УШИ ДЖАГА заполнил рев бурлящего потока, и он ощутил, что стоит по горло в воде. Повернув голову, он увидел, что Рейшо и Кобнер поддерживают под руки Крафа – сил самостоятельно стоять на ногах у волшебника не было. От фонарей в руках молодого матроса и гнома по залу плясали странные искаженные тени.

– Джаг! – крикнул Рейшо. – Заклятие Крафа больше не действует! Надо как можно скорее выбираться отсюда!

– А где Джессалин? – спросил двеллер, только сейчас заметивший отсутствие эльфийки.

– Пытается найти выход, – ответил Кобнер; гному тоже приходилось кричать – заливавшая зал ревущая вода заглушала даже его мощный голос.

Тут со стороны наклонного туннеля, буквально по пятам преследуемая напирающей водой, появилась Джессалин. На их глазах поток настиг ее, и эльфийка, ударившись о стену зала, скрылась под водой.

Джаг набрал в легкие побольше воздуха и нырнул, пытаясь добраться до углубления в полу, где покоились синие камни. Преодолевая натиск воды, он уцепился одной рукой за край углубления, а другой попытался дотянуться до заветной цели. Это было не так-то просто. Воздуха уже не хватало, но двеллер заставлял себя не думать об этом, понимая, что на повторную попытку у него не хватит ни сил, ни времени. Буквально чудом ему удалось все же дотянуться до камней, и он почувствовал пальцами знакомый холодок, а затем, вдруг поняв, что сжимает их в руке, быстро засунул камни в потайной карман и вынырнул из воды.

Оказалось, что здесь, в центре зала, было куда менее глубоко, чем там, где стояли его спутники. По всей видимости, под действием хлынувшего потока воды здание накренилось еще сильнее. Но медлить было нельзя, и Джаг двинулся в ту сторону, где под водой скрылась Джессалин.

Над его головой, отчаянно вереща, кружила маленькая драконетка. Потом, набравшись, видимо, смелости, она прижала крылья к телу и нырнула в воду. Через несколько секунд драконетка снова появилась на поверхности, таща за собой за волосы полубесчувственную эльфийку.

Джессалин с трудом поднялась на ноги. Из ссадин на ее правом виске и подбородке струилась кровь. Двеллер видел, что она еще с трудом воспринимает происходящее.

Внезапно стены здания сильно затряслись и под полом что-то заскрежетало.

– Пора убираться отсюда, – крикнул Кобнер.

– По ступеням туннеля нам не пройти, – выдохнула слегка пришедшая в себя эльфийка. – Краф еще удерживает большую часть воды, но в любой момент его сил может не хватить. Если это случится, когда мы будем в туннеле, живыми, нам не выбраться.

– Но туннель – единственный путь наружу, – возразил Рейшо. – Нам так или иначе придется выходить через него.

Джессалин покачала головой.

– Я же говорю, что этот путь для нас закрыт.

– А нам еще Крафа на себе тащить, – буркнул гном.

– Я вполне могу идти сам, – сварливо заявил волшебник, вырываясь из рук Кобнера и Рейшо.

Шляпа слетела с его головы; мокрая одежда облепила тело старика, отчего он казался еще более хрупким.

– У нас только один шанс. Встаньте все рядом со мной.

Тут рядом с Джагом всплыла из воды остроконечная шляпа Крафа, и он, не раздумывая особо, подхватил ее. Вода уже доставала двеллеру до груди, так что к месту, где стоял Краф, он добрался с большим трудом.

Волшебник обратил на Джага проницательный взгляд и спросил:

– Удалось забрать камни?

– Удалось, – кивнул двеллер.

– Отлично, – отозвался Краф, – а то возвращаться за ними было бы довольно сложно.

Скрежет внизу повторился; на этот раз он звучал значительно громче. Джаг почувствовал, как пол уходит у него из-под ног, и потерял равновесие.

– Спокойно, без паники, – сказал Рейшо. – Я тебя уже держу, книгочей.

Матрос схватил двеллера за воротник куртки и помог ему встать на ноги.

– Спасибо, – с трудом выдохнул Джаг.

– Двигайся за Крафом. Я тебя сзади подстрахую.

– Что вы собираетесь делать? – спросила Джессалин.

– Я хочу проделать в этой стене отверстие.

Волшебник говорил резко и отрывисто, речь давалась ему с трудом. Указательный палец на его правой руке засветился глубоким зеленым светом. Старик быстро начертал на стене овал, который тоже стал искриться зеленоватым свечением.

– Судя по плану, за этой стеной находится море, – заметил Кобнер.

– Я знаю, – сказал Краф раздраженно. – Давление воды снаружи слишком велико, и, если взорвать стену сейчас, встречный поток хлынувшей морской воды не позволит нам выбраться наружу.

– Взорвать? – переспросил Джаг, выплевывая воду, которая доходила ему уже до подбородка. – По-моему, взрыв здесь будет не…

Краф произнес последние слова заклинания; от центра овала к его краям начали волнами расходиться зеленые искорки. Удовлетворенный своей работой, волшебник, схватив Джага за плечо, притянул его к себе. Вода струйками стекала по щекам старика и капала с его длинной бороды.

– Это случится очень быстро, – предупредил он. – Когда зал почти заполнится водой из туннеля, давление оставшегося здесь воздуха увеличится и образовавшийся воздушный пузырь поможет мне вытолкнуть обломки стены наружу.

Кобнер тряхнул головой.

– Ну, здесь мы, так или иначе, оставаться все равно не можем. По мне, так лучше рискнуть ради шанса спасения, чем утонуть, сидя здесь, как крысы.

И он многозначительно взглянул на десятки раздувшихся крысиных трупов, покачивающихся в мутной воде.

Джага слегка замутило; он только сейчас понял, что это были за мягкие комочки, на которые он то и дело натыкался.

– Начинайте, – сказал Рейшо.

Кивнув с мрачной решимостью, Краф поднял свой посох. Он заговорил, и на ладони правой руки волшебника образовался светящийся зеленый шар. Отведя руку назад, старик швырнул этот шар в стену, быстро отвернулся и закрыл глаза.

Двеллер решил взять с него пример и едва успел прикрыть веки, как впереди полыхнуло ярко-зеленое пламя и его сильно тряхнуло; когда Джаг распахнул глаза, он в первый момент ничего не увидел, так как перед ними плясали мириады черных точек. Здание осело, еще больше накренясь. Двеллер невольно задумался, на какой глубине они окажутся, когда покинут этот капкан, и далеко ли будет потом плыть до суши.

На еще не скрытой под водой частью стены были видны огромные трещины, радиально расходящиеся от начертанного Крафом овала.

– Через несколько мгновений путь откроется, – сказал волшебник. – Готовьтесь!

Магический барьер, удерживающий наверху откачанную воду, упал, и бурный поток хлынул из туннеля.

Краф поддерживал Джага; без его помощи двеллеру вряд ли удалось бы сохранить равновесие.

– Не беспокойся, подмастерье, – хрипло прокричал волшебник, стараясь перекрыть голосом шум прибывающей воды, – в этом месте я смерть свою не встречу, да и ты тоже. – Он выплюнул попавшую в рот воду. – Туннель теперь заполнен водой. Воздуху из зала деваться некуда, и он найдет самое слабое место.

Чувствуя сильный шум в ушах, что и являлось следствием увеличения давления, двеллер понял наконец отчаянный поступок Крафа.

Пятый принцип гидравлики Муньяра: воздух способен сжиматься, а вода нет.

Муньяр был одним из гномов Серостального Прилива, что жили на севере перед Переворотом. Его интересовала гидравлика и то, как еще можно использовать сжатый воздух, кроме как в кузнечных мехах. Этот умелец мечтал о том, чтобы построить работающий на силе сжатого воздуха корабль, который мог бы быстро двигаться без парусов и весел, что дало бы серьезное преимущество в морских сражениях. Но лучшее, чего он смог добиться, – смастерить небольшой движитель, толкавший маленькую лодку на двести футов и издававший при этом донельзя противные звуки. А при жизни Муньяр стал известен как изобретатель надувной лодки, пригодной для плавания в стоячих водоемах и в море при небольшой волне.

К сожалению, почти никто так и не узнал, что в дневниках Муньяра были обнаружены одни из первых сохранившихся записей о законах гидравлики. Большинство помнило только изобретенную мастером надувную лодку.

– Пора, – сказал волшебник. Он глянул на Джага. – С тобой что-то случилось, пока ты камни пытался достать? Ты сможешь плыть под водой?

– Смогу, – ответил двеллер, которого тем не менее все же серьезно тревожило расстояние, которое им предстояло преодолеть в морской пучине.

– Теперь выслушайте меня, – сказал Краф, запрокинув голову – держать ее прямо он уже не мог. – Вдохните поглубже и готовьтесь к тому, что находиться под водой, возможно, придется довольно долго. Как только выберетесь через пролом в море, естественная плавучесть подтолкнет вас к поверхности. Ориентируйтесь на это; наверху сейчас ночь, и в воде вы вряд ли что-нибудь разглядите.

– Да хранят нас Древние, – произнес Рейшо.

Голос молодого матроса слегка дрожал.

Гном исхитрился сбросить с себя латы, но потерял при этом фонарь, и теперь оставшееся над водой пространство – не больше фута – освещал только фонарь Рейшо.

– Пошли! – скомандовал волшебник, после того как услышал угрожающее потрескивание, исходящее от стены.

Он сделал глубокий вдох и нырнул, немедленно исчезнув из виду в мутной воде.

Следующим двинулся Кобнер.

Джессалин поймала драконетку и держала ее под мышкой, зажимая клюв и ноздри. Оглянувшись на Джага, она сказала:

– До встречи наверху!

После чего оттолкнулась свободной рукой от потолка и погрузилась в воду.

– Ну вот, остались только мы с тобой, книгочей.

Рейшо поднял фонарь к потолку; вода уже лизала стекло.

– Скоро увидимся.

Джаг потянулся к другу и крепко сжал его руку.

– Кто бы сомневался, – воскликнул молодой матрос.

Двеллер перевернулся в воде и оттолкнулся ногами от потолка. Он еще никогда в жизни не испытывал такого испуга, даже в гоблинских шахтах. Вода сразу же залила ему уши, и Джаг подумал, что ему отсюда не выбраться.

Вслед за ним нырнул и Рейшо, выпустивший из рук фонарь; еще несколько секунд тот горел, заливая мутную воду призрачной золотистой дымкой. Потом, как раз когда двеллер увидел перед собой отверстие в стене, фонарь погас и все вокруг погрузилось в кромешную тьму.

Он мимоходом подумал, наблюдает ли за ними сейчас из своего мира богомол и заботит ли того, выживет ли Джаг. Или он уже знает, чем все это кончится?

Двеллер отогнал эти не слишком насущные сейчас вопросы и сосредоточился на том, чтобы выполнять указания Крафа. Пока вода заполняла комнату, он запихнул в карман остроконечную шляпу волшебника, а отдать ее волшебнику не успел, и она теперь мешала ему двигаться.

В темноте Джаг ударился головой и плечом о край образовавшегося пролома. От боли он едва не вскрикнул и удержался, лишь сообразив, что это неминуемо заставило бы его вдоволь нахлебаться воды.

Как только двеллер проплыл сквозь отверстие, он поднял, как советовал Краф, голову, но ничего не увидел. Подавив охвативший его страх, он заставил себя расслабиться. И тут же почувствовал, как его едва заметно тянет наверх.

Джаг с новыми силами заработал руками и ногами и тут же стукнулся головой обо что-то – разглядеть что-либо в черной воде было совершенно невозможно. Гребя и осторожно нащупывая путь руками, двеллер обогнул здание; когда он добрался до угла, ему уже казалось, что легкие у него вот-вот лопнут. Но когда он поднял голову, то увидел серебристый блеск лунного света на поверхности моря. В такой темноте Джаг не представлял, далеко ли осталось плыть, но это его все-таки обнадежило. Он оттолкнулся и поплыл вверх, на ходу выдыхая понемногу воздух из легких.

Как раз когда двеллер подумал, что больше уже не в силах сдерживать дыхание, рука его вырвалась из воды в воздух. Он осознал это, уже делая первый вдох. Гребя, чтобы удержаться на месте, Джаг огляделся и увидел, что Краф, Кобнер и Джессалин успели выбраться на поверхность.

– А где Рейшо? – спросил двеллер.

– Он еще не всплыл, – ответила Джессалин. Она отпустила драконетку, и та с криком взлетела, радуясь тому, что жива и снова находится в привычной для себя стихии.

Джаг тоже был счастлив, что он выжил и выбрался все-таки из здания, но это ощущение быстро угасло – его сменила тревога, потому что молодого матроса все еще не было видно. Другого выхода не было. Сделав несколько глубоких вдохов, двеллер приготовился нырнуть.

– Подмастерье, – устало сказал волшебник, – сейчас слишком темно. Тебе его нипочем не найти.

– Я должен попытаться.

Как раз в эту секунду всего в нескольких футах от них с шумом и фырканьем на поверхности воды показался Рейшо.

Джаг подплыл к другу и обнял его за широкие плечи.

– Я уж думал, что мы тебя потеряли, – сказал он.

Краф, Кобнер и Джессалин были старыми товарищами Великого магистра. У них были свои причины отправиться в это путешествие; но Рейшо, двеллер знал это точно, присоединился к ним только из-за него. У них обоих не было семьи, и за последние два года они очень сблизились.

Молодой матрос встряхнул головой.

– В воде ты меня не потеряешь, книгочей. Я тебя завсегда в плавании обставлю. Просто свернул, понимаешь, когда проплыл через дыру, не в ту сторону, но быстро разобрался, что к чему.

– Не хотелось бы мешать встрече близких друзей, – вмешался в разговор гном, – но вы не забыли, что мы пока еще не находимся в безопасности?

Они поплыли в сторону разрушенного моста – примете, отмеченной Великим магистром на карте канала Черепов, и через некоторое время достигли суши неподалеку от этого места. Лодка их была все еще привязана там, где они ее оставили.

Дьюсен и некоторые из его подручных, как выяснилось, тоже сумели спастись, более того – в этот момент они беззастенчиво растаскивали имевшиеся в лодке припасы.

Выглядели контрабандисты неважно. У большинства на лице вспухли шишки от паучьих укусов, все они промокли до костей и дрожали от холода.

Кобнер, оставшийся без лат и топора, которые остались покоиться на дне канала, недобро ухмыльнувшись, наклонился и поднял два больших камня, по одному на каждую руку.

Краф, безуспешно попытавшись привести спасенную двеллером шляпу в приличный вид, нахлобучил ее кое-как на голову и шагнул вперед, хотя на ногах он держался все еще слегка неуверенно. Вокруг навершия его посоха вились зеленые огоньки. Джессалин, встав справа от волшебника, выхватила меч. Лунный свет зловеще блеснул на клинке. Слева от гнома Рейшо уже вынимал саблю из закрепленных за спиной ножен.

– Вы, кажется, не заметили: это наша лодка, – холодно заявил Краф.

Предводитель контрабандистов, потерявший, как видно, из-за пережитого последние остатки разума, оскалив зубы в наглой усмешке, повернулся к волшебнику.

– Встреча с вами обошлась мне слишком дорого как в людях, так и в товарах. Так что за вами должок. Жизнь я вам, так и быть, оставлю – ступайте себе подобру-поздорову.

– Помнится мне, – прорычал Кобнер, – давеча мы вас славно расколошматили. – Он ударил камнями, которые держал в руках, друг о друга так, что от них полетели искры. – Лично я с удовольствием продолжу – терпеть не могу бросать дело незаконченным.

Джаг сглотнул, подумав, что теперь, избежав верной смерти в затопленном здании и чудом выбравшись на поверхность моря, они снова вынуждены вступать в опасную схватку с контрабандистами.

– Клянусь Древними, – произнес старый волшебник, и его голос далеко разнесся над водой, – наглость ваша перешла все допустимые пределы. Терпеть не могу дураков.

Он взмахнул рукой, и в Дьюсена ударила небольшая, но не ставшая от этого менее опасной зеленая молния.

Главарь контрабандистов замер, словно натолкнувшись на невидимую стену, и начал стремительно уменьшаться в размерах. Его подручные в ужасе попятились прочь, ритуальными жестами пытаясь защитить себя от напасти. Визжащий от страха Дьюсен все уменьшался, пока наконец не рухнул на четвереньки, вывалившись из собственной одежды. Волосы на его голове облезли, а кожа на ней стала пятнисто-серой и покрылась бородавками. Из упавшего на камни набережной вороха одежды из крысиных шкур послышались какие-то странные звуки.

Через несколько секунд оттуда выскочила довольно крупная жаба, которая посмотрела на них здоровым глазом – земноводное, как и Дьюсен в человеческом обличье, имело всего один здоровый глаз, причем, что выглядело крайне неуместно, тот был прикрыт черной повязкой, – и хрипло заквакала.

– Теперь, – удовлетворенно заметил Краф, – в канале стало одной жабой больше, но тут места хватит еще на многих. – Он перевел взгляд на совершенно ошеломленных контрабандистов, стоявших с разинутыми ртами. – Ну, есть еще желающие перейти на питание мухами?

Побросав награбленное, те ринулись прочь, оглашая ночной воздух жалобными воплями и мольбами о пощаде. Обращенный в земноводное Дьюсен неуклюже запрыгал за своими подручными, бросив на прощание злобный взгляд в сторону волшебника.

Кобнер отшвырнул камни в сторону, упер руки в бока и с наслаждением выгнул спину так, что затрещали позвонки.

– Ох, не люблю я пропускать хорошую драку! А уж этих-то негодяев я поколотил бы с превеликим удовольствием. Но если подумать, так нам еще до дома Шарца грести – мускулы поразмять будет можно.

Они быстро погрузили припасы обратно в лодку, Рейшо и гном заняли места на веслах. Краф разместился напротив. Хоть волшебник ни о чем его не спрашивал, Джаг знал, что тот страстно желает посмотреть на сокровище, ради которого они все рисковали своей жизнью. Но двеллера снова начали терзать подозрения. Книга Времени таила в себе невообразимое могущество, сопротивляться которому мог мало кто из тех, кого интересовали подобные вещи.

– Ну же, книгочей, – нарушил затянувшееся молчание сидящий на веслах Рейшо, – долго будешь держать нас в неведении или как?

Джаг удивленно взглянул на приятеля.

Молодой матрос ухмыльнулся, сверкнув в темноте белыми зубами.

– Добычу давай показывай, не тяни.

Двеллер неохотно полез в карман; что ж, решил он в конце концов, показать вытащенные с таким трудом из тайника синие камни всем сразу, а не одному Крафу было, если вдуматься, более безопасно. Он положил камни на ладонь.

– Они поистине прекрасны, – воскликнула Джессалин.

– Небось, целое состояние стоят, – заметил Рейшо. – Ну, я не хочу сказать, конечно, что мы их продавать собрались, – продолжил он несколько смущенно в ответ на удивленные взгляды спутников.

– А откуда ты знаешь, что эти штуковины и есть часть Книги Времени? – спросил Кобнер. – Может, камушки, что мы нашли, просто часть оставленного там кем-то клада?

– Великий магистр стремился добраться до этих камней, – покачала головой Джессалин, – и ему это удалось. Вот только взять их с собой он не смог. И, судя по всему, не только он. Но я уверена, что никто из остальных не догадывался, что именно представляют собой эти камни.

– Если б это было сокровище, никто б его не бросил, – рассудил молодой матрос.

– Ну, Вику и раньше приходилось бросать сокровища, – возразил Кобнер. – Не сосчитать, сколько раз мы уходили из мест, где под ногами валялись груды сокровищ, знай себе подбирай. А сколько мы драгоценностей в логове Шенгарка оставили в горах Разбитой Наковальни, прямо не сосчитать. Такое количество даже самому развеселому гному пришлось бы десять жизней тратить, как бы он ни старался побыстрее их разбазарить.

Он замолчал, воспоминания явно навеяли на Кобнера немалую грусть.

– Я тогда подумал, что мне досталась королевская добыча, но потратил все слишком быстро. А дракон был мертв! Мертвого дракона грабить проще простого!

Рейшо старательнее налег на весла.

– Так это же не просто камни, сколько бы они там ни стоили. Я ведь пытался их достать из того тайника, только так и не сумел ухватить.

Гном потянулся к одному из камней на ладони у Джага.

– Похоже, теперь их можно потрогать.

Однако когда Кобнер попытался взять один из камней, его пальцы прошли сквозь него, будто он был сделан из дыма. Гном нахмурился и попробовал еще раз, но результат оказался прежним.

Не веря своим глазам, двеллер накрыл камни рукой и обнаружил, что по-прежнему чувствовал пальцами и ладонью их гладкую, как стекло, поверхность.

– Можно мне попробовать?

Джессалин наклонилась к нему и попробовала взять камень, но у нее получилось не лучше, чем у Кобнера.

– А если их возьму я? – спросил Краф. – В зале ведь могло действовать какое-то заклятие. Возможно, перед нами всего лишь зрительный мираж.

Старик потянулся к камням, но не успел он их коснуться, как в воздух взвился сноп искр. Краф, не обращая на это внимания, повторил попытку, и на этот раз сильная вспышка энергии повалила его со скамьи.

Джаг, немало напуганный произошедшим, подумал было, что старик мертв. Однако немного спустя заметил, что тощая грудь Крафа вздымается – он дышит! Джессалин осмотрела волшебника и сообщила, что с ним все в порядке, ран никаких, его просто оглушило.

Через некоторое время Краф осторожно сел и подозрительно взглянул на двеллера.

– Это ты натворил?

Джаг покачал головой.

– Нет, я не знал, что так получится. – Он перебрал в голове все, что узнал от богомола. – Богомол сказал, что магия несовместима с Книгой Времени. Не исключено, что это и вызвало столь бурную реакцию.

– Богомол? – повторил волшебник озадаченно.

– Существо, похожее на него, которое я встретил, когда ухватился за камни, – объяснил двеллер.

Он облизал губы, гадая, происходило ли все это на самом деле или являлось иллюзией, и поведал спутникам о том, что с ним произошло, стараясь не упустить ни одной детали. Ведя рассказ, Джаг быстрыми движениями уголька заносил в свой дневник основные моменты повествования.

– Джаг?

Толком еще не проснувшийся двеллер понадеялся, что этот голос ему только чудится. Все тело у него болело после стычки с контрабандистами на канале Черепов. Ему не хотелось вставать и браться за невероятно сложную задачу – обдумать как следует все происшедшее и запечатлеть эти события и свои выводы на страницах дневника.

Вчера, когда Краф занялся пополнением частично попорченных контрабандистами припасов, а Кобнер и Джессалин отправились к причалу, дабы выяснить, может ли кто-нибудь из капитанов торговых кораблей помочь им добраться до материка, Джаг смог наконец уделить внимание дневнику. Слишком много всего случилось, много столь важного, что упустить хоть какую-то мелочь было бы непростительно. Но самым значительным двеллеру представлялся его разговор с богомолом. Он скопировал все, что сообщило ему это удивительное существо, в еще одну тетрадь, которую для страховки собирался отдать Джессалин, на случай, если с ним самим что-то стрясется.

В этой тетради он описал все, что произошло с ним с тех пор, как они с Крафом отплыли на «Одноглазой Пегги» из Рассветных Пустошей после атаки на город. Он колебался, стоит ли делать еще чьим-либо достоянием небезупречную биографию волшебника, но все же склонялся к решению записать в дневник и это. После рассказа богомола Джаг понял, что Краф был слишком тесно связан с Книгой Времени, чтобы утаить историю его жизни. Если по каким-либо причинам основной дневник будет утерян, эти сведения не должны были пропасть втуне.

Перед тем как уснуть в ту ночь, когда они вернулись с Канала Черепов, двеллер набросал краткий обзор событий, которые намеревался отразить потом в дневнике. Великий магистр всегда учил его составлять план того, что он собирался написать. И вот все было хорошенько обдумано, задачи поставлены, но у Джага просто не хватало времени и сил их выполнить.

Сейчас он поднял голову от незаконченной работы: Двеллер заснул, сидя за рабочим столом.

– Так ты проснулся? – сказал Рейшо. – Тогда я тебе поесть приготовлю.

Тем временем Джаг, как он делал несколько раз на дню и уж непременно после утреннего пробуждения, снял висевший на его шее кожаный мешочек и, открыв его, вынул камни, составлявшие часть Книги Времени, чтобы в очередной раз как можно внимательнее к ним приглядеться.

При свете дня два синих камня блестели еще ярче. Двеллер впервые осмотрел их, как только они вернулись в дом Шарца, и обнаружил, что на каждом из них имелись неглубокие прорези, чем-то напоминающие канавки со скошенными под разными углами краями. Предположив, что они необходимы для соединения камней друг с другом, Джаг неоднократно пытался проделать эту операцию, но его усилия так и не увенчались успехом.

Канавки эти представляли собой еще одну загадку, бросавшую вызов его сообразительности. Несомненно, к чему-то они должны были подходить или что-то должно было подходить к ним.

Двеллер опустил камни обратно в мешочек, укоряя самого себя за излишнюю подозрительность. Ну кто был в состоянии их украсть, если их и в руки-то взять, кроме него, никто не мог? Джагу до сих пор не была известна причина этого удивительного феномена.

Один раз, когда он оставил камни в мешочке на рабочем столе, Рейшо, рассматривавший рисунки в дневнике Джага, чтобы освежить память и, как просил двеллер, добавить подробностей для его записей, попытался отодвинуть мешочек в сторону. Даже этого он сделать не сумел. Дальнейшие опыты показали, что, когда в мешочке камней не было, брать его в руки мог кто угодно, а вот с камнями внутри это удавалось только Джагу.

– Джаг! Ну же, книгочей, давай поднимайся.

– Я уже проснулся, – отозвался двеллер.

– Знаю, но ты еще не встал. Ты сам мне велел убедиться, встал ты или нет. – Голос у молодого матроса был виноватый. – Я и так уже дал тебе поспать больше, чем ты меня просил.

Поспать больше? У него было слишком много дел, чтобы тратить столько времени на сон. Джаг встал из-за стола, проверив, не оставил ли на нем открытой чернильницы. Вчера он пролил чернила на только что законченную работу, и ему пришлось потратить пару часов, чтобы переписать все заново. Повторять свою ошибку во второй раз ему не хотелось.

– Я закрыл твою чернильницу утром, когда заметил, что ты заснул, – сообщил Рейшо.

– Очень любезно, с твоей стороны, – отозвался двеллер.

Он тоже чувствовал себя виноватым – получалось, он не мог даже сам о себе позаботиться, а работы сейчас хватало для всех. Рейшо мог бы помогать Крафу готовить припасы для путешествия в Дымящиеся болота, а вместо этого волшебник попросил матроса приглядеть за Джагом.

– Что предпочитаешь сегодня на завтрак?

– Да мне, в общем-то, есть не особенно и хочется.

Действительно, в последние пару дней аппетит у Джага, что казалось просто невероятным для обожающих покушать двеллеров, совершенно пропал. В Хранилище Всех Известных Знаний, когда попадалась задача, которая целиком его поглощала, с ним происходило то же самое. В такие моменты Великий магистр обычно старался раз или два в день заставлять Джага поесть едва ли не насильно.

– А все же тебе придется что-то съесть, а то Джессалин от меня не отвяжется.

– Тогда бутерброд, все равно с чем.

Двеллер прищурился, глядя в окно. От яркого солнца у него болели глаза. Вдруг он понял, что солнце не с той стороны, где ему положено было находиться утром.

– А который нынче час? – осведомился он.

Рейшо подошел к пузатой печке и снял с нее тяжелую чугунную сковородку.

– Не буду я тебя бутербродами кормить. Джессалин это не понравится, да и я сам считаю, что есть всухомятку никуда не годится. А день уже к вечеру клонится.

– К вечеру! – Немало ошеломленный этим известием, Джаг повернулся к матросу. – Я же тебе сказал, что мне утром надо встать! – рассерженно сказал он.

Рейшо встретил взгляд двеллера и, нахмурившись, скрестил руки на широкой груди.

– Ты мой друг, книгочей, но прислугой я к тебе не нанимался. А если хочешь вставать утром, так не засиживайся до самого утра. Сложно встать с постели, прежде чем в нее уляжешься.

Джаг с раскаянием осознал, что молодой матрос совершенно прав.

– Прости. Я знаю, что не ты в этом виноват. Тебе вообще не следовало во все это впутываться.

Уже более мягким голосом Рейшо произнес:

– А вот на этот счет ты ошибаешься. Ты мой друг, и вся эта удивительная заварушка каким-то образом завязана вокруг тебя. Вот и первая причина мне в нее вмешаться. А вторая в том, что Рассветные Пустоши – мой дом, во всяком случае, когда я не на «Ветрогоне» нахожусь. Это единственный дом, который я помню. А негодяи, что пытаются заполучить Книгу Времени, это ведь они отвечают за то, что на мой родной дом напали, а многих моих друзей убили. Вот я и собираюсь с ними рассчитаться, как только мы с ними встретимся. – Рейшо ухмыльнулся. – А потом, каким еще способом я смогу прославить в веках свое имя?

Двеллер посмотрел на друга, и его охватила тревога. Он знал, что бесшабашный молодой матрос не остановится ни перед какой смертельной опасностью.

– Рейшо, ты ведь знаешь, что большинство героев в легендах не остаются в живых, верно ведь? И большинство из них умерли отнюдь не от старости.

Матрос пожал плечами.

– Ну, я покойником покамест становиться не собираюсь. По-моему, куда лучше сделаться легендой, пока ты жив и можешь от души этим наслаждаться.

– Мне кажется, ты не совсем понимаешь, что нас ожидает.

Смуглое лицо Рейшо внезапно стало серьезным.

– Вовсе нет. Я знаю, что нам предстоит, книгочей. Я, может, и не умею читать да писать, но слушать, когда вы все между собой разговариваете, – это я в состоянии. Так что я и слушаю, когда ты говоришь, или Джессалин, или Кобнер, а особенно когда Краф говорит, потому что он столько знает всяких удивительных вещей, что тут никак не отвлечешься. – Он нахмурился. – Вот если невнимательно его слушать, так очень даже просто жабой можно очутиться, а мне это совсем ни к чему.

Молодой матрос откашлялся и продолжил:

– Я, может, и не так много приключений повидал, как все вы, но прекрасно чую, когда дело плохо и когда опасность впереди. Но опасность-то для меня – дело привычное, сам знаешь, редко когда по ровной да гладкой дорожке к цели дойти удается. Или тебе известно что-то, чего не знаю я?

– Нет.

– Ну вот, чего тут еще говорить?

– Еще раз извини, что недооценил тебя, Рейшо. Просто это ведь я отвечаю за то, чтобы во всем этом разобраться.

– Ты библиотекарь, Джаг. Тебе по штату положено во всем разбираться. Это тебе на роду написано, как вот мне, например, – драться. Ты тревожишься, потому что кое-что тебе еще не ясно. А мне, наоборот, неизвестность куда больше по душе. Без этого жизнь скучной становится.

– Да, меня неизвестность пугает, – согласился двеллер. Ладонь его невольно коснулась висевшего на шее кожаного мешочка. – А поскольку никто к этим камням даже притронуться не может, то я, получается, еще больше несу ответственность за происходящее. И не вправе допустить ошибку.

– Я тебе тогда открою, о чем мало кто догадывается. – Рейшо понизил голос. – Я тоже часто чего-нибудь боюсь.

Джага это в самом деле удивило. За два года их знакомства он не замечал, чтобы молодой матрос чего-нибудь пугался. Если б его кто спросил, как выглядит бесстрашие, он без колебаний указал бы на Рейшо.

– Ты?

– Да, я. Я тебе об этом сейчас говорю, но только все между нами должно остаться, больше я никому в таком ни в жизнь не признаюсь.

– Ты же ничего не боишься! Когда мы пробрались на гоблинскую шхуну в гавани Келлох, ты не боялся.

– А вот и боялся. Больше всего того, что не выполню поручение капитана Аттикуса.

– И на корабле этом во время битвы с гоблинами, когда Эртономус Дрон меня поймал, ты один ему бросил вызов.

– А что мне еще оставалось делать? Я боялся тебя потерять. Мы с тобой деловые партнеры, книгочей. У меня никогда раньше не было делового партнера – я вообще никогда ни с кем ничего важного не делил. – Рейшо покачал головой, будто сам был удивлен собственной искренностью. – Понимаешь, когда у тебя нет семьи, не с кем разделить ответственность за ошибки, которые допускаешь. Каждая ошибка только твоя собственная, и они все на тебя наваливаются и душат. А с тобой я будто впервые в жизни чувствую себя совсем по-другому.

Молодой матрос пожал плечами.

– Ну, по крайней мере теперь я куда меньше боюсь совершить ошибку. – Он помедлил, глядя на друга. – Не знаю, понимаешь ли ты.

– Кажется, понимаю, – сказал Джаг. – Я много слов знаю и много книг прочитал, но я бы так хорошо про все это вряд ли мог бы сказать.

– Я просто хотел тебя подбодрить. Я вижу, как ты корпишь над книжками, и знаю, что ты страшно боишься ошибиться. Но мы все боимся, и я, и Кобнер, и Джессалин. И даже старина Краф, хотя он скорее удавится, чем признается в этом.

Джаг знал, что тут Рейшо прав: старый волшебник ни за что на свете не признался бы в том, что боится. Но он и еще много в чем бы не признался.

– Ты слишком долго, думается мне, боролся со страхами в одиночку, – продолжал молодой матрос. – Потому, небось, и удрал из Рассветных Пустошей. И потому не говорил никогда с Великим магистром о том, что хочешь устроить школы и выпустить книги в мир. Ты ведь разочаровать его боялся, верно? Но ведь Великий магистр… он тебя любит. Может, ты его и разочаруешь в чем, но любить он тебя от того не перестанет, и ни от чего другого тоже не перестанет. Я ж вижу, что он страшно тобой гордится. Вот поэтому, когда он сам и Рассветные Пустоши в беде оказались, Великий магистр выбрал именно тебя для того, чтобы разобраться вместо него с этой задачкой.

– А вдруг он ошибся? – прошептал двеллер. – Вдруг я не смогу найти ее решение? Вдруг я не придумаю, как спасти Великого магистра?

– Единственное, в чем ты можешь его подвести, – сказал Рейшо необычайно серьезно, – это не сделать того, на что способен. Великий магистр только этого от тебя ожидает, и ничего другого. Он в тебя верит, так что тебе тоже следует верить в себя.

Пристыженный и чрезвычайно тронутый словами матроса Джаг сказал:

– Я так рад, Рейшо, что мы с тобой друзья.

– Ну и я тоже не меньше. А теперь, книгочей, пойди да прими ванну, Джессалин мне и за этим проследить велела. – Молодой матрос пожал плечами. – По мне так с ваннами возиться особо незачем, но она к этому серьезно относится. Там внизу горячей воды должно быть достаточно, и свежее полотенце тоже найдется. Сразу же бодрым себя почувствуешь.

Двеллер послушно направился к ведущей на первый этаж лестнице.