Трэвен не стал снимать плащ, под которым прятал пистолет в наплечной кобуре. Робин Бенедикт нетерпеливо ждал его в фойе ресторана. Он выглядел как-то странно среди вытянувшихся от пола до потолка растений, похожих на те, что растут в джунглях. Трэвен и репортер выделялись среди остальных посетителей, которые были в костюмах и рубашках, как принято одеваться для обеда в дорогом ресторане. Бенедикт захлопнул блокнот, который держал в руке, и подошел к Трэвену. Прелестная молодая женщина – хостесса – уже направлялась к ним.

– Будете обедать? – спросила она. На ней была искусственная тигровая шкура со свисающим сзади хвостом, едва прикрывающая груди и ягодицы.

– Нет, – сказал Бенедикт. – Зашли выпить коктейль.

– Совершенно верно, – кивнул Трэвен. – Пожалуйста, столик на двоих.

Хостесса повернулась, взяла два меню и повела гостей в глубь темного ресторана. Раскачивающийся хвост подчеркивал амплитуду бедер, двигающихся из стороны в сторону. Она остановилась и положила меню на столик у стены:

– Что будете пить?

– Кофе, – ответил Трэвен, снимая плащ и прикрывая СИГ/Зауэр от любопытных взглядов.

– Двойной бурбон со льдом, – заказал Бенедикт и сел напротив, бросив на Трэвена внимательный взгляд. – Сегодня у меня выходной.

Хостесса кивнула и отошла.

Бенедикт переплел пальцы, уперся локтями в стол и положил подбородок на руки.

– Итак, что у тебя интересного?

– Ты всегда так торопишься? – спросил Трэвен.

– Когда речь идет о новостях – всегда. За то время, которое требуется, чтобы вытянуть из тебя что-то любопытное, новость успевает устареть.

– На этот раз ты получаешь сигнальный экземпляр.

Спокойствие исчезло с лица Бенедикта, и в глазах репортера загорелся хищный огонек.

– Тебе удалось раскрыть убийство? Неужели сумел узнать, как этот парень ухитрился обойти систему безопасности, управляемую искусственным интеллектом?

– Нет.

Бенедикт откинулся на спинку кресла с нескрываемым разочарованием.

– Перестань, сейчас не время водить меня за нос. Ты отдаешь себе отчет в том, насколько сенсационна эта история?

– О ней говорят на всех каналах, которые я включал, – кивнул Трэвен. – Впрочем, я не любитель телевидения.

– Ты абсолютно прав – об этом убийстве говорят по каждому телевизионному каналу. Оно вполне заслуженно привлекло внимание средств массовой информации. Ты знаешь, сколько телезрителей в Америке перестали чувствовать себя в безопасности в своих домах после убийства этой женщины?

Трэвен сдержал охвативший его гнев.

– Нами Шикары.

– Что? – озадаченно переспросил Бенедикт.

– Так зовут убитую женщину. У нее есть имя. И родители.

Бенедикт достал из кармана микрорекордер.

– Она местная? Можно написать великолепную душещипательную статью.

– Нет.

– Я так и думал. Иначе кто-нибудь обязательно докопался бы до этого.

Официантка принесла чашку кофе Трэвену и коньяк для Бенедикта.

Детектив отпил глоток и обнаружил, что кофе слишком горячий. Он отодвинул чашку в сторону.

– Так где же сигнальный экземпляр, который ты мне обещал? – спросил репортер.

– Терпение.

– Это не относится к числу добродетелей в деле получения новостей. Кому-нибудь еще удалось разнюхать про твой эксклюзивный материал?

– Нет.

– Даже твоим начальникам? Трэвен отрицательно покачал головой. Бенедикт наклонился вперед и прошептал:

– Ты скрываешь добытую информацию от собственного департамента?

– Не совсем так. Просто я копнул несколько глубже, чем от меня требовалось. Меня предупредили, чтобы я не залезал слишком глубоко.

– Значит, тебе известно имя убийцы?

– Нет.

– Тогда скажи мне, чем мы здесь занимаемся, черт побери?! – раздраженно воскликнул репортер.

Трэвен усмехнулся, глядя на журналистское рвение Бенедикта, испытывая облегчение, освободившись от сомнений и приняв окончательное решение. В некотором смысле оно казалось предательством по отношению к его собственному департаменту, ведь он знал, как средства массовой информации подадут все, рассказанное им. Более того, он и рассчитывал на нескрываемую вражду между прессой и государственной бюрократией, надеясь с ее помощью достичь желаемых результатов. Проблема заключалась в том, что он не видел иного пути достижения своей цели – успешного проведения расследования. А это было для него самым важным, потому что, если он не сможет успешно завершить начатую работу, пострадают невинные люди от рук тех, кого он преследовал.

У стола остановилась официантка.

– У меня нет времени на обед, – запротестовал Бенедикт.

Трэвен заказал два бифштекса, печеный картофель и салат. Когда официантка ушла, он предложил:

– Если ты придешь к выводу, что рассказанное мной не представляет интереса, расплачиваюсь за обед я. А если представляет – ты.

– Согласен, – кивнул репортер. – В таком случае я отнесу плату за обед на счет своего агентства новостей. Рассказывай.

– Что тебе известно о расследовании? – Трэвен отпил кофе и обнаружил, что он уже остыл.

Бенедикт принялся загибать пальцы.

– Я знаю, что женщину убил человек, воспользовавшийся неизвестной технологией, позволяющей закоротить компьютер, основанный на использовании искусственного интеллекта и считающийся застрахованным от этого. Я знаю, что корпорации, занимающиеся разработкой, производством и сбытом пакетов безопасности, основанных на искусственном интеллекте AI, сваливают вину друг на друга. Я знаю, что многие придерживаются той точки зрения, что в распоряжении правительства имеются секретные пароли, позволяющие государственным служащим беспрепятственно входить в частные дома и выходить из них без ведома владельцев. Я знаю, что убитая женщина была гейшей и работала у Таиры Йоримасы, большой шишки в корпорации Нагамучи.

– Он – вице-президент и возглавляет службу безопасности.

Бенедикт пожал плечами:

– Значит, убийство имеет какое-то отношение к службе безопасности. Чем это нам поможет?

– Меня строго предупредили, чтобы я не впутывал в расследование корпорацию Нагамучи.

– А кто захочет вмешиваться в дела Нагамучи? – усмехнулся Бенедикт.

– Мне мешают заниматься расследованием.

– Ну и что? Ты боишься?

Раздражение вспыхнуло внутри Трэвена, потому что он задавал себе тот же самый вопрос. Многие придут к такому же, на первый взгляд убедительному, заключению.

– Нет, дело не в этом. Мне мешают добраться до подлинных причин преступления и найти человека, убившего Нами Шикару.

– Ты считаешь, что им может отказаться Йоримаса?

– Я не знаю, но хочу, чтобы мне предоставили возможность выяснить это.

Бенедикт забарабанил пальцами по столу.

– Думаю, на основании твоего рассказа можно написать трогательный очерк. Придется, правда, сделать его более убедительным. Герой-полицейский мстит за смерть убитой девушки, что-то вроде этого. Интересно, но больше напоминает мелодраму. Однако даже в лучшем случае такая история, вызвав мимолетный интерес, тихо умрет, не оставив после себя никаких последствий.

Официантка принесла заказанные блюда, умелыми движениями расставила их на столе и удалилась.

Трэвен взял нож и вилку и принялся за бифштекс.

– Где твой партнер? – спросил Бенедикт. – Слышал, что ты работаешь теперь вместе с Ллойдом Хайэмом.

– Он занимается зданием, в котором убили Шикару. Делать там нечего, просто готовит документацию.

– Ты полагаешь, он ничего не обнаружит?

– Кто-нибудь из репортеров сумел там что-нибудь отыскать?

– Нет.

– А ведь у вас больше возможностей, да и людей тоже. Для нашего отдела это еще одно грязное нераскрытое убийство, которое отправят в архив вместе с остальными.

– Однако использование неизвестной технологии…

– …никак не связано с убийством. Для средств массовой информации смерть Нами Шикары была всего лишь очередной сенсацией.

– Мы должны сообщать читателям все новости, – начал оправдываться Бенедикт.

– Убийство молодой женщины превратили в цирк. Репортер на мгновение замолчал.

– Тебе не слишком нравится пресса, не так ли?

– Не нравится.

– Тогда почему ты решил встретиться со мной? Трэвен улыбнулся:

– Потому что тебе я доверяю. Потому что мне больше не к кому обратиться. И еще потому, что, несмотря на все недостатки, средства массовой информации могут иногда сделать невозможное возможным.

Бенедикт небрежно взмахнул вилкой с нанизанным на нее салатом-латуком.

– Перед вами, уважаемые читатели, некая тайна, дополненная определенными философскими высказываниями.

– Что бы ты сказал, если бы тебе стало известно, – спросил Трэвен, – что в прошлом Йоримаса прибегал к насилию по отношению к гейшам и никто не пожелал сообщить об этом?

– Вот как? – Бенедикт положил вилку и включил диктофон.

Трэвен протянул руку и выключил его.

– То, что я говорю тебе, не для печати. В противном случае ты не услышишь от меня ни единого слова.

– Проклятье! Значит, тебе все-таки стало что-то известно, правда? Мне начало казаться, что ты водишь меня за нос.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Я бы сказал, что кто-то пытается спустить дело на тормозах.

– Предлагаю тебе такие условия: я передаю тебе эту информацию, но ты не вправе разглашать, где ее получил. – Трэвен достал из внутреннего кармана плаща листы бумаги, переданные ему Зензо утром. Листы были сложены пополам и стянуты резинкой.

– Можешь не сомневаться, я знаю, как защищать свои источники, – заверил Бенедикт, беря бумаги. Он положил их на колени и начал читать, напоминая Трэвену маленького мальчика, разглядывающего под столом что-то запрещенное.

Подошла официантка, улыбнулась и оставила на столе счет.

– Черт побери! – воскликнул Бенедикт. – Сенсационные материалы, по-настоящему сенсационные. Крупная корпорация пытается скрыть преступление и мешает осуществлению правосудия. Вот такая информация и сделала Куириту легендой в мире новостей. Ты вполне мог обратиться к ней с этими материалами. – Он сжал бумаги, словно опасаясь, что Трэвен их отберет.

– Я не знаю Куириту, – произнес Трэвен, поглощая картофель, – зато знаю тебя.

– Откровенно говоря, – сказал Бенедикт, – работать со мной безопаснее, чем с Куиритой. Стоит ей почувствовать запах сенсации, и тогда ее не остановить. Ее не волнует, что кто-то может пострадать. Она предаст тебя не задумываясь, если придет к выводу, что таким образом привлечет больше внимания к своему материалу.

Трэвен не считал, что это правда. Куирита была нештатной журналисткой и бралась только за те темы, которые казались ей интересными. Она зарабатывала так много, что могла позволить себе вести роскошную жизнь. Куирита была хозяйкой своего слова и всегда стремилась говорить правду. Однако он промолчал. Работа в средствах массовой информации была не менее напряженной, чем служба в полиции, и первыми приносились в жертву доверие и невиновность.

– Чего ты хочешь добиться, передавая мне этот материал? – спросил Бенедикт.

– Я просто хочу, чтобы мне не мешали вести расследование. В конце концов, я все еще коп, преследующий убийцу.

– Преодолевая неслыханные трудности, – усмехнулся Бенедикт. – История по-прежнему душещипательная, но мы напечатаем ее на первой странице. Она звучит весьма многообещающе.

Трэвен улыбнулся, взял со стола счет и сунул его в карман рубашки репортера.

– Я тоже так считаю.

Телефон сотовой связи зазвонил в «Чероки» Трэвена, когда тот выезжал с автомобильной стоянки ресторана. Детектив схватил трубку, полагая, что его ищет Хайэм.

– Трэвен слушает.

– Подождите, – ответил грубый мужской голос.

И тут же послышался другой голос, принадлежащий Донни Куортерсу.

– Нам нужно встретиться, чтобы обсудить кое-какие проблемы, – сразу приступил к делу Куортерс. – Место можешь выбрать сам.

Трэвен свернул в правый ряд, пропуская автомобиль, ехавший сзади.

– Зачем?

– Думаю, это в обоюдных интересах. Нет смысла мешать друг другу, если мы сумеем установить дружеские отношения.

– Я не стремлюсь устанавливать с тобой какие-либо отношения, – ответил Трэвен, – дружеские или любые другие.

Куортерс глубоко вздохнул. Наступило молчание, затем он сказал:

– Что ты потеряешь в случае нашей встречи? Трэвен подумал, что ответ на этот вопрос очевиден.

– Послушай, ведь ты сам выберешь место и время. Я приеду. Гарантирую полную безопасность.

– Это что-то новое.

Снова молчание. Трэвен задумался. Тот Донни Куортерс, которого он знал раньше, взорвался бы, услышав насмешку. Любопытство продолжало расти.

– Я все еще предлагаю встретиться, – послышался терпеливый голос Куортерса. Это озадачило Трэвена еще больше.

– Хорошо, в «Табаско». Восемь часов. Связь прервалась.

Трэвен положил трубку и выехал на улицу, думая о том, что он, наверное, пожалеет о принятом решении.