности рода князей называли русскими Монморанси, имя Одоевских часто встречается в наших летописях и истории Карамзина, это была старая московская знать.
С датой рождения у писателя не все ясно: многие годы ею называли 30 июля (по ст. ст.) 1803 года, потом в справочниках появился 1804 год.
Во всяком случае, крестили маленького Владимира летом 1804 года в уцелевшей и поныне церкви преподобного Сергия Радонежского в Крапивниках на Трубе. А вся жизнь писателя связана с родной Москвой и с подмосковным имением Калистово, что по Троицкой дороге.
Усадьба Одоевских располагалась рядом с церковью Сергия в Крапивниках и занимала почти весь квартал. Князь Владимир родился либо в этой усадьбе, принадлежавшей его деду, либо в доме отца, находившемся где-то близ Трубной площади. Жил мальчик и в доме бабушки Авдотьи Петровны Филипповой, на Пречистенке. Его взял к себе дед, князь Сергей Иванович, но в 1811 году он умер, и Владимир снова попал в дом родни с материнской стороны на ту же Пречистенку. Летом же мальчик гостил на пресненской даче богатой родственницы, графини С. О. Апраксиной.
Дальнейшая жизнь Одоевского связана с двумя домами близ Тверской улицы. Один из них принадлежал дядюшке, князю Петру Ивановичу Одоевскому, одному из «тузов» допожарной Москвы, известному филантропу, строителю приютов. Деревянные княжеские палаты стояли в Старогазетном (Камергерском) переулке (дом № 3) и сгорели во время наполеоновского нашествия. Потом старый князь построил на прежнем фундаменте красивое каменное здание с изящным греческим портиком, белыми колоннами, галереями, флигелями и коваными решетками. С юным племянником Петр Иванович не ладил, и на время строительства в 1816 году Владимира отдали на полный кошт в Университетский Благородный пансион, желтое каменное здание с двумя круглыми башнями, подаренное Екатериной II университету. Это тоже был Старогазетный переулок, но по другую сторону Тверской (на его месте сейчас Центральный телеграф).
Окончив пансион в 1822 году, Владимир вернулся в дом князя Петра Ивановича, его знаменитая комнатка над воротами дома, ныне всем известного в перестройке Ф. О. Шехтеля как старое здание МХАТа, описана мемуаристами как «келья русского Фауста». К этому времени дядя скончался, и дом перешел к его племяннице В. И. Ланской, с которой у юного романтика было полное взаимопонимание. Здесь у него по субботам тайно собиралось знаменитое Общество любомудрия с Д. В. Веневитиновым во главе, читались рукописи, произносились пылкие речи, кипели споры… Одоевский бывает и в Московском архиве Коллегии иностранных дел близ Покровки, где служили его друзья — «архивны юноши», в доме С. Н. Бегичева на Мясницкой, где жил его новый знакомец Грибоедов, в кружке поэта С. Е. Раича в доме Н. Н. Муравьева на Большой Дмитровке, у Веневитиновых в Кривоколенном переулке. И, конечно же, литератор Одоевский был завсегдатаем самого блестящего культурного центра Москвы — салона Зинаиды Волконской, что на Тверской (этот перестроенный дом известен по Елисеевскому гастроному).
После мятежа декабристов, в котором участвовал и кузен Одоевского, Александр, и последовавших за этим арестов многих друзей и родственников, Владимир на всякий случай приготовил медвежью шубу и теплые сапоги. Но обошлось. Князь Одоевский поступил на государственную службу, собрался жениться на Ольге Ланской и переехал в июле 1826 года в Петербург. Его московская биография прервалась почти на четыре десятилетия, хотя он наезжал в Москву часто и посещал Веневитиновых, Свербеевых на Тверском бульваре, Елагиных-Киреевских у Красных ворот, Хомякова на Собачьей площадке, Чаадаева на Басманной, Каролину Павлову на Рождественском бульваре. По следам этих приездов написаны замечательные очерки о Москве, ныне собранные в его книге «Записки для моего праправнука» (М., 2004).
Возвращение действительного статского советника В. Ф. Одоевского в родной город было по традиции связано с почетной его отставкой в 1862 году. Князь был назначен сенатором в Московское присутствие правительствующего Сената и членом Ученого комитета при Министерстве государственных имуществ и по совету друга своего Соболевского, там уже жившего, поселился в доме (теперь № 17) князей Волконских на Смоленском бульваре, заняв 10 комнат второго этажа и разместив здесь свою уникальную библиотеку и коллекцию музыкальных инструментов и нот. Этот его литературно-музыкальный салон был заслуженно знаменит.
Однако Одоевский не все последние годы провел на Смоленском бульваре. Найденные архивные документы показывают, что в 1867 году он нашел новое, более удобное пристанище, где его посещали Лев Толстой и другие знакомые.
В книге воспоминаний барона Б. А. Фитингофа-Шеля «В мире звуков» об этом сказано: «Последние годы своей жизни князь Одоевский провел в Москве, в бывшем Екатерининском дворце на Остоженке, где он жил в большом уединеньи. Княгиня, его супруга, никогда не разделяла его стремлений в мире наук и искусств и его библиофильских вкусов. Людей Одоевский все более сторонился и жил один в своем огромном кабинете с хорами, на которых была размещена библиотека, в обществе окружавших его томов, которые он называл своими единственными и лучшими друзьями».
Систематические занятия литературой и музыкой Одоевский продолжал до конца дней своих, и посещавший князя американский консул Юджин Скайлер писал: «В большой библиотеке его, с редкими сочинениями, едва ли был один том без его отметки карандашом». Так продолжалось до смерти князя 27 февраля 1869 года.
Потом на месте снесенного дворца были построены здания «Катковского лицея» (ныне Дипломатическая академия МИД). Дом Одоевского был вычеркнут из истории Москвы, о нем забыли и москвоведы, и специалисты по бывавшему здесь в гостях Льву Толстому. А сам «русский Фауст» покоится в Донском монастыре, его книги, ноты и музыкальные инструменты завещаны им его любимому детищу — Румянцевскому музею (Одоевский был его директором) и Московской консерватории, в создании которой Владимир Федорович принимал участие (мы видим его стоящим среди музыкантов и композиторов «Могучей кучки» на знаменитой картине в фойе Большого зала консерватории), богатые фонды Одоевского есть в других московских библиотеках архивах и Музее музыкальной культуры имени его друга М. И. Глинки.
«Русский Фауст» и сегодня принадлежит Москве.